Ярость и нежность (гет)

Клаус посмотрел в ее глаза. Что в них было? Боль? Разочарование? Желание?

Кэролайн опустила глаза на губы первородного и усмехнулась.

— Все это и для меня неожиданность, — прошептала она.

— Ты меня удивляешь, Форбс, — немного грубо ответил Никлаус.

— Я просто устала, понимаешь? — снова шепот. Наверное, ей просто страшно говорить громко и портить момент? Верно. Слова часто всё портят, ведь, как правило, они не выражают и сотой доли чувств, испытываемых человеком. Попробуй-ка в минуты душевного смятения найти слова, способные рассказать людям о том, что ты испытываешь. Найдёшь ли? Нет. Но сейчас словесного обмена было никак не избежать.

— Ты поцеловала меня из-за усталости? — И почему он улыбается?

— А ты не ответил, потому что я раздавлена и подавлена? — В ответ бросила девушка и медленно встала с пола.

Вода из раковины медленно подобралась к Кэролайн и Клаусу. Они были уже достаточно мокрыми, что совсем не устраивало девушку. А лужа становилась больше и больше. Словно какое-то чудовище, пытающееся щупальцами достать до них.

Клаус сделал вид, словно задумался, а потом улыбнулся:

— Нет, я не ответил, потому что это не ты.

Форбс изогнула бровь и посмотрела на гибрида так, как будто хотела его убить.

— Ты сам-то понял, что сказал?

— Когда люди плачут или у них истерика, это не они. Это другие, те, кто прячутся у людей где-то внутри, те, кто пытаются пробить броню своего хозяина, чтобы выпустить все наружу. Но я тебя знаю, это была не ты.

— С каких пор ты психолог?

— Поживи с мое и сама все поймешь.

Клаус тоже встал с пола и медленно пошел из комнаты.

— Клаус. — Крикнула она, — я тебя не жалею, я думаю, что ты одинок и ты нуждаешься в тепле.

— К чему ты это? — скривился мужчина, словно проглотил лимон.

— Ты держишь меня, потому что ты ищешь это тепло во мне.

Слова, как пули. Летят и никак не могут остановиться, пока не проникнут в плоть. Так и сейчас. Фразы больно входят в сердце и душу гибрида, заставляют даже быстро вбирать в себя воздух, словно задыхается. Это обидно слышать от блондинки, которая и пол века-то не прожила.

— Скажи, что я не права, я посмеюсь тебе в лицо. — зачем так больно говорить, Форбс?

Майклсон быстро меняет маски, а вы не знали? Спрятать обнажившиеся остатки человечности, пробудившиеся вдруг из-за этой маленькой вампирши, из-за красных глаз и покрасневшего кончика носа, который её рука так и тянулась почесать. Глупая. Такая... Человечная. Настолько человечная, что даже тошно становится. Человечность — слабость. Проявление чувств — проявление слабости. А он не слабак. Поэтому смятение и боль быстро сменились притворным удивлением и нахальной улыбкой.

— С каких пор ты психолог? — спросил он, передразнивая молодую вампиршу, что вдруг нашла едва ли не все ответы на свои вопросы.

Но нужно ли отвечать сейчас? Нужны ли эти ответы сейчас, когда чувствуешь его злость, которая ядовитыми парами проникает в твои лёгкие, через поры заражает кожу. И никак от неё не скрыться. Как и от его холода, проникающего туда же, под кожу. Как и от боли — это втыкаются льдинки его злости в её кожу. Как мучительно долго идет время, и как хочется сказать в рифму, но ответная реакция может быть непредсказуема. Клаус — это вулкан, по краям которого каждый день ходит Кэролайн, боясь упасть в бурлящую лаву. Больно обжечься, верно? Больно сгореть дотла?

Верно.

Она так и не ответила.

Сидя в пустой комнате, не считая дорогой мебели, девушка сама чувствовала себя предметом декора. Он ушел, так и не дождавшись ответа, который мог ранить его или ее. Физически. Духовно.

Всего за один чертов вечер, девушка повзрослела. Или это те самые больные тараканы, которые пробили броню и вырвались наружу, как говорил Клаус? Что, если они пробрались через маленькие трещинки и щели, когда девушка так отчаянно пыталась их спрятать? Чтобы никто не узнал. Чтобы никто не увидел. Чтобы она сама про них забыла.

