Игра Хеймитча: спонсоры (джен)

Таймлайн: за четыре дня до Жатвы 55-х Голодных игр. Капитолий.

POV Хеймитча Эбернети

Голова болит с самого утра, и ничего не помогает! Даёт знать о себе мешанина из услышанных намедни на Палатине слухов.

Рассказывают всякое… Люди, которым трудно просто так не поверить. Совсем недавно — похороны были на прошлой неделе — скоропостижно умер старый Цильний, глава Сената, а теперь я слышу, что старика устранил генерал Хаксли, военный министр. И кто мне об этом рассказывает? Великий авгур Секст-Генуций Домициан Стендаль! Я до сих пор не могу прийти в себя.

* * *

Флешбек. Время действия: за два с половиной месяца до упомянутых событий. Сад позади президентского дворца.

— Смотри, в центре пруда — фонтан, правда сейчас он не работает, — говорю я, а сам никак не могу отвести взор от прекрасных глаз Сибиллы.

— Его приказал устроить Цицерон, младший брат президента Пемблтона, — отвечает она.

— Отец леди Тицианы?

Сибилла кивает в ответ. Неподалёку появляется Луций-Эбуций-Цильний де-Марко. Старик выгуливает двоих: свою внучатую племянницу, несносную Гекубу, и прелестного чёрного шпица, который с разбега прыгает прямо мне на руки. Пса зовут Милет, и я понравился ему с первой секунды. Увы, теперь мне придётся вновь переодеваться. Четвертый раз за день! Проклятые капитолийские правила хорошего тона…

— Дядя Цильний, Хеймитч сказал, что вы знали самого Горация — огненного консула, победителя мятежников. Это правда? — спрашивает старика пытливая Сибилла.

— Привет, золотая ты моя! Юноша, прогоните Милета вон, этот несносный пёс не имеет ни малейшего представления о приличии…

Гекуба де-Марко, пятнадцатилетняя вздорная девчонка, нахально перебивает его:

— Это ложь! Милет — лучший пёс на свете. 

Чтобы она не закатила жуткую истерику, я опускаю пса на землю. Он с визгом бросается прямо в пруд, Гекуба бежит за ним, тщетно пытаясь остановить пушистого непоседу.

Старик отвечает единственной дочери Кориолана Сноу:

— Горацию Агенобарбу было за пятьдесят, когда я впервые увидел его. Я как раз возвратился с фронта после очередного ранения. Залечивал плечо. Он был очень суровым и решительным человеком. А ведь именно он приказал устроить этот парк и озёра. И дворец тоже он построил. Гекуба, не вздумай лезть в воду, а запрещаю!

* * *

Очень интересно, как великий авгур (парень двадцати двух лет) обосновывал правильность обвинения: неделю назад министром ресурсов стал Квинт-Бебий-Максенций Притчард. Квинт-Бебий женат на Галатее Рединг, её родная сестра, Селеста Рединг замужем за военным министром Панема, генералом Гнеем-Менением-Валентинианом Хаксли. Оба из партии «синих», а старик Цильний принадлежал к другой партии, «жёлтых».

Домициан, те Стендаль, рассказывал мне, что никогда ещё министром ресурсов не был кто-то из «синих», ведь именно министр ресурсов ( а ещё президент) решает, сколько получит (и сколько не получит) каждый из дистриктов. И вот теперь «синие» невероятно усилятся. Старик де-Марко ни за что не допустил подобного. Стоял бы насмерть! Насмерть? Интересная получается аллегория. Могли ли «синие» убить Цильния? Сомнительно? Не факт. Но в Капитолии возможно всё, нельзя забывать об этом.

Рассказанное не даёт мне покоя: память, а она у меня цепкая, начинает подсказывать разные варианты. Крамольные слухи, которые и раньше гуляли по Палатину, забредая на Авентин, где их железной метлой вычищала Супрефектура, отрывая глупые головы плебеев и беспощадно урезая языки.

