Мемориум (гет)

«А теперь небольшое сообщение из Мемориума. Маги, получившие форму М-3, должны сжечь бумагу, а не хранить её у себя. Не забывайте о предосторожностях»

Из сообщения на Волшебном радио, 10 ноября 2001 года

Время до выходных тянулось невыносимо медленно, в скучных часах, проведенных с клиентами, в мыслях о собственной безопасности. Письма с угрозами Корвус теперь получал каждый день.

— Я хочу нанять охрану! — Эльмира шипела, как змея. Похоже, её раздражало абсолютно всё: внимание журналистов, угрозы, неровно подстриженный газон, наглая ухмылка на лице брата и даже то, что он отказался от завтрака этим утром. Она предпочитала выливать гору проблем прямо ему на голову раз в неделю. На этой неделе джек-пот сорвала суббота.

— Ничего со мной не случится, — Корвус сидел в кабинете и ждал, когда перепалка закончится, а сестра, наконец, уберется с глаз долой.

— Не понимаю, почему ты всё ещё жив, святая наивность! Геройство не в моде сейчас, совершенно и абсолютно. Какого черта, Леблан?

— Из твоих уст фамилия звучит как ругательство, — он закатил глаза и нетерпеливо постучал пальцами по столу.

Хлопок двери прозвучал громче выстрела. Наконец можно было вытянуться на кресле, набрать нужный номер и оформить заказ на всё необходимое для этого вечера.

— Неудачный день? — принцесса присела напротив всё с той же неизменной улыбкой. В комнате стало теплее.

— У Эльмира «День И».

— Истерики? — тонкое бежевое платье точно по фигуре, натуральный шелк — всё это отпечатывалось в памяти словно фотография.

— Идиотизма. Ты уже надевала это платье как-то.

— Ты прав,— она улыбнулась, поправляя подол. — А помнишь, что ты сказал тогда?

Игра в «Помнишь» не была его любимой. Отложив надоедливый телефон в сторону, Корвус прикрыл глаза, нехотя напрягая память…

…Они гуляли по аллее, и принцесса улыбалась. Бежевое платье, тонкие белые перчатки, волосы, отливающие на солнце золотом.

— Тебе не идет этот цвет, слишком подчеркивает бледность кожи, — он всегда был излишне прямолинейным, это беда.

Она не обиделась. Просто помолчала немного, склонив голову. Весна передавала бразды правления лету, деревья уже зазеленели, аромат цветов вытеснял даже самые неприятные запахи. Прохладный ветерок играл с ее волосами, обнимая обнаженные плечи. Ей не было холодно.

— Я просто хочу, чтобы ты привык. Ведь завтра я буду в белом.

Он улыбнулся и сжал прохладные пальцы...

Принцесса кивнула, повторяя его жест из прошлого.

— Так и было. Видишь, ты забываешь не всё. Это очень важно.

* * *

Холод успел добраться до сердца, пока он шел от машины до дома Нателлы. Это место ему понравилось сразу — одинаковые дома с коричневыми крышами, живые изгороди. Наверняка жилось здесь неплохо. Корвус вздохнул, разглядывая мелкие сиреневые ромашки на клумбе у крыльца. Скоро выпадет первый снег, а они всё ещё цветут, упрямые.

На стук открыла Нателла.

— Вы?

Он улыбнулся, вглядываясь в глаза самой снежной из всех королев.

— Я забыл главное: пригласить вас на свидание. Исправляю оплошность.

В синем платье и теплых тапочках она выглядела так по-домашнему.

— Прямо сейчас? — волосы выбивались из прически, пряди так и лезли в глаза. Идеальная осанка делала её похожей на его маленькую принцессу, в глазах которой тоже сияли льдинки — осколки холодного стекла, из которого он должен сложить то самое загадочное слово. И наполнить его смыслом.

Вечность.

Вечность с ними обеими. Или с кем-то из них?

