Червь (джен)

“Дорогая Мисс Ополчение…”

Нормально ли начать со слова “дорогая”? Не подразумевает ли это более дружеских или близких отношений? Не звучит ли как насмешка?

“Мисс Ополчение, мы встречались с вами сегодня…”

Нет. Если я напишу в таком духе, она может скинуть это письмо к остальным письмам от своих фанатов.

“Мисс Ополчение, вы знаете меня под именем Рой, но вы не знаете меня настоящую…”

Уже лучше, но мне не нравится тон. Оставлю пока так, продолжу и вернусь к этому позже.

“...Понимаете, я не злодей, несмотря на…”

Несмотря на что? Несмотря на то, что я запугивала и причиняла боль невинным людям? Несмотря на то, что я чуть не убила Луна, а позже вырезала ему глаза? Несмотря на то, что получила почти двести восемьдесят тысяч долларов незаконным путем?

Я вздрогнула, вытащила руки из карманов и застегнула толстовку, чтобы закрыть голый живот. Когда мы вернулись в лофт, Брайан сказал, что мы все слишком устали, чтобы обсуждать предложение Выверта, так что все обсуждения были отложены до утра. Я была рада, что мне не пришлось увидеть или услышать ещё что-нибудь, что могло сделать исполнение задуманного ещё тяжелее. Кроме того, я обещала отцу, что сегодня буду ночевать дома.

Было уже девять вечера, и я решила, что пройдусь домой пешком, так как автобус от парома в это время ходит только раз в полтора часа, и нет смысла его ждать. По дороге можно было сделать легкую растяжку, чтобы тело могло отдохнуть после поездки на спине Иуды.

Спрятав руки обратно в карманы, я вернулась к размышлению о том, что я напишу Мисс Ополчение. Зачеркнем “несмотря на...”. Может, зайти с другой стороны?

“...Поверите вы мне или нет, все мои намерения были благими. Я присоединилась к Неформалам в первую очередь чтобы помочь вам. Помочь городу…”

Было ли это правдой в полной мере? Нет. Если быть до конца честной, одной из причин, по которой я присоединилась к Неформалам, а потом и задержалась с ними, я бы назвала свое одиночество. Что, если я вложу в письмо немного честности?

“... Меня застало врасплох то, насколько просто было их полюбить. Я была в тяжелом положении, а они приняли меня. Так что мне нелегко писать вам это письмо. Но это необходимо. В конечном счёте, так будет лучше…”

Вот что я говорила себе сегодня, перед тем, как мы отправились на задание. Если я останусь с этими ребятами, это может обернуться огромным риском для невинных людей, в конце концов кто-то попадёт под перекрестный огонь, или меня арестуют за серьёзные преступления.

Но теперь мне нужно было обдумать планы Выверта. Был ли он действительно честен насчёт помощи городу? У меня не было причин считать, что он лжёт, да и Сплетница поручилась за него. И в то же время эмблемой Выверта была змея, а Сплетница и раньше скрывала правду и многое недоговаривала.

Вопрос в том, выбрала ли я этот путь потому, что так будет лучше? Нет. По крайней мере, вряд ли именно это было решающей причиной .

Тогда зачем я это делала?!

Несколько часов назад на этот вопрос было трудно ответить, сейчас стало труднее вдвойне. Настолько, что это напугало меня. Как я могла до такого докатиться?

Я вспомнила о времени, когда я сидела на одном из университетских занятий моей мамы. Мне, скорее всего, было не больше десяти, папа был занят, а мама не смогла подыскать няню. Я была не по годам развитой, и адски гордилась тем, что могу сидеть на лекции по английскому, рядом с парнями и девушками, закончившими школу, и понимать то, о чём говорила моя мама. Мы даже вместе прочли книгу “Не апельсинами едиными…” за предшествующие несколько недель, поэтому я знала материал лекции.

Пока я сидела и слушала, вошёл пожилой человек и сел рядом со мной в заднем ряду. С теплотой в голосе он пробормотал, что моя мать была превосходным преподавателем. Затем, спустя несколько минут, когда я набралась мужества, чтобы поднять руку и ответить на один из её вопросов, он похвалил меня, встал и ушёл. Меня переполняла гордость за себя и маму. Но, даже в таком состоянии, в этом человеке меня поразили его волосы. Нелепый зачёс.

