Научная магия (джен)

Спустя четыре года после победы над Волдемортом жизнь Гермионы Грейнджер была совершенно отвратительной. Ну, по крайней мере, так бы ответила она сама, если бы кто-то задал ей соответствующий вопрос. Впрочем, прямо сейчас с отвратительностью своего существования её мирило вкуснейшее клубничное мороженое, которое она аккуратно ела, сидя на скамейке в небольшом сквере. Высокая липа своей тенью прикрывала от жаркого летнего cолнца, и Гермиона планировала посидеть тут как минимум ещё полчасика. Может, даже прикупить ещё одно мороженое в соседнем магазинчике, чтобы чем-то себя занять. Возвращаться домой не хотелось. Стоило подумать об этом, как мысли бывшей гриффиндорки вновь возвращались к причинам, по которым она тут оказалась.

Нет, всё-таки жизнь Гермионы решительно не задалась! После победы и долгой череды похорон, казалось, наконец-то началась светлая полоса. Над ними больше не довлел своей мрачной тенью страшнейший волшебник последнего века, и на лицах друзей и знакомых начали появляться первые робкие улыбки. Впереди смутными образами вырисовывались радужные перспективы — им, героям войны, были открыты все пути. Гарри с Роном отправились в академию аврората, а сама Гермиона, всё же доучившись последний год в Хогвартсе, устроилась на работу в Отдел регулирования и контроля за магическими существами.

Но стоило ей поверить, что жизнь налаживается, как что-то пошло не так. Нет, ничего страшного и масштабного не происходило — с ней всё также приветливо здоровались знакомые и коллеги, её всё также тепло встречали в Норе, а её фото висело всё в той же рамке на стенде лучших сотрудников Министерства. Но что-то неуловимо изменилось. Бесконечные попытки улучшить положение домовых эльфов и других угнетённых разумных рас постоянно наталкивались на стену полного равнодушия и непонимания. Начальство благодарило её за подробнейшие докладные записки с глубоким анализом сути проблемы, коллеги участливо интересовались успехами, а Кинглси понятливо кивал, когда она заводила об этом речь на редких ветеранских встречах. Но никаких практических действий не было — доклады исчезали где-то в недрах министерской бюрократии, на призывы никто не откликался, а ситуация не менялась. Всем, в сущности, было всё равно и на Гермиону, и на её проекты.

Совместная жизнь с Роном тоже не привела ни к чему хорошему. Их частые ссоры, которые были неотъемлемым атрибутом школьной жизни, никуда не делись и после выпуска из Хогвартса. Уизли старался стать лучше ради неё, и поначалу это действительно согревало ей сердце. Но годы шли, а результаты его попыток оставались более чем скромными. В какой-то момент Гермиона поймала себя на мысли, что начала относиться к Рону как к мелкому неизбежному злу, вроде очередей в министерской столовой, а он к ней — как к само собой разумеющейся части его жизни.

Вот и получилось, что после какой-то пустяковой ссоры из-за непомытой посуды терпение Гермионы лопнуло, и она решительно заявила, что с неё хватит. Быстро собрав вещи, на другой день она написала заявление на увольнение и уже через сутки стучалась в дверь родительского дома. Министерство было достаточно щедрым на выплаты денежных премий победителям, наверное, из конфискованных сейфов Пожирателей, так что некоторые деньги у неё были. «Пока поживу у родителей, а там будет видно», — приняла решение Гермиона.

После возвращения из Австралии пару лет назад её мама с папой обосновались в уютном коттедже на Хенли-роуд, что в Илфорде, Восточный Лондон. Преуспевающая семейная пара стоматологов могла позволить себе и более роскошное жильё, но, памятуя о событиях войны с Волдемортом, Грейнджеры решили проявить осторожность. Так что, несмотря на все уговоры дочери и её убедительные слова о том, что в волшебном мире всё тихо и спокойно, они приобрели достаточно скромный двухэтажный домик с небольшим задним двориком. Сюда-то и отправилась Гермиона, аппарировав прямо из квартиры, которую они с Роном снимали в Уэст-Норвуде.

Получив положенную порцию родительских причитаний от матери и суровых расспросов отца о том, кто посмел обидеть его любимую дочь, Гермиона наконец-то осталась в покое. Чем заниматься дальше, она решительно не представляла. В магловском мире ей не было места, а в магический возвращаться совершенно не тянуло. Конечно, там оставались многие дорогие ей люди, но пока что у неё просто не было сил отвечать на бесконечный поток вопросов. Хотелось немного побыть в тишине и покое, и для этого дом её родителей подходил как нельзя лучше. Так что, парой строк ответив на обеспокоенные письма Гарри, Луны, Кингсли и МакГонагалл и усилием воли проигнорировав послание от искренне расстроенной Молли, она наслаждалась ничегонеделанием. Впервые за очень долгое время ей не нужно было никуда бежать и ничего решать. Впрочем, деятельный ум лучшей ученицы Хогвартса противился безделью, а потому она раз за разом возвращалась к обдумыванию своего положения.

Вот и сейчас, вместо того, чтобы радоваться ясному летнему дню, она привычно соскользнула в тёмный водоворот мыслей о прошлом и настоящем. Из безрадостных размышлений её вырвал удивлённый оклик:

— Гермиона?

Отвлёкшись от созерцания гравийной дорожки, она подняла глаза. Перед её скамейкой стоял молодой высокий парень с короткой стрижкой. Одет он был в короткие джинсовые шорты и футболку, а на голове носил легкомысленно свёрнутую на бок красную бейсболку с логотипом какого-то спортивного клуба. В глаза бросалась слишком бледная, даже для обитателя промозглого Лондона, кожа и стильные тёмные очки. Крупные черты его лица были смутно знакомы Гермионе, но она совершенно не могла вспомнить, когда последний раз их видела. Сам же обладатель тёмных очков явно её узнал — на его лице расплылась довольная и немного озорная улыбка. Заметив затруднение девушки, он снял бейсболку и отвесил шутовской поклон:

— Ричард Томпсон к вашим услугам, мисс Грейнджер!

Имя и фамилия пробудили в памяти Гермионы какие-то смутные образы времён начальной школы, но ничего конкретного вспомнить ей так и не удалось. Понимая, что она по-прежнему бестолково и совершенно невежливо на него пялится, она пробормотала наугад:

— Эээ, кажется, мы были… ммм… соседями?

Прозвучало это с откровенно вопросительной интонацией, но неожиданный знакомый ничуть не расстроился. Всплеснув руками, в одной из которых всё ещё была зажата бейсболка, он воскликнул:

— Неужели ты меня забыла? Школа на Вествей, муравьи и наш спор об академическом подходе?

Упоминание насекомых наконец-то нашло отклик в её памяти, и она радостно улыбнулась:

— Рик! Боже, не ожидала тебя встретить после стольких лет. Ты… сильно изменился.

Действительно, в высоком подтянутом парне с трудом можно было узнать пухлого, но очень проворного мальчишку, с которым она постоянно спорила в начальной школе. Они не были друзьями, скорее наоборот — юный Томпсон обладал почти столь же великолепным аналитическим умом, что и Гермиона, но сидению в библиотеке предпочитал бесчисленные эксперименты. В последний раз они поссорились летом перед её двенадцатилетием. Ричард где-то выяснил, что муравьи умеют находить дорогу к муравейнику даже из совершенно незнакомых мест, и уже поймал у школьного забора одного из тамошних насекомых. Он намеревался отвезти его к своему дому и выпустить на волю, а затем наблюдать, как он будет искать путь обратно. За помещением муравья в предназначенную для его транспортировки коробочку его и застала Гермиона. Она настаивала, что нужно просто прочитать про муравьёв в книгах, а не мучить бедное насекомое. В ответ Ричард обвинил её в том, что в ней нет жилки исследователя, и они опять поругались. Оба надеялись доказать свою правоту в следующем учебном году, но в начале августа в дом Грейнджеров пришла профессор МакГонагалл, и первого сентября Гермиона садилась на Хогвартс-экспресс.

— Сочту за комплимент, — рассмеялся Ричард. — Потрясающе выглядишь! Как ты усмирила свои волосы?

Гермиона чуть покраснела и притворно рассердилась:

— И это всё, что ты хочешь у меня спросить через одиннадцать лет после нашей последней встречи?

— Ну… — Томпсон сделал вид, что задумался. — Ты вряд ли помнишь особенности ориентирования муравьёв в пространстве.

Они оба громко рассмеялись. После стольких лет в обществе знаковых фигур волшебного мира, выигранной войны и множества министерских склок, просто сидеть на парковой скамейке и болтать со знакомым детства было неожиданно приятно. Первым отсмеялся Ричард, и уже серьёзным тоном поинтересовался:

— Где ты сейчас работаешь? Нам сказали, ты тогда перевелась в какую-то частную школу в Шотландии. Честно говоря, без тебя наш класс стал намного скучнее.

— Вот уж не знала, что ты так ценишь моё общество, — вновь улыбнулась Гермиона. — До последнего времени работала госслужащей. А теперь уволилась и приехала сюда, погостить немного у родителей. А ты сейчас где?

— Лаборантом в Илфорде, — не без гордости ответил Ричард. Гермиона не удивилась. Илфордский технологический университет[1] пусть и не был известен на весь мир, по праву считался одним из лучших научных центров Великобритании. — Чёрт, столько всего нужно обсудить! Может, посидим в кафе? Тут на углу есть одно миленькое заведение итальянской кухни.

— А разве тебе не надо на работу?

— Не, у меня сейчас отпуск. Ну, так что?

Поколебавшись пару секунд, Гермиона с улыбкой согласилась. В конце концов, она ничего не потеряет, если пару часов поболтает со своим знакомым.

Ричард оказался отличным рассказчиком. Он цветасто живописал свои студенческие годы, делился всякими забавными казусами с работы и уморительными историями из повседневной жизни учёных. Волшебница и подумать не могла, что скучные профессора в строгих костюмах могут вести столь насыщенную и интересную жизнь. Конечно, она понимала, что большая наука — это в основном огромное количество рутинной работы, но красочные рассказы Рика показали и другую её сторону. Сама Гермиона отделывалась от вопросов о своих делах общими фразами, но её собеседника, казалось, это совершенно не смущало — он тут же переводил беседу на новую тему, и вновь начинал сыпать забавными историями. Выйдя из кафе, она с удивлением обнаружила, что её настроение находится на непостижимо высоком уровне, а три часа пролетели как один миг. Гермиона размышляла, стоит ли возобновить близкое знакомство с Риком, как прямо посреди вечерней улицы материализовался переливающийся серебристым светом терьер. Повинно склонив мордашку, призрачный пёс практически заскулил голосом Рона:

— Гермиона, прости меня, идиота. Мне жутко стыдно, что я вёл себя с тобой так безразлично. Я был полным кретином. Как и обычно, в общем-то. Давай встретимся и всё обсудим. Я попытаюсь исправиться. Честно!

Напоследок потёршись о ногу Грейнджер, патронус растворился в воздухе. В иной ситуации Гермиона, наверное, согласилась бы с предложением Рона. Всё же нормальный разговор о проблемах — это именно то, чего не хватало их отношениям. Но сейчас, посреди магловской улицы, на глазах у изумлённого Ричарда, явление гонца от Уизли её только разозлило. Убедившись, что никто больше не заметил магического вестника, она накинула отвлекающие внимание чары и буквально прошипела появившейся по взмаху палочки серебряной выдре:

— Рональд Билиус Уизли! Ты только что чуть было не нарушил Статут о секретности! Как тебе вообще в голову пришло слать мне патронус, прекрасно зная, что я нахожусь в магловском мире?! Возможно, мы и поговорим, но только после того, как ты, наконец, образумишься!

Повернувшись к удивлённо замершему спутнику, она грустно улыбнулась и быстро проговорила, поднимая палочку:

— Извини, Рик, но у меня нет выбора.

Томпсон вскинул руки, будто бы сдаваясь:

— Стой! Только не надо стирать мне память!

Гермиона удивлённо остановилась. Рука с палочкой замерла, так и не выпустив в Ричарда Обливиэйт.

— Откуда ты знаешь, что я собираюсь стереть тебе память?

— Просто подумал, что эта штуковина у тебя в руках может это делать. Ну, знаешь, как в «Людях в чёрном», — нервно рассмеявшись, добавил он. Видя, как Гермиона недоумённо подняла брови, он быстро продолжил. — Что-то явно секретное, но не технологическое. «Магловский мир», «Статут секретности». У тебя и этого Рональда своё закрытое общество, но вы время от времени выходите к нам. Не инопланетяне, ты ведь была совсем обычной в детстве. Вероятно, всё изменилось в этой частной школе. Параллельный мир? Какие-то сверхспособности? Чрезвычайно любопытно! Я никому не скажу!

Отрывистая быстрая речь Ричарда, явно указывающая на его волнение, встряхнула Гермиону. Понимая, что ничего особо страшного не произошло, она попыталась объяснить:

— Да, ты всё понял правильно. Это магия. И о ней не должны узнать простые люди. Поэтому, прости, но я вынуждена буду…

— Постой! Невероятно! Магия!! Это же такое поле для исследований! Скажи хотя бы, у вас там есть свои учёные?

— Ммм, да, наверное, — вопрос сбил её с толку. Она знала о существовании разного рода коллегий зельеваров, артефакторов и мастеров чар, но всё это никак не походило на тот блистательный мир, который в красках расписал ей Рик. Уловив в её голосе сомнение, тот перешёл в наступление:

— «Наверное»? Гермиона, ты меня поражаешь! Перед тобой открыты такие перспективы по изучению засекреченного от всего мира направления, а ты предпочитаешь этому свою госслужбу! А, может, — он заговорщицки понизил голос, — будем вместе исследовать магию?

Гермиона закатила глаза:

— Ты правда думаешь, что сможешь за пару дней разобраться в том, что волшебники изучают уже много веков?

— О, — теперь в его глазах вновь сверкали радостные огоньки, — не стоит недооценивать лучшего молодого учёного Илфорда! Будь уверена, у меня получится тебя удивить.

Против воли улыбнувшись самодовольству Томпсона, Гермиона тут же погрустнела:

— Увы, Статут предписывает скрывать магию от всех, не наделённых ею. Ради их же блага. — Собственная фраза резанула слух, напомнив о непростой судьбе Гарри и всём том, что скрывалось за формулировкой «ради общего блага».

— Брось, никто ведь не узнает. А что, если нам удастся узнать что-то новое и полезное?

Она вспомнила равнодушие Министерства, что в годы их учёбы, что во время её работы. Слепо следовать букве закона, чтобы точно исполнять распоряжения этих бюрократов, резко расхотелось. Похоже, за время беседы она успела заразиться авантюризмом и жаждой познания неизведанного, которыми буквально фонтанировал Ричард. Ей остро захотелось махнуть рукой на министерские циркуляры и согласиться со школьным знакомым. Но законопослушная волшебница внутри неё ещё сопротивлялась такому вопиющему нарушению, и она невнятно промямлила:

— Но ведь всё наверняка изучено до нас…

— У волшебников есть оборудование, не хуже илфордского?

— Нет, но…

— Значит, они не могли изучить магию на том уровне, на котором это сможем сделать мы!

— Я подумаю, — наконец, сдалась она. — Встретимся завтра в том же сквере, в полдень. И никому ни слова!

Ричард ослепительно улыбнулся:

— Вот увидишь, мы с тобой ещё встряхнём ваш волшебный мир!

* * *

[1] Полностью вымышленное заведение.

Следующая встреча волшебницы и учёного прошла быстро. Полночи проворочавшись без сна, Гермиона всё-таки решила, что лучше изучать магию с Риком, чем бесцельно бродить по улицам, предаваясь безрадостным размышлениям. Так что, встав пораньше, она основательно перетряхнула свой волшебный сундук. У Гермионы никогда не поднялась бы рука выкинуть книги, а потому, немного порывшись в магически расширенном хранилище, она выудила оттуда полный комплект хогвартских учебников по чарам, трансфигурации и зельям. Вспомнив хвастливое заявление Томпсона, она мстительно улыбнулась — наверняка даже одарённый магловский учёный не сможет проглотить весь школьный курс по трём предметам за несколько дней.

Вручив Ричарду объёмистый пакет с книгами, на который она милостиво наложила чары облегчения, она ещё раз напомнила ему о секретности, после чего отправилась за мороженым. Вкус клубничного лакомства неизменно напоминал о детстве, когда мама украдкой от папы покупала ей такое мороженое. Вновь устроившись на скамейке, она с удивлением отметила, что думает не о своих проблемах, а о магловской науке. Так и не окончив обычной школы, Гермиона, тем не менее, неплохо представляла принципы научного познания. Наверное, не будь в их мире Волдеморта и жестокой войны, в которой она была вынуждена участвовать, она сама стала бы учёной. Тем интереснее будет взглянуть, на что же способен Рик, с его сугубо магловским подходом к науке.

Томпсон позвонил ей через два дня. Несмотря на сквозящую в его голосе усталость, он предложил ей встретиться у него в лаборатории. Благо, от родительского дома до корпусов Илфордского технологического университета было не больше двадцати минут неспешной ходьбы, так что на следующее утро она стояла перед табличкой «Лаборатория геофизических исследований №2». Пройти в главный корпус университета оказалось на удивлении легко — ей даже не пришлось применять Конфундус на охраннике, молодом улыбчивом парне. Достаточно было упомянуть фамилию Ричарда, и её без вопросов пропустили. Уточнив у всё того же охранника, где ей найти нужный кабинет, Гермиона поднялась на второй этаж и постучалась в дверь.

— Привет, — Ричард широко улыбнулся. — Добро пожаловать в обитель науки!

Гермиона с интересом осмотрелась. Просторное помещение выглядело пустовато. Лишь несколько столов, заставленных компьютерами, пара громоздких стеллажей, какая-то большая конструкция у окна, накрытая чехлом, и опутанная проводами тумба в углу. На стене напротив окон висела грифельная доска, а рядом с ней высилась сборка из двух десятков поставленных одно в другое офисных кресел. Видимо, тут часто проводили лекции для небольших групп студентов. Сейчас, летом, кресла были убраны, что и придавало лаборатории полупустой вид.

— Выглядит… внушающе. А почему больше никого нет?

— Ну, так получилось. Проф умотал на очередную конференцию по геомагнетизму в Сан-Франциско. Опять будет доказывать янки, что их численная модель выдаёт завышенные значения электронной концентрации. Оттуда он отправится прямиком в отпуск, кажется, они с семьёй собирались на Кипр. А Дженни, это моя напарница, сидит в декрете, ей рожать через пару недель. Вот и получилось, что на целый месяц я тут за главного.

— Много у тебя сейчас работы?

— Да не особо, — пожал плечами Ричард. — Каждый день нужно снимать данные с ионозонда через вон ту штуку с проводами и заносить их в нашу базу. Время от времени к нам приводят ребят из колледжа, но это ерунда. Что-то вроде экскурсии провести, рассказать, что тут и как, только и всего. Вот вернётся проф, снова заставит считать всякую всячину для своей модели, а пока у меня практически отпуск.

— Весьма удачно. Ты хочешь изучать волшебство тут?

— Конечно. У студентов каникулы, у большинства сотрудников отпуска. Летом сюда и так-то мало, кто заходит, а без профа нам и вовсе никто не помешает. Но, для начала, пара вопросов. Если ты применишь тут магию, этого никто не заметит?

— Нет. Министерство Магии отслеживает только колдовство несовершеннолетних волшебников, если ты об этом.

— Рад, что ты меня понимаешь, — натянуто улыбнулся Томпсон. — Тебе потребуются какие-то специальные инструменты или что-то вроде того?

— Только моя волшебная палочка, — она быстро вытащила магический инструмент из кармана джинсов, зачарованного на пространственное расширение. Военные привычки давали о себе знать, и Гермиона старалась всегда держать палочку под рукой.

— Отлично! Наконец, нужно определиться со способом фиксации результатов. Ты не против, если я буду заносить их в электронную базу данных?

Грейнджер нахмурилась. За годы в волшебном мире она основательно отстала от магловских реалий. О том, что такое компьютеры она, разумеется, знала, но все их возможности представляла слабо. Демонстрировать Рику своё невежество не хотелось, а потому Гермиона задала максимально нейтральный вопрос:

— Ты уверен, что никто не сможет с ними ознакомиться?

— Нет, что ты! Я веду все записи о своих исследованиях на собственном компьютере, он запоролен. Доступ есть только у меня и профа, но он уехал, а к его возвращению, надеюсь, мы со всем разберёмся.

— А ты оптимист, — стоило решить спорный вопрос, и хорошее настроение вновь к ней вернулось. — Уверен, что за месяц сможешь разобраться с тем, над чем волшебники бьются веками? Ты хотя бы учебники осилил?

Гермиона заметила, что Ричард выглядит явно невыспавшимся — под красными глазами залегли тёмные тени, щёки осунулись, и даже вечно жизнерадостная улыбка, казалось, немного поблекла. Видимо, за последние пару дней он почти не спал, всё время читая хогвартские книги. Не самый бодрый вид, однако, не помешал ему ответить на вопрос с деланной небрежностью:

— Это всего лишь школьный курс, пусть и магический. Конечно, я с ними разобрался.

— Ну, и как тебе понравилось изучать магию по книгам?

— Слишком много фундаментальных вопросов. Понимаешь… — Ричард прошёлся перед столами, собираясь с мыслями. — Все эти учебники отвечают на вопрос «как?». Очень подробно и обстоятельно, с конкретными методиками и советами. Но они даже не затрагивают вопрос «почему?». Самый простой пример: почему определённые слова и движения палочки приводят к определённому магическому воздействию?

— Это магия, — Гермиона пожала плечами. Она понимала, что Томпсону такой ответ не понравится, но ничего более умного ей в голову не пришло. За все семь лет учёбы в Хогвартсе она не смотрела на магию с точки зрения фундаментальных законов её функционирования.

— Вот! Видимо, так думали и создатели учебников! Но ведь тогда получается, что вы пользуетесь тем, чего не понимаете!

Гермиона искренне возмутилась:

— Я понимаю, как работают заклинания! Если я делаю что-то, то точно знаю, к какому результату это приведёт.

— Пусть так. Я вычитал в учебнике по трансфигурации заклинание Эванеско, которое уничтожает объекты. Ты его знаешь?

Дождавшись кивка Грейнджер, Ричард скомкал несколько исчёрканных листов, валявшихся на ближайшем столе, и бросил их на свободную полку стеллажа. Порывшись в своей сумке, он добавил к ним несколько обёрток от леденцов и использованный автобусный билет.

— Примени его, чтобы убрать этот мусор.

Гермиона взмахнула палочкой, и рассыпанные по всей полке бумажки исчезли. Ричард тут же подскочил к стеллажу и принялся внимательно его рассматривать. Она уже хотела поинтересоваться, что именно он хочет разглядеть на пустой полке, но не успела придумать достаточно саркастичную формулировку, как Томпсон воскликнул:

— Невероятно! Просто невероятно! Здесь полно пыли и на ней можно разглядеть следы мусора, но никаких признаков его самого!

— Хм, и что тебя так смущает? — Она иронично выгнула бровь. — То, что заклинание работает так, как нужно?

— Нет, меня смущает, как именно оно срабатывает. В смысле, как магия понимает, что при произнесении этого Эванеско нужно убрать определённый объём вещества? Или она умеет сопоставлять некий образ в твоём сознании с реальными объектами?

— Эмм, ну, я подумала об этом мусоре, и он исчез, — её голос подрастерял уверенность и теперь отчётливо выдавал сомнения хозяйки.

— Но ведь «мусор» — это довольно абстрактное понятие. Почему, к примеру, вместе с ним не исчезла пыль? Ты же не думала о каждой бумажке и фантике по отдельности?

