Дом, которого больше нет (гет)

Новый мир, мир без магогов — все так рады ему. Теперь можно продолжать попытки восстановить давно канувшее в лету Содружество Систем, кричать из всех уголков трех галактик о всеобщем равенстве и о том, что теперь, после возвращения Тарн-Ведры, все будет по-другому. Вернулась великая планета. Великий мир, в котором некогда зародились и разошлись по всем известным ныне мирам идеалы, которые нынешнее поколение неумело пытается воскресить.

Великая планета вернулась. Великая планета погибла.

За суетой, за войной, за политическими дрязгами никто этого не заметил. Всего лишь маленькая планетка, давным давно захваченная ницшеанцами, исчезла со звездных карт. За последние триста лет многие миры постигла такая судьба.

Но это были не многие миры — это была Земля, родина всего человечества. Когда-то именно она хранила в своих магнитных полях уязвимых и хрупких людей, давала им защиту, кров, пищу — все то, что было им нужно, чтобы вырасти, окрепнуть и выйти из-под ее опеки. И забыть ее.

Новые люди — сильные, крепкие, генетически измененные под условия космоса или своих новых мест обитания — они видели в ней пережиток прошлого. Перед ними был простор трех галактик, прекрасных, манящих и открытых для изучения. Зачем цепляться за вчерашний день, когда впереди такое будущее?!

Земля не роптала. Она и те немногие, кто остался ей верен, покорно ушли в тень. Тарн-Ведра стала новым маяком для людей и других рас, обитавших на просторах Известных Миров. Земля же удалилась на покой, с интересом наблюдая, как ее дети вливаются в великий альянс тысяч народов и миров, как занимают одно из ведущих мест в новом времени, как медленно, но верно забывают о своих истоках.

Она испытала на себе всю жестокость ницшеанцев, обосновавшихся здесь, как и на многих других некогда свободных планетарных систем, после падения Содружества. Ее обитатели — последние чистокровные люди — были для новых хозяев планеты даже не вторым, а третьим сортом, если не ниже. С человеческими существами, вынужденными измениться среди звезд, потомки Драго Мусевени хоть как-то считались; этих же реликтовых ископаемых воспринимали исключительно как собак или крыс, которых можно было использовать по мере необходимости для работы или развлечения. О да, Земля повидала немало ницшеанских «развлечений».

Она выдержала все испытания, что уготовила ей судьба, хотя стоило это множества шрамов на теле древней планеты и множества жизней ее обитателей. Сдаваться было не в ее привычках — она не признавала поражения. Однако, захватчики тоже.

Они позволили Бездне уничтожить этот непокорный мир — из злости и в пример другим.

И никто этого не заметил, кроме, разве что, самих ницшеанцев и нескольких кораблей, случайно или нет оказавшихся поблизости; да и для тех это была сухая констатация факта — они куда больше думали о том, как спастись самим, чем о величине утраты человечества. Они записали этот эпизод в судовой журнал и отправились назад — к своему новому дому.

Но были и другие, для которых произошедшее было далеко не рядовым событием. Для кого домом была Земля.

Филипп Машер стоял на смотровой палубе, угрюмо наблюдая за еле заметным движением спутника вокруг Фируса‑4. На самом деле, местная луна вращалась вокруг своей планеты со скоростью около полутора километров в секунду, но космос — территория не только стремительности, но и масштабов, по меркам которых резвость спутника была соизмерима с движением минутной стрелки. Однако, если приглядеться и запастись терпением, можно увидеть, как из-за края ночного светила показывается контур материка, за ним горный утес, берега внутреннего моря. Этот медленно раздвигающийся занавес природы успокаивал и прояснял голову, а капитану Машеру ясная голова сейчас была нужна, как никогда.

Он задумчиво погладил бороду, казавшуюся слишком темной для его дряхлого лица. Его вечно принимали за старика — это была расплата за первые перелеты на слабом, держащемся на честном слове и, конечно же, плохо защищённом от космических лучей корабле. С тех пор у него остались глубокие морщины и боль — следствие космической радиации. Любой разумный гуманоид счел бы подобные перелеты безумием, но только не землянин — для него это был шанс. Шанс кого-то спасти, шанс хоть что-то изменить, шанс хоть какой-то, но вернуть родной планете давным-давно потерянную свободу. Филипп вывез немало беженцев на той посудине и привозил своим союзникам оружие и медикаменты в течении восьми лет, пока на одной из перевалочных баз HLA* не смог выторговать для себя «Лаберон». Цена была не маленькой — лидер восточной банды еще долго не мог простить ему утрату столь необходимого вооружения — зато теперь он мог без опаски вывозить людей, мог набрать команду, зная, что не рискует их жизнями. Хотя, о каком риске идет речь, если на Земле никогда не знаешь, доживешь ли до завтра.

Команда была не в восторге от его отказа Лукасу Оги, но капитан был убежден — связываться с дженайтами небезопасно; в большенстве своем Рыцари Генетической Чистоты были отъявленными психами.

— Мы послали закодированное сообщение, как вы и просили, капитан, — послышался за спиной голос Джеймса Викора. — Ответа пока не последовало.

Филипп коротко кивнул старпому, но тот явно не собирался уходить.

Капитан тяжело вздохнул — упрямства Викору было не занимать. Он мог бы доверить (и не раз доверял) этому человеку свою жизнь, но характер старшего помощника порой сводил с ума. Однако именно Джеймсу предстоит занять его место. И Машер чувствовал, что очень скоро.

— Я попросил Барри просканировать поверхность планеты. Мы не нашли ничего важного, по крайней мере, настолько. Мы попусту тратим время!

— На поверхности вы ничего и не найдёте, — устало произнес капитан.

Викор не сомневался, что капитан прекрасно понял смысл его слов, и откровенное ими пренебрежение начинало злить.

— Черт возьми, да чем вас так не устроил Оги?! Я встречался с ним раньше — он человек чести. Этот сбор был назначен не зря — он может дать нам надежду!

— Он фанатик, Джеймс! — капитан резко развернулся и теперь в упор смотрел на старпома. — Такие как он дают надежду, не спорю, но она всегда обманчива.

— И что же, мы так и будем шататься от планеты к планете, кусая исподтишка и боясь высунуть нос? — едко выпалил Викор.

— Джеймс, все, что мы делаем, мы делаем для свободы людей, а не назло всем и вся, как предлагают джейнайты. Люди, пусть уже и нечистокровные, не виноваты в гибели Земли, — попытался успокоить помощника капитан.

Но того уже несло.

— Неужели? А где были эти самые люди триста лет? Они хоть раз пытались вмешаться в творящееся беззаконие? Нет! Спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Зато теперь они так кичатся тем, что восстановили Содружество, да еще и принимают в него ницшеанцев! Первого урока истории им, видимо, было мало, они захотели еще. Ведь ницшеанцы же сильные, а им нужно сильное содружество, а те, кто проиграл — сами виноваты, а как же! Только вот не все утонули — кое-кто выплыл и теперь хочет стребовать с них должок за три века. Что в этом плохого? Когда-то на Земле я видел обрывки старого закона, не помню уже какой страны, да это и не важно. Там было сказано, что неоказание помощи людям, находящимся в опасности, считалось преступлением. Эти… люди должны ответить за свои преступления.

Викор так увлекся своей тирадой, что не сразу заметил, как побледнело и без того белесое лицо капитана. Боль всегда подступала неожиданно. Такие уж у космоса законы — тем, кто слишком беспечен с ним, он жестоко мстит.

Старпому хватило одного взгляда, чтобы разобраться в происходящем. Злость его тут же угасла.

— Капитан, вам нужно в медотсек. Немедленно.

Машер попытался протестовать — он ненавидел выказывать слабость — но Викор не зря звался на корабле «непрогибаемым». И уж в чем, в чем, а в делах, касавшихся его команды, он мог переупрямить кого угодно.

* * *

Совещание должно было начаться десять минут назад, но в конференц-зале крейсера Содружества «Созвездие Андромеда» было всего двое — капитан Дилан Хант, размышлявший о том, что война с магогами и Бездной хоть и была тяжелым испытанием, но на пунктуальность экипажа действовала, определенно, положительно, и капитан-лейтенант Телемах Раде, у которого даже годовой запой на Сифре не смог выбить заложенную с детства строгую дисциплину. В коридоре топталось еще несколько офицеров, навязанных капитану Ханту Триумвиратом, но те уже сталкивались с Бекой в плохом настроении и входить в зал раньше нее не рисковали.

— Отвечающему за безопасность надо руки оторвать, — Телемах хмуро разглядывал голографический план здания, в котором должны были проходить переговоры.

— Боже, Раде, — возвел глаза к верхней переборке Дилан, — на этот-то раз тебе что не нравится? Это самая безопасная постройка на планете — пять уровней защиты, некоторых из которых и в правительственных сооружениях Таразеда не было во времена твоей службы.

— И сейчас нет, — не стал спорить капитан-лейтенант, — однако, проникнуть туда было куда сложнее — мы защищали не правительство, а планету. А здесь? — Раде уменьшил масштаб голограммы, и вокруг здания образовалось еще около двадцати небольших строений, лишенных каких-либо силовых полей или оборонительного вооружения.

— Может они просто не ждут нападения, как ты? — издевательски поинтересовался капитан "Андромеды". — Ты подхватил паранойю от Харпера? Не думал, что это заразно.

— Я ницшеанец, — пояснил Телемах.

— Как и Зелос, — отпарировал Хант, — однако у него паранойя не наблюдается.

— Значит, он или дурак или…

— Мы что-то пропустили? — скорее для галочки поинтересовалась Бека Валентайн, входя в зал.

За ней угрюмо брел белобрысый техник, конвоируемый парой сексапильных андроидов. Судя по замасленным волосам и копоти на руках, Ромми и Дойл изъяли Харпера прямо из лаборатории, чем тот был страшно недоволен. Следом просеменили получившие-таки разрешение войти руководители вспомогательных подразделений.

— Прости за опоздание, но очередное творение Шеймуса требовало нашего присутствия, — пояснила Бека, — должен же был кто-то проследить, чтобы у него хоть раз ничего не взорвалось.

— Все было под контролем, — огрызнулся Харпер, — и этот эксперимент был куда важнее очередного разбора полета, который мы и так уже за последний месяц до бозонов разобрали!

— А потом кто-то будет ныть, что все решения принимаются без него, — усмехнулся Телемах.

Дилан проигнорировал дружескую склоку и, подождав, пока все рассядутся, начал:

— Как вы знаете, через час мы прибываем в систему Фирус.

— Наконец-то, — прокомментировала Ромми, — мне уже порядком надоела эта черепашья скорость. А нам еще назад лететь, — андройд скользнула взглядом по собравшимся, чтобы узнать, кто из них разделяет ее позицию, но взвинченный техник все истолковал по-своему.

— А что ты на меня смотришь? Я не виноват, что к этой дыре не ведет ни одна стабильная зона перехода.

— Если бы я знала, что перелет будет таким нудным, предпочла рискнуть с нестабильной, — поддержала аватару Бека.

—…И разнесла бы наш любимый корабль по всем трем галактикам. — Харпер недовольно уставился на начальницу.

— Так или иначе, но мы добрались, — поставил точку в начинающемся споре Дилан. — Наша задача здесь — провести переговоры с кланом Негоши, управляющим четвертой планетой системы. Фирус‑4 относиться к редкому классу, чья кора богата Сунмином. Этот металл намного прочнее всех известных материалов и незаменим в кораблестроении — именно он обеспечил превосходство ведранскому флоту и позволил создать огромную империю.

Цель переговоров — заключить союз с Негоши и обеспечить поставки сунмина Содружеству.

— А поставщика, находящегося не в такой глуши, найти было нельзя? — со скучающим видом спросила Бека.

— В том-то и проблема, — охотно продолжил Дилан, улучив минутку блеснуть эрудицией, — для образования сунмина нужны особые условия — взрыв гиперновой и нахождение недалеко от эпицентра средне-массивной преонной звезды. При недостаточной силе взрыва волна не сможет воздействовать на сверхплотную преонную материю; при слишком большой массе преонной звезды ее гравитационное поле просто захватит излучение гиперновой; в свою очередь, при недостатке массы рассеивание будет слишком велико, чтобы обеспечить в дальнейшем формирование сунмина. К тому же подобные явления повреждают структуру космических потоков, вследствие чего в местах расположения планет, богатых сунмином, нет надежных зон перехода, так что их не так просто найти. Технологии, позволявшие обнаруживать этот металл, ведранцы забрали с собой, так что нам только остается надеяться, что кто-то случайно натолкнется на одну из них, — подождав новых возражений, которых так и не последовало, Дилан продолжил, — Зелос, лидер Негоши, как нам сообщили, очень заинтересован в сотрудничестве…

— Конечно, ведь его основные покупатели теперь вышли из дела, — буркнул Харпер.

— И наша задача, — с напором продолжил капитан, — заключить это соглашение во что бы то ни стало. Так что на переговорах никаких хмурых физиономий, двусмысленных реплик и прочих проявлений неуважения. Всем всё понятно?

— Да, капитан, — отчеканила аватара. Ромми, как единственное, кроме Дилана, разумное существо, помнящее старое Содружество, прекрасно понимала важность сунмина — при постройке «Андромеды» без него тоже не обошлось.

— Без проблем, — присоединилась вторая девушка-андроид. Впрочем, в них капитан Хант как раз не сомневался.

— Ладно, так и быть, на время пребывания на планете задвину свое нытье в дальний угол, — согласилась Бека, — но если мне не дано доставать ницшеанцев, то экипажу достанется вдвойне.

— Мы полностью в твоем распоряжении, — улыбнулся в ответ Дилан.

Телемах ответил капитану легким кивком. Новоявленные офицеры так же заверили, что все будет в полном порядке, только Харпер продолжал, нахохлившись, сидеть в своем углу. Дилан задержал на нем взгляд, но так ничего и не сказал.

— Есть вопросы? Отлично, тогда все свободны.

Члены команды, один за другим, начали освобождать зал. Последним выходил ницшеанец, не слишком довольный лаконичностью совещания и тем, что тема безопасности так и не была поднята.

— Раде! — остановил его Дилан. — По поводу твоих опасений — думаю, тебе стоит собрать надежных ребят и самому прочесать окрестности.

— Хорошая идея, — согласился Телемах, — только как к ней отнесется Зелос?

— Как он выразился — если мы не будем лезть в его личные дела, то положительно. Что именно ницшеанцы считают личными делами, ты лучше меня знаешь. И еще… тебе стоит взять с собой Харпера.

— А вот это уже плохая идея, — Раде бросил взгляд на дверь, в которую только что вышел техник, — от малыша будет мало толку, а вот вред может быть.

— На переговорах с ницшеанцами, сотрудничавшими с Драго-Казами, пользы от него будет еще меньше. А вреда больше.

— Так вот оно что… А я-то думал, что это он такой неразговорчивый последнее время. Ладно, я запишу его в патрульный отряд, — Телемах с заговорщическим видом полушутливо отдал честь капитану и исчез за дверью.

Дилан облегченно вздохнул — кажется, одной проблемой стало меньше.

* * *

Дверь маленькой каюты, кое-как переоборудованной в медотсек, была открыта всегда. Это было грубым нарушением санитарных норм, с учетом отсутствия обеззараживающих полей, но Мира Горват не любила закрытых дверей.

В импровизированном лазарете было людно. Кроме Миры — судового врача — здесь теснилось еще трое посетителей, и явно не ради лечения. Со стороны это немного напоминало двойное свидание, хотя подобные посиделки на четверых были на «Лабероне» обычным делом. Да и от свидания в них действительно что-то имелось.

Сценарий у этого действа всегда был один — завидев массивную фигуру Донека, двигающуюся в направлении медотсека, Кэс, помощница главного техника, бросала свои дела и вытягивала Барри из кабины пилота, дабы вместе насладиться очередным действием «Укрощения строптивой». Постановка длилась уже около полугода, но то ли Донек не дотягивал до Шекспировского Петруччио, то ли Мира не слишком походила на Катарину… Так или иначе, повторений оригинального сюжета здесь не наблюдалось — судовой врач спокойно выслушивала очередные излияния, никак не отвечая на его порывы, и лишь советовала принять звуковой душ. Мира была совсем не против компании бойца, пилота и зама главного инженера, но как только дело касалось близких отношений, в ней будто закрывалась какая-то дверца — она становилась похожей на холодное изваяние, и даже тон из дружеского превращался в деловой. В конце концов бывший гладиатор сменил тактику — теперь он просто стал регулярным гостем медотсека в надежде, что хозяйка территории привыкнет к его постоянному присутствию и дальше дело пойдет проще.

— А я ему говорю: «Если хочешь стрелять — да пожалуйста!» Ну он, придурок, и стрельнул, а поле-то с переменной прозрачностью. Пуля бы его, может, и прошибла, а лазер отлетел, и прям в него, точнехонько так. А как кичился — профессионал, профессионал! — а на деле дурак дураком! — Донек уже битый час вел рассказ о своих немыслимых приключениях. Описывал он их уже в сотый раз, но прочтения и детали успели измениться настолько, что слушатель первого и сотого пересказов ни за что не догадался бы, что это одна и та же история.

Маленькая коротко стриженная девица, казавшаяся почти ребенком, и высокий тощий чернокожий парень в очках откровенно веселились — они-то слышали все версии, а Барри даже тайком записывал их метаморфозы, чтобы ничего не упустить.

Мира слушала в четверть уха, чтобы не пропустить место согласного кивка или смешка, основное же ее внимание было сосредоточено на лекарствах. На «Лабероне» не было подходящих условий для хранения некоторых медикаментов, так что приходилось изворачиваться всеми способами. Но даже самые простые лекарства имеют способность портиться. Нужно попросить капитана Машера залететь на базу или выторговать хоть какие-нибудь лекарства на встречных планетах — с таким запасом летать нельзя. Правда, это удастся сделать только через несколько месяцев — пространство, в котором они находились, не имело стабильных зон перехода, а в нестабильную кораблю, вроде «Лобирона» не стоило и соваться! Пока придется обходиться тем, что есть.

— В общем, выбежал я из пещеры, смотрю, а…

Донек недоговорил — в лазарет вошли еще двое. С их появлением все пришло в движение — Барри вскочил, освобождая кушетку; Кэс тихонько пискнула и выскользнула вон; Донек, после контузии соображавший не слишком хорошо, удивленно потер бритую голову.

Старпом окликнул врача, но та уже и сама все поняла. Пока Викор укладывал капитана на кушетку, Мира быстро набрала в шприц лекарство и поспешила к больному.

— Давно? — спросила она, делая укол в вену капитана.

— При мне около семи минут назад, — отозвался старпом.

— Хорошо. Должно подействовать быстро.

Последствия столь долгого нахождения в космосе с минимальной защитой не поддавались лечению, тем более в таких условиях, но экипаж делал для капитана все возможное, даже если на обязательные поддерживающие процедуры его порой приходилось гнать пинками. Но этого было недостаточно.

Трое мужчин с озабоченным видом стояли в сторонке, наблюдая за тем, как судовой врач подключает небольшое портативное устройство для стимулирования кровообращения. Через несколько минут Машер открыл глаза и недовольно осмотрел помещение, в которое его занесло. Он его здорово недолюбливал.

— Ну? Что смотрите? — поинтересовался он, язвительно глядя на подчиненных. Из троих только Джеймс Викор не отвел глаза.

— Капитан, вы опять пропустили процедуру! — нравоучительно проговорила Мира.

— Да, да, да, — Машер приподнялся на локтях. — Долго я здесь провалялся?

— В общей сложности — около пятнадцати минут, — прикинул старпом.

— Хорошо. Нам нельзя пропустить момент, когда луна пересечет луч спутника слежения — это единственный шанс спуститься на планету.

— А подняться как? — поинтересовался Донек.

— На месте разберемся, — уклончиво ответил капитан.

— Сэр, я просканировал доступную часть планеты по прибытии, — вступил в разговор Барри, — там не было никаких обычных признаков активности ницшанцев. Они обычно действуют с размахом — если уж планета — военный лагерь, то вся планета. Не уверен, что вы найдете что-то на поверхности.

Филлип Машер грустно усмехнулся:

— А мы летим не на поверхность, а под.

— Ваша резиденция впечатляет! — капитан Хант с интересом рассматривал сводчатый потолок коридора, ведущего в комнату переговоров. Не то чтобы он представлял собой нечто особенное, но для небольшой планеты на отшибе обстановка была весьма внушительная.

— Как и ваш корабль, — ответил комплиментом на комплимент невысокий смуглый человек лет сорока. — Мы изредка отправляем в большой космос курьерские корабли — так, для сбора информации — и когда один из них принес нам весть о возрождении Содружества, мы тут же выслали другое судно с заверениями нашего желания вступить в него.

— Только заверения запоздали года на два, — не удержалась-таки от сарказма Бека, но собеседник его не уловил.

— Увы, наше расположение накладывает сильные ограничения на связь с внешним миром. Я и сам очень огорчен подобной задержкой, но что поделаешь. Однако и в этом есть свои плюсы — нас посетил сам капитан Хант и его очаровательная команда! Два года назад у вас бы просто не нашлось времени на нас.

Во взгляде хозяина резиденции читалась искренне восхищение, и капитан Валентайн ответила широкой улыбкой, но губы так и не разомкнула. Причину восторга ницшеанца понять было несложно — в отсутствии Харпера и Раде Дилан в сопровождении трех красивых женщин производил впечатление заправского мужа, которое еще больше усиливала кучка дополнительных офицеров, державшаяся на почтительном расстоянии (последние сторонились скорее Беку, чем капитана). Зная ценности ницшеанцев, не трудно было догадаться, какое впечатление произведет подобная процессия. Бека уже не раз ловила себя на мысли, что «так и было задумано». С Дилана станется.

Принадлежность вождя клана Негоши к ницшеанцам выдавало только наличие шипов, в остальном же Зелос никак не выделялся. Он не пытался казаться выше или ярче, подобно Шарлеманю, не отличался физической силой, как Тир; убранство дворца не напоминало казарму, как у племени Пиун, но и чрезмерной роскоши Сабра-Ягуар здесь не наблюдалось — и резиденция, и ее хозяин казались совершенно бесхитростными. Это-то и тревожило Дилана — по крайней мере здание точно не было рядовым, в этом он убедился еще на орбите, изучая с Раде оборонную систему. Осталось раскусить самого Зелоса.

— Должен признать, я не разделяю обеспокоенность своего тактического офицера, но кое-что меня ставит в тупик. Почему вы не оборудовали защитой хотя бы склады и учреждения, которые могут служить укрытием в случае нападения?

— Капитан, — укоризненно протянул Зелос, — неужели и вам нужно объяснять свойства сунмина? Даже небольшая его примесь увеличивает прочность обшивки корабля в несколько раз, а здесь он содержится буквально в каждом камешке. По сути, вся эта многоуровневая защита не нужна, она скорее успокаивает гостей, чем действительно обеспечивает безопасность.

— Достаточно мощный залп из космоса вполне может снести все эти строения, — резонно заметила Ромми.

— Возможно, — неохотно согласился ницшеанец, — но корабль, несущий такую боевую мощь, должен быть сравним с «Андромедой», а такой корабль наши спутники засекут издалека, — на лице его тут же появилось беспокойство. — Надеюсь, вы не намереваетесь в нас стрелять?

— Уверяю, у нас самые мирные намерения, — заверил Дилан, — для нас эти переговоры не менее важны, чем для вас.

— Даже не представляете, как я рад это слышать! — благодушная улыбка окончательна стерла с лица Зелоса все признаки принадлежности к ницшеанскому роду. — Идемте, нас, должно быть, уже заждались. Уверен, переговоры будут плодотворными!

* * *

— Может напомнишь, что я здесь делаю? — пробурчал Харпер, походя бросая недовольные взгляды на архитектурные решения Фируса‑4, которые еще при высадке окрестил «космодромом каменного века» — столичные постройки относились к самым разнообразным стилям и эпохам.

Телемах уже битый час задавал себе тот же вопрос. Он бы с радостью сплавил эту мелкую занозу на попечение кому-нибудь другому, но данное Дилану обещание не подпускать его к Негоши не позволяло этого сделать. Да и самому ему было спокойнее, когда бортинженер находился в зоне видимости — так легче не дать ему попасть в очередную передрягу.

— В случае нападения резиденция может быть заблокирована, а от тебя больше пользы на свободе.

— Ага, как же, — Харпер резко остановился, заставив Раде сделать то же самое. — Если я и пригожусь, то на «Андромеде», а не на этой свалке.

— Сомневаюсь, что кто-то решится атаковать «Андромеду», а если такие найдутся, она и сама за себя постоит, — Раде двинулся было дальше, но бортинженер скрестил руки на груди и сходить с места явно не собирался.

— И что же мне делать здесь?

— Ты у нас гений, придумай что-нибудь.

— Предлагаю достать твою лазерную палку и выпилить из этих булыжников каменное лего — нападающие заиграться и забьют на атаку. Лего — это такая земная игра…

— Харпер, замолчи.

— Что? Ты сам сказал что-нибудь придумать, а с учетом выдающегося антуража этой захолустной планетки ничего лучше…

— Замолчи!

Тон ницшеанца невольно заставил техника умолкнуть и проследить за взглядом спутника.

Раде внимательно следил за невзрачной маленькой дверью, перед которой сидел скрюченный, побитый жизнью парень. Однако наметанный глаз военного подметил и настороженность, и еле заметный жест, чтобы проверить оружие, и то, что большинство местных жителей обходило его стороной. Что бы ни скрывалось за этой дверью, его охраняли, и все вокруг знали это. Значит, маскарад был устроен в честь гостей из Содружества. Интересно.

Телемах жестом указал Харперу зайти за угол здания, откуда можно было продолжить наблюдение с минимальным шансом быть обнаруженными.

Через несколько минут на горизонте появился еще один парень — полная копия первого, такой же сутулый и оборванный. Он будто невзначай прошел мимо уже сидевшего охранника, и тот, предварительно оглядевшись, сунул в руку новоприбывшему небольшой предмет, после чего медленно поднялся и заковылял прочь.

Стоило сдавшему пост охраннику исчезнуть за поворотом, как с противоположной стороны улицы появилась симпатичная блондинка. Одежда ее невольно навевала мысли о профессии, которую на многих заселенных людьми планетах называли древнейшей. Девица направилась прямиком к новому караульному. Того ее появление ничуть не удивило — напротив, он встретил ее с довольной улыбкой и стиснул в крепких, явно не братских объятиях.

Телемах презрительно хмыкнул — за такую «дисциплину» следовало устроить хорошую взбучку. Он и сам не чурался внимания женского пола, благо внешность и мундир это внимание обеспечивали в избытке, но не в случаях, когда это отвлекало от задания. Или когда дама сердца ловко вытаскивает у тебя из кармана недавно полученный от коллеги предмет.

Предметом этим оказалась магнитная карточка. Рука воровки игриво поднялась по спине нерадивого охранника. Мгновение — и другая, до этого остававшаяся незамеченной фигура выскользнула из толпы, выхватила из руки женщины ключ-карту. Считывающее устройство с готовностью открыло дверь, и злоумышленник, придерживая ее, чтобы ненароком не привлечь внимание шумом, бросил карточку точно в руку воровке. Та поймала ее с отточенным проворством. Через секунду ключ вновь вернулся на свое законное место; еще через несколько секунд долг взял-таки верх над похотью, и мужчина с явной неохотой отстранил от себя девицу, но темная фигура уже была внутри.

Проводив взглядом старательно изображавшую обиду женщину, Харпер повернулся к ницшеанцу.

— Для идиллической провинциальной планетки тут нешуточные шпионские страсти… стоило бы проверить.

Раде уже решил для себя дальнейший план действий, но не устоял перед искушением поддразнить приятеля.

— Зелос не хотел, чтобы мы вмешивались в его дела, и Дилан с ним солидарен.

— Ты серьезно? — Харпера просто распирало от возмущения. — Предлагаешь просто пройти мимо? Они же тут что-то охраняют, понимаешь? А я вам говорил — от этих ницшеанцев добра не жди (без обид). Почему меня никогда никто не слушает? Вот увидишь, у них в этом доме какой-нибудь лагерь для «дефектной рабочей силы».

— Ага, и один из жителей решил добровольно к ним присоединиться, — с сарказмом отозвался Телемах.

— Тайком обычно пробираются, если хотят устроить саботаж, если ты не в курсе, — Харпер шумно выдохнул и с досадой уставился на друга. — Ладно, ладно, я понял. Тебе наплевать, что тут творят Негоши, но ты же вроде как порядок охраняешь. Хотя бы за этим парнем мы должны проследить, он-то уж точно может представлять угрозу, — техник уже прокручивал в голове контраргумент на следующее возражение Раде, когда заметил на губах ницшеанца едва уловимую ухмылку. — Стоп… Ты надо мной издеваешься, да?

Телемах уже не скрывал улыбку, глядя на недовольную физиономию Харпера.

— Мы были свидетелями незаконного проникновения на охраняемый объект. Из увиденного нами следует, что местная охрана со своей задачей не справляется, и Содружество вынужденно взять дальнейшее обеспечение безопасности на себя. Зелосу сложно будет придраться. Пошли.

Раде, не дожидаясь ответа, двинулся к загадочной двери, пока Харпер соображал, что на это можно ответить. Он терпеть не мог, когда последнее слово оставалось за ницшеанцем.

— Но, если я прав — а я прав — и там будет что-то ужасное, ты первый испытаешь мою модификацию истребителя.

— И не мечтай!

Такое завершение разговора устраивало Харпера куда больше — по крайней мере, самодовольства у собеседника поубавилось. Он с довольным видом догнал ницшеанца, на ходу выпалив запоздалый вопрос:

— Что будем делать, если этот бугай не захочет нас пропускать?

Взгляд Телемаха Раде был красноречивее любых слов, так что бортинженер предусмотрительно убавил шаг. Во время переговоров с охранником лучше держаться подальше, чтобы не попасть под руку.

* * *

Лион Драйк с детства знал нижние туннели Фируса‑4, так что ориентировка в подземном лабиринте труда не составляла — главное, чтобы Фил и его люди нашли указанный проход через ущелье. Конечно, удобнее было бы устроить встречу на поверхности, но как только луна уйдет с прямой сигнала спутника слежения, они окажутся как на ладони. Промежуточные уровни были в этом плане куда безопаснее — добыча здесь уже не велась, но для жизни они были все еще непригодны. Да и до главного лифта можно добраться напрямую.

Нижний город был заселен куда больше, чем его наземная часть — это началось давно, когда Негоши обнаружили залежи сунмина. Ницшеанцы быстро поняли цену этой планеты и установили здесь собственное господство. Драго-Казы завезли сюда людей с подвластных им планет, а Негоши взамен пополняли их флот редким минералом.

Добыча опускалась все глубже. Отработанные верхние шахты использовались как казармы для шахтеров и их семей. Постепенно всех рабочих переселили под землю, наверху теперь обитали только ницшеанцы и их приспешники из числа людей.

Лиону было пятнадцать, когда его родители уговорили одного из пилотов курьерского корабля вывезти мальчика. Перелет выдался не из приятных, зато он узнал настоящую жизнь — там, в большом космосе, все было иначе, там были тысячи населенных планет, между которыми не нужно было лететь много месяцев, была свобода, а там, где ее не было, была борьба за жизнь. Лион в первый же год вступил в Человеческую Армию Освобождения. Тогда же он и познакомился со своим будущим лучшим другом — Филиппом Машером.

Дыхательную маску Лион надел еще в подъемной клети — воздух на промежуточных уровнях мало пригоден для дыхания, и без защиты здесь долго не протянуть. Зато совался сюда мало кто.

— Тебя точно не заметили? — спросил Машер, как только Лион оказался в поле видимости из штрека, в котором была назначена встреча.

— Я тоже рад тебя видеть, — усмехнулся в ответ Драйк, — у меня все схвачено, не первый раз захожу через город. Да и лишнюю охрану с улиц убрали, чтоб не привлекать внимание Содружества. К слову, выглядишь паршиво.

При упоминании Содружества капитан помрачнел.

— Это очень не вовремя и может все осложнить, — хмуро заметил он.

— А по мне, так вовремя, — отозвался Лион, — меньше ницшеанцев на улице. В резиденции охрану усилили только на этажах, подготовленных для переговоров, на тех, что нужны нам, все по-старому. Мой человек внутри это подтвердил. Зелос очень боится срыва переговоров, а вот нападения с другой стороны он не ждет. К тому же Содружество может оказаться хорошим союзником…

— Которому тоже нужен сунмин, — одернул его Викор. — Поверь, ради этого оно преспокойно закроет глаза на все, что здесь твориться. Здесь я согласен с капитаном — появление Содружества очень некстати.

Драйк неопределенно хмыкнул. Помощник Филиппа ему никогда не нравился — уж слишком он любил выискивать во всем минусы.

— Мы были вынуждены отключить сканеры, чтобы нас не засекли, так что о прибытии Содружества не знали. Что известно об их корабле и команде? — спросил Машер, проигнорировав выпад старпома.

Лион тяжело вздохнул. Рассказывать Филу о неожиданно высоких гостях не хотелось — у Негоши флота не было, так что экипаж земного корабля не рассчитывал на возможность космического столкновения. Тем более с подобным противником.

Однако скрывать от них информацию тоже нельзя — от нее может зависеть судьба всего их предприятия.

— Крейсер «Созвездие Андромеды» класса «Великое наследие», флагман Звездой Гвардии Нового Содружества. Капитан — Дилан Хант, заявленный экипаж — четыре тысячи сто тридцать два человека, но на данный момент составляет чуть больше тысячи. Это, вроде как, знак того, что «Андромеда» пришла с миром и боевой состав не укомплектован.

Барри, до этого пытавшийся никак не проявлять свое присутствие, присвистнул. Цифры впечатляли, да и имя звездолета успело превратиться в легенду, которая не сумела обойти стороной и экипаж «Лабирона». Если дело дойдет до конфронтации, против такого корифея их кораблик с экипажем в семнадцать человек вряд ли сможет что-то предпринять.

Машер обвел взглядом своих людей. Здесь были почти все, на корабле остались только Приамос, Мира и второй пилот Юхим. У него просто не было права на ошибку.

— Разбиваемся на два отряда. Барри, Рансу, Френсис, Кэс и Редж идут со мной, остальные под командованием Джеймса прикрывают наш отход. Останетесь в шахтах. Вся операция должна занять пятнадцать минут. Когда мы дойдем до скоростного лифта, я подам сигнал начала отсчета. Если мы не вернемся в течение четверти часа, выдвигайтесь в сторону лифта. Если проход свободен, уходите — мы, скорее всего, уже мертвы.

— Это смешно, — возмутился Викор, — мы здесь не для того, чтобы отсиживаться в укрытии!

— Большой группе людей сложно остаться незамеченной, — терпеливо пояснил Машер. — План здания у нас есть, цель известна. Огневая мощь будет нужнее при отступлении — здесь уже придется действовать открыто, и чем нас больше, тем лучше.

— А этот мальчишка впрямь того стоит? — подал голос Донек, удобно разместившийся на сломанной вагонетке на магнитной подушке. — Может, проще взорвать там все к ядерной бабушке?

— Зелос далек от идеала, особенно по меркам ницшеанцев, — с лица Лиона пропала его обычная жизнерадостность. Так случалось всегда, когда речь заходила о вожде Негоши. — Низкая плодовитость — одна из его главных проблем. В его народе количество жен и детей равно социальному статусу; у Зелоса же ребенок только один. Он прекрасно осознает свою дефектность и держит собственных людей в постоянном страхе, чтобы никому не пришло в голову оспорить его право на лидерство. Он никогда не выходит без охраны, так что все попытки убить его ни к чему не привели. Кроме новых рек крови на жилых подземных уровнях.

Сын — его уязвимая точка и единственный способ на него повлиять.

— Мне уже не терпится подпалить этому подонку зад, — Донек спрыгнул на дно шахты и в подтверждение своих слов вскинул лазерный пистолет, нацелив его на один из покореженных буров. Лион одним прыжком оказался рядом с ним и с силой дернул за руку так, что бывший гладиатор от неожиданности чуть не выронил оружие.

— Ты свихнулся? — Драйк с яростью насел на Донека, ничуть не смущаясь, что комплекцией противник превосходил его раза в два. — Или тебе так приспичило устроить взрыв, что уже не имеет значения — где и когда?

Растерянный вид гладиатора свидетельствовал об абсолютном непонимании в чем, собственно, его обвиняют.

— Тебе об угольных взрывах слышать не приходилось? — не унимался Лион.

— Но уголь, он это… горит, — неуверенно пробормотал Донек.

— А в виде пыли — взрываться! — огрызнулся Драйк.

— До выхода из шахт лазерным оружием не пользоваться, — уверенный голос капитана Машера разом загасил все споры. — Проход к лифтам здесь?

— Нужно спуститься ниже, — Лион отпустил руку гладиатора и достал миниатюрную цифровую карту, припасенную специально для этой встречи. — Негоши углубляют шахту лифта при переходе на новый пласт добычи, предварительно консервируя старый. Активным они держат только проход на рабочем уровне — так они могут отслеживать ход работ и не бояться непрошеных гостей. Действующий проход строго охраняется, к прочим же приставлена минимальная охрана — без планомерной расчистки ими невозможно воспользоваться. К счастью, охрана одного из уровней лояльна ко мне. Мы восстановили проход к лифтам, но дальше этого местные идти бояться, — он поднял глаза от карты и посмотрел прямо на Машера. — Потому-то мне и нужна помощь со стороны.

Капитан коротко кивнул, и Лион, приняв этот знак благосклонности, заговорил решительнее.

— Прикрывающему отряду лучше пройти здесь, — он указал на отходящую от залы подъемника широкую выработку, — у этой шахты много ответвлений, но если будете держаться левой стороны, выйдете прямо к лифту. Мы же пойдем более коротким путем…

* * *

— Эта штука нас через всю планету везти собирается? — Харпер нервно пристукивал ногой, наблюдая за мелькающими за стеклянной перегородкой подземными уровнями. — Не хотелось бы на собственной шкуре проверять жаропрочность кабины — ядро, знаешь ли, штука горячая.

Вопреки опасениям инженера, ничего ужасного им по пути пока не встретилось — за злополучной дверью оказался только шахтерский подъемник. Штатный гений «Андромеды» без особого труда взломал управляющую систему и определил местонахождение злоумышленника — тот ушел под землю, ни много ни мало, на сто семь уровней.

Телемаха эта новость не обрадовала — время, потраченное на подъем и повторный спуск, практически лишало их шанса засечь нежелательного гостя. Как говорят ницшеанцы: «Бой выигрывает тот, кто знает местность» — а в этом потенциальный противник их, определенно, превосходил.

— Что можешь сказать по самим шахтам?

