— Он заставляет… заставляет забыть. Все забыть. — Джейни дрожит, прижимаясь к нему в поисках мистической защиты. Теон гладит ее редкие волосы и сжимает холодные руки. — Он… монстр. Да, монстр! Ненавижу его, ненавижу, ненавижу…
— Чшш. Я знаю. Я… тоже.
Теон сглатывает. Он не может сказать заветного «ненавижу», не может. Слишком больно, слишком страшно. Даже сейчас. В сотнях лиг от обледенелых останков Винтерфелла. Вдали от Рамси. Только двое. Среди снегов и ветров.
Там, где Болтонский Бастард не доберется до них, а если и доберется…
«Джейни — рифма мученье. Вонючка — созвучно с кучка».
Они долго не продержатся. Им нужно пропитание, кров, хоть что-нибудь. Тепло. Да, тепло, жар, огонь. Они нуждались в этом. Сильно. Очень.
Он не осмеливался разводить костер раньше, а теперь просто-напросто не может. Еще день, один, — и все.
Кончик носа у Джейни уже отмерз, но Теон не говорит ей. Отчего-то.
Он не знает, следовала за ними погоня, искал ли их кто-то или о блеклых призраках Винтерфелла все давно забыли. Да и стоило ли они с Джейни, калека и фальшивка, предатель и дочка мертвого стюарда, чтобы о них помнили?
Нет-нет-нет.
Нет.
Лучше бы о них забыли, как позабыли они сами.
— Я ненавижу его за то, что он сделал с тобой. С нами. Теон, мне так страшно. Если нас найдут…
— Я не отдам тебя им. Я обещаю.
Живой — повисло между ними, и Джейне улыбается, так испуганно и неумело. Теон не помнит, как она улыбалась в самом начале, до того, как все уничтожили, и ему горько от этого. Он и себя не помнит тогда, что уж говорить о ней.
Но здесь и сейчас… она все, что у него есть.
— Я тебя тоже не отдам, — шепчет Джейни, и на миг в хлипкой полуразрушенной хижине двум призракам становится чуть-чуть теплее.