Ведьмины круги (джен)

Всеволод чувствовал необычное душевное умиротворение от того, что беспокойные гости покинули его дом — Оксана довоёвывала с кем-то в тамбуре, Настёна потихоньку приходила в себя от пережитого потрясения у него на коленях, молчала, смотрела в лицо наивно и заинтересовано. Всеволод с чувством чмокнул дочь, спустил с колен и сделал вид, что поднимается, опираясь на её плечики, — Настенька угодливо напряглась, протянула ручки и поддержала отца под локти.

Всеволод поднялся, сделал шаг от кровати и опёрся о покрытый скатертью стол — плотная ткань среагировала на прикосновение, растеклась под рукой, а переливчатый, будто вплетённый в неё рисунок засветился. Всеволод не удержался от того, чтобы погладить ценное приобретение — оно было приятным и на вид, и на ощупь. Нет, случившееся всё-таки ничего не изменило в его жизни — он выздоровеет, поднимется на ноги, найдёт работу, и всё потечет по-старому. Они будут меньше тратить на продукты, а с тем, что говорливый сосед занимает койку, можно смириться, тем более что этот сосед...

— Не вешай нос, парень! — Всеволод обошёл стол и потрепал Михалыча по голове. Произошедшее подействовало на паренька, в котором Всеволод никак не хотел узнавать старика Михалыча, куда больше, чем на маленькую Настеньку, он был полностью подавлен — сидел, уставившись в одну точку, молчал и даже слегка покачивался на кровати. — Пойдём, поможешь мне.

Михалыч механически поднялся, закинул тяжёлую длань Всеволода себе на плечо и направился с ним к дверям. Настенька шла по другую руку от отца в святой уверенности, что помогает ему передвигаться — Всеволод поглядывал на дочь и улыбался.

— Эй, вали отсюда, шкаф, слышь? — телохранитель Ивана Алексеевича застыл у окна в тамбуре, а произносившая эти слова Оксана тыкала ему скалкой под ребра. — Твой хозяин свалил, слышь? А тебя забыли. Ночевать не оставлю, рано ещё — на последнюю электричку успеешь. Слышь?

Действия Оксаны не причиняли боли телохранителю — скорее, он их не чувствовал, лаская огромными накаченными руками проникавшую в дом через окно яблоневую ветвь:

— Хорошая у тебя яблонька, женщина, у бабушки моей точно такая же была. Увидел и просто в детство улетел, — произнёс он, сорвал недозрелый плод, надкусил и вышел из дома.

— А я думал, что мы и этот «шкаф» в хозяйство приспособим, — усмехнулся Всеволод, подмигнул растерянной жене и сделал шаг без поддержки Михалыча. — Пойдём, поможешь мне дров нарубить и баню затопить, — обратился он к потерянному парню. — Попробую расшевелить его, — пояснил он жене, — а то из-за чокнутой девчонки переживает. Нечего переживать — её отец забрал.

* * *

Всеволоду нравилась молчаливость Михалыча. Тот и позже машинально выполнял то, о чем просили. Всеволод заметил, с каким остервенением парень махал топором, и не преминул пошутить на этот счёт, помянув Стеньку Разина и брошенную им в Волгу княжну, — он теперь чувствовал, будто поменялся с Михалычем местами: читал его душу как открытую книгу, понимал владеющие им сомнения и движущие мотивы. Михалыч терпел все насмешки, как прежде Всеволод его замечания, и покорно поплёлся в дом, когда развалившейся на лавочке под яблоней гостеприимный хозяин попросил его приготовить ужин.

Всеволод примерно представлял, как управлять скатертью — не раз видел появление еды на столе — но хотел ещё раз посмотреть на манёвры Михалыча, прежде чем самостоятельно использовать инопланетное приспособление. Парень положил руку на скатерть, та обтекла его ладонь, засеребрилась:

— Накорми нас! — произнёс он, и скатерть тут же отозвалась, вздувшись, и явила из воздуха деревенский горшок с картошкой «в мундире», тазик варёных яиц и большую тарелку жареной рыбы.

— Дары моря, — прокомментировала появление еды Оксана.

— Нет, дорогая, рыба речная — это то, что досталось в обмен на княжну, — Всеволод улыбнулся и принялся за еду, а Михалыч уткнулся взглядом в стол. — Прекрати переживать, мужик, — ешь! — урезонил его Всеволод.