Харпер виновато пожал плечами. На сканер с каждым новым уровнем приходилось надеяться все меньше — он жалобно пищал, выдавая уйму помех, а глаза землянина видели столько же, сколько и ницшеанца, даже меньше. Однако один факт бортинженер не мог опустить.

— Ничего, кроме того, что пласты между подземными уровнями очень тонкие. Удивляюсь, как они не рушатся. Кстати, ты заметил, что наверху, пока сканер еще работал, улавливалось присутствие большого количества живых существ. Не думаешь, что Негоши решили устроить здесь подземную тюрьму?

— Или просто хотели разгрузить верхний город, — парировал Раде.

— Брось, почти две трети пригодной для жизни поверхности необитаемы! А те два несчастных рудничка, что были на карте, которую нам прислали? Ты видел флот Драго-Казов — как думаешь, на него хватило бы того, что там добывают?

Телемах как раз подыскивал ответ поязвительнее, когда подъемник остановился в раскрывшиеся двери клети ворвалась тяжелая каменная пыль.

— Пошли. Если хотим догнать нашего потенциального преступника, следует поторопиться. — Раде решительно шагнул в узкую шахту. — И не задерживай дыхание, в итоге будет только хуже, — бросил он через плечо уже набравшему в грудь воздух Харперу.

— Тебе легко говорить — вам, ницшеанцам, все нипочём, — огрызнулся в ответ техник.

Помещение, в котором они оказались, положительных эмоций точно не вызывало, напротив, было что-то гнетущее в этих голых сводчатых каменных стенах. Не было здесь ни укреплений, ни привычных для шахт рельс, ни даже фонарей — только клеть за спиной напоминала, что пещера эта имеет искусственное происхождение. От небольшого зала, в котором находился подъёмник, отходило несколько узких шахт, явно не предназначенных для вывоза пород.

Прикинув высоту свода и примерную глубину, Шеймус невольно скривился — если тут что-то обвалится, откапывать будут долго.

— Должно быть, это что-то вроде запасного выхода, — предположил ницшеанец. — Есть смысл разделиться.

— Связь на такой глубине не работает, — напомнил Харпер, приложивший немало усилий, чтобы голос звучал твердо.

— Зато акустика хорошая, — с усмешкой отозвался Телемах, — если что — кричи.

— Очень смешно, — пробормотал инженер вслед скрывшемуся в одной из выбоин ницшеанцу, сопроводив эти слова смачным чихом.

Тусклый свет встроенного в сканер фонаря и вьющаяся в воздухе пыль затрудняли попытки хоть что-то разглядеть, но выбора особого не было. Дилан говорил что-то о специфических магнитных свойствах необработанного сунмина, но изучать их на собственных легких Шеймусу не слишком хотелось. Постаравшись по совету Раде глубоко не вдыхать, Харпер направился к другой выработке.

Время под землей течет по странный законам — он не раз замечал это. На планетах, не имевших ничего общего, Хронос играл под землей в одни и те же игры. Минуты будто отделялись от привычного четырехмерного пространства и по собственному желанию то растягивались, каждую секунду все неохотнее двигалась вперед, то наоборот, проносились мимо с бешеной скоростью. Подземный лабиринт Фируса‑4 не был исключением. При каждом взгляде на часы, Харпер ожидал увидеть на них что угодно, кроме того, что они показывали. Радовало хотя бы то, что они не шли назад.

Когда перед вымотанным бортинженером показался уже знакомой зал с подъемником, часы показывали, что прошло почти сорок мину, хотя внутренний хронометр Харера уверял, что прошло уже часа два, и не стоит верить этой железяке, минуту назад показывавшей на десять минут меньше.

Телемах уже ждал его, прислонившись спиной к каменной стене пещеры.

— Здесь никого нет. — Харпер устало плюхнулся но пол рядом с ницшеанцем. — Бьюсь об заклад, здесь уже лет десять не ступала нога человека. Апчхи!

— Человека или нет, но ступала, — возразил Раде, — только неоседающая пыль не дает увидеть следов. Нужно возвращаться наверх и предупредить Дилана.

— О чем? Надо хоть расспросить обитателей верхних уровней.

— Это пустая трата времени. Мы здесь для того, чтобы обеспечить безопасность на время переговоров, остальное может подождать.

— Да? А если там люди умирают — пусть умирают?

— Остынь, Харпер, от злости учащается дыхание.

— Да черт с ним, с ды… — Харпер не договорил — Телемах зажал ему рот.

— Это не самый удачный способ успокоить человека, — язвительно заметил техник, когда ницшеанец убрал наконец руку.

Раде жестом приказал ему молчать и застыл, напряженно вслушиваясь в тишину.

Только через полминуты Харпер наконец уловил, что именно встревожило друга — из глубины шахты доносились тихие голоса. Разобрать слова не удавалось, но говорившие явно приближались. Голоса раздавались в тоннеле, из которого несколькими минутами ранее вышел сам бортинженер, и тот подумал, что зря предъявлял претензии божеству времени — Хронос очень вовремя вывел его. Переглянувшись, землянин и ницшеанец скользнули в темную выбоину в самом начале второй шахты, попутно доставая оружие, и принялись ждать.

Прошло немало времени, прежде чем эфемерные голоса начали обретать плоть. Их знакомого злоумышленника Харпер и Раде узнали сразу — хотя лицо его теперь скрывала дыхательная маска, черная одежда и кошачьи движения остались прежними. Но на сей раз он был не один — в зал выходили все новые действующие лица. Все они были вооружены самым разномастным оружием — от лазерной винтовки до старинного огнестрельного пистолета, причем предпочтение отдавали явно последним.

Раде, несколькими секундами ранее готовый ринуться в бой, осторожно отступил в тень. Перед ним были обычные люди — в противном случае они бы слышали их недавнюю перепалку с Харпером, а вновь прибывшие никакой настороженности не проявляли — однако лезть в схватку с пятнадцатью хорошо вооруженными людьми попахивало самоубийством.

Разговоры среди собравшихся уже закончились, уступив место действиям. Роль командира делили между собой уже знакомый человек, замотанный в черное, и высокий худой старик с собранными в хвост седыми волосами. Что-то неправильное было во взгляде серых глаз последнего. Те, чей век подходит к концу, смотрят иначе — одни безразлично, другие озлобленно, третьи с любопытством, но почти всегда отстраненно; здесь же читалась твердость и уверенность солдата. Телемах поймал себя на мысли, что этот старик — единственный, кого можно так назвать, в движениях других много было лишнего, слишком беспорядочно бегали зрачки, черезчур громко и небрежно шаркали они ногами. Эти люди умели воевать — это видно по тому, как они держали оружие — но солдатами они не были.

Пока группа заполняла клеть, седовласый настороженно осматривался, будто чувствуя присутствие наблюдателей. Пару раз Раде и Харперу пришлось вплотную вжаться в стену. Обзор при этом пострадал, зато и сами они остались незамеченными. Когда последний член шайки занял свое место в подъемнике, командир последовал за ним, и клеть тронулась.

Однако, вопреки ожиданиям, начала спускаться.

— Есть хоть какой-то способ связаться с поверхностью? — спросил Телемах, покинувший укрытие сразу, как только крыша клети исчезла из вида.

— Отсюда? Шутишь? — Харпер скривился, еще раз прикидывая глубину. Впечатленный подземельями мозг накинул к прежним расчетам еще пару десятков метров.

— Тогда идем за ними. — Раде попробовал на ощупь тросы. Тот давненько не промасливался и вполне мог использоваться для спуска. — Придется двигаться вручную — если они задержаться у подъемника, движение клети их спугнет.

Харпер с опаской заглянул в вертикальную шахту. Перспектива зарываться еще глубже не слишком радовала.

— А как же предупредить остальных? — с надеждой спросил техник. — Да и собрать твоих мордоворотов не помешает, вдвоем против четырнадцати — затея, прямо скажем, идиотская.

— Предлагаешь карабкаться вверх? — саркастически отозвался ницшеанец. — Прошу.

— Ладно, не будем тратить время. А с превосходящим противником не в первый раз сражаться, — согласился Харпер с решимостью, присущей ему в случаях, когда собственное решение сулило лично для него больше проблем, чем чужое.

Телемах довольно улыбнулся и движением руки пропустил бортинженера вперед, получив от того в ответ колкую усмешку, сменившуюся при взгляде вниз на обреченную гримасу. Ушедший в расчеты Харпер не заметил, что трос остановился почти сразу, как они вышли в зал, отмерив всего несколько уровней.

* * *

Телемах шел осторожно, ловя ушами каждый шорох. Где-то впереди стоял неясный гул, но других звуков не было, если не считать сбивчивых шагов Харпера за спиной. Когда они спустились, ницшеанец успел заметить отблеск у дальнего поворота одного из двух туннелей, отходивших от зала с подъемником. Свет мог выдать их присутствие, так что фонари решили не включать, и идти приходилось в полной темноте. Телемах слышал, как техник периодически спотыкается и натыкается на каменные выступы в стенах, но комментарии в адрес спутника, подземелья и всей этой ситуации стойко оставлял при себе. Зная характер бортинженера и учитывая состав воздуха — это был почти подвиг! Когда нужно — Харпер знал цену молчания.

Однако, когда он врезался в спину неожиданно застывшего ницшеанца, характер взял свое.

— Что? — спросил он как можно тише, но интонация придала этому вопросу уйму смыслов, включавших все накопившееся за последние пару часов.

Ницшеанец молча указал на тонкую струйку света за углом. Исходила она не от фонаря — помещение, из которого она пробивалась, было ярко освещено. Новых звуков, кроме уже знакомого гула, не наблюдалось, так что Раде и Харпенр, держа оружие наготове, открыли дверь.

Представший перед ними зал был пуст. Неподалеку в стене Телемах заметил еще одну дверь; над обеими был установлен гудящий агрегат, в котором ницшеанец распознал очиститель воздуха. Это было хорошо — по крайней мере копье можно без опаски переводить в лазерный режим. В противоположном конце зала располагалось два подъемника, хотя назвать их так язык не поднимался — это были полноценные полностью крытые скоростные лифты вместимостью до пятидесяти человек каждый. Одна из кабинок была почти полностью засыпана камнями, в то время как другая, судя по горе булыжников рядом с ней, недавно подверглась расчистке. Раде уже приходилось видеть эту конструкцию — они применялись в тюрьмах и других закрытых учреждениях. Их практически невозможно вывести из строя, система считалась не поддающейся взлому. По крайней мере — официально. Открытая панель управления свидетельствовал, что кому-то это сделать удалось, и совсем недавно.

Харпер не стал ждать указаний и тут же направился к этой панели.

— Кто бы здесь не поднимался, они уже наверху, — заключил бортинженер после нескольких минут, в течении которых Телемах вынужден был выслушивать выплескивающееся из техника раздражение.

— На поверхности? — уточнил Раде, дежуривший между дверями на случай неожиданных гостей.

— Скорее над поверхностью, если судить по количеству этажей.

— Жаль, неизвестно, что находиться над этим местом.

— А вот это как раз не проблема, — Харпер вытащил многострадальный сканер. — Информацию о местности он, может, и не дает, но направления движения фиксировал. Возьмем наш маршрут, наложим на карту поверхности, просчитаем отклонения с учетом уменьшения длинны окружности планеты на глубине…

— Харпер!

— Ладно, ладно… — техник недовольно фыркнул и закончил вычисление молча.

Выражение его лица по завершении Телемаху очень не понравилось.

— О-оу… Если верить этой штуке — мы под главным зданием Негоши.

Раде зарычал. Он еще напомнит Дилану об их недавнем споре о безопасности. Вот только нужно его сначала предупредить.

— Харпер, думай! Нам необходима связь!

— Думаешь, от того, что мы спустились еще ниже, она улучшилась? — мрачно усмехнулся бортинженер. — Хотя…

— Что «хотя»? — Раде замер, боясь спугнуть мысль друга.

— Можно использовать систему лифта как усилитель. Она не предназначена для передачи сигнала во внешний мир, но элементарный двоичный сигнал передать можно. Я перекодирую сигнал на электронный режим и настрою на волны «Андромеды». До орбиты он, конечно, не дойдет, зато его получит Ромми.

— Действуй.

Телемаха не покидало ощущение, что у них чертовски мало времени. Что именно должно было произойти, он не знал, но ницшеанское чутье ежесекундно напоминало об опасности.

Со стороны лифта послышалось неуверенное мычание.

— Ты отправил сообщение?

— Да, — пробормотал Харпер. — Просто хотел сказать, что лифт движется. Сюда.

— Можешь заблокировать? — Телемах ринулся к консоли, готовый в любой момент встретить врага.

— Попробую. Кстати, или в их шайке есть кто-то башковитее меня (что маловероятно), или они не взламывали систему, а использовали командный коды.

— Значит, у них есть сообщники, — эта догадка не слишком обрадовала Раде. Главный вопрос — сколько этих сообщников и откуда их можно ждать.

Мысль о том, что не стоило отходить от дверей, пришла слишком поздно — вспышка от выстрела мелькнула раньше, чем вторая дверь окончательно открылась. Панель перед Харпером буквально разорвало, попутно опалив самого техника. Телемах подхватил потерявшего ориентацию друга и метнулся за каменную насыть.

— Ты успел закончить? — спросил он, вытянув копьё над головой и наугад пустив несколько выстрелов в сторону двери, чтобы охладить пыл противника.

— Не уверен, — пробормотал не до конца пришедший в себя техник.

На чудо рассчитывать не приходилось — очень скоро к напавшим на них присоединяться те, что спускается. Но так просто их не взять.

Телемах выглянул из укрытия и прицелился. Харпер был прав — они не в первый раз сражались с превосходящим противником.

* * *

— Это значительно больше, чем могут обеспечить наши шахты, но ради сотрудничества с Содружеством Систем мы готовы предоставить материал из стратегических запасов. К тому же, мы постараемся увеличить добычу…

— Нет-нет, — прервал Зелоса Дилан, — мы не хотим слишком вас обременять. Уверен, Триумвират удовлетворят существующие объемы.

Переговоры уже давно превратились в обмен любезностями между капитаном Хантом и лидером Негоши, так что остальные члены команды откровенно скучали, но в диалог не встревали. Возможно поэтому голос Ромми сразу привлек внимание.

— Капитан, я получаю странное сообщение.

— С корабля? — удивился Дилан.

— Нет, — чуть погодя ответила авотара, — от Харпера.

— Почему он не связался напрямую? — Бека, как и капитан, почувствовала неладное.

— В сообщении говориться, что в здание через подземные шахты проникли злоумышленники.

— Должно быть, это ошибка. В присланном нам плане под городом не было шахт, — Дилан выжидающе посмотрел на Зелоса.

— Тем не менее, Харпер утверждает, что они с Раде находятся там, — безапелляционным тоном объявила Ромми. — Кроме того, в сообщении говориться, что злоумышленники находятся на третьем этаже здания.

При этих словах Зелос побледнел. Точнее даже посерел — отхлынувшая от лица кровь подчеркнула болезненный цвет кожи ницшеанца.

— Охране — срочно прочесать жилой уровень! — скомандовал он в устройство внутренней связи и без пояснений направился прочь из зала.

Дилан быстро встал из-за стола и преградил ему путь.

— Полагаю, вам понадобиться помощь.

— Это не ваше дело, — прорычал ницшеанец. От былого радушия не осталось и следа.

— Там мои люди, так что это мое дело, — возразил капитан. Его голос тоже стал жестче.

Зелось ограничился кивком, спеша отделаться от неуместной преграды, и двинулся дальше, стараясь не обращать внимание на экипаж «Андромеды».

Путь их лежал через новую для команды крейсера часть здания — коридоры здесь были куда менее гостеприимными и напоминали привычный ницшеанский «казарменный» стиль. В конце одного из них располагались грузопассажирские лифты, у которых уже собралась группа вооруженных ницшеанцев.

У самого подхода к лифтам передатчик вновь включился, и взволнованный голос сообщил, что на жилом уровне обнаружен тяжело раненный дежурный; кроме того, комната сына Зелоса пуста и ни воспитательницы, ни его самого нигде нет. Когда тот же голос практически заикаясь сообщил, что лифт двигается вниз, и прошедшее по сети короткое замыкание блокировало внешнее управление кабиной, лицо вождя изменилось до неузнаваемости. Дети — самое важное для ницшеанцев, Дилан прекрасно знал это, но знал он и то, что в опасной ситуации ницшеанцы никогда не теряют контроль над собой. Зелоса же пробирала злоба — он сжал передатчик с такой силой, что тот треснул.

— Спускаемся на сто девятый уровень, — велел он, указывая на второй лифт.

— Но он заблокирован, — попытался возразить один из ницшеанцев, однако гневный взгляд вождя снял все вопросы.

Новым членам команды Дилан приказал остаться наверху. Он еще не знал, чего ожидать от них в бою, а сюрпризы сейчас были ни к чему. Лифт двигался быстро, но время тянулось невыразимо медленно — команда «Андромеды» понимала, что те, кто спускается в соседней кабине, прибудут на место раньше, а тот факт, что они пытались убить охранника, заставлял всерьез беспокоиться о Раде и Харпере.

Прибытие на место только усилило беспокойство — двери долго не хотели открываться, а когда, наконец, поддались, перед прибывшими открылась стена из камней, за исключением тонкой щели по верхнему краю кабины.

— Ну, что вы стоите, как истуканы? Дробите камень! — взревел Зелос.

Ницшеанцы поспешно переключили оружие в импульсный режим и нацелили его на новую преграду. Дилан с товарищами присоединились к ним, попутно радуясь, что сам вождь не достал оружие — в таком состоянии он легко мог в порыве чувств перестрелять всех.

В конце концов камни уступили напору — они с грохотом рассыпались и в клубах поднявшейся пыли стало видно неясную фигуру, выносившую что-то, похожее на тело, из зала. Выстрелы раздались раньше, чем Дилан успел остановить ницшеанцев. Сколько из них попало в цель до того, как дверь закрылась, сказать было сложно, но если они и попали, то, скорее всего, в бездыханное тело, которое последний выходивший нес на плечах, а оно могло быть чье угодно, в том числе — члена его команды.

Солдаты бросились к закрывшейся двери, но там их ждал еще один сюрприз. На полпути кто-то крикнул: «Ложись!», но услышали его не все — взрывная волна отбросила особо неудачливых. Несколько из них так и не поднялись.

И все же взрыв не предназначался для убийства, это Дилан понял сразу. Взрывчатку расположили между двумя дверьми так, чтобы разрушить породу и блокировать их. В завершение ко всему очистительный механизм над одним из проходов рухнул, и накопленная в нем черная взвесь начала заполнять зал.

— Да расчистите вы эту чертовы дверь! — Зелос готов был сам взорваться.

Ницшеанцы не шевельнулись.

— При такой концентрации угольной пыли использовать лазер нельзя, — напомнил один из них.

— Дилан, — Бека, осматривавшая пострадавших, резко поднялась, держа в руке очень знакомое оружие, — это пистолет Харпера. Они точно были здесь.

— Анализ взрывчатого вещества показал, что оно было изготовлено вне системы Фирус, — вставила со своей стороны Ромми. — Я пыталась отправить на корабль приказ просканировать орбиту, но с такой глубины сигнал не проходит.

— Похоже мы тут не единственные гости, — заключил капитан.

Эти слова будто разбудили Зелоса — лицо его вдруг снова стало благодушным и приветливым, только теперь его освещала крайне реалистичная печаль.

— Вы ведь поможете нам капитан Хант? Это ужасно! Мы никогда раньше не подвергались столь бесстыдному нападению. Я даже подумать не мог…

Дилан внутренне усмехнулся подобному лицемерию, но правила игры принял. Дипломатия часто заставляет делать неприятные вещи.

— Конечно, как только мы окажемся на поверхности, я сделаю все возможное, чтобы найти преступников. Сейчас же необходимо оказать вашим людям медицинскую помощь. И, надеюсь, по пути наверх вы расскажите мне о назначении этих шахт?

* * *

Сознание, как всегда, возвращалось постепенно, набегая отдельными волнами. Сначала приходило осмысление того, кто он, потом, кусок за куском, возвращались воспоминания о событиях, предшествующих приступу.

Все шло по плану, мальчишку они нашли быстро. Тот побахвалился, полагая, что уж его-то, сына вождя, никто не посмеет тронут. Как тронули — тут же приумолк. А вот на спуске начались проблемы — Кэс сказала, что им попытались помешать, но что-то произошло, и лифт вернул внутренне управление. Кто им мешал и почему прекратил? Неопределенность капитан Машер не любил больше всего.

Затем внизу его команда попала под обстрел. От выстрелов он ушел, и даже успел заметить, как Джеймс, воспользовавшись тем, что противник переключился на новую цель, дал своей группе команду зайти сзади.

Вот только от собственной болезни Филипп уйти не мог, а она всегда являлась некстати.

— Что случилось после того, как я отрубился? — спросил Машер, не открывая глаза. В том, что Викор стоит над ним, он не сомневался — это уже традиция, чтоб ее.

— У меня было плохое предчувствие, и я выступил чуть раньше запланированного, — Джеймс начал явно не с момента «отрубания» капитана. — Как выяснилось, не зря — Содружество решило поставить нам палки в колеса.

— Содружество?! — капитан резко поднялся, за что тут же поплатился возмущенным гулом в голове.

— Да, — старпом кивком головы указал на двух мужчин, сидевших в углу шаттла, которых держали на прицеле трое его ребят. — Ницшеанец уложил половину команды, но когда мы взяли светлого парня, сдался сам. Я решил не убивать их — это могло разозлить их начальство, а как от заложников от них пользы больше. К тому же, он стрелял в режиме оглушения.

Лион, сидевший напротив, хитро подмигнул капитану — ясно было, что решение это Викор принял не без его помощи.

Машер внимательнее всмотрелся в пленных. Низкорослый белобрысый парень выглядел неважно — он явно надышался пыли, а может и что похлеще. По прибытии на корабль надо бы сказать Мире осмотреть его. Во втором — крепком темноволосом мужчине с короткой бородкой — он не сразу признал ницшеанца. Руки обоих били связаны за спиной, так что главного отличия сверхчеловека — шипов — видно не было; однако, приглядевшись, понять принадлежность мужчины к последним было не сложно — пребывание в запыленных шахтах на него почти не повлияло, взгляд был внимательным и хватким. На мгновение их глаза встретились, и капитан уловил в них что-то неожиданное. Уважение? От ницшеанца можно ожидать чего угодно, но уж никак не уважения к обычному человеку, тем более старому и больному.

Эта миссия продолжала преподносить сюрпризы, как говорила Алиса — все страньше и страньше.

— Дальше все шло как вы и предполагали, капитан, — продолжал тем временем Викор. — Наземная система обнаружила нас уже на подходе к шаттлу, но из-за мальчишки стрелять не стали. Спутник вновь работает, но «Лабирон» все еще за луной и не виден для них.

— Все целы?

— Кроме Нолана, — угрюмо отозвался старпом. — Мы как раз вводили нашим ребятам адреналин, когда Негоши пожаловали на втором лифте. Они почти расчистили завал, так что пришлось быстро выносить всех, кого не успели привести в чувства. Нолона выносили последним, и в него попал их заряд. Это я виноват, нужно было уходить сразу…

— Никто не виноват, Джеймс, — одернул его капитан, — все здесь знали, на что шли. Барри, уверен, что корабль к нашему прибытию будет в нужной точке? Не хотелось бы привлечь внимание маневровыми двигателями.

— Он будет на месте, — заверил пилот. — Но все же это плохая идея. Это место очень-очень нестабильно.

— Другой нет. Как только вернемся — уходим в зону перехода. Это наш единственный шанс.

— Можно я его все-таки тресну, а? — Донек с надеждой воззрился на капитана.

Машер отрицательно покачал головой, так что гладиатор, скрипя зубами, вновь обратил все свое внимание на мальчишку. Тот был крепко привязан к кушетке, но Викор для надежности приставил к нему несколько своих ребят. Кандидатуру Донека отверг сам Машер — когда дело касалось ницшеанцев, молодой человек становился не менее вспыльчив, чем старпом, а парнишка нужен был им невредимым — так что тому пришлось довольствоваться ролью наблюдателя.

Лишённый возможности двигаться, сын Зелоса отыгрывался, как мог. Уже битый час экипаж «Лоберона» выслушивал описания ужасов, ожидавших их, как только отец юноши найдет его. Он последовательно прошелся по каждому из удерживавших его землян, под конец переключившись на Миру. Вот здесь терпение бывшего гладиатора иссякло.

— Ну все… — Деник двинулся вперед, но Машер рукой остановил его.

— Я позволил тебе находиться здесь только потому, что ты обещал не делать глупостей, — напомнил он.

— Но, капитан, он же…

— Готово, — голос Миры прервал оправдания гладиатора, разом переместив все внимание на нее.

Судовой врач осторожно извлекла пинцетом из глубокого надреза на руке мальчика миниатюрный чип и передала его одному из охранявших их землян.

— Да, это источник сигнала, — подтвердил он после короткого исследования, и, недолго думая, бросил передатчик на стол, направив на него оружие. Конструкция послушно треснула под напором тонкого лазерного луча.

Мира с досадой перевела взгляд в сторону — она не любила, когда в медотсеке использовали оружие, но сейчас другого выхода не было. Каждую секунду сдерживающее поле поглощало уйму энергии, а ближайшая станция заправки в нескольких месяцах пути.

— Сигнал отключен, — констатировал стрелок, еще раз изучив оплавленный чип.

Машер, не теряя времени, связался с пилотом.

— С корабля исходят еще какие-либо сигналы?

— Нет, капитан, — чуть помедлив, отозвался Барри. — Похоже, чипы слежения Содружества не дружат местной космической погодой.

— Приамос, отключай поле! — Машер уже переключился на другую волну.

При упоминании главного инженера присутствующие невольно поморщились. Это была привычная реакция, но капитан умышленно обращался к нему по имени — слишком много предубеждений бытовало в команде, и истребить их можно только привычкой.

— Вы очень дорого за это заплатите! Вы себе даже не представляете… — мальчишка, не замолкавший в течении всего этого действа, осекся — пока все отвлеклись на чип, получивший свободу Донек все-таки съездил ему по физиономии.

— Донек!

Голос судового врача действовал на него эффективнее любых успокоительных — гладиатор поник и пристыженно попятился.

— Заканчивай с ним, — приказал Машер, указывая на все еще оторопевшего паренька, из носа которого стекала тоненькая струйка крови.

Мира со вздохом вернулась к работе. Рану она зашила даже аккуратнее, чем требовалось — у ницшеанцев регенерация тканей происходила очень быстро и не требовала особого врачебного вмешательства — многие кланы и вовсе отвергали медицину, считая умирающих от ран слишком слабыми и, следовательно, недостойными существовать. До лица сын Зелоса дотронуться не позволил.

Из коридора было слышно, как тот, придя в себя, вновь принялся за угрозы, на сей раз в адрес лысого верзилы, но звучали они уже значительно тише.

Машер выходил из медотсека последним, когда его остановил оклик судового врача.

— Ваша очередь, капитан.

Машер с ненавистью бросил взгляд на злосчастный прибор стимуляции кровообращения. Мира терпеливо ждала ответа, но отступать явно не собиралась.

— Позже. Тебя дожидается еще один пациент.

Судовой врач заметно напряглась — она знала, что сын Зелоса не единственный захваченный на планете ницшеанец, а работа с ними навевала не самые приятные воспоминания.

— Ницшеанка, которая была с мальчиком и ее сородич из Звездной гвардии здоровы, — будто прочитал мысли девушки Машер, — а вот второй парень из Содружества выглядит неважно. Они все нужны нам целыми. Это сейчас важнее каких-то процедур.

— Я бы поспорила.

— К счастью, на этом корабле медик не может приказывать капитану, — довольно, хоть и немного виновато улыбнулся Машер.

Мира тяжело вздохнула, но спорить не стала. Наплевательство к собственному здоровью — единственное, в чем капитан был безапелляционен.

— Ладно, ограничимся рекомендациями. Вам необходимо отдохнуть хотя бы несколько часов. Так нельзя, капитан! — последние слова она уже почти кричала.

Машер бегло взглянул на собственное отражение в стекле на двери медотсека. Вид был не самый приятный — весь он больше походил на иссохшую мумию. Сейчас он был благодарен своей бороде — она успешно скрывала от подчиненных большую часть лица, придавая ему не такой угнетенный вид.

Отдыхать… Нет, сейчас не до этого. Слишком многое нужно сделать, за многим проследить.

— Я распоряжусь, чтобы парнишку привели к тебе, — бросил Машер, стараясь не встречаться взглядом с судовым врачом, и вышел вон.

* * *

Большую часть проведенного в тесном медотсеке времени Харпер не мог говорить из-за нацепленной на лицо кислородной маски, так что теперь отыгрывался за весь срок с момента пленения. Лечила его невзрачного вида докторша, слушавшая без особого интереса, но с некоторой долей внимания — кто откажется узнать о враге как можно больше, когда он сам охотно делится информацией. Сам Шеймус эту простую истину тоже знал, как и то, что обмен этот может быть двухсторонним, а ему сейчас сведения об их похитителях были куда нужнее, чем самим похитителям о нем.

— Слушай, детка, мне просто необходимо переговорить с вашим главным. Здесь произошла очень большая ошибка, но мы могли бы использовать ее на пользу всем. Я тоже не очень доверяю ницшеанцам на этой планета — да ладно уж, я им вообще не доверяю. Объединим усилия и выведем их на чистую воду! — на лицах врача и приставленного к лазарету охранника отчетливо читалось недоверие, и Шеймус добавил. — Я серьезно! Ницшеанцы — те еще ублюдки, они уничтожили мою родную планету.

Докторша впервые остановилась и посмотрела на него с интересом. При внимательном рассмотрении она оказалась даже ничего.

— Откуда ты?

— Земля, Солнечная система, Млечный путь. Прародина человечества, превращенная Драго-Казами в концлагерь. До того, как эти отродья появились там, она была одной из жемчужен Млечного пути…

Харпер так увлекся, что не заметил быстрый обмен взглядами между его стражем и врачом.

— А кто твой приятель? — с недоверием в голосе поинтересовался охранник.

— Раде? Он мне не приятель, мы просто вместе служим, и все, — принялся оправдываться инженер, — но он не такой уж и плохой парень для ницшеанца, — Харпер заткнулся, заметив, что последняя фраза резко уронила его в глазах собеседников. На этом корабле в хороших ницшеанцев не верили.

Писк медицинского аппарата прервал тяжелую паузу, во время которой Шеймус так и не нашел слов, способных вернуть ему утерянное расположение и не подставить друга под удар. Сложно общаться с фанатиками.

— Все в норме — более или менее, — констатировала врач, просмотрев результаты анализов Харпера, — можешь забирать его. Часов через пять-шесть я проведу повторный осмотр.

— Нет, подождите, — Харпер изобразил не слишком убедительное покашливание, которое докторша встретила снисходительной улыбкой. Вот черт, они ему не поверили, а ведь он еще ничего и не узнал!

Помощь пришла совершенно неожиданно.

— Можно мне? — маленькая коротко стриженная девчушка — Шеймус уже видел ее на шаттле при полете сюда — не дожидаясь ответа проскользнула в медотсек. Толкнув охранника плечом в знак приветствия, она с надеждой обратилась к докторше:

— Ты ведь уже закончила, да?

— Что-то случилось? — врач обеспокоенно оглядела гостью.

— Да нет, — отмахнулась та, — можно я провожу этого… содружеского до камеры?

Охранник пожал плечами. Почему бы и нет?

— А можно, мы пройдем через нижнюю палубу? — продолжила девочка.

— Кэс, ты что задумала? — предостерегающе спросила судовой врач.

— Мира, ну пожалуйста, мне очень надо, — совершенно по детски взмолилась Кэс, — у меня там… В общем, к Приамосу я не хочу идти, он какой-то дерганный сегодня из-за того, второго, — она махнула головой в сторону Харпера, явно подразумевая Телемеха, — и мальчишки с бабулей.

— Ладно, — на удивление быстро согласился охранник, — только никому не слова. Особенно Викору.

Девочка умоляюще взглянула на Миру. Та обреченно закрыла глаза.

— Боже, Кэс, только не глупи, прошу тебя.

Такого разрешения было вполне достаточно — Кэс с восторженным визгом чмокнула подругу в щеку и нетерпеливо выбежала за дверь. Следом вышел охранник, ведя под прицелом лазерного пистолета недоумевающего Харпера. Уже за дверью он услышал слова докторши, обращенные к стражнику:

— Следующий осмотр проведем в камере. На всякий случай.

Из всей этой сцены техник уяснил для себя только одно — у него вновь появился шанс хоть что-то узнать.

О, да, появился! За все время, что они наворачивали немаленький крюк по кораблю, Кэс не замолкала ни на секунду. Шеймус невольно почувствовал стыд перед товарищами, не раз упрекавшими его в том же грешке. Охранник то и дело одергивал девочку, если ее заносило в опасные темы, так что ничего действительно важного Харпер не выяснил, зато об экипаже корабля мог писать диссертацию.

Когда стало очевидно, что ничего ценного от Кэс не узнать, Харпер переключил внимание на окружающее пространство, по пути отмечая расположение кают, переборок и отсеков и прикидывая в уме общее строение корабля. Большую часть «космической» жизни он провел на «Эврике» и «Андромеде», и другие типы звездных судов знал так себе. Нет, дай ему пару часов, и он во всем разберется, кто бы ее дал.

Пару раз по пути попадались члены экипажа. Шеймус их уже видел, что невольно наводило на мысль, что кроме докторши на планету спускались все. Лишь однажды он краем глаза заметил новую фигуру — она исчезла в люке через долю секунды, но не заметить ее было невозможно — половина лица плешивого старика представляла собой странное месиво, будто кто-то потревожил отражение в воде, исказив все черты. Зрелище было воистину жутким, так что Харпер даже не понял, что еще так встревожило его в этом человеке.

— Здесь, — остановилась Кэс, прервав очередной рассказ на полуслове. В коридоре стоял страшный грохот, так что Харпер, даже если бы и хотел, вряд ли вник бы в суть повествования.

Вход в глубокую нишу, предстоявшую собой щиток с доступом к второстепенным системам корабля, возвышался на полметра над полом, и в него с трудом полулежа поместились бы два человека. К счастью, оба инженера не отличались особыми габаритами. Кэс забралась в нишу и жестом позвала Харпера. Тот под бдительным взглядом охранника проследовал за ней, вскользь изучая доступные системы. Вот дерьмо, даже освещение не выключишь! Хотя, какой в этом прок — с наручниками далеко он все равно не убежит.

— Нас тут не слышно — в коридоре шум от системы жизнеобеспечения куда сильнее, — заговорщически улыбнулась Кэс, вынимая из-за угла сверток, в котором оказался до боли знакомый предмет.

— Я много слышала о них, — продолжила девушка, жадно разглядывая лазерное копье, — но не разу не видела, а тут такая удача! Я его подобрала, когда мы удирали от ницшеанцев — твой… знакомый обронил. Только исследовать его не могу — он даже манипуляторы из строя выводит, а из-за электромагнитного поля его и просканировать не выходит.

— Хочешь, чтобы я отключил систему распознавания ДНК? — догадался Харпер.

— Угу, — тонкие губы девчонки расплылись в улыбке. — Приамос его сразу капитану понесет и мне до него уже не добраться, а это же… — Кэс захлебнулась словами.

— Кто такой Приамос? — поинтересовался Шеймус. Странно было, что столь разговорчивая особа назвала это имя лишь однажды, в лазарете, и не разу не упомянула после.

— Мой начальник, — Кэс произнесла эти слова не без гордости, но очень тихо. — У нас не любят о нем говорить. С ним вообще разговариваю только я, капитан и Мира. Хотя Мира даже не разговаривает — только осматривает, и все. Ой, как этого Донек не любит! Ему даже капитан запретил к инженерному приближаться, а то мало ли что. А вообще Приамос неплохой. Для ницшеанца.

Харпер невольно вздрогнул, когда девушка почти полностью повторила его недавнюю фразу. Реакция на нее в медотсеке плохо вязалась с наличием ницшеанца на борту.

— Он когда-то на Земле руководил расчисткой территории, — принялась объяснять Кэс, заметив заинтересованность Харпера. — Нашел какую-то старую библиотеку и начал рыться в ней. Уж чего он там начитался — не знаю, но Драго-Казы решили, что он умом тронулся, и изгнали. Они же больных не признают. А капитан подобрал — давно уже, еще на старом корабле. Его никто не любит, вот он и держится в стороне, а все делают вид, что его и вовсе нет. Драго-Каз же! — в голосе девушки звучала обида на весь свет.

— А ты? — осторожно спросил Харпер.

— А я на корабле родилась, а не на Земле, вот общим бзиком и не заразилась. Мы беженцев перевозили, и как-то встретились на базе. Меня капитан потому и взял, что с Приамосом никто работать не хотел.

Только сейчас Харпер понял, что так встревожило его в том старике, которого он заметил по пути. Весь вид его был так абсурден, что шипы на руках отпечатались только в самом краешке сознания, но сейчас он увидел их совершенно четко — старые, обточившиеся, ближайший к ладони обломан. От этого ницшеанца, напрочь лишившегося чувства самосохранения, бросало в дрожь.

— Так что? — елейный голос Кэс вывел Шеймуса из задумчивости. Она вновь улыбалась, а рука ее постукивала по краешку толстой ткани, в которую было обернуто лазерное копье.

— Видишь ли, это оружие Раде, и настроено оно только на его ДНК.

— Ага, — девчонка накинула край ткани на копье и быстрым движением перекинула его прямо в руки Харпера. Тот на автомате поймал его, уже после сообразив, что этого Кэс и добивалась.

— То есть, брать то я его могу, — попытался извернуться Шеймус, — но только чтобы передать, больше ничего не получиться.

Звучало не слишком убедительно, это явно читалось по недовольному лицу девушки. Харпер никогда еще не был так рад оклику стражника.

— Долго еще?

Кэс глядела на Харпера с помесью обиды и досады, попутно пряча копье на прежнее место. Шеймус не сопротивлялся — в его руках оно и впрямь было бесполезно, а менять настройки времени не было — у старого Содружества было плохо с безопасностью границ, зато с безопасностью оружия даже чересчур хорошо — первая активация командного ДНК занимала пару секунд, а вот ее смена требовала нескольких часов.

— Идем, — фыркнула Кэс, выталкивая пленника наружу. — Он весь твой. Спасибо.

Охранник недоверчиво поглядел на Харпера.

— Что? Я только сказал, что прическа у нее какая-то не женственная, — солгал Шеймус.

Девушка сей рыцарский жест по сохранению ее тайны не оценила и, не оборачиваясь, наградила Харпера недвусмысленным жестом из сплетенных пальцев. Охранник усмехнулся и подтолкнул пленного к проходу на верхний уровень.

