История Тома Реддла (джен)

…1 сентября, 1938…

Платформа 9 и ¾, как ясно было указано в бумаге.

Девять и три четверти.

Три четверти.

Том вздохнул, посмотрел в одну сторону туда, где виднелась ехидная цифра девять, потом в другую, где вальяжно заняла свое место десятка, и снова вздохнул.

У волшебников все не как у людей.

Он мысленно произнес эту фразу еще раз, фыркнул от того, какой каламбур у него получился и приказал себе сосредоточиться.

В бумаге также было сказано, что две платформы вокзала Кингс-Кросс разделяет стена, которая на деле является магическим барьером, и что, пройдя через него, обязательно попадешь на желанную платформу со странным исчислением. Но Том совершенно не представлял, что это за стена, через которую он должен пройти. Должен ли он выбрать определенное место, держать в руках волшебную палочку ради этого или и вовсе использовать чары?

Не то чтобы ему очень хотелось сломя голову нестись в рыже-кирпичную стену на глазах у всех этих людей, снующих туда-сюда в клубах дыма по перрону.

Если же он будет ходить мимо этой стены и разглядывать ее как сумасшедший, работники вокзала немедленно заинтересуются маленьким оборванцем и не видать ему ни Хогвартса, ни волшебства.

Том нашел более-менее неприметную колонну с краю перрона, где было меньше всего людей и принялся перечитывать бумагу. Никаких новых зацепок. Время близилось к девяти, впереди у Тома было еще целых два часа, но волнение не отступало.

— Так и знал, что увижу тебя здесь.

Том вскинулся и громко вздохнул.

— Гаррик!..

В совершенно обычных штанах, легкой куртке и с двумя чемоданами над ним возвышался Гаррик Олливандер из той самой лавки.

— Ищешь путь на платформу?

— Да, — кивнул Том.

— Это несложно. Просто идешь через эту стену и все, — Гаррик махнул худой исцарапанной рукой в сторону рыжих кирпичей, которые Том парализовал взглядом с полчаса назад.

— И все?

— Точно так. Но я открою тебе один секрет, — Гаррик по-мальчишечьи ухмыльнулся. — Так сложилось, что всем первоклашкам говорят бежать в эту стену с разгону.

— Зачем?

— Вроде бы так веселее. Не успеешь передумать, не будешь сомневаться и насмешишь массу людей своей удивленной физиономией. Но это глупости, Том. Все, что тебе нужно, просто пройти сквозь нее. Мне кажется, ты относишься к той категории людей, которая не очень-то жалует розыгрыши.

— А люди... неволшебники не удивляются, когда видят, как кто-то исчезает в стене?

— Они не видят этого. Им кажется, что ты просто стоишь у стены, затем их внимание рассеивается и вот — тебя уже нигде нет. Обычные Отвлекающие чары.

Том только кивнул и с благодарностью взглянул на Гаррика.

При свете солнца он выглядел еще моложе. Обычный прыщавый подросток в растянутой кофте и штанах с простецкими потрепанными чемоданами. Ничего особенного. За исключением того, что этот самый подросток, возможно, не первый год снабжает учеников Хогвартса их главным сокровищем.

— Ты идешь? — спросил Том.

— Я жду сестру. Она поступает в этом году, как и ты. Мы все живем в Хогсмиде, но отец сказал, что каждый ребенок в своей жизни должен хоть раз пройти на платформу через эту стену, так что я жду, когда отец привезет ее сюда из Косого Переулка.

Том не понял ничего ни про Хогсмид, ни про то, почему Гаррику не нужно, как всем, проходить через платформу, так что просто кивнул.

— Можешь пойти один или подождать со мной.

Том оглянулся на стену. За плотным внушительным строем рыжих, алых, ржаво-красных кирпичей уже пыхтит в нетерпении волшебный поезд, туда-сюда снуют взволнованные ученики, занимают места, чтобы побыстрее отправиться в самое важное в жизни путешествие, а он, как дурак, стоит на грязном вокзале среди потных уставших людей, которые не представляют, что творится у них под носом.

Ну уж нет.

— Нужно просто пройти через стену, так?

— Да. А потом заходишь в поезд, выбираешь купе поприятнее и трясешься в поезде следующие несколько часов в ожидании чуда. Правда, я сомневаюсь, что поезд уже приехал.

Том не дослушал его до конца и ринулся вперед к стене.

Гаррик пробормотал ему вслед, что-то про «увидимся в школе», но Реддл шел так быстро, что почти бежал. Все глупости. Эта традиция пробегать через стену взяла начало не из глупой шутки. Просто каждый, кто впервые собирался переступить порог Хогвартса, не мог удержаться на месте. Невозможно идти чинно, когда впереди тебя ждет твоя мечта.

Том проскочил через стену так быстро, что приближающиеся кирпичи мелькнули на одно мгновение перед глазами и размазались красными полосами. Ощущение было таким же, как и когда он впервые открыл дверь Дырявого Котла.

Том прошел еще пару метров по инерции и остановился.

Гаррик ошибся. Огромный тяжеловесный черно-алый экспресс в клубах золотистого дыма уже воздвигался над перроном, куда ни посмотри. Он был свежевыкрашенным, лакированным, красивым, как марципановое пирожное на витрине дорогущего кондитерского магазина. И люди в алых костюмах рабочих вились вокруг него, как лилипуты вокруг связанного Гулливера.

— Эй, мальчуган, брысь-ка в сторону! Ты заграждаешь путь!

Том замешкался, и большая лапа смотрителя вокзала быстро оттащила его в сторону. Реддл оглянулся — позади него была все та же стена. Неприступная с виду и настолько же ненастоящая.