— Не хочется, пойду баню посмотрю, — Михалыч поднялся из-за стола, под воркование разбиравших рыбу от костей и кормивших друг друга хозяев сделал пару шагов и застыл на месте — в дверях грязная и мокрая, точно вылезшая из воды утопленница, стояла Таисия и тянула к нему руки.

— Ум-м-м? — вопросительные интонации в произносимых девушкой нечленораздельных звуках заставили Михалыча поторопиться: заграбастать её обеими руками, прижать к груди и опереться подбородком ей на затылок.

— Вот вместе в баню и идите! — прокомментировал внезапное явление Всеволод. — Вымой там её хорошенько, — добавил он, вложил в ручку Настеньке очищенную картошку и поинтересовался: — Не горячо? Вкусно?

Плечи Михалыча затряслись от сдерживаемых рыданий — Таисия, мурлыча, обнимала за пояс и прижималась. Он закусил губу в попытке сдержаться, потёрся о макушку Таси, чтобы остановить дрожь в подбородке, зажмурился, выжав из глаз две крупные слезы и всё-таки взвыл в голос.

— Вот также и я ревел, когда любимая кошка убежала от меня в детстве, — поведал Всеволод родственникам, — а через двое суток вернулась. Все двое суток, пока она гуляла, я слезинки не проронил, даже не искал её. А наутро вторых суток в баню умываться пошёл, вытираюсь уже в предбаннике, смотрю — Буська дверь тихонько так открывает и заходит. Я также вот заграбастал её, обнял, прижал — и ну реветь. Помню, было мне лет десять.

Михалыч сделал глубокий вдох, оглянулся на хозяев и повёл Тасю к столу. Настенька, с интересом наблюдающая за всем происходящим, крепче прижалась к матери и сморщила носик.

— Вымой её, прежде чем за стол сажать — воняет же! — поддерживая реакцию дочери, воскликнула Оксана.

— Нет, мы сперва поедим! — Михалыч сел на скамью, усадил Тасю себе на колени, взял самую большую рыбину с тарелки и принялся снимать руками нежное мясо с костей — Тася покорно открывала рот, брала пищу, задевая пальцы Михалыча языком, и тщательно жевала, позволяя кормящему самому насытиться в перерывах.

— Володя, ну как так можно?! — воззвала было Оксана к мужу, но тот только пожал плечами.

— Вкусно? — спросил Михалыч, очистил картошку, посолил, дал откусить Тасе, а остальное положил себе в рот — та утвердительно кивнула. Михалыч отряхнул руки, посмотрел на хозяев и улыбнулся — те наблюдали за этой сценой в молчании, только Настенька что-то спрашивала у матери на ушко и не получала от неё ответа.

— Ксанка, чайник поставь! — Всеволод обратился к жене, чтобы побороть неловкость. — Устройство засбоило, и мы сегодня без сладкого.

— Что ты хочешь на сладкое, маленькая? — Михалыч прижался к виску Таси щекой и спросил её на ушко.

— Ум-м-м, — неопределенно ответила девушка.

— Бубликов с вареньем? — переспросил Михалыч, уже касаясь скатерти. — Сухариков в сахаре? Пряников? Зефира? — при последнем слове Таисия повернула голову и потёрлась о щеку Михалыча носом, тот воспринял это действие как утвердительный ответ. — А чаёк какой: чёрный байховый или фруктовый в брикетах?

— По виду ей лучше с малиной, — Оксана морщилась, глядя на устроившуюся напротив неё пару, и прятала лицо дочери, но всё же не торопилась вставать из-за стола и что-то заваривать.

— Значит, будет зефир и черный чай с малиной, — проговорил Михалыч с чувством, и скатерть тут же выполнила его пожелание.

— А вот мне интересно, почему у нас так не получается, — проговорил Всеволод, и Михалыч на секунду отвлёкся от ублажения своей подопечной.

— Так вы вечно каких-то разносолов просите, о которых только слышали, а я только то, что ел и вкус помню.

— Ладно, — усмехнулся Всеволод, отпивая чай, — а в баню мы всё равно первые пойдём. Пойду сам посмотрю, что там и как.

* * *

Михалыч не возражал против того, что хозяин дома взял на себя часть прежде положенной ему работы — он чувствовал, будто стало легче дышать, и прежде чем заново вникнуть во все стороны жизни этого мира, он какое-то время просто облегченно выдыхал и улыбался. Тася заснула у него на руках после сытного обеда, и Михалычу пришлось будить свою подопечную, чтобы отвести в баню.

