Лекарство для демона (джен)

Чариоса утащили в комнату и усадили на диван. Он смотрел перед собой, будто ничего не видел вокруг. В комнате царила гнетущая скорбная тишина.

— Ваше Величество, — произнёс командир ониксовых рыцарей. Такого выражения ужаса на лице императора тот не видел никогда.

Чариос же был в прострации. Перед его глазами стоял её образ, стремительно превращающийся в белое размытое пятно. Её глаза. В них не было страха и отчаяния, скорее облегчения от избавления — избавления от ада, который он ей уготовил, избавления от него, пусть даже таким чудовищным способом.

Звон в ушах нарастал, заглушая взволнованные крики придворных. Пол под ногами казался зыбким, словно палуба корабля в шторм. Чариос чувствовал, как его собственное сердце сжимается в ледяной комок. Вина. Тяжёлая, всепоглощающая вина. Он сам толкнул её к этому. Его подозрения, его ревность, его невыносимый контроль — всё это сплелось в ту роковую нить, которая оборвала её жизнь.

Он вспомнил их прогулки по городу. Её улыбку, нежную и наивную. Как ему было хорошо в тот момент, насколько он чувствовал себя свободным и счастливым именно рядом с ней. Где же он оступился? В какой момент его любовь превратилась в клетку, из которой она предпочла вырваться ценой собственной жизни?

Толпа придворных притихла.

—Император Чариос, Ваше Величество, — пытался достучаться до него камердинер, посмотрев на него печальным взглядом. Чариос ответил ему пустым взором и встал с кресла.

Он не заслуживал сочувствия. Он заслуживал проклятия. Он убил её. Не своими руками, но его действия были смертельным приговором.

Горе обрушилось на него всей своей тяжестью, сокрушая, ломая, превращая в ничто. Он стоял, словно окаменевший, представляя белое пятно внизу, и понимал, что потерял не только её, но и часть самого себя. Часть, которая еще верила в любовь, в добро, в искупление. Теперь осталась лишь пустота. И вина. Невыносимая, вечная вина.

— Найдите её, — только и смог произнести монарх.

— Найти тело госпожи Милагрос, — волевым голосом отдал всем приказ капитан ониксовых рыцарей.

Сам же Чариос направился в кабинет, извлёк из тайника тяжёлый древний фолиант и раскрыл его в том месте, где излагается способ как раз и навсегда избавиться от Бахамута. Он приказал позвать главу королевских учёных и своего советника.

— Звали, Ваше Величество? — произнёс он, явившись незамедлительно. Старец внимательно посмотрел на молодого императора. На его лице не было никаких эмоций, будто то, что произошло с его невестой, ничуть не тронуло его холодное сердце.

— Я хочу в этом участвовать. Я хочу лично запустить механизм судного дня, — сказал он ему.

Шаброль побледнел. Неужто гибель его невесты помутила его разум?

— Ваше Величество это может быть очень опасно для вашей жизни, — предостерёг его деятель науки.

— Плевать. Я не стану заставлять кого-либо отдавать жизнь за то, что я затеял, — уверенно произнёс Чариос.

— Капитан ониксовых рыцарей и его люди сделали такой выбор добровольно, — напомнил Шаброль.

— Я тоже делаю его добровольно, в здравом уме и светлой памяти. Как мне кажется, это лучший способ послужить народу и показать богам, насколько могут быть великими обычные смертные, — настаивал монарх.

— Хорошо, Ваше Величество. Я подготовлю для вас ониксовый браслет, — произнёс алхимик, не став дальше перечить, и удалился, моля всех богов, чтобы император успокоился и поменял своё решение.

Он сидел под мостом, где провел эту ночь, боясь, что его будут искать. А в том, что его будут искать, Анцифер ничуть не сомневался. В демонический квартал идти было нельзя, ибо там его будут искать в первую очередь. Каждая тень казалась дозорным, каждый шорох — приближающимися шагами имперской стражи. Холодный камень моста пробирал до костей, но холод внутри был гораздо сильнее.

Анцифер чувствовал, как в его демонической сущности поднимается волна панического страха. Гнев императора, его сводного брата, был непредсказуем и жесток. От одной мысли о предстоящей расплате по спине пробегали мурашки. Как он мог допустить эту оплошность, раскрыть тайну их родства? Надо было выкрасть это треклятое письмо и уничтожить, ничего не рассказывая Милагрос. Теперь же оставалось лишь бежать и надеяться на чудо.

Но бегство не приносило облегчения. Мысли об его сестре терзали душу. Она осталась в замке, беззащитная перед гневом Императора. Анцифер видел, что Мили небезразлична Чариосу, как он ни пытался скрыть это, но в его высокомерии могла проснуться ненависть ко всему, что связано с Анцифером. Тревога за нее сжимала сердце ледяной хваткой, отравляя каждую секунду бегства. Он представлял ее испуганные глаза, слышал ее тихий голос, звавший на помощь. И от этого становилось еще горше. Нужно было что-то придумать, найти способ ее защитить, даже ценой собственной жизни. Ведь она — единственное, что у него было здесь и сейчас.

Она медленно открыла глаза. Вокруг царил полумрак. Неужели это он, загробный мир? Затем она почувствовала жесткую лежанку под своей спиной и попыталась встать. Странное чувство овладело девушкой, когда её глаза привыкли к темноте и она разглядела некоторые предметы интерьера комнаты, которые показались ей до боли знакомыми.

