Исход земной цивилизации: Анклав (гет)

Мин Чжи едва удалось утащить Ривку от барной стойки, где один из посетителей стал недвусмысленно намекать на постель, а она, поначалу позволив ему придерживать себя за талию, закончила дело печально — с виду приличный и солидно зарабатывающий мужчина, коих в подобном фешенебельном баре было предостаточно, оказался на полу с заломленными за спину руками после вопроса о том, сколько стоит провести с ней ночь. Охрана, прибежавшая на помощь, не стала устраивать крупномасштабные разборки, и дело, слава Богу, решилось миром. Похоже, случайный мужчина, говорящий по-французски, после того как его уложили мордой в пол, только сильнее воспылал страстью к сумасшедшей блондинке, бросающейся на мужиков с кулаками, посему, якобы извиняясь, оплатил все их последующие напитки и периодически с дебильноватой улыбкой поглядывал в их сторону.

— Похоже, он любит унижение, — пьяненько засмеялась Ривка, присаживаясь с коктейлем в освободившемся чилауте.

— Это так ты отдыхаешь? Ловишь мужиков в дорогих барах? — похоже, Мин Чжи с сомнением относилась к подобного рода развлечениям.

— Могу и в дешевых, мне спонсоры не нужны. И потом, это уже третий бар за ночь. Здесь никто не курит и потише, надоела долбежка. Я, поверь, пришла сюда не ради съема. И ноги болят, — она потерла уставшую после ночных приключений лодыжку; часы показывали начало четвёртого утра и, в целом, пора было собираться домой. — Что ты на меня так смотришь? — Ривка залпом выпила принесенную текилу и запила ее маргаритой. — Я решила надраться, у меня есть повод.

— Твой повод — это раздувание из мухи слона, — заметила Мин Чжи, отпив свою пина коладу. — Ты должна радоваться, что все так вышло. Ваши пути все равно вскоре бы разошлись.

Ривка обратила на нее замутненный взгляд, сдвинула густые брови и подняла указательный палец вверх.

— Нет, дорогая, вскоре — это довольно-таки растяжимое понятие. Лет десять я бы могла еще обманывать близких своим молодым видом, следующие двадцать — объяснять пластическими операциями, хотя мама меня бы убила, если бы я легла под нож.

— Да, это ее очень касается.

— Не передергивай! Итого двадцать пять — тридцать лет у меня еще есть. За это время я бы смогла завести семью, а уже потом поступить в Нью-Бабили. Черт возьми, и почему я не подумала об этом раньше? — она ударила себя по лбу и посмотрела в свое расплывчатое отражение в окне высотки, где они коротали последние часы перед сном.

— Семью с кем? С Беном? — Мин Чжи скептично хмыкнула. — Он человек, Ривка! Проблема даже не в том, что он в течении следующих шестидесяти лет он состарится и умрет, здесь есть куда более опасные подводные камни: ты хочешь пережить своих детей? Увидеть как состарятся и умрут они?

— Они могут быть и анкийцами, — сказала Ривка уверенно. — У меня есть на это все шансы.

— И если даже они получатся анкийцами, то у них будет более чем посредственное существование, и все равно их жизнь может получиться короче твоей. У тебя хоть раз получилось круги на воде пустить на уроках силы?

Ривка положила подбородок на ладони, видимо, не в состоянии удерживать голову на весу.

— Да, ты права, я и сама могу оказаться слабенькой. Кто знает, как повлияло на меня родство с людьми. Впрочем, даже Юваль не выглядит на двадцать пять в свои годы.

— На самом деле Юваль, похоже, везунчик. Многие анкийцы в его годы выглядят лет на сорок, — Мин Чжи пожала плечами и отодвинула от Ривки стопку текилы, правда та сразу же придвинула ее обратно и махнула залпом, скривившись.

— Ривка, тебе нужно понять, привыкнуть, что этот мир больше не твой. Пускай мы и тесно связаны с людьми, но мы не люди. Мы не мешаем свою кровь с людьми. Да, у нас очень скудный генетический материал, и с тех пор как мы поняли, что вырождаемся, мы стали держаться друг за друга, поэтому вступаем в браки с родственниками. Практически у всех нас родственные связи не далее семи-восьми степеней родства. Нас так воспитывают. Мы не испытываем к людям никаких негативных чувств, просто в нас заложено родителями оправданное равнодушие к ним. И это не шовинизм.

