Коллаген (джен)

— Зависит от того, который час, — отвечаю я. Отчего эта девушка решилась обратиться к неизвестному парахуману, и куда продевался ее инстинкт самосохранения? Клянусь Господом, лемминги — сама осмотрительность по сравнению с нашими броктонцами.

— Сейчас примерно, — она достает телефон и бросает взгляд на экран, — двенадцать двадцать. Вообще-то, я еще не завтракала. Не хотите ли перекусить? — интересуется она, вопросительно склонив голову набок. Не ищет обходных путей, верно? Должно быть, заметив нечто в моей бессловесной реакции, она смеется и отрицательно качает головой: — Нет, я не собираюсь склеить нового кейпа. Просто хотела поболтать.

Что ж, халявный перекус мне не помешает. Тут я вспоминаю о наличке, жгущей меня через карман в броне. С другой стороны, я могу потратить деньги и показать этим, что Белая Роза не стеснена в средствах и не страдает от жадности.

— Окей, я не против перекуса. Вы имели в виду какое-то определенное место? — спрашиваю я, вставая с кресла и поглощая его своей броней. Если это не какое-то безумно дорогое заведение, то я смогу, наверное, оплатить счет без особого напряга.

— Как насчет итальянской кухни? — предлагает она. — Придется чуточку пройтись, но я знаю тут чудесное местечко, зовется «Лючиано». — Прежде чем я успеваю ответить, она уже спускается с холма, направляясь к воротам парка.

Покачав головой, иду вслед за ней. Если она окажется какой-нибудь сумасбродной кейпоманкой, я всегда успею распрощаться с ней позже. А если нет — эта встреча могла бы помочь мне укрепить свой героический имидж. Возможно. И вообще, непринужденная беседа с нормальным человеком мне не помешает.

Я по-прежнему притягиваю взгляды посетителей парка, но если пристально взглянуть на зевак, преследование объективов их камер можно свести к некоторому терпимому минимуму. Не сомневаюсь, что на ПХО к вечеру будет масса моих фотографий, но — надеюсь — меня не сочтут охотницей за славой.

Лиза проявляет, надо признать, хороший вкус. Она приводит меня в симпатичный ресторанчик, название которого можно разглядеть, лишь подняв голову ко второму этажу. И, следует отдать ему должное, метрдотель ничуть не смущен милой блондинкой в сарафанчике, явившейся в сопровождении бронированного кейпа. Мы занимаем столик на верхней террасе, откуда открывается прекрасный вид на очередь, выстроившуюся перед входом, в которой фанатики кейпов и репортеры отчаянно пытаются сделать вид, что вовсе не преследуют нас. Лиза заглядывает через перила и смеется.

— Забавный факт, но вот она, — Лиза показывает на раздраженную женщину примерно в середине очереди, — пришла сюда просто поесть.

Продолжая разглядывать меню, я пытаюсь переварить это заявление.

— А вы не могли бы пролить немного света на то, — спрашиваю я, — отчего все эти люди думают, что приближаться к новому кейпу — это хорошая мысль?

Я склоняюсь к тому, чтобы выбрать ростичану, но ценник — для блюда из простой свинины — меня немного напрягает.

— Видишь ли, при первом же своем появлении ты вынесла Луна, — без церемоний отвечает она, — так что большинство людей полагает, что ты на стороне хороших парней, — и продолжает, рассматривая свое меню: — А кроме того, ты ходишь повсюду при свете дня, но Протекторат не обрушивается на тебя, подобно мешку с кирпичами, что в определенной степени подтверждает эту точку зрения.

Действительно, при таких условиях может показаться, что подходить к новому кейпу не так уж и опасно. Прищурившись под маской, я внимательно разглядываю собеседницу. Хм-м, пониженное чувство самосохранения, хочет поговорить с новым кейпом, деловая, бойкая, инициативная. Кого же это мне напоминает?

— Ты — «Шарлотта Холмс», так ведь? — спрашиваю я.

В ответ она улыбается.

— Собственной персоной, — подтверждает Лиза, и я удовлетворенно киваю. По крайней мере, она — не какой-нибудь безумный манипулятор. Просто фанатка. Наверное, это должно быть мне лестно?

— Ты уже выбрала что-нибудь? — спрашивает она, меняя тему. — Я угощаю, так что заказывай, что захочешь.

— Давай лучше заплатим раздельно, — отвечаю я. — Пожалуй, возьму пенне аль-аррабиата, — решаю я, выбрав «блюдо недели» с разумной ценой.

