Персефона (гет)

Май 1943.

Прошло несколько дней с момента взрыва на Зельях, в течении которых она усилила свои наблюдения за слизеринцами и Томом.

Гермиона заранее изучила каждую из родословных, с предками которых должна была столкнуться в своём путешествии, надеясь, что сбросит со счетов то, что ожидалось от некоторых из них, исходя из пережитого от их потомков, и все же была удивлена при встрече с ними во плоти. Было так странно видеть прародителей подростков, которых ты запомнил пихавшими тебя на лестницах или толкавшимися в переполненных коридорах школы в том же возрасте, что и ее бывшие тупые однокурснички.

С первых дней после прибытия она намеревалась влиться в студенческую жизнь — это был единственный способ обеспечить свою близость к чрезвычайно важным событиям, которые должны были произойти в ближайшие месяцы. И это оказалось чертовски легко с парнями. В отличие от намерения втереться в доверие своих соседок по комнате, которое она с треском провалила.

Несмотря на юное тело, она с успехом использовала воспоминания и умения своей взрослой копии. Обязанности, навязанные ей по указке Тёмного Лорда, развили в ней печальный, хоть и довольно полезный набор навыков в обращении с противоположным полом. Горькой правдой оставался тот факт, что независимо от возраста она все равно вела себя слишком грубо и резко с другими девушками.

Наступил вечер.

Гермиона расположилась в углу общей гостиной, утопая среди больших плюшевых подушек и опустив на колени одну из книг своего двойника.

Оставшиеся когтевранцы собиралась идти в Большой зал на ужин, и она наблюдала, как обычно замкнутые в себе подростки зависали по сторонам, разбившись на отдельные, избирательные группки — особенно девушки.

— Каллаган, ты идешь? — сказал довольно симпатичный парень, в котором Гермиона узнала Стефана Хиллиарда. Он остановился рядом, сверкнув кривой усмешкой.

Она подарила ему одну из улыбок, которыми снабжала всех, кто интересовался ей и покачала головой. Вытащив яблоко из сумочки, она поднесла его к губам.

— Стащила его за ланчем. Вообще, мне и здесь хорошо, но спасибо, Стефан.

Он усмехнулся и присел на корточки, чтобы оказаться на уровне ее глаз. Затем потянулся и выхватил фрукт из рук девушки, несколько раз подбросив его в воздух.

— Стащила его из пучка змей? Реально, Каллаган, я бы держался подальше от этих личностей. Знаю, директор и Слизнорт назначили Риддлушку сопровождать тебя, но я не вижу в этом необходимости. Ты уже хорошо знакома с расположением аудиторий, так что вполне можешь добраться до них сама. Хватит сидеть с ними, — он перекинул яблоко в другую руку и проговорил с гораздо более очаровательным видом и чуть менее пафосной улыбкой, — и, если вдруг заблудишься, я буду рад показать правильный путь.

Губы Гермионы растянулись в наполовину застенчивой и наполовину заинтересованной улыбке.

— Спасибо, Стефан, — она красноречиво покраснела и безупречно солгала, — мы с Томом напарники на поздних этапах кое-каких проектов, поэтому мне необходимо сидеть с ним. Иначе его невозможно поймать, и, может, я ненормальная, но я не думаю, что кому-то за нашим столом вообще есть до него дело.

Стефан закивал головой со слабой улыбкой.

— Ты права. Сожалею, что ты вообще связалась с ним. Он и ему подобные доставляют одни неприятности.

Она сверкнула глазами всего на миг, услышав выражение «ему подобные», и, хоть Стефан не заметил, все равно по привычке понурила голову, замаскировав вспыхнувшее раздражение более кроткой интонацией в голосе:

— Мне кажется, они нормальные. Том и ребята…

— Ребята?

Гермиона кивнула.

— Его друзья. Абраксас, Сильвас, Тарквин…

Стефан громко рассмеялся, вскочив на ноги и стряхнув со штанов невидимые пылинки.

— Я не уверен, что подружился бы хоть с кем-то из людишек, болтающихся вокруг Тома Риддла, как эти его «друзья». Будь осторожна, Каллаган, — последнее было сказано с искренней просьбой, — от этого факультета и этих типов не стоит ждать ничего хорошего.