Когда лекция была закончена, мама повела меня домой, и я упомянула об этом человеке, в котором она признала заведующего своей кафедры, своего начальника. Тогда я упомянула его прическу — как плохо она смотрелась.

— Посмотри на всё это с его точки зрения, — объяснила она. — Возможно, давным-давно, он начал понемногу лысеть, но он мог зачесывать волосы на одну сторону, чтобы лысину почти не было видно. Каждый год он зачесывал всё больше и больше волос на одну сторону. Изменения были постепенными, он медленно привыкал к своему виду в зеркале, каждое утро, каждый вечер. Множество маленьких шагов.

— Почему никто не укажет ему на это? — спросила я её.

— У него нет никого, кто мог бы ему подсказать, — ответила она. — И любой, кто его знает достаточно хорошо, не хочет задевать его самолюбие, даже если в итоге это пошло бы ему на пользу.

— Ты бы могла, — сказала я ей.

Она так и сделала, на той же неделе. Сорвала шоры с глаз старого завкафедры английского языка. По её словам, он постригся, затем позднее поблагодарил её. Тот случай и поступок мамы навсегда врезались в мою память.

Я сглотнула комок в горле. Когда я вспоминала её, меня всегда заставало врасплох это острое чувство потери. Прямо сейчас я отдала бы что угодно за полчаса беседы с ней. У меня не было ни малейшего сомнения в том, что она бы всё поняла и объяснила такими простыми словами, что найти решение оказалось бы очень легко.

Мне пришлось остановиться, посмотреть вверх, смахнуть слезы с глаз и глубоко вздохнуть, прежде чем я продолжила путь.

Действительно ли я была в такой же ситуации, что и тот старик? Я позволила себе потихоньку скатиться в тупик, лишь из-за того, что за своими текущими проблемами не разглядела возможных вариантов развития событий?

У меня не было абсолютно четкого представления обо всём происходящем. Я всё ещё была уверена, что смогу отправить это письмо, покончить с этим... но прежде чем я это сделаю, я должна привести свои мысли в порядок. Составление письма в голове не помогало, мне нужно было видеть перед собой слова на мониторе, конкретные слова, чёрным по белому.

Я обошла вокруг своего дома и полезла в карман за ключами. Прежде, чем я смогла их найти, папа открыл дверь:

— Привет, Тейлор. Рад видеть тебя живой и здоровой.

Папа выглядел усталым, на годы старше, чем в прошлый раз, когда я его видела.

Я быстро его обняла.

— Привет, папа. Ты получил моё сообщение, про то, что я опоздаю?

— Получил, — он закрыл и запер за мной дверь. — Что случилось?

Я сняла толстовку, удостоверившись что мой перцовый баллончик, телефон и ключи были в карманах, затем повесила её рядом с дверью и пожала плечами.

— Ничего серьёзного. Я была у Брайана, помогала ему собирать мебель, когда неожиданно без предупреждения пришли его сестра и сотрудник соцслужбы. Я не могла просто так уйти, это выглядело бы неловко, — так всё и было, но только немного раньше

— Понятно, — пробормотал он. — Вы были с ним наедине?

— Нет, — солгала я, чтобы у него не сложилось неправильное впечатление. — По крайней мере, недолго. Лиза уехала за несколько минут до того, как зашли соцработник и сестра.

— Смотрю, у тебя появилась новая рубашка. Красивая.

— Лизина, — придумала я, немного ерзая под его пристальным взглядом.

— Вот оно что, — кивнул он.

— Я собираюсь пойти в свою комнату, хорошо? Я немного устала.

Папа покачал головой.

— Я предпочел бы, чтобы ты осталась. Нам нужно поговорить.

Мой мозг и так был перегружен всякой всячиной и внутренними спорами, и мне совсем не хотелось придумывать новую порцию вранья для папы.

— Мы можем отложить это до завтрашнего утра? — предложила я ему, отступая к двери в коридор и складывая руки в умоляющем жесте, — Мне очень нужно хотя бы минутку посидеть за компьютером и привести мысли в порядок.

Я толкнула дверь, но она не открылась. Странно. Я попробовала дернуть дверную ручку, но и это не помогло.

— Дверь заклинило, — сказала я.

— Дверь заперта, Тейлор. Так же, как и дверь в гостиную, — ответил мне папа. Я посмотрела на него, и он показал мне в своей руке старомодный ключ.