И это чертово внушение, которое не дает спокойно жить. Жить у себя дома.

Дверь в комнату снова открылась.

Теперь опасно.

Жизнь в глазах Форбс вернулась и стало страшно.

— Ты свободна. Навсегда. Проваливай.

Он. Ее. Отпустил?

— Клаус...

— Беги, Форбс, на свободу, не теряй золотое время. Я больше не хочу тебя видеть.

— Я... — да и что теперь говорить? Он отпустил тебя, дуреха. Беги. Далеко. Пока не устанешь. Вот только ноги немеют, наливаются свинцом. Она так долго хотела освободиться, и что теперь, когда желаемое получено?

Девушка открыла рот и снова закрыла. В светлых глазах, что-то не понятное творится. Столько эмоций — они смешались вместе. Он её отпустил? Это не шутка?

Чёрт, Клаус, если это твоя шуточка, то это совсем не смешно! В таком случае, придётся пересмотреть твой юмор, а точнее узнать, присутствует ли он вообще!

— Клаус, — шепот вместо обычного голоса. Создавалось впечатление, что говорить на нормальной для человеческого восприятия громкости она разучилась. "Тик-так" — вторят ей часы где-то в гостиной. "Кап-кап" — поддакивает никем не выключенная вода в ванной.

Он посмотрел на неё. Что в этих голубых глазах, так напоминающих в темноте взбунтовавшееся море? Нерешимость? Неопределённое желание? Это его пугает.

Это же пугает тебя, Клаус? Верно?

Обманчивый аромат корицы и мандаринок — тот, что остался в памяти, тот, что впечатался свинцовой печатью в твоей душе, тот, что демоны клеймом выжгли на его почерневшем сердце. Теперь это его отрава. Волчий аконит? Вербена? Нет, это — слишком просто. Это — ребячество по сравнению с корицей. С её ароматом. Может она и сама не подозревает, что так вкусно пахнет? Вкуснее, чем кровь. Алая, тёплая, пульсирующая прямо там, в венке, артерии... Кровь — это жизнь? Она помогает жить и людям, и вампирам, и всем остальным существам, хоть чуть-чуть подходящих под определение "жизнь".

Жив ли он? Жива ли она?

— Клаус.

— Ты знаешь что-нибудь, кроме "Клаус"? — насмешливо усмехнулся мужчина, пискляво произнеся своё имя. Разумеется, этот неудавшийся писк — глупая пародия. У неё совсем другой голос.

Первородный сделал несколько шагов вперёд и уселся в кресло, цвет которого так и кричал о крови.

Девушка поджала губы и громко выдохнула через нос. Что-то её пугало. Здесь. Прямо сейчас. В это время. Мысли крутились вокруг гибрида, который изучал её взглядом, сканировал. Запоминал-ли?

— Что ты хотела мне сказать? — улыбнулся Майклсон и скрестил руки на груди. Это определённо выводило из себя Кэролайн.

Где же их знаменитые выражения, придающие речам определённый окрас, излюбленная нецензурная лексика, ставшая особым средством выразительности?

"Старый извращенец"

"Сучка"

Это куда-то ушло. Испарилось, исчезло... Так быстро, что они сами не заметили. И всё это после того поцелуя? Или, что там вообще произошло?

— Я просто хочу убедиться, что ты в порядке и что, выйдя из этой комнаты, я не окажусь безжизненным трупом без сердца, Никлаус, — уверенно и медленно проговорила Форбс, делая акцент на каждом слове. Она не хотела этого говорить, но всё же, терзаемая сомнениями, сказала. Такое ощущение, что трупы бывают "жизненными".

Осознание того, что он вдруг отпустил её, ударило обухом по голове.

Нокаут, дамы и господа, нокаут!

Это желанно, это то, что она просила, но всё слишком просто! Слишком просто! Должен быть подвох.

Бывает ли такое?

— Глупая маленькая девочка, — прошептал гибрид, исподлобья наблюдая за девчушкой. Потёкшая тушь, помятая одежда, растрёпанные волосы. Дурочка. Родная. Родная? В своём ли ты уме, Никлаус? Где хвалёное равнодушие, где излюбленная бесчувственность?

"Ты проиграл, старикан," — язвительно прошипело подсознание. Прошипело её голосом.