Впрочем, она не выражала возражений против своего положения и состояния ни действием, ни голосом, полностью разделяя благостное состояние души, владевшее Михалычем.

— Хорошенько вымой её и попытайся переодеть, — разрумянившаяся от банного жара Оксана собрала Михалычу чистое бельё для Таси и распорядилась насчёт остального: — То, что на ней сейчас не застирывай, потом сожгу.

Михалыч только улыбнулся в ответ, взял то, что давали, и посмотрел в глаза Тасе — девушка не сводила с него взгляд, избегала других лиц и точно неправильное зеркало с задержкой повторяла все написанные на его лице эмоции. Михалыч почему-то не хотел сейчас задумываться о том, как это плохо.

* * *

Банный жар заставил Тасю занервничать — она вцепилась в руку Михалыча, оказавшись в предбаннике, и принялась топтаться на месте, переступая с ноги на ногу.

— Мы пойдём внутрь — да, туда, где жарко. А ты как думала?

— Нум-м-м-м… Нум-м-м-м… — Тася использовала все возможные способы, чтобы выразить нежелание, но Михалыч не стал тратить время и силы на пререкания с ней, разделся и вошёл в баню.

— Заходи и залезай на полок, надо вымыть тебя, грязнулю.

Тася осталась в предбаннике, с минуту потопталась на месте и, не выдержав одиночества, открыла дверь, впорхнула внутрь и встала рядом с наполнявшем тазики Михалычем.

— Не мешайся, а то обожгу — на полок залезай, — Михалыч скользнул взглядом по прикрывавшей Тасю простыне. Она по-своему выполнила распоряжение — уселась на полок и принялась болтать ногами, активно оглядывая небольшое пространство. — Ну, нравится? — Михалыч терпеливо дождался того момента, когда круговые движения головой и банный жар сморили его подопечную, и она приняла горизонтальное положение. — Подремли, маленькая, я с тобой справлюсь. — Михалыч с трудом развязал узлы на грязной простыне, потянул на себя — Тася лениво перевернулась на бок, позволяя раздеть себя. Михалыч уложил её обратно на спину, выпрямил её руки и ноги, погладил. — Доверяешь мне? Мне и только мне одному? Так?

— Ум-м-м-м…

Михалыч намылил мочало и принялся тереть грязные ступни Таси, произнесённые ей звуки относились скорее к этим ощущениям, а не к ответу на заданный вопрос:

— Не переживай, «у» знаешь, «м» тоже, слышал от тебя и «н», и «а» — выучим с тобой заново азбуку.

Михалыч справился со щиколотками Таисии, натёр мочалом голени, поднял ногу девушки под коленом, принялся за бедро, внезапно остановился и сглотнул — то, что происходило с его телом, сложно было объяснить только банным жаром: кожа покрывалась потом и мурашками, которые сперва холодили, перемещаясь по телу, а теперь сосредоточились тяжестью и дрожью где-то в области бёдер. Михалыч опустил взгляд, сжал зубы и заставил себя разозлиться — молодое тело подкидывало ненужные реакции не ко времени и не к месту — пытаясь побороть возбуждение, он слишком сильно надавил мочалом на внутреннюю сторону бедра Таси. Она приподнялась на локтях, удивлённо посмотрела в лицо Михалыча и издала неприличный вздох:

— А-а-ах!

Каламбур про букву «х», который первым посетил голову Михалыча, растаял на губах, так и не будучи произнесён, — вместо этого он подцепил оставшиеся от трусиков обрывки за чудом сохранившуюся резинку и потянул:

— Это надо снять.

— Ум-м-м-м? — в глазах Таси не мелькнуло даже намёка на понимание.

— Ну, ты же мне доверяешь? — Тася смотрела на Михалыча открыто, нежно, преданно и удивлённо. — В общем, сейчас узнаем, насколько ты мне доверяешь.

— Ум-м-м-м?

Михалыч отложил мочало, подцепил трусики Таси обеими руками, расширив резинку на бёдрах, а потом потянул вниз — Тася вскрикнула, резко села, попыталась оттолкнуть его руки, а потом и вовсе засучила по полку ногами.

— Вот так и выясняется, что доверяешь ты мне не совсем. Да, там тоже надо вымыть — сообщаю, если для тебя это новость. Мочало я тебе так уж и быть намылю, а тереть будешь сама.

