Виноват хроноворот (гет)

Геройский ажиотаж спал достаточно быстро. Обыватели в основной своей массе, к счастью, так и не столкнулись с полномасштабными пожирательскими рейдами и отделались лишь легким испугом в виде нескольких разгромленных магазинчиков на Косой аллее. Все было как всегда.

Разговор с Поттером выдался тяжелым. Он пытался благодарить и извиниться, но получалось у него плохо. В конце концов Гарри признался, что все знает о пророчестве, и что он готов простить, но не принять. Мне от него ничего не надо было. Свой долг я перед ним выполнил и не стремился к дополнительному общению. Мы расстались холодно. Нейтральные, но уже не враждебные друг другу. Блэк заявил, что нам нужно перебеситься и повзрослеть, и он все равно нас помирит.

Блэк советует мне стать взрослым? Куда катится мир?!

Этот учебный год был, пожалуй, самым спокойным во всей моей преподавательской карьере. Обычная рутина, знакомые подростковые разборки, подготовка к экзаменам. Макгонагалл оказалась хорошим директором и быстро привела Хогвартс в порядок. Прекрасно понимая нужды школы, она на волне эйфории от победы сумела выбить из министерства и Попечительского совета немало полезного, а сейчас прикладывала все силы, чтобы конфликты между факультетами сошли на нет. Здесь, как ни досадно, помогал мой новый бредовый образ замаскированного гриффиндорца. Что сказывалось и на занятиях. Если со своими слизеринцами общение строилось по-старому, то поганцы с красно-золотыми галстуками почти перестали меня бояться, придирки выслушивали чуть ли не с благоговением, но отдача и рвение, надо признать, были гораздо выше, чем раньше. Утешало, что терпеть это безобразие оставалось недолго.

Слизерин, не считая вчерашних семикурсников, вернулся почти полным составом, лишь несколько человек вынуждены были покинуть не только Хогвартс, но и страну. Драко, гораздо более присмиревший и поумневший, также прибыл в замок, чтобы закончить учебу. Малфоям повезло, они отделались всего лишь нервотрепкой и крупными пожертвованиями.

Я хотел уйти из Хогвартса сразу после победы. У меня были договоренности с Мунго и парочкой аптек с достаточно выгодными условиями для работы. Да и Аврорат, спасибо Кингсли, нет-нет да привлекал для консультаций. Не бесплатно, само собой. Но я легко поддался уговорам Минервы и остался еще на год. Для себя объяснил свою покладистость желанием до конца выполнить обязательства, присмотреть за родным факультетом и заодно показать, что проклятия на должности преподавателя ЗОТИ не существует. Подумал, что двух лет моего преподавания на ней как раз будет достаточно, чтобы не отпугнуть следующих претендентов и прекратить слухи. Профессорский состав был тот же. Только к мадам Трюк присоединился помощник, какой-то Локуст, бывший игрок в квиддич. Его хвалили за профессионализм, но мне он не нравился и напоминал Локхарта, казался таким же самовлюбленным павлином.

Решив разнообразить рождественский ужин для тех, кто остался в замке, Минерва устроила небольшой праздник с танцами, играми и еще какой-то чепухой. Я предпочел бы отдежурить и уйти к себе, но вынужден был, по ее настоянию, находиться в Большом зале вместе со всеми.

Взгляд выхватил девичью фигурку. За последние месяцы она неуловимо изменилась. Волосы больше не лохматились, а ниспадали волнами на плечи, одежда подчеркивала женственность, а не превращала в мальчишку.

Вот ради кого ты здесь, Северус. Не Поттер виноват, не проблемный Слизерин. Не потому ли с нетерпением ждешь, когда она заглянет к тебе в подземелье и сунет свой любопытный носик к полке с книгами? Потом завалит сотней вопросов, на половину из которых сама же и ответит? А уходя, посмотрит таким взглядом, что в груди екнет что-то, и жизнь начинает играть яркими красками и приобретает новый смысл?

Из-за нее я остался и теперь изводил себя ревностью, глядя, как вокруг увиваются озабоченные оболтусы, а она улыбается или смеется и позволяет за собой ухаживать. Особым рвением отличался младший Уизли. Иногда казалось, что этот рыжий громила вот-вот схватит ее в охапку и куда-нибудь утащит. Хотелось его отравить. Медленно.