На часах было четверть десятого, и людей было немного.

Целые семьи с родителями, детьми, бабушками и дедушками. Одиночки, вроде Тома, — все, в основном, старшекурсники. Старые друзья, которые обнимались после долгой разлуки.

Здесь все были очень разными. Были такие, как Вальбурга и Друэлла, изысканные и богатые. Их отличали сморщенные лица и печать неудовольствия, проступавшая в аристократически-бледных чертах. Им претило находиться рядом с простым людом, но отчего-то они это терпели. Были совсем простые люди, которые выглядели едва ли не беднее Тома. Но что поражало больше всего, так это иностранцы. Том был уверен, что Хогвартс предназначен исключительно для англичан, но кого здесь только не было — и говор на самых разных языках обволакивал Тома со всех сторон.

— Я тоже удивляюсь, парень, — поделился с ним смотритель, который до сих пор не убрал руку с его плеча. — Но, поговаривают, скоро война, так что к нам повально переводятся ученики изо всех окрестных школ.

— Война?..

— Ну да, а то как же! Все началось после Рейнской зоны: к нам повалила толпа бельгийцев. Французы, итальянцы. Не школа, а базар. В этом году я ожидал увидеть наплыв немцев, и вот, посмотри.

— Я знаю, я читал про Австрию.

Смотритель даже от удивления отлепил от плеча Тома свою потную руку.

— Чита-а-ал?.. — протянул он, глядя на него сверху вниз.

— Конечно. Есть же газеты.

Мужчина крякнул, и Том поспешил ретироваться вглубь перрона.

Значит, есть еще школы кроме Хогвартса. И если столько людей решили перебраться сюда из-за страха войны, значит, Хогвартс надежнее прочих. С другой стороны, это означало и то, что война в мире людей пугала и волшебников.

Тому прощаться было не с кем, так что он забрался по высоким ступенькам в тамбур поезда, перебросив сумки на спину. Поезд стоял полупустой, и найти одно свободное купе не было проблемой.

Здесь были алые диваны, деревянные столики и длинные полки для багажа — все такое красивое и богатое, как дом Хорнби, который Том все никак не мог забыть. Может быть, война коснулась мира волшебников, но уж точно не произошедший кризис. Здесь все казалось новехоньким, качественным и дорогим.

Том засел сычом в углу дивана, прилепив к стеклу нос и наблюдая за людьми на перроне. Он наблюдал и изучал. Ровно до того момента, как его везение лопнуло мыльным пузырем и превратилось в пенные ошметки.

А именно за пятнадцать минут до отправления поезда.

— Ты?!.

Том оглянулся и чудом увернулся от трости. Очень хорошо ему знакомой.

— Реджинальд, пожалуйста!..

Плотный женоподобный мальчишка с запахом конфет и лицом буйвола воздвигся над Томом, и тот понял, что в этот раз так просто не отделается.

— Реджинальд, я прошу тебя! — из-за его спины выступила Друэлла, затянутая в длинное платье коньячного цвета. Нитка жемчуга на шее и океан обаяния.

Она смотрела на своего спутника с искренней мольбой, и Тому стало остро неприятно, что его защищает какая-то высокородная девчонка.

— Он помял мой костюм, Друэлла. В тот раз, в Косом Переулке.

В глазах Друэллы промелькнуло легкое изумление, словно она так же, как и Том, не могла понять, что такого страшного в мятом костюме, но через мгновение она, страшно зардевшись, чмокнула мальчишку в щеку, и тот из буйвола разом превратился в обыкновенного мальчугана.

— Пожалуйста, не надо, — произнесла она тихонько, затем испуганно вздрогнула, мельком взглянула на Тома, будто тот был свидетелем постыдного и выбежала из купе.

Реджинальд обернулся на Реддла.

— Никак не пойму, почему мы должны терпеть присутствие челяди в одном вагоне, — брезгливым высоким голосом сказал он. — Выметайся в общий.

— Не хочу в общий вагон, — сказал Том, прежде, чем подумал над ответом, и отворачивающийся было Реджи так и замер.

— Что?.. — тихо и страшно спросил он.

— Я сказал, что не хочу в общий вагон.

Том поднялся, похожий на покачивающуюся тростинку, и исподлобья уставился на своего мучителя. Рослый Реджи глядел на него сверху вниз, отупевший от наглости Тома. Даже набалдашник его маленькой глупой трости удивленно поблек.

Реджи аккуратно опустил трость на мягкий диван. Пригладил белый платок на шее и поправил лацканы сюртука. Затем достал палочку.

Том не представлял, сколько ему, но выглядел парень лет на тринадцать, а значит, разбирался в колдовстве побольше Тома.

— Вне школы колдовать нельзя, — ляпнул Том.

— Мы в поезде, недоросль, и здесь колдовать можно. Ты что… не знаешь?

Реддл сглотнул.

Он прокололся.

У этого переростка палочка, а Том не представляет, что с ней делать. С другой стороны, когда она была ему нужна?

Реджи взмахнул палочкой неуклюже и грубо, так что из экспресса повылетали стекла. Осколки посыпались на людей на перроне, какая-то девчонка заверещала, в принесенной Реджинальдом клетке воинственно заухала сова. Реджи взмахнул еще раз, на этот раз посыпались искры, одна из них попала на штору, и та вспыхнула, как флаг побежденного врага.

Том изумленно воззрился на противника.

Большой и страшный, теперь он выглядел на порядок испуганней и неуверенней в себе.

Такой же первокурсник, как и он сам!

Том вздохнул, заставил угомониться свое стучащее сердце и облизнул губы. Важно сосредоточиться, пока Реджи совсем не разбуянился и на них не упал потолок.

