По ту сторону... Часть 1. Против Времени (джен)

Как только Сириус оделся и закончил призывать на головы друзей все кары небесные, Мародёры со всей скоростью, на какую только были способны, помчались к кабинету ЗоТИ, дабы не пропустить момента посрамления нового преподавателя. Студенты, мимо которых они пролетали, с удивлением смотрели вслед самой легендарной четвёрке со времён Основателей – как порой гордо вещал Джеймс, вызывая восторженные вопли у собравшихся поклонниц, одобрение у Сириуса и скептические комментарии Ремуса.

Первыми добравшись до пока что пустого кабинета, Мародёры с облегчением перевели дух и рассредоточились по коридору. Сириус, по молчаливому согласию, сразу же занял наблюдательную позицию у двери, Джеймс опустился на корточки с другой стороны, а Питер и Ремус приготовились «подпирать» стенку прямо напротив них: Мародёры явно намеревались не пропускать в класс никого, кроме самого профессора.

Сириус напустил на себя такой спокойный вид, что можно было подумать, будто ему смертельно скучно, если бы не время от времени вспыхивающие в серых глазах нетерпеливые искорки.

Ремус, как более чуткий, чем его друзья-анимаги, раньше всех услышал приближающиеся шаги и повернул голову в ту сторону. И верно, острый слух оборотня не подвёл его: меньше чем через минуту из-за поворота вышел Джейсон Корвин – шестикурсник факультета Слизерин. Не удостоив Мародёров даже одним презрительным взглядом, он, не торопясь, подошёл к двери.

— Там заперто, – лениво проронил Сириус и, сделав едва заметное глазу движение, каким-то образом оказался между Джейсоном и кабинетом ЗоТИ, не давая тому пройти.

— Уйди с дороги, Блэк, – буркнул Джейсон, когда гриффиндорец перегородил ему путь в класс.

— Там заперто, – повторил Сириус, по-прежнему спокойно глядя на слизеринца.

— Вот дай я пройду и проверю, – недоброжелательно сощурившись, отрезал Джейсон. – А не то...

— А не то – ЧТО? – улыбаясь, быстро спросил Сириус, подавшись вперёд. Все, кто хорошо его знали, – а Ремус, Питер и Джеймс знали его лучше всех – мгновенно поняли бы, что означает ЭТА улыбка на лице гриффиндорца. Но Джейсон в их число не входил и потому полученному предупреждению не внял.

Остальные Мародёры пока не вмешивались в разговор, но теперь в их позах явно сквозило охватившее их напряжение: каждый из них в любой момент был готов придти на помощь открыто напрашивающему на драку другу.

— Знаешь что, Блэк, – слизеринец презрительно осмотрел противника с ног до головы и скривился. – О тебе и твоих так называемых дружках у нас многое рассказывают. – Взгляд голубых глаз скользнул по Ремусу, Джеймсу и Питеру и снова вернулся к Сириусу. – Говорят, что вы не способны ни на что большее, кроме как нападать из-за угла на более слабых первокурсников... Да, нападать скопом на одного-единственного противника – это так по-гриффиндорски благородно!

— А с вашим Снейпом иначе и нельзя!

— Хм, если бы я не знал, что это невозможно, я бы решил, что ты только что сделал комплимент, – милостиво улыбнулся Корвин. – К тому же, с чего ты взял, что я говорю о Снейпе?

Мародёры неловко замолчали, чувствуя, что победа осталась за слизеринцем, но когда тот, насладившись выражением лиц четырёх гриффиндорцев, предпринял ещё одну попытку пройти в класс, Сириус снова немедленно оказался у него на пути.

— Знаешь что, Блэк, – угрожающе набычившись, произнёс Джейсон, наконец, поняв, что препятствие в виде Сириуса Блэка само собой с его пути не уберётся. – А ведь я уже давно не на первом курсе – рискнёшь помериться силами? Или ты так боишься за своё смазливое личико, что твоим дружкам приходится подставляться вместо тебя? – высокомерно ухмыляясь, осведомился он, явно намекая на последнюю стычку Мародёров с несколькими семикурсниками-слизеринцами. Как обычно, повода для драки не было, но сражение тем не менее развернулось не шуточное, и если бы не своевременное появление преподавателя, быть бы Мародёрам в Больничном крыле, а так они отделались лишь снятием баллов, да коротким забегом в обитель мадам Помфри: Джеймсу не повезло – Сириус успел вовремя пригнуться и заклинание, предназначенное для него, угодило в Поттера, наградив особо крупными прыщами.

Джеймс вскочил:

— Да как ты смеешь?! – возмущению лохматого гриффиндорца не было предела, но было не совсем понятно, что взбесило его больше: напоминание о собственной разукрашенной физиономии или намёк на трусость лучшего драга. Он уже почти достал из кармана палочку, дабы Корвин на собственном опыте узнал каково это: смотреть в зеркало и видеть там испещрённое фиолетовыми бугорками своё-чужое лицо, однако быстрый взгляд, брошенный на него всё понимающим Сириусом и последовавшие за этим слова охладили его пыл.

— Погоди, Сохатый, кажется, эта слизеринская мразь ещё не всё нам сказала.

Ремус и Питер изумлённо переглянулись и одновременно уставились на обычно вспыльчивого друга, на которого стоило только криво посмотреть, и он тут же без разбора кидался в драку. В последнее время Блэку всё чаще и чаще удавалось их удивлять: за подобное оскорбление любой гриффиндорец – да вообще кто угодно! – без промедлений бы оглушил противника, даже Джеймс – а Поттер, кстати говоря, был немного сдержаннее своего друга – ничего не предпринял лишь из-за слов Сириуса.

— Корвин, а, Корвин? У тебя сейчас случайно не было разговора с моим чокнутым братцем, или с кем-нибудь из его полоумных приятелей? – ядовито улыбаясь и непривычно растягивая слова, спросил Сириус, высокомерно глядя на слизеринца.

Когда понадобится, Сириус мог лгать так, что в это начинал верить даже он сам – недаром же порой ему удавалось запудрить мозги даже всегда бдительной МакГонагалл. Правда, сие чудо случалось крайне редко, но факт налицо: Сириусу почти всегда удавалось вытащить Мародёров из тех передряг, в которые он же их и втягивал.

Но в этот раз ему, может, и удалось обмануть достаточно искушённого в искусстве лжи Корвина, но не Джеймса. Уж кто-кто, а Поттер хорошо знал, как на самом деле его друг относится к своим так называемым родственникам. Сириус всем сердцем ненавидел всю свою, помешанную на Тёмных Искусствах, семейку: особенно Беллатрикс, приходящуюся ему двоюродной сестрой.

Глядя на набычившихся противников, Джеймс усмехнулся, вдруг вспомнив, как на первом курсе Сириус, вернувшись в Хогвартс после зимних каникул, упорно утверждал, что Белла пыталась его отравить – эдакая своеобразная месть за Гриффиндор. Именно так он, широко ухмыляясь, объяснял волнующимся за него друзьям своё неожиданно резкое похудание. Потом, поближе познакомившись с действительно чокнутой Беллатрикс Блэк и побольше узнав о семействе Сириуса, Джеймс не раз задавался вопросом: сколько правды было в тех рассказах Сириуса, которые они с Ремусом, недоверчиво кивая, принимали за очередную невесёлую сказку.