После этого он попрощался с туманным обещанием, что вернет ей что-то более существенное, чем яблоко.

Гермиона подождала, пока он и отставшие студенты исчезнут в проходе, прежде чем отбросить свое фальшивое выражение и закатить глаза. Она захлопнула книгу и уселась поудобнее, не сводя взгляда с ускользающего за небосводом солнца, озарявшего природные красоты Шотландии.

«Ему подобные». «Эти типы». Невежественный тупица. Гермиона обнаружила, что ее совсем не заботило то, что замечание Хиллиарда безошибочно попало в цель — от Тома Риддла на самом деле были одни неприятности. Что, возможно, раздражало и привлекало ее гораздо больше, чем предубеждения от ассоциации в целом.

Все в порядке, подумала она. В моей жизни не будет места этим мыслям, когда я закончу здесь…

* * *

— Её опять не было, — пожаловался Абраксас парню, сидевшему сбоку.

Лестрейндж выглядел не особо заинтересованным и ничего не ответил, расположившись в одном из шикарных кресел общей гостиной.

— Она не приходит на ужин уже несколько дней! Я собирался спросить ее…

— Малфой, я надеюсь, ты не собираешься дать этой Каллаган еще больше поводов зависать с нами, — Том поднял взгляд от своей книги и степень его раздражения ясно читалась в его сузившихся глазах. Он тоже не пошел на ужин. Он был слишком близок к разгадке местонахождения Комнаты.

Абраксас, снедаемый жалостью к себе, не сразу заметил, что Том тоже сидел с ними и съежился от интонации своего Лорда. Он дождался пока студенты, вернувшиеся с ужина, ретируются из гостиной — все знали, что не стоит без приглашения находиться вне класса в том же пространстве, что и Том Риддл — и принес свои извинения.

Том отмахнулся и заставил Малфоя и остальных дождаться, пока дочитает отрывок и запишет несколько заметок в свой маленький кожаный дневник. Вся слизеринская компания застыла в неестественных позах — за исключением Лестрейнджа, довольно расслабленно растянувшегося на своем месте — ожидая, когда Том закончит дела и даст им понять, что можно продолжить разговор, или отпустит их прочь. Риддл задумчиво постучал пером по губам, прежде чем нацарапать еще несколько строк, а затем, наконец, закрыл дневник и поднял глаза.

— Должен признать, Абраксас, что я в замешательстве. Что такого ты нашел в этой Каллаган? — Том сложил свои записи на маленький столик рядом с собой и уперся подбородком в ладонь, скептически посмотрев на слизеринца. — Будь любезен, просвети меня.

Малфой побледнел. Так уж вышло, что все его мысли о Персефоне Каллаган в основном были более чем непристойны, а Том не любил, когда их разговоры о девушках становились чересчур… вульгарными. Он сомневался, что сможет ответить что-то вразумительное. Он так долго перебирал в голове ответы, что Том приподнял бровь.

— Ну же, — усмехнулся Том, — мисс Каллаган станет следующей миссис Малфой? Что такого восхитительного в этой девушке, что многие из вас стали тупоголовыми пресмыкающимися шутами? Давайте, скажите прямо. Что в ней такого, что вы все так стелитесь перед ней?

Абраксас съёжился еще сильнее, переходя от мертвенно-бледного до смущенного алого. Он искал подходящий ответ для своего Лорда, но ничего не приходило на ум. Все, что он мог представлять, — множество способов, которыми он хотел ее трахнуть.

Том вздохнул, но вдруг услышал тихий голос со стороны.

— Что? — спросил он, обращаясь к Тарквину Нотту.

Говоривший также съежился на диване.

— Ну… хорошие волосы, — повторил он, — у нее… хорошие волосы.

— Великолепные волосы, — согласился Мальсибер.

— Ровные зубы, — добавил Сильвас в унисон, больше для своих собратьев, чем для своего Лорда.

Лестрейндж фыркнул.

— Она что, животное?

Том внезапно рассмеялся, громко и пронзительно.

— Да, она та еще сучка.

