Семь женихов красавицы Сансы (джен)

Посылаю тебе, Постум, эти книги.

Что в столице? Мягко стелют? Спать не жестко?

Как там Цезарь? Чем он занят? Все интриги?

Все интриги, вероятно, да обжорство.

(с) Бродский

Эддард Старк любил своего друга Роберта Баратеона, но терпеть не мог Королевскую Гавань. «Улицы какие-то кривые, дома, дома, тыкаешься, как безголовый, — вспоминал он порой, сидя у камелька с кувшином вина. — То ли дело у нас на Севере — тайга да тундра, тундра да тайга. Выйдешь с утречка, мороз, простор, вдоль дороги мертвые с косами стоят — это, значит, Болтоны проезжали, собаки их заешь. Сядешь на оленей, дашь переднему по горбу...» В этот момент верный слуга обычно убирал от лорда Винтерфелла кувшин, чтобы хозяин утром не мучался с похмелья, и заводил печальную северную песню. Лорд Старк слушал, подперев кулаком щеку, потом задумчиво запускал руку в бороду, а потом откидывался в кресле и засыпал.

Роберт Баратеон тоже любил своего друга Эддарда и частенько вспоминал, как они в молодости давали всем джазу — Таргариенам, бочонкам вина в придорожных трактирах и поселянкам, разносившим это вино. Но годы дворцовых излишеств наделили Роберта огромным пузом, одышкой и бессонницей, и о дальних странствиях и подвигах он теперь только вспоминал. Наяву же он предпочитал сражаться с кабанами, да и то чаще с жареными. Поэтому когда старший друг его и боевой товарищ Джон Аррен отошел к праотцам, король Роберт подумал немного о том, что стоило бы съездить к Эддарду лично, чтобы предложить ему стать десницей короля после Джона, подумал еще, да и махнул рукой, решив отправить посольство.

«Дражайший друг наш, прославленный лорд Эддард! — начал Роберт официальное письмо, которое должен был вручить его посланник. — Мы, милостью богов, король Роберт, первый своего имени, Король Андалов и Первых Людей, благодарим тебя за твою давнюю и верную службу и желаем процветания твоему дому...»

Роберт нанизывал пышные формальные фразы и все никак не мог достигнуть цели письма, а мысли его блуждали совсем в другом направлении. Он думал о том, что жена его, по всей видимости, ведьма, и надоела ему хуже горькой редьки, что детей своих он почти не знает, и тем, скорее всего, сохраняет себя от лишних расстройств. И еще он думал о том, что теперь вряд ли хватит у него духа приехать в Винтерфелл, смотреть на крепкую и дружную семью Эддарда, спускаться к гробнице Лианны и с горечью думать целыми днями о том, какой могла бы быть его жизнь и какой она стала. «Надо было отдать корону Эддарду, пропади она пропадом! — подумал Роберт. — Да Нед бы не взял, он-то всегда умел признать, если что-то было ему не по плечу и не по масштабу. Впрочем, идея — всучу-ка ему своего чертова принца, который с малых лет у меня во дворце кошек мучает, словно Болтоны его покусали. Авось Старки вправят ему мозги, они все ребята крепкие и добрых правил». Роберт дописал в конец официального письма, что сын его, принц Джоффри, желает предложить свою руку и сердце прекрасной дочери лорда Эддарда, довольно ухмыльнулся и сел писать настоящее мужское письмо своему товарищу по оружию Неду.

Король Роберт не задумался о том, что почтовые вороны летают быстрее, чем путешествуют королевские посланники, и уж тем более по дороге не пропивают в кабаках прогонные, и потому Эддард Старк получил его дружеское письмо раньше официального.

«Здорово, братан! — прочитал Эддард, взобравшись на крепостную стену, чтобы чужие глаза не увидели случайно сокровенные мысли короля, а чужие уши не услышали, как он ржет над его слогом. — Ну что, приехал к тебе Мерин Трант, эта говорящая жопа? Он только и знает, что волочиться за девчонками, да к тому же за такими, которые только что перестали играть в куклы. Так что, если ты его уже выслушал, напихай ему в потылицу да гони его в ближайший бардак, там ему самое место. А ежели с поличным его застукаешь да казнишь по закону тайги, то очень меня обяжешь, я бы сам давно такие законы ввел, да Джон все противился, говорил «не сделает ли из этого народ Вестероса ошибочных выводов». Кстати, если послы до тебя еще не доехали, Джон-то нас с тобой осиротил, особенно меня. Сколько он воевал — ничего, сколько пил — ничего, а как за книжки взялся, тут и смерть его пришла.

Я и подумал, Нед — приезжай ко мне, а? Ну в смысле не только в гости, выпить-закусить, хотя и это, конечно, тоже. А насовсем приезжай, будешь у меня вместо Аррена, правой рукой. Я понимаю, Нед, что эти все дела не по нашему масштабу, мы с тобой просто два рыцаря. Помнишь, как Аррен про нас еще в молодости говорил: «два паладина — это сила». Ну ты-то помнишь, конечно, он не совсем паладинов тогда поминал. Но все-таки, два рыцаря больше одного, как-нибудь бы да отмотались бы. Или сэра Барристана еще третьим бы взяли — у него тут единственного, по-моему, есть и голова, и совесть. Черт его, правда, ведает, кому эта его совесть принадлежит.

Но остальные, Нед, ну это просто мое почтение. Черт меня дернул связаться с Ланнистерами — они только и знают, что со мной своим мнением делятся. Заходишь к ним со своим мнением, а выходишь с ихним — и главное, так задурят голову, что и сам забудешь, что думал и почему, только их хитровыдранные схемы в голове роятся. Потом Бейлиш этот, помнишь, которого ты на свадьбе с лестницы спустил, потому что он к жене твоей лез. Он, сука, слова не скажет прямо, все какие-то интриги плетет, даже отлить ходит со смыслом. Приехал бы ты, ахнул бы его об стенку разок, посмотрели б с тобой, что он там на самом деле думает.

В общем, что тут писать — приезжай, сам увидишь. И еще просьба — возьми к себе на время моего старшего, у тебя кстати и дочка подрастает. Я мало им занимался, вот и вырос он у меня наизнанку. Выправишь парня, породнимся с тобой наконец».

Эддард сложил письмо короля, спрятал его за пазуху, как в юности, и пошел готовить замок к приезду посланника. Уезжать он, конечно же, никуда не собирался — может, с глазу на глаз Роберт его бы и уговорил, но на бумаге слова были странными и забавными, и не было в них той тоски и печали, которые вылились бы из сердца короля, если бы Нед и Роб снова засиделись до утра в окружении пустых бутылок. «Царствуй, государь, в Королевской Гавани, — повторил Эддард себе под нос древнее северное присловье, — а мы, Старки, у себя на Севере».

Эддард не стал заставлять короля ждать и засел за ответ уже на следующий день после того, как спровадил послов. Разумеется, покидать родной замок и тащиться за тридевять земель за сомнительной властью он не собирался, хотя жена и пыталась сбить его с панталыку, уверяя, что отказ от власти король примет за свидетельство коварных замыслов. «Даже называла меня как-то этак, — попытался вспомнить Эддард, уважавший свою жену за культурность. — То ли суфражистом, то ли сепаратистом».

Эддард, конечно, ответил жене, что Роберт разгильдяй, но не дурак, и потому не подумает, что Эддарду пришла охота единственно на свой счет содержать Ночной дозор, в одиночку возиться с Железными Островами и контрабандистами из Браавоса, а также постоянно держать сотни людей на Перешейке.

Вот что действительно не давало Эддарду покоя, так это как начать послание. «Здравствуй, светлейший», — написал Эддард, и представил себе, как король фыркнет и за глаза обзовет его булочником. «Привет, Роберт», — написал Эддард, но это вышло совсем уж по-детски.

«Здорово, светлейший ты обалдуй, — начал наконец Эддард, вспомнив, как они с королем в молодости писали письма своим соперникам и как «Ответ повстанцев королю Эйрису» теперь передается в народе из уст в уста. — Месяц у нас такой же, как и у вас, а ребята мои несколько месяцев назад нашли на севере лютую волчицу. — Эддард представил себе, как Роберт хмыкнет, узнав, что на Севере есть еще север, и понял, что попал в нужную колею. — Лютая волчица сдохла сама (уж не буду врать, что уложил ее красивым ударом меча), но оставила ребятам лютых волчат. Волчата в натуре люты, как говорят урки у нас на Стене, — один твоему сэру Мерину чуть яйца не откусил. Север вообще извращенцев не любит.

Сына твоего с удовольствием приму — помнишь, как Аррен, упокой боги его душу, постоянно хотел отправить нас с тобой куда-нибудь на лето за все наши грехи? Учитывая нашу длину лета, это он толково тогда придумал. И сына Аррена с золовкой моей давай шли сюда, чем больше детей, тем веселее. Слышал, кстати, что ты после Аррена восточные земли хочешь Джейме Ланнистеру под управление отдать — ты подумай, как по мне, так ему и королевские покои доверить нельзя. А если ты скажешь, что тому королю туда была и дорога, то оно, пожалуй, и так, но ведь про Долину так потом не скажешь, что туда ей и дорога. Неудобно может получиться.

За приглашение спасибо, дети подрастут, может, соберусь. А если хочешь знать мое мнение, должность десницы какая-то идиотская, ты ж воевал, ты же знаешь, что в отряде может быть только один командир. Сколько у тебя там в Малом Совете — человек семь? Это даже вообще не отряд, а мелкая банда, — в этом месте Эддард представил, как король с удовольствием похохатывает. — Я прижму казнокрадов — они побегут тебе жаловаться на меня, ты прижмешь — они ко мне побегут. Так и будем с тобой бегать друг к другу, выяснять, кто где нам врет. Ты лучше приди к ним на заседание разок, построй их и потребуй бумаги — мигом деньги в казне появятся.

А как обрыднут они тебе совсем, брось их всех да приезжай ко мне — за Стеной мамонтов видали и белых медведей, совсем близко подходят. А Бенджен божится, что третьего месяца на какого-то неубиваемого медведя наткнулся — забить не забил, но отпинал изрядно».

Странный гость! Подозрительный гость!

Как мы можем тебе довериться?

(с) Есенин

Когда Эддард в последний раз перечитывал свое письмо к Роберту, стоя, по своему обыкновению, на крепостной стене, он увидел вдалеке довольно большой отряд и, приглядевшись, узнал герб Ланнистеров. Поскольку Эддард ждал прибытия принца Джоффри, первой его мыслью было, что Серсея совсем охренела и вернула себе девичью фамилию. Но эту мысль он быстро отмел как неорганизованную, и начал прикидывать, кто же из Ланнистеров пожаловал по его душу.

Ланнистеров лорд Старк ненавидел откровенно и от чистого сердца. «Если это Тайвин, старый черт, то я его в сортире замочу», — проворчал Эддард, вспоминая вчерашний разговор с женой, которая обвиняла Ланнистеров в смерти Джона Аррена и предлагала какое-то бабское решение проблемы: отправиться в столицу, стать десницей короля, расследовать дело и разоблачить заговор. Наверно, там была еще масса промежуточных шагов, которые Эддард прослушал, потому что, на его взгляд, дело решалось просто: перерезать Ланнистеров, да и дело с концом. А потом выпить за их упокой с Робертом и пойти набить морды братьям Клигейнам. Два паладина — это сила, недаром же покойный Аррен говорил. А Клигейны, молодая шпана, совсем оборзели. Дать бы им молотком по голове.

Пока Эддард представлял себе, как Роберт, волшебным образом сбросив пузо и пятнадцать лет, дает своим молотом по шлему Грегору Клигейну, чтобы тот помнил, кто тут первый парень в Вестеросе, процессия подъехала поближе, и Эддард вернулся к мыслям о том, кто к нему пожаловал.

«Если это Джейме, блудодей, то я ему руки оборву, как только он за моих служанок примется. Ну хотя бы одну», — решил Эддард, но пригляделся и увидел наконец, что в процессии едет Тирион, единственный Ланнистер, которого Эддард не считал сволочью и даже радушно принимал некоторое время назад, когда Тирион ездил на Стену и вернулся обратно, предваряемый добрыми отзывами от Ночного Дозора. Тем не менее, мысли о Ланнистерах уже привели Эддарда в желчное состояние и породили у него желание хорошенько выбранить кого-нибудь со стены, пусть даже Тириона он бранить не хотел.

— Эй, дурила! — крикнул Эддард со стены, когда процессия подъехала поближе, рассудив, что Тирион, известный своим умом, на такое приветствие не обидится.

— Здорово, борода! — крикнул Тирион, закинув голову, и Эддард в очередной раз подивился, как карлик при этом не падает навзничь — по его понятиям, такая большая голова должна была перевесить такое маленькое тельце.

— Я слыхал, ты дочку замуж выдаешь? — снова крикнул Тирион, остановив лошадь.

— Выдаю, — немного ошарашенно ответил Эддард, который не собирался вообще-то обсуждать семейные дела с крепостной стены и потому почувствовал желание выбранить и Тириона. — А ты в женихи метишь, что ли, образина ты эдакая?

— Я просто на свадьбе выпить хочу, — ответил Тирион, пропустив «образину» мимо ушей, потому что в его нелегкой жизни это был скорее комплимент.

— Рановато ты подтянулся, — проворчал Эддард и почему-то почувствовал сильную жажду. — Ну заезжай.

Сидя за длинным столом в главном зале и поочередно созерцая то мутный северный рассвет за окнами, то своего неожиданного собутыльника, Нед Старк никак не мог сообразить, как в такого небольшого паренька может вмещаться столько еды и выпивки. Шутка ли, даже мейстера Лювина упил под стол, а ведь старик в своей лаборатории пьет только спирт, и потому за столом хлещет вино как воду.

— Слышь чего, — обратился Нед к своему собутыльнику, когда тот закончил рассказывать очередную застольную байку о том, как он устроил одному рыцарю красную свадьбу, решив пить только белое, закусывать только клубникой, а потом заблевав весь стол. — Черта ты там орал под стеной, что я дочку замуж выдаю? Я, может, еще не выдаю.

— Так ты понимай, — ответил Тирион, и Эддард с суеверным страхом увидел, что гость практически трезв. — Может, парень тебе еще не глянется. А он тебе вполне может не глянуться, козлина он еще тот. Не дашь же ты наследному принцу от ворот поворот? А теперь слухами земля полнится, понаедут к тебе в ближайшие месяцы и соседи, и не соседи. Не глянется парень — напишешь королю, что дочка дура, влюбилась в другого, а выдавать замуж не по любви последнее дело, уж он-то, да с тобой в таком вопросе согласится.

Эддард Старк любил хороших гостей, но не забывал и о своих прямых обязанностях. Впрочем, о теперешней обязанности он с удовольствием бы забыл: на дальних постах около замка задержали дезертира из Ночного Дозора. «Вот ведь Бенджен упустил», — с досадой подумал Эддард. Брат Эддарда Бенджен Старк был в Ночном Дозоре начальником разведки и в свободное время ловил дезертиров, большинству из которых не удавалось далеко от него убежать. Пойманных дезертиров положено было казнить, но Бенджен бил их смертным боем и, если за ними не находилось особых грехов, возвращал их по месту службы. «Ночному Дозору нужен каждый человек, — говаривал Бенджен Старк. — Зачем же бесцельно убивать его, когда лучше приставить к делу!»

Нынешний дезертир к тому же просил дать ему поговорить с лордом, утверждая, что у него есть важная информация, но Эддард подозревал, что дезертир просто собирается умолять о пощаде. Эддарду не хотелось его слушать, потому что по закону дезертира все равно придется казнить, но и не выслушать его Эддард не мог. К тому же за Эддардом и его сыновьями, которым следовало учиться править и вершить суд, увязался любопытный Тирион, и Эддарду было интересно посмотреть, что Тирион за человек и как он отреагирует на мольбы пленника о пощаде.

Дезертир встретил Эддарда Старка спокойно и просто. Он был стар, но еще крепок, и, вероятно, начинал службу тогда, когда Вестерос еще не был истощен безумствами короля Эйриса и гражданской войной. В те времена, о которых теперь мало кто помнил, Ночной Дозор был сильнее, а его члены славились боевой выучкой и военной выправкой и еще не напоминали банду оборванцев под руководством нескольких чудаковатых лордов.

И тем не менее, дезертир, стоя перед лордом Эддардом по форме, нес совершенную дичь про бой с Белыми Ходоками, истребившими его группу разведчиков и отправившими по его следу оживших мертвецов. Эддард выслушал его, недовольно мотнул головой и вышел.

— Будешь рубить ему голову? — спросил Тирион, выходя из караулки вслед за Эддардом.

— На орден он не наработал, — ответил Эддард, извлекая свой фамильный клинок.

— Был у нас один септон, — начал Тирион свою очередную историю, и Эддард сначала хотел оборвать его, но потом решил воспользоваться случаем улучшить свое настроение. — Так вот этот септон обращал рыцарей к вере одним интересным трюком. Если вы верите в бога, а бога на самом деле нет, говорил этот септон, вы теряете немного, вам просто нужно ходить в септу, по возможности жертвовать на храм и вести себя как порядочный человек. Если же вы не верите в бога, а бог на самом деле есть, то вы рискуете навлечь на себя божественный гнев.

— Может, септон столь же ловко разрешал конфликт между старыми и новыми богами? — с некоторым интересом спросил Эддард.

— Этого он не делал, — признал Тирион. — Но я вот думаю, что пленник твой сошел с ума, а на сумасшедших суда нет. Стоило бы его посадить в какую-нибудь башню, чтобы он никому не навредил. Если он действительно псих и никаких Белых Ходоков нет, то, не казнив его, ты теряешь пару мисок похлебки в день. А вот если он говорит правду, а ты его казнишь, ты потеряешь все.

— В Вольных городах говорят, — заметил Тириону Эддард, который хорошо помнил все истории, которые ему доводилось слышать, — что хуже других людей кляузники, адвокаты и правозащитники. Я в Вольных городах не был, чем конкретно эти трое между собой различаются, не знаю. Но на всякий случай делюсь с тобой чужой мудростью. Черт с ним, сейчас повяжем этого сказочника и повезем его в замок.

А если на минутку мы допустим,

Что был я омерзителен и гнусен…

(с) Канцлер Ги

Принц Джоффри был еще мал и уже несносен, а потому не желал стойко переносить тяготы дальнего пути, как подобает хорошему рыцарю. Ночевки в придорожных тавернах и под открытым небом изрядно его утомили, и он и слушать не хотел о том, чтобы в дождливый день сделать еще одну и прибыть в Винтерфелл утром, дав Старкам возможность торжественно его встретить.

Заваливаться к лорду Эддарду под вечер было опрометчиво и по еще одной причине, о которой не знал ни Джоффри, ни его спутники: по вечерам в дождливые дни лорд Эддард завел обыкновение сиживать со своим дорогим гостем Тирионом, и к наступлению темноты они частенько бывали уже хорошие. Поэтому, когда со стен замка крикнули, что кого-то в ночь несет нелегкая, а спустя пять минут пущенный вперед рыцарь из свиты Джоффри начал барабанить в ворота, Эддард проворчал «черти их, окаянных, носят», препоясался мечом и пошел на двор задать приезжающим вместо приема трепку.

