Великая древняя Зебрика (гет)

«Их место» находилось в небольшой горной долине. Когда-то в неё был вход, но Фессон устроил горный обвал и натаскал еще кучу камней из других мест, чтобы никто не шастал.

Алое построила симпатичную, пусть и с одной крышей, беседку, открытую всем ветрам ( что вобщем, сильных магов не особенно беспокоило) и притащила точную реплику своей кровати из бункера. В процессе строительства любовник подкалывал её, что-де слишком низкое занятие для королевы. Она отшучивалась, что когда-то лепила горшки и не переломилась.

Сегодня, натешившись вволю, они лежали рядом на упомянутой кровати.

— Странный парадокс. — Заметила Алое, — теперь, со своими знаниями, я никогда не смирилась бы с жизнью гречкосеялки, если бы родилась таковой… Впрочем, я и родилась таковой. А учитывая, что я и являюсь их божеством, это всё довольно глупо: то есть тут я деру с них три шкуры, а в загробном мире буду драть только две? А то и вовсе одну? Да с чего бы?

Фессон улыбнулся:

— Может, в раю поля плодороднее… Я, честно говоря, тоже не особо вслушивался , что там несут жрецы, но… Всё в твоих копытах. Перестань драть три шкуры здесь, в этом мире, и подданные будут благословлять тебя.

— Угу, — буркнула Алое, — а то ты не знаешь, почему так нельзя.

— Знаю. Но мне интересно, как это видишь ты. Ты же с другого края общественной пирамиды…

— Вот кто-то сейчас получит сначала в зубы, а потом — войну. — Задумчиво сказала Алое.

— С кем я связался? — притворно охнул Фессон, — видела бы это моя мама.

— Да, ну так вот, — продолжала кобылица, — поскольку я с того самого края пирамиды, то мне, вобщем, незатруднительно будет тратить на себя вдесятеро меньше, чем сейчас. С некоторым трудом, путем зверских казней, проскрипций и билетов в каменоломню, выкосив вокруг себя две трети номархов, жрецов и вельмож, мне удастся заставить уцелевшую треть работать не на свой сундук, а на державу. Придётся, правда, пережить десяток покушений, потому что они ведь не гречкосеи, они будут сопротивляться… Но я и так живу по поговорке: «морда в пыли, в зубах ветка, по степи ползёт разведка». То есть жду из-под каждого куста стрелу, клинок или отравленный шип; и сплю в сейфе — им меня не взять. Но что будет потом?

— Что?

— Фессон, почему мы скрываем свою связь? Кому какое дело, что ты делаешь со своим, надо признать — впечатляющим — агрегатом?

— Наверно потому, что если другие аликорны узнают о нас, они подумают: «эти двое спелись. Что если, договорившись, в одну прекрасную ночь они вдвоём перебьют нас поодиночке? Убьём же их первыми.»

— Вот. И если тут ещё полоса на шкуре: прикончат ли нас, махнут ли копытом — любитесь-де на здоровье, то в описанной выше ситуации мне точно смерть. Мои крестьяне станут здоровей и крепче — станет лучше моё ополчение, на одних дворянах в серьёзной войне далеко не уедешь… Потом, когда слухи о нововведениях, как водится в двадцать раз преувеличенные, достигнут сопредельных государств, ко мне повалят ваши крестьяне, добавляя мне экономической и военной мощи. А те, кто не повалит, получат повод для бунта: Алое-де стала истинно матерью своего народа, а вы что же? Это НЕ добавит экономического благополучия вам… И тогда в каком-то идеальном мире вы либо сошли бы с исторической сцены, либо приняли бы мои правила игры… Ну, а в реальности вы всемером, и со своими оболваненными пропагандой войсками, придёте убивать одну меня, а потом ещё обольёте ложью с ног до головы… Потому что никто не будет себя ограничивать. Вот как ты это видишь? Моарей будет трахать не двадцать, а только две кобылы? Так а зачем мне, то есть ему, эта корона тогда вообще? И это ж ещё и работать придётся. Так-то я с утра срубила, образно, пару голов… Ну, в опалу отправила с частичной конфискацией — остальные трясутся по углам, и из шкуры вон лезут, чтобы мне угодить. Это кнут. А пряник — что они за счёт служебного своего положения могут свой сундук набивать, а я этого как будто не вижу. Вывезет же всё податное население — судьба у него такая… А если по совести править, так это во всё вникни, каждому по заслугам воздай. Голова треснет…

Она взглянула в смеющиеся глаза любовника.