— Я могу войти? — Корвус потряс зонтом. Капли разлетелись в разные стороны, намочив коврик у двери.

— Вы можете… Только мне нужно собраться. Куда мы идем?

Она с подозрением посмотрела на пакеты в его руках.

— Придумайте название ресторану сами. И покажите мне кухню, — он вошел, опуская сумки на пол и снимая пальто. Сердце начало отогреваться. В доме было тепло и пахло ванилью.

— Ваша матушка дома?

— Нет, — Нателла скинула тапочки, отталкивая их ногой подальше, под диван, — она гостит у сестры. Зачем вам моя кухня?

— Нужно достать всё из пакетов, согреть, накрыть на стол.

— Стол?

Он безошибочно нашел путь на кухню. Её помощь не требовалась, всё было продумано заранее. Нателла переступала с ноги на ногу, должно быть, чувствуя себя неловко. Это заставило улыбнуться.

— Идите, одевайтесь. Не забудьте пальто, на улице очень холодно, — он поставил пакеты на пол и начал рыскать по шкафам в поисках тарелок.

— На улице? Вы ведете себя так, словно зашли к себе домой, — похоже, хозяйку наглость злила, но Корвус по привычке только хмыкнул:

— Долго я буду смотреть на это безвкусное платье?

Судя по румянцу на щеках, она тщательно подбирала подходящий язвительный ответ.

— Хам.

— Повторяетесь. Ненавижу, когда женщины опаздывают. Идите, я зайду за вами ровно в восемь.

Нателла покачала головой и, чуть поколебавшись, направилась по лестнице наверх.

Ещё бы не ошибиться потом с комнатой. Он улыбнулся мыслям и принялся тщательно мыть руки.

Корвус вынул из пакета шампанское, накрыл стол, пока лазанья разогревалась в микроволновке. Скатерть в красно-белую клетку (как долго он её искал), бокалы, свечи — не хватало только прекрасной леди. Улыбнувшись, он окинул взглядом получившуюся картину. А теперь главная деталь игры. Он надел пальто и подхватил зонт.

Лестница чуть поскрипывала. Этот странный контраст с почти новым домом Корвус оценил на высший бал. Уютная обстановка. Сразу видно, что здесь живут две женщины. Ничего лишнего, зато много цветов. Интересно, чья именно это заслуга?

Цветы!

Корвус хлопнул себя по лбу, качая головой. Ну конечно… Свидание без цветов — признак дурного тона. Покосившись на алую розу, цветущую в горшке, он ловко сломал зеленый стебелек, морщась от боли в проколотом шипом пальце. Капелька крови показалась невыносимо соленой и пахнущей цветочной сладостью. Маленький парадокс, заставивший улыбнуться.

Комнату Нателлы он угадал скорее по наитию. Постучал и улыбнулся, услышав тихие шаги.

Она открыла и покачала головой в недоумении:

— Вы так и не пригласили меня официально.

— Мы взрослые люди, думал — в этом нет необходимости. Раз я уже пришел, то у вас два варианта: выйти со мной на улицу или пригласить домой, на чашечку кофе. А так как нам уже не семнадцать лет, то и чашечку кофе можно пропустить. Разве что вы стесняетесь признаться, что собираетесь со мной переспать.

Теперь на ней было черное платье до колен, струящееся и приоткрывающее спину.

— Вы невыносимый хам. И если мне не изменяет зрение, мы и так сейчас в моем доме.

— Хотя бы поддержите правила игры, — он протянул ей розу, коварно улыбаясь.

Нателла чуть прищурилась, взяла цветок и вдохнула аромат.

— Как мне потом объяснять маме, почему её любимая «Кордэ бриллиант» стоит в вазе?

— О, это уже будет ваша забота, — улыбка стала чуть более открытой.

Игра, Нателла. Давайте поиграем, тем более нам с вами не привыкать.

— Сначала мне нужно одеться. Вы сами говорили, что там холодно, — начало положено. Она сняла элегантное пальто с вешалки и протянула ему.