— Знаешь, Блэк, своим поступлением в Гриффиндор ты опозорил не только свою семью, но и весь Слизерин. Даже Андромеда не посмела настолько попрать традиции своей семьи.

— Ага, зато потом вышла замуж за маггла, – ухмыльнулся Сириус, вспоминая, как прошлым летом он, тайком от матери, провёл несколько дней в гостях у Андромеды и ее мужа. Тэд Тонкс, вопреки его опасениям, оказался замечательным человеком, пусть и ничего не смыслящим в магии, но зато безгранично любящим свою молодую жену-ведьму. В тот день, когда малышка Нимфадора появилась на свет, имя Андромеды Блэк было выжжено с фамильного гобелена – согласно древнему поверью это грозило изгонявшемуся из семьи всяческими бедами, но насколько мог судить Сириус из писем кузины, дела у Тонксов шли замечательно – кроха оказалась метаморфом, и радости обоих родителей не было предела.

— Запомни то, что я сейчас скажу, Блэк. Пока Тёмный Лорд только набирает силы, но когда это произойдёт и начнётся война, первыми умрут грязнокровки, вторыми – их друзья, а такие предатели крови, как ты, будут последними. Так что ты ещё успеешь увидеть, как сдохнут твои приятели. Запомни, Блэк, ты предал свою семью, а когда-нибудь... – короткий кивок в сторону Джеймса, Питера и Рема, – ...предашь и этих. Единожды предатель – всегда предатель.

Славящийся своим далеко не кротким нравом, Сириус и так продержался на удивление долго, и теперь он уже не выдержал. Гриффиндорец даже не стал вынимать палочку: вместо этого он, широко размахнувшись, изо всех сил врезал Джейсону. Слизеринец, который был на целую голову выше своего соперника, пошатнулся и упал на пол.

— Ты совсем сдурел, Блэк?! – выпалил тот, схватившись за разбитый нос. На чёрную мантию упали первые капли крови.

Сириус мрачно улыбнулся, нарочито неторопливым жестом доставая из кармана волшебную палочку: то, что его противник безоружным валяется на земле, его явно ничуть не смущало. И тут...

— СИРИУС БЛЭК!

Мародёры, нервно подскочив на своих местах, обернулись. Ремус, почувствовав на себе укоризненные взгляды друзей, виновато пожал плечами: он так беспокоился за Сириуса, что даже не услышал приближения старосты Гриффиндора – Лили Эванс, и её подруг – Карен и Эльвиры.

— Что. Здесь. Происходит? – чеканя каждое слово, строго спросила она, подойдя поближе и подозрительно переводя взгляд зелёных глаз с Сириуса на Джеймса. Юная мисс Эванс прекрасно знала, что если в дело замешан один Мародёр, то и второй не останется в стороне.

— Я задала вам вопрос, чёрт возьми! – командным голосом повторила она, строго глядя на Джеймса и не обращая внимания на ворчание недовольного её появлением слизеринца. А вот Сириус, всё ещё кипящий от злости, не сумел проигнорировать слова Корвина о вездесущей грязнокровке, в отличие от Джеймса, который под сверлящим взглядом Лили покаянно опустил мгновенно выхваченную палочку. Однако прежде чем он успел сказать в своё оправдание хоть слово, из палочки Сириуса вырвался красный луч, и Джейсона отбросило в сторону на несколько метров, с силой впечатав в так некстати оказавшуюся на траектории его полёта каменную стену. Слизеринец кулем упал на пол.

Лили, яростно сощурившись, медленно повернулась к парню.

— Сириус Блэк! Что ты, чёрт тебя побери, вытворяешь?!

Джеймс из-за спины Лили благодарно подмигнул другу, на что тот безмятежно улыбнулся, будто это не перед ним, пылая праведным гневом, скрестив руки на груди, стояла староста Гриффиндора собственной персоной.

— Минус пятьдесят баллов с Гриффиндора за нападение на студента! – безжалостно отрезала Лили, с удовлетворением глядя, как её слова стирают улыбку с лица Блэка. Впрочем, ему по-крайней мере хватило ума не возмущаться сей несправедливостью жизни.

— Лили, ты же снимаешь баллы с собственного факультета! – попыталась воздействовать на подругу одна из девушек, в то же время умудряясь кокетливо строить глазки Блэку.

— Вы будете в шоке, но я это прекрасно знаю!

Сириус как можно незаметнее вернулся на свой пост, стараясь, чтобы миновавшая его сейчас буря и дальше обходила его стороной. Лили с улыбкой смотрела на высокого лохматого гриффиндорца в круглых очках, которого она долгие пять лет упорно избегала и который в этом году всё же добился своего и стал её парнем. Лили внимательно вгляделась в безмятежное лицо Сохатого – СЛИШКОМ безмятежное лицо, и подозрительно сощурилась:

— Что ты задумал на этот раз, Джеймс Поттер? Что бы это ни было – не смей! Ты меня слышишь?! Не смей!

Тот только беззаботно улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами.

Постепенно к кабинету ЗоТИ начали подтягиваться и остальные гриффиндорцы. Слизеринцы, само собой, стояли поодаль от своих извечных противников: после того, что случилось с Джейсоном Корвином, никто в класс пройти больше не стремился, так как чтобы сделать это, перво-наперво нужно было миновать карауливших вход Мародёров. Лили как обычно о чём-то ожесточённо спорила с Джеймсом, видимо, пытаясь вбить в его лохматую голову хоть какие-то зачатки ума, но тот отвечал ей неизменной улыбкой, всё время порываясь обнять вырывавшуюся девушку за талию.

Прошло уже десять минут урока, а профессора всё не было...

* * *

«Собрание статей и исследований Грегорио Эйзенхауэра Шестого о возможностях среднестатического волшебника, временно лишённого возможности колдовать. Том 2».

Именно это было первым, что увидел Алекс, едва успев разлепить глаза. С трудом сдержав болезненный стон, он, потирая затёкшую шею, неторопливо выпрямился в кресле, которое и послужило ему кроватью. Склонив голову набок, Алекс ещё раз прочёл название толстенной книженции, над которой он, кстати говоря, и провёл полночи в поисках темы для своего первого занятия с былыми однокурсниками.

Тёплый лучик солнца скользнул по щеке, заставив Алекса зажмуриться и прикрыть глаза рукой, однако уже в следующее мгновение он, порывисто выскочив из-за стола, заметался по кабинету. Часы показывали 08:10.