Ривка почти сползла на стол и едва держала глаза открытыми.

— Но я — не вы, — пробубнила она едва различимо. — Я выросла среди людей, и они мне не чужие. У меня здесь семья. И тетя Ариэль была права, мы с Беном не просто друзья, — она изловчилась и выудила из сумочки телефон, закрыв один глаз, не без труда его разблокировала и отрыла фейсбук-мессенджер, чтобы написать Бену.

— Нет-нет, — Мин Чжи вырвала телефон из ее рук, едва не утопив в коктейле. — Даже не думай писать ему! Ты пьяна в стельку, — от греха подальше она сунула телефон к себе в клатч и тут заметила, что Ривка даже физически не смогла бы ей возразить.

Сползая на стол, она засыпала все крепче, держа одну руку перед собой так, как будто в ней все еще был телефон. Мин Чжи едва растолкала ее, чтобы довести вниз и усадить в такси. Чудо, что она заранее перед пьянкой спросила и запомнила адрес квартиры Ривки, и вот, наблюдая за тем, как та отчаянно пытается вставить ключ в замочную скважину, Мин Чжи резко ощутила разочарование в сегодняшнем вечере, да и в самой Ривке. Ей вряд ли удастся в ближайшее время научиться жить по-анкийски. Даже все время находясь в академии и прочитав сотню заумных книг, она все еще была человеком, и потому люди для нее ничем не отличались от анкийцев.

Шатаясь из стороны в сторону, Ривка достала постельное белье из шкафа в спальне и вручила его Мин Чжи, так как та стояла на ногах более уверенно. Хорошо еще что они заранее разложили диван.

— Вода в холодильнике, — сообщила Ривка и устало поплелась к себе в комнату.

Мин Чжи на миг показалось, что полумраке квартиры в ее глазах блеснули слезы.

— Что за дурочка, точно маленький ребенок, — пробурчала Мин Чжи и пошла в душ, думая, что, невзирая на стадо тараканов в голове, Ривка была забавной и, в общем-то, безвредной.

Забравшись в душевую кабину, Мин Чжи открыла кран, но ничего не произошло, только воздух загудел где-то в трубах.

— Просто прекрасно! — чертыхнулась она, собираясь вылезти, но тут на нее полилась ледяная вода, и Мин Чжи ойкнула, но застыла под струями холодного душа, глядя на потолок, под которым словно в невесомости, сталкиваясь, плавали водяные сферы.

Часть воды лилась на нее, но по краям рассеивателя поднималась вверх, и Мин Чжи, нажав на рычаг еврокрана, выключила воду и вышла из душевой кабины, обернувшись в полотенце.

Ривка спала мертвым сном, непередаваемый аромат перегара не перебивал даже свежий морской бриз из открытого настежь окна. Мин Чжи взяла телефон и, включив фонарик, подошла ближе, ничего не понимая. Ривка смахивала на не первой свежести труп и пришлось даже проверить, дышит ли она. Дыхание ее было тяжелым, и Мин Чжи вдруг заметила, как мечутся из стороны в сторону ее глаза под веками, словно ей снится нечто ужасное. Обратив внимание на прикроватный столик, Мин Чжи чуть не ахнула: вода в стакане медленно закипала, пузырясь.

Не в силах поверить своим глазам, она метнулась в гостиную к своей дорожной сумке и выудила оттуда устройство, с виду напоминающее обычный сотовый телефон с сенсорным экраном. Вернувшись к Ривке, она взяла ее волос с подушки, вложила в выдвинувшийся сэмплер, защелкнула его, направила прибор на Ривку и посмотрела в видоискатель, удивившись еще больше — в инфракрасном свете вокруг подруги стало явственно заметным некое сияние. Набрав команду, запустившую поисковую программу, Мин Чжи вернулась в гостиную и, присев на диван, стала постукивать пальцами по подлокотнику, ожидая окончания завершения процессов программы. На дисплее одна за другой загорались фамилии знакомых и незнакомых ей людей из базы данных по божественной крови. Кланы канцлера египетской крови, кланов, берущих начало у первых индийских царей, еврейские кланы от царя Давида, а также аккадские и шумерские, и только дойдя до последнего клана подсчет на миг прекратился. Открылось новое окно, в котором смена имен замедлилась для проведения особо тщательной проверки каждой персоны. Мин Чжи замерла на месте, не поверив своим глазам, ведь она и раньше применяла к Ривке это устройство, но оно ничего не показывало, и министр был очень недоволен. Теперь, когда сила вспыхнула в ней по непонятным причинам — наверное, из-за потрясения, связанного с прекращением отношений с этим земным человеком — сомнений более не осталось.