— Нет, что ты. Действительно…

Гермиона не успела как следует обдумать поставленный вопрос, а Томпсон внёс новое предложение:

— Преврати этот стул в свинью.

— Но это совсем другой раздел трансфигурации, он не имеет никакого отношения к заклинанию исчезновения.

— Не важно, нам нужно понять общий принцип, — отмахнулся от её возражений Томпсон.

— Ну, как скажешь.

За последние годы школьные упражнения по трансфигурации основательно позабылись. Грейнджер постаралась припомнить тот урок, кажется, на шестом курсе, когда они проходили превращение неживого в живое как раз на примере свиньи. Перед мысленным взором лучшей ученицы Хогвартса возник хорошо знакомый кабинет МакГонагалл, и рука сама начала выводить нужные движения палочкой. Через несколько секунд ближайший стул задрожал, оплыл и превратился в жизнерадостного поросёнка с розовой мордочкой. Тот недоверчиво осмотрелся в лаборатории и озадаченно хрюкнул. Ричард поспешил отойти поближе к Гермионе. При этом лицо молодого учёного отражало столь явный испуг, что Грейнджер не выдержала и рассмеялась:

— Ох, ты бы себя видел! Брось, это всего лишь безобидный поросёнок.

Она махнула палочкой, и тот отправился в дальний угол лаборатории, где и уселся, оглядываясь на свою создательницу.

— Т-ты м-можешь им управлять? — Томпсон ощутимо дрожал и заикался.

— Да, конечно. Эй, не стоит так пугаться, всё под контролем, — глядя на до смерти перепуганного лаборанта, Гермиона тоже начала беспокоиться. Чего он так боится? Или все маглы подсознательно страшатся магии?

— Эээ, да, ты права, я отвлёкся, — Ричард более-менее пришёл в себя. — На чём мы остановились?

— Ты говорил о каком-то общем принципе трансфигурации.

— Да, так вот, — от избытка эмоций он вновь принялся ходить мимо лабораторных столов, время от времени косясь на сидящего в углу поросёнка. — Давай рассуждать логически. Ты лично не знаешь, как устроена свинья. В смысле, ты уж точно не можешь представить себе все её клетки по отдельности. Однако ты вполне успешно трансфигурируешь в неё этот стул. В то же время, можно предположить, что возможности магии привязаны к ноосфере, то есть сумме всех знаний мыслящих существ на Земле. Человечество в целом знает, как устроена свинья. Однако, — он остановился и поднял вверх указательный палец, — веке в двенадцатом никто в мире не имел об этом точных представлений. Волшебники в то время могли трансфигурировать что-нибудь в свинью?

— Да, — Гермиона ненадолго задумалась. — Пожалуй, волшебники прошлого были даже более могущественными, чем современные. Тогда было создано много великих магических артефактов, которые сейчас никто не сможет повторить.

— Это интересно, но не важно, — Ричард с удвоенной силой продолжил метаться по кабинету. — Ты понимаешь, что это значит? Эта ваша магия знает устройство мира, и может проассоциировать конкретный предмет с его образом в сознании мага! Это невероятно!

— Эээ… — она выглядела явно сбитой с толку. — Я не уверена, что правильно поняла тебя…

— Какие перспективы! Нет, какие перспективы! — Ричард совершенно точно не слышал волшебницу, экспрессивно размахивая руками в такт шагам. — Ведь можно трансфигурировать то, о чьей структуре ты не имеешь ни малейшего понятия! Углеродные нановолокна! Унбигексий! Магнитный монополь! Глюонное вещество! Сверхкомпактная чёрная дыра!

Неизвестно, как долго Томпсон мог бы перечислять неизвестные Гермионе термины, если бы та с громким хлопком не выпустила из палочки яркие искры. Фейерверочное заклинание вернуло Ричарда к действительности. Пару секунд поглазев на разноцветные вспышки, он проговорил:

— М-да, пожалуй, я немного увлёкся. Ладно, если по существу, то фишка тут вот в чём. Судя по всему, магия каким-то образом «знает» устройство тех предметов, которые волшебник может трансфигурировать. Я даже где-то читал, что чем сложнее объект, тем дольше и труднее его создавать.

— Да, — Гермиона уверенно кивнула. — Даже то же Эванеско потребует большей концентрации, если нужно убрать сложные объекты, особенно, живых существ.

— То есть этим заклинанием можно убивать?

— Ну… Наверное. Никогда не думала о таком его применении!

— Хм, это интересно. Но речь о другом. Когда ты превращала стул в поросёнка, ты думала о цвете его кожи?

— Нет, просто представила поросёнка. Правда, я использовала для этого специальную формулу, которая как раз нацелена на превращение чего-то неживого в свинью.

— А если бы формулы не было, ты смогла бы произвести такое превращение?

— Да, но тогда бы мне пришлось использовать общие формулы трансфигурации неживого в живое, это дольше и требует больше сил.

— Хорошо, а если бы ты хотела превратить это стул, скажем, в оранжевого поросёнка, что бы ты делала?

— Использовала бы ту же формулу, но думала бы при этом о другом конечном результате, — кажется, Гермиона начала понимать, что именно пытался донести до неё Ричард.

— Вот! Значит, магия как-то интерпретирует образы из сознания мага в конкретный результат, делая это на невероятном уровне интуитивного понимания. Ты же не думаешь, чем заменить меланин в клетках свиной кожи, чтобы та стала оранжевой? А магия каким-то образом решает эту задачу, причём не отвлекаясь от создания сложнейшей структуры живого организма!

— Невероятно! — логика лаборанта искренне поразила Грейнджер. Совершенно очевидные вещи даже не приходили ей в голову за все годы знакомства с магией. Ладно, чистокровные волшебники могут относиться к ней как к чему-то само собой разумеющемуся. Но она-то — маглорожденная ведьма! Она должна была задаваться всеми этими вопросами ещё в детстве. Совершенно непростительно!

Погрузиться в пучину самобичевания помешала новая реплика Ричарда, от которой она замерла, как от удара:

— И тут возникает глобальный вопрос. Если магия досконально знает устройство чего угодно и может «понимать» волшебника на уровне мысленных образов в его голове, то с чего вы взяли, что сама магия не наделена разумом?

— Н-ну… — Гермиона не знала, что ответить. — Магия ведь никак не проявляет свой разум.

— Совсем-совсем? — недоверчиво уточнил Ричард. — Просто это очень странно. Я могу себе представить, что кто-то сконструировал магию таким образом, чтобы она могла понимать людей, но не имела самосознания. В конце концов, наши компьютеры через пару десятилетий смогут делать то же самое. Но вот в самопроизвольное возникновение такой силы я ни за что не поверю! Это противоречит логике и здравому смыслу. Так что магия либо обладает разумом сама, либо указывает на наличие некого высшего разума, который её создал.

— Чушь какая-то, — помотала головой Грейнджер. — Что за теологические домыслы?

— Это не домыслы! Масштаб магического воздействия совершенно несопоставим с человеческими возможностями. Да и способности к обработке информации у неё просто невообразимые. Только представь себе — в теле свиньи триллионы клеток, каждая из которых состоит из миллиардов атомов. Чтобы преобразовать деревянный стул в свинью, нужно каким-то образом задать состояния всех этих атомов в ней! Зеттабайты информации, которая на лету генерируется по образу в твоей голове и применяется за считанные секунды! Нет, это совершенно точно проявление высшего разума!

— Но ты же сам любил говорить, что все утверждения должны проверяться экспериментально! Как можно доказать или опровергнуть наличие у магии разума? — Гермиона отчаянно хваталась за соломинку, не желая признавать правоту Томпсона. От логичных выводов молодого учёного веяло неизъяснимой жутью. В сознании волшебницы вырисовывалась картина затаившейся с неясными целями могучей силы, что до поры до времени позволяла собой управлять.

— Нужно думать. В учебниках ничего не сказано про объекты, обладающие разумом или его подобием, но по некоторым оговоркам я догадался об их существовании. Сможешь рассказать подробнее?

— Да. Но, наверное, лучше я поищу специальную литературу… — вновь оказавшись в привычной роли искателя новых сведений, Гермиона постепенно успокаивалась. Нужно просто внимательно почитать книги и убедиться в абсурдности утверждения Рика. Как ей сразу это в голову не пришло? Всё-таки за время сидения в Министерстве она порядком растеряла свои выдающиеся способности по работе с новой информацией.

— Пока не надо. Просто расскажи на словах, что ты об этом знаешь.

— Хорошо, — она чуть нахмурилась. Выступать без подготовки Грейнджер умела, но не любила. — В магическом мире довольно много разумных вещей: волшебные портреты или приведения, некоторые тёмные или просто древние артефакты.

— Хм, интересно. Я правильно понимаю, что их могут создавать сами волшебники?

— Отчасти. Волшебные портреты пишут художники, артефакты создают мастера. А вот приведения появляются сами, после смерти мага при определённых обстоятельствах.

— А как именно волшебники наделяют вещь разумом?

— Я не знаю, — Гермиона пожала плечами. В ней вновь вспыхнула злость на саму себя за то, что она никогда раньше не задавалась подобными вопросами. — Но это наверняка можно найти в нужных книгах.

— Ты ведь и сама создала разумное существо, — Томпсон кивнул на всё так же сидящего в углу поросёнка.

— Это другое! Ведь всякий поросёнок обладает каким-никаким разумом. Это ему свойственно.

— Но он тебя слушается! Как ты приказала ему смирно сидеть в углу, а не пытаться найти в лаборатории что-нибудь съедобное?

— Просто отдала мысленную команду и указала палочкой. Трансфигурированные животные слушаются приказов их создателей.

— Хорошо, оставим пока в покое вопрос с мысленными командами. А тот светящийся пёсик, из-за которого ты чуть не стёрла мне память? Как я понял, патронус вполне может самостоятельно двигаться, хоть и не обладает физическим мозгом.

— Ну, да. Но это же не значит, что у него есть разум!

— А приведения и мыслящие артефакты, о которых ты говорила?

— Там всё сложнее. Приведения — это слепки душ умерших магов. Они остаются в нашем мире не в результате какого-то заклинания. Тёмные артефакты тоже содержат в себе частицу души мага, который их создал, — Гермиона вспомнила мысленный шёпот крестража у себя на шее в тишине зимнего леса и поспешила продолжить. — А другие мыслящие артефакты созданы очень давно, и сейчас никто уже не знает, как именно удалось наделить их разумом.

— То есть маги считают душу физической субстанцией? Получается, разум человека может сохраниться и вне тела, после его смерти?

— Это не совсем разум. Это… — Гермиона задумалась, пытаясь лучше сформулировать ответ. Ей вспомнился Почти Безголовый Ник, Плакса Миртл и рассказы Гарри о беседе с Еленой Когтевран. Этих призраков нельзя назвать неразумными — они сохранили свою личность, эмоции, память и логику. Но что-то неуловимое отличало их от живых людей. Холодность, отчуждённость, инаковость. Она внезапно поняла, как сложно описать очевидное для всякого, встречавшего призраков, отличие их от человека тому, кто ни разу в жизни не видел настоящих приведений. Помучавшись с минуту, она, наконец, сдалась:

— Я не знаю, как это описать, но они не такие, как живые люди. Я воспринимаю их совсем иначе.

— Ты воспринимаешь их иначе, или ты убедила себя в том, что ты должна воспринимать их иначе, потому что они полупрозрачные, летают и умерли задолго до твоего рождения?

Грейнджер набрала в лёгкие побольше воздуха для запальчивого ответа, но так ничего и не сказала. Она вдруг поняла, что эту самую инаковость воспринимала только через необычное поведение приведений. А ведь что Безголовый Ник, что Кровавый Барон жили много веков назад, и их привычки вполне обоснованно могли отличаться от обычных для современных людей. Не говоря уж о том, что холодность и отчуждённость этих аристократов по отношению к нынешней молодёжи совсем уж не удивительна. Единственное же знакомое ей «современное» приведение, Плакса Миртл, вела себя вполне нормально. Ну, нормально для задёрганного истеричного подростка, но тем не менее.

Пару минут поразглядывав погружённую в раздумья Гермиону, Ричард не выдержал и, откашлявшись, проговорил:

— Кхм-кхм, давай сменим тему. Что ты там говорила про древние артефакты?

— А, да, — Грейнджер часто заморгала, словно заново привыкая к реальности. — Я знакома с одним по-настоящему разумным артефактом, хогвартской распределяющей шляпой.

— Что она делает?

— Распределяет детей по факультетам в школе чародейства и волшебства Хогвартс. Будущий ученик надевает её на голову, и она выбирает один из четырёх факультетов, на котором ему предстоит учиться. Выбор зависит от качеств характера: умных она направляет на Когтевран, храбрых — на Гриффиндор, хитрых — на Слизерин, а трудолюбивых — на Хаффлпафф.

— Н-но… — казалось, короткий рассказ о шляпе выбил Ричарда из колеи сильнее, чем превращение стула в свинью. Он замер посреди лаборатории, беззвучно открывая рот, а потом зачастил, словно стараясь поскорее выплеснуть все скопившиеся у него слова:

— Совершенно невероятно! Быстрое сканирование памяти, анализ действий, мыслей и мотивации человека в разных ситуациях, сопоставление с абстрактными критериями. Физическая невозможность. Мозг не может воспроизводить мысли с такой скоростью. Ограничения нейронной проводимости. Снятие ограничений приведёт к необратимым повреждениям. Как этот артефакт работает?

— Постой-постой, — Гермиона попыталась остановить хлынувший на неё поток сознания и хоть что-то понять. — Что ты имеешь в виду? Шляпа просто анализирует характер детей.

— Характер — это не набор параметров, прописанных где-то внутри человеческого мозга! Это сложная система моральных ценностей, жизненных приоритетов и поведения в той или иной ситуации. Характер нельзя просто считать из сознания, для этого нужно смотреть на реакцию личности в тех или иных ситуациях. В психологии есть несколько сложных систем тестирования для определения типов характера! Может, шляпа тоже проводит какие-то тесты?

Грейнджер отрицательно помотала головой:

— Нет, я хорошо помню своё распределение. Шляпа просто рассказала мне о ключевых чертах моего характера и порекомендовала Когтевран, но я уговорила её отправить меня на Гриффиндор.

— Так она ещё и разговаривать умеет?

— Эээ, на самом деле да, но со школьниками она говорит мысленно.

— Чтение мыслей, психологический анализ, телепатия и речь. Что ещё может эта шляпа?

— Ну, ещё она поёт песни собственного сочинения.

— То есть, наделена творческим мышлением?

— Она не очень ладит с рифмой, а так да, старается придумать что-нибудь злободневное.

— И всё это создали какие-то маги древности?

— Да, четверо основателей Хогвартса, около тысячи лет назад.

— То есть, они смогли каким-то образом написать алгоритм, выделяющий базовые черты характера человека, который сохранил свою актуальность спустя тысячу лет. При этом при чтении мыслей человека шляпа не выжигает ему мозги, пытаясь за секунды прокрутить в его голове всю жизнь. Плюс она умеет идти на какие-то компромиссы, если ребёнок одновременно обладает разными чертами характера, что бывает чаще всего, и учитывать его мнение, раз ты как-то упросила шляпу изменить своё решение. Да и детей по факультетам надо распределять более-менее равномерно, это тоже должно сказываться на каждом конкретном решении артефакта. Невероятно сложная конструкция, наделённая множеством навыков!

— Основатели считаются величайшими волшебниками, их артефакты никто не сумел повторить, — не без гордости заметила Гермиона.

— А есть и другие артефакты, кроме шляпы? — успокоившийся было Ричард заметно оживился.

— Ну… — рассказывать про крестражи Тёмного Лорда и их судьбу ей не хотелось, так что она ответила кратко. — Ещё пара артефактов уже утрачены, сохранился только меч Гриффиндора, который может выпасть из шляпы, если он потребуется истинному гриффиндорцу.

— Похоже, это тоже магия шляпы. Вряд ли этот Гриффиндор отдельно зачаровывал меч на анализ характера. А два утраченных артефакта обладали разумом?

— Нет, это была чаша и диадема. Об их назначении остались только легенды, но ни в одной из них они не наделены разумом.

— Что ж, подытожим, — Томпсон снова заходил мимо столов, на сей раз размереннее, словно отмеряя шагами свои мысли. — Магия может поддерживать разум без его материального вместилища. Довольно очевидно, что ни у зачарованного холста, ни у шляпы, ни у бесплотных духов нет чего-то, аналогичному мозгу или процессору. Похоже, что и у самих магов есть некая магическая проекция разума, с которой и работает та же шляпа. К тому же, я встречал упоминание об анимагии, когда человек превращается в животное. Ясно, что мозг животного физически не сможет поддерживать человеческое сознание, ему просто не хватит возможностей по обработке информации. Значит, на время пребывания в анимагической форме, разум волшебника функционирует из какой-то проекции.

— Звучит логично. Но это никак не доказывает наличия собственного разума у магии, — стояла на своём Гермиона.

— Зато доказывает, что магия может им обладать. Сама посуди, ведь у неё есть способ организовывать мыслительные процессы. Не думаю, что в десятом веке волшебники могли сами создать некое подобие искусственного интеллекта. Скорее, они сумели очень тонко воспользоваться уже имеющимися у магии ресурсами. А значит, возможности по созданию разума были у магии изначально. Вопрос в том, кто их заложил — некий высший разум или сама магия как таковая? Проблема тут в том, что если магия всё же разумом обладает, но по каким-то причинам предпочитает скрывать его от магов, мы этого никак не сможем проверить. По крайней мере, мне пока что не приходит в голову ни один эксперимент, который смог бы однозначно разделить эти два варианта.

— Это уже схоластика какая-то! Ты ещё существование бога докажи!

— Хм, если так подумать, существование бога и о наличие разума у магии — это вопросы одного порядка…

— Рик! Ты сам говорил, что мы будем применять научные методы к магии. А доказать или опровергнуть наличие у магии разума научными методами не получится!

— Да, действительно. Похоже, я отвлёкся. Ладно, мы и так успели во многом разобраться. Теперь надо зафиксировать результаты, — Томпсон уселся за стол перед включённым компьютером, и развернулся в кресле к Гермионе. — Давай закончим на сегодня. Честно говоря, за эту пару часов я вымотался сильнее, чем за последние три месяца.

— Думаю, тебе просто стоит высыпаться.

— Шутишь? У меня под носом толком неисследованная область, а ты предлагаешь тратить время на сон!

Энтузиазм Ричарда напомнил Гермионе её саму образца восьмилетней давности, и она против воли улыбнулась. Её школьный приятель не боролся за свою жизнь, не прошёл через горнило гражданской войны, и даже не был особо испорчен бюрократией, а потому смог сохранить по-детски наивное любопытство и тягу к познанию неизведанного. Она тряхнула головой, отгоняя мысли о своей жизни, и нейтрально ответила:

— Это не повод доводить себя до нервного истощения. Времени у нас ещё много. Ты будешь вести лабораторный журнал?

— Что-то типа того, только в электронном виде. Я дам тебе его почитать, если хочешь.

— Конечно. А я пока поинтересуюсь взглядами мэтров волшебной науки на те вопросы, которые мы сегодня обсуждали. Встретимся завтра?

— Погоди! Ты не могла бы убрать его, — Ричард кивнул на по-прежнему мирно сидящего в углу поросёнка.

— А, прости, совсем забыла, — небрежным жестом Гермиона вернула стулу его изначальную форму.

— Спасибо, — улыбка Томпосна по-прежнему была немного нервной. — Тогда до завтра!

Оставив молодого учёного записывать сегодняшние открытия, Грейнджер отправилась домой. За несколько часов обычной беседы её взгляды на магию и её возможности разительно переменились. Пусть она и не согласилась с предположением Ричарда о наличии у магии разума, масштаб вопроса потрясал. И как только она сама не задумывалась над всем этим?!

Что ж, нужно будет внимательно посмотреть фолианты по теории магии — наверняка Гарри будет рад её визиту в библиотеку Блэков, да и МакГонагалл вряд ли откажется пустить её в запретную секцию. Какое-то время Гермиона размышляла о том, не стоит ли проконсультироваться по сути вопроса с той же МакГонагалл или Флитвиком, но потом отказалась от этой мысли. Не то, чтобы она боялась признаваться в нарушении Статута о секретности, но рассказывать своим учителям про применение научных методов к магии почему-то не хотелось.

Изучение обширной блэковской библиотеки не дало вразумительных результатов. Гермиона просмотрела десятки книг, которые хотя бы отдалённо соответствовали нужной тематике, но никаких практически проверяемых данных о наличии или отсутствии у магии разума в них не обнаружила. Ей попадались философские умствования, сомнительные рецепты отваров для «общения с самой магией», в основном основанных на грибах-галлюциногенах, а в одном древнем фолианте даже нашлось описание ритуала призыва духа магии, правда, для этого требовалось принести в жертву семьдесят семь наделённых магией девственниц. С раздражением захлопнув последнюю из череды бесполезных в этом вопросе книг, она выбралась из библиотеки, поблагодарила Кричера за чай, оставила записку для Гарри и аппарировала домой.

По-хорошему, конечно, стоило дождаться возвращения друга с дежурства, но ей не хотелось портить тому настроение своим кислым видом. Идею порыться в школьной библиотеке, после некоторых размышлений, она тоже отмела — пусть хогвартское книгохранилище и было крупнейшим в магической Британии, оно оставалось сравнительно безобидным. Конечно, надо бы удостовериться, что в запретной секции не пылится ненароком позабытый там труд о разуме магии, но это дело Гермиона отложила на потом.

Вместо этого она провела добрых два часа в домашней библиотеке, выискивая у родителей книги Фейнмана, Гарднера и Азимова [2]. Остаток дня она просидела у себя в комнате, пытаясь уложить у себя в голове современную научную картину мира. Получалось не очень — сколь бы хороши ни были её аналитические способности, без полноценного школьного и университетского образования понимать научный подход к миру было сложно.

Впрочем, позлившись на себя первые пару часов, к вечеру она уже с большим увлечением читала об истории открытия электромагнетизма. Магловская наука, изложенная доступным языком, захватила её, и лишь усилием воли она заставила себя отложить книги, когда часы пробили полночь.

За завтраком старшие Грейнджеры удовлетворённо переглянулись — наконец-то их дочка спускалась в столовую без выражения вселенской печали на лице. Её глаза вновь горели энтузиазмом, а движения лишились бессильной утомлённости. Завтракая, она оживлённо болтала с родителями, выспрашивая их о работе. Повеселевшие стоматологи отправились в клинику, а Гермиона вернулась к книгам.

Отвлеклась от них она только в полдень. Наскоро одевшись, волшебница аппарировала прямиком в лабораторию. Томпсон уже был на месте, сидел за компьютером и что-то сосредоточенно читал. При виде её появления он вздрогнул, но тут же радостно улыбнулся:

— Привет! Весьма наглядная демонстрация достоинств магических способов перемещения.

— Привет. Прости, наверное, надо было предупредить, что я буду аппарировать.

— Ничего страшного, зато я своими глазами увидел, как путешествуют маги. Как далеко ты можешь так аппарировать?

— В пределах Британии и через пролив.

— Интересно… — похоже, он был готов начать исследовать феномен мгновенного перемещения прямо сейчас, но, бросив взгляд на монитор, на котором был выведен список вопросов для сегодняшнего обсуждения, твёрдо произнёс:

— Давай закончим вчерашнее обсуждение. Тебе удалось что-нибудь найти?

— Нет, — Гермиона грустно покачала головой. Она со школьной скамьи расстраивалась, если нужную информацию нельзя было отыскать в книгах. — Никаких внятных сведений о наличии или отсутствии разума у магии, только всякие сплетни. Похоже, волшебники не задавались этим вопросом всерьёз.

— Хм, странно. Ладно, нам ещё есть, что обсудить по этой теме. В учебнике по чарам за седьмой курс я наткнулся на упоминание обряда под названием «Непреложный обет». Если я правильно понял, это некая магическая клятва, под страхом смерти обязательная для выполнения?