В Азкабане он быстро научился вставать с первыми лучами солнца. Там, в тюрьме, это была единственная радость, которую так и не смогли отнять у него стражи Азкабана – радость видеть, как на востоке из-за горизонта, освещая всё живое тёплыми ласковыми лучами, медленно встаёт солнце. Всё живое... кроме холодных и мрачных камер волшебной тюрьмы... Возможно, именно это зрелище помогло ему частично сохранить разум и продержаться так долго – целых двенадцать лет тоски, одиночества и страха. Первые несколько дней после своего заключения он бил кулаками в дверь, кричал, что невиновен и звал Ремуса, Дамблдора, в бреду – Джеймса; в общем, делал всё то, что должен был сделать до вынесения приговора. Возможно, влияние дементоров сорвало плотину, пробудив в нём жажду к жизни, но... кроме заключённых из соседних камер и самих дементоров, его никто не услышал. Ремус так и не пришёл.

Первые три года он жил – существовал в своей камере, лишь изредка, когда становилось совсем невмоготу, превращаясь в собаку: так смертельно раненый человек, уже зная о том, что его ждёт, продолжает зажимать рану и звать на помощь в напрасной надежде выжить и вернуться к своей семье. У Алекса такой надежды не было с самого начало, но он делал всё, ради того чтобы просто выжить.

Потом, поняв, что если так пойдёт и дальше, он окончательно сойдёт с ума, Алекс стал всё больше и больше времени проводить в облике пса, оттачивая свои способности анимага и порой начисто забывая о том, что он человек – Сириус Орион Блэк, а не дворовый пёс по кличке Бродяга.

«Сириус Орион Блэк» – гласила одна из надписей на стене его камеры, сделанная на пятый год его заключения.

Бороться с дементорами можно было лишь одним способом, но для этого нужны были ПО-НАСТОЯЩЕМУ счастливые воспоминания и волшебная палочка: у Алекса же не было ни того, ни другого, и тогда он принял решение: забыть, похоронить столь любимые дементорами воспоминания в самых укромных тайниках своей памяти. Похоронить и выбросить от них ключ в бушующий внизу океан. Что он и сделал.

Теперь же Алекс не понимал, что происходит: стоило ему закрыть глаза, и перед мысленным взором вставали картины прошлого, от которого он некогда отказался. Смешно, но именно здесь – в Хогвартсе своего детства – всё то, что он так старался изгнать из своей памяти во время заключения в Азкабане, начало медленно, со скрипом возвращаться обратно.

Алекс вздохнул, с трудом выныривая из собственных воспоминаний, и быстро схватил в охапку все книги, которые он планировал прочесть – и не прочёл – до начала урока, краем глаза успев заметить по карте Мародёров, что у кабинета ЗоТИ толпится едва ли не весь шестой курс Гриффиндора и Слизерина. Прежде чем сунуть пергамент в карман, Алекс взмахом палочки стёр карту и быстрыми шагами вышел из комнаты. Хлопнула, закрываясь за ним, дверь.

Алекс не боялся – нет, только нервничал, предвкушая встречу с былыми друзьями и недругами. Двум смертям не бывать, а одной не миновать – говорят в подобных ситуациях магглы. А он уже умирал. Ничего особенного. Жить гораздо интереснее.

* * *

Чуткое ухо оборотня уловило приближающиеся шаги задолго до того, как профессор Уайт вышел из-за угла.

— Сохатый! – окликнул друга Ремус. – Он идёт!

Таким образом, Ремус Люпин – наравне с Джеймсом Поттером и Сириусом Блэком лучший ученик и к тому же староста Гриффиндора, выполнил возложенную на него обязанность, предупредив изнывающих от нетерпения друзей о появлении того, ради кого и была задумана операция «Шалость». Сириус и Джеймс лукаво переглянулись. Шалость началась.

Первое, на что Алекс обратил внимание, подойдя к классу ЗоТИ – это караулившие у двери Сириус и Джеймс.

По тонким губам скользнула довольная улыбка: всё шло точно по плану, и в тот же миг произошло чудо – стоило ему улыбнуться, и с его лица будто стекла маска, состоящая из отпечатков прожитых лет. На доли секунды Алекс вновь стал похож на того молодого бесшабашного парня, который, немного выпив в баре, частенько заваливался в дом уже женатого Джеймса Поттера и тут же отрубался на диване в их гостиной, а на утро Лили выгоняла его, охаживая мокрым полотенцем под подбадривающие её вопли мужа.

Джеймс, затаив дыхание, ждал, когда же, наконец, Уайт повернёт злополучную ручку, дабы войти в класс. Даже Ремус – чего уж говорить о Сириусе! – напряжённо следил за каждым жестом мужчины. И каково же было их состояние, когда профессор спокойным голосом, в котором так и сквозило веселье, вдруг произнёс:

— Мистер Поттер, будьте любезны, откройте дверь, вы же видите: у меня заняты руки, – в подтверждение своих слов Алекс кивнул на книги, которые он онемевшими от тяжести руками крепко прижимал к себе. Прочесть их он не прочёл, но хоть какое-то применение им нашлось.

Джеймс, широко распахнув глаза, испуганно заозирался по сторонам в поисках спасения, но остальные студенты уже смекнули, что с дверью что-то не так – недаром же Мародёры её так рьяно охраняли! Когда вечером они с друзьями разрабатывали план, никому и в голову не приходил такой неожиданный поворот событий. Беспомощный взгляд карих глаз, наконец, нашёл, что искал, но не менее испуганный Сириус, как ошпаренный, лихорадочно замотал головой.

— Ну что же вы, мистер Поттер? – раздался от двери издевательски-удивлённый голос профессора. – Поверьте: помощь ближнему отнюдь не испортит вашу репутацию Мародёра, но если вы боитесь, то думаю, мистер Блэк охотно согласится мне помочь, – Алекс тоже заметил знак Сириуса Джеймсу.

Глаза парня расширились и по примеру Джеймса, как раз в этот момент облегчённо переводившего дыхание, обежали всех собравшихся и умоляюще устремились на лохматого приятеля.

Ремусу не раз казалось, что между Сириусом и Джеймсом существует какая-то мысленная связь, вот и сейчас у него создалось впечатление, что эти двое доступным лишь им одним способом, неслышно для других, быстро переговариваются.

« — Сохатый...

По выражению глаз Блэка ясно, что он сейчас готов на коленях валяться, лишь бы не быть тем, кто откроет проклятую дверь первым.

— Бродяга, я сам...

Джеймс взъерошил волосы, мысленно проклиная тот час, когда Сириусу в голову пришла «гениальная» во всех отношениях идея торжественно встретить непонравившегося ему профессора Алекса Уайта.

— Нет. Это моя идея...

— Идёт».

Джеймс согласно кивнул, и Ремус с трудом сдержал порыв перекрестить его на удачу. Бросив на друзей прощальный взгляд человека, обречённого на смерть, тот приблизился к двери и медленно, изо всех сил стараясь отвратить момент неминуемой расправы, повернул бронзовую ручку. Дверь приглашающе распахнулась.

Несколько секунд ничего не происходило, и Алекс уже начал думать, что всё же он ошибся в своих догадках, но затем буквально из ниоткуда на Джеймса обрушился целый поток чего-то зелёного и жутко пахнущего.