Том не совсем понимал, что делает. Он просто расслабился, полуприкрыл глаза, и магия потекла из него, словно он был волшебным колодцем. Что-то произошло совсем рядом, Реддл почувствовал дуновение ветра, чей-то страшный вопль и клекот птицы. Когда он открыл глаза, Реджи катался по полу, закрыв руками голову и поджав ноги к животу, а его собственная разбушевавшаяся сова нападала на него, выставив вперед короткие когтистые лапы, терзала клювом его воротник и рубашку. Вокруг летал пух, клочья рваной одежды, недовольно скрипели осколки разбитого окна, которые Реджи мял своей спиной, штора полыхала, а за окном визжала сирена, и в коридоре слышался топот многочисленных ног, торопливый и испуганный.

Том, дрожа от нервного перенапряжения, медленно опустился на пол, обнимая руками свою несчастную сумку.

Откуда-то издалека раздавался знакомый визг большой женщины в мехах — Том точно его узнал.

— Миссис Лестрейндж, я прошу вас!.. — вторил ему умоляющий бас, но миссис Лестрейндж и не думала умолкать.

Том, путаясь в ногах, кое-как выбрел из купе. Его тут же перехватил под руку человек в мантии, представившийся лекарем. Еще двое мужчин вбежали в купе. Послышались непонятные слова, и шум внутри стих.

— Успокойтесь, мой мальчик, — лестным ласковым голосом говорил лекарь, проверяя руки Тома и смачивая царапины неясным раствором, от чего кожа стягивалась друг к другу, будто ее зашивали невидимой иглой. — Успокойтесь. Скажите, что же произошло?

Том, глотая ртом воздух, невнятно махнул руками в разные стороны, что-то промямлил. Его застали на месте преступления без палочки в руках, так что никому и в голову не пришло подозревать испуганного первокурсника.

— О-о-о… — понимающе кивнул лекарь.

Затем он отвлекся на визги матери Реджи, и Том ускользнул прочь.

Чтобы тут же попасть в кольцо новых рук.

— Не знаю, что ты там сделал с Реджинальдом, — сказал тонкий Натан, который при каждом движении словно бы извивался, — но лучше бы тебе больше не показываться нам на глаза.

Том мгновенно узнал и его голос, и его лицо и посерел от негодования.

— Иначе мы тебя сгноим заживо, — устрашающе произнесла красивая девочка с пухлыми нарумяненными щеками, чем-то напомнившая Тому Алису Талли.

Том посмотрел на Натана, потом на нее, затем перевел глаза на проход — к ним бежали еще мальчишки и девчонки, неловко протискиваясь по узкому проходу.

— Свяжетесь со мной, — зло и безрассудно сказал Том, — и будет так же, как с ним.

В этот момент из купе, оборудованного под палатку медицинской помощи, раздался особенно высокий и страшный вопль Реджинальда, и Натан от страха разжал пальцы.

Реддл вырвался и понесся вперед, осоловевший от происходящего и от своего собственного бесстрашия.

Когда он добрел до конца вагона, он увидел значок ванной комнаты и ввалился туда в надежде перевести дух и хотя бы умыться. Он до сих пор пах гарью и страхом, и отчего-то до жути захотелось есть, да так, что желудок сворачивался.

Дверь скрипнула, пуская его внутрь. Он сбросил сумки на пол, включил воду и наклонился над раковиной. Его до сих пор нехорошо трясло, голова кружилась, но Том медленно успокаивался.

Рядом кто-то жутко застонал, и Реддл с ужасом подпрыгнул, ударившись затылком о настенную полочку. Стекло треснуло вместе с висевшим над ним зеркалом, на Тома посыпались клетчатые вафельные полотенца, слева раздался короткий удивленный визг, и Том наконец повернул голову на источник шума. Страх взметнулся в нем с новой силой.

На подоконнике восседала девица с роскошными светлыми локонами цвета слоновой кости. Растрепанная, с приоткрытыми розовыми, будто перламутровыми губами и пунцовыми щеками.

Том видел ее круглые хрупкие плечи, робко выпирающие ключицы, цепочку на шее и сверкающий камешек между двух худых грудей с острыми сосками.

Блузка опоясывала ее как раз под ними.

Девушка изящно дернула ножкой, словно подзывала Тома к себе и рукой потянула за голову парня, который стоял меж ее ног на коленях. Парень поднялся, качнул головой из стороны в сторону, разминая шею и обернулся.

Том почувствовал себя драным бродячим котом, которого застали на краже сметаны.

Девица соизволила сдвинуть ноги, соскочила с подоконника и оправила школьную юбку, потом выглянула из-за плеча парня.

— Ты кто такой, зайчонок?

Том поперхнулся и следующее, что он сделал, судорожно склонился над раковиной, после чего его вырвало. Девушка удивленно охнула.

— Через пару лет голые женщины будут вызывать у тебя иную реакцию, — хмыкнул парень. — Я надеюсь.

У него было подвижное красивое лицо, благородное и насмешливое, как и у всех людей, привыкших, что нет ничего в этом мире, что бы они не могли купить. В выглаженном костюме, шелковой рубашке и лакированных до блеска туфлях он возвышался над Томом, загораживая собой девушку, которая как раз заканчивала натягивать на себя прозрачную блузку.

Прежде, чем жемчужное кружево обхватило ее грудь, парень ловко повернулся и ухватил ее губами за сосок, прикусив зубами. Девушка засмеялась, но Том, слава богу, этого не видел. Он вытирал губы одним из валяющихся на полу полотенец и страшно боялся поворачиваться.