— Да, всё верно. Один волшебник что-то обещает другому, а третий эту клятву скрепляет.

— И если первый маг не выполнит своего обещания…?

— Магия его убьёт.

— Сурово.

Гермиона пожала плечами. После ужасов гражданской войны и травли маглорожденных варварские условия непреложного обета не казались ей такими уж страшными.

— Это исключительная мера, на неё идут лишь в безвыходных обстоятельствах. Есть ещё обычные магические контракты, невыполнение которых карается не так жёстко. Обычно используют именно их.

— Но, в любом случае, выполнение или невыполнение обязательств определяет сама магия и она же во втором случае карает провинившегося?

— Да, — кажется, Грейнджер поняла подоплёку этих расспросов. — Ты хочешь сказать, что магии нужен разум, чтобы оценить, выполнены обещания или нет?

— Именно! — Ричард широко улыбнулся. — Ты начинаешь рассуждать как настоящий учёный!

— Спасибо, — похвала Рика ей неожиданно польстила, и она тоже улыбнулась. — Но, может, человек сам, подсознательно, считает, что он не выполнил своих обязательств, а магия лишь определяет эту мысль?

— Хм, дай подумать, — Томпсон начал энергично мерить шагами лабораторию. — Тогда бы возникали двойственные ситуации. Например, кто-то обещает найти пропавшего человека, а находит его труп. Выполнил он своё обещание или нет? Зависит от степени его совестливости.

— Я не уверена, что в подобной ситуации даже сама магия сможет дать ответ. Многое зависит от формулировки обещания, обстоятельств и намерений исполнителя клятвы.

— Это можно как-то проверить?

Гермиона ненадолго задумалась, а потом радостно воскликнула:

— Ну, конечно! Департамент магического правопорядка ведёт учёт всех известных случаев применения непреложного обета, с указанием условий и результатов. Я могу запросить одного своего знакомого, он сможет поделиться этой информацией.

— Отлично! Тогда пока оставим этот вопрос, и перейдём к следующему, — Томпсон вновь сверился со списком. — Я так понял, в магическом мире есть несколько видов разумных существ, кроме людей?

— Да, разумных волшебных рас довольно много. Гоблины, кентавры, домовые эльфы, русалки. А ещё вейлы, вампиры и оборотни, но это почти что люди. У них даже совместное потомство с людьми может быть.

— Ничего себе! То есть генетически все они люди, раз могут с нами скрещиваться?

Гермиона поморщилась на довольно грубый оборот, но кивнула и саркастично ответила:

— Да, я сама знакома с… результатами скрещивания.

— И чем они отличаются от людей?

— Только внешностью, и иногда магическими способностями. Полугоблины невысокие, полувеликаны, наоборот, огромные, а полувейлы привлекательны и умеют очаровывать мужчин.

— А насколько сильно исходные представители разумных рас отличаются от людей?

— Ну, достаточно. Разный рост, от ярда у гоблинов до десяти — у великанов. Есть заметная разница в строении лиц, и, наверное, организма в целом, это нужно уточнить отдельно. Те же гоблины весьма… ммм… уродливы по человеческим меркам. Ещё интеллектуальные способности могут сильно отличаться. Есть тролли, почти животные с человеческими чертами, великаны поумнее, но не намного. А вот гоблины, наоборот, превосходят волшебников в умении изготавливать зачарованные артефакты. В общем, отличий довольно много.

— И всё же генетически они не слишком сильно отличаются от людей, иначе жизнеспособного потомства в совместных браках быть бы не могло. Хм, к сожалению, в вопросах генетики я полный профан. Так что оставим это, и ограничимся утверждением о том, что магия может «мутировать» человека в иное магическое существо. Согласна?

— А почему ты исключаешь возможность появления всех этих видов в ходе естественной эволюции? — Грейнджер бросила обычную школу в неполные двенадцать, но о дарвиновской теории слышала, да и чтение научно-популярной литературы не прошло даром. — Ведь ни у магов, ни у других разумных рас, нет исторических свидетельств спонтанного возникновения новых разумных существ по воле магии.

— Чушь! — Томпсон экспрессивно взмахнул руками. — Вы все такие же люди, как и мы. Сама подумай, сколько лет ведутся ваши магические хроники? Ну, от силы несколько тысячелетий. Мгновение, по меркам эволюции! А с ближайшим нечеловеческим видом из ныне живущих, шимпанзе, наши предки-австралопитеки разделились никак не позже восьми миллионов лет назад [3]! После чего был ещё добрый десяток разных видов, и на появление каждого из них уходила не одна сотня тысяч лет! Если всё это магическое разумное разнородье возникло эволюционным путём, где их промежуточные стадии? Почему палеонтологи не находят костей каких-нибудь пещерных гоблинов или великанов?

— Н-ну… Согласно Статуту о секретности, специалисты Министерства должны стирать память всем маглам, которые узнают о том или ином проявлении волшебства. Может, всем этим учёным просто стёрли память об этом, а сами останки уничтожили?

— Неужели волшебники следят за сотнями публикаций в профильных журналах? Ведь, вероятно, сначала найдут какую-нибудь небольшую часть скелета, опишут её, и это не произведёт никакой сенсации за пределами узкого круга специалистов. Чтобы вовремя стирать всем память и заметать следы, волшебники должны тайно войти в состав всех научных групп по палеонтологии в мире!

— Да, пожалуй, ты прав, — ей вспомнилось повальное безразличие и пренебрежением маглами со стороны волшебников. На открытую демонстрацию магии обливиаторы, конечно, среагируют быстро, но она не могла себе представить магов, скрупулёзно изучающих толстые подшивки научных журналов.

— Отсюда вытекает следующее утверждение: магия в нашем мире появилась сравнительно недавно, в пределах десятков тысяч лет назад. Согласись, существуй параллельно с обычными видами весь этот магический зверинец, вроде драконов, акромантулов и единорогов, о них давно бы уже было известно.

— Думаешь, они не могли быть… Ну, не знаю, какой-нибудь магической мутацией обычных видов?

— Всё опять упирается в сроки и промежуточные виды. Можно, конечно, предположить, что драконы произошли от каких-нибудь птеродактилей, но где они прятались шестьдесят миллионов лет? Я могу поверить, что за десять-двадцать тысяч лет волшебные существа оставили слишком мало следов, чтобы современная наука их обнаружила, но за миллионы лет, необходимые для естественной эволюции, костей и окаменелостей накопилось бы достаточно, чтобы на них постоянно натыкались специалисты.

— Но ведь отсутствие останков магических животных не доказывает, что магии раньше не было. Не было нынешних видов волшебных существ, только и всего!

— Хорошо, уточним формулировку: существа, способные активно оперировать с магией, появились в нашем мире сравнительно недавно.

— А вдруг какие-то из ныне известных вымерших видов на самом деле были волшебными?

— Маги-динозавры? — Ричард скептически хмыкнул. — Исключать такое, конечно, нельзя. Но в таком случае, откуда взялись нынешние магические создания? Эволюционный механизм не сработает, всё опять упирается в отсутствие следов переходных видов. Но главный аргумент в пользу моей гипотезы состоит в другом: вы-то, волшебники, от людей ничем не отличаетесь! Значит, исторически на Земле не существовало двух параллельных и независимых типов жизни, магической и обычной. Рискну предположить, что магия пришла в наш мир не раньше появления человека разумного как биологического вида, то есть где-то в последние триста тысяч лет.

Гермиона нахмурилась. Вырисовывающаяся картина ей совсем не нравилась. С момента поступления в Хогвартс она привыкла считать магию чем-то незыблемым, неотъемлемым элементом окружающего мира, который, правда, доступен далеко не всем. А тут вдруг выясняется, что магия существует совсем недолго, по крайней мере, по геологическим меркам. Томпсон её заминки не заметил, увлечённо продолжая свой монолог:

— Подведём итоги. Во-первых, магия может считывать абстрактные образы из головы волшебника и сопоставлять их с реальными объектами. Во-вторых, магия позволяет создавать, как самопроизвольно, так и целенаправленно, объекты, наделённые разумом. В-третьих, магия способна оценивать действия людей на соответствие достаточно абстрактным понятиям. В-четвёртых, все разумные магические расы в той или иной степени являются искажёнными разновидностями человека. Наконец, в-пятых, магия возникла, или, по крайней мере, проявилась одновременно с появлением на Земле человека разумного или несколько позже. По-отдельности каждый из этих фактов можно объяснить совпадением или случайностью, но в совокупности они почти не оставляют сомнений — у магии или её источника однозначно есть разум. И этому разуму зачем-то нужны разумные операторы магии.

Ричард умолк, продолжая ходить туда-сюда мимо лабораторных столов. Грейнджер пыталась выдвинуть какие-нибудь контраргументы, но ничего стоящего ей в голову не приходило. Спустя минуту, Томпсон неожиданно остановился и произнёс:

— Я бы предположил, что магия появилась совсем недавно, около пяти-шести тысяч лет назад.

Гермиона удивлённо вскинула брови:

— Откуда такие точные оценки?

Ричард немного замялся:

— Ну, это, конечно, рискованное предположение, но всё же. Кентавры.

— Что «кентавры»?

— У вас они такие же, как и в наших легендах? Наполовину люди, наполовину кони?

— Ну да, — она всё ещё ничего не понимала, — но какое отношение кентавры имеют к срокам появления магии в нашем мире?

— Самое прямое! О чём может говорить разнообразие человекоподобных разумных магических существ? Кто-то экспериментировал, пытаясь найти наиболее жизнеспособный тип гуманоидов! Кентавры кажутся логичной попыткой объединить подвижность и неутомимость лошади с разумом и мелкой моторикой человека. Это значит, что человек уже одомашнил лошадь, и этот таинственный экспериментатор попытался «усовершенствовать» обычных всадников.

— А почему ты исключаешь обратный механизм? Что это люди начали ездить на лошадях, подражая кентаврам?

— Хм, лошадь хорошо подходила для одомашнивания, во многом благодаря её нестроптивому нраву. Согласись, это значимый аргумент для древних людей, но совершенно ничего не значащий факт для того, кто магией может скрещивать людей с животными. Почему этот таинственный «кто-то» выбрал именно лошадь, а не куда более сильного тура, например? Да, кстати, как выглядит лошадиная часть кентавра?

— Эээ… как лошадь. — Грейнджер вспомнила события пятого курса. Не то, чтобы она особенно приглядывалась к кентаврам, тогда её больше заботили другие вопросы.

— Обычная лошадь? В смысле, современная?

— Ну да. Какая же ещё?

— Вот видишь! Современные домашние лошади сильно отличаются от своих диких предков. Те были более приземисты, с короткими ногами и… чёрт, не помню всех отличий. Никогда не любил биологию. Была там какая-то лошадь Пжерв… Перживского [4]? В общем, она больше на осла похожа, чем на обычных лошадей. А раз кентавры имеют именно лошадиную половину, то и появились они уже после одомашнивания лошадей. Кстати, этот же аргумент можно применить и к единорогам.

— Звучит логично. Значит, магия начала проявлять себя, — Гермиона упорно избегала термина «появилась», — около пяти тысяч лет назад. То есть примерно в то же время, что и первые цивилизации?

— Да, где-то там. Как видишь, столь точное совпадение крайне маловероятно. Следовательно, либо появление разумной и организованной жизни пробудило магию, либо некий высший разум, дождавшись этого, сконструировал магию искусственно.

— А ты уверен, что проявление магии не могло быть связано с самим человеком?

— Хм, если бы магией были наделены только люди, с таким утверждением можно было бы согласиться. Но иные разумные расы и всё разнообразие магического зверинца… Ни за что не поверю, что древние люди, едва-едва сумевшие освоить выплавку бронзы, смогли создать всё это. Ведь современные маги не могут создавать новых жизнеспособных, а тем более разумных, видов магических существ?

— Ну… Отдельные экспериментаторы чего-то добиваются, но в глобальном масштабе новых магических видов не появляется по меньшей мере последние несколько веков.

— А тут одних только разумных видов чуть ли не дюжина появилась! Так что или в бронзовом веке существовала цивилизация каких-то невероятно могущественных магов-экспериментаторов, либо это было результатом чужого воздействия.

— Знаешь, твоя категоричность в этом вопросе немного пугает, — Гермиона боязливо поёжилась. Пугала её, конечно, не позиция школьного знакомого, а та картина мира, которую он безжалостно логично изобразил. — Почему ты так прицепился к наличию разума у магии или её создателя?

— Потому что масштаб энергий, которыми оперируют волшебники, совершенно невообразим для обычного человека. Впрочем, этот вопрос стоит обсудить отдельно. Подожди минутку, я тезисно помечу результаты нашей дискуссии. — Ричард вернулся к компьютеру и принялся быстро печатать. Глаза молодого учёного блестели азартом первооткрывателя.

* * *

[2] В англоязычном мире Айзек Азимов известен не только как выдающийся писатель-фантаст, но и как автор отличных научно-популярных книг по различным естественнонаучным дисциплинам.

[3] Палеонтологические открытия последних двадцати лет указывают на наличие общего предка шимпанзе и человека, ардипитека, жившего от 4,4 до 7 миллионов лет назад. Ричард не антрополог и целенаправленно последними достижениями в этой области не интересуется, так что здесь и далее излагает общепринятую точку зрения начала 2000-ых, несколько отличающуюся от современной.

[4] Ричард имеет в виду лошадь Пржевальского. На самом деле она является не прямым предком домашних лошадей, а ближайшим выжившим родственником исходного вида диких лошадей. Действительно заметно отличается от домашних лошадей.

«Минутка» растянулась на добрых четверть часа. Гермиона успела порассматривать всё немногочисленное научное оборудование в лаборатории, отправить патронуса Гарри с просьбой о встрече (Ричард искоса наблюдал за исчезновением призрачной выдры, но действия волшебницы никак не прокомментировал) и даже пролистать свой же учебник по чарам за седьмой курс, пока Томпсон, наконец, не оторвался от монитора.

— Кхм-кхм, если ты не против, давай продолжим наше обсуждение. Или можно сходить в кафе и перекусить.

— Давай сначала разберём ещё пару вопросов. Что ты там говорил про энергию?

— О, эта тема очень интересна! — воодушевлённо воскликнул Ричард, сверяясь с всё тем же списком. — Самое непонятное для меня в магии — это совершенно дикий разброс энергий. Вот простой пример. В учебнике по чарам за первый курс описано заклинание Вингардиум Левиоса. Какой вес с его помощью можно поднять?

— Зависит от силы волшебника. Первокурсники начинают с левитации перьев, но, — Гермиона припомнила злосчастный туалет и манёвр Рона, спасший ей жизнь, — научившись правильно выполнять заклинание, даже они могут поднять фунтов сто [5]. Взрослые волшебники могут левитировать тысячи фунтов веса.

— Хорошо. На том же первом курсе изучается огненное заклинание, Инсендио. Я так понимаю, оно создаёт огонь как таковой, а не просто заставляет горючие вещества загораться?

— Да, это небольшое пламя, возникающее там, куда волшебник укажет палочкой. Если использовать это заклинание на негорючем материале, огонь быстро погаснет.

— Хм, я бы попросил продемонстрировать, но, боюсь, может сработать противопожарная сигнализация.

— Просто поясни, что ты хочешь узнать?

— Масштаб энергии. Если это самое Инсендио направить, ну, например, на камень, он нагреется?

— Конечно. Сильный волшебник простым Инсендио может даже проплавить камень, но для этого обычно используют более мощные огненные чары.

— Возьмём всё того же первокурсника, который способен поднять сотню фунтов Левиосой. Что он сможет сделать Инсендио? Например, бросив его в стакан с водой, он сможет её нагреть?

— Огонь в воде мгновенно потухнет. Но я поняла, о чём ты. Да, с помощью этого заклинания даже первокурсник сможет заметно нагреть предметы за счёт горения их в пламени. Правда, как я и сказала, оно довольно быстро потухнет.

— Нет, тут однозначно нужен эксперимент! Эх, нам бы сейчас учебную лабораторию по термодинамике… Ну, да ладно, грубо оценить разницу в энергии можно и так. Чтобы поднять предмет массой сто фунтов, скажем, на тридцать футов вверх, понадобится… — Ричард что-то быстро посчитал на калькуляторе, — около четырёх с половиной килоджоулей энергии. Если потратить эту энергию на нагрев, причём безо всяких потерь на горение, литр воды потеплеет всего на один градус!

— Никогда не пыталась греть воду с помощью Инсендио, но могу попробовать дома. Не думаю, что тут будет очень уж большая разница в энергиях, неподдерживаемый извне огонёк заклятья потухнет через пару секунд.

— Ладно, согласен, пример не очень удачен. Тогда рассмотрим другое заклинание, тоже из арсенала первокурсника, Петрификус Тоталус. Судя по описанию, оно действует на нервные центры организма человека, заставляя его мышцы непроизвольно сокращаться. С нейрофизиологией я не знаком, но достаточно очевидно, что для такой манипуляции нужен минимум энергии, может, несколько джоулей, но невероятно высокая точность воздействия.

— Ты хочешь сказать, что заклинания одного уровня сложности для волшебника могут очень сильно различаться по сложности воздействия и количеству выделяемой энергии?

— Именно! Для подъёма предмета нужно приложить к нему силу, только и всего. Для зажжения пламени нужно каким-то образом создать локальный химический процесс горения, то есть внести окислитель, восстановитель и инициировать поджог. Для парализации человека нужно строго дозировано подать электрический импульс в строго определённые нервные центры. Совершенно разные процессы совершенно разных масштабов и «тонкости настройки», если можно так выразиться.

— Что ж, мы лишний раз убедились в могуществе магии, — Грейнджер ещё на первом курсе усвоила, что магия способна нарушать законы физики, так что выводы Ричарда её не впечатлили.

— Боюсь, ты даже не представляешь, насколько на самом деле она могущественна. Приведу четвёртый пример. Превращение спички в иголку, трансфигурация, опять же, первый курс. Оставим пока в покое вопрос о том, как дерево превращается в металл, и рассмотрим разницу в массах. Согласись, металлическая иголка будет тяжелее деревянной спички тех же размеров.

— Да, на пару гранов [6]! — фыркнула Гермиона.

— Чтобы создать из ничего десятую долю грамма вещества потребуется затратить десять миллиардов килоджоулей энергии! Вчера, когда ты заставила исчезнуть мусор с той полки, должна была выделиться энергия, раз так в десять большая, чем от взрыва в Хиросиме!

— Стоп-стоп-стоп, — она помотала головой, — причём тут энергия? Мы просто меняем, создаём или убираем материю!

— Но вещество не может исчезать или появляться просто так! Закон сохранения энергии распространяется и на него тоже!

— Значит, магия нарушает этот закон, — пожала плечами Грейнджер. — Тебя же не смущает, что энергия просто так появляется в том же Инсендио, так почему тут ты так поражаешься?

— Но масштаб! Совершенно невероятный масштаб! Это как… — Томпсон пощёлкал пальцами, подбирая удачное сравнение, — как если бы ты могла скальпелем делать операцию на сердце и резать танковую броню! Только разброс в энергии заклинаний ещё больше!

Гермиона по-прежнему не осознавала сути проблемы, но обеспокоенность Ричарда передалась и ей. Она поморщилась и нерешительно проговорила:

— А что, если вещество не материализуется из ничего, а появляется откуда-то извне?

— Ты имеешь в виду, что заклинание просто перетаскивает материю откуда-то из другого места? Но, в случае масштабной трансфигурации, этот процесс должен быть заметен. Возьмём твой вчерашний пример. Хочешь сказать, где-то на ферме под Ипсуичем исчезла целая свинья, а на её месте оказался лабораторный стул? А когда ты отменила трансфигурацию всё вернулось обратно?

— Нет, почему же. Вещество для трансфигурации вполне может храниться где-то в свёрнутом пространстве, попадая туда всякий раз, когда какой-нибудь волшебник использует Эванеско. — Выдвинутая на удачу гипотеза нравилась ей всё больше и больше. — Можно предположить, что там находятся все мыслимые химические вещества, и всякий раз при трансфигурации исходная материя просто замещается на нужную из этого хранилища. Тогда и законы Гампа можно объяснить с помощью…

— Погоди-погоди! — Томпсон не дал ей договорить. — Свёрнутое пространство? Что это значит?

— А, этого же нет в стандартном учебнике по чарам. Прости, завтра я принесу тебе «Чары незримого расширения для начинающих», там всё подробно изложено. Если в двух словах, то они позволяют создавать артефакты, внутренний объём которых гораздо больше внешнего: очень вместительные палатки, чемоданы и сумочки. Вот я и подумала, что где-то в аналогично расширенном пространстве и хранится всё вещество для трансфигурации.

— Н-но… Это ведь невозможно!

— Как и вся магия вообще, — шок на лице Ричарда искренне забавлял Гермиону, и она продолжила с лёгкой ироничной усмешкой. — Что, уже расхотелось её изучать?

— Нет-нет, — Томпсон энергично помотал головой, — просто это противоречит фундаментальным принципам теории относительности. Ведь тогда возникнет разрыв в статической изотропной метрике! Навскидку я даже не смогу просто определить тензор Риччи на границе между свёрнутым пространством и обычным, не говоря уж…

Через пару минут непролазного частокола терминов Грейнджер вновь пришлось прибегнуть к фейерверочному заклинанию. Проверенный метод сработал безотказно, и мгновенно замолкнувший лаборант после пары секунд ступора нервно рассмеялся:

— Прости, меня иногда заносит. Забываю, что говорю не с профом.

— Почему тебя так впечатлило свёрнутое пространство? — её всерьёз заинтересовал этот вопрос. — Разве эти чары так уж отличаются от десятков других, которые тоже нарушают закон сохранения энергии или другие физические принципы?

— Нет, это совсем другое! Понимаешь, все ваши заклинания — просто специфическая форма организации энергии. Конечно, совершенно неясно, как эта энергия подводится и откуда берётся, а разнообразие способов и масштабов её применения поистине поражает, но до этого момента с явным нарушением магией законов физики я не сталкивался. Просто есть какой-то ранее неизвестный тип взаимодействия, способный перераспределять энергию и импульс, только и всего. Но манипуляции с пространством — вопрос совершенно иного порядка. Какую бы грандиозную энергию ты не закачала, описанное тобой свёрнутое пространство создать не удастся.

— И что с того?

— Как это — что?! Никакая сила не может просто взять и нарушить законы природы, даже магия!

— Послушай, — Гермиона устало вздохнула. Принципиальность Рика в вопросе верховенства научного знания начинала её утомлять. — Твоя вера в науку достойна уважения, но почему нельзя просто признать, что магия не подчиняется законам физики? Разве это не очевидно?

— Да нет же! — Ричард всплеснул руками, и Грейнджер подумала, что ей придётся воспользоваться Агуаменти, если он не успокоится. — Нет никакой науки, как законченного свода правил и законов! Наука — это просто инструмент изучения и описания мира. Если все наблюдаемые явления соответствуют научной теории, значит теория хороша. Если же нет — значит, теорию нужно улучшать и обобщать, пока она не будет описывать всё, что мы наблюдаем. Понимаешь?

— Кажется. Наука как модель реального мира, — она припомнила красивую фразу из прочтённой накануне книжки.

— Именно! — Томпсон широко улыбнулся. — Рад, что ты это, наконец, поняла. Так вот, для описания всех остальных заклинаний нужно просто ввести в нынешнюю научную картину мира магию как новую форму энергии. Но возможность создания свёрнутого пространства требует кардинально менять целые теоретические направления, включая и общую теорию относительности, базис всех околокосмических изысканий.

— Разве это странно? Раз современная наука создавалась уже после принятия Статута, неудивительно, что она не может учитывать сугубо магические эффекты.