Разные внезапные, внезапные и подозрительные смерти.

Десять лет назад, в год 44-ых Голодных игр, зимой, прямо перед Туром, умер государственный контролёр Панема Гай-Фасций-Игнатий Морено. И родился слух, что его отравили. И этот слух достиг Двенадцатого дистрикта. Дошёл до дома директора шахты, капитолийского патриция-диссидента Аскания Эбернети и до моих ушей: я случайным образом его подслушал. В отравлении обвинялся президент «Всеобщей электрической компании» Тит-Попилий Янус Кольберт. Пятый «принадлежит» нашим, «чёрным», и слух больно бил именно по ним. Кстати, мой отец колебался, он не был уверен в невиновности Януса Кольберта. Конечно, последние десять лет я об всём этом помалкивал.

Потом ещё этот Регул. Точнее, Квинт-Деций Регул Критцингер. Он внезапно умер накануне Второй Квартальной бойни, моих игр, а был главой «Зерновой корпорации Панема», значит, принадлежал к партии «зелёных». Слух о том, что его отравили, передал мне шёпотом и по большому секрету однорукий Победитель, Рубака из Одиннадцатого. Я провёл маленькое расследование: сестра понтифика Авла-Септимия-Красса Эллиота, Септимия, назвала имя личного помощника президента Сноу, начальника его личной канцелярии, Сервия-Сульпиция-Адриана Нокса. Якобы, слух, что именно Красс Эллиот отравил Регула Ойленбурга, намеренно распускает ближайший приближенный президента. Целый змеиный клубок, ниточка которого ведёт к президенту. Обалдеть можно!

Собственно чем я занимаюсь в Капитолии? Я разгадываю загадки, узнаю, а потом тщательно охраняю тайны.

А всё началось месяцев семь или восемь назад, когда я как-то раз попал на глаза Леди Латоне Сноу.

* * *

— Хеймитч, не стой в дверях, проходи, — голос жены президента властный и недовольный. А ещё он в крайней степени раздраженный. Правда, раздражение и злость она старается от меня скрыть, заставляя себя резко сменить тон, хотя сама так и кипит.

Интересно, что её так разгневало? Набравшись смелости, я прохожу в её рабочий кабинет на втором этаже дворца.

— Добрый вечер, мэм, — почтительно здороваюсь.

Мне разрешают сесть на любимый диван госпожи Сноу! Да, определённо, я становлюсь её любимчиком — на него вообще категорически запрещено садиться. Всем, кроме, по всей видимости, меня.

— Я тут бьюсь над очередной неразрешимой проблемой: «чёрные» категорически не желают делиться электроэнергией, а она нам нужна позарез: пластическая хирургия — это так заманчиво! Я хочу построить новую клинику, но без электроэнергии ничего не выйдет. Стоп, погоди-ка, а ведь именно ты и можешь мне помочь! Будешь нашим гонцом. «Золотым» гонцом, — супруга президента по рождению принадлежит именно к этой партии. И перед её кипучей энергией никакая преграда во всём Панеме не устоит.

Я без тени сомнений сразу же соглашаюсь: я, можно сказать, слепо доверяю миссис Сноу — это какая-то химия, или просто моё чутье мне подсказывает? Закрой глаза и доверься. Встреча в кабинете, где уши есть у каждой стены — не вариант, и я поступаю иначе: тем же вечером на Палатине наношу визит вежливости второму человеку в нашей партии — сенатору, бывшему председателю правления и почётному президенту «Всеобщей электрической компании Панема», Гаю-Постумию-Лентулу Кросби.

