Подавленные воспоминания (джен)

Драко мало что помнит из детства. Но он помнит девочку. Малышку с каштановыми волосами и карими глазами. Он помнит ее смех, голос, но никак не может вспомнить лицо.

* * *

Белокурый мальчик.

Девочка с каштановыми волосами и красным бантом.

Звук раскачивающихся качелей.

— Как тебя зовут?

— Мама не разрешает мне разговаривать с незнакомцами.

— Я Драко. Драко Малфой. Теперь мы знакомы.

* * *

Есть что-то в этой девочке, которая ему снится. Что-то чистое и нетронутое, настоящее. Будто она больше, чем просто сон. Будто она реальна. Воспоминание.

Но у него не может быть воспоминаний о ней, ведь так? Иначе он бы смог ее вспомнить. Но он не может.

Она просто девочка с приятным голосом и прелестным смехом. Девочка, скрывающаяся в его снах. И он бы хотел, чтобы она была реальной.

* * *

Зеленое платьице.

Серебряные бантики.

Песок в его туфлях и в ее волосах.

— Мои родители — дантисты.

— А что они делают?

— Они заботятся о зубах.

— Я не думал, что маглам нужно, чтобы об их зубах кто-то заботился.

— Кто такие маглы?

* * *

Восьмилетний Драко удивляется, почему она во всех его снах, кроме кошмаров — там ее никогда нет. И он этому рад, потому что она бы испугалась, а он не хочет ее пугать. Но во всех других снах она есть. В них она почти не перестает болтать. Но иногда просто стоит, наблюдая за ним. У нее любопытные карие глаза и каштановые кудрявые волосы.

Это все, что он видит. Ее глаза, волосы и время от времени наряд. Он никогда не видит ее лица. Он даже не знает ее имени.

* * *

Дождь.

Влажный воздух.

Червяки, грязь и дождевая вода. Розовые резиновые сапоги.

— Какой у тебя папа?

— Мой… папа?

— Я встретила твою маму, и она показалась мне очень милой. Но я никогда не видела твоего папу.

— Он… Он не любит таких, как ты…

— Каких?

— Девчонок. У вас вши.

— Неправда! Они у мальчишек!

Визг.

Смех.

Всплеск воды.

* * *

Ему интересно, существует ли она на самом деле. А если и так, почему он не помнит ее? Почему нигде ее не встречал?

В девять лет он рассказывает маме о девочке, что снится ему. Мама неодобрительно на него смотрит, и он сжимается под взглядом ее голубых глаз, обычно таких теплых и манящих, но сейчас холодных и отстраненных.

— Это просто сновидения, Дракон, — говорит она ему.

И, по какой-то причине, впервые за всю свою жизнь, он не верит ей. И не понимает, почему она лжет.

* * *

Снежинки.

— Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?

— Не знаю. Я никогда не задумывался над этим всерьез.

— Я хочу быть писательницей.

— Вот так сюрприз.

Смешок.

Шлепок.

— Я думаю, ты станешь хорошей писательницей.

— Я думаю, ты станешь хорошим, что бы ты ни делал.

Горячее какао и зефир.

* * *

В десять лет он осознает, что были мгновения, которые он не помнит. Какая-то брешь в его воспоминаниях о детстве, которую не закрыть. Будто в суматохе он растерял фрагменты своей жизни.

Время от времени он может вспомнить достаточно, чтобы воссоздать картину прошлого. Но она никогда не бывает полной. Будто изображение, потемневшее и потрескавшееся от времени. Ты можешь увидеть контур, формы и цвета, но ты не видишь предмет целиком. Она и есть тот предмет. Без лица. Без имени.

Она реальная.

По крайней мере, для него.

* * *

Солнечный свет.

Щебет птиц.

Распускающиеся цветы.

Почки на деревьях.

— Твой папа тебя любит?

— Мой папа? Конечно, мой папа любит меня. А что?

— Я думаю, мой меня не любит.

— Почему?

— Он никогда не говорил мне этого. И он постоянно сердится. Постоянно.

— Твой папа любит тебя. Он не может не любить, он же твой папа.

* * *

Драко слышит, как ругаются его родители. Он стоит за дверью отцовского кабинета и слушает, хотя знает, что не должен этого делать. Они говорят громким шепотом, в голосе матери слышится гнев, в голосе отца — раздражение.

Мама говорит, что они совершили ошибку.

(Что же они сделали?)

Отец отвечает, что они договорились никогда не возвращаться к этому.

Да, но их сын начал что-то подозревать.

— Он знает?

— Нет, но рано или поздно догадается.

— Хорошо, тогда пока он…

— Люциус, я говорила тебе, что это ужасная затея.

Драко не понимает, что происходит. Он хочет спросить, что они сделали, но боится ответа. Хотя какая-то часть его уже всё знает. Это связано с девочкой из его снов.

С девочкой из его прошлого.

* * *

Песочные замки.

Водоросли.

Игрушечные кораблики.

— Можно однажды я на тебе женюсь?

— Драко! Нам всего по шесть лет!

— Поэтому я и говорю однажды.

Смешок.

— Да, однажды я выйду за тебя.

* * *

Спустя некоторое время его сны становятся более живыми, настоящими. Такими настоящими, что он торопится быстрее уснуть и не хочет просыпаться. Он хотел бы остаться в мире снов навсегда.

Там он счастлив. Беззаботен.

Драко не может вспомнить, когда вообще был счастлив или беззаботен в этом мире.

* * *

Грязные ботинки.

Ободранные коленки.

Оранжевая, красная и желтая листва.

— Я больше не могу с тобой видеться.

— Ч-что? Почему? Я сделала что-то не так?

— Нет, ты ничего не сделала. Я сделал.

— Что ты сделал?

— Я… я не могу тебе сказать. Просто… Мой отец, он…

— Не любит девочек… Может быть, мы бы могли поговорить с ним? Может, я бы ему понравилась?

— Нет. Мне жаль.

— Я бы хотела всегда быть с тобой.

— Я тоже.

* * *

Обливиэйт.

Она узнает его со второй встречи. Он ей знаком, и, по какой-то причине, сказанные им слова ранят ее больше, чем должны.

* * *

Мальчик.

Со светлыми волосами и темно-серыми глазами.

С заразительным смехом и красивой улыбкой.

С хорошим чувством юмора и добрым нравом.

* * *

Гермиона узнает его со второй встречи. Она не знает почему. Будто дежавю.

Ее внимание привлекают светлые волосы мальчика. Он идет впереди остальных, следуя сразу за профессором Макгонагалл. Гермиона слушает вполуха, рассматривая его затылок, пока они идут к парадной лестнице. В какой-то момент юноша поворачивается, смеясь над шуткой друга, и она быстро отводит глаза, чтобы не поймать его взгляд.

В нем есть что-то смутно знакомое, будто она видела его прежде. Это почти невозможно, конечно, потому что он волшебник, а ведь еще пару недель назад девочка даже не знала, что магия действительно существует. (Конечно, Гермиона о ней мечтала, как и многие дети ее возраста). И если только она не встречала его в Косом переулке, когда ходила за покупками (а она была абсолютно уверена, что в таком случае запомнила бы его), то никак не могла узнать этого мальчика.

Профессор Макгонагалл останавливает их и велит подождать, а затем исчезает за дверями, которые, как знает Гермиона, ведут в Большой зал. Она читала об этом в книге «История Хогвартса» тысячу раз и запомнила карту.

Все смущенно затихают.

И затем он — этот блондин — приближается к знаменитому Гарри Поттеру (о котором все только и говорили в поезде). Он высказывается по поводу того факта, что черноволосый мальчик знаменит, смеется над его рыжеволосым другом Уизли-кем-то-там, и затем представляется — все это на одном дыхании. Драко Малфой. (Он — высокомерный и самодовольный — говорит так, будто его имя что-то значит).

Она не может знать его. Она бы никогда не стала дружить с кем-то столь грубым.

* * *

Игровая площадка.

Качели.

Ветер играет в ее волосах, пока она качается вперед-назад.

Пара рук раскачивает ее, даря ей воздух.

Позволяя ощутить жизнь.

Смешок.

Самодовольная улыбка мальчишки позади нее.

— Видишь, я же говорил тебе, что это как полет.

— И как бы ты узнал, на что похож полет?

— Это секрет.

— Я умею хранить секреты.

* * *

— Грязнокровка.

Его голос полон ненависти и отвращения. И даже будь это не так, презрительная усмешка в полной мере говорит об этом.

Глаза наполняются слезами, когда она слышит унизительное прозвище, которым он называет ее. О котором до этого читала лишь в книгах. Она знает его значение. Знает, насколько оно ненавистное и отвратительное. Гермиона была в курсе, что ее могут назвать так однажды, и приготовилась к тому, что кто-нибудь скажет это. Но, невзирая на все, она вообще не была готова.

Так же как застала ее врасплох боль, которую она ощутила после.

У нее до сих пор есть чувство, что она его откуда-то знает, и, вполне возможно, в этом причина того, что прозвище задело ее сильнее, чем должно было.

* * *

— Оставьте ее в покое.

Его голос твердый и властный — такого нет ни у одного пятилетки из тех, кого она когда-либо встречала.

Два мальчика посмеиваются над ее замешательством.

— Оставьте ее.

Они думают — она чокнутая.

— Немедленно.

Мальчишки спешат убраться.

Девочка шмыгает носом.

— Они просто идиоты, Грейнджер. Не слушай их.

— Они правы…

— Ты не чокнутая, ты особенная.

* * *

— Грейнджер.

Она игнорирует его. И, тем не менее, эта фамилия — ее фамилия на его губах — звучит так знакомо. Будто она слышала раньше. Разумеется, слышала: каждый день с начала второго года обучения, когда он начал называть ее по фамилии, так же, как Гарри и Рона. Это отличает ее (их) от сверстников: то, как он называет их, как они называют его. Будто они все недостаточно хороши или наоборот слишком хороши для имен. В этом и есть разница между друзьями и врагами. Будто насмешка.

И все же, голос, который она слышит в своей голове (и клянется, что он настоящий) мягкий и дружелюбный.

— Грейнджер.

В конце концов, она не выдерживает. Повернувшись на своем стуле, смотрит на светловолосого, сероглазого мальчика, метая глазами молнии:

— Чего тебе, Малфой?!

Он ухмыляется, отпускает комментарий по поводу ее прически и уходит.

* * *

Каток.

Мальчик, который не смог бы прокатиться на коньках, даже если бы от этого зависела его жизнь.

Способная и независимая девочка, которая тянет его за руки. Он изо всех сил хватается за неё.

— Что ты пытаешься сделать? Убить меня?

— Конечно, нет, дурачок. Какой мне смысл?

— Это месть, да? Потому что я заставил тебя сесть на те качели прошлым летом.

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

Хмурый взгляд.

Смех.

— Я собираюсь тебя отпустить, хорошо?

— Нет, не хорошо, ты не посмеешь…

Плавное скольжение.

Спокойная остановка.