* * *

Телемах Раде сидел, вытянув перекрещенные ноги, на полу своей камеры.

Со стороны он казался безразличным ко всему, но бдительности не терял. Корабль, на котором они оказались, принадлежал одной из осажденных Драго-Казами планет — ни один другой клан не мог породить в душах людей столько ненависти к ницшеанцам. Это предположение вскоре подтвердил вернувшийся из медотсека Харпер. Более того — корабль был с родины бортинженера.

Они с Харпером сидели в разных камерах, по старинке изолированных решетками. Звук здесь проходил свободно, но охранник пресекал всякие разговоры заключенных между собой. Шеймус, со свойственной ему изворотливостью, перевел разговор на другого адресата — он с упоением рассказывал сторожившему их землянину собственные приключения, то и дело вставляя в них детали из недавнего похода по кораблю, предназначенные ницшеанцу. Предыдущий стражник велел Харперу заткнуться минут через пятнадцать, а вот его сменщик — огромный бритоголовый бугай — живо ими заинтересовался. Информация, которую Харпер успел добыть о корабле, уже давно кончилась (надо признать, самого ее наличия бугай даже не заметил), а охранник, как ребенок, требовал новой сказки. Телемах почти не сомневался, что закончив дежурство, страж пустится сам рассказывать сослуживцам о «своих» приключениях.

— Может, дашь нашей Шехерезаде передохнуть? — шутливо предложил Раде, заметив, что у Харпера стремительно заканчиваются идеи. Чтобы малыш замолчал по собственной воле? Для этого надо было очень постараться.

Эффект его слова возымели — бугай разом собрался и перевел все внимание на ницшеанца, будто вспомнив, зачем он здесь. Во взгляде его так и струилось отвращение. Больше историй он не требовал, полностью погрузившись в работу и поочередно оглядывая четырех пленников. Они сидели в тишине около получаса — Харпер несколько раз порывался что-то сказать, но тут же передумывал, другие их собраться по несчастью так же молчали. Ницшеанский мальчик, давно исчерпав все свои угрозы, хмуро сверлил глазами пол, а старая женщина со знаками отличия матриарха с момента пленения не произнесла ни слова, только окинула Раде недовольным взглядом, когда тот вступился за Шеймуса, будто говоря: «Я ожидала от тебя большего». Будь на его месте любой другой ницшеанец, этот немой укор сильно задел бы его, но опыт общения с главным Матриархом — Бекай Валентайн — здорово покоробил в Телемахе ницшеанские устои.

Мало-помалу, к охраннику вернулось былое любопытство. Харпер то и дело бросал на Раде умоляющие взгляды, но тот, благоразумно рассудив, что ничего серьезнее срыва голоса малышу не грозит, больше не вмешивался, так что неожиданный визитер стал для Шеймуса настоящим спасением.

— Док, вы даже не представляете, как я рад вас видеть. В этой дыре совершенно не с кем поговорить, — устало пошутил Харпер, пока замолкший стражник открывал его камеру. С появлением гостьи он вновь преобразился, весь превратившись в натянутый нерв, готовый в любую минуту броситься на ее защиту.

Телемах с любопытством оглядел вновь прибывшую. Она оказалась первым человеком, которого он не видел среди десантников, спускавшихся на планету. Женщина действовала четко и уверенно, хотя в движениях ее чувствовалось напряжение — среди пленников она чувствовала себя неуютно. Но куда больше поведения Раде удивил ее внешний вид. Ницшеанцы, знавшие толк в физических качествах, игравших в генетическом превосходстве не последнюю роль, умели безошибочно подмечать их. Эта женщина была безусловно красива, но делала все, чтобы не казаться такой — волосы были зачесаны кое-как, одежда грубая и мешковатая, по которой совершенно невозможно было оценить фигуру, очертания которой слабо проявлялись лишь во время движения — все это будто специально предназначалось, чтобы отпугнуть всякого до того, как он приглядится получше.

Тяжелое дыхание со стороны двери отвлекло Телемаха от изучения гостьи. Ноздри верзилы-стражника раздувались, как у быка — внимание пленника к судовому врачу ему явно не понравилось, и он готов был ринуться на него, как на красную тряпку. Более того — он и впрямь собирался это сделать.

— По-моему, зря мы цацкаемся с этой швалью. — Стражник шагнул к камере Раде, нащупывая на бедре оружие.

— Я тебе что-то сделал? — самым миролюбивым тоном спросил ницшеанец, но все же на ноги поднялся — с вооруженными противником надо быть настороже.

— Ага. Родился, — верзила достал пистолет, намереваясь эту оплошность исправить.

— Слушай, приятель, — послышался голос Харпера, — если ты его убьешь, это будет очень-очень большая ошибка. Если один из нас умрет, за вами пустится все Содружество — мы там не последние люди, знаешь ли; а так мы даже можем выступить в вашу защиту. К тому же, если ты не в курсе, я — гений, и могу помочь вам сбежать, но для этого мне понадобиться его помощь.

Увещевания техника на стражника не подействовали, чему Раде нисколько не удивился.

— Донек! — этот окрик был эффективнее. Верзила на мгновение замер в нерешительности, но оружие так и не опустил.

— Донек, принеси мне шприц — в холодильной камере на второй полке слева, — спокойно попросила врач, не спуская глаз с охранника.

— Но… это… — окончательно растерялся он.

— Со мной все будет в порядке, — заверила его женщина, выходя из камеры Харпера и запирая ее снаружи. — Я подожду тебя здесь.

Верзила неуверенно кивнул, еще раз оглядел заключенных, и выбежал за дверь. Как только шаги его замолкли, женщина нажала кнопку внутренней связи.

— Рансу, пришли кого-нибудь заменить Донека, он слегка не в себе.

Из динамика послышался не вполне четкий, но, судя по всему, утвердительный ответ, так что доктор облегченно вздохнула и оперлась о стену рядом с дверью.

Телемах невольно усмехнулся абсурдности ситуации — военный оставляет пост на медика, отправляясь за медицинским оборудованием. Этот Донек не отличался сообразительностью, и замена его была даже кстати — умный солдат всегда взвешивает свои действия, от дурака же можно ждать чего угодно.

— Спасибо, — негромко произнес Раде, слегка наклонив голову в знак признательности.

Женщина вздрогнула и впервые посмотрела на Телемаха, от чего тот невольно подался назад — столько ненависти было в этом взгляде.

Еще одно знакомое по десанту лицо появилось в дверном проеме, и внимание судового врача переключилось на него. Коротко поприветствовав вошедшего, она подняла свое оборудование и уже собралась выходить, когда высокий прерывистый звук заполнил все помещение. Не надо было изучать системы корабля, чтобы понять, что он означает.

Дилан Хант начал действовать.

— Может мне кто-нибудь объяснить, как они ухитрились войти в зону перехода? — спросил Дилан, переводя хмурый взгляд с одного офицера на другого.

Сегодня в зале совещаний собрались все — для внутрикорабельных распрей со старшим помощником было не время. Новые офицеры явно чувствовали себя неуютно. Одно дело присутствовать на подобных собраниях «для галочки» — а обычно их роль ограничивалась именно этим — и совсем другое, когда от вас требуют решений с учетом политических интересов Содружества, аномальных космических условий и ответственности за судьбы старших офицеров, бывших, к тому же, друзьями капитана. Расположившаяся за их спинами ницшеанская делегация уверенности в себе тоже не добавляла — солдат на Теразде муштровали строго, но рядом с идеальной военной выправкой ницшеанцев они выглядели кадетами, старательно напускающими на себя грозный вид. Те, кто уже имел опыт общения с ницшеанскими кланами, не подписавшими хартию Содружества Систем, соревноваться с ними по части воинственности не пытались — казалось, они и вовсе не замечали чужаков.

— Может, они попросту храбрее некоторых? — предположила Бека.

Капитан не разделял шутливого настроя помощницы, хотя и понимал — за внешней несерьезностью Бека прячет волнение с примесью страха. Призывы к серьезности сейчас скорее вредны, так как юмор — единственное, что помогает капитану Валентайн сохранять видимое спокойствие.

— Специфика данной местности не позволяет крупным кораблям входить в зону перехода, — сообщила появившаяся рядом с креслом капитана голографическая проекция Андромеды. — Однако существует вероятность, что небольшой и маневренный корабль может пройти относительно безопасно. Поскольку целостность потоков в этой части космоса нарушена, вероятность того, что корабль сможет выйти за пределы аномалии, равна нулю.

— Как насчет радиуса действия сенсоров?

— Выход за пределы сенсорного охвата «Андромеды» маловероятен.

— Значит, просто прячутся, — заключила Бека. — Есть идеи как их выманить, пока не удрали? Войдем в слип-стрим на «Эврике» в той же точке…

— Этот план малопригоден, — возразила голографический интерфейс корабля, — специфика местности свидетельствует, что туннели здесь перемещаются с некоторой периодичностью. У нас слишком мало данных для определения точки выхода вражеского корабля.

Дилан вновь поймал себя на мысли, что нападавший знали о системе Фирус куда больше, чем они. Он вперил внимательный взгляд в посла Нигоши — молодого мускулистого парня, походившего на ницшеанца куда больше своего вождя. Тот казался совершенно невозмутимым.

— Если у вас есть информация о нестабильности слип-стрима вблизи планеты, вам самое время ей поделиться.

— У нас нет флота, и в подобных исследованиях не было ни необходимости, ни возможности, — заверил его ницшеанец.

— Черт побери, Тутмос, это в ваших же интересах! — воскликнул Дилан, буравя посла взглядом.

— Вот именно, капитан! — в голосе Нигоши появилась гордость, смешанная с презрением, доселе успешно скрываемая за показным дружелюбием. — К тому же, даже если бы у нас имелись подобные карты, что мешало террористам пройти несколько отрезков? Точное время входа мы знаем лишь у одного, а значит, пользы от них все равно не было бы. Куда эффективнее потратить время на поиск более надежного решения.

— Но вы не отрицаете того факта, что такие карты имеются?

Нигоши вновь принял стойку смирно, всем видом показывая, что считает тему закрытой. Дилан еще несколько секунд смотрел на это стоявшее почти с каменной неподвижностью изваяние, и вновь повернулся к собственным офицерам. Он слишком хорошо знал ницшеанцев, чтобы надеяться на продолжение разговора — в упрямстве им равных не было. Разве что Бека, но с учетом их родства это не удивляло.

— Они захватили заложников, а значит скрываться не собираются, — заметил Дилан, возвращаясь к прежним размышлениям.

— Предлагаешь просто сидеть и ждать, когда они соизволят объявить свои требования? — Бека недовольно скрестила руки на груди.

— Нет. Но мы должны действовать обдуманно. Что мы знаем о нападавших? Они люди, по крайней мере те, кто спускался на планету.

— Они выглядят, как люди, — поправила капитана Ромми.

— Не думаю, что в данном случае мы имеем дело с андроидами или маскировкой, — отмахнулся Дилан. — Они предпочитают затаиваться — мы не засекали инопланетных кораблей ни по пути сюда, ни сейчас — из чего следует, что они либо скрывают свою силу…

— Вот уж сомневаюсь, — усмехнулась Бека, — шаттлы, вроде того, на котором они поднимались, древнее «Андромеды». Не в лучшем смысле этого слова.

— Значит они уязвимы, и знают об этом… — Дилан замер на полуслове с видом человека, которого только что посетила гениальная мысль. — Скажите, Тутмос, — обратился он вновь к послу Нигоши, — насколько далеко от планеты находятся ваши спутники?

— Основные спутники сконцентрированы на высоте от 37 до 40 тысяч миль, — смысл подобного вопроса от ницшеанца явно ускользал. Впрочем, не только от него.

— Насколько я понял, за пределы магнитного поля они не выходят? — продолжил Дилан, потирая подбородок.

— Что-то мне не нравится начало, — Бека внимательно следила за лицом капитана, ловя на нем знакомое выражение, обещавшее команде много работы, а, зачастую, и неприятностей.

А вот аватара корабля, похоже, понимала в происходящем несколько больше.

— Мы не знаем тип их корабля, и рискуем повредить его слишком сильно.

— Нам и не нужна полная мощность.

— Мне нужно напоминать, что у них Раде и Харпер? — поинтересовалась Дойл.

— Значит у обеих сторон имеется сдерживающий фактор.

— Не хочу прерывать ваши изыскания в тактике, — Бека произнесла эти слова достаточно громко, чтобы перекричать и спор Ромми и капитана, и тут же стихнувший шепот в рядах молодых офицеров, — но может расскажете не таким продвинутым о чем, вообще, речь?

Дилан и Ромми виновато переглянулись, и капитан кивнул аватаре.

— Мы могли бы увеличить мощность системы глушения, чтобы вывести из строя их компьютер, — принялась разъяснять Ромми. — Такая практика уже применялась в старом Содружестве, но из-за большого риска случайных жертв от нее отказались.

— Сюда же корабли не летают, да и собственного флота у Нигоши нет, — закончила за аватару Бека. — Мы успеем засечь и добраться до них до того, как реактор корабля взорвется?

— Я не собираюсь полностью выводить из строя их системы, — возразил Дилан.

— Тогда какой от этого прок?

— Выбить из колеи. Злоумышленники чувствуют себя хозяевами положения. Пусть очень шаткими, но хозяевами. Непредвиденные препятствие заставит их совершить ошибку.

— Инстинкт самосохранения сделает их сговорчивее, — одобрительно кивнул посол Нигоши.

— Или заставит драться с ожесточенностью загнанных зверей, — подал голос Раймон, один из молодых офицеров.

— У загнанного зверя нет выхода, — возразил Дилан, — мы же предложим им встречу на наших условиях, с предупреждением, что если они не выдут на связь в течении двух часов, мы будем вынуждены перейти к более решительным мерам.

Бека поморщилась.

— Они распознают блеф. Не полные же они идиоты, чтобы поверить, что мы будем рисковать жизнью своих.

Лицо Дилана покрыла непроницаемая холодная маска.

— Стоп, ты же не хочешь сказать что мы и впрямь?..

Капитан только слегка поднял бровь, будто простодушие помощницы его оскорбляло.

Бека открыла рот, но тут же его закрыла. Она медленно поднялась, не сводя взгляда с капитана.

— Не знаю, что за дурь тебе в голову стукнула, Дилан, но ты же знаешь — этого я тебе не позволю.

Несколько секунд в зале царила полная тишина — никто, даже Нигоши, которого неожиданная затея капитана тоже не на шутку взволновала, не рискнул ввязываться в этот поединок взглядов. Бека буквально готова была взорваться, когда глаза Дилана внезапно ожили, а губы растянулись в улыбке.

— Ну что, все еще думаешь, что они нам не поверят?

* * *

— Так что это, в конце-концов, было? — сигнал тревоги давно стих, но напряжение Викора не отпускало.

На мостике все еще царило оживление. Помещение это было рассчитано, максимум, человек на пять, так что сейчас напоминало банку консервов, с той лишь разницей, что людям приходилось здесь еще и перемещаться, ухитряясь не задевать свисающие тут и там петли кабелей. Все панели на стенах были открыты, проводку разметало по полу, как потроха гигантского зверя, что еще больше затрудняло движение, однако Кес в этом царстве хаоса чувствовала себя вполне комфортно. Она сидела на полу в центре комнаты и невольно напоминала отобедавшего и довольного собой паука.

— В нас угодил нехилый заряд, но теперь все в норме, Вик. Должно быть, очередной закидон этой системы. Знаешь, я ее уже ненавижу! От таких мест ничего хорошего не жди.

— Думаешь, оно естественное? — сдвинул брови старпом.

— Какое же еще? — удивилась Кес.

Викор нахмурился еще больше. Хорошего от этих мест ждать не приходилось, в этом он был с Кес совершенно согласен, но все же природа излучения, потрепавшего их системы, его здорово беспокоила.

— Не знаю даже, — подал голос Барри, — как-то слишком вовремя пришло то сообщение — как раз, когда внешние сенсоры заработали.

— Что еще за сообщение? — резко напрягся старпом.

— Та-ак… — Барри опешил. — Тут капитан был с Драйком, когда оно пришло, он велел к нему в каюте перевести. Прости, мы как-то думали, ты в курсе…

Дальше Викор слушать не стал. Уже на выходе с мостика он услышал скрежет передатчика и голос спрашивавшего о нем Машера. Ответ пилота он уже не слышал — снедаемый тупой злобой, он направился к жилой части корабля. Желание капитана единолично решить какой-то вопрос было обычным явлением, но чтобы узнавать обо всем последним… С каких пор он из второго человека на борту превратился в третьего? Или в пятого. Может, уже в десятого?

Каюта капитана была первой в ряде небольших комнаток, служивших личным пространством для экипажа «Лаберона». Изначально это была даже не каюта — в прошлой жизни корабля в этой комнате хранились неиспользуемые дройды; теперь же единственным искусственным интеллектом на борту была игрушка Кес, имитирующая поведение разных зверей под настроение хозяйки, а каморку приспособили для жизни. Удобством новоиспеченная каюта не отличалась, зато расположение ее позволяло капитану в чрезвычайной ситуации быстро попасть на мостик.

Первым, что бросилось в глаза Викору в тесной каютке капитан, был Лион Драйк, тихо, но оживленно говоривший что-то Машеру.

— Джеймс! — капитан даже не обернулся, будто спиной почувствовал присутствие старпома. — Тебе стоит кое-что увидеть.

Викор пересилил накатившее при виде Драйка раздражение и направил все внимание на миниатюрный монитор на противоположной стене комнаты. Там появилось изображение русоволосого мужчины средних лет в форме Звездной гвардии. Старпом не утруждал себя его изучением, отметив только то, что форму, судя по выправке, тот носит не за красивые глаза, а вот послание… Оно было лаконичным и подтверждало подозрения Викора — неполадки на корабле были не случайны.

— Он что, готов отправить к праотцам собственных людей, лишь бы мы составили им компанию? — старпом продолжал буравить взглядом погасший экран.

— Зелос бы не позволил, — послышался голос Драйка. — На людей из Содружества ему плевать, а вот сына своего он под удар не поставит.

— Тогда на кой им эта демонстрация силы? — огрызнулся Викор.

— Чтобы дать понять, что они вот такие сильные и маскировка наша им нипочем, — манерно отозвался собеседник.

Джеймсу страшно хотелось засунуть это «наша» Драйку в глотку — будь он хоть трижды другом капитана, считать себя членом команды он не имел никакого права!

— Надо отдать им должное, — продолжал тем временем фирусинец, в упор не замечая прищур старпома, — они знали, как это преподнести. Вздернули нас, дали паузу, чтоб мы вышли из состояния аффекта, но недостаточную, чтобы успокоиться. Неплохо, а?

— По-ницшеански, — сухо ответил Викор.

Сам он предпочитал действовать прямо и ненавидел изворотливость, так и сквозящую в словах и действиях многих псевдочеловеческих рас. Человек, восхищающийся подобной тактикой, для него немногим отличался от ницшеанца.

— Возможности лучше нам не выпадет, — слова эти настолько не соответствовали направлению мыслей старпома, что ему понадобилось некоторое время, чтобы сообразить, о чем говорит Машер.

— Я бы не назвал это возможностью, скорее принуждением. По старинке, с ножом у горла.

— Ты будешь вести переговоры со стороны «Лаберона».

— Прошу прощения?

— Я достаточно трезво смотрю на вещи, Джеймс. Старик, рискующий в любой момент грохнуться в обморок — не самая представительная персона, так что придется вам с Лионом отдуваться вдвоем.

Викор бросил на Драйка испепеляющий взгляд и вновь посмотрел на капитана.

— Как старший помощник должен заметить, что подобное сообщение не дает никаких официальных гарантий безопасности, — подчеркнуто-отстраненным голосом заметил Джеймс.

Машер ответил теплой, почти отеческой улыбкой.

— Раз уж нам все равно придется говорить с Нигоши, так лучше делать это на нейтральной территории — меньше шансов на нечестную игру с их стороны.

— Плюс люди из Содружества могут стать неплохими союзниками, — продолжал гнуть свою линию Драйк.

Викор в ответ только закатил глаза — спорить с этим сгустком идеализма не было никакого смысла. Если этому парню не терпится захлебнуться в собственных иллюзиях, Джеймс ему мешать не собирается.

За спиной раздался знакомый металлический скрежет, и Викор посторонился, попутно оглядываясь, кого еще занесла нелегкая.

Дверь Мира по обыкновению не закрыла, что было даже кстати — система жизнеобеспечения хозяйственного в прошлом отсека вряд ли выдержала бы присутствия четырех взрослых людей.

— Вы хотели меня видеть, капитан? — в голосе судового врача звучало удивление — Машер скорей бы умер, чем сам вызвал ее.

— Техника из Содружества можно транспортировать?

— Думаю, да. Если его не заставят бежать марафон и обеспечат приток кислорода — вполне.

Машер кивнул собственным мыслям. Голос его преобразился, стал тверже.

— Займись этим. Он должен благополучно долететь до своего корабля, а жизнеобеспечение шатла оставляет желать лучшего. Джеймс, — обратился он к Викору, — организуй перевод пленных офицеров Содружества на шатл.

— Если отдадим их, останемся перед «Андромедой» голыми…

— Э-эй, у нас еще есть мальчишка, — вмешался Драйк.

Викор вновь испытал жгучее желание разъяснить Драйку, что в число «нас» он не входит, но Машер не дал ему такой возможности.

— Я не хочу ссориться с Содружеством, Джеймс. Капитан Хант должен понять, что захват его людей был случайностью, и мы возвращаем их при первой возможности.

— Его люди на нас напали, — зло возразил Викор. — Куда логичнее было убить их на месте.

— И вместо возможного союзника получить стопроцентного врага, — с издевкой парировал Драйк.

— Довольно, — прервал ссору Машер, хмуро глядя то на одного, то на другого. — Готовьтесь к вылету. Чтобы пройти все отрезки слип-стрима до «Андромеды» и уложиться в назначенное время, вы должны стартовать через девятнадцать минут.

Он махнул головой в сторону двери, давая понять, что дискуссия окончена. Викор и Драйк обменялись одинаково хмурыми взглядами и вышли, не рискнув спорить. В каюте повисло тяжелое молчание.

— Не думаю, что от меня будет много пользы, — очень тихо произнесла Мира, — баллон с кислородом и маска справятся не хуже.

— Они не слишком-то ладят, — Машер смотрел в след двум своим близким друзьям и, казалось, не расслышал обращенных к нему слов.

— Да, — Мира оглянулась на переборку, за которой только что скрылись их собеседники. — Джеймс делит мир на своих и чужих, и ваш знакомый явно попал в число вторых.

— Они бы нашли общий язык, будь у нас время. Время, время… — продолжил капитан, и только тут Мира поняла, что слова ее он прекрасно слышал. — Им нужен кто-то третий, чтобы поддерживать нейтралитет.

— На корабле достаточно людей, которые могли бы…

— Разнять их, если случиться драка? — Машер горько усмехнулся. — Может быть. Как бы цивилизация не устанавливала равенства, присутствие женщины само по себе вменяет некоторые нормы поведения, а значит, и шансов избежать драки куда больше. У Кес сейчас много работы, так что сама понимаешь, выбор не велик.

— У меня тоже есть работа, — возразила Мира, глядя капитану прямо в глаза.

— Барри достаточно ошивался в медотсеке, чтобы нахвататься кое-чего, — отмахнулся Машер, — да и умирать в ближайшие пять-десять часов я не собирался.

Мира сделала попытку улыбнуться, не очень, впрочем, удачную.

— Вы ведь просто хотите избавиться от меня на время, верно?

— Это ближе к концу списка причин, — заверил ее Машер. — Мне нужен кто-то здравомыслящий, и желательно — женщина. К тому же, твое присутствие можно оправдать состоянием нашего пленника, а зачем на переговорах сдался тот же Рансу еще придумать надо!..

На сей раз оба улыбнулись совершенно искренне.

— Время, — напомнил капитан, слегка кивнув Мире, и она выскользнула за дверь, оставив Филиппа Машера наедине со своими мыслями.

На первый взгляд все казалось не таким уж и сложным, но Миру все равно била легкая дрожь. Дело было даже не в вынужденном обществе ницшеанцев или необходимости усмирять чрезмерную вспыльчивость Викора — куда больше пугал сам полет на чужой корабль. За последний год она очень редко покидала «Лаберон», он стал ей родным и понятным, и его узкие коридоры почти не давили на нее. Каждый закуток был знаком, как знакомы был любой, кто мог встретиться в нем. Она знала вентиляционную нишу, которую Кес в тайне ото всех, кроме нее и Барри, ухитрилась освободить от оборудования и устроить себе укромный уголок; она знала, что Юхим частенько умудряется засыпать возле переборки запасного командного отсека, и если кому-то взбредет в голову заглянуть туда в неурочный час, увесистая туша второго пилота вполне может рухнуть на несчастного; она знала, что капитан может часами стоять на смотровой палубе, почти не меняя позы, а Викора, изредка присоединяющийся к нему, хватало минут на пятнадцать, после чего он принимался как коршун кружить по палубе. Даже появление пленных и недавние неполадки не изменили внутреннего ритма корабля, а лишь сказались легкой аритмией.

Чужой же корабль был для Миры сродни инопланетному организму. Здесь, на «Лабероне», она элемент, необходимый для поддержания жизни всей системы. Там же — чужеродное вкрапление, а каждый организм пытается избавиться от подобного вкрапления как можно скорее.

Лейкоциты мало волнуют душевные метания бактерий.

Мира скорее почувствовала, чем заметила движение, и чудом не столкнулась с Викором, выходившим из медотсека. Она мысленно обругала себя за медлительность — Джеймс даже пришлось самому явиться, чтобы поторопить ее.

— Извини, — Мира потерла лоб, пытаясь собрать рассеивающиеся мысли. — Я быстро, только закину пару препаратов в аптечку.

Старпом выглядел слегка смущенно — состояние, для Викора крайне необычное. Он слегка кивнул и сделал уже несколько шагов, но остановился.

— Знаешь, тебе ведь не обязательно лететь, — он казался совершенно спокойным, но в голосе все же проскальзывали следы недавнего раздражения, смешанные с толикой сочувствия, — время у нас ограничено, и если ты случайно опоздаешь на шатл, мы вынуждены будем взлететь без тебя. Капитану не к чему будет придраться.

— Все в порядке, Джеймс, — Мира постаралась улыбнуться как можно беззаботнее, — малоприятность задания — еще не повод от него отлынивать. На вашу долю проблем выпадает куда больше.

Викор оскалился.

— Иногда мне начинает казаться, что Машера за компанию с дряблостью посетило старческое слабоумие. Интересно, отправить тебя на новую встречу с ницшеанцами — следствие маразма или склероза?

Лицо Миры разом посерьезнело. Она уже привыкла к тому, что в приступах злости Джеймс порой говорил много гадостей, но слушать их от этого приятнее не становилось.

— Не стоит бросаться такими словами, особенно когда сам знаешь, что они ошибочны.

Викор горько усмехнулся, и размашистыми шагами направился к ангару, не удостоив собеседницу ответом. Мира тяжело вздохнула — ярость старпома окончательно убедила ее в том, что опасения капитана не напрасны.

Аптечка лежала на столе, где судовой врач ее и оставила. Мира на скоро закинула в нее средства первой помощи — не то, что бы технику из Содружества они были нужны, просто она предпочитала быть готовой ко всему — и последовала за Викором. В одном она была с ним согласна — времени у них мало.

* * *

— Мы дали им два часа, — сообщил с экрана капитан Хант. — Если они надеялись потянуть время, у них такой возможности не будет. Мы постараемся информировать вас как можно оперативнее.

— Благодарю вас, капитан. Человек с вашими генетическими данными просто обязан однажды стать отцом, и тогда вы поймете, сколь мучительно неведение о судьбе собственного ребенка. Как вы полагаете, есть шанс, что они возьмут заложников с собой?

Вопрос был адресован не столько Ханту, сколько стоявшему рядом с ним Тутмосу, в чье задание также входило убедит капитана «Андромеды» потребовать у похитителей присутствия мальчика на переговорах и заставить всех — и террористов, и гостей из Содружества — поверить, что благополучие остальных пленных волнуют либерального правителя Фируса‑4 не меньше судьбы сына. Посол чуть заметно сжал губы, что означало — увещевания не дали толку. Вождь Нигоши с трудом сдержал досаду — эта оплошность Тутмоса могла погубить уже сложившийся план. Однако, капитану Ханту об этом знать не обязательно.

— Маловероятно, — капитан даже не пытался выглядеть сочувственно. — Мы не стали выдвигать подобных требований ни относительно своих, ни относительно ваших людей. Предыдущие действия захватчиков показывают, что они пытаются избежать жертв, так что разумнее будет сначала выслушать их.

— Я не разделяю ваших иллюзий, капитан, — вздохнул Зелос, — но, в любом случае, рассчитываю на вас.

— Сделаю все, что в моих силах.

Изображение на экране исчезло, и лицо вождя исказилось почти до неузнаваемости. Теперь на нем читалась немая злоба. Еще на планете, узнав, что сына его увезли на чужой корабль, он уже знал, как это корабль уничтожит. Главное, чтобы его сына в тот момент не было на борту. Ждать Зелос не любил, в этом он перед Хантом не лукавил, ему было просто необходимо как можно быстрее разделаться с врагами. Такова уж была его жизнь — чем дальше от совершенства ницшеанец, тем быстрее и безжалостнее он должен действовать, чтобы остаться у власти. Это уже вошло в привычку.

Он краем глаза глянул на другой экран, разделенный координатной сеткой. Может, у Нигоши и не было своего флота, уничтожить врага они могли и без него — они знали этот космос. На карте мелькало несколько сигналов: пара спутников, светившихся тусклым светом, большая яркая точка — «Андромеда», — и слабый, еле заметный сигнал в нескольких делениях от внешних границ системы. Этот последний сигнал в данный момент решал все.

— Все готово, — отрапортовал возникший перед Зелосом высокий ницшеанец. — Пилоту сказали, что он должен доставить на корабль террористов послание. Автоматическая программа возьмет под контроль управление и взрывчатку сразу после последнего выхода из слип-стрима.

Зелос кивнул.

— Следите за передатчиком, — глухим голосом приказал он, так и не взглянув на докладчика. — Если сигнал переместится на «Андромеду», высылайте курьера.

«Андромеде» не привыкать было к пестрым компаниям, но обычно неоднородность их объяснялась принадлежностью к разным видам; сейчас же всеми цветами играла группа, состоявшая из людей, если принять за таковых ницшеанцев. Тутмос и двое его сопровождающих — не то помощников, не то охранников — красовались бронзовым загаром и яркими, но при этом весьма практичными нарядами. Их оппоненты, напротив, одеты были непримечательно, зато сами они смотрелись более чем контрастно.

Лицо Лиона Драйка, представитель Фируса‑4, было неопределенно-серого цвета, будто кто-то размазал невысохшие чернила по белому листу бумаги. Драйк редко встречался с солнечными лучами, зато угольная пыль была его давней знакомой и намертво въелась в кожу. Второй мужчина — Джеймс Викор — казавшийся на фоне сутулого фирусинца великаном, напротив, вел дружбу с солнцем, хоть и не такую тесную, как ницшеанцы — он казался желтым, но за счет общего сложения это никак не ассоциировалась с немощью и отлично гармонировала со светлыми, коротко стриженными волосами. Последняя представительница условно-вражеского лагеря олицетворяла белый цвет. Естественная бледность в сочетании с волнением и страхом придавали ей схожесть с гипсовой статуей, даже глаза смотрели куда-то в сторону почти неподвижно; только редкое нервное подрагивание напоминало, что это все же живой человек. На членов сплоченной преступной группы все трое (кроме, разве что, второго) не походили, но и одиночки способны диктовать миру свои условия — Дилан сам был этому подтверждением.

Вести переговоры доверили Драйку, Викор же занял позицию недоверчивого наблюдателя, то и дело вставляя реплики, если считал, что переговоры заходят в нежелательную для них сторону. Еще в ангаре, с явной неохотой передав на «Андромеду» ее пленных офицеров, он тут же потребовал радиомолчания. Если они не могут связаться со своим кораблем, чтобы не выдать его местонахождение, то и ницшеанцы должны соблюдать те же ограничения.

Тутмос возмутился — больше для вида — но требование соблюдал вполне охотно. Зелос мог потребовать от посла унизительных компромиссов, сейчас же, свободный от контроля со стороны вождя, он был непреклонен. Уже через четверть часа после того, как обе стороны сели за стол, стало ясно — ничего дельного из этого не выйдет. Ни одна из сторон не собиралась уступать.

Капитан Хант сидел в своей каюте и выжидающе смотрел на голографические проекции из комнат, в которые велел поместить их гостей на время перерыва, надеясь, что действия их подскажут хоть что-то, что поможет выбраться из тупиковой ситуации, в которую они сами же себя и загнали.

Дилана не оставляло чувство дежа-вю — похищенный сын ницшеанского вождя, шантаж… Того и гляди, из подземелья выберется очередное смертоносное оружие. Хотя и последнее допущение не слишком отличалось от реальности. Похитителям действительно было нужно оружие, вернее то, что вполне могло использоваться в подобном качестве. За освобождение мальчика они требовали сунт — редкую и невероятно сильную взрывчатку. Она содержала целый ряд нестабильных взрывчатых веществ, а так же примесь сунмина, стабилизировавшего их, за что сунт очень ценился среди добытчиков. Поговаривали, что некогда его использовали для зарядки оружия на кораблях, где запасы антиматерии подходили к концу, и это мало снижало их боевую мощь. Впрочем, сунт, как и его основной ингредиент, в то время встречались куда чаще.

Осталось выяснить, для чего он понадобился похитителям?

На первый взгляд все выглядело предельно просто: Фирус‑4‑единственное на данный момент известное место производства сунта, некая экстремистская группировка узнает об этом и пытается получить в свое распоряжение новое оружие, очень удобное для проведения терактов в большом мире, о подобной взрывчатке практически забывшем. Только вот с тем, что Дилан успел узнать о похитителях, эта теория плохо вязалась.

Ницшеанец, охранявший покои сына Зелоса, был ранен, оглушен, но не убит; взрыв в помещении, в котором находился лифт, был направлен на блокировку выхода в штрек, не на убийства; в конце концов, они вернули Харпера и Раде, и даже обеспокоились их здоровьем! Слабо верилось, что людей, замышлявших массовый террор, будет волновать пара жизней.

Взрывчатка, террористы, ницшеанцы, подземелье… Все это было как-то связано, но Дилану не удавалось эту связь нащупать.

— Капитан, думаю, вам стоит знать, что преступники поддерживают связь со своим кораблем.

Дилан, почти ухвативший убегающую мысль, с досадой тряхнул головой и повернулся к экрану.

— Что ты имеешь в виду?

— С их прибытием на корабле появился еще один исходящий сигнал, — искусственный интеллект корабля вывел на экран сбивчивую диаграмму. — Он очень слабый и замаскирован под космический шум, я бы вряд ли заметила его, если бы не отслеживала исходящие сигналы от ницшеанцев до прилета похитителей.

— Они что-то передают?

— С момента прибытия характер сигнала не менялся, это больше похоже на маяк.

— Или способ передать экстренный сигнал, — Дилан задумчиво потер шею. Интуиция его вновь бастовала против простых и, обычно, наиболее верных предположений. — Вызови Раде и Харпера — мне нужен взгляд изнутри. И выведи еще раз данные сканирования планеты.

Изображение «Андромеды» кивнуло и тут же сменилось схематичным ландшафтом Фируса‑4.

— Из-за высокого содержания сунмина почва почти не просматривается глубже 14 метров, но по имеющимся данным можно судить…

— Что они не показывают нам уйму интересностей, — послышался новый голос.

В дверях стоял вылизанный до блеска и совершенно непохожий на изможденного пленника Харпер. Вместе с титулом флагмана флота «Андромеда» получила и обновленное оборудование для «восстановления душевных и физических сил экипажа», которым недавняя жертва похищения не преминула воспользоваться. Стоявший за его спиной Раде предпочел плотским утехам наблюдение за переговорами, но ни в зале, ни позже, когда взбешенных делегатов провожали по комнатам, у Дилана не было возможности переговорить с ним.

— Рад видеть, что вы не утратили чувство юмора, мистер Харпер, — поприветствовал техника Дилан. — Да в придачу проявляете редкую пунктуальность! Надо почаще устраивать твои похищения — может, и задержки совещаний сойдут на нет.

— Он ошивался неподалеку уже минут двадцать, — полушутливо вставил Телемах. — Под землей обширная сеть тоннелей, — голос его разом посерьезнел, — и уходит она глубоко. Точное число уровней сказать невозможно…

— Но они определенно решили прорыть планету насквозь, — вновь вмешался техник.

— И там есть люди.

— Поправка, там очень, очень, очень много людей.

Дилан с рассеянным видом слушал этот сбивчивый рапорт, не упуская при этом ни единой детали. Картина начинала складываться.

— Что скажите о похитителях?

Здесь рассказ был куда обширнее. Харпер пересказал все, что смог узнать о корабле и команде, а Раде дополнил рассказ характеристиками и общим впечатлением о системе безопасности. Дилан слушал внимательно, то и дело поглядывая на экран, все еще показывавший данные сканирования.

— Андромеда, можешь определить, на какой глубине концентрация сунмина в породе наиболее высока, — вдруг спросил он, будто забыв, что разговор давно уже ушел в другое русло.

— Наиболее резкий скачок в видимости сенсоров на глубине пяти метров, дальше уровень помех увеличивается равномерно.

— А на какой глубине первые тоннели? — повернулся он к Харперу.

— Без понятия, босс, но глубже десяти метров — это точно.

— Ясно. — Идея балансировала на грани сумасшествия, но чутье, как не раз до этого, подсказывало Дилану — он прав. — Андромеда, собирай наших гостей. Пора внести ясность в эти переговоры.

* * *

Люди и ницшеанцы с недоумением смотрели на воплощение хладнокровия, которое представлял собой капитан Хант, пока его гости занимали свои места в конференц-зале. За его спиной расположился полный командный состав «Андромеды», включавший и двух вновь приобретенных членов, взиравший на Дилана с той же смесью непонимания и любопытства, что и остальные. Он сам назначал получасовой перерыв, чтобы дать обеим сторонам остыть, и сам же прервал его, не предупредив о своих планах никого, даже Беку. Харперу и Раде так же пришлось ограничиться многозначительным взглядом и фразой «пока не уверен, но скоро узнаем», так что все трое сгорали от любопытства. Только андроиды сохраняли абсолютное спокойствие, по крайней мере — внешне.

— Думаю, пора подвести итоги переговоров, — мягким голосом произнес капитан, когда все расселись.

С обеих сторон послышался ропот, но Дилан не собирался давать оппонентам время опомниться и возмутиться своеволием капитана, выступавшего всего лишь посредником.