Понятия не имею, что это такое, но стоит оно почти дешевле всего. Лиза на это вопросительно приподнимает бровь, но ничего не говорит, лишь делая знак официанту. Он слушает, как Лиза делает заказ, но при этом в оба глаза пялится на меня. Это невежливо. Я возвращаю взгляд, пристально всматриваясь в него, и он замирает на месте. Тогда я отворачиваюсь посмотреть на панораму города, всем видом показывая, что он мне надоел и я его больше здесь не держу. Вскоре я слышу быстрый перестук шагов, замирающий вдали. Лиза вздыхает, и я поворачиваюсь к ней. Она надула губы в деланной обиде, но одновременно кажется слегка рассерженной.

— Ну и зачем ты испугала нашего официанта? — интересуется она. — Он просто проявил любопытство.

— Не люблю, когда меня рассматривают как произведение современного искусства, — отвечаю я ей. — И, если уж ему так хотелось поглазеть, то мог бы, по крайней мере, дождаться конца смены. А здесь он все-таки на работе.

— А то, что ты ходишь вся в броне, как средневековый рыцарь, не имеет никакого отношения к тому, что он от работы отвлекся, — иронически замечает Лиза. Я чувствую на лице жар смущения, и ломаю большой палец ноги, чтобы остыть. — Нет ничего плохого, если ты хочешь выделиться из толпы, — пожимает плечами она, — но надо же учитывать, какое воздействие это оказывает на людей вокруг тебя…

— Приму это к сведению, — отвечаю я, закрывая тему. — А теперь скажи, с какого перепугу ты решила пригласить меня сюда?

Потому что если бы хорошие вещи случались сами по себе, мне полагалось бы чуточку больше, чем несколько выигрышей в мгновенной лотерее.

— А разве девушка не может просто заметить нового кейпа и захотеть с ним познакомиться? — прищурившись, спрашивает она. Не знаю, как много презрительной насмешки просачивается сквозь маску, но Лиза чувствует ее и поднимает ладони, сдаваясь: — Готова признать, что моя мотивация не совсем бескорыстна. — А вот и подвох. Она подается вперед, заглядывая мне в глаза. — Вообще-то, мне очень хотелось бы узнать, к какой команде ты собираешься присоединиться.

Я пожимаю плечами:

— Сейчас я не рассматриваю Кадетов как подходящий вариант, и не уверена насчет политики Новой Волны относительно новых участников. Я не собираюсь раскрывать свою личность, — уточняю я, — и не знаю, насколько их устроит такой вариант.

— Ты могла бы вступить в команду злодеев, — предлагает она, откидываясь на спинку стула. Я лишь фыркаю на это. — Нет, послушай внимательно, — переключается она внезапно на деловой такой тон. — Большинство злодеев рано или поздно попадаются, верно? Так отчего же тюрьмы не переполнены ими?

— Потому что удержать парахуманов за решеткой невообразимо сложно, — отвечаю я. — В смысле, какого рода тюремная камера сможет одновременно удержать Кайзера и Крюковолка?

— Птичья Клетка, — не моргнув глазом, отвечает она. — Но интересовалась ли ты когда-нибудь, отчего люди берут на себя труд отправлять таких злодеев, как Виктор, в обычные тюрьмы?

Я пожимаю плечами. Вообще-то, я никогда всерьез не задумывалась над этим, но даже Уберу или ’Литу вполне под силу убежать из обычной тюрьмы. Конечно, если злодей сбежит три или четыре раза из тюремного блока максимальной безопасности, даже наша бюрократическая система начинает что-то понимать и в следующий раз отправляет таких людей прямиком в Птичью Клетку.

— Это делается для того, чтобы игра продолжалась, — говорит она, как будто открывая некую тайну, неизвестную мне. — Видишь ли, героям надо с кем-то сражаться. Желательно, со «злодеями», — поясняет она, обозначая пальцами кавычки в воздухе. — И это должен быть вменяемый противник, который не станет никого убивать или калечить. Таким образом, публика получает свое шоу, злодеи получают свои денежки, герои — зарплату и одобрение публики, и все довольны.

Я недоверчиво разглядываю ее улыбающееся лицо — она выглядит так, как будто владеет тайной истиной и выкладывает ее передо мной, словно жемчужину. Как будто она, обычная цивилка, даже не офицер органов правопорядка, — внезапно открыла способ, как можно упорядочить вражду между кейпами.