— Получилось…

— Я говорила тебе, что в этом нет ничего сложного.

— Из нас вышла отличная команда.

* * *

Гермиона смотрит через стол на своего партнера. Малфой усердно работает, сосредоточившись на рецепте зелья. Они оба лучшие в классе, поэтому их поставили в пару. Он и она — огонь и лед. Тем не менее, вместе они исключительная команда. Оба заинтересованы и трудолюбивы. Их стычки, оскорбления, угрозы и тот факт, что каждый из них хочет быть лучшим, даже если для этого нужно превзойти другого, работают на них.

Между ними своеобразная… химия. И это приводит Гермиону в замешательство, потому что она не понимает, как они могут ненавидеть друг друга, не иметь ничего общего, и при этом до сих пор слаженно работать. И это так… так правильно.

Так нормально.

Так ей знакомо… Будто они и раньше делали что-то вместе. До Хогвартса.

Но это невозможно. (Мама говорит, что это плод ее воображения).

Спустя две недели совместной работы они получают высший балл за лабораторную. И, собирая свои принадлежности в конце занятия, она замечает, как он задерживается в дверном проеме.

— Что? — спрашивает она.

— Из нас вышла отличная команда.

* * *

Громкий треск.

Короткий удар.

Пронзительный крик.

— Ты ведь не боишься грома, правда?

— Немного… знаешь, это явление совершенно логичное. Ему есть название и все такое.

Сдавленный смешок.

— Уверен, что есть.

Хныканье.

— Не беспокойся, я тебя защищу.

* * *

Рука смыкается вокруг ее запястья, и она издает полный ужаса вопль, когда ее насильно тащат в нишу. Нападающий толкает ее к стене, и она борется, пытаясь отбиться от него. Он сильнее. Он мычит, когда девушка ударяет его коленом в бедро, а затем прижимает ее тело своим, чтобы заставить остановиться, проталкивает свою ногу между ее ног. Она в ловушке.

Какое-то мгновение она думает, что ее хотят изнасиловать.

— Я не собираюсь делать тебе больно.

Она сразу же узнает голос — Драко Малфой. Но это не его обычный надменный, ненавидящий тон. Он более мягкий… Знакомый. Малфой никогда не говорил с ней так, но, несмотря на это, она может поклясться, что слышала этот голос прежде.

— Малфой, чего ты хочешь?

— К-кое-что случится завтра, Грейнджер. Что-то плохое, — в его голосе звучат нотки отчаяния.

В какой-то степени она чувствует к нему жалость. Она напряжена, но больше обеспокоена.

— Что случится?

— Я не могу сказать тебе. Просто… защити себя. Защити своих друзей.

Это все, что он говорит, прежде чем оставить ее наедине со своими мыслями.

* * *

Грязные ботинки.

Ободранные коленки.

Оранжевая, красная и желтая листва.

— Я больше не могу с тобой видеться.

— Ч-что? Почему? Я сделала что-то не так?

— Нет, ты ничего не сделала. Я сделал.

— Что ты сделал?

— Я... я не могу тебе сказать. Просто… Мой отец, он…

— Не любит девочек. Может быть, мы бы могли поговорить с ним? Может, я бы ему понравилась?

— Нет. Мне жаль.

— Я бы хотела всегда быть с тобой.

— Я тоже.

* * *

Обливиэйт.

Впервые Драко видит ее в одиннадцать лет, тем не менее он может поклясться, что это не первая их встреча.

* * *

Он сидит в одном из купе для первокурсников. Слева от него — Винсент Крэбб, справа — Грегори Гойл. Их отцы — «деловые партнеры», и Драко по определению дружит с Грегори и Винсентом долгие годы. Они толстые, эти двое, но на их фоне он выглядит даже умнее, чем на самом деле, поэтому и не отпускает их от себя. Напротив него сидит вечно раздражающая Панси Паркинсон, с которой они познакомились два года назад. Их отцы тоже «коллеги», а Панси по уши в него влюблена. Девочка бывает вполне сносной, когда не пускает по нему слюни и не борется за его внимание. Слева от нее — Теодор Нотт. Его отец также «деловой партнер», но если Драко заставляли проводить время с Паркинсон, Крэббом и Гойлом, то с Тео — нет. Справа от Панси — Блейз Забини. Его отец умер, а мать за последние одиннадцать лет выходила замуж около семи раз. Блейз единственный, кто не связан с его семьей через «дела» или многолетнюю дружбу. А также единственный, кому Драко доверяет свои самые сокровенные, страшные тайны. Не потому что должен, а потому что хочет.

Блейз и Тео обсуждают слух, бродящий по поезду, кочующий от купе к купе, — Гарри Поттер едет в Хогвартс в этом году. Отец уже предупредил Драко о возможном возвращении в волшебный мир после одиннадцати лет жизни с магловской семьей Мальчика-который-выжил. Поговаривали, что юный волшебник узнал о существовании магии несколько недель назад.

Полукровка.

А потом открывается дверь. И на мгновение Драко думает, что видит ангела или по крайней мере привидение. У него перехватывает дыхание, когда невысокая девочка с густыми волосами и большими карими глазами застывает в дверном проеме.

— Привет, — дружелюбно здоровается она и улыбается.

Он слишком занят, разглядывая ее, чтобы заметить чью-либо реакцию, но, учитывая воцарившуюся в купе тишину, гостье не рады. Ее голос звенит в ушах, и он может поклясться, что откуда-то ее знает. Эти зубы тоже — они выглядят слишком большими для ее рта. Но еще сильнее поражают ее глаза. Гигантские златокарие омуты. Теплые и манящие.

— Ребята, вы не видели жабу? Мой друг потерял ее, он сказал, что это случилось где-то в поезде, — невинно спрашивает девочка.

— Нет, — просто отвечает Тео.

— О, — бормочет она разочарованно, неловко опускает глаза и, прикусив губу, стучит три раза носком ботинка по полу в глубокой задумчивости. — Хорошо, если случайно встретите, то жабу зовут Трэвор, — говорит она наконец, поднимая голову со смущенной улыбкой. — А мальчика — Невилл. Я бы рада остаться и поболтать; я так взволнована из-за того, что мы скоро увидим школу! Но я уже пообещала Невиллу помочь найти Трэвора. В любом случае, спасибо, что уделили время!

И затем черно-коричневым вихрем она исчезает. Драко таращится на место, где она только что стояла, и у него нет сил — или желания — отвернуться. Что это было? И почему ее голос такой знакомый?

— Если бы ты могла завести животное, абсолютно любое, кто бы это был?

— Любое? Даже сказочное?

— Любое.

— Дракона. И назвала бы его Драко.

Озадаченный голос Тео выводит его из раздумий.

— Кто, черт возьми, это был?

— Ее зовут Гермиона Грейнджер, — отвечает Панси. — Странное имя, правда? В любом случае, в ней нет ничего особенного, просто еще одна маленькая грязнокровка, — выплевывает она.

— Откуда ты знаешь? — спрашивает Драко. Одна его часть искренне хочет знать, откуда такая информация. Другая же — хочет, чтобы это были просто слухи.

— Я видела ее в Косом переулке. Она была с профессором Макгонагалл; только грязнокровки покупают школьные принадлежности с профессором.

Драко ворчит и, не говоря больше ни слова, садится на место. Мысли упорно возвращаются к этой Грейнджер, и он предлагает Блейзу сыграть в волшебные шахматы, чтобы отвлечься на несколько часов.

В результате, несмотря на рассеянность, Драко выигрывает.

Напоследок он решает, что просто слышал ее голос в Косом переулке.

(Той ночью ему снится мороженое, смех и его девочка).

* * *

Его отец ненавидит ее.

По правде говоря, Люциус Малфой ненавидит всех грязнокровок, но его отвращение к ней, учитывая то, что он даже не видел ее, сбивает с толку. Конечно, Драко жаловался на нее несколько раз — ведь она всезнайка, любимица учителей и до сих пор лучше его по всем предметам. Но отец отзывается о ней слишком враждебно — даже для него. Его слова грубые, полные яда, а взгляд почти что убийственный.

В ту секунду, когда они сталкиваются с ней, Поттером и всеми Уизли в Косом переулке, он почти жалеет, что рассказал о ней. То, как отец выплевывает ее имя, пронзает взглядом, говорит с ней… То, как называет ее по статусу крови, отпускает ядовитое замечание о родителях, которые совершенно ни при чем… Это беспокоит Драко.

Но она, несмотря на все оскорбления, отстаивает свою позицию, встречает вызов с достоинством и гордо поднятой головой. Драко почти усмехается, потому что лицо отца в этот момент бесценно.

Только когда она отворачивается, он видит мимолетный взгляд ее больших, помутневших карих глаз. Разочарование. Осуждение. Боль. И внезапно он по-настоящему жалеет, что рассказал о ней отцу.

(Той ночью ему снова снится его девочка. Она плачет, потому что мальчишки подсмеиваются над ней: называют ее чокнутой. И даже в реальной жизни он хочет проклясть их за то, что причинили ей боль).

* * *

В тот миг, когда ее кулак летит прямо ему в лицо, он растерян. Сначала Драко чувствует только боль. Ослепляющую, которая ломает нос и заставляет красную липкую кровь медленно течь из раны. Затем он чувствует гнев и унижение — гнев от того, что грязнокровка его ударила, не говоря о том, что вообще дотронулась до него, и унижение от того простого факта, что она лучше. Опять. И потом, когда Драко бежит вверх по холму к мосту и запрещает своим «друзьям» говорить об этом случае кому бы то ни было, он слышит голос. Всего один раз. Ее, его девочки.

«О, прости! Мне так жаль, Драко!»

Голос эхом проносится в его голове, сбивая с толку, смущая, и он интуитивно оглядывается вокруг, пытаясь найти ее. Его взгляд, однако, натыкается лишь на троицу, которая спускается с холма по направлению к хижине великана.

(Ночью ему снится его девочка, их возня. Как они, покрытые грязью, со смехом борются во влажной траве. Когда после ее особенно сильного удара он падает, морщась от боли, она испуганно опускается на колени рядом с ним.

— О, прости! Мне так жаль, Драко!

— Я не думаю, что ты рассчитала собственные силы, Ге…

Он почти произносит ее имя).

* * *

Он — как и многие другие — поначалу даже не узнает ее. На ней — облегающее фиолетово-голубое платье, которое придает фигуре женственность. Ее волосы, как ни странно, аккуратно зачесаны назад и уложены — возможно, впервые в жизни. На ее лице немного косметики, но благодаря ей карие глаза стали более выразительными — они напоминают ему о топленом шоколаде и карамели. На губах — неяркая помада.

Она выглядит красиво.

На мгновение Драко забывает, что Грейнджер грязнокровка. Забывает, что она дружит с Поттером и Уизли. Забывает, что она поддерживает все, против чего выступает он — по собственному желанию или нет. Он совершенно забывает, кто она.