«Совпадение 97,8%» — гласило сообщение, и Мин Чжи задержала дыхание, глядя на одно-единственное имя, высветившееся на экране...

* * *

Вместо того, чтобы насладиться выходными в компании семьи и Мин Чжи, Ривка сидела дома перед телевизором, отправив подругу на шоппинг на улице Дизенгофф, сославшись на сильное похмелье, хотя в действительности его почти не было. Погода стояла непляжная, поздний октябрь уже поливал Тель-Авив дождями, хотя дневная температура не опускалась ниже двадцати пяти. Мин Чжи с пониманием отнеслась к такой неумелой лжи про похмелье и как-то легко оставила Ривку в одиночестве, правильно распознав это ее желание.

Неужели Бен и впрямь решил исчезнуть из ее жизни? Их разговор под дождем оказался довольно кратким, Бен признался, что любит ее, и более оставаться подле нее в качестве друга не может, а Ривка только молчаливо слушала, чувствуя, что у нее из груди вырывают здоровенный кусок. Будь она человеком, смогла бы она стать ему спутницей жизни? Конечно, уверенности не было, но Бен был именно тем, что ей нужно, да и пора было уже нагуляться им обоим. Но в последние месяцы жизнь Ривки круто изменилась, и она не знала, вспоминая слова Мин Чжи, сможет ли жить с пониманием, что Бен состарится намного раньше, а она к тому времени вряд ли постареет внешне и на год. Сможет ли она, даже признавшись ему в своей особенности, ведь браки между людьми и анкийцами не запрещались, наблюдать за тем как вырастут и постареют ее дети, ибо вырождение анкийской силы при смешении с людьми приведет именно к этому. Так стоит ли бросить Нью-Бабили ради нескольких лет туманного счастья? Мин Чжи была права касательно каждого пункта, озвученного во время их пьяного разговора в баре Knock-Knock, а Ривка могла подписаться под каждым ее словом.

Мать звонила сегодня уже сто раз и требовала объяснений касательно ее поведения и того, почему Ариэль не берет трубку, но она уже прекрасно понимала, что Бен и Ариэль исчезнут из их жизни из-за дурного характера дочери. А Ривка то и дело поглядывала на ключи от машины, висевшие на крючке возле двери, стараясь убить в себе желание сорваться и поехать к нему, чтобы ответить на его чувства. Но любила ли она его на самом деле? Или в ней, как в случае с Алом, преобладало дурацкое чувство собственничества?

Когда она позволила себе так раскиснуть?

* * *

Ривка сидела в учебном корпусе — в кабинете для занятий с иллюзорными окнами с видом на Эйфелеву башню — и готовилась к последним экзаменам. В вечернее время за час до отбоя здесь уже никого не было, и она могла хоть немного насладиться одиночеством.

Александр, зайдя туда с единственной целью — помочь, вдруг заметил, как она изменилась за два с лишним месяца, проведенные в академии, и дело было даже не во внешности — волосы ее отросли ниже лопаток, а мышцы подтянулись — налицо была усиленная работа над собой, хотя она больше не враждовала с фараонами. Она стала собранной и строгой, но практически перестала улыбаться. Ривка вскочила со стула по привычке и отдала честь старшему по званию, а он присел напротив и, пододвинув стул, посмотрел на нее, наблюдающую за ним в молчании.

— Вольно, Ребекка, присядьте, — попросил он, и она подчинилась; на столе перед ней лежали записи химических и физических задач, она так и не оставила привычки конспектировать на бумаге. — Скажу прямо, меня прислал к вам Роберт Бишоп, и я немного удивлен, почему вы сразу не пришли ко мне. Это какая-то глупая гордость? Разве я не ваш декан?