В темноте и с пьяных глаз Эддард сперва не признал ни герба своего друга Роберта, ни самого принца Джоффри, которого видал только пятилетним, а обратил внимание лишь на здоровенного рыцаря со шлемом в виде собачьей головы, тщетно пытаясь вспомнить, где он такой видел или хотя бы слыхал о таком. А появление за спиной Тириона, который наконец доковылял до двора, еще больше запутало лорда Старка.

— Клигейн! — провозгласил Тирион, быстро вспомнив обладателя шлема с песьей головой. — Ты какого хрена здесь делаешь?

— О! — тут же отозвался Нед Старк, который первым делом вспомнил, кому они с Робертом обязательно набьют физиономию, когда свидятся и выпьют за встречу. — Вот кому я давно хотел рыло начистить!

Принц Джоффри, стоявший впереди Сандора Клигейна, при этих словах серьезно струхнул и даже съежился.

— За что? — резонно спросил Сандор.

— Да эта… — неопределенно подвигал руками Эддард. — Кто у Трезубца безобразничал, охломон? Сорвал торжественное открытие Дворца Бракосочетания. Затем, на развалинах часовни…

— Это Грегор, — с сердцем сказал Сандор. — Мне бы только найти эту сволочь!

Доброго семьянина Эддарда Старка такая реакция привела в замешательство: в его семье все братья издавна были друг за друга горой. И потом, если один Клигейн хочет отмутузить второго Клигейна, кого же будут бить они с Робертом? Вроде стоило отлупить скорее Грегора, но двое на двое — это дело, а трое на одного даже неинтеллигентно получается…

Такие тяжкие и запутанные раздумья, особенно на пьяную голову, наверняка привели бы к тому, что забытый всеми принц Джоффри так и мок бы под дождем, но Тирион к тому времени налюбовался кислой миной своего племянника и возгласил немного шутовским тоном торжественное приветствие принцу Джоффри Баратеону.

Было ли причиной тому, что задумавшийся лорд Старк услышал из приветствия одну лишь фамилию, или его мысли вернулись так далеко в прошлое, что своего друга Роберта он представлял совсем молодым, но, выйдя из задумчивости, Эддард подхватил Джоффри под руку и поволок его к подвалу.

— Куда! — крикнул Сандор Клигейн, вспомнив, что он, вообще-то, телохранитель.

— Он всегда туда ходит, — заверил Эддард через плечо мирным, хотя и не совсем трезвым голосом, и увлек Джоффри в подвал.

— Пойдем, промочишь горло с дороги, — предложил Тирион Сандору. — Девки сейчас пожрать соберут.

— Курица есть? — заинтересованно осведомился Сандор, от холода и с голодухи готовый побрататься даже с карликом, если у того есть хороший ужин и теплый камин.

Тем временем Джоффри, стуча зубами от страха, пробирался вслед за Эддардом, тянувшим его за руку, по темному склепу Старков. В первую минуту он, конечно, решил, что нажалуется про все маме, но склеп Старков был велик, и к концу пятой минуты путешествия в кромешной тьме Джоффри понял, что нажаловаться может только тот, кто выберется отсюда живым, а для этого не очень важно, принц ты или не принц. Эддард Старк, даже спутавшийся и поддатый, определенно был хорошим воспитателем.

— Вот, пришли, братан, — сказал Эддард, доставая огниво и зажигая факел над надгробием сестры. Джоффри вежливо щелкнул в ответ челюстями.

Эддард некоторое время постоял над гробницей сестры, потом опустился на колени и попробовал помолиться. Холодный воздух подземелий освежал его хмельную голову, и, постепенно трезвея, он начал задумываться о том, почему Роберт ничего не говорит. Наконец Эддард обернулся, чтобы утешить своего скорбящего друга, который от скорби лишился дара речи, и увидел вместо него коленопреклоненного ребенка, стучащего зубами и ломающего посиневшие пальцы.

Эддард был Хранителем Севера, и, дожив на своем Севере до седин, повидал немало замерзающих детей. Прежде чем Эддард сообразил, кто этот белобрысый подросток, совсем не похожий на Роберта, он поставил ребенка на ноги, накинул ему на плечи свой тяжелый плащ и дал ему глотнуть из своей неразлучной фляги. Принц Джоффри обжегся ядреным северным бренди, закашлялся, и Эддард отечески похлопал его по спине. После этого Эддард наконец смекнул, что похлопывает по спине наследного принца.

Эддард был бравым рыцарем, и еще с гражданской войны помнил, что нахальство второе счастье. По характеру нахальство было ему не свойственно, но приобретенные навыки с войны остались.

— Здравствуй, Джоффри, — сказал Эддард как ни в чем ни бывало. — Вот, решил познакомить тебя с историей твоей семьи. Здесь лежит моя сестра, которую погубил Рейгар Таргариен. Твой отец был с ней обручен. Он встретил Рейгара Таргариена в бою и убил его.

— Я все расскажу маме, — невпопад пробормотал Джоффри, согреваясь и приходя в себя.

— Попробуй, — предложил Эддард, делая шаг вперед. Во хмелю он был гневлив, да и трезвый терпеть не мог, когда ему угрожают. — Отец оторвет тебе голову и будет прав. А я добавлю.

Джоффри припомнил страшилки, слышанные им о Севере: истории о Короле Ночи, Иных и войске мертвецов, — и вполне поверил в то, что на Севере могут оторвать голову и потом еще добавить. Эддард тем временем заметил, что парень здорово струсил и, пожалуй, после такого знакомства начнет уважать его как отца родного. «И все же, словно не Роберта сын, — подумал Эддард про себя. — Если Клигейнов вздуть не складывается, надо будет нам с Робертом выбрать для этого дела какое-нибудь блондинистое семейство».

— Ладно, пойдем домой, — примирительно сказал Эддард, задувая факел, и Джоффри послушно взял его за руку как малыш. Чадолюбивое сердце Эддарда от этого немного смягчилось, и он решил воспитать Роберту хорошего сына, раз уж так получилось, что наследника престола испортили бабы во дворце.

Пока Эддард таскал принца по подземельям, свита Джоффри прошла в главный зал Винтерфелла и тщетно ждала там торжественной встречи, собравшись у холодного камина. Старки правили Севером по-отечески, гостей принимали без церемоний, и никому в Винтерфелле и в голову не пришло, что нынешних гостей понесет именно в этот пыльный зал, который и открывали-то раз в год по обещанию.

Единственным человеком из свиты Джоффри, расположившимся с удобством, был Сандор, который принял приглашение Тириона и ушел за ним в столовую. Когда Эддард и по-прежнему держащий его за руку Джоффри появились на пороге столовой, Тирион и Сандор дули вино. Сандор яростно хрустел курицей, по всей вероятности, поедая ее с костями, и грязно ругался, утверждая, что съест всех куриц в замке, но не позволит этому гному себя перепить. Тирион ухмылялся, втихаря проливал вино и хитро поглядывал на бутылку оливкового масла, к которой он успел приникнуть до начала возлияний. Эддард провел Джоффри к бодро потрескивающему камину и велел ему скидывать мокрую одежду и сушиться. Джоффри, к его удивлению, смутился и замешкался.

— Оставьте меня одного, — наконец проговорил Джоффри, тоном скорее просительным, чем требовательным. — И пришлите ко мне моего человека.

— Ты рыцарь или ты фрейлина? — возмутился Эддард, всегда живший по-солдатски. — Не тушуйся, тут все свои: вон дядя твой, я твоему отцу названый брат, и вот учитель твой сидит.

В ответ на это Джоффри рассмеялся злым надменным смехом, который Эддарду очень не понравился.

— Да это просто Пес, — пояснил Джоффри.

— Где? — обернулся Эддард, ища глазами собаку.

— Да вот, — показал Джоффри на Клигейна. — Это Пес Клигейн, он охраняет меня.

— Как тебя зовут? — хрипло и резко спросил Эддард Клигейна, и при звуке его гневного голоса Джоффри снова немного струхнул.

— Сандор, — отозвался Клигейн. — Меня действительно Псом называют.

— Охранять тебя будут, когда тебя посадят, — глухо сказал Эддард, оборачиваясь к принцу Джоффри, потому что, протрезвев, Эддард начал мучаться с похмелья, а с похмелья Эддард Старк был не просто гневлив, как выпивши, а постоянно зол, как черт. — И по кличкам к людям тогда же обращаться будешь. Раздевайся давай, сушись и не отсвечивай тут.

Эддард присел за стол, чокнулся кубками с Сандором и Тирионом, погрыз с Сандором курицу дуэтом и почувствовал приятное тепло и умиротворение. Он обернулся к камину на пытающегося высушиться прямо в одежде Джоффри, и ему стало немного жаль бестолкового и капризного принца.

— Слышь, молодой, — крикнул принцу Тирион, перехватив сочувственный взгляд Старка, — иди сюда. Тебе отец пить уже разрешает?

— Принц может пить столько, сколько ему хочется, — надменно ответил Джоффри.

— Да ну? — Эддард Старк обрадовался возможности проучить мальчишку еще разок. — Так давай, садись.

Спустя два часа Тирион и Сандор свели свой застольный поединок вничью, а Джоффри в четвертый раз звонко сблевал в ведро. Эддард Старк заботливо поддерживал принца и ненавязчиво наклонял его пониже к ведру, чтобы тот нанюхался запаха сивухи на пару лет вперед.

— Нед, мы парня-то не угробили? — с некоторым беспокойством спросил сильно захмелевший Тирион, увидев, что Джоффри, оставленный Эддардом, не смог встать на ноги и прилег рядом с ведром. — Я б его, конечно, и сам отравил, достал он меня во дворце во как! Но Серсея ж с ума рехнется, а это ни к чему. Она и так-то…

— Да ладно, — отмахнулся Эддард и налил себе еще. — Роберта же сын, Робертова порода против выпивки крепка.

Тирион в этот момент как-то замялся, и у Эддарда снова проснулись подозрения, что его доброму и благородному другу наставили рога.

Он поёт под мандолину и красив, как Аполлон,

По латыни Саша может говорить как Цицерон.

Он не знает, что такое неприступная стена,

Саша взглядом на охоте убивает кабана.

(с) Цой

Следующее утро у Эддарда Старка было на удивление добрым: он проснулся поздно, выдул полведра воды, слегка поправился из своей неразлучной фляжки и легким шагом спустился в столовую, где уже завтракали поумневшие с голодухи рыцари. Часть из них, сидевшая поближе к хозяйскому месту, впрочем, по-прежнему пижонила и не притрагивалась к еде до появления главы дома, по нелюбимому Эддардом дворцовому этикету. Эддард сел во главу стола, раскланялся с рыцарями, налил себе вина и почувствовал себя еще лучше.

Старки жили достаточно нелюдимо, отделенные от соседей огромными просторами Севера, и потому Эддард любил послушать рассказы нечастых гостей. Прибывшие в свите Джоффри рыцари говорили в основном о турнирах, которые Роберт Баратеон, похоже, закатывал ежемесячно. «Интересно, что у него кончится раньше — деньги или рыцари? — подумал Эддард. — Нет, я определенно правильно сделал, что не стал десницей короля. Хороша должность — собачиться с кредиторами да организовывать турниры».

Один из наполированных рыцарей, сидящих рядом с Эддардом, как раз начал рассказывать историю о недавнем турнире, на котором Грегор Клигейн (у Эддарда снова зачесались руки) напал на своего соперника, раздосадованный тем, что тот ссадил его с лошади, и как Сандор, еще вчера показавшийся Эддарду хорошим мужиком, ринулся с трибун спасать рыцаря, с которым даже не был дружен, и вступил со своим братом в жаркий бой.

— И тогда поднялся наш король, — повествовал наполированный рыцарь своим выспренним тоном, — и возгласил: «Прекратите это безумие, во имя вашего сюзерена!»

— Король так и сказал: «прекратите это безумие во имя вашего сюзерена»? — недоверчиво переспросил Эддард. Что означало слово «сюзерен», он догадывался, но был почти уверен, что Роберт это книжное слово тоже не знает.

— Ну не совсем так, — вступило сразу несколько более потертых рыцарей солдатского вида с другого конца стола. Эддард подбодрил их благосклонным взглядом, чувствуя, что придворные хлыщи опять портят хорошую историю. Потертые рыцари переглянулись, потом сошлись взглядами на том, кого, видимо, почитали наиболее языкатым, и Эддард услышал свою историю.

— Ну как Клигейны сцепились, — начал бритоголовый рыцарь с покореженным ухом, — дамы, понятно, в крик, их величество даже уши зажал. А потом их величество осерчал, вскочил, поднял над головой свое огромное кованое кресло и как заревет на весь город, — рассказчик прокашлялся и набрал в легкие воздуха: — «Бросай мечи, шантрапа! А то я счас сам выйду и вам обоим накостыляю, каторжные души!»

— Вот это мой король! — радостно засмеялся Эддард, и потертые рыцари присоединились к его смеху.

Вдобавок к хорошей истории о друге Роберте, день подарил Эддарду и вторую радость: на дворе замка появился брат Бен из Ночного Дозора, который всегда безошибочно чувствовал выпивку своим кривым носом и появлялся ровно тогда, когда в замок жаловали гости. Ночной Дозор по строгости порядков порой сравнивали с монашеским орденом, но Бенджен Старк не был монахом, а был скорее похож на развеселого странствующего рыцаря или, как он себя называл, Рыцаря Похабного Образа. Когда Эддард вышел на двор, Бен уже тормошил Джона Сноу, а спустя пятнадцать минут братья Старки перезнакомились со всеми потертыми рыцарями, представили им Джона, а наполированные рыцари, шокированные похабствами Бенджена и появлением за столом бастарда, куда-то свалили, к большому удовольствию Эддарда.

А вот у принца Джоффри, о здоровье которого вчера беспокоился Тирион, утро определенно не было добрым. Его штормило всю ночь, и только под утро он забылся неглубоким сном, похожим на бред, в котором он провалялся до обеда. Долгий сон не освежил Джоффри, и проснулся он с жуткой головной болью.

— Сандор, — слабо позвал принц, благоразумно решив не пользоваться словом «пес», раз это не одобряют обычаи Севера и этот страшный Эддард Старк, которого отец приготовил ему в тести.

— Я здесь, ваше высочество, — отозвался Сандор, который уже успел сбегать в столовую, похмелиться с Беном Старком на брудершафт и утащить с собой пару жареных цыплят.

Страдающий принц ничего не ответил, и Сандор вскоре явился, вытирая руки о штаны. В далекой Королевской Гавани Джоффри встретил бы его надменным «отойди, любезный, от тебя курицей пахнет», но в этот раз принц только жалостно скривил лицо и вдруг испуганно вжался в подушки.

— Нет-нет, Сандор, — пролепетал Джоффри, отмахиваясь от кубка, который добрая душа Клигейн хотел поднести ему на опохмел. — Я больше к этому не притронусь. О, боги, никогда!

В душе Джоффри также давал себе зароки принять обет безбрачия, чтобы у него никогда в жизни не было тестя, и даже собирался уйти в септоны замаливать свои грехи. Сандор прочитал многие из этих благочестивых мыслей на лице Джоффри, дружески пожал ему плечо, чего раньше себе не позволял, и снова вышел, поражаясь про себя педагогическим успехам Эддарда Старка.

Эддарда Старка тем временем искушал Бес, каковым прозвищем Тириона Ланнистера наделили недаром.

— Я точно тебе говорю, Нед, — тихо говорил Эддарду Тирион. — Если жених в доме один, он вырастет эгоистом. Вот если бы Бен не объявился так во всеуслышание, он бы нам тут помог.

— Сдурел? — спрашивал в ответ Эддард. — Он ее дядя!

— Так он бы был понарошку жених, — гнул свое Тирион. — Мы бы подговорили слуг. Или переодели его как.

Эддард пропустил неосторожные слова про карликов, лицедеев и шутов, просившиеся ему на язык, и только постучал себя по голове.

— Ну смотри, — не сдался Тирион. — Ты еще со мной согласишься.

Эддард вспомнил слова Тириона за обедом, за которым Джоффри был тих и романтически бледен, а Санса бросала на него влюбленные взгляды. «Хоть бы познакомилась с ним сперва, дуреха, — с досадой подумал Эддард. — Нет, девчонку можно понять: за ней в нашей глуши и не ухаживал никто ни разу. И не танцевала она еще ни с кем. Учит ее эта монашка, тогда как Бен в молодости был тот еще танцор, да и сейчас небось ничего. Черт, Тирион снова прав, что ли?»

Тирион тем временем действовал по собственному разумению, и плоды его действий созрели уже к вечеру, когда дети Эддарда сбежали из гудящего как улей замка и устроились во дворе у костра.

— А как же история про Черного Ловеласа? — спросил Джон, которому не терпелось поделиться историей, услышанной от Тириона, и подразнить Сансу, которая всегда задирала перед ним нос.

— Я больше не могу слушать, — запищала Санса. — Я сейчас с ума сойду от страха! А эта история — она очень страшная?

История про Черного Ловеласа, его черную лютню и похищенные им девичьи сердца удалась на славу: Санса зажимала себе рот руками, ойкала, а потом завизжала и бросилась к замку, сбив с ног выходящего на двор Джоффри и не заметив этого. Санса неслась до своей комнаты сломя голову, а, добежав и заперев дверь на два засова, услышала бренчание лютни.

— Какая прелестная ночь, миледи, — чужим грудным голосом произнес Бенджен Старк, и Тирион, незаметно свернувшийся в темноте у его ног, показал ему большой палец, восхищенный тем, какие таланты пропадают в Ночном дозоре.

— Вы Черный Ловелас? — пропищала Санса из окна, очарованная романтическим темным силуэтом. — Вы пришли за моим сердцем, и теперь я сойду с ума?

— Было бы очень некрасиво с моей стороны сводить с ума столь юную леди, — ответил Бенджен, садясь на своего черного коня. — Она тогда не сможет делать уроки. Благодарю вас за столь приятное знакомство.

— А когда я вырасту, вы придете? — крикнула Санса ему вслед.

— Все может быть... — отозвался Бенджен, исчезая из виду, и Тириону даже захотелось его расцеловать.

А расцеловал его Тирион уже на следующее утро, после того как весь завтрак провел перемигиваясь с Бендженом и следя за принцем Джоффри и Сансой. Принц спустился к завтраку в добром здравии и даже нашел свою нареченную невесту очень привлекательной и романтичной. Но романтичная невеста витала в своих думах, не обращая внимания на его взгляды, и Джоффри сначала недоумевал, потом сердился, потом начал пытаться привлечь внимание Сансы и постоянно встревать в общий разговор.

— К завтрашнему дню будет сохнуть, — уверенно сказал Бенджен, выходя из замка и садясь на ступеньки, и развеселившийся Тирион, стоя рядом с ним, на мгновение прижал к своей груди его артистичную голову.

Общеукрепляющая,

Утром отрезвляющая,

Если жив пока еще,

Гимнастика!