— Ум-м-м… ум-м… ум-м… — Тася прекратила судорожные движения, как только Михалыч отбросил в сторону грязные обрывки, а теперь тяжело дышала, отдыхая от недавней истерики: воздух входил в её грудь со стоном, а выходил с хрипом.

— Ну, — Михалыч вложил в руку Таси промытое в чистой воде и вновь намыленное мочало, — нельзя быть такой грязнулей, — а, когда девушка не сжала в руке средство индивидуальной гигиены, с тяжёлым вздохом пояснил: — Видишь ли, забрать мне тебя некуда, а будешь такой грязной, хозяева нас на порог не пустят. Ну? — в следующее мгновение Тася обняла его за плечи и отчаянно прижалась к нему. — Да что ты? — Михалыч гладил прижимавшуюся к нему девушку по спине. — Ну, не переживай, я же всё понимаю. Всё хорошо. Отпускай меня, нам надо вымыть ещё живот, спинку, грудь, личико и голову.

Близость отказывающейся разомкнуть объятия девушки была болезненной, не в силах терпеть бездействие, Михалыч расстегнул на ней лифчик и принялся тереть её спину мочалом. Это не заставило Тасю ослабить объятия, напротив она крепче прижалась обнажённым телом, удобнее перехватила шею Михалыча руками и для верности обняла его ногами за пояс.

— Маленькая, ну так совсем не удобно, мы же влажные, здесь жарко. — Михалыч похлопал свою подопечную по попке и установил зрительный контакт — Тася ответила на взгляд Михалыча, помолчала, а потом принялась зацеловывать его лицо. — Да что ты? Ну перестань! Да что с тобой сделала эта тварь?! — Михалыч почти силой усадил Тасю обратно на полок — та отчаянно цеплялась за плечи, руки и другие части тела своими конечностями, — вырвался, набрал в ковш горячей воды и плеснул на камни — они ответили ему шипением, столб пара поднялся к потолку, жар поплыл по помещению, и в бане стало слишком жарко.

-Вот так, работает! — Михалыч убедился в том, что разморённая жаром Тася перестала шевелиться, прежде чем вернуться к полку, смахнул пот с лица, взял мочало, вымыл живот девушки, грудь и, усевшись на край полка, принялся за лицо. Михалычу с трудом удавалось скрывать улыбку — Тася преданно смотрела ему в лицо, изредка моргая, и слабыми руками разморено гладила его торс. Михалыч провёл рукой по окружности лица, вытер краешком мочала лоб, щеки, подбородок, провёл по носу девушки от переносицы к кончику, поиграл, заставив её всхлипнуть и недовольно надуть губки, усмехнулся и судорожно сглотнул — пухлые, разалевшиеся от банного жара губы девушки требовали поцелуя. — Щёчки, носик, бровки, губки — так много всего, и всё для меня одного.

— Ум-м-м, — если бы не этот внезапный, заставивший его вздрогнуть звук, и выражение детского удивления в невинных глазах сумасшедшей Таси Михалыч не сдержался, — он замер, коснувшись её губ, закрыл глаза, мотнул головой и усилием воли заставил себя выпрямиться. Страсть холодила спину, собиралась мурашками и ломотой в позвоночнике.

— Надо вымыть тебе голову.

— Ум-м-м…

Не имея выхода, страсть превращалась в злобу, а злоба копилась в груди, требуя выдоха — крика. Михалыч сжал зубы:

— Не смей трогать меня, поняла? Не прикасайся!

— Ум-м-м?

— И говори членораздельно. «Да» и «нет» — эти два слова ты же можешь выучить?!

— Ум-м-м, — Тася блаженно улыбнулась в ответ на раздражённый крик и потянула к Михалычу руки — он выдохнул ярость ей в лицо, схватил за плечи и до боли сжал. — А-а-а! — в ужасе закричавшая Тася оказалась у Михалыча на коленях, намертво прижатой, и развелась.

— Ну-ну, будет, будет тебе, — Михалыч гладил всхлипывающую Тасю по спине, та тёрлась носом о плечо, размазывая слёзы пополам с соплями. Михалыч продемонстрировал чудеса эквилибристики, подтянув ближе таз с чистой водой, полил свою подопечную из ковша, набрал в горсть шампунь, а теперь, как мог, нежно и успокаивающе массировал её голову. — Вот так, маленькая, прости — испугал, — Тася отвечала ему слезливым постаныванием и дрожью.