— Что не так?

— Да нет, всё так. Скучно просто, ничем твой взгляд не отличается от моего… Кстати, я в сейфе давно уж не сплю. Ставлю, конечно, защиту на ночь, но в основном от таких как мы… Сама посуди: если завтра ты узнаешь, что в результате некоего заговора придворных был убит Моарей, что ты сделаешь?

Алое пожала плечами.

— Сначала спляшу качучу… А потом приду и предам виновных мучительной смерти, чтоб неповадно. И еще несколько дюжин невиновных убью просто, без затей — чтоб смотрели в оба за своими коллегами.

Жеребец покивал.

— Ну вот. То есть мы не только один другому злейшие враги, но еще и друзья… А знаешь, не обижайся только, ты когда появилась, мне сразу не понравилась, что-то такое в тебе было, неприятное. Потому, наверно, у нас такая страстная любовь, что ты меня всё еще бесишь…

— Ах ты старый негодяй, — возмутилась Алое, — бешу я его… А кстати, нескромный вопрос, ну вот до того как мы, гм… Как ты обходился? У тебя же это… Вот.

— Ну как. Отбирал кобыл покрупнее, и хоть мало-мальски симпатичных. А потом или она сверху, или я залазил на такой специальный станок, чтоб вес в основном на него приходился, а не на кобылу. Ну и сдерживать себя приходилось, а то ведь если со всей силы, гм… То недолго и до беды. Мне с тобой-то и нравится, что в кои-то веки можно от души… Ну, ты поняла.

— Только это? — холодно поинтересовалась Алое.

— Нет, не только. Ты умная. Дерзкая… В хорошем смысле. Надоело, когда все лебезят. Тебе ничего от меня не надо. А то ведь обычно, не успеют слезть с… известного прибора, начинается: мне бы золота, да шелков, да слуг десяток, а тут будут мои покои… Ну и глупые, как пробки. Поначалу пытался их сдавать в науку, чтоб хоть о чём было поговорить после этого дела, да где там. Зачем ей что-то учить, если она с королём трахается, и стало быть, всё что надо уже знает? Хотя её единственная заслуга в том, что в детстве хорошо ела. И то, в основном, это заслуга родителей.

Алое наконец не сдержалась и расхохоталась:

— Да, у меня с этим была проблема. Никто ж не понимал, что у меня аликорньий метаболизм, все думали, что глисты. Так я и росла недокормленным гадким утёнком. А так, может быть, была бы выше тебя.

Он хмыкнул.

— Никогда еще не спал с кобылой выше себя. Может, оно и к лучшему.

— Такритта выше тебя.

— Ну так я с ней и не спал. И вообще она столь спесива, что её, наверно, вообше никто никогда не… гм, физически не любил — она выше этого. Я бы и не знал, как подступиться. Уж она-то, наверно, в самом деле верит, что богиня.

— А у тебя дети есть? — Спросила Алое.

— Были когда-то. Сейчас нету. Это всё-таки тяжело, когда они умирают. — Он сделал небольшую паузу, — а один, не поверишь, поучаствовал в заговоре против меня… Всё же дурь, это что-то безграничное. Пришлось в виде младшего офицера списать его на исследовательское судно, мозги проветрить. А оно в один из рейсов возьми, да и не вернись… Нет, я тут ни при чём. Такие суда частенько, знаешь ли, пропадают в океане… А у тебя?

— Что у меня?.. А. Нет, нету. Я как-то специально сходила посмотреть, как зебры рожают… Не, это без меня. Если бы я еще была смертной… Ну, в смысле, если бы державе был бы нужен наследник, ну что ж, пришлось бы на это пойти, а так ну его. Не хочу я так орать. Я, конечно, крупнее, может всё не так страшно будет, но… А ты с какой целью интересуешься? — подозрительно посмотрела она на жеребца.

— Так ты первая спросила.

— Точно?

— Да.

— Ну ладно, а я уже подумала… всякое. Кстати, это же, то что у нас, оно ведь не наследуется…

— Нет, я наводил справки. У меня, Моарея и Коуди было ровным счётом тридцать восемь детей, по крайней мере, о которых известно. Из них четверо магов — то есть вполне обычный процент, и, разумеется, ни одного аликорна… Но вот если зеброкорнами будут и папа и мама — таких экспериментов ещё никто, понятно, не ставил.

