Эликсир жизни (гет)

Надо же. Темный Лорд, а так смущается.

Кто ж виноват, что ритуал нужно было проводить во время определенной фазы женского цикла? Причем, на растущей Луне. К счастью, до полнолуния оставалось около десяти дней.

Гермиона наблюдала за парнем, который с интересом читал описание того гениального сумасшествия, что им предстояло пройти. Если бы знали Гарри и Рон, чем она собирается заняться! Да еще с Волдемортом… Но этот ритуал давал ей прекрасную возможность как сблизиться с Томом, так и поспособствовать приобретению им позитивного опыта в очередной момент импринтной уязвимости [1]. Не говоря уже про выгоду от результатов.

Щеки Риддла то заливались краской, то становились еще бледнее, чем обычно. В конце концов, Гермиона поняла, что он, похоже, явственно представил себе, как все это будет происходить. Опустив глаза, она почувствовала, что тоже краснеет. Мерлин, опять гормоны жизнь портят… Даже у умных людей… Даже у злодеев.

– Что ж, я думаю, мы в силах сделать это, – наконец, пробормотал Риддл, не отрывая глаз от страницы. – Одолжишь мне книгу на неделю?

– Конечно. Уверена, найдешь кое-что любопытное для себя, – кивнула Гермиона и почувствовала, как к ее плечу прикоснулась рука Тома, разворачивая девушку лицом к нему.

На этот раз его губы казались ненастойчивыми, обволакивающими. Поцелуй был мягкий, нежный, но он разжег в ней желание получить больше, еще. Гермиона почувствовала, как его язык проник вовнутрь и заиграл с ее языком в упоительном танце. Руки Тома блуждали по спине и шее девушки, а она погрузила пальцы в его чудесные волосы. В какой-то момент парень потянул ее к себе и усадил на колени.

Присутствовало в этом что-то одновременно и упоительное, и захватывающее дыхание, и отвратительное до гротеска – именно так бывает сладок самый потаенный, самый запретный плод. Сидеть на коленях у будущего убийцы, величайшего темного мага и чувствовать бедром его эрекцию – наверное, именно это ощущение походило на то, что испытал Том, найдя василиска. Это было ощущение власти.

Тот самый маг, что покорил смерть, теперь находился в зависимости от ее рук, губ, прикосновений. Его наслаждение принадлежало ей. Одного этого было вполне достаточно, чтобы закружилась голова.

И в то же время Гермиона осознала, что не меньшее удовольствие доставляет способность контролировать себя, не потерять здравомыслие. Поддаться соблазну, утонуть в эйфории ровно настолько, насколько требуется. Своего рода контролируемое сумасшествие…

Вся ее затея с психотерапией для Темного Лорда являлась контролируемым безумием.

Гермиона еще сильнее прижалась к Тому, хотя, казалось, сильнее было некуда. Давление бедер, ласкающие руки, страстность его губ вызывали в девушке сладко-жгучую истому. Но помимо удовольствия тела присутствовало во всем этом какое-то удивительное чувство, которое рождалось в глубинах ее души. Легкость, парение и – радость. Непосредственная, чуть ли не детская. Именно так впервые в жизни смотришь на южное звездное небо, на ледяные макушки гор в свете заходящего солнца, на темно-синюю бездну океана.

Поцелуй заглушил стон Тома, и она сама чуть не застонала в ответ. Но тут совсем другой звук вмешался в неожиданную гармонию.

– Кхм… Кхм…

Гермиона повернула голову. Облик девушки, смотрящей на них с откровенным неодобрением, показался ей смутно знакомым. Затянутые в тугой пучок темные волосы, строго поджатые губы, значок старосты…

– Ты что-то хотела, МакГонагалл? – ангельско-вежливым тоном осведомился Том.

Если бы Гермиона не была так поражена юному, красивому виду ее бывшей-будущей деканши, она бы, наверняка, прыснула. Мда, этот парень – потрясающий актер.

– Риддл! – едва сдерживая возмущение, процедила гриффиндорка. – Ты староста Слизерина! Какой пример ты подаешь остальным?

– Это просто случайность, Минерва. Признайся честно, ты бы предпочла увидеть парней со своего факультета в обнимку с девушками или подкарауливающими других учеников и нападающими целой бандой на одного? – с практически неуловимой насмешкой отозвался Том.

– В библиотеку ходят, чтобы заниматься! Школьной программой, а не развратом! – гневно отпарировала она.