Кэролайн мотнула головой. С кончиков волос слетели капельки воды.

— Я не глупая, я просто понимаю, чем всё это может кончится. Ты же меняешь своё настроение от "A" до "Z" за секунды.

Клаус сделал вид, что задумался, а потом засмеялся. Так, как смеются настоящие злодеи в ужасных фильмах. И ей не нравится это. Совсем-совсем не нравится.

— Ты так хорошо меня изучила? За такой короткий срок?

— Я знаю достаточно. Не всё, но достаточно, — неуверенно отозвалась девушка, поёжившись от колючего взгляда гибрида.

А не пора ли вам заткнуться, мисс Форбс?

— Я не люблю людей, которые думают, что знают меня. Они считают себя такими мудрыми и правильными. Отсчитывают меня за поступки, которые я совершал. А на самом деле эти люди просто завидуют. Ведь я делаю то, что другим смелости просто бы не хватило, но им очень хочется этого. Банальная чёрная зависть.

— Я не завидую тебе. Никогда не завидовала.

Майклсон усмехнулся своим мыслям и снова посмотрел на блондинку. Есть в ней какой-то шарм. То, что очаровывает просто всех.

— Ошибаешься, — на этих словах мужчина встал и очень близко подошёл к девушке. Так близко, что она уловила запах красок, бурбона и чего-то ещё. Неужели брусника?

Кэролайн наклонила голову набок:

— Не-а, — совсем по-детски протянула она, — Я не завидую тебе, потому что вся твоя жизнь похожа на ад. ТЫ живёшь в тени, а я на свету. Я радуюсь дню, а ты проклинаешь всё и вся, считая себя королём вселенной. Пупом мира, — нервный смешок сорвался с её губ, но вот Клаусу это явно не понравилось.

И откуда эта смелость в тебе, деточка? Второй раз за эти двадцать четыре часа. Рискуешь.

— Признайся, Клаус. Ты считаешь себя лучшим, хоть и сам понимаешь, что не идеал. Мне вот больше нравится Элайджа, потому что он человек слова, и всегда...

Зря ты это. Про Элайджу-то зря.

Кэролайн оказалась прижатой к стене сильной и "стальной" рукой Клауса. Сам он находился на расстоянии этой же самой руки. Это безумно пугало, но Кэролайн же заслужила? Из рта бедной болтливой блондинки донеслось шипение. И это далеко не ругательства, просто не хватало воздуха.

Белоснежное лицо покраснело, а руки обхватили руку гибрида в надежде, что тот отпустит. Сил не хватало, чтобы бороться. Кажется, что её шея не выдержит и сломается, но она же вампир, выживет. Вот только в том, чтобы умереть, мало приятного.

— Когда же твой острый и надоедливый язычок уже перестанет нести такую чушь? Кэролайн, тяжело же тебе будет в жизни, — шептал первородный.

Одна мысль успела промелькнуть в её голове. Она будет жить, если Клаус так сказал, значит он не будет её убивать. По крайней мере, безвозвратно.

Её глаза смотрели прямо в его. Он щурился, чтобы придать своему виду... чего? Это Кэролайн так и не поняла. Она осознавала, что задыхается, но не чувствует ни боли, ни неудобства. Это колдовство такое?

Буквально предпоследний вздох, синеватый цвет лица, и Клаус отходит на три шага назад.

— Я думаю, погорячился, когда говорил, что ты свободна. Ты же знаешь, — усмехнулся он, — что я меняю свои решения и настроение от "А" до "Z" за секунды. Вот ты и сыграла огромную, скажу больше, глобальную роль в том, что остаёшься здесь, пока я не разрешу уйти. А ведь если бы ушла раньше, то была бы дома и пила литрами вербену, воркуя со Стефаном.

Злой смех первородного. Обессиленное падение на колени. Попытка восстановить дыхание.

— Всё-таки ты ублюдок, — выдаёт она, но он уже исчезает из комнаты.

Конечно же, он услышал. Он не мог не услышать. Он же чёртов первородный со стажем.

Вот только так ли печалится Форбс, что не сидит сейчас дома и не болтает с кем попало?

Вдруг это какой-то скрытый план?