— Вот за такие эксперименты, — буркнула Алое, но всё же с лёгкой грустью, — нам точно настучат по голове.

* * *

В качестве подарка возможный будущий номарх привёз статую самой королевы, выполненную из серебра весом в четыре тысячи сиклей. Это было не оригинально (у Алое было уже с десяток таких статуй), но принималось с неизменной благосклонностью. Эта, однако, немного отличалась. Здесь королева была в лёгком доспехе (шлем, нагрудник и наплечники). Она «приблизила» изображение. На серебряных досках резчики выгравировали сцены принесения ей вассальной присяги четырьмя народами, в том числе и народом Загорья. Алое поморщилась: вот это можно было и не включать. Впрочем, тут виновата только она сама, велев объявить на всё королевство о великой победе и внести во все скрижали и летописи…

Сто двадцать лет назад она поддалась на уговоры тогдашнего военного министра — забрать себе Загорье. По логике эта провинция должна была бы принадлежать Такритте, но та не спешила брать её под свой скипетр, так почему бы?.. С военной точки зрения всё прошло отлично. Зашли, разбили хилое сопротивление, взяли. Самой Алое даже не пришлось повоевать. Когда она наконец напудрила нос и пришла на войну, оставалось только принять капитуляцию. Проблемы начались потом. В первую же зиму выяснилось, что провинция не в состоянии прокормить все те войска, что туда нагнали, а переброска припасов через зимние перевалы — дело ненадёжное, и начались грабежи. Алое оказалась в идиотской ситуации, когда и военных не обвинить: не голодать же им, снижая тем самым боеготовность? И местные правы: они приносили ей присягу не для того, чтоб их грабили. Сцепив зубы, она была вынуждена извиняться и обещать вождям племён, что это был первый и последний раз, а потом всё лето гнать зерно через перевалы.

Опомнившаяся Такритта, хотя формально заявить ничего не могла, придвинула к границе крупную группировку, способную, если что, достичь пределов провинции за два дня, и Алое волей-неволей тоже приходилось держать там представительные силы, которые надо было снабжать и платить жалование.

Наместники опять же, сидя далеко от столицы, периодически наглели сверх меры, полагая, что карающее копыто через горы не достанет. Ну и народ бунтовал, глядя на их художества. Всё это было очень хлопотно и дорого. Поэтому уже через три года она отправила в отдалённый гарнизон бывшего военного министра, чтобы не убить его по горячности, но и это делу не помогло.

Несколько лет назад казначей подал ей докладную. Вся эта авантюра стоила казне сто тридцать талантов золота. В среднем чуть более таланта в год. Услышав это, Алое едва не сломала шахматную доску о голову чиновника. Остановило её только то обстоятельство, что казначей тут точно ни при чём.

Впрочем, год от года эта цена снижалась. Поколения сменились, и в Алое видели уже не иноземного захватчика, а «свою» королеву, которая конечно обдерёт как липку, но чужие будут еще хуже, поэтому бунтовали не чаще других провинций. Срубив несколько голов, Алое удалось также добиться от наместников некоего приемлимого уровня воровства.

Такритта более-менее смирилась с потерей, и хотя группировка у границ никуда не делась, её стали воспринимать как нечто традиционное и привычное. Стоит-де в Адосе три полка постоянно, и пусть стоит. И вообще это логично — город большой (стал таким за сто лет, благодаря этому самому гарнизону), а вокруг ведь много других областей, номархи коих теперь всегда знают, куда обращаться за помощью.

Да и нельзя было сказать, что Загорье совсем бесполезно. Она ротировала туда, в беспокойный регион, полки, повышая общий уровень армии. А недавно в горах нашли медь и серебро. Административно рудники относились к другому ному, но если б не Загорье, Такритта могла бы оспорить их принадлежность, а так извини, дорогая, это наши глубокие тылы.

«Ладно, это не худший мой промах», — подумала королева, продолжая разглядывать статую. Её изваяли моложе и стройнее, чем она была. Мысленно же Алое нахмурилась:

«Это что же, я, по их мнению, старая и толстая?» — но махнула копытом. Скульптор её вблизи и не видел-то никогда, наверное, лепил форму по портрету. Художник ей раз польстил, скульптор — второй; и получилось тонконогое молодое дарование.

«И это же, наверно, сначала глиняный «оттиск» в чан макали, чтобы можно было потом отливку доработать до ровного веса. Отец же говорил, как это правильно называется, а я забыла… Или считали? Да нет, такую форму я бы и сама не посчитала.»