— Будьте добры, перешагните через собственные убеждения и сделайте мне приятно.

Он помог одеться.

— Только сегодня. Больше подобного не ждите. Не собираюсь портить джентльменскими поступками наш безумный вечер.

Дверь захлопнулась с тихим звуком.

— Кажется, я забыла сумочку, — она взяла его под руку и с опаской посмотрела на потолок. — Постойте, на улице жуткий дождь!

У лестницы Корвус раскрыл зонт.

— Так куда лучше.

Нателла не выдержала и рассмеялась, а ему этот смех показался родным. Будто он слышал его каждый день, как упрямый звон будильника или пение птиц, как шум машин на автостраде. Ступеньки поскрипывали под ногами, а в душе копошилась грусть о чем-то далеком и бесконечно забытом.

— Мы поедем на такси?

— Что вы, здесь совсем недалеко.

Игра казалась ему забавной. Самой забавной из всех игр, придуманных в последнее время. С видом избалованного ребенка он вводил всё новые и новые правила.

— Здесь лужа, — заявила она капризно, остановившись у лестницы. — Я промочу ноги.

Он рассмеялся, поднимая на руки хрупкую не по годам женщину, отмечая, что готов носить её всю жизнь, и пугаясь собственных мыслей. Разве бывает что-то навсегда?

— Бывает, — неуверенно ответила Нателла, когда он опустил её на ковер.

Значит, снова сказал вслух. Слишком часто он ошибался в последнее время — в словах, жестах, фантазиях.

— Мы почти пришли.

У кухни Леблан снял с Нателлы пальто, бросил на спинку дивана и разделся сам, встряхнув зонтик, словно тот и вправду был мокрым.

— Не волнуйтесь, он успеет высохнуть.

В комнате было тихо, и это немного раздражало.

— Почему в ресторане нет музыки?

Зонт он оставил у стены, надеясь, что не забудет.

— Откуда мне знать? Это же ваш ресторан, — она снова засмеялась. Колокольчики... В детстве он тряс маленькие синие цветки, уверенный, раз они так зовутся, то и звучать должны звонко, мелодично.

— Сейчас будет, — Корвус включил телевизор и отыскал музыкальный канал. Попсовая певица раздражала больше, чем тишина.

— Какой дурной вкус у администратора этого заведения! — Нателла подошла к нему и сжала теплую ладонь. — Надеюсь, готовят здесь куда лучше.

Свечи создавали в кухне романтичный полумрак, отбрасывая дрожащие тени на стены и мебель. Нателла и Корвус сели напротив друг друга, не отводя взглядов.

За окном шумел непридуманный дождь.

— Надеюсь, вы не откажетесь от лазаньи. Меню в этом ресторане так себе… Вы ведь не станете есть тараканов во фритюре? Так что я взял на себя смелость сделать заказ, — он подвинул к ней тарелку. — Зато здесь богатый выбор алкоголя.

— Не откажусь от белого сухого вина, — улыбнулась Нателла.

Вино меню не предполагало. Корвус нахмурился.

— М-м… я бы не советовал. Неизвестно еще, откуда оно привезено. Говорят, на французских виноградниках эпидемия лозовой чахотки.

Белая салфетка опустилась на колени.

— Печально, надеюсь, никто не заразился? И поставьте мою розу в вазу, — она положила цветок на раковину и улыбнулась придуманному официанту.

Корвус фыркнул, косясь примерно туда же.

— Думаю, он не получит от меня щедрых чаевых. Обслуживание оставляет желать лучшего.

Официант в его представлении посмотрел на новых клиентов с пренебрежением. Нателла с удовольствием подыграла, чуть склоняясь над столом.

— По-моему он влюблен в администратора.

— О господи, он гей!

Она рассмеялась и коснулась его руки. Потом наклонилась, приподнимая край скатерти, и улыбнулась снова.