Пока я молча наблюдала, он выдвинул два стула из-за кухонного стола, поставил один посредине комнаты, затем установил второй напротив двери и сел на него.

— Садись.

— Папа, сегодня правда не самое лучшее...

— Садись!

У меня сжалось сердце. По крайней мере, я так себя чувствовала. Живот свело от неприятного предчувствия.

— Сегодня я говорил с сотрудником твоей школы, — сообщил он мне, подтверждая мои опасения.

— Прости.

— Тейлор, ты пропустила почти месяц занятий. Три недели. Ты пропустила основные тесты, не сдала вовремя проект, домашние задания... мне сказали, что ты можешь завалить семестр, если уже не сделала этого.

— Я… прости, пожалуйста, — повторилась я.

— Возможно, я смог бы всё понять, я же знаю, с чем тебе приходилось иметь дело, за исключением того, что ты ничего не сказала мне. Ты мне лгала.

Я не смогла подобрать слова для ещё одного извинения.

— Я позвонил в школу, чтобы узнать, как у тебя дела, и они сказали, что уже некоторое время ты не появляешься на занятиях, и я не знал, что делать. Я просто... почувствовал себя абсолютно потерянным. И позвонил твоей бабушке.

Я вздрогнула. Речь шла о матери моей мамы, строгой женщине, которая никогда полностью не считала папу достойной парой для своей дочери. Для него было совсем не просто сделать этот звонок.

— Она убедила меня в том, что, возможно, я слишком старался быть твоим союзником, и недостаточно старался быть родителем. Если бы она сказала мне это неделю назад, я бы повесил трубку. Но после того, как я поговорил с сотрудником школы, я понял, как я подвёл тебя...

— Ты меня не подводил, — сказала я ему. Я была захвачена врасплох тем, что мой голос немного сорвался от волнения.

— Нет, подвёл. Очевидно, если мы попали в такую ситуацию, когда ты не можешь со мной просто поговорить, значит, что-то мы делали не так. Больше никаких тайн, никакой полуправды. Мы останемся здесь на всю ночь, если это будет необходимо. Я даже завтра отпрошусь с работы, если будет нужно, но мы поговорим.

Я кивнула и с трудом сглотнула комок в горле. Я всё ещё не села на стул, который он поставил посреди кухни.

— Мне, хм, нужно в туалет.

— Хорошо, — он встал. — Я провожу тебя туда, а после провожу тебя обратно в кухню.

— Ты что, обращаешься со мной как с заключенным?!

— Ты — моя дочь, Тейлор. Я люблю тебя, но я знаю, что что-то происходит, и это не просто издевательства, или это что-то, связанное с издевательствами, но чём ты ещё не упоминала. Я боюсь за тебя, Тейлор, потому, что ты избегаешь меня, и ничего не рассказываешь, даже если выливается в провал на экзаменах.

— Таким образом, ты хочешь заставить меня всё рассказать, делая из меня пленника, — ответила я, позволив прозвучать в голосе гневу и страданию. — Ты думаешь, что это нормально, после того, как эти с-суки из школы столько раз загоняли меня в угол, отрезая путь к отступлению? Я что, и дома должна терпеть такое же дерьмо с доминированием и издевательствами?

Папа ответил мне с максимальным терпением:

— Я надеюсь, ты знаешь, что я делаю это потому, что люблю тебя.

Я знала. Но это совсем не облегчало моё положение.

— Тебе точно нужно в ванную, Тейлор?

Я помотала головой. Всё, что мне было нужно — убраться из этой комнаты. Я видела, как он скривил губы, и знала, что он понял, что я просто искала способ сбежать.

— Тейлор, поговори со мной!

— У меня нет желания говорить, — я прошла через комнату, чтобы попробовать открыть другие двери, ведущие в гостиную и подвал. Заперто.

— Почему ты так настойчиво ищешь способ сбежать? — спросил он. Я слышала боль в его голосе, и легче мне это этого не стало. — Пожалуйста, просто расслабься, присядь.

Я почувствовала колебания своей силы на периферии сознания, и поняла, что сжала кулаки. Почему так получалось, что люди, на которых я вроде как могла положиться, были теми, кто обращался против меня, загонял меня в угол, вызывал у меня самые худшие ощущения? Эмма, школа, Оружейник, а теперь и мой папа?