— Эй, малыш, меня зовут Чарлус Поттер.

Реддл посмотрел вниз и влево, на протянутую руку, неуверенно пожал ее пальцами и наконец поднял глаза.

— Мелисса Кэрроу, — шелково сказала его спутница. У нее было кукольная внешность и такой же голосок.

После чего она достала из своей сумочки, висевшей тут же на крючке, тонкие сигареты и отдала одну Чарлусу. Том знал, что они страшно модные. Они закурили, наблюдая за Томом, как за забавной зверушкой.

— Выглядишь не очень, — доброжелательно сказал Чарлус, стряхивая пепел в унитаз. — Первокурсник? Уже подрался с кем-то?

Том замотал головой.

— Так… — прохрипел он. — Немного повздорил с Реджинальдом.

Чарлус поджал губы, белесые брови Мелиссы взлетели вверх двумя правильными дугами. Она была страшно хорошенькой.

— С Реджинальдом Лестрейнджом? — нежно переспросила она.

Том кивнул.

— Это его вопли разносились по всему тамбуру? — глаза Чарлуса изрядно повеселели, он зажал тонкую, словно игрушечную сигарету меж зубов и осклабился.

Том кивнул снова.

Чарлус и Мелисса переглянулись и посмотрели на Тома со смесью сочувствия и восхищения.

— Не могу сказать, что ты поступил мудро, парень, — хмыкнул Чарлус, потом хохотнул: — Но на твоем месте я поступил бы так же.

Чарлус потянулся — вальяжно и обстоятельно. Том только что видел его голову между ног этой девушки, сейчас он держал в руках тонкую сигарету, которая совершенно точно не могла добавить ему мужественности, но все в этом человеке — от носок его лакированных туфлей и до вороного загривка, — излучало власть и уверенность.

Чарлус переплел пальцы с Мелиссой и потянул ее за собой.

— Мы пойдем, — хмыкнул он, обдав Тома горьким дымом. — Развлекайся тут.

После чего потрепал Реддла по макушке и увел хихикающую Меллису прочь из туалета.

Дверь за ними со скрипом захлопнулась, и Том наконец смог сделать то, чего не сделали эти двое — закрыл ее изнутри.

Остаток времени Том провел в общем вагоне в самом его углу.

Черная слава разлетелась по всему экспрессу в считанные полчаса. К тому моменту, когда Том вышел из туалета, все знали, как его зовут, как он выглядит и что он сделал.

Огромный писклявый куль по имени Реджинальд в одном из дальних купе был тому красочным подтверждением.

Совершенно неожиданным образом Том обрел известность, и здесь, в общем вагоне, на него смотрели, если не с обожанием, то с одобрением. Старое, как мир, классовое неравенство богатых и бедных сыграло Тому на руку. Поначалу ему пытались задавать вопросы, но после очередного невнятного бурчания в ответ, отстали.

Они прибыли на конечную станцию несколькими часами позже. Все начали переодеваться в мантии, и Том, чувствуя себя идиотом, решил не отставать. Потом пришлось буквально заставить себя оставить вещи в вагоне, так как по словам машиниста, все они будут обязательно перенесены в их спальни. От ужаса того, что палочка и все книги остались лежать бесформенной кучей на полке, Том не сразу заметил Дамблдора, встречавшего первокурсников на перроне.

Их взгляды перекрестились всего раз, но Том понял — старик все знает.

Дальше было темно и по-сентябрьски холодно.

Их усадили в лодки, и кто-то почти сразу конечно же ухнул в воду, его принялись вылавливать, потом упал кто-то еще. Вдали чернел исполинский силуэт каменного чудища, воздвигнутого в незапамятные времена, испещренный точками пылающих огоньков. Вода под лодками, черная, будто густая, отражала эти огни, и вокруг царило зловеще-волшебное очарование.

Наверное, если бы Том не продрог так сильно, он бы больше вертел головой по сторонам, но сейчас его голову занимали тяжелые мысли о его палочке, оставшейся в вагоне, о том, что он повздорил с кем-то очень важным и о том, что над озером гулял зябкий ветерок, а под лодками что-то гудело… что-то живое.

По прибытии Дамблдор выстроил их в шеренгу и начал читать напутственную речь.

Том устал, замерз, ничего не ел уже больше суток, а теперь оказался безо всех своих вещей. Ему плевать было на эту речь.

— …Когда я назову ваше имя, вы пройдете, сядете на стул, и тогда Распределяющая Шляпа определит ваш факультет.

Да, точно. Том читал об этом.

Все тут же загомонили.

— …лин, я так хочу наконец встретиться с Альфардом! Он поступил в прошлом году, знаешь?..

— …только бы попасть не на Пуффендуй, там так ску-у-учно…

— …вайся, дорогая, ты тоже попадешь на Слизерин. Вся наша семья на Слизерине…

Дамблдор дал знак, и их повели длинной шеренгой через мрачный холл, со всех сторон которого на Тома смотрели диковинные живые люди в золоченных рамах. Он задрал голову, и уходящие вверх перепутья лестниц закружили голову, так что его снова начало тошнить.

Массивные рельефные створки распахнулись по мановению руки, и взгляды сотен глаз, словно теннисные шарики, врезались в толпу детей. Какая-то девочка в начале очереди ослабела и чуть не потеряла сознание. Подруга подхватила ее под руку, а по залу разнесся одобрительный смех. Не злой и не добрый, но он был Тому неприятен.

Длинные столы и скамьи, усеянные студентами, помост с преподавателями далеко впереди, невероятно высокие каменные стены, парящие свечи… Том сознание терял от усталости, голода и собственного жадного интереса.