Именно ему я вручил послание леди Латоны. Будь я чужаком, он бы, не задумываясь, отказался со мной разговаривать. Категорически. Однако, увидев большой конверт с сургучной печатью и инициалами «LS», он рассмеялся и принял его от меня. Нет, он никогда не приятельствовал с моим отцом: мистер Кросби — человек суровый, если не сказать, что у него сердце сделано из камня, но мне удалось заставить его растаять. Короче говоря, это первое, очень трудное поручение я не провалил, напротив, мне удалось даже более того, на что рассчитывала миссис Сноу! «Чёрные» согласились на переговоры, и это достижение миссис Сноу записала на мой счёт. А чуть позже, когда дело сдвинулось с мёртвой точки, оно, ко всему прочему, стало очень ценным…

* * *

С тех пор так и пошло: я стал своего рода посредником — арбитром, если по-капитолийски. Нет, я не дерзну назвать себя гением, но кое-что у меня, похоже, здорово получается: переговоры между давними врагами, когда надежда давно умерла.

А всё потому, что в Капитолии я чужой, «ничей». Я даже не капитолиец. Все, разумеется, знают, что моя семья исконе принадлежит к партии «чёрных», но здесь я сам по себе. Моя родина — Двенадцатый, и я каждую минуту помню об этом. Раньше я думал, что это опасный недостаток, но теперь мне начинает казаться, что в этом моё преимущество и главнейшая козырная карта!

Самое трудное и самое запутанное дело, которым я занимаюсь, то и дело набивая себе шишки — это изучение очень редкого «сорта» капитолийских жителей, «неправильных капитолийцев», патрициев Палатина. Угораздило же меня родиться одним из них!

Патриции никогда не выражают своих чувств открыто. Патриции практически никогда не перебивают собеседника. Палатинец говорит спокойным и размеренным голосом, тихо — повысит голос лишь в самом крайнем случае и тогда будет испытывать неловкость. Он практически никогда не опаздывает, по его пунктуальности можно сверять часы; они могут великодушно простить нечаянно брошенную неосторожную фразу, ни в коем случае даже прислуга не услышит от них ни единого грубого слова, и на то есть веские причины — они никогда ничего не забывают, они помнят древние размолвки, старинные обиды, длившиеся в течение нескольких столетий. Но самое главное — они никогда и никому ничего не прощают!

В сущности, патриции — самые жестокие и безжалостные во всём Панеме люди, но их утончённость и подчёркнутая вежливость не позволяет здраво судить о них и об их поступках. Более того, патрициев с детства приучают усмирять свой гнев и всячески избегать жестоких поступков. Приходит на ум старинная фраза: «месть — то самое блюдо, которое надо подавать холодным». Первый раз я услышал её именно здесь, на Палатине…

Второй поединок с Бьюти Джуэлз.

Во второй раз я получил серьёзные раны, несмотря на то, что был очень осмотрителен и девять уроков Ниобы не прошли мимо меня. Но всё же я мог лишь отбиваться, и то с большим трудом: Бьюти была вдвое быстрее меня. И на этот раз, как я потом догадался, она даже не пыталась меня убить.

Схватка длилась всего две минуты. Затем Гермес Стромер, Победитель 12-х Голодных игр, главный арбитр и судья поединка, остановил бой. Так я впервые узнал правила учебных боёв академий Первого и Второго дистриктов. Именно по ним он судил наш бой. Я был ранен ножом в правое предплечье, а сам нисколько не навредил сопернице.

«Бой окончен!» — возвестил Гермес, основатель академии Первого, и… я почувствовал, что ноги меня не держат. Оба — и я, и она — были недовольны исходом боя. Гермес назначил новый бой через четверо суток. Кровь остановили, на плечо наложили повязку, и Горец, Брут, взвалил меня на себя — внезапно я почувствовал себя совсем слабым. Одновременно миротворцы надели на Бьюти наручники и отконвоировали обратно в тюрьму. А я отправился на Палатин. Именно там мне, побелевшему от боли и ярости, Антигон, сын хозяина дома, куда меня привезли, сказал:

— Тебе сейчас нелегко, и боль затмевает твой разум. Но вспомни о том, что ты должен победить. Победить и отомстить. Запомни эти мои слова: «Месть — такое блюдо, которое подают холодным! Важен лишь результат, а время не имеет значения».