(с) Высоцкий

Принц Джоффри любил мечтать о подвигах, которые он совершит, когда вырастет и станет таким же могучим, как его отец в молодости, но предпочитал думать, что сила и отвага придут к нему сами, с течением времени. В последние пару дней, стремясь привлечь внимание Сансы, Джоффри желал, чтобы способность совершать подвиги пришла к нему поскорей, но по-прежнему не хотел ничего для этого делать. Он шатался по Винтерфеллу в задумчивости, пока наконец не набрел на внутренний двор, в котором слышался бойкий стук палок. Зайдя во двор, Джоффри увидел, как Робб Старк и бастард Джон рубятся на тяжелых дубинках, подбадриваемые начальником дружины Джори Касселем и десятком невзрачных, но крепких ребят возрастом от 14 до 18 лет. Джоффри лениво обвел взглядом выходящие во двор окна, надеясь на то, что в одно из них сейчас смотрит Санса, и он сможет продемонстрировать ей свою рыцарскую доблесть — ну, может быть… чисто теоретически, если представится шанс…

— Я вижу, принц решил присоединиться к нашим занятиям, — провозгласил Джори, и Робб с Джоном остановились. — Теон, уступишь ему место в следующей паре?

— Я не собираюсь драться с кем попало, — надменно заявил Джоффри. — Я вызываю Робба Старка.

— Ну?! — синхронно повернулись к принцу Робб и Джон, и Джоффри с замиранием сердца заметил, что Робб заметно крепче него, а у Джона, еще более широкого в плечах, глаза убийцы. «Меня изобьют как Сандор площадного вора, — подумал Джоффри. — Мама!»

— Это же игра для детей, — проговорил Джоффри с деланой скукой. — Мне давно надоело махать игрушечным мечом.

В Королевской Гавани эта уловка проходила у Джоффри каждый раз, когда он опасался своего соперника. Учитель фехтования, начальник стражи, а иногда и сама Серсея тут же бросались отговаривать принца от безрассудного желания фехтовать настоящим мечом, Джоффри упирался и капризничал, и за всем этим о предстоящем поединке забывалось.

— И что вы предлагаете? — спокойно осведомился Джори, и у Джоффри перехватило дыхание от мысли, что сейчас эта уловка не сработает. — Настоящие мечи?

— Именно настоящие! — выкрикнул Джоффри срывающимся фальцетом. — А не затупленную турнирную дребедень!

— Да у нас и нет турнирных-то, — ответил Джори, с некоторым недоумением вспоминая, что затупленные мечи таки бывают и где-то даже вроде используются. Джори был боевым рыцарем, и доставал свой меч из ножен только для того, чтобы кого-то убить.

— У нас и турниров нет, — подтвердил Джон, глядя на Джоффри глазами несытого волка. — Мы, если надо с кем подраться, пойдем с ним в лес, да там человечка и зарежем.

Оживившиеся ученики тем временем окружили Робба и Джоффри и уже начали прилаживать на них боевые доспехи. Кто-то сунул Джоффри в руку довольно большой и видавший виды меч.

— У меня есть свой, — с гордостью сказал Джоффри, брезгливо отбросив дешевый меч, и вытащил из ножен дорого украшенный укороченный клинок. — Я называю его Львиный Зуб.

Название клинка не произвело на учеников Джори Касселя такого впечатления, которое оно обычно производило на девчонок, и Джоффри даже услышал, как кто-то за его спиной сравнил его клинок совсем не с зубом.

— Конечно, каждый должен биться тем мечом, который ему по руке, — согласился Джори Кассель с плохо скрываемым ехидством. Он вовсе не собирался устраивать настоящий поединок, да еще и с участием наследного принца, но Джоффри за пару минут сумел разозлить его своей трусостью, сочетающейся с нахальством. — Но, боюсь, у Робба будет тогда большое преимущество.

Джоффри с ужасом посмотрел на огромный боевой меч Робба и понял, что погиб.

— Я бы на вашем месте, принц, подобрал данный вам меч, — посоветовал Джори.

Джоффри выстоял против Робба только три минуты, и то ценой напряжения всех своих сил. В первую же минуту Джоффри оглох от лязга мечей, еще через полминуты у него жутко заболели ноги, а к исходу трех минут он уже не мог поднять правую руку. В надежде хоть как-то спасти свою жизнь Джоффри нарочно оступился, повалился навзничь и выронил меч.

— Ну вставай давай, — потребовал крепкий и коренастый Робб, который всего лишь немного запыхался.

— У меня болит рука, — проныл Джоффри с земли, все еще надеясь, что кто-нибудь здесь испугается того, что его высочество ранен.

— Рука болит? — участливо осведомился Джори Кассель, опускаясь рядом с Джоффри на колено и начиная расстегивать его доспехи. — Где же?

— Сзади, — простонал Джоффри, закатывая глаза и радуясь тому, что кто-то наконец ведет себя так, как его приближенные дома.

Джори быстро снял с Джоффри панцирь и наручные щитки и начал мять его мышцы своими крепкими пальцами, одновременно состроив своим ученикам многообещающую рожу.

— Это с трицепсом проблемы, — заключил Джори тоном эксперта. — Ну мы это дело поправим. Это легко исправляется-то.

Робб и Джон переглянулись и фыркнули.

— Упор лежа принять! — внезапно заревел Джори на опешившего принца.

Несчастный принц выбрался с тренировки только спустя полтора часа, когда объявили обед. Джоффри пошатываясь дошел до ближайшего входа в замок, чувствуя, что у него болят даже те части тела, о существовании которых он и не подозревал, и вцепился в лестничные перила.

— А блондинчик жилистый довольно, — одобрительно сказал кто-то ему вслед. — Дыхалка у него говно, а характер есть.

«Наверно, это и есть подвиг, — подумал Джоффри про себя, на карачках всползая по лестнице по направлению к своей комнате, и был при этом недалек от истины. — Если оно так, то лучше бы мне в жизни подвигов совершать поменьше».

Желанию Джоффри не суждено было исполниться, потому что на вечерней тренировке, которую он пропустил, бессильно валяясь на постели, ученики решили, что принца нельзя оставлять жить бестолочью, а Джори Кассель успел доложить об утренней тренировке Эддарду и получить от него благословение.

— Вставайте, принц, пора ехать к Трезубцу, — угостил принца популярной шуточкой Робб, входя с утра в комнату Джоффри без стука.

— Построение через пять минут, — подтвердил Джон, и они с Роббом умело поставили на ноги принца, пытавшегося спрятаться под одеялом. — По морозцу-то, высочество, а?

— Я приду, — пробормотал Джоффри, которого передернуло при мысли и о морозце, и о тренировках, и, стоило Роббу и Джону оставить его и уйти, Джоффри спешно оделся и бросился по коридорам замка совсем в другую сторону.

Эддард, Тирион и Сандор сидели в столовой, ковыряя в зубах и медленно похмеляясь.

— Заверните принцу с собой, — распорядился Эддард, увидев вбегающего и прихрамывающего на обе ноги принца. — Тяжело в учении, легко в бою.

— Я не хочу! — закричал Джоффри, кидаясь к Сандору в поисках защиты.

— И то сказать, — с затаенной усмешкой согласился Тирион, — не королевское это дело дубинками махать. Давай-ка лучше дерябнем. По законам Севера, которые мне очень любы, кто не сражается, тот пьет.

— Это я тоже не хочу, — в ужасе сказал Джоффри, глядя на полный кубок бренди, который пододвигал к нему Тирион, и чувствуя огромный ком в горле. — Я лучше на построение пойду.

— Идем, — решительно заявил Сандор, вставая с места, и Джоффри немного приободрился, рассчитывая на то, что верный телохранитель не даст его мучить.

Когда Сандор и Джоффри появились во дворе, ученики под руководством сэра Родрика приседали на одной ноге. Джоффри хотел пожаловаться Сандору, что это еще один изощренный способ пыток, которого не знает и королевский палач, но Сандору картина была знакома и не требовала пояснений.

— О, физо! — с радостью и легкой ностальгией сказал здоровяк Сандор, скидывая куртку. — Командир, сколько делаем?

Джоффри поднял взгляд на свисавший вдоль стены стяг Старков с волком на белом фоне, и ему захотелось завыть.

— Тебе надо бы раз сорок, — ответил сэр Родрик, по достоинству оценив мощь Сандора. — А принцу и пятнадцать можно.

Джоффри хотел признаться, что он не сделает и пяти таких приседаний, но его опередил Джон Сноу.

— А чего это всем по двадцать, а принцу пятнадцать? — делано возмутился Джон.

— А и правда, — поддержал Джона Сандор, который не знал усталости вовсе и потому не мог себе представить, что кто-то на свете может затрудниться присесть на одной ноге сорок раз или отжаться от пола сотню, пусть даже в кольчуге. — Чего нам пятнадцать-то? Мы с принцем щас тебе все двадцать отсчитаем!

Джоффри сделал семь приседаний и упал на холодные камни. «Наверно, я чем-то сильно прогневал своего отца, — размышлял Джоффри с усталым безразличием к самому себе. — Или вероломные вельможи составили против меня заговор. И теперь меня послали на этот проклятый Север, чтобы я умер здесь в жутких мучениях». Джоффри хотел заплакать, представив себе родную Королевскую Гавань, в которую ему больше не суждено вернуться, но смог издать только глубокий стон.

— А ну не лыбиться! — прикрикнул Сандор на учеников, потому что у него было доброе сердце, но, на несчастье Джоффри, не слишком умная голова.

Сандор легко поставил Джоффри на ноги и отечески хлопнул его по спине.

— Мы сейчас на левой попробуем, — заверил аудиторию Сандор. — Мож, у него левая толчковая.

Когда в стране наступает

Очередной трындец,

Таких, как я, вызывает

Он в свой мрачный дворец,

И, крепко сжав ягодицы,

Мы слушаем строгую речь,

И ждем напряженно, кого покарает

Сегодня Дамоклов меч.

(с) Семен Слепаков

Редкий ворон быстро долетит до Винтерфелла, а потому Эддард даже начал забывать о том, что ему когда-то предлагали должность десницы короля, когда ворон принес ему нежданное королевское послание.

«Ну здравствуй, государственная голова, — писал король, и Эддард почувствовал, что его друг встал на трудный путь исправления. — Как ты присоветовал, я пошел в Совет и заявил, что отныне я им и король, и десница, и воинский начальник. Некоторые, по-моему, напустили в штаны, особенно когда я потребовал бумаги. Что могу сказать: бумаги я разобрал, Совет к чертям разогнал, и даже долга у меня теперь на миллион монет меньше. Правда, человек двести пришлось по итогам посадить в подземелья — из них, думаю, два десятка надо бы повесить, половину выслать к черту, а остальных могу отдать тебе на Стену. Менестрели теперь по ночам пишут про меня песни, в которых честят кровавым тираном, какие-то смутьяны бунтуют народ, чтобы свистел при моем появлении, а один чертов равальяк ткнул меня в толпе кинжалом, попал в кольчугу. Это-то все ничего, я так только злей, даже, веришь ли, аппетит к государственным делам проснулся. Вот только в казне по-прежнему повесилась мышь, и кредит мне Ланнистеры больше не дают, а жена так вообще никак не дает. Что делать, штурман? Куда плыть?» — на этом месте Эддард с удовольствием вспомнил, как молодой Роберт, истинный уроженец Штормового Предела, выстроил еще у Арренов ялик и как они вдвоем ходили на ялике, Роберт капитаном, а он штурманом.

«И про баб: — читал дальше Эддард, — золовке твоей я написал, чтобы ехала лучше к тебе, пока мальчишка ее из этого замка в облаках не выпал куда. Только, не в обиду тебе будет сказано, золовка твоя дура. То есть ну вот она такая дура, что дай ей волю, она за Мизинца выйдет, а таких дур, чтобы за Мизинца выйти, в королевстве за целых пятнадцать лет не нашлось. Я, знаешь, как Джон помер, их сына Ланнистерам хотел на воспитание отдать, а, чтобы ребенка без вины Ланнистерам отдать, так это у него в семье совсем вилы выкидные быть должны, ты понимай. Так что черт ее знает, золовку твою, что она после моего письма подумает и что будет делать, хотя я вроде толком писал».

«И еще, — продолжал король, — я тебя заочно назначил десницей, чтобы было, на кого потом свалить. Что, съел, ледяная ты рожа? Что ты ко мне сюда не поедешь, это я понимаю, к тебе и так, небось, скоро обиженные побегут — выставляй лучше по ночам караулы. Мы тут со Станнисом спим в очередь, как в войну, охрану я уже новую привез из Штормового Предела. Разворошил я улей, а?! Кстати, козлы любят поджигать библиотеку — ты, дубина, знаешь, где у тебя в замке библиотека? Я вот не знал — ладно, пожалеют еще, я там в библиотеке такое им вычитаю!

Верноподданным я пока объявил, что ты занят государственными делами на Севере, — а ты давай, придумывай мне, какими. Ну, Стену ты там полируешь, железо из Железных Островов выковыриваешь, Белых Ходоков по пустошам гоняешь дубовым дрыном. В общем, соври что-нибудь, во что не стыдно поверить».

Письмо было важным и интересным, и Эддард тут же уселся писать ответ.

«Здравствуй, король! — с удовольствием написал Эддард. — Вешать твоих казнокрадов ни к чему, а высылать тем более. Пусть себе сидят, пока не вернут украденное. А кто будет запираться — того шли этапом ко мне на Стену, в Дозор мы эту шваль не возьмем, но редкая сволочь доедет до Стены и не раскается во всех своих грехах, как говорят у нас.

Если денег у тебя нет, разузнай, кто собирает портовую пошлину, и тоже посади. Деньги сразу потекут. С твоим портом и без денег быть — это не может быть такого. Можно еще пособачиться с мажордомом, через него всегда бабла черт знает сколько утекает, но это дело бабское, до такого тебе не дай боги дойти.

А мы недавно раскололи дезертира из Дозора — не мечом от плеча до жопы, как, может, и следовало бы, а как разведка делает — помнишь моего Бенджена, он в войну такой был маленький шустрый паренек? До сих пор в разведке, кстати, только теперь в Дозоре. Так вот, расколовшийся видел Иных и их мертвяков, разведке еще никто не врал. Будет большая война, друг, о нас еще саги напишут, если будет кому. Вот этим примерно и занимаюсь на государевой службе, хочешь верь, хочешь нет».

Эддард и сам не знал еще, верит ли он в грядущую войну с созданиями ночи, и даже был уверен, что Роберт в нее не поверит — по крайней мере, пока. Роберт сейчас увлекся наконец королевскими делами, но Эддард хорошо знал, что его друг любит разрубать узлы и решать дела одним ударом. Списать с королевства миллион фиктивных долгов, посадить в крепость маленькую толпу казнокрадов, вытрясти из них еще миллион, развязать в столице небольшую войну — это было по нему, по его огромной мерке и буйной душе. А вот постоянный труд, думал Эддард, чтобы то же самое не повторилось снова, королю наверняка быстро надоест. И все время теперь у короля в мозгу будет петь боевой трубой «будет большая война, друг, будет большая война», пока не придет тот день, когда Роберт Баратеон ринется войне навстречу, вопреки скепсису и даже здравому смыслу, просто чтобы отвязаться от придворных дрязг.

А когда это случится, с удовольствием подумал Эддард, запечатывая письмо, трудно будет позавидовать что Мансу Налетчику, что самому Королю Ночи, если он, конечно же, существует. Роберт был один из немногих командиров гражданской войны, оставшихся в живых после участия во всех главных сражениях. Роберт скучал с вельможами, но всегда находил нужное слово для солдат, ненавидел бумаги и денежные расчеты, но оживал над картой. Он, возможно, плохо правил — но отлично воевал.

Принц Джоффри больше не мечтал о подвигах, потому что подвиг был у него в расписании каждое утро, а иногда выпадал еще и на вечер, когда Джори или сэр Родрик собирали учеников на дополнительную тренировку. Принц пытался прятаться от подвигов в стогу сена, но был выслежен Браном с крыш и вытащен из стога Джоном Сноу, который собирался быть разведчиком, как дядя Бенджен. Принц пытался жаловаться лорду Эддарду, но был перехвачен своим дядей Тирионом и жестоко бит за ябеду и за то, что позорит семью своей слабостью. Несколько минут после этого Джоффри думал, что он не виноват в том, что слаб, и что Тирион ужасно к нему несправедлив, но потом припомнил, как сам много раз смеялся над ростом Тириона, и почувствовал, что у него в первый раз в жизни пробудилась совесть. Пробудившись, совесть обнаружила внутри Джоффри непочатый край работы, и принц постепенно начал привыкать к новой жизни и закаляться характером.

— Коней любишь? — спросил Робб, подходя к принцу в конце третьей недели занятий.

— Нет, — быстро ответил Джоффри, потому что несколько дней назад сэр Родрик заставил учеников прыгать через удивительный гимнастический снаряд, называемый конем, и уже на пятом кувырке Джоффри подвернул ногу. Добрый Джон Сноу после этого дразнил его, рассказывая, что на следующей неделе они все будут прыгать через коня с завязанными глазами, пока не останется последний, стоящий на ногах.

— Да ладно, мы без приколов, — заверил Джон, появляясь с другой стороны. — Пойдем лошадей посмотрим. Мейстер говорит, дожди скоро кончатся, а Джори давно обещал устроить нам хорошие скачки.

Перспектива скачек Джоффри тоже не прельщала, потому что долгая дорога в Винтерфелл оставила у него о верховой езде самые неприятные воспоминания. Но лошадей принц любил и, оставив Джона и Робба рассматривать боевых коней, Джоффри наткнулся в соседней конюшне на настоящее сокровище.

Несколько дюжин прекрасных тонконогих жеребцов и кобылиц стояли в просторных светлых стойлах, и казалось, что стоит только открыть одно из них, как его обитатель вырвется на свободу, быстрый, как ветер, и в один день домчит тебя до Перешейка. Джоффри принялся считать коней, одновременно прикидывая их возможную цену, и сбился — по его прикидкам, этот табун стоил минимум половины Винтерфелла.

— Нефигово вы тут живете, — с затаенной завистью сказал Джоффри подошедшим Роббу и Джону, понимая, что ему отец такого коня никогда не купит, даже одного. — Они у вас в снегу не вязнут?

— Так это же не боевые, — ответил Джон, прагматично относящийся к коням. — И не походные. Это Ходор.

— Ходор? — переспросил Джоффри.

— Ходор, — подтвердил Робб.

Еще до рождения Джоффри, при старом короле, Ходор был в Королевской Гавани самым богатым олигархом, и прославился тем, что не только ходил к Эйрису с предложением отречься от престола и выступить с речью «Я устал, я ухожу», но и вышел от Эйриса живым. Прослышав о таких талантах Ходора, король Роберт пригласил его в советники, но в этот момент у Ходора сменились увлечения, и он присоветовал королю что-то невнятное: раз в пару лет собирать народ и спрашивать, доволен тот его правлением или недоволен. «И когда народ выразит свое вам доверие, — подытожил Ходор, — ваша власть станет более крепкой, чем власть любого другого монарха». «А если он не выразит?» — усомнился король Роберт, который воевал гражданскую и много раз видел, как солдаты и рыцари поворачивали свое оружие против неугодных им лордов. О том, что на это ответил королю Ходор, история молчит, но по итогам разговора король послал Ходора на Север шить рукавицы.

Эддард Старк не мог допустить, чтобы такой талант пропадал зря, и взял Ходора к себе. К тому времени у Ходора снова сменились увлечения, он купил несколько лошадей на залоговых аукционах и постепенно раскрутился до хозяйства, которое так впечатлило принца Джоффри. Наученный своим горьким придворным опытом, Ходор в политику больше не лез, платил Старкам и аренду, и откаты и быстро процветал. Коннозаводчики всего Вестероса считали Ходора своим главным конкурентом, конокрады всего Вестероса почитали его большим жуликом, а Тайвин Ланнистер при известии о его прибылях рвал волосы на заднице.