Гермиона решила вмешаться. В конце концов, это была ее декан и директриса, член Ордена Феникса обоих составов. Вот с кем она могла действительно подружиться… Наверное. Но нельзя. Чем дальше от будущих знакомых – тем лучше.

– Минерва, уверяю тебя, мы занимались, – мягко заявила Гермиона, указывая на раскрытую книгу. – Это был лишь минутный порыв. Каждый может поддаться чувствам. И мы уже уходим.

МакГонагалл строгим взглядом окинула девушку с ног до головы, когда та встала с колен Риддла. Черты старосты слегка смягчились.

– Кхм… Мисс…

– Гермиона Гаррисвилль.

– Надеюсь на ваше благоразумие, Гермиона, – с холодной вежливостью проговорила МакГонагалл. И глядя, как Том поднялся вслед за девушкой и положил руку на ее талию, прибавила: – Если уж Риддл совсем потерял голову.

С этими словами она развернулась и быстро скрылась за стеллажами книг.

– Твой ответ звучал истинно по-гриффиндорски, – с усмешкой заметил Том.

– Хорошо, что это была она, а не другие гриффиндорцы, – покачала головой девушка. – Или еще того хуже, твой фан-клуб. Мне, знаешь ли, все-таки дороги мои духи.

Риддл улыбнулся, обворожительно, лучезарно, с зелено-синими искрами в темных глазах.

– Гриффиндорцы? Фан-клуб? В библиотеке по воскресеньям?

Гермиона неодобрительно хмыкнула:

– Все равно нам надо быть осторожней.

– Я знаю, – согласился Риддл, к его улыбке прибавилась ирония. – Просто это был… как ты там сказала по-гриффиндорски? Минутный порыв.

Она засмеялась, но быстро вновь стала серьезной:

– Идем, Том. Думаю, наше с тобой соглашение вступило в силу.

Он молча кивнул и, наградив ее долгим взглядом, сделал приглашающий жест рукой.

* * *

В гостиную Риддл вошел в одиночестве. Гермиона распрощалась с ним где-то в районе третьего этажа, и его это вполне устроило. Он и так слишком много времени провел в компании. Хотя, к собственному удивлению, не особо-то ей и возражал. Обычно Том ценил одиночество, поскольку именно в эти моменты он мог спокойно предаваться раздумьям, не отвлекаясь на комментарии тупиц.

Парень присел на диван и, удобно устроившись в его расслабляющей мягкости, на минуту закрыл глаза. Все произошедшее походило на сон. Волнующий и острый, словно летний мед, словно майская гроза над головой. Чем отличался сон от реальности? Где заканчивалось одно, а начиналось другое? Вдруг он все еще спал, а те странные пренатальные переживания были сном во сне? Поскольку все происходящее по своей невозможности мало чем отличалось от его регулярных в последнее время ночных реминисценций.

Рядом с Томом на диван что-то шлепнулось. Парень лениво открыл глаза. На поверку это что-то оказалось Эйвери.

– Том, пойдем, мне надо что-то тебе показать, – с загадочным видом заявил тот.

Слишком довольная мордаха приятеля Риддлу совсем не понравилась. Но что ему показалось еще более подозрительным – это то, что он не имел ни малейшего представления о предмете разговора. Обычно Том всегда был в курсе происходящего. А если не знал точно – по крайней мере, подозревал. Мда, стоило всего пару дней загулять с девушкой…

– Надеюсь, это что-то того стоит. Я собирался читать, – вставая, слегка раздраженно буркнул он.

– О, ты не пожалеешь, – с плохо скрываемой насмешкой протянул Эйвери.

Том молча кивнул и направился в спальную комнату. Приятель последовал за ним и, войдя вовнутрь, плотно закрыл за собой дверь.

– Смотри. Это нашла Бренвенн на кровати одной особы и показала Лукреции, та позаимствовала и отдала Розье, а Розье передал мне, – парень вытащил из кармана какую-то белую тряпочку. – Догадаешься, кто хозяйка?

Сотня мыслей пробежала в голове Тома, одна невероятней другой. То, что речь шла о Гермионе, было очевидно. Но причем тут этот странный кусок материи?

– С Бренвенн и так все ясно. Но вот не думал, что у благороднейшего и древнейшего семейства Блэков в моде воровать чужие вещи. Зачем Лукреции понадобилось красть эту тряпку у Гаррисвилль? – вскинув бровь, ледяным тоном поинтересовался он.