Их подвели к помосту, на котором стоял табурет с драной шляпой. Примерно также себя ощущал сейчас Том посреди всего этого великолепия — чуждо и недостойно.

Его так колотило, что он снова все прослушал, и когда Дамблдор назвал первую фамилию, с изумлением понял, что гордое имя Распределяющей Шляпы принадлежит… этому коричневому рванью, забытому кем-то на старом табурете.

— Эппл, Лиза!

Первая жертва, девочка с каштановыми волосами, приблизилась к табурету на дрожащих ногах. Затем Шляпа была воздвигнута на ее голову, а когда на Шляпе зашевелился рот, Тома едва не стошнило опять. Бурчание Шляпы было недолгим, а приговор — необсуждаемым.

— Гриффиндор!

Правый средний стол взорвался аплодисментами, Тому стало тяжело дышать. Он оглянулся: тот черноволосый парень по имени Чарлус Поттер возвышался над всеми, словно король над челядью, и хлопал громче всех. На его груди блестело что-то металлическое, красно-золотое, и Том понял, что главный на факультете — он.

— Эйвери, Эгберт!

Тоненький, худой с бледным высокомерным лицом, он скривился, когда Шляпа коснулась его головы, но всего на секунду, потому что через мгновение раздалось…

— …Слизерин!

Слизеринский стол аплодировал иначе. Громко, отчетливо и чинно. Все улыбались, кто-то даже привстал, но не было той легкой атмосферы беззаботного счастья, которое окутало Лизу Эппл за ее столом.

Различие было поразительным, и взгляды, которые гриффиндорский стол отправлял в сторону учеников с изумрудными нашивками, значило кровную вражду.

Еще несколько учеников были отправлены на яростно-алый Гриффиндор, включая порывистую Натали Холкхэм, парочка на дружелюбный Пуффендуй с нашивками канареечного цвета и Винки Крокетт на Слизерин. Среди прочих были и иностранцы, лица которых были еще испуганней, чем у первокурсников. Они до последнего жались друг к другу и тоскливо оглядывались на товарищей, когда их раскидывало по разным факультетам. Наверное, беженцы из других школ.

Том с легкой паникой шарил глазами по факультетским столам. С его точки зрения, он не подходил ни на один.

Слишком корыстен для Гриффиндора.

Слишком умен для Пуффендуя.

Слишком амбициозен для Когтеврана.

А для Слизерина слишком… беден.

— Лестрейндж, Реджинальд!

Том поперхнулся.

Трясущийся, будто испуганный бобер, Реджинальд выступил вперед. Он все еще был со своей глупой тростью, но от былой статности и элегантности не осталось ничего — все съел страх и маленькие пластыри, облепившие его лицо, словно он впервые и неудачно побрился.

Плотный, в изысканном фраке Реджинальд кое-как доковылял до Шляпы, и зал вновь окутала тишина. Том приготовился услышать знакомое «Слизерин» и машинально повернулся в сторону стола, в центре которого сидела прекрасная Вальбурга с вороными волосами и узкими прищуренными глазами, в которых покачивалось пренебрежение.

Прошла минута.

Одна.

Другая.

Реджинальд на табурете затрясся сильнее, так что носок его туфли начал непроизвольно постукивать по полу. С каждый новым глухим ударом лица студентов за слизеринским столом каменели, намертво схватываясь в гримасе унизительного удивления. Они и поверить не могли, что Реджинальд Лестрейндж не будет избран на Слизерин!..

Том оглянулся на гриффиндорский стол, воткнулся взглядом во взгляд Чарлуса и отступил назад. Тот лишь подмигнул ему одним глазом и вновь вперился в Реджинальда, которого уже колотила нешуточная дрожь.

— …Вы знаете, что его в поезде уделал первоклашка? Даже палочку не доставал…

— …Кстати говоря, магглорожденный…

— …А может Лестрейндж незаконорожденный? Или сквиб?..

— …Тшшш! Ты что такое говоришь…

— …Если его выберут не на Слизерин, то…

Со всех сторон поползли едкие шепотки, словно червяки после дождя. Некоторые таили в себе мелочное злорадство, другие — сварливый интерес и охоту до сплетен. Девочка с кудрями, в чьей спине Том отдаленно узнал Друэллу, стояла одеревеневшая, со сжатым белым кулачком.

Распределяющая Шляпа шевелила губами, тихонько что-то обсуждая с Лестрейнджем, а тот жмурился и мотал головой. Из закушенной губы почти текла кровь. Судя по всему, быть избранным не на Слизерин для него было очень страшно.

— Слизерин! — наконец прозвучало в почти мертвом зале, но вместе аплодисментов раздался дружный облегченный вздох с крайнего стола и вялые хлопки. Да и кривой рваный рот Шляпы выглядел скептически.

Реджинальд бросился к своим, почти упал где-то рядом с Вальбургой, которая сквозь сжатые зубы начала его успокаивать.

— Олливандер, Эмилия!

Зал буквально взорвался еще на подступах девочки к помосту. Том сообразил, что эта щуплая темноволосая девочка, лохматая и наступающая на полы своей слишком длинной мантии, никто иная, как сестра Гаррика. Она была похожа на дрожащую шиншиллу, и Дамблдор пару раз порывался выбежать вперед, чтобы помочь ей подняться, потому что взбиралась она долго и один раз все-таки упала.

Кто-то крикнул что-то ободряющее, Эмилия в ответ только зарделась и, попав на табурет со Шляпой, просто-напросто зажмурилась. Было видно, что Шляпа задает ей вопросы, но толку — малышка дрожала, обернувшись в мантию, как в простыню, и из-под полы свисали ее маленькие ножки в черных ботинках и белых носочках. Картина была довольно милой, и чем-то напомнила Тому Эми, от чего он мигом скривился. Он представил, что сейчас Эмилию распределят на Слизерин и истерично хихикнул.