Я запомнил.

Так думают и так делают патриции. Всегда. Неторопливо дожидаются, правильно выбирают самый выгодный момент и наносят один-единственный удар, практически всегда смертельный. Никогда патриций не предоставит врагу второго шанса — это недопустимо. Здесь любят повторять слово «стратегия» — это как путь к победе, очень извилистый, очень трудный и опасный, но трудности патриция не страшат, он им даже рад, его занимает лишь главная цель. Победа и уничтожение противника. Вот такие они, патриции. Я не могу заставить себя сказать «мы», не могу и не хочу.

* * *

В текущем году у меня появилась квартира в Капитолии. В Двенадцатом я появлялся редко, а на Палатине считался гостем, но с того самого момента, как меня приблизили к семье Сноу, мне моментально разрешили поселиться в Городе. Леди Латона сказала однажды: «Нужно разрешить», и никто не посмел ей возразить.

Возразить президенту осмеливаются считанные люди в Капитолии, но сказать «нет» его жене не дерзнут даже они. Почему так? Леди Латона родом с Авентина, а там живёт множество нуворишей, которым палатинские жители дозволили быть ими. Плебеи прямолинейны, они коварны, их сердца снедает зависть и ненависть к тем, кто в иерархии капитолийских обитателей стоит выше. Авентинские плебеи скоры на расправу, как только предоставляется малейшая возможность, они наносят удар первыми…

Вот и жену президента, с её-то крутым нравом, ни в коем случае нельзя выводить из себя — никто и не рискует. Больше того скажу: её муж, всемогущий президент Сноу, человек властный в самой крайней степени, но и он никогда не возражает ей открыто.

Вопрос моего места жительства решился быстро: у меня просто спросили, какие я имею особые пожелания (этаж, количество комнат и пр). Я замялся с ответом, как-то неудобно мне стало диктовать свои требования. Я попросил что-нибудь сходное с моим домом, двухэтажным домом Эбернети в «Шлаке», т.е. в «Угольном». Но ничего даже отдалённо похожего найти в блистательном Капитолии просто нереально, и в итоге я оказался обладателем скромной трёхкомнатной квартирки на двенадцатом этаже в тринадцатиэтажном жилом комплексе «Троя» на Авентине.

Моя новая квартирка находится всего в девяти минутах ходьбы от президентского дворца, а на автомобиле вообще всего-ничего! В день новоселья все мои мысли были о том, что скажет Сибилла. Ведь она пообещала «заглянуть на минутку».

* * *

Сибилла пришла ровно в девять вечера.

— Неплохо устроился. Привет, — поздоровалась он, подставляя щёку для поцелуя. — Завидую тебе…

— Почему, Сибилла? — удивлённо спросил я.

— Тебе не понять… Ты будешь свободным, принадлежать самому себе, ты никому ничего не должен! — её красивое лицо исказила гримаса внутренней боли, так, что у меня кольнуло сердце.

— Но это же подарок, мне её подарила твоя…

Закончить фразу она мне не дала:

— Ты плохо её знаешь. Она твоя и только твоя. А вот у меня никогда не будет своего дома… — последнее заявление я счёл тогда безумным и сумасбродным. Мне не скоро удалось разгадать истинный смысл её слов.

* * *

Таймлайн: за четыре дня до Жатвы 55-х Голодных игр. Капитолий. Авентин. Новая квартира Хеймитча Эбернети.

— Митч! Это действительно уютное гнёздышко. Отсюда Капитолий виден как на ладони, не то что первый этаж в центре, — девушка с платиновыми волосами и холодными глазами светло-синего цвета, Сильвера из Первого дистрикта, она победила на 46-х играх, сегодня согласилась прийти в гости. Её я уговаривал дольше всех, почти целый месяц.