И всего на мгновение он забывает, что пришел на бал с другой. С девушкой, которая дергает его за руку и усмехается в ее направлении. Которая грубо отмечает, что Грейнджер — просто шлюха, которая пытается привлечь к себе внимание, и Драко вынужден прикусить язык, чтобы не сболтнуть лишнего. Ведь это не Грейнджер тянет его за рукав и слоняется вокруг с таким видом, будто ей принадлежит этот чертов замок.

И все же, когда она проходит в Большой зал со своим спутником, его кумиром, — хотя теперь он не уверен, что хочет его боготворить, — он бросает ей вслед что-то оскорбительное, но практически бессмысленное. Просто потому, что это вошло в привычку.

(Той ночью ему снится его девочка. Она одета, как принцесса из ее сказок, с диадемой на голове и в блестящих туфлях. Она кружится перед ним, радостно хихикая.

— Как я выгляжу?

— Красиво. Ну, как если бы у девчонок не было вшей).

* * *

Он чувствует вину, как только видит ее руку. Тыльную сторону ладони, сделанную будто из фарфора, пересекают грубые красные шрамы.

Повсеместное следование за трио и в конечном итоге облава во время встречи Отряда Дамблдора были просто замечательны — совершенно безобидны. Конечно, до тех пор, пока он не начинает замечать шрамы, появившиеся на руках каждого члена ОД. Не нужно быть гением, чтобы понять, чем занимается Амбридж, особенно если принять во внимание, какой рукой пишет человек. Грейнджер — правша, а шрамы на ее левой руке.

Амбридж действительно пытает их. Пытает ее. Одна лишь мысль об этом вызывает у него тошноту. Он записался в ее маленький отряд, чтобы иметь возможность контролировать, пользоваться уважением сверстников, показать свое превосходство. Чтобы отец им гордился. Никто не говорил о пытках.

Драко находит ее, когда она занимается в библиотеке, баюкая левую руку, — и, прежде чем успевает отговорить себя, двигается к ее столу, в четыре шага преодолевая расстояние. Он достает из внутреннего кармана мантии маленький флакон с прозрачной жидкостью и ставит его на стол рядом с ее учебником по Трансфигурации. Затем делает шаг назад, задержавшись возле нее, когда девушка поднимает глаза на бутылочку. Он наблюдает, как дрожат ее ресницы, морщится в растерянности нос, как она запрокидывает голову, чтобы посмотреть на него.

— Что это?

— Зелье.

Она приподнимает брови.

— Тебе недостаточно того, что меня будут оставлять после уроков до конца года, ты еще и отравить меня решил?

Он закатывает глаза и отрицательно мотает головой, ухмыляясь при этом.

— Это поможет тебе справиться с болью и жжением.

Грейнджер снова выглядит сбитой с толку, тогда он тянется к ее руке, которая покоится на столе рядом с книгой. Она, не глядя на него, убирает руку и прячет ее на коленях.

— Как бы то ни было, я не знал, что она собирается делать… то, что она делает. Она никогда ничего не упоминала об этих перьях.

— Спасибо, — бормочет девушка.

Драко кивает, разворачиваясь, чтобы уйти, но останавливается на полушаге и поворачивается обратно, чтобы встретиться с ней лицом.

— Оно концентрированное, так что используй понемногу время от времени. Тогда должно хватить.

Губы Грейнджер трогает улыбка.

— Принято.

Драко ухмыляется, а затем уходит.

(Он видит сон — как всегда после встречи с ней — о его девочке с ободранными коленками. Ей грустно, больно и смешно одновременно.

Он опускается на колени рядом с ней.

— Спокойно, я все улажу.

— К-как? — всхлипывает она.

Он усмехается, осторожно проводя рукой по разодранной коже. Удивленная улыбка освещает ее лицо.

— Магия).

* * *

Иногда, вместо попыток игнорировать слепой, завладевающий его душой страх, что он не сможет довести свое дело до конца, Драко старается не обращать внимания на эту странную и тревожную одержимость Гермионой Грейнджер.

Таким образом, когда он не думает, не планирует и не бесится, он наблюдает за ней. Просто наблюдает. С безопасного расстояния.

Есть в ней что-то завораживающее, и… он будто чувствует притяжение. Своего рода связь. Как будто ему нужно знать, где она, с кем и что делает каждую минуту каждого дня. А если он не знает, то должен выяснить.

Последние дни она больше времени проводит в библиотеке — во всяком случае, больше, чем обычно. И все меньше и меньше с этими идиотами, Потным и Вислым. Почти всегда она выглядит несчастной и отстраненной, и у него возникает необоснованное желание ранить или подвергнуть пыткам человека, который сделал это с ней. Конечно, Драко тоже временами делает ее несчастной — по крайней мере, делал раньше, когда получал от этого удовольствие — но, хм, ему было позволено. Никому другому не должно быть позволено заставлять ее чувствовать себя подобным образом.

Когда он узнаёт, что причина в Уизли, который последние несколько недель только и делает, что обжимается по всей школе с этой вертихвосткой Лавандой Браун, он почти что толкает жалкого предателя крови к ближайшей стене и проклинает. Он не хотел бы ничего сильнее, чем разорвать ему глотку и заставить страдать, но Драко не делает этого, потому что, в самом деле, как бы он объяснил свое поведение?

Когда начинают ползти слухи, что она пригласила Кормака Маклаггена на вечеринку профессора Слизнорта, он ощущает тупую боль в груди, он не готов к этому. Почему она решила позвать его? Он же просто жалок. А когда Драко понимает, его желудок скручивает в узел — она хочет заставить Уизли ревновать.

По сути, это и есть причина, по которой он приходит на вечеринку без приглашения. Чтобы увидеть, где она, с кем и что делает. Чувство удовлетворения накрывает его, когда из-за плеча долговязого Филча он замечает, что Грейнджер избегает своего же спутника. По крайней мере, она может о себе позаботиться.

Два часа спустя он осознает, что стоит в темном коридоре недалеко от комнаты, в которой проходит вечеринка. Он ждет ее. Когда дверь открывается, и его однокурсники начинают парами покидать комнату, он затаивает дыхание. Что если она будет не одна? Что если решит уйти с Поттером или, что гораздо хуже, с этим тупоголовым Маклаггеном?

Он замечает подол ее платья, а потом — ее. Одну. Он осознает, что разглядывает Грейнджер, пока она движется вниз по коридору — прямо к нему. Не отдавая себе отчет в своих действиях, он выходит из тени и, схватив ее за запястье, тащит в нишу. Она кричит, когда он толкает ее к стене, борется, пытаясь справиться с ним. Пусть, он сильнее. И неважно, что она бьет его коленом в бедро. Он ворчит, в панике прижимая ее своим телом, не давая шуметь, успокаивая.

— Я не собираюсь делать тебе больно, — шепчет он ей на ухо.

Она перестает сопротивляться, замирает.

— Малфой… чего ты хочешь?

Он отстраняется, чтобы посмотреть на нее, но все равно они слишком близко, их носы соприкасаются. Он может чувствовать тревогу и страх сквозь жар ее тела. Ее глаза расширяются от любопытства и смущения, в то время как она смотрит на него.

— Кое-что случится завтра, Грейнджер. Что-то плохое, — говорит он приглушенно и слышит нотки отчаяния в собственном голосе.

— Что случится?

— Я не могу сказать тебе. Просто… защити себя, — шепчет он сурово. — Защити своих друзей.

И затем, чтобы не сболтнуть лишнего, исчезает.

(Позже, когда он лежит в кровати, его осеняет, почему она так его привлекает. Почему он хочет защитить ее, и так на ней зациклен.

Она напоминает его девочку.

И потому неудивительно, что он столько о ней думает и пытается защитить ее, сколько себя помнит).

Все тайное становится явным.

* * *

— Ты умеешь хранить секреты?

Ты даже не представляешь, какие секреты я храню.

— Конечно.

— Мне кажется, ты мой лучший друг.

— Это и есть твой секрет?

— Моя лучшая подруга закатит истерику, если узнает.

Смех.

Смущенная улыбка.

— Ты тоже мой лучший друг.

Х

Он замирает, когда видит ее, прикованную к стене в подвале мэнора. По крайней мере, раньше это было подвалом. Сейчас напоминает скорее темницу, а его дом — тюрьму.

Он смотрит на нее — на ее грязную одежду и кожу, грязные спутанные волосы — и будто весь мир отходит на второй план. Раз — и нет безумного, маниакального смеха его тетки. Два — исчезают ядовитые насмешки отца по поводу ее крови и положения, в котором она оказалась. Только они вдвоем во всем мире. Она выглядит такой беззащитной. Такой опустошенной. Такой печальной, беспомощной и напуганной. Такой непохожей на себя, что он чувствует тошноту.

Отец делает шаг вперед, его палочка направлена прямо на нее, и у Драко сжимается желудок.

— Нет. Не надо. Пожалуйста, не делай ей больно, отец.

Его ладони начинают потеть, он сглатывает и ощущает тяжесть в груди, наблюдая за действиями отца. Внезапно у него появляется желание защитить ее, но он борется с ним — для их же безопасности.

Заклинание бьет прямо в грудь, заставляя ее кричать и корчиться от боли, и он вздрагивает от сцены, развернувшейся перед ним. Драко знает эту агонию, эту ослепляющую боль, которую она вынуждена терпеть, и он хочет помочь ей, спасти ее.

— Позаботься о себе, ладно? Даже если ты забудешь все на свете — помни об этом.

Заклятие снято, ее крики смолкают, но продолжают раздаваться отголоском в его голове, звучат эхом в ушах, заставляют закрыть глаза. Он чувствует себя ребенком, испугавшимся ночных кошмаров; подростком, который боится реальности.

Он застывает на месте, не в силах пошевелиться, и боится, что его ноги подкосились бы, сделай он хоть шаг, даже если бы все Пожиратели покинули комнату и поднялись наверх. Его взгляд останавливается на изможденной, безжизненной с виду девушке, что лежит на полу перед ним. И он не видит, как смотрит на него мать, поднимающаяся за отцом вверх по лестнице.

Х

— Знаешь, ты не должен этого делать.

— Конечно, должен. Они идиоты, они все.

— Да, но…

— Никому, кроме меня, нельзя смеяться над тобой. И поэтому я всегда буду защищать тебя. Пока я рядом, никто тебя не обидит.

Х

Он крадется вниз посреди ночи, чтобы увидеть ее, потому что даже его девочка не может помочь ему уснуть. Он не в силах найти этому объяснение, так как может думать только о Грейнджер.

Он медленно и осторожно приближается к ней. Девушка лежит на полу, свернувшись клубочком, лицом к стене. Она выглядит хрупкой, слабой, и он в очередной раз чувствует, как его живот скручивает. Он боится приблизиться к ней — боится сделать ей больно — и в то же время что-то толкает его все ближе и ближе, пока он не оказывается в состоянии коснуться ее. Драко склоняется над ней, смотря на ее тяжелые веки.

— Гре… — его голос срывается. Он прочищает горло, делая глубокий вдох. — Грейнджер, — шепчет хрипло.

Она вздрагивает, но не просыпается.