— Вы, — Дилан встал, разом оказавшись выше всех присутствующих, и повернулся к Тутмосу и его спутникам, — организовали подземную добычу сунмина, поселив рабочих в шахтах — без отрыва от производства. Сбежать оттуда почти невозможно, вся планета — монолит, который не взломать киркой и лопатой, а естественные пещеры слишком малы, чтобы через них могла выйти большая группа. Вы, — взгляд капитана метнулся к противоположной стороне стола, — надумали изменить это, раздобыв сун, а для прикрытия воспользовались кораблем террористов, чтобы заставить ницшеанцев поверить, что взрывчатка, которую они отдадут, для них не опасна. Сун даст рабочим возможность проложить направленным взрывом прямой выход, и, заодно, потрепать нервы ницшеанцам. Нужно только дать Зелосу повод поделиться им, верно?

В зале повисла тишина, однако возражений не последовало: Драйк задумчиво смотрел перед собой, а губы Тутмоса сжались в упрямую линию.

— Черт, — выдохнул Дилан, так и не дождавшись ответа, — вы хоть понимаете, что начинаете гражданскую войну? Тысячи могут погибнуть, причем с обеих сторон.

— Тысячи и так гибнут, капитан Хант, — возразил Драйк на удивление спокойным голосом. Он даже ухитрился улыбнуться, правда улыбка вышла кривой и невеселой. — Люди не созданы для жизни под землей, сырость и пыль убивает их.

— Рабочие обитают на очищенных от опасных веществ уровнях, — вмешался Тутмос, — жизни там ничто не угрожает.

— Должно быть поэтому в ваших учетных книгах почти сотню лет «отрицательный прирост поголовья», — последние слова Драйк выплюнул, глядя ницшеанцу в глаза.

— В убыль идут и те, кто отлынивает или пытается сбежать, — зло процедил Тутмос. — Без них цифры были бы другими.

— Да, в убыль, — горько усмехнулся фирусинец, — во всех смыслах этого слова.

Капитан Хант не мог сдержать досаду. Он привык быть свидетелем конфликтов — мир, в том виде, который он представлял сейчас, изобиловал ими — но прежде он мог действовать свободно, сейчас же его связывали интересы Содружества, и это злило.

— Вы не можете не понимать, что в наше время есть и другие пути решения проблем. Если бы вы искали во внешних системах официальной поддержки, а не помощи в преступлениях, шанс быть услышанным и понятым был бы куда больше.

— Не переигрывайте, — вмешался Викор, — вам прекрасно известно, что в наше время все решает сила и выгода, так что у жертвы один шанс выжить — отрастить когти. Содружество красочно продемонстрировало, как оно слышит мольбы жителей сотен планет, которых Драго-Казы и их союзники лишили всего — одних оно просто проигнорировало, на других закрыло глаза, потому что это было выгодно. Здесь все было бы так же — технику сунминовая пыль выводит из строя, так что на добыче нужны живые рабочие, а вам нужен сунмин. Об эту формулу веками рушились все басни про ценность человеческой жизни — при нынешних расценках она не так уж велика.

— Вы видите картину только с одной стороны, — попытался возразить Дилан, — Война с магогами ослабила Содружество, но, все же, мы делаем все возможное для пострадавших миров. Конечно у планет-членов Содружества больше шансов…

— Конечно! Ведь с члена Содружества больше шансов получить отдачу — он уже никуда не денется. Только люди, веками жившие под гнетом диктатуры, не хотят менять одну на другую, и ваше Содружество им как кость в горле. Они хотят, чтобы их потомки могли узнать значение слова «Свобода»! Знаете, что даже здесь, на Фирусе, в шахтах работают дети? Дети! Сдохнут в малолетстве — туда им и дорога. Зато ницшеанских выродков берегут как зеницу ока. — Викор бросил на стол миниатюрное опаленное устройство, напоминавшее инопланетного паука с преувеличенно большим количеством ног-проводков. — Все для будущих поколений!

Яростная тирада продолжалась, но ее уже никто не слушал, все взгляды обращены были к Тутмосу. С ним произошла разительная перемена — закалённый воин исчез, уступив место перепуганному юноше, которым ему и полагалось быть. Он смотрел на искореженный предмет с таким ужасом, будто тот мог вырасти до гигантских размеров и наброситься на молодого ницшеанца, стоило тому отвести взгляд.

— Тутмос? — тихо окликнул его Дилан.

Теперь даже Викор замолк.

— Он меня убьет, — ницшеанец произнес это так тихо, что только полная тишина в зале позволила разобрать слова.

Ницшеанец поднял ошалелые глаза на землянин.

— Что вы?.. Этот передатчик легче отключить импульсом через кожу. Даже вы не можете быть настолько тупы, чтобы не знать этого!

— Или того, что для отключения нужно перепробовать множество сигналов, далеко не все из них легко заблокировать. А ваши люди тем временем спокойненько ждут — откуда же появятся бессистемное излучение?! — как ни в чем не бывало парировал Викор. — Эта штука не работает, а уж почему — дело десятое.

Когда Викор произносил последние слова, Дилан уже не сомневался в их ошибочности. Будто вторя его мыслям, на экране появилось изображение Андромеды.

— Дилан, я просканировала передатчик, он двухуровневый. Первый уровень передавал мощный сигнал и был выведен из строя; второй — микро-уровень — защищен сунминовым покрытием и замаскирован под космическое излучение. Это его я обнаружила при прибытии шаттла.

Оставшиеся кусочки пазла наконец сложились, открыв картину целиком, и картина эта Дилану не нравилась. Все это время Нигоши не упускали похитителей из виду, но не сочли нужным делиться информацией. Они знали, а может догадывались, что тем было нужно, знали, где искать их, «Андромеде» отводилась всего лишь роль отвлекающего маневра. Не знали они только, что у земного корабля недостаточно мощное блокирующее поле, и они рискнут извлечь передатчик; не знали, что старший помощник вражеского корабля решит забрать его с собой на «Андромеду»; и, наконец, их общими с землянами усилиями, не знали, что сын Зелоса отделен от источника сигнала. После выхода из слип-стрима Драйк связался с ними и сообщил, что с ними летят два заложника. Тутмос тут же передал эти слова своему вождю, и после уже не связывался с ним из-за соглашения о радиомолчании. Зелос наверняка уверен, что его сын здесь, а значит…

— Где ваш корабль?

Ответ последовал не сразу — остальные только осознавали к чему может привести открытие «Андромеды». Глаза Драйка вдруг округлились, и он в панике начал копаться в карманах. Спустя несколько секунд он извлек наконец миниатюрный проектор и вывел трехмерную голограмму системы.

Мира, стоявшая рядом с ним, стала еще больше походить на изваяние. Взгляд ее застыл на маленьком опаленном воплощение зла, лежавшем на столе в полуметре от нее, и так неожиданно объединившим против себя все три стороны переговоров.

— Это бред, — пробормотал приходящий в себя Викор, — даже если они и знали о нашем местоположении, у них нет своего флота…

Он вдруг отчетливо понял, что это уловка — Нигоши не могут их ни найти, ни достать, вот и придумали вместе с Содружеством как выудить у них информацию. И хорошо, мать их, придумали, он сам чуть не попался.

— Стой, идиот!

Викор попытался остановить Драйка, но двое солдат Звездной Гвардии скрутили его раньше, чем он сумел дотянуться до того. Чертов фирусинец даже не оглянулся!

— Нашли простака, которого легко провести, да? — прохрипел Викор, пытаясь высвободиться из твердой хватки гвардейцев. — Говорил же, что это ловушка!

Драйк заметно нервничал, но отступать на полпути — дело не благородное, да и славе стоявшего перед ним человека, дошедшей даже до их захолустья вселенной, он доверял больше, чем паранойе старшего помощника Машера. Так что вводя в память андроида-аватары карту аномалий, он беспокоился только об одном — успеют ли они к «Лаберону» раньше ницшеанцев. Он-то знал — отсутствие собственного флота — понятие очень относительное.

— Ромми, — позвал Дилан, выждав необходимое для переработки информации время, — сколько лететь до базирования земного корабля от нас и от планеты?

— От нас — тридцать восемь минут от первого входа в слип-стрим, если вылетим в течение пяти минут. Следующий подходящий ряд коридоров откроется через полтора часа и путь займет один час двадцать три минуты. Для расчета перемещения от планеты необходимо знать время вылета. С момента прибытия передатчика на «Андромеду» самый короткий маршрут переход составлял два часа семь минут.

— Ясно, — шанс, хоть и небольшой, у них был.

— «Андромеда» там не пройдет, — напомнил Драйк.

Дилан кивнул в знак согласия и повернулся к Беке.

— Капитан Валейнтайн.

Та поняла намек без дальнейших пояснений — стараниями Харпера и других инженеров «Эврика» всегда была готова к вылету, и если уж Дилан вспоминал, что его штурман также носит звание капитана, это означало, что «Эврике» этот самый взлет предстоит.

Дилан окинул зал быстрым взглядом.

— Ромми, Раде, Филис и Раймон со мной.

— Как и мы, — не терпящим возражений тоном произнес Тутмос.

— Разумеется, — согласился Дилан, — а также мистер Драйк и мисс Горват. — Он перевел взгляд на Викора. Тот уже признал попытки вырваться тщетными, и предпочел сохранить достоинство. — У вас чуть больше трех минут, чтобы решить, поможете ли вы нам спасти своих друзей или будете ожидать новостей в камере.

В глазах Викора по-прежнему пылала ярость, но он расправил плечи, и медленно, будто через силу, кивнул.

Повинуясь безмолвному приказу капитана, удерживавшие землянина копейщики расступились, давая ему возможность пройти. Все участники предстоящего вылета вышли вслед за Диланом, только Мира задержалась в дверях, дожидаясь Джеймса.

— Приамос собирался взглянуть на передатчик, когда разберется с неполадками в системах, — как бы невзначай сказала она, когда они с Викором поравнялись.

— Я и без него знаю, что нас дурят. Нашим шаттлом они не воспользуются — побоятся возможных сюрпризов — значит полетим на той посудине, что мы видели в доке. Думаю, я смогу отправить сигнал на «Лаберон» с их корабля, уже бывал на таких. Поможешь?

Мира склонила голову в знак согласия, но все же продолжила:

— Они не знали, что передатчик у нас с собой. Даже я не знала.

— Значит, было несколько планов на случаи разного развития событий, — он ускорил шаг, чувствуя, как беспокойство судового врача передается ему, а этого Викор не мог позволить — хоть кто-то из них должен сохранять ясность ума.

Мира шла следом, пытаясь убедить себя, что он прав.

* * *

Если бы гиперпространство вокруг системы Фирус можно было бы номинировать на премию самой убийственной гоночной трассы, оно бы оставило далеко позади всех конкурентов. Бека Валентайн была пилотом опытным и знала свой корабль, как никто другой, но даже ей пройти четыре местные зоны перехода без происшествий не удалось. Это походило на движение по щупальцам осьминога — потоки гиперпространства непрерывно перемещались, Бека почти физически чувствовала их вибрацию. Они не соединялись между собой, не образовывали развилок, как полагалось им в обычном космосе — пересечение потоков делало один из них, а то и оба, непроходимыми, будто они обросли скорлупой, свободно проходящей через свое подобие, но непроницаемой для физических тел.

Предпоследний отрезок «Эврика» проскочила буквально за мгновение до того, как его перекрыл другой поток. Скорлупа успела только слегка царапнуть по обшивке, но даже это касание вызвало встряску и врубило аварийную сигнализацию.

— Разгерметизирован коридор, ведущий к грузовому отсеку, — последовал моментальный отчет Ромми.

Повреждения не критичные, однако, потеря воздуха в открытом космосе, и, тем более, в гиперпространстве — непростительное расточительство, так что, воспользовавшись вынужденным перерывом в ожидании момента, когда потоки примут необходимое им направление, капитан Хант отправил Филиса заделывать пробоину.

Простора его уход не добавил, но кабина «Эврики» обладала своеобразным свойством, всегда удивлявшем тех, кто попал сюда впервые — при весьма скромных размерах умудрялась вмещать в себя всех желающих. По обе стороны от кресла пилота расположились ницшеанцы — Раде по правую руку, Тутмос по левую. Викор невольно вспомнил земной миф об ангеле и демоне, стоящими за плечами каждого человека — уж больно походили эти две фигуры с сомкнутыми за спинами руками, усеянными рядом шипов, на что-то неземное: своей неподвижностью и статностью, а еще своей чужеродностью на этом корабле. Только вот здесь не было ангелов.

Рядом с послом Нигоши расположился один из молодых офицеров «Андромеды» — Раймон. Телохранители Тутмаса, только зайдя на корабль, бегло оглядели мостик и изъявили желание осмотреть остальные отсеки. С тех пор видно их не было, но Викор кожей чувствовал, что далеко ницшеанцы не ушли.

Сам он предпочел остаться на неком подобии верхнего яруса, рядом с точками доступа к корабельному компьютеру. Ситуация осложнялась тем, что системы внешней коммуникации были доступны только с двух точек — кресла пилота, и пульта, который сейчас занимал капитан Хант.

— Фиксирую множественные объекты, но на корабль ни один из них не тянет, — Бека включила прожектор и после невольной паузы добавила: — По крайней мере — на целый корабль.

Всем, кроме, разве что, Тутмоса, никогда не покидавшего Фирус‑4, не впервой было видеть место катастрофы. Космос преподносил подобные вести по-своему: на планетах это было что-то яркое, громкое, жуткое, здесь же краски, звуки и прочие попутчики несчастья человеческого растворялись в пустоте. Поглотив их, она, уже медленнее, бралась за оставшиеся, разгоняя обломки все дальше друг от друга. Будь это звезда или планета, останки ее и через много лет хранили бы память и позволяют случайному наблюдателю восстановить ход событий, но следы катастроф меньшего масштаба стирались быстро.

Эта катастрофа произошла совсем недавно.

Когда это случилось? Когда они спорили о человеческой природе нового времени? Или когда пробирались через хитросплетения обрывчатых зон перехода? Может, и вовсе сразу после их отлета?

Первое время Викор сухо отмечал детали, все еще пытался внушить себе, что все происходящее — уловка, нацеленная на деморализацию его людей, и вышли они в совершенно другую точку. Что мешало «Андромеде» разнести один из своих истребителей за те часы, что «Лаберон» боялся запустить хоть одну лишнюю систему и выдать себя? Только вот Драйк показал им настоящую карту с настоящим местоположением их корабля, и продолжать этот фарс у содружеских не было смысла. Разве что капитан Хант обладал особой склонностью к психологическому садизму.

Сделав его своим помощником, Машер заставил Викора изучить каждый дюйм корабля, обращая внимание на самые мелкие детали, и теперь наметанный глаз невольно улавливал их даже в искореженных до неузнаваемости обломках.

Рядом Мира медленно опустилась на колени, но он этого не заметил; Драйк прошептал горькое обращение ни то к высшим силам, ни то к земным, но и этого Викор не услышал. Хант встал со своего места, — забавно, это было как раз то, чего Джемс так жаждал, только вот теперь не имело никакого значения.

Но ведь это невозможно! Внутренний критик воскрес от внезапного озарения — не могла ракета с Фируса‑4 попасть сюда, слишком велико расстояние, а через зону перехода не пройти без пилота, и, следовательно, корабля. А ведь кораблей у Нигоши нет!

— Основная масса обломков не из этой системы, но часть имеет характерный для Фируса ионный состав, а так же следы суна.

— Курьер, — заключил Дилан голосом человека, чьи ожидания оправдались и в упор посмотрел на Тутмоса.

— Они набили курьерский корабль взрывчаткой и выслали камикадзе? — Бека прищурилась. — Умно. Гадко, конечно, но умно.

Посол Нигоши по дороге растерял все свою спесь и, казалось, вот-вот упадет на колени в извинениях. Если бы он произнес-таки их, или промолчал, или сказал хоть что-то — что угодно, но другое — все, может, и обошлось бы, однако Тутмос поднял взгляд на капитана и сбивчиво, но достаточно уверенно произнес:

— Капитан Хант, я официально прошу дипломатического убежища у Содружества Систем.

Это была последняя капля.

Филис, недавно вернувшийся с очередного ремонтного рейда, стоял совсем близко, и все внимание его было занято представившейся перед ними картиной. Выбить у него из рук сварочный аппарат оказалось не сложно — как оружие последний вполне годился, да и к ДНК владельца претензий не предъявлял.

Викор не стал ждать, когда команда очнется и вспомнит о лазерных копьях, он направил аппарат в сторону ницшеанского посла и нажал на пуск. Мальчишка из Звездной гвардии, стоявший рядом с Тутмосом, первым заметил опасность и кинулся наперерез. Как раз под тонкий сварочный луч. Надо отдать ему должное, ситуацию парень оценил сразу — он моментально застыл и затаил дыхание. Убить одним попаданием из такого «оружия» нельзя — рана получается настолько узкой, что не приносит существенного вреда даже важным органам, а края ее лазер прижигает, блокируя кровотечение. Зато мощный узконаправленный луч отлично режет человеческую плоть.

Викор стиснул зубы. Стоит ему выключить ЛСА, и включить повторно ему уже не позволят, а перевести луч на Тутмоса, не угробив при этом мальчишку, не представлялось возможным. Чтоб им пусто было, этим недоделанным героям! В общем-то, убить его ничего не мешало, и промедлил Викор всего мгновение, но и этого было достаточно.

Интуиция его не подвела — телохранители Тутмоса были рядом. Ницшеанец буквально вырос из переборки, мощным толчком сбив прицел в сторону от своего хозяина. Раздавшийся было вопль так же резко оборвался, и по кабине разлетелся запах паленого мяса. Сварочный аппарат отлетел к переборке, и, уже ничем не рискующий ницшеанец принялся орудовать своим главным естественным оружием в полную силу.

Викор не раз сражался с превосходящим противником, а смесь ярости и отчаяния прибавляла сил — он даже наградил ницшеанца парой ощутимых ударов; но именно ярость лишала ясности мысли. Сейчас для него не существовало такого понятия, как защита, только нападение, желание отомстить любой ценой, и не важно кому. Телохранитель легко уклонялся от беспорядочных ударов старпома «Лаберона», подпуская того поближе. Викора припечатало к переборке с такой силой, что кабина «Эврики», и без того отчего-то не слишком четкая, окончательно поплыла перед глазами. Ницшеанец развернул руку, направляя шипы в грудь противника. Тот попытался встать, но безуспешно, а шипы, не многим уступавшие по твердости злосчастному металлу, что свел в этой проклятой дыре людей и нелюдей, неумолимо приближались. Викор подумал, что это даже хорошо — все закончится здесь и сейчас, когда осознание уже пришло, но не успело пустить корни в разум.

Его команда погибла.

Что-то врезалось в занесенную для удара руку телохранителя, и перед Викором вновь появились шипы, но в другом обрамлении. Они устроили драку за право убить его? Это даже забавно. Однако воспользоваться своим правом новоявленный победитель не торопился, так что затуманенный разум старпома сумел даже распознать в нем их бывшего пленника.

— Он убил одного из ваших! — телохранитель со злостью уставился на так некстати вмешавшегося Раде.

Убил? Что-то было, но Викор никак не мог припомнить, что именно…

— На кораблях Содружества нет места линчеванию! — голос капитана Ханта доносился откуда-то издалека. — Все преступники предстанут перед судом и будут наказаны, но не сейчас и не здесь.

Рядом с Викором вновь появилась Мира. Руки ее были в ярко алой крови — не его, как он уже догадался.

Спасать парня, по которому прошелся луч сварочного аппарата, было бессмысленно, но Мире, как и ему, нужно было делать хоть что-то, чтобы не дать отчаянию захватить себя. Просто она с ранних лет приучена созидать, а у него неплохо получается разрушать.

Капитан Хант склонился над погибшим гвардейцем, будто стараясь получше запомнить его черты, или наоборот вспоминая, каким тот был при жизни. Он аккуратно прикрыл юноше веки и направился к Тутмосу. Голос его звучал очень тихо, чтобы не нарушить ни покоя мертвых, ни скорби живых, но Викор каким-то чудом расслышал его:

— Думаю, в этой системе было пролито достаточно крови, и не только сегодня. Я хочу предложить вам сделку.

Сделку? Да способно ли хоть что-то заставить этих тварей отступить от своих продажных принципов?

Это было последнее, о чем подумал Викор, прежде чем провалился в темноту.

* * *

Откинувшись на спинку кресла, Дилан Хант внимательно всматривался в изображение человека, который, если верить официальным данным, был ненамного старше его самого. К слову, верить этим данным удавалось с трудом.

С момента подписания договора с Фирусом‑4 прошло четыре месяца. Они многого добились — Тутмос почти без колебаний (по ницшеанским меркам) принял предложение Дилана о смене власти. Бывший посол был не глуп, а вот коварства в нем было куда меньше, чем в Зелосе, зато ницшеанского честолюбия — хоть отбавляй. Боевая мощь «Андромеды» была его единственным путем к титулу вождя, и отказываться от нее было попросту глупо. Требование о постоянном присутствии наблюдателей Содружества и выводе жителей подземных уровней на поверхность вызвали куда меньше воодушевления, но если такова цена власти…

Для Содружества Систем это была победа, как в идеологической, так и в материальном плане. А ни одна победа, как известно, не обходиться без жертв.

Официально этой жертвой был Раймон — юноша, своей грудью защитивший нового вождя Нигоши и союзника Содружества. Что до «Лоберона» — почти все члены его экипажа успели засветиться в криминальных хрониках известных миров. Даже Лион Драйк, и тот имел за плечами несколько крупных краж лет десять назад. Немалая доля вины пала на бывшего диктатора Фируса, но слишком уж хорошо земная команда подходила на роль козлов отпущения. Особенно с учетом того, что большей части команды было уже все равно.

Это было оправданно, — в первую очередь политически, — но чудовищно несправедливо, даже учитывая, что тюрьмы вернули свои исправительные функции. Сроки в них зависели теперь от тяжести и вида преступления, на каждое была разработана своя программа реабилитации, корректирующаяся под конкретного заключенного; но тюрьма есть тюрьма, в глазах окружающих она по прежнему накладывает на человека печать. Выжившие с «Лаберона» не заслужили такой участи.

Дилан ощущал совершенно нелогичное, но при том, отчетливое чувство долга перед человеком на фотографии. Он многое успел узнать о погибшем капитане за время их вынужденно-долгого полета, и теперь жалел, что им не довелось встретиться лично. Однако служба в Звездной Гвардии научила его отпускать мертвых. Она же научила заботе о живых. Спасти Филиппа Машера он не мог — капитан «Лаберона» сам создал ситуацию, которая его погубила, — но помочь близким ему людям было Дилану по силам.

Все трое не опротестовали ни одного обвинения, все трое заявили на суде, что ни капли не жалеют о содеянном. Вступаться за них было форменной глупостью, но с каких пор капитан Дилан Хант прислушивался к доводам разума? Будь это так, Новое Содружество Систем вряд ли увидело бы свет.

Искренне раскаявшемся выглядел, разве что, Драйк. Еще в полете он не упускал возможности узнать хоть что-то о дальнейшей судьбе родной планеты, и теперь, когда Содружество объявило о своем присутствии в системе, его охватило странное, даже обреченное спокойствие, как у солдата, забытого на поле боя после окончания войны. Таких людей часто зовут потерянными, и Дилан не сомневался, что Лион с радостью ухватиться за протянутую соломинку, обещающую новую идею, новую жизнь, новые цели. Однако Драйк удивил его. Он выслушал капитана «Андромеды» спокойно, даже с интересом, и первым делом поинтересовался, как на это предложение ответил Викор. И, услышав ответ, решительно отказался.

Дилан мог бы настоять, но что-то подсказывало ему, что свою соломинку фирусианец уже нашел, и переубеждать его — занятие неблагодарное, а может, и подлое.

Викор, как и ожидалось, ответил на предложение Дилана односложно и безапелляционно, вложив в это слово все горечь и злость, накопившиеся за время полета и суда. Капитан Хант принял ответ с некоторым облегчением — врожденное чувство справедливости требовало дать всем равные возможности, но в душе Дилан сомневался, что согласись Викор на его условия, сам смог бы выполнить их. Для Триумвирата старпом «Лаберона» был главным обвиняемым, да и команда вряд ли смирилась бы с присутствием на борту убийцы своего друга.

Оставалась еще мисс Горват — судовой врач — и она на протяжении всего полета беспокоила Дилана больше всего. У нее не было ни той всепоглощающей ненависти, что служила источником силы для Викора, ни отдушины в лицах спасенных от гнета соплеменников. Единственное, что можно было сказать о ней — после гибели своего корабля она осталась не мертва. Но и живой ее назвать было сложно. Она почти не говорила, даже со своими друзьями, на все вопросы отвечала односложно или, если вопрос такого ответа не предполагал, до ужаса скомкано. Мира замуровалась в кокон из воспоминаний, и, в отличие от того же Драйка, даже не пыталась искать себя.

Дилану было хорошо знакомо данное состояние — оно было частым гостем в сознании солдат, чудом избежавших смерти. Ужас воспоминаний, смешанный с чувством вины перед погибшими за то, что сам еще жив. Годы, даже века практики психологов и ученых так и не смогли вывести эту заразу из умов — люди, вернувшиеся с войны, все равно порой накладывали на себя руки, не выдержав напора призраков прошлого. Вряд ли во всех известных мерах был хоть кто-то, знавший это лучше капитана «Андромеды».

Но Дилан, пусть и не без труда, отпустил прошлое, что бы освободить место будущему, и жизнь щедро отблагодарила его. Быть может, он сумеет раскрыть глаза на ее щедрость и кому-то еще.

— Капитан, — голос искусственного интеллекта корабля отвлек капитана Ханта от размышлений, — Гвардейцы с Теразеда доставили на корабль Миру Говард, и ждут ваших приказов.

— Приказы остаются все теми же, Андромеда, я жду их в своем кабинете. Нам предстоит долгий разговор.

* * *

Копейщик был настолько взбудоражен честью встретиться с самим капитаном Хантом, что его показная выправка невольно вызывала улыбку. Сопровождаемая им особа напротив, не желала производить никакого впечатления — она с безразличным видом ждала очередного приговора.

— Мисс Горват! — начал Дилан. — Рад, что вы согласились встретиться.

— Не стоит. Это был ваш приказ.

— Просьба, — возразил капитан. — Я сказал не настаивать, если вы откажетесь.

Слава эти стали для гостьи неожиданностью. Несколько минут на лице Миры царило смятение — она очень хотела воспользоваться этим завуалированным разрешением уйти, и Дилан всерьез начал опасаться, что так она и поступит. Но что-то, — признательность за предоставленную свободу, или недоверие, — взяло верх. Мисс Горват явно не ожидала от этой встречи ничего хорошего, но все же спросила:

— Чем я могу быть полезна?

— Вы очень удачно подобрали слова, — заметил Дилан. — Как вы знаете, «Андромеда» — флагман флота Нового Содружества. Я не стану вдаваться в рассуждения насколько заслуженно — среди кораблей Старого Содружества были куда более достойные кандидаты, но речь не об этом. Как флагман, она укомплектована лучшими специалистами, обученными работе с новейшим оборудованием. И это проблема. Без этого оборудования они уже обходиться не могут. Те знания, что закладываются в самом начале обучения, быстро выветриваются из-за отсутствия практики. А межу тем специалисты с хорошей «полевой» подготовкой зачастую необходимы. Проще говоря — я мгу заменить ваше двухлетнее заключение трудовой повинностью на борту «Андромеды». Еще проще — я предлагаю вам работу.

Несколько долгих секунд Мира неподвижно рассматривала стену за спиной капитана.

— Это очень… — начала она наконец, но почти сразу запнулась, — великодушно с вашей стороны. Разве после войны с магогами у Содружества мало врачей, набравшихся боевого опыта?

— Не так много, как вы можете подумать.

— На подобный корабль нужны люди с образованием…

— Мистер Харпер хвастался таким количеством заслуг, что вспомнить страшно, но диплома среди них я не припомню.

— Вы сами сказали, это флагманский корабль. Вы можете получить на него кого угодно, стоит лишь приказать. Я не нужна вам, капитан.

По крайней мере одного эффекта Дилан своим неожиданным предложением добился — за последнюю минуту его гостья произнесла едва ли не больше слов, чем за четыре месяца, проведенных в полете. Мисс Горват была из людей, которым очень сложно давался прямой отказ, и она отчаянно выискивала причину, по которой не могла принять предложение капитана Ханта. Однако от него не ускользнул и другой, скрытый в глубине этой маленькой речи смысл. Мира всегда ощущала себя необходимой — на Земле, где было столько раненных, изнеможенных и больных, что врач ценился на вес золота; на «Лабероне» — маленьком, маломощном корабле, капитана которого она несколько лет удерживала в шаге от роковой черты. Апатия, охватившая ее после гибели друзей, скрывала в своей глубине множество слоев, и только сознание, что есть еще люди, зависящие от нее и нуждающиеся в ней, не давало с головой уйти в отчаяние.

Здесь не поможет предложение стать рядовым медиком из разряда «на всякий случай». Что же, придется импровизировать.

— Вы слышали когда-нибудь о системе Мланде?

Миру смена темы застала врасплох. Около минуты она отчаянно пыталась припомнить, где слышала это слово, непроизвольно ища взглядом какую-нибудь подсказку, пока не остановилась на фотографии, по-прежнему лежавшей на столе Дилана.

— Это одна из крупнейших колоний Землян, — произнесла она, не сводя глаз с лица бывшего капитана.

— Крупнейшая, — поправил ее Дилан. — И, как вы должно быть знаете, с недавних пор — автономный член Содружества Систем. Эта планетарная система ввела весьма строгие внутренние законы, запрещающие уроженцам большинства планет-членов Содружества селиться там. Мы поставляем для них различное оборудование, в том числе и медицинское, но специалистов, способных работать с ним, катастрофически мало.

Мира открыла было рот, чтобы напомнить, что и сама такими способностями не обладает, но Дилан жестом остановил ее.

— Обучение каждого специалиста с нуля — процесс длительный и сложный. Вы же имеете базу и возможность изучать оборудование непосредственно за работой. Через два года ваш опыт вполне позволит как самой работать с нашими технологиями, так и обучать других.

Мира молчала. Стрела, пущенная если не наугад, то уж точно при сильном тумане, попала в цель — маска безразличия спала, лицо девушки представляло теперь наглядное поле сражения надежды и сомнений.

— А что вы-то с этого получите?

— Возможность исполнить свои обязательства перед членами Содружества, что заставляет верить, что и они не забудут о своих.

— И вас не смущает, что вы приглашаете на борт преступницу? — предприняла она слабую, по всей видимости последнюю попытку сопротивления.

— Я это как-нибудь переживу, — отозвался Дилан, с трудом сдерживая улыбку.

Мира несколько долгих секунд всматривалась в лицо мертвого капитана, после чего впервые за время разговора взглянула в глаза живому.

— Я могу назначить несколько условий?

— Прошу.

— Беженца на Мланде… Возможно, среди них есть люди, которых я знала…

— Как член экипажа «Андромеды» вы получите возможность запросить эту и любую информацию, в пределах своего уровня доступа, конечно.

— Мне не хотелось бы лечить ницшеанцев.

— К счастью, они не болеют, да и ранить себя позволяют крайне редко. Если такое вдруг случиться, у нас в штате достаточно врачей.

— Два года… — Мира говорила медленно, будто взвешивая слова и скрытый за ними срок.

— Два года, — подтвердил Дилан, — снятие судимости и возможность выбрать по их окончании место и должность, которые вы сочтете для себя наиболее подходящими.

— Я согласна, — произнося эти слова, она вновь опустила взгляд и слегка вздрогнула.

Дилан продолжал приветливо улыбаться, но губы его сжались плотнее — он-то знал, призраки «Лаберона» еще долго не отпустят мисс Горват. Вернее, она не отпустит их. Мира отчаянно боялась, что погибшие товарищи осудили бы ее решение — в том, что его осудят выжившие, никто из присутствующих не сомневался.

— Превосходно, — прервал затянувшуюся паузу Дилан. — Я распоряжусь, чтобы вам подготовили каюту. Вы готовы приступить к работе завтра?

— Да, сэр.

— Сэр?

Мира, готовая уже покинуть каюту, замерла, не сразу сообразив, чем вызван недовольный тон Ханта.

— Простите, сэр, — взгляд ее вновь упал на фотографию на столе, — я не уверена, что в ближайшее время смогу называть капитаном кого-либо еще.

Несмотря на всю серьезность слов собеседницы, на этот раз Дилан не смог сдержать легкий смешок.

— Это я тоже как-нибудь переживу, — пообещал он, жестом давая знать гостье и охраннику за ее спиной, что они свободны.

Когда дверь за ними закрылась, Дилан уже жалел о своей реакции — она явно задела девушку, в специфику внутренней субординации на борту не посвященную. Нужно будет объясниться.

— Насколько я знаю, мы не обсуждали с властями Мланде возможность кадрового пополнения, — миниатюрная голографическая проекция Андромеды возникла прямо перед ним.

— Уверен, Три-Лорн уладит для нас это упущение.

— Мне связаться с ним?

— Сделай милость.

Голограмма послушно исчезла, а капитан Хант уже устремил взгляд на монитор, ожидая появления старого друга.

На губах его продолжала играть улыбка. Что-то подсказывало, что мисс Горват рискует задержаться на «Андромеде» дольше оговоренного срока.

Тюрьма. Под этим словом обычно подразумевают жестоких стражников, грязные и тесные камеры, колючий забор по периметру. По крайней мере на Земле подразумевали именно это. Вряд ли представления других миров разительно отличаются.

Какая же ущербная точка зрения.

Тюрьма — место, которое нельзя покинуть по собственной воле, и не важно, насколько шикарно обставлена твоя камера или что удерживает тебя — сторож на вышке или тысячи миль вакуума вокруг корабля. Тюрьма остается тюрьмой.

Мира Горват прекрасно понимала это, когда соглашалась на предложение капитана «Андромеды», даже не так — она просто не смогла бы принять его, если бы относилась к этому по-другому. Другой участи она не заслуживала.

И дело было вовсе не в преступлениях, за которые ее осудили.

Огромный корабль буквально сдавливал всей своей тяжестью. Первым делом Хант организовал для своей новоявленной подопечной экскурсию, и с каждой новой палубой Мира чувствовала себе ничтожнее и неуютнее. Да, воздух здесь был удивительно свеж — не на всех планетах сохранился такой, — но вечно неисправная очистная система «Лаберона», то и дело выкидывающая в систему жизнеобеспечения (как поговаривали, не без помощи Кэс) очередную дозу гелия из термоизоляции, была привычнее, и от того казалась правильнее. На «Лабероне» с каждой утечкой начиналось веселье — обычно не пользующийся популярностью в команде Приамос вдруг становился всем нужен. Машер быстро распознал подвох, и прикрыл лавочку, обязав помощницу инженера самой разбираться с этой так ни к стати повторяющейся проблемой.

Утечки стали реже, зато непредсказуемее. И хоть кто-то, да ухитрялся выволочь ницшеанца на свет Божий и заставить говорить. Утробный ницшеанский рык в насыщенной гелием среде… Мира каждый раз удивлялась, как Кэс ухитряется выходить целой из этих передряг. Может, не зря соплеменники считали Приамоса не вполне нормальным.

Да, корабль был огромным и в самом буквальном смысле живым, но жизни в нем не чувствовалось. «Лоберон» жил иначе, у него не было сверхинтелекта и миловидной аватары, зато каждый дюйм его был обжитым, у каждой каюты был хозяин, каждая дверь узнаваема. «Андромеда» же походила на огромный лабиринт из неотличимых друг от друга коридоров. Мира очень сомневалась, что даже весь полуторатысячный экипаж вместе взятый знает все ее укромные уголки так же хорошо, как Машер и его команда знали «Лоберон».

Да, здесь были люди. Множество чужих людей, живущих чужой и совершенно естественной для них жизнью, и от того еще более жутких для землянки.

Ей дали удивительную свободу — она даже могла выбрать наиболее подходящий график дежурств. По-началу она хотела этой возможностью воспользоваться и подгадать так, что бы как можно меньше сталкивать в коридорах с экипажем, но вскоре выяснилось, что это практически невозможно. На «Лобероне» присутствовал общий график дня и ночи, что бы вся команда, за исключением одного-двух дежурных «ночников» могла собираться вместе, как одна семья; на «Андромеде» общего графика не было и в помине — команда была разбита на три части, каждая из которых жила по собственному двадцатичетырехчасовому графику со сдвигом на восемь часов. Треть этого времени уходила на сон, треть — на дежурства, а последнюю каждый был волен занимать по-своему, так что коридоры никогда не пустовали. В таком режиме Миру больше всего поражало, что большая часть команды была попросту незнакома. Нет, умом она понимала, что поддерживать тесный контакт такого количества людей практически невозможно, и все же для человека, привыкшего даже на Земле жить в куда более сплоченных группах, это было дико. И все же она старалась выбирать обходные пути — вряд ли предыстория ее появления на корабле быстро забудется.

Особо людные коридоры можно миновать через другие палубы, а вот в медотсеке косых взглядов было не избежать. Мире казалось, что своим присутствием она оскорбляет светил медицины, как уличный музыкант, не знающий даже нотной грамоты, втесавшийся в оркестр виртуозов. Сравнение не такое уж далекое от истины, пусть практика ее началась еще в юности, с первой доврачебной помощи при докторе Бакмоне в небольшом городке, часто служившим укрытием для ребят из сопротивления. Сами солдаты, которых она выхаживала, были не на много старше нее, Земля заставляла взрослеть быстро. Она училась, обрабатывая раны, рассекая погибшие ткани и вводя по-старинке новокаин. Нет, она знала теорию — Бакман обеспечил ей доступ ко всем своим записям и медицинским файлам, а позже в копилку попал архив сопротивления и заметки, оставленные на «Лабероне» бывшим судовым врачом Хойлом; но разве сравнимо это с базой, которую могут дать лучшие университеты Теразеди или Синтии?

Ей хотелось сразу, как можно скорее приступить к изучению оборудования, ради которого ее взяли на борт, что бы ни на минуту не забывать, зачем все это затевалось, но надежды на это рухнула одновременно с осознанием тщетности попыток избегать общения с командой. Огромный корабль полнился слухами не хуже Земли — очень скоро всплески бытовых травм на ее дежурствах стали нормой. Большая часть экипажа знала, что костяк команды собирался весьма экстравагантным способом, и всем было любопытно взглянуть на человека, продолжившего традицию. Коллеги быстро разобрались в причинах повышения травмоактивности, и не без усмешек сплавляли ссадины, порезы и вывихи новой сотруднице.