От этих слов градус напряжения в комнате снизился, и все они засмеялись вместе со своим главарем, даже Малфой. Том оттолкнулся от своего кресла и собрал вещи, чтобы направиться к себе, но остановился в центре комнаты, не дойдя до лестницы.

— Волочитесь за ней, если так хочется, джентльмены. Я вам не надзиратель, и мы не в тюрьме. Но не позволяйте этому цирку досаждать или постоянно крутиться вокруг меня, чтобы я вас не кастрировал. Я слишком близок к Комнате, чтобы беспокоиться о длинноногой, заумной сучке с «великолепными волосами», «ровными зубами» и «красивой кожей».

Затем он развернулся и вышел, оставив слизеринцев проводить остаток дня без своего общества. Лестрейндж вскоре, как верный пёс, поплелся за ним.

Прошло несколько минут, прежде чем Абраксас снова обратился к своим товарищам.

— Кто-нибудь упоминал о ее коже?

Выражение Нотта изменилось с глубоко сосредоточенного до потрясенного, когда он прокрутил разговор в своей голове.

— Нет. Никто.

— Или о ее ногах? — Розье посмотрел на Мальсибера и нахмурился.

— Не-а.

* * *

Гермиона сидела за завтраком вместе со своим факультетом и по обыкновению погрузилась в чтение, когда неожиданно со всех сторон ее обступила стайка сокурсниц. Она незаметно для них напряглась, поддаваясь желанию выхватить палочку, но напомнила себе, что это было частью плана. Было немного неожиданно, что они подошли всей группой, но…

— Персефона, — начала одна по имени Сара, — я только что узнала, что ты работала в паре с Томом Риддлом в классе…

— Ты только что узнала? Где же ты была весь прошлый месяц? — сухо ответила Гермиона, не в силах сдержаться. Она поморщилась и напомнила себе, что ей нужны эти глупые дуры, чтобы привлечь его внимание.

— Какой он? — перебила Сара, делая вид, что не услышала издевку.

Гермиона заморгала.

— Ну…

— Мы слышали, что он спас тебя от взрыва котла! — сказала другая — Мишель.

— Это было на прошлой неделе.

— Он заслонил тебя своим телом! — снова Сара.

— На что это было похоже? — выпалила очередная — Ольга… нет, Офелия, Олинда? Гермиона не могла вспомнить.

«О», ее имя определенно начиналось с «О».

— Это было…

Вот мой шанс, уныло подумала она, переводя взгляд с одной одержимой шлюхи на другую. Подкинь им что-то пикантное, и они будут возвращаться к тебе снова и снова. Очевидно, студентки не видели в ней угрозу для своих тщетных попыток заманить будущего Темного Лорда в паучьи тиски, иначе они бы не были так дружелюбны — это было то немногое, что она действительно понимала в других ведьмах. Нет, они хотели использовать эту секретную информацию в своих собственных подленьких целях.

— Ну? — «О» подгоняла ее с широко раскрытыми глазами, нависая над ней.

Как хищник.

Мысль о том, что она может быть кем-то «не представляющим угрозы», заставила губы Гермионы дёрнуться в усмешке, но она быстро задушила этот порыв.

— На самом деле, это была я.

Сара смутилась.

— Что, ты?

— Это я спасла его.

«О» не могла поверить.

— Ты? Прости, но я сильно сомневаюсь в этом.

Ах. У нее есть когти?

— Все знают, что Том Риддл лучший на курсе — он вообще лучший в школе! Я сомневаюсь, что ты способна спасти его от чего-либо, — сказала «О» самодовольно.

— Может быть, это ты виновница взрыва? — хитроумно добавила Мишель, и все они прыснули со смеху.

— На самом деле, виноват Мальсибер, — хладнокровно процедила Гермиона, захлопнув свою книгу и спрятав ее подмышкой, прежде чем подняться, — запорол Глоток Спокойствия в самом конце приготовления и чуть не ошпарил весь класс кипятком. Я понимаю, вам трудно в это поверить, но я спасла Риддла от неприятных последствий в виде ожогов.