— Давайте уже сюда ваше шампанское, раз больше ничего в этом ресторане достойного не подают.

— Оно, между прочим, дорогое, — нахмурился Корвус и вынул бутылку из-под стола, разлил шампанское по бокалам. В свете свечей пузырьки шампанского казались волшебными.

— Охотно верю, надеюсь, расплачиваться за всё это будете вы. Моя сумочка осталась дома.

Огоньки живого света плясали на дне темных зрачков. Пузырьки скользили внутри бокалов, поднимаясь на поверхность и улетая всё выше, чтобы слиться с воздухом в нежном поцелуе, становясь единым целым навсегда.

— Ну конечно, можете в этом не сомневаться.

…Её руки стали теплыми. Может быть, сказался бокал «Поммери» или немного измятая, но достаточно вкусная лазанья. Они молчали уже несколько минут не потому, что не могли найти общих тем, просто молчать было правильно. Словно тишина позволяла узнать друг друга лучше. А может быть, двум людям с одинаковым стержнем нечего было больше узнавать.

— Какие звуки вы любите? — поинтересовался Корвус, когда голос какого-то новомодного исполнителя сменился спокойной мелодией.

— Звук дождя, шум ветра, шепот волн. Музыку… Но не любую. Люблю стук сердца, слушать, как дышит человек рядом, как смеются дети, жужжат пчелы, течет вода, капли за окном.

— Ненавижу.

Она подняла на него растерянный взгляд. Интересно, что так сильно занимало её мысли?

— Ненавижу звук капающей воды. Это ужасно. Как пытка. Не люблю дождь, когда холодно, тоже не люблю.

— Холод — это не звук, — Нателла покачала головой.

— Вы неправы. Холод может быть звуком. Когда зубы стучат и сердце бьется через раз.

— Я буду не любить этот звук вместе с вами, — она покачала головой. Непослушная прядь волос выскользнула из-за ушка.

— Спасибо, — он откинулся на спинку стула. Прядь так и осталась покоиться на щеке.

— Уже поздно. Ресторан скоро закроется.

Легкий кивок — и он отсчитал пару банкнот для оплаты воображаемого счета. Музыка по телевизору сменилась выпуском новостей. На каждом шагу болтали о достоинствах и недостатках слияния нефтяных корпораций. Уволенный сотрудник расстрелял коллег, когда заходил забрать вещи, «зеленые» устроили очередной пикет у стен «Бритиш петролеум». Он не стал слушать подробности.

— Вы проводите меня домой?

— Да, — Корвус помог ей надеть пальто и оделся сам. Вместе они направились наверх спокойным прогулочным шагом. Зонтик был забыт в углу, но и придуманный дождь закончился.

Они остановились у двери в её спальню. Нужные слова никак не находились, а где-то в стороне тикали часы, настойчиво, протяжно, взывая к благоразумию.

— Мне пора… — позабыв обещание не опускаться до джентльменских поступков, он поцеловал её руку, а потом развернулся на каблуках и зашагал к лестнице. Это была его очередь бороться с желанием обернуться. Только Корвусу не были свойственны моральные запреты. Проиграть в одной партии, чтобы выиграть игру — это не страшно, это тактика.

У лестницы он посмотрел в её сторону.

Нателла не отводила взгляда, гордо подняв голову и выпрямив плечи.

— Не зайдете на чашечку кофе?

— Почему бы и нет?

* * *

…Темнота комнаты была подобна плену, мутному, теплому, из которого не хотелось выныривать. Потому, когда его рука потянулась к выключателю, Нателла накрыла ладонь своими пальцами. В молчании — можно укрыться от недосказанного. В темноте есть спасение от страхов. В прикосновении — избавление от боли.

Она прислонилась к стене, ощущая кожей шероховатости обоев и успокаивающую прохладу собственной комнаты. Он просто стоял напротив, у двери, и молчал. Не тянул время и не торопил его. Вдалеке тикали часы. Их звук заполнял всё вокруг. Нателла не сразу поняла, что это стучит её сердце, отмеряет мгновения, которые она скоро назовет прошлым.

