Лекарство для демона (джен)

Прошла неделя с тех пор, как вернулся Азазель. Он многое переосмыслил. Демон осознал, что Милагрос по значимости для демонов опередила его. Из-за этого её поступки и слова начали вызывать в нем не только раздражение, но и гнев. Ущемленное тщеславие постепенно возвращалось к нему. Каждый её визит в катакомбы превращался в испытание для его терпения. Азазель понимал, что она много сделала для того, чтобы жизнь его народа стала лучше, но он считал это только своей прерогативой. Потому что привычный ему мир был разрушен ею. Что ей двигало, жажда власти над его демонами? Потеряв положение в своей родной стране, она попыталась восстановить свои права здесь? Неужели он был настолько наивен и слеп, чтобы начать хоть в какой-то степени доверять ей. Его чувства к Милагрос становились всё более негативными. Он понимал, что всё, что она говорила ранее, было ложью, и её хорошее к нему отношение было иллюзией. Каждый раз, когда он вспоминал о ней, его сердце сжималось от горечи и разочарования. Разум Азазеля пытался принять это, но сердце всё ещё не могло отпустить боль и обиду, которые она ему причинила. Он решил увидеть всё своими глазами. Демон сразу поймет, есть ли в поступках девушки корысть. Теперь ему предстояло жить в новом для него мире. Так он думал, бредя по темным катакомбам навстречу свету. Было утро, но все уже были на ногах, занимаясь каждый своим делом. Около кузни он увидел её. Милагрос спорила с Данте.

— А я говорю, что это необходимо, — настаивала она.

— Зачем нам это, бесполезная трата времени, — возразил он.

— Как ты можешь такое говорить. Посмотри вокруг, всё это благодаря знаниям. Вы должны учиться, — настаивала юная баронесса.

— Писать и считать можно научиться, — сказал один из кузнецов, выйдя из кузни.

— Не только. Чем больше вы знаете, тем больше вы сможете усовершенствовать то, чем занимаетесь, — продолжала в том же духе леди Вилламайн.

— Почти весь квартал восстановлен. Места для школы нет, — заявил демон, скрестив руки на груди.

— Я найду. Вот смотри. Есть руины здания напротив дома Азазеля, — сказала она, склонившись над картой квартала.

— Владыка не потерпит шума, — строго сказал Данте.

— Владыка вполне может быть учителем, к примеру, истории. И жить в непосредственной близости от школы ему будет удобнее, — объяснила девушка.

«Уже и мне роль отвела в своей игре. Думает, я буду ей подчиняться», — усмехнулся Азазель, поражаясь её самоуверенности.

— Надо спросить у него, — говорил демон.

— Хорошо, спросим, — согласилась юная баронесса, и тут она увидела его на улице. Светлая улыбка озарила её лицо.

«Притворщица», — подумал он, наблюдая, как она идёт к нему и через мгновение заключает в нежные объятия. Он почувствовал тепло её тела. Бережное к нему прикосновение. И что-то дрогнуло внутри, потянулось к ней.

«Нет, она хочет усыпить мою бдительность. Человек никогда не будет относиться к демону как к другу. Мы вечные враги», — убеждал себя Азазель.

Но её головка прижималась к его груди, и он чувствовал лёгкий цветочный аромат её волос. А она слушала приглушенный стук его сердца и радовалась, что он наконец-то рядом. Его руки легли на её плечи, задержавшись, но потом отстраняя. Он постарался ласково посмотреть на неё.

«Если я проявлю агрессию, то потеряю её доверие и не смогу вывести на чистую воду», — подумал он, попытавшись улыбнуться и смотреть на неё ласково.

— Очень рада, что ты наконец покинул свою берлогу. Нам так нужна твоя помощь, — сказала Милагрос, заглядывая в его фиолетовые глаза.

— Вижу, что не так уж и нужна, — сказал Азазель, оглядывая здания, скамейки перед ними, фонари, которые уже потушили.

— Ошибаешься. У нас дилемма, которую только ты можешь разрешить. Мы уже который день спорим с Данте о строительстве школы. Я предложила построить её напротив твоего дома. Там есть свободное место, и хочу предложить тебе быть в ней преподавателем, а заодно и директором. Так будет удобнее, — сказала воодушевленно Милагрос.

— Учителем чего? — уточнил Азазель без особого энтузиазма. Возиться с детьми он откровенно не любил.

— Истории. Видишь ли, маленькие демоны, из тех, кто родился здесь, в Анатей, ничего не знают о Кацитусе и Люцифере. Я думаю, что будет не лишним знать историю того места, откуда их корни, — пояснила юная баронесса.

