Обретение (гет)

Мир Кэлоса принадлежал Тени, но для его соплеменников, лучших воинов в галактике, все её подарки: бессмертие и исполнение сокровенных желаний — были уделом слабых. Судьба воина была предопределена до рождения — и Кэлос далеко прошёл по пути своего предназначения: сейчас его тело представляло собой странный гибрид (или на его уровне это уже стоило называть симбиозом?) нейросетевой структуры мозга и сложных исполнительных механизмов. Алойи тоже пришлось измениться, но между собой они никогда не обсуждали вживлённые в организм искусственные элементы и техники усовершенствования сознания — Кэлос считал, что это правильно. Для него Алойи должна была остаться такой, какой он знал её с детства: спокойный взгляд тёмных глаз, мелодичная речь и лёгкое прикосновение, от которого теплота разливалась по всему телу. Всё изменилось, когда он осознал, что им предназначено стать врагами.

— Ты любишь меня? Ты пойдёшь со мной? — Кэлос повторил эти вопросы в тысячный раз, Алойи кивнула, взяла за руку и потёрлась щекой о плечо.

Немногие решились бы так слепо и доверчиво последовать выбранному Кэлосом пути — Алойи была одной из них.

Кэлос сделал несколько шагов, поднимаясь на насыпанный возле Врат мусор, — его соплеменники не смогли придумать ничего лучше, чтобы выразить своё презрение. Он посмотрел на свою спутницу: нет, она не испугалась вида и запаха свалки, глядела полным решимости взглядом и только ближе прижималась к плечу.

— Наш мир: белый песок, синее море, шум прибоя, прекрасный закат, свобода — ты помнишь наши мечты? — она кивнула и положила голову ему на плечо. Кэлос сделал ещё один шаг.

Здесь нечасто появлялись люди, но Кэлосу и Алойи не повезло — их окликнули.

Беглецы сплели руки. Кэлос так цепко держал возлюбленную, что, казалось, их рукопожатие объединило кожу, нервы, сосуды и спаяло кости — небо поменялось местами с землёй, и они, обнявшись, полетели вниз. Падение длилось долго… так долго, что Кэлос потерял счёт времени, забыл себя и перестал чувствовать её тепло.

* * *

Кэлос открыл глаза — он лежал под голубым небом, на белом песке, а бирюзовое море катило волны к его ногам.

— Алойи! У нас всё получилось! — выкрикнул он в сладкий воздух.

Какое-то мгновение он был абсолютно счастлив. Краткий миг… На крик Кэлосу никто не ответил — он резко поднялся и огляделся: мир, который лежал перед ним, мог бы оказаться раем, если в нём была Алойи. Сейчас этот мир был хуже того, что он оставил.

Через несколько мгновений Кэлос бегал по мягко пружинящей под ногами полоске песка и звал Алойи до тех пор, пока местная звезда — неважно, как она называлась, — не зашла за горизонт. Закат был красив, как все закаты. Кэлос устроился на ночлег — не то, чтобы он нуждался в отдыхе. Просто сумасшедшая надежда на то, что их разбросало при падении, умерла с последними лучами уходящего на покой светила. Кэлос осознал, что Алойи здесь нет, и всё потеряло смысл.

Усовершенствования зрительного аппарата, которые Кэлосу пришлось претерпеть, не заблокировали слезовыделения — воин зажмурился, выдавив собравшуюся влагу, и вздрогнул — прикосновение слёз к лицу было болезненным: напомнило о её тихих поцелуях и ласках. Нет, Кэлос не чувствовал холода — это его душа дрожала в идеальной оболочке натренированного убийцы. Он устроился под пальмой на нехотя отдававшем накопленное за день тепло песке и прикрылся опавшими листьями. К рассвету он уже знал причину своего несчастья — Врата! Это они забрали у него возлюбленную!

Осознание заставило сосредоточиться, принесло покой и зыбкую надежду: число миров, охваченных Тенью, конечно. Кэлос забылся сном. Если придётся, то он обойдёт их все, но найдёт её.

Разбудило Кэлоса умилительное щебетание собравшихся над ним пухлощеких аборигенов. Малыши испуганно отпрянули, когда он поднялся в полный рост.

— Где ваши Врата? Покажи мне направление!

