Когда смерть чуть менее ожидаема, чем победа (гет)

Впрочем, я поторопился, когда сказал, что совсем ничего не делал после Португалии.

Примерно за год до этого я сидел во дворе, глядел, как Дэйви гоняет свои игрушечные машинки по террасе, и вдруг подумал, что мой банковский счет неприлично хорош для прозябания в виде голых цифр. Так что уже через пару месяцев после этого, в сентябре предыдущего года, я купил землю в нескольких километрах от дома — до войны там был маленький прокатный завод, — построил мини-картодром и, недолго думая, дал ему имя брата.

Я никогда до этого не задумывался о том, что хотел бы сделать нечто подобное, даже когда получал свой диплом финансиста, но вся эта затея началась и покатилась так легко, будто всю мою предыдущую жизнь ждала, когда я к ней приступлю.

Сейчас, конечно, это уже огромный спортивный комплекс, и в нем никак не узнать ту маленькую трассу, с которой все начиналось, но я, каждый раз как приезжаю туда, все еще вижу эти просторные поля и одинокий «загончик» администрации, возвышающийся над ними, — примерно так выглядел картодром следующие несколько лет, но подобная аскетичность не помешала ему уже тогда стать в нашем округе весьма активной точкой, и, быть может, примерно так выглядел Роутон-парк в дни моего детства.

И вот в этот раз я наконец-то сделал то, что делали для нас родители в детстве: посадил семью в машину и привез на трассу, чтобы показать пятилетнему сыну, с чего начинал его отец. Я не ожидал каких-то чудес, вроде того что он почувствует себя так же, как когда-то мы с Дерреном — совершенно очаровавшиеся процессом мальчишки, глядящие на то, как проносятся мимо эти счастливчики на «тележках», — но, как вы знаете, в итоге на гоночном поприще Дэвид оказался гораздо успешнее меня, а значит, со своей задачей вдохновителя я справился. Ну, а у Рози с того уик-энда добавилось хлопот — теперь в ее жизни стало уже два гонщика.

Совершенно довольный собой и отдохнувший, со спокойной душой я вернулся в мир взрослых гонок: пришло время Гран-при в Монте-Карло.

Накануне тренировочных заездов я задался вопросом: раз я уже побывал на всех виртуальных ступенях пьедестала Монако, а в прошлом году испытал максимум печали, не сумев завершить любимую гонку, то что ждет меня теперь?

На всех тестах безоговорочно лидировали «Макларены», прикатившие новую модификацию, будто прежнего отрыва от пелетона им было мало. Я завидовал, по-хорошему, у меня буквально чесались руки от детского желания разобрать чужую машину по винтикам и посмотреть, как она устроена и на чем выигрывает. С такой мыслью я «завис» перед боксами, пялясь на эту сияющую копию пачки «Мальборо» на колесах, когда меня окликнули.

Это был Эд Кросс, в своей любимой манере он спросил, какого хрена я здесь забыл и не стал ли я ко всем прочим моим профессиям еще и шпионом. Эд умел выводить из себя одной фразой, но я научился не вестись на это еще в детстве и ответил ему, что пришел глянуть на их новую машину, потому что в воскресенье в зеркалах заднего вида мне будет сложно ее рассмотреть. Он расхохотался и назвал меня фантазером. Что я мог ему еще сказать? Я ушел, так и не узнав, что приглашение в «Макларен» в том году мне было сделано с его подачи. Эд никогда не говорил об этом, и правду я узнал только много лет спустя — от совершенно других людей.

Квалификация у Эда не сложилась, в то время как я стартовал четвертым, но, увы, «Альфа» была не в состоянии конкурировать с «Маклареном», забиравшим у меня по чистой секунде на круге, и моя угроза превратилась в пыль, когда я с последнего пит-стопа ушел лишь восьмым.

Кросс в тот день финишировал вторым вслед за своим напарником.

Я не нашел в итогах этого Гран-при ничего печального: в сравнении с моим прошлым годом, когда я даже не увидел флага, это был явный прогресс. Машины «Альфа Ромео» в восемьдесят пятом тоже не блистали, так что и они формально пошли на повышение. А вот Кай, кажется, имел обо всем этом иное мнение.

Может быть, он подозревал, что я не просто так оттормозился на питлейн, пока он пролетал по стартовой кривой в борьбе за единственное очко с «Лижье», может, ему в принципе хотелось оказаться в своей первой гонке в Монако повыше, а может, были для недовольства еще какие причины, но я не стал лезть ему в душу.

Когда мы только познакомились, я не был уверен, что слышал о Кае раньше, ведь я особенно не следил за младшими сериями и не интересовался сплетнями, но мне было любопытно, как он гоняет, — то, как пилот ведет себя на трассе, зачастую скажет о нем больше, чем тысяча мнений знакомых, а у него был собственный стиль и в пилотировании, и в общении. Так что можно честно признаться, что я начал следить за Каем с первого дня и быстро понял, что моему напарнику далеко не всегда хочется поговорить.