«Какие льстивые речи. Но я переиграю тебя», — упрямился он, иногда хмурясь и этим рискуя выдать свои мысли.

— Что ж, я подумаю. Но для начала, может, покажешь мне, как тут всё устроено, — приветливо обратился он к Милагрос и позволил ей взять себя за руку и увезти за собой.

Милагрос было невдомёк, что всё это время за ней следил Крис, пришедший в квартал. Она не видела, как помрачнел взгляд его золотистых глаз, когда он увидел, как она обнимает Азазеля. Как он неуверенно обнимает её в ответ. Крис еле смог сдержаться, когда увидел, как к ней прикасался презренный демон, который пытался убить его. Негодование охватило его, словно огонь, уничтожающий всё внутри. Он чувствовал, как сердце сжимается от боли, как горькая ревность захлёстывает его мысли, хотя он не признается в этом даже самому себе. Всё внутри кипело. Он не мог поверить, что она так радостно и нежно обнимала это ничтожество, которое было врагом человечества. Горечь и досада овладевали им, и он ничего не мог с этим поделать. Всё, что он чувствовал в этот момент, была лишь темная волна исступления, и он был бессилен сдержать её.

Он резко развернулся, чтобы уйти, но услышал, как его окликают.

— Крис, ты, наверное, к Милагрос пришёл. Вы немного разминулись. Может, позвать её? Она с Азазелем, — сказал Эларен, выйдя из кузни и некоторое время наблюдая за напряженно застывшим парнем.

— Не стоит. Не хочу мешать. Мы можем встретиться позже, — сказал он и поспешил покинуть квартал.

Девушка почти до вечера водила Азазеля по кварталу и была просто счастлива, что демон постепенно начинал оживать. Он смотрел с молчаливой заинтересованностью на жилые здания и считал, что поселить демонов в отдельной квартире многоэтажки было довольно экономичным решением. Ему понравилось, как организованы дела в лавках и ремесленных, и последним, что она ему показала, желая сделать сюрприз, это его небольшой дом. Крыши с высокими шпилями в мрачной готической атмосфере, что, по её мнению, точно понравится демону. Комнаты были выдержаны в черных и фиолетовых тонах.

— Жаль, я ни разу не была в твоём родном замке. Я бы имела более точное представление о твоих предпочтениях, — сказала девушка, вернувшись в гостиную, как бы извиняясь за возможные промашки.

— Если меня устраивала жесткая подстилка в катакомбах, то и здесь привыкну, — сказал демон, усаживаясь на диван.

— Что ж, тогда я, пожалуй, пойду. Обвыкайся здесь, — произнесла девушка и повернулась, чтобы уйти.

— Милагрос, — остановил он её, взяв за руку и заглянув в синие глаза, — Спасибо за всё.

— Тебе спасибо, что вернулся. Мне очень тебя не хватало, — призналась она, еле сдерживая слёзы, но заставила себя улыбнуться.

Смешанные чувства остались у него, когда она ушла. Её чистый открытый взгляд, её искреннее желание помочь так не вязались с его представлением о ней. И то её теплое прикосновение, которое огнем горело на его теле. Неужели всё это ложь. Может, Чариос приказал ей следить за демонами, и она выбрала верную тактику, пожелав подчинить их. Душа демона разрывалась на части: одна половина хотела довериться ей, другая противилась этому.

Милагрос вернулась во дворец в приподнятом настроении, надеясь, что раз Азазель вернулся, то скоро он займёт своё место в правлении кварталом и всё наконец-то наладится.

— Она вернулась, — доложил камердинер Чариосу.

Весь день он был в отвратительном настроении. В разговоре с советниками отвечал резко, вяло перелистывая доклады и отчёты. Особым вниманием был удостоен доклад о Демоническом квартале. Дела там действительно шли на лад. Торговцы и ремесленники исправно платили налоги.

«Если бы она так заботилась о людях, как заботится о демонах», — с раздражительностью подумал он, выходя из кабинета на террасу. Хотя девушка и не делала различий между людьми и демонами, Чариосу всё-таки казалось, что Милагрос относится к ним по-особенному. А к одному из них и подавно. Стоило ему подумать об Азазеле, как всё закипало внутри. Разве не ради того, кто особенно дорог, можно пожертвовать жизнью и свободой. Разве не ради того, к кому привязался душой, надо надрываться, не спать ночами, чтобы спасти и сделать жизнь его народа лучше. Разве не ради любви к нему. От этой мысли неприятный холодок пробежал по спине. Если бы она работала с таким же усердием ради людей, Анатей стала бы жемчужиной Мистарсии, где все были бы счастливы и жили в достатке. Он часто видел, как она не раз помогала совершенно незнакомым людям. Как её узнают на улицах столицы и как с радостью приветствуют.