Возможно, этот мир был предназначен Кэлосу для того, чтобы сделать его богом. Что ещё следовало понимать под абсолютной свободой? Возможно, он мог что-то изменить в жизни этих маленьких людей (были ли они детьми?) — он не видел ничего, кроме убогих хижин, пока бежал к Вратам. К этим видам он остался равнодушен. Интуиция привела его к увитому плющом и буйно разросшимися цветами святилищу, он вошёл во Врата с разбега и опять не прислушался к ощущениям — в голове билась только одна мысль: он искал мир, в котором есть Алойи.

В следующее мгновение Кэлос падал — и это ощущение совсем не походило на то, что он испытал в прошлый свой вход во Врата: среда вокруг него имела плотность, а в спину бил ветер. Кэлос увидел летящие над собой разноцветные облака, пробил спиной одно из них — оно разошлось в голубом небе радужным фейерверком заискрившихся на солнце капель — и отчаянно закричал. Он не был готов впервые испытать ощущения, предшествующие смерти, и даже усовершенствованные многочисленными психотехниками структуры мозга не побороли заходящееся в панике тело. Оно не выдержало бы падения: небо летело вверх, а Кэлос с убийственной скоростью приближался к поверхности, если она только где-то существовала. Сам полёт был болезненным: разряженный воздух лишал дыхания, а встречный воздушный поток разрывал одежду и кожу. Попытка перевернуться в воздухе была ошибкой — осознавший неизбежность смерти мозг отключился, полностью отдавшись инстинктам. Мысль о том, что смерть будет болезненной, но короткой, а Врата отправят его в другую реальность, где он продолжит существование, ушла глубоко в подсознание, и Кэлос зажмурился. В его глазах собирались слёзы — он где-то слышал, что так должно быть перед смертью — ветер уносил их, а удар, которого он ждал, оказался прикосновением чего-то тёплого и пушистого.

Кэлос обнял подхватившее его в воздухе существо и не решился на ощупь определить, что это было. Прикосновение напомнило ему об Алойи — о том, что он хотел трогать — но то, к чему он прикасался, не могло оказаться человеческой кожей. Это было больше похоже на короткую шерсть или гладкие перья. Кэлос открыл наполненные влагой глаза и крепче ухватился за шею полулошади-полуптицы, которая, почувствовав его объятие, резко взмыла в небо и понеслась обратно в облака.

«Почему Врата отправили меня в этот мир?» — пережитый страх заставил Кэлоса задуматься.

— Ты знаешь, где Алойи? — Кэлос погладил шею лошади под собой и охватил её корпус ногами. Крылатая лошадь ржанула, но не ответила — она догоняла разноцветные облака: перламутрово-охровые, серые и золотые — проходила сквозь них, развеивая фейерверком игравших на свету капель, и летела дальше. — Как мне попасть к Вратам? — животное было неразумным, и Кэлосу пришлось думать самому: «Что если на этой планете и вовсе не было тверди, а для того, чтобы попасть во Врата, нужно пройти сквозь какое-то облако?»

Кэлос попытался управлять лошадью — выпрямился у неё на спине, упёрся пятками в бока, расслабил колени, но быстро понял, что это бесполезно: лошадь ныряла то вверх, то вниз в потоках воздуха, и жёсткий хребет больно бил его между ног. Полёт прекратился, когда Кэлос уже чувствовал, что не может долее терпеть — не пуганное, не знавшее седла животное несло его, как игрушку, пока не опустилось на зависший в воздухе остров.

Каким-то чудом гравитация держала рядом несколько островов. Здесь — на острове, где оказался Кэлос, — из земли бил родник, к которому жадно приникла нёсшая его лошадь-птица, — он неловко опустился в густую траву и тоже напился. Остров был небольшим — Кэлос попытался измерить его шагами и быстро достиг противоположного края. Лошадь-птица всхрапывала и косила на него жёлтым взглядом. Кэлос оглядывал буйную растительность: нетоптаную траву; мощные деревья с сочной листвой — кажется, здесь не было больше ничего. Рай? Здесь не было людей. Кэлос безусловно бы выжил. Об этом ли он мечтал? Нет, он не чувствовал себя свободным — сам воздух вокруг был его темницей.