Я вышел из зала или вылетел, не знаю. Не мог смотреть, как она дала рыжему себя поцеловать. Поцелуй целомудренностью не отличался. Съесть он ее хотел, что ли? Как-то разом вспомнил, что я темный маг и Пожиратель и с легкостью готов использовать весь свой арсенал совсем не светлых знаний. Я был полон злости и разочарования.

Подземелье. Комната. Где-то была бутылка скотча. Камин. Кресло. Глядя на огонь, чувствовал, что внутри тоже что-то сгорает и плавится. Может, мое сердце? Или надежда, которую я так неосторожно себе позволил?

* * *

— Лаванда!

Браун обиженно отвернулась и задернула полог кровати. Она не стала ей близкой подругой, но общались они хорошо. Многое пережив и переоценив, Гермиона по-другому смотрела и на свою учебу, и на соседок по спальне. К тому же Лаванда, сама того не зная, в трудную минуту помогла Гермионе привести мысли в порядок, дав подсказку и посоветовав нужные книги о пророчествах. А еще Гермиона узнала от девочек столько женских хитростей! Она должна быть благодарной, а не поступать низко. Знала же, что ее соседке даже после расставания Рон продолжал нравиться. Лаванда свою любовь не скрывала. Но Гермиона все равно позволила ему ухаживать за собой. Уизли словно окончательно прозрел и увидел рядом не друга-Гермиону, а Гермиону-девушку. Такое явное проявление симпатии было приятно, она не устояла и согласилась пару раз сходить на свидание в Хогсмит. И оба раза пожалела. Не с ним Гермиона хотела ходить под руку, и не для него она хотела выглядеть красивой. С каждым днем Гермиона убеждалась, что ее чувства — не просто привычка видеть рядом неординарного человека и не просто детская влюбленность, а нечто гораздо большее. А после поцелуя убедилась окончательно. Не с Роном она хотела обниматься и целоваться.

Гермиона решительно отодвинула полог.

— Лаванда, прости. Это была случайность. Мне на самом деле нравится другой.

Лаванда перестала сердиться и заинтересованно спросила:

— Ты хотела вызвать ревность?

У нее был такой полный ожидания взгляд, что Гермиона решила согласиться:

— Д-да, наверное.

— Он совсем на тебя не смотрит?

— Как сказать...

Не называя имени, рассказала, что смотреть-то смотрит и общается вроде бы, но без намека на что-то серьезное. А она тоскует и творит всякие глупости... Гермиона сама не ожидала от себя откровенности, но ей стало немного легче.

— Не знаю, о ком ты говоришь. Но раз ты утверждаешь, что он выскочил...

— Стремительно вышел.

— Неважно. Мне кажется, вам надо поговорить. А то он тоже может кого-нибудь поцеловать, чтобы тебе отомстить.

Гермионе подобное представить оказалось нелегко и странно. Но она постаралась. И поняла, что готова с воображаемой кем-то сотворить что-нибудь очень нехорошее. Она потрясенно спросила:

— Лаванда, как ты меня еще не прокляла?

Та улыбнулась понимающей улыбкой:

— Не отбирай его у меня больше, ладно?

— Не буду. И постараюсь помочь.

* * *

...Открыл глаза, поморщился. От того, что заснул в кресле, тело затекло и болезненно ломило. Кое-как размял шею, взял в руки так и не тронутый бокал с алкоголем, понюхал, потом брезгливо и без сожалений выплеснул в камин. Усмехнулся. Что-то я себя накрутил и совсем расклеился. Позор. К Мордреду все, осталось недолго, каких-то полгода. Целых полгода. Что-нибудь придумаю.

В дверь поскреблись. Кого еще принесло? Второй час ночи.

— Вы похожи на птицу. Мелкую, взъерошенную и нахальную. Грейнджер, давно был отбой. Говорите, что случилось, и идите обжимайтесь дальше со своим кавалером.

Сначала она выглядела смущенной, но после последних моих слов разозлилась:

— Нет у меня никакого кавалера!

И внаглую просочилась внутрь.

— У мистера Уизли, я полагаю, на этот счет другое мнение.

Злость ее понемногу стала уходить.