Вдох. Выдох. Я укрепляю маску.

— Крюковолк постоянно убивает, — замечаю я. Улыбка Лизы становится неуверенной. — А ритуал инициации в И-88 включает убийство цветного или кого-нибудь из сексуальных меньшинств; а ведь у них больше дюжины кейпов, — продолжаю я, и ее улыбка пропадает совсем. Очень хорошо. — АПП ничуть не лучше. Притом они и прочие банды с участием парахуманов регулярно торгуют героином, который, вероятно, убивает больше людей, чем любой кейп. Или же, по меньшей мере, калечит, — тихо добавляю я. Лиза хмурится.

— Я и не говорю, что все злодеи следуют правилам. Неформалы… — начинает она. Нет, Лиза. Ты не сможешь сделать вид, будто злодеи — хорошие парни.

— Если не закрывать целиком и полностью глаза на смерть обычных людей, то я никогда не слышала о злодеях, которые следуют твоим правилам, Лиза, — перебиваю я, чуточку повысив голос. — Не знаю, пытаешься ли ты сейчас оправдать Империю, или что, — по ее лицу пробегает болезненная гримаса, — но вступить в команду злодеев… для меня это выглядит как первый шаг по скользкой дорожке ошибочных решений.

К столику подходит официант с отсутствующим выражением лица и подносом с нашей едой в руках. Я негромко благодарю его, а Лиза просто кивает в его сторону. Смотрю в свою тарелку: в ней паста-перья с каким-то красным соусом, слишком жидким для маринары. Я накалываю на вилку несколько макаронин и подношу ее к лицу, прежде чем успеваю понять, что в моей маске нет отверстия для рта.

Лиза поднимает взгляд от своих тортеллини с овощным рагу и, неуверенно улыбаясь, спрашивает:

— А как же ты вообще собиралась есть?

Недолго думая, я преобразую шлем в безликий овал и пытаюсь сделать свои зубы частью маски. Ничего не получается, но это подает мне мысль.

Я заставляю некоторое количество кости прорасти ко мне в рот, где она образует тонкие пластины у основания десен. Потом создаю на шлеме суставы — поверх челюстных мышц — и медленно разрываю поверхность маски, так чтобы трещина образовала ровный зигзаг заостренных зубов. Несколько раз открываю и закрываю рот; все работает отлично. Моя новая «внешняя» челюсть двигается легко и «внешними зубами» я снимаю макароны с вилки. Хм-м, соус довольно острый. Лиза оторопело смотрит на меня, и я спрашиваю (приподняв бровь, но этого не видно под маской):

— У меня что-то прилипло к лицу?

Чуть улыбнувшись, она качает головой:

— Не-а. Просто странно, что ты не убрала нижнюю часть шлема, чтобы поесть как все люди.

Действительно, это было бы, наверное, проще. Пожав плечами, я кладу в рот еще одну порцию пасты в надежде сделать вид, будто я покраснела от острого соуса. Несмотря даже на то, что Лиза не может увидеть мой румянец под шлемом.

Все это действительно неважно; она нервно смеется и возвращается к своим тортеллини. Какое-то время мы едим в молчании. Мои новые «зубы» на самом деле не очень-то помогают мне есть — они ведь находятся снаружи рта — но издают тихий клацающий звук каждый раз, как я смыкаю челюсти. Надо будет потом над этим поработать.

Когда примерно половина еды уже съедена, молчание из вежливого понемногу делается неловким. Должна ли я извиниться? И за что? Ведь я действительно искренне верю в то, что ей сказала. Извиниться за необоснованные обвинения? Нет, я выбирала слова достаточно обоснованно… за исключением того предположения, будто она оправдывает Империю-88.

Тревожное чувство ползет вверх по моему позвоночнику, и я едва замечаю, что к нам приближаются двое людей. Неужели я только что воспользовалась своим статусом кейпа, и невысказанной угрозой заставила простую девушку замолчать? Я облажалась, и теперь этого уже не исправить?

— Эй.

А ведь это как раз то, чего я изо всех сил пыталась избежать. Как раз та яма, в которую старалась не свалиться. Именно то, что делали бы Эмма, Софья или Мэдисон, появись у них силы.

— Эй, привет!

Господи, ну отчего я решила, что это хорошая мысль? Что Тейлор Хиберт, потенциальный маньяк-убийца, может стать героем?