Его рука трясется, когда он протягивает ее, чтобы дотронуться до девушки.

— Эй, Грейнджер, — шепчет он снова, касаясь пальцами ее плеча. — Г-гермиона, — спина покрывается мурашками от ее имени на языке, но Драко не обращает внимания, потому что в этот момент она просыпается.

Испугавшись, она широко открывает глаза и отползает, натыкаясь на стену.

— Ш-ш! Я не собираюсь делать тебе больно, — бормочет он, опускаясь на колени рядом с ней, чтобы зажать ей рот прежде, чем она успеет закричать. — Я обещаю, никакой боли.

Она слабо кивает, уставившись на него.

— С тобой все нормально? — спрашивает он мягко, убирая свою руку.

— Я в порядке, — шепчет она упрямо.

— Ты лжешь. Тебе больно. Такое ощущение, будто твоя кожа плавится, а внутренности горят, — он садится так, что оказывается прямо напротив нее, сгибает ноги и наклоняется, упираясь локтями в колени. — Прямо сейчас ты хочешь умереть от боли, и на какой-то миг тебе кажется, что так и будет, но ничего не происходит, и ты почти жалеешь об этом. Боль ослабевает, но никогда не исчезает до конца.

Она моргает.

— Ты… откуда ты знаешь?

Мгновение он рассматривает ее.

— Я чувствовал это, — он медленно и нерешительно придвигается к ней. — Можно?

Она кивает.

Драко осторожно вытаскивает палочку из кармана и несколькими заклинаниями залечивает ее раны. Закончив, он садится у стены рядом с ней, искоса смотрит на нее, и это кажется нормальным. Естественным. Правильным.

Х

Стук в ее окно.

Грустный сероглазый мальчик смотрит на нее сквозь стекло. (Его глаза похожи на грозовые облака.)

Она открывает створки, и он пробирается в ее комнату.

— Что ты здесь делаешь?

— Я-я хотел увидеть тебя.

Он держится за бок, хромая к ее кровати.

— С тобой все нормально?

— Я в порядке.

— Нет, тебе больно…

— Сейчас все хорошо. Я с тобой.

Х

Точно так же, как и в десять лет, он останавливается перед дверью отцовского кабинета, когда слышит голос матери.

— Я говорила тебе, Люциус, что подобное произойдет.

— Все в порядке.

— Все не в порядке! Он знает, что что-то не так, Люциус. Он всегда знал — и это лишь вопрос времени, когда он докопается до правды.

— Я самолично наложил заклинание, нет никаких шансов, что он узнает. Это невозможно.

— А если ты ошибаешься? А если что-то более сильное поможет ему вспомнить?

Отец усмехается.

— Сильнее магии? Что сильнее, чем магия?

— Любовь.

Люциус, смеясь, рявкает:

— Любовь не сильнее магии. А даже если и так, он не влюблен — ему было семь, мерлиновы панталоны.

От слов отца к горлу Драко подкатывает ком.

Х

Свежескошенная трава.

Новый пергамент с заметкой от руки.

Мятная зубная паста.

Карие глаза, наблюдающие за ним.

— Мы всегда будем друзьями, хорошо?

Серые глаза глядят в ответ.

— Всегда.

Х

На следующее утро он смотрит на еду, лежащую у него на тарелке, и чувствует тошноту. Его мысли далеко отсюда. Он не может перестать думать о том, что сказал отец прошлой ночью.

Драко поднимает глаза на мать — она, тихая и сдержанная, режет еду на кусочки. Потом на отца — он так же спокоен и сдержан, его взгляд скользит по строчкам «Ежедневного пророка», который он держит перед собой. Всего несколько месяцев назад на этом самом столе была убита профессор маггловедения. А сейчас они здесь завтракают. От этого воспоминания кожа покрывается мурашками, а мысль о Грейнджер, холодной и безжизненной, лежащей на месте профессора, заставляет его вздрогнуть.

Вдруг он не может сдержаться.

— Что случилось, когда мне было семь?

Мать замирает, подавившись едой. Ее вилка со звоном падает на тарелку.

Отец сохраняет спокойствие, глядя на него поверх газеты.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Ты прекрасно понимаешь, о чем, — резко отвечает Драко. — Я слышал ваш разговор прошлой ночью.

— Так значит, ты подслушивал?

— Полагаю, если ты не хочешь, чтобы тебя услышали, то должен позаботиться, чтобы этого не произошло.

Люциус спокойно сворачивает газету и кладет ее на стол, глядя на сына.

Драко переводит взгляд на мать. Нарцисса смотрит в ответ, она выглядит изнуренной и расстроенной.

— Драко, прекрати, — требует Люциус.

Он разворачивается к отцу, вскакивая на ноги. Стул отлетает в сторону, а огни в столовой начинают мигать от накала магии.

— Ты что-то сделал с ней. Со мной. Что?

— Я сделал то, что было лучше для тебя.

— Что ты сделал? — спрашивает он снова, настойчивее.

— Драко, сейчас не время.

— Что, дракл тебя дери, ты сделал?! — он рычит, упираясь руками в стол. Звук пугает мать, она вскрикивает и вздрагивает, но Драко это мало волнует. Его взгляд прикован к отцу.

Люциус резко поднимается, упираясь ладонями о стол так же, как и его сын, и строго смотрит на Драко.

— Война в самом разгаре, а ты беспокоишься об этом? Она просто грязнокровка!

— Но она была больше, чем просто грязнокровка? — спрашивает Драко риторически. Он поправляет сам себя: — Она девочка из моих снов, но это вовсе не сны, ведь так? Это воспоминания. Я знал ее. Я дружил с ней — еще до того, как мы встретились в поезде до Хогвартса. И ты отнял мои воспоминания — забрал ее у меня.

— Я не мог позволить своему сыну водиться с грязнокровками, — выплевывает Люциус злобно. — Я определенно не мог позволить тебе поступать в школу с такими мыслями.

— Что ты сделал? — спрашивает Драко, хотя абсолютно уверен в ответе.

Малфой-старший облизывает губы, складывая руки на груди:

— Мне кажется, ты уже знаешь ответ.

Х

Звонкая пощечина.

Разбитый нос.

По лицу матери, как и по его собственному, бегут слезы.

— Ты связался с грязнокровкой! — кричит отец, в неверии хватаясь за голову, и поворачивается к жене. — А ты ему позволила!

Она вздрагивает.

— Люциус, пожалуйста, пойми…

— Я запрещаю. Мой сын не будет водиться с мерзкой грязнокровкой.

— Но отец… она не грязная.

— Конечно, сын, она не грязная снаружи. Это ее кровь, она грязная.

— Она владеет магией, отец, я видел это. Это действительно потрясающе — она очень талантлива. Вчера она создала бабочку, та появилась прямо на ее ладони.

— У нее не должно быть магии, Драко. Она магла, а у них нет магии, ты сам знаешь.

— Да, но…

— А если у нее есть магия, то она обладает тем, чего у нее не должно быть, и все равно не достойна таких, как мы. Она не достойна тебя.

— Но…

— Довольно!

— Люциус.

— Тебе больше не позволено видеться с грязнокровкой, и твоя мать больше не сможет тебе потакать, понятно?

— Н-но что насчет сегодняшнего дня? Мы договорились встретиться.

— Тогда ты скажешь, что не сможешь больше с ней видеться.

Х

Приглушенные голоса за тонкой стеной.

Рыдающая мать.

Полный злобы отец.

— Ты должна наложить на нее Обливиэйт. Ты должна уничтожить все воспоминания девочки о нем.

— Но как же Драко?

— Я лично позабочусь о его воспоминаниях.

— Это неправильно, Люциус.

— Это единственный выход.

Х

— Я не могу больше верить тебе, — бормочет Драко, отворачиваясь от отца.

— А что еще мне было делать?

— Ты мог оставить ее в покое.

— И ты бы вырос с грязнокровкой, как с другом…

— Не называй ее так, — шепчет Драко, закрывая глаза.

— Ты знаешь, что бы случилось с тобой? Как отреагировали бы люди, как бы отреагировал Темный Лорд…

— Мне плевать на Темного Лорда! — кричит Драко, крутанувшись на каблуках. — И мне плевать, как отреагировали бы люди, она была моим другом…

— Она была помехой!

Драко открывает рот, чтобы ответить, но тут же закрывает его. Глубоко вдыхает через нос в тщетной попытке успокоиться, облизывает губы.

— Я был счастлив. Рядом с ней я был счастлив — впервые. Вчера я бы сказал тебе, что не могу даже вспомнить, когда последний раз был счастлив, и это было правдой, но теперь… теперь я точно помню.

Х

— Драко? Ты будешь первым, кто поцелует меня?

— Не знаю, да?

— Драко…

— Только если ты будешь первой, кто поцелует меня.

— Хорошо.

— Хорошо. Когда?

— Сейчас.

— Хорошо.

Х

— Но тебя это не волновало, правда? Эта мысль никогда не приходила тебе в голову, потому что ты был занят размышлениями о Темном Лорде. Потому что все, о чем ты беспокоился — это Темный Лорд, — выплевывает Драко — и плевок в прямом смысле срывается с его губ. — Ты сделаешь все, чтобы угодить твоему дорогому лорду, разве нет?

— Что ты пытаешься сказать, мальчишка? Что ты был бы абсолютно счастлив, будучи… ее другом?

— Да.

Люциус всего мгновение смотрит на сына, а затем переводит взгляд на Нарциссу.

— Это твоя вина. Если бы ты не продолжала водить его туда…

— Я давала нашему сыну то, чего он хотел.

— Мы не можем всегда иметь то, что хотим, правда?!

— Даже если можем, ты убедишь, что нет, — срывается Драко.

— Следи за языком, за своим грязным языком, предатель кр…

— Или что? — спрашивает он с вызовом. — Опять отберешь мои воспоминания? Я вспомнил один раз, уверен, что вспомню снова.

Люциус выглядит так, будто вот-вот закричит. Чуть позже он начинает хлопать в ладоши.

— Хорошая работа, — говорит он, делая паузу между словами для большей выразительности. — Так держать. Ты сделал невозможное, что теперь? Каков твой план?

Драко не реагирует, главным образом потому, что не знает, что ему теперь делать.

— Я расскажу тебе, в чем заключается план. Ты держишься от нее подальше…

— Ты уже пытался держать меня подальше от нее, и мы оказались в одной школе…

— … или я буду пытать ее, пока она не умрет, а тебе придется смотреть.

Драко шагает вперед, становясь лицом к лицу со своим отцом. Вчера он, возможно, испугался бы его, сейчас же — ослеплен злостью.

— Если ты только посмеешь к ней притронуться, если наложишь хоть одно заклинание — клянусь Мерлином, я… — он замолкает, не в состоянии договорить.

— Твое покровительство над этой девушкой почти подкупает, Драко. Но, может быть, теперь ты сделаешь то, что тебе говорят?

Драко издает рык, изо всех сил стараясь сохранить самообладание.