После соревнований я остался в Монако еще на день, потому что друзья позвали меня поучаствовать в какой-то съемке. «Ничего коммерческого и серьезного», — так они сказали. Это был важный момент, потому что контракт обязывал меня решать подобные вещи только через менеджера команды, и я решил, что скорее всего просто откажусь и посижу зрителем.

Пока я принимал душ и в целом приходил в себя после гоночного уик-энда, собираясь на встречу, фоном у меня шла запись вчерашней гонки. Ничего нового в самом процессе я не увидел, но конференция победителей заставила меня отложить полотенце и выйти из ванной.

Для официальных заявлений, вроде пресс-релизов или тех же конференций, наше гоночное сообщество практически изобрело новый диалект английского — чтобы все наши планы и объяснения выглядели максимально нейтрально и минимально информативно. Скажи пару ничего не значащих «от нас сегодня ничего не зависело» и «у команды большие планы на следующий Гран-при» — и ты отбыл свою минутную обязаловку перед камерой, не посрамил честь мундира, а заодно дал шанс противнику гадать, что же вы задумали.

Что и говорить, мы все владели этой техникой безупречно, но порой гонщики эту негласную традицию нарушали. Как вот Эд Кросс, занявший накануне второе место и, вероятно, не забывший о том, что я «шпионил» за его машиной в боксах. На вопрос журналиста о том, как ему удалось выбраться из середины пелетона на второе место, он ответил, что опыт побед в соревнованиях различных классов дал ему бесценные навыки, чего глупо было бы ожидать от тех пилотов, которые приходят в гонки «из гаражей». Вряд ли репортеры поняли, что именно имел в виду Эд, но для меня это прозвучало более чем прозрачно: соперник детства раз за разом отвешивал мне пинки, а мне нечем было ему ответить — «Макларены» были недосягаемы.

Так что на встречу с друзьями я приехал не в самом радужном настроении — и это стало началом весьма странного мероприятия, в котором я тогда поучаствовал.

Для начала мой приятель и главный заводила компании Стефан Арно безапелляционно заявил, что мне надо выпить. Что ж, было уже за полдень, и я не видел причин не последовать его совету. К трем часам я уже забыл о стычках с Кроссом, а наша дружеская встреча перетекла в апартаменты, где происходила подготовка к какой-то грандиозной фотосъемке, но я не придал этому значения, поскольку ни о чем таком мы со Стефаном так и не договорились. Помню только, как спросил, участвует ли он сам, и он отмахнулся, сказав, что просто предоставил место.

Со Стефаном мы познакомились в семьдесят восьмом, когда я ковырялся во внутренностях «Шедоу», а он делал репортаж из боксов для местного телевидения. Я тогда провел ему мастер-класс по скоростной сборке педального узла, а он в отместку обучил меня нескольким «полезным фразам» на французском. Я уже не был наивным юнцом и прекрасно понимал, что это были за фразы, но месть измазавшего маслом дорогой костюм пижона-репортера оценил по достоинству — так все и началось.

И вот теперь, спустя восемь лет, Арно без тени сожаления напоил меня до состояния, когда я оказался готов пробежать голым по Бо Риваж, чтобы станцевать перед Казино. К счастью, ничего подобного он не предложил, но уговорить меня сняться неглиже в том спорном клипе ему уже не составило труда.

Жалею ли я об этих съемках? Ничуть. Хотя Рози, возможно, считает иначе — где-нибудь совсем в глубине души, потому что наутро, когда я ей звонил из аэропорта и хриплым голосом рассказывал, как попал по милости Стефана, она хохотала, а посмотрев через полгода результат, пожала плечами и сказала, что описывал я куда интереснее, чем то, что в итоге получилось.

Кто-то, возможно, менеджеры «Альфы», даже усиленно уверял публику, что в самых лучших ракурсах меня заменял дублер, но это совершенно точно не так: снимался исключительно мой зад. Если вы видели клип, то тоже знаете, что ничего эдакого там нет, но в паддоках это видео не прокомментировал только ленивый. Впрочем, задел «сияния» все еще действовал, так что у меня не осталось никаких негативных ассоциаций, связанных с этим эпизодом.

Однако слова Эда Кросса все равно не уходили из моей головы, и это длилось еще довольно долго, пока я окончательно не уверился в том, что моя карьера действительно сложилась недурно, но в те годы, когда успехи не выходили за пределы «ура, мы снова в очках!» я чувствовал, что делаю недостаточно. И это привело к тому, что к концу сезона я на добровольных началах тестировал планировавший вернуться в гонки «Марч», а в следующем году впервые принял участие в соревнованиях другого плана — в гонках Ле-Мана, и эта восьмимильная французская трасса стала для меня своего рода откровением, что в гоночном мире есть не только Формула.