— Всё опять упирается в разницу масштабов. Эффекты общей теории относительности проявляются на очень больших массах и расстояниях: планеты, звёзды и галактики. Магия же, наоборот, локальна даже по человеческим, не то что космическим, масштабам. Получается, есть механизм, локально нарушающий законы, влияние которых заметно только в глобальном рассмотрении. Не то, чтобы это было вовсе невозможно, но это донельзя странно. Хм, дай-ка подумать…

Ричард принялся безмолвно мерить шагами лабораторию. Гермиона уже подумала об очередном запуске фейерверка, как он неожиданно остановился и воскликнул:

— Тёмная материя! — Поймав непонимающий взгляд волшебницы, Томпсон принялся быстро объяснять. — Во Вселенной есть видимое вещество. Звёзды, планеты, пылевые и газовые облака. В общем, то, что мы можем наблюдать. Но кроме него есть и некая ненаблюдаемая, но массивная материя, благодаря тяготению которой галактики имеют нужную форму. Не будь её, звёзды и туманности просто разлетелись бы, их гравитации не хватило бы, чтобы удерживаться в скоплениях и галактиках [7]. Пока что мы никак не можем пронаблюдать тёмную материю, но косвенные методы однозначно указывают, что её в несколько раз больше, чем обычного вещества! Кроме того, совсем недавно [8] было установлено, что Вселенная расширяется ускоренно. Для этого нужна дополнительная энергия. Сейчас у науки нет никаких идей о том, за счёт чего может существовать энергия столь колоссальная, что заставляет с ускорением, пусть и крошечным, расширяться всю Вселенную. А что, если и тёмная материя, и тёмная энергия имеют магическую природу? Тёмной материей вполне может оказаться вещество в свёрнутом пространстве, а тёмной энергией — некий глобальный энергетический эквивалент магии.

— Хм, — такое поистине вселенское предположение впечатлило Грейнджер, но не сбило её с критического настроя. — Тогда всё это противоречит твоим же оценкам сроков проявления магии на Земле.

— Вовсе нет! Всё отлично согласуется! Магический разум… ну, или какой-то другой разум, пришельцы, например, — поспешил добавить Ричард, заметив недовольную гримасу напарницы, — наблюдал за развитием жизни на Земле миллионы лет. Геологические и эволюционные процессы протекали безо всякой магии, в полном соответствии с нынешними научными представлениями. Когда же этот наблюдатель убедился в возникновении разумной жизни, он наделил отдельных её представителей способностью манипулировать магией, заодно поэкспериментировав с разными видами магических существ.

— Поиграл и бросил? — гипотеза Томпсона не развеяла её скепсиса. — Почему тогда этот разум никак не проявляет себя сейчас?

— Может, он провёл эксперимент и теперь ждёт какого-то результата? Вряд ли срок в несколько тысячелетий ощутим для того, кто из всех миллиардов лет существования жизни на нашей планете смог выбрать нужный момент зарождения разума. А теперь он не вмешивается для чистоты эксперимента.

— Тогда какого результата он ждёт?

— Хм. Тут остаётся только предполагать. Вряд ли нам удастся узнать ответ на этот вопрос раньше, чем мы получим этот самый результат. Наверное, нашей попытки выйти с ним на контакт. Может, этому разуму нужны помощники для каких-то глобальных манипуляций с магией, и он решил вывести их из уже разумного вида? Или… — Ричард как-то странно посмотрел на неё, — может, ему просто было одиноко?

Адская смесь леденящего душу ужаса и весёлого азарта новых открытий заставила Гермиону истерично рассмеяться:

— Итак, скучающий высший магический разум на досуге ускоряет расширение Вселенной, сжимает галактики, наделяет людей магией, выводит кентавров и гоблинов, а потом садится наблюдать за делом рук своих в ожидании кого-нибудь, с кем можно будет поболтать? И к такой картине ты пришёл, исходя из анализа хогвартских учебников да пары моих примеров трансфигурации?

— И научного подхода, прошу заметить! — Ричард улыбнулся в ответ, но тут же посерьёзнел. — Только глобальные эффекты галактического и вселенского масштаба я бы не стал приписывать разуму. Скорее, это проявление магии как таковой. Кроме того, это лишь гипотеза, которая не превратится в теорию, пока мы не сможем её экспериментально проверить. Поспешные выводы могут превратить научные изыскания в теологический диспут, где любое непонятное явление объясняется вмешательством высших сил. Чтобы исключить такую…

— Да брось, я просто пошутила! — Гермиона искренне улыбнулась. Серьёзность Рика в научных вопросах напоминала ей времена четвёртого курса, когда она столь же серьёзно пыталась отстаивать права домовых эльфов, не допуская никакой иронии на этот счёт. — Но твои выводы на самом деле впечатляют, пусть я и не со всеми из них согласна.

— О, а ты не поторопилась с похвалами? Я всего лишь переосмыслил ваши представления о месте магии в мире за пару дней. Разве это достижение, достойное твоего внимания? — несмотря на саркастичный тон, лаборант был явно доволен похвалой волшебницы.

Гермиона закатила глаза, но шутку поддержала. Несмотря на эмоциональное истощение после серии радикальных предположений Томпсона, она улыбнулась:

— У меня просто не хватает слов, чтобы выразить всё моё восхищение и преклонение пред силой твоего разума! А теперь — как насчёт того, чтобы пойти перекусить?

— Отличная идея! В соседнем кафе готовят восхитительную пиццу, только… Ты же появилась прямо внутри лаборатории, так что лучше тебе не проходить через главный вход.

— Хорошо. Тогда встретимся у ворот на территорию университета через пять минут. И никаких научных дискуссий за обедом!

— Как пожелает прекрасная леди, — расплылся в улыбке Ричард.

* * *

[5] Фунт — единица измерения веса английской системы мер, равная 0,45 килограмма.

[6] Гран — устаревшая единица измерения веса, равная 0,062 грамма.

[7] Ричард объясняет феномен тёмной материи очень упрощённо, но общую суть передаёт верно.

[8] Ускоренное расширение Вселенной было открыто в 1998 году, за несколько лет до описываемых событий.

Летнее солнце спряталось за плотными тучами, и Лондон заливал мелкий, но оттого ещё более противный дождь. Температура на улице упрямо ползла вниз, словно бы и не обращая внимания на то, что за окном ещё август, а не октябрь. Сидеть с горячим кофе в лаборатории в такие дни было вдвойне уютно, и Гермионе сегодня не очень-то хотелось экспериментировать с трансфигурацией. Тем не менее, Ричард настаивал на своём. Сейчас он суетился вокруг тщательно загерметизированной старой реторты.

Накануне, в ходе диспута о целеполагании заклинаний, они выяснили, что простое Эванеско может удалять всё, включая и атмосферный воздух. Тут же пришедший в восторг Ричард начал вещать про какие-то форвакуумные насосы, без которых жизнь станет просто прекрасной. Он настаивал на немедленной практической проверке этих чар. В итоге, Гермионе пришлось вспомнить седьмой курс чар, когда их учили накладывать самоподдерживающиеся заклинания. После пары неудачных попыток, в их распоряжении оказалась двухгаллонная [9] стеклянная колба, из которой каждые десять секунд удалялся весь воздух. На последнем настоял Томпсон, сетуя на невозможность абсолютно герметично запечатать подручными средствами обычную реторту.

Теперь эта импровизированная вакуумная установка должна была послужить для первого в мире синтеза макроскопического количества стабильного антивещества [10]. Впрочем, сам инициатор этого эксперимента в последний момент пошёл на попятную:

— Слушай, может, ты всё-таки попробуешь трансфигурировать для начала несколько атомов… антижелеза, к примеру?

Гермиона мило наморщила носик:

— Но я не могу представить несколько атомов в масштабах реального мира! Раз у нас нет специального заклинания для трансфигурации антиматерии, мне придётся ориентироваться только на образ в моей голове. Чтобы всё прошло хорошо, объект должен быть достаточно крупным! Да и как мы поймём, что эксперимент удался, тут же наверняка нет оборудования, способного определить наличие нескольких атомов?

— Всё равно не понимаю, почему ты не можешь представить, к примеру, песчинку.

— Могу. Но, чем крупнее будет трансфигурируемый объект, тем проще и быстрее будет подхватить его левитацией.

— А ты уверена, что сможешь полностью контролировать положение объекта?

Гермиона закатила глаза:

— Боже, Ричард! Мы тренировались уже раз сто! Конечно, всё пройдёт нормально.

— Ну, если ты уверена, — он всё ещё колебался, и Гермиона решительно шагнула к колбе. Вмиг ставшее сосредоточенным лицо, взмах палочкой — и посреди пустого пространства возник увесистый на вид булыжник металлического цвета. Повинуясь пассам палочки, он завис посередине колбы и начал медленно вращаться. Гермиона победно улыбнулась:

— Ну вот, всё получилось, а ты беспокоился!

— Невероятно! — глаза Ричарда сияли так же ярко, как и во время их первых экспериментов. — А это точно антиматерия? Выглядит как обычный кусок железа… Видимо, фотоны отражаются от антиатомов также, как и от обычных, то есть их спектры идентичны [11]. Потрясающе! Это потенциальное открытие мирового уровня, которое мы сделали всего за несколько секунд!

— И что теперь? Мы можем как-то… ммм… дальше исследовать это антивещество?

Ричард возбуждённо метался напротив реторты.

— Нет. Слишком большой объём. Только спектрометр, но через стекло… — парень с выраженным сомнением глянул на мутноватые стенки колбы. — Нет, нужно монтировать отдельную установку. Какие перспективы! Сколько возможностей для изучения!

Слушая восторженные причитания напарника, Гермиона немного отвлеклась и не обратила внимание на слабый свет, исходивший от внутренностей колбы. То ли в составе возникшего в сознании Грейнджер куска антижелеза были какие-то летучие вещества, то ли десятисекундной паузы между тактами Эванеско хватило, чтобы микроскопическое количество воздуха достигло антибулыжника, но итог был неутешителен — не прошло и минуты после возникновения внутри колбы левитирующего антивещества, как стекло треснуло и воздух устремился в пустоту вакуума, навстречу поверхности антиметалла.

Знаменитая эйнштейновская формула говорит нам, что полная аннигиляция килограмма антивещества в реакции с такой же массой вещества обычного даст энергию, примерно эквивалентную взрыву сорока трёх мегатонн тротила. В вакуумной реторте было около семисот грамм антижелеза (железо — металл плотный и его версия из антиатомов ничем в этом смысле не отличалась, так что небольшой его кусок был весьма увесистым), а аннигиляция не была точечной — в первые же наносекунды световое давление расшвыряло античастицы на приличную дистанцию. Тем не менее, эффект получился знатным.

Весь Илфорд затопило ослепительное сияние. Огненный шар нестерпимого света всё разрастался, пожирая аккуратные домики, парковые деревья, скоростные эстакады и корпуса водоочистных сооружений. Он остановился, немного не дойдя до набережной Темзы, но световое излучение и ударная волна к тому моменту давно уже убежали дальше. Меньше, чем через миллисекунду после начала процесса ослепительная вспышка сожгла верхушки небоскрёбов Сити и отправилась вверх, испаряя облака и сметая с неба хрупкие корпуса самолётов.

Ударная волна была медленнее. Ей понадобилось почти пять секунд, чтобы добраться до излучины Темзы у Ривер-Роуд и снести в реку тысячи тонн искорёженного мусора, что мгновением раньше были жилыми домами и промышленными корпусами. Секундой позже невероятно спрессованный и разогретый воздух пронёсся по полосе аэропорта Лондон-Сити, легко сминая припаркованные у её края бизнес-джеты, и устремился дальше. Через две секунды он перевалил через Собачий остров, а ещё три секунды спустя ударил по зданию парламента. Изрядно потеряв в своей силе, ударная волна лениво прошлась по Гайд-парку, не выкорчёвывая, а только ломая и сгибая вековые деревья, и отправилась дальше, корёжить крыши и выбивать стёкла ещё на протяжении десятка миль.

К тому моменту, как ударная волна добралась до западных окраин Лондона, огненный шар на месте Илфорда начал темнеть и подниматься вверх, а вслед за ним потянулся тёмный пылевой столб. Он рос и рос, поднимаясь всё выше над уничтоженным городом. Рухнули внутрь стены Вестминстерского дворца, изломанным нагромождением металла лежал в помутневших от грязи водах Темзы Лондонский Глаз, пустыми остовами высились небоскрёбы Сити. Весь Восточный Лондон вместе с пригородами и вовсе исчез с лица Земли, до фундаментов стёсанный огненным смерчем. Лишь Энфилд и западный Стратфорд сохранили привычные очертания улиц, но и их руины быстро исчезали в пламени повсеместно разгорающихся пожаров. В эпицентре взрыва медленно оплывала гигантская воронка, покрытая стекловидной массой, в которую за миллисекунду спеклись дома, земля и люди.

Ещё пару минут назад живший полной жизнью восьмимиллионный мегаполис угасал. Сожжённые или ослеплённые световой вспышкой, изломанные ударной волной, погребённые под руинами или заражённые незримым недугом радиации, повсюду умирали люди. Кто-то звал на помощь, кто-то молился, одни пытались выбраться самостоятельно, а другие ждали спасателей. В тон сотням тысяч криков умирающих завывали поднимающиеся над горящими руинами свищи, словно оплакивая гибель британской столицы. А с неба на умирающий город обильно падал сухой серый пепел…

* * *

Гермиона подскочила в постели, судорожно осматриваясь. Бегающий взгляд молодой волшебницы выхватывал из полумрака гостевой спальни родительского дома очертания мебели в слабом свете восходящего солнца, проникающем в комнату сквозь шторы. Схватив с тумбочки свою волшебную палочку, она наколдовала Люмос, посмотрела на часы и со вздохом откинулась обратно на кровать. Стрелки старого будильника не добрались и до шести часов, но заснуть после такого кошмара она не надеялась. Глубоко вдыхая и стараясь успокоить бешено бьющееся сердце, она пробормотала:

— М-да, пожалуй, не стоило читать «Ярче тысячи солнц» [12] перед сном.

Немного успокоившись, волшебница начала вспоминать события вчерашнего дня. В кафе действительно подавали отличную по британским меркам пиццу по весьма демократичной цене. Увы, светской беседы не вышло — Ричард был задумчив и отвечал невпопад, да и сама Гермиона находилась под впечатлением от откровений последних дней. В конце концов, плюнув на свои же условия, она первой заговорила о новых экспериментах.

Чары конфиденциальности работали надёжно, так что ничто не мешало им свободно обсуждать магию прямо посреди магловского кафе. Едва получив такую возможность, Томпсон принялся распространяться о том, какие красивые гипотезы можно построить на основании предположения о вселенских масштабах свёрнутого пространства. Тут-то и всплыла тема антивещества.

Что это такое, Гермиона представляла себе достаточно хорошо. Благо, в одной из интересных научно-популярных книжек, которых она немало перечитала за последние дни, весьма подробно описывались различные типы частиц. Но вот фразу о «барионной асимметрии Вселенной» она впервые услышала от Рика. Едва уловив недоумение на лице своей собеседницы, он тут же пустился в объяснения:

— В это сложно поверить, но последние исследования показывают, что в первые моменты существования Вселенной в ней было в миллиарды раз больше материи, чем сейчас. Правда, она почти поровну состояла из вещества и антивещества, так что тут же — бах! — аннигилировала. Выделилась куча энергии, остатки которой мы можем наблюдать в виде реликтового излучения даже сейчас, спустя миллиарды лет, но речь не об этом. По необъяснимым причинам вещества оказалось чуть больше, чем антивещества, и из него потом образовались все планеты, звёзды и галактики. Последние лет тридцать весь научный мир бьётся над разгадкой этого парадокса. Все теории указывают, что вещества и антивещества во Вселенной должно было быть поровну, и никто не может понять, почему одного из них оказалось больше [13]!

— Но разве где-нибудь на другом краю Вселенной не могут существовать целые галактики из антивещества?

Воспользовавшийся паузой в своей лекции, чтобы съесть ещё один кусочек пиццы, Ричард энергично замотал головой. Глотнув апельсинового сока, он ответил:

— Нет, это исключено. Не хочу вдаваться в детали, но мы бы такое заметили. Не говоря уж о том, что нет никакого объяснения, почему довольно однородно заполненная материей Вселенная внезапно строго разделилась бы на половину из обычного вещества и половину из антивещества.

— Хорошо, я поняла. Но при чём тут магия?

— О, это просто! Что, если свёрнутое пространство образовалось сразу после Большого взрыва и туда угодила вся «лишняя» антиматерия?

Гермиона на минутку задумалась, пережёвывая свой кусок пиццы, а потом осторожно заметила:

— Это не объясняет сразу двух вопросов. Во-первых, почему в свёрнутое пространство не попало столько же вещества, сколько и антивещества. А, во-вторых, если поверить в нашу гипотезу об использовании вещества из свёрнутого пространства для трансфигурации, то почему всё оно не аннигилировало, если в свёрнутом пространстве находится антивещество?

— Да, пожалуй, ты права, — Томпсон заметно расстроился. — Для такой гипотезы нужно предположить, что антивещество более подвержено к попаданию в это магическое подпространство, которое, к тому же, должно быть разделено на отдельные «карманы», в каждом из которых должно оставаться либо вещество, либо антивещество. Нет, это всё-таки слишком сложно!

Грейнджер почувствовала угрызения совести, будто бы она отобрала любимую погремушку у маленького ребёнка. Невольно улыбнувшись такой аналогии, она постаралась сгладить углы:

— Ну, мы могли бы поэкспериментировать с антивеществом и проверить, как оно реагирует на магию вообще и свёрнутое пространство в частности.

Приунывший было Ричард энергично замахал руками:

— Даже не думай об этом! Слишком опасно! Я не хочу случайно устроить в Илфорде ядерный взрыв.

— Ладно-ладно, успокойся. Давай лучше подумаем, какие ещё эксперименты с трансфигурацией могут помочь нам проверить гипотезу о свёрнутом пространстве как источнике материи для превращений.

После недолгой паузы, лаборант задумчиво протянул:

— Знаешь, есть у меня одна идея… Да, точно! Ты можешь трансфигурировать что-то, что представляешь себе достаточно отчётливо, но ни разу в жизни ни видела?

Настал черёд Гермионы раздумывать над ответом. Наконец, припомнив уроки у профессора МакГонагалл, она неуверенно ответила:

— Я думаю, да. Например, свиней я видела только по телевизору, да и то в глубоком детстве, но вполне успешно трансфигурировала твой стул в поросёнка. А ещё случалось, что из-за неточного образа в голове или неверного движения палочкой получались и вовсе всякие несуществующие в природе гибриды.

— Отлично! Тогда дело за малым: ты должна представить себе пока не открытый элемент периодической таблицы.

— И как же я должна это сделать? — волшебница не скрывала скепсиса в голосе. — Визуального образа не существует, а представить себе кучки протонов и нейтронов с достаточно точностью, чтобы трансфигурировать по их образу реальное вещество… Мне кажется, ты переоцениваешь возможности магии, Рик.

— Возможно. Но я верю в лично твои способности! — широко улыбнулся Томпсон. — Недавно мне попадалась статья в Physics Today [14] на эту тему, там всё достаточно подробно расписано. Уверен, ты разберёшься. Я поищу журнал у себя дома и завтра принесу в лабораторию. Если получится синтезировать один крайне интересный элемент, это перевернёт весь современный научный мир!

— Ох, сильно сомневаюсь, — покачала головой Гермиона и тут же строго добавила. — Не забывай, что Статут о секретности никто не будет отменять даже ради научной сенсации мирового масштаба. А за кусок сколь угодно редкого вещества без объяснения механизма его получения Нобелевскую премию тебе всё равно не дадут.

— По крайней мере, ты хорошо понимаешь принципы, по которым живёт научный мир, — Томпсон чуть грустно улыбнулся. — Ладно, давай встретимся завтра. Ты, вроде бы, собиралась в гости к своему другу, а мне нужно подробно описать всё то, до чего мы тут додумались.

— Договорились. Спасибо за обед, Рик, тут и правда очень мило.

Попрощавшись, они разошлись. Томпсон отправился обратно в университет, а Гермиона — во всё тот же закоулок, из которого аппарировала прямиком на площадь Гриммо.

* * *

[9] Галлон — английская мера объёма, равная 4,55 литрам.

[10] Опыты по синтезу антивещества продолжаются с 1960-ых годов. В 1995 году был синтезирован первый атом антиводорода, а к текущему моменту в экспериментах удалось синтезировать сотни антиатомов и удерживать их от аннигиляции тысячи секунд.

[11] Впервые спектр антивещества был определён в 2016 году для антиводорода. Действительно ничем не отличается от спектра обычного водорода.

[12] Имеется в виду книга Роберта Юнга, посвящённая становлению американского атомного проекта.

[13] Барионная асимметрия Вселенной не имеет однозначного объяснения до сих пор. Существует несколько теорий на этот счёт, но ни одна из них пока что не имеет подтверждений.

[14] Реально существующий американский научно-популярный журнал, выпускающий преимущественно обзорные статьи о последних достижениях физики. Рассчитан на достаточно широкую аудиторию.

В гостиной особняка на площади Гриммо, 12 неожиданно обнаружилась профессор МакГонагалл, чинно пьющая чай в компании Гарри. Похоже, он неплохо справлялся с ролью гостеприимного хозяина — Минерва благосклонно улыбалась, слушая очередную интересную историю из будней аврората.

Выживших в последней битве сторонников Тёмного Лорда выловили довольно быстро, так что теперь авроры занимались в основном разного рода нарушителями, мошенниками и ушлыми дельцами, пытавшимися сбыть что-нибудь запрещённое. Нет, конечно, время от времени попадались и действительно опасные типы, задержание которых было нелёгким делом, но это стало, скорее, исключением из правил.

Впрочем, для Поттера, который оказался на ответственной должности заместителя главы аврората в неполные двадцать три года, жизнь явно не казалась лёгкой. Министерская бюрократия пугала молодого волшебника куда сильнее, чем сражение с очередным тёмным магом.

Заметив появление в дверях Гермионы, Гарри приветственно махнул рукой, приглашая присоединиться к чаепитию:

— Рад тебя видеть! Кричер, подай, пожалуйста, ещё один прибор.

Домовик на глаза решил не показываться, но на столике тут же возникла ещё одна фарфоровая чашка со свежезаваренным чаем, а рядом с ней — небольшое блюдце с аккуратными кремовыми пирожными.

— Привет. Добрый день, профессор.

— Здравствуйте, мисс Грейнджер, — улыбнулась МакГонагалл, — давно я вас не встречала. Кажется, мы не виделись со Дня Победы.

— Что поделать, было много работы.

— Нельзя же так много времени проводить за бумагами! Вы даже день рождения ваших друзей пропустили.

— Эээ, у нас тогда был небольшой аврал из-за возможного конфликта с кентаврами, — она уже раз десять извинилась перед Гарри и Невиллом за тот эпизод, и, хотя друзья заверяли её, что ничего страшного не произошло, Гермиона всё равно чувствовала себя виноватой. — Впрочем, теперь всё это уже в прошлом.

— Да-да, мистер Поттер сообщил, что вы покинули своё предыдущее место работы. Надеюсь, вы хорошо обдумали ваше решение?

— Конечно, профессор. Просто я поняла, что административная работа не по мне, по крайней мере, сейчас.

— Что ж, так тому и быть. А вы, Гарри, не думаете вслед за своей подругой оставить службу в министерстве?

— Нет, мэм. Хотя в последнее время мы в основном гоняемся за хулиганами, которые зачаровывают магловские общественные туалеты, нужно быть готовыми ко всему. Постоянная бдительность, как говорил Грозный Глаз.