— Немедленно сядь и доешь свой завтрак, Темный Лорд скоро появится. Ты будешь вести себя наилучшим образом, верно? Мы же не хотим, чтобы он узнал о твоей… одержимости грязнокровкой?

Единственное, что сдерживает его от того, чтобы броситься на отца через стол, это мать, которая отрицательно качает головой.

Х

Двое качелей.

Песочница.

Ветреный день.

— Почему я никогда не видела твоих друзей?

— Что?

— Просто… ты знаком с моими друзьями, но я не видела твоих.

Неловкая пауза.

— Мои друзья… другие.

— В каком смысле?

— Они не мои настоящие друзья. Я просто тусуюсь с ними, потому что мне велел отец.

Тишина.

— Кроме того, они все равно тебе не понравятся.

— Почему ты так уверен?

— Потому что, к сожалению, я с ними знаком.

Смешок в ответ — значит, все в порядке.

Х

Сделать это нелегко, но он пробирается незамеченным в подземелья. На нем — большая черная мантия с капюшоном, натянутым поверх головы, чтобы спрятать лицо. В одной руке — палочка, в другой — сумка, он на цыпочках подходит туда, где лежит спящая Грейнджер.

Он не напуган.

Он не сомневается.

На этот раз он точно знает, почему находится здесь. На этот раз он точно знает, что делает.

Драко наклоняется, протягивая к ней свою большую руку, трогая ее за плечо.

— Грейнджер, — шепчет он. — Грейнджер.

Она ворочается, ее веки подрагивают, пока она привыкает к темноте вокруг. Замирает на мгновение, а потом отшатывается прочь от него.

— Ш-ш, это я, — убеждает он ее тихо, снимая капюшон, чтобы показать лицо. — Это всего лишь я.

— Откуда мне знать?

Ее сообразительность вызывает улыбку.

— На пятом курсе я дал тебе зелье, чтобы залечить рану на руке.

— На какой руке?

— Левой.

Она кивает и заметно расслабляется.

— Что ты здесь делаешь?

— Мы уходим, — говорит он и с помощью палочки снимает цепь с ее правой руки.

— Ч-что?

— Я вытащу тебя отсюда, — объясняет он, поднимаясь на ноги, и протягивает ей руку, чтобы помочь подняться.

Она странно на него смотрит:

— Почему? Почему я должна тебе доверять?

— В том-то и дело — ты уже доверяешь мне, просто не знаешь почему, — говорит он, и понимание мелькает в ее глазах. — Ты чувствуешь это, да? Всегда чувствовала. Будто есть… притяжение между нами, верно? Связь. Но ты никогда не могла объяснить этого себе или кому-то еще.

Гермиона моргает, ее рот открывается, будто она хочет что-то сказать, но не делает этого.

— Я знаю, — говорит ей Драко. — Я знаю все и, как только мы будем в безопасности, расскажу тебе. Обещаю.

Она вкладывает свою руку в его, и он бережно помогает ей подняться на ноги. Пока Гермиона отряхивается от пыли, он достает другую мантию и набрасывает ей на плечи. Она вопросительно на него смотрит.

— Чем сильнее мы сольемся с темнотой, тем проще нам будет, — бормочет он, поплотнее запахивая мантию Гермионы, затем натягивает капюшон поверх ее головы. Он замирает, возвращается взглядом к ее лицу, вдыхает ее запах:

— Ты по-прежнему такая красивая…

Ее щеки розовеют, когда она склоняет голову:

— Куда мы идем?

— Есть одно место из моего детства, и только один человек, кроме меня, знает о его существовании.

— Ты не сможешь вернуться, они станут задавать вопросы и…

— Я не вернусь назад, — говорит он, перекидывая сумку через плечо.

— Не вернешься?

— Нет, — он качает головой.

— Как мы выберемся отсюда?

— Через парадный выход, — отвечает он, затем берет ее за руку и ведет к подножию лестницы. Осторожно открывает дверь.

— Парадный выход, ты спятил? Что, если нас поймают? — спрашивает она обеспокоенно.

— Он единственный, — объясняет парень. — На остальных охранные заклинания. Такие, что даже я — особенно я — не смогу трансгрессировать нас. Как только мы выберемся через парадный выход, нам останется лишь выйти за ворота. Оттуда мы сможем уйти, куда пожелаем.

— Т-ты уверен?

Он кивает и достает еще одну палочку из кармана мантии.

Гермиона смотрит на него, широко распахнув глаза, когда палочка оказывается в ее руках.

— Как ты…

— Это твое, верно?

Она кивает.

— Моя дорогая тетя не так умна, как ей кажется, — усмехается Драко, глядя, как Грейнджер вертит палочку между пальцев, заново привыкая к ощущениям. Затем он поднимает взгляд на ее лицо — грязные, испачканные кровью щеки, потрескавшиеся губы и маленькая рана на подбородке, даже загрязненная кожа кажется нежной и притягательной. Он прочищает горло, собираясь с мыслями:

— Готова?

Она смотрит на него снизу вверх и несмело улыбается, это ее первая улыбка за несколько недель.

— Готова, а ты?

Он усмехается.

— Всегда готов.

Х

Ярко сияющее солнце.

Восторженный девичий визг.

Мальчишеский блаженный смех.

— Бежим!

Два мальчика постарше кричат:

— Эй! А ну вернитесь!

— Беги, Гермиона!

— Я бегу!

— Быстрее!

— Я не могу быстрее!

Он, смеясь, берет ее за руку, обгоняет и тащит за собой.

— Ну же!

Большая деревянная лестница.

Крепость, которая выглядит как замок, спрятавшийся на дереве.

— Что это за место?

— Домик на дереве! Мой папа сделал его прошлым летом. Классный, да?

— А это… безопасно?

— Конечно, дурачок. Это самое безопасное место, которое я знаю.

* * *

Когда голова перестает кружиться после аппарации, и Гермиона может разглядеть, где находится, у нее перехватывает дыхание. Она оглядывается — лесная подстилка, высокие деревья вокруг. Но больше всего ее внимание привлекает дерево перед ней, выше и толще всех остальных, и домик, построенный на нем. Ее домик на дереве, который отец построил много лет назад в лесу возле дома бабушки. Гермиона часто приходила сюда, будучи ребенком, но где-то в семь лет перестала.

Она смотрит на стоящего рядом Драко, наблюдающего за ней из-под капюшона, и пытается найти ответы на его лице. Но пока он, засунув руки в карманы, разглядывает ее, его лицо, как и глаза, ничего не выражает. Среди тысячи вопросов в ее голове один не дает покоя: как он узнал об этом месте?

Ей кажется, что она уже знает ответ, и поэтому не боится.

— Узнала? — негромко спрашивает Драко.

— Конечно, я узнала, он мой, — отвечает она таким же тихим голосом. — Но как ты… почему…

— Давай для начала приведем тебя в порядок, ладно?

Гермиона рассеянно кивает, позволяя ему подвести себя к сделанной отцом лестнице. При входе в домик она замирает в нерешительности, потому что не знает, чего ей ожидать.

Все в точности, как она запомнила, разве что кажется меньше (возможно, потому что она сама выросла) и покрыто пылью.

Все выглядит так же, как во время ее последнего визита.

Драко подводит ее к одному из двух деревянных стульев и просит сесть. Как только она выполняет просьбу, он медленно направляет на нее палочку, бормоча несколько очищающих заклинаний. Он начинает с ее кожи, затем переходит к волосам и одежде.

Через несколько минут Гермиона выглядит как обычно.

Мгновение спустя она расхаживает по небольшому пространству, осторожно проводя пальцами по гладкой деревянной поверхности. На небольшом подоконнике, установленном ее отцом, вырезано: «ДМ/ГГ» — и она сразу же понимает, что это значит. В ее животе порхают бабочки, а сердце подпрыгивает к горлу, когда она поворачивается к Драко лицом.

— Итак… Объясни все. С самого начала.

* * *

Звезды ярко сияют над их головами.

Нежная трава смягчает жесткую землю.

— Ты когда-нибудь хотела… исчезнуть?

— То есть сбежать?

— Да, вроде того.

— Один раз, а ты?

— Куда бы ты пошла?

— В мой домик на дереве. А ты?

Пауза.

— В твой домик на дереве.

— Почему?

— Потому что это первое место, куда бы ты отправилась.

* * *

Гермиона облизывает губы и уже открывает рот, чтобы ответить, но слова замирают у нее на языке. Она не знает, что сказать, как реагировать. Она смотрит на него, на невинное, полное надежды выражение тонких черт его бледного лица. Он говорит правду, она знает это. И хоть в его слова не так уж сложно поверить, понять их почти невозможно.

— Итак, — начинает она неуверенно, меряя шагами ограниченное пространство перед ним. — Мы знали друг друга до Хогвартса — мы были друзьями.

— Да.

— И потом твой отец узнал об этом и наложил на тебя Обливиэйт?

— Да, а моя мама — на тебя.

— И поэтому… поэтому, между нами все эти годы чувствовалась необъяснимая неловкость.

— Точно.

— Вот почему у меня все время было чувство, будто я тебя откуда-то знаю.

Он кивает.

— И тебе снились сны обо мне.

— Да, все время. Это началось, когда мне было примерно восемь, только я не знал, что мне снишься именно ты.

— Я тоже, — задумчиво шепчет она. — Всегда казалось, что я знала тебя, понимаешь? Будто… Я знала, что в тебе есть нечто большее, чем ты показываешь людям.

Он мягко улыбается и, склонив голову, наклоняется вперед, опираясь на локти.

— Но это были не сны, а воспоминания со времен нашего детства?

— Да, полагаю, что так.

Гермиона часто моргает и поднимается на ноги. Она снова начинает ходить туда-сюда перед ним, а он следит за каждым ее движением. Драко знает, что она обдумывает, когда видит выражение ее лица. На нем — внутренняя борьба.

— К-как это вообще возможно? Я… я имею в виду, они наложили на нас Обливиэйт — мы не могли просто… вспомнить сами. Это противоречит всему, что нам говорили. Будто мы победили магию, но как такое может быть?

— Любовь, — шепчет он.

Когда она поворачивается к нему лицом, на полсекунды их взгляды встречаются, прежде чем Драко опускает глаза в пол. Он запускает руку в волосы и трет затылок, также поднимаясь на ноги.

— Моя, э-э… Моя мама упоминала это в разговоре с отцом вчера — она сказала, что, возможно, любовь сильнее магии.

Гермиона смотрит на него вопросительно.

Драко неловко прочищает горло.

— Но, может быть, и нет. Не знаю.

— Это не может быть любовью, — отвечает она. — Нам было семь, мы не могли влюбиться.

Он пожимает плечами.

— Может быть, это не романтическая любовь.

— О, — бормочет она, затихая.

Воцаряется тишина, пока Гермиона расхаживает по своему старому убежищу, любуясь им. Драко, тем временем, жалеет, что не может сказать ей больше — сказать, что он искренне печется о ней, что, даже если бы его сны были просто снами, для него они всегда были бы реальны. Однако он знает, что еще слишком рано.

