Великая древняя Зебрика (гет)

Они снова были в «секретном месте», сидели в беседке. Алое прихватила несколько бутылок вина, Фессон — какую-то очень сложную закуску из крабов, которую делал его шеф-повар. Иногда они вот так просто сидели на лавках, рассказывая друг другу истории из своей долгой жизни.

… — И вот подаёт он мне шкатулку, чуть хвостом не виляет, думает, наверно, что я ему сейчас предоставлю свободный доступ во все порты, дипломатическое прикрытие, ну или иным каким-нибудь образом отдарюсь. Открываю, а там моё колье с моим клеймом! В смысле, сокровищницы моей клеймом. Я виду не подала, спрашиваю, почему именно это изделие решили мне подарить? Оказалось, они даже не отнесли его в столице на просмотр эксперту, спешили очень. У них боцман был когда-то подмастерьем ювелира, в золотых цацках разбирался… Ровно настолько, чтоб определить — эту штуку не стыдно подарить королеве, но не достаточно, чтобы «прочитать» клеймение. Я так смеялась, что даже никого не казнила. Оштрафовала всех скопом на сто сиклей, и велела дать по тридцать плетей всем, кроме капитана, чтоб его авторитет не ронять. Согласись, более чем мягко.

— Это да, — согласился Фессон, — ты прямо зайка. А капитану что?

— Велела до рассвета сделать копию судового журнала и представить в картографический стол морского приказа, а то повешу. То есть, на вечер глядя найти пергамент, переписчиков, уговорить работать всю ночь…

— А он?

— Он вторично упал на колени, говорит: «смилуйтесь. Нет же у меня судового журнала.» Я опять развеселилась. Мол, дура ты, дура: откуда на пиратском корабле судовой журнал? Только обычно я в таких случаях свирепею на глупость свою и срываю эту злость на окружающих… Но в тот раз обошлось. Оштрафовала еще его персонально на тридцать сиклей серебра и отпустила.

Фессон посмеялся, чуть отхлебнул вина.

— А ко мне вчера Коуди приходил.

— Дай угадаю. Просил взаймы?

— Да нет, на удивление, не просил. Мне вообще разведка доносит страшное. Что он прекратил свои кутежи, разогнал наложниц по загородным имениям, и всякие декадентские оккультистские кружкИ прикрыл при дворе, не пьёт совсем и вроде как взялся за ум.

— Гм, — кивнула Алое, — ну так у него, может, и деньги вскоре свои заведутся. А чего приходил-то?

— Да хрен его знает. Я так и не понял. Начал нудеть что-то вроде: «вот, если б мы могли больше доверять друг-другу, и действовать сообща»… Я слушал-слушал, потом говорю: «ты что-то конкретное предложить хочешь? А то у меня времени мало.» Он как-то стушевался весь, говорит: «нет… Ну, тогда я пойду». Странно это. Я бы сказал, что допился, так он-то как раз сам не закладывал до потери сознания, в отличии от своих приближённых — на это ответственности хватало.

— А не узнал ли он про нас? — подозрительно предположила Алое. — На эту гипотезу хорошо ложится, что он распустил своих собутыльников и ледей. Если бы я ждала удара по дворцу, тоже постаралась бы попрятать то, что мне дорого.

— Да сомнительно. Если другие и узнают, то он будет последним. У него в стране всё делается через задницу, и разведка через неё же организована. Потом, допустим, он узнал. Более того — поверил, что мы в самом деле вскоре придём его убивать, и, вместо того, чтоб рвануть к Моарею за советом и помощью, решил выразить покорность мне и вообще принять нашу сторону… Теоретически возможно, но если бы я пришёл к заговорщику с такой решительной целью, я бы не мямлил. А договорился о встрече на нейтральной полосе и чётко сказал: либо вы берёте меня в долю, либо через полчаса все остальные будут знать о том, что вы задумали. Коуди, конечно, не семи пядей во лбу, но и не полный же кретин, чтобы так подставляться… Ну да пёс с ним. Надумает ещё что-то — придёт. — Фессон махнул копытом, — я тут побродил в облике нормальной зебры по столице твоей да по базару… Ты в курсе, что твои придворные, собираясь на службу, прощаются с семьёй, как перед боем?

Алое пожала плечами.