Михалыч дважды менял воду, прежде чем смог посчитать результат своих усилий успешным, — хнычущая Тася оставалась на полке, отчаянно пытаясь спрятаться в углах или вжаться в стену. Он окатил её прохладной водой напоследок, выловил, завернул в чистую простыню, вынес из бани на руках и уложил на узкий топчан в предбаннике:

— Не двигайся и никуда не уходи, — Михалыч поцеловал девушку в щёку и тщательно вытер.

Он не решился закрыть дверь и мылся в выстывающей бане, поминутно оглядываясь и нащупывая взглядом в темноте оставленный на топчане свёрток. Несколько раз глаза обманывали его — свёрток казался пустым — и он выбегал, проверяя на месте ли его подопечная. К счастью, измученная Тася сразу забылась сном, слёзы насохли в уголках её глаз, а память умалишённой не должна была надолго сохранить обиду. Михалыч не решился побеспокоить её одеванием, донёс до дома и уложил в кровать — за время его отсутствия дочь хозяев заснула в своей комнате, и они теперь пировали за столом.

— С лёгким паром! — Всеволод отхлебнул пиво из высокого запотевшего бокала и помахал Михалычу хвостиком варёного рака. Оксана сидела напротив мужа, подперев щеку ладонью, и уделила больше внимания вновь прибывшим.

— Ты одел её? Ой, когда чистенькая, такая красавица, а когда спит — просто прелесть, — она встала из-за стола и подошла к кровати.

— Ксанка хотела кофейный ликёр попробовать — получился растворимый кофе препротивный, а пиво и раки — просто вкус детства… точнее юности…

Михалыч уселся на скамью, спиной к столу и молча разглядывал свои опустевшие руки, позволив Оксане развернуть простынь. Хозяйка дома успокаивающе погладила ноги умалишенной и принялась натягивать на неё трусики — Тася испугала её стоном.

— Не лезь, Ксан, идём лучше фруктовый чаёк после баньки пей, если пиво не хочешь. Михалыч прав, есть у этой «ведьмы», если не логика, то какая-то справедливость.

— Много ты понимаешь в справедливости, — огрызнулась Оксана, оглянувшись на мужа из-за плеча, и продолжила одевать не проснувшуюся Тасю. — Ты же понимаешь, что придётся её отдать отцу, — обратилась она к Михалычу.

— Не обращай внимание, парень, — Всеволод был доволен жизнью и старался, чтобы все окружающие чувствовали себя не хуже, — это она из-за кофейного ликёра расстроилась. Заработаю, жена, куплю тебе, попробуем. А вот и ещё гости! Так, баня ещё не простыла.

Михалыч поднял голову в ответ на эти слова Всеволода, а Оксана оглянулась, чтобы посмотреть к кому обращается её муж — в дверях стоял чёрный от грязи и усталости Игорь.

* * *

Всеволод заснул с мыслью о том, что вмешательство инопланетного организма, чем бы он в реальности не оказался, никак не изменило его жизнь: жена очень удобно устроилась в комнате дочери, он лежал на любимом диване, молодые и беспокойные — в хозяйской кровати, а для городского гостя нашлась раскладушка; с их присутствием можно было смириться, а прочие здесь не задержатся, — только вот пробуждение его было не столь радужным.

Разбудил Всеволода высокий голос жены и детский плач.

— Да что ты? Ударилась? Ну-ка дай посмотрю? Обидел кто?

Всеволод продрал глаза — судя по степени освещенности помещения, был день или позднее утро, Оксана вела хнычущую навзрыд Настеньку от двери к столу.

— Что случилось? — он резко сел и спустил ноги с дивана. — Ну-ка идём сюда, садись на скамеечку, — то ли принятый на сон грядущий алкоголь разогнал кровь по телу, то ли в целом здоровый организм после недели лечения взял своё, но чувствовал он себя абсолютно нормально. Всеволод опустился на колени перед усевшейся на скамью дочерью, оглядел ножки, отнял от лица ручки и не нашёл нигде ни одной ссадины или царапины. — Ну и рёва, ну перестань! — Всеволод обнял дочь. — Говори, кто обидел!

— Баба Тома… — Настенька, несмотря на отцовские объятия и терпеливое материнское присутствие за спиной, продолжала страдать, вздрагивая, вскрикивая и роняя слёзы из глаз и носа.

— Что баба Тома? — Оксана не была столь же терпелива к дочерним слезам, как Всеволод, и в её голосе уже сквозило явное раздражение.

