Упивающийся мщением (джен)

Женщина в белом на краю платформы. Она вновь оборачивается и вопросительно смотрит через плечо. И видит его — находит его глаза. О чём она спрашивает? Ей необходима уверенность, чтобы сделать то, что должно? Или она просит, в последний раз умоляет его передумать? Уилл не знает. Он уверен только в том, что она оглядывается. Она не может не оглянуться.

— Любопытно то, — произнёс Ганнибал, — что, расследуя это дело, ты ощущаешь связь не с убийцей, а, скорее, с его жертвами.

Уилл пришёл в себя. Ганнибал и Алана по-прежнему были здесь, сидели всё так же близко и продолжали на него смотреть. Уилл покачал головой, отмахиваясь от выдвинутого Ганнибалом предположения.

— Это не связь, а интерес. Я хочу их понять.

— Ты считаешь себя жертвой, Уилл?

— Нет, — ответил он незамедлительно, желая вернуться к обсуждению дела.

Выражение лица Ганнибала изменилось:

— Убийцей?

— Нет.

До этого Уилл не хотел обсуждать дело Толкача, но теперь обнаружил, что это единственное, о чём он согласен с ними разговаривать. Уилл постоянно ощущал присутствие Аланы, её молчаливое наблюдение.

Он старался успокоиться и не отходить от темы.

— Я должен понять этих женщин, если хочу помочь Джеку. Их внутреннее состояние для меня важнее, чем место преступления.

— Наверное, тебе легче сочувствовать жертвам, — сказал Ганнибал, — чем позволить себе окунуться в мысли их убийцы. Это твоя последняя линия обороны: ты стараешься защитить себя, чтобы не переживать удовольствие от убийства снова.

Уилл проигнорировал эту ремарку и был бы рад, если бы так же поступила и Алана, но видел, как она обдумывает слова Ганнибала — и верит им. Когда Уилл пытался указать на то, что Ганнибал — убийца, она вела себя так, будто он сказал что-то неразумное. Но стоило Ганнибалу назвать убийцей Уилла, как Алана тут же с ним соглашалась.

Уилл вновь переключился на работу.

— Жертвы Толкача — каждая из них — приняли решение прыгнуть, — заговорил он, едва удерживаясь от крика. — Они сделали такой выбор осознанно. Они сами, не Толкач. Если мы поймём почему, если мы поймём именно их, тогда, возможно, поймаем и их убийцу.

До этого момента Алана не принимала участия в разговоре и просто слушала. Но сейчас откашлялась и сказала:

— Может быть, им казалось, что у них нет выбора. Эти женщины… возможно, они отчаялись, Уилл, и спасти их было уже невозможно.

Ганнибал повернул голову к Алане.

— Думаешь, это были самоубийства по сговору?

— Это не самоубийства, — сказал Уилл, не давая ей ответить.

— Почему нет? — спросила Алана. — У одной из жертв была диагностирована клиническая депрессия.

Уилл почувствовал себя уязвлённым.

— У Филиппы Голдтвейт — да. Но она лечилась, и лечение было успешным. Ей стало лучше.

— Ты знаешь, что выздоровление может быть временным, — возразила Алана. У Уилла мурашки побежали по коже от её мягкого тона. Она говорила не о Филиппе Голдтвейт.

— Самоубийство по сговору, — повторил Ганнибал, изображая задумчивость; тень насмешки на губах говорила, что он ни на грош не верит в эту теорию. — Никакого Толкача. Лишь женщины и их боль.

— Никакой это не сговор, — отрезал Уилл. — Жертвы друг друга не знали. Связи нет.

Он уже начинал выходить из себя, но Ганнибал был абсолютно невозмутим.

— Ты всё-таки считаешь, что Толкач был знаком с каждой?

— Они покончили с собой не из-за того, что были подавлены! — Уилл сжал кулаки и вдавил их в колени, как бы подчёркивая свои слова. — Они совершили самоубийство, потому что так захотел Толкач. Он их убедил. Как? — Он швырнул последнее слово в Ганнибала, словно камень.

— Уилл… — вмешалась Алана.

— Как он это сделал? — повторил Уилл, не обращая на неё внимания.

Ганнибал сдержанно ответил, будто защищаясь:

— Я точно не знаю.

Уилл с досадой потёр лицо.

— Я не прошу сказать точно. Мне нужно ваше профессиональное мнение. Если бы вы были им, как бы вы уговорили этих женщин прыгнуть?

— Уилл, — снова вмешалась Алана. — Постарайся успокоиться.

Он едва её слышал. Он так ждал, что ответит Ганнибал, что не мог нормально дышать. Потому что уж Ганнибал-то должен был знать о таких вещах. Если кто и был в состоянии убедить кого-то броситься под поезд, так это он.