Девушка медленно встала с пола и направилась в ванную. Ужас, который она увидела, не обрадовал её. Кругом вода. В ближайшие пару часов Кэролайн проведёт с тряпкой и ведром точно! Неудобство от неудачной асфиксии прошли быстро, так как мозг блондинки стал быстро работать и придумывать стратегию. Миссия "Спасите Клауса Майклсона" переходит в разработку.

Тебе ведь его жаль, Кэролайн? Ты видишь, что он страдает... И как ты хочешь его спасать, чёрт возьми?

— Не знаю, — только и прошептала она в пустоту, опускаясь на пол с тряпкой.

* * *

Елена села на диван и зевнула. Она придумывала проект по защите леса в Мистик-Фоллс, так как какие-то толстые кошельки решили его срубить и построить завод по производству кирпичей. Разве это надо жителям обычного, а точнее необычного городка? И почему всю ответственность взвалили на Гилберт? Сегодня был не самый удачный день.

А они бывают у тебя удачными, голубушка?

Положив правую ногу на левую, она взяла в руки чашку с горячим шоколадом и закрыла глаза. Может, это поможет отвлечься?

В голове возник образ Кэролайн Форбс, которая часто занималась акциями, благотворительными фондами, митингами, мероприятиями. Как расслаблялась она? И почему не приняла участие в этом?

— О чём думаешь, милая? — рядом сел Деймон и провёл рукой по ноге девушки. Прикосновение было приятным, успокаивающим. Только вот покоя всё не было.

— Я думаю о Кэролайн. Что с ней происходит, где может быть сейчас? В школе шепчутся, мол, у неё проблемы, но мне, своей лучшей подруге, она ничего не говорила. И трубку не берёт, — прошептала шатенка и положила свою голову на плечо парня.

Деймон усмехнулся и закрыл глаза, наслаждаясь моментом:

— Ты так устала, что я не представляю, как ты вообще можешь сейчас думать.

Елена подавила в себе смешок.

— Деймон, я серьёзно. Я хочу поговорить с ней. Она отдаляется. И это пугает меня. Я не хочу её терять.

Сальваторе ничего не ответил. Взяв из рук любимой стакан с горячим напитком, он отхлебнул чуток и, поморщившись, отдал кружку обратно.

— Как ты пьёшь эту дрянь?

— Для тебя всё ужасно, что не имеет вкус бурбона, Сальваторе, — шикнула она, — Так что ты думаешь на счёт Кэролайн?

Брюнет задумался и улыбнулся.

— Давай ты поймаешь её завтра в школе и всё станет ясно, хорошо?

Елена кивнула и снова зевнула.

— А теперь спать.

* * *

Клаус посмотрел в окно и грустно провёл ладонью по небритой щетине. Наверное, это его шикарный образ.

Вот только покоя ему не даёт девушка, которая находится в этом доме и скорее всего его ненавидит. Обидно, однако.

Сегодня он проявил слабость, и она заметила. Больше он этого не допустит.

Клаус уверен.

— Да чёртова раковина! — послышался крик из комнаты Форбс и шлепок. Скорее всего, она упала в лужу воды, которой, как предполагал Клаус, там ещё очень-очень много. — Рано или поздно я снесу тебя, ясно тебе, вредное детище керамики?

Клаус засмеялся, смотря в окно. Всё-таки забавная эта Форбс.

Он услышал, как шаги в комнате стали ещё громче, затем, как открывается и закрывается дверь. Теперь он слышит, как она идёт... сюда?

— Клаус, — дверь открылась. Мужчина не спешил поворачиваться.

— Проблемы с сантехникой? — улыбнулся древний, вот только эту улыбку не увидела девушка, так как он смотрел в окно. Но по голосу поняла, что он улыбается.

— Я хочу поговорить. Раскрыть свою душу и выслушать совет. У тебя ведь наверняка богатый опыт.

— Раскрыть душу? — Майклсон повернулся к ней, удивлённо приподняв бровь.

— Нет, это перебор, просто спросить совет, — Кэролайн явно мялась. Ей было неловко это говорить человеку, да и ещё ему. Да и ещё, если вспомнить, что он её душил.. вот недавно.

Но она хочет совета. Клаус попытался сделать серьёзное лицо.

— Ну что ж, говори в чём дело, — обнажил свои белоснежные зубы гибрид.

А теперь уже интересно.