– У Гаррисвилль. Но не тряпку, – иронично скривился Эйвери и растянул на руках это нечто, которое далеко не сразу идентифицировалось как нижнее белье. – Мы подумали, что это будет для тебя приятным сувениром.

Ощущая, как внутри взрывается огненный фейерверк гнева, Том молча смотрел на кружевные трусики, которые представляли собой небольшой треугольник ткани и несколько тонких тесемок. Ну, все, друг, ты нарвался…

– Интересная материя и фасон, не правда ли? – в том же тоне продолжал Эйвери, не заметив, какой яростью полыхнули потемневшие глаза приятеля. – Представь, что это надето у нее под юбкой и врезается в попку... Салазар, хочу в Америку!

Резким движением Риддл вырвал трусики.

– А не лезть не в свое дело ты не хочешь? – сквозь зубы прорычал он, выхватывая палочку.

Ирония еще не сошла с губ Эйвери, как Том взмахнул рукой в элегантном движении.

– Obliviate!

И оставив приятеля недоуменно хлопать глазами и хмуриться в попытках что-то вспомнить, Риддл стремительно вышел из комнаты.

Идиоты! Детский сад! Салазар, объясни, как с такими умственно-отсталыми помощниками он сможет добиться хотя бы чего-то значительного?

Том нашел свою первую жертву в школьном дворе, где Розье стоял у фонтана и увлеченно, смачно целовался. Презрительно глядя, как руки семикурсника игриво шарили по заду девушки, парень громко покашлял.

Девчонка пугливо обернулась. Кажется, она была с шестого курса Равенкло. Руки юноши стремительно покинули ее мягкое место, как только до него дошло, кто именно прервал их пикантное времяпрепровождение.

Риддл поманил его рукой, и Розье, что-то шепнув на ухо девушке, быстро от нее отстранился. Та наградила Тома, он мог поклясться, вовсе не гневным взглядом и, вертя облапанной попкой, медленно скрылась за углом. Как же он презирал этот девчачий взгляд! Щенячий восторг и алчность, заигрывание и предложение себя. Как будто ему были нужны эти малолетние шлюхи.

Розье спешно подошел к Риддлу с вопрошающе-ожидающим выражением лица. Его глазки мельтешили, словно он что-то пытался сопоставить. Несмотря на два года разницы в возрасте молодые люди были примерно одного роста, и Том прекрасно понимал, кто из них более значимая фигура.

Выдержав паузу, Том ровным голосом спросил:

– Тебе знакомо это?

И он продемонстрировал белый кусочек ткани, помахав трусиками прямо перед лицом покрасневшего парня.

– Э-э-э… да. Что-то не так, Том?

Риддл улыбнулся своей самой холодной, самой угрожающей улыбкой.

– Помнишь, чему я вас учил на последних занятиях? – вкрадчиво осведомился он.

– Конечно, помню, – нахмурился Розье.

– Умница. Так вот и попрактикуешься в заклинании забвения, – глядя в расширившиеся глаза приятеля, приказал Том. – На всех, кто имеет хотя бы какое-то представление об этом предмете.

– Но… Лукреция обещала никому не говорить, – пробормотал Розье. – Тебе не о чем беспокоиться.

Да, как бы не так, не сказала она.

– В этом случае твоя задача сведется к самой Лукреции… – теперь Риддл уже угрожал, зло, хищно, в полном ощущении собственной силы. – Если ты не хочешь, чтобы потренировался я… и не на Блэк.

Розье отвел глаза, и Том заметил, с какой неохотой он подчиняется приказу. Лукреция, дескать, его хорошая подруга. И напрасно, ох, как напрасно!

– Я тебя понял, Том, – тихо сказал парень. – Что-то еще?

Риддл отрицательно покачал головой, и тот побрел в сторону входа.

– И, Розье… – семикурсник обернулся, – перед тем как сотрешь память Лукреции, передай ей от меня, что ее намерения не достигли своей цели.

Парень кивнул и исчез за углом.

Какие все-таки настойчивые эти Блэки. И как они упорно кучкуются друг с другом!

Чем еще они постараются опозорить в его глазах Гермиону, вызвать подозрения и неодобрение?

Но если бы не дура Бренвенн…

Том подкараулил ее перед ужином в темном участке коридора, ведущего из гостиной. Зажав рукой рот, резко потащил девушку за колонну. И прижимая ее к стене своим телом, быстро прошептал:

– Silencio!