— Всё в порядке, — сказал Ганнибал Алане, коснувшись её руки. Он повернулся обратно к Уиллу, как всегда спокойный и собранный. — Если бы я был Толкачом, — начал он, — думаю, мне понадобилось бы убедить своих жертв в том, что смерть — наиболее приемлемое решение из двух ужасных вариантов. Меньшее из двух зол.

Уилл подался вперёд.

— Какое же большее?

И он, и Алана выжидающе уставились на Ганнибала. Тот слегка ссутулился под таким пристальным вниманием, и его лицо приобрело извиняющееся выражение, но, несмотря на то что он говорил об отвратительных вещах, тон его голоса оставался нейтральным.

— У всех трёх женщин были семьи, так? Родители, супруг, дети. Возможно, если бы жертвы Толкача не прыгнули под поезд — а это необязательно приводит к смерти — с их семьями случилось бы нечто гораздо более ужасное.

Да. Ну конечно. Не подумав, он прошептал:

— Просто невероятно, на что идут люди, чтобы спасти тех, кого любят.

В ответ Ганнибал придвинулся ближе к Алане.

— Ты считаешь, они покончили с собой, чтобы спасти близких? — скептически спросила та, положив ногу на ногу — вероятно, это была подсознательная реакция на вторжение Ганнибала в её личное пространство. — Как бы он это осуществил? Потребовалось бы много ресурсов и немалое влияние на жертв, чтобы убедить их, что родным угрожает опасность. Это больше похоже на организованную преступность.

Уилл потряс головой.

— Если бы кто-то из криминального синдиката желал им смерти, он бы обставил всё как несчастный случай. Он бы не стал связывать убийства, одевая этих женщин в одинаковые платья.

— Ему необязательно было угрожать их родным физической расправой, — сказал Ганнибал. — Запугивать и рушить жизни можно по-разному.

Понимание передалось от него к Уиллу со скоростью молнии. И ударило будто током.

— Информация может ранить сильнее, чем нож.

— Обещание хранить секреты, — произнёс Ганнибал с едва заметной улыбкой. — Поистине сильный толчок.

— Лучше броситься под поезд, чем допустить, чтобы люди, чьё мнение для тебя ценно, думали о тебе плохо? — вопросительно сказал Уилл.

Ганнибал кивнул.

— Шантажист, который принимает только одну валюту — смерть.

Они говорили быстро, на одном дыхании; идея билась между ними, обретая форму. Взгляд Аланы метался туда-сюда, будто она наблюдала за теннисным матчем.

— Он не босс криминального мира, — сказал Уилл, — но обладает некоторой властью. Или, может быть, полномочиями. Правомочное лицо.

— У него был доступ к самым интимным подробностям жизни этих женщин, — сказал Ганнибал.

— Они его знали, — проговорил Уилл, — и поверили ему, когда он сказал, что расскажет всё их близким. Они доверяли и полагались на него — в тот момент или когда-то раньше.

— Социальный работник, — предположил Ганнибал.

— Или психотерапевт.

Он сразу понял, что не стоило этого говорить. Их дуэт распался, и снова воцарилась дисгармония.

Ганнибал втянул воздух через нос.

— Что ж. Этого следовало ожидать.

— Я не имел в виду, что Толкач — это вы!

— Неужели? — произнёс в ответ Ганнибал, но смотрел он при этом на Алану.

— Тебе нужно отдохнуть, Уилл, — сказала она, поднимаясь и разглаживая юбку. — Это дело не заменит тебе сон, еду и воздух.

— Я... я знаю, что он не Толкач, — торопливо заговорил Уилл, чувствуя, как по венам пузырится паника. Ганнибал загнал его в угол и бросил одного разбираться с Аланой. Что она теперь о нём подумает?

— Он не Толкач, Алана, — повторил он, стараясь не заикаться, — я это знаю!

— Я верю, — тихо ответила она и натянуто улыбнулась. — Всё хорошо. Мы поговорим в следующий раз.

Пока Ганнибал помогал ей надеть пальто, она повернула к нему голову и прошептала:

— А с тобой я бы хотела поговорить прямо сейчас.

— Конечно, — ответил тот, снова перекидывая своё пальто через руку. — Всего доброго, Уилл. До новой встречи.

Уилл ничего не ответил. То, как они стояли перед ним с этими пальто и желали ему спокойной ночи... он чувствовал себя ребёнком, которого родители, собираясь на полуночную пирушку, оставляют дома с няней. Боже, ну и картина; что за извращённая часть его сознания это придумала? Он понял, что все ещё смотрит на них в неловкой тишине — они ждали, когда он с ними попрощается.