— Мы должны найти Гарри и Рона, — сообщает Гермиона.

— Тебе нужно отдохнуть, — говорит он ей.

— Но они…

— Мы найдем их, — заверяет он ее. — Я придумаю, как это скорее сделать. Сейчас тебе нужен отдых.

Она вздыхает, устало кивая:

— Да, ладно.

— Вот и хорошо.

— Как ты собираешься найти их?

— Без понятия.

— Я знаю, куда мы можем отправиться, но не уверена, что они там будут.

* * *

— Ты думаешь, они правы?

— Кто?

— Те мальчишки.

— Правы в чем?

— Что я уродина.

— Нет, я так не думаю.

— Но это так — мои волосы слишком кудрявые, зубы слишком большие…

— Ты прелестна, Гермиона. Они просто идиоты.

— Правда?

— Клянусь.

* * *

Она смотрит на кончик палочки Гарри, направленной ей прямо в лицо.

— Какого черта, Гарри?! — рычит Рон, стоя позади лучшего друга.

— Мы должны убедиться, Рон, — спокойно отвечает тот, несмотря на нерешительность во взгляде.

Гермиона кивает.

— Спроси меня о чем-нибудь.

— Какая надпись проявилась на снитче, когда я дотронулся до него? — спрашивает Гарри.

— Я открываюсь под конец.

В ту же секунду он опускает палочку, Рон отодвигает его в сторону и почти сбивает Гермиону с ног, сжимая в объятиях.

— Мы должны разбудить остальных, — взволнованно говорит Рон, проходя мимо нее по направлению к коридору, чтобы подняться по лестнице на второй этаж дома номер двенадцать на площади Гриммо.

— Нет! — тут же возражает Гермиона, хватая его за руку. — Я просто… Пусть спят. Мы можем увидеться завтра. К тому же нам нужно поговорить.

— Как ты нашла нас? — с любопытством спрашивает Гарри. — Как вообще смогла сбежать?

— Об этом нам и нужно поговорить, — отвечает она. — Знаешь, у нас не было зацепок, когда мы только начали вас искать, и тогда я…

— Постой-ка, — Рон выглядит сбитым с толку. — У нас? У кого — «у нас»?

Гермиона моргает, затем в нерешительности двигается ближе к выходу в коридор, чтобы убедиться, что стоит между друзьями и… эм… другом.

— Можешь выходить, — говорит она громко.

Каким-то образом и Гарри, и Рон понимают, что она обращается не к одному из них.

После ее слов у нее за спиной появляется Драко, что заставляет Гарри и Рона приготовиться к атаке. Они поднимают палочки, направляя их прямо на него.

Гермиона тут же встает на его защиту, занимая положение точно между Драко позади нее и кончиками палочек.

— Не надо! Прекратите. Опустите палочки, — просит она.

— Но, Гермиона…

— Я сказала, опустите палочки, он не опасен, — говорит она тихо, ненадолго оглядываясь назад: Драко выглядит спокойным, но видно, что он борется с желанием достать палочку. Она снова поворачивается к Гарри и Рону — первый полон нерешительности и сомнений, второй — просто взбешен.

— Какого дракла здесь делает Пожиратель Смерти? — спрашивает Рон.

— Я могу все объяснить, просто опустите палочки, — снова просит она. — Доверьтесь мне.

Гарри, как более разумный из них двоих, первым опускает оружие, а потом и Рон неохотно отводит руку с палочкой в сторону. Гермиона почти слышит, как ухмыляется позади нее Драко, но предпочитает не обращать внимания, и вместо этого благодарно улыбается друзьям.

— Спасибо, — говорит она мягко.

— Это он должен нас благодарить, — зло бормочет Рон, сверля Драко сердитым взглядом.

Она с трудом сдерживается, чтобы не закатить глаза — в конце концов, он же не в курсе происходящего — и вместо этого подводит всех троих к длинному столу в столовой. Гарри и Рон занимают места с одной стороны стола, а Драко с другой — прямо напротив них. Гермиона, нервничая, встает рядом с ним, лицом к друзьям. Она глубоко вдыхает, чтобы успокоиться, готовясь рассказать друзьям все, что, как она поняла, правда.

* * *

— Ты действительно думаешь, что мы поверим, будто он не представляет угрозы? — спрашивает Рон скептически.

— Не представляет, — решительно настаивает Гермиона. — Он не опасен для нас.

— А для кого тогда опасен?

— Рональд, ты знаешь, что я имею в виду. Он на нашей стороне…

— Он издевался над тобой! — рычит Рон, вскакивая на ноги так стремительно, что опрокидывает стул.

Гермиона вздрагивает от грохота и краем глаза замечает, как Драко стыдливо опускает голову:

— Рон…

— Он издевался над тобой годами , Гермиона. Называл самыми отвратительными и унизительными словами. Мерлиновы панталоны, он наблюдал, как его помешанная тетка часами пытала тебя, и не сделал ничего, чтобы помешать ей! — не выдерживает он.

— Рон…

— Не говоря уже о том, что он сделал нам.

— Рон! — она тоже переходит на крик, заставляя его притихнуть и посмотреть на нее. — Я уже говорила тебе…

— Да-да, он залечил твои раны и помог сбежать, а потом рассказал невероятную историю, что вы давние друзья, чьи воспоминания были стерты, а теперь волшебным образом появились вновь, — выдает он, закатывая глаза. — Это чушь собачья, безумие, и ты сумасшедшая, если веришь ему. Возможно, он просто пытается влезть к тебе в голову, чтобы помочь Сама-Знаешь-Кому…

— Он не собирается ничего такого делать! — кричит Гермиона, защищаясь. — Разве ты не понимаешь, что если бы он хотел влезть в мою голову, то не пошел бы со мной сюда, а позволил бы Беллатрисе и дальше пытать меня, пока я не проболталась бы?

Рон моргает, уставившись на нее. Потом переводит взгляд на Драко.

— Что ты с ней сделал?

— Ничего я не делал, Вислый, и, если бы ты хоть раз в своей чертовой жизни действительно послушал ее, ты бы это узнал, — растягивает слова Драко, пытаясь выглядеть равнодушным.

Рон тянется к нему через стол, но Гарри хватает его как раз вовремя и возвращает на место, в это же время Драко интуитивно вскакивает, а Гермиона придвигается ближе, чтобы защитить его. Рон вырывается из захвата Гарри.

− Ты веришь ей? — спрашивает он Гарри, смотря на него с сомнением. — Ты веришь ему ?

− У нас нет причин не верить, − отвечает тот спокойно.

— Он Пожиратель смерти! У него Черная метка, мы все видели…

— Он был вынужден принять ее, Рон, — говорит Гермиона мягко, привлекая всеобщее внимание, — чтобы защитить свою семью. Он такая же жертва этой войны, как и мы. Он был просто напуган и одинок. Он никогда этого не хотел. Сейчас он на нашей стороне — какая-то часть его всегда была, — шепчет она, кидая на Драко короткий взгляд. Тот дарит ей натянутую улыбку, и она возвращает ее прежде, чем вновь встретиться лицом с друзьями.

Рон выглядит успокоившимся, но лишь отчасти. А Гарри, который оставался спокойным на протяжении всего разговора, задумчив.

— Ты доверяешь ему? — спрашивает он ее.

Она кивает.

— Я бы доверила ему свою жизнь.

— Тогда ему нужна комната, — говорит Гарри, кивая головой в направлении лестницы. — Он останется здесь, но не будет посещать встречи, пока я точно не буду уверен, что могу ему доверять. Идет? — он смотрит прямо на Драко.

Тот кивает и сует руки в карманы:

— Идет.

* * *

— Гарри хочет пробраться в хранилище Беллатрисы.

Драко моргает, уставившись на нее через стол.

— Гермиона! — протестует Поттер с другого конца стола.

— Гарри, я говорила тебе, что он может помочь нам. Она его тетя, в конце концов.

— Именно поэтому он не может помочь, — бормочет Рон.

Какое-то мгновение Гермиона пристально смотрит на него, затем снова оборачивается к Драко.

— Что ты думаешь?

Тот откидывается назад и скрещивает руки на груди, его взгляд останавливается на ее красивых глазах.

— Я думаю, это будет практически невозможно.

— Я так же говорила, — произносит Гермиона, — но после ее реакции на меч Гриффиндора…

— Ты думаешь, что она прячет крестраж.

— А ты ?

— Я бы не удивился, будь это так. Она одержима Сами-Знаете-Кем. И если она в самом деле настолько обеспокоена, то будет защищать хранилище, как никогда раньше.

— Определенно. Так что нам нужен способ обойти защиту, и единственное средство, которое можно использовать…

— Оборотное зелье.

— Да. И у меня есть ее волосы, с тех времен, когда она… Они были на моем свитере. Можно использовать их.

На мгновение Драко задумывается.

— На глаз действие Оборотного не определишь, а значит, если все будет проходить быстро, то пока кто-нибудь обнаружит, что это не она, ты уже будешь далеко. Но дело все же рискованное, Грейнджер. Что, если волос не ее?

— Ее, — говорит она слегка дрожащим голосом.

Он сглатывает, слегка кивая головой.

— Что, если у них есть охрана? Или контрольный вопрос?

— Это необходимый риск.

— И ты должна рискнуть?

Она кивает.

— Таков план.

Он кивает в ответ, хоть и выглядит очень недовольным.

— Думаю, это сработает.

Рон возмущенно смотрит на них. На его лице — отвращение.

— Хорошо, теперь, когда мы получили его благословение, можем начать варить зелье?

— Я уже начала, — отвечает Гермиона, опуская взгляд на стол.

— Кто бы сомневался, — усмехается Драко.

* * *

Драко отрывает взгляд от книжки, когда Гермиона входит в комнату. Он быстро садится на кровати и, закрыв книгу, кладет ее на прикроватную тумбочку.

— Привет, — здоровается он тихо.

— Привет, — отвечает она. — Можно я… — Гермиона замолкает, когда подходит к краю его постели.

— Ага, — кивает Драко, приподнимаясь, чтобы откинуться на спинку кровати. Он сглатывает, когда она продвигается вперед, чтобы присесть с краю. Гермиона уйдет завтра — и, если говорить откровенно, то чем ближе этот день, тем беспокойнее становится Драко…

Она недолго шарит рукой в кармане свитера, прежде чем достает оттуда пластиковый пакет и протягивает ему.

Он смотрит на него, сбитый с толку, и замечает одинокий белый волос.

— Что это?

— Это твоего отца. Я нашла его на своих джинсах и сохранила на всякий случай, — шепчет она.

— Ч-что ты хочешь, чтобы я сделал с ним?

— Хочу, чтобы ты использовал его — пойдешь завтра с нами.

Он моргает, безучастно глядя на нее.

— Что?

— Я хочу, чтобы ты пошел. Я знаю, ты будешь беспокоиться — я тоже буду. И мне кажется, что Люциус и Беллатриса, вместе пришедшие в Гринготтс, будут более убедительны, — объясняет она.