Михалыч молча наблюдал эту сцену, надеясь только на то, что его Тася не проснётся и не скопирует эмоции плачущей девочки так, как она обычно поступает со всем, что отражается на его лице.

— Ребёнок ощущает твоё сочувствие, Всеволод, — Михалыч всё-таки подал голос с кровати, когда рыдания девочки стали особенно громкими, — и продолжает плакать, потому что ей это нравится; и твоё раздражение, Оксана, — ты её пугаешь, а не успокаиваешь.

— Ну и что ты предлагаешь, умник? — Всеволод одёрнул вмешавшегося не в свои дела паренька голосом, а его жена прожгла того взглядом, но Михалыч не стушевался:

— Оставить ребёнка в покое и дать отреветься или отвлечь чем-то, — более подробно объяснить свою мысль Михалыч не успел, прикосновение нежных рук к спине заставило его вздрогнуть, эти руки круговым движением погладили его по лопаткам, а потом обняли за пояс. Объятие было уже приятным — захотелось закрыть глаза и блаженно улыбнуться -тяжесть прижавшегося к спине тела успокоила душу, а в следующее мгновение Тася змейкой поднырнула под руку, уселась на колени, обняла под руки, улыбнулась и прижалась к груди. Михалыч почувствовал неприятное щекотание в носу от навернувшихся на глаза слез и, чтобы побороть их, поддержал Тасю под затылок и прижал ее голову к своей груди. Девушка не сопротивлялась крепким объятиям, только повернула голову на бок и потёрлась щекой. Всеволод сел на скамью рядом с дочерью, посадил ту себе на колени и, улучив момент, когда Настенька отняла руки от лица, чтобы вытереть его о сухую отцовскую рубашку, указал ей на спящего на раскладушке Игоря.

— Посмотри, доченька, как дядя интересно спит.

Игорь спал без задних ног, натянув плотное одеяло до подбородка, время от времени всхрапывал и воспарял над раскладушкой.

Потрясенная зрелищем Настенька ещё раз всхлипнула, открыла ротик и прекратила рыдания. Михалыч ослабил хватку на затылке Таси, позволив ей откинуться назад, заглянул своей подопечной в лицо и улыбнулся.

— Так что тебе сказала баба Тома? — Оксана первой из присутствующих прервала благостное молчание.

Настенька перевела взгляд с взлетающего над кроватью детектива на лицо матери и, в очередной раз всхлипнув, пояснила:

— Баба Тома запретила Митяйке играть со мной.

— Это почему?

— Баба Тома…

— Повтори слово в слово то, что она сказала. Ты же помнишь? — Оксана была твёрдо намерена допытать дочь до правды.

— Митяйка сказал, что бабушка запрещает ему играть с девчонкой из наркоманского притона.

— Откуда?! — Всеволод, до того делавший знаки жене, чтобы та прекратила расспросы, был настолько удивлён ответом, что переспросил.

— Доченька, не переживай, я сейчас этой старухе объясню, кто должен стыдиться, что дочь с ублюдками играет.

— Ксанка! — Всеволод попытался урезонить жену, но не тут-то было — она на какое-то время скрылась из вида, а позже вернулась в нарядном платье и с цветастым платком на плечах.

— Ты пугаешь дочь, между прочим, и Тасю, — Михалыч попытался урезонить разъярённую Оксану, но она не вняла голосу разума и вскоре скрылась за дверями.

— Ксан, ты только хуже сделаешь, слышишь? — близкие слёзы сидящей на коленях дочери не позволили Всеволоду подняться.

Игорь, громко всхрапнув, продавил раскладушку до пола и проснулся, а Михалыч чмокнул Тасю в щёку — она совсем не выглядела испуганной.

— Что происходит? — Игорь встал с продавленной раскладушки и сел на скамью — Настенька плакала на этот раз тихо, и Всеволод просто молча гладил дочь по спинке.

Михалыч убрал Тасю с колен, подошёл к столу и положил руку на скатерть.

— Вы проснулись, милейший, а к вашему пробуждению уже подан завтрак, — ответил он Игорю, и скатерть тут же явила из воздуха фарфоровую кастрюлю с овсянкой, варёные яйца в подставках, жареную колбасу, несколько сортов варенья в хрустальных пиалах, масло в маслёнке и свежий белый хлеб. — А ребёнку за непомерные страдания на завтрак будет леденец, — Михалыч ловким движением вытащил из-за спины красного сахарного петушка на палочке — Настенька надула губки и спрятала заплаканное личико от чужого дяди на груди у отца. — Ну и пожалуйста, — обиделся Михалыч.