— Другую такую же статую я пожертвовал вашему храму в Ликлосе, — не поднимая морды от ковра сообщил Басс — кандидат на должность номарха в этом самом Ликлосе.

Она покивала: это правильно. С одной стороны он подарил второй талант серебра как бы ей, а с другой — улучшил отношения с местными жрецами. Не пойдёт же она, в самом деле, забирать статую из столицы нома. А будущему наместнику с жрецами нужна если не дружба, то взаимное уважение.

— Ты можешь встать, — сказала она, — я довольна. Через час после заката приходи ко входу в мою личную часть дворца, тебя проводят. Поужинаем вместе, я задам несколько вопросов… Можешь больше не падать на колени каждый раз, достаточно просто учтивого поклона. Впрочем, служба протокола тебя проинструктирует. Теперь иди, у меня еще есть дела.

«Ковровым» посетителям, то есть тем, кого Алое не заставляла лежать на голых камнях, дозволялось, уходя, поворачиваться к трону задом, ибо она давно заметила — пятятся до входа они очень долго… Однако, часть пола под ковром намеренно была изготовлена из плохо обработанных блоков, чтобы неровность их несколько чувствовалась сквозь ворс, намекая: милость королевы в любой момент может смениться гневом.

Басс, поклонившись, развернулся и довольно споро покинул зал. Из неприметной двери позади кресла появился жеребец с массивной золотой цепью на шее — управляющий двором.

— Собери на вечер капитул Ордена. И приготовь алтарную, возможно, она понадобится… Сколько сейчас в столице?

— Девятеро. Но Осию вы отпустили домой, и он уезжает вечером.

— Хорошо, это не принципиально… — Алое хотела добавить, что де «всё равно решаю я», но не стала. В конце-концов она и придумала эту организацию, вроде тайного закрытого клуба, чтобы усилить в высших сановниках государства чувство сопричастности власти. А если тыкать их постоянно носом — власть здесь я и только я — то толку не будет точно, можно было не начинать.

Тарна же была не против Ордена в свою честь. Она вообще была в этом смысле отличным божеством. Ей было абсолютно плевать, поклоняются ли ей зебры, и сколько. Она не обиделась, когда аликорны ограничили время общения с ней. Она никому ничего не предписывала и не запрещала, кроме одного случая, когда Моарей выдумал какую-то очередную мерзость, и это почему-то её заинтересовало. Другое дело, что она и не снисходила до общения со своими орденскими адептами, но это-то как раз для божества нормально. Значит, они недостаточно усердны.

* * *

Королева привычно проверила ужин на наличие отравы. Хотя при её системе безопасности таких казусов не случалось лет сто, да и не так просто отравить взрослого аликорна — это всё же не невозможно. Она подумала мельком, что здесь тот случай, когда простота и надёжность — самое лучшее. Не рассчитывая, что отравление обычным ядом имеет шансы на успех, заговорщики в прошлом подбрасывали ей то отсроченного действия, то двух-трёхкомпонентные, а их распознать было проще всего. Тогда как обычная отрава в магическом зрении «светилась» зелёным, и на фоне зелёного же «свечения» мясных блюд могла и потеряться.

Басс сидел напротив над серебряной миской с овощным салатом прилично напуганный. То есть до него, конечно, доходили смутные слухи, что, в отличии от простых зебр, живые боги подобно львам и волкам поедают части тел убитых животных; но одно дело слышать это от разных бездельников, а другое — хруст разгрызаемого свиного окорока в двух метрах от тебя.

— Итак, — сказала Алое, как ни в чём не бывало, — назови мне глав княжеских родов Ликлоса…

В ответы она не особо вслушивалась, тем более, что в половине случаев их и сама не знала. Поди упомни всех этих аристократов во всех номах. Да они и менялись как фигуры в калейдоскопе. Только выучишь, через двадцать лет глядь — уже все новые. Тут столичных бы заучить и не назвать канцлера именем его прапрадеда. Если же ей требовалось посетить какую то провинцию, она брала геральдический справочник и освежала память.

— Где стоят основные гарнизоны? — Опять же не номарху ими командовать. Её интересовали правдивость и бойкость ответов. И хотя говорят, что инициативный дурак опаснее врага, Алое успела убедиться, что в большинстве случаев это не так. Правильный ответ чиновнику такого ранга подскажут умные подчинённые. Его же задача стальными своими тестикулами это решение продвигать перед высшими; и внушать, когда надо — силой — низшим, не пугаясь первых неудач, и не шарахаясь из стороны в сторону.