Я пнула стул, настолько сильно, что он врезался в холодильник, оставив на нём отметину. Глаза папы немного округлились, но он не шевельнулся, и ничего не сказал. Я чувствовала напряжение своей силы, когда ко мне начали собираться насекомые из окрестностей. Мне пришлось сознательно отменить приказ на сбор, чтобы заставить их убраться и вернуться к своему обычному поведению.

Совсем не почувствовав себя лучше после пинка по стулу, я спихнула книги рецептов и распечатки с полки возле холодильника, сваливая их на пол. Фоторамка, лежавшая в середине стопки, сломалась от удара об пол.

— Чёрт подери, — пробормотала я. Мне всё ещё не полегчало, и было гораздо трудней держать рой в отдалении.

— Вещи можно заменить, Тейлор. Если тебе нужно выпустить пар — так и сделай.

— Папа? П... — на несколько секунд мне пришлось остановиться, пока я не почувствовала, что отдышалась и могу говорить так, чтобы голос не срывался. — Можешь сделать мне одолжение — помолчать некоторое время и позволить мне подумать?

Он бросил на меня осторожный взгляд, прежде чем ответил:

— Хорошо. Я могу помолчать.

Сесть было больше некуда, потому я прижалась спиной к стене под книжной полкой, которую только что опустошила, и позволила себе опуститься на пол, мои ноги отозвались болью, когда я подтянула колени к груди. Я сложила руки на коленях, и уткнулась в них лицом.

Я знала, что на часах было 9:24, когда я вошла. К тому времени, когда я смогла отозвать насекомых, восстановив контроль над своей силой и почувствовала, что могу без опаски поднять голову, было 9:40. Папа всё ещё сидел на стуле.

Я издала тихий протяжный вздох, затем снова уткнулась лицом в руки.

И что теперь?

“Ну же, Тейлор. Ты билась лицом к лицу с суперзлодеями и была на волосок от смерти. Только что сегодня вечером ты победила Оружейника. Неужели оказаться лицом к лицу с собственным отцом так же трудно?”

Нет. В десять раз труднее.

Но подход к проблеме должен быть таким же. Нужно просчитать варианты своих действий, и какие средства у меня есть. Физическое насилие исключено. Так же, как и использование моей силы. Что мне остаётся?

Я решила, что ситуация в общем оставалась такой же. Я всё ещё должна была написать письмо Мисс Ополчение, и собраться с мыслями. Проблема была в том, что теперь мне приходилось иметь дело с дополнительной задачей. Я должна была сознаться папе во всём содеянном.

Я не была уверена что смогу ему рассказать. Моё горло сжалось от эмоций, и я сомневалась, что смогу достаточно связно убедить папу в том, что у моих действий были веские причины. Я начну рассказ, запинаясь, промямлю самое главное, и сначала он будет выглядеть. Потом я продолжу рассказывать, и, будучи не в состоянии адекватно описать то, что я сделала и почему, я увижу, как на его лице появляется замешательство. А что потом? Отвращение, разочарование?

Какая-то крохотная часть внутри меня умерла от этой мысли.

Я напишу. Я резко вскинула голову и посмотрела на раскиданные вокруг бумаги. Нашла конверт, в который обычно вкладывают документы. Затем нашла маркер.

Вдоль верхней части конверта я написала: «Я — СУПЕРЗЛОДЕЙ».

Я уставилась на эти слова на коричневом конверте, который лежал на моих ногах. Затем я посмотрела на папу. Он читал книгу, положив лодыжку правой ноги на левое колено.

Я представила, что вручаю ему конверт как есть. Только с одной этой строчкой.

— Бля-я, — пробормотала я.

— Ты что-то сказала? — папа поднял глаза от книги и потянулся, чтобы убрать её.

— Всё хорошо. Продолжай читать, — сказала я рассеянно, раздраженная тем, что меня отвлекли, и всё ещё злясь на него за то, что он загнал меня в угол.

— Хорошо, — согласился он, но через три секунды снова бросил на меня взгляд, будто для проверки. Я попыталась не обращать на него внимания, и снова посмотрела на конверт.

Что же написать? Через секунду я начала строчить под заголовком, которой я написала на конверте.