В глазах Флинт он с отвращением прочитал панический ужас одновременно с каким-то хищным восторгом, уродующим черты ее и так ничем не примечательного лица. Он с яростью приставил палочку к немому горлу, и Бренвенн была вынуждена приподнять подбородок, спасаясь от боли.

Том чувствовал, что если эта сучка опустит глаза и посмотрит на него еще раз таким взглядом, он забудет все правила и пошлет ей Авада Кедавру. Из ее собственной палочки. Пусть потом говорят, что она сдохла, покончив с собой из-за неразделенной любви к нему.

Но девушка даже и не думала шевелиться, откровенно дрожа и сильно вжимаясь в стену в попытках отстраниться от объекта своих воздыханий.

– Внимательно слушай меня. Повторять я не буду, – яростно прошипел Том. – Если еще раз твои чрезмерно любопытные ручки прикоснуться к вещам Гаррисвилль или ты как-то причинишь ей вред, тебя сожрут змеи, которым я с удовольствием скормлю такую подлую дрянь. Все понятно?

Бренвенн судорожно закивала. И Том хрипло, угрожающе прибавил:

– А если ты хоть кому-то расскажешь о нашей беседе, смерть тебе покажется желанной целью. Обещаю тебе. Поняла?

Девушка продолжала кивать, ее сотрясали бесшумные рыдания. Красивые черты юноши скривились в презрении. Он смотрел на потомственную аристократку с брезгливостью, словно на вшивую, грязную попрошайку.

– Furunkulos!

Парень намеревался потренироваться на мерзкой замухрышке в техниках модификации памяти, чтобы ей не повадно было переходить дорожку кому бы то ни было, кроме гриффиндорцев, и она ни в чем не обвиняла его. Но сейчас был не подходящий момент. Он это сделает чуть позже, через несколько дней.

И даже не подумав снимать с Бренвенн заклятие неслышимости, и едва взглянув на уродливые нарывы, покрывшее ее лицо, Том Риддл вышел из-за колонны и быстрым шагом продолжил свой путь.

* * *

Том. Почему ей не верилось, что волшебная круговерть в ее душе вызвана им, будущим красноглазым монстром, убийцей? Его упоительные ласки, его мягкие губы, взгляд, который уносил в обморочную бездну… Будто что-то рушилось, рвалась какая-то завеса на его душе, когда он целовал ее. Его волнистые волосы, юношески-трепетное тело, ангельское лицо словно неосознанно стремились к недополученной в детстве нежности. Так хотелось прижать его крепко-крепко, защитить от злого, слепого мира, от жестокой судьбы, от самого себя. Но хотел ли этого он сам? Разумеется, нет. Если только там – в той остро-звонкой бездне небес, куда они попадали через портал страсти.

Риддл вошел в Большой зал, когда Гермиона допивала последние капли сока и уже собиралась уходить. Улыбнулась ему едва заметно и на этот раз искренне. Том ответил кивком, но его лицо оставалось напряженным, даже мрачным. Он был другим, когда они расставались несколько часов назад. Что могло испортить его настроение? Какие он решал вопросы, проложившие морщинки между его бровей?

Воистину, загадочный Риддл. О Мерлин, что с ней будет, если он пойдет по старому пути, ведущему в тупик, убивающему веру?

Покинув Большой зал, Гермиона прямиком направилась в спальню. Но погрузиться в завораживающие воспоминания ей не дали. Девушка не сразу поняла, почему худенькая фигура Бренвенн, сидящей на кровати и легонько раскачивающейся из сторону в сторону, показалась ей такой неестественной. Лишь увидев обезображенное лицо, от которого Флинт на миг отняла ладони, она осознала, что однокурсница стала жертвой проклятия.

– Бренвенн! Кто это сделал? – Гермиона бросилась к несчастной девушке.

Но та посмотрела в ответ с таким ужасом, будто на ее месте материализовался Кровавый Барон. Рот Бренвенн открылся, словно она кричала, но ни один звук не нарушил тяжелую тишину.

Глаза Гермионы расширились в понимании, она выхватила палочку, и через несколько мгновений крик слизеринки могли услышать чуть ли не в башне Гриффиндора.

– Кто это сделал? – заботливо кладя руку на плечо, повторила Гермиона.

– Уйди от меня! – с ненавистью рявкнула Флинт, отталкивая ее со всей силой.