— Это вот вообще все, что ты тут видишь, тебе просто снится, — заметил принцу Джон. — Это тебе, может, кажется, что здесь дорнийские скакуны, а по документам здесь крестьянские кони.

— Это ж Ходор, — подтвердил Робб. — У него всегда так. Найдет нефть, а пишет «скважинная жидкость».

— А что такое нефть? — не понял Джоффри.

— А это такая вязкая черная смола, которая жутко чадит, если ее поджечь, — пояснил Джон.

— Отец на прошлой неделе разговаривал с Ходором, — сообщил Робб, — спрашивал его, что можно сделать с войском мертвецов за Стеной. И Ходор пообещал отцу: «Когда я зажгу нефть, им будет хорошо».

— Вы это серьезно? — настороженно спросил Джоффри и немного побледнел. — За Стеной Король Ночи действительно собирает армию мертвецов?

— Конечно, — подтвердил Джон, который запомнил давние слова лорда Эддарда, что чем больше будет ходить про Север страшилок, тем Северу будет лучше.

— А ты думаешь, зачем мы тебя так тренируем, — поддержал брата Робб. — Король распорядился, чтобы мы тебя подготовили, а потом ты поведешь его армию за Стену и на прорыв.

— Ну раз так, я вернусь с победой, — заявил Джоффри, вытянувшись и побледнев как полотно, и пошел прочь из конюшен.

— Ты смотри, даже маме нажаловаться не грозит, — тихо сказал брату Джон.

— И телохранителя своего не зовет, — согласился Робб.

— И не хвастается, как ребенок, — покачал головой Джон. — Нам в алхимики записаться нужно, мы из говна принцев делать умеем.

Мальчик-гей, мальчик-гей,

Будь со мной понаглей!

(с) Тату

Сансе последнюю неделю не везло в любви настолько, что ей стоило бы сыграть в карты. Сначала она в несчастливый вечерний час прошла мимо столовой, в которой дядя Бенджен и пугавший Сансу уродец Тирион разминались красненьким перед вечерним застольем. Проклятый Тирион называл дядю Бенджена Черным Ловеласом, а дядя Бенджен в ответ ржал, как полковой конь, и наигрывал на лютне неприличные частушки. Образ таинственного черного рыцаря, занимавший душу Сансы последние три недели, рассыпался в прах, и Санса даже всплакнула бы, если бы кровь Старков не взяла верх и она не разозлилась бы на Бенджена и Тириона.

Чтобы совершить свою страшную месть, Санса даже помирилась с Арьей. Все три недели, которые Санса витала в облаках, Арья едко подсмеивалась над сестрой, и в результате последние две недели сестры не разговаривали. Но когда Арья узнала, что сестру кто-то обидел, и увидела, что Санса не плачет, а хочет отплатить обидчику, ссоры и насмешки тут же были забыты. Сестры Старк разрезали дяде Бенджену струны на лютне и испачкали ему полотенце углем, а Тириону насыпали в кубок с вином самого жгучего перца, который только могли найти. Дядя Бенджен жутко ругался, порадовав затаившихся за углом сестер, а Тирион, отхлебнув из кубка, принял свою расплату с юмором и изобразил настоящую пантомиму, повеселив ею всех сидящих за столом.

— Он прикольный, — с симпатией сказала Арья. — Давай ему еще чего-нибудь устроим.

— Дурак, — не согласилась Санса и решила переключить свое внимание на принца Джоффри, который, как она вспоминала, некоторое время назад провожал ее печальными взглядами.

К несчастью, с принцем Сансу постигла неудача другого характера. Приехавший в замок принц, одетый в шелка и кашемир, был бледен, изнежен и светловолос. Но за то время, которое Санса провела в своих мечтаниях, прекрасного принца умыкнули ее братья, и Санса, встретив принца в коридоре, с трудом его узнала. Вместо шелков принц был одет в дубленую кожу, руки его были сбиты похуже, чем у Арьи, а на левой королевской скуле красовался отменный фингал. В довершение всего, Джоффри на глазах у Сансы получил от Робба затрещину, но не удалился, гордо подняв голову, и не бросил Роббу перчатку, а с хохотом побежал вслед за Роббом, чтобы вернуть ему должок.

— А ведь совсем на человека стал похож, — задумчиво произнес Джон Сноу, глядя вслед Роббу и Джоффри. — Мое почтение, леди Старк.

— Вы! Вы! — закричала на Джона Санса, которой и его ернического обращения «леди Старк» было обычно достаточно, чтобы надуться. — Вы все испортили! Оставьте его в покое! Мой бедный принц…

— Служу родному Вестеросу! — откликнулся Джон Сноу как заправский Дозорный, уворачиваясь от «бедного принца», который вихрем пронесся по галерее в другую сторону. Своей работой над принцем, включая фингал, Джон Сноу был действительно горд.

— Проклятые мальчишки! — подытожила Санса и, вздернув подбородок, ушла в свою комнату.

Тирион был известен всему свету как насмешник, но вдохновенная лютня Бенджена Старка пленила его душу, и он дошел даже до того, что стал подпевать любимой песне Бенджена, которую тот называл гимном Ночного Дозора. Гимн был прост и пафосен, но в исполнении Бенджена приобретал какую-то дикую прелесть. Чтобы не подрывать свою репутацию циника, Тирион предпочитал петь его с Бендженом дуэтом, только сидя на крепостной стене.

И треснул мир напополам, дымит разлом,

хором выводили Тирион и Бенджен погожим утром, сидя на крепостной стене.

И льется кровь, идет война добра со злом.

И меркнет свет, белый паук плетет узор.

По темным пустошам летит Ночной Дозор.

К замку тем временем скакал во весь опор рыцарь в прекрасных доспехах, за рыцарем спешила его свита с развернутыми знаменами, и дозорный подал сигнал замку, протрубив в рог.

— Испортил песню, дурак, — с досадой сказал Тирион, возвращаясь в свое обычное насмешливое состояние. — Бен, знаешь, с чем рифмуется слово Лорас?

Бенджен подтвердил свое знание коротким смешком, созерцая кудри рыцаря, его прозрачный шарф и его расписные доспехи.

— Тебе как, в Дозоре боевые гомосеки не нужны? — проворчал Тирион, вставая и собираясь спускаться вслед за Бендженом со стены, на которую только что с трудом взобрался. — Спорю на десять золотых, что этот парень прослышал о великом походе за Стену и спешит найти неприятностей на свою рабочую часть тела.

Санса не любила постоянный стук палок во дворах замка, где тренировались и юноши, и члены дружины. Одетые в дубленую кожу и вооруженные тяжелыми дубинками дружинники были больше похожи на повздоривших лесорубов, чем на участников рыцарских турниров. Но с появлением великолепного сэра Лораса все изменилось — еще бы, ведь сэр Лорас привез с собой турнирные мечи!

Турнирных мечей Санса, конечно же, никогда до этого не видела, и была разочарована тем, что они оказались блеклыми и невзрачными — даже блестящий Лорас Тирелл не был безрассуден настолько, чтобы тупить дорогие клинки. Но еще больше Санса была разочарована доспехами Робба и Джона — сэр Родрик посчитал, что для тренировки нет смысла портить хорошие доспехи, и одел своих воспитанников в то, что давно жалко было отнести на переплавку. Сэр Лорас в своих резных доспехах, словно украшенных тысячей цветов, казался на этом фоне прекрасным ангелом.

Несмотря на то, что Лорас Тирелл приходился ровесником ученикам сэра Родрика, он довольно легко побеждал их одного за другим, и только Робб, коренастый и упорный, сумел оказать ему сопротивление, пока сэр Лорас не нашел брешь в его защите и не закончил поединок двумя гулкими ударами меча по шлему и оплечью.

— Браво, милорд, — сказал Роббу галантный сэр Лорас, поклонившись.

— Браво, сэр Лорас! — крикнула Санса с балюстрады, восхищенная его ловкостью и рыцарством. — Прекрасная победа!

— Никакая победа не может быть прекраснее вас, миледи, — отозвался сэр Лорас и бросил Сансе одну из роз, украшавших ее оплечье. Санса поймала розу, и ей почему-то вспомнились розыгрыши ее несносных братьев — роза была колючей и больно поранила ее ладони. Но, как истинная леди, Санса только лучезарно улыбнулась своему рыцарю.

— А ну-ка, давай я попробую, — сказал Джон, обидевшись за брата, и они с Лорасом зарубились всерьез. По силе и ловкости молодой Джон Сноу был ровня Лорасу Тиреллу, но его подвели отсутствие опыта и горячность — он постоянно атаковал, терял равновесие, и сэру Лорасу удалось сбить его с ног и лишить меча. Санса восхищенно захлопала в ладоши, готовясь приветствовать чемпиона.

— Вы рыцарски сражались, мой друг, — произнес Лорас, который еще не знал о главном козыре Джона, его боевой ярости.

— Я не повторю этой ошибки, — ответил взбешенный Джон, вскакивая на ноги и ловко избавляясь от панциря и шлема. — Принц, давай сюда свой меч!

«Нельзя отказывать Джону Сноу», — объяснили принцу его однокашники еще в первую неделю, отлив его водичкой, и поэтому сейчас принц безмолвно выполнил распоряжение бастарда.

С укороченным клинком и без доспехов, Джон широко расставил руки и ноги, будто собирался завалить дикого зверя, и медленно пошел на сэра Лораса. Сэр Лорас несколько раз пытался атаковать, но попадал в пустоту — Джон быстро отскакивал в сторону и пару раз доставал блестящий панцирь принца, оставляя на нем длинные царапины. Вес доспехов мешал сэру Лорасу, и он сначала избавился от шлема, чтобы лучше видеть своего соперника, а потом бросил свой великолепный щит. Джон только этого и ждал: он бросился вперед, поймал нанесенный сверху удар на свой клинок, а затем поднырнул вниз, и ноги сэра Лораса описали красивую дугу. Оглушенный сэр Лорас не успел даже прийти в себя, а разгоряченный Джон, сверкая безумными глазами, уже встал коленом на его правую руку и приставил ему к горлу боевой клинок принца.

— Сдаюсь, — пробормотал онемевшими губами юный рыцарь, которого еще ни разу в жизни не пытались по-настоящему зарезать.

— На этом мы пожелаем Джону доброй охоты, — вмешался сэр Родрик, чувствуя, что пора разрядить обстановку. — А сэра Лораса торжественно поздравим с тем, что он пропустил проход в ноги.

Эддард Старк своему боевому искусству обучился перед войной и непосредственно в войну, а потому любил посмотреть на показательные поединки, хотя сам в них никогда не участвовал. «Очень поучительно посмотреть, как люди сами показывают тебе, как их поудобнее прирезать», — иногда пояснял Эддард с обычно несвойственным ему зловещим юмором. Поэтому Эддард был не очень доволен, когда его дети схватились с Лорасом Тиреллом, — он предпочитал, чтобы их силу и слабости знали верные дому Старков дети дружинников, а не заезжие рыцари. Но поведению Джона и его победе Эддард был рад.

Санса не знала о том, что отец стоит неподалеку, и потому дала волю своей досаде от поражения Лораса.

— Проклятый Джон, — пробормотала Санса, чуть не плача, и, отойдя от балюстрады, наткнулась на отца.

— Санса, — мрачно сказал Эддард, и Санса, всегда бывшая хорошей девочкой, в первый раз в своей жизни его испугалась. — Ты моя дочь, и я люблю тебя. Но больше никогда не смей поддерживать кого бы то ни было против семьи!

Полученный от отца выговор смутил Сансу, но не смог пересилить очарование Рыцаря Цветов, и Санса выловила своего рыцаря в пустой галерее, когда тот направлялся в свои покои, чтобы переодеться к ужину из одного роскошного наряда в другой. Хитроумная Санса сложила ладони и уткнулась в них лицом, словно бы в большом горе.

— Что с вами, миледи? — немного обеспокоенно спросил Лорас, и Санса показала ему свои поцарапанные ладони.

— Ваша роза прекрасна, сэр Лорас, но у нее очень острые шипы, — произнесла Санса заготовленную фразу.

— О, простите меня, моя госпожа, — галантно сказал Лорас, наклоняясь и целуя ладони Сансы.

Сэр Лорас хотел ограничиться галантностью, но Санса тут же обхватила его шею и повисла на нем.

— Я люблю вас, мой прекрасный рыцарь, — храбро сказала Санса и прижалась щекой к нежной щеке сэра Лораса.

— О мое бедное дитя, — печально произнес сэр Лорас, когда его попытки выскользнуть из рук Сансы оказались тщетными. — Я в отчаянии от того, что мне придется ранить ваше прекрасное сердце, но я люблю другого.

Санса была внимательной девушкой, и даже в такой момент от ее внимания не ускользнула необычная форма употребленного сэром Лорасом слова.

— Другого? — вскричала Санса на весь коридор. — Другого?

Санса разрыдалась и бросилась бежать, оплакивая то, что под личиной блестящего рыцаря она обнаружила извращенца.

Принц Джоффри вбежал в столовую к обеду, сияя новой царапиной на лбу и свежими ссадинами на руках, быстро наглотался супа, набил карманы яблоками и печеньем и убежал. «Ну и ладно, — подумала Санса, вставая из-за стола и провожая принца взглядом. — Он, конечно, не франт, но зато не душится и не завивается, нормальный парень».

У входа в столовую Санса столкнулась с Джоном Сноу, хрустевшим яблоком, только что отобранным у принца.

— Прости меня, Джон, — тихо сказала Санса.

— За что еще? — удивился Джон, который уже забыл, что вчера Санса болела за Лораса Тирелла.

— За все, — проговорила Санса, легонько боднула высокого Джона головой в плечо и убежала.

— Чудеса, — пробормотал Джон, но не сильно удивился, потому что Арья тоже всегда вела себя непредсказуемо.

«Чудеса», — про себя согласился Эддард, с удовольствием наблюдая за сценой с галереи на втором этаже.

Когда на глаза случайно

Я попадаюсь ему,

Мне кажется, что детишек

Я больше не обниму,

Не буду пытать служанку,

Охотиться на тигрят.

Согласитесь, что жалко

Вдруг это все потерять.

(с) Семен Слепаков

Эддард Старк за последние месяцы полюбил получать королевские письма, которыми раньше друг Роберт его не баловал. Зато теперь в Роберте проснулись не только государственные таланты, но и эпистолярные: от его истории, как Станнис перехватил у евнуха Вариса всю его шпионскую сеть, пригрозив оторвать тому яйца, Эддард в первый раз за все годы после совместных с Робертом походов смеялся так, что у него потом болел живот.

Нынешний день тоже начинался хорошо, потому что Эддард проснулся от стука ворона в его окно. Ворон уже, вероятно, привык к своему северному маршруту, а потому летел не к мейстеру, ведавшему вороньей почтой, а в спальню Эддарда, словно носил не послания короля его деснице, а любовные записки.

Эддард пошарил в кармане штанов и высыпал ворону зерна на железный прикроватный столик.

— Рррому, черрт возьми, рррому! — потребовал ворон хриплым голосом, похожим на голос короля.

— Хрррен тебе, хррен, — откликнулся Эддард, при виде почерка короля в очередной раз становясь веселее и моложе.

«Здорово, волчара! — писал король. — Наше с тобой счастье, что я перехватываю всех воронов, летящих в Красный замок, в том числе жениных. А то, если бы не военное положение, письмишко Джоффа она получила бы и визжала бы потом так, что у тебя было бы слышно. Пишет мне мой сынишка, и по всему получается так, что у вас там его уже раза два убили, а как он тогда пишет, дважды убитый, Иные его ведают».

Эддард от таких известий поморщился, потому что не любил нытиков и ябед и в своем замке их не терпел. Правда, Джори докладывал ему третьего дня, что из принца постепенно выходит толк, а вороны летают долго, но Эддард, подобно его царственному другу, не любил запутанных ситуаций и сложных характеров.

«Вы там прекратите забивать мне голову всякой ерундой, — продолжал в письме Роберт. — Своим скажи, чтобы Джоффа не кошмарили особо, а то вдруг он королем станет (сам того боюсь), все вам припомнит. А ему передай, чтобы не позорил мои седые яйца — если достают его, пусть пойдет всех отлупит, а писем мне пусть таких не пишет, пока живой.

И вот еще что — это ваше купание в проруби какой-то нездоровый садизм. Если вам так уж надо кого-то в прорубь закинуть, закиньте одного из мертвяков, про которых ты мне рассказывал, а как примерзнет, вырежьте и так во льду мне морем и отправьте. А то Станнис притащился с новой бабой, свихнутой на мистике, и у него теперь одних разговоров, что про какую-то Тень. Я думал мертвяками его твоими заинтересовать, раз на него нашел такой стих, а он мне все одно: «Мертвяки фигня, а Тень решает». Вот привези ему мертвяка посмотреть, пусть увидит, фигня это или нет. Да я и сам бы глянул. Кстати, спроси там у себя на Стене: Рейгара, сволочь таргариенскую, выкопать, оживить, а потом снова убить — это вариант или не вариант?»

— Кррровь, смерррть и пррреисподняя! — выругался ворон и клюнул Эддарда в руку. — Рррому, засрранцы, рррому!

Эддард отсыпал ворону еще зерен и принялся за ответ в прекрасном настроении, словно он скинул с себя двадцать лет и звание Хранителя Севера.

«Здорово, олень! — написал раздухарившийся Эддард. — Есть отставить кошмарить принца! Правда, его тут не кошмарил никто, просто он к нам на физо попал, — в этом месте Эддард живо представил, как его тучный друг начинает хохотать, а потом отжимается от пола полста раз, покраснев как помидор, но доказав самому себе, что рыцарь он еще огого. — Кстати сказать, я понимаю, что ты гарнизон сменил, но сделай себе там зарубку: кажется, у вас в столице на физо учат бальным танцам. Так что парня мы подтянули, все нормально теперь.

Лед у нас еще и близко не встал, ближайшие проруби за Стеной небось, и то далеко. Наши ребята купаются еще, я бы не полез, но молодым все нипочем. А идея твоя про прорубь и мертвяков богатая, на то ты и генерал. Про словить я Бена спрошу, а еще вот водичкой мертвяков облить можно. Прикинь, Король Ночи своей армии командует «вперед», а она примерзла вся. Да, еще после оттепели атаковать можно, тот же эффект будет.

Насчет таргариенской сволочи, кажется, не вариант, мертвых только Белые Ходоки оживляют, а Белые Ходоки это такая страшная хрень, что я их даже ловить тебе не буду. Не торговаться с ними надо, а рубить мечом направо и налево безо всякой жалости. Или пожечь их к черту — мне бы Дикого огня, а, командир?»

С тех пор, как по Северу с легкой руки Тириона разошелся слух, что Старк выдает дочку замуж, в Винтерфелл стали на удивление часто заезжать соседи. Большинство из них утрачивало свой свадебный пыл, обнаружив в замке свиту принца, вроде как прибывшего с той же целью, но многие все же не хотели разъезжаться, и неделями слонялись по замку.

Бенджен Старк, как на грех, приболел ровно тогда, когда начали съезжаться гости, и мейстер Лювин составил для Дозора подробное описание его несчастий. «Брата Бенджена разбила жестокая лихорадка, — писал мейстер, наблюдая, как Бенджен мается с похмелья. — Уже которое утро подряд мучают его рвота и головные боли, руки его трясутся и холодны, как лед. Вид же он имеет бледный и болезненный, словно мертвец, и тому удивляться должно, что он еще ходит». Бенджен горячо поблагодарил старого мейстера, а, проводив его из спальни, похмелился и отправился продолжать состязания в застольной доблести с вновь прибывшими рыцарями.