Если же кандидат, без того шокированный совместным ужином, начинал мямлить или хуже того — лгать, то таких она прогоняла.

Впрочем, Басс выдержал испытание, хотя чуткий нос Алое уловил запах пота даже на приличном расстоянии.

— Ну чтож. Поздравляю, Басс Ликлосский… — Он насколько мог поклонился сидя. — У тебя были в предках управляющие провинциями? Нет? Тем более… Теперь идём, я покажу тебе кое-что.

Поскольку Тарна не заморачивалась выдачей детальных указаний, как должно выглядеть её святилище (и должно ли оно хоть как-то выглядеть), то Алое устроила его в самой восточной части дворца, в просторной круглой комнате с большим количеством входов. Подобие Дерева Гармонии стояло посредине её, и было изготовлено лично королевой из золота и других драгоценных металлов, например, алюминия и железа.

«Оригинальное» Дерево было кристальным, или из чего-то, напоминающего кристалл, но такое она синтезировать не могла — её кристаллы, едва появившись на свет, тут же разлетались из-за дефектов решётки, а набрать столько гигантских драгоценных камней, да еще и надёжно слепить их в идол какими-то перемычками или клеем было не по средствам даже королеве. Впрочем, это же всего лишь подобие Дерева.

Немного разбирающийся в деньгах Басс уважительно покивал. Такую кучу редчайших металлов ему видеть раньше не приходилось, но он по прежнему ничего не понимал. Алое обычно не кичилась своей сокровищницей, все и так знали, что она самая богатая в стране, и зачем ему демонстрировали эту, со всех сторон замечательную поделку, было неясно.

Алое сделала изящный для своих размеров книксен. Басс, охреневавший в течении этого дня всё больше и больше, на всякий случай поклонился Дереву еще ниже.

— Перед тобой образ верховного божества нашего мира. Я, Фессон, Такритта и другие — мы лишь служим ему, отвечая за определённые части народа и участки планеты… Так оно выглядит в своём естественном обличье там, в мире духов. Здесь же оно может принимать различные образы: зебры, грифона, пони. С нами чаще всего оно говорит в виде зебры-кобылицы, и мы называем её — как и она сама себя — Тарна. Она не требует поклонения или каких-то особенных ритуалов, именно поэтому о существовании Дерева Гармонии, как ещё называют это божество, осведомлены столь немногие. Большинству вполне достаточно поклоняться мне и не забивать голову сложными вопросами, но несколько десятков избранных, высших сановников государства, я когда-то сочла достойными чтобы посвятить в эту тайну. Они образовали секретный орден. Просто Орден, без названия. Глубокосмысленные названия — это для жеребят… И у тебя есть неплохой шанс быть принятым. Я уже рекомендовала тебя тем, что привела сюда, а мои рекомендации обычно принимаются во внимание. Не всех новых номархов я сюда вожу, некоторым лет пять приходиться быть на испытательном сроке. Также ты должен понимать, что при любом исходе необходимо сохранять тайну… Сейчас я уйду, а сюда явятся те члены капитула, которые сейчас в городе. Они поговорят с тобой и примут решение. Если оно будет положительным, тебе назначат восприемника. Ты будешь писать ему, скажем, раз в месяц, о своих успехах, а он, если понадобится, указывать на твои ошибки. Также иногда у тебя будут просить высказать мнение по тому или иному вопросу, и ты должен отвечать правдиво, сообразуясь со своими знаниями, опытом и здравым смыслом. Иногда будут вызывать в столицу для консультаций, но в ближайшие года три постараемся тебя не дёргать: в Ликлосе неспокойно, наведи сначала там порядок…

— Но, — протянул Басс, — какие обязанности у члена этого Ордена? Что надо делать?

— А, это просто: во-первых, заботится на своём месте о государстве и народе, и во-вторых, повышать свой уровень. Это, строго говоря, всё. И кто знает, если ты будешь трудиться усердно, Тарна, может, обратит на тебя своё внимание.

Большая кобылица развернулась и вышла, оставив растерянного номарха в одиночестве. Через полминуты в зал начали входить другие зебры, всего восемь. Басс узнал канцлера и военного министра, но уже не мог удивляться.