Ярость и нежность (гет)

Форбс медленно подошла к своей парте. Тропнувшись на стул (по-другому это назвать было нельзя), Кэролайн ладошками потёрла сонные глаза, отчаянно желавшие закрыться. Такое ощущение, словно они жили своей жизнью, не подчиняясь воле хозяйки. Как бы не уснуть на уроке. Хотя... что ей за это сделают? Если что, то внушит. Хоть это и не к лучшему.

Елена что-то говорила Бонни, но слушать их совершенно не хотелось, поэтому Кэролайн посмотрела в окно. Но там не было ничего интересного. Лишь несколько ребят из младшей школы. Пара из средней, кажется, они что-то курили. Странные, зачем губить своё здоровье? Автобус, который минут десять назад привёз некоторых учащихся. Всё как всегда.

— Хэй, — послышался голос.

Кэролайн посмотрела на человека, который к ней обратился. Это оказался Стефан Сальваторе. Как же девушка за эту ночь по нему соскучилась. Стефан — самый настоящий друг, который всегда поможет. Но не в этой ситуации. Внушение не обыграть. Уже не обыграть.

— Привет, Стефан. Я рада тебя видеть, — искренне улыбнулась Кэролайн. Лицо её вечного спасителя на миг пробудило в душе нечто светлое, хорошее. И пусть усталость и отчаяние были едва ли не всепоглощающими, словно огромные чёрные дыры, но крупицы этого светлого они раздавить не могли. Забавно, правда? Жизнь вообще штука удивительная. И мягкая бумага, куда менее долговечная, чем камень, увеличивающийся, в отличие от неё, со временем, его всё же побеждает.

Вот только сейчас Кэролайн было совсем не до мыслей о закономерностях глупой Вселенной.

Друг сел позади блондинки и посмотрел на неё. Кэролайн изогнула бровь, которая словно кричала: "Ну, что же тебе надо?"

— Что случилось, Кэролайн?

Форбс открыла рот и сразу же закрыла. К глубочайшему сожалению, её желание сказать правду не могло быть выполнено. Ещё желания вообще потеряли вес.

Стефан немного улыбнулся, так как лицо девушки показалось ему очень забавным, но лицо его быстро приняло серьёзное выражение.

— Кэролайн?

— Всё в порядке, правда, — неуверенно отозвалась Форбс, передёрнув плечами. Этот нервный жест, неуверенность тона блондинки — всё это не укрылось от проницательного взгляда Сальваторе-младшего.

— Я так не думаю, — тихо сказал Стефан, покачав головой. — Я разговаривал с Лиз и вот что узнал. Ты живёшь не дома, а у какой-то подруги, с которой случилось горе. Так почему же я не знаю эту подругу? С Бонни ты не живёшь, я спрашивал, но так, чтобы она ничего не поняла. С Еленой ты тоже не живёшь. Это уж не должно было от меня скрыться, ведь Елена живёт в нашем доме. Так где же ты теперь живёшь, Кэр?

Желание сказать правду, найти защиту и поддержку, столь ей необходимые, достигло своих пределов. Но даже если бы она решилась рассказать всё лучшему другу, подвергнув его тем самым огромной опасности, чёртово внушение не позволило бы ей это сделать. А из этой дурацкой ситуации нужно как-то выходить.

— Пусть это останется секретом, хорошо? — улыбнулась девушка.

— Нет. Между друзьями нет секретов, помнишь?

Улыбка исчезла, будто её стёрли. И Кэролайн, вопреки своему желанию, придала голосу куда больше резкости, чем хотелось.

— Зачем тебе это?

— Потому что я беспокоюсь о тебе. Я твой друг и хочу, чтобы с тобой всё было хорошо, — улыбнулся Сальваторе. Видя эту улыбку, Кэролайн осознала, что ей впервые захотелось по-настоящему закричать о своём негодовании. Но никак.

— Да что ты заладил? Друг и друг. Стефан, со мной всё хорошо. Просто я не могу сказать, понимаешь? — сдалась девушка и опустила глаза.

— Что это значит? — не понял Стефан, — Почему не можешь?

— Я не могу тебе и это сказать, — пропищала блондинка, снова смотря в пол.

Сальваторе посмотрел по сторонам, наткнувшись на взгляд Елены. Та, наверное, уже минуты две за этой картиной наблюдает. Что это в её глазах? Ревность?

— Стефан, — тихо позвала Кэролайн.

Парень сразу же посмотрел на подругу и вздохнул:

— Ты под внушением?

Блондинка не знала, что ответить, да и не смогла бы. Вот и всё. Друг догадался и, кажется, скоро может начаться война: Стефан vs. Клаус.