Он кивает.

— И парни с этим согласны?

Она улыбается, закатывая глаза.

— Будто у них есть выбор.

* * *

Драко стоит в глубине гостиной с бокалом шампанского в руках и наблюдает за Джинни, которая открывает подарки ко дню рождения. Они — члены Ордена — решили немного отдохнуть от войны и устроить праздник. Поэтому собрались все Уизли, Поттер, Грейнджер и несколько их однокурсников. Хоть Драко и не является членом Ордена — и большая часть присутствующих его недолюбливает — в силу обстоятельств его все же пригласили.

И причина этого сидит, скрестив ноги, на полу рядом с Джинни, показывая рыжей, как пользоваться магловским устройством, которое она только что ей подарила. Драко наблюдает за ней через всю комнату поверх края своего бокала. Она выглядит красиво. Хотя, что более важно, она выглядит здоровой — огромный прогресс по сравнению с тем состоянием, в котором она находилась, когда они прибыли сюда три с половиной недели назад.

— Малфой.

Он отрывает взгляд от Грейнджер.

— Поттер.

— Ты должен знать, что Гермиона настаивает на твоем присутствии на завтрашней встрече.

Он усмехается.

— Ты сейчас хочешь сказать, что я могу прийти, да, Избранный?

Гарри смотрит на него.

— Только потому, что Гермиона верит тебе, а я привык всегда доверять ей.

Драко кивает, и его взгляд снова возвращается к ней.

— Ты в самом деле заботишься о ней?

— Что?

— Я говорю о Гермионе. Ты в самом деле заботишься о ней?

Драко снова смотрит на него.

— Да.

— Что изменилось?

— Ничего, правда, — признается он. — Мне кажется, какая-то часть меня всегда это делала, потому что всегда знала.

— Знала, что вы знакомы?

— Знала, что я заботился о ней.

Гарри кивает, сложив руки на груди, и переводит взгляд на Джинни и Гермиону.

— Почему ты выбрал ее?

— Что, прости?

— Ты пошел против своей семьи. Против прямых приказов своего отца, чтобы спасти ее, и сейчас ты здесь. С ней. Почему?

Драко облизывает губы, прежде чем залпом проглотить остатки шампанского.

— Я чувствовал, что так будет правильно. После того, как я осознал, что происходит — что случилось — мне казалось, что других вариантов и не было.

На какое-то время между ними повисает тишина, Гарри первым нарушает ее.

— Я надеюсь, она права на твой счет, Малфой.

* * *

Он сидит за фортепиано, играет мелодию, знакомую с детства. Гермиона садится рядом. Драко смотрит на нее, а его пальцы продолжают скользить по клавишам, и она нежно улыбается, прежде чем опустить взгляд на клавиатуру. Ее волосы убраны в небрежный, растрепанный пучок на макушке, и это привлекает внимание к ее бледной, гладкой, словно шелк, шее. Она выглядит уютной в ее необъятном свитере — даже в нем она поражает его своей естественной красотой.

Как он не замечал раньше?

— Люблю эту песню, — шепчет она, когда он заканчивает играть.

— И я, — Драко мягко улыбается.

— Где ты ее выучил?

Он моргает.

— Я… Я правда не знаю. Будто проснулся однажды утром и… знал ее.

— Когда я была ребенком, то часто играла ее, хоть и понятия не имела, откуда ее знаю, — признается Гермиона.

Какое-то мгновение они смотрят друг на друга, и он с легкой усмешкой замечает, как она заливается краской.

— Т-ты же не думаешь?.. — интересуется она риторически.

— Я думаю, мы оба это знаем, — шепчет он.

Она улыбается, недоверчиво качая головой.

— Я до сих пор не понимаю, как все это возможно.

Он слегка пожимает плечами.

— Не знаю, но думаю, моя мама в чем-то права.

— Любовь?

Он сглатывает ком в горле и поворачивается, чтобы посмотреть на нее.

— Та девочка была для меня целым миром, Грейнджер. И во снах, и в реальной жизни. Она была всем.

— То есть, — начинает она медленно и неуверенно, — если я девочка из твоих снов, то…

Она замолкает, во рту становится сухо, в голове вертятся всевозможные мысли, так что она не может сосредоточиться.

Он кивает и нервно облизывает губы.

Она моргает.

— Ты влюблен в меня, Драко?

На мгновение он задерживает дыхание и смотрит на нее.

— Я совру, если отвечу, что это не так.

Она видит любовь и нежность в его светло-серых глазах и знает, что он говорит правду. Что она не видит, так это Рона, наблюдающего за ними из коридора.

* * *

Гермиона подпрыгивает, когда Рон подходит к ней со спины, и инстинктивно прижимает руку к сердцу.

— Рональд Уизли! — вопит она обвиняюще.

— Прости, — хихикает он, поглаживая ее по спине. Он наклоняется через ее плечо и втягивает носом аромат готовящегося блюда.

— Что готовишь?

— Шоколадное фондю — мама постоянно делала его, — отвечает она.

— Пахнет аппетитно. По какому поводу?

Она пожимает плечами.

— Драко попросил меня, и я сказала, что сделаю.

Он громко стонет, закатывая глаза, отходит и прислоняется к барной стойке за её спиной.

— Ты же не веришь во все это на самом деле? В то, что вы были друзьями долгое время, или в то, что…

— Конечно, я верю, — говорит она, медленно мешая шоколад. — Мне снились те же сны, Рон. Мы на самом деле были друзьями, его родители правда наложили на нас Обливиэйт, и Драко действительно на нашей стороне.

— И что, это меняет тот факт, что он унижал тебя последние шесть лет?

Она вздыхает.

— Все не настолько плохо, к тому же были ведь не-самые-ужасные моменты. Он предупредил меня о Пожирателях Смерти на Чемпионате мира по Квиддичу, и тогда…

— Когда провел Пожирателей Смерти в школу, я помню. Потому что он и сам был Пожирателем, Гермиона.

— Был, — подчеркивает она. — Люди меняются.

— Ага, и теперь он чертов святоша, — бормочет парень.

— Слушай, мы можем поговорить о чем-то другом?

— Пожалуй, — соглашается он. — Более того, я знаю, о чем именно.

— О чем?

— О нас.

Она моргает.

— Рон… — бормочет она нерешительно. — Я не думаю…

— Да ладно, Гермиона, мы несколько месяцев не говорили о нас. Мерлин и Моргана, все это время мы не обсуждали ничего, кроме Малфоя. Давай поговорим о нас, я скучаю.

— Я тоже скучаю, Рон, но…

Он делает шаг ей навстречу и разворачивает за плечи так, чтобы она смотрела на него.

— Но что?

Когда она опускает взгляд на пол, он обеспокоенно вытягивает шею, чтобы видеть ее лицо.

— Ты ведь по-прежнему хочешь того, о чем мы говорили? Ты и я после войны?

Она нервно сглатывает, неуверенно поднимая глаза.

— Я… Я не знаю.

Он отступает назад, будто она только что ударила его. И крепко сжимает челюсти, когда все мысли приводят его к единственному выводу.

— Все дело в Малфое?

— Все гораздо сложнее, — шепчет она.

— Но он имеет к этому отношение, — заключает парень. — У тебя есть чувства к нему? Ты в него влюблена? Или тебе просто нравится тот факт, что он «хороший», «невиновный», «непонятый»…

— Я не знаю, Рон! Я не знаю, — признается она.

Он моргает.

— Отлично. Дай мне знать, когда выяснишь.

Она вздыхает, чувствуя себя виноватой. Открывает рот, чтобы окликнуть его, когда он покидает кухню, но не находит слов. Она видит, как он останавливается, почти скрывшись в коридоре. Слышит его «Ну конечно, черт подери», сказанное таким тоном, который он использует только в присутствии Драко. Ее сердцебиение учащается, кровь стучит набатом в ушах — вот и причина, по которой она не может быть с Роном.

* * *

Она находит его, когда он сидит в гостиной возле окна и наблюдает за каплями дождя, ползущими по стеклу перед ним. Уже давно за полночь, и наверху все спят.

— Привет, — говорит она тихо, чтобы не напугать его.

Он поднимает взгляд и устало улыбается.

— Привет. Не можешь уснуть?

Она кивает, шагая к нему, и садится рядом на подоконную скамью.

— Вот и я тоже.

Гермиона подтягивает ноги к груди и обнимает колени руками.

— Могу я кое-что спросить?

— Что угодно.

Она смотрит на него, положив подбородок на колени.

— Как так вышло, что ты никогда не говорил со мной о магии?

Драко моргает.

— Что ты имеешь в виду?

— Разумеется, ты знал. Я показывала тебе, что умею. И когда кто-нибудь называл меня чокнутой, ты говорил, что я особенная, но никогда не упоминал магию.

— Я не имел права, — отвечает он мягко.

— Ты не имел права делать множество вещей, но тебя это не смущало.

Он понимающе усмехается.

— Да. Но говорить с тобой о магии — совершенно другое. Не слушать отца — это одно, не слушать Министерство… К тому же, я знал, что ты получишь письмо из Хогвартса, и просто ждал.

Она понимающе кивает.

— Получается, ты и раньше знал, что я маглорожденная, но в Хогвартсе вел себя, как… Ну, ты и сам знаешь.

— Знаю, — стыдливо бормочет он, а затем придвигается вперед, пристально глядя на нее. — Я был всего лишь ребенком, я никогда по-настоящему не понимал, что имел в виду отец, когда говорил о маглорожденных. Я знал, кто ты, когда встретил тебя, но это не имело для меня никакого значения. Когда я был с тобой в магловском мире, я мог быть собой. После того, как он наложил Обливиэйт на меня, он продолжил забивать мою голову чистокровной мутью — может, даже сильнее, чем раньше, — но это никогда не находило отклика в моем сердце. Возможно, потому что глубоко внутри что-то всегда напоминало мне о тебе, — признается он, слабо улыбаясь. — Но в школе… Я постоянно был на виду, потому и должен был вести себя так, будто ненавижу маглорожденных, даже если на самом деле мне все равно.

Гермиона улыбается в ответ, склонив голову набок.

Драко молча смотрит на нее, пока она снова поворачивает голову к окну. Он любуется ее красотой и тем, как ее кожа сияет в лунном свете, отражая капли дождя. Мерлин, она прекрасна.

— Знаешь, я ненавидел это. Вести себя так, будто терпеть тебя не могу. Называть тебя… как должен был называть.

Она снова поворачивается к нему и видит вину и раскаяние в его глазах.

— Что-то во мне было против того, чтобы тебе причиняли боль. И как только кто-нибудь еще ранил тебя, я хотел просто разорвать его на кусочки, — он замолкает и тихонько смеется. — Я странным образом защищал тебя.

— Не так уж и странно, — уточняет она.

Он усмехается.

— Полагаю, что нет.

— Помнишь тот случай, когда ты пробрался ко мне в комнату посреди ночи?

— Какой именно?

Гермиона смеется, игриво качая головой.