— Пуффендуй!

Зал вновь взорвался аплодисментами, а тощий Гаррик с небрежно забранными в хвост волосами, подпрыгивал со своего стола и кричал, как он гордится сестрой.

Том подобрался. Его фамилия могла стать следующей в любую секунду.

— Розье, Друэлла!

Розье?..

Том взглянул на Дамблдора, но тот и глазом не моргнул, словно ничего не случилось. Словно никто не позабыл Тома и не вызвал вместо него Друэллу Розье, которая по всем правилам британского алфавита должна была быть после Тома, но никак не до него.

Друэлла ступала мягонько, словно маленькая лукавая кошка. Поднялась по ступенькам на помост, обернулась и села на табурет чинно и прямо, аккуратно сложив белые ладошки перед собой. От страха она прикрыла глаза, но Шляпа долго мучать ее не стала. Громко и с непонятным удовольствием в скрипящем голосе она провозгласила факультет, чье название уже прочно ассоциировалось у Тома с цветом малахита, и Друэлла, чуть не подскакивая на ходу, рванула прочь. Ее кудряшки бойко подпрыгивали, а Вальбурга Блэк приподнялась со скамьи и даже раскрыла объятья.

— Розье, Натан!

Мальчик-уж с глазами змеи опустился на табурет властно, словно на трон. Когда на его голову нахлобучили (возложили) Шляпу, он не дрогнул, но на его лице презрения было больше, чем кожи, так что оно как будто стекало по нему кляксами. Он был так поразительно похож на Друэллу чертами лица и так же поразительно отличался от нее мимикой и выражением.

Том хмуро посмотрел ему вслед. Если Дамблдор решил проучить Тома, он выбрал неудачный момент.

— Реддл, Том!

В голове Тома что-то щелкнуло и его застопорило. Он тупо глядел на Дамблдора и никак не мог понять, почему на него все пялятся. Дамблдор приподнял брови и элегантным приглашающим жестом указал Тому на табурет.

Стыд алой краской залил лицо, дышать стало трудно. Он сделал первый порывистый шаг вперед на негнущихся ногах, едва не упал, оттого что подвернулась ступня и в бешенстве сжал зубы. Пальцы кололо, голова кружилась, и лицо стареющего волшебника покачивалась туда-сюда, хотя эта была всего лишь иллюзия.

— Прости, но после произошедшего в экспрессе, я не мог пустить тебя вперед чистокровных. Они и так едва стерпели твое присутствие, — немного ворчливо, но вполне дружелюбно пробормотал Дамблдор, надевая на Тома Шляпу.

Том ничего не понял, возвел глаза вверх, приготовившись услышать внутри своей головы этот странный ворчливый всезнающий голос.

— Слизерин! — громыхнула Шляпа через мгновение пронзительной тишины.

Дамблдор даже ногу на пол поставить не успел.

Тома оглушило.

Он был абсолютно и внезапно счастлив от того, что так просто и явно оказался распределен на волшебный факультет, да и какая разница — на какой. Он ничего не понимал и даже не заметил, что хлопки со Слизеринского стола были не просто вялыми, а скорее показательно вежливыми. И конечно же он не увидел изумления, сокрывшегося в глазах Дамблдора под маской одобрения.

Не увидел он и того удивления, которое сквозило на лице Чарлуса Поттера и Мелиссы Кэрроу. Недоумения, исказившего женственные черты Друэллы и острый взгляд Вальбурги. Яростного тихого негодования Реджи, непонимания Натана и взлетевшие вверх брови Эйвери.

Всего этого Том не видел.

Он едва поднял себя, едва донес до стола и едва опустил на скамью. Все машинально.

Он еще не вполне осознал куда же он попал. Но то, что он вообще куда-то попал…

Остаток церемонии Том приходил в себя. Кого-то куда-то приглашали, выбирали и кому-то хлопали. Том слышал только отголоски чужих голосов и периодические аплодисменты, включающиеся и выключающиеся словно бы по щелчку.

Сухой скомканный голос незнакомого волшебника в фиолетовой мантии с золотистыми лацканами плавно сменил раскатистый голос Дамблдора, который скромно отступил с помоста и сел в свое кресло за столом. Это директор начал говорить приветственную речь. Очень старый седой мужчина с блеклыми глазами и морщинами, которые превращали его лицо в сморщенный сухофрукт. Он все еще выглядел довольно дородно и значимо, но Том видел, смени его наряд на что-то попроще, и будет не отличить от умирающего старика.

— Сколько ему лет? — тихим приятным шепотом молвила Друэлла откуда-то справа.

— В октябре профессору Диппету будет триста один год, — заговорщически шепнула в ответ Мелисса. — Он о-о-очень старый, а в прошлом году отмечал свое трехсотлетие с таким размахом, что мы думали, это и станет днем его смерти.

Она белозубо улыбнулась, чуть приподнимая нежно-розовые губы, и взгляды взрослых мальчишек потянулись к ней, будто кусочки металла к магниту.

Том ошеломленно оглянулся на директора. Триста лет! Невероятно.

Друэлла хотела спросить что-то еще, но Вальбурга, не выдержав, нервно цыкнула на нее. Директора здесь уважали и слушали его речь в неподвижном молчании. Как фарфоровые статуэтки, расставленные на полке, и не смевшие сдвинуться с места без разрешения хозяина.

Директор Диппет распинался еще с минут пять, под конец отпустил какую-то вялую шутку, а затем махнул рукой.