В ноздри ударил оглушающий запах тухлых яиц и... да, наверное, именно так могли бы пахнуть ни разу не стираные носки горного тролля, и Алекс, старательно зажимая нос, поспешно отшатнулся в сторону: подальше от стоявшего перед ним источника этого запаха.

Какое-то время все – и гриффиндорцы, и слизеринцы – в шоке молчали, но стоило им понять, ЧТО именно сейчас здесь произошло, как отовсюду послышались смешки. Слизеринцы сложились от смеха едва ли не пополам, указывая пальцем на Джеймса, угрюмо пытавшегося оттереть с лица зелёную жижу. Он мог поклясться, что профессор был прекрасно осведомлён о приготовленном для него «сюрпризе». Гриффиндорцы отчаянно пытались сохранить каменное выражение лица, но губы всё равно нет-нет, а расплывались в улыбке: не каждый же день можно увидеть самого Джеймса Поттера в таком виде! Сейчас Мародёр больше всего напоминал водяного: всё лицо испачкано какой-то гадостью, волосы слиплись и уже не торчат во все стороны как обычно, очки заляпаны той же гадостью. Сириуса передёрнуло.

Ремус краем глаза заметил, как Питер прячет обратно в сумку приготовленный специально для профессора Уайта фотоаппарат, и быстро выхватил камеру у него из рук.

Щелчок. Яркая вспышка.

Джеймс мрачно перевёл взгляд на оборотня, но Ремус ответил ему ничего непонимающим взглядом и тихо произнес:

— Знаешь, Питер, а ты был прав. Это замечательная идея: запечатлеть на память и вклеить в выпускной альбом. Так я и сделаю.

— Ладно, хватит с вас веселья, – наконец пришёл на помощь Джеймсу Алекс, когда студенты, вдоволь нахохотавшись, начали обсуждать произошедшее. – Марш в класс.

Когда это указание было исполнено, и в коридоре не осталось никого, кроме него самого, Лили и Мародёров, Алекс произнёс:

— Мистер Поттер, мистер Блэк, минус пятнадцать баллов с каждого за вашу дерзкую попытку сорвать мой урок... – начало не предвещало проштрафившимся Мародёрам ничего хорошего. «Сейчас даст как минимум месяц отработок у Филча. И снова придётся чистить Трофейную без магии», – уныло просчитал варианты наказания Джеймс. Судя по не менее мрачному выражению лица Сириуса, тот пришёл точно к тому же выводу. Однако Алекс не собирался оправдывать их ожидания и потому... – и плюс пять баллов Гриффиндору за блестящее исполнение. Не оригинально, но блестяще...

Джеймс, вскинув голову, удивлённо вытаращился на профессора, и остальные Мародёры в этот момент были полностью с ним солидарны. Только Лили возмущённо поджала губы, однако спорить с незнакомым пока преподавателем она не стала.

— Мистер Поттер, советую вам поторопиться с устранением всего этого, – Алекс выразительным взглядом окинул мантию Джеймса, – так как через пять минут я жду всех вас в классе. И, мистер Поттер, сделайте что-нибудь с этим запахом, вы сейчас просто ходячее химическое оружие – если запустить вас в класс, из студентов не выживет никто.

С этими словами Уайт торопливо скрылся за дверью, где остальные гриффиндорцы и слизеринцы, распахнув абсолютно все окна, наслаждались чистым воздухом. Алекс перевёл дух.

— Итак, начнём...

После слов профессора Джеймс некоторое время изумлённо таращился ему вслед, а потом скривился и с самым виноватым выражением лица повернулся к Лили.

— Ну что, скажешь, что я это заслужил?

— Ты это действительно заслужил, но я этого не скажу, – девушка нежно улыбнулась парню, тем не менее стараясь держаться от него подальше: не дай бог, зловонная жижа попадёт ещё и на неё. – Мне кажется, что ты уже достаточно наказан.

— Точно! Репутация непревзойденного Джеймса Поттера запятнана! – неунывающий Сириус, уже успевший позабыть, что Джеймс пострадал, прикрывая его самого, сделал вид, что сейчас упадет в обморок. Серые глаза закатились, и он картинно пошатнулся, будто собираясь осесть на пол. Уж лучше бы он этого не делал.

— А ты вообще молчи, Блэк! Я даже и не сомневаюсь, что все это твоя затея! Кому еще могло прийти в голову ТАКОЕ?!

— Ну... – брови Сириуса сошлись на переносице, демонстрируя напряжённую работу мысли, – даже не знаю... например, ДЖЕЙМСУ!

— Бродяга!

— ...или может быть, Ремусу...

— Сириус!

— ...Питеру?

— Блэк!

— Сириус!

— Ну хорошо-хорошо, признаю: это была моя идея. Но и вы признайте: всё прошло просто великолепно! Пусть не совсем так, как было задумано, но всё равно здoрово! Даже с ещё большим эффектом! Это не скоро забудут!

— Ну спасибо тебе, Сириус! – «поблагодарил» друга Джеймс, укоризненно глядя на сияющего Блэка.

— Вы что, так и собираетесь торчать в коридоре в таком виде? – настойчиво спросила Лили, неодобрительно качая головой при взгляде на беззлобно переругивающихся Мародёров. – Evanesco! – взмахом палочки волшебница быстро очистила Поттера и его несчастную мантию от налипшей на них слизи, однако с запахом ей сделать так ничего и не удалось.

— Джеймс, может, тебе лучше сходить помыться? Чёрт с ними, с уроками? – неуверенно предложил Ремус, старательно дыша ртом. Сириус и Питер согласно закивали.

Тот мрачно оглядел кривящихся друзей и тут же вынес приговор.

— Предатели.

— Вообще-то Лунатик дело говорит, – внёс свою лепту Сириус, но когда Джеймс разозлённо двинулся прямо на него, поспешно отскочил в сторону от нахлынувшего на него облака одуряющей вони.

— Иуда!

— Aguamenti!

В то, что нерешительный, всегда и во всём оказывающийся последним Питер решит вмешаться в разговор, никто не верил. О том, что помимо самих Мародёров в коридоре остался ещё и вездесущий Хвост, никто из них даже и не вспоминал, и потому, когда обрушившийся на Джеймса водопад схлынул, четыре пары глаз с нескрываемым удивлением уставились на худенького светловолосого гриффиндорца, в чьей руке неуверенно дрожала всё ещё направленная на Джеймса палочка.

— Пит, ты чего? – подал голос Сириус, первым очнувшийся от шока.

— Ну Ремус же сам сказал, что ему нужно помыться, вот я и решил, что так будет быстрее... – запинаясь, ответил парень, глядя, как Лили как раз в этот момент заклинанием высушивает стучащего от холода зубами Джеймса.

— Хвост, в следующий раз подогрей воду, ладно? – взмолился тот, обхватив себя руками в тщетной попытке согреться.

— Да ты что, Сохатый?! Он же тебя сварит! – лающе рассмеялся Сириус, и в следующее мгновение все Мародёры дружно хохотали над дурацкой ситуацией, в которую их снова умудрился втянуть Блэк.