Кэлос сжал зубы и зарычал от злости — Тень шутила над ним или издевалась. Да, он мечтал о рае: мире без войн, машин и оружия, — Тень отправляла его в такие миры, но он хотел разделить свой рай с Алойи. Её отсутствие лишало смысла всё: шум голубого океана не ласкал слух, закат терял краски, прикосновения беспокоили кожу неприятным зудом. Кэлос хотел бы следить за крылатыми лошадьми, играющими в воздухе с разноцветными облаками, приобнимая Алойи за плечо и боковым зрением наблюдая отражение своего восторга на её лице; превратить этот маленький мирок в ухоженный сад, построить дом, просыпаться, приветствовать входящую на горизонте звезду и говорить с ней — ему одному это было не нужно.

Кэлос упал на колени и ударил кулаками в почву, вырвав вместе с испачкавшей его руки зелёным соком травой комья земли, — лошадь-птица испуганно повела ушами, пристально на него воззрилась, растянула рот, показав зубы. Кэлос продолжал буйствовать — лошадь-птица забила крыльями, опрокинула его на спину встречным воздушным потоком, испуганно заржала и улетела.

Падение немного отрезвило Кэлоса — через несколько минут он уже, устыдившись собственной слабости, разбивал найденным валуном на волокна тонкие ветви деревьев, надеясь сплести из них верёвку. По здравом размышлении он предпочел этот способ перемещения между островами попытке объездить лошадь-птицу.

Острова разделяло достаточно большое расстояние — к счастью, удерживаемые силой тяготения, они лишь немного дрейфовали в пространстве. Выбранное занятие позволило ненадолго отвлечься от размышлений.

К несчастью, мысли понеслись сплошным потоком, вызывая из глубин сознания не самые приятные воспоминания, едва небо расцветил закат: "Что я сделал не так и как мои желания могли противоречить будущему с Алойи? Почему Тень отняла её?" Звезда в этом мире заходила по спирали, оставляя в воздухе след из оттенков зелёного, алого, жёлтого и оранжевого. Световое представление не закончилось с наступлением темноты: лошади-птицы расцветили небо шлейфом накопленных за день в шерсти водяных брызг. Кэлос не стал отвлекаться на сон, задействовал сумеречное зрение и к рассвету уже сплёл верёвку.

Летающие по небу лошади-птицы на рассвете оказались молочно-белыми, а голубое небо — абсолютно безоблачным. Кэлос закрепил веревку вокруг ствола росшего на краю острова дерева и спустился вниз. Оборотная сторона острова представляла собой мешанину корней, осыпающейся почвы и копошащихся в ней червей — мир больше не казался прекрасным. Длины верёвки с запасом хватило бы на то, чтобы перебраться до соседнего острова, но Кэлоса заинтересовал другой — грунт, составлявший его, был спаян в камень и практически не крошился под притяжением находящегося в центре между дрейфующими островами ядра планеты. Была ли она когда-то цельной? Об этом Кэлос не задумывался, он подумал, что врата едва ли разместили бы на ненадёжной платформе. Не тратя время на осторожность, он обвязал свободный конец веревки вокруг запястья и прыгнул.

Кэлос понял: «Что-то пошло не так», — только когда потемнело перед глазами, загудело в ушах, а его, уже зацепившегося ступнёй о камень, отбросило и утянуло в сторону от намеченной цели. Кэлос висел над пропастью, один взгляд в которую был болезненным: кровь прилила к глазам, билась в висках, черепную коробку распирало от давления, а тело в прямом смысле разрывало — он чувствовал, как перемещаются, зажимая нервы, неспособные ничем помочь ему сейчас боевые импланты. В конце концов это было настолько больно, что хотелось просто сдаться и прекратить страдания, но сплетённая верёвка оказалась надёжной — не порвалась; мозг запустил процедуры восстановления, впрыскивая в кровь эндорфины, ослаблявшие боль. Кэлос подавил панику и пополз по верёвке вверх, преодолевая гравитацию.

* * *

Кэлос лежал в высокой нетоптаной траве, тяжело дышал и наблюдал за тем, как мир перед его глазами расцвечивается всё более яркими красками — оборотную сторону этой красоты он уже видел. Возможно, какому-то учёному было бы интересно посмотреть на оголённое ядро планеты, но Кэлос совсем не хотел возвращаться к этому зрелищу и отчаянно гнал от себя мысль о том, что случилось бы, отпусти он верёвку.