Некоторые из прибывших, однако, оказывались более безрассудны, чем слоняющиеся по замку рыцари. Например, в один мутный и туманный день Эддард увидал со стены отряд Болтонов, трубящий в рог, и некоторое время раздумывал, пускать их в замок или не пускать.

— Гони их в шею, — предложил похмельный Сандор, стоявший рядом. — У меня от их рога голова раскалывается.

— Лучше пустить и запретить им трубить, — не согласился Тирион. — А то они так и будут со своим рогом вокруг замка шататься.

Сандор хотел возразить, что он тогда выедет и всех порубит к чертям, но Эддард уже махнул рукой, и Болтонов пустили в замок.

В столовой еще собирали гостям поесть, когда Русе Болтон подошел к Эддарду поближе и перешел в наступление.

— Боги не наградили меня наследником, милорд, — с горечью сказал Болтон. — Некому мне, старику, оставить свой замок, некому передать свой гордый стяг.

«Наконец-то боги избавят Север от этой страхолюдины», — подумал Эддард про стяг Болтонов, но вслух ничего не сказал и изобразил сочувствующую мину.

— Вот я подумал — у вас товар, у меня купец, — закинул удочку Русе.

— Да наоборот, сосед, — не понял намека Эддард. — Купец вон у меня, — Эддард кивнул на стоящего неподалеку Бенджена. — А если у вас есть кто на Стену, так люди там сейчас очень нужны.

— Гхм, — нервно сглотнул Русе, который уже прослышал про то, что Старки готовят большой поход за Стену, и собирался уматывать подальше на юг, до тех пор, пока бесы не толкнули его в ребро и не навели на мысли о сватовстве. — Я не про Стену совсем. Я вот сам к дочке твоей присватался бы.

Эддард посмотрел на старое и порочное лицо Болтона, и от мысли о том, что эта рожа мечтает о его юной красавице дочери, ему захотелось по этой роже пару раз вмазать.

— Ты посмотри на себя, старая обезьяна, — ответил лорд Старк, сдержавшись. — Пока дочка моя до брачного возраста дорастет, ты же кони двинешь. — Болтон попытался возразить, но наткнулся на гневный взгляд Старка и был вынужден признать про себя, что до свадьбы он может и не дожить.

Но старик Болтон был упрям, и после обеда снова пошел на приступ.

— Слушай, сосед, — пробормотал он, порядочно уже захмелев и хватая лорда Старка за рукав. — Есть у меня сын, родная кровиночка…

— На предыдущей ставке, лорд Болтон, вы показывали, что наследников у вас нет, — строго сказал Эддард, пронзая Болтона взглядом, от которого с того соскочил весь хмель. «Вот ведь кто пытки на Севере запретил, — подумал Русе о своей непреходящей печали. — Старку-то хорошо, он как глянет — если кто не сдохнет от страха, так сразу расколется. А еще говорят, Тихий Волк. Если это тихий, то какие у них буйные?» В этот момент Русе поймал на себе взгляд Джона Сноу, и ему захотелось повалиться Эддарду в ноги.

Русе попытался говорить дальше, но не смог найти слова и просто махнул рукой Рамси Сноу, подзывая его к себе.

— Ну, рассказывай, чем живешь, что умеешь, — подбодрил незнакомого ему парня Эддард, прежде чем Русе сумел собраться с духом и объяснить Рамси, для чего его звали.

— Я из лука стреляю хорошо, — похвастался Рамси, — убегающего крестьянского мальчишку за сто шагов срезать могу. И собак дрессирую отменно, злющие они у меня, плохую служанку в минуту разрывают.

«Идиот, — подумал про себя Русе, по-прежнему не в силах вымолвить ни слова. — Думаю, этапом на Стену мы пойдем прямо этим вечером».

— Еще я кожу с людей снимать умею, как на фамильном гербе, — продолжал Рамси со сладким блуждающим взглядом.

— Ты нам годишься, — подытожил Бенджен, который по лицу брата понял, что сейчас полетят головы. — Мы тебя со Стены катапультой к Одичалым забросим, чтобы они от ужаса с ума посходили и в разные стороны разбежались.

«Не вели казнить!» — хотел крикнуть Русе, но поднаторевший в поимке языков Бенджен уже незаметно и без шума тащил обоих Болтонов прочь из замка.

Принц Джоффри раньше не любил верховую езду, путешествуя вместе с матерью в ее роскошной карете, а, доехав от Королевской Гавани до Винтерфелла верхом, поклялся было себе, что больше никогда не сядет на лошадь, разве что ради турниров и подвигов. Но в Винтерфелле характер принца закалился, и суровая северная жизнь доказала ему, что пара часов верхом — это такие маленькие неприятности, что это и не неприятности вовсе. Поэтому Джоффри откровенно радовался тому, что наконец в календаре Севера нашелся праздник, с утра не было тренировки, а после обеда Старки собрались на верховую прогулку.

Разумеется, на прогулке достаточно скоро выяснилось, что и верховой езде Джоффри тоже надо учиться, и Старки, включая семилетнего Брана, унеслись вперед, но Джоффри даже на них за это не подосадовал: во-первых, он постепенно начинал понимать, что и его отец, и дядя Джейме, и дядя Ренли ездят так же и так же не оглядываются на отстающих, так что ему лучше бы подучиться, а не досадовать, а, во-вторых, Джоффри уже достаточно погонялся за Старками во время тренировок и был только рад отсутствию необходимости делать это снова. Джоффри свернул с дороги, бросил поводья и шагом поехал к реке.

Не доезжая до реки метров сто, Джоффри с замиранием сердца услышал доносящийся от реки знакомый стук палок. Первой его мыслью было то, что неугомонные Старки устроили импровизированную тренировку еще и в праздник и вместо отдыха он сейчас получит очередной синяк. Несчастный принц вздохнул и покорно направился навстречу своей судьбе.

К своему большому облегчению, вместо фехтующих Робба и Джона на берегу реки Джоффри обнаружил намного более странную пару: небольшая шустрая девчонка лет девяти рубилась с высоким парнем лет тринадцати, вместо деревянных мечей используя что-то круглое, похожее на черенки от лопаты. Девчонке явно не хватало сил, и она проигрывала, пропуская удары, но не сдавалась. В душе Джоффри наконец проснулось рыцарство, и он схватился за свой короткий меч.

— Может, тебе будет угодно подраться с кем-то твоего размера? — заявил Джоффри, спрыгивая с лошади и бросаясь между дерущимися. «Вот так и Сандор бросился на защиту Лораса Тирелла и был признан победителем турнира», — подумал Джоффри и стал очень горд собой.

— У тебя меч, а у него палка, это нечестно, — пискнула девчонка у Джоффри из-за спины.

— Он выше и старше тебя, и это тоже было нечестно, — ответил Джоффри, не оборачиваясь, и красивым крутящим движением, подсмотренным у Джона Сноу, выбил палку из рук стоящего перед ним парня.

— Ну что, негодяй… — заявил Джоффри, картинно подняв меч над головой, и в этот момент у него в голове выключили свет.

Джоффри очнулся, лежа на спине у самой воды, и увидел немного встревоженные лица Робба и Джона.

— Люди, где я? — спросил ошарашенный Джоффри, силясь припомнить, как он сюда попал.

— На Севере, — лаконично ответил Джон Сноу.

— Люди, что это было?

— Это наша сестра, — сообщил Робб.

— Санса? — слабым голосом спросил Джоффри, опасаясь того, что он каким-то образом бесповоротно расстроил свою будущую свадьбу.

— Да нет, это младшая, Арья, — рассмеялись в ответ Робб и Джон, и Джоффри, начиная припоминать произошедшее, подумал, что, может, ему лучше и не жениться на Сансе — если младшая уже в девять лет может так врезать, то старшая, да после совершеннолетия, вообще его, пожалуй, ненароком убьет.

— Принц, вы, извините меня, лапоть, — сердито сказал Джори Кассель, появляясь над головой Джоффри. — Только на той неделе разучивали бой против двух соперников. И в первый же раз, Король Ночи вас забодай, вы поворачиваетесь к одному из соперников спиной!

— Я не поворачиваюсь, — пробормотал Джоффри, поднимаясь на локтях — затылок у него просто раскалывался, и лежать на спине было неудобно. — Ой!

— Простите меня, принц! — крикнула Арья, кинувшись к очнувшемуся Джоффри и немало его этим напугав. — Я думала, вы хотите убить Мику.

— А я думал, он хочет убить вас, — возразил принц. — И ожидал другой благодарности за заступничество.

— В общем, ты, брат, пострадал за свое беззаветное рыцарство, — подытожил Робб, помогая принцу встать. — Кстати, Мика этот сбежал еще до того, как мы подъехали, так что поле битвы осталось за тобой.

Обратная дорога прошла в добродушных подтруниваниях над спасением благородной дамы от коварной лопаты и над рыцарем, который принял удар черенка на себя. Впрочем, неподалеку от замка Эддард подъехал к молодежи и похлопал вновь отставшего Джоффри по руке.

— Молодец, парень, — ободряюще сказал Эддард. — Твой отец в твои годы поступил бы так же.

Джоффри в этот момент в очередной раз с опаской думал о том, не побьет ли его Санса в честном поединке, и даже если нет, решится ли он ухаживать за девушкой, которая, судя по удару ее сестры, скоро сможет разрубить его пополам.

— Лорд Эддард, — задал принц беспокоящий его вопрос, — а на Севере всех женщин учат сражаться?

— Не бойся, — рассмеялся Эддард Старк, угадав причину вопроса, — не всех.

Мы с друзьями соберемся у огромного костра.

Это пламя, словно солнце, будет греть нас до утра.

Все заботы, все проблемы улетают с пеплом ввысь...

Ах, как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!

«Отчего такой сюжет избитый?» — может, спросите вы меня.

Оттого, что брат наш инквизитор не бывает без огня.

(с) Филигон

Последние дни Петир Бейлиш по прозванию Мизинец чувствовал, что пришла пора распроститься со своими честолюбивыми замыслами и спасать свою шкуру. Король Роберт засел в Красном замке, трезвый, суровый и грозный, и большинство союзников и нужных людей осталось там же, только не в королевском дворце, а в камерах в подземелье. У Петира были свои люди в королевской охране — но королевских стражников в золотых плащах сменили незаметные серые фигуры караульных, вызванных королем из Штормового Предела. То же самое случилось с тюремщиками, и даже на кухне, к удивлению Петира, король-обжора разогнал весь персонал, и последним донесением, которое получил Бейлиш с королевской кухни, был рассказ о том, что братья Баратеоны очень забористо матерятся, когда жарят в камине яичницу.

Бейлиш постепенно начинал понимать, как король пережил гражданскую войну и взошел на престол: Роберт был беззаботен и простоват только в мирное время, а в условиях войны подобраться к нему было не так-то легко. Хуже того, к королю невозможно было даже подобраться для того, чтобы сдаться, и ничего о его планах узнать было тоже невозможно. Лишенный своих связей и шпионов при дворе, Петир постепенно начал чувствовать себя так, словно его везут на казнь с завязанными глазами.

В городе тем временем шли аресты: каждую ночь кого-то из нечистых на руку царедворцев волокли в Красный замок. Некоторые из них, опасаясь ареста, пытались выставить часовых, но серые солдаты Баратеонов беззвучно снимали часовых и выволакивали очередного жулика на улицу.

Некоторое время под властью Бейлиша оставался порт, хоть и находившийся под угрозой кораблей Станниса, стоявших на рейде, но и в порту третьего дня капитаны выкинули из таможни чиновников и ввели военное положение. А окончательно свое поражение Бейлиш понял, когда увидел, как к Красному замку по улицам города валит чернь, толкая перед собой перепуганных септонов с кадилами и семиконечными звездами и пару десятков купцов и лордов со связанными за спиной руками.

— Слава тебе, король, грозный король, — пела протяжно и торжественно толпа. — Царствуй на страх врагам, на страх ворам. Лордов души, король, вешай и жги!

Петир Бейлиш внезапно понял, что именно так Эйрис Безумный и оставался у власти даже после того, как для многих рыцарей его правление стало нестерпимым. У народа, которым самовластно правят лорды и вельможи, мало причин обижаться непосредственно на короля, и много причин радоваться их казням. И даже если поднять народ на восстание, чернь куда охотнее пограбит тех купцов и царедворцев, которые живут неподалеку в своих небольших дворцах, чем полезет на стены Красного замка.

— О чем это говорит нам, знатоки истинной философии истории? — пробормотал Бейлиш себе под нос, отходя от окна. — О том, что меня очень скоро будут бить, возможно, даже ногами.

Прикинув свои варианты, которых было немного, Мизинец решился на рискованный шаг и сел на корабль, идущий на север. В конце концов, говорил себе Мизинец, леди Старк помнит его еще мальчишкой и считает его своим другом, а Эддард может быть просто домоседом, которому очень повезло вызвать простым дружеским письмом королю такие неожиданные перемены в государстве. К тому же, ходили слухи, что Эддард выдает замуж дочь, и Петир Бейлиш мог попытаться присвататься.

В Винтерфелл Бейлиш, груженый подарками для милых дам, прибыл в дождливый день. Эддард с присными привычно заседал в столовой, пил вино и как раз слушал историю Тириона о том, за размер какой части тела Мизинец получил свое прозвище. Если бы суеверный Мизинец узнал об этом, он почел бы это дурным предзнаменованием. Но Мизинец посчитал за благо избегнуть в первый вечер мужской компании, и вместо того, чтобы представиться лорду Старку, побежал возобновлять знакомство с леди Кейтилин.

Красноречивый, льстивый и угодливый, Мизинец все же заморочил Кейтилин Старк, уговорил ее представить его своей старшей дочери, и вскружил Сансе голову изысканными манерами и рассказами о роскоши королевского двора. Уже через два часа Кейтилин мечтала вслух, как Санса будет блистать на Юге, а Санса согласилась почитать гостю свои стихи, которые он встретил самым трогательным восторгом и самым глубоким пониманием. К концу вечера Санса была уже влюблена, а хитроумный Петир Бейлиш был крайне доволен собой.

Третий день после приезда Мизинца снова выдался ненастным, и Эддард коротал вечер, выпивая в привычной компании.

— Знаете что, благородные сэры, — сказал Бенджен, — мне этот Бейлиш не нравится. Надо бы как-нибудь развязать ему язык. Принимаются идеи.

— Есть одна идея, — мрачно сказал Сандор Клигейн. — Подходим к нему в коридоре по нахалке, приставляем ему меч к горлу...

— Бенджен, — перебил Эддард Старк. — С кем мы связались?

Но идея приставить меч к горлу Мизинца Эддарду все же чем-то понравилась, словно бы за ним в этом отношении был должок.

— Давайте я попробую, — предложил Тирион.

Для претворения в жизнь своей идеи Тириону понадобился сообщник примерно его размера, и на следующий день он разыскал Брана, которого частенько видал на крышах Винтерфелла.

— Привет, малыш, — дружелюбно сказал Тирион семилетнему парню, который был выше него почти на полголовы. — Давай пошалим?

— Неа, — с сомнением сказал Бран. — Ты взрослый, а мне надерут уши. Или ты сам мне их надерешь.

— Да, я умный, красивый, в меру упитанный мужчина в самом расцвете сил, — заявил Тирион, и Бран не смог сдержать улыбку. — А еще я самый лучший в мире лазальщик по стенам. Спорим, я заберусь вон в то окно по стене, — Тирион указал на окно в комнате Мизинца, — а ты не сумеешь?

— Это я-то не сумею? — загорелся Бран.

Бран бросился к стене башни, но увидел над воротами стражников, которые обязательно расскажут все его матери, и остановился в нерешительности.

— Правильно, ночью полезем, когда нас не видно будет, — одобрил Тирион. — По рукам?

Наступившая ночь была пасмурной, и даже Тирион, гордившийся своим умением находить дорогу в темноте, не видел почти ни зги.

— Привет, малыш, — прошептал он в темноту.

— Привет, Тирион, — ответил Бран из темноты. — Полезли?

— Слышь, пацан, ты не грохнешься? — обеспокоенно спросил Тирион, поднявшись метров на пять от земли и чувствуя по падающим ему на голову камушкам, что Бран лезет намного быстрее него. — Если ты оттуда полетишь, твоя мать с меня голову снимет.

— Да ладно тебе, — беззаботно ответил Бран. — Мы с Арьей с пяти лет по стенам лазаем. Сначала лазали над стогом сена: кто упадет, тот трехглазый ворон.

— А это как? — заинтересовался Тирион.

— А это когда проигравшему дают кулаком в лоб прямо над самым носом, — пояснил Бран.

— У нас это называлось «пробить лося», — припомнил Тирион. — Только «лосю» можно руками закрываться.

— А у вас в Западных землях есть лоси? — неожиданно спросила Арья из темноты, так что Тирион от удивления чуть не свалился вниз.

— Старки, сколько вас здесь? — на всякий случай спросил Тирион темноту.

— Двое, — уверил его Бран.

— Уже небольшая стая волков, — уважительно сказал Тирион, нащупывая ногой очередной выступ.

— Тирион, а как мы будем курощать Бейлиша? — спросила Арья уже шепотом, потому что они приближались к окну Мизинца.

— И главное, за что? — добавил более рассудительный Бран.

— Уууу, брат, — многозначительно протянул Тирион, добираясь наконец до карниза под самым окном Мизинца. — Это жулик!

— Начинаем воспитательную работу, — продолжал Тирион, вытаскивая из-под куртки обмотанную вокруг тела простыню. — Сейчас вы увидите лучшее в мире привидение с кинжалом. Когда два раза стукну ногой, войте волками, да погромче, — с этими словами Тирион перелез в комнату Бейлиша и проскользнул в его сундук.

Петир Бейлиш спал в эту ночь беспокойно, потому что посвященные в часть плана Бенджен и Эддард водили его вечером в семейный склеп и рассказывали о свирепых Королях Севера, которые хранят древний обет восстать из гробниц и жестоко покарать любого, кто замышляет недоброе против дома Старков. Бейлиш дрожащей рукой заперся на два оборота, подпер дверь сундуком, и теперь метался по кровати. «Я предупрежу его, чтобы он не доверял мне, — бормотал Мизинец, которому снилось, что Брандон Крушитель берет его за ноги своими ледяными руками и держит над краем Стены. — Я вовсе не собираюсь отдавать девочку садисту и насильнику, разве что ситуация того потребует».

«Это я удачно зашел», — с сердцем подумал Тирион, слушая бормотание Мизинца, и дважды стукнул ногой по стенке сундука.

Петир Бейлиш сел на кровати в холодном поту, слушая многоголосый волчий вой: Бран и Арья за окном завыли так натурально, что к ним присоединились все лютые волки Старков. Лишившись дыхания и трясясь всем телом, Петир наблюдал, как из сундука на фоне двери поднимается белая фигура в погребальном саване.

— Ттт-ты кттто? — дрожащим голосом спросил Мизинец, не отличавшийся храбростью и веривший в чертовщину.

— Я маленькое привидение, дикое, но симпатичное, — объявил Тирион загробным голосом. — Признавайся, убийца!