В этот момент в комнату ворвались Финелла и Роуз. В ужасе уставились на обезображенную подругу и на Гермиону, застывшую у противоположной кровати с палочкой в руке.

– Бренвенн?! Что случилось? – заорала Хиггс, кидаясь к девушке.

– На ней было заклятие неслышимости, – все еще находясь в легком шоке, пояснила Гермиона. – Я его сняла.

Происходящее ей не нравилось. Почему Бренвенн оттолкнула ее, но вовсе не возражала против заботливого кудахтанья Финеллы?

Роуз Яксли хмурилась, ее серые глаза недобро сверкали.

– Кто это сделал? – потребовала она ответ.

– Не твое дело, – зашипела на нее Бренвенн.

Что случилось с этой тихой девочкой? Проявились качества истиной слизеринки? Кому же, во имя Мерлина, понадобилось причинять вред ребенку?

– Ее надо отвести в больничное крыло, – подавляя растерянность в голосе, заметила Гермиона.

– Да, Бренвенн, она права. Потом все расскажешь, если захочешь, – согласилась Хиггс и потянула подругу с кровати.

Поддерживаемая Финеллой, та поднялась и на полпути к двери обернулась к Гермионе:

– Держись от меня подальше вместе со своим… своим… – голос девушки сорвался, и, всхлипнув, она скрылась за дверью.

Кровь отхлынула от лица Гермионы. Невидяще смотря вслед однокурснице, она чувствовала, как прерывисто бьется сердце. Том. Что ты опять натворил, Том?

– Ты в курсе происходящего? – вкрадчивый голос Яксли вывел ее из оцепенения.

Гермиона повернула голову и встретила пронзительный взгляд глубоко посаженных серых глаз.

– Настолько же, насколько и ты, – покачав головой, отозвалась она. – Я была с Риддлом, потом вернулась в библиотеку. А после ужина – сразу сюда.

– Бренвенн не было в Большом зале. А Риддл почти опоздал, – вскинув бровь, заметила Роуз.

Стараясь не выдать своего рвущегося волнения, Гермиона равнодушно пожала плечами:

– Многих не было на ужине.

Яксли хмыкнула в своей привычной уже, ехидной манере и заявила:

– Расслабься. О делах Риддла лучше не говорить, себе дороже, – и она кивнула на дверь, как бы напоминая о Бренвенн.

– Не знаю уж, как могла такая тихоня пересечь дорожку Риддлу. Но это не объясняет, почему она и меня подгребла под те же грабли, – с невеселой усмешкой отозвалась Гермиона. – Не считает же Бренвенн нас парой?

Роуз рассмеялась. Порывшись в тумбочке, она достала коробку конфет и пригласила однокурсницу присесть на кровать.

– Ты первая, кто ходил с ним на свидание дважды, – разворачивая цветную обертку, с легким сарказмом сказала она.

Гермиона застонала. Но вкус карамели во рту вдруг напомнил его поцелуй. Такой сладкий, такой вредный для здоровья…

– Ага, краснеешь, – с добрым злорадством отметила Роуз, и девушка фыркнула в ответ.

– Мы были в библиотеке, а не на свидании, – ровно возразила она, поправляя черный подол юбки.

Почему она оделась сегодня так торжественно-мрачно? Только ли из-за того, чтобы не запачкать светлую одежду в сырых закоулках Тайной комнаты?

– Ну, а где ж еще может быть свидание двух заучек? – с показной серьезностью заявила Роуз.

И обе, не выдержав, рассмеялись.

– Ладно, тебя переубедит лишь время, – наконец, сдалась Гермиона и поднялась на ноги. – Пойду-ка я в душ и почитаю перед сном. Общение с Риддлом – это постоянный тест на сообразительность.

– И тебе это нравится, – покивала проницательная слизеринка. – Ему, видимо, тоже.

Гермиона покачала головой и, не желая больше продолжать разговор на столь зыбкую тему, направилась в ванную. А Яксли, естественно, побежала смаковать сплетни.

Мерлин, что же такого непростительного натворила Флинт?

* * *

[1] Импринт – это значительное событие (последовательность, программа действий), из которого сформировалось убеждение или ряд убеждений. Импринты могут быть важным позитивным опытом, который приводит к полезным убеждениям, или могут травмировать, быть проблематичным опытом, который приводит к ограничивающим убеждениям. В генетически определенные моменты импринтной уязвимости мозг обязан принимать эти более или менее жестко заданные программы.