Теплые пальцы коснулись руки, рисуя дороги на карте её судьбы, начертанной кем-то свыше на почти прозрачных в лунном свете ладонях.

Полнолуние. Огромный шар, желтый, как глаза той совы, заглядывал в окно и молчал, боясь спугнуть строящееся понимание, сплетаемое нитями доверия в огромный кокон. В нем только двое и дыхание осеннего вечера где-то там, за наглухо закрытым окном.

Легкое скольжение к месту, где стучит пульс. Если сердце — огромные часы с маятником, то пульсация хрупких вен на запястьях — секундомер, отмеряющий мгновения жизни.

Вдох…

Выдох…

Она чувствовала, как легкие заполняет тонкий аромат его одеколона — запах другого человека, уже поселившийся в её теле, в темном уголке, который она никак не могла полюбить.

Неторопливые ладони поднялись выше, и он сделал шаг навстречу, вырисовывая узоры на предплечьях, заставляя мурашки поцеловать тонкую кожу. Тепло на талии, под сильными пальцами, и дыхание у уха.

Вдох…

Выдох…

Когда она была ребенком, ей казалось, что нет ничего прекраснее поцелуев. Как в сказке — принц, целующий принцессу. Божественный момент.

Как опошлили значение поцелуя многие годы жизни. Он стал настолько пустым, неважным, банальным. Поцелуй — сомнительная роскошь.

Когда важнее всего в жизни стало чужое дыхание?

Вдох…

Выдох…

Корвус казался спокойным и уверенным, снимая с неё платье. Его руки были иными, не такими, как у Тревора. Не теряя своей элегантности, они оставались мужскими. И почему-то теперь она не боялась прикосновений. А может быть, просто выросла?

Она никуда не спешила, наблюдая, как пуговицы на его рубашке выскакивают из петелек, повинуясь осторожным прикосновениям, и этот момент вызвал ощущение дежавю, отчетливое и тревожное. Словно всё это уже случалось с этим человеком и именно так. Только платье на ней было белое, словно ранний ноябрьский снег.

Вдох…

Выдох…

Нателла улыбнулась собственным мыслям, когда положила руки на его обнаженные плечи. Как давно она не ощущала подобного? Сколько времени прошло с тех пор, когда она вот так прикасалась к мужчине?

Одежды казалось слишком много, пальцам не хватало прикосновений. Все преграды пали на пол, оставляя их обнаженными телами, душами, друг перед другом. Вдыхать до боли знакомый запах тела — единственное, чего хотелось сейчас. Если бы её спросили о лучшем моменте в жизни, она изменила бы недавнему мнению. Тот момент, та встреча в кафе, уже ушла в прошлое, уступая место новому.

Вдох…

Выдох…

Только не забывай дышать, Нателла… Только не забывай.

Сердце стучало всё быстрее, а колени подкашивались от рождающегося желания. Легкое чувство стыда перед миром, что так нагло и дерзко подглядывает за ними, чуть было не заставило запереть дверь, задернуть шторы.

Его руки убеждали забыть обо всем. Они скользнули по нежной коже и замерли у груди, заставляя сердце Нателлы подпрыгнуть снова. Едва ощутимое прикосновение к соскам, мягкое, трепетное, опаляющее жаром сердце. Корвус отстранился, замирая.

Она кивнула в ответ на незаданный вопрос.