Вместо признания Бейлиш издал дикий крик и в мгновение ока залез на балдахин своей кровати.

— Что ты орешь, — с укоризной сказал Тирион. — Что ты орешь, кругом люди спят.

Арья и Бран за окном давились от смеха, держась за горгулий.

— Сейчас я тебя настигну, — пообещал Тирион, выскакивая из сундука и высовывая из-под простыни кинжал. — Сейчас ты у меня признаешься, как ты портил королевскую монету, оборванец.

Но стоило Тириону запрыгнуть на постель Бейлиша, как тот сиганул с балдахина на пол, отбросил от двери сундук и кинулся бежать по темному коридору.

— Тирион, ты действительно лучшее в мире привидение, — признала Арья, запрыгивая в окно.

— Еще бы, — согласился Тирион, вылезая из-под простыни. — Я ведь еще и талантливый. Ты писать умеешь?

— Умею, — ответила Арья. — Но я левша.

— То, что надо, — отозвался Тирион и достал из кармана банку красной краски, а из-за пазухи кисточку. — Вот, бери и пиши ему на подушке: «Кто убил Лору Палмер?»

— А кто это? — заинтересовался Бран, который любил читать и обожал запутанные истории.

— А я знаю? — ответил Тирион. — Пусть покопается в своих грехах, скользкая он жаба.

Следующим утром Мизинец был похож скорее на тень, чем на человека. Половину ночи он проскитался по темному замку, шарахаясь от каждого шороха и тщетно разыскивая свою комнату. Вторую половину ночи он трясся под одеялом и вспоминал, кто такая Лора Палмер и за что он мог ее убить. И только после рассвета Петир Бейлиш вновь забылся беспокойным сном.

Серый дождливый день тоже встретил Мизинца неласково: когда он спустился в столовую, там уже было пусто, и только у камина сидели братья Старки, Бенджен и Эддард. Петир пожелал хозяевам доброго утра, пытаясь держать себя в руках, и все же рискнул сесть за стол.

— Вы были Мастером над монетой, лорд Бейлиш? — официальным тоном осведомился Эддард, и сознание Мизинца пронзила страшная догадка, что знаменитые генералы кажутся многим простоватыми в основном потому, что тех, кто узнал на собственном опыте, насколько они непросты, давно доели вороны на полях сражений.

— Да, милорд, — смиренно ответил Мизинец.

— Если я возьму эту монету, на которой написано «унция золота», — вступил Бенджен, вертя в пальцах золотой, — и расплавлю ее, какую часть унции я добуду?

Мизинец молчал. В его охваченном паникой мозгу лица Эддарда и Бенджена сливались с лицами Роберта и Станниса, которые, как он боялся, убегая из столицы, стали бы задавать ему точно такие же вопросы, если бы до него добрались.

— Ну что ты молчишь? — потребовал Бенджен. — Я же сейчас пойду и расплавлю, тигль у мейстера есть. Говори давай.

Мизинец по-прежнему молчал, и Бенджен, встав с кресла, зашел к нему за спину.

— У нас в разведке все говорят, — тихо сказал Бенджен, наклоняясь над Мизинцем. — Тебя что, на Стену тащить, сволочь?

— Две трети, — пробормотал Мизинец, и Эддард даже присвистнул, впечатленный такой наглостью.

— Все, — сказал Бенджен, ставя Бейлиша на ноги. — Иди пиши письма своим банкирам, мы сейчас хорошенько пополним королевский бюджет.

— Лорд Бенджен, — зашептал Мизинец, когда Бенджен Старк конвоировал его к его комнате, чтобы проследить за написанием писем. — Я отдам вам половину! Семьдесят процентов отдам!

— Ночной Дозор живет ради своей страны, — наставительно сказал Бенджен. — У нас нет ни жен, ни сыновей. Мы не владеем сокровищами и не ищем славы. Так что ты все вернешь в казну, падла. До монетки.

У двери комнаты Мизинца ждал безголовый рыцарь в доспехах Арренов.

— Наконец-то я настиг тебя, — проговорил рыцарь гулким глухим голосом и взмахнул мечом. — Теперь ты заплатишь за свои преступления.

— Я же не отрубал тебе голову, Джон, — прошептал Петир Бейлиш, в предобморочном состоянии цепляясь за стену. — Это же был яд.

— Ну, козел, — сказал уже нормальным голосом Джон Сноу, высовывая голову из доспехов, — вот теперь ты действительно влип.

Не страшила вовсе нас

Неизбежность наказания.

Помнит весь девятый класс,

Как давали показания...

(с) Несчастный случай

За окном еще только занимался день, когда ворон короля постучал клювом в окно Эддарда. Кейтилин что-то пробормотала сквозь сон и получше завернулась в одеяло. Эддард встал с постели и открыл окно.

«Здрав будь, десница! — писал король. — Получается так, что мы победили, только кого и зачем, я так пока и не понял. В городе на мою защиту поднялся народ, полторы недели была буза, били городскую стражу, били купцов, били лордов с челядью, особенно западных, никого из города не выпускали, стояли под стенами Красного замка и требовали, чтобы я к ним вышел на стену. Менестрели даже написали про это песни. Один, похрабрее, мне спел одну: «Слава ему, он хреновый король, но чернь его любит за буйство и удаль». Станнис хотел менестреля повесить, а я не дал: сказал ведь как отрезал, что попишешь. Это останется в истории, а придворных жополизов забудут — значит, наградить надо менестреля-грубияна, а придворных жополизов можно и повесить, если что, невелика потеря.

В казне у меня относительный порядок, я даже узнал слова «профицит бюджета» — это, вестеросским говоря, когда казначей к тебе приходит и говорит: «осталось немного». Правда, бюджет этот сверстан из расчета, что мы со Станнисом проживем на яичнице. Мы расписали потом на десять месяцев вперед десять пиров и два турнира, и деньги кончились еще посередине списка, хоть по миру иди. А ведь на мне вдобавок долгов три миллиона, как я казнокрадов и жуликов своих ни тряс, больше двух миллионов не натряс».

«Тебе, небось, скучно читать всю эту гиль, — продолжал король, но Эддард решительно мотнул головой, словно друг мог его видеть: Эддард был лордом крепким и домовитым, и порядок в делах уважал. — Но погоди, есть здесь и по твою душу. Помнишь, как мы с тобой сломали дверь в сокровищницу Эйриса, чтоб его черти на том свете в ледяное озеро вморозили? Мы, пацаны, столько золота и представить себе тогда не могли. А теперь весь мой гребаный профицит в этой сокровищнице выглядит так, словно кто-то наблевал на пол. Шарада, а?»

— Шарррада! — подтвердил ворон. — Прррофицит! Секвестррр! В очеррредь, сукины дети, в очеррредь!

Эддард заметил про себя, что лексикон короля, с тех пор, как он действительно взялся царствовать, значительно расширился.

«Я и с этим разобрался, — писал далее король, — хотя над старыми свитками чихал два часа и одним чохом выбил ценный витраж. Таргариены, залюби их дракон, были завоевателями, и все лорды платили им дань. Я, конечно, не мог после победы грести с тебя или с Аррена. Помню, потом меня убеждали, что я не должен брать с Дорна, который иначе не простит мне смерть Элии Мартелл (Мартеллы мне и так, кстати, не простили), потом Ланнистеры вертелись передо мной ужом, а Серсея и подо мной вертелась. А потом не помню, потому что отпраздновали мы так, что до сих пор приятно вспомнить. Так вот, оказывается, я тогда не только пил и дрался, но еще и что-то подписывал, и теперь платят мне только лорды Королевских Земель и Бейлон Грейджой, у которого хватило ума со мной воевать, да и с того есть недоимки за три года. Получаюсь я простой владетельный лорд, вроде тебя или Мартелла, только пьют, гуляют и сражаются в турнирах все почему-то исключительно за мой счет.

Так что мне теперь три пути: либо всю оставшуюся жизнь шататься по гостям и кутить уже на их счет, либо пойти вас всех воевать, либо лезть бронированной рукавицей в свой железный затылок, — в этом месте Эддард рассмеялся, потому что припомнил, с каким грохотом одетый в доспехи молодой Роберт порой задумывался в военные годы. — Как ты понимаешь, мне бы больше по душе было пойти отметелить Ланнистеров, тем более что им я должен больше всего, но, как правильно бы сказал покойный Джон Аррен, «не сделает ли из этого народ Вестероса ошибочных выводов?» Так что чешем теперь башку со Станнисом вместе — ты вот знаешь, например, слово «акциз»? Ничего, скоро узнаешь.

Станнис, оказывается, на меня обиду держал с тех пор, как я отдал Ренли не в очередь Штормовой Предел. Я-то думал, я просто наместников оставляю, приятных рыцарству, а я, оказывается, еще и деньги большие раздавал. Прозрел, называется, на старости лет. А то все эти годы я считал, что Стан дуется, потому что осаду мы с него слишком поздно в войну сняли, и он там суп из сапога варил. Помирились теперь».

— Дурррак! Пррройдоха! — прервал чтение Эддарда королевский ворон. — Казнокрррад! Сила в пррравде! Баррратеон! Деньги! Давай!

«Да, у кого правда, тот и сильней, — согласился про себя Эддард. — Роберт так всегда говорил. А у кого еще пудовые кулачищи и Станнис следователем, тот в два раза сильней».

«Ты не думай, Нед, что я пишу тебе, чтобы медяки свои посчитать, — читал дальше Эддард с некоторым беспокойством. — Я, наверно, просто с духом собираюсь. Казнокрады мои, когда колоться начинали, кололись уж про все, так что я теперь как шкаф с секретами. И вот целых трое раскололись про то, что дети-то мои не мои. И не просто не мои, а легла Серсея под собственного брата».

В этом месте в письме стояла клякса и приписка «отходил блевануть».

«Ну вот как так-то, Нед? — продолжал Роберт. — Я, конечно, был плохим мужем, наплодил бастардов, и в принципе был готов к тому, что и сам бастарда воспитываю. Но, мать ее, должны быть какие-то пределы или нет? Я гулял, но я ж жарил баб, а не овец! Я даже на замужних, считай, не глядел. С собственным братом, сука! У меня под боком! Какой-то таргариенский бардак!

В общем, поспрошай там аккуратно, у тебя ж карлик этот сидит. Лизу Аррен потряси, может, Джон ей что перед смертью сказал. Хотя она дура, так что лучше тряси карлика. Потому что я бы Серсею спросил, но я же ее убью.

Ладно, чтоб не заканчивать на этом, расскажу тебе историю, как ко мне прибежала вся эта придворная сволочь, кидаться в ноги, просить защиты и повторно клясться в верности. Я вместе с ними пригласил глав гильдий кузнецов и мясников — Нед, ты бы видел эти вельможные рожи. Особенно после того, как я объявил, что молоты и топоры моих новых гостей помогли мне в последний месяц больше, чем всех их высокородные жопы за все время правления. И вот кстати, среди мясников и кузнецов приходили какие-то люди, по-моему, торговцы оливковым маслом, которые целовали мне не меч, а перстень, и называли меня «дон Роберт». Черт его поймет, что это значит, ты вот десница, ты и разберись».

Дочитав письмо, Эддард помрачнел лицом, быстро оделся, сунул за пояс кинжал и отправился к Тириону. Тириона он, конечно, застал в постели: подгуляв в очередной раз, маленький друг Эддарда храпел и распространял вокруг крепкий запах перегара.

— Подъем, — скомандовал Эддард, тряся Тириона за плечо, и тот сразу сел в постели, глядя на Эддарда ясными и настороженными глазами.

— Чей сын Джоффри Баратеон? — без обиняков спросил Эддард.

— Роберта, — тут же откликнулся Тирион. — Это провокационный вопрос, или ты повторяешь курс приходской школы?

— Провокационный, — признал Эддард. — Ты бы лучше правду сказал.

— Это правда, — столь же безмятежно соврал Тирион. — Я не очень-то в ладах с семьей, Нед, но ты же не думаешь, что я буду порочить собственную сестру.

— Это серьезное дело, — пояснил Эддард, и Тириону очень не понравились его спокойные и траурные глаза. — Сразу несколько человек показали на допросе у короля, что настоящий отец его детей — твой брат. Так что либо Роберт разговорит Серсею, либо я разговорю тебя. Выбирай.

— Или меня подводит мой слух, или вы угрожаете своему гостю в своем же доме, лорд Старк, — попробовал выкрутиться Тирион.

— Я не угрожаю, — спокойно ответил Эддард. — Просто предлагаю сказать правду.

Тирион задумался. Он вырос уже после гражданской войны, и раньше не подумал бы, что Роберт или Эддард способны кого-то разговорить и выведать правду. Но, во-первых, в Королевской Гавани сейчас был Станнис, а в Винтерфелле Бенджен, и у них была совсем другая репутация. Во-вторых, только что, пусть и с помощью его самого и Бенджена, Эддард за одни сутки расколол Мизинца. А в-третьих, Тирион последнее время все чаще вспоминал, что Эддард и Роберт были лучшими генералами гражданской войны, а все удачливые генералы гражданской войны, которых Тирион знал, были людьми проницательными, изобретательными и суровыми.

Эддард спокойно ждал решения Тириона, и Тирион начал чувствовать, как его гнетет тишина.

— Король ничего не знает, — наконец проговорил Тирион. — Ты хочешь перехитрить меня.

— Сразу несколько человек признались королю в этом, — повторил Эддард. — Я могу дать слово, что это так.

— Давай я тоже дам тебе слово, — предложил Тирион.

— Не стоит, — отозвался лорд Старк, и Тирион услышал голос легендарного генерала. — Доверие стоит дорого. Сдаться можно только тому, кому доверяешь. Русе Болтон в войну потерял почти всю свою дружину, потому что никто ему не верил. Все боялись его. Никто не сдавался. Джон Аррен сказал ему: «Болтон, тебе не верят настолько, что даже не примут твою капитуляцию».

И Тирион капитулировал.

— Знаешь, — зло сказал Тирион, — твой друг был таким же дурным мужем, как и королем. Когда сестра выходила за него замуж, она любила его, Нед! До тех пор, пока он не стал вваливаться в ее спальню пьяным в дым и называть ее именем твоей сестры.

— Я спрашивал не об этом, Тирион, — спокойно ответил Эддард, и Тирион поразился его выдержке.

— Ты хотел, чтобы я сказал тебе правду, — с вызовом проговорил Тирион. — Я скажу тебе правду — всю, которую я знаю.

Эддард Старк сел на постель рядом с Тирионом и начал слушать.

Поверь, я сердцем чист,

Враньем по горло сыт,

В душе я активист

И даже следопыт...

(с) Васечкин

Теон Грейджой был завистлив, причем самой бесполезной завистью, которая заставляет человека желать чего-то, что есть у соседа, даже если оно ему даром не нужно. Еще в детстве, когда он видел, как кто-то с аппетитом ест печенку, он требовал и себе печенки, которую не любил, и начинал через силу ее есть. Мать знала об этой черте его характера и всегда умела накормить своего капризного сына горьким лекарством.

Кроме матери Теона, эту его особенность знал Джон Сноу, наблюдательный и знающий изнанку жизни, как свойственно бастардам. Джон несколько раз пытался поговорить об этом со своим братом Роббом, намекая, что Теон может совершенно ни с чего и даже без пользы для себя отнять у него что угодно, начиная от жены и кончая фамильным замком. Робб был еще молод, благороден и уверен в людях, и возмущенно отвечал Джону, что Теон его друг. Джон замолчал, но не отступился, и следил за Теоном своим тяжелым волчьим взглядом. Таким же волчьим взглядом, но мудрым и незаметным, смотрел на Джона, следящего за Теоном, Эддард Старк, который тоже не верил Теону Грейджою и порой считал Джона самым ценным членом своего дома.

Именно это несчастливое свойство характера и привело Теона к тому, что он неожиданно воспылал завистью и ревностью к принцу Джоффри, которому была уготована в невесты самая красивая девушка Севера. Принц старательно не давал Теону повода для ревности, под чутким руководством Старков постепенно превращаясь в хорошего рыцаря, что в его тринадцатилетнем возрасте также включало временное невнимание к девчонкам, но Теон уже воспринимал мир через призму своей иррациональной зависти.

Когда принц рубил мечом изгородь и отжимался на кулаках, Теон, окончивший свое обучение пару месяцев назад, сидел рядом с Сансой в саду, слушал ее игру на арфе или пел ей песни своей родины. Когда принц днями напролет скакал вместе с Джоном и Роббом и учился бить птицу влет, получая тетивой по пальцам, Теон рассказывал Сансе о морских просторах и красотах Вольных городов, в которых он никогда не был, но о которых он специально прочитал в библиотеке.

Джон иногда наблюдал за этими картинами одновременно, сидя на крыше галереи, разделявшей два двора. В одном из них принц, с каждым днем все больше похожий лицом и фигурой на Джейме Ланнистера, являл очередные признаки рыцарской доблести в поединках или обучении. В другом, в то же самое время, Теон осваивал лютню или сидел рядом с Сансой, глядя на нее с романическим пылом. Джон хмыкал и прикидывал, когда придет пора бить Теону морду.

За этими мыслями его однажды застал Тирион, который успел излазить с Браном весь Винтерфелл и даже услышал от Эддарда шутливую угрозу, что из Винтерфелла ему теперь больше не уехать, потому что он слишком много о нем знает.

— Интересное зрелище, друг мой, — сказал Тирион, балансируя на коньке крыши и глядя то в один двор, то в другой. — Один ищет то, что ему не нужно, а другой не ищет того же, хотя ему оно нужно.

— Думаешь, нужно? — спросил Джон, в очередной раз взглядывая на Джоффри.

— Я бы даже сказал, для него это будет спасением, — ответил Тирион и подумал, что его словам есть и тайное, и явное объяснение. Если о том, что объявление о помолвке спасло бы Джоффри от судьбы бастарда и изгнанника, не думал никто, кроме Тириона, то об умении Старков наставить на путь истинный заблудшие души знали, наверное, уже многие. — Слышал, Сандор теперь помогает строить септу.

— Он что, в септоны подался? — удивился Джон.

— Нет, нет, — помотал головой Тирион. — Думаю, когда придет время, он схватит тот же топор, которым тесал бревна, и пойдет исправлять мир уже совсем другим способом. Просто душа его теперь отдыхает.

— Впрочем, — продолжал Тирион, садясь верхом на крышу напротив Джона, — я сказал, что один ищет то, что ему не нужно, и, наверно, поторопился.

— Я не верю ему, Тирион, — откровенно сказал Джон. — К принцу я постепенно привык, да и он пообтесался. А Теона знаю почти десять лет, и все равно ему не верю.

— Ревнуешь, как любой брат, — поддразнил Тирион.

— Нет, — ответил Джон подумав.

— Ты прав, — медленно сказал Тирион. — Поэтому я и говорю. Настоящую верность мужчина может хранить только крови и женщине.

Бенджен Старк никогда не испытывал недостатка в людях для нелегкой работы разведчика за Стеной, потому что обладал даром учителя и умел вместе с нужными для разведчика умениями передать ученикам убеждение, что служба в разведке — лучшее, что может случиться с мужчиной. Стоило Бенджену добраться до рекрутов и провести с ними несколько занятий, как у дверей лорда-командующего выстраивалась очередь пацанов, чтобы просить зачисления именно в разведку.