— Ты ещё не видела какой нереально красивый вид открывается с крыши, — Баз Леклерк, красавчик из Пятого, победивший на год позже Сильверы, сегодня галантен как никогда, а всё потому, что Первая явилась в хорошем настроении и дозволяет ему флиртовать с ней. У База появился шанс. Везунчик!

— Ни за что! Я — приличная девушка и по крышам не лазаю, — последовал немедленный ответ. Но тон, с которым она его произнесла, заставляет меня усомниться, что она не позволит себя уговорить.

Я, как хозяин и организатор этой вечеринки, должен думать о том, чтобы всё обошлось без приключений — алкоголя много, Баз тот ещё ловелас и любитель выпить, насчёт Сильверы — не знаю, а идея с крышей мне совсем не нравится. И меня практически спасает Уордэн, то есть Чафф, он же Рубака из Одиннадцатого, 45-е игры:

— Давайте без самодеятельности. Мне огромного труда стоило заранее получить «въездной патент», поэтому я не хочу, чтобы меня вписали в «чёрный список».

Он совершенно прав: Победители имеют право свободного передвижения по стране, но только по делам, а значит, по специальному разрешению. Если Победитель в Капитолии «на хорошем счету», например, это относится к менторам-профи, которым многое прощается, то приехать или уехать из Города — не проблема. Но Победителям, начиная с Восьмого дистрикта, на капитолийскую щедрость рассчитывать не приходится. Всё предельно просто: сиди дома и не смей высовываться. Конечно, если есть кому «похлопотать» за горемычного Десятого или того же Рубаку, тогда совсем другой разговор. А «чёрный список» придуман для завсегдателей Субуры, капитолийской «клоаки», злачных мест, притонов и пр. Карьеристы нередко на этом горят, и как только их заносят в этот самый список, месяц, а то и год, они сидят в своем дистрикте практически под домашним арестом.

— Баз, тебе не обломится! Точно говорю, серебряный телец забодай меня! — слышу низкий голос из-за спины. Это Люк Сандиэкс, Победитель из Десятого. Он победил годом раньше, чем Рубака, ему почти на десять лет больше, чем мне. Двадцать девять.

Затем я слышу недовольный девичий голос:

— Люк, Чафф, отстаньте от них. Пусть идут на крышу, если им хочется, — эта вторая девчонка в нашей компании, Жослин Карлсен, Третий дистрикт. И она всего на четыре месяца старше меня. 51-е игры, соответственно.

Раздаётся резкий звук — это заливается хохотом самый старший, он на два года старше Люка, Протей Куинси-Майерс, Четвёртый дистрикт, 41-е игры. Я начинаю жалеть, что пригласил его. Невольно вздрагиваю и резко оборачиваюсь. Каков же болван! Он не знает, что накликал беду на свою буйную, но глупую голову.

В этот самый момент, от зрелища, представшего передо мной, я чуть не роняю большое блюдо с запечённой уткой.

Жослин, пунцовая от гнева и ярости, вцепилась в волосы Четвёртого! Учитывая, что её рост 158 см, а Протей — один из самых высокорослых Победителей, 192 см, выглядит это уморительно. Люк спешит на помощь, чтобы отцепить её от приятеля, но ему загораживает путь Сильвера с зверски-решительным выражением «не влезай, убью!» на лице. Майерс безуспешно делает попытку отцепиться от девчонки. Она практически сидит на его могучих плечах. И далеко не сразу, насладившись местью, Третья отпускает волосы гиганта со словами:

— Не смей смеяться надо мной!

Уничтоженный Майерс боится даже шелохнуться. Я и Баз смотрим на происходящее: я ошарашенно, а Баз с выражением невозмутимости на своей физиономии. К нам подходит Сильвера, намеренно задевает плечом Пятого и, улыбаясь мне, забирает блюдо с уткой:

— Митч, дай помогу. Она всегда так себя ведёт? — полушёпотом спрашивает меня Первая, подразумевая, конечно, Жослин.