Когда смех стих, Мародёры, предварительно пару раз стукнув в дверь, вошли внутрь.

— Не прошло и года, – прокомментировал их появление профессор, не отрываясь от своего занятия и продолжая отмечать в журнале присутствующих студентов. Как удивлённо отметил Ремус, присаживаясь рядом с Питером, он даже не смотрел на класс, когда называл фамилии.

— Теодор Карадок.

— Здесь.

— Ремус Люпин.

— Здесь!

Алекс на мгновение поднял на него глаза, а затем снова уткнулся в свой журнал. Когда с перекличкой было покончено, он, отодвинув его в сторону и покомфортнее устроившись в кресле, приготовился начать урок.

— Я уже говорил вам о теме сегодняшней лекции, но так как Господа... (Ремусу почему-то показалось, что профессор ЗоТИ хотел добавить что-то ещё) не присутствовали и, следовательно, не слышали, о чём я говорил, то повторюсь. Сегодняшняя лекция будет касаться оборотней.

— Профессор! – рука Джеймса взвилась в воздух практически одновременно с рукой Сириуса. Необычайно бледный Ремус, не шелохнувшись, сидел на месте, уставившись в сложенные на парте руки.

— Но мы уже проходили оборотней на четвёртом курсе! – торопливо выпалил Сириус, не дожидаясь разрешения преподавателя. Сидящий рядом с ним Джеймс активно закивал, бросая встревоженные взгляды на мертвенно-бледного Лунатика.

— Мистер Блэнт уже рассказывал нам о них! И об отличительных признаках оборотней и о том, как от них защищаться!

— Мистер Поттер, я не ставлю под сомнение профессионализм вашего бывшего преподавателя, но не думаю, что он говорил вам то, что знаю и хочу рассказать вам Я. Это ясно?

Подозрение. Неверие. Ужас. В некоторых случаях – отвращение и презрение. Вот что говорили ему сейчас лица гриффиндорцев и слизеринцев. Ремус вопросительно склонил голову набок, и на мгновение Алексу показалось, что в светло-карих глазах единственного оборотня Хогвартса вот-вот промелькнут хищные искорки цвета расплавленного золота.

— Хочу заранее предупредить ваши вопросы: нет, я не оборотень. Вы ведь именно это собирались у меня спросить, верно, мисс Браун?

Темноволосая гриффиндорка смущённо опустила руку, не обращая внимания на ехидные смешки рядом сидящих подруг. Пенелопа, рыженькая ведьмочка с шикарным кудрями, вдруг пихнула её в бок и что-то страстно зашептала на ухо, не отрывая взгляда от стоявшего в центре класса профессора. Видимо, в сказанное Эмили не очень поверила, судя по её недоверчивой улыбке, но уже в следующее мгновение обе гриффиндорки с практически одинаковым выражением лица уставились на Алекса, незаметно наблюдавшего за шепчущимися на задней парте Сириусом и Джеймсом.

— Итак, как я уже начинал сегодня говорить, оборотень – это...

— Сохатый, – тихо позвал Сириус друга.

— Чего тебе?

— Как считаешь, он выбрал эту тему из-за Лунатика?

— Возможно. Лучше спроси у Ремуса, он у нас всегда всё знает.

Сириус согласно кивнул, одобрив идею Джеймса, и полез в сумку за пергаментом для записки. Для своей сверхсекретной переписки Мародёры уже давно не использовали обычный пергамент, ибо кто знает, в чьи руках он мог оказаться. Тот же пергамент, что сейчас искал Сириус, ничем не отличался от остальных бумаг, за исключением ряда необычных свойств, которые он приобрёл в ходе эксперимента, однажды проведённого Мародёрами. На третьем курсе, когда они ещё только начали собирать информацию об анимагах и одновременно работали над созданием Карты, Джеймс совершенно случайно наткнулся в книге на одно интереснейшее заклинание.

Друзья единогласно решили, что оно может оказаться им очень полезным в будущих шалостях. Так что, если бы кто-нибудь, кроме самих Мародёров, попытался прочесть то, что писал сейчас на этом пергаменте Сириус, он бы увидел ничего не значащие каракули. А если бы он попытался взять его в руки, то пергамент мгновенно бы самоуничтожился, оставив после себя лишь жалкую кучку пепла. Так что Мародёры могли не опасаться, что кто-то прочтёт их записки.

Сириус, чуть высунув кончик языка, быстро что-то писал. «Ну, совсем как собака», – подумал Джеймс, наблюдая за действиями друга. В последние месяцы в каждом юном незарегистрированном анимаге, какими были Сириус, Джеймс и Питер, стали проявляться черты, свойственные их анимагическим образам. У Сириуса всё больше и больше проявлялись собачьи замашки: у него даже смех изменился, стал каким-то... лающим – вот точное слово. И нельзя сказать, чтобы девушкам это не нравилось, наоборот, они находили это очень необычным и пикантным: в красавчике-гриффиндорце Сириусе Блэке для них всё было абсолютно идеально. Питер – тут Джеймс вынужден был согласиться с Бродягой – Питер и раньше напоминал крысу: бегающие водянистые глаза, жидкие серо-русые волосы и тонкий писклявый голос, который всегда так раздражал Блэка.

При мыслях о том, какие изменения произошли с ним самим, Джеймсу почему-то постоянно вспоминались чёрные шуточки Блэка на счёт его рогов. Он посмотрел на сидящую впереди Лили, и та, будто почувствовав устремлённый на неё взгляд, тут же обернулась.

Снова взлохматив волосы, Джеймс в очередной раз отверг столь пугающую его мысль и заглянул в пергамент Сириуса.

«Луни, как, по-твоему, Уайт в курсе, что ты оборотень?»

Сохатый и Бродяга.

Убедившись, что Джеймс уже всё прочёл и не собирается ничего добавлять к уже написанному, Сириус, незаметно для продолжавшего своё повествование об оборотнях профессора, заклинанием отлеветировал записку-самолётик на парту Люпина.

Быстро изучив её содержимое, Ремус, чуть приподняв брови, посмотрел на друзей. Сириус скорчил выразительную гримасу: мол, давай пиши ответ. Ремус закатил глаза и склонился над пергаментом. Через минуту, когда тот приземлился обратно на парту Джеймса и Сириуса, на нём было несколькими строками больше.

«Наивные как дети. Неужели вы и вправду полагаете, что Дамблдор стал бы скрывать от учителей, что я оборотень?! Сколько уже можно это повторять?!

Лунатик».

— Он противоречит самому себе, – хмыкнул Сириус, на что Джеймс безразлично пожал плечами.

— Ответ в стиле Люпина.

Развеселившийся Сириус обернулся посмотреть на друга: тот отчаянно подавал ему какие-то странные и непонятные знаки, разве что не выпрыгивая из-за парты, а сидевший вместе с ним Питер круглыми глазами смотрел на что-то позади Джеймса. Сириус послушно скосил глаза назад и едва слышно, почти не разжимая губ, прошипел Джеймсу:

— Обернись.