Мира чувствовала себя экзотическим зверьком, выставленным на всеобщее обозрение. Одни ограничивались тем, что бесцеремонно изучали ее, другие пытались завести разговор на отвлеченные темы, несколько человек даже рискнуло вспомнить о Земле или «Лабероне». Нормального диалога не получилось ни у тех, ни у других. Заведение дружбы в двухгодичный план землянки не входило, и от чрезмерного внимания она бежала, как от огня.

Однако были в этом наплыве зевак и плюсы. Медицинские дела любопытствующих пациентов раз за разом убеждали — для работы на «Андромеде» незнание аппаратуры — далеко не главная препятствие; куда хуже было незнание другой, чуждой землянам анатомии и физиологии. Специфика регенерации тканей у жителей тяжелых миров, изменение дыхательной и кровеносной системы у обитателей планет с нестандартным составом атмосферы… Даже люди подкидывали сюрпризы, что уж говорить о представителях других видов.

Мира знала, что империя Танов в Новое Содружество входить отказалась, тем больше был ее ужас при виде одного из них в дверях медотсека. Нет, сам их вид землянку не пугал, но от мысли, что «добрые» коллеги отправят насекомое к ней, а энтомология никогда не входила в число любимых, и, тем более, необходимых при земной жизни наук, становилось не по себе.

Теперь все свободное время Мира проводила в обществе личных дел экипажа. Обнаружив новый тип измененных людей или инопланетян, она зарывалась в архив «Андромеды», пока не находила все доступную медицинскую информацию о нем. К счастью, видовое разнообразие «Андромеды» оказалось не настолько страшным — меньше чем через месяц Мира могла более или менее уверенно улыбнуться пациенту, и почти сразу приступить к лечению.

Поток любопытных иссякал, и постепенно работа приобретала не такой сумасшедший и более серьезный характер. Врачи с Теразеда прощупали ее, и, казалось, остались довольны — теперь ей доверяли работу со сложными случаями, пусть пока и в команде. Это было непривычно — Мира недолго ассистировала Бакману, но с тех пор всегда работала одна. Вот и еще один дополнительный пункт обучения… Даже жутко становится при мысли, сколько их еще наберется. Она чувствовала себя виноватой за несправедливые обвинения, которыми успела мысленно наградить коллег, и вдвойне неловко от того, что решение не сближаться с экипажем сильно ограничивало возможность искупить вину, пусть о последней никто, кроме землянки, не догадывался.

Мира бежала от общения с новой командой не потому, что оно было неприятно, просто жизнь упрямо, раз за разом преподносила ей один и тот же урок: тяжело терять пациента, но в сто крат сложнее смириться с гибелью близких. Увы, во Вселенной — по крайней мере, в личной вселенной Миры Горват — люди гибли слишком часто, чтобы привязываться к ним. Нет, «Андромеда» — всего лишь разновидность тюрьмы, а экипаж — ее охрана, другое отношение могло повлечь слишком много последствий.

Ощущение тюрьмы подкреплялось вездесущим контролем самой «Андромеды». Стоило Мире ненадолго задержаться на месте, ориентируясь в бесконечных коридорах, как возникшая из воздуха голограмма тут же доводила до сведения землянки ее местонахождение и оптимальный маршрут к пункту назначения, или же принималась бесцветным голосом объяснять назначение предмета, на котором Мира чуть дольше, чем следовало, задержала взгляд. С такими тюремщиками немудрено получить нервный тик. В том, что у системы корабля она находится на особом счету, Мира не сомневалась — да, искусственный интеллект, управляющий такой махиной, намного превосходит человеческий разум, но не может же она следить за каждым шагом всех полутора тысяч членов экипажа?!

Должно быть, чрезмерность опеки и ее тягость для опекаемой стали очевидны даже электронному мозгу (а может, его командиру?), и корабль сменил тактику. Если раньше в число регулярных гостей, ищущих общения с новым доктором, входил только бортинженер, считающий своим долгом пробить каменный панцирь отстраненности и подружится-таки с соплеменницей, то теперь в медотсеке появилось новое лицо — Дойл.

Когда «Андромеда» перевозила их с Джеймсом и Драйком на Теразед, они видели только аватару корабля, и та вызывала куда более «механические» ассоциации — в первую очередь чопорней манерой разговора, — и то в ней вряд ли можно было заподозрить машину. Ницшеанку со срезанными шипами — возможно, но уж никак не робота. Дойл же вела себя настолько по-человечески, что казалась идеальным соглядатаем. Даже странно, что Хант в первый же день, представляя основной экипаж, обмолвился о ее истинной природе — не зная о ней, Мира, быть может, и поверила бы, что корабль оставил ее в покое.

Впрочем, против общества Дойл она не возражала. Во-первых, из ее жизни почти исчезла вездесущая голограмма — все-таки иметь вещественного собеседника приятнее, да и открытое наблюдение претило куда меньше тайного, а еще Дойл не страдало манией отвечать на вопросы, которых не задавали. Во-вторых, девушка-андройд спасала ее от любопытных взглядов в коридорах. Нет, взгляды по-прежнему были, но Дойл так откровенна «бросала» в окружающих свою красоту, что направлялись они теперь преимущественно на нее. В привыкшем к человеческому обществу мозге Миры царила уверенность, что чувства к неодушевленным объектам — что-то немыслимое, она никогда не принимала всерьез истерики Кес, когда у той ломалась одна из электронных зверюшек, списывая все на юношеский максимализм. Так уж сложилось, что ни одна вещь не прошла с ней всего долгого пути — каждый раз Мира начинала заново, имея лишь собственную память и знания. «Только жизнь имеет ценность» — говорил Бакман, и Мира приняла эту истину, легко расставаясь с вещами, но тяжело — с людьми. К машине можно привыкнуть, но разве может человек всерьез привязаться к ней? Потому-то общение с Дойл казалось ей вполне безобидным.

Быть может, потеряй она один только «Лоберон» — обычный корабль без искуственного интеллекта и человекоподобной аватары — мнение ее на этот счет изменилось бы, но утраты шли сплошной чередой и смешались в жуткий калейдоскоп, в котором куда чаще мелькали человеческие лица, чем очертания палуб.

В каком-то смысле Дойл стала для Миры отдушиной. Игра в подружек, которую предлагала Дойл, отчасти решала проблему отказа от общения с человеческим составом команды. Почти все свободное время они проводили в каюте Миры — той непривычно просторная комната казалась вечно пустой, а не нуждавшаяся в сне аватара могла работать в любом графике, чтобы освобождаться в нужное время. Это вновь приводило Миру к мысли о том, что андройд здесь с единственной целью — следить за ней, иначе какой смысл давать свободное время устройству, которое не может уставать?

Беседы их были довольно отвлеченными. Как выяснилось, Дойл тоже провела «детство» на дальней и полудикой планете, хотя та в конечном счете оказалась Тарн Ведрой.

Мира отчаянно пыталась понять, зачем великая расе было отделять свою систему от известных миров и погружать ее в дикость? Может, они оставили ее процветающей, как Теразед, а в дикость ее ввергли люди? Такая мысль пугала. Зачем Ведранцы вообще оставили ее, и куда ушли?

Дойл охотно рассказывала о Сифре, Марике и о своей бытности аватарой корабля. О последнем она помнила мало, но и этого хватило, чтобы обрисовать мощь «Андромеды». Может, и не права была Мира, считая, что кораблю не под силу следить за всем экипажем…

Сама Мира о прошлом рассказывала куда сдерженей — были эти разговоры частью наблюдения или нет, некоторые вещи она не хотела разглашать во всеуслышание, а на этом корабле земная пословица про уши у стен звучала до жути правдоподобно.

К счастью, Дойл любила говорить и на ответной любезности не настаивала. Она хранила в памяти информацию о каждом члене экипажа, но охотнее всего вспоминала тех, с кем встретилась еще на Сифре. Хант еще во время первой демонстрации корабля обмолвился о нетипичном командном составе крейсера, но весь масштаб этой нетипичности Мира поняла лишь сейчас. Команду «Эврики», как и историю ее причисление к экипажу крейсера, куда проще было представить на корабле типа «Лаберона», чем на флагмане флота Содружества.

Мира не хотела сближаться с командой, но в этих вечерних разговорах по-душам невольно проникалась к ним симпатией. Быть может, они могли бы даже стать друзьями, встреться чуть раньше, до того, как школа жизни устроила ей выпускной экзамен.

Если задачей андройда было расположить пленницу к себе и командующим, то Мира вынуждена была признать, что план удался.

Нет, все эти рассказы ни сколько не меняли позиции землянки, скорее они отдавались в памяти странной болезненной ностальгией — она могла бы ответить Дойл уймой историй, собранных в кают-компании «Лаберона», но каждая история влекла за собой образ ее рассказчика, что делало разговор почти физически невыносимым. Возможно поэтому Мира и предпочитала беседы на отвлеченные темы, и, зачастую, сама переводила их в другое русло. Чем меньше она знала об окружающих ее людях, тем меньше они напоминали ей других.

Бакман говорил, что самое пагубное для врача — перестать видеть человека, и воспринимать пациента, как биологическую модель. Она каждый день мысленно просила прощения у своего учителя, ведь теперь стремиться именно к этому — так был шанс не сойти с ума.

К счастью, остальная часть команды Миру не беспокоила. Был, конечно, Харпер, но он, поняв, что до мисс Горват практически невозможно достучаться, заявил, что если ей так охота остаться в одиночестве, то он ей мешать не собирается. Обида техника оставила в душе девушки неприятный осадок, но Мира создала для себя оправдание, разом решающее все проблемы.

Рядовые сотрудники, к которым относилась она, на совещания не приглашались, а в отслеживании ее действий капитан всецело полагался на андройдов и компьютер. Даже его самого после церемонии знакомства с экипажем она видела от силы пару раз, и то мельком, хоть и не сомневалась, что сделай она хоть что-то выходящее за пределы привычного — он тут же об этом узнает.

«Созвездие «Андромеда» совершала преимущественно дипломатические миссии, так что другой своей привычкой Мире так же не пришлось поступиться — корабль она по-прежнему не покидала. Воодушевление, с которым команда ждала увольнительной на поверхность, казалось ей чем-то безумным. Даже недолгое прибывание на Тэразеде было для нее сродни пытке, и дело было вовсе не в тюремной камере.

Почти всю жизнь Мира провела на Земле. На управляемом землянами «Лабероне» условия максимально приближали к характеристикам родной планеты; «Андромеда» так же не отходила от принятых некогда стандартов жизнеобеспечения звездной гвардии, берущих за основу организм среднестатистического человека.

Что же до других планет — там условия определяет природа, и ей нет дела до нужд гостей.

Непривычно высокие сила тяжести и давление Тэразеда в купе с внутренней подавленностью создавала невыносимое сочетание. Люди жили здесь — так говорил Харпер и вторила ему Дойл, — но как? — Мира не понимала. Она чувствовала непреодолимую усталость, и беспокойный, полный кошмаров, сон не приносил облегчения. Ирония, но прибыв на корабль, которому суждено было стать ее тюрьмой на ближайшие два года, Мира Горват вздохнула с облегчением.

Само собой, возвращаться в новую столицу Содружества она тоже не стремилась, как не стремилась и встречаться с ее обитателями. В случаях, когда дипломатические миссии требовали присутствия политиков и наблюдателей с Теразеда, Мира заранее разрабатывала пути обхода их кают на максимальном расстоянии. Порой это даже требовало поступиться правилом «не ходить людными коридорами». Дойл искренне не понимала этой одержимости, и порой подшучивала над ней, по-возможности мягко. Все чаще Мире казалось, что Харпер сделал ее чересчур человечной — удержать мысль, что перед ней машина, а не живая женщина, было все сложнее. Как и сложнее было держаться дальше от людей.

Здесь опять пришлись к месту медицинские файлы — Мира могла зарыться в данные о здоровье очередного посла, тем самым избегая встречи с ним сами.

Андройд была не далека от истины — это действительно становилось одержимостью. Чем больше теплых чувств, будь то простая благодарность или заинтересованность определенного рода, ощущала Мира на бору «Андромеды», тем более нервной и замкнутой она становилась. Теперь она избегала даже Дойл, каждый раз находя отговорки для переноса их вечерних посиделок. Мира отчаянно боялась сойти с выбранного курса. Она каждое утро напоминала себе, как и почему попала сюда, и радушие окружающих вызывала больше отторжения, чем приязни. Какими бы сердечными не были улыбки встречных копейщиков, она всегда будет для них конвоируемой, но уж никак не лицом, которое может отдавать приказы капитану.

С коллегами она теперь общалась даже меньше, чем в начале адаптации на борту, пациенты, по-началу ведомые любопытством, теперь сами предпочитали не попадать к ней на прием — кому понравиться врач, улыбающийся через силу, будто еще с порога готов сообщить вам ужасающую новость. Правда, узкий круг постоянных клиентов она все-таки приобрела — она обладала странной способностью вызывать доверие, так что даже показная холодность не смогла распугать всех. Они не лезли к ней в душу, и Мира платила им старательностью и пониманием. Это было одно из немногих проявлений человечности, над которыми заковавшие ее в кокон страхи и запреты были не властны.

Так проходили дни. К удивлению Миры, с уменьшением роли Дойл в ее жизни, вездесущая аватара не вернулась. Здесь бы нужно прибавить «к счастью», но счастья она не испытывала, напротив, если бы «Андромеда» возобновила свою нарочитую опеку, Мире пришлось бы вновь выбирать из двух зол, но на этот раз причин отходить от избранного пути не было. Казалось, сам корабль согласился с доводами Харпера и решил не мешать мисс Горват в ее одиночестве.

Последние несколько дней Мира почти не покидала каюту. «Андромеду» с научной делегацией с Синтии на борту, отправили наблюдать новую туманность, образовавшуюся после волны необъяснимых взрывов молодых звезд около четырех лет назад. Персеиды были далеко не самой ужасной разновидностью пришельцев, но несмотря на малую численность — в составе делегации их было человек десять — ухитрялись превзойти в вездесущности саму голограмму! Они были буквально везде и, что самое страшное, хотели знать абсолютно все. Они не отягощали свое существование изучением человеческих норм приличия, их не смущал даже нестандартный график жизни корабля — порой землянке казалось, они и вовсе не спят. После нескольких встреч и нескончаемого числа вопросов Мира впервые решилась на несказанную дерзость — обратиться с прошением о временном отстранении от дел.

К ее большому удивление, прошение одобрили, и до конца миссии Мира была предоставлена самой себе.

Из отведенной ей комнаты она выбралась только когда корабль уже готовился к старту, и весь состав экипажа распределили по своим местам, как того требовал устав Звездной Гвардии, в которую землянка, к счастью, не входила. Дойл как-то обмолвилась, что это требование жутко раздражало штурмана Валентайн, считавшую, что эти военные заморочки на деле только тормозят работу. Мира же давно полюбила эти короткие предстартовые передышки, в которые можно было пройти по коридорам без риска столкнуться с кем-то из команды. И взглянуть наконец на туманность, ради которой корабль проделал путь в десяток прыжков.

Об этом месте она знала мало, только то, что находится оно в ее родной галактике — Млечном пути. При этой мысли Мира передернула плечами. Само словосочетании «родная галактика» казалось смешным. Можно ли считать ее таковой после того, как единственного родного уголка в ней не стало? И все же что-то заставило Миру двигаться наверх.

Смотровая палуба, обычно заполненная народом, была пуста. Вернее, почти пуста.

— Кто бы мог подумать, что смерть может порождать подобную красоту!

Незнакомый мягкий голос отвлек Миру от созерцания причудливых переплетений золотисто-алых оттенков, подобно волнам на воде опоясывавших пустое пространство, в котором некогда находилась породившая их звезда.

Землянка резко повернула голову, слишком поздно подумав, что жест этот может быть истолкован неверно. Однако девушка, стоявшая у нее за спиной, не предала излишней резкости значения. Она не была человеком (по крайней мере известным Мире видом человека), но человеческие черты хорошо гармонировали с рыжими, почти что красными волосами и золотисто-бронзовой кожей, почти физически излучавшей сияние. Освещение на смотровой палубе держали приглушенным, и незнакомке странным образом подходило буйство красок за иллюминатором, служившее основным источником света.

— Надгробная плита, — попыталась пошутить Мира, но интонация вышла через чур уж серьезной.

— Нет, — с детской непосредственностью возразила незнакомка, — дар жизни.

Замлянка невесело усмехнулась. Она насмотрелась на дары космоса, он калечил и убивал. Эта бесконечная пустота была чужда людям, им дано лишь защищаться по мере сил.

— Жизнь пошла от звезд, — продолжала тем временем незнакомка. — Умирая, звезды удобряют космос, что бы их потомки взрастили на этой почве побеги жизни. Каждая вносит вклад, а космос — их огромный сад.

— Очень пустой сад.

— Побеги не взойдут, если корням не хватит места для питания. Каждый получает столько места, сколько ему требуется, что бы набрать силу.

На сей раз усмешка Миры вышла почти страдальческой. Непредвиденный разговор отчаянно скатывался в фарс.

— Все мы дети космоса, — закончила собеседница свою мысль, — и космос — наш общий дом.

— Разве можно считать домом то, что нас убивает?

— Любое лекарство способно убить, во всем важна доза.

— Значит, у меня передозировка космосом, — сказала Мира так тихо, чтобы незнакомка не смогла расслышать. Ей неприятно резануло слух сравнение, приведенное собеседницей, намекавшее, что та знает о Мире куда больше, чем землянка о ней. Отсюда вытекал и еще один факт, не дававший покоя — Мира действительно понятия не имела, кто эта девушка, хотя провела за изучением личных дел экипажа и гостей корабля уйму времени. Если не имя, то хотя бы видовую принадлежность собеседницы она должна была узнать.

— Эта звезда исчезла раньше срока, — вновь завела речь незнакомка. — Скоро здесь родится жизнь. Не по человеческим меркам — к тому времени большая часть существующих цивилизаций исчезнет или изменится до неузнаваемости. По меркам космоса. Он никогда не пустует. Звезды, как и планеты, порой уходят рано, но всегда оставляют плоды.

Мира оглянулась и задумчиво воззрилась на собеседницу.

— Зачем? — в конце концов задала она вертевшийся на языке вопрос. Она так и не смогла внятно его сформулировать, но почти не сомневалась, что златокожая дева со склонностью к философие поймет ее.

— Жизнь — всего лишь форма материи на очередном этапе развития вселенной. Как и разум.

Мира открыла было рот, чтобы сказать, что имела в виду совсем другое и еще раз попытаться сформулировать вопрос, но незнакомка не дала ей заговорить.

— Каждая ее разновидность подобна химическому элементу. Взаимодействуя, они способны создать нечто новое, большее, чем каждый элемент в отдельности.

— Вроде Содружества?

— На начальном этапе.

— А квази-люди, ницшеанцы и прочие, что же, изотопы землян?

— Именно. — Незнакомка улыбнулась, но явно не от того, что уловила иронию. Мире невольно подумалось, что без практики и так не слишком выделявшееся чувство юмора ее окончательно затупилось. — Изотоп часто способен заменить оригинальный атом. Но не всегда. Любая жизнь принадлежит всему космосу, а не только месту своего рождения.

Мира Горват вновь перевела взгляд на развернувшуюся за сверхпрочным стеклом смотровой палубы феерию красок.

— Думаете, люди — земные люди — еще для чего-то нужны вселенной?

— Любая жизнь нужна вселенной, — повторила незнакомка, — мало ли молекул понадобится ей составить, будь то огромное содружество сотен систем или экипаж одного корабля.

Последняя фраза застала Миру врасплох. Уж не ради нее ли все затевалось? Что стоило аватаре выудить из базы данных «Андромеды» внешность неизвестного землянке гуманоида и завести разговор по душам. Она уже хотела озвучить свои подозрения, когда голос за спиной, будто вторя им, произнес:

— Корабль уходит в слипстрим.

Мира успела ухватиться за перила, чтобы не упасть. За год на «Лабероне» она так и не научилась нормально двигаться в гиперпространстве: пока корабль находился в нем, тряска была меньшим из зол — все вокруг становилось будто вязким, и любое целенаправленное движение давалось с некоторым трудом. Собеседница, похоже, в гиперпространственных перелетах была опытнее — когда Мира наконец смогла повернуть голову, незнакомки уже не было. Или же предположение о ее голографической природе оказалось верным, и, выполнив свою миссию, она просто растаяла.

Чем дольше Мира думала об этом, тем больше приходила к выводу, что это не так. Искусственный интеллект корабля крайне логичен и математичен. Андроиды — Ромми и, тем более, Дойл — куда человечней, но даже им подобная иносказательность была чужда.

Мира горько усмехнулась. Похоже, стремление избегать контактов любой ценой сыграло с ней злую шутку, и подсознание решило само подкинуть ей компанию, как одинокому ребенку — воображаемого друга. Психология никогда серьезно не интересовала Миру, но некоторые проявления психического расстройства даже она не могла игнорировать.

Если она намерена сохранить рассудок, так продолжаться не должно. Нет, она по прежнему не намеревалась заводить дружбу на борту, но разговор с незнакомкой принес ей плохо объяснимое облегчение, а так же навел на мысль — если она не может поговорить с кем-нибудь на корабле, что мешает раскрыть душу куму-то вне его? С человеком, которого видишь в первый и последний раз в жизни, сделать это куда легче.

Когда корабль вернулся в обычный космос, Мира уже твердо решила, что берет-таки увольнение на планету.

— Не важно, кем вы были раньше и почему попали сюда, отсюда вы выйдете новыми людьми. По выходу из Тигары Содружество обеспечит каждого заключенного рабочим местом, наиболее соответствующим его способностям и потребностям. Тигара — первая ступенька к вашей новой жизни!

Эта лож под разными соусами подавалась на Тигаре уже почти полгода. Тигара была планетой-тюрьмой, но случайный путник, если бы он, конечно, сумел миновать орбитальную систему безопасности, ни за что не догадался бы, где очутился. Планету усеивали города и селения, каждое из которых было отдельной колонией. Со стороны могло показаться, что из одной колонии в другую попасть не так трудно, единственное препятствие — расстояние; но впечатление это было обманчиво — никому пока не удавалось покинуть свою зону специализации. «Город», в котором обитал Джеймс, населяли убийцы. Три десятка кварталов из однотипных бараков, разделенных площадью с административными зданиями и огромным парком, призванным, должно быть, настраивать душегубов на мирный лад. Сам город тоже окружал лес, но туда здравомыслящие заключенные не совались — силовое поле отправило к праотцам уже немало смельчаков. Конечно, очередной псих попадался в каждой крупной партии, но его пример быстро отбивал у остальных крамольные мысли. Камер в тигарских бараках не было, их заменяли комнаты для двух-трех человек, открывавшиеся по биометрическим данным — свою комнату жилец волен был покинуть в любой момент, а чужак войти в нее не мог, если его туда не приглашали. Приглашать кого-либо в свой угол Викор не собирался.

Соседа он возненавидел почти сразу, когда понял, что перед ним не человек. Вернее, человек, но измененный. Голова Багла была полностью лишена растительности — не только волос, но и ресниц и бровей, — а кожа имела странный сиреневатый оттенок. Кто-то из случайных собеседников в столовой обмолвился, что это следствие специфической атмосферы его родины, и того, что местный воздух для него не слишком хорош. Его народ почти не покидает родную планету, да и чужаков у себя не жалует, вот и выходит, что прижиться в другом месте им не просто. Викор слушал вполуха. Ему было совершенно наплевать, чем дышат сородичи Багла или что едят, пока это не мешало ему и другим нормальным людям.

Не мешало. Очень скоро пришлось признать, что сосед ему достался на редкость покладистый — в «городке» убийц часто попадали в лазарет прямо из своих комнат. Иногда не возвращались. Что до Багла — большую часть времени он проводил в самых глухих частях леса, называемого властями парком, и появлялся только на ночевку. Местные говорили — поближе к источнику кислорода, но Викор склонялся к другой мысли — подальше от людей. Багл относился к так называемым «сложным» — тех, кого доброму руководству колонии не удавалось зазомбировать — что тоже стало немаловажной поводом для уважения, пусть причиной этому были не глубокие убеждения, а нежелание идти на контакт в принципе.

Между ними сразу сложились странные отношения. В первую свою встречу они познакомились, вернее, озвучили друг другу имена, и на этом их общение закончилось. Такое положение дел обоих устраивало. Иногда Багл возвращался под вечер с почти черными синяками и ссадинами, из которых струилась слишком темная для человека кровь. В первый раз Викор лишь наблюдал, гадая, поделится ли парень своими горестями с новым соседом или нет; в следующий прямо спросил юношу, что с ним приключилось, но тот ответил неопределенным жестом. Старпому уже приходилось видеть его этот странный кивок вбок — будто парень пытался пожать плечами, но самими плечи привести в движение забыл — Багл не раз отвечал им на самые разные вопросы. Викор так до конца и не понял, что тот означает, но склонялся к мнению, что это всего лишь намек на нежелание говорить на эту тему, так что не настаивал. Однако увечья соседа, ставшие здесь, похоже, традицией, начинали злить.

Где-то через месяц Викор вновь завел с парнем разговор:

— За что ты сюда попал? — ни то, чтобы это уж так интересовало его, но по зрелым размышлениям лучше уж знать, чьи скелеты в шкафу твоего сокамерника.

— За убийство, — ответ последовал не сразу и вышел слегка нечетким — парень явно редко пользовался речью.

— Как и все мы, — подтвердил Джеймс. — Кого ты убил?

— Никого. — Багл опять комкал слоги, но в этот раз ответ вышел понятней.

— Это как?

— Никого, — повторил юноша.

— Тогда за что тебя посадили?

— За убийство.

— Убийство кого?

К удивлению Викора, на сей раз Багл ответил.

— Посла Содружества.

— Но ты его не убивал? — логически заключил землянин.

— Нет.

— Почему же здесь ты, а не настоящий убийца?

— За убийство.

Викор готов был простить тех увальней, что регулярно дают этому инопланетному мальчишке в морду, он и сам с трудом сдерживался. Путем долгих расспросов и неимоверного самоконтроля из разрозненных и, преимущественно, односложных ответов юноши удалось собрать приблизительную картину случившегося: кто-то из обитателей его нелюдимой планеты ненароком пришил незваного (а может и званного, но не понравившегося, этого Викор так и не понял) гостя, оказавшегося послом. Этот кто-то был большой шишкой, и отвечать за свой поступок желанием не горел, вот и решило правительство подыскать козла отпущения. Бесспорно, какие-то грешки на родине у Багла имелись, иначе ему вряд ли досталась ба такая «честь», но убийство… Чем дальше Викор слушал, тем больше приходил к мысли, что для такого у парнишки кишка тонка.

А вот злость на увальней проснулась с новой силой.

И все же Багл не был человеком, Викор раз за разом напоминал себе об этом. Лезть в чужие дела без спроса — занятие неблагодарное, так всегда говорил отец. Отца Джеймс никогда не слушал, но сейчас это напутствие слишком хорошо подходило под ситуацию. Багл не искал помощи или сочувствия, по большому счету он хотел того же, что и сам Викор — что бы его оставили в покое, — только если землянин ограничивал это желание тюремными благодетелями и отдельными арестантами, парнишка адресовывал свой молчаливый посыл всем.

Необщительность соседа только упрощала жизнь.

Куда сложнее было отделаться от Драйка!

Викор даже думать не хотел, каким образом фирусинец оказался именно на этой планете, и именно в этом, что б его, городке (насколько он помнил, убийств за приятелем Машера не числилось). Драйк превратился в его ночной кошмар. Нет, он не маячил под окнами — комендантский час этого не позволял, — и даже перестал подсаживаться к Викору в столовой, но все равно ухитрялся быть поблизости. Это раздражало не только из-за вечного присутствия самого фирусинца, но и от того, что Драйк, в отличии от самого Викора, никогда не был один. Каким-то немыслимым образом он ухитрялся сдружиться и с охраной, и с заключенными, что для бывшего старпома «Лаберона» равнялось беспринципности. Однажды вечером Викор, не без удовольствия для себя, услышал, как группа старожилов решила преподнести этому выскочке урок. Следующий день принес неприятный сюрприз — вся грозная компания, развесив уши, сидела вокруг выскочки и слушала ну просто дико увлекательный рассказ о жизни подземных поселенцев! Это было еще одной раздражающей чертой — в устах фирусинца самая замызганная банальность обретала краски, а глупое оправдание — убедительность. Оставалось только радоваться, что правила колонии не позволяли сажать двух новичков в одну «камеру», иначе Драйк наверняка подсуетился бы к нему в компаньоны.

Нелюдимый Багл устраивал куда больше.

Землян, по крайней мере в этом «городке», не было, но Викор сошелся с несколькими ребятами из HLA, жителями старых колоний в Млечном Пути, и теперь большую часть времени проводил с ними. Как говорили предки — убивал двух зайцев сразу: удовлетворял потребность в общении и избегал приглашений Драйка присоединиться к нему и его компании. Вместе они изучали окрестности (вернее, изучал их Викор, старожилы скорее исполняли роль гидов), вместе торчали на занудных перепрограммированиях, носящих громкое название «Курсы чистой совести», вместе посещали «бордель».

Последний не имел постоянного места — хоть тюремные власти и решили, что расселять заключенных по половому признаку не целесообразно, а заведение постоянных отношений благоприятно сказывается на моральном оздоровлении, за нравственностью так же велся строгий надзор.

Чтобы привести в комнату постороннего, нужно было специальное разрешение, и регулярные разрешения для разных людей могли вызвать подозрения. Любовные утехи оборачивались настоящими шпионскими страстями — дамы (и, как подозревал Викор, не только дамы) разрабатывали свой собственный график, одна никогда не работала непрерывно, а если такое вдруг случалось, то бывала уже не принимающей стороной, а гостьей в сопровождении. Тет-а-тет встречи тоже случались редко, отчего регулярно перерастали в оргии.

Заключенные понимали «моральное оздоровление» по своему…

Все это было Викору глубоко противно. Встречи он посещал — организм требовал своего, — но после каждый раз ощущал себя грязным, и спешил домой, что бы сон поскорее смыл это гадкое чувство.

Конечно, так жили не все. Многие и впрямь заводили отношения, и даже получали разрешения на совместное проживание (вот и еще одна причина делать их убогие комнатки двухместными), но у Джеймса Викора для таких связей не хватало опыта — сначала не хотел пополнять поголовье вдов, которых и так на родной планете было слишком много, потом же мимолетные ни к чему не обязывающие встречи просто вошли в привычку. Он даже начал искренне верить, что это единственно возможный вариант отношений для нынешней Земля. Когда та еще существовала.

К тому же завести пару означало прогнуться под политику Содружества, а на это Викор не пойдет ни за что в жизни.

Так что он без зазрений совести направлялся в компании троих его новых знакомых к Николь — шлюхе на редкость горячей, что как-то слабо ассоциировалось со стоявшей в ее личном деле пометкой «хладнокровное убийство».

За прошедшие месяцы Викор научился ориентироваться в череде одинаковых корпусов, так что теперь возглавлял шествие. И первый услышал звуки борьбы.

В «городе» каждый угол был под наблюдением, но иногда очередной местный хакер недоучка ухитрялся взломать участок сети и зациклить датчики на состоянии «пусто». Рано или поздно такие взломы находили — если камеры и датчики долгое время ничего не фиксируют, в преступном городке это само по себе подозрительно, — однако на пару дней свободная зона становилась территорией произвола, торговли и всего того, от чего доблестное руководство колонии пыталось своих подопечных отучить.

По-видимому, к одной из таких зон они сейчас подходили.

Викор не собирался вмешиваться, он прекрасно понимал, как легко здесь наживаются враги и чем это может быть чревато, однако почти невольно взглянул в заканчивавшийся тупиком проулок между тремя корпусами, и остановился. Один из шедших позади спутников попытался его подтолкнуть, но землянин не обратил на это ни малейшего внимания — он смотрел в глаза своего вечно избитого и загнанного соседа и понимал, что сейчас совершит ужасную глупость.

Вступая в HLA, он принял ответственность за людей, находящихся под своим началом. И не сберег их. Пусть этого парнишку с большой натяжкой можно было назвать человеком, пусть он по-детски упрям и не блещет умом, он находился под его, Викора, защитой. Джеймс и сам не заметил, когда его местный кружок стал зоной его ответственности.

Что бы не послужило причиной происходящему, оставаться в стороне он не мог.

— Тебе чего? — грубо спросил один из бугаев, нависавший над Баглом.

Вместо ответа Викор расслабленным шагом вошел в тупик, но, оказавшись в зоне, не просматриваемой уличной камерой, тут же принял боевую стойку. Бугаю и трем его дружкам это не понравилось. Движения Викора были достаточно красноречивы, чтобы навести громил на старую, как мир, мысль: «нападение — лучшая оборона».

Безумие — лезть на рожон четырем бандитам, но ведь и сам Викор был не один!

Руководство колонии не допускало оружия, и принимало немалые охранные меры на этот счет — все предметы, которые можно было использовать в подобном качестве, были оборудованы маячками, — но это место населяли люди особого сорта, так что Викор не слишком удивился, когда в руке побежавшего на него бугая мелькнуло что-то острое. Тот мчался, рассчитывая побыстрее разделаться с досадной помехой в лице землянина и вернуться к своему увлекательному занятию. Викор не обратил внимания на испуг в глазах Багла, полностью сконцентрировавшись на нападавшем. Перехватив руку с неизвестным подобием ножа, Викор поднырнул под нее, и, развернувшись, направил так, что громила по инерции налетел на свое собственное оружие. Тратить время на извлечения колющего предмета он не стал, неотрывно наблюдая за оставшейся троицей. Еще двое — на сей раз невооруженных — направились к нему, один так же бегом, второй, куда более осмотрительный — шагом.

Одного Викор намеревался встретить ударом в живот, но тот подобный маневр предвидел, и поймал ногу в полете. Джеймс, не долго думая, развернулся к нападавшему спиной, выворачивая ногу в руках противника и заставляя его ослабить хватку. Добившись своего, он высвободился, и, не дожидаясь, когда нападавший опомнится, отвел ногу назад и ударил носком под колено.

Вопль и хруст дали понять, что число способных к сопротивлению противников сократилось до двух даже без помощи его спутников.

Неплохо!

Третий нападавший, и раньше не спешивший присоединиться к веселью, стал двигаться еще медленнее. Его явно не прельщала перспектива скрючиться на земле подобно своим предшественникам, он предпочитал тактику выжидания. А вот последний… Из глубины тупика вновь послышался сдавленный стон. Оставшийся на месте громила рассудил, что вояка укладывает го коллег не из любви к искусству (хотя и такой здесь не редкость), и ударил Багла в живот с видом естествоиспытателя, проводящего занимательный опыт. Ярость, вспыхнувшая в глазах Викора, вызвала довольную улыбку — эксперимент оправдал ожидания. Естествоиспытатель занес ногу для следующего удара, а нападавший номер три тем временем напрягся, ожидая удобного момента.

На сей раз старому земному принципу последовал Викор. Краешком ума он понимал, что злость — плохой советчик, из-за этого советчика он и попал сюда, — но помесь ответственности и чувства вины требовала закончить все это здесь и сейчас, сию минуту. Защищавшийся и нападающие поменялись местами, и не только в порядке действий, но и в их эффективности. Сначала целившийся в голову Викор пропустил удар в солнечное сплетение, так что парализованный болью еле успел уклониться от следующего удара. И попасть под другой.

Рано он списал со счетов первых нападавших. Парень с выбитой коленной чашечкой так и скулил, свернувшись калачиком, а вот жертва собственной заточки от болевого шока отошла. И пришла в неистовство, в полной мере вложив его в удар в спину.

Уже на земле Викор понял, что чувствует ноги, и позвоночник, вопреки ощущениям, каким-то чудом не переломился. Затем пришло неприятное откровение, что шагов он не слышит, а значит спутники его все еще являют собой безмолвных зрителей, и ни один из них не потрудился предупредить его об опасности со спины.

Ноги-то он чувствовал, но слушаться они не желали. Сейчас он представлял собой идеальную мишень, осталось дождаться, когда обозленный бугай откопает в своих кишках заточку и пустит ее по первоначальному назначению. Видна такая уж у него судьба — поддаться злости, и лежать потом в ожидании расправы, зная, что ни одна собака не поможет. В прошлый раз, правда, вмешался тот полоумный ницшеанец, но теперь-то…

Со стороны проулка свист, разом отвлекший нападавших от новой жертвы.

— Вот незадача, ребятки, кажется, этим сектором патруль заинтересовался, — послышался знакомый до зубного скрежета голос. Викор даже (не без усилий) повернул голову, чтобы убедиться, что голос это реален, а не начало страшного бреда.

— С чего ты взял? — зло спросил осторожный.

— Дай-ка подумать… — Драйк изобразил озабоченность. — Должно быть, с того, что это я им сообщил.

Осторожный зарычал так, что Викор невольно бросил взгляд на его запястье — уж больно напоминал тот сейчас сверхчеловека.

Громилы двинулись было на Драйка, но тот предупредительно поднял палец, указывая куда-то вверх. Намек они уловили. Если охрана обнаруживала непросматриваемый сектор, ближайшие камеры перенаправляли таким образом, что бы захватить хотя бы часть слепой зоны. В поле видимости одной из таких камер стоял фирусинец.

Рычание стало еще отчетливей. Бандиты, кажется, готовы были наплевать на камеры и броситься на нового врага, но рев мотора заставил их передумать. Должно быть, он заменял в лагере старую добрую сирену, иначе как объяснить, что в высокотехнологичной тюрьме использовали подобную устаревшую технику?

Дальше рычания воинственности Осторожного не хватило, и он продолжил в полной мере соответствовать прозвищу, которым мысленно наградил его Викор, потянув своего куда более рьяного товарища прочь. Третий бугай оставил наконец полубесчувственного Багла, и присоединился к ним. Отягощать себя ношей в лице приятеля с поврежденной ногой они не стали.

— Ты как, живой? — участливо поинтересовался Драйк, присаживаясь на порточки рядом с Викором.

— К твоему великому огорчению, — пробурчал землянин, неуклюже принимая сидячее положение. Выказывать слабость перед фирусинцем он не хотел, и лучше уж перетерпеть боль, чем любоваться на эту ехидную физиономию снизу вверх. — Если хотел помочь, мог бы сделать это, не привлекая этих… — Викор неопределенно дернул головой в сторону подъезжающих машин.

— Как? Распластавшись рядышком? — язвительно поинтересовался Драйк. — Я умею налаживать отношения, быть незаметным, или наоборот, привлекать внимание, но драки?! Уволь, не моя ипостась.

— Шкуру жалеешь?

На самом деле Викор и сам не мог припомнить, что бы Драйк хоть раз впутывался в серьезную рукопашную стычку, а ведь даже он, при всех их взаимной «любви», не мог назвать фирусинца трусом.