«Почему ад выглядит как комната Азазеля в подземелье и почему он сам находится здесь?» — подумала Милагрос, не надеясь попасть в иное место, кроме как в бездну, разглядев белую шевелюру предводителя демонов. Она плохо помнила, что произошло с того момента, как она, оступившись, упала с балкона комнаты Анцифера, после того как ему удалось сбежать. Всё было как в тумане.

Фиалковые глаза Азазеля горели гневом.

— Ты что, человечка, совсем из ума выжила, что захотела свести счёты с жизнью? — сердито произнёс он.

Девушка поднялась, окончательно убедившись, что каким-то чудом осталась жива, и на ум приходило только одно объяснение. Азазель спас ей жизнь.

— Я не хотела, это была случайность, — с понурой головой ответила девушка.

— Вот, значит, как, — недоверчиво произнёс демон, и ярость в его глазах не угасла.

— Я должна найти Цири. Он сбежал из дворца, и ему может грозить опасность, — спохватилась Милагрос.

— Сбежал из дворца? Что он ещё натворил? — ничуть не удивился демон.

Милагрос замолчала. Азазель ни в коем случае не должен узнать тайну Анцифера, иначе беда ему может грозить ещё и со стороны беловолосого предводителя демонов. Ибо в ярости он был непредсказуем, и девушка об этом знала.

— Просто император ненавидит демонов, — нашла что сказать юная баронесса.

Азазель с сомнением посмотрел на неё.

— Я должна его найти, — упрямо повторила она, направляясь к двери, но он остановил её, схватив за плечо.

— Ты никуда отсюда не пойдёшь, пока я не разведаю обстановку. Вы оба можете навредить кварталу. Я не допущу этого, — хмуро произнёс Азазель.

Девушка посмотрела на него, отмечая, как он изменился. Он уже не действовал сгоряча, как раньше, и дорожил тем, что есть, несмотря на то, что демоны выбрали приспособиться к жизни с людьми вместо борьбы с ними, чего он долго не мог принять. В его глазах больше не отражалось то бушующее пламя непримиримой ярости, которое она помнила. Теперь там мерцал огонек спокойствия и какой-то новой, зрелой мудрости.

Она восхищалась этим преображением. Раньше он был одержим идеей доказать свое превосходство, возвыситься над всеми, но теперь… Он словно перерос свои амбиции. Благополучие его народа, достичь которое, по его словам и стремлениям, можно было только через победу над людьми и Чариосом, теперь стояло на первом месте в таком виде, которое удалось достичь сейчас. Он заботился о каждой мелочи, о каждом демоне, стараясь создать им достойные условия в этом новом, сложном мире, а не разрушить всё, считая, что надо действовать по-другому.

Милагрос видела, как он устает, как его мучают сомнения, но он никогда не сдавался. Он продолжал бороться, не за власть и влияние, а за будущее своего народа. И в этой борьбе он находил нечто большее, чем просто удовлетворение своего эго. Он находил смысл. И этот смысл отражался в его глазах, делая его еще более привлекательным, чем прежде. Она видела в нем не просто демона, а лидера, достойного уважения и восхищения. Того, кто смог преодолеть свои собственные слабости и стать лучше.

Звук открывающейся двери кабинета заставил его вздрогнуть. В эту ночь он не сомкнул глаз и не покидал его, а за окном уже брезжил рассвет, озаряя всё первыми рассеянными лучами. Вошедший капитан ониксовых рыцарей преклонил колено.

— Ваше Величество мы обыскали каждую пядь земли прилегающей к замку территории но так и не смогли найти тело вашей невесты, — сообщил он.

Он резко взглянул на него и поднялся из-за стола. Ониксовый браслет уже впивался в его кожу, словно испепеляя его изнутри, даруя невероятную магическую мощь, за которую придется дорого заплатить. Взгляд императора отражал одновременно удивление, непонимание и надежду. Он впивался в лицо рыцаря, принесшего противоречивую весть, словно пытаясь вычитать ответ в дрожащей тени. Весть о том, что тело Милагрос, той, которую он оплакивал в глубинах своего сердца как безвозвратно утраченную, не было найдено, обрушилась на него подобно ледяному водопаду. Сердце, уже смирившееся с горем, вдруг затрепетало, словно пойманная птица, стремящаяся на волю.

Смятение охватило его разум, словно густой туман. Неужели всё: его скорбь, воспоминания о счастливом времени, их совместных обедах и прогулках в саду — может повториться? Неужели его невеста жива? Эта мысль, дерзкая и невозможная, пробивалась сквозь броню отчаяния, словно луч солнца сквозь грозовые тучи. Он ощутил, как в груди поднимается волна надежды, болезненная и волнительная. Это было как прикосновение к забытому счастью, счастью, которое он уже не смел мечтать вернуть.

Но вместе с надеждой приходил и страх. Страх перед тем, что эта надежда окажется ложной, что он вновь будет жестоко обманут судьбой. Страх перед тем, что Милагрос, если она жива, может быть в опасности, страдать, нуждаться в его защите или не пожелать его видеть и попытаться скрыться, раствориться в многочисленных улицах столицы. Император, привыкший к власти и контролю, вдруг почувствовал себя беспомощным перед лицом неизвестности. Он сжал кулаки, пытаясь удержать ускользающее равновесие, осознавая, что теперь его ждет новое, возможно, самое трудное испытание в его жизни. Испытание любовью.

—Ищите её брата. Тех, кто укрывает его или помогает каким-либо иным способом, подвергнуть публичной порке и отправлять на каторгу, — холодно приказал император.