Гермиона отвернулась, намереваясь покинуть это приятное общество и, возможно, успеть забежать в библиотеку перед первым звонком, когда «О» фыркнула самым неженственным образом перед тем, как сказать:

— Твоя версия довольно нелепа, — наглая соплячка протянула руку и взяла несколько тостов из хлебной корзинки, стрельнув в Гермиону надменным и самодовольным взглядом, — это явно не похоже на то, что видела Лилиандра.

Гермиона замерла на полпути с книгой под мышкой, с сумкой, свисающей с плеча, и крепко зажатой палочкой от понимания, что ни одна из этих глупых девиц не догадывалась, как Гермиона может быть опасна. Она почувствовала вспышку магии в своих венах от этой обидной подростковой язвительности, с которой ей никогда не удавалось справиться, хотя она очень старалась научиться.

В этот момент она почувствовала на себе чье-то внимание. Кто-то пристально смотрел ей в затылок. Гермиона не удивилась, что Том Риддл поднял голову от книги и устремил подозрительный взгляд в ее сторону, как будто искал источник странного звука или запаха в воздухе. Она затолкала свою причастность к его поискам за надежные ментальные блоки, быстро сменив ярость на более благоприятные мысли.

А затем вернула свое внимание на ядовитую нахалку за столом.

— Ну… — она открыла рот и сильно нахмурилась, будто очень старалась вспомнить, как зовут ту, к кому обращалась.

— Оливия, — напомнила та обиженно.

— Ну, Оливия, возможно, тогда следует проконсультироваться с Лилиандрой, каково это быть рядом с Томом Риддлом, раз она знает ответы на все вопросы, — Гермиона подтянула сумку чуть выше и отправила ей приторную улыбку, прежде чем наклониться и прошептать ей на ухо: — Между прочим, у него более грубые объятия, чем кажется. Прямо мурашки по коже.

Гермиона выпрямилась, оставив Оливию в замешательстве, не способную ответить на обрушившиеся расспросы своих подружек, и направилась к слизеринскому столу.

Том с интересом следил за перепалкой и наблюдал за Персефоной на протяжении всего пути в их сторону. Когда она приблизилась, он вопросительно вскинул бровь, но встал со скамейки. Остальные парни тоже осознали, что девушка присоединилась к ним раньше обычного и подскочили вверх. Слизеринцы дождались, пока она займет место рядом с ними, прежде чем сесть, и Том привычно посмотрел на нее с тонко завуалированной неприязнью.

— Неприятности в раю? — он сделал глоток какао.

— Еле отбилась от твоего фан-клуба, Риддл, — недовольно нахмурилась Гермиона, потянувшись за огромным, крошащимся круассаном и оглядела стол в поисках апельсинового джема, — позволишь?

Том взял банку слева от себя и передал ей, заметив, что этим утром она более вежлива, чем обычно.

— От которой из них? — спросил он, и Гермиона пожала плечами, бормоча что-то о блондиночке.

Он не слишком заботился о том, с кем она говорила, его интересовал этот пульсирующий треск магии в воздухе. Он был уверен, что он исходил от Персефоны и был вызван ее яростью, но теперь, когда она сидела так близко, он ничего не чувствовал. Это было… странно. Она определенно была раздражена от стычки с другой студенткой, и теперь, находясь на расстоянии не больше метра, она продолжала злиться, но сам магический фон исчез.

Том кивнул головой в сторону стола Когтевран.

— Нотт, с кем она разговаривала? — он указал в направлении пространства, где состоялась беседа. — Где-то там.

Не прошло и секунды, как тот ответил:

— Оливия Хорнби?

Импульс схожей магии, что и прежде, вспыхнул от произнесенного имени. Появилась мимолетная, слегка дразнящая пульсация, а затем снова растворилась в воздухе, отчего Том Риддл и Рофелиус Лестрейндж с внезапным интересом посмотрели на Каллаган.

— Хорнби? — спросила Гермиона, продолжая сосредоточенно размазывать мармелад по круассану. — Ты сказал Хорнби?

— Ага, — при неодобрительном взгляде Тома, Тарквин прочистил горло и сказал более четко, — да, в смысле, ДА.