— Замолвить за тебя словечко? — поинтересовался Драйк.

— Избавь меня от своей милости.

Драйк, к пущему раздражению Викора, наблюдал за погрузкой пострадавших в машину с крайне самодовольным видом.

* * *

Следующую неделю Викор сменял больничную палату на допросную и обратно. Говорил он сухо и мало. Хоть он и не страдал анархизмом, но и нынешняя власть Тигары его не слишком устраивала, и помогать ей не было никакого желания.

Багла за это время он видел раза два. Первый — в больничном корпусе, когда их только привезли. Медсестра при осмотре непрерывно хмурилась и бросала то на одного, то на другого осуждающие взгляды. Следов давних и не очень побоев на теле юноши и впрямь оказалось не мало, и она, похоже, решила, что без соседа тут не обошлось. Однако, в целом, отделались они довольно легко, по крайней мере по меркам возможностей тюремного медцентра. Это даже забавно — душегубов выхаживают самыми передовыми методами, а мирные жители сотен планет вынуждены довольствоваться допотопными медикаментами. Значит так выглядит обещанная Содружеством справедливость?

Вторая встреча с Баглом случилась через неделю, когда его в очередной раз выдернули из палаты на сознательную беседу. Парень выглядел здоровее, чем когда-либо на памяти Викора — тут уж врачи постарались, ничего не скажешь — но от чего-то несчастнее. Расположение духа охранников явно свидетельствовало, что пользы от Багла едва ли больше, чем от землянина. Викор на это только усмехнулся — прошло больше месяца, прежде чем ему самому удалось вытянуть из парнишки хоть слово, а у незнакомых Баглу тюремщиков вряд ли был шанс и на такой результат.

Джеймс же в исповеди попросту не видел смысла — все, что нужно, охранники могут узнать и сами, проанализировав данные с камер вокруг слепой зоны. К тому же, был еще Драйк, и он уж точно расскажет доблестным стражникам все, что надо и не надо. Скорее всего уже рассказал, так что Викор искренне не понимал, почему их все еще держат в лазарете.

Еще через пару дней на глаза ему попался верзила с выбитым коленом. Без поддержки дружков грозность и воинственность у того куда-то пропали, и теперь он выглядел скорее жалко. Но ему даже повезло. Как выяснилось после выхода из больницы, подельников его поймали в тот же день, а вопрос о необходимости мурыжить их с Баглом больше недели казался на фоне этой новости еще насущнее.

Выпустили их с вместе, и до жилого корпуса они шли молча. Берлога их выглядела как обычно, но Викор не сомневался, что за время отсутствия хозяев ее не раз посещали, и при детальном осмотре быстро нашел этому подтверждение. Соседа это, похоже, совершенно не волновало — сразу по возвращении он, как обычно, уселся в углу на свою койку и замер с отрешенным видом. Нет, все-таки не совсем отрешенным… Казалось, напряжение в нем нарастает с каждой минутой, и в конце концов Багл не выдержал.

— Не надо было этого делать.

Викор отвлекся от своего исследования и с любопытством посмотрел на юношу. На его памяти, тот еще ни разу разговора не начинал. Под взглядом землянина юноша скукожился, но продолжал нести околесицу.

— Они бы ничего серьезного не сделали. Им нравится бить, и нравится, когда есть кого бить. Кто дает себя бить. Поэтому мне бы не сделали. А если не даешь себя бить, то ты им не нравишься, им такие не нужны.

Смысл сказанного доходил до Викора медленно.

— И тебе это нравиться? Роль мальчика для битья?

Багла передернуло, но глаза он поднял.

— Они не убивают, если даешь себя бить, а если не даешь, тогда… Вам не надо было этого делать.

Да сегодня просто день открытий! Оказывается, Багл не только мог начать разговор, он еще и обращаться к собеседнику умел. Может, парнишка еще не отошел от медикаментов — кто знает, чем его пичкали? Только вот в словах юноши он уловил мысль, в устах генноизмененного звучавшую очень странно.

— Тебя волнует, что они могли прикончить меня?

Багл снова дернулся, после чего сделал свое привычное недопожатие плечами, и замолк.

Больше Викор не смог добиться от него ни слова.

* * *

Недавние приятели обосновались в другом конце столовой, старательно имитируя слепоту как к самому землянину, так и к немалому количеству свободных мест вокруг него.

Викор криво усмехнулся. Чего-то подобного он и ожидал. Отец когда-то рассказывал ему старую земную сказку про мальчика, выращенного волками. Сказочный мир жил по своим законам, главный из которых гласил: «Мы с тобой одной крови, ты и я!» — и сказавший это разом получал помощь и поддержку от любого зверя. Сказки… Викору не пришлось долго расти, что бы осознать их несбыточность. В реальном мире любое маломальское различие делает тебя чужаком, рассчитывать можно лишь на тех, кто действительно одной крови с тобой. Здесь же, в этом цехе по идеализации общества, действовал другой, отнюдь не сказочный закон — каждый сам за себя. Напавшие на него без колебаний бросили своего, когда поняли, что тот будет их тормозить; как и уже бывшие друзья Викора бросили его, не желая наживать проблем. Вступившись за другого, он нарушил местный закон.

Викор с силой сжал нож. Ну уж нет! Однажды его уже пытались захомутать в систему вида «все, что не касается лично тебя, значения не имеет» — не вышло, и будь он проклят, если выйдет сейчас!

Ему противна была та сказка, что день ото дня напевали надзиратели, но и мир вседозволенности и эгоизма, созданный заключенными, отталкивал не меньше. Если ему суждено застрять меж двух огней — что же, так тому и быть, но прогибаться ни под один из их он не намерен. Свобода — не внешний фактор, это состояние души, и ни Содружеству, ни местным законам не под силу отнять ее.

— Тут конечно этого добра навалом, но ты к своему послужному списку порчу столовых принадлежностей-то не добавляй.

Викор повернулся к говорившему, невольно ослабляя хватку, и почувствовал, что пластик в кулаке действительно треснул. За своими революционными размышлениями он и не заметил, что уже не один за столиком.

— Вот уж это меня точно не волнует, — огрызнулся он Драйку.

— Нисколько в этом не сомневаюсь, — пробурчал тот, но достаточно громко, что бы землянин его расслышал, и уже полным голосом поинтересовался. — Как малец?

— Как всегда.

— А ты?

— А тебе-то что?

— Хочу убедиться, что мои усилия не пропали даром.

Викор стиснул зубы — фирусинец будто специально выводил его из себя.

— Не пропали. Доволен?

— Вполне. Кстати, ты ведь знаешь, что мальчик не чистокровный, так зачем полез в заварушку?

— И что с того? Я должен был просто смотреть, ты на это намекаешь?

— Ну, смотреть как раз было не обязательно, можно…

Викор не дал Драйку закончить.

— Что можно? Пройти мимо, и быстренько обо всем забыть? Удобная позиция! Этому тебя научили на дурацких семинарах?

— Этому скорее учит субкультура непокорных, — зло отрезал Драйк. Лицо его при этом приобрело непривычную серьезность, даже суровость, так что начавший было распыляться Викор подостыл.

Так уж часто выходит — вечных нытиков перестаешь воспринимать всерьез, а вот переживания тех, кто обычно идет по жизни с улыбкой, ощущаются особенно остро. Да и вспышка Викора, если вдуматься, не имела под собой оснований, ведь фирусинец не прошел и не забыл. Пусть они с Драйком не сходились методами, но по-своему тот помогал.

Сотрапезник тем временем сбросил сиюминутный прилив серьезности и нацепил привычную маску неизгладимого оптимиста:

— Что ж, рад, что у тебя все в норме. Бывай! — и, к облегчению Викора, пересел к другому столу, где тут же завел новую беседу.

Оставшись один, Викор еще раз уныло обвел глазами столовую. Почему-то позиция «один против всех» уже не казалась ему такой уж привлекательной. Впрочем, длилось это недолго, и к концу обеда он вновь был полон решимости жить вопреки всем и вся.

* * *

За прошедшие с момента злополучной стычки три недели Багл окреп. Вряд ли сидящая в карцере троица была единственной причиной ссадин на теле парня, но после выхода из больницы обеспокоенные этим фактом врачи организовали за ним неусыпное наблюдение. Глядя на эту шпионскую сеть, Викор невольно вспоминал, как Мира пыталась провернуть нечто-то похожее на «Лабероне», что бы хоть как-то отучить Машера пропускать процедуры. Но не на долго.

Бывший старпом приучился отбрасывать подобные мысли — от бесконечного переживания прошлого не было никакого проку. Единственное, что он позволял себе — злость на тех, кто был в ответе за уничтожение этого прошлого. Это чувство он лелеял. Оно указывало цель и заставляло бороться. Изредка к злости примешивалось разочарование — в такие дни он вспоминал о Мире, которая с легкостью позабыла проведенные на "Лабероне" полтора года и продалась Содружеству.

Не известно, сколько бы еще Викор придавался невеселым думам, если бы не шум. Шум не был чем-то особенным в это время суток — с недавних пор землянин приноровился спать днем, так он мог отслеживать приходы и уходы соседа, к тому же, приятелей, с которыми можно было коротать светлое время суток, у него почти не осталось.

Несколько секунд Викор прислушивался, пытаясь понят, что насторожило его именно в этом шуме, после чего бросил взгляд на пустующую кровать по-соседству и опрометью бросился вон из комнаты. За дверями комнатушек-камер вдоль коридора слышалось шевеление, но больше желающих лезть под лазерные лучи не нашлось.

Первым, что бросилось в глаза на улице, была странная форма на стреляющих солдатах. Опять вспомнились земные сказки — похожую белую браню в одной из них носили солдаты тоталитарной империи. Что ж, по крайней мере сразу видно, куда метит Содружество Систем…

Потом он заметил одного из охранников — тот был в привычной красно-коричневой форме, и целился он в «имперца». Белая броня сдержала (или поглотила) луч, так что солдат только сделал шаг назад и ответным выстрелом уложил охранника на месте.

Хм… Похоже, на этот раз Викор поторопился обвинять Содружество во всех смертных грехах.

У кого-то из заключенных влиятельные друзья.

О личностях бронированных солдат Викор не знал, так что выбирать сторону счел неблагоразумным. Не выходя из тени у подъезда — ненадежное укрытие, но в суматохе боя и в таком мало разглядишь — и принялся высматривать знакомые лица. Большая часть заключенных пряталась или пыталась это сделать, другие, не задумываясь, решили встать на сторону вновь прибывших. А подумать стоило. Викор видел, как бронированный солдат дождался, когда добровольный помощник оглушит со спины стражника, после чего наградил энергетическими зарядами обоих.

Происходящее радовало все меньше и меньше. Викор был не против покинуть эту планету, но не в виде пепла после кремирования. Если тут вообще останется кому кремировать.

Багла он все-таки разглядел — на другой конец площади перед бараком его тащили двое «имперцев». Должно быть, парень спешил укрыться в комнате, но не смог дойти. Ран на Багле видно не было, но не похоже, что конвой добровольный.

Бежать через площадь было безумием, лезть в рукопашную против обладателей брони, нейтрализующей лазерный заряд — и подавно, но это сейчас второстепенно. Викор не мог допустить повторения истории.

Он выбрал момент и рванул вперед, лавируя на бегу, что бы между ним и стрелками по возможности оказывалось препятствие в виде чужого тела. Один раз заряд прошел в считаном сантиметре от его спины, но до цели он добрался невредимым. Через матовое покрытие шлема глаз конвоира видно не было, но землянин мог бы поклясться, что один из них взглянул на него, как на досаждающую муху, не лениво потянулся к оружию. Такое высокомерие разозлило Викора еще больше.

Может, лезть в рукопашную и глупо, но даже самая прочная броня не отменяет законов физики. Викор упал, не дожидаясь выстрела, и последний метр проехал по каменному настилу площади по инерции. Плотная тюремная ткань, названия которой Джеймс не знал, да и не хотел знать, выдержала, чего не скажешь о человеческой коже — та испытала на себе все прелести трения и ужасно саднила. Но главного он добился — Устоять на ногах броня «имперцу» не помогла!

Багл находился в неком подобии прострации, и, лишившись одной опоры, безвольно повис на плече оставшегося на ногах воина. Последний не успел еще осознать происходящее, но Викор понимал, что долго так продолжаться не будет — он увернулся от падающего тела, и попытался перехватить пистолет. Главное, что бы тот не был защищен, в противном случае шансов у него не густо.

Защиты не было. Если уж смотреть правде в глаза, это не намного увеличивало шансы, но Викор все же прицелился в сочленение на броне и выстрелил.

Была ли тому виной недоработка создателей брони, не позаботившихся о достаточной защите сгибов, или же наоборот, предусмотрительность создателей оружия, способного поразить потенциального предателя, но этот выстрел броня не поглотила, и «имперец» рухнул на мостовую, увлекая за собой окончательно потерявшего равновесие юношу. Викор хотел было броситься к нему, но вовремя вспомнил про свою первую жертву. На сей раз он даже не искал слабо защищенные места — выстрел снова прошел чрез броню. Любопытно. У нападавших был повод сомневаться в верности своих солдат, или они просто стремились иметь в своем распоряжении самое мощное оружие?

— Эй, приятель, не спи! — Викор практически подполз к Баглу, что бы не привлекать к их маленькой компании лишнего внимания. — Надо убираться!

Не ровен час, «имперцы» заметят своих убитых товарищей и вздумают отомстить.

Багл только растеряно мотал головой и мало что понимал. Выругавшись, Викор подхватил его под руку, и, пригибаясь, побежал к ближайшему зданию. Гадать, не заблокировали ли перепуганные обитатели дверь, времени не было. Да и контингент здесь не из пугливых.

Маневрировать с грузом в виде полубесчувственного Багла оказалось куда сложнее, и палец землянина продолжал напряженно упираться в кнопку пуск, готовый в любой момент усилить давление. Что он и сделал, когда в нескольких шагах перед ними возник очередной «имперец». Однако на этот раз броня проявила к выстрелу не большую чувствительность, чем к лазерам тюремной охраны. Викор на мгновение опешил, но тут же, почти по инерции, выстрелил еще, на сей раз в солдата, подбегавшего сбоку. С тем же результатом. В другое время он предпочел бы драку, но сейчас на нем лежала ответственность за этого чертова парня с невинным взглядом и редким талантом оказываться не в то время и не в том месте. Викор развернулся и побежал назад, толкая перед собой все еще туго соображавшего Багла. То, что юноша никак не желал приходить в себя, наводило на мысль, что того успели основательно приложить по голове.

Один заряд прошелся по касательной к руке, Викор сжал зубы, но скорости не сбавил. Следующий выстрел оказался точнее — мгновенная боль волной прокатилась от ноги по всему телу, и Викор с воем рухнул.

Первый одуряющий приступ боли прошел почти мгновенно, оставив на память о себе пульсирующую полосу в бедре. При взгляде на пострадавшую конечность стало ясно — ниже болеть просто нечему. При таких ожогах ногу уже не спасти — она напоминала скорее обугленную головешку, но Викор сомневался, что проживет достаточно долго, что бы беспокоиться об этом. Утешала только мысль о том, как сейчас выглядят под броней бывшие конвоиры Багла. Запоздало Викор понял, что парень все еще где-то здесь и того отправят к праотцам за компанию с ним. От этого стало совсем хреново.

Один из «имперцев» остановился перед ним. Викор поймал себя на том, что все еще сжимает ставшее бесполезным оружие, и из чистого упрямства наставил его на солдата в успевшей стать ненавистной броне. Тот без усилий выбил оружие и потянулся руками к шлему. Должно быть решил взглянуть на человечишку, поднявшего руку на его элитный отряд, собственными глазами.

Точнее, глазом. Под шлемом скрывался немолодой уже человек с резкими, огрубевшими со временем чертами, которые не могла сгладить даже бритая голова. Правый глаз смотрел на землянина с превосходством. На месте левого у «имперца» было странного вида устройство из нескольких волнистых прямоугольников, прижатых друг к другу. Объектива или чего-то подобного в устройстве не наблюдалось, но то, что им можно видеть, не вызывало сомнений.

Несколько долгих секунд «имперец» разглядывал поверженного врага, после чего поднял собственное оружие.

Что же, зато не придется жить калекой.

— Постой!

Новый голос послышался со стороны, и Викор не сразу разглядел его обладателя. Солнце било прямо в глаза, так что первое время он видел только силуэт, но даже так было ясно, что вновь прибывший представлял разительный контраст с одноглазым имперцем. Брони на нем не было, отчего становился заметен лишний вес — не до той степени, чтобы казаться толстым, но достаточный, чтобы производить впечатление некой расплывчатости. Черты его были крупными и мягкими, если одноглазый казался высеченным из камня, новоприбывший скорее напоминал податливую глину.

Даже в полусознательном состоянии (что было не так уж далеко от реальности) Викор узнал бы этого человека.

— Оги?

— Интересно, когда наши предки придумывали пословицу про тесноту Земли, мог ли кто-нибудь предположить, что три галактики вместе взятые обладают тем же свойством?

Лукас Оги, один из лидеров Земного сопротивления, командующий HLA в Млечном пути, а с недавних пор — генерал флота Дженайтов — ободряюще улыбнулся Викору и подал знак одноглазому имперцу. Тот неохотно убрал оружие.

— Как?.. — Викор запнулся, так и не закончив мысль, слишком много вопросов разом крутилось в голове.

— Лучше скажи каким мокаром тебя угораздило угодить в эту дыру? Или слава об осторожности Машера преувеличена?

— Да, — все вопросы разом растворились под гнетом воспоминаний, стоило Викору услышать имя капитана, — мы были неосторожны.

Голос Викора сказал то, чего не было в словах, так что Оги помрачнел.

— Жаль. Мы с Филиппом во многом не сходились, но человек он был достойный.

Викор нашел в себе силы только на кивок.

— Так за что ты попал сюда? — вновь взял слово Оги

— Хотел сделать фарш из ницшеанца, и случайно полоснул по копейщику.

Одноглазый солдат, совсем недавно собиравшийся поджарить Викора, одобрительно хмыкнул.

— Да, неприятности на свою голову ты всегда умел находить.

— А что привело сюда Дженайтов?

Оги кисло усмехнулся.

— Надеялся найти здесь своего человека, но, кажется, слегка промахнулся с выбором информатора.

— Здесь много городов.

— Да, но нам указали на этот, как выяснилось, ошибочно. А теребить осиное гнездо еще больше — опасно, я не могу рисковать всеми ради одного человека. Хотя, — Оги оживился и с прищуром взглянул на Викора, — может я и нашел своего человека? Если ты, конечно, не желаешь остаться…

— Не желаю, — заверил его Джеймс. — Только вряд ли тебе будет прок от калеки.

— Это дело поправимое.

Викору вкололи что-то, как он предполагал, обезболивающее, после чего подхватили подруки и повели, вернее, понесли прочь от бараков. Возглавлял их маленькое шествие одноглазый с оружием наготове, и охотно пускал то в ход, завидев тюремную охрану или заключенного. Стрелком он оказался отменным, и идущим за ним «имперцам» (Викор уже не сомневался, что перед ним дженайты, но никак не мог выкинуть из головы дурацкую ассоциацию) шанс воспользоваться оружием выпадал редко. Прямо перед Викором и его конвоирами (или санитарами, он и сам не до конца разобрался) маячила спина Оги. Солдаты позади тянулись длинной колонной — свое дело они сделали, и теперь дружно отступали.

Теперь, когда он знал подробности случившегося, эти люди начали нравиться Викору. Не каждый рискнет лезть в пекло и рисковать шкурой ради одного человека. Жаль, того парня так и не нашли.

Викор оглянулся, что бы осмотреть процессию целиком, и обнаружил еще одно знакомое лицо.

— Эй, зачем вам этот парень? Он не представляет опасности.

Оги обернулся и одарил Викора внимательным взглядом.

— Он видел и слышал наш разговор.

— Да из него каждое слово клещами вытягивать приходится! — с неожиданностью для самого себя горячностью возразил Викор. Он не любил генетически измененных, но Дженайты не любили их еще больше, так что будущее Багла не выглядело радужным.

— Джеймс, — мягким голосом начал Оги, — рано или поздно он расскажет, может даже без помощи клещей. К тому же, эта тюрьма для убийц, а не для борцов за свободу. Такие, как ты, здесь скорее исключение, большинство заслуживает наказание куда строже, чем заключение со всеми удобствами.

— Не в этом случае.

— С чего бы? Только не говори, что он заверил тебя в своей невиновности.

— Нет. — Викор вспомнил их глубокомысленный разговор с юношей. — Но я отвечаю за него.

Их сложно было назвать друзьями, но значение слов «я отвечаю за» в устах Викора Оги знал. Джеймс не раз отказывался переходить к нему на службу, ссылаясь на ответственность — за свою группу на Земле, за «Лаберон», за его команду или за самого Машера. Если он решал отвечать за что-то, все споры становились бесполезны.

Оги явно озадачил такой неожиданный объект заботы, он переглянулся с одноглазым осторожно предложил:

— Он может лететь с нами, но под твою ответственность.

На сей раз пришла очередь Викора округлять глаза. Вот так просто? Похоже, капитан серьезно преувеличивал фанатичность Дженайтов.

— Конечно, полной свободы я ему дать не могу, но если он не будет создавать проблем…

— Об этом можешь не волноваться.

Одноглазый выглядел не слишком довольным, но Оги компромисс вполне устроил, и он дал колонне знак двигаться дальше. Энергетическая ограда вокруг города не работала, и они вышли в лес. Джеймс невольно заглядывался на высоченные деревья, подобные которым некогда росли и на его родной планете, так что чуть не пропустил остановку. На поляне, судя по свежим головешкам, недавно и искусственно появившейся, стоял поистине впечатляющий штурмовой шатл.

— Как тебе наш Херувим? — Оги был очень доволен произведенным впечатлением.

У Викора перехватило дыхание — за все годы своих скитаний он не видел ничего подобного. Огибаемыми формами он напоминал корабли Содружества, и казался абсолютно белоснежным — Викор в жизни своей не видел настолько белого цвета. Изящный корабль почти излучал свет и действительно создавал впечатление чего-то небесного. Странная тактика, если ты хочешь скрыться от глаз противника, но, судя по тому, что этого красавца не подбили еще на орбите — работающая. Ведь беспилотные орбитальные зонды пропустили их явно не потому, что, подобно Викору, лишились дара речи.

На краешке сознания всплыла сиюминутная мысль — если технически дженайты не уступают Драго-Казам, почему столько лет не помогали своим братьям-землянам?.. Викор как раз хотел озвучить свой вопрос, когда в задних рядах колонны послышались крики и ругань, и через несколько секунд один из солдат практически кинул на землю перед Оги человека в робе заключенного.

— Генерал, этот шел за нами от самого лагеря.

Оги хмуро кивнул, и один из солдат тут же достал оружие.

— Это не обязательно.

Генерал дженайтов и подоспевший из головы колонны одноглазый одарили Викора хмурыми взглядами.

Тот и сам понимал, что играет с огнем, и, что самое паршивое, не понимал, зачем это делает. То, что ему позволили сохранить жизнь Баглу — уже чудо, и рассчитывать на два в один день глупо. И все же он был должником Драйка, а долги Джеймс Викор отдавал.

— Он попал сюда вместе со мной, с «Лаберона».

— Землянин? — недоверчиво оглядел его одноглазый.

Драйк открыл было рот для ответа, но Викор опередил его.

— Не совсем. Ницшеанцы забрали его предков с Земли в самом начале темной эпохи, как рабочую силу и не лезли в их гены — себе дороже.

Оги выглядел заинтересованным. Любая планета, заселенная выходцами с Земли — потенциальный союзник дженайтов. Чего никак нельзя было сказать об одноглазом.

— Уверен? — Он прищурил здоровый глаз, внимательно изучая Драйка подобием второго. — Не многовато ли изменений за триста лет?

— В нашем захолустье даже камни мутируют, что уж о людях говорить, — встрял-таки фирусинец.

Лукас Оги взглянул на появившийся из недр костюма прибор и поинтересовался:

— Камни?

— Минерал какой-то редкий. — Драйк лгал и усилено косил под дурочка, так что Викор всерьез задумался, стоило ли помогать фирусинцу.

— Какой? — генерал был — само терпение.

— Наше дело маленькое — маши киркой, руби пароду. За вопросы еды не добавят.

— И много вас таких?

— Да кто ж его знает? Сидя в шахтах, перекличку не устроишь. В забое четверо было — я, Косой, Неял и Рольва.

Оги продолжал допрос, но фирусинец играл свою роль на редкость убедительно, так что в конце концов лидер дженайтов оставил идею разузнать о загадочном камне, о котором так неаккуратно сболтнул Драйк.

— Где Машер его откопал?

Викору уже успел вступиться за фирусинца, так что уличить его во лжи значило свести этот поступок на нет. Но это не значило, что и он должен лгать.

— Нам нужен был свой человек на шахтах сунмина.

Ни Оги, ни одноглазый, вопреки ожиданиям, не выглядели впечатленными.

— Возьмите его, — после недолгого раздумья приказал генерал, — позже решим, что с ним сделать.

Пара дженайтов без особых церемоний подхватила Драйка и поволокла к Серафиму. Недовольная физиономия фирусинца стала Викору вознаграждением

— Этого на гауптвахту. — Одноглазый взял на себя командование погрузкой. — Мелкого тоже под замок, а того сукиного сына к медикам.

— Я ему не нравлюсь, — сухо констатировал Викор стоявшему рядом генералу.

— Как раз наоборот, Джеймс, ты явно пришелся Кубру по вкусу, — рассмеялся Оги. — Вот когда он назовет тебя по имени, мой тебе совет — беги со всех ног.

Тем не минее, дальнейшую судьбу соотечественника он взял в свои руки, указывая, куда нести Викора и неотступно следуя за ним.

Тот уже лежал на кушетке медпункта, подключенный к капельнице, которую никак не мог разглядеть, а корабль с ангельским именем уносил их с поверхности ненавистной Тигары, когда Оги наконец озвучил давно мучивший его вопрос:

— Что случилось с «Лабероном»? Кто-нибудь выжил кроме тебя и того парня?

Джеймс вспомнил о пошедшей на сделку с Содружеством Мире и горько усмехнулся:

— Нет. Только мы.

За время перелета до Таразеда Мира несколько раз почти отказалась от идеи спуститься на поверхность, в немалой степени как раз из-за того, что это была поверхность столицы Содружества, но что-то постоянно удерживало ее от этого. Хант принял прошение слегка удивленно, но вопросов задавать не стал, за что Мира была ему безумно благодарна.

Странное это было место, совсем другим она представляла его себе. Из тюрьмы все за ее стенами казалось благополучным до тошноты, но, бродя по улицам, Мира то и дело видела следы недавних трагедий. С момента нападения Драго-Казов прошло больше года, но даже главный город планеты не смог до конца восстановиться, а провинциям сейчас наверняка куда хуже. Мира сама не знала, почему, но его мягкая, обтекаемая архитектура ассоциировалась у нее с городом из земных легенд — Вавилоном. Конечно, там вряд ли строили круглые дома, скорее виной тому была рассказанная матерью в детстве история о башне, которая представлялась исключительно круглой, и аналогия прочно засела в мозге. Таразед не только этим напомнил Мире Вавилонскую башню — его обитатели, подобно жителям древнего города, пытались сравняться с Божеством, пусть и куда более земным. Таразед по сути объявил себя новой Тарн-Ведрой, не имея ни знаний, ни силы ведранцев, и, подобно земному предшественнику, был низвергнут. Впрочем, сейчас Тарн-Ведра вернулась — дикая, неприветливая, покинутая… Мира ненавидела Ницше всей душой, но цепочка ассоциаций невольно воскресила в памяти слова об умершем Боге.

Но самым явным свидетельством произошедшего были люди. На Земле уже много поколений рождалось и жило в плену. Это оставляло след в душах, но он был нечетким, размытым — земляне попросту не знали другой жизни, и научились находить радость в этой. Счастьем, и одновременной бедой Таразеда было то, что их напасть оказалась недолгой, оттого настолько четко сохранилась в памяти. На корабле это почти не чувствовалось — хоть немалая часть экипажа родом с Таразеда, это люди военные, их к подобному готовили. То же относилось и к тюремным охранникам. Перед спуском многие гвардейцы оделись в форму, и Мира только теперь поняла почему: при виде вооруженного человека прохожие невольно вздрагивали. Сейчас Мира как никогда радовалась, что ей, как бывшей заключенной, оружие не доверяли. За годы, проведенные на Земле, она видела многое, но такого повального страха в глазах — никогда. Почти никогда…

Мира спустилась на поверхность в надежде просто поговорить с кем-нибудь, но эти люди не были предрасположены к беседам, так что она просто ходила по улицам.

Несмотря на падение, Таразед не утратил своего величия. Многие статуи героев Старого Содружества, украшавших площади не один земной век, были разрушены, но от этого казались еще более величественными и древними. Видимо местные жители пришли к тому же выводу, и не стали убирать или реставрировать их, оставив немым напоминанием для потомков. За врем пути Мире встретилось только два пустующих постамента — должно быть, их обитателям уж очень не повезло. К ремонту всего остального Таразедцы подошли серьезно — дороги и площади были идеально ровными, многие здания сияли свежими красками, даже фонари, больше напоминавшие грибы, стояли вдоль дорог стройными рядами. Машер когда-то говорил, что на всех развитых планетах подобные фонари, они не мешают наблюдать звезды. Но особенно впечатлили Миру районы других. Коллеги-врачи рассказывали, что на Таразеде есть особые регионы, адаптированные для тех или иных нечеловеческих рас, но и для тех, кто предпочитал жить в общих городах, тоже создавали подходящие условия. Чего стоил только квартал танов! Нет, всеобщая тенденция к округлости здесь сохранилась, и даже достигла крайней точки — перед землянкой простерлась череда шаровидных ульев. Как те ухитряются стоять на месте, не рискуя превратиться в «перекати город», Мира даже представить не могла. А вот буйства неоновых красок, ассоциирующихся у Землян с периодом расцвета родной планеты, она так и не увидела. Жизнь здесь построена по-другому, и к этому придется привыкать…

«Нет, не придется, — одернула она себя, — завтра вернусь на корабль, а через два года — на Мланде. Здесь мне больше делать нечего».

Впрочем, зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня? Идея с душевным разговором с самого начала граничила с бредом. Мира уже повернула назад, благо после того, как Таразед стал столицей, гостей здесь прибавилось и недостатка в уличных указателях не было, но тут краем глаза заметила что-то знакомое. По другой стороне дороги шла женщина. Одежда ее выглядела при дневном свете куда менее вызывающей, и казалась не красной, а бежевой, да и длинные волосы несмотря на явный бронзовый отлив, были скорее золотистыми; только кожа даже сейчас будто сияла изнутри. Давешняя собеседница остановилась, приветливо помахала Мире, и пошла своей дорогой.

Землянка криво усмехнулась — ее угораздило притащить с собой галлюцинацию? Или все-таки не галлюцинацию? Галлюцинациям вряд ли будут уступать дорогу… Но вариант с голограммой тоже отпадает — вне корабля она появляться не может. Могли ли Мире ограничить доступ к личным делам, и с какой целью? Вопросы молниями пролетали в голове, но любопытство уже брало верх. Она намеревалась докопаться до источника этой загадки, поэтому, как только огибающая здание незнакомка скрылась из виду, направилась следом. В конце концов, если женщина нереальна, значит, это шутки подсознания, а к нему стоит прислушаться.

Одну из сильных сторон Таразедской архитектуры Мира оценила сразу — здесь было крайне сложно за кем-то следить. Отсутствие углов помогало не потерять объект слежения из виду, но и самому при этом спрятаться было негде, отчего приходилось держать приличную дистанцию. Какое-то время они двигались зигзагами, огибая одно здание за другом, когда в череде окружностей стали попадаться более привычные квадраты и прямоугольники. Здесь двигаться стало проще, и Мира почти уже догнала незнакомку — казалось, сейчас она завернет за угол и сможет ухватить ее за плечо…

За углом никого не было. Совершенно никого — маленькая площадь, на которой она очутилась, была пуста. Не было даже уже привычного памятника или постамента в центре, и, что самое скверное, не было дорожных указателей — последние минут двадцать Миру куда больше беспокоило как остаться незамеченной, чем запоминание маршрута. Зря она, пожалуй, не взяла у Харпера электронную карту. Да, Подсознание шутить умеет… Ворота по другую сторону площади она заметила только сейчас, и шутливое настроение тут же спало.

На Земле человек мог погибнуть в любой момент, достаточно было просто не приглянуться проходящему мимо ницшеанцу или, еще хуже, нарваться на вылазку магогов. Далеко не всегда родственники и друзья знали, где сгинули их близкие, и зародилась традиция — любое кладбище, даже находящаяся в самом глухом захолустье братская могила, считалось всеобщим. Человек просто шел на ближайшее и вспоминал всех, кого потеря, где бы это не случилось, были ли те похоронены или нет. Наверно странно переносить земные устои на другую планету, но в прошлый визит Мире не дали возможности попрощаться.

Заметно было, что кладбище недавно выросло — склепы стали выше, и свежий камень еще не успел обветшать. Здесь почти не было обычных могил, большая часть миров отказалась от такого способа погребения, даже Земля, хоть вместо печей там для кремации чаще использовали обычный костер. Мира шла мимо склепов совершенно по-земному, не читая надгробий и лишь краешком сознания отмечая, что многие из них написаны на разных языках, думая совсем не о тех, кто покоился здесь — она вспоминала экипаж «Лаберона» — всех, даже неуемного Донека, даже Приамоса, и постепенно мысли уносили ее все дальше, к земному сопротивлению, к девушкам, что были с ней в ницшеанском лагере, к родителям… О большинстве из них она ничего не знала, родительский дом после освобождения нашла разрушенным, но разве жизнь на Земле располагает к сомнительным надеждам? Даже запросы, что она отправляла на Мланде, приносили только разочарование.

Она была так погружена в собственные мысли, что скорее почувствовала, чем увидела, что больше не одна. В паре десятков метров впереди спиной к ней стоял человек, единственный, встреченный здесь. Для планеты, недавно пережившей столько смертей, подобная запустение было странным, и Мира невольно почувствовала странную близость, на мгновение ей даже показалось, что с человеком этим они наверняка знакомы; но стоило взгляду спуститься ниже, как она интуитивно отшатнулась. Руки стоящий сцепил в замок перед собой, но даже так можно было разглядеть ницшеанские шипы. Мира оглянулась на ближайший склеп. Язык на нем был всеобщим, и причудливые имена легендарных земных героев говорили сами за себя — она забрела в ту часть кладбища, что не слишком способствует памяти ницшеанских жертв.

Мира осторожно попятилась, надеясь уйти незамеченной, но судьба сегодня явно была не на ее стороне — переговорное устройство, которое все члены экипажа судов Содружества обязанны были денно и нощно носить при себе, вдруг ожила. Землянка вздрогнула, судорожно ощупывая карман и чувствуя себя преступником, застигнутым на месте преступления. Ницшеанец обернулся молниеносно, и в тот же момент прозвучал второй сигнал.

Телемах Раде окинул Миру удивленным взглядом, однако вызов посчитал важнее. Он терпеливо выслушал сообщение корабельного компьютера, бросил короткое «Принято», и только после этого вновь поднял глаза на Миру.

— Странное место для встречи.

— Да, — не смогла не согласиться она. С одной стороны то, что столкнулась она именно с Раде, было редкой удачей — окажись на его месте другой ницшеанец, кто знает, какая шлея могла попасть ему под хвост. Раде по крайней мере офицер, и поведение его в отношении сослуживцев определяется уставом. С другой же, вся эта ситуация была бесконечно… Пугающей? Странной? Нелепой?

— Старший состав вызывают в зал собрания, — прервал ницшеанец затянувшееся молчание. — Полагаю, тебя тоже? — он кивком указал на зажатое в руках землянки переговорное устройство, и Мира только сейчас сообразила, что так и не нажала на ответ. Ситуация с каждой минутой становилась все абсурднее. Она поспешно выслушала уже известный приказ и кивнула ницшеанцу. При этом она невольно попыталась заглянуть ему за спину — ницшеанец и скорбь плохо сочетались в ее сознании. Раде уловил этот жест и, к удивлению Миры, сам ответил на незаданный вопрос:

— Моя семья. Жена и дети. Идем, не стоит заставлять командование ждать.

Раде прошел мимо землянки, но почти сразу остановился, дожидаясь ее. Чем бы ни был вызван этот жест — старомодной галантностью, служебным товариществом или простым нежеланием подставлять преступнице незащищенную спину, он, в купе с широкими кладбищенскими дорожками, вынуждал Миру идти рядом с ницшеанец. Это было почти дико. Да, она иногда провожала Приамоса, но и к этому пришлось долго привыкать, теперь же… Мира попыталась отвлечься, думать о чем-нибудь другом, но мысли не желали выходить за границы последней пары минут. Жена и дети… Интересно, по чему скорбел Раде — по детям или по прерванному роду? Да и прерван ли он? Ницшеанцы редко ограничиваются одной женой, и чем большего мужчина добился в жизни, тем больше у него женщин. Доил рассказывала, что до возрождения содружества Раде был на Таразеде командующим флота — выше прыгнуть почти невозможно. Да и физическими данными Телемаха, в отличии от того же Зелоса, природа не обделила. Не может быть, чтобы только одна ницшеанка пожелала от него детей. Тогда откуда такая обреченность в голосе?

— А почему?.. — Мира замолкла, осознав, что ницшеанцу сама постановка вопроса может показаться оскорбительной.

Раде оглянулся, ожидая продолжения вопроса. К черту, за расположением сверхлюдей она никогда не гналась!

— Ты сказал «жена», в единственном числе. У ницшеанцев ведь не принято…

Раде не стал дослушивать сбивчивые объяснения землянки.

— На Таразеде множеству народов и рас пришлось искать пути сосуществования, и мы многое переняли друг от друга — устои, традиции, мировоззрение. — ницшеанец улыбнулся.

Снисходительность, проскользнувшая в этой улыбке, разом сдула с Миры недавнее замешательство. Они вышли на площадь, и теперь Мира шла немного в стороне, четко контролируя расстояние между ними — достаточное, что бы избежать прямого захвата, но и не чрезмерное, чтобы не казаться бегущей. Пусть и связанный уставом Звездной Гвардии, но попутчик ее продолжал оставаться ницшеанцем.

Раде еще несколько раз поглядывал на землянку, видимо, ожидая продолжения разговора, но, не дождавшись, тоже ушел в собственные мысли — очевидно, те самые, от которых его отвлек вызов «Андромеды».

Остаток пути они проделали в молчании.

А ведь странно, Миру никогда не вызывали на совещания…

* * *

Дилан ерзал в кресле и никак не маг найти наименее неудобное положение.