И тут-то произошло невиданное: столы враз заполнились едой!

Том дернулся к прожаренному куриному бедру, поддавшись всеобщему оживлению, но тут же одернул себя. В то время, как все набросились на ужин, за столом Слизерина царила атмосфера легкой трапезы, словно присутствием здесь те были обязаны этикету, а не чувству голода. Если они вообще знали, что это такое.

Тому такое отношение к еде было в новинку.

Интересно, знали ли они хоть что-то о тяжелом кризисе после войны? О нормировании продовольствия, карточках и унциях, в которых долгое время измерялась жизнь людей?

Том этого не застал, но Марта так тонко нарезала хлебные куски [1] и так зорко наблюдала за сахарными запасами, что сомнений не оставалось — времена были тяжелыми. А еще Том знал, что всего два года назад в Англии сформировали Департамент продовольствия, а это значило, что вторая война не за горами.

Как бы ни хотелось Тому есть, он старался держаться. Желудок закручивало от голода, но первое впечатление важнее, так что он так же, как и все, начал медленно накладывать еду себе в тарелку, пытаясь делать вид, что он в ней совершенно не заинтересован.

Украдкой поймав мягкий, почти теплый взгляд Мелиссы Кэрроу, Том успокоился. Внутри него разлилось бархатное тепло, и даже заледеневшие пальцы будто бы начали согреваться. Она была удивительной. После сцены в поезде Том думал, что не сможет да и не захочет смотреть ей в глаза, а оказалось, что вся неприязнь внутри него растаяла, как сахар в чае.

Кто-то из младших слизеринцев перехватил взгляд Мелиссы, и пренебрежительное отвращение к Тому сменилось подозрительным интересом. Но все еще недостаточным, чтобы унизиться до вопросов.

Ели в тишине, деловито позвякивая приборами.

Никто не знал о чем говорить после того, что случилось в экспрессе, да еще и в присутствии чужого. Положение спасла Вальбурга.

— Я думаю, — понизив голос, сказала она, — что такое событие, как поступление моей милой Друэллы, нужно отпраздновать.

Друэлла запунцовела и затрясла головой:

— Ни к чему, Вальбурга. Никто же не удивился?

Раздались скромные смешки, отчего-то немного неодобрительные, но Вальбурга стояла на своем:

— Празднику быть. Сегодня в гостиной после ужина.

Старшекурсники, которым, наверное, полагалось пресечь происходящее, смотрели на все сквозь пальцы. Те двое, на чьих мантиях сверкали серебристо-зеленые змеиные значки, даже бровью не повели.

— Завтра с утра первые занятия, Вальбурга, — пространно произнесла девушка с величавыми жестами и высокой прической.

— Никто не опоздает, Дорея.

Они взглянули друг на друга — старшая и младшая, — и о чем-то безмолвно договорились.

— А что же с теми учениками, которые переводятся из других школ? — Друэлла оглянулась и невежливо уставилась на группу испуганных иностранцев, усаженных за желтым столом.

Казалось, каждый ее вопрос вызывает в Вальбурге острую зубную боль.

— Их распределение будет завтра, Друэлла, — ответила Дорея.

— Да, и их распихают на разные факультеты, так что они совсем сойдут с ума от страха в наших холодных английских подземельях, — фыркнул мальчишка с каштановыми кудрями и хитрыми, будто беличьими глазами.

— Альфард, ну что за выражения!

Друэлла рассмеялась тихо и красиво, у Вальбурги свело лицо, а Альфард хрюкнул и уставился в тарелку, в которой была мешанина из бекона, мясного пирога и тыквенного джема.

Разговор постепенно набирал силу, и Том все больше проникался ощущением, будто по ошибке он попал в огромную сплоченную семью, в которой он сам был подкидышем.

Вальбурга, несмотря на свой малый возраст, держалась очень важно, даже почти величественно, и пыталась воспитывать всех, словно строгая мать непутевых детей. За ней в свою очередь приглядывала Дорея, но так негласно и незаметно, словно всеми силами пыталась не оскорбить Вальбургу излишней заботой. Девочка, немного помладше Вальбурги, одна из тех, что угрожала Тому в поезде, носила изящное имя Лукреция и рассказывала всем о своей помолвке с Игнатиусом, который сидел совсем рядом. Сначала Тому казалось, что она так шутит, но постепенно он понял, что Лукреция говорит вполне серьезно и, более того, это никого не смущает. Друэлла и Альфард были самыми младшими и самыми непослушными, но все глупости им пока что прощались.

Том бы, наверное, очень удивился, если бы узнал, что каждый из этих учеников, кроме Игнатиуса и Друэллы, носит фамилию Блэк.

— Винки, — неожиданно подал голос Эйвери Эгберт. — Я в поезде видел у тебя метлу. Это комета 180?

Метлу?..

Винки надулся от гордости.

— Все верно, — кивнул он. — Комета 180. Последняя, самая быстрая модель, другой такой не найдешь. Отец достал ее через свои личные каналы. Это эксклюзивная версия, самая первая, ее даже не выпускали в магазины. И к тому же именная.

За столом раздались вздохи и ахи, и маленькие слизеринцы, секунду назад похожие на кичливых наследных принцев, превратились в завидующих детей.

— Мальчишки, — отмахнулась от них Вальбурга.

Разговор потек о деньгах, связях и наследстве, о том, что у Вальбурги и Альфарда скоро родится брат, который будет приходиться Дорее племянником. О том, что Друэлла скоро будет помолвлена с с одним из Блэков, только пока не решено, с каким, и что Вальбурга очень гордится этим и видит в Друэлле почти родную сестру. О том, что помолвка Игнатиуса и Лукреции уже близко, а список гостей еще составлен не до конца…

Тому казалось, что он попал в мафию.