Том наблюдал, как ее губы дергаются в ухмылке, переходя в улыбку, которая затем исчезает за притворной заинтересованностью в своем отвратительно сладком завтраке. Он почувствовал любопытство, но выбрал менее очевидный вопрос:

— И что ты сказала мисс Хорнби? — Том наблюдал, как взгляд Персефоны скользит по нему, заметив, как темные всполохи то и дело сменяют друг дружку, закручиваясь причудливыми вихрями в ее зрачках.

— Я сказала, что твои объятия слишком грубые.

Удивление абсолютно не отразилось на его лице, он так устал от любых слухов, которые другие девушки распространяли о них двоих — Мерлин побери, они поползут дальше, если он не раздавит их в зародыше.

— В каком контексте?

Гермиона услышала угрозу в его словах и улыбнулась редким видом улыбки, достигшей глаз.

— Я оставила это на усмотрение ее воображения.

Слизеринцы замерли, широко раскрыв глаза от осознания, что Персефона Каллаган осмелилась намекнуть на связь между ней и их Лордом, без его явного разрешения — или еще менее вероятный сценарий, что на самом деле было на что намекать. Они затаили дыхание в ожидании неизбежного приказа избавиться от нее после того, как она намеренно осквернила его доброе имя.

— Может, поэтому эта сплетница почти задыхалась, треща своим длинным языком, когда я отошла от нее.

Когда Том лишь фыркнул, подняв чашку и продолжив потягивать свое какао, страх с их стороны стола превратился во что-то менее взрывоопасное, но более подозрительное.

* * *

Прошел почти месяц с тех пор, как Том стал изображать проводника для Персефоны Каллаган, и к тому времени он был уже готов послать все к чертям.

Задача была настолько сложной, что сначала он попытался превратить это в игру: угождать Слизнорту, но при этом максимально избегать ее общества. Но, к сожалению, этот план с треском провалился за исключением той части, в которой он сплавлял ее на своих приспешников, отчаянно стремившихся выполнить это задание вместо него.

Их постоянный восторг от нахождения рядом с ней начинал трепать нервы.

К счастью, они боялись его намного больше, чем были очарованы Персефоной, поэтому по вечерам все дискуссии о ее красотах сразу прекращались. Это давало ему достаточно времени для спокойного поиска входа в Тайную Комнату, хотя их натянутый интерес к квиддичу и уклончивые обсуждения прочих девушек выдавали, что им тяжело найти другие темы для разговора.

Ну, серьезно, подумал Том, не так уж она и привлекательна.

Он мысленно поставил себе галочку, чтобы позже изучить западню, в которую эта сирена заманила его людей, но только после того, как найдет расположение входа. Пока ее чары были вполне невинны, но у него закрались подозрения, что все выглядело слишком неестественно — как и сама источник интриги. Персефона Каллаган была необычной девушкой с необычной ситуацией, однако, он заметил, что та все еще избегала подробностей, касательно причин своего приезда, ну и вообще просто не было другого объяснения, почему она так легко захватила его дружков в свое рабство.

Сам Том был уверен, что невосприимчив к ее чарам, так как будучи вне класса, она почти не занимала его мысли.

* * *

Следующим утром Том сидел на своем месте и привычно делал заметки в дневнике, но безмятежное утро от отсутствия Персефоны за завтраком было прервано раньше времени, когда она вдруг снова решила присоединиться к ним.

— Доброе утро, Персефона! — восхищенно воскликнул Абраксас.

— Доброе утро, — ответила она с одной из своих безумно фальшивых улыбок.

Эти льстивые улыбочки беспокоили Тома. Как кто-то, кто имел свой личный набор поддельных выражений, предназначенных сверстникам и профессорам, он был более чем обеспокоен. Он не знал, что его беспокоит больше всего, но то, что его последователи, съели их, не моргнув и глазом, было, несомненно, одним из факторов.

Все еще улыбаясь, она потерла глаза и поприветствовала каждого по очереди, чтобы затем, наконец, повернуться к нему. Улыбка исчезла, и он получил другой взгляд, полный неприязни, которым обычно одаривал сам.

— Доброе утро, Риддл.

— Это утро, Каллаган, еще не стало «добрым».

— Это утро стало более ярким от того, что ты решила присоединиться к нам, — весело произнес Сильвас.