Все трое грустно усмехнулись. Время притупляло горечь утрат, но упоминание павших друзей по-прежнему навевало тоску. Чтобы как-то отвлечься от грустных воспоминаний, Гермиона решила воспользоваться возможностью расспросить МакГонагалл. Вчерашние рассуждения Ричарда о разуме трансфигурированных животных и сегодняшняя дискуссия о свёрнутом пространстве напомнили ей одну тему, не дававшую ей покоя ещё в школьные времена.

— Профессор, если вас не затруднит, не могли бы вы ответить на один вопрос по трансфигурации.

— Приятно, что вы не утратили интереса к моему предмету, — довольно улыбнулась Минерва. — Что же вам не ясно?

— Я недавно пересматривала учебники за старшие курсы, — Гарри театрально закатил глаза, но она решила не обращать внимания на ужимки друга, — и столкнулась с непониманием одной проблемы. Почему исключения в законе Гампа об элементарной трансфигурации такие, какие они есть?

— Боюсь, я не совсем вас понимаю.

— Я имею в виду, чем исключения из этого закона так уж сильно отличаются от всех прочих случаев? Почему мы можем превратить кусок камня в живую корову, но не можем создать бифштекс? Почему все металлы легко создаются из любых других веществ, но создать золото принципиально невозможно? Почему превращение мебели в животных естественно и привычно, а создание человека методами трансфигурации невозможно?

— Но это же фундаментальный магический закон! — кажется, сама постановка вопроса вызвала искреннее недоумение у заслуженного мастера трансфигурации. — Такие преобразования невозможны, потому что так устроен мир!

«Вот и разница между магловской наукой и магической» — грустно подумала Гермиона. Спорить со своим любимым школьным преподавателем не хотелось. Привыкшая к догматическому характеру многих магических принципов, профессор вряд ли могла бы согласиться с необходимостью аргументировано объяснять каждый из них. Исключения из закона Гампа, столь же понятные, сколь и ничем не обусловленные, были далеко не единственным примером.

Внезапно её поразила неожиданная догадка. А что, если все эти непонятные ограничения — результат вмешательства того самого высшего разума, существование которого она так усиленно отрицала перед своим напарником по исследованиям? Определённо, нужно связаться с Ричардом и рассказать ему об этой идее.

Гермиона так увлеклась обдумыванием будущего диалога с Томпсоном, что совершенно упустила из виду заданный её вопрос. Смутившись, она проговорила:

— Простите, профессор, я немного задумалась. Что вы спросили?

— Я говорила, что, раз уж вы освободились от работы в Министерстве и, к тому же, всё ещё интересуетесь трансфигурацией, может быть, вы согласитесь занять место преподавателя этой дисциплины в Хогвартсе?

— А… как же вы, профессор?

— Увы, обязанности директора отнимают много сил и времени, и я не могу совмещать их с преподаванием, — МакГонагалл грустно вздохнула. Было заметно, что отказываться от своего предмета ей не хотелось. — Конечно, мистер Дэвис неплохо справляется с младшими курсами. Талантливый мальчик, но он никогда не скрывал, что собирается заняться артефакторикой, и взялся вести трансфигурацию только в качестве временной подработки из уважения к школе. К тому же, у меня с трудом получается выкраивать время для чтения продвинутого курса у старших ребят. Если вы согласитесь, можно будет наконец-то устранить всю эту неразбериху и наладить нормальный учебный процесс.

— Спасибо, но я… — всё это было слишком неожиданно, и обычно собранная Гермиона совершенно растерялась. — Вы уверены, что я справлюсь?

Минерва тепло улыбнулась своей бывшей ученице:

— Мисс Грейнджер, ваш талант к трансфигурации никогда не вызывал у меня сомнений. Кроме того, вы показали себя весьма… настойчивой особой, готовой твёрдо стоять на своём. Да и умения работать с людьми вам не занимать. Так что, на мой взгляд, у вас есть все качества, чтобы стать отличным преподавателем.

Судя по тому, как усиленно Гарри делал вид, что самым интересным занятием на свете является разглядывание собственной чашки, столь удачный визит профессора МакГонагалл был отнюдь не случайным. Впрочем, осознание этого никак не помогало разобраться Гермионе, что же в этой ситуации делать. С одной стороны, она никогда не задумывалась о карьере профессионального педагога, связывая свою будущее с работой в Министерстве. С другой — за пару лет бюрократия успела ей основательно осточертеть, а преподавание обещало массу возможностей для продолжения изучения магии. В надежде немного потянуть время, чтобы привести мысли в порядок, Гермиона промямлила:

— Но до начала занятий осталось меньше месяца, я не уверена, что успею подготовиться.

— Не беспокойтесь попусту. Разумеется, все необходимые методические материалы у меня в полном порядке, так что вы сможете вести занятия по проверенным учебным планам, — заметив растерянность своей собеседницы, Минерва мягко добавила. — Впрочем, я понимаю, что моё предложение оказалось для вас весьма неожиданным. Поступим так. Вы пока подумайте, взвесьте все за и против, и до конца августа сообщите мне своё решение. Если согласитесь — первый год будете вести пять младших курсов, вместо Дэвиса, а на следующий возьмётесь и за два последних. Договорились?

— Да, спасибо, профессор. Я подумаю и обязательно вам сообщу. Пошлю патронуса или сову.

— Хорошо. И помните, какое бы решение вы ни приняли, в Хогвартсе вы всегда будете желанными гостями. А теперь, пожалуй, я вас покину. Спасибо за гостеприимство, Гарри. Была рада вновь видеть вас обоих.

— Взаимно, профессор, — Гарри поднялся с кресла, чтобы проводить Минерву к камину. — Заходите ещё.

Попрощавшись, она отправилась прямиком в директорский кабинет. После небольшой паузы, за время которой Кричер успел подать свежий чай, Гермиона строго спросила:

— Ну, и что это было?

— О чём ты?

— Мерлина ради, Гарри, не пытайся делать вид, что ты не понимаешь, что я имею в виду. У тебя никогда не получалось правдоподобно притворяться. Зачем ты устроил эту встречу с МакГонагалл?

— С чего ты взяла, что я устраивал вам встречу? Она просто зашла… эээ…

— Врать у тебя тоже никогда не получалась, — Гермиона оборвала его попытки что-нибудь придумать. — Ума не приложу, как ты дослужился до заместителя главы аврората с такими-то качествами! Так что, ты ответишь, или мне сбегать за веритасерумом?

— Ну, — он чуть покраснел и отвёл взгляд, — МакГонагалл же постоянно жаловалась на отсутствие постоянного учителя по трансфигурации, вот я и подумал… Раз уж ты всё равно уволилась, то почему бы не предложить твою кандидатуру.

— И вместо того, чтобы сначала поговорить об этом со мной, ты решил сразу сообщить директрисе?

— Я хотел у тебя спросить, но потом подумал, вдруг МакГонагалл уже кого-нибудь нашла на эту должность. Вот и написал сначала ей. Как выяснилось, Дэвису всё равно, он в любой момент может устроиться подмастерьем к какому-то известному артефактору. А директриса сказала, что лучше поговорит с тобой лично. Вот так и получилось.

— Погоди, ты что, связался с ней сразу же, как я уволилась?

— Ну, я подумал, ни к чему терять время, — пожал плечами Поттер.

— Так вот откуда она узнала о моём увольнении! А я-то всё гадала, зачем Кингсли или кому-то из моего бывшего отдела потребовалось ставить в известность МакГонагалл, — заметив недоумение на лице друга, она пояснила. — Профессор написала мне буквально на следующий день после увольнения. Интересовалась, не случилось ли каких неприятностей.

— Слушай, ты, наверное, проголодалась. Может, заказать Кричеру полноценный обед, а не чай с пирожными?

— Спасибо, но я перекусила в кафе, — предвидя возможные вопросы, она поспешила спросить первой. — Так как вам удалось накрыть ту сеть распространения контрафактных зелий, о которой ты рассказывал в прошлый раз? В «Пророке» ограничились только самыми общими фразами о ваших успехах.

— Ещё бы им не ограничиться, — Гарри кровожадно оскалился. — После того, как Робардс чуть не отправил главного редактора в Азкабан за разглашение служебной информации в прошлогоднем деле о пропавших амулетах, журналисты стараются вовсе нас не упоминать. В общем, наведались мы к Горбину и Беркесу…

Вечер в доме на площади Гриммо прошёл вполне мирно и непримечательно — друзья делились последними новостями и рассказывали о событиях, приключившихся с ними с момента последней встречи, а потом отдали должное сытному ужину, приготовленному трудолюбивым Кричером. Время от времени Гарри порывался задать Гермионе вопрос о её взаимоотношениях с Роном, но она неизменно уходила от ответа. Вдаваться в подробности их разлада не хотелось. Девушка неожиданно поддалась порыву малодушно отодвинуть решение житейских вопросов в какое-нибудь отдалённое будущее, так что все попытки друга разговорить её на эту тему не увенчались успехом.

Наконец, обменявшись приглашениями заходить ещё, они распрощались, и Гермиона аппарировала домой. Родители смотрели по телевизору какую-то мелодраму, и, перекинувшись с ними дежурными пожеланиями спокойной ночи, она отправилась в свою комнату.

Идея связаться с Томпсоном на предмет странностей в законе Гампа никуда не исчезла. Рассудив, что даже одержимый своими исследованиями молодой лаборант к вечеру всё же доберётся до дома, она решила ему позвонить. Выслушав рассказ о необъяснимых исключениях, Ричард хмыкнул в трубку:

— Ну, есть два варианта. Либо все мы — герои фентезийного романа, чей автор не слишком-то утруждал себя детальным продумыванием механики применения магии, либо высший разум таки существует.

— Даже так? — Гермиону ответ напарника не удивил. — Я пришла к тому же выводу, но не совсем в нём уверена. Почему ты так категоричен?

— Все описанные тобой исключения слишком хорошо укладываются в соображения о неком балансе между возможностями волшебников и обычных людей. Эти ограничения явно введены искусственно, чтобы волшебники не оказались полностью самодостаточными, не нуждающимися в простых людях, и, соответственно, не заинтересованными во взаимодействии с ними.

Прикрыв глаза, Грейнджер чуть улыбнулась, представляя, как на другом конце провода Ричард сопровождает свою речь бурной жестикуляцией и метаниями из стороны в сторону рядом с телефоном. Между тем, тот продолжил развивать свою мысль:

— Сама посуди, исключения не позволяют магией удовлетворять базовые потребности организма, в виде невозможности создания еды, а также не дают создавать себе магически выведенных слуг-людей. С золотом всё ещё проще — очевидно, на момент появления магии золото уже укоренилось как универсальное платёжное средство, и наш высший разум понимал, что нельзя позволить магам бесконтрольно его создавать.

Немного помолчав, он добавил:

— Кстати, это ещё сильнее приближает момент появления магии. Не помню точно, но, вроде бы, первые золотые монеты появились только во времена Крёза [15]. Впрочем, утверждать ничего не берусь, это надо проверить.

— Ты хочешь сказать, что этот самый высший разум не хотел, чтобы волшебники прекращали взаимодействовать с простыми людьми? — Она усмехнулась. — Наверное, Статут о секретности очень его расстроил.

— Мягко сказано. Когда, говоришь, был принят этот ваш Статут?

— В 1689 году.

— Ха! Интересно, чем так досадил волшебникам Вильгельм Оранский, что те решили отгородиться от нашего мира? [16]

— Брось, ты же понимаешь, что причины были более глобальными, — она на мгновенье запнулась, и с удивлением продолжила. — Кстати, в наших учебниках истории магии никогда не акцентировалось внимание на причинах принятия Статута. А ведь точно, всё это мог спровоцировать один Вильгельм! С него вполне сталось бы потребовать от магов, например, принесения присяги на верность королю и королеве.

— Возможен, конечно, и такой вариант, но не забывай, что и глобальная ситуация располагала к такому решению. Мир на пороге промышленной революции [17] — не место для магов-индивидуалистов.

— Почему ты считаешь волшебников индивидуалистами?

— Поправь меня, если я ошибаюсь, но разве для большинства заклинаний нужно больше одного человека?

— Ну, есть пара ритуалов, для проведения которых нужно участие нескольких волшебников. Но в остальном ты прав.

— Вот видишь. Привыкшие полагаться только на себя маги по натуре должны быть индивидуалистами. Укрупнение социальных и экономических структур в преддверии промышленной революции было им чуждо. Вот они и отгородились от всего мира Статутом. Наверное, и правда был какой-нибудь предлог в виде неосторожных слов короля или чего-то в этом духе, но это было простой формальностью. Впрочем, отложим пока вопрос с историей и вернёмся к незаконченным темам. Ты не забыла про книгу о свёрнутом пространстве?

— Конечно нет, я уже положила её в сумочку.

— Спасибо. Не терпится с ней познакомиться.

— Обязательно. Завтра встречаемся так же, в полдень?

— Ага. И, если тебя не затруднит, телепортируйся прямо в лабораторию. Не хочу плодить лишних слухов среди вахтёров.

— Это называется аппарацией, Рик. Но я тебя поняла. Пока.

— Спокойной ночи.

Положив трубку, Гермиона задумчиво окинула взглядом свою комнату. Несмотря на долгий и насыщенный день, спать почему-то не хотелось. Вздохнув, она решила немного почитать. Продолжая новоприобретённую традицию читать перед сном что-нибудь научно-популярное, она вытащила из заблаговременно приготовленной стопки книг ту самую «Ярче тысячи солнц», из-за которой следующим утром проснулась от кошмара.

* * *

[15] Ричард прав насчёт золотых монет, которые действительно впервые (по имеющимся сведениям) были отчеканены во время правлений лидийского царя Крёза (561-546 гг. до н.э.). В то же время, золото в качестве платёжного средства использовали и раньше, правда, не в форме монет, а в виде слитков с клеймом шумеры и древние египтяне около I-II тысячелетий до н.э. Самостоятельную же ценность золота древние люди поняли и того раньше, делая из него украшения и предметы роскоши как минимум с V тысячелетия до н.э.

[16] Томпсон ссылается на события так называемой «Славной революции» 1688-1689 гг., когда в результате государственного переворота был свергнут Яков II и на престол взошёл Вильгельм Оранский, выдающийся реформатор и государственный деятель, один из самых ярких правителей в английской истории.

[17] Ричард несколько приукрашивает действительность — промышленная революция началась с массового внедрения механических ткацких станков во второй половине XVIII века, то есть более чем на полвека позже принятия Статута о секретности.

Ричард ответил на эмоциональный рассказ Гермионы о своём кошмаре бурным возмущением:

— Нет, нет и нет! Твои страхи совершенно безосновательны! Никто в своём уме не будет проводить опытов с макроскопическим количеством антивещества, да ещё и на кустарном оборудовании. Конечно, создать немного антиматерии заманчиво, но делать это нужно под строгим контролем специалистов, так что нам не остаётся ничего другого, как всего лишь, — он интонацией обозначил сарказм, — сотворить ранее неизвестный элемент.

— Трансфигурация сто двадцать шестого элемента тоже может оказаться опасной, — весьма натурально выглядевший сон добавил Гермионе осторожности, — мы должны принять меры предосторожности.

— Это же совершенно другое! Ты просто создашь немного совершенно стабильного вещества, которое мы потом сможем изучить. Никаких взрывов и катастроф, — Томпсон ободряюще улыбнулся. — Вот, посмотри на досуге эту статью, в ней всё доходчиво изложено.

— Но что, если этот элемент окажется нестабильным? — она вспомнила прочитанную накануне книгу. — Что, если теория ошибается, и он будет не только очень тяжёлым и плотным, но и быстро распадающимся? Да ещё и с малой критической массой [18]! Лично я не хочу проверять справедливость научных гипотез на себе!

— Ммм, — протянул Ричард. По задумчивому лицу молодого учёного было видно, что тяга к изучению нового борется в нём с разумной осторожностью. — А если мы ограничимся совсем малым количеством вещества?

— Всё равно нужны хотя бы счётчики Гейгера или другие детекторы радиации. Без надёжного контроля я такие эксперименты проводить не намерена!

— Ладно, ладно, — он шутливо поднял руки, — твоя взяла. Я постараюсь раздобыть счётчик Гейгера в учебной лаборатории по ядерной физике. А пока что давай по-быстрому пройдёмся по оставшимся в списке вопросам.

Гермиона имела все основания полагать, что «по-быстрому» разобраться с высветившимся на экране компьютера списком из доброй дюжины вопросов не получится, но спорить не стала. В конце концов, после всех удивительных открытий последних дней, ей и самой не терпелось продолжить изучение магии научными способами.

— Так-с, мы так и не разобрались с тем, как именно магия оценивает исполнение волшебных клятв. Ты собиралась связаться с каким-то своим знакомым и запросить архив дел по этому вопросу.

— Эээ, прости, совсем из головы вылетело, — лицо Гермионы приобрело виноватое выражение. — На днях я постараюсь всё выяснить. Зато я принесла тебе обещанную книгу про свёрнутое пространство.

— О, вот это шикарно, большое спасибо, — Ричард бережно отложил потрёпанный экземпляр «Чар незримого расширения для начинающих». — Жаль, что ваши учебники больше внимания уделяют тому, как произносить заклятие и двигать палочкой, а не более фундаментальным вопросам о причинах и источниках магии. Уверен, и в этой книжке не ответят на вопрос о самом феномене свёрнутого пространства, вместо этого расписывая на дюжине страниц нужный жест. Но всё равно спасибо.

— Увы, в нашем мире никто не относится к магии так же, как ты относишься к своей физике.

— Вашем мире? Кстати, это интересный вопрос, он есть в списке. Почему вообще маги решили отгородиться от обычных людей?

— Ты же сам вчера неплохо объяснил причины, забыл? Промышленная революция против исконного индивидуализма волшебников.

— Я не об этом. В конце семнадцатого века такое разделение было неизбежным, согласен. Но почему волшебники до этого не пытались прийти к власти? Им претило встраиваться в существующие общественные институты, понимаю, но почему никто из них не пытался попросту править простыми людьми по праву сильного? Одних только ментальных искусств хватило бы, чтобы совершенно мирным путём прийти к власти в мире обычных людей!

— Промывать людям мозги ради власти? Ты не находишь это неэтичным?

— Брось, я уверен, что в вашем мире тоже хватает подлецов. Сейчас невмешательство в наши дела, как я понял, прописано в Статуте о секретности, но что мешало какому-нибудь волшебнику заявиться ко двору Карла Великого и попросту внушить тому нужные мысли?

— Средневековье и в магическом мире было непростым временем, — в голове волшебницы всплыл монотонный бубнёж профессора Бинса, — постоянные войны с гоблинами и великанами отвлекали от захвата власти.

— Тем более! Разве пара тысяч маглов с длинными луками [19] не помогли бы магам на поле боя с теми же гоблинами?

— Не думаю, что стрела смогла бы пробить кольчугу гоблинской работы, — Гермиона возражала из чистого упрямства. Мысленно она сама уже составила список из доброй дюжины примеров, когда помощь маглов в магических конфликтах могла бы оказаться полезной.

— Ладно, оставим чисто военные вопросы. Но как быть с экономической стороной дела? Полагаю, волшебников всегда было гораздо меньше, чем обычных людей?

— Да. Правда, резкий рост населения в последний век ещё сильнее увеличил это неравенство, но и в Средние века на одного мага приходилось не меньше тысячи маглов.

— Вот видишь! Волшебники могли жить на всём готовом, получая еду, одежду, предметы быта и все остальные неволшебные ценности от маглов. Или с помощью ментального принуждения, или, если тебя так заботит этическая сторона вопроса, в обмен на оказание уникальных магических услуг. Уверен, любой король или феодал отдал бы немало золота за порцию омолаживающего зелья или заклинание, брошенное в спину его врага. Как ни крути, а волшебники должны были самым естественным путём оказаться у вершин власти, причём в любой стране мира.

— Против этого сложно возразить. Могу лишь предположить, что магам никогда не были так уж интересны простые люди и власть среди них. Впрочем… — она вспомнила Гриндевальда с его идеями о превосходстве над маглами и Волдеморта, не считавшего последних за людей вообще. Нахмурившись, она резко оборвала себя. — Оставим это. Есть ведь и другие вопросы?

Ричард наверняка заметил перемену её настроения, но ответил с жизнерадостной улыбкой:

— О, ещё довольно много! Вот, например, — он глянул на монитор, — ты ничего не сказала о волшебной химии, но по ряду упоминаний в учебниках я пришёл к выводу, что зелья в вашем мире играют важную роль.

— Конечно, зельеварение — одно из основополагающих магических искусств, — Гермиона с воодушевлением восприняла смену темы. — Но я подумала, что тебе как физику будет не очень интересен этот раздел, вот и не стала давать тебе учебники ещё и по нему.

— Ты права, в химии я всегда был достаточно слаб. Но кое-какие мысли по этому поводу у меня всё-таки есть. Во-первых, чистота веществ. В учебниках по чарам несколько раз встречались упоминания специальных заклятий, использующихся для извлечения сока волшебных растений или отдельных органов животных. Ты знаешь, как они используются в приготовлении зелий?

— Как животные, так и растительные ингредиенты добавляются в зелья в основном в засушенном и измельчённом виде, за исключением сока, конечно.

— В смысле, условные сушёные паучьи лапки просто сыплются в котёл?

— Ну да. Разумеется, в разных зельях их нужно добавлять в специфических условиях, помешивая определённое количество раз, нагревая или охлаждая, и так далее.

— Вот! Закономерный итог вашей самоизоляции! Понятно же, что в каком-нибудь соке мандрагоры большая часть — самая обычная вода, а также производные сахарозы и целлюлозы. Да и в сушёных паучьих лапках с точки зрения магии наверняка интересно только какое-то определённое вещество, а не несколько грамм хитина. Представь, насколько эффективнее был бы процесс приготовления тех же зелий, если использовать не исходные продукты, а очищенные вещества!

— Ты как всегда приводишь логичные доводы, но я не особо понимаю, при чём тут самоизоляция волшебников?

— Потому что именно из-за неё не появились волшебные аналоги мануфактур, а их дальнейшее развитие не подстегнуло прогресс, который, в конечном итоге, должен привести к появлению научных методов познания мира. В данном конкретном примере для получения чистых веществ потребовалась бы настоящая индустрия — сепараторы, перегонные кубы, крекинговые колонны [20] и многое другое. Или же целый арсенал специальных заклятий, которые бы позволяли отделять некий магический концентрат от обычной клетчатки, воды и целлюлозы. В любом случае, потребовалось бы создать целое предприятие, а не ограничиваться цепочкой из садовода-одиночки и зельевара-одиночки.

— Это если ты прав, и в ингредиентах для зелий можно выделить некий магический концентрат.

— Такая возможность кажется закономерной. Видимо, речь идёт о возможностях волшебных растений и животных каким-то образом накапливать в себе магию, которая и высвобождается в зелье. Вероятно, за это отвечает какой-то определённый фермент или вещество в их организме, которое и следует выделять. Впрочем, одними только чистыми веществами дело не ограничивается. Ведь есть ещё огромное разнообразие способов дальнейшей обработки! Поправь меня, если я ошибаюсь, но приготовление зелий заключается в банальной варке при определённых условиях?

— Сильно упрощая — да. В сложных зельях температурные циклы нагрева и охлаждения могут чередоваться дюжину раз, а процесс приготовления занимать месяцы.

— Но сам принцип-то остаётся тем же — изменение температуры в жидкой среде. А будь у вас индустрия, давно бы освоили все те десятки способов обработки веществ, которыми сейчас располагают наши фармацевты, к примеру. Представь, сколько новых возможностей это открыло бы! Увы, в вашем нынешнем обществе это просто невозможно — такую задачу не решить энтузиасту-одиночке.

— И что ты предлагаешь? Основать первый магический фармацевтический концерн, закупить оборудования у Шимадзу [21] и заняться выпуском зелий в таблетках?