— Ну да. Так должно быть. Они должны меня бояться до слабости в мочевом пузыре, иначе, как вот у Коуди, нихрена порядка не будет. То есть на самом деле число зверски убитых мной за разлитый на пол суп исчезающе мало, но половина моих спецслужб распространяет слухи о том, какая я страшная.

Фессон покрутил головой, но советов давать не стал, а вместо этого с некоторым смущением сказал:

— А вот думал задать тебе вопрос… Ты не хотела бы попробовать, ну… ртом?

— Нет. — Решительно заявила Алое, — это неестественно и унизительно для меня. Пусть твои рабыни тебя так ублажают. — Кобылица хмыкнула. — Как-то ни одному из моих любовников в страшном сне не могло приснится попросить об… такой услуге.

— Что, и даже в молодости не пробовали «попросить об услуге»? — удивился он.

Алое сделала небольшую паузу.

— Да я это. Девственницей была до двадцати двух лет. Ну, так получилось, училась усердно… А потом меня уже так все боялись, что выйти за рамки стандартной программы никто не пытался. Только лет в двадцать пять у меня появилась подруга, которая научила, что бывают другие позы, кроме «жеребец сверху», и точки всякие интересные в организме… — Она опустила глаза.

— Ого! Я увидел смущённую Алое. Не думал, что это случится на моём веку. А тебе, кстати, идёт быть стесняшкой…

— Тьфу на тебя, — пробормотала кобылица. Потом задумчиво посмотрела вдаль. — Интересно, она дожила до ста одного года и до последнего дня называла меня «светлой королевой». Это когда моим именем уже пугали жеребят… Мда, не этого я хотела.

Фессон как можно нейтральнее пожал плечами и собирался сказать: «может, не хотела портить отношения с той, чьим именем пугают жеребят?» Но вместо этого сказал:

— А что ж ты мне про эти точки не рассказала? Я бы постарался…

— Да у тебя и так неплохо получалось, — брякнула она.

Он покивал и понизил голос до шёпота:

— Мы ведь ходим по краю, и может, завтра умрём… Неужели ты не хочешь почувствовать себя не королевой, а просто кобылкой?

Она представила на миг эту картину, как медленно обхватывает… Помотала головой, «вытряхивая» непрошеное видение, усмехнулась:

— Подумаю над этим предложением. Ну и в любом случае надо будет перед этим тщательно помыться, а то я вот полдня просидела в душной тронной и пропотела. Да и ты шлялся незнамо где.… А вот ещё вопрос: если ты, дорогой друг, умеешь превращаться в обычную зебру, то зачем для твоих особенных желаний понадобилась именно я?

Фессон кашлянул:

— Эко ты догадливая… Я, видишь ли, в этом облике как бы не совсем настоящий. И с кобылами отношений иметь не могу, увы.

— Гм. Понятно… А ты мне точно не врёшь? А то вы, жеребцы, любите по ушам ездить, только чтобы своего добиться… Нет?

— Нет, не вру. Тебе — не вру.

* * *

Алое резко откинула одеяло. В глазах мелькнул ужас.

— Я что, спала?!

Фессон кивнул.

— Всего пару часов. Ты куда-то опоздала? Да ладно, я думаю, там тебя простят…

— Нет, но…

— Я позволил себе посторожить твой сон. Ты так мило сопела, потом перевернулась на бок и обняла подушку… Ну, не хмурься.

— Да, — фыркнула она, — тряпочного медведя мне не хватало… Но тут дело в том что, — Алое замялась.

— Что ты на два часа оказалась беззащитна. — Кивнул Фессон. — Как видишь, ничего не случилось. Я не воспользовался твоей слабостью. Да и с чего бы? Ты мне нравишься, я хочу с тобой быть. Это не мой коварный план, чтобы втереться в доверие.

Она подтянула кружку с чаем, отпила сразу половину.

— Оно-то так, но… Когда пятьсот лет ждёшь подлости от буквально любого, хоть своего, хоть чужого, то заснуть в чьём-то присутствии это немыслимо и жутко.

Фессон наклонился к ней, как бы желая что-то сказать, но вместо этого поцеловал в щёку.

— Ты необычно выглядишь спросонья. — Он вытянул из воздуха костяной гребешок, — давай помогу.

Алое набрала воздуха, собираясь возмутиться, но махнула копытом.