Не сказав ни слова, Уилл развернулся и повалился к себе на койку. Через минуту он услышал их синхронные шаги, которые вскоре затихли в конце коридора.

В горле поднималась тошнота, кружилась голова. Ганнибал двумя пальцами придерживал Алану за локоть, пока они шли вместе к выходу. Уилл не мог этого видеть, уткнувшись лицом в койку. Но он это видел, видел ясно. Так же как потрясение и разочарование на лице у Аланы и довольство под маской озабоченности у Ганнибала. И вот он опять видел их возле камеры: они сидели так близко, что чувствовали исходящее друг от друга тепло. Хватит. Один крошечный толчок, и его воображение сорвётся с цепи. Таков замысел Ганнибала.

Толкач манипулировал жертвами, угрожая выдать их секреты, их прошлые ошибки, чтобы настроить против них их собственные семьи. Семья Уилла — ФБР и Алана. И Ганнибал медленно и неотвратимо пропитывал их мысли ядом.

Уши наполнились рёвом. Поезд уже близко. Поезд несётся через Балтиморскую лечебницу для душевнобольных преступников. Он разбивает стену за стеной, превращая кирпичи в пыль. Свет его фар пробивает безысходный больничный сумрак. Уилл видит его кроваво-красное сияние сквозь зажмуренные веки. Поезд врезается в прутья камеры и потом врезается в него.

Но это лишь воображение. Ганнибал никогда не давал ему право выбора. Толкач был добрее к своим жертвам.

* * *

Взмах маятника.

Он Ганнибал Лектер, и он сидит у камина в своём офисе, вместе с Аланой Блум. Он любуется игрой света и тени на изменчивом холсте её взволнованного лица и наблюдает за тем, как изящно её пальцы снова и снова поворачивают бокал вина.

— Вот он совершенно нормален, а вот через секунду вдруг превращается в кого-то другого. Его болезнь в сочетании с тем, в каком месте он находится... Что если мы его теряем?

Он делает глоток вина, делая вид, что ему нужно успокоиться и собраться с мыслями, но на самом деле просто хочет ещё несколько секунд понаблюдать за её страданиями. Затем произносит:

— Уилл уже потерял себя во время болезни и теперь пытается отыскать дорогу назад. Он должен найти себя сам, Алана. Тут мы мало чем можем помочь.

— Я видела его больным, — качает головой Алана, — и он был совершенно другим. — Она поднимает на него широко распахнутые глаза. — То, как он говорил с тобой сегодня... будто ты какой-то монстр!

Ганнибал вздыхает, потому что Алана реагирует на ранимость, виктимность. Ему всё легче играть для неё эту роль.

— Однажды Уилл мне доверился. И ему кажется, что он доверял чрезмерно, рассказал слишком многое; теперь он хочет наказать меня за это.

— Я всё ещё думаю, что тебе не стоит с ним видеться. — Её голос становится слегка хриплым от наплыва эмоций. — От этого вам обоим только хуже.

— Если я проявлю достаточно терпения и настойчивости, уверен, смогу помочь ему, — тихо и героически возражает Ганнибал. — Я его не оставлю. Думаю, как и ты.

— Да, — мягко отвечает она.

— Но видеть его таким... невыразимо тяжело.

— Согласна.

— И ещё мне больно видеть, как страдаешь ты.

Она просто смотрит на него, а он — на огненные блики в её глазах.

— Ты очень переживаешь за Уилла, — говорит он. Алана медленно кивает, и он продолжает: — Я восхищаюсь твоим умением поддерживать баланс между личными переживаниями и профессиональным долгом.

— Нет никакого баланса. Когда-то, может, и был. Но теперь меня явно перекосило в одну сторону. Мы с ним слишком близки, Ганнибал. Боюсь, работая с ним сейчас, я лишь причиняю ему боль. Ему нужен такой защитник, который... — Она смущённо отворачивается. — У которого нет личной заинтересованности в его невиновности.

— Ты самая лучшая защитница, — отвечает Ганнибал прочувствованно.

— Я стараюсь.

Он наклоняется к ней.

— Ты очень добрый человек, Алана. Поэтому из тебя получился такой успешный психотерапевт. Ты переживаешь, и переживаешь глубоко. Не нужно за это извиняться. Просто в какой-то момент жизни, чтобы продолжать заботиться о других, ты должна понять, что тебе самой тоже нужна забота.

— У меня есть психотерапевт, — напоминает Алана. — Ты как-то приглашал его на обед.

Ганнибал отставляет бокал в сторону. Берёт её за руку.

— Моя дорогая доктор Блум, я говорю не о психиатрии...