— Чего ты хочешь на сладкое, Настюша? — Всеволод не был готов так быстро сдаться, но Настенька молчала, только пряталась на руках у отца.

Игорь, всё ещё в лёгком шоке от происходящего, уселся за стол, полез ложкой в общую кастрюлю, черпанул кашу, набил рот, потом той же мерой взял варенье, зажевал хлеб и только, поддев на ложку несколько ломтиков колбасы, сумел задать новый вопрос:

— Что это такое?

— Еда, милейший, — съязвил Михалыч и обратился к своей подопечной: — Тася, садись за стол — надо приучаться самой есть, — девушка с невинным выражением на лице перешагнула скамью, обняла Михалыча за шею и попыталась сесть ему на колени.

— Давайте Ксану подождём? — просительно произнёс Всеволод, крепче прижимая дочь.

— Я понял, что еда, спрашиваю, откуда!

Михалыч проигнорировал обоих сотрапезников:

— Нет, не на колени — рядом садись и есть будешь сама, ложкой. Вот держи для начала, — Михалыч усадил Тасю на скамью, потянув за трусики, и вручил ей в руку приготовленного для Настеньки сахарного петушка. Тася не выразила ни малейшего неудовольствия происходящим, на секунду сконцентрировала взгляд на предлагаемом лакомстве и удивленно посмотрела в глаза Михалычу. — В ротик клади, — пояснил тот. Тася бойко выполнила распоряжение и, шумно причмокивая, принялась сосать леденец. — Вкусно? — с улыбкой переспросил Михалыч и получил в ответ утвердительный кивок головы. — Так на чём мы остановились? — произнёс Михалыч, поставил тарелки перед едоками и принялся раскладывать кашу, демонстративно обходя вниманием частного детектива.

Всеволод тяжело вздохнул, печально посмотрел в окно, усадил дочь рядом с собой и придвинул к ней тарелку.

— Я спросил, откуда еда, — Игорь прервал процесс насыщения и повторил свой вопрос.

— Из леса, вестимо, — Михалыч сам не мог ответить на вопрос, почему Игорь ему неприятен.

В отличие от него покорно поглощавшая теперь овсянку с вареньем Настенька проявляла к детективу искренний интерес:

— А вы, дяденька, почему летаете? — спросила она после нескольких минут пристального разглядывания.

— Вот! — воскликнул Михалыч, заставив Настеньку вздрогнуть от громкого звука, а Тасю чему-то рассмеяться, взять его за локоть и прижаться щекой к плечу. — Устами младенца глаголет истина. Объясни нам, почему летаешь, и сразу поймёшь, откуда еда.

— Я… — Игорь не успел излить душу, потому что внезапно вскочивший из-за стола Всеволод едва не зацепил детектива плечом по пути к дверям.

— Что стряслось?

Показавшаяся в дверном проёме Оксана выглядела потерянной: цветастый платок свисал с одного её плеча, а другим концом волочился по полу, волосы была взъерошены, а руками она растерянно тёрла лицо.

— Что случилось? — Всеволод подошёл к жене и успокаивающе ей улыбнулся.

— Она сказала, что мы все в лесу Яшкиной травы нанюхались — вот теперь нас всех плющит от этого.

— Ну и что? — Всеволод усмехнулся страхам Оксаны. — Ты ей на эти слова не нашлась ответить? Ты не завтракала, жена?! Пойдём за стол.

— Она сказала, что наркоманам нельзя доверять ребёнка воспитывать. Она на нас опеку натравит.

— Ты немного критически обдумывай то, что тебе говорят, жена, — Всеволод усадил заторможенную, будто сонную от переживаний, Оксану за стол.

— Натравит она на вас — уже бежит и падает, — не удержался от того, чтобы озвучить своё мнение Михалыч. — Семья у вас полная, в доме чисто. Приедет опека — пошлём их лесом! А там сама знаешь что, — Михалыч довольно засмеялся своей шутке и от полноты чувств чмокнул Тасю в щёку.

— Вот, послушай умного человека, Ксан, — поддержал Михалыча Всеволод, — попей, покушай, успокойся.

— Они же приедут! — Оксана подтянула руки к голове и вцепилась себе в волосы.

— Эй, юрист, подтверди, что я сказал, — Михалыч обратился к расслабленно поглаживающему живот Игорю, но тот вздрогнул в ответ на эти слова, напрягся, подобрался и произнёс обиженно:

— Я не юрист.