“Мне нравятся Брайан и Лиза. Мне нравятся даже Алек и Рейчел. Но они — тоже суперзлодеи. Я присоединилась к ним с мыслью, что соберу необходимую Протекторату информацию, а затем выдам их.”

Я подняла маркер и нахмурилась.

Почему это было так непередаваемо трудно?

Я надела колпачок и нервно постучала маркером по колену. Я обдумывала всё происходящее, взвешивала свои чувства, перебирала каждую мысль, пытаясь понять, отчего же я нутром чую какой-то подвох, и это ощущение становилось всё тяжелее.

Мой папа? Может, я слишком волновалась из-за того, что он почувствует, когда прочтёт надпись на конверте? Да. Но когда я мысленно писала письмо для Мисс Ополчение, писать было так же трудно. Так что это была не единственная причина.

Боялась ли я ареста? Нет. Ну, я видела в деле школьную бюрократию, я не доверяла системе, и вполне была готова к тому, что в конечном счёте меня где-нибудь кинут. Но не это определяло мой выбор. Было что-то более личное.

Команда. Волновалась ли я о том, как они воспримут моё предательство? О том, как они станут моими врагами? Как ранее сказал Выверт, нет никакой гарантии, что любое действие против них будет полностью успешным. Сплетница, скорее всего, сможет заранее сообщить о прибытии команды СКП, ещё до того, как те доберутся до места, а Неформалы были знамениты своей способностью к быстрым побегам. В итоге у меня будет один или несколько врагов, которые знают обо мне всё необходимое, и у которых есть все нужные средства, чтобы превратить мою жизнь в ад.

Теплее.

Это действительно имеет отношение к ребятам, и я до меня медленно дошло, что же это было за чувство.

Я встала, затем подошла к плите.

— Тейлор? — тихо спросил папа.

Я свернула конверт пополам, чтобы закрыть слова, включила горелку, затем сунула край конверта в пламя и держала там, пока тот не загорелся.

Я держала горящий конверт над раковиной до тех пор, пока не была уверена, что мое сообщение уничтожено. Я бросила остатки конверта в раковину, и наблюдала, как он сгорает.

Я не хотела посылать электронное письмо Мисс Ополчение потому, что мне нравились те ребята. Это не было большим открытием. Что заставило меня встать и сжечь конверт было осознанием, что мне они нравились, я их полюбила, я доверяла им свою жизнь...

И всё же, я всегда держалась от них на некотором расстоянии.

Это было глупо, это было эгоистично, но мне действительно отчаянно требовалось узнать, на что это похоже — поближе познакомиться с Лизой, не волнуясь что она узнает о моем плане. Я хотела бы узнать, как это — общаться с ней без необходимости следить за собой из страха, что я дам ей какие-то подсказки. Я хотела лучше узнать Суку и Алека. И Брайана. Я хотела быть ближе к Брайану. Я не могла выразиться как-то иначе, потому что не знала, будет ли что-то в будущем помимо простой дружбы. Я не ожидала, что что-то будет. Но это имело значение.

Ещё недавно я позволяла себе думать, что мне удалось с ними сдружиться, что я стала взрослее, и что теперь можно следовать своему плану. Но я была не права. Я никогда не позволяла себе открыться по-настоящему и установить с ними связь, и я поняла, насколько же я этого хотела.

Мне становилось все трудней находить оправдания, чтобы продолжать действовать по плану. Вероятно, моя репутация уже была разрушена, я нажила врагов среди самых сильных кейпов, на моем счету было несколько уголовных преступлений. Как бы я не пыталась всё это проигнорировать, убеждать себя, что делала всё как лучше, беседа с Вывертом подкосила мою уверенность. Нельзя сказать, что я искренне поверила ему, или что была уверена в его успехе так же, как он сам, но я стала менее уверенной.

Чёрт, я хотела ещё потусоваться с Неформалами. Я знала, что у меня нет больше причин, чтобы оправдать откладывание плана, но в каком количестве дерьма мне придётся искупаться, если я завершу его? Насколько я могу возненавидеть себя, если предам друзей? Это маленькое желание настоящей, подлинной дружбы было достаточным, чтобы направить меня в другую сторону. Я могу передумать. Я могу не посылать письмо Мисс Ополчение.

Я открыла кран и направила воду на дымящиеся остатки конверта, наблюдая, как их смывает прочь. После того, как исчезли последние клочки сожжённой бумаги, я ещё долго смотрела, как вода утекает в канализацию.