Том контролировал свой ледяной взгляд, но почувствовал, как тот перепрыгивает с Сильваса на Персефону и ее лживое хихиканье.

— Для этого еще рановато, тебе не кажется? — возразил Нотт. — Пусть сначала съест что-нибудь, чтобы проснуться.

Персефона коснулась Нотта так же, как и тогда, на зельях, и легонько толкнула его плечо.

— Тарквин, он просто вежлив. Черта, которой тебе следовало бы поучиться.

Тот криво ухмыльнулся ей, но прежде, чем ответить, услышал надрывное шипение Абраксаса. Гермиона подпрыгнула на своем месте и посмотрела в его сторону, обнаружив, как тот прижимает льняную салфетку к руке.

— Абраксас! Что, черт возьми…

Он снова зашипел, когда она приподняла ткань и увидела пятна крови.

— Не волнуйся, всего лишь порезался.

Гермиона цокнула языком и потянулась за кувшином с водой, принявшись очищать порез от крови и крошек смоченной в нем салфеткой, в том месте на ладони, где, по-видимому, он разрезал пополам кусочек хрустящего хлеба.

— Порезать, прекрати, себя самого? ПРОЧЬ! Честно говоря, не понимаю, как ты можешь быть настолько, черт возьми, блестящим в зельях и таким отвратительно неуклюжим с хлебом?

Потягивая свой утренний напиток, Том наблюдал, как Абраксас послал Нотту триумфальный оскал над головой Гермионы, пока она ухаживала за его рукой. Он следил с праздным любопытством, как она латала его вручную, а не волшебным образом, и от этого зрелища его раздражение усиливалось.

Слизеринцы изо всех сил старались придумать все новые и новые способы проникнуть в ее трусики или переключить ее кокетливое внимание на себя, которое, как он заметил, никогда не включало его — с каждым разом это все больше нервировало. Если бы он не был так известен тем, что заставлял течь почти всех школьных ведьм, например таких, как Оливия Хорнби и ее компания, можно было бы подумать, что он ревновал к отсутствию интереса.

Но, конечно, это было не так.

Он совершенно не хотел ее внимания.

И его трясло от одной только мысли, что он мог стать частью этих амурных дел.

Просто он не мог найти объяснения, почему она продолжала бросаться на шеи его приспешников, заходя так далеко, что даже иногда пыталась привлечь внимание Лестрейнджа, но вряд ли приступала к беседе, не включающей что-либо, кроме обсуждения школьной программы, с ним.

Естественно, он бы предпочел, чтобы так все и оставалось, хотя не мог отрицать своё искреннее любопытство по поводу вычеркивания себя из списка охоты. Все-таки он всегда был желанной добычей для девушек, но никогда не интересовался ни одной из них, оставаясь недоступным и недостижимым школьным красавчиком. С момента поступления в Хогвартс он был увлечён лишь своими внеклассными исследованиями…

Том привык, что периодически привлекал полчища дамочек, особенно после информации о его сиротском статусе. Казалось, что многие играли с концепцией его исправления, как будто у него была сломана нога или рука. Это обращало на него внимание почти всей женской половины школы, поэтому он не был уверен, почему полностью игнорировался Персефоной Каллаган.

Конечно, Том был совсем не заинтересован в ней, но это же никогда никого не останавливало.

Почему с ней все было по-другому?

Эти мысли раздражали его, заставляли злиться и хмурить брови.

Это отразилось на его лице?

Он был уверен, что нет.

Но что, если что-то все-таки проскользнуло?

Раз она все еще спокойно сидела рядом, значит не заметила и не испугалась — пока.

Неужели явное отсутствие ее интереса так ему мешало?

Если вдруг кто-то заметит ее лживое и компрометирующее отношение к нему, если она каким-то образом действительно запятнает его образ, свергнув с пьедестала, который он сам для себя воздвигнул, это повлечет за собой последствия более серьезные, чем приход без приглашения на одну из глупых вечеринок Слизнорта.

Том не мог позволить испортить такую важную часть плана, как его личина образцового студента. Он был так близок к реализации первого этапа… нет, он просто не мог этого позволить.

С этого момента он повернет ситуацию в нужное ему русло.