— Не утрируй. Ты прекрасно поняла, о чём я говорю.

— А ты не разводи пустой демагогии! Я понимаю превосходство научных методов и их пользу в деле изучения магии, но не могу же я в одиночку перекроить весь волшебный мир только ради того, чтобы ты получше изучил магию!

— Эй-эй, остынь. Я просто излагаю варианты, благодаря которым ваш мир мог бы стать чуточку более прогрессивным, только и всего. Если хочешь, можем сделать перерыв в вопросах.

— Нет, давай продолжим, — она поморщилась. — Прости, я действительно слишком резко отреагировала на твои рассуждения.

— Ничего страшного. Перейдём к следующему вопросу?

— Охотно. У нас уже была физика, история, социология, химия. Какая наука на очереди?

— Лингвистика.

— Лингвистика? — Гермиона удивлённо вскинула брови. — И какая же связь между магией и лингвистикой?

— Самая непосредственная! Я обратил внимание на то, что большинство заклинаний имеет латинские корни. Все эти ваши Инсендио, Агуаменти, Эванеско и многие другие происходят от латинских слов и фраз, обозначающих нужное действие. Это вернуло меня к вопросу о появлении магии в нашем мире. Что, если она возникла ещё позже, во времена Древнего Рима? А труды Фукидида и Тацита просто подчистили после принятия Статута о секретности, вымарав из них упоминания о магии [22]. Две тысячи лет — достаточный срок, чтобы ваше общество забыло истоки появления магии, особенно если кто-то решил целенаправленно замять эту историю.

Гермиона на мгновение запнулась, но тут же облегчённо улыбнулась:

— Не пугай меня так! То, что языком многих заклинаний является латынь, не значит, что до этого не было магии. Просто конкретно эти заклятия были придуманы в то время.

— Думаешь, их доримские аналоги просто забылись за давностью лет?

— Ну да. Или само по себе вербальное выражение магии было придумано в Античности. Можно ведь колдовать и без заклинаний, только это гораздо тяжелее.

— И это, — подхватил Ричард, — поднимает ещё один вопрос. Как мы выяснили, магия прекрасно понимает мысленные образы в голове волшебника и сопоставляет им реальные объекты. Вполне очевидно, что ей не требуется какая-то специальная вербальная команда для срабатывания заклинания, нужен только очень внятный образ того, что это заклинание должно сделать. Отсюда следует вывод, что сами по себе слова заклинаний — лишь психологический трюк. Волшебники с детства привыкают, что после произнесения определённых слов следует нужный эффект, и образ результата применения заклинания в их голове формируется на подсознательном уровне. То есть слова для волшебства не нужны вовсе, это просто способ довести до автоматизма ассоциативный ряд «слово-образ-результат действия заклинания».

Гермиона улыбнулась и зааплодировала.

— Ты великолепен! Школьники Хогвартса на продвинутых уроках чар не могут понять этого принципа через шесть лет изучения волшебства, а ты потрясающе точно сформулировал его через шесть дней после знакомства с миром магии!

Ричард шутливо раскланялся:

— Благодарю, благодарю. Кстати, интересный вопрос: если сообщить волшебнику словесную формулу заклинания и показать жест палочкой, но не говорить, что оно делает, он сможет его сотворить?

— Да, — она припомнила шестой курс. — Один мой друг имел случай убедиться в этом весьма неприятным образом.

— Это же потрясающе! — он крутанулся в кресле. — Значит, когда какой-то волшебник придумывает новое заклинание, магия запоминает его произношение и движение палочкой. Поздравляю, мы только что убедились в возможности обратной связи между разумом человека и магии. Судя по наличию среди формулировок заклинаний явных англоязычных форм, вроде оглушающего заклятья, новые заклинания придумываются достаточно регулярно?

— Да, есть особые правила составления заклинаний, но этим искусством владеют лишь немногие волшебники.

— Наверное, дело в достаточной целеустремлённости и способности ясно представлять себе результат действия заклинания. Но всё равно случай феноменальный — магия не только считывает образы из головы волшебника, но и способна запоминать сугубо человеческие действия, такие как речь и жест палочкой, и по ним воспроизводить исходный образ из сознания другого, возможно давно умершего, волшебника. Невероятно! Слушай, а никто не пытался поговорить с магией? Возможность распознавать речевые конструкции явно указывает на то, что магию кто-то когда-то этому научил. Либо тот самый высший магический разум, либо очень могущественный волшебник, вышедший с ним на контакт и пожелавший облегчить жизнь всем остальным магам, дав им простой способ манипулирования волшебством через вербальные заклинания.

— Действительно… — в который уже раз её поразил масштаб очередного предположения Ричарда. — Например, этим волшебником мог быть Мерлин, которого почитают как величайшего мага всех времён, но точный перечень его заслуг забылся за давностью лет.

— Как всё сходится! — Томпсон не удержался и вскочил с кресла, принявшись ходить из угла в угол. — Ведь Мерлин жил где-то в шестом веке, как следует из легенд о короле Артуре?

— Не раньше десятого. Есть достоверные подтверждения того, что он учился в Хогвартсе, который был основан в то время.

— Всё едино! Смотри, это как раз конец Тёмных веков [23]. Латынь уже перестала быть разговорным языком и ушла в церковные, и, вероятно, магические общины. Вполне логично, что Мерлин выбрал именно этот язык для базовых заклятий — с одной стороны, его ещё не забыли, и среди образованных людей латинские конструкции заклятий были понятны, а с другой — он уже стал достаточно специфичен, чтобы на его базе создавать стойкие ассоциации с магическими действиями, а не с повседневным общением.

— Прекрасная гипотеза! — красота и изящность этого предположения заворожили Гермиону, и та искренне улыбнулась. — Жаль, что её никак не проверить.

— Но это не повод её игнорировать! Сейчас, я тезисно набросаю основные пункты… — Ричард прервал свои метания по лаборатории и вновь уселся за компьютер.

Солнце стояло в зените. Изучение магии научными средствами продолжалось.

* * *

[18] Критическая масса — минимальная масса чистого радиоактивного вещества, в которой цепная реакция будет самоподдерживающейся, т.е. не будет затухать со временем.

[19] Традиционный английский лук, длиной в рост человека и больше. Получили широкое распространение во время Столетней войны (XIII век).

[20] Ричард достаточно туманно представляет себе процесс получения каких-либо чистых веществ и ошибочно упоминает в этом контексте крекинговые колонны, предназначенные для разделения нефти на различные фракции: керосин, бензин, мазут и т.д.

[21] Имеется в виду японская компания Shimadzu Inc., один из крупнейших поставщиков высокоточного лабораторного оборудования.

[22] Ричард ошибочно упоминает выдающегося древнегреческого историка Фукидида (460-400 г. до н.э.), не имеющего никакого отношения к Древнему Риму. Публий Корнелий Тацит (50-120 г. н.э.) — известнейший древнеримский историк, автор обширных трудов «Анналы» и «История», важнейших источников сведений о том периоде римской истории.

[23] Тёмные века — историографический термин, означающий период европейской истории между падением Западной римской империи (476 г.) и становлением империи Карла Великого (конец VIII века). Характеризуется упадком культуры и социальных институтов. Ричард ошибочно приписывает этому периоду гораздо более поздние события X века, но дальнейшие рассуждения о латыни справедливы в обоих случаях.

Быстро набрав пару страниц текста на компьютере, Томпсон вновь открыл список вопросов.

— Раз уж трансфигурацией чего-то нового мы сегодня заняться не сможем, давай разберёмся с вашими средствами перемещения. С какой скоростью они работают?

— Почти мгновенно. Я знаю, что ты скажешь, — Гермиона вскинула руки в предупреждающем жесте, — но никому из волшебников не приходило в голову соотнести их быстродействие со скоростью света. Спешу тебя успокоить — при использовании аппарации, порталов и каминов маг успевает почувствовать сам процесс перемещения, обычно довольно неприятный, так что оно явно происходит со скоростью, намного меньше световой.

— Это действительно успокаивает, — улыбнулся Ричард. — Но давай-ка проверим одну гипотезу. Ты можешь аппарировать из этой комнаты куда-нибудь в произвольное место, а потом вернуться обратно?

— Конечно. Нужно вернуться сразу же?

— Нет, скажем, через несколько минут. Но подожди, мне нужно немного подготовиться.

Подготовка молодого учёного к эксперименту была весьма своеобразной. Он выключил кондиционер, подтащил стул к стене и, взобравшись на него, приладил к вентиляции лист бумаги. В завершение своих манипуляций Ричард поднял жалюзи, приоткрыл окно и встал рядом, завесив его большим плакатом с какими-то графиками, извлечённым из-под бумажных завалов на ближайшем столе.

— Подойди поближе ко мне. Да, вот так. А теперь аппарируй.

Послушно крутанувшись на месте, Гермиона переместилась в свою комнату в доме родителей. Мама с папой наверняка были на работе, так что, бесцельно побродив по дому пару минут, она аппарировала обратно. Лаборатория ничуть не изменилась, а Томпсон по-прежнему стоял у окна с плакатом в руках.

— Как прошёл эксперимент?

— Блестяще! — улыбающийся Томпсон сложил плакат и не глядя сунул его обратно в стопку бумаг, принявшись расхаживать по лаборатории. — Аппарация сопровождается резким скачком давления, то есть ты и занимаемый тобой объём вещества исчезаешь из этого места и возникаешь в другом. Я ещё вчера обратил внимание на хлопок, с которым ты тут появилась, и сразу же предположил именно такой механизм работы этого заклинания. Кстати, ты ведь наверняка много раз видела аппарацию со стороны. Скажи, когда ты сама аппарируешь, хлопок намного громче, чем когда аппарирует кто-то по соседству?

Гермиона помедлила, а потом с удивлением ответила:

— Слушай, а ведь это странно! При собственной аппарации я не слышу хлопка вообще!

— Ничего странного, — Ричард самодовольно улыбнулся. — Если бы не существовало какого-то предохраняющего барьера, от резкого скачка давления при появлении в заполненном воздухом помещении ты бы оглохла. Смотри, при аппарации ты перемещаешься вместе с одеждой и личными вещами, а значит вместе с тобой перемещается некоторый дополнительный объём пространства, так? Вероятно, ты оказываешься в этаком невидимом коконе, который и перемещается через пространство, раздвигая своими стенками воздух в месте назначения. Кстати, что будет, если в момент аппарации рядом с тобой окажется какой-нибудь массивный предмет? Например, стена здания или человек?

— Останется на своём месте. Правда, если человек будет крепко держаться за аппарирующего, то переместится вместе с ним, это называется парной аппарацией.

— Вот как? — Ричард удивлённо вскинул брови. — Даже если аппарирующий не думает о перемещении кого-то вместе с собой?

— Именно, — Гермиона непроизвольно поморщилась, вспомнив свои злоключения при побеге из захваченного Пожирателями Министерства, и поспешила продолжить разговор. — Мне кажется, это неплохо согласуется с твоим тезисом о разумности магии. Она как-то разграничивает предметы, относящиеся к волшебнику, например его одежду или сумочку, и окружающую его обстановку, вроде мебели или напольного покрытия, на котором он стоит в момент аппарации.

— Действительно! А если ты аппарируешь из лужи или грязи, подошвы твоих туфель будут загрязнены?

— Да, как если бы я просто шагнула из лужи прямиком в место прибытия.

— Любопытно, любопытно… — протянул Ричард и тут же задал новый вопрос. — А ты можешь аппарировать в хорошо тебе известное помещение, в котором ты никогда не была?

— Как это?

— Ну, например, в бальный зал Букингемского дворца. Ты наверняка видела его по телевизору, примерно представляешь, где он находится, но никогда не была внутри.

— Наверное. Но проверять это на практике меня не тянет, — Гермиона чуть улыбнулась.

— Устроим проверку попроще. Сейчас я загляну в соседнюю лабораторию, чтобы убедиться, что там никого нет. Потом ты посмотришь на её фотографию, она висит на стенде в коридоре, и попытаешься в неё аппарировать. Что скажешь?

Гермиона с сомнением посмотрела на своего напарника:

— Можно попробовать.

Пока Ричард бегал на вахту за ключами от соседней лаборатории, Гермиона внимательно рассмотрела указанное им фото. Помещение выглядело почти так же, как и лаборатория Томпсона, только у специального сдвижного окна громоздился внушительных размеров цилиндрический прибор на массивной тумбе с подключённым к нему компьютером. Дождавшись, пока вернувшийся Томпсон убедится в том, что в лаборатории никого нет, Гермиона закрыла глаза и, вспомнив въевшиеся в сознание со времён школьных курсов слова «нацеленность, настойчивость, неспешность», аппарировала.

Открыв глаза, она убедилась, что эксперимент удался: затянутый чехлом прибор у окна и улыбающийся Ричард, открывший дверь снаружи, явно это демонстрировали.

— Молодец, Гермиона! — её напарник не скрывал своего восторга. — Эх, нам бы высокоскоростную камеру для съёмки момента перемещения… Но чего нет, того нет. Ладно, пошли обратно, надо зафиксировать результаты. Слушай, а нечистые на руку волшебники не пользуются такими возможностями для обворовывания каких-нибудь магических ювелирных магазинов?

— Нет, что ты, места хранения ценностей обязательно зачаровываются специальными чарами, препятствующими аппарации.

Закрыв соседнюю лабораторию на ключ, Ричард вернулся к компьютеру, продолжая задавать Гермионе вопросы:

— А что будет, если в хорошо известном тебе помещении изменится интерьер? Скажем, перекрасят стены или поменяют мебель? Ты всё равно сможешь туда аппарировать?

— Конечно. Точность перемещения может пострадать, особенно если на месте аппарации будет какой-нибудь предмет, но переместиться в всё равно смогу.

— Это не опасно? В смысле, если кто-нибудь переставит мебель в твоей гостиной, ты не застрянешь ногой в стуле?

— Что ты, конечно нет, — сдерживая улыбку ответила Гермиона. — Я просто окажусь рядом со стулом или, в самом худшем случае, несильно об него ударюсь.

— А если, к примеру, залить всю комнату бетоном?

— То я не сдвинусь с места, только и всего.

— Понятно… — протянул Ричард, быстро заполняя текстом электронный лабораторный журнал. — То есть магия в очередной раз проявляет свой разум. Ну а в случае какой-нибудь неявной угрозы? Допустим, комната будет заполнена ядовитым газом или место приземления будет заминировано.

— Не знаю, — чуть нервно дёрнула плечами Гермиона, — ты же не хочешь проверить это экспериментально?

— Что ты, что ты, конечно нет! Просто подумал, вдруг кто-то уже изучал этот вопрос.

— Волшебники не слишком стараются вникать в суть волшебства, — с непонятным даже для себя раздражением посетовала Гермиона.

— Поразительно! — тут же поддержал её Томпсон. — Сколько возможностей для исследований пропадает впустую! Вот, например… — он выхватил из стопки хогвартских учебников увесистый томик «Продвинутого курса трансфигурации» и раскрыл его на заложенной тетрадным листком странице, — тут пишут, что Эванеско было изучено на прошлом, то есть пятом курсе. Почему? Я могу понять, что чем сложнее структура объекта, тем труднее его создать или преобразовать, но почему уничтожение объекта настолько сложнее его превращения, которому успешно учатся первокурсники?!

— Понятия не имею, Рик, — устало ответила Гермиона. — Может, сначала разберёмся с другими видами магического транспорта, а потом вернёмся к трансфигурации?

— Да-да, прости, я немного увлёкся. В школьных учебниках почти ничего нет о ваших видах транспорта, так что я целиком и полностью полагаюсь на тебя. Что ещё у вас есть?

— Ну, если отбросить экзотику, вроде полётов на летающих животных, то остаются мётлы, камины и порталы.

— Мётлы? — Томпсон не особо успешно подавлял желание рассмеяться. — Что, прямо как в сказках?

— Да, только в сказках не пишут, насколько они неудобные, — чуть сварливо ответила Грейнджер. Звонкий щелчок по самолюбию, полученный на уроках полётов ещё на первом курсе, напоминал о себе до сих пор, так что вдаваться в эту тему она не хотела. — Ничего особо сложного, на самом деле. Руны на древке и особым образом зачарованные прутья позволяют волшебнику с высокой точностью управлять движением метлы.

— Ну, с вашими возможностями удивляться банальной левитации не стоит, ты права, — согласился Томпсон. — Но почему именно мётлы? Разве не удобнее летать на чём-то… ну, не знаю, более комфортном?

— Видимо, когда-то это казалось оптимальным решением. Существуют летающие ковры, летающие кареты, а один мой знакомый даже зачаровал летающий автомобиль, но всё это остаётся экзотикой. Сейчас мётлы используются только в качестве спортивного инвентаря теми, кто любит на них летать или играть в квиддич. Это такая магическая игра, что-то вроде воздушного футбола. Для перемещения волшебники пользуются в основном аппарацией, каминами и порталами.

— Что ж, давай поговорим о них, — Томпсон открыл очередной файл и приготовился записывать. — Я так понимаю, каминами у вас называются не устройства для отопления?

— Нет, именно их, — Гермиона вновь улыбнулась. — Большую часть времени они могут использоваться по прямому назначению, а средством транспорта становятся только если кинуть в них специальный порошок.

— И как они работают?

— Совсем просто. Ну, с точки зрения использования. Нужно просто шагнуть в камин, их специально делают высокими, в рост человека, бросить порошок и назвать место назначения. Все камины объединены в общую сеть, и каждый из них имеет собственное уникальное имя. Работу сети регулирует один из отделов Министерства магии, они же могут блокировать отдельные камины.

— Рискну предположить, что каминная сеть — относительно недавнее изобретение.

— С чего вдруг такой вывод? — удивилась Грейнджер. — Насколько я знаю, камины используются по меньшей мере несколько веков.

— Я имею в виду, недавний по сравнению с аппарацией. Просто это первый случай за все наши беседы, когда ты упоминаешь о какой-либо структуре, управляющей тем или иным волшебством.

— Ну, если под «недавним изобретением» понимать что-то, созданное за последнее тысячелетие, то ты, несомненно, прав. Раньше просто не было каминов, — не без язвительности ответила Гермиона.

— Да брось, это правда интересно. Зачем магам создавать и поддерживать эту каминную сеть, если они могут аппарировать или использовать портал?

— Аппарация работает только на сравнительно коротких дистанциях, требует серьёзного обучения и доступна лишь взрослым волшебникам. Порталы нужно зачаровывать индивидуально, а перемещение с их помощью у многих вызывает что-то типа морской болезни. А камины — самый удобный и безопасный способ магического перемещения.

— Что ж, должен признать, в смысле транспорта магический мир устроен вполне практично и явно превосходит наш. А что у вас со связью?

— Тут всё более… экзотично. Волшебники активно пишут письма, которые доставляют почтовые совы, а ещё есть возможность посылать зачарованные летающие записки, — Гермиона вспомнила свою работу в Министерстве и поспешила продолжить. — Кроме того, для переговоров можно использовать те же камины или зачарованные зеркала. И то, и другое работает примерно как видеосвязь. Можно передавать сообщения с патронусом, ну, это ты видел, а ещё существует волшебное радио, но его используют…

— Что? — Ричард, до того помечавший ответы Гермионы в электронном журнале, резко вскочил из-за стола. — У вас есть чёртово радио?! Я неделю ломаю голову над тем, как передаётся магия, а ты только сейчас соизволила сообщить, что у вас есть радио?!

— Вовсе не обязательно так кричать, — раздражённо ответила Гермиона, и лицо Ричарда тут же приобрело виноватое выражение.

— Эээ, да, извини. Просто… ну, это немного дико, ты не находишь? Магия и… радио.

— Мир магии вообще странный, — она пожала плечами. — Как по мне, наличие в нём радио далеко не самая большая его странность.

— Нет-нет, ты не поняла, это фундаментальный вопрос, — под заинтересованным взглядом Гермионы Ричард сделал пару кругов по лаборатории. — Ладно, давай разбираться по порядку. Как вообще выглядит это ваше радио?

— Я видела только приёмники. Они были… обычными. Деревянный ящик, на подставке или переносной, с ручками настройки. Если бы в него не приходилось тыкать палочкой, я бы не отличила его от старого дедовского приёмника. Но что в этом такого фундаментального?

— Дело тут вот в чём. Ты, наверное, не в курсе, но обычное электрическое поле, как и гравитационное, убывает…

— …обратно пропорционально квадрату расстояния, — с едва заметным раздражением перебила его Гермиона. Впрочем, злилась она больше на себя, чем на подозрения в невежестве. Не прочитай она за последние дни солидной стопки научно-популярных книг, она и правда этого бы не знала.

— Прости, я просто подумал, что ты не особо знакома с нашей наукой. Ну, изучение всех этих волшебных штук явно требует времени, а значит ты могла не…

— Да нет, ты прав, — неохотно признала Гермиона, прерывая его сбивчивые извинения. — Если бы не наши исследования, я вряд ли познакомилась с физикой дальше элементарных представлений о том, что не стоит совать пальцы в розетку.

— Зато теперь ты ещё лучше понимаешь, сколь уникальным даром ты обладаешь, — жизнерадостно заключил Томпсон. — Так вот, электромагнитные волны распространяются на огромные расстояния без затухания потому, что в них действуют две силы, собственно, давшие название этому типу волн. Переменное электрическое поле порождает переменное магнитное поле, а то, в свою очередь — вновь электрическое, и так до бесконечности, распространяя эти взаимообусловленные возмущения на сколь угодно огромные расстояния [24]. То есть для распространения волн нужны две компоненты — электрическая и магнитная. Сейчас, я постараюсь нарисовать.

Ричард метнулся было к доске, но на полдороги развернулся, подскочил к заваленному документами столу и принялся рыться в верхнем ящике. Отыскав кусочек мела, он вернулся к доске и принялся рисовать, попутно бормоча себе под нос:

— Говорил я профу, надо выкинуть это старьё и взять нормальную белую доску. Так нет же, всё ему недосуг! — завершив свои сомнительные художества, Томпсон отошёл от доски. — Маркерами это было бы нагляднее, но, думаю, ты уловила суть.

— Да, — Гермиона решительно кивнула, глядя на кривоватое изображение двух перпендикулярных друг другу синусоид, соответствующих векторам напряжённости электрического и магнитного поля. — Я уже видела эту картинку, кажется, у Азимова.

— Тогда ты должна понимать, что без наличия второй компоненты никаких волн не образуется, они просто затухнут в нескольких ярдах от генератора, — Ричард стёр замызганной тряпкой большую часть своего рисунка, оставив только первый пик одной из синусоид, быстро сменяющийся обвалом к нулю. — Раз ваше волшебное радио работает, значит у магии тоже есть две ипостаси, аналогичные электрическому и магнитному полям.

— А почему волшебное радио не может работать на обычных радиоволнах?

— Потому что в таком случае ваши передачи слышали бы все подряд, у кого есть HF-приёмник [25].

— Я слышала, там установлены специальные чары, аналогичные маглоотталкивающим. Если магл услышит волшебное радио, он не обратит на него внимания и примет за обычные помехи.

— Гермиона, — Ричард серьёзно посмотрел на неё. — Ты же понимаешь, что для срабатывания чар необходимо, чтобы они каким-то образом добрались до нужного места? Когда какой-то, как вы говорите, магл случайно наткнётся на волшебную радиостанцию, чары должны мгновенно его поразить. То есть в таком случае нужно признать, что одно заклинание может распространяться на сколь угодно большие расстояния с околосветовой скоростью и действовать на всём земном шаре одновременно. Слишком мощно для обеспечения скрытного радиовещания, ты не находишь?

— Пожалуй, ты снова прав, — Гермиона, в который уже раз за последние дни, погрузилась в неприятные размышления об ограниченности собственной любознательности. Вывел её из этого состояния Ричард, задав очередной вопрос.

— Вы его так и называете, волшебное радио?