Они уже давно превратились в профессора и курсантку, он больше никогда не просил подвезти его в Тель-Авив, никогда более не писал ей странных забавных сообщений. Александр был приветлив и дружелюбен, но не более того.

— Все в порядке, я на стадии решения своих проблем.

— Да, инсценировка собственной смерти, конечно, радикально изменит ваше положение и вас никто не будет искать, — сказал Александр. — Однако вы же понимаете, что это не самый лучший выход из ситуации. Все, что вы сможете потом — это наблюдать со стороны за близкими без возможности прикоснуться. Плохая идея.

Она обратила на него сосредоточенный взгляд, вместо былой дерзости в нем была какая-то необъяснимая решительность.

— Поверить в то, что я разбилась в автокатастрофе сможет каждый. Все именно этого и боятся, — она откинулась на стуле, переведя взгляд на Эйфелеву башню. — Мне больно оттого что я постоянно лгу.

— И вы готовы пойти на еще большую ложь, чтобы стереть себя из жизни родных? Вы хотите им такой участи, как боль от потери единственного ребенка? — он внимательно наблюдал за ней, пытаясь понять, прав ли был Бишоп, говоря о развивающейся депрессии.

Куратор Бишоп частенько выступал для курсантов в качестве психолога, и он с удивлением выслушал Ривку, считающую, что, возможно, ей стоит прибегнуть к таким радикальным методам, и понял о назревающих проблемах. Бишоп не смог пройти мимо, доведя свои подозрения до декана Лахму.

— Мне кажется, я знаю что вы сейчас скажете, профессор, — она вновь обратила к нему сощуренный взгляд. — Что лучше остаться на Земле в Тильмуне или Сиппуре, тогда не придется так далеко уезжать, но поверьте, выбери я эти специализации, я бы так же думала о инсценировке смерти.

— По вашим же глазам вижу, что вы сами считаете это глупостью. В вашем распоряжении уж точно есть пара десятков лет, прежде чем вам придется исчезнуть из жизни близких. Так что же вас так сильно тревожит?

— Еще я подумываю над тем, чтобы вернуться к семье и прожить эти двадцать лет с ними. Вы знаете, что я не из этого мира, профессор, мне трудно с ним свыкнуться, потому что я принадлежала другому. Получив сведения об анкийцах, я думаю, у меня теперь есть право выбора, я же не вечный солдат или пленница этого места?

— Вас разрывает в разные стороны, Ребекка, — поразмыслив, ответил Александр. — Сначала вы хотели инсценировать собственную смерть, чтобы семья вас забыла, а теперь мечтаете вернуться. Конечно, вас никто не держит здесь. После окончания подготовительной академии все мы вправе избрать свой путь. Хотя мало кто не мечтает попасть на Лахму или в Бад-Тибира. Я вижу, как вам мешают вернуться к семье амбиции. Даже по нашим меркам двадцать лет жизни это немало и, зная теперь слишком много, вы всякий раз будете смотреть в ночное небо, мечтая о звездах. Я прав?

Она закусила губу и кивнула.

— Но ничто не помешает мне в любой момент отправиться на Лахму.

— Как ничто не помешает через два года после службы вернуться к семье. Или, будучи уже штатным пилотом, летать на Землю чаще обычного. Вариантов много, не понимаю, что же так сильно вас тревожит?

И тут в ее глазах отразилась тревога.

— Я не знаю, профессор, но у меня плохое предчувствие, словно я стою на перекрестке нескольких дорог, и куда бы я ни свернула, везде ждут только беды. Я переживаю, что это может быть каким-то нехорошим знаком, проявлением силы, но я же новичок, я просто не могу быть такой сильной.

— Может, это мандраж перед экзаменами? — Александр говорил то что думал, но в его сердце закралось некое сомнение, не могла ли эта девушка и впрямь обладать подобным даром? Насколько он знал, на философии силы она не блистала, лишь одному студенту Сиппура удалось проявить слабые способности к телекинезу, а остальные дисциплины силы в Нью-Бабили не преподавались. — Ребекка, вам просто стоит решиться хотя бы на что-то, возможно, когда вы примете выбранную судьбу, вам станет легче. Вас перестанет мотать из стороны в сторону и жизнь наладится. Если дело в чувствах, то я не знаю что вам посоветовать. Тут вы должны решить сами: сможете ли вы прожить земную жизнь с Беном, а потом отпустить его.