Я завернула кран, засунула руки в карманы и пересекла кухню, чтобы прислониться к двери, ведущей в коридор, бросив быстрый взгляд на ручку и замок прежде, чем я прижалась к ней спиной. Я позвала нескольких насекомых из гостиной, прихожей и вентиляции вниз, в коридор, к двери, и в механизм замка. Смогут ли они сдвинуть в нём нужные детали?

Не тут-то было. Они были слишком слабыми, чтобы манипулировать механизмом замка, а достаточно сильные насекомые просто не пролезут внутрь. “Уйдите,” — сказала я им, и они ушли.

Это означало, что у меня не осталось хороших способов избежать разговора с отцом. Я чувствовала себя более виноватой, чем когда-либо, посмотрев на него через всю комнату. Он выглядел таким изумленным, таким обеспокоенным, наблюдая за мной. У меня не было сил снова лгать ему в лицо.

Но что бы я ни сделала, ему всё равно будет больно.

Я пересекла комнату, и он встал, будто не был уверен, что же я собираюсь сделать. Я крепко его обняла. Он обнял меня в ответ ещё сильнее.

— Я люблю тебя, папа.

— Я тоже тебя люблю.

— Прости меня.

— Тебе не за что просить прощения. Просто... просто поговори со мной, хорошо?

Я отстранилась, и сняла свою толстовку с крючка у двери. Когда я вернулась назад, на другую сторону комнаты, я порылась в карманах и достала телефон.

Я начала набирать сообщение.

— У тебя есть сотовый, — сказал он очень тихо. Моя мама умерла, используя сотовый во время вождения. Мы никогда не говорили об этом, но я знала, что он выбросил свой телефон вскоре после аварии. Негативные ассоциации. Мрачное напоминание.

— Да, — ответила я.

— Зачем?

— Чтобы оставаться на связи с друзьями.

— Это... это просто очень неожиданно. Я не мог даже предположить такое.

— Но так оно и есть, — я закончила писать текст, закрыла телефон и сунула его в карман джинсов.

— Новая одежда, ты стала какой-то сердитой, врёшь мне, не ходишь в школу, этот сотовый телефон... я чувствую, что больше не знаю тебя, маленькая совушка, — он использовал ласковое прозвище, которым когда-то называла меня мама. Я слегка вздрогнула.

— Возможно, это к лучшему. — осторожно ответила я. — Поскольку я не уверена, что мне нравилось то, какой я была раньше.

— А мне ты нравилась, — пробормотал он.

Я отвела взгляд.

— Ты можешь по крайней мере сказать мне, что не принимаешь наркотики?

— Даже не курю и не пью.

— Никто не заставляет тебя делать что-то, что ты не хочешь делать?

— Нет.

— Хорошо, — сказал он.

Последовала долгая пауза. Минуты тянулись, будто мы оба ждали, что другой что-то скажет.

— Я не знаю, знаешь ли ты, — сказал он. — Но когда твоя мама была жива, и ты была в средней школе, поднималась тема, что ты можешь перепрыгнуть через класс.

— Да?

— Ты — умная девочка, и мы боялись, что тебе скучно в школе. Мы обсуждали такой вариант. И я... я убедил твою маму, что ты в конечном счёте будешь счастливее, если будешь ходить в среднюю школу с лучшей подругой.

У меня вырвался смешок. И я увидела выражение боли на его лице.

— Это не твоя вина, папа. Ты не мог об этом знать.

— Я знаю, или, по крайней мере, умом я это понимаю. Но на эмоциональном уровне я не так уверен. Я не могу не задаваться вопросом, как бы всё сложилось, если бы мы сделали, как предлагала твоя мамы. Ты так хорошо училась, а теперь заваливаешь семестр?

— Итак, вполне возможно, что я завалила семестр, — сказала я, чувствуя, как тяжёлый груз упал с моих плеч, когда я признала это вслух. У меня были варианты. Я успела набрать достаточно баллов, и всё ещё могла надавить на школьное руководство, чтобы мне позволили перескочить через класс. Ещё я была уже достаточно взрослая, чтобы обучаться через интернет, как Брайан.

— Нет, Тейлор, ты не должна этого делать. В школе знают о твоих обстоятельствах, мы точно сможем получить некоторые льготы, продлить сроки сдачи...