— Твоя первая бессонная ночь. Ты проник в мою спальню и залез ко мне в кровать, прежде чем я успела понять, что в комнате вообще кто-то есть…

— А потом мы проговорили три часа.

— Я даже не помню, как уснула.

Через два часа она засыпает, и Драко относит ее в спальню, больше всего на свете мечтая, чтобы он мог забираться к ней в кровать, как раньше.

* * *

Гермиона обеспокоена. Даже более, чем обеспокоена. Практически на грани срыва.

Она сидит за кухонным столом в ожидании звука открывающейся входной двери. Ждет возвращения двух самых важных для нее людей.

Рон находит ее, сидящую в одиночестве, и улыбается.

— Привет.

— Привет, — здоровается Гермиона в ответ, неосознанно впиваясь ногтями в стол.

— С ними все будет в порядке. Как бы мне не хотелось это признавать, но Малфой знает, что делает.

Она тихо смеется и закатывает глаза.

Он усмехается в ответ, в основном потому, что смог ее рассмешить впервые за долгое время.

— Как ты думаешь, когда они вернутся, будут ссориться или вести себя дружелюбно?

— Сложный вопрос, — хихикает она.

— Полагаю, они будут спорить о чем-то, возможно, кто сразил Пожирателя Смерти, — говорит Рон.

— Или кто спас чей зад.

— Или кто при этом выглядел лучше.

Гермиона улыбается ему, небрежно пожимая плечами.

Он смотрит на нее и наклоняется вперед, упираясь локтями в стол, прямо напротив нее.

— У тебя есть к нему чувства, да?

Гермиона моргает, застенчиво глядя на него.

Он кивает, прикусывая нижнюю губу, смотрит в пол и качает головой.

— Мне жаль, — шепчет она.

— Нет, все нормально, — отвечает он, поворачиваясь к ней. — Просто я никогда не думал, что потеряю тебя из-за Малфоя. Из-за Гарри, да. Может быть, даже из-за Невилла. Но Малфой?

Она печально улыбается.

Как по сигналу по холлу эхом проносится звук открывающейся входной двери, за ним — шаги вошедших людей.

Ее глаза расширяются от облегчения, она поднимается со стула, выходит в прихожую, налетая прямо на ничего не подозревающего Драко.

— О-ох, — бормочет он, с силой прижатый обратно к входной двери. И улыбается, когда она зарывается лицом в его шею и крепко сжимает ее в объятиях.

— Найдите уже себе комнату, — шутливо говорит Гарри.

* * *

Она смотрит на него искоса, наблюдает за его разговором с Гарри, Роном и Люпином насчет плана защиты Хогвартса. Он одет в магловскую одежду, позаимствованную у Фреда, который примерно того же роста. Его волосы растрепаны будто от ветра.

Сейчас не самое подходящее время, но она вспоминает их короткий разговор о его чувствах к ней. Вспоминает разговор между ним и Гарри, который она подслушала буквально на днях, когда Гарри сказал Драко, что доверяет ему не только в делах Ордена, но и в плане отношений с Гермионой.

И внезапно ноги несут ее к нему, минуя Луну, Джинни и Дина Томаса. Она достигает их небольшой группы — мужчин, потому что едва ли они теперь мальчики, правда? — и практически бросается ему на шею, ее губы встречаются с его губами. Они у него потрескавшиеся и немного грубые. А когда он поднимает руки, чтобы дотронуться до ее лица, на них чувствуются мозоли. Он целует ее в ответ — отчаянно, жадно, нуждаясь.

И в эту минуту нет войны. Нет надвигающейся смерти. Нет наблюдателей. Существуют лишь они, и огонь со льдом, бегущие по венам, и бабочки, порхающие в животе, и ее конечности, которые, кажется, превратились в желе.

Гермиона тяжело дышит, когда отстраняется от него, и слова сами собой срываются с ее губ.

— Я тоже тебя люблю, — бормочет она.

Драко моргает в ответ.

— Я, э-э…

— Знаю, — она слабо улыбается. Прежде, чем вернуться на свой пост, игнорируя усмешку Гарри и насмешливое отвращение на лице Рона, он обнимает Гермиону и притягивает обратно, прижимаясь своим лбом к ее лбу.

— Береги себя, ладно?

— Ты тоже.

* * *

Драко старается все время держать ее в поле зрения. Однако во время поединка с особенно мерзким Пожирателем Смерти теряет ее из виду. Оглушив его, он оборачивается к месту, где видел ее последний раз, — только ее там нет. Ее нет нигде. Битва забыта, он срывается на поиски Гермионы.

Минует ее друзей — Лонгботтома, Томаса, Лавгуд — и спрашивает, не видели ли они ее. Не видели.

Он проходит мимо нескольких слизеринцев, которые вышли из подземелий, чтобы сразиться на стороне Ордена, — Блейза Забини и Тео Нотта — но они оба ее не видели.

Его паника достигает пика к тому времени, когда он слышит знакомый голос, растягивающий слова. Голос, отдающийся эхом в темном, пустом коридоре. Кровь холодеет в жилах, когда звучит это слово — грязнокровка — и он потихоньку идет на голос. Драко сворачивает за угол, и его желудок сжимается при виде отца, прижавшего Гермиону к кирпичной стене.

— Я должен был убить тебя еще тогда, много лет назад, как только появилась возможность, — мрачно бормочет Люциус Малфой, приставив палочку к ее подбородку.

— Так почему вы не сделали этого? — ее голос звучит мягко, в нем нет страха, лишь любопытство.

— Потому что твои воспоминания никогда не должны были вернуться.

— Возможно, ваша магия просто недостаточна сильна…

Люциус рычит:

— Почему ты, жалкая, мерзкая?..

— Отец, — говорит Драко, обнаруживая свое присутствие. Он видит, как переводит на него взгляд Гермиона, но не отводит глаз от мужчины, как две капли воды похожего на него самого, — в особенности от его палочки, которая теперь прижата к горлу Гермионы.

— А, Драко, — ухмыляется Люциус. — Как славно, что ты присоединился к нам.

— Отпусти ее, — отвечает он твердо.

— Должен сказать, я был весьма удивлен, когда обнаружил, что ты исчез вместе с грязнокровкой. Я-то думал, мне наконец удалось достучаться до тебя. Позволь спросить, как ты улизнул?

Драко сглатывает.

— Через парадный выход. Теперь отпусти ее, — требует он.

— С чего бы мне это делать?

— Потому что, если хоть волос упадет с ее головы, я тебе этого никогда не прощу.

Люциус усмехается.

— Драко, когда ты стал таким… мягкотелым? Таким неправильным. Где я ошибся?

Драко бросает на него мрачный взгляд.

— Ошибся? Ты думаешь… — он обрывает фразу на полуслове, крепко сжимая палочку. — Я и не ожидал, что ты поймешь.

— Пойму что? — не выдерживает отец.

— Что угодно — ты никогда ничего не любил. Ты никогда не заботился…

— Любил? — с отвращением выплевывает Люциус. — Ты действительно думаешь, что любишь ее?

Драко смотрит на него.

— Я это знаю. И, вообще, я думаю, что это частично — если не полностью — твоя вина.

— С чего бы это?

— Ты вбивал свои чистокровные предрассудки мне в голову так часто и долго, что это разожгло мое любопытство и привело к ней .

— Как ты смеешь винить меня в своих недостатках?! — рычит Люциус, моментально забывая о девушке, на которую направлена его палочка.

— Моих недостатках?

— Я дал тебе все , ты, неблагодарный…

— Да, все, кроме спокойной, стабильной ситуации дома, — отрезает Драко. — Все, кроме права иметь собственное мнение и следовать за своими мечтами, найти цель своей жизни.

— Если любовь к грязнокровке — твой способ это получить, то ты невероятно преуспел, так? — усмехается отец.

— Я не влюблен в грязнокровку, — младший Малфой отрицательно качает головой. — Я влюблен в девушку, которая добрее, храбрее и чище, чем любой, кого я когда-либо знал. Чем мог надеяться, что будешь ты.

Люциус смотрит на него угрожающе.

Драко позволяет себе взглянуть на Гермиону, стоящую возле его отца неподвижно и тихо, и едва заметно кивает головой. В считанные секунды она толкает старшего Малфоя, заставая его врасплох, и он отлетает на достаточное расстояние от нее, чтобы она могла уклониться от заклинания, брошенного Драко. Оглушающее бьет Люциуса прямо в грудь и отбрасывает назад еще до того, как у него появляется шанс заново обрести равновесие. Его тело впечатывается в стену с глухим стуком, а голова бьется об кирпич. Он падает на пол в бессознательном состоянии.

Драко застывает над недвижным телом своего отца на несколько секунд — его глаза печальные и безучастные — затем поворачивается к Гермионе. Он касается пальцами ее лица, ища взглядом повреждения.

— Я в порядке, Драко, — убеждает она, кладя ладони поверх его рук, чтобы успокоить. — Правда.

— Он не тронул тебя?

Она мотает головой.

— Только угрожал.

* * *

Авроры ловят его отца и доставляют в Азкабан, где он будет находиться в ожидании слушания. Мать сдается добровольно, и если новости об отце Драко принял равнодушно, то при виде матери его глаза наполняются грустью и сожалением. Гермиона наблюдает за ним, за тем, как боль меняет его лицо. Смотрит, как его руки сжимаются в кулаки, когда он старается не сорваться.

Гарри подходит к ней и приобнимает. Он недавно выиграл войну с Волдемортом и теперь чувствует, как огромное удовлетворение и счастье наполняют его, но, несмотря на них, на сердце тяжелым камнем лежат боль и печаль ото всех потерянных за время войны жизней. Она знает это.

Драко поворачивается к ним, и улыбка освещает его лицо, когда он видит ее. Он сует руки в карманы и преодолевает несколько шагов, разделяющих их, прежде чем Гарри протягивает ему руку.

— Я похлопочу за нее, — говорит ему Гарри.

Драко сглатывает.

— Ты не должен этого делать.

— Она спасла мою жизнь, — отвечает Гарри, пожимая плечами. — Даже если это было только для того, чтобы убедиться, что ты еще жив.

Малфой кивает.

— Спасибо.

Несколько секунд спустя Гарри оставляет их наедине — если не считать студентов, профессоров и однокурсников вокруг, — и они продолжают неловко стоять друг напротив друга. Слишком напряженные, чтобы двигаться, слишком напуганные, чтобы сделать хоть шаг. Будто застенчивые подростки, впервые заговорившие друг с другом.

— Итак… что теперь? — спрашивает она тихо, робея.

— Не знаю, — признается он с печальной улыбкой.

— Ч-что насчет нас?

Он протягивает ей руку ладонью вверх. Она вкладывает в нее свою, и он мягко притягивает Гермиону вплотную к себе. Другой рукой обнимает ее за талию и опускает голову, чтобы поцеловать ее в кончик носа, — все это время он не отводит от нее взгляд.

— Мы выясним это так же, как начали. Вместе, — бормочет он. — Идет?

Она кивает, несмело улыбаясь.

— Идет.