Устав пить с приезжающими рыцарями и получив от лорда-командующего очередной отпуск, Бенджен решил поработать с молодежью Винтерфелла и за несколько занятий обратил ее в свою веру следопыта. Именно поэтому вместо сна в своей постели принц Джоффри крался по темному Винтерфеллу, аки тать в нощи, и прислушивался к малейшему шороху, надеясь поймать и обезвредить вражеского лазутчика.

Вместо лазутчика Джоффри наткнулся на Теона и Сансу, замысливших побег из отчего дома. Санса обернулась первой, и на секунду ей показалось, что она действительно попала в рыцарский роман, в котором благородные сэры оспаривают даму друг у друга, состязаясь у нее на глазах в доблести.

— Клешни в гору! — провозгласил первый благородный сэр, поднабравшись лексикона у Бенджена, командующего бывшими ворами и убийцами, и Санса заподозрила, что что-то идет не так.

— Исчезни, белобрысый, — посоветовал Теон, поворачиваясь к Джоффри и вынимая меч.

— Теон! — с некоторым разочарованием узнал неудачливого похитителя Джоффри, который уже мечтал о том, как он спасет Сансу от неизвестного и зловещего разбойника. — Я ж тебе хрен оторву!

В рыцарских романах, которые читала Санса, слово «хрен» не использовалось даже в смысле приправы, и уж тем более в романах благородные сэры не оскальзывались в темноте и не матюгались хриплыми злыми голосами. Вдобавок, вопреки романам, мечи не звенели, а жутко скрежетали, и когда дерущиеся сходились в ближнем бою, Теон начинал совсем не по-рыцарски пинать Джоффри по ногам, пытаясь попасть в колено или по щиколотке, а Джоффри однажды, отклонив в сторону меч Теона, по-крестьянски боднул того головою в лицо. Словом, происходящее лучше описывалось не словом «поединок», а словом «поножовщина». Это слово Санса тоже знала, потому что повинных в поножовщине порой притаскивали с разбитыми лицами на суд ее лорда-отца, и драчунов неблагородного звания лорд Эддард драл кнутом на конюшне, а благородных драчунов распекал в самых непечатных выражениях.

— Прекратите! — крикнула Санса, пытаясь приблизиться к дерущимся, но кто-то из них не своим голосом посоветовал ей не лезть под руку.

На свое несчастье, принц Джоффри не обладал бездонной энергией короля Роберта, и более взрослый и опытный Теон постепенно теснил его и пару раз даже прижимал к стене. Спас Джоффри боевой рог Старков, которым дозорный, заслышав в замке лязг мечей, возвестил боевую тревогу. Джоффри воспользовался замешательством Теона и изо всех сил рубанул его по печени, в последний момент повернув меч плашмя.

— Теон! — вскрикнула Санса, увидев, как выросший с ней под одной крышей парень рухнул словно подкошенный. В сердце Сансы были только страх и жалость, и из головы ее навсегда улетучились сцены из романов, в которых вельможная дама благосклонно смотрит на победителя, высокомерно пренебрегая его поверженным соперником.

Ночной бой пробудил в Джоффри не самые лучшие черты его характера, и он довольно грубо схватил Сансу за руку.

— Теперь ты добыча победителя, — заявил Джоффри и даже дал волю рукам, но в этот момент в темноте щелкнули волчьи зубы, и Джоффри отскочил от Сансы, ругаясь и рыча от боли.

Когда лорд Старк прибыл на место боя со своим огромным мечом в руках, благородных сэров и их даму сердца уже окружили сбежавшиеся на сигнал тревоги стражники. Теон, держась за отбитый бок, с трудом вставал на ноги. Джоффри молча перебинтовывал окровавленную руку собственным платком, а Леди, сидящая у ног Сансы, облизывалась и явно намеревалась схарчить принца целиком, когда стражники наконец уйдут. Санса стояла, опустив голову, и была очевидно смущена всеобщим вниманием к происходящему.

— Это дело семейное, — объявил Эддард страже, быстро оценив диспозицию. — Разойдись!

Эддард Старк считал совершение правосудия неизбежной, но довольно неприятной обязанностью, и больше всего его раздражали подсудимые, которые начинали оправдываться и валить все друг на друга, заставляя лорда Старка чувствовать себя вовлеченным в их мелкие дрязги и грязные делишки. Попавшихся сейчас в его руки воспитанников Эддард считал своим наименее удачным педагогическим опытом: Санса постоянно на всех жаловалась, Джоффри тоже успел заработать в глазах Эддарда схожую репутацию, а Теону Эддард не доверял и считал, что этот нехороший человек предаст его при первой возможности.

— Ну? — со вздохом произнес Эддард, приготовившись выслушивать три различные версии произошедшего, в котором виноват кто угодно, кроме рассказчика.

К его удивлению, ребята молчали и угрюмо переглядывались, совсем как они с Робертом в далеком детстве, когда Джон Аррен ловил их на очередной проказе, или Джон и Робб, которых на проказах ловил уже сам Эддард.

— Предлагаю начать с того, как вы обзавелись этими отметинами, — сказал Эддард уже более довольным голосом, думая про себя, бывают ли на свете чудеса и не выросли ли наконец эти трое такими, какими он хотел их видеть.

— Я оступился и скатился по лестнице, — выговорил наконец Теон, смотря в сторону.

— А я точил меч и порезался, — буркнул Джоффри, затягивая зубами платок на прокушенной руке.

— И все это чудесным образом произошло именно в этой галерее, — сдерживая улыбку, прокомментировал Эддард.

— Мы просто потом решили погулять по крепостной стене, — добавила Санса, и Эддард довольно хмыкнул.

— Прогулки по крепостной стене, безусловно, полезны от всех напастей, — с усмешкой заметил Эддард, когда молчание немного затянулось.

Вершить правосудие над благородными людьми милосердный лорд Эддард любил больше всего, и у него даже был на этот счет свой метод: он всегда начинал с наиболее маловероятного предположения.

— Потрудитесь пояснить, принц, — строго сказал Эддард, — как вам пришла в голову идея умыкнуть мою дочь из отчего дома?

— Очень надо мне ее похищать, — проворчал Джоффри. — Подумаешь.

— Между прочим, принц, с вашей стороны это довольно невежливо, — заметила Санса, и Эддард снова подавил смех.

— Это я виноват, — наконец собрался с духом Теон, побледнев и с опаской глядя на огромный меч лорда Старка. — Я должен просить у вас прощения, лорд Старк, за то, что я пытался склонить вашу дочь к побегу. Если бы не вмешательство принца, я навлек бы позор на ваш дом. Я раскаиваюсь в содеянном и прошу милосердия.

— Ладно, повинную голову меч не сечет, — ответил Эддард. — Хотя в твоем возрасте ты мог бы уже быть поумней. А вы храбрый и умелый боец, Джоффри, — продолжал Эддард. — Одержали победу даже с раненой рукой. Тот человек, который научил вас драться левой, возможно, сегодня спас вашу жизнь. Вам же, Теон, следовало быть благороднее и предложить принцу закончить бой миром после того, как вы ранили его в руку.

— Он не ранил меня, — наконец вмешался принц, и на его лице проступили черты его дяди, грешного человека, но честного и благородного рыцаря. — Я выиграл, потому что Теона отвлек сигнал тревоги. А потом я позволил себе дерзость, и был наказан волчицей.

— Я прошу вас простить меня, миледи, — обратился Джоффри к Сансе, и Санса улыбнулась своим мыслям о том, что ее рыцарь не опустился на одно колено, а стоит перед нею набычившись, как обиженный малыш. Впрочем, подумала Санса, главное, что извиняется он от души.

— Ладно, — ответила Санса совсем не по книжке, искоса глянув на принца лукавым взглядом, а потом кинулась на шею отцу и что-то зашептала ему на ухо. Эддард Старк улыбнулся, крякнул и спрятал в ножны свой валирийский клинок.

— Идите спать, — велел Эддард. — Может, завтра я вас на свежую голову еще попесочу чуток. Чуть до смертоубийства не дошли, кавалеры.

— Простим друг друга, благородный Джоффри, — предложил Теон, когда Эддард ушел, и протянул укушенному принцу левую руку.

— Будь чист пред небом, — ответил принц, неловко пожимая протянутую руку, а Санса почему-то подумала, что вот из этих слов можно сделать настоящий, а не лубочный рыцарский роман.

— У меня тут бутылка вина завалялась и вяленое мясо, — сказал Теон, кивнув на брошенные им в стороне вещи. — Разопьем?

— Да я как-то не особо по этому делу, — признался Джоффри, которого от воспоминаний о первых и последних возлияниях в компании Эддарда и Тириона до сих пор немного подташнивало.

— Болит же все, — пояснил Теон. — Не все же нам опиатами закидываться.

— Ты такие слова знаешь, — покачал головой Джоффри. — Начитанный небось.

— Опиатами на Железных Островах называют растворы, похожие на маковое молоко, — пояснила Санса, которая все-таки читала не только рыцарские романы. — И в Дорне, кажется, используют похожее слово.

— Пойдешь с нами? — предложил Теон Сансе, вынимая вино и мясо из мешка. — Еще два пряника есть.

— Оружие здесь оставьте, — благоразумно потребовала Санса, которую эта ночь тоже кое-чему научила. — И ведите себя прилично, а то Леди на вас натравлю.

— Ну ладно тебе, — с досадой сказал Джоффри, снимая с пояса меч. — Ну виноват. Сказал же уже.

— Будем заново заслуживать доверие, — вздохнул Теон, в свою очередь кладя меч у стены. — Идем, что ли?

Пробираясь темными коридорами в заброшенную оружейную, в которой Робб и Джон всегда отсиживались, когда им случалось серьезно прогневать отца, Санса подумала, что в рыцарских романах благородные дамы, конечно, не пили со своими паладинами вино, передавая бутылку по кругу, и не закусывали двумя пряниками на троих. Но, с другой стороны, мудро подумала Санса, даже благородным дамам нужны не только паладины, но и друзья.

Вот и прожили мы больше половины.

Как сказал мне старый раб перед таверной:

"Мы, оглядываясь, видим лишь руины".

Взгляд, конечно, очень варварский, но верный.

(с) Бродский

— Трое всадников, командир, — доложил Эддарду Старку дежурный, и Эддард поднялся на стену, чтобы увидеть самый приятный из всей череды недавних сюрпризов. По схваченному заморозком белому полю скакал огромный рыцарь в рогатом шлеме и помятых в боях доспехах, и Эддард сразу узнал своего короля. Король был без свиты, словно странствующий рыцарь, и, судя по осанке и посадке, за прошедшие годы отяжелел, но далеко не настолько, насколько думал Эддард. За королем скакал крепкий оруженосец, как всегда мающийся с королевским молотом, и взятый в полон рыцарь, в котором Эддард подозревал Джейме Ланнистера. Приглядевшись, Эддард заметил, что, хотя пленный рыцарь едет и без меча, веревка, завязанная вокруг руки Роберта, зацеплена за луку пленника, но не за его руки.

Скачущий рыцарь легко снял свой рогатый шлем и явил миру свою седеющую и обрюзгшую царственную физиономию.

— Эгегей, лорд Старк! — громовым голосом возгласил Роберт, заметив Эддарда на стене.

— Эгегей, мой король! — откликнулся Эддард, с улыбкой вспоминая, как еще пятнадцатилетними пацанами они приехали в Винтерфелл, выстроили снежную крепость и по очереди ее штурмовали, закидывая друг друга снегом и торжественно именуя себя лордами, которыми они тогда еще не были. А по улыбке скачущего Роберта Эддард угадал, что его друг вспоминает то же самое.

Роберт въехал во двор, с гулом спешился и тут же начал грохотать и зычно хохотать, как в молодости, когда покойный Джон Аррен прозвал его за такое поведение Громозекой. Что означало это загадочное слово, никто не знал, но к Роберту оно подходило.

— Ушел от жены на старости лет, как знаменитый менестрель! — возгласил Роберт, нимало не смущаясь ни присутствием свиты своего сына, ни присутствием детей Эддарда, и подхватил на руки Рикона, который единственный из всех не понял, что дядя король, но догадался, что дядя забавный и добрый. — С цареубийцей вот путешествую, даже пару раз спал с ним у костра валетом. Мужик он ничего, хотя скотина порядочная.

Джейме тоже спешился и во время речи короля обменивался со своим братом какими-то своими взглядами и знаками.

— А я тебе говорил, что кабаки и бабы доведут до цугундера, — тихо сказал Тирион, подытоживая молчаливый диалог.

Король тем временем нашел способ заинтересовать детей Эддарда, найдя за седлом сверток, в котором оказались укороченные для детей клинки. Первой до клинков добралась Арья, разумно схватив себе самый тонкий и маленький.

— И шустра, и умна, — оценил король, со второй попытки ловя Арью и привлекая ее к себе. Эддард несколько неодобрительно взглянул на то, как Арья красуется с новым оружием, и Роберт перехватил его взгляд.

— А ты брось, — предложил Роберт, — у каждого свой талант. Вон на моего оруженосца глянь.

Эддард глянул на оруженосца и с удивлением увидел коротко остриженную женщину в доспехах, чей тип внешности совсем не подходил под вкус Роберта.

— У тебя, кстати, в хозяйстве егерей немного поубавилось, — порадовал Эддарда король. — Или у твоих соседей, я не разбирал. Они, видишь, совсем годных рыцарей, — король указал на женщину-оруженосца, — без оружия к медведям кидают. Этот вон, — Роберт кивнул на Джейме, — гроза медведей и сумасшедших, как в яму к медведю за ней сиганет! Меч свой аж у меня забыл. Ну я тоже за ним — прыгнул, чуть яйца об доспехи не отбил. А медведь на нас! А мы на медведя! Во, смотри, — Роберт поднял железную рукавицу, — косолапый руку мне исполосовал, панцирь вон с другого бока помял, и чуть ухо мое лапой не уполовинил. Но я тоже ничего — голыми руками его повалил.

— Это все потому, что ты не представляешься никогда, — рассудительно заметил Эддард, сопровождая короля к столовой. — Если бы ты людям говорил, что ты король, а не «как въеду тебе в рыло, узнаешь, кто я такой», так и медведи бы были целы, и егеря.

— Ну а подраться-то мне как? — не согласился Роберт. — На турнирах это ж скука смертная, подхалимы одни. Я сажусь на коня — они тут же с коня падают. Я спешиваюсь — они вообще навзничь валятся, как шлюхи, — Роберт гулко расхохотался, очевидно, представив себе какого-то придворного рыцаря, лежащего на спине. — А как на Север твой приехал, красота — меня в первом же трактире обсчитали, а во второй день чуть в лесу не ограбили. Не, ты опять скажешь, что я сам виноват, но у меня ж всегда так — подворотнички не подшиты, герб на щите не начищен, оруженосец только драться горазд. Мы вон кабана тебе везли, я ей говорю: «Баба, давай мясо копти», а она мне: «Я не баба, я оруженосец».

— Про кабана я еще не слышал, — подсказал Эддард, охочий до хороших историй. Король тем временем расселся за столом, ровнехонько посередине, не рискнув пробовать, влезет ли он в кресло во главе стола, и сочно трепал зубами баранью ногу, окруженный потертыми рыцарями из свиты Джоффри и дружиной Эддарда — простые солдаты всегда чувствовали в короле родственную душу.

— Ну, про кабана, — довольно изрек король. — Про кабана, брат, это было дело. Красавцы мои, идите сюда, без вас такая история не рассказывается.

Потертые рыцари расступились и подтолкнули к королю его недавних спутников.

— В общем, был у нас ночлег в лесу, собрались мы утром ехать, — начал король, приложившись в очередной раз к кувшину с вином, который он назвал «кубком моего размера». — Я, понимаешь, пошел перед дорогой отлить, да, видать, отлил метко. Кусты затрещали все, — король очень похоже хрюкнул на всю столовую, изображая кабана, — и он мне как в брюхо саданет! Я, понятное дело, с копыт! Хорошо, в панцире уже был — во, глянь вмятина какая, — Роберт встал и выпятил пузо, демонстрируя глубокую вмятину под животом. — А свиноубийца уже тут как тут, меч я у него забрал, так он кабана седлом по хребту со всего размаху. А я зверюге этой кованой рукавицей в пятак! Ну песня же — я на земле хрен в штаны прячу, пока мне не откусили, этот черт свинью седлом молотит, точно объезжать ее собрался, оруженосец мой молот тащит по земле волоком, свинья ревет, — всем весело, все довольны. Не то что чертова придворная охота — то герольды с трубами, то пьяные все. Не, у нас королевская охота как надо охота — выходит король с утра с хреном наперевес…

Король ел, пил и балагурил почти весь день, вытребовал себе Джона Сноу, усадил его по левую руку от себя, окончательно отвадив тем самым от столовой наполированных рыцарей из свиты принца, потом поборолся с Сандором и, к удивлению всех, осилил его, хотя и далеко не сразу. К вечеру утомленные разгулом рыцари начали расходиться, наименее крепкие остались спать за столом, а Роберт поднялся, чтобы выйти на двор, и незаметно кивнул Эддарду.

— Вот теперь можно и в склеп пройти, — сказал Роберт своему другу Неду, дождавшись его на дворе. — Ты не обижайся, что я сначала кутил весь день — зато тихо сходим, а не у всех на виду, душу нараспашку. Понимаешь?

Нед кивнул и засветил факел, провожая друга к лестнице в склеп.

— Я, пожалуй, к старости начну любить север, — неожиданно для Неда заявил Роберт, спустившись по лестнице. — Жирный я стал, потею легко, на юге стоит взять в руки меч, как вся одежда ко мне прилипает.

— Ты молодцом еще, — отозвался Эддард. — Я по слухам о твоих пирах думал, что ты стал больше раза в два.

— Это я оголодал в дороге, — отмахнулся Роберт, тяжело опускаясь на колени перед саркофагом Лианны Старк. — Здравствуй, любимая. Если примут меня боги, может, скоро свидимся.

— Ты не очень-то торопись, — отозвался Эддард, тронутый простыми и горькими словами друга почти до слез, но Роберт только махнул на него рукой.

— Посидим? — предложил Роберт на обратном пути, и Эддард воткнул факел в стену и уселся в ногах у одного из древних саркофагов.

— Как ты говоришь, Нед, зима близко, — проговорил король, усаживаясь рядом. — Может, оно и к лучшему.

— Куда уж лучше, — скептически заметил Нед. — У тебя с зернохранилищами-то в столице как?

— Никак у меня с зернохранилищами, — сердито огрызнулся король. — Мне даже престол оставить некому, да и престола того одни долги, хоть Железный трон с молотка продавай. Бестолковый я был король, жизнь свою растратил на пустяки. Вот приехал поэтому теперь к тебе, чтобы хоть помереть как следует. Тут ты будь спок, Нед, — я еще перед смертью так втащу этому вашему Королю Ночи, валирийским молотом по рогам, нечего хоронить будет.

— Дочитался, значит, до валирийской стали, — с удовольствием заметил Эддард.

— А ты думал, — уже более довольным голосом отозвался Роберт. — Я, может, король никудышный, но генералом я был толковым, признай. Людей своих я всегда берег, поэтому мы Таргариенов тогда и нагнули. А в Цитадели — мать моя, какие там библиотеки! Я чуть не ослеп, недели две там по колупался, в свитках каких-то жутких копошился, как чернокнижник. До чего я там только не дочитался. Погоди, я еще озверею, эту ледяную нечисть драконьим стеклом пытать начну.

