Кто...ты? (гет)

— Вы уверены в правильности этого решения?

— Более чем.

— Но, профессор, он же…

— Я знаю, кто он.

— Не повлияет ли его… кхм, необычность на детей. Вы же знаете его слабости!

— Это не слабости, а цель его жизни. Но покуда идет война, он единственный сможет научить детей сражаться.

— Он сделает из них эгоистичных маленьких ублюдков.

— Может, да. А может и нет. Главное, что бы его беседы не навредили Гарри. Он и так слишком чувствителен сейчас, нельзя позволить еще больше растянуть дыру в его блоке. Северус, думаю, стоит продолжить уроки эклюменции.

— Как бы не убить его на первом занятии. Надо проверить прочность его блока.

— Ты предлагаешь это сделать мне?

— Хорошо, я сам проверю. Но все же я считаю…

— Северус, если я попытаюсь «прощупать» его блок, то дыра в нем не то что растянется, его блок просто разнесет, и тогда мы его уже не спасем.

— Хорошо, хорошо! Я проверю его блок. Когда?

— Да хоть на завтраке. Не стоит его тормошить хотя бы неделю, пусть живет, как жил.

* * *

Уснуть было невозможно. Во-первых потому, что обычно Гермиона не ложилась так рано спать, она читала что-нибудь или дописывала лишние сантиметры какого-нибудь реферата. Во-вторых, собственные размышления не подпускали сонную дрему, сильнее запутывая чувства и мысли. А в-третьих, Лаванда и Парвати бесконечно болтали на соседних кроватях. Их восторженное щебетание доносилось из-за ширмы, ужасно раздражая пытающуюся уснуть Гермиону, она прятала лицо в подушку, зажмуривалась, но сон не брал ее в свои объятия.

Перед внутренним взором все еще горели яростью, тоской и болью бездонные зеленые глаза.

Воспоминание об уроке защиты плотно засело в голове девушки, ворочаясь с боку на бок, она не могла выбросить его из головы. Этот новый профессор, такой странный… Весь урок он ходил меж рассевшихся учеников и рассказывал про то, что они будут изучать в этом году. Вроде бы ничего необычного, но взгляд, которым он скользил по ребятам, не был ни злым, ни ехидным, ни добрым, ни снисходительным, а скорее… изучающим? Словно бы у каждого ученика на лбу было написано досье — возраст, семья, характер, оценки за СОВ. Особенно долго он смотрел на Поттера, он даже запнулся на полуслове и замолчал… Но уже спустя секунду продолжил говорить, переведя взгляд на следующего ученика.

Поттер.

Даже спустя несколько часов после случившегося, Гермиона содрогнулась.

Сжимая волшебную палочку, посреди кабинета стоял не человек. Что-то злое и враждебное горело в зеленых глазах, броски на противников были больше похожи на прыжки какого-то хищного зверя, он дрался так, словно эта битва решала жизнь всего мира. Гарри Поттер стал первым юношей, которого Гермиона действительно испугалась. Он казался диким, безумным, невменяемым… У Гермионы чуть сердце из груди не выпрыгнуло, когда он бросился прямо к ней.

Гарри Поттер. Бывший ученик Дурмштранга. Гриффиндорец.

И откуда у него этот шрам на лбу?

Подумать по этому поводу Гермиона не успела. Из гостиной послышался какой-то шум. Кто-то… спорил? На кого-то кричал?

«Они там что, с ума посходили?! — подумала Гермиона, садясь, — Так шуметь в… — она посмотрела на часы, — 11 часов вечера!».

Резко вскочив на ноги и на ходу одевая халат, Гермиона выбежала на лестницу, с которой уже свесились Лаванда и Парвати. Протопав по ступенькам, в слепую нацепила значок старосты, и подоспела как раз вовремя, что бы увидеть, как кулак Гарри Поттера врезается в скулу взъерошенного, бледного и злого Рона Уизли, ее лучшего друга.

* * *

Тихо трещал камин. В гостиной было пусто — все разошлись по своим спальням. Ну, почти все.

Развалившись в кресле, Гарри смотрел на танцующий в камине огонь, его глаза, чуть прищуренные, следили за языками пламени как завороженные, он не мог оторваться от этого зрелища. Ему казалось, что красные язычки что-то шепчут ему, он мучительно вслушивался, пытаясь понять их тихий говор, но не мог. Огонь не успокаивал его, не давал облегчения его истерзанной душе, так же как и звезды, вечерние прогулки и изучение потолка. И Гарри сомневался, что полеты на метле дадут другой результат. Душащие мысли и чувства не давали покоя, Гарри боялся выдать себя каким-нибудь словом или движением, он не мог говорить с друзьями и знакомыми, сама того не зная, Гермиона отрезала его от мира.