«Любимая всеми», — невольно пришло ему на ум.

Но стоило памяти вернуть его чуть в прошлое, когда он увидел её в объятиях демона, как от ярости хотелось рвать и метать. Внезапно он почувствовал невыносимую боль в теле, словно кто-то вонзил в него нож. В голове крутилась одна мысль: как она могла так себя вести? Что именно Милагрос видит в Азазеле, чего не видит в нём. Это заставляло чувствовать себя уязвимым и беспомощным, словно внутри началась война, и он не знал, как её остановить.

Каждое её прикосновение к нему казалось ему предательством. Чариос представлял, как она улыбается ему и нежно смотрит на демона, как никогда не посмотрит на него. Император чувствовал себя одиноким и опустошенным. Весь мир уходил у него из-под ног. Чариос не понимал, почему это вдруг так стало важно для него. Почему каждый раз мысли возвращали его к собственной реакции на происходящее. От того, что он увидел, он чуть не потерял контроль над собой. Так хотелось подойти и оторвать её от него. Он не мог продолжать смотреть на них и не мог оторвать от них взгляда, словно боль и ревность привязала его к этому месту, не давая возможности пошевелиться. С другой стороны, император понимал, что если он уйдет, то это будет признанием его слабости, его поражения. Он не может проиграть какому-то демону в чем-то. Она поклялась ему в верности как императору, но теперь это казалось ему пустым звуком. Куда же подевалась его выдержка и невозмутимое хладнокровие.

Чариос знал, что должен избавиться от этого гнетущего чувства, которое никак не хотело его отпускать. Он боялся, что оно поглотит его полностью. Но с каждой секундой это становилось все труднее и труднее.

— Ваше величество, прикажете позвать леди Милагрос? — спросил слуга, прерывая поток его мрачных раздумий, который всё ещё стоял в дверном проёме, ожидая дальнейших указаний.

— Нет, — сухо ответил он, боясь, что стоит ему посмотреть на неё, то ревность превратится в жгучую ненависть.

Камердинер развернулся, чтобы покинуть его кабинет.

— Хотя нет, зови, — вдруг передумал монарх. Слуга удалился выполнять поручение.

Он должен знать, что он значит для неё не как император, а как человек, как мужчина. Волнительно билось его сердце в ожидании её появления.

Вскоре тихий шорох платья свидетельствовал о том, что она пришла на террасу.

— Вы звали, Ваше величество? — услышал он её голос, и сердце пропустило удар. Девушка даже не подозревала, какие страсти кипели в душе императора.

Чариос глубоко вздохнул, стараясь успокоиться и начать разговор в своей беспристрастной манере.

— У меня к вам очень важный вопрос. Вы хотите, чтобы я был счастлив, леди Милагрос? — спросил он, обернувшись к ней и испытующе взглянув на неё.

— Безусловно, — улыбнулась юная баронесса. Словно это было само собой разумеющееся.

— И на что вы готовы ради того, чтобы я был счастлив? — спросил он.

Милагрос подошла к нему и напряженно посмотрела на статного молодого мужчину с неподдельным восхищением.

— Если счастье моего императора будет хоть в какой-то мере зависеть от меня. Я сделаю всё, что от меня зависит, — уверенно ответила она.

Тут неожиданно для неё он взял её за руку. Тепло его ладони, не одетой в перчатку, было очень приятно и было приятным.

— Благодарю. Вы опять разрешили все мои сомнения. Я тронут вашей самоотверженностью. Завтра утром я отбываю из столицы и из Мистарсии. Меня не будет целый день, может быть больше. Я попрошу вас на время моего отсутствия не покидать дворец. Надеюсь, моя помолвка пройдёт без эксцессов и мне не откажут, — сказал Чариос со спокойным выражением лица, будто не решалась его судьба, а он шёл на рядовое заседание Совета.

— Вы наконец-то решились, — с замиранием сердца произнесла девушка.

Известие о том, что, возможно, в скором времени во дворце будет жить императрица, и обрадовало, и насторожило. Неизвестно, как она отнесется к её присутствию в доме императора, ведь, по сути, ни служанкой, ни наложницей Милагрос не была.

— Да, — ответил монарх, наблюдая за её реакцией.

— Поздравляю и искренне желаю вам и вашей избраннице счастья, — сказала она. Тоска смешалась с радостью в её взгляде.

Мужчина улыбнулся в ответ. Девушку же тревожил страх неизвестности.