Она посмотрела на него испуганным взглядом, не понимая, каким образом Александру удалось найти подлинную причину ее волнения и даже назвать имя человека, мысли о котором не давали ей покоя. Дело действительно было в Бене, но и не меньше — в ней самой. Сможет ли она быть отдана только ему одному?

— Вы кого-то потеряли? Вернее, отпустили? — спросила она, глядя в его глаза, наполнившиеся печалью. — Простите, это, наверное, очень личный вопрос.

— Я пережил смерть собственного дитя, — он неуверенно приподнял уголки губ. — Но мой сын и жена прожили славную жизнь, я ни на секунду не пожалел об этом, — было видно, что ему тяжело говорить об этом. — Вы можете рассказать Бену кто вы такая, если всё будет серьезно, это допускается. Вы можете параллельно быть и в этом мире, и в земном. Чувства не привязывают вас к дому, вы сможете позволить себе и Лахму, и любовь, — он очень тяжело вздохнул, словно выразил в этом вздохе все потери прожитых лет. В то же время, почему-то поделившись с Ривкой своей грустью, ему, казалось, стало немного легче. — Долго не засиживайтесь, отбой скоро, — снова надев маску декана, сказал Александр и покинул молчаливую Ривку, надеясь, что хоть как-то помог ей.

* * *

Преподаватели ходили между плотными рядами курсантов, сдающих огромный тест из сотни вопросов по всем предметам одновременно. Парты, как и в первый раз при распределении, были расставлены прямо в одном из ангаров зиккурата, где сто пятьдесят два курсанта, замерев в абсолютно одинаковых позах, подобно единому организму, склонились над заданием. В воздухе не звучало скрипов ручек, потому что как и любой другой, этот тест давался на планшетах, заменявших учебники и тетради.

Глядя на трехмерное изображение штурмовика модели FA676 над планшетом, Ривка должна была найти и устранить неисправность, которая, согласно заданию, должна будет привести к взрыву в космосе, но как не старалась, она не могла понять, что же это за неисправность и сидела, опустив руки, думая, что это ее билет в пехоту. Она даже решила половину задач по химии и физике и, видимо, уделяя не основным предметам факультета слишком много времени, внезапно потеряла где-то в закоулках памяти нечто очень важное. Внутри нее все похолодело. Мимо прошел профессор Вагнер, он, как и остальные преподаватели, вместе с камерами по периметру ангара, следил за тем, чтобы курсанты не прибегали к шпаргалкам.

Ривка отвлеклась на находящегося через ряд Александра, заинтересованного проекцией робота в работе Сэма, и мысленно скрестила пальцы, чтобы ему удалось решить задачу, ведь он так хотел стать пилотом.

Ответы шли по нарастающей от простых к сложным по каждому из предметов, из-за чего уже очень давно никому не удавалось получить за тест сотку. Данные ответов суммировались компьютером и на основании количества правильных ответов по каждому блоку курсанты распределялись на факультеты.

Ривка продолжала пялиться на трехмерную модель штурмового корабля, но ни одна страница учебника с нужной информацией в ее голове не могли дать ответа. Она ткнула стилусом в бортовую часть корабля, полагая, что дело может быть в электронике, но выпавший список программ управления был стандартным. Ривка проверила их на ошибки, но ничего не нашла. Она слишком много времени потратила на это задание и внезапно обнаружила как что-то слепит ей глаза. Бликуя в свете прожектора ангара, заколка у виска Летти, сидящей через ряд, ловила световые лучики. Но Ривка замерла на месте, ее мозг стал обрабатывать информацию, ведь в наборе бликов, коротких и длинных, было зашифровано послание на азбуке Морзе, и в нем повторялись всего два слова: «правый двигатель». Ривка не могла поверить своим глазам, она увеличила картинку на правом двигателе и вгляделась. Около пары минут потребовалось, чтобы заметить едва различимую «лишнюю деталь» двигателя — микроскопическую железную стружку, застрявшую у самой турбины. Она ахнула, ведь ответ был так прост. Но почему Летти помогла ей?