— Почему ты молчишь? — спросил Сальваторе, продолжая сканировать настроение девушки.

— Потому что не могу ответить, — выдохнула она.

— Значит — внушение, — как приговор произнёс Стефан, — Это Клаус?

— Я же сказала, что не могу сказать, — немного злилась Форбс.

Её взгляд давно уже вцепился в глаза друга, словно ища помощи и поддержки.

— Значит, ты живёшь в доме с Майклсоном. Он что-то делает с тобой? — спросил Стефан, — Бьёт, издевается... насилует?

— О Боже, Стефан! — возмутилась Кэролайн, — Замолчи, прошу.

Прозвенел звонок и Кэролайн шепнула другу, что-то вроде "Ничего страшного" и "я сама разберусь".

Но Сальваторе уже знал, что будет делать. Осталось выждать время.

* * *

Кэролайн зашла в столь ненавистный ей дом и сразу же прошла в комнату.

Усталость дня, накатила слишком поздно. Захотелось просто уснуть.

Кажется, Стефан всё понял, но не совсем верно. Он что-то придумал, это было видно по глазам.

С одной стороны, он может и вправду вытащить отсюда её, но с другой, он может сделать это ценой своей жизни или вовсе не вытащит.

Столько проблем.

Как так жить можно вообще?

Лёжа на кровати в виде звёздочки, Кэролайн закрыла глаза. Хотелось просто поспать, но, как уже говорилось, желания её потеряли всякий вес. Шум, доносившийся, с первого этажа не давал уснуть.

Что этот старикашка там делает? Нельзя ли потише?

Раздражение впивалось в кончики пальцев маленькими иголочками. Ноги сами просились вниз и отпинать этого гибрида. Почему же так шумно?

Тут можно даже не напрягать свой вампирский слух, такой шум.

Надоел. Достал. Сколько можно?

Ненавидеть Клауса — единственное, что осталось в жизни Кэролайн. Ну, почти.

Форбс тихо открыла дверь и спустилась вниз. Странно, но теперь тихо и никого нет.

— Прекрасно, — таким словом Кэролайн выругалась.

Развернулась и наткнулась на Клауса, который стоял позади неё.

— Почему ты не спишь? — спросил он.

— Ну, не знаю. Может потому что здесь шум, словно строится второй дом в доме?

— Шутишь? — спросил Клаус и отошёл от девушки, облокачиваясь о стену рукой.

Девушка скрестила руки на груди и со злостью в глазах прошипела:

— Нет, я не шучу. Что ты тут делал?

Клаус улыбнулся, но решил на этот вопрос не отвечать.

— Мы не едем в Лас-Вегас, — сказал первородный.

Кэролайн выдохнула — станется в Мистик-Фоллс и сможет сбежать. Возможно.

— Но мы обязательно туда поедем, только позже, — добавил Клаус, и Кэролайн просто выпучила глаза.

— Я не хочу никуда ехать! — выплюнула она, — Клаус, отпусти меня, — уже тише и спокойнее произнесла.

— Это было бы слишком легко, — протянул он и исчез.

Что? Легко?

Прекрасно!

Девушка не знала, что ей сделать. Как хотелось просто разрушить этот дом, потом хозяина, а следом скрыться в неизвестном направлении.

И откуда столько мрачных мыслей в светлой головушке Кэролайн?

Наверное, жизнь научила.

Форбс быстро добралась до комнаты. Тяжелое дыхание не от бега, а от душивших слёз. Это конец.

Дверь.

Теперь Кэролайн в ванной.

Как же всё-таки больно это — осознавать, что тебя никто не понимает, что никто не сможет спасти из этого плена. А ещё это чёртово чувство одиночества, давящее на девушку, чёртовы светлые стены ванной комнаты, что должны, вроде бы, успокаивать, но напоминают они только о том, что она пленница. И от этого напоминания становится так обидно, что в душе, пожалуй, должен бы разгореться пожар, но внутри только пепелище. Тоже чёртово. Кэролайн чувствует себя такой слабой от безысходности. Она уже перестала бить по подушкам, перестала кричать во всё горло, которое болит, — это пройденная стадия. Это было в детстве. Сейчас только немые крики и абсолютно уставшие мысли. И от каждого немого крика, будто наждачкой по горлу. Так больно. А потом эти неприятные ощущения. Глаза красные, нос уже давно ничего не чувствует, просто покраснел. В раковине медленно течёт вода и от этого звука становится ещё хуже. Словно, это водопад непролитых слёз бьёт в душе о неприступную чёрную стенку ненависти, злобы, обиды. Кэролайн так устала. Её всхлипы никто не слышит, так девушка только думает.

Думает, и за мыслями не слышит скрипа открывающейся двери.