Джеймс удивлённо посмотрел на друга и уже собрался было последовать его совету, когда у него над ухом прозвучал насмешливый знакомый голос.

— Знаешь, Джеймс, мне почему-то казалась, что тема этого урока вам и вашим друзьям будет особенно интересно. Жаль, что я так ошибся, — даже не заметив своей оговорки и скрестив руки на груди, немного обидчиво произнёс незаметно подошедший к нему со спины преподаватель.

— Сириус?! Как ты умудрился?!.. – поражённо выпалил Джеймс, прежде чем повернуть голову в сторону говорившего. А повернувшись, сильно об этом пожалел.

— Во-первых, мистер Поттер, я не Сириус Блэк, в чём, как я вижу, вы уже успели убедиться.

Джеймс молча смотрел в такие знакомые и в то же время такие чужие серые глаза нависавшего над ним профессора. И как только он мог спутать голос Сириуса с голосом Уайта? Бродяга будет в ярости – это он мог предсказать абсолютно точно.

Алекс отвёл взгляд в сторону и переключился уже на Сириуса, отчего Джеймс незаметно для остальных с облегчением вздохнул.

— Мистер Блэк, будьте так любезны, отдайте мне записку.

Сириус расплылся в своей самой счастливой улыбке, явно решив исполнить просьбу профессора и немного побыть любезным, и прямо-таки королевским жестом протянул тому пергамент. Джеймс криво усмехнулся: «Аристократ хренов». Да, сколько бы Сириус ни говорил, что у него нет ничего общего с остальными родственничками, блэковские замашки вытравить ему так и не удалось.

Однако перекочевавший в руки преподавателя, пергамент оставался целым и, несмотря на наложенные на него заклятия, самоуничтожаться явно не собирался.

– Что ж... что, во-первых, я вам уже сказал, а во-вторых: советую вам прислушаться к словам мистера Люпина и начать меня СЛУШАТЬ! – он пристально взглянул на смотревших на него круглыми глазами Мародёров.

«Что это с ними?» – мысленно нахмурился он, не понимая причин столь странного поведения четырёх друзей. Пожав плечами в ответ на свой собственный вопрос, он скомкал отобранный у Сириуса пергамент и, не глядя, метким броском отправил его мусорную корзину.

— Итак, я остановился на том, что большинство волшебников боятся и презирают оборотней, а со временем полукровки и магглорожденные начинают относиться к ним так же, как и все остальные. Правда же в том, что оборотни – такие же люди, как и вы – среди них есть и магглы, и волшебники, и никто из них не виноват в том, что раз в месяц звериная сущность берёт верх над человеческой.

Теперь даже Мародёры, заинтересовавшись, практически молча слушали его рассказ, лишь изредка перебрасываясь парой фраз, и Алекс, внутренне торжествуя, продолжал свой рассказ, радуясь тому, что он верно угадал, сказав, что некий профессор Блэнт не говорил того, что известно ему самому – в связи с давностью лет эти воспоминания успешно стёрлись из его дырявой памяти.

«И всё-таки, почему они ТАК странно на меня смотрят? Неужели кому-то из студентов хватило духу меня заколдовать?»

Алекс посмотрел за окно, но весьма смутное и расплывчатое отражение было в полном порядке.

— У меня был друг-оборотень, и всё, что я сегодня вам рассказал, мне известно благодаря именно ему. Да, он оборотень. И несмотря на это, один из лучших людей, которых я когда-либо знал... – взвившаяся вверх рука. – Да, мисс Браун?

— Вы сказали «был»? Он что, умер?

Алекс почувствовал, как внутри что-то оборвалось, сердце застучало особенно громко и с последним словом любопытной гриффиндорки рухнуло вниз.

Сердце говорило – кричало, что это не так, что Ремус жив, но рассудок говорил иное. И верное сердце билось всё ровнее и ровнее, сдаваясь под напором холодной логики разума. Алекс знал, что в тот день, когда он по своей глупости и неуклюжести рухнул в Арку, с Люпином было всё в порядке. Он видел его после окончания битвы и радовался, что Пожирателям не удалось заполучить то, ради чего они и пришли в Отдел Тайн. И лишь теперь, когда Эмили Браун озвучила его собственные мысли, его охватил старый, отброшенный на задворки сознания страх. Что если потом, уже после его падения в Арку, были ещё нападения? Что если Рем – последний из Мародёров, сам Алекс уже не в счёт – погиб? Даже думать об этом было страшно, но всё же... Что если Ремус, Рем, Лунатик – мёртв? Что если ВСЕ, кого он знал – мертвы? Нет...

— НЕТ!

Лишь увидев, как отшатнулись от него первые ряды и испуганно сжалась задавшая этот вопрос девушка, Алекс понял, что последнее слово он прокричал вслух. «Не думать об этом. Не сейчас», – мысленно приказал он себе, поспешно успокаивая разбушевавшуюся фантазию, однако кровавые видения не спешили уходить.

— Нет, мисс Браун. Насколько мне известно, несколько дней назад с ним было всё в порядке.

От внимательно наблюдавшего за ним Лунатика не укрылись ни эта секундная растерянность, ни небывалый ужас, промелькнувшие на лице мужчины. Оборотень взглянул на всё ещё не отошедших от потрясения друзей. И надо сказать, он их прекрасно понимал. Заклинания не могли не подействовать! Пергамент должен – ДОЛЖЕН был сгореть! Но он не сгорел.

Ремус закусил губу, нервно стуча пальцами по парте. Мог ли Сириус перепутать пергаменты и вместо зачарованного взять обыкновенный? Конечно, мог. Но всё же Блэк был не таким уж и высокомерным идиотом, каким считали его те, кто не был с ним близко знаком, и Ремус не сомневался, что он всё тщательно проверил, прежде чем записка-самолётик отправилась в свой полёт над партами. И если это так, а скорей всего именно так всё и было, то с пергаментом всё в порядке, а это значит... Значит... Ничего это не значит.

Судя по негромким возгласам и невнятному шипению возмущённо качающего головой Сириуса, мысли Джеймса текли примерно в том же направлении, только у него в отличие от Ремуса была возможность лично спросить об этом у Бродяги. Правда, тот явно не испытывал удовольствия и желания оправдываться, и теперь уже пришёл черёд Джеймса виновато качать головой в ответ на обвиняющие выпады Блэка.

Ремус весело хмыкнул, искренне сожалея, что не может услышать все те обидные комментарии, что обрушивал на Джеймса оскорблённый неверием друга Сириус. Впрочем, внимание на их перепалку обратил не только Ремус, и вскоре Гриффиндор лишился ещё пяти честно заработанных баллов. Слизеринцы торжествующе заулыбались, и их факультет мгновенно был лишён десяти баллов за «ненормально широкие улыбки». Гриффиндор, во главе с обиженными и не разговаривающими друг с другом Джеймсом и Сириусом, ликовал.