Я утвердительно киваю. Сильвера делает знак Базу и, захватив с собой две тарелки с форелью в лимонном соусе, два бокала с вином, они уединяются в углу комнаты. Обед Победителей продолжается.

В пятом часу утра гости начинают собираться кто куда. Вечеринка удалась, Базу не удалось добиться у Первой взаимности, хотя они уединялись дважды. Протей с опаской посматривает на Жослин, которая налегает скорее на мясное, чем на сладкое, к алкоголю практически равнодушна, но с упоением поглощает фруктово-молочные коктейли. Вообще, она нормальная девчонка — если её не трогать, то и она тебя не тронет. На арене трое парней не смогли этого понять и поплатились за то своими жизнями.

Уходя одна, Жослин, маленькая темненькая и щуплая девушка, идущая по жизни с девизом «Не тронь меня!», отдаёт мне заветный подарок. Маленький плеер в виде наушника, в свою очередь, я отдаю ей добытый с громадным трудом (пришлось «одалживаться» у не самых приятных моих знакомых) годовой пропуск, так называемую «открытую дорогу», неограниченное право ездить из Третьего в Капитолий и обратно. Она вообще не ментор и, по правилам, ей приезжать в Капитолий запрещено. Теперь запрет снимается на целый год.

— Прослушай запись и уничтожь её. Спасибо за подарок.

Она встаёт на цыпочки и целует меня в губы. Поцелуй краток, но сладок. Понимаю, что в этом она дока, целуется Жослин просто замечательно. Затем я провожаю её до машины. Чей этот «квестор» я не интересуюсь. Она садится в машину, и та моментально уезжает, а я возвращаюсь в мой новый дом, размышляя о том, на что она намекнула: в моей новой квартире есть камеры наблюдения! Наконец, я включаю добытую Жослин редчайшую, совершенно секретную запись. Она о моей семье, о капитолийских Эбернети.

Эта вспыльчивая девчонка, Жослин, имела очень интересную профессию — она была взломщиком, но, так как родилась в Третьем, взломщиком электронным. Качества эти никак не проявились на арене, там она победила в первую очередь своей непредсказуемостью: пробыв одни сутки в лагере вместе с профи, наутро она сбежала, хотя, казалось бы, ничего ей не угрожало. И последующие шестнадцать дней она действовала в том же духе, показав замечательные способности к выживанию на поросшей кустарником арене. Она убила пятерых, двоих тяжело ранила, но добивать не стала. Эти двое, парень и девчонка, умерли от ран, в мучениях, лишь спустя полтора суток.

А вот про её «тайные умения» в Капитолии пока не знают, мне же она сама о них рассказала, похоже, я ей понравился. Она же рассказала мне и про «Центр информации особого назначения» в Третьем, а я поделился с ней тем, о чём удалось узнать на Палатине. Информацией о своей семье. Жослин взялась помочь: моя родня принадлежала «к самым верхам» и всё, что касалось семьи Мэриуэй, было строжайше засекречено, а с другой стороны, от новых знакомых на Палатинском холме, по большому секрету, я узнал, что моя семья имела какое-то (точно этого никто не знал) отношение к мятежникам, понятно, почему это скрывалось самым тщательным образом. И тоненькая ниточка вела именно в Третий, в ЦИОН. Такое предположение высказала Жослин.

* * *

Запись, которую удалось выкрасть Жослин.

— Сэр, у меня новости по детям главарей Мятежа, — голос неприятно высокий, какой-то писклявый.

— Рассказывайте кратко, Олоферн, я очень спешу, — этот голос поразил меня, сразу вспомнилась старинная запись выступления (её нам дали прослушать в школе) диктатора Панема, «Победителя мятежников», Горация Макласки. Густой бас.