Клаус увидел девушку в странной позе. Сидя на полу, она рассматривает что-то на потолке своими красными, но сухими глазами. Нос тоже красный, но не шмыгает, хотя, вроде бы, должен. Волосы прилипли к лицу. Вода из раковины уже перелилась за края и медленно подбирается к блондинке.

От этой картины чёрные кошки с красными глазами заскребли на душе. Кажется, даже демоны Великого и Ужасного не могут смотреть на это.

— Кэролайн, — прошептал он, медленно подходя к девушке. Та даже не дёрнулась. Такое ощущение, что она ничего не видит.

— Я такая слабая, Клаус. Я сломалась, видишь!? Я сломалась! Ты добился того, чего хотел!

И почему именно сейчас это случилось? Просто Кэролайн надоело строить из себя счастливую.

Тайлер бросил её, когда она пропала. Елена смотрит как на врага, а ведь причина этого взгляда не ясна. Маме врать... Только Стефан за что-то борется.

Наверное.

— Нет, ты не слабая. Ты сильная и смелая девочка, — мягким, но севшим голосом произнёс Клаус и сел рядом с ней, — Ты сильнее чем я, ты сильнее, чем думаешь.

Кэролайн повернула голову к Клаусу.

— Я никогда не видел девушку, которая смогла бы мне так дерзко отвечать, не имея каких-либо магических сил.

— Но ты добился того, чтобы я сломалась, — голос не слушался. Горло саднило.

— Ты не сломалась. Тебе так кажется. Если бы ты знала, сколько раз я был вот в такой же ситуации.

— Сколько?

— Не знаю. Мне очень много лет. От вечной жизни можно устать, и тогда посещают эти ужасные мысли о том, как дальше жить. Со всеми своими грехами, — добавил он.

— Ты одинок, — произнесла девушка.

— Нет. У меня есть семья.

— Твоя семья не делает тебя полноценным, Клаус. Вы странная семья. Насколько я знаю, чтобы прожить свою жизнь на ура, семья должна включать в себя такие понятия, как доброта, мир, взаимопомощь, забота, совместный ужин по вечерам, которым заканчивается любая ссора. А у вас всё наоборот. Злоба, недоверие, попытки найти выгоду для себя, и побои или гробы, которыми заканчиваются даже мельчайшие несхождения во мнениях. Вы, кажется, любите друг друга, но если любите, то очень странной любовью.

Клаус закрыл глаза, соглашаясь с ней.

— Ты права.

— А у меня уже нет семьи. Никогда не было. И я буду несчастна до конца своих дней. Большую часть своей ещё не прожитой жизни я была убеждена, что мои родители ненавидят меня, что я отягощаю их. Забавно, что обратное я узнала только тогда, когда стала вампиром. И что теперь? Мой отец мёртв, а мама не будет вампиром никогда, я это знаю. И умрёт на моих глазах. Рано или поздно. И тогда я останусь одна. Друзья не всегда спасают. А сейчас я в клетке... И теряю золотое время, то самое время, когда могу и друзей сделать своей семьёй.

Клаус посмотрел на девушку. В свои года она говорит так по-взрослому. Неудивительно для того, кто умер.

— Я не хочу тебя отпускать, — прошептал Клаус. И почему он всё это говорит?

— Почему?

— Не знаю, — снова шепот.

Конечно, знает. Боится признаться.

Клаус, Клаус!

— Тебе нужно отдохнуть, Форбс, иди спать.

Но Кэролайн лишь посмотрела в глаза гибрида.

Ей стало жаль его? Он действительно одинок! Майкл — отец, который мечтает убить его. Эстер — мать, которая хочет убить своих детей за их дела. Финн — брат, который хочет убить их всех. Возможно, и у него есть свои мотивы, которые могут ещё сто раз поменяться, вот только попыток их поменять никто не сделает. Элайджа — старший брат, который всегда хочет помочь своему брату, но видит ли это Клаус? Кол — ещё один брат, вечно пропадающий чёрт знает где, страстно желающий освободиться от семейных проблем. Ребекка — сестра, которая мечтает о любви, жизни и настоящей семье, пожалуй единственная, которая из всех них могла бы с лёгкостью отказаться от вечной жизни и жить человеческой , купаясь в человеческих заботах и воспитывать детей, стоять в очереди к врачу, ходить по продуктовым, закупаясь во время праздников так, словно мир на пороге войны или голода. Но они не могут договориться.

Клаус увидел жалость в её глазах и тут же почувствовал злобу, но девушка медленно, но с нежностью поцеловала его. Дурак, это не жалость! Это сострадание. Вот только Первородные не делают между ними отличий. И их внутренние демоны тоже.

Те самые, что сейчас забили тревогу.