Его вполне устраивало, что «Андромеду» сразу отправляют на новую миссию. Хотя команда наверняка будет недовольна, сам он почти мечтал о задании — у мирной жизни оказался один существенный недостаток: все были уверены, что раз капитану Ханту, легенде Содружества, больше нет нужды гонять распоясавшихся магогов и ницшеанцев, он обязан заняться именно их делом. Делегация с Кендайру — маленькой недавно присоединившейся планеты — полагала, что нет лучшей кандидатуры для речи на их празднике урожая; персеиды желали видеть капитана на каждой научной конференции (а созывать их уроженцы Синтии любили); а члены маленькой религиозной секты на Тинбуди-А были убеждены, что никто, совершенно никто, кроме Дилана Ханта, не найдет их пропавшую священную статуэтку. Сами по себе, подобные занятия давно стали для Дилана будничными, но не в таких же количествах! Чтобы везде успеть, «Андромеда» должна скакать через гиперпереходы как ужаленная блоха, да и польза от такого беглого участия очень сомнительная. Так что новое задание он принял с радостью. Пока не ознакомился с деталями.

Дилан верил в людей, и, в большинстве своем, те его не подводили. Несколько месяцев назад он сам вступился за судового врача «Лаберона», взял за нее ответственность, и на уровне интуиции был совершенно уверен в своем решении. До этого дня.

Озвученные триумвиром Лораном подозрения сами по себе не были слишком убедительны, но мисс Горват долго не желала отвечать на вызов, а когда наконец ответила, голос ее звучал нервно. Если обвинения имеют под собой почву, вполне логично, что землянка запаникует и доже попытается бежать. «Нет, — одернул себя Дилан, — слишком много пока неизвестных, в конце концов она же ответила. Из-за того ли, что невиновна, или решила, что скрыться на Таразеде почти невозможно? Хотя, почему невозможно? Для человека, родившегося в мире, где три столетия шла партизанская война и от умения прятаться зависело выживание?» Вопросы, слишком много вопросов.

Его доверенный круг, который с очень большими оговорками можно было назвать старшими офицерами, собрался почти весь, не было только Раде и виновницы внепланового совещания. Бека, Харпер, и даже Доил изнывали от любопытства и то и дело поглядывали на капитана и триумвира, но, очевидно, решили дождаться ницшеанца.

Телемах Раде появился через несколько минут, и, ко всеобщему удивлению, не один. Маниакальное избегание Мирой ницшеанцев стало на корабле притчей во языцах, так что смотрелась их компания чудно.

Мира кивнула собравшихся, отдельно поприветствовав капитана:

— Сэр… — взгляд ее переметнулся на триумвира, и в нем появилась затравленность. Что это — осознание вины или игры памяти? Лоран присутствовал на суде над выжившими с «Лаберона».

Стоявшие у двери копейщики, повинуясь знаку триумвира, отделились от стены и встали по обе стороны от Миры. Та оглянулась на новоявленный конвой и недоуменно посмотрела на Дилана. Впрочем, удивилась не только она.

— Эй, бос, что они творят? Эта член нашего экипажа, вообще-то!

— Успокойтесь, мистер Харпер, это временная мера, и я надеюсь, мы в скором времени убедимся, что в ней нет необходимости, — подчеркнуто-официальный тон капитана несколько охладил пыл техника, и Харпер плюхнулся в кресло, все еще недовольно косясь на гвардейцев.

Дилан понимал его — для Шеймуса Мира Горват была отголоском утерянного дома, и если подозрения подтвердятся, для него это будет сильным ударом.

— Мисс Горват, мы хотим задать вам несколько вопросов, — слова триумвира сделали всех окружающих соучастниками допроса, отчего Харпер обиженно засопел, а Бека изобразила непомерное удивление. К счастью, у обоих хватило ума воздержаться от комментариев.

— Вам ведь дали свободный доступ к связи, не так ли? — продолжал Лоран.

— Да.

— И вы несколько раз связывались с колонией Тигара?

— Да, я пыталась связаться с Джеймсом, но он не отвечал мне.

— Вы ведь отправляли сообщения не только ему?

— Еще другу капитана… Капита Машера, я имею в виду. Я подумала, что хоть он согласиться со мной говорить. Предвосхищая ваш следующий вопрос — да, он мне отвечал. Что-то из этого было запрещено?

Триумвир проигнорировал вопрос, сменив, к тому же, все направление разговора

— Вы ни разу не воспользовались курьерами корабля, отправляя все сообщения через внешнюю связь в планетарные и станционные службы. Почему?

— Я не настолько важная персона, что бы военные пилоты тратили время на мои прихоти.

— Или вы боялись, что за вами может быть строгий надзор, и курьеры корабля подвергнут ваши сообщения анализу и обнаружат зашифрованные послания?

— Простите?..

— Кроме того вы отправили семь сообщений на Мланде — три до сообщения на Тигару, и еще по два до и после получения ответа от Драйка. Шесть из них так же через сторонние службы.

— Это были официальные запросы, и ответы на них приходили с официальным курьером, на «Андромеде» могут это подтвердить. На Мланде осело немало беженцев с Земли, и я надеялась найти там кого-то из знакомых.

— Подтверждаю, — не дожидаясь вопроса вставила Ромми, — письма на имя мисс Горват приходили из правительственных учреждений Мланде.

Триумвир кивнул, давая понять, что принимает это к сведению.

— Один вопрос — откуда нам знать, что люди из тех запросов существовали на самом деле?

— Я не понимаю…

— Откуда нам знать, что это не были зашифрованные послания?

— Что?..

— Зачем понадобилось целых семь сообщений? Не легче было бы отправить все запросы вместе?

— Сэ… Триумвир, вы когда-нибудь пытались за один раз вспомнить всех, с кем общались в течение пятнадцати лет?

Вопрос этот был задан без тени иронии, но Дилан все равно усмехнулся. Краем глаза он взглянул на аватару, которая с начала разговора фиксировала физические показатели мисс Горват. Ромми кивнула, давая понять, что никаких отклонений не обнаружено. Капитан Хант и сам склонялся к тому же выводу — Мира держалась с напряженным спокойствием, как укротитель в клетке хищника — она была готова к нападению, но и в своих силах не сомневалась. На Таразеде землянке не приходилось рассчитывать на защиту извне, а значит уверенность ее исходила изнутри. Виновный человек мог вести себя так, только если бесспорно уверен в идеях, толкнувших его на подобные поступки, но Мира Горват не страдала фанатичностью, в этом Дилан убедился еще при первой встрече.

Мира не спускала глаз с вышагивающего по комнате триумвира, и наконец решила спросить:

— Я не понимаю, чем вызван этот допрос?

Лоран, кажется, собирался ответить довольно резко, но на помощь землянке неожиданно пришла Бека:

— И мы, кстати, тоже. Наверное, официальный военный пилот с информацией о том, что здесь происходит, до нас не долетел.

Харпер хмыкнул, давая понять, что оценил шутку, а вот Лорана подобное нападение с тыла застало врасплох. Он с самого начала избрал стратегию намеков, надеясь, что подозреваемая сама допустит ошибку и сболтнет лишнее. Сейчас Дилан был уверен, что этого не произойдет, но Лорану смена тактики давалась с трудом, и капитан не собирался облегчать ему задачу. В конце концов, триумвир сам решил выставить себя дураком.

— Несколько дней назад на колонию Тигара было совершено нападение, — начал, наконец, Лоран. Мира среагировала на эти слова моментально — показное спокойствие сменилось волнением, и теперь она с жадностью ловила каждое слово триумвира. — Преступники, судя по всему, точно знали цель, и смогли нарушить связь между городами-колониями, оставив место своего нападения изолированным. Более того, они вывили из строя орбитальную систему защиты. На поверхности они не щадили никого — ни охранников, ни заключенных. Свидетелей осталось крайне мало, но от тех, кто уцелел, нам удалось узнать интересную вещь. — Лоран посмотрел прямо на Миру. — Мы знаем, за кем они прилетали — за вашими бывшими сообщниками.

Мира продолжала смотреть перед собой, но триумвира явно уже не видела. До нее медленно доходил смысл сказанных только что слов.

— Хотите сказать, кто-то похитил Джеймса?

— Нет, хочу сказать, что кто-то организовал для него побег. И кто-то другой этого кого-то информировал. Преступники точно знали место содержания Джеймса Викора и были отлично подготовлены.

— Разве место содержания заключенных — секретная информация? Ее мог узнать кто угодно.

— Нет, не секретная, но и во всеуслышание об этом не объявляют. Люди, имеющие доступ к подобным данным, испытаны временем и ни разу не давали повода усомниться в себе.

— Зато поводов сомневаться во мне хватает, — с горькой иронией закончила за него Мира. — Я не знаю, кто мог устроить побег Джеймсу. После согласия на службу на корабле Содружества я стала для него предательницей и вышла из числа доверенных лиц.

— Лион Драйк тоже пропал, — безапелляционно заявил Лоран, — как и еще один заключенный, с которым Викор успел поладить.

— О Драйке я знаю очень мало, мы ведь впервые встретились только на Фирусе… — землянка почти выдавила из себя последние слова.

— И, тем не менее, вы ему писали?

— Я ведь уже говорила, Джеймс не отвечал мне, и я надеялась, что хотя бы от Драйка смогу хоть что-то узнать о нем.

— Почему вы не обратились к руководству колонии?

Мира коротко выдохнула — подобные мысли в ее не желающем лишний раз завязываться с военными сознании отсутствовала, как вид, но разве объяснишь это привыкшему к жизни по четким правилам триумвиру? Зато это понимал Дилан Хант, команда которого последние шесть лет отучала его от всевозможных правил.

— Думаю, этого достаточно. — Дилан поднялся. Этот балаган давно пора было заканчивать.

— Капитан?.. — удивился триумвир.

— Не знаю, как вас, но меня слова мисс Горват вполне убедили. Не думаю, что она причастна к нападению на колонию. В конце концов, она знала город, что, как уже правильно заметили, не является секретной информацией; в то же время об орбитальной защитной системе колонии она уж никак не могла сообщить. Вы ищете не в том направлении, Три-Лоран.

— База данных «Андромеды»…

— За последние полгода в базу данных не было запросов о системах орбитальной защиты тюремных колоний, — тут же вставила Ромми. — Как и каких-либо системах орбитальной защиты вообще.

— Все же, я полагаю, что мисс Горват лучше поместить под стражу, — голос Лорана звучал уже не так уверенно, но сразу отказываться от своих убеждений он не собирался.

— Вы поручили мне и «Андромеде» расследовать это нападение. Единственное, что нам пока известно — нападение совершено с целью организовать побег бывшим членам экипажа корабля «Лаберон». В данной ситуации мисс Горват становится ценным свидетелем, и любая подмеченная ею мелочь может стать решающей в расследовании. Так что я вынужден настаивать, что бы мисс Горват осталась на борту.

— Вы ведь понимаете, что берете на себя ответственность за потенциального преступника?

— Я уже взял ответственность за вполне реального преступника, и не вижу смысла останавливаться на полпути.

Лорану потребовались огромные усилия, что бы не махнуть рукой.

— Ладно, но не говорите, что я вас не предупреждал. Мои люди отвезут ее на «Андромеду».

— Думаю, аватары справятся с этим не хуже.

Ромми и Дойл восприняли эти слова, как приказ, и оттеснили копейщиков Лорана.

Триумвир сухо попрощался с капитаном и экипажем, и вышел сразу за землянкой. Он не был ницшеанцем, но любому власть имущему тяжело дается признание собственной неправоты, особенно перед лицом подчиненных.

— Я так понимаю, отпуск заканчивается, — констатировала Бека, поднимаясь со своего места. — И кстати, Дилан, в следующий раз, когда задумаешь публичную порку, поставь нас в известность.

— Непременно, — пообещал капитан.

— Да уж… И хотелось бы заранее знать, в какой роли мы на ней будем присутствовать, — обиженно буркнул Харпер и выскользнул вслед за начальницей.

В комнате остался только Раде.

— Он ведь может быть и прав, — заметил он.

— Брось, ты и впрямь думаешь, что она организовала побег? Ей ничего не мешало сбежать — сейчас на Таразеде достаточно мест, чтобы спрятаться. Она могла не являться на допрос.

— Нет, не могла — возразил ницшеанец, — мы столкнулись практически в момент вызова. Хотя, казалось, ее куда больше беспокоит наша встреча, чем требование явиться на совещание. Что до побега… Те, кто это сделал, не имели никакого отношения к ее бывшему кораблю — будь у них такое же оборудование и возможности, что и у напавших на колонию, вся эта история на Фирусе‑4 закончилась бы совсем по-другому. Тем не менее, отвергать саму идею, что Горват может быть причастна к побегу — глупо. Я знаю, ты склонен верить людям, но если ошибаешься в них, то по-крупному. Последователи Тира Анасази до сих пор всплывают во многих ницшеанских мирах и будоражат местное население.

Дилан кивнул. Невысказанное имя еще одного предателя зависло между ними, как призрак. И тот, и другой боялись лишний раз его произносить, будто предательство могло бросить тень на самого Телемаха, пусть тот и положил последние годы, доказывая, что похож на далекого предка только лицом, и ни чем больше.

— Да, — согласился Дилан, — некоторые ошибки стоят слишком дорого. Я хочу, что бы она находилась под постоянным присмотром. На корабле этим займется Андромеда, но при высотках контроль за ней на тебе и твоих людях.

Раде кивнул и вышел вслед за другими членами экипажа.

Дилан потер виски, собираясь с мыслями. Раде, безусловно, прав, но сейчас капитана куда больше волновал не информатор, если такой вообще был, а то, кем были сами нападавшие. Они вывели из строя оборудование, перебили львиную долю жителей городка, населенного отчаянными головорезами, не говоря уже о вооруженной охране. Кто это был — новая сила или кто-то из старых врагов? Корабль-одиночка или часть огромной армады? Дилан не знал, но интуиция упрямо твердила, что испытания, выпавшие на долю Нового Содружества еще не закончились, а нападение на колонию — ключик, который может приоткрыть природу очередной опасности.

Планета-тюрьма встретила Андромеду хмуро — над пострадавшей колонией гуляли туча, и люди, ее населявшие, были им под стать. Город, в который они попали, невольно напомнил планету после налета Магогов, с той лишь разницей, что здесь не было зараженных, только убитые и раненые. Последних же насчитывалось столько, что, несмотря на поддержку других городов-колоний, администрация пострадавшего города с распростертыми объятиями приняла медицинский состав Андромеды, подключившийся к оказанию помощи.

Основная масса служащих была прикомандирована сюда уже после нападения — из изначальной охраны его не пережил почти никто. Численность заключенных тоже здорово поредела, но капитан Хант решил сосредоточиться именно на них — так шансы узнать хоть что-то были значительно выше.

Толку от этого тоже оказалось немного — выжили по большей части те, кому хватило ума не лезть в общую потасовку и отсидеться в укромном месте. Естественно, они ничего не знали.

Следующим пунктом в списке опроса свидетелей числился медицинский корпус.

— Кто-то из них готов давать показания? — спросил капитан Хант, разглядывая до отказа заполненную раненными палату.

— Чисто физически большинство из пострадавших уже идет на поправку и говорить может, но эмоциональна травма… — начал объяснять доктор Петерсон, новый главный врач Андромеды.

— Это лагерь для убийц, — заметил капитан, опередив явившегося вместе с ним Раде, собиравшегося сказать практически то же самое, но в чуть более грубой форме. — Думаю, вы переоцениваете роль психологической травмы в их жизни.

— Вы не поняли — мы пытались говорить с некоторыми из них. Они утверждают, что ничего не помнят.

Ницшеанец и капитан переглянулись.

— С чего вы взяли, что они говорят правду? — прямо спросил Телемах.

— Мы не можем этого утверждать, но они все говорят одно и то же.

Раде вздохнул. Объяснять врачам специфику отношений в тюрьме было бессмысленно — слишком разная психология. Сам он ни на мгновение не сомневался, что все всё прекрасно помнили, и игра в молчанку вызвана страхом перед неизвестным (или известным?) противником, а может нежеланием случайно выдать свои или чужие проступки в начавшемся во время нападения буйстве анархии, которые могли аукнуться головорезам в будущем. Наверняка, все они очень обрадовались когда нападавшие начали перебивать охрану, и выступали никак не на стороне законных властей. Что их нисколько не спасло.

— Дай мне поговорить с ними полчасика, — шепнул он Дилану, с любопытством изучавшему заключенных и персонал. — Я найду тебе слабое звено.

— Не стоит, эти люди и так получили хорошую встряску. К тому же у нас есть вариант попроще, — Дилан едва заметным движение головы указал на мисс Горват.

Раде распорядился, чтобы землянку сопровождали несколько копейщиков. Сегодня смена выпала на парочку новобранцев, и те очень старались, так что исполняли свой долг со всем возможным рвением. Сейчас они стояли по обе стороны палаты, готовые к любой неожиданности. Вполне разумное поведение, если учесть, кем были местные пациенты, только вот копейщики сосредоточили свое неусыпное внимание исключительно на земном докторе, ведь именно за ней велено было наблюдать. Любой заключенный мог без усилий вспороть брюхо горе-стражам, пока те неусыпно следят за Мирой. Телемах мысленно пообещал себе провести с новобранцами серьезную беседу, но отметил и кое-что другое.

Непрофессионализм гвардейцев играл им на руку — они невольно давали заключенным понять, что считают мисс Гранд более опасной, чем всех остальных в этой комнате, и, тем самым делали ее крайне интересной для пациентов особой.

— Эти ребята балбесы, но они здесь не просто так, — напомнил капитану Раде. — Мы не знаем, на нашей ли она стороне, и не можем доверять ей.

— Возможно, — согласился Дилан, — но остальным в этой комнате мы можем доверять еще меньше. И я не собираюсь верить ей на слово. Мы будем прослушивать разговор, так что сможем и получить данные, и проверить ее лояльность.

Телемах непонимающе уставился на капитана.

— Она будет знать, что мы ее слышим. Она может быть заинтересована в истине, или, напротив, постарается все запутать. Так или иначе, этот разговор многое нам даст.

* * *

Из космоса планета Тигара выглядела настоящим тропическим раем — почти вертикальная ось вращения обеспечивала ее экваториальным широтам нескончаемое лето, чуть дальше — вполне комфортную среднюю температуру, и, наконец, вечный мороз на полюсах. Для каждого вида можно было подобрать самые комфортные условия, и в каждой широте располагался полный спектр городов-тюрем для всех видов существ, и всех категорий преступлений. Здесь можно было бы организовать неплохой курорт, и Мира не переставала удивляться, что столь благодатный край используется без коммерческой выгоды. Ницшеанцы всегда старались устроить преступникам настоящий ад, чтобы те запомнили его надолго и никогда не повторяли ошибок, или, на худой конец, эксплуатировать их с максимальной выгодой.

Впрочем, если ты никогда не преступал законов Драго-Казов, это еще не значило, что твои шансы оказаться в аду или работном доме хоть немногим меньше…

Отправить Миру на поверхность планеты-тюрьмы решились не сразу, де-факто она все еще была под подозрением. Однако компромисс в виде нескольких молодых офицеров, следовавших за ней по пятам, удовлетворил почти всех. Разве что ницшеанец проворчал что-то о самонадеянности капитана и велел своим ребятам глаз с нее не спускать. Чем они последние несколько часов и занимались.

Она быстро поняла, что знаний о видовом разнообразии команды здесь будет недостаточно, но делала все, что могла. К счастью, лечение ожогов у разных разновидностей человека мало отличалось, а инопланетных рас здесь практически не было — их располагали в более комфортных городах-колониях.

А вот появление капитана Ханта поначалу не на шутку встревожило. Правда, тут же стало ясно, что его интересует вовсе не землянка, а возможность допросить пациентов, так что Мира со спокойным сердцем вернулась к работе. Как оказалось, зря — в коридоре ее поджидала команда из ницшеанца, капитана и аватары корабля. При взгляде на последнюю, Мира невольно поежилась, вспоминая вездесущую голограмму.

— Что-то случилось? Известно что-то о Джеймсе? — спросила она, как только дверь тесного, явно не рассчитанного на четырех человек кабинета, выбранного для маленького ни то совещания, ни то допроса, закрылась.

— Нет, о вашем друге и его подельниках по-прежнему ничего нового, однако вы можете помочь немного прояснить ситуацию.

Мира взглянула на капитана с удивлением.

— Вы оказались на планете в той же роли, и с вами заключенные могут оказаться откровеннее, — сочла нужным пояснить аватара.

Землянка прикусила губу. Она уже почти смирилась с тем, что прожить эти два года как можно незаметнее не удастся — обвинение, брошенное триумвиром, делало последнее невозможным, — но проявлять особую активность и лезть в дела команды в ее планы точно не входило. Впрочем, в этот раз дело касалось Джеймса, а значит интересовало ее не меньше официального правительства Содружества. Пару секунд Мира взвешивала все за и против, и пришла к выводу, что одно вмешательство в политику не сильно скажется на долгоидущих планах.

— Хотите, чтобы я с ними поговорила? — уточнила она.

— Именно. Постарайтесь выяснить все что они помнят о произошедшем. И о Джеймсе Викоре и его друзьях тоже.

После очередного кивка аватара быстрым движением установила в волосах землянки миниатюрный микрофон.

— Мы будем слышать весь разговор, — заявил Раде тоном, в котором отчетливо слышалось «только без глупостей».

Мира криво усмехнулась. Опыт добычи информации у нее начисто отсутствовал, а тут еще и гарантированная возможность опозориться перед старшими офицерами. Смеяться над неуклюжим допросом будут долго…

— Так что мне спрашивать? — спросила она, в надежде хоть немного сориентироваться в своей новой роли.

— Это публика ближе к вашей среде обитания, так что вам виднее, — отозвался ницшеанец. От некоего подобия приятия, промелькнувшего на кладбище, не осталось и следа. Кажется, Раде уже обвинил ее в сговоре с загадочными преступниками и не видел смысла в тактичности.

Впрочем, самой Мире подобное отношение со стороны ницшеанцев казалось куда привычнее и правильнее. Клуджы ненавидят ницшеанцев, ницшеанцы презирают клуджей. Эта мысль подействовала отрезвляюще. Какое ей дело до того, что подумают о ней офицеры «Андромеды», да и вообще кто-либо? Нужно просто пережить эти два года и узнать хоть что-то о Джеймсе. Хотя бы жив ли он. Это куда важнее имиджа во временном пристанище.

В палате она вновь приступила к обработке ран и проверке регенерации у раненых. Нескольких пришлось отправить на протезирование. К счастью, для этих процедур в экипаже и самой колонии были специалисты. Мире приходилось устанавливать биомеханические протезы — на Земле потерять конечность было делом не хитрым, — но делать это она никогда не любила и не очень-то умела.

Должно быть, капитан и ницшеанец в соседней комнате уже в бешенстве, что она до сих пор не пыталась с кем-то заговорить, но она действительно не видела повода начать разговор. По крайней мере такого, который не показался бы подозрительным.

Через полчаса Мира заметила на себе пристальный взгляд одного из пациентов. В целом ничего особенного в этом не было, только внимание это проявилось аккурат после того, как один из сопровождавших ее молодых охранников обратился к ней по имени. В этой тюрьме было два человека, знавших ее имя, и судьба обоих оставалась неизвестной. Такой шанс она не смогла бы упустить даже без всяких приказов.

У любопытствующего было повреждение плеча, так что Мире пришлось сидеть к нему почти вплотную, что делало возможным говорить достаточно тихо и задать, наконец, мучивший ее вопрос:

— Вы знаете Джеймса Викора?

Пациент неопределенно пожал плечами, что могло означать все что угодно, но явно ничего не отрицал, так что Мира решила считать это знаком согласия.

— Слышали что-нибудь о нем или о Дионе Драйке?

— Ошивался одно время с нами, — подал наконец голос пациент. — Но у Джеймса прямо-таки несовместимая с жизнью склонность лезть не в свое дело. Мы решили, что чем дальше от него, тем спокойнее.

Забавная позиция для убийцы, а ведь если верить базе данных «Андромеды» здесь содержали только их. Хотя, если вспомнить Драйка…

— Знаете, где они сейчас?

— Где-то там, — пациент поднял указательный палец вверх.

— Кто их забрал? — спросила она, но тут же вспомнила, что играет опасную преступницу, и добавила. — Мне они не сообщали о своих планах.

— Сомневаюсь, что они сами о них знали, — хихикнул собеседник. — Викора знатно поджарили. По сравнению с ним у меня так, пустяки по касательной.

— Их увезли силой? — внутри у Миры что-то оборвалось.

— Не сказал бы, — выводы пациента казались до жути странными и непоследовательными. — Идти с ними он согласился вполне охотно. Но перед этим его поджарили. А потом явился этот толстый тип и сказал своим ребятам, что прожарка уже достаточная, больше и не надо, — он мерзко захихикал. Мире было противно даже просто сидеть рядом с этим человеком. Но она была врачом, а, следовательно, обязана предоставить нуждающимся помощь. И еще ей нужно было раздобыть хоть какую-то информацию для Ханта. Сама она уже многое поняла. Джеймс был знаком с Лукасом Оги, но мог ли он связаться с ним отсюда?

— Что еще за толстый тип? — она сделала вид, что не понимает о чем речь.

— Да какой-то жирдяй. Расхаживал тут как у себя дома. Все его ребятки в броне какой-то были, да такой, что любой лазер отражала, а на этого, похоже, размерчика не нашлось. Хотел его подстрелить, да ребятки его раньше подоспели. Кабы их Викор не убрал из их же оружия, хана бы мне.

Так он еще и жизнью Джеймсу обязан? В таком свете подобное отношение совсем уж не укладывалось в голове.

— А Драйк?

— А что Драйк? Свалил, наверно, с дружком за компанию. Они по-началу не особо то и ладили, но потом ничего, терпели. Сдается мне этот Драйк того, по мальчикам. Викар с нами в бордель ходил, а этот хмырь — ни разу, а на Викора то и дело поглядывал.

Это замечание Мира предпочла не комментировать. О личной жизни друга капитана Машера она ничего не знал, зато могла бы назвать с дюжину причин, по которым Драйк мог приглядывать за Джеймсом, только вот сомневалась, что ее нынешний пациент с весьма ограниченным образом мыслей эти причины поймет.

Прямо спрашивать как выглядели нападавшие она не рискнула — вопрос мог звучать слишком по допросному, а подобного Мира пыталась избегать, так что продолжила играть хитрую заговорщицу шепотом спросила:

— Они были из человеческой армии освобождения?

Пожалуй, недостаточно тихо — приставленные ницшеанцем ребята, которых тот то ли забыл, то ли умышленно не предупредил о готовящемся представлении, сообразили наконец, что что-то происходит, и подались вперед.

Пациента конспирация не заботила — он заливисто засмеялся в ответ. Охранники недоуменно переглянулись.

— Ой, насмешила, — все никак не мог успокоиться собеседник. — Да откуда у этих мающихся по подвалам отбросов такие игрушки? Я таких и у ницшеанцев-то не видел, да и Содружество с нашей защитой не особо то и справлялось, — при этих словах он выразительно взглянул на охранников и те невольно отпрянули.

— Это какие?

— Ты что, не слушала? Браня у них была такая, что все оружие отражала, кроме их собственного. Белая такая. Да и сюда же они как-то пробрались, а это не так просто. Наши ребята пытались бежать, знают.

Больше ничего дельного из пациента вытянуть не удалось, и того потянуло на более насущные темы. Например, где милая докторша намерена сегодня ночевать? Мира постаралась побыстрее закончить осмотр и перейти к следующему.

Увы, больше ничего дельного узнать не удалось — все либо пряталось в укромных местах и пострадали скорее от собственной неосторожности, либо продолжали хранить молчание, либо повторяли слова знакомого Джеймса про удивительную броню. Самого Викора знали не все, а общались и вовсе полторы калеки. Под вечер в конец вымотанная Мира под непонимающии взглядами молодых копейщиков вручила микрофон капитану. К ее удивлению, и он, и Раде были все еще здесь, хотя логичнее было бы оставить на наблюдении одну аватару.

— Не думаю, что это много вам дало, — заметила она.

— Напротив, мисс Горват, это дало нам очень и очень много. Ромми, есть данные по активности Дженайтов за последнее время?

— Ничего похожего на них базах не значится, — отчеканила в ответ андроид.

— Что ж, есть смысл поискать в базах Храмовников. Вряд ли после гибели Патриарха они будут рады нас видеть, но о Дженайтах они должны знать куда больше нас. В конце концов, когда-то они были единой организацией.

— По мне, так первые ничем не лучше вторых, — скривился Раде.

— Полностью согласен, — поддержал его капитан. — Но сейчас они нам нужны, так что придется наведаться на их бывшую базу. И вообще разузнать из всех источников, не объявлялись ли где-нибудь Лорды.

— Дилан, почему ты так уверен что нападение устроили именно Дженайты? — подала голос аватара. — Я проверила списки заключенных. Викор был единственным чистокровным человеком здесь, если не считать за такового Драйка, хотя в его случае имеет место естественная мутация. Но если они подстрелили Викора, то вряд ли летели за ним.

— Может быть. А может его просто не признали. Или здесь было еще что-то или кто-то, о ком мы не знаем. Но это были дженаиты, я уверен. Броня, которую описывали заключенные, очень похожа на усовершенствованную версию той, которую мы уже видели у Лордов. Да и вообще подобная резня очень в их стиле.

Наши люди закончили проверку внешней территории?

— Сейчас выясню, — отозвался Раде, кивнув на расположившийся неподалеку от больничного корпуса временный лагерь копейщиков. Особого смысла в его установке не было, сейчас в колонии было полно пустующих зданий, но военная дисциплина требовала организовать хорошо защищенную базу, а здания, которые заключенные успели изучить лучше охраны, на эту роль мало подходили.

— Сообщи на корабль, чтобы были готовы вылетать в течение нескольких часов. Мы оставим на планете часть копейщиков и медперсонала, но время не терпит. Я поговорю с управляющим, — распорядился Дилан как только ницшеанец вышел, и, кажется, только сейчас вспомнил о существовании Миры. — Отличная работа, мисс Горват.

Он отечески похлопал ее по плечу и вышел из комнаты, оставив Миру и ее охранников в состоянии полной прострации. Этих ребят она сейчас прекрасно понимала — они уже мысленно представляли, как отчитываются перед начальством и получают награду за неусыпную бдительность, а тут выясняется, что их так жестоко подставили. Сама она совершенно не представляла что делать — возвращают ее на корабль или оставляют здесь для помощи пострадавшим? Мира не без удивления для себя отметила, что предпочла бы первый вариант — так хотя бы не придется беспокоиться о пациентах, жаждущих узнать где она ночует.

Будто отвечая на ее мысли, в дверном проеме вновь выросла фигура капитана Ханта.

— Да, мисс Горват, вы возвращаетесь с нами на «Андромеду». Если в деле замешаны Дженайты, вы еще можете понадобится. Я распоряжусь выслать вам замену.

Что ж, так-то лучше. Правда, она так и не сказала капитану про Оги, но раз уж он сам догадался про Дженайтов, то подобное признание не имело особого смысла. А подставлять Викора еще больше, рассказывая о его давнем знакомстве с лидером этой небезызвестной организации вовсе не хотелось.

* * *

Синти выглядела немногим лучше Таразеда, хотя основной удар по ней пришелся почти на год раньше, во время предательства Сборщиков во главе с Пару. Должно быть, они видели в персеидах с их Университетом Всех Систем соперников, так что в тот раз сконцентрировались именно на Синти, а не на столице Содружества.

Планета медленно, но верно восстанавливалась, в немалой степени благодаря человеку, заменившему Пару на посту главы безопасности. В свое время Ман-Ка-Луп так и не стал Триумвиром, и Дилан долго не мог понять — почему? Кандидата достойнее придумать было сложно. Только много позже стало ясно, что виной всему были все те же Сборщики. Однако когда власть Пиша Трояна и его коллег сошла на нет, маршал не стал повторно выдвигать свою кандидатуру в Триумвират; вместо этого он с готовностью согласился занять свое нынешнее место.

— Ты много успел сделать, — заметил Дилан, разглядывая последнюю созданную спутниками карту планеты.

— Не так много, как хотелось бы, — Ман-Ка-Луп выглядел постаревшим и усталым, но искорка в глазах никуда не делась. — Куда уж мне до тебя.

— Ну-ну, не прибедняйся. Ты — одна из причин, по которым я могу спокойно спать по ночам, а не вскакивать в холодном поту с мыслью: «А цело ли еще Содружество?» Хотя если ты про умение пить, то да, тебе до меня далеко. Помнится, на Тантариусе…

— Даже не вспоминай! — запротестовал маршал, давясь смехом.

Телемах Раде устроился в кресле в углу кабинета и с любопытством наблюдал за происходящим. О старом друге Дилана он раньше только слышал, так что пытался ничего не упустить и сложить о нем как можно более целостное представление. Пока что увиденное ему нравилось — в отличие от вождя Нигоши Ман-Ка-Луп действительно заботился обо всей планете, так что первыми восстанавливал культурные, научные и социально значимые объекты. Синти все еще не до конца восстала из руин, но уже вернула статус культурного центра, да и жить на ней было вполне комфортно. Это заслуживало уважения.

Права была Бека, говоря, что маршал с Диланом из одного теста.

— Но ты же не ради воспоминаний о пьяных выходках прилетел, — заметил Ман-Ка-Луп, отсмеявшись. — Что случилось?

— Да, не ради них, — Дилан тоже посерьезнел. — Я хочу знать, что стало с материалами, оставшимися от Дженайтов в системе Хаймдал. Насколько я знаю, они ушли оттуда после нашего нападения.

— Да, — кивнул маршал. — Кое-что мы использовали для восстановления флота. Бо́льшую часть информации они сумели стереть, оставшееся сохранено в Библиотеке. Что конкретно тебя интересует?

— Все, что связано с другими базами и Дженайтами. Любые зацепки как их найти.

— Я запрошу информацию, — маршал, не откладывая, потянулся за планшетом, — но я и сам скажу тебе, что там почти ничего нет. Дженаиты хорошо подчистили за собой, так что почти все, что у нас было, досталось нам от Храмовников. После того, как Дженайты отделились от Храмовников, они предпочитали держаться обособленно. Патриарх не лез в их дела, ведь по сути они уничтожали преимущественно ницшеанцев, а остальные жертвы он считал необходимым злом. Он не видел смысла им мешать, а следовательно, и вести отдельное досье.

Телемах в своем углу тихо зарычал. Три года вовсе не стерли ненависть, которую он испытывал к бывшему адмиралу Старк.

— Но ведь мы вместе охотились за Дженаитами, — возразил Далин.

— Да, после того как Патриарх узнал о вирусе, создаваемом Рыцарями, он всерьез обеспокоился количеством «необходимого зла», и решил пойти против них. Почти все, что у него было на них, посвящено вирусу.

— Там есть координаты баз или что-то еще?

— Координаты есть, но мы все их давно проверили. Один спутник, колония на котором была взорвана, и одна орбитальная платформа, на которой поселились беженцы из какой-то оккупированной Драганами планеты.

— Вы хорошо ее проверили? — оживился Дилан. Беженцы отлично подходили на роль Дженаитов.

— Всеми возможными способами. Все данные стерты, работают только основные системы, искусственного интеллекта нет. Похоже, она забрали все важное и оставили платформу как запасную точку.

— Мы проверим еще раз.

— Как хочешь, — согласился Ман-Ка-Луп. — Я прикажу отправить всю необходимую информацию на «Андромеду». Можно узнать, с чего вдруг такое любопытство. После того, как разведка Храмовников передала нам данные по базам Дженайтов, мы отправили туда «Гектора». Мы их практически разгромили.

— Очень в этом сомневаюсь, — отозвался Дилан.

Слова о необходимом зле заставили его здорово усомниться, а всё ли Патриарх им сказал? Да и всё ли знал сам? Крейсер Лорда Горца был оснащен уникальными системами, которые ни Дилан, ни другие капитаны Звездной гвардии больше ни разу не встречали. Так едины ли были сами Рыцари генетической чистоты, или однажды отколовшись от Храмовников, они продолжали дробиться и дальше?

Вопросы, опять слишком много вопросов…

— Ну, как, свыкаешься с обновкой? — Лукас Оги добродушно улыбался, разглядывая хмурую физиономию Викора и, похоже, с трудом сдерживался, чтобы не рассмеяться.

Джеймс чувствовал себя будто на ходулях. Врач повторял ему, что он должен думать об искусственной ноге как о продолжении себя, но это легче было сказать, чем сделать. Груда метала, даже самая высокотехнологичная, ну никак не воспринималась как часть тела.

— Вы не желаете расслабится и позволить мозгу отправить сигнал соответствующим мышцам, — вновь запричитал судовой врач. — Ваш протез — чудо электроники, полностью понимающее нервные импульсы, а вы используете его как обычный костыль!

— Я никогда не смогу нормально ходить на этой штуке, так что когда мы все-таки прилетим, просто открутите ее к чертовой матери и используйте на более благодарном пациенте, док.

— Ну-ну, — вмешался в грозящую вот-вот вспыхнуть потасовку Оги, — не торопись. Можно, конечно, отрастить новую с помощью наноботов, но это задачка не на один месяц. Насколько я тебя знаю, ты столько на одном месте не просидишь. Поверь, тебе даже понравится. Конечно, это не настоящая нога, но у такой игрушки есть и ряд преимуществ. Кубр тебе покажет.

В этом Викор как раз не сомневался. Когда он впервые увидел лидера отряда без брони, стало ясно, что одним только искусственным глазом дело не ограничилось. Его так и подмывало спросить у Оги, в какую передрягу умудрился угодить командор Кубр, что его буквально разорвало на кусочки, но так и не решился. Все же это не тема для беседы за ужином или сплетен. Может быть, когда-нибудь…

Что до наноботов, то о подобном их использовании он вообще слышал впервые. Люди не ящерицы, потерянных конечностей не отращивают. Будь что-то подобное на Земле, насколько проще бы была их жизнь, сколько жизней удалось спасти! Мира посмеялась, услышь она подобное, когда по старинке обрабатывала раны спиртом.

Викор тряхнул головой, отгоняя навязчивые мысли. Он твердо решил не возвращаться в эту часть своей жизни, или уж по крайней мере к предательнице Горват.

— И долго нам еще лететь, — спросил он, чтобы хоть на что-то переключится.

— Вот об этом я говорю! — возликовал Оги. — Ни минуты спокойно посидеть не может. Нет, пара часов и будем на месте.

Они летели уже больше недели, и Викор никак не мог взять в толк, почему такой мощный и маневренный корабль не мог найти зону перехода поближе к цели?

— Полагаю, где мы, мне все еще знать не следует? — Джеймс понимал почему джениайты не спешат раскрывать новому знакомому объятья, но режим извечной секретности уже начинал утомлять.