Черканув ответ, Ривка внезапно заметила, что Александр смотрит на Летти прямым, нечитаемым взглядом. Он перевел взгляд на Ривку и не сдержал эмоции, отразившейся в мимолётном движении чуть нахмуренных бровей. Ривка сделала вид, что не заметила этого и перешла к следующему заданию, стараясь отбросить застрявший в голове вопрос о причинах помощи. Летти в последнюю неделю довольно странно себя вела, она даже перекинулась с Ривкой парой слов, пока они стояли в очереди за едой, чем вызвала недовольство Мары.

После теста был экзамен по самообороне, где пехота и пилоты показали наилучшие результаты. Ривка к своей радости заметила, что Сэм в ходе честной борьбы уложил Сета, и искренне надеялась, что ему ничего не будет грозить. Ее поставили в пару с Элией — норвежкой с белыми волосами с ее факультета. Борьба шла практически на равных, и Ривка даже хотела в какой-то момент сдаться, однако, глядя на капрала Конорса, в глазах которого отразилось разочарование, внезапно воспрянула духом, скинула с себя Элию и уложила ее на маты, скрутив руки над головой. По окончании боя девушки пожали друг другу руки и мирно разошлись. Мин Чжи без усилий уложила Харуку, танцуя над ней победный танец, а борьба Мары и Летти была воистину жестокой, их удары были резкими и сильными, и в какой-то момент Конорс даже решил что дело закончится шуруппаком, но Летти одним резким движением буквально бросила Мару на маты, и курсанты зааплодировали в едином порыве. Мара улыбнулась, но по ее глазам было видно, что к поражениям воспитание ее не готовило.

Ожидая результатов, студенты собрались в столовой, время было обеденное. Ривка, набирая еды и поглядывая на стол старост, откуда на нее смотрела Летти, тихонечко кивнула, и Летти кивнула в ответ. Удалось поймать ее только в женском туалете. Она стояла у гряды раковин, умывая руки.

— Привет, неплохо ты расправилась с Марой, — заметила Ривка осторожно, и Летти, завязав светлые волосы в тугой пучок на затылке, посмотрела на нее из отражения. — Не знаю, почему ты мне помогла, но спасибо, — она несмело улыбнулась.

— Не знаю, о чем ты, — сказала Летти, а из соседней кабинки вышла Мара, скептично изогнув бровь при виде Ривки.

Теперь Ривка, спустя пару месяцев в академии, приняла свое положение в обществе анкийцев. Она не могла изменить того, что была рождена людьми, и теперь обязана была прыгнуть выше своей головы, выслужившись в армии, совершив нечто великое, реализовав свои амбиции.

Выйдя из уборной и вернувшись в столовую, где на большом мониторе должны были обнародовать результаты тестов, Ривка столкнулась взглядом с Александром и вспомнила об их разговоре. Из его слов было ясно, что он ни разу не пожалел о выборе в пользу земной женщины, и, что бы ни произошло в его жизни, он хранил о ней светлые воспоминания.

Так может стоит вслушаться в его слова? Пока она еще на Земле, попробовать почувствовать вкус этих отношений, которые она сама возвела в статус запретных? Но как объяснить Бену свое отсутствие и редкие увольнительные на Землю?

Послышался гомон голосов курсантов, раздосадованные и счастливые вздохи, когда на мониторах высветились списки факультетов. Надо сказать, в составах факультетов произошло не очень много изменений. Медея ликовала — ее перевели в Сиппур, Сэм радовался не меньше, ему удалось попасть к пилотам. Ривка была рада за друзей и за себя, ей удалось удержаться в Лахму, после экзамена по пилотированию на тренажере она в себе не сомневалась. Самые лучшие результаты были, конечно же, у Мары и Сета. Они не могли иначе, они должны были стать лучшими. Ларс с Медетту тоже крепко постарались и их перевели в Лахму.

— Ривка! Лови!

Ривка едва успела среагировать и поймать летящее в нее яблоко. У стола появилась довольная собой Мин Чжи в обществе Харуки и Мин Чжуна, которого перевели с Сиппура в Лахму. У него все еще были бежевые нашивки, а у Сэма черные, но они оба придут на занятия после выходных с нашивками курсантов Лахму. У стола появилась Дана, которой Ривка обещала экскурсию в Тель-Авив, но похоже, что домой ей стоит поехать в одиночестве.