— Гм! Викки, аура!

Давящее чувство страха внезапно проходит. Я облегченно вздыхаю и вижу, что какая-то девушка удерживает меня за плечи. У нее веснушчатое лицо и кудрявые каштановые волосы, заставляющие меня на секунду с гордостью вспомнить о своих черных локонах. Она смотрит на меня усталым и понимающим взглядом. На груди у нее черный анкх на белом фоне.

Это же Эми Даллон. Исида. Та самая, которая спасла мне жизнь. Я смотрю ей в глаза, и она встречает мой взгляд, не дрогнув.

— Викки испугалась тебя, и это отразилось на ее ауре, — объясняет она, указывая куда-то через плечо.

Изогнув шею, я вижу, как блондинка в зеленом платье и с такой фигурой, за которую можно убить, смущенно машет мне рукой. Юстиция, также известная как Виктория Даллон, «Александрия-лайт», с аурой, которая влияет на эмоции окружающих. Как минимум, отчасти — непроизвольно, судя по всему.

— Прошу прощения, — извиняется Юстиция. — Я не хотела, это просто, ну… — она замолкает, глядя мне в рот.

— Просто твоя маска сейчас — охренительно стремная, — без реверансов поясняет Исида, подтаскивая пару стульев от соседнего столика. — Не возражаешь, если мы присядем? — спрашивает она, утомленно падая на один из них, не дожидаясь ответа. Я перевожу взгляд на Юстицию, которая подчеркнуто ждет разрешения. Делаю приглашающий жест в сторону второго стула и, кивнув мне в знак благодарности, она грациозно присаживается.

Лиза раздраженно поглядывает на вновь прибывших, но держит язык за зубами. После краткого молчания я решаюсь начать разговор:

— Интересно, как вы нашли меня? — спрашиваю я. — Удивительно удачно для Новой Волны было бы вдруг наткнуться на меня по чистой случайности, правда? — А еще я понятия не имею, как реагировать на то, что еще двое из высшей лиги героев нашего города хотят увидеться со мной.

— А как ты думаешь, много ли кейпов в костяной броне бродят сейчас по городу? — спрашивает Исида, доставая телефон, и прокручивает мне на нем ленту какой-то соц-сети, заполненную фотками, на которых я иду по улицам. Кажется, мои попытки отпугнуть зевак оказались не слишком эффективными. — Короче, Викки тут приготовила целую речь; не буду ей мешать, — с этими словами она утаскивает мой стакан с водой и быстро выхлебывает половину, потом переводит взгляд на мою тарелку макарон. — Слушай, ты не против, если я…

Не глядя, я подталкиваю тарелку к ней; мое внимание уже обращено к Юстиции, которая слегка ерзает на стуле, пристально вглядываясь в некую точку у меня над головой. Я превращаю зубастую маску обратно в шлем. Фальшивая челюсть отваливается, и я подхватываю ее рукой.

— Так лучше? — спрашиваю я, опираясь локтями на стол и складывая руки домиком.

Лиза фыркает.

— Ты в курсе, что держишь в руке натуральную человеческую челюсть… нет, скорее, челюсть какого-то мутанта? — усмехается она.

Я неторопливо превращаю фальшивую челюсть в розу; кость сопротивляется, но все еще поддается. Викки делает глубокий вдох, задерживает дыхание и медленно выдыхает. Без особого труда распознав это упражнение, я поворачиваюсь к ней, готовая слушать.

— Новая Волна хотела бы подчеркнуть, что мы, как организация, подчиняемся всем действующим законам и установленным правилам, — говорит она напряженным и отрывистым голосом, как будто пытаясь вспомнить правильный ответ на экзамене. — Поэтому мы не можем одобрить сомнительное с точки зрения закона убийство.

При этих словах мое сердце пропускает удар. Викки переводит дыхание и продолжает:

— Однако мы хотели бы также сообщить, что Новая Волна готова предложить бесплатную юридическую помощь, хотя и в ограниченном объеме, чтобы гарантировать честное и беспристрастное отношение со стороны СКП к несовершеннолетним парахуманам, — с этими словами она кладет передо мной визитную карточку и смотрит, наконец, мне в глаза.

— А-гх! Как ты можешь есть это? — Наша игра в гляделки прерывается, когда мы обе поворачиваемся взглянуть на Исиду, которая жадно глотает воду, покуда Лиза старается удержаться от смеха. Наконец она допивает стакан и со стуком ставит его обратно на стол. — Страшно острое! — шипит она, торопливо хватая Лизин стакан. Осушив и его, она утирает рот рукавом и поворачивается ко мне.