Скрипнул портрет Толстой Дамы, Гарри вскинул голову.

Наконец-то.

Еле передвигая ноги и, вперившись взглядом в пространство, в гостиную зашел Рон. Его волосы стояли дыбом — видимо он хватался за них руками — мантия была перекошена, сам он был чрезвычайно бледен. Волоча свою сумку за собой, он оглядел гостиную и, заметив Гарри, замер. Его уши начали стремительно пунцоветь.

Переведя взгляд на свои ботинки, он снова зашагал в спальню, но стоило ему занести ногу над ступенькой, Гарри встал:

— Это был невероятно глупый поступок.

Рон замер, его руки сжались в кулаки.

— Это не твое дело, — процедил он.

— Ах, значит не мое?! — вспыхнул Гарри, — Тогда почему это мне пришлось спасать Гермиону из лап «пожирателей смерти» и незаметно следить за ней, что бы Малфой ей ничего не ляпнул?!

— Пожирателей смерти?.. — не понял Рон, изумленно обернувшись.

— Это не важно… Я говорю про то, что ты обещал мне быть с ней, не отходить от нее!.. А что это было за завтраком? В первый же день ты оставил ее одну!

— Но я не могу игнорировать ее поведение, только потому, что ты меня об этом попросил, — разозлился в свою очередь Рон. — Она сама нарвалась на ссору!

— Она констатировала факт! — рявкнул Гарри. — А если Малфой или еще кто намекнет ей обо мне, то Гермиона может умереть, понимаешь?

— Малфой бы не сказал ей, — ответил Рон, хотя в его голове было мало уверенности. — Дамблдор лично вызывал его в свой кабинет на разговор.

— Можно подумать Малфой всегда директора слушал!

— А что ты вообще на меня орешь?!

Сумка отлетела к стене, Рон стремительно пересек гостиную, встав прямо перед Гарри.

— Как ты вообще можешь… ведь ты… ведь тебя… — не зная что сказать, Рон тыкал Гарри пальцем в грудь. — ты орешь на меня, будто из-за меня Гермиона все забыла, а на самом деле это ТВОЯ вина!

Гарри даже не успел подумать — в груди вдруг всколыхнулась ненависть, и в туже секунду его собственный кулак врезался в скулу лучшего друга.

Теперь, видимо, бывшего.

Пошатнувшись, Рон чуть не упал — он успел ухватится за спинку кресла. Гарри в лицо брызнуло раскаянье, ослепив глаза. Душу сдавило желание извиниться — тут же, прямо сейчас, может, их дружбу еще можно спасти! Он качнулся к другу, но почувствовал сильный удар в грудь. Рон кинулся него с кулаками, потеряв координацию, Гарри свалился на пол и только сейчас услышал далекий вскрик:

— …Да прекратите же!..

Две цепкие ручки схватили Рона за плечи и начали тянуть в сторону.

— Ро-о-он! — Гермиона пыталась его утихомирить, ее волосы, растрепанные, лезли в лицо. Оттащив Рона подальше, она вцепилась в его воротник, что-то закричала…

Гарри не слышал.

Ее щеки раскраснелись от ярости, глаза сверкали. Ее голос звенел в ушах, но до Гарри не доходила суть слов. Он видел только ее, такую маленькую, светлую…

Рон, кажется, успокоился, отпрянув от него, Гермиона обернулась к Гарри. Тыкая в него пальцем, она что-то закричала…

— …устраивать эти глупые драки!.. — она тряхнула головой. — Уже поздно, а они тут… а они… марш в свои спальни! — обернулась она к столпившимся в гостиной и свесившимся с лестницы ученикам. — Представление окончено!

— Гарри…

От неожиданности юноша вздрогнул — рядом с ним, кутаясь в махровый халат, присела Джинни.

— Что у вас тут произошло?..

— Не твое дело, — отвернулся Гарри, хотя понимал, что он груб, и что он не должен так говорить с девушкой, но…

— Ладно… Можешь не говорить…

Она села на коленки и подползла поближе. Ее рука потянулась к его лицу, Гарри отпрянул.

— У тебя губа разбита, — пояснила она, доставая палочку.

Гарри перехватил ее руку.

— Не надо.

— Но у тебя кровь…

— Я сказал — не надо.

И поднявшись на ноги, уверенным шагом пошел в спальню.