В холле отзвонили часы, студенты с сытой ленцой отложили приборы, и Дорея Блэк поднялась из-за скамьи.

— Первокурсники, — красивым грудным голосом произнесла она, и тот волной прокатился вокруг. — Останьтесь, пожалуйста.

Вальбурга наспех похлопала Друэллу по плечу и убежала вперед, одергивая рубашку Альфарда, которая все была измята и чем-то измазана. За ними, словно стая за волчицей, потянулись остальные.

— Я, — продолжила Дорея, цепко выхватывая из кучки первокурсников каждое новое лицо, — ваша староста, Дорея Блэк. Это Герберт Кэрроу — также ваш староста. Мы сопроводим вас до гостиных и поможем обустроиться.

Их вели темными холлами и коридорами куда-то вниз. Перепутья движущихся лестниц, которые вызывали в Томе некоторый ужас, остались где-то наверху. На стенах шевелились волшебники в портретах, в углах клацали доспехи, под потолком завывал полтергейст, а Том все боялся проснуться.

— Наши спальни находятся в комфортабельных подземельях, — рассказывал Герберт, идущий в конце очереди, когда как Дорея шла впереди. Для Тома это явно подчеркивало иерархичность в отношениях фамилий Кэрроу и Блэк. — Подземелья расположены как раз рядом с Черным Озером, через которое профессор Дамблдор вас перевез на лодках, так что вы сможете изучить его глубины через окна. Они как раз выходят в озеро из подземелья.

— Ради общего блага, — тихонько молвила Дорея, и стена в тупичке отодвинулась вправо.

Гуськом, переступая низкий порожек, все по очереди вошли в комнату.

Том крутанулся вокруг, озираясь.

Он знал выражение сочная зелень, и это было то, что к гостиной факультета Слизерин не имело ни малейшего отношения.

Это было богатое, продрогшее во многовековом холоде, малахитовое подземелье. Здесь можно было проводить колдовские ритуалы, жертвоприношения, устроить склеп, но как здесь можно было жить — Том не понимал.

Он глянулся на лица первокурсников.

Бледно-зеленые и тусклые в прохладном свете сизых стеклянных светильников. Привидения, восставшие, чтобы мстить живым.

Дорея усмехнулась, и все посмотрели на нее с надеждой, будто искали в ней источник жизни.

— Наши гостиные многих шокируют. Здесь больше холода, нежели тепла, поэтому наши излюбленным заклинанием является Согревающее. Одно из немногих светлых, что мы знаем.

Она усмехнулась снова, и многие поддержали ее понимающими улыбками.

— Тем не менее, у нас есть и свои преимущества. — Дорея указала на темно-зеленый провал коридора, который уходил еще дальше вниз, и изумрудный свет холодил его изнутри. — Там вы обнаружите свои спальни. Свои собственные именные спальни. Ведь мы все понимаем, что наследники Слизерина не могут ютиться, как муравьи, в одной тесной комнатке, как на остальных факультетах.

Том сглотнул. Собственная спальня! Самая настоящая личная, только ему принадлежащая комната!

— Ваши имена выведены серебром, двери открываются только вам, и все ваши вещи, конечно же, давным-давно находятся внутри. На прикроватной тумбочке вы найдете список предметов и ваше расписание. Завтра утром мы вновь соберемся здесь, и я сопровожу вас на завтрак, а потом на ваше первое занятие. Опоздавших я не жду.

Герберт Кэрроу все это время молчал.

Том осторожно пошел вперед, смешавшись с другими первокрусниками. Справа — они все чуть не заорали от ужаса, — шевельнулось огромное щупальце. Герберт не соврал — окна подземелья и правда выходили на зловещее Черное Озеро, в котором, как теперь стало понятно, жил огромный кальмар. Или осьминог. Или что там могло жить?..

Том нашел свою дверь быстро — третья от входа, неподалеку от учеников, чьих фамилий он еще не знал. Все остальные двинулись дальше вглубь. Том осторожно приблизился к двери, мимоходом приметил грациозное имя на соседней справа — Эйлин Лили Принц, — и зашел внутрь.

Дверь захлопнулась, и внутри тут же засияли стеклянные купола светильников, плавно набирая яркость. Они тоже были сизыми, словно выточенными изо льда.

Степенная двуспальная кровать с атласным покрывалом и белоснежными подушками под балдахином воздвиглась у правой стены. Прикроватная тумбочка на изогнутых ножках, с ручками, выполненными в змеиной форме притаилась рядом. Длинный комод из очень дорогого дерева — напротив. Стены были голыми, и хоть и покрытыми шершавыми зелеными обоями, Том знал, что под ними — серый сырой камень. Как и под травянистого цвета ковром, устилавшим все пространство комнатки.

Было очень неуютно и немного жутко. Казалось, что дверь за спиной Тома больше уже не откроется, что он здесь узник.

Том подошел к комоду, заприметил рядом с ним небольшую дверцу и с удивлением ее толкнул.

Большой каменный чан на ножках с серебряными кранами, умывальня и туалет.

У него есть своя личная ванная?!

После такого события все мысли из головы Тома немедля улетучились, и он, по незнанию выворачивая все краны разом, залез в чан, наспех стягивая одежду.

Как бы не начинался этот день и как бы он ни продолжится, сегодня он закончился хорошо.

[1] С 1917г. в Великобритании на несколько лет было введено нормирование продовольствия, по которому потребление некоторых продуктов было ограничено и выдавалось строго по карточкам, включая хлеб и сладости.