— Нашлась третья, младшая дочь Гая-Кассия Самнита Дженнингса.

— Замечательно, просто замечательно, продолжайте.

— Кассия Терция была оставлена в Третьем дистрикте. Мы наступали так стремительно, что не всем главарям мятежников удалось эвакуировать свои семьи. Но она вне нашей власти…

— Почему? — голос диктатора едва не оглушил меня. И он был полон ярости.

— Ничего нельзя сделать. Кассию Терцию усыновили. Генерал Мэриуэй…

— Минуций-Авгур? Не может быть!

— Да, ваше высокопревосходительство, теперь она член семьи Минуциев Мэриуэев, теперь её новое имя — Минуция Прима. Она недосягаема…

— Вон! Идите вон! — и всесильный диктатор срывается на крик.

* * *

Всё. Запись закончилась. Я откидываю голову назад и начинаю размышлять. Интересный пазл сложился.

Мэриуэй — фамилия моей бабки. Минуции Мэриуэи — патриции из партии «чёрных». Минуций, по прозвищу Авгур, он взаправду был жрецом, был генералом правительственной армии, генерал-интендантом, отвечал за снабжение продовольствием, в первую очередь, хлебом, Капитолия и капитолийских войск. Короче, герой войны с повстанцами. Но оказывается, он усыновил девочку, практически спас её от смерти, приняв в род Минуциев. Я догадываюсь, почему так жутко злился капитолийский диктатор: попади она в его руки, — а он отличался мстительным характером и не щадил даже детей, — её скорее бы всего убили.

Так бабушка Кассия стала Минуцией, Примой, то есть «Первой», других дочерей у генерала не было. Почему генерал так поступил? Узнать подробности реально: Минуция Эбернети живёт на Палатине, у неё и спрошу. Правда, для начала мне нужно с ней познакомиться: ведь о моём существовании она, возможно, даже не подозревает. Ещё мне известно, что живёт она уединённо и почти ни с кем не общается. Мои новые знакомые, патриции, поведали мне о том, что у Авгура было двое сыновей и только один внук, вернее, второй внук рано умер, трагически погиб в одном из дистриктов. И после смерти этого старшего внука род вымер, а немаленькие богатства Минуциев Мэриуэев унаследовала его дальняя родня. Ну и моей бабушке кое-что досталось…

Бабушка вышла замуж за знатного патриция, правда небогатого, звали его Тит-Герминий-Вольск Эбернети — это мой дед. Про это я узнал здесь, в Капитолии, после моей победы. А дома я не подозревал о его существовании. Он умер лет десять назад. Был политиком и сподвижником президента Панема, Августа Пемблтона, который правил страной до Сноу. Мой дед, кажется, был сенатором. Большая шишка. Не думаю, что у меня есть что-то общее с ним. Очень странно, но по Capitol-TV ни разу не упоминали его имя, а ведь про моего отца и дедушку Шепарда журналисты снимали специальные сюжеты, ведь они известные в Двенадцатом персоны.

Получается очень интересненькая история — преимущественно вся моя капитолийская родня мне абсолютно чужая, они были «из самых-самых верхов», а какое отношение могу иметь я, Победитель из Двенадцатого, к этим высокородным патрициям? Единственное, что меня очень заинтересовала — история моей бабушки. Выходит, она совсем не такая, как они, она из Кассиев, про такое запрещено даже думать. Сдаётся мне, что эти Кассии из «красных» — была в Капитолии в Тёмные дни такая партия, за одно её упоминание точно вырезают язык!

Говорят, эти самые «красные» были за народ, я хотел сказать, за жителей дистриктов, именно они руководили мятежниками. Решительные были люди — поднять против всевластной столицы вооружённый мятеж! Получается, я связан с мятежниками кровными узами! Потрясающее открытие, однако! Или, скорее, смертельно опасное.