Про драконье стекло Эддард еще не знал и взглянул на своего друга с уважением. Генералом Роберт был действительно толковым, и когда доходило дело до резни и разрушений, проявлял недюжинные таланты. Как говорил Джон Аррен, еще когда они оба росли в его доме, если бы Роб строил с таким же успехом, как разрушал, быть бы ему вторым Брандоном Строителем.

— Вот про Дикий огонь только понять не могу никак, — признал Роберт. — Ты вот знаешь, как его делать?

— Откуда, — отозвался Эддард. — Я ж не алхимик.

— Ну и я не алхимик. Алхимиков моих Тайвин сманил, старая вобла, — король даже крякнул с досады.

— И что, тебе совсем не у кого спросить было?

— Спросить? — Роберт насмешливо глянул на своего друга. — Спросишь тут, по всему королевству слухи пойдут, что второй король подряд рехнулся, того Огня, который уже есть в Королевской Гавани, ему мало стало. А на кой мне леший Огонь в Королевской Гавани, его досюда тащить — сто раз подорвешься к черту. Будем, значит, сами с тобой соображать, библиотека у тебя, я слыхал, богатая. Два паладина — это сила.

Роберт и Эддард синхронно фыркнули и помолчали немного в полумраке фамильного склепа.

— Слушай, — вдруг тихо спросил Роберт. — Ты точно не ошибся?

— Точно, — твердо ответил Эддард. — Иные и их войско мертвецов так же реальны, как ты да я.

— Да я не про нежить эту, — отозвался Роберт в полумраке уже не тем решительным голосом, которым он говорил о грядущей войне. — Я про своих детей. Все ублюдки, ни одного моего?

— Я не знаю, Роб, — сказал Эддард, помолчав. — Думаю, что да, но наверняка откуда же мне знать.

— Дааа, — протянул король, упершись руками в колени. — Надо было еще в конце войны этого блондинчика на Стену сослать, как ты и говорил. А теперь вроде и надо, а вроде и жалко. Хоть и со зверьем в основном, а бились с ним рука об руку. И детей жалко, чьи бы они ни были. И блевать тянет, как об этом обо всем подумаю.

Эддард хлопнул друга по руке, и два рыцаря, поднявшись, продолжили свой путь на поверхность, где их уже ожидал Джон Сноу.

— Ну что, спросил мейстера? — обратился к Джону Роберт.

— Так точно, ваше величество! — с готовностью отозвался Джон.

Эддарду оставалось только удивиться тому, как королю удалось среди сегодняшнего кутежа отдавать распоряжения, да еще и незаметно.

— Мне-то хоть скажете, о чем вы там сговорились? — спросил Эддард.

— Да ни о чем, — ответил Джон, когда король кивком головы разрешил ему говорить. — Я просто сходил к мейстеру Лювину и спросил его, как по-валирийски будет марганец.

До счастья было рукой подать, но все испортили сепаратисты.

Теперь нам придется идти к нему своими ногами.

(с) БГ

Когда необычный ворон появился в небе у Стены, Джон Сноу копался в снегу, устанавливая очередную металлическую трубку с фиалом Дикого огня внутри. На почтительном расстоянии стоял мейстер Эймон, который собирался еще пожить, и его помощник Сэм Тарли, наблюдавший для слепого мейстера за опытами и ведший учет. Выжженное поле перед Джоном, кое-где припорошенное снегом, намекало, что опыты идут давно и не совсем удачно.

Джон запалил длинный фитиль и прыгнул за щиты, стоявшие в снегу. Перед щитами полыхнуло, и трубка взмыла шутихой вверх, чуть не сбив усталого ворона.

— Вы видели? — крикнул Джон, от радости забыв, что один из наблюдателей слеп. — Видели, как пошла?

Мейстер наклонил к своему помощнику большое плоское ухо и выслушал отчет.

— Сбегай, сынок, — одобрил он, похлопав Сэма по тулупу, и изрядно похудевший за последнее время Сэм заскакал по сугробам, чтобы замерить расстояние до места падения импровизированной ракеты.

— Что скажете, мейстер? — уже всерьез спросил Джон, подходя к старику.

— Скажу, что мы выпускаем на волю бесов, — задумчиво ответил мейстер.

Необычный ворон тем временем долетел до Черного замка, из башни которого король наблюдал за тем, как бастард и мейстер замышляют недоброе на благо родины, и бросил в руки короля столь же необычный пергамент.

Король Роберт оборонял Стену уже второй год. За это время он еще больше поседел, но при этом стал почти таким же статным и могучим, как в юности. Менестрели слагали теперь про него целые эпические баллады, тысячи рыцарей прибывали из всех концов страны, добиваясь чести воевать рядом с королем, и даже воины из Вольных городов прибывали под знамена Роберта в погоне за неувядающей славой.

— Мы живем во время легенд, — однажды сказал мейстер Эймон Джону.

Легенд о короле действительно ходило множество, и некоторые из вновь прибывших порой расспрашивали тех, кто был с королем с самого начала, действительно ли король и его десница, стоя вдвоем на Стене, в четыре меча отбили огромную волну мертвяков, которая чуть было не перехлестнула через Стену, и правда ли то, что король схватился с Белым Ходоком врукопашную и разбил ему голову в мелкие осколки ударом латной рукавицы.

По мнению Эддарда Старка, бывшего рядом с королем в большинстве ставших легендарными случаев, куда более достойным легенд было то, что король восстановил все замки вдоль Стены, наладил коммуникации и снабжение, проводил регулярную ротацию войск и, эвакуировав из-за Стены живых, мало воевал за Стеной, предоставляя врагу разбиваться о творение Брана Строителя. Эддард надеялся, что когда-нибудь будет написана настоящая история этой войны, и во времена затишья любил подозвать к себе Сэма Тарли, хорошо умевшего и писать, и слушать.

— А если кто-то в Орлином Гнезде окопался, — рассказывал, бывало, лорд Эддард, сидя у камина, — то в Орлином Гнезде его надо малым отрядом через трубу брать.

— Через трубу? — восхищенно повторял Сэм, полюбивший в исполнении лорда Старка никогда не любимые им ранее военные истории. — Лорд Эддард, да вы один целого взвода стоите! А то и роты!

— Восток дело тонкое, Сэм Тарли, — замечал король, который тоже любил послушать воспоминания своего друга о их последнем летнем походе. Повод для похода был не самым веселым: невестка Эддарда оказалась изменницей и изрядной мерзавкой, да к тому же еще и препятствовала зимней мобилизации. Но зато в дороге Эддард писал с привалов письма леди Кейтилин, Джон выкопал мечом наемника Бронна, чуть было не похороненного заживо горными дикарями, а увязавшийся за компанией менестрель написал для короля песню «Ваше благородие, госпожа удача». Даже принц, взятый в поход авансом, проявил себя хорошо, получил боевой шрам на морде и в нужный момент крикнул Роберту: «Батя, уходи с амбара!»

Необычный пергамент, принесенный необычным вороном, произвел на короля впечатление с первых строк.

— Нед, — крикнул король, высунувшись на лестницу. — Иди сюда, ты это должен прочитать.

«Ваше величество, — гласил пергамент, — пишет вам ваш верный слуга Джорах Мормонт. Как вы знаете, дотракийские кхалы не умеют толком ни читать, ни писать, да и по-вестеросски изъясняются с трудом, а я дотракийским владею не многим лучше. Поэтому попытаюсь пересказать речь кхала Дрого, которую он велел мне записать, сидя в шатре между жаровнями.

Великий кхал, непобедимый рыцарь степей, говорит вам, великий северный султан, что он знает о вашей нелюбви к роду Таргариенов, и ожидал и войны, и наемных убийц, и ядов, и колдуний, но никак не ожидал, что в своем гневе северный султан нашлет на него зиму. В Дотракийском Море даже к югу от Вейс Дотрак теперь идет снег, а к северу от Вейс Дотрак степь теперь такая же белая, как голова почтенной бабки кхала. Среди табунов великого кхала наметился падеж, а храбрые воины кхала, привыкшие совокупляться со своими женщинами под открытом небом, скоро отморозят себе естество. (Между нами говоря, мой король, сам кхал недавно примерз своей косой к крупу коня. Говорят, кхал, который не может сесть на коня, не может править — а как быть, если не может слезть? Решали всем кхаласаром). Великий кхал предлагает вам, великий северный султан, глазированную голову Визериса в подарок и десять тысяч могучих воинов самовывозом, и надеется на то, что вы смягчитесь в своем убийственном гневе».

— Воинов берем, если самовывозом? — спросил король, когда Эддард дочитал послание.

— Станниса надо спросить, — ответил Эддард. — Он же у нас теперь собачий адмирал, через море на собаках ездит. И десять тысяч полушубков надо найти где-то. А также унт и меховых штанов. Я Джона кликну, пусть потрясет Тормунда или Манса.

— Напиши Джораху этому, — предложил Роберт, когда Джон получил от отца задание и ушел. — Старый Медведь, может, уже загнется скоро, будет ему последняя радость.

Эддард тоже любил Джиора Мормонта по прозвищу Старый Медведь, и не только за то, что тот хорошо командовал Ночным Дозором и сильно помог с организацией обороны. Когда Эддард видел, как старик Мормонт, над которым годы и ранения начинают брать верх, тяжело пересекает двор Черного замка, Эддард всегда вспоминал, как четыре года назад, когда зима была еще на подходе, а король только начинал объезжать будущий театр боевых действий, к нему, Эддарду, приезжала на Стену жена с младшими детьми, и Старый Медведь возился с четырехлетним Риконом, обучая его различать звериные следы на свежем снегу.

— Это волк? — спрашивал Рикон, тыкая пальцем в первый попавшийся след.

— Ухм, — отрицательно мычал старик и показывал Рикону пальцами заячьи уши.

— А это волк? — снова спрашивал Рикон, и лорд-командующий, ухмыляясь в бороду, отрицательно хмыкал снова.

— А это волк? — продолжал настаивать Рикон.

— Ладно, — ответил Эддард королю, повспоминав в очередной раз своего младшенького, который теперь рос без него, и смягчившись сердцем. — Сейчас напишу.

«Сэр Джорах, так тебя и перетак! — писал Эддард, пока король прикидывал, как начать письмо к кхалу Дрого. — Ты маленький был? У тебя мама, папа был? Ты в детстве когда косячил, тебе что говорили? Исправь насенный тобой вред, загладь вину, попроси прощения. Ну так долго ты там еще будешь шариться по степи? Собери денег, выкупи этих урок, которых ты в рабство продал, срок свой они, считай, уже отмотали. И возвращайся с ними домой, пора уже. Подарков нам с королем тоже хоть каких прихвати, кумыса там десяток бурдюков, хурмы ящик, пусть даже недозрелой, в холоде дойдет. Повидаешь отца, пока он жив, повоюешь вместе со своими людьми, воинов дотракийских научишь ходить строем. Король, если хочешь знать, то же самое тебе говорит».

— Слышь, — позвал Неда король, — написать этому кхалу в шутку «Який ты в чорта лицарь, коли голою сракою ежака не вбъешь»?

— Это же не переводится, — усомнился Нед. — Поймет еще не так, они там всех ежей выведут. Еж зверь полезный, его жалко.

— Ну тогда готово, — сказал король, откладывая перо. — На, почитай, а мне давай свое.

«Здрав будь, великий кхал! — писал король. — За помощь спасибо, мои люди через пару недель встретят твоих воинов у Мира. А насчет зимы, так мы сами офигеваем, как говорят в наших краях. У нас тут от холода птицы порой на лету дохнут, из края Вечной Зимы прут на нас бессмертные ледяные люди и полчища мертвецов. Есть мнение, что, как мы всех их упокоим, так и зима кончится. Ну или хотя бы мы сами в процессе согреемся. Посылаю вам со Станнисом зимней одежды на десять тысяч человек, да и вы там ройте землянки, спите ногами к костру, одевайтесь кучно, косы мотайте на шею, в общем, Мормонт объяснит, он малый не дурак и на Севере пожил».

— Первые десять тысяч полушубков мы еще не нашли, — заметил Эддард.

— Манс дает тыщи две, не больше, — доложил Джон, возникая на пороге.

— А если на костре его спалить? — предположил король. — За жмотство и срыв призывной кампании.

— Тогда тыщи три, — отозвался Джон, который уже применял этот аргумент. — Тормунд зато мазь какую-то готовить умеет, мажьте, говорит, ею ваших дикарей, и у них лохматость повысится.

— Что повысится? — весело переспросил король.

— Лохматость, — с похоронно серьезным выражением повторил Джон. — Они тогда смогут даже на снегу спать.

Эддард попытался представить себе дотракийца повышенной лохматости и подумал, что Королю Ночи теперь точно каюк.

Ворон, прилетевший к королю через несколько недель, был не необычным, а очень знакомым.

— Давай угадаю, — предложил Эддард, пока король отвязывал от лапы ворона письмо. — Маленький Генерал опять просит фураж для мамонтов.

— Не, — отозвался король. — Маленький Генерал теперь просит фураж для дотракийцев.

— Тирион суров, — отметил Эддард, представляя себе дотракийцев, жующих сено.

Сбор фуража для дорогих гостей был в самом разгаре, когда за окнами Черного замка послышались монотонные крики и лязгание. Выглянув из окна, король и десница увидели длинную конную колонну голых по пояс мужчин, скандирующих что-то на неизвестном языке, и одетого по форме рыцаря, который ехал сбоку и пытался изобразить, что он тут ни при чем.

Когда Роберт и Эддард появились на дворе, дотракийская колонна уже остановилась и перестала скандировать, но отважные дотракийские воины так и не оделись.

— Зря им только полушубки собирали, — заметил король, на которого такие демонстрации воинской доблести давно не производили впечатления, еще с тех пор, когда в начале зимы Старки объяснили ему на практике, зачем рядом с баней рубят прорубь. — Надо было мазь у Тормунда брать.

Одинокий рыцарь тем временем спешился и предстал перед королем.

— Я прошу вашего прощения, благородные сэры, — произнес Джорах Мормонт. — И прошу снова принять меня в рыцарское братство.

— Принят, — коротко ответил король, переглянувшись с Эддардом, который подтвердил их общее решение кивком. — Кумыс-то где? И хурма?

— Будет, — пообещал сэр Джорах. — Я также рад доложить, что великий кхал Дрого решил лично возглавить свой десятитысячный отряд. «Ни один дотракийский воин еще не убивал мертвеца или ледяного человека, — сказал кхал, прочитав ваше письмо. — Я буду первым».

— Этот, что ли? — оценивающе глянул король на внушительного всадника во главе отряда. — Приглашай его в дом. И толмача приведи.

Кхал появился в комнатах короля уже в приличествующих случаю мехах, но вместо толмача рядом с кхалом снова был Джорах Мормонт.

— Был у нас толмач в начале похода, — пояснил сэр Джорах свое появление. — Ему переводить, а он лыка не вяжет. Мы его в кипятке и сварили.

— Сами-то вы трезвенники, что ли? — с неудовольствием спросил король, кивая на огромную бутыль на столе.

Каменное лицо кхала при виде бутыли в первый раз за этот день выразило человеческие эмоции.

— Боги благословили кхалиси чадородием, — переводил через полчаса сэр Джорах, когда разговор перешел от военных дел к личным. — Кхал отец троих детей.

— Добре, — ответил король, все еще думая про себя, осилит ли он в седые годы сыновей этакого здоровяка, если они пожалуют за дядиным наследством. — Как назвали-то?

Дрого ответил длинной гортанной фразой.

— Это я не выговорю, — признал король.

— Это только первое имя, ваше величество, — пояснил сэр Джорах. — Оно переводится как «Жеребец, который покроет весь мир».

— Интересно, ребенок знает, что именно оно означает? — не удержался Эддард, который всегда принимал близко к сердцу воспитание детей, даже чужих.

— Помню, я в пять лет отцу анекдот про «если б я имел коня» рассказал, — отозвался Роберт, которого присутствие друга часто настраивало на веселый лад. — Сам я анекдот этот понял только годам к десяти, а отец тогда надо мной смеялся так, что чуть за борт не выпал.

Дрого тем временем произнес еще более длинную гортанную фразу.

— Следующие дети тоже были мальчиками, и родители не хотели обойти их звучным именем, — пояснил сэр Джорах. — Поэтому второго сына назвали «Жеребец, который покроет все остальное», а третьего — «Жеребец, который покроет все вообще».

— Толково поделили, — признал король. — Дома-то их как зовут?

Мормонт что-то спросил у кхала, и король с десницей в свою очередь оказались в неуютном положении людей, при которых переговариваются на неизвестном им языке.

— Рейго, — наконец произнес Дрого, — Эйго, Мейко.

— Это напоминает мне, Нед, как мы со Станнисом маленького Ренли матом ругаться научили, — сообщил другу король. — Аррен, как услышал, нарвал ему уши. А Ренли подумал и решил, что, если одну букву в этих словах изменить, то никто ничего не поймет. Аррен, его, понятно, снова вздрючил...

Кхал тщетно прислушивался к словам короля, а потом что-то сердито сказал сэру Джораху, а тот ответил ему по-дотракийски.

— Я сказал кхалу, что вы вспоминаете юность, — пояснил королю сэр Джорах. — Но ему не нравится, что вы разговариваете между собой и смеетесь, а он ничего не понимает.

— Сами-то, — вступился за друга Эддард. — Лопочете что-то, а кто вас разберет — то ли горло перерезать собираетесь, то ли золотым драконом подарить.

— Дракон! — крикнули на дворе. — Дракон в небе!

— Не стреляй, — неожиданно сказал Дрого на языке Вестероса, вставая на ноги, и добавил что-то на дотракийском.

— Он не кусается, — перевел сэр Джорах.

— А дракон? — уточнил король, выходя вслед за кхалом во двор и жестом приказывая лучникам не стрелять.

Дрого уверенным шагом подошел к дракону, ловко вскочил к нему на спину и приказал своим всадникам расседлывать дракона и снимать с него поклажу.

— Кумыс и хурма, — прокомментировал сэр Джорах пару ящиков. — В обозе неудобно было тащить.

Последним из поклажи оказался небольшой сундучок, который кхал спустил со спины дракона сам, и Эддард заметил, как мрачный кхал впервые за сегодняшний день легко улыбнулся в усы. Из сундучка кхал достал два куска пергамента, первый из которых спрятал за пазуху, а второй развернул и подошел к Эддарду и Роберту. На пергаменте детской рукой была нарисована во всю ширину стена с крепостными башнями на ней, а на стене несколько человеческих фигур.

— Смотри, — сказал Дрого на языке Вестероса. — Стена, — Дрого махнул рукой в сторону Стены. — Лошади.

Эддард наконец-то понял, почему Стена на рисунке перегорожена по верху скамейками, и, как многодетный отец, повидавший на своем веку детских каракулей, не стал возражать против присутствия на верху Стены лошадей.

— Папа, — пояснял дальше Дрого, тыкая сначала в фигурку на рисунке, а потом в себя.

— Ты, — Дрого запросто ткнул пальцем в короля, а потом снова в рисунок.

— Ты, — и Эддард тоже удостоился тыкания пальцем.

— Враг, — объявил Дрого, указывая на курган, на рисунке парящий над стеной, и добавил что-то на своем языке, показав под ногу своей фигурке.

— Голова Короля Ночи, — перевел Джорах Мормонт.