— Дана, хорошо, что ты пришла, мне надо поговорить с тобой…

* * *

Неделя прошла с их последней встречи, с того самого идиотского ужина, который перечеркнул прекрасную дружбу двух молодых людей. Вряд ли, конечно, это можно было назвать дружбой, ведь они были любовниками, но Ривка никогда не видела в сексе ничего зазорного, впрочем, как и Бен до поры до времени. Поначалу он счел это тёплое чувство лишь проявлением дружбы, а желание заботиться о ней — братским инстинктом, но умная Ариэль сразу же распознала, что ее сын капитально влип. Вскоре он и сам осознал, что постоянно пытается заставить Ривку улыбаться, что от ее улыбки ему самому становилось легче на сердце, а каждый раз, когда она пропадала в барах и клубах, а потом рассказывала о своих приключениях, он улыбался, смеялся вместе с ней — это вошло в привычку. И так бы оно и продолжалось, если бы не желание Ариэль форсировать события.

Бен хотел прикрыть окно, в которое бил дождь, но замер, увидев красный порше, заезжающий на подземную парковку его дома. Ривка позвонила лишь единожды, но он не взял трубку, а потом она не появлялась даже на фейсбуке и в воцапе последний раз была чуть ли не пять дней назад. Она забросила инстаграм и больше не публиковала ничего в соцсетях, будто выпав из горячо любимого мира, где ее почитали священными лайками и восхищенными комментариями.

Бен накинул футболку и джинсы, не зная, какой предстоит разговор, хотя предположения, конечно, были…

Ривка стояла в дверях, и Бен вдруг заметил неуловимые на первый взгляд изменения в ее внешности — черты лица заострились, руки в джинсовой безрукавке стали рельефными, как и ноги, словно она всерьез занялась спортом.

— Привет, — она несмело улыбнулась — Можно войти?

— Привет, ты была дома? — он настороженно посмотрел на дорожную сумку в ее руках, словно Ривка собралась жить у него.

— Нет, — она смотрела на него неопределенным взглядом и ждала приглашения внутрь.

— Зачем ты приехала?

— Нам нужно поговорить, — крылья ее носа затрепетали, что свидетельствовало о волнении. — Я приехала в надежде, что ты все еще сможешь принять меня.

Бен промолчал, но отошел в сторону, чтобы впустить ее. Он настороженно проследил за ней взглядом: Ривка миновала прилегающую кухню и скрылась в хозяйской спальне — вот так нагло и беспардонно. Бен последовал за ней. Она уже жила у него перед переездом на квартирку на Хаярконе, посему забросила сумку аккурат в свободное отделение шкафа, когда-то служившего ей гардеробом. Ривка посмотрела на слегка опешившего друга и сняла джинсовую безрукавку, под которой оказался только маленький черный топ-бандо, затем подошла к Бену и положила ладонь на его плечо, но Бен ее скинул.

— Если намереваешься продолжать наши отношения в подобном ключе, то лучше просто уезжай, — холодно сказал он, собираясь развернуться и уйти.

— Бен, — она заключила его лицо в ладони. — Я никудышная, я знаю это. Я также понимаю, что за эту неделю я себе места не находила, потому что не могла элементарно спросить «как ты» или рассказать о своих тревогах. Бен, если я все еще нужна тебе, не отталкивай меня, я хочу попробовать. Кажется, я не могу без тебя.

Она смотрела прямым уверенным взглядом, не моргая, со всей серьезностью, что совершенно не было на нее похоже. И он как всегда легко сдался, сдался на волю своей слабости. Эта женщина была его радостью и величайшим кошмаром, и теперь он вновь целовал ее, истосковавшись по ее нежным губам, по гладкости кожи, по изгибам тела. Он был слаб, снова поддаваясь на ее чары, он был слаб, поднимая ее и неся к кровати, и Бен вновь любовался ей и наслаждался ее теплом, а она была еще более податлива, и сейчас Ривка делала все для его наслаждения…

— Так мы… встречаемся? — она гладила его по руке, а Бен обнимал ее сзади, прижимая все крепче.

— Давай попробуем, — он вдохнул аромат ее волос и коснулся легким поцелуем мочки ее уха. — Ты собралась переехать ко мне? — он посмотрел на ее сумку, торчащую на полке.

— На эти выходные — точно.

— Когда ты вернешься в Израиль насовсем? — уточнил он, наверное, самый главный мучающий его вопрос.