— А? Да, это официальное название. Есть, конечно, независимые радиостанции, но их тоже по привычке называют также, как и министерское радиовещание.

— Ха, забавно звучит в мире, в котором и так нет проводов [26].

— Наверняка тот, кто придумал волшебное радио, просто позаимствовал его название у маглов, — отмахнулась Гермиона. — Меня волнует другое. Почему никто никогда не упоминал двуликой природы магии?

— Возможно потому, что это до сих пор никому неизвестно? Можно использовать что-то, даже не задумываясь о том, как оно работает. Например, природа магнитных свойств вещества стала понятна только в девятнадцатом веке, что не мешало нашим предкам пользоваться компасами века с десятого или около того [27]! С магией всё ещё проще. Благодаря наличию у неё разума или хотя бы умения интерпретировать желание волшебника, её можно применять, вовсе её не изучая.

— Похоже на то, — расстроенно признала Гермиона. — Но ведь тщательное изучение магии позволит использовать её ещё более эффективно?

— Конечно! — успокоившийся было Ричард вновь вскочил и принялся расхаживать из стороны в сторону. — Как минимум, мы можем с уверенностью судить о том, что магия распространяется со скоростью света. Точнее, с околосветовой скоростью, ведь коэффициент преломления воздуха будет её тормозить, но почти неощутимо. Кстати, поправь меня, если я ошибаюсь, но эта ваша магическая видеосвязь тоже работает со скоростью света, верно?

— Наверное, ведь задержка при общении через камин или сквозные зеркала совершенно не ощущается, по крайней мере, в масштабах Англии.

— Для этого скорость магического взаимодействия должна составлять... — Ричард быстро нажал несколько кнопок на калькуляторе, — никак не меньше полутора тысяч миль в секунду. Неплохо было бы измерить точно, но будем считать, что магия может распространяться со скоростью света.

— Почему тогда заклинания летят так медленно?

— Хм, — Ричард задумался. — Рискну предположить, что дело тут в волшебниках древности. Ну, откуда им было знать, с какой скоростью может работать магия? Представляя результат действия заклинания, они наверняка ориентировались на привычные им скорости — полёта брошенного копья или камня из пращи, в лучшем случае — стрелы из примитивного лука. Вот и получилось, что ваши заклинания срабатывают в сто тысяч раз медленнее, чем могли бы. Только вообрази, как бы изменился магический мир, работай магия на полной скорости!

Перед мысленным взором Гермионы предстала почему-то Беллатриса, с истерическим смехом разбрасывающаяся околосветовыми заклинаниями на руинах Хогвартса. Лестрейндж поворачивается к ней, и с её палочки соскальзывает «Авада». Мгновенная смерть, лишившаяся своего зелёного окраса. Без шансов защититься, уклониться или хотя бы успеть выпустить заклинание в ответ.

Помотав головой, чтобы отогнать эту пугающую картину, Гермиона зябко повела плечами и неуверенным голосом ответила:

— Знаешь, может, оно и к лучшему, что заклинания работают не так быстро?

После недолгой паузы Томпсон покладисто согласился:

— Конечно, тебе виднее. Так, сейчас я кое-что запишу, и мы продолжим разбираться со списком вопросов. Или хватит на сегодня?

— Нет, давай продолжим, если ты, конечно, не против.

— О, я никогда не буду против новых знаний, — с широкой улыбкой уверил её Ричард. — Можешь пока почитать мои записи с другого компьютера, я открыл доступ через локальную сеть. Всё равно кроме нас тут никого не бывает.

— Спасибо, сейчас посмотрю, что ты там понаписал, — вернувшись к родителям, Гермиона быстро восстановила подзабывшиеся было навыки обращения с магловской техникой, так что уверенно уселась за соседний стол.

* * *

[24] Ричард излагает механизм распространения электромагнитного излучения упрощённо, но без принципиальных ошибок.

[25] В Великобритании, как и в большинстве стран мира, принято разделение волн радиодиапазона в стандартах Международного союза электросвязи, то есть по частотам, а не по длинам волн. Упомянутый Ричардом HF-диапазон (High Frequency, англ. «Высокая Частота») включает в себя волны с длинами от 10 до 100 метров и соответствует отечественному КВ-диапазону. Используется как для коротковолнового радиовещания, так и для любительской радиосвязи.

[26] В оригинале волшебное радиовещание по аналогии с его реальным прототипом называется Wizarding Wireless Network (англ. «Волшебная Беспроводная Сеть»). Более того, волшебные радиоприёмники тоже называются wireless, в буквальном смысле «беспроводной». Такое сокращённое именование радиоприёмников давно укоренилось в английском языке вместо более корректного «radio receiver», подчёркивая ключевое отличие радиопередач от предшествующих им («проводных») средств связи. Однако в магическом мире, где никакого аналога телеграфа нет и не было, такой термин звучит несколько неуместно.

[27] Ричард не точен. Первые однозначные описания компаса и свидетельства его использования для навигации в Европе относятся к XII веку. В то же время, есть основания полагать, что различным цивилизациям он был известен намного раньше, по меньшей мере, со времён Античности.

Гермиона внимательно вчитывалась в электронный лабораторный журнал, вспоминая их изыскания последних нескольких дней. Пользуясь возможностями новомодного Word 2000, Ричард красиво оформил результаты их обсуждений и экспериментов в единый документ, разбив текст на отдельные параграфы, состоящие из списков вопросов и ответов. Поправив несколько неудачных на её взгляд формулировок, Гермиона сохранила файл и потянулась закрыть текстовый редактор. Неосторожно двинув рукой с мышкой, она задела высившуюся на краю стола неаккуратную стопку каких-то документов.

Реакция прошедшей войну волшебницы была отменной — бумажная кипа только начала падать на пол, как она уже подхватила её левитацией. Плавными пассами палочкой Гермиона водрузила бумаги на место. Она довольно улыбнулась обернувшемуся на шум Томпсону, но тут же нахмурилась — вместо незакрытого лабораторного журнала монитор её компьютера демонстрировал маловразумительный белый текст на синем фоне.

— Надо же, твой комп поймал BSOD [28], — подал голос Ричард. — Эти новые рабочие станции — сплошное разочарование. Чем, интересно знать, наше начальство не устроили персоналки с 95-ым или 98-ым?

— Прости, это наверняка помехи из-за заклинания, — Гермиона взглянула на появившийся на экране логотип Windows 2000. — Думаю, с ним всё будет в порядке.

— Погоди, ты никогда не говорила, что магия как-то влияет на работу компьютеров.

— Не компьютеров, а электротехники вообще.

— Тем более! Почему ты не сказала об этом сразу же?

— Потому, что этой темы нет в твоём списке вопросов. Мы же ориентируемся на него.

— Действительно… А почему тогда про это не пишут в учебниках?

— Не знаю, — Гермиона пожала плечами. — Наверное потому, что их пишут чистокровные маги, которые имеют смутные представления о том, что такое электричество.

— Но сам факт помех установлен точно?

— Да, причём чем больше магии, тем хуже работают обычные приборы. Наши эксперименты почти никак не сказываются на работе компьютеров, а вот в Хогвартсе, например, не могли бы нормально работать даже обычные лампочки.

— Но это же фундаментально! — Томпсон всплеснул руками и возобновил свои хождения из угла в угол. — Значит, магия как-то влияет на электромагнетизм.

— Это настолько странно?

— На самом деле, да. Все остальные типы взаимодействий влияют друг на друга только при экстремально высоких энергиях [29]. Есть даже теория, что при огромных энергиях различные типы взаимодействий сливаются в единое взаимодействие. Кстати, недавно в Женеве начали строить новый ускоритель. В шесть раз мощнее Тэватрона, представляешь? Может, эксперименты на нём как-то конкретизируют теорию великого объединения [30].

— Подожди-подожди, — помахала рукой Гермиона, привлекая внимание Ричарда. — Речь не о том, что магия превращается в электричество. Просто возникают побочный эффект от заклинаний в виде электрических разрядов или чего-то в этом духе.

— Вряд ли разряды, это было бы заметно, скорее… Точно! — Томпсон замер, смешно воздев указательный палец к потолку. — Наведённое напряжение! Погоди, я сейчас.

Метнувшись к двери, Ричард унёсся куда-то по коридору, оставив недоумевающую Гермиону в одиночестве. Пользуясь случаем, она решила перечитать записи Томпсона о гипотетическом магическом разуме, благо, компьютер уже перезагрузился и теперь работал как обычно.

Отсутствовал Ричард довольно долго. Гермиона успела перечитать конспекты двух последних дней их совместной работы и поправить ещё несколько пунктов, когда тот, наконец, вернулся. В руках он держал коробку с какими-то проводами и приборами, которую тут же сгрузил в свободное кресло.

— Вот, стащил из учебной лаборатории по электродинамике, — Томпсон принялся расчищать ближайший стол от сваленных на нём бумаг, перекладывая их на стеллаж у стены. — Сейчас соорудим простенький стенд для измерения наведённого напряжения. Ты же знакома с принципом электромагнитной индукции?

Гермиона досадливо поморщилась. Пара вечеров чтения научно-популярной литературы не могли заменить полноценного образования, так что, неплохо ориентируясь в общих принципах научного познания, она не имела ни малейшего представления об огромном множестве частных случаев и конкретных примеров.

— Слышала это выражение, но не более.

— Всё просто. Как я уже говорил, магнитное поле порождает электрическое и наоборот. Соответственно, всякий проводник с током является генератором слабого магнитного поля. Если поместить в него другой проводник, в нём тоже возникнет разность потенциалов и начинает течь ток. Конечно, он будет намного слабее исходного, но даже этого порой хватает, чтобы вызвать заметные проблемы, особенно если речь идёт о высоковольтных линиях электропередач. Там токи весьма значительны, и наведённое напряжение от них может наделать много бед.

— Это всё весьма интересно, но какое это отношение имеет к магии? В ней-то никаких проводников с током нет.

— Проводников нет, а электрические помехи есть. Единственное объяснение, которое приходит мне в голову, состоит в том, что магия тоже генерирует слабое магнитное поле, которое порождает наведённое напряжение в электрических цепях поблизости. Магомагнитная индукция, если пожелаешь, — озорно улыбнулся Ричард.

— А почему именно магнитное поле? Разве не логичнее, что помехи в работе электротехники возникают из-за колебаний электрического поля?

— Это было бы слишком заметно. Даже слабые электрические поля немедленно породят статическое электричество на диэлектриках. И раз твоя пышная причёска не превращается в афро всякий раз, когда ты используешь заклинания, электрические поля тут ни при чём.

— Действительно, — Гермиона улыбнулась. Приведённый Ричардом пример дал ей почву для фантазии, и скоро она едва сдерживала смех, представляя Дамблдора с распушённой от статики бородой. Тем временем Томпсон расчистил лабораторный стол и принялся сооружать на нём нехитрую конструкцию для проверки своего предположения. Соединив несколько проводов с помощью специальных разъёмов, он выложил получившийся длинный замкнутый контур по периметру стола, подсоединив к нему небольшие приборчики со стрелками. С видимым удовольствием оглядев результат своих трудов, Ричард обернулся к Гермионе:

— Ты можешь запустить какое-нибудь не опасное заклинание так, чтобы оно пролетело мимо этого провода?

— Красящее заклинание подойдёт? Оно совершенно безвредно, а его эффект нейтрализуется отменяющим заклинанием.

— Вполне. Так, вставай здесь и постарайся запустить луч заклинания как можно ближе к проводу, не задевая его.

— Это не особо удобно, — с сомнение протянула она, оглядывая низкий лабораторный стол. — Может, я увеличу ножки стола, чтобы он был повыше?

— Эм… — Ричард немного подумал. — Это нежелательно. Для чистоты эксперимента будет лучше, если на схему и приборы не будут влиять магией. Так что, если тебя не затруднит…

Вздохнув, Гермиона присела у края стола, целясь палочкой в противоположную стену. Вставший с другого края Ричард дал отмашку, и она запустила заклинание, которое тут же перекрасило солидный кусок стены из родного светло-бежевого цвета в насыщенный красный.

— Есть! — Ричард не скрывал радости. — Напряжение скакнуло!

— И что это значит? — Гермиона с интересом посмотрела на прибор, в который Ричард ткнул пальцем, и запустила заклинание ещё раз. Теперь она своими глазами увидела, как тонкая стрелка за стеклом дёрнулась вправо, тут же вернувшись в исходное положение.

— Это значит, что в нашем импровизированном замкнутом контуре возникает наведённое напряжение. То есть пролетающее заклинание действительно генерирует слабое магнитное поле!

— Подожди, но если магия распространяется по аналогии с электромагнитными волнами, то получается, что магнитное поле может генерировать магическое?

— Нет-нет, тут явно другой механизм, энергетика магнитного поля очевидно недостаточна, чтобы переносить энергии, которыми оперирует магия. Я бы предположил, что оно возникает именно как помехи, этакий отзвук распространяющегося заклинания. Впрочем, это легко проверить. Ты можешь запустить такое же заклинание, но на расстоянии в пару футов от провода?

— Хочешь проверить, насколько быстро падает наведённое напряжение в контуре при удалении от луча заклинания?

— Именно! — широко улыбнулся Ричард. — Ты поразительно быстро осваиваешься в мире научных изысканий.

— Спасибо, — вернула улыбку Гермиона, присаживаясь в стороне от стола. Она выпустила ещё одно красящее заклинание, противоположная стена украсилась ярко-жёлтым пятном рядом с красным, а Ричард довольно воскликнул:

— Я так и думал! Стоило тебе запустить заклинание чуть в стороне от контура, и наведённое напряжение сильно упало. Давай повторим это на дистанции футов в пять.

После очередного заклинания стена лаборатории с добавившимся чернильно-чёрным пятном стала напоминать бельгийский флаг, но Томпсон не обращал на этот акт магического вандализма никакого внимания.

— Да, всё именно так, как мы и думали! На таком расстоянии возмущения уже не регистрируются учебным вольтметром. Конечно, для большей точности стоило бы произвести серию измерений, но в первом приближении можно считать, что никакого самоподдерживающегося магомагнитного процесса не возникает. То есть мы имеем дело с кратковременным всплеском напряжённости магнитного поля, возникающим при пролёте заклинания. Его последствия подчиняются обычным законам электромагнетизма.

— Удивительно, какие интересные выводы нам удалось сделать из одной оговорки про помехи.

— Я же говорю, это фундаментально, — кивнул Ричард, возвращаясь к своему компьютеру, чтобы зафиксировать в электронном лабораторном журнале полученный результат. — Тут можно развить целую теорию о том, как тип и сила заклинания связаны с возникающими помехами. А есть ведь ещё чары и зачарованные предметы! Какие перспективы, нет, какие перспективы для исследований! Я добавлю в список вопросов эту тему, тут приходит на ум целая серия опытов!

— По-моему, чем дольше мы пытаемся разобраться с этим твоим списком, тем больше в нём оказывается нерешённых вопросов, — немного неуверенно заметила Гермиона, поглядывая на экран с внушительным перечнем тем для будущих обсуждений.

— Брось, сама посуди, сколько мы всего уже изучили! — Ричард прямо-таки излучал воодушевление. — Так, прежде чем переходить к тестированию заклинаний на масштаб помех от них, давай закончим с этим вашим радио. Ты могла бы достать ненужный передатчик или хотя бы приёмник?

— Насчёт передатчика попробую узнать, — кивнула Гермиона. У Джорджа скорее всего остался тот передатчик, с помощью которого они с братом и Ли Джорданом выходили в эфир с «Поттеровским дозором». — А приёмник у меня есть свой, могу прямо сейчас принести.

— Это было бы здорово! Только… — Ричард чуть замялся. — Мне хотелось бы его разобрать, чтобы посмотреть на приёмный контур. Не уверен, что смогу собрать магическую технику обратно, — обезоруживающе улыбнулся Томпсон.

— Ерунда, обычное Репаро решит эту проблему, — отмахнулась Гермиона. — К тому же, в последние годы я всё равно его не слушаю. Репертуар магического радио оставляет желать лучшего. Я сейчас.

Крутанувшись на месте в вихре аппарации, Гермиона оказалась в своей спальне. В её сундуке с чарами незримого расширения царил образцовый порядок, так что она без труда отыскала засунутый в дальнее отделение радиоприёмник.

За время отсутствия Гермионы в лаборатории Ричард успел сбегать в технический отдел и приволочь оттуда целый лоток с разными инструментами. Повертев в руках старенький магический приёмник, он выудил из лотка шлицевую отвёртку. Отвернув болты на задней крышке и ловко подцепив её отвёрткой, Томпсон добрался до внутренностей магического радио.

— Мда-а-а, фантасмагорическое зрелище, — протянул Ричард.

Заглянув ему через плечо, Гермиона увидела некое подобие простенького приёмного контура из каких-то тонких нитей вместо проводов.

— Это что, шерсть единорога? — приглядевшись повнимательнее, она быстро поправилась. — А, нет, ощутимо темнее и толще. Думаю, это волосы кельпи.

— А это что за штука? — спросил Ричард, ткнув пальцем в небольшой кристаллик, пристроившийся на обратной стороне кнопки включения. — Какой-то источник магии?

— Нет, просто её проводник и аккумулятор. Это искусственный магический кристалл, что-то вроде волшебного аналога цирконита [31]. Для включения радио нужно передать немного магии этому кристаллу, коснувшись палочкой кнопки включения.

— Ага, ага, — Ричард внимательно рассматривал немудрёную схему. — А это, я так понимаю, местный аналог динамика?

Посередине передней панели с внутренней стороны был вклеен круглый бронзовый медальон, размером едва ли больше сикля, на котором была выгравирована короткая рунная цепочка. Школьный курс древних рун лучшая ученица Хогвартса последнего столетия ещё не забыла и уверенно произнесла:

— Да, тут руны звука, усиления и насыщения. Видишь, на той стороне, за регулятором громкости, прямо изнутри корпуса выжжено несколько рун силы? Вращая ручку, можно настраивать громкость радио.

— Так, а как в этом приёмнике устроен детектор?

— Детектор? — переспросила Гермиона. Внутреннее устройство что магического, что обычного радио её никогда прежде не интересовало, и об этом элементе радиоприёмной схемы она никогда раньше не слышала.

— Ну, устройство, восстанавливающее сигнал, чтобы его можно было воспроизводить. Радиопередатчик вещает на опорной волне определённой частоты, а сигнал, в нашем случае аналоговый, передаётся методом модуляции волны с этой частотой. Соответственно, в приёмнике должно быть специальное устройство, которое по принимаемым колебаниям опорной волны восстанавливает исходный сигнал, — пошарив глазами по внутренностям приёмника, Томпсон наклонил его от себя и указал на нижнюю его часть. — Так, судя по всему, его роль играет вот эта странная штука.

Указанная Томпсоном странная штука оказалась прямоугольной металлической пластиной с нанесённым на неё очередным набором рун, к которой были подведены «провода» из волос кельпи. Над пластиной крепилась вставленная в паз на лицевой стороне приёмника медная каретка, двигающаяся вслед за ручкой регулятора. С трудом разобрав мелкие закорючки рунной цепочки, Гермиона удовлетворённо кивнула:

— Ага, тут рунные конструкции поиска, усиления и отсечения лишнего. Смещая этот бегунок, можно настраиваться на нужную частоту.

— То есть детектор тут совмещён с частотным фильтром? Оригинально, нечего сказать, — Томпсон аккуратно перевернул приёмник. — Ага, а вот и шкала настройки. Хм, если это в мегагерцах, то… Да, HF-диапазон, насколько я могу судить. Что ж, как ни странно, перед нами обычный радиоприёмник, с той лишь разницей, что сделан он не на лампах или микросхемах, а на рунах. В остальном всё стандартно: приёмная антенна из волос этой, как её…

— Кельпи, — подсказала Гермиона.

— Да, её. К ней подключён усилитель, фильтры, детектор и динамик. Можешь продемонстрировать, как всё это работает?

Согласно кивнув, Гермиона коснулась палочкой кнопки включения, немного повозилась с регулятором и наконец поймала министерскую волну. В меру приятный голос Селестины Уорлок пел про котёл, полный горячей любви.

— Обеденное время, передачи для домохозяек, — вздохнула Гермиона. Любимую исполнительницу миссис Уизли она находила излишне слащавой.

— Весьма чистый звук для такого простого устройства, — заметил Томпсон, заглядывая во внутрь работающего радио. Руны еле заметно светились, сигнализируя, что по ним пробегает магический разряд.

— Это же магия, — пожала плечами Гермиона. — Руны отсечения лишнего работают лучше любого детектора.

— Поразительные возможности, — отстранённо пробормотал Ричард, думая о чём-то своём.

Он ещё минуту бесцельно буравил взглядом каретку на рунном регуляторе, и Гермиона негромко прокашлялась. Оторвавшись от созерцания внутренностей старенького приёмника, Томпсон тут же энергично воскликнул:

— Поверить не могу, у создателя этой штуки была готовая технология производства магических приборов и всё, что он с ней сделал — скопировал развалюху Маркони! Я ведь правильно понимаю, что никаких аналогов магических радаров или радиотелефонов у вас нет?

— Нет, что ты. Радио и то не особо популярно.

— Чёрт возьми, но почему?! Это ведь огромное пространство возможностей! Даже изобретать ничего особо не нужно, можно просто копировать радиотехнику, заменяя сложные транзисторные или ламповые схемы этими вашими рунами!

— Волшебники привыкли пользоваться артефактами, а не приборами. В конце концов, то же радио большинство чистокровных магов считает убогой и неполноценной подделкой под сквозные зеркала. Маги много веков совершенствовали чары, вплетая в них рунические конструкции, так что артефакты от настоящих мастеров имеют поразительные возможности. Им просто не нужно изобретать колесо [32].

— Но волшебное радио ведь пользуется спросом!

— Как и волшебный поезд, — грустно улыбнулась Гермиона. — Это всего лишь удачные заимствования изобретений маглов. Никакой магической технологии за этим не стоит.

— Н-да, не весело… Ваш нездоровый индивидуализм вас погубит, — пробормотал Ричард. Гермиона поморщилась, но решила не развивать неприятную тему. Не обративший внимания на её мимику Томпсон приладил крышку радио на место и вернул приёмник его владелице. — Ладно, предлагаю на сегодня заканчивать. Мне нужно ещё привести в порядок записи, а вечером я должен связаться с профом, он собирался рассказать последние новости с конференции.

— А я постараюсь раздобыть у моего друга магический передатчик и выяснить историю применения Непреложного Обета, — согласно кивнула Гермиона, одним движением палочки возвращая лабораторной стене её первозданный цвет. — До встречи завтра, Рик.

— Пока, хорошего вечера.

Кивнув на прощанье, она аппарировала домой. Не откладывая дел в долгий ящик, Гермиона черканула очередную записку Гарри и отправилась в Косой переулок, разыскивать Джорджа Уизли.

* * *

[28] BSOD, Blue Screen of Death (англ. «синий экран смерти») — сленговое название сообщения о критической ошибке Windows, приводящей к необходимости перезагружать операционную систему.

[29] Ричард не точен: теории великого объединения предполагают слияние на высоких энергиях сильного, слабого и электромагнитного взаимодействий, то есть трёх из четырёх фундаментальных взаимодействий, исключая гравитацию.

[30] Имеется в виду Большой Адронный Коллайдер (БАК), строительство которого началось в 2001 году. Экспериментально проверить на нём ту или иную теорию великого объединения, однако же, невозможно — для этого потребуется энергия, в миллиарды раз большая, чем максимально достижимая на БАК. Тем не менее, различные теории великого объединения рассматриваются, пусть и в сугубо теоретическом плане, как возможный первый шаг к формулированию теории, объединяющей все четыре вида взаимодействия, включая гравитационное.