Я пожала плечами.

— Я не хочу возвращаться, не хочу просить и умолять о помощи тех мудаков из руководства школы, и всё только для того, чтоб я смогла вернуться к тому же самому положению, в котором была месяц назад. Как мне кажется, издевательства будут неизбежны, их невозможно контролировать или предотвратить. Это как природная стихия... стихия человеческой натуры. Если думать об этом в таком духе, то переносить легче. Раз я не могу бороться, не могу победить, то я просто сосредоточусь на том, чтобы разобраться с последствиями.

— Ты не должна сдаваться.

— Я не сдаюсь! — я повысила голос, разозлившись, и сама удивилась такому своему настрою. Я сделала глубокий вдох, и заставила себя вернуться к нормальному тону голоса. — Я хочу сказать, что, вероятно, никогда не пойму, почему она сделала то, что сделала. Так почему я должна тратить свои время и энергию, заморачиваясь на этом? К чёрту её, она не заслуживает того внимания, которое я на неё обращала. Я... сменила приоритеты.

Он скрестил руки на груди, беспокойно нахмурив лоб.

— И твои новые приоритеты это..?

Мне пришлось задуматься над ответом.

— Жить своей жизнью, навёрстывая упущенное.

Как будто в ответ на моё заявление, позади папы открылась дверь чёрного хода. Папа вздрогнул и обернулся.

— Лиза? — спросил он в замешательстве.

Лиза показала ключ, который она взяла из-под декоративного камня в саду за домом, затем положила его на перила крыльца. Без улыбки, она перевела взгляд с папы на меня. И встретилась со мной взглядом.

Я протиснулась мимо папы, и он схватил меня за плечо прежде, чем я вышла из дверного проёма.

— Останься, — приказал мне он, умоляя меня, сжимая мою руку.

Я вырвала руку, вывернув её так, что он не смог её больше удерживать и, пока отец не среагировал, спрыгнула со ступенек, чувствуя, как заныли колени при приземлении. Пройдя три или четыре шага, я развернулась к нему лицом, но так и не смогла посмотреть ему в глаза.

— Я люблю тебя, папа. Но мне нужно... — что мне нужно? Я не смогла сформулировать мысль, — Я, э-э, я буду на связи. Чтобы ты знал, что со мной всё в порядке. Это временно, мне просто... мне нужна передышка. Мне нужно всё обдумать.

— Тейлор, ты не можешь уйти. Я всё-таки твой отец, а это твой дом.

— Правда? Прямо сейчас мне так совсем не кажется, — ответила я. — Дом — это то место, где чувствуешь себя в безопасности.

— Ты должна понять, у меня не было выбора. Ты избегала меня, не разговаривала со мной, а я не смогу помочь тебе, пока не получу ответов.

— Я не могу дать тебе никаких ответов, — ответила я, — и, в любом случае, ты не сможешь помочь.

Он сделал шаг вперёд, и я быстро отступила назад, сохраняя расстояние между нами.

Он сделал ещё одну попытку:

— Вернись. Пожалуйста. Я не буду больше давить на тебя. Я должен был понять, что в твоём состоянии на тебя нельзя давить.

Он сделал ещё один шаг ко мне, и, когда я снова отступила, Лиза чуть шагнула в сторону, чтобы стать на его пути.

— Лиза? — переключился папа, рассматривая её так, словно он никогда её раньше не видел. — Ты считаешь, что это нормально?

Лиза снова перевела взгляд с одного из нас на другого, затем, осторожно подбирая слова, сказала:

— Тейлор умная. Если она решила, что должна уйти и решить всё сама, полагаю, что для этого у неё есть серьёзные основания. У меня дома для неё достаточно места. Это совсем не проблема.

— Она же просто ребёнок.

— Она более способная, чем вы считаете, Денни.

Я повернулась, чтобы уйти, и Лиза поспешила ко мне, догнала меня и обняла за плечи одной рукой.

— Тейлор, — позвал папа. Я замешкалась, но не обернулась. Я не спускала глаз с ворот заднего двора.

— Пожалуйста, оставайся на связи, — сказал он. — Ты можешь придти домой в любое время.

— Хорошо, — я не была уверена, что сказала это достаточно громко, чтобы он мог услышать.

Когда Лиза подвела меня к машине, мне понадобилась вся сила воли, чтобы не оглянуться.