— Неважно, что он думает, я ничего не обещала. Мне надо было проверить... я хотела окончательно убедиться, что... мне нужен другой... по-настоящему. А Рон — просто друг.

Она посмотрела на меня своими невозможными глазищами, что мое нутро заныло, и захотелось побыстрее вытолкать ее за дверь.

— Грейнджер, вы пришли жаловаться на свою судьбу? Могли бы выбрать более подходящее время и того, другого слушателя.

— Да! Я пришла жаловаться на свою судьбу. К вам, одна, после отбоя, ночью, несносный вы человек! Потому что вы и есть тот другой! Теперь понимаю, что зря. Вы все равно внимания не обращали, что бы я ни делала. Даже одеваться стала по-другому, и заклинания для укладки выучила, — из нее будто воздух выпустили, и совсем тихо она закончила: — И сейчас я чувствую себя очень глупо. Простите, сэр, что побеспокоила.

Кажется, я полный кретин. Конечно же, никуда я ее не отпустил. Усадил себе на колени и зарылся лицом в волосы — давно хотел это сделать, прямо наваждение какое-то. Она и не возражала, сидела, прижавшись, как будто всегда так и было.

— И зачем я тебе такой замечательный нужен?

— Не знаю, вы же иногда совсем кошмарный. Но мне с вами хорошо.

А уж мне как хорошо, лишь бы не ерзала.

— Не боишься ошибиться?

Заставил ее повернуться и проверить. Она обвила мою шею руками, и мы проверили. Да так, что я готов был запереться с ней в соседней комнате и доказать всеми возможными приятными способами, что ее выбор не ошибка.

Все-таки я старомоден, и преподавательская этика мне не чужда.

— Меня не переделать, придется тебе смириться со всеми моими недостатками и достоинствами.

— Мне кажется, я с ними смирилась в тот момент, когда надела вам на шею хроноворот.

Даже так? Я выпустил свой Патронус. Гермиона понаблюдала, как он скачет по комнате, призналась:

— Она... необычная.

Это еще мягко сказано. В половой принадлежности фестралов мог разобраться, наверное, только Хагрид. Но я тоже был уверен, что это она, фестралиха.

— Не знаю, как так получилось, но самыми сильными оказались воспоминания о нашем с тобой приключении. Понятия не имею, почему возникло... это.

Я одно время долго размышлял о своем Патронусе, а потом решил — это своеобразное напоминание самому себе о переменчивости судьбы и о том, что могло случиться, но, хвала Мерлину, не случилось.

Гермиона тихонько засмеялась, достала палочку и сотворила свой. Я ошарашенно наблюдал за гигантской летучей мышью, которая летала над моей костлявой лошадью. Похожими у них были только крылья, такие же кожистые и размашистые.

— Когда ты подрался с Сириусом, я поняла, что ты мне нравишься как мужчина. А ведь только-только выдра стала получаться. И сразу поменялась... Скажи, мы что, ненормальные?

Я фыркнул:

— Какое это имеет значение?

После таких интимных подробностей наше общение естественно и легко перестало быть формальным.

— Останешься со мной, не позволю больше ни с кем никаких проверок.

Гермиона на это только улыбнулась и кивнула.

Сейчас или подождать?

Я, конечно, протянул с признанием и мог ее упустить, но теперь не желаю дать ни единого шанса меня покинуть. И вообще, как выяснилось, я жуткий собственник. Достал из кармана маленький мешочек, развязал и вытряхнул на ладонь колечко с впаянным в его ободок камнем горного хрусталя.

— Это тебе, подарок.

Купил его при случае, три месяца с ним возился, интересно было, как лягут на него некоторые чары и одно любопытное зелье. Гермиона опешила, но ладошку подставила. Я выдохнул от облегчения, когда кольцо на ее пальчике сжалось по размеру.

— Можешь показывать, а можешь скрыть по желанию. Только прошу до конца учебы не говорить, от кого оно. Легкий зуд — реакция на вредные примеси в еде, а покалывание — на Приворотное. Также один раз может отразить несколько слабых проклятий или одно сильное...

Чем дальше я говорил, тем больше округлялись ее глаза.

— Так ты заранее подготовил? Для меня?

— Да.

— И когда ты собирался его подарить?