— Тебя просто подтвердить просили.

— Всё, я хочу блинчиков, — Всеволод положил тяжёлую длань на скатерть, и она тут же выполнила распоряжение.

— Да, — поддержал его Михалыч, щедро зачерпывая из пиалы варенье и поливая им блин, — сладкое успокаивает нервы и стимулирует работу мозга. Сейчас и тебе намажу, — обратился он к прижимавшейся к боку Тасе.

Всеволод свернул блин и поднёс к лицу жены:

— Про нас написали в газете, — Оксана и не думала пользоваться предлагаемой мужем услугой и откусывать от щедро приправленного вареньем блина, так же она отнеслась и ко всем попыткам себя успокоить.

Тася лежала на плече у Михалыча и расслабленно подрёмывала, причмокивая во сне; мужчины молчали; варенье капало на скатерть и тут же с шипением впитывалось — Всеволод, сдавшись, съел блин и облизал сладкий сок с пальцев.

— С этого момента, пожалуйста, поподробнее, — Михалыч первым подал голос, но Настенька помешала матери ответить:

— Папа, я гулять хочу.

— А я бельгийских вафель хочу, и что тут поделать, — слишком эмоционально осадила её мать.

— Будет тебе и Бельгия, и вафля, жена, только успокойся, — выдохнул Всеволод.

— Ну что, братцы-кролики, — произнёсший эти слова голос был неприятным, а явно звучащее в нём удовольствие выступило на спине Михалыча холодным потом и мурашками — его подопечная резко проснулась и испуганно заверещала, засучив по полу ногами, — вот я и посетил вашу берлогу. Трепещите, короче, психованные.

— Ты не закрыла дверь, — Всеволод обратился к жене и усадил дочь на колени.

— Я никогда этого не делаю.

— Никогда не поздно начать.

Михалыч обнял испуганную Тасю и спрятал её лицо у себя на груди, усилием воли заставив себя успокоиться:

— Мы не кролики, а если кролики, то не можем обитать в берлоге. Подойди к столу, скажи, что хотел, хромой, — ты совсем не страшный.

— Наглец! Что дед, что внук. Эй, внучек, расскажешь, куда дедка задевал? — эти слова сопровождались цоканьем клюшки по полу, и Михалыч, подавляя поднимавшуюся в душе ярость, клял себя за ротозейство, не позволившее предупредить вторжение неприятного гостя.

— Я ещё раз повторяю, что у меня никогда не было женщины, не было ребёнка, а значит, и внуков быть не могло!

— Ну с тобой всё понятно, девственник… или старый козёл? А это пропащая дочка владельца заводов, газет, пароходов Пименова. Личико хоть покажи? — с этими словами Палыч положил на стол свёрнутую в несколько раз газету.

— Ты хочешь сказать, что не видал личико? Запамятовал или всё-таки склероз с маразмом?

— Нет, это я хочу посмотреть из-за чего весь сыр-бор. Ведь не про покойничков написано и не про деревеньку, а про доченьку, значит. Остальное вскользь упомянуто. Ну и твоё интервью, видать, киношники газетчикам продали, — с этими словами Палыч попытался отвести руку Михалыча — Тася испуганно забилась.

— Прочь пошёл! — Михалыч поднялся со скамьи и крепче прижал к себе Тасю — девушка обняла его ногами за пояс и повисла, пряча лицо от окружающих и испуганно всхлипывая, а Всеволод повторил его движения:

— Мы вас не звали.

— Эй-ей-ей… тише, братцы-кролики, — Палыч пристроил клюку возле стола и поднял руки, — я пришёл с миром. Вы только подумайте, сколько психов в этом мире. Вот, а у нас тут под боком бесплатное для них развлечение. Я мужичков поднимаю квест организовать с прогулкой по лесу — пиар уже прошёл, лёгонько подтолкнуть дебилов, и мы при деньгах.

Михалыч с Всеволодом смотрели в глаза друг другу, дышали в такт и чувствовали синхронно поднимающуюся в их душах ярость.

— Послушайте, всё со всем не так просто, как вы думаете, — подал голос Игорь. — Тут, как минимум, нужно зарегистрировать ИП, а потом столько документации собирать с участников, что греха не оберётесь.

— Так может, мил-человек, и поможете? — улыбнулся Палыч детективу.

— Выгони его! — отдал приказ Михалыч — Всеволод схватил Палыча за шкирку и потащил к выходу.