Кэлос не испытывал недостатка в воде, мозг успешно завершил основные диагностические и восстановительные процедуры, только голод его беспокоил. Он не мог оценить прошедшее с того момента, как покинул родную планету, время — оно теперь мерилось закатами и восходами местного солнца. Кэлос неохотно поднялся — все системы организма сигнализировали о том, что он должен наполнить желудок, для полного восстановления был необходим животный белок — в общем, следовало поторопиться. Он закрепил веревку и осторожно, цепляясь за протыкавшие почву насквозь корни деревьев, перебрался на соседний остров.

Кэлос огляделся — этот остров был похож на предыдущий: среди высоких деревьев шелестел родник, на его глазах непуганая лошадь-птица опустилась на поверхность острова, пощипала траву и напилась воды. Её соплеменники продолжали свой полёт наперегонки с облаками. Кэлос сомневался, что его метаболизм сильно отличается от лошадиного, но не был готов жевать траву. Он оглядел соседние острова — они были каменистыми: деревья сменились раскидистым кустарником с пышной листвой, трава — мхом и лишайниками.

Кэлос потратил несколько стандартных часов, чтобы сплести ещё одну верёвку из волокон древесины и заточил с концов две достаточно толстые ветки. На этот раз он прыгал с запасом: обвязал верёвку вокруг пояса, вторую спустил аксельбантом с плеча, — колья надежно вошли в грунт, помогли ему встать на поверхность острова. Кэлос вытянул зацепившуюся за росшее на краю предыдущего острова дерево верёвку, размотал сложный узел и в очередной раз огляделся.

Родник здесь бил с небольшой глубины с невероятной силой, свергался в пропасть и исчезал игравшим на свету паром. Твёрдый грунт был влажным, пробивший его кустарник — очень крепким, а его листья оказались горькими и непригодными в пищу. Кэлос смотрел на лошадей-птиц почти плотоядно. Голод становился невыносимым. Из-за слабости он не сразу решился прыгать: промедление было убийственным, а следующий остров практически лишён растительности.

Впрочем, Врат на нём тоже не оказалось. Поверхность следующего острова оказалась скользкой, заиндевевшей, завершив прыжок, Кэлос проскользил на спине, верёвка не утянула его обратно, и он повис над пропастью на едва вошедших в каменистый грунт кольях.

В конце концов, отпусти он сейчас колья, погибни разорванный на части в ядре этой планеты, всё равно вернётся в мир, принадлежащий Тени. Пагубная мысль посетила его, прежде чем он вылез на поверхность и улёгся на лёд. Кэлос не боялся смерти, но и не звал её — и то, и другое в его мире считалось одинаково малодушным — но сейчас был близок к тому, чтобы выбрать путь минимального сопротивления.

Кэлос наблюдал за кружащими в небе лошадьми — они собирались в районе экватора, а он медленно приближался к одному из полюсов. Кэлос закричал, пытаясь привлечь к себе внимание лошадей-птиц, но они не отозвались. Все системы в теле Кэлоса требовали питания, и искусственные причиняли значительно больше неудобства, чем естественные: импланты один за другим отключались, симбиоты превращались в паразитов, отяжеляя его ненужным грузом и отравляя организм. Один шаг — и Кэлос окажется в новом мире. Он с трудом поднялся и посмотрел в пропасть.

Соседний остров был припорошен снегом — снежинки облепили ветки кустарника и мёрзлую траву, которая своим видом больше всего сейчас напоминала Кэлосу то, как он представлял себе кораллы. Он взял разбег, насколько позволяла скользкая поверхность острова, и прыгнул — тренированное тело не подвело, он птицей взлетел в воздух и опустился на край острова — его подвела поверхность под ногой. Растительность сломалась под его телом, ничуть не замедлив скольжение, Кэлос упал на спину, пролетел через весь остров и с истошным воплем свалился в пропасть.

Он молил о том, чтобы потерять сознание, не ощутить уготованную ему боль — миг паники был кратким, Кэлос в очередной раз оказался на спине лошади-птицы, которая понесла его над островами. Он замолк, безвольно свесил руки и ноги, не пытаясь поменять положение, — мир, проплывавший под ним, был прекрасен: каждый остров с высоты казался яркой игрушкой. Засмотревшись, Кэлос не сразу осознал, что лошадь-птица миновала экватор и не торопится опустить его на твёрдую почву. Густо поросшие растительностью острова сменились на каменистые, поднялся холодный ветер, Кэлос обеспокоенно огляделся: путешествие не входило в его планы, — а в следующее мгновение лошадь сбросила его со спины. Кэлос полетел по воздуху спиной вперёд, отчаянно болтая в воздухе руками, пытаясь уцепиться за гриву лошади… уцепиться хотя бы за что-нибудь… Так, спиной вперёд, он и вошёл во Врата.