— А давай. — Она чуть довернула голову, чтоб ему было удобнее. — Знаешь, иногда, в предутреннем сне, мне хочется, чтобы рядом был кто-то, кому я смогла бы доверять до конца… А потом, окончательно проснувшись, я понимаю, что это бред.

— Как сказать, как сказать, — негромко произнёс Фессон, — у меня есть один знакомый. Со всех сторон положительный и достойный доверия.

— И он симпатичный?

— Да не особо. Старый конь с квадратной мордой. Но ведь в мужчине главное не морда.

Она улыбнулась.

— Кстати в дни моей молодости такой тип лица считался довольно привлекательным. Это сейчас в моде тонконосые…

— Ну ты меня утешила. Точнее, друга моего.

— А… — Она вытянула шею, — ну это радует. — Потом внезапно прижалась щекой к щеке, но тут же отпрянула.

Фессон понимающе улыбнулся.

— Ты позволишь? — и превратив гребешок в плоскую чесалку, приложился к макушке Алое. — Знаешь, в предутреннем бреду я тоже хотел бы найти себе особенную кобылку. Которая не будет стариться. Которая будет понимать меня с полуслова, а то и подсказывать мне решения.

— У меня есть такая знакомая, — усмехнулась Алое. — Старая кобыла с квадратной мордой… Напомни, а как так получилось, что я стала тебе верить?

— Мы сражались вместе.

— А. То есть избиение беззащитной толпы, ты торжественно называешь сражением?

— Ну, не то чтобы беззащитной. В меня вот, например, стреляли из такой здоровенной передвижной баллисты, притом стрела была заколдована, чтобы летела в несколько раз быстрее, чем мог бы обеспечить упругий элемент, который там стоял…

— И который ты забрал себе.

— Ну, в меня же стреляли, — Фессон пожал плечами, — и волшебники там были…

— Да? — равнодушно сказала Алое, — я не заметила.

Тут она конечно, привирала — заметила и ещё как. Но по старой привычке в любых обстоятельствах изображать невозмутимость, не подала виду.

— Кстати, ты собирался выяснить, что привело эту орду на мои и твои земли. Такие вещи не случаются без причины. И то, что погнало их, может быть угрозой и для нас.

— Я выяснил, — кивнул жеребец. — Это было не так трудно, оказалось достаточно собрать выживших, и расспросить их. Они были слишком напуганы, чтоб ничего не скрывать.

— И что же это?

— Саранча.

— Всего-то?

— Но не совсем обычная. Это новый вид. В организме насекомого содержится соединение, которое делает его несъедобным для естественных врагов. Таким образом за пару лет саранча сожрала значительную часть посевов, и вообще всего, что можно есть.

— Так что, придётся залить там всё огнём? — Предложила Алое.

— Только бы тебе что-то жечь, — вздохнул жеребец. — В вопросе обычно половина ответа. Я просто написал убивающее заклинание, привязанное к этому яду, и безвредное для тех, в чьём организме его нет... Этот подвид саранчи покинул нас, можешь не заморачиваться.

— Ну, так тоже сойдёт, — кивнула Алое. — Но что, если это диверсия? Моарея, например.

— Возможно, — не стал спорить Фессон. — Но вот ты смогла бы модифицировать насекомое так, чтоб оно стало ядовитым для хищников, но не дохло от своего яда?

— Нетривиальная задача. С ходу — нет. Мы же всё-таки не настоящие боги, а так — играем в богов. И нам не дано знать, как отразится то или иное изменение и на конкретном живом организме, и вообще... Но поработав несколько месяцев, может быть и смогла бы. И наверно, ты прав. Не стоит это дело потраченных сил. А если Моарею, скажем, для чего-то понадобилось убить этих зебр, он мог бы пойти и убить. Не вижу, что могло ему помешать. Это был вольный народ, они не платили дань кому-то из нас, и никто бы за них не вступился.

Фессон вздохнул.

— Самое глупое, что если бы они не побежали сюда всей толпой, а скажем, прислали ко мне послов, и попросили о помощи, я бы сделал то же самое, взяв с них некоторую плату. Умеренную, впрочем. Да, им пришлось бы пережить несколько скудных лет, пока растительный покров бы не восстановился, но это в любом случае лучше, чем кормить своим трупом падальщиков в степи.

— Можно было бы их под шумок привести к вассальной присяге, — кивнула Алое.

— Или так. Но теперь это уже не имеет значения.