Она повернулась к нему и взяла за руку:

— Бен, сейчас я смогу приезжать каждые выходные, позже — раз в несколько месяцев, и это продлится минимум два года.

Бен сначала счел это шуткой, он посмотрел на нее взглядом, полным неверия, и чуть отстранился.

— Ты серьезно? Ты пришла ко мне, чтобы помириться и вступить в новую фазу отношений, а теперь говоришь, что сможешь приезжать только один раз в несколько месяцев? Где ты пропадаешь, Ривка? — в его голосе звучало недоверие и разочарование. — Ты должна мне объяснить, потому что я больше не верю, что ты находишься в Милане, я вижу изменения, ты становишься другой не только внешне, но и внутренне. Я не могу понять что конкретно изменилось, но я же вижу, что-то не так. Объясни мне.

Она сжалась в комок, сощурилась, тронула его лицо пальцами.

— Я не могу, Бен, я храню большую тайну, и она связана не только со мной, но и многими другими людьми. Я не могу рассказать. Не имею права. Но да, я нахожусь не в Милане, ты прав, я не выезжала за пределы страны с лета, когда летала в Лондон навещать отца.

Бен сел и посмотрел на нее сверху вниз, потерев лицо ладонью, словно пытался скинуть с себя туман неизвестности. Дождь молотил по карнизам, за окном послышался далекий раскат грома.

— Я не понимаю, Ривка, я отчаялся тебя понять уже очень давно.

— Ты накладываешь одно на другое.

— Я помню, ты опасалась, что тебя кто-то преследует. Это как-то связано с тем человеком?

Поразмыслив, видимо, решая, может ли выдать хоть эту информацию, она кивнула и сказала:

— Прошу, не задавай больше вопросов.

— Бред собачий, — он одернул одеяло и встал, зачесав волосы назад. — Ты вообще понимаешь, сколько мыслей теперь в моей голове? Что ты связалась с плохими людьми или попала в секту, а может быть, ты стала агентом моссада*?

Она поднялась следом, набросила на плечи его халат и подошла поближе; Бен сосредоточенно смотрел за окно, кусая губу. Ривка обняла его.

— Я понимаю как это звучит. Не волнуйся, я не состою ни в какой секте или террористической организации и уж тем более в моссаде. Но да, можно считать это организацией, нанявшей меня из-за моих способностей.

— Почему ты вдруг стала такой скрытной? Если это какая-то государственная тайна и ты действительно работаешь на правительство, то я не понимаю, почему они выбрали тебя? Ты никогда не стремилась даже к военной службе, но после того как ты уложила на пляже Рейчел, работа на правительство уже не кажется такой нереальной.

— Пусть будет так, Бен, — сказала она; ход его мыслей мог оправдать ее отсутствие и наилучшим образом избавлял ее от ненужных объяснений.

— И каких отношений ты хочешь, рассказывая мне об этом? — он натянул шорты и вышел в гостиную, чтобы заварить чай. — Что-то мне с трудом верится, что они вообще тебе нужны, — Бен издал короткий смешок, положив пару ложек чая в заварочный чайник.

Она присела на высокий барный стул и ткнула кнопку чайника, пока Бен доставал кружки. Он так сильно хотел ее признания…

— Я понимаю как это звучит, и что подобные отношения на расстоянии довольно трудно построить, но я не могу ничего изменить, — сказала она, конечно же, лукавя, ведь она надеялась убить двух зайцев разом.

— И ты рассказала мне об этом только после того как мы переспали, — он вновь усмехнулся. — Я чувствую себя обманутым и использованным.

— Я не пытаюсь тебя обмануть, — она покрутила кружку в руках. — У меня никого не было с самого июня. Был только ты. Я, сама того не ведая, могла и хотела быть только с тобой. И сейчас я чувствую тоже самое.

— Как далеко ты уезжаешь, что сможешь возвращаться так редко?

Ривка опустила взгляд, проигнорировав вопрос, и сказала:

— Если тебе нужно подумать, я буду ждать столько, сколько потребуется. Только не прогоняй меня хотя бы на этих выходных…

* * *

Мосса́д* — политическая разведка Израиля, по своему назначению и функциям сравнимая с американским ЦРУ. На эмблеме организации изображена менора, являющаяся гербом Государства Израиль