Ремус, не разделяя радости однокурсников, сощурившись, посмотрел на преподавателя. Повод для снятия баллов со Слизерина был просто смешным – все слизеринцы сидели ниже травы, тише воды, внимательно изучая пристрастия нового преподавателя, и вынесенный ими вердикт явно читался на их лицах без всякой лупы: гриффиндорец. Если после происшествия с Джеймсом в них проснулось некое уважение к профессору, которому удалось поставить зазнавшихся Мародёров на надлежащее им место, то теперь, после слов Уайта о его дружбе с оборотнем, на них явственно читалось испытываемое ими презрение. А несправедливое снятие баллов стало последней каплей.

Ремус вздохнул и вновь переключил своё внимание на преподавателя. Странное ощущение, будто он хорошо знает этого человека, никак не желало его покидать, становясь всё сильнее с каждым ЗНАКОМЫМ жестом волшебника. И он знал – видел по глазам Джеймса, что тот испытывает то же самое.

Все эти жесты, манеры, даже голос отчаянно кого-то ему напоминали. Но вот кого? Ответ лежал где-то на поверхности, но стоило Ремусу попытаться схватить его, как он тут же ускользал прочь.

У него было много вопросов, и на все нужно было найти ответы. Откуда этот таинственный профессор очутился в заброшенной комнате посреди всякого хлама? Почему директор так легко поверил ему? И что собой представляет Орден Феникса, о котором Уайт говорил Дамблдору? И что самое главное: кто такой на самом деле профессор Алекс Уайт?

Ещё одна необъяснимая странность: за всё время своего рассказа об оборотнях тот практически не смотрел на слушавших его студентов. Ремус вспомнил, что ещё в начале урока, когда Уайт отмечал присутствующих, он опять же совсем не смотрел на класс. И тем не менее Уайт обращался с ними так, словно хорошо знал, кто есть кто. Но он ведь не знал?.. или всё же... знал...? Ещё одна загадка, которую предстояло ему разгадать.

Ремус не сомневался, что рано или поздно, но он узнает, что за человек скрывается под личиной профессора Алекса Уайта. Несмотря на всю убедительность, с которой говорил директор, Ремус, да и остальные Мародёры тоже, ни на йоту не поверил во вполне логичную, но явно придуманную впопыхах историю появления Алекса Уайта. Аврор под прикрытием? В такую ерунду мог поверить только Питер.

За годы, что он был вынужден скрывать свой секрет, Ремус хорошо научился читать по лицам людей. И потому, когда Дамблдор спокойным голосом рассказал Мародёрам свою – официальную версию происшедшего, Ремус смотрел не на директора, а на виновника всего этого переполоха. И то, что он видел, ему ой как не нравилось. Пару раз Уайт вставлял свои комментарии, и когда он это делал, в его голосе не было слышно ни следа раскаяния – а ведь он чуть было не убил человека! Да и глаза... глаза выдавали его. В них загоралась такая ненависть, такая ярость, когда он смотрел на Петтигрю, что Ремус с трудом подавлял трусливое желание отодвинуться подальше от вызывавшего такую страшную реакцию Питера. Ремус вдруг вспомнил, как под конец разговора взгляд Уайта скользнул по лицу Джеймса и как мгновенно потеплели, казалось бы, ледяные глаза мужчины. Люпин не сомневался, что если он поделится своими сомнениями с Джеймсом, то тот обязательно ему поможет. Возможно, к поискам истины присоединится и Сириус – хотя бы ради возможности отомстить Уайту за пережитый страх. Кстати о Сириусе... Блэк сидел, по старой привычке раскачиваясь на стуле и каким-то невообразимым образом удерживаясь на двух его задних ножках. Складывалось ощущение, что законы тяготения не властны над обаятельнейшим из Мародёров. «Когда-нибудь он всё-таки грохнется», – уже в который раз, усмехаясь, подумал Ремус.

От дальнейших размышлений о несправедливости матушки природы его отвлёк ощутимый толчок под рёбра. Питер, пошловато ухмыляясь во весь рот, указал ему на сидевших неподалёку гриффиндорок – Лору и Эльвиру. Девушки, не отрываясь и практически не моргая, следили за каждым движением преподавателя. Как раз в этот момент профессор, не прерывая лекции, изящным движением отбросил назад длинную чёрную с проседью прядь волос. У Ремуса перехватило дыхание, НАСТОЛЬКО знакомым показался ему этот жест. Но откуда?

«Похоже, Бродяга прав, – мрачно подумал Ремус, – склероз – штука заразная».

Гриффиндорки (и некоторые слизеринки тоже) одновременно томно вздохнули, продолжая наблюдать за профессором, и Ремус с неожиданной ясностью вдруг понял, что у Сириуса – первого дон Жуана Хогвартса – только что появился серьёзный конкурент. И судя по тонко сжатым губам их длинноволосого друга, от того тоже не укрылось поведение гриффиндорок: в прошлом Лора была девушкой Сириуса, и то, что теперь она явно запала на непонравившегося ему преподавателя, Блэку явно пришлось не по вкусу. Ремус улыбнулся.

В отличие от Блэка, покорявшего девушек своей обаятельной улыбкой, аристократическим происхождением (наследник одного из богатейших семейств на дороге не валяется) плюс бешеная популярность Мародёров, делавшая его одним из самых желанных парней Хогвартса; Уайт же выглядел слишком измождённым, чтобы считаться красавчиком, но было в нём что-то, что неумолимо и безжалостно заставляло девушек и женщин (Синистра попалась на эту удочку самой первой) вновь и вновь пытаться привлечь внимание завораживающе серых глаз мужчины. И то, с какой расчётливой небрежностью была отброшена эта прядь, говорило о том, что маг был прекрасно осведомлён о последующей за этим реакцией.

Питер фыркнул и поспешно зажал себе рот, борясь с рвущимся наружу смехом, однако было уже поздно.

Алекс зачаровано глядел, как судорожно дёрнулся кадык на горле Петтигрю, когда тот испуганно сглотнул, неуютно ёрзая под его взглядом.

— Я сказал что-то смешное, мистер Петтигрю? Поделитесь с нами, что же в моих словах так рассмешило?

Молчание.

— Что ж. Так-то лучше, – удовлетворённо улыбнулся он. – Как я уже сказал, у меня был... есть друг–оборотень. Он так же, как и я, учился в Хогвартсе, а потом даже какое-то время преподавал ЗоТИ.

Щадя свою гордость, Алекс решил, что Люпин справлялся гораздо лучше лишь потому, что ему – к его же счастью – не довелось преподавать во времена Мародёров.

— Как мне потом сказали, он был одним из лучших преподавателей по этому предмету, и дети продолжали любить его даже после того, как узнали, кто он на самом деле.

Алекс снова внимательно оглядел класс, искренне надеясь увидеть следы понимания на лицах юных волшебников.

Первым в глаза бросился облизывающий обветренные губы МакНейр, что-то тихо шепчущий сидящей с ним за одной партой Элланоре Мэдисон, а та лишь согласно кивала и хихикала, вдобавок ко всему успевая бросать заинтересованные взгляды на всё ещё болтавшего с Джеймсом Сириуса.