— Ну почему же? — Оги вновь улыбнулся. — Координаты, может, не стоит знать, но кое-что тебе будет интересно увидеть.

Оги поманил его пальцем и вышел из каюты. Викору ничего больше не оставалось, кроме как идти следом, невольно прихрамывая на свой биомеханический костыль.

Когда Джеймс впервые увидел белоснежный штурмовик Херувим на поверхности, он сомневался, что его можно впечатлить еще больше, но главный корабль развеял это заблуждение. В нем, конечно, не было того показного изящества, которым славились суда Звездной Гвардии, но по функционалу он не чуть не уступал, а, может, и превосходил их.

Мостик «Святого Грааля» — огромного крейсера класса Серафим, которым командовал Лукос Оги — разительно отличался от того, к чему Викор привык на «Лабероне». Здесь не было ни свисающих с потолка проводов, а места хватило бы человек для пятидесяти, не меньше. Вокруг царил абсолютный порядок, а Оги, казалось, не прикладывал к этому никаких усилий. Его люди не могли и помыслить о том, чтобы пойти против командира.

— Взгляни, — Оги указал на экран, транслировавший внешний обзор в режиме реального времени.

Ничего примечательного на экране не было, только бескрайняя чернота, то и дело прорезаемая крупинками звезд. Джеймс не относился к отъявленным космическим волкам, которые по рисунку звездного неба могли распознать место в любой точке известного космоса — он вообще сильно сомневался, что такие индивидуумы встречаются где-либо кроме баек для новобранцев — так что упрямо не мог понять, что, собственно, должен увидеть? Оги прочитал недоумение на его лице и задорно усмехнулся.

— Ритц, приблизь на двадцать световых минут.

Парень на пульте управления датчиками с готовностью выполнил приказ.

Теперь на экране проступили неясные контуры. Даже не контуры, а обрывки контуров — свет виднелся то здесь, то там. Звезд вокруг не было, так что разглядеть станцию — а это без сомнения была именно она — не представлялась возможным. Ясно было только, что она не слишком велика — свет из иллюминаторов был слишком ярок, видимо, сейчас изображение показывало ее почти вплотную. Будь станция большой, на подобное светопреставление ушла бы уйма энергии.

Викор краем глаза взглянул на данные о расстоянии. Из них выходило, что двадцать световых минут было не расстоянием, на которое приблизили станцию, а точкой просмотра по отношению к ней…

Это такая шутка? С подобного расстояния ни то что станцию, планету разглядеть невозможно!

Внимательно наблюдавший за ним Оги приказал приблизить еще на десять световых минут. Теперь станция предстала во всей красе. Она была до того огромна, что подобные размеры просто не укладывались в голове. Отсюда поверхность ее казалась почти гладкой, но Джеймс понимала, что это иллюзия, созданная расстоянием. Зато более крупные детали были хорошо различимы. Станция была не монолитна — она состояла из массы тонких колец, вращающихся с различной скоростью и в совокупности представлявших собой слегка сплюснутую сферу. Свет, который Викор принял в первый раз за свечение иллюминаторов или сигнальные огни, пробивался между особенно крупными кольцами.

— Что это, черт возьми, такое? — Викор обернулся к Оги.

— Старейшая наша база, святая святых, Новый Камелот для Рыцарей Генетической Чистоты. Уж прости за пафосность речи, но тут иначе и не скажешь. Первые последователи идей лордов начали строить ее еще до того, как вышли из-под крыла Храмовников. Они понимали, что мы не сможем ужиться, ведь Ницшеанцы — только вершина пирамиды. Даже если уничтожить их, но оставить саму возможность генетический изменений как норму, рано или поздно появятся новые. Когда одно существо по тем или иным показателям превосходит другое, оно чисто психологически не может смирится с их равенством. Думаю, это аксиома, которую не смогли вовремя осознать только люди — ни одна другая вышедшая в космос раса не злоупотребляла генной инженерией так, как делали это мы. То, что хотела сделать адмирал Старк — всего лишь полумера. Эта база должна была стать символом мощи простого, не подверженного искусственным мутациям человека. Подобные идеи высказывались на Земле еще в древние времена — кажется, тогда их называли сферами Дайсона, — но тогда наши предки просто не имели возможности воплотить их в жизнь. Потом же бразды правления взяли ведранцы, а у них был странный пунктик на том, что «нельзя пленять звезды», — последние слова Оги произнес с явной насмешкой.

— Эта штука построена вокруг звезды?! — до Викора наконец дошло, что за свет пробивался между кольцами

— Это очень выгодно, — отозвался Оги. — Мы имеем в своем распоряжении не крохи, что получают солнечные батареи на обычных космических станциях, а все излучение звезды. Это огромный ресурс, дающий все, что нужно для жизни миллиардам людей. Конечно, под жилье выделена совсем небольшая часть базы, но этого более чем достаточно. Считается, что Дженайты были исключительно вояками, уничтожающими ницшеанские кланы и на этом успокаивавшаяся, но это не совсем так. Мы собирали людей, которых ницшеанцы держали на роли рабов, давали им новый дом и защиту.

— Если это место — символ человеческой силы, почему о нем никто не знает?

— Отчасти именно из-за того, что это еще и убежище. Людям, много лет жившим в страхе перед ницшеанцами, не объяснишь, что уничтожить сферу подобного размера не под силу даже всему ницшеанскому флоту. К тому же, здесь ведутся все наши разработки, и нам не хотелось бы, чтобы особе ретивые ницшеанские шпионы до них добрались.

— Что за разработки?

— Разные, — Оги пожал плечами. — Например, подобные корабли и их защитно-оборонительные системы когда-то разработали именно здесь. Мы и сейчас ведем активные разработки. Тот сбор, что я назначил около года назад, связан как раз с одной из них.

Оги замолк, ожидая законного вопроса, но Викор тоже молчал. Рассказ лидера Дженайтов породил в его сознании много вопросов, и тот, которого ждал собеседник, был среди них далеко не главным.

— Скажи-ка мне одну вещь — если у вас было столько ударной силы, почему вы не вмешивались? Ты же, черт подери, землянин! Как можно хвалиться тем, какие вы защитники человечества, и при этом на это самое человечество и его родину плевать?!

Находившиеся на мостике украдкой бросали на Викора недоуменные взгляды. Похоже, театральное представление «знакомство с Новым Камелотом» было для них не впервой, но обычно оно вызывало совсем другую реакцию.

— Я же говорил, мы собирали людей…

— Откуда? Из каких-то мелких колоний, которыми управляли столь же мелкие племена? С этим могла бы справиться и организация поменьше. А как насчет действительно опасных противников, с которыми энтузиастом вроде нас не помешала бы помощь? Драго-Казы, Кенья, Ягуары? Что-то я не помню, чтобы вы лезли к ним на рожон.

— Лезли, поверь… — усмешка Оги была очень уж невеселой, так что Джеймс даже немного попридержал гнев, решив на сей раз выслушать оппонента. — Сто лет назад Рыцари стерли с космических просторов немало кланов, но Драго-Казы смогли под эгидой борьбы с нами объединить оставшиеся, и даже победить в нескольких сражениях. В конце концов наши лидеры решили, что наша тогдашняя тактика только играет на руку мечте Драганов об объединении под их началом всех ницшеанцев. Мы предпочли уйти в тень и нападать только в тех случаях, когда у врага нет шанса на спасение. Кланы и колонии ницшеанцев и их подобных, которые мы уничтожали, исчезали быстро и бесследно, как в земной легенде про Кроатон. Мы делали это не из трусости, а потому что так было нужно, во избежание еще большего зла. Но мы не отказались от более крупных идей. Наша нынешняя разработка позволит нам одержать победу раз и навсегда.

Жаль только, что мы не смогли закончить все раньше. Промедление стоило очень дорого…

— И что же вы там наразрабатывали? — спросил наконец Викор.

— Скажем так… Оружие, не имеющее аналогов и гарантирующее полную победу.

* * *

Дорога до Нового Камелота заняла куда больше времени, чем обещал Оги. Большую его часть Викор провел на смотровой палубе. Та оказалась не так велика, как он ожидал исходя из размера корабля, но опять же больше таковой на «Лабероне». Сначала станция приближалась медленно, но, как это часто бывает с крупными объектами, с каждой секундой скорость эта увеличивалась. Сфера уже занимала весь объем иллюминатора, а детали на ней все еще не проступали, только видимые кольца разбивались на все более и более мелкие. Некоторые из них казались невероятно тонкими, хоть здравый смысл и подсказывал, что ширина их уж никак не меньше пары тысяч, а то и пары сотен тысяч километров. Когда наиболее крупные строения и антенные вышки стали различимы на поверхности, Викор отметил и еще один факт: кольца вращались неравномерно. К этому моменту в поле зрения попадали только три сравнительно небольших кольца — остальные уже скрылись за границами смотрового окна — и Викор принялся с любопытством рассматривать их, ища закономерность в движении.

— Звезды вращаются медленнее всего у экватора, и быстрее у полюсов, — хрипловатый голос за спиной заставил Викора оглянутся. Он впервые слышал речь одноглазого с момента прилета на корабль. Тот все больше находился в командных отсеках, право доступа в которые Викор пока не заслужил — сегодняшний визит с Оги бел первым, — а надобности навещать искалеченного им землянина в медотсеке командор Кубр, очевидно, не видел.

— А ты что, мысли читаешь?

— Нет, слежу за движением зрачков потенциального противника, чтобы знать, насколько тот опасен. — Кубр указал на искусственный глаз. Как и говорил Оги, никаких неудобств с механическими частями тела Кубр и впрямь не испытывал.

— Глядя ему в спину? — насмешливо поинтересовался Викор. Тот факт, что противником командор вежливо окрестил его, он решил приберечь для продолжения разговора.

— В этом беда всех сосунков, — философски заключил Кубр. — Они не видят дальше собственного носа. Или ближе стекла иллюминатора.

Он кивком указал куда-то над головой Джеймса, и тот с удивлением обнаружил над обозревательным окном большое прикрепленное под углом зеркало. От входа на смотровую палубу оно заметно не было, а затем Викор и впрямь сконцентрировался на происходящем по ту сторону стекла, и не обратил на зеркало внимания. Он тихо выругался, кляня себя за невнимательность, а Кубр за спиной уже заливался кашляющим смехом.

— Это тоже одна из традиций приветствия новичков, вроде знакомства с Новым Камелотом? — мрачно поинтересовался Викор.

— А ты, я вижу, гордый сукин сын, не любишь, когда твою величественную персону разыгрывают?

— Я не люблю пустого бахвальства и показухи, — возразил Викор.

— Я тоже, — Кубр посерьезнел. — И это не пустая показуха. Я хочу, чтобы все, ступающие на Новый Камелот знали — я слежу за ними. Если кто-то из них вздумает предать нас, я об этом узнаю, и этот несчастный пожалеет, что не оказался в числе наших врагов вне базы — их мы, по крайней мере, убиваем быстро.

— Постараюсь не забыть, — процедил Викор. Не то, чтобы он намеревался кого-то предавать, скорее из чистого упрямства.

Кубр кивнул, и, решив, что тема исчерпана, вновь переключился на станцию.

— Это уникальное космическое строение. Больше из известных нам видов никому не удалось соорудить ничего подобного.

— Кстати, а как это удалось вам за неполные-то триста лет? У Содружества было в распоряжении несколько тысячелетий, и то подобного там не наблюдалось.

— Там такие строения запрещались, — командор сплюнул, показывая, что он думает о тех, кто эти запреты создает. — Здесь же нашим предкам повезло — вокруг белого карлика, ставшего сердцем базы, было огромное количество материи, так что поставлять из других систем практически не пришлось. Про технические тонкости лучше спрашивать у кого другого. Но обитаема, да и вообще хоть как-то задействована только маленькая часть сферы, остальное — одна громадная батарейка, призванная собирать энергию и не пускать ее наружу, чтобы нас не могли обнаружить. Наши инженеры тут играют с такими мощностями, что большинству и не снились!

— И зачем они вам?

— Зачем? Забыл, парень, нас ведь не существует. Дженайты — космические призраки, если у них и есть базы, то размер и сила их не велики. А раз нас нет, появляться на ремонтных или заправочных станциях в обитаемом космосе нам тоже нельзя. Корабли у нас по большей части по максимуму автономные, но иногда нам приходится вмешаться. Здесь мы создаем все, что может быть нам необходимо, благо энергии хоть отбавляй! У нас множество передвижных ремонтно-заправочных кораблей в разных точках известного космоса. Все они отсюда, даже если экипажи кораблей, которые они ремонтируют, никогда и не слышали о Новом Камелоте.

— Вы ремонтируете и чужие суда? — Викор прищурился.

— Если нет выхода. И они редко улетают после этого далеко. Но многие наши внешние базы об этом месте тоже не знают.

— Я‑то думал, вы единая сплоченная сила… — с показной иронией заметил Викор

— Ну ты и стервец! — Кубр, к удивлению землянина, только улыбнулся. — Да, мы сила, но мы вовсе не хотим, чтобы нас вычислили, если кто-то из ребят, работающих на базах вблизи зон перехода, вдруг попадется и не выдержит промывки мозгов от Содружества.

— А вас, значит, поймать не могут?

— Поймать могут. Довести живыми до допросной — маловероятно.

Одноглазый говорил столь уверенно, что Викор невольно спросил себя, что же собираются делать с ним? Держать на базе, чтобы он, не дай бог, никому о ней не рассказал? Это очень смахивало на замену одной тюрьмы на другую.

Впрочем, нет, не то. Он сам сражался в сопротивлении, так что знал насколько важно сохранение тайны. Эти люди еще не доверяют ему, и он не вправе их винить. Со временем он докажет свою верность и станет здесь равным.

Если это будет означать готовность убить себя ради благого дела, что ж, так тому и быть.

Согласно данным, переданным Ман-Ка-Лупом, бо́льшая часть жителей орбитальной станции в системе Галиаф была переселенцами с аграрных планет, находившихся под ведением Драганов, Кенья, Ракшасов и нескольких других мелких ницшеанских племен. Эти люди привыкли жить в единстве с природой, так что в металлическом коконе чувствовали себя не в своей тарелке, а присутствие ницшеанцев только добавляло им дискомфорта.

— Сомневаюсь, что твой план даст результат. Шарахаются они все совершенно одинаково, — заметил Телемах, провожая взглядом очередного прохожего, постаравшегося переместится как можно дальше, стоило ему заметить шипы на предплечьях человека, мимо которого лежал его путь.

— Терпение, Раде, терпение, — отозвался Дилан.

Капитан не сомневался, что проверка Ман-Ка-Лупа была более чем тщательной, и найти что-то новое в компьютере станции даже не рассчитывал. Куда больше его интересовали ее обитатели.

Они собрали всех ницшеанцев на корабле, и сейчас все они в гражданской одежде прогуливались по станции, а «Эврика», к недовольству Беки, на время превратилась в ницшеанское торговое судно. Рыцари недолюбливали всех генетически измененных людей, но потомки Драко Мусевени были в самом начале их списка, не говоря уже о том, что благодаря шипам их было проще всего выделить из толпы.

Если на этой станции остались дженайты, они не упустят возможности нагадить тем, кого считают главными врагами рода человеческого.

— Я уже говорил, что твой план «Давай подождем, пока кто-нибудь из них не попытается тебя убить» моей ницшеанской натуре очень не по душе? — уточни Раде.

— А ты намерен дать им такую возможность? — спросил в свою очередь капитан.

— Разумеется, нет! Но идея мне все равно не нравится.

Дилан улыбнулся. После Сифры Раде считал своим долгом высказать подобное фи, пусть даже чисто для проформы. Были на корабле ницшеанцы, и впрямь выступившие против использования их в роли подсадных уток, но Телемах быстро напомнил им правила субординации, которые сам он и другие старшие офицеры столь часто нарушали. Тем забавнее было слышать его показные жалобы.

На поясе у капитана пискнул передатчик.

— Сэр, — послышался голос сержанта Митсона, оставленного на всякий случай на Эврике (Бека пообещала убить всех, если с ее кораблем что-то случится), — здесь минут пять ошивался какой-то тип. Вроде бы техник, но очень уж дотошно осматривал корабль. Я следил за ним через внешние датчики. Он только что ушел по главному коридору. Вы сейчас недалеко, и, думаю, можете его там встретить.

— Спасибо, сержант, мы встретим, — отозвался Дилан и отключил связь.

Человека, о котором говорил Митсон, они увидели почти сразу. Он, конечно, тоже их засек, но уклонятся от встречи не стал, лишь слегка скользнул взглядом по рукам Телемаха. На одно мгновение черты его исказились, но вскоре приняли прежнее выражение.

Это, определенно, был тот, кого они искали.

Идти приходилось медленно, ведь и дженайт не торопился сворачивать, чтобы не выпустить потенциальную опасность из виду, но на их стороне было то, что Дилан и Телемах изначально шли прогулочным шагом, а вот их встречный не мог рисковать и замедлятся слишком сильно, чтобы не обратить на себя ненужного внимания, так что вынужден был скрыться за поворотом первым. Раде и капитан поспешили следом. Двигаться приходилось крайне осторожно — гости здесь бывали редко, так что и народа у доков практически не было, а гул станции сюда почти не долетал, так что любой шум мог выдать нежелательное присутствие. К счастью, ницшеанец, в самой природе которого были заложены осторожность и склонность к выживанию, и бывший офицер Аргоса умели двигаться бесшумно.

У очередного поворота им пришлось застыть, едва выглянув. Куда бы ни шел дженайт, цели своей он достиг, и теперь стоял посреди коридора и снимал одну из стенных панелей. Дилан без труда узнал модель самой заурядной дистанционно управляемой бомбы, которой, если умело примостить ее на корпусе небольшого судна, вполне можно отправить и само судно и его экипаж к праотцам.

Он поймал на себе вопросительный взгляда ницшеанца и кивнул.

Парень среагировал быстро, но недостаточно, чтобы отбить удар Раде. Он отлетел на пару метров вглубь коридора, и тут же, не вставая, потянулся к поясу, но вид капитана Ханта, направлявшего на него копье Звездной Гвардии, заставил парня пересмотреть дальнейшие действия.

Раде тем не менее решил не рисковать и одним точным ударом отправил новоявленного пленника в нокаут.

* * *

Отлет не занял много времени, благо в нынешнем ее состоянии здесь не требовалось для него никаких специальных разрешений. Переселенцы не привыкли иметь дело с бюрократической машиной, там что жизнь здесь была до удивления проста: если ни у кого на станции не имелось к тебе претензий, покинуть ее ты мог в любой момент.

Правда «Эврику» пришлось внимательно осмотреть на случай, если Митсон не углядел какого-нибудь более осторожного коллегу их попутчика.

Прихода пленника в себя Дилан дожидался уже в камере на «Андромеде». Кроме него здесь был только Раде. Еще двое охранников стояли по другую сторону входа — Дилан уже привык работать с ограниченным кругом лиц, так что нужны они были скорее для соблюдения регламента.

— Вы — дженайт, — подал голос капитана Ханта, когда их гость наконец сел и огляделся. Говорил Дилан скорее убежденно, нежели вопросительно. — Вы остались на станции на случай, если она еще понадобится вашим коллегам, верно?

Пленник хранил молчание.

— Нам нужны места баз дженайтов и их планы, — прямо сказал Дилан, так и не дождавшись ответов на предыдущие вопросы.

На сей раз пленник не смог удержать показную невозмутимость и слегка усмехнулся.

— Вы находите это смешным? — спросил Дилан.

— Да, — подтвердил дженайт. — я нахожу это в высшей степени забавным. Вы считаете себя такими великими, а только что признали, что у вас нет ничего.

— А вы только что признали, что принадлежите к Рыцарям Генетической Чистоты, — парировал капитан. — Только можете ли вы быть уверены, что я не лгал?

— Логично, — признал пленник. — Но у вас все равно ничего нет, иначе вас бы здесь не было. И я вам ничего не расскажу.

— Может поспорим? — Телемах, стоявший у стены, изучающе разглядывал гостя, то и дело сжимая и разжимая кулаки. Ему не нравился этот человек, ему не нравились рыцари, ему вообще не нравились люди, склонные взвешивать и измерять других, да еще и выносить по результатам какие-то вердикты. Странная позиция для ницшеанца, но он рос среди людей, и некоторые их идеалы въелись в него слишком глубоко. Как он видел теперь — куда глубже, чем в некоторых создателей этих идеалов.

Пленник смерил Телемаха взглядом и вновь повернулся к капитану Ханту.

— Вашей гиене не хватило падали?

Дилан рукой преградил путь готовому броситься на него ницшеанцу.

— Жаль, капитан Хант, у нас многие возлагали на вас большие надежды, — продолжил пленник, которому этот жест капитана внушил ощущение безнаказанности и защищенности. — А вы наполняете свою команду этим, — он кивнул на ницшеанца.

— Забавно. С учетом того, что вы не могли не знать, что я и сам из тяжелых миров, а значит не подхожу под вашу доктрину о совершенной чистоте. Или же у вас есть исключения?

— Для таких как вы — иногда. Но не для таких как он. Я действительно удивлен, что после предательства Ницшеанцев вы можете держать их при себе.

— Категоричность мышления еще никого не доводила до добра. Я предпочитаю давать второй шанс всем. Быть может, даже вам, если вы захотите его принять. Но для этого мне нужно ваше содействие. Исправительные колонии Содружества славятся своей лояльностью.

Дженайт закинул голову и рассмеялся.

— Это и есть милосердие Содружества? Нет уж, спасибо. О шахтах, на которых подыхают через полгода, я наслышан достаточно.

Дилан поморщился.

— Подобное наказание у нас не в чести, есть куда более комфортные места.

Раде понимал, к чему клонит капитан — он надеялся, что пленный ненароком сболтнет что-то про Тигару или, напротив, напряжется и откажется продолжать разговор, но дженайт никак не выказывал, что понял уловку, хотя она была более чем прозрачной. Хотя о недавней миссии своих соратников он мог и не знать.

— В конце концов, — продолжал Дилан, — я лично могу взять тебя на поруки. Сейчас на корабле уже есть один человек — кстати, тоже чистокровный. Судовой врач с земного корабля «Лаберон».

На долю мгновения насмешка сползла с лица пленника, а в глазах промелькнул… Страх? Что могло испугать его — упоминание земного корабля? Или их врача?.. Может, не так уж и беспочвенны были подозрения Три-Ларана, когда он считал мисс Горват причастной к побегу Джеймса Викора?

Дилан, казалось, секундной смены настроения их гостя не заметил, хотя тот, даже вернув себе показную веселость, держался теперь уже не так самонадеянно. Телемах молча вышел, приказав одному из дежуривших у гауптвахты охранников пройти внутрь, чтобы не оставлять капитана один на один с пленным. Сам же он намеревался провести беседу другого рода.

* * *

Мира невольно напряглась, услышав сигнал звонка. Хоть в лазарете у нее всегда хватало гостей, лично в каюту являлась только Доил и, изредка, Харпер, однако сегодня у обоих дежурства. Ну ладно, Харпер и дежурство — да и какое-либо расписание вообще — сочетались плохо, но это все равно было странно.

— Войдите, — осторожно отозвалась она. Держать гостя, кем бы он ни был, за порогом было невежливо.

Однако когда дверь открылась, Мира сочла последнее решение несколько поспешным.

— Так что за работу вы выполняли для Лордов, что один из них испугался даже вашего упоминания? — спросил Телемах Раде вместо приветствия, заходя внутрь.

— Не понимаю, о чем вы? — тон ницшеанца не предвещал ничего хорошего, так что Мира отступила на шаг.

— Три-Ларан был прав, вы помогли вашему приятелю сбежать с Тигары.

Это уже было почти смешно. Что она опять сделала не так? После отлета с Таразеда она никому не писала, передала все данные по запросам, которые отправляла на Мланде. Но, похоже, господа с Таразеда уже обвинили ее, и никакие доказательства или опровержения этого не изменят. Только вот то, что с новостью к ней явился именно Раде, нервировало. Дойл уверяла ее, что личные комнаты не просматриваются внутренними сенсорами, если на то нет особой необходимости, а значит все, что может здесь произойти, останется недоказуемым и…

— Если вы пришли меня арестовать, так ведите в камеру, — потребовала Мира, надеясь, что голос ее не дрожит. Да, на Таразеде Телемах вел себя на удивление мирно для ницшеанца, но и она тогда не была в его глазах обвиняемой.

— После того как вы ответите на вопросы, — Телемах уселся на кресло у письменного стола в центре каюты, всем своим видом показывая, что уходить не намерен.

— Тогда не тяните.

— Как давно вы работаете на дженайтов?

Мира вздохнула, понимая, что слова ее все равно никого не убедят, и медленно проговорила:

— Я никогда не работала на дженайтов. До прихода на «Лаберон» я вообще не знала об их существовании.

— И кто же вам о них поведал?

Мира прикусила губу. О генерале Оги и его движении ей когда-то рассказал именно Джеймс, но она все еще не хотела его подставлять. Да и на ее собственном имидже в глазах окружающих подобное откровение скажется не лучшим образом. Ведь именно в помощи Джеймсу ее подозревают.

По лицу Телемаха сложно было судить, заметил он этот невольный жест или нет, но Мира поспешила ответить.

— Я точно не помню. В команде иногда говорили о них, но капитан не одобрял их методов, так что дальше разговоров дело не шло. Я не вдавалась в подробности, это не моя ипостась.

— Ваша команда с ними враждовала?

— Нет, — подобный вопрос Миру даже удивил. — Мы просто не контактировали.

— Тогда скажите-ка мне, мисс Горват, — Раде встал и направился прямо к ней, отчего Мира невольно отступила. — Почему дженайт так испугался, когда капитан упомянул о враче с вашего прежнего корабля?

— Понятия не имею. — Мира нервно сглотнула. Близость ницшеанца в замкнутом помещении нервировала и заставляла почти уснувшую за счет размеров помещений клаустрофобию вспыхнуть с новой силой. Впрочем, клаустрофобия в данной ситуации была меньшей из бед.

— Это мы сейчас проверим, — Раде схватил ее за запястье и развернулся, намереваясь, судя по всему, вести подозреваемую на полноценный допрос, но прикосновение это вызвало в сознании Миры лавину воспоминаний, и она невольно отдернула руку. Вырваться из хватки ницшеанца ей, конечно, не удалось, но тот оглянулся и с вызовом воззрился на нее, будто подозревая в попытке к бегству.

— Я пойду сама, — как она ни старалась, голос ее при этих словах все же дрогнул.

Недовольство во взгляде Раде сменилось удивлением, но он все же выпустил ее руку и жестом предложил Мире следовать вперед. Подставлять ей спину он не намеревался, и на сей раз это было не допущением, а фактом.

Опасения Миры подтвердились — ницшеанец и впрямь вел ее к гауптвахте, но когда дверь, ведущая к отсеку с камерами, открылась, изнутри послышался голос капитана.

— Питерс, тебе нет смысла упорствовать. Ты все равно попадешь в тюрьму, и я сомневаюсь, что твои подельники предпримут попытку тебя оттуда вытащить.

Мире показалось, что услышав последние слова, Раде усмехнулся.

— Может и так, — голос собеседника капитана Ханта был невеселым, но упрямым, — но мы сражаемся за идею, так что личная свобода — не такая уж и страшная жертва.

Они уже подошли к камере, где проводился допрос, так что Мира смогла разглядеть говорившего. Им оказался невысокий парень, остриженный так коротко, что, казалось, его волосы только-только начали отрастать после бритья наголо. Довольна распространенная прическа для обитателей космических колоний — Мире приходилось бывать в нескольких таких, когда «Лаберон» швартовался там на ремонт. Их обитатели были похожи друг на друга, несмотря на чудовищность разделявших станции расстояний, и это всегда казалось забавным. На планетах самобытная культура развивалась значительно чаще в куда более тесных условиях — в одной стране или даже городе.

В общем, в парне не был ровным счетом ничего примечательного, тем не менее в том, что раньше они не встречались, Мира была уверена. А ведь по всей логике выходило, что раз Раде привел ее сюда, против нее выступал именно он…

— Может, подумаешь еще раз? — спросил Раде, явно пытаясь скорее привлечь к себе внимание, чем действительно задеть пленника.

Ненавидящий взгляд последнего устремился на ницшеанца, потом скользнул по его спутнице и вернулся к Ханту.

— Капитана, я бы на вашем месте держал собачку на привязи. Тот, кто лает на всех без разбору, может встретить соперника не по зубам.

— Я учту, — отозвался Раде несколько разочарованно и кивнул на Миру. — Это судовой врач с корабля «Лаберон». Мы недавно говорили о ней.

Парень еще раз посмотрел на землянку. На сей раз уже с проблесками интереса. Физиономия Раде стала еще мрачнее — он явно ожидал другой реакции.

— Так вот кем они его заменили, — пробормотал он вполголоса.

— Его? — капитан подался вперед, нащупав новую ниточку.

— Доктора Хойла? — спросила в свою очередь Мира.

Пленник вздрогнул.

— Кто такой этот доктор Хойл? — Хант повернулся к новой участнице разговора.

— Он работал на Лабероне до меня, — объяснила Мира. — Ушел три года назад, незадолго до того, как я встретила капитана Машера и он пригласил меня в команду.

— Вы лично его не знали?

— Нет.

— А вот вы, похоже, знали, — капитан вновь повернулся к пленному.

— Нет, — недовольно ответил тот. Однако лицо его как-то осунулось, да и воинственности во взгляде поубавилось.

— Ваша собственные слова говорят об обратном.

— Я не знал его!

Пленный, ведомый странным приступом ярости, вскочил с места. Мира вздрогнула, однако и капитан, и ницшеанец оставались совершенно спокойны. Невозмутимость оппонентов порой выступает куда более весомым аргументом, нежели слова, так что парень, названный капитаном Питерсом, несколько секунд переводил взгляд между присутствующими, и, не дождавшись реакции, как-то скис и опустился обратно на скамью.

— Я не знал его, — повторил он уже спокойнее, — только видел последствия его работы.

— Он был плохим врачом? — спросил Хант.

Питерс криво усмехнулся.

— Явно не из тех, кто свято чтит клятву Гиппократа.

* * *

— Значит, они продолжили разработку вируса? — Бека недоверчиво приподняла бровь. — Разве мы тогда не уничтожили их научную базу?

— Если верить Питерсу, таких баз было много. Каждая работала автономно и развивала собственный вирус. Та, которую мы уничтожили, была перспективной, но не единственной, достигшей прогресса. Через несколько месяцев после уничтожения Земли они провели испытание, свидетелем которого и был наш гость. Мы сейчас держим путь к планете, на которой это испытание проводилось.

— Почему ты так убежден что это не ловушка? — по тону Раде даже отсутствовавшим на допросе было ясно, что вопрос этот он задает уже не в первый раз.

— Он не врал, — уверенно заявил Дилан. — Питерс был слишком напуган произошедшим там. Настолько, что это даже сподвигло его пойти нам навстречу. Поверь, я знаю, как выглядит искренний страх, смешанный с отвращением. Ему не по нутру пришлись эти испытания.

— Потому что она было удачным или наоборот? — уточнила Бека.

— Если верить Питерсу, вирус выкосил население целой планеты. Полностью.

— Карантин оказался не эффективен?

— Вероятно. Он сказал, что их задачей было спуститься на планету спустя двое суток после начала эпидемии и проверить результаты. Признаков жизни там не было.

— Невозможно за двое суток уничтожить население целой планеты, — рискнула встрять в разговор Мира Горват. Она до сих пор не до конца понимала, что делает здесь — да, основная часть медперсонала осталась на Тигаре, но и среди оставшихся на корабле были врачи куда опытнее ее. Однако капитан настоял, чтобы на совещании присутствовала именно она, и сейчас она не могла промолчать. — Даже если они распылили вирус в атмосферу, на всю планету это разом не подействовало бы — воздушные потоки, труднодоступные местности… Даже если предположить, что инкубационный период у этого штамма очень мал, два дня для распространения по целой планете — даже по нескольким городам — это что-то из разряда фантастики.

— Да, — капитан кивнул, — тем не менее наш гость утверждает именно так.

— Думаешь, нам стоит туда спускаться? — Бека, кажется, поверила-таки в происходящее, и оно ей не понравилось.

— В защитных костюмах, разумеется, — успокоил ее Дилан. — В любом случае мы должны узнать, что за вирус они разработали и как с ним бороться, пока не стало слишком поздно. Так что придется рискнуть. Все свободны. Бека, у тебя есть курс.

Штурман глубоко вздохнула, но возразить ей было нечего. Им действительно нужно было разобраться с проблемой, и как можно быстрее.

— Я одного не могу понять, — произнесла она задумчиво, — если у них есть такое безотказное биологическое оружие, почему они до сих пор сидят в тенёчке и не используют его? С ним они могли бы диктовать условия всей известным мирам.

— Они не хотят диктовать условия, — возразил Дилан. — Они хотят уничтожить всех людей, подвергшихся тем или иным генным коррекциям. К тому же, выступи они сейчас, Содружество могло бы попросить помощи у Танов, а, быть может, даже Кальдеранцев, на которых действие вируса не распространялось бы. Скорее они попытаются действовать скрытно, и начать эпидемию в как можно большем количестве миров одновременно, чтобы у нас не было времени приготовить вакцину. Не удивлюсь, если перед этим они постараются рассорить нас с союзниками. Именно поэтому…

— Поняла-поняла, — прервала начинавшуюся отповедь Бека. — Можешь считать, что мы уже в пути.

Она решительным шагом покинула зал совещаний. Остальные офицеры разной степени важности так же потянулись на выход. Мира пристроилась было среди них, но оклик капитана заставил ее остановиться.

— Мисс Горват, задержитесь ненадолго, я бы хотел кое-что с вами обсудить.

Меньше чем через минуту в зале для переговоров остались только капитан и заемной врач. Мира проигнорировала жест капитана, которым том предлагал ей сесть рядом с ним, и вновь заняла кресло, на котором сидела во время совещания. Дилан на это только улыбнулся.

— Как вы уже поняли, мы имеем дело с биологической угрозой, — начал он. — Так что в предстоящем деле нам придется в значительной степени задействовать медперсонал. Я бы хотел, чтобы вы возглавили изучение вируса.

Мира сглотнула.

— Сэр, мне нужно напоминать, что я — подозреваемая?

— Бросьте, я с самого начала ни в чем вас не подозревал.

— Не все на корабле с этим согласны, — заметила она.

— Мы не машины, чтобы быть солидарны во всем, — отозвался капитан. — Да и те из нас, кто может так называться, достаточно развит, чтобы иметь собственное мнение.

— У вас есть люди с куда большим опытом, да и вирусология — не мой профиль.

— Вы ведь здесь для того, чтобы учиться. Разве можно найти лучшую возможность?

— Но не когда от результата зависит безопасность всех известных миров! Здесь нужны профессионалы, а не… — Мира запнулась, не зная, как донести до капитана мысль, казавшуюся ей сам собой очевидной. Как мог он давать подобное задание человеку, не имевшему даже стандартного медицинского образования? Как может быть уверен, что она вообще обладает необходимыми знаниями, если даже она сама в этом сомневается? Или капитан Хант тоже не верит, что с новым оружием дженайтов можно что-то сделать, и она нужна только как козел отпущения?

Дилан вздохнул.

— Можете считать меня фаталистом, но бо́льшая часть людей, недавно сидевших в этом зале, попала на борт этого корабля случайно, и далеко не все из них — дипломированные профессионалы.

— Дойл рассказывала о том, как собиралась команда «Андромеды», но…

— Со временем мне начало казался, что Вселенная сама приводит ко мне тех людей, которые должны появится здесь, и тогда, когда будут необходимы. Не знаю, за что мне такая часть, но чем больше я вспоминаю наши странствия, тем больше прихожу к этому выводу.

Сейчас она привела ко мне вас, и я склонен думать, что так было нужно.

— Так вы хотите доверить судьбы девяноста процентов людей в известных мирах преступнице из-за религиозно-мистических воззрений?..

— Нет, я хочу доверить вам вести это дело потому, что прежде дженайты пытались разработать вируса, действующий только на генетически измененные организмы и безвредный для тех, кто подобным изменениям не подвергался. Из медперсонала на корабле к последним относитесь только вы. 

— Значит, у меня меньше всего шансов заразиться, — мотивы капитана начали проясняться, и теперь казались вполне резонными.

— Именно, — подтвердил Дилан, — хотя все, сказанное ранее, тоже правда. Я действительно предпочитаю доверять вселенной, очень вовремя пополняющей команду.

Мира тоже не удержалась от улыбки — то, что она оказалась на «Андромеде» именно сейчас и впрямь было забавным совпадением.

— Сделаю все, что смогу, — пообещала она.

— Не сомневаюсь. Пока что можете быть свободны, я вызову вас по прибытии на место. Что-то еще?

— Я не уверена, что это вообще возможно, — решилась таки высказать терзавшую ее мысль Мира, и, поймав недоуменный взгляд капитана, поспешила пояснить: — Вирус, действующий на генетически измененных людей. Ведь, по сути, все изменения различны, общее у них — только основа, то есть гены обычного человека, которая, по вашим словам, страдать не должна. Я читала когда-то на Земле про биологическое оружие избирательного действия — оно нацеливалось на особенность конкретной расы или вида, общую для всех ее представителей. Но даже она давала лишь меньший процент заболеваемости у других рас. Сделать ее полностью безвредной так и не смогли. Здесь же у каждого вида измененных людей свои особенности. Известными способами невозможно создать вирус, опасный для всех, кроме единственного общего звена между ними. Разве что смертелен не сам вирус, а сильная реакция, которую он вызывает в иммунной системе — система обычного человека не воспринимает его, как нечто чужеродное, и не пытается бороться, в то время как иммунитет других видов бунтует и убивает собственного хозяина. Это еще возможно, но я с трудом представляю, как можно провернуть подобное — многие генетически измененные виды мало отличаются от обычных людей, так что гарантии, что их иммунная система не воспримет их, как норму, дать нельзя. К тому же есть еще и индивидуальные особенности...

— Из вашего предположения выходит, что обычные люди могут выступать в роли носителей. Неплохой способ распространять болезнь.

— Это лишь предположение, и, как я уже сказала, я не вирусолог, так что даже не уверена, что подобное вообще возможно. Но если так, моя кандидатура…

— Озадачьте этим вопросом коллег, — предложил Дилан. — Чем больше теоретический базы у нас будет к моменту прибытия к месту проведения дженайтского эксперимента, тем лучше.

Мира поняла, что дальше спорить бесполезно, так что кивнула и вышла из переговорной. Дилан еще долго сидел, размышляя над превратностями судьбы. И над тем, как, черт возьми, Рыцарям удалось создать-таки этот злосчастный вирус.