— Хотел попытать счастья сразу, как только ты перестала бы быть студенткой.

Гермиона покачала головой:

— Я не знаю, что сказать. Зато хочу тебя стукнуть. Как ты учил. Быстро, резко, без широкого замаха, с поворотом всего корпуса, чтобы удар был сильнее.

— Ты и правда похожа на птичку, — я заправил ей прядь волос за ухо. — Маленькую, стремительную и красивую ласточку. Не злись.

Что поделать, мне легче еще раз с Нагайной встретиться, чем в чувствах признаваться.

Об одном заклятье на кольце я не сказал. Если что, сделаю вид, что забыл. Может, оно и не сработает никогда.

* * *

Последние часы моего преподавания. Макгонагалл разошлась и хотела выпустить студентов с особенным шиком. Празднество не вызывало отрицательных эмоций, скорее наоборот, настроение было приподнятым, несмотря на то, что директор вынудила меня пообещать читать несколько раз в год лекции выпускникам по продвинутым зельям. Не иначе Слагхорн подсуетился. Сибарит ленивый. Но не страшно, главное, впереди новая работа и новая жизнь. И, как выяснилось, не у меня одного. Поттер сиял начищенным галеоном и предвкушал помолвку с Джиневрой Уизли. Вот Рональд своих друзей опередил. Так наутешался в объятьях мисс Браун, что на выпускное торжество ей пришлось надеть весьма просторное платье. Впрочем, несчастными они не выглядели; Молли, подозреваю, в восторге скорому прибавлению.

Это что получается, у моих ровесников скоро внуки пойдут? Не то чтобы я хотел иметь под боком выводок голосящих карапузов, но...

Посмотрел на пышную Браун, потом внимательно окинул взглядом Гермиону, призадумался... Возникший в голове образ молодой матери с младенцем на руках показался столь восхитительным, что я невольно начал мысленно перебирать ингридиенты для некоторых способствующих наилучшему зачатию зелий и вспоминать рецепты других, нужных немного позже... Так увлекся, что, к своему стыду, не заметил подошедшую Макгонагалл.

— Северус, меня пугает твое выражение лица, мне кажется, ты задумал какую-то пакость.

— Тебе показалось, Минерва. Я думал только о хорошем.

— Я знаю тебя много лет. И уверена, что твое понимание хорошего отличается от моего.

Ответить на ее реплику не успел. Нас привлекла возникшая суета, и мы поспешили к источнику проблемы. Проблемой оказался лежащий на полу новый преподаватель полетов. Не зря он мне не нравился! Рядом стояла Гермиона и недоуменно смотрела на свою ладонь, вернее, на колечко.

Минерва начала командовать, требуя освободить пространство и позвать мадам Помфри.

— Ничего страшного, — я сразу понял, что с ним случилось, — через пару минут придет в себя. Но колдомедик не помешает, думаю, мистеру Локусту самое место в Больничном крыле.

Желательно с переломанными руками и ногами.

Гермиона схватила меня за руку, оттащила чуть в сторону и сердито зашипела:

— Северус, что это значит? Он просто хотел пригласить меня на танец. Почему он корчился, как от Круцио?

— Гермиона, это всего лишь слабое его подобие. Видимо, мысли твоего несостоявшегося партнера были достаточно порочными и слишком громкими. Артефакт посчитал их за угрозу. Не стоило Локусту к тебе притрагиваться.

Я галантно поцеловал Гермионе ладонь, чем привел окружающих в замешательство. Теперь без разницы, гласные и негласные правила не нарушены, можно и немного поэпатировать. Пусть шепчутся.

Выяснив, что летун в порядке и начал приходить в себя, все успокоились и разошлись. Вновь заиграла музыка, пространство заполнялось кружащимися парами.

— Вы двое, я требую объяснений.

— Позже, Минерва. Я, по всей видимости, должен своей девушке танец. Гермиона?

— Ох, я же знала, с кем связываюсь, — вздохнула моя птичка, вложила свои пальчики мне в руку, позволила увлечь себя в танце и засмеялась, — только в следующий раз предупреждай, пожалуйста.

— Обязательно.

Пообещать я пообещал, но точно знал, что следующего раза не будет. Неужели я позволю кому-нибудь лапать свою женщину?