Вдох…

Выдох…

Слишком шумное дыхание, слишком очевидная страсть, желание, превращающееся в жажду, в буйное помешательство. Всё вокруг — слишком. Корвус сжал её запястья и потянул Нателлу к кровати, заставляя опуститься на покрывало. Он смотрел на нее сверху вниз, изучая фигуру в свете предательницы-луны, словно желая увидеть в глазах что-то важное. Может, уверенность, которой не было? Нателла блуждала по лабиринтам памяти — жизнь подбрасывала ей картинки, в которых она проводила ночи с мужем. Она просматривала их краем глаза, отмечая наигранность, подчеркивая каждый недостаток. Комикс с нереальными героями. А всё, что здесь — истина. Она могла бы попросить о прикосновениях, только часы никуда не спешили. Будущее казалось размытым, словно картина, написанная акварелью. Она была бы прекрасным дополнением интерьера, если бы не персонаж, изображенный на ней. Слишком вычурный, яркий, броский. Такой картина не вписывалась в деревянную рамку, которую Нателла приготовила заранее. Корвус не подходил по своей сути. Он портил любой портрет хитрой ухмылкой.

…Он оставил несколько поцелуев на её шее и заскользил нежной ладонью по животу, всё ниже. Всё происходящее казалось слишком быстрым. Хотелось хоть ненадолго восстановить контроль над ситуацией, но мыслей не было. Она сжала его руку, едва не впиваясь ногтями. В памяти, так не вовремя, всплыл его давний вопрос о боли. Страха он не вызвал, напротив — приторно-сладкое предвкушение идеальности, достижения мечты, как у девочки, которая вот-вот получит ту самую куклу, что выбрала в магазине. Осталось дождаться праздника.

Вдох…

Выдох…

Она снова примерила его образ в акварельную картину нового мира, где есть свой дом, собака и даже маленький ребенок, и вдруг осознала, в чем именно ошиблась. Он никогда не подойдет к ее фантазии потому, что Нателла не способна построить идеальный план будущего с человеком, сломавшим и отстроившим её жизнь заново.

Не она создавала эту мечту.

Архитектором был он. Человеком, конструирующим идеальную фантазию о будущем, в которой она — персонаж. Это она должна вписаться в рамки его искалеченного мира. И тогда мозаика соберется, все детали встанут на свои места, картинка оживет.

Она улыбнулась, чувствуя, как по щеке скользнула слеза, и покорилась... Опустила ладонь, расслабляясь и кивая. Нежные руки спустились ниже, уверенно лаская, заставляя расслабиться и отдаться навсегда. Прикосновение его кожи, тихий вздох и стон, кажется, обоюдный — кровать никогда не казалась ей настолько мягкой.

По легкому толчку, вызывающему взрыв удовольствия, когда её руки сомкнулись на сильных плечах, она поняла, что не ошиблась. Требовательный поцелуй, самый первый, самый лучший из всех её поцелуев, что способна воспроизвести память, яркий, наполненный вкусом шампанского и страсти. Поцелуй, ловящий тихие вздохи в ответ на плавные, самые естественные в мире движения. Нателла поняла, что улыбается, ощущая, как тело сдается в плен каждому прикосновению, доверяет ему, как никогда никому другому.

Он приподнялся, глядя в её глаза, потому что Нателла, не сумев спрятать настоящие живые чувства под привычным панцирем из безразличия, засмеялась громко и звонко. От того, что Корвус показал ей жизнь, её вкус — розы и шампанское, в едином сочетании — сладкое и терпкое. Засмеялась над самой собой, потому что происходящее было единственным правильным ходом, и в этой партии нет победителей. Их пальцы сплелись, когда он скользнул глубже и опустился поцелуями к ключице. Где-то там билось совершенно живое сердце.

— Хорошо, что ты не плачешь, — прошептал он, накрывая поцелуем её улыбку. — Смейся… Это прекрасно.

«И правда… — подумала Нателла, вздрагивая и выгибаясь от столь забытого удовольствия, слишком земного, чтобы сравнивать его с небесами, слишком реального, чтобы говорить о возвышенном, далекого от красоты, но правильного и настоящего. Нежная рука опустилась на её губы, стараясь заглушить крик. Нателла словно родилась заново, понимая, что жить теперь сможет лишь с ним. Потому что в пустом мире, где марионетки танцуют танго, есть лишь один кукловод.