— Каллаган, ты выглядишь как-то иначе этим утром.

Персефона почти успела перевязать ладонь Абраксаса своим платком для волос, когда он обратился к ней. Яростный взгляд метнулся в его сторону из-под ее легкомысленного выражения — подозрительный свирепый взгляд, полностью сосредоточенный на нем.

— О?

Холодный, откровенно настороженный возглас заставил его глаз кратковременно дернуться, но он лишь улыбнулся — одной из своих самых добродушных улыбок — и отыскал в воспоминаниях слова, которыми часто обменивались девушки друг с другом.

— Ты что-то сделала с прической? — он круговым жестом указал на свою голову, намекая на ее буйную гриву. — Возможно, со своей кожей? Она сияет этим утром.

Над столом повисла гробовая тишина.

Если бы это сказал Нотт или Мальсибер, черт возьми, если бы даже Рофелиус сказал такое, то атмосфера вряд ли бы стала такой напряженной. Они все уставились на него с шоком и страхом. Реакция же Персефоны — сузившийся и все еще ледяной взгляд.

Каждый раз, когда она так открыто смотрела на него, он видел водоворот теней в глубине ее глаз.

Она смотрела так, будто разрывала его в клочья прямо за их столом, и, более того, она делала это довольно неприкрыто и нагло, специально для него И его последователей. Если бы он был кротким человеком, не имея наготове плана, он бы, возможно, стушевался. Будучи Томом Риддлом, он просто смотрел на нее в ожидании ответа. Он хотел уничтожить эту дешевку, но это нужно было делать планомерно — он должен был начать игру так, чтобы у нее был повод для препирания, прежде чем он сделает свой следующий ход.

— Скажи мне, Риддл, — категорично произнесла Персефона, — неужели такие девчонки, как Оливия Хорнби, сразу бросаются на тебя от восхищения их «кожей» или тебе нужно поднажать и похвалить их зубы, а может прокомментировать степень привлекательности их сарафанов?

Розье съежился и стиснул зубы. Если бы другие последователи не были так хорошо натренированы, подумал он, то, наверняка, над их столом прокатился бы нервный вздох. К тому времени Том как раз дождался нужной реакции от Персефоны и сумел сдержать свое раздражение. Он еще раз отпил из своего кубка и, пожав плечами, отрезал ровный кусочек ветчины.

— Я не общаюсь с девчонками, Каллаган, только с женщинами. Тем не менее, если я скажу, что считаю твои зубы ровными и белоснежными, а твой сарафан более привлекательным для меня, чем у однокурсниц, в дополнение к твоей «сияющей» этим утром коже, заставит ли это тебя «броситься на меня», как ты говоришь? — он поднёс кусочек ветчины ко рту и невозмутимо сьел, молча жуя и не нарушая зрительного контакта с девушкой, каким-то лишь ему ведомым образом умудрившись выглядеть совершенно не впечатленным любой ее реакцией.

Персефона выглядела удивленной таким комплиментом, с явно чересчур льстивым подтекстом за ним. Она пробежала языком по губам, облизывая их, и отвернулась, чтобы продолжить завязывать платок вокруг ладони Малфоя. Том был уверен, что увидел румянец, тронувший ее щеки, когда она пробормотала:

— Нет. Я думаю, моя реакция будет совсем иной.

Том наблюдал, как она избегает его взгляда, концентрируясь на своем занятии и ухмыльнулся от удовольствия. Так-так, возможно, мисс Каллаган не была так уж неуязвима к его обаянию, как он изначально подумал.

Хорошо. Будешь получать пряник, мисс Каллаган. Но только до тех пор, пока я не решу свою первостепенную задачу. Тогда у меня появится больше времени, чтобы лично разобраться с тобой.

Тревожная тишина сгустилась над ними, повиснув в воздухе. Закончив перевязывать Малфоя, Персефона стала наполнять свою тарелку. Том обнаружил гораздо большее облегчение от отсутствия флирта с ее стороны по отношению к его последователям и умиротворенно продолжил доедать оставшуюся часть своего завтрака.

Конечно, он просто не заметил, как коварная улыбка расползлась на ее лице при проявлении его самодовольства.