* * *

Кэлос совсем не запомнил ощущений, которыми сопровождался этот проход, — был слишком утомлён. Он нашёл себя прижатым к пышной обнажённой груди дебелой женщины, оглядел налившиеся молоком округлые формы своей спасительницы и выбрал из двух зол меньшее — безвкусный отвар из глиняной миски. Мягкие полные руки обняли и приласкали его, как только он закончил нехитрую трапезу. Кэлос не сопротивлялся, позволил себя убаюкать, предоставив получившим требуемое питание симбиотам заниматься диагностикой и проводить восстановительные процедуры.

Следующие местные сутки Кэлос проспал, отвлекаясь только на употребление пищи, которую приходилось активно жевать. Если бы этого не надо было делать, он, пожалуй, и вовсе отдался бы на волю глотательного рефлекса.

Едва прикрытая набедренной повязкой женщина с налившимися молоком грудями опекала его. Зачем? Почему? Считала ли она его игрушкой или сыном? Кэлосу было всё равно. Он твёрдо знал, что в этом мире нет Алойи и есть Врата, а значит…

Её соплеменники часто подходили, переговаривались над ним на своём цокающем наречии, качали головой и уходили. Только что-то недоброе в их взглядах заставило Кэлоса на третьи сутки подняться. Он то ли из благодарности, то из желания проверить результат проведённых симбиотами восстановительных процедур голыми руками наломал толстых веток в ближайшем лесу; поднялся в горы, убил попытавшееся проткнуть его рогами животное, принёс тушу на плечах в селение.

Мысль о том, что различие между смертью и жизнью для него теперь утратило смысл, въелась в сознание и не отпускала: поиск Врат, проход через них и физическая гибель приводили к одному и тому же результату.

Ещё двое суток Кэлос наблюдал за жизнью приютившего его племени — эти люди недалеко продвинулись по пути эволюции, практически не носили одежды, не ткали, не сеяли и не жали — жили охотой и собирательством, полностью завися от капризов природы.

* * *

Кэлос запасся водой и пищей, в его заплечном мешке из выдолбленной кожи лежала надёжная верёвка и каменный топор... Он ушёл ночью, когда жавшаяся к его боку женщина крепко заснула.

Интуиция вела его в горы — наиболее опасное на этой планете место. Кэлос не торопился, размышляя о превратностях воли Тени, которая раз за разом, пытаясь угодить или издеваясь, подкидывала ему странные миры. Врата открылись нагромождением камней там, где он и ожидал, а подъём оказался проще, чем он рассчитывал, — пугавшие обитателей этой планеты туры были дневными охотниками. Прежде чем сделать шаг во Врата, Кэлос оглядел проделанный путь: острые камни, загораживающие врата, было не под силу преодолеть обычному человеку, — там, у подножия скалы, ползла по камням выходившая его женщина.

— С ума сошла?! Возвращайся обратно! — Кэлос закричал и тут же замолк, осознав, что женщина не понимает его слов. Она лежала обнажённым телом на камнях. Кэлос скинул конец верёвки вниз и потащил её, вздрагивая от сострадания, когда камни ранили её тело. Он понял, что совершил ошибку, только когда она встала рядом, кинулась на плечи и обняла, почти спрятав его под своим мягким телом — она не могла вернуться обратно. Кэлос сделал шаг к вратам — она вздрогнула, но шагнула вслед за ним.

Врата открылись — Кэлос падал, ощущая полную опустошенность: ни одной мысли в голове, никаких чувств… Он ни на что не надеялся, ни во что не верил, ничего не желал. Падение было долгим. Он очнулся на берегу водоёма. Женщины рядом с ним не было.

Кэлос внутренне содрогнулся, представив уготованную ей участь, — пожалуй, просто бросив её, он бы поступил милосердней. Эта мысль окончательно лишила его сил, Кэлос побрёл по берегу заросшего диковинным для него камышом и нежными цветами с сочной листвой водоёма. Он не замечал, как играют со дна лишь слегка подёрнутые тиной самоцветы, создавая над чистой до прозрачности водой разноцветное марево.