Алекс потрясённо выдохнул и тут же улыбнулся, тем самым вызвав невольные вздохи у влюблённого взиравших на него шестикурсниц: обновлённая улыбка действовала так же, как во времена его молодости. Заметив подобную реакцию, он довольно ухмыльнулся, отдавая должное своему непревзойдённому обаянию. Умей Ремус или Джеймс читать мысли, они бы неминуемо закатили глаза, одновременно вздыхая и сетуя на то, что горбатого только могила исправит. В его же случае даже в этом нельзя было быть уверенным на сто процентов.

— На сегодня урок окончен, – медленно произнёс он, мысленно удивляясь тому, как быстро пролетело время. – Домашнего задания я не задаю.

Джеймс и Сириус переглянулись, и Алекс чуть не хлопнул себя по лбу, поняв, что только что ЛИЧНО предоставил им свободное время для разработки и осуществления новых каверз. И не будут ли эти каверзы направлены против него самого, он предсказать не мог. К всеобщему ликованию (даже слизеринцы довольно переглядывались, уже начав делиться мнениями о столь быстро подошедшем к концу занятии) не присоединились лишь два человека. Лили и Ремус с разочарованными полуулыбками засовывали свои вещи в сумки. Алекс улыбнулся, и несколько девушек снова вздохнули. Он поспешно отвернулся к окну, скрывая выползшую на лицо довольную ухмылку. По щеке скользнул ещё тёплый лучик осеннего солнца. Алекс окинул взглядом залитую солнцем зеленеющую площадку для квиддича и медленно перевёл взгляд на растущую в отдалении Гремучую Иву. Воинственное дерево лениво помахивало ветками, изредка сбивая пролетавших над ним птичек, однако судя по непонятной напористости крылатых птах, такое препятствие, как ошалевшее от происходящего дерево, ничуть их не смущало. Узкие листья Ивы медленно, но верно облетали на землю, скрывая под собой могучие и извилистые корни.

— Однако! Желающие могут написать эссе по теме сегодняшней лекции. Длина и используемые материалы оставляю на ваше усмотрение.

Так и не оборачиваясь к классу, Алекс заметил, как Люпин что-то быстро записал на мгновенно выхваченном из сумки клочке пергамента. В том, что через неделю у него на столе будет лежать ровно два эссе об оборотнях, он не сомневался ни секунды.

— Можете быть свободны. Мистер Люпин, задержитесь на минуту.

Все студенты – и Мародёры не исключение – всегда стремились покинуть кабинеты сразу после окончания урока, но на его счастье, трое гриффиндорцев замешкались, нетерпеливо ожидая ползавшего по полу в поисках пера Питера.

Парни переглянулись.

Приглушённо ойкнул Хвост, ударившись затылком о нависавшую над ним парту, и Алекс искренне понадеялся, что неминуемая шишка будет ОЧЕНЬ болеть.

— Господа, вас я не задерживаю.

Никто из Мародёров даже не шевельнулся в направлении выхода, разве что Питер неуверенно переступил с ноги на ногу, покосившись на неподвижных приятелей.

Алекс вздохнул и отвернулся от окна.

Разговор предстоял тяжелый.

А над домиком лесничего как ни в чём не бывало вилась тонкая струйка дыма.

* * *

Взмахом палочки захлопнув дверь за спиной последнего студента и наложив на неё звукоизолирующие чары, Алекс, набравшись решимости, взглянул на Мародёров. Четверо друзей, с плохо скрываемым вызовом и тщательно замаскированной тревогой, молча взирали на своего в высшей мере несчастного преподавателя.

— Мистер Люпин, я буду с вами откровенен: всё, что было сказано мною на этом уроке, в первую очередь было сказано для вас. То, что вы оборотень – мистер Поттер, не делайте круглые глаза, думаю, мы оба знаем, что все вы давно в курсе дел вашего друга – ещё не значит, что вы хуже других людей. И запомните на будущее: если вам что-нибудь понадобится, вы можете обратиться ко мне в любое время суток. И директор Дамблдор, и ваши друзья всегда с радостью вам помогут. Мистер Поттер и мистер Блэк – это те люди, которым вы всегда можете доверять.

О возможности довериться ещё и Питеру речи даже не шло.

— В общем, я хотел, чтобы вы знали, что я ничего не имею против оборотней и против вас лично. Мистер Блэк, мистер Поттер, надеюсь, в будущем вы воздержитесь от попыток сорвать мой урок, – судя по скептическому выражению лица Ремуса, оборотень в этом очень сомневался, и Алекс вполне понимал причины его беспокойства.

— Что же касается вас, мистер Блэк, – неторопливо подбирая слова, немного поразмыслив, окликнул он уже направившегося к двери Сириуса. В разрешении преподавателя покинуть кабинет тот явно не нуждался.

— Послушайте, если однажды вам придёт в голову, что Ремус мог предать вас или ваших друзей, гоните эти мысли прочь и никогда в нём не сомневайтесь. Мистер Люпин один из тех немногих людей, которым вы можете доверить любой секрет.

С трудом удерживаясь от неприязненной гримасы, Сириус изумлённо распахнул глаза. Он уже собирался спросить, что именно тот имел в виду, когда ему на плечо опустилась тяжёлая рука Люпина, и Сириус, напоследок настороженно покосившись на странного преподавателя, покорно вышел вслед за другом.

Алекс криво усмехнулся.

* * *

— Ты понял, о чём он толковал? – вздохнув с небывалым облегчением, поинтересовался Сириус у Рема, когда они покинули кабинет ЗоТИ.

— Откуда? Он же с тобой разговаривал.

— Это ещё ничего не значит!

Джеймс и Ремус весело переглянулись.

— Сохатый! – придержав Джеймса за рукав мантии, обратил на себя внимание друзей Питер. – А когда ты собираешься поговорить с Лили? До полнолуния-то всего два дня осталось.

Не замедляя шаг, Джеймс покосился на семенящего рядом Хвоста, одновременно замечая как мгновенно навострили уши идущие справа и слева от него Ремус и Сириус.

— Пит прав, Сохатый, лучше сам поговори со своей девушкой, иначе за неё возьмётся Сириус, – на полном серьёзе заметил оборотень и тихо фыркнул, обратив внимание на озабоченное выражение лица Джеймса, когда тот встревоженно покосился на Блэка. Сириус, поймав на себе по-настоящему испуганный взгляд лучшего друга, мечтательно улыбнулся, демонстративно облизнув губы.

— Завтра, – торопливо произнёс Джеймс. – Я всё расскажу ей завтра.

— Правильно, хватит уже тянуть, а не то я сам возьмусь объяснить твоей крошке, с кем она связалась! – поучительно произнёс Сириус, высокомерно выпятив подбородок.

— Ну и урод же ты, Бродяга!

— Ошибаешься, Сохатый, я – само обаяние!– незамедлительно ответствовал Блэк, и Мародёры, громко и весело переругиваясь между собой, продолжили своё торжественное шествие по коридору Хогвартса.