[31] Цирконит — диоксид циркония, искусственный кристалл, визуально похожий на алмаз, и потому часто использующийся для имитации бриллиантов. Кроме использования в ювелирном деле имеет широкое промышленное применение. На постсоветском пространстве обычно называется фианитом, в честь Физического Института АН, в котором он был впервые синтезирован.

[32] Английская идиома (англ. «reinvent the wheel»), аналог русского «изобретать велосипед», придумывать то, что уже придумано.

Утро следующего дня застало Гермиону в Косом переулке. Вчера, сунувшись было сюда после обеда, она нос к носу столкнулась с Лавандой Браун. Кажется, та была уже не Браун, но своего неуёмного любопытства от этого не растеряла, тут же набросившись на Гермиону с расспросами. Кое-как отговорившись спешкой, она предпочла аппарировать домой. Не имея ни малейшего желания лишний раз выслушивать расспросы знакомых, Гермиона решила заглянуть к Джорджу на следующий день с утра пораньше, справедливо полагая, что по случаю каникул большинство юных посетителей магазинчика волшебных вредилок предпочтут поспать подольше. Так и оказалось — кроме скучающего за прилавком Джорджа в зале обнаружилась только парочка незнакомых хогвартских старшекурсниц, самозабвенно обсуждающих друг с другом достоинства и недостатки разных вариантов «Грёз наяву».

— Рад видеть, — приветливо кивнул Джордж. — Слышал, у тебя с моим братцем вышла… небольшая размолвка. Надеюсь, это не повлияет на наше сотрудничество?

— Мерлин, конечно нет, — закатила глаза Гермиона. После войны, чтобы отвлечься от министерской рутины, она вместе с Роном помогала Джорджу с магазином. Среди прочего, она придумала немало полезных магических мелочей, пользующихся неизменной популярностью у школьников.

— Вот и славно, — довольно осклабился Джордж. — Ты же знаешь, мои мозги повёрнуты в сторону всяких разрушительных штук, а не созидательных. Терять твой светлый ум из-за такой малости было бы обидно.

— Я думала, ты… — она запнулась, подбирая слова, — ну, не знаю, попытаешься помирить меня с Роном.

— Брось, я же не моя мама, — легкомысленно отмахнулся Джордж. — К тому же, я выиграл у Анжелины пять сиклей. Я ставил на то, что ты не вернёшься к Рону минимум неделю.

Титаническим усилием воздержавшись от комментариев, Гермиона перешла к делу:

— Слушай, у тебя не осталось радиопередатчика, с помощью которого вы выходили в эфир с «Поттеровским дозором»?

Глаза Джорджа на секунду подёрнулись пеленой, как бывало всегда, когда он вспоминал о Фреде, и Гермионе тут же стало совестно. Впрочем, секундное наваждение прошло, и Джордж бодро ответил:

— Конечно, куда он денется. Валяется тут где-то в подсобке. А что? Хочешь взорвать эфир, срывая покровы с министерской бюрократии?

— Нет, всего лишь разобраться в том, как работает магическое радио, — вполне честно ответила она.

— Увы, тут я тебе не помощник, — развёл руками Джордж. — Пошли сову Ли Джордану, может, он в этом шарит.

— Да я сама хотела разобраться, — Гермиона обоснованно сомневалась, что сможет получить от бессменного комментатора хогвартских квиддичных матчей более развёрнутое объяснение, чем универсальное «это же магия». — Вот если бы ты мог одолжить мне передатчик…

— Бери, конечно. Мне он всё равно без надобности. Я сейчас, — бросил Джордж и исчез в подсобке.

Отсутствовал он недолго, вскоре вытащив довольно громоздкий прямоугольный аппарат на массивной подставке. Гермиона с сомнением оглядела пугающих размеров конструкцию, поинтересовавшись:

— Не знаешь, кто его произвёл?

— Немцы, кажется. Да, вон, написано, — Джордж ткнул пальцем в потёртый шильдик на боку аппарата. — «Zaubereifunken, m.b.H.».

— Основательное устройство, — задумчиво кивнула Гермиона, размышляя о том, как ей транспортировать этот ящик в лабораторию.

— Если что, он нормально переносит чары незримого расширения, — подсказал Джордж.

— Ну, конечно! — Гермиона под смех своего компаньона картинно приложила ладонь к лицу. — Тогда я захвачу свою сумочку и загляну завтра утром, ладно?

— Конечно. Передатчик пока постоит тут, под прилавком. Завтра я, скорее всего, буду торговаться с травниками за новые поставки асфоделя, так что просто заберёшь его у Анжелины, я её предупрежу.

Поблагодарив Джорджа и распрощавшись, Гермиона поспешила на Гриммо, где её встречал сменившийся с дежурства Гарри в компании Кикимера.

— Тебя там не слишком задёргали на дежурстве? — обеспокоенно произнесла Гермиона после обмена приветствиями. — Я могу зайти и завтра, если хочешь.

— Не, сегодня было спокойно, даже выспаться удалось нормально. А завтра Джинни возвращается со сборов. Думаю, ты не слишком расположена с ней общаться.

— Ты удивительно проницателен, — поморщилась Гермиона. Хотя с Джинни у неё сложились ровные дружеские отношения, её чрезмерная настойчивость в деликатных вопросах порой раздражала. Гермиона не сомневалась, что по возвращении Джинни с тренировок ей в любом случае придётся давать подруге развёрнутые комментарии об отношениях с её братом, но лезть в это раньше времени не хотелось.

— Стараюсь, стараюсь, — покивал Гарри. — Так что за вопрос ты хотела со мной обсудить?

— Ерунда, на самом деле, — смутилась Гермиона. — Мне стало интересно, как часто срабатывают Нерушимые обеты.

— Хороший вопрос, — Гарри почесал затылок. — Даже не знаю, чем я могу тебе в нём помочь.

— Но ведь все Нерушимые обеты и магические контракты должны регистрироваться в департаменте магического правопорядка. Ты не мог бы выяснить, как часто это происходит? Если это не секретная информация, конечно, — поспешила уточнить она.

— Теоретически должны, — кивнул Гарри. — Но на деле там фиксируют только внутренние магические соглашения, в основном подписки о неразглашении, которые мы собираем с важных свидетелей.

— Получается, все остальные нарушают закон? — с удивлением подняла брови Гермиона. — Но почему?

— Обычно, что магические договоры, что, уж тем более, обеты касаются чего-то важного или ценного, — начал объяснять неплохо разбирающийся в этом Поттер. Должность заместителя главы аврората обязывала. — Люди стараются об этом не распространяться, а у министерства просто нет инструментов, чтобы за всеми следить. Сама посуди, разве будет какой-нибудь Малфой добровольно сообщать министерству обо всех своих сомнительных сделках?

— Всё равно это как-то… — Гермиона неопределённо помахала рукой, пытаясь подобрать подходящее определение такому вопиющему игнорированию закона.

— Неправильно? — подсказал Гарри.

— Ну да, — она согласно кивнула. — Зачем нужен закон, если его никто не выполняет?

— Ты же отлично понимаешь, что такой закон далеко не единственный. Вон, вспомни анимагию. Теоретически её нужно регистрировать под страхом Азкабана, практически же… — Гарри махнул рукой.

— Н-да, и с законами о регулировании магических существ такое же творится, — пробормотала Гермиона, вспоминая свою не слишком успешную карьеру в министерстве. — Но ведь магические договоры, в отличие от анимагии, заключаются часто. Неужели все волшебники так злостно игнорируют закон?

— Во-первых, их заключают не так-то и часто. Никто не будет брать на себя магические обязательства ради заурядного договора на поставку каких-нибудь сушёных златоглазок. А, во-вторых, для этого нужно зачарование на рунах, оно довольно сложное. Значит, надо обращаться к специалистам, платить им деньги и разглашать суть договора.

— Сложное? — удивилась она. — Это же материал пятого курса Хогвартса! Ну, с учётом литературы для дополнительного чтения.

— Ха-ха, для тебя-то конечно, а большинство магов и базовый-то школьный курс через пару лет забывают, — рассмеялся Гарри. — Вон, на той неделе мы ловили хулигана, который вместе с цветами преподнёс в подарок девушке живые дьявольские силки. Так эта девица не только не вспомнила «Люмос Солем», но даже не догадалась спокойно постоять, пока ей пытались оказать помощь! Хорошо ещё, что неудачное свидание проходило у Фортескью. Другие посетители быстро сориентировались и выжгли вредное растение. А ведь дьявольские силки — и вовсе материал первого курса.

— Какой ужас, — поразилась Гермиона. — За что он так с ней?

— Да как обычно, девушка отказала парню, а тот решил её таким образом проучить.

— Вы его поймали?

— Конечно. Он не придумал ничего лучше, чем заявиться в «Кабанью голову» и с шальными глазами просить Аберфорта его спрятать. Наш осведомитель подумал, что он кого-то убил, и дежурный отряд повязал его уже через три минуты.

— Что с ним теперь будет?

— Да впаяли ему штраф, — махнул рукой Гарри. — Вреда здоровью-то не было, девушка отделалась лёгким испугом. Теперь он выплатит ей тридцать галлеонов и ещё столько же — в пользу министерства, и будет свободен.

— Чего только в жизни не бывает, — философски заметила Гермиона, силясь вспомнить, о чём они изначально говорили.

— Ты спрашивала про магические контракты, — заметив её заминку, любезно напомнил Гарри.

— Ах, да, контракты. Получается, отследить исполнение таких договоров могут только их стороны, раз министерской регистрацией все пренебрегают?

— Ну да, в этом и состоит их удобство, — кивнул Гарри. — Конечно, если участники договора не против потратить деньги на мастера рун и готовы доверить ему свои секреты. Кстати, почему ты заинтересовалась этим вопросом? Готовишься заключить с кем-то магический договор?

— Да нет, — она легкомысленно усмехнулась. — Просто скуки ради перебирала школьные конспекты по древним рунам и вспомнила об их использовании в зачарованных контрактах.

— Рад, что ты не изменилась после ухода из министерства, — тепло улыбнулся Гарри. — Перечитывать школьные конспекты, чтоб развеять скуку, надо же.

Гермиона шутливо толкнула его в бок и поспешила переперевести разговор на другую тему. Врать своему лучшему другу было отчаянно неприятно, но и рассказывать Гарри об их с Томпсоном исследованиях не хотелось. Хотя она и не сомневалась в том, что Гарри нормально отнесётся к её исследовательским порывам, привитая войной осторожность напополам с совестливостью не давали ей рассказать ему правду. Как же, она, героиня войны, в недавнем прошлом — ответственный работник министерства, и вдруг столь злостно нарушает Статут секретности! Так что, немного поболтав с Гарри о том, о сём, Гермиона с чувством облегчения аппарировала в лабораторию.

Томпсон уже был на месте и возился с объёмистым туристическим рюкзаком. Обернувшись на хлопок аппарации, он приветливо махнул рукой:

— Рад видеть. Ну что, готова к новым экспериментам?

— Конечно, — несмотря на разочаровывающий итог разговора с Гарри, она искренне улыбнулась. Неиссякаемая энергия и оптимизм Ричарда всегда повышали ей настроение. — Что изучаем сегодня?

— Ускорение. И для этого нам понадобится… — Томпсон покопался в своём рюкзаке и извлёк из него снежный шар, изображающий гору Рашмор со знаменитыми скульптурами, — вот эта штука.

— Красиво, — заметила Гермиона, разглядывая миниатюрные каменные головы американских президентов.

— Ага, племянница привезла из путешествия за океан. Сейчас, нужно подготовиться к эксперименту, — с усмешкой сказал Ричард, основательно встряхивая сувенир. Пластиковый снег закружился вьюгой, равномерно заполняя собой весь объём игрушки. — Подними его левитацией.

Послушно подняв шар в воздух чарами левитации, Гермиона вопросительно посмотрела на своего напарника. Тот с минуту молча разглядывал шар, снежинки в котором начали потихоньку опускаться на дно, а затем тряхнул головой и решительно произнёс:

— Нет, так дело не пойдёт. Надо использовать точные приборы.

Вновь нырнув в свой рюкзак, он вытащил из него небольшую металлическую коробочку из-под чая. Неплотно прикрытая крышка пропускала тонкий провод, смотанный в неаккуратную катушку снаружи коробки. Ричард пояснил:

— В этой коробке лежит акселерометр. Я одолжил его по случаю у своего бывшего однокурсника с полгода назад, и никак не могу его вернуть. Сто лет его не видел. Засел со своими испытаниями чего-то жутко секретного в BAE [33], никак не могу вытащить его на встречу. Ну, оно и к лучшему, зато у нас есть отличный ёмкостной акселерометр для эксперимента.

— Хочешь сказать, твой приятель вынес этот прибор с секретного производства?

— Что? Конечно, нет, ха-ха-ха, — рассмеялся Ричард. — Это же обычный акселерометр! Джон увлекался вибрационными испытаниями ещё в универе, так что купил его на нашем третьем курсе. Помню, как-то раз… эээ… будучи не совсем трезвым, он до смерти перепугал соседскую кошку, пытаясь приладить акселерометр ей на хвост.

— У вас схожий подход к исследованиям, — иронично усмехнулась Гермиона.

— На этом и стоим, — улыбнулся Ричард. — Кошка, должен заметить, тогда не пострадала. Чего нельзя сказать о руках Джона, ха-ха. Так вот, этот простенький прибор имеет цифровой вывод данных. Грубо говоря, после подключения к компу он будет писать лог-файл с данными о своём ускорении.

Размотав провод и воткнув его в порт на задней панели рабочей станции, Ричард недолго провозился с какими-то программами и продемонстрировал заинтересованной Гермионе результат. В открытом файле было четыре колонки, первая из которых содержала время в секундах, две другие были заполнены нулями, а последняя в каждой строке содержала число 32.174 [34], которое то и дело увеличивалось или уменьшалось на одну тысячную.

— Как видишь, акселерометр отъюстирован «на невесомость». То есть он учитывает ускорение свободного падения на Земле, которое сейчас и показывает. Стоит нам приложить к нему силу, — Ричард поднял акселерометр со стола, — и значение тут же изменится.

Обновив лог-файл, Томпсон продемонстрировал ту же таблицу, в которой все три столбца с данными были заполнены какими-то числами.

— Вообще-то акселерометр фиксирует ускорение по всем трём осям по отдельности, но нас пока что интересуют только вертикальное ускорение. Будем надеяться, помехи из-за магии не помешают его измерить.

— Мне нужно просто поднять его левитацией?

— Для начала подними коробочку с лежащим в ней акселерометром, — распорядился Ричард, возвращая прибор в коробку из-под чая.

Дождавшись отмашки Томпсона, Гермиона плавным движением палочки подняла коробочку в воздух, заставив её зависнуть в полуметре над столом.

— Так, теперь опускай её обратно, — скомандовал Ричард. — Сейчас включу Grapher [35] и покажу результат наглядно.

Подождав, пока бывшее чайное вместилище вернётся на своё место, Томпсон быстро покликал мышкой, прописал какие-то значения в появившемся диалоговом окне и удовлетворённо крякнул. На экране появился график с двумя явно выраженными скачками, похожими на кардиограмму.

— Видишь, — Томпсон ткнул курсором мыши в первый из них, — вот ты поднимаешь коробочку левитацией. Сначала ускорение увеличивается, ведь изначально коробочка покоилась относительно Земли, а ты придала ей некоторую скорость. Потом ускорение коробки становится меньше ускорения свободного падения, когда скорость снова возвращается к нулю и она зависает в воздухе. Кстати, оцени плавность изменения ускорения, руками ты никогда не сможешь разгонять и тормозить такую коробочку столь же равномерно. Вот коробочка висит в воздухе, ускорение обычное, и, наконец, — он указал на второй скачок, — ты опускаешь её обратно на стол, совершая обратный процесс. Ускорение сначала падает, ведь вертикальная скорость получается отрицательной, а потом растёт, когда ты тормозишь коробочку, чтобы положить её на стол.

— Ускорение меняется так заметно при подъёме всего на пару футов? — удивилась Гермиона.

— Эээ, нет, тут же условная шкала, привязанная к величине изменения, а не к нулю, — Томпсон поменял какие-то значения в окне свойств графика, сделав цифры вдоль вертикальной оси покрупнее. Теперь Гермиона ясно видела, что изменения ускорения не превышали одного фута на секунду в квадрате.

— А, понятно, — она немного подумала, а потом уверенно продолжила. — Ну да, примерно на фут за секунду я и подняла коробку с акселерометром.

— Грубое сравнение, ведь за эту секунду ты успела сначала разогнать коробочку, а потом затормозить, но да, так примерно и есть. Давай теперь попробуем провести несколько вариантов этого эксперимента.

Последующие двадцать минут они потратили, разными способами воздействуя левитацией на коробку с акселерометром. По указаниям Ричарда Гермиона пыталась поднимать и опускать коробочку то плавнее, то резче, поднимала её с пола до потолка и перемещала по лаборатории горизонтально, благо, длина провода акселерометра позволяла чувствовать себя достаточно свободно. На графиках исправно менялись масштабы фиксируемых ускорений, но принципиально результат оставался прежним: акселерометр честно показывал изменения ускорения при использовании чар левитации.

Казалось, Ричард был не очень доволен этим результатом и после очередного катания акселерометра в коробочке по лаборатории предложил:

— Попробуй теперь поднять сам акселерометр без коробки.

Привычно махнув палочкой, Гермиона заставила миниатюрный приборчик взлететь над лабораторным столом, повисеть в воздухе полминуты, а потом аккуратно вернуться на место. Пощёлкав мышкой, Ричард, однако же, вместо очередного графика получил только сообщение об ошибке.

— Странно, Grapher чудит. Сейчас посмотрим по данным. Ага, несколько значений выпало, видимо из-за магических помех, — Ричард ткнул пальцем в экран, где в лог-файле вместо чисел в нескольких строчках стояло невразумительное NaN [36].

— Да, похоже, магические помехи подействовали. Всё же в коробке прибор был хоть как-то экранирован.

— Ну да, ну да, — задумчиво пробормотал Ричард, повертев пустую коробку в руках. — Ладно, сейчас интерполирую недостающие значения, всё равно их не так много.

Спустя пару минут все ошибочные строки были вычищены, и парочка юных исследователей обескуражено воззрилась на построенный график, представлявшей собой прямую линию. Небольшие колебания не превышали погрешности измерения. Для уверенности Ричард открыл лог-файл и быстро прокрутил его, на глаз проверяя правильность построения графика. Ошибки быть не могло — акселерометр упрямо отказывался фиксировать сколько-нибудь значительное ускорение в ходе своего короткого полёта.

— И что это значит? — прервала затянувшееся молчание Гермиона.

— Что магия в очередной раз демонстрирует нам свой разум, — на удивление невозмутимо ответил Ричард. — Смотри, акселерометр измеряет ускорение за счёт инерции чувствительного элемента. В механических акселерометрах растягивалась или сжималась пружина, а тут деформируется специальный транзистор, за счёт чего меняется текущий через него ток [37]. В обычных условиях сила прикладывается к корпусу акселерометра, а инертные компоненты датчика позволяют измерить ускорение. Магия же прикладывает силу распределённо ко всему объекту, включая его внутренние части.

— То есть, когда я поднимала коробку, магия не действовала на акселерометр?

— Именно! Для акселерометра в коробке не было никакой разницы, подняла её в воздух твоя магия или твоя рука. А вот при воздействии заклинания левитации на сам акселерометр, оно подействовало не только на его корпус, но и на чувствительные элементы.

— Хочешь сказать, магия обманывает законы инерции?

Томпсон задумался ненадолго, потом решительно покачала головой:

— Нет, не думаю. По крайней мере, не в этом случае. Смотри, инертная масса никуда не девается, просто сила действует на неё идеально равномерно. Не исчезает и ускорение, ведь по определению это — скорость изменения скорости, а она для прибора в целом отлична от нуля. Просто технические ограничения самого акселерометра не позволяют её измерить, только и всего.

— Хм… — какая-то мысль на краю сознания не давала Гермионе покоя. — Но ведь воздействие ускорения на предметы, насколько я понимаю, определяется именно неравномерностью приложения силы, так?

— Что ты имеешь в виду? — не понял Томпсон. — Предмет меняет свою скорость под воздействием силы и величина этого изменения…

— Нет-нет, я не про это, — перебила его Гермиона. — Смотри, если ты упадёшь с крыши, то покалечишься не за счёт самого ускорения, а за счёт того, что оно будет действовать на тебя неравномерно, ломая ноги или вроде того.

— Какие-то у тебя негуманные примеры, — передёрнул плечами Томспон. — Но да, конечно. Это как с перегрузкой в самолёте или космической ракете. Опасна не она сама по себе, а изменение веса тела человека. Не будет этого изменения, не будет и травм.

— Отлично! — просияла Гермиона. Заметив, что Ричард не особо понимает причины её радости, она пояснила. — У нас был… практикум по защите от тёмных искусств, на котором мы тренировали обезоруживающее заклятие. Сильные ученики могли не только вырвать с его помощью палочку из рук оппонента, но и отбросить его в сторону. На тренировках мы даже подстилали специальные мягкие маты, чтобы было не больно падать. Во время одного из таких занятий я обратила внимание, что само отбрасывание при попадании заклинания не причиняет ни малейшего неудобства, тогда как падение бывает весьма болезненно. Непонятная мягкость магического воздействия показалась мне странной, но до сегодняшнего дня объяснения этому у меня не было.

— А что на этот счёт говорил ваш преподаватель этой защиты?

— Ну… ты же понимаешь, маги обычно отделываются ответом, что это магия, — развела руками Гермиона. На деле она вспоминала занятия в «Армии Дамблдора», которые проводил Гарри. Очевидно, спрашивать его насчёт теоретических тонкостей применяемых заклинаний было бесполезно. В книгах ничего дельного на этот счёт найти ей тоже не удалось, а выяснять ответ ни у Амбридж, ни у Снейпа в следующем году особого желания не было.

— Да, если магия отталкивает волшебника не грубым ударом в грудь, а таким же всеобъемлющим воздействием, то он не почувствует дискомфорта. Интересная особенность магии, кстати, надо её отметить в журнале, и можно будет переходить к изучению перераспределения магией импульса. Ты не могла бы сформулировать часть про отталкивание при использовании этого заклинания обезоруживания, пока я оформлю результаты наших замеров с акселерометром?

— Конечно, сейчас всё опишу, — покладисто кивнула Гермиона, усаживаясь за соседний компьютер. Успех с механикой воздействия Экспеллиармуса окрылил её, и она уже перебирала в уме все те многочисленные вопросы, которые оставались без ответа во время её учёбы в Хогвартсе.

* * *

[33] Имеется в виду BAE Systems plc — крупнейшая британская компания-производитель вооружений и промышленной продукции.

[34] Ускорение свободного падения выражено в футах на секунду в квадрате и соответствует стандартному ускорению свободного падения 9.806 м/с2. Хотя многие современные лабораторные измерительные приборы британского производства используют метрическую систему мер, большинство приборов для внутреннего использования всё ещё оперируют английской системой или (в случае программируемых устройств) имеют опциональное переключение между ними.

[35] Имеется в виду Golden Software Grapher, программа для построения двумерных графиков по массивам данных.

[36] NaN (англ. «Not-a-Number», не число) — запись в формате числа с плавающей запятой, которое программе не удалось рассчитать. Возникает, например, при делении на ноль, извлечении квадратного корня из отрицательного числа и т.д.

[37] Ричард не точен в описании работы ёмкостного акселерометра. Вместо «специального транзистора» в нём установлен пьезокристалл под нагрузкой инертной массы. При возникновении ускорения её инерция деформирует кристалл, за счёт чего на его границах возникает разность потенциалов, конвертируемая в сигнал акселеромтра благодаря прямой пропорциональности между снимаемым с кристалла напряжением и степенью деформации, т.е. измеряемого ускорения.