Водоём оказался старицей когда-то полноводной реки, Кэлос обошёл его, преодолел каменистый холм и вышел к новому руслу. Река была быстрой и неглубокой. Кэлос захотел перебраться на другой берег, вошёл в воду — дно было усыпано мелкой, округлой галькой, которая коварно скользнула под ногой — Кэлос потерял равновесие, и его понесло по течению между поднявшихся со дна камней.

Со стороны это могло показаться красивым: самоцветы кружили вокруг Кэлоса в странном танце. Особого смысла бороться с течением не было: симбиоты надёжно поставляли кислород в кровь, заживляли раны и ушибы, — но оно и уносило Кэлоса от намеченной цели дальше, вниз по реке. Кэлос нырял, пытаясь зацепиться за близкое дно и пойти по нему, но отполированные водой до гладкости камни были ненадёжны. Река понесла его, швырнула на большой валун, покатила по порогам, играя, а потом сбросила со скалы вместе с водопадом.

Симбиоты подвели, Кэлос лишился дыхания. Через несколько мгновений, потребовавшихся реке, чтобы расправиться с ним, он лежал в широком, проточном озере, раскинув руки, и с трудом удерживал голову на поверхности воды, силясь вдохнуть. Небо над ним расцвело закатом — уходящая звезда фейерверками разбрасывала по тёмному фону яркие пятна; краски медленно выцветали, окрашивая в свои цвета холодные и далёкие звёзды. Мир был симметричен: самоцветы в небе, самоцветы под ногами.

Поиск врат потерял смысл, проход через них был равносилен смерти. Кэлос прекратил сопротивление и погрузился под воду.

* * *

Кэлос очнулся от того, что кто-то давил ему на грудь, с силой вгоняя воздух в лёгкие, резкий выдох ободрал горло, Кэлос выплюнул воду и сел на траве. Его органы чувств медленно восстанавливались — в ушах зазвучал уже знакомый шум водопада, а сквозь черную пелену перед глазами проступили очертания встревоженного человеческого лица.

Кэлоса погладили по спине и накинули одеяло — осознание того, что стоящий перед ним человек не может этого сделать, заставило его оглядеться. Спаситель был стариком: время иссушило и опалило его кожу, сделав тёмной, тонкой, покрыв сеткой морщин, выбелило его волосы, но отступило перед глазами — они остались яркими, с искрой озорства и доброты.

— Помоги мне поднять его, Мирра, и довести до дома.

Мирра была немолодой женщиной:

— Такой тяжёлый! — воскликнула она.

Кэлос с подросткового возраста не испытывал подобного унижения — его подняли точно мешок с дерьмом за руки и потащили по траве. Кэлос отчаянно старался шагать сам, но тело его не слушалось, а те, кто тащили его, были слишком малы ростом, чтобы поставить на ступни.

— Ты зачем в реку полез, парень? Жить надоело?

Отвечать на эти вопросы Кэлосу не хотелось. Он больно ударился коленями о единственную ступень невысокого крыльца, не смог подобрать ступни, чтобы не зацепиться ими за порог, захлопнувшаяся вслед за ним дверь довершила наказание за проявленную слабость. Кэлос лёг в мягкую постель и тяжко застонал.

— Принеси чего-нибудь горячего, жена, — проговорил спасший его старик и сел на тумбу в изголовье кровати. — Ну рассказывай, чего между врат гуляешь? — Кэлос промолчал, отчаянно пытаясь понять, почему не работают симбиоты. — На этой планете разумных двое: я и Мирра — а ты мог только через Врата прийти. Хотя, может, ты и не разумный, а только притворяешься. Разумные в горную реку не лезут.

Мирра появилась на пороге комнаты с украшенной замысловатым орнаментом из самоцветов чашкой. Кэлос подался вперёд, надеясь, что питьё восстановит его силы, и понял, что не может пошевелиться.

— Возьми чашку, Дик! А ты, парень, лежи смирно! Ты упал с высокой скалы, непонятно, как жив остался.

— Должен был получиться синий мешок с мелкораздробленными костями, а ты, кажется, цел. Только весь в синяках.

Старики дополняли и поясняли слова друг друга, как люди, прожившие долгое время в полном согласии.

Дик взял чашку из рук Мирры, зачем-то помешал содержимое большой