— Послушай, мы вовсе не скорбим по Луну, — объясняет она. — Но быть независимыми героями нелегко, особенно если хотя бы у одного из кейпов в команде есть проблемы с применением чрезмерной силы. — Услышав это, Юстиция уныло сникает, и Исида бросает на нее виноватый взгляд, прежде чем продолжить: — Мы сейчас ждем, как отреагирует Протекторат. Если они поднимут шум, мы тебе поможем, в той степени, насколько ты окажешься этого достойна. А если нет — мы сможем, наверное, организовать совместное патрулирование. Что скажешь?

Я предпочитаю придержать язык и подумать. Если честно, я сказала бы, что это несправедливо — что на меня давят, угрожая обвинением в убийстве после первой же ночи патрулирования; и мне кажется, что Новая Волна лишь играет тут в свои собственные игры, чтобы поддержать свой образ в глазах общественности. Я тяжело вздыхаю.

С другой стороны, для команды героев, держащихся на тонкой линии между независимостью и уважением ко всем законам и правилам, есть смысл проявить осторожность по отношению к новому кейпу, который может быть — а может и не быть — преступником.

— Это разумно, — отвечаю я, забирая карточку и засовывая ее в тот же кармашек, где уже лежит карточка Батареи. Вдох, выдох. Маска. Исида кивает и протягивает руку. Я пожимаю ее.

— И в любом случае, если у тебя найдется время на этой неделе, я работаю с пяти до шести пополудни в Центральном госпитале, в отделении скорой помощи, — говорит она, отвечая крепким рукопожатием. — Возможно, я смогу использовать эти твои кости в качестве транспланта. Тогда ты заработаешь немного денег, а я смогу ускорить лечение… и тоже немного заработаю на этом, — добавляет она с улыбкой.

Они с Юстицией долго не задерживаются и вскоре улетают, Исида — в качестве пассажира, а Лиза, проверив сообщения на телефоне, тоже начинает прощаться, ссылаясь на работу. Она оставляет на столе деньги (больше, чем ее доля в счете, судя по количеству двадцаток), и внезапно я остаюсь совсем одна.

Как-то мне вдруг стало совсем не весело.

Я приканчиваю остаток пасты (не такая уж и острая) и подзываю официанта.

— Счет, пожалуйста, — прошу я, не забывая о маске.

Он качает головой, старательно избегая выражать какие-либо эмоции, и устремляет взгляд куда-то поверх моей головы.

— Это за счет заведения, — отвечает он, пряча руки за спиной. Я вглядываюсь в его лицо и вижу маску под стать моей собственной.

С чего это я вдруг получаю бесплатный ланч? Люди не делают подарков без причины, даже если причины эти — вполне бескорыстные. Так какая же причина здесь? Одна из возможностей состоит в том, что я привлекла больше клиентов, чем отпугнула, и теперь им хочется, чтобы я приходила почаще. Другая — в том, что владелец заведения, может быть, благодарен за то, что я убила Луна, и хочет поблагодарить меня таким вот образом.

А третья возможная причина — в том, что они стараются задобрить кейпа-убийцу.

Я протягиваю руку к деньгам, оставленным Лизой, и аккуратно добавляю к ним пятьдесят долларов. Дофига много, но меньше у меня нет, не считая мелочи на автобус.

— Девушка, с которой я пришла, оплатила свою часть счета, — поясняю я.

Официант понимает это как разрешение и забирает деньги, стараясь не задерживаться в моем обществе ни одной секундой дольше необходимого. Думаю, мне тоже пора идти.

Я оставляю костяную розу на столике метрдотеля, стараясь не обращать внимания на взгляды остальных посетителей ресторана, и направляюсь обратно к переулку, где я оставила одежду, размышляя о вербовке, о справедливости и об отношениях с другими людьми.

* * *

Пенне паста — короткие толстые макароны, косо срезанные на концах; известны также как «перья». Даже не знаю, отчего они так называются.

Аррабиата (ит. «злой») — острый красный соус из чеснока, сухого перца чили и томатов на оливковом масле. См. также https://en.wikipedia.org/wiki/Arrabbiata_sauce с красивой картинкой пенне аль-аррабиата.

Тортеллини — маленькие пельмени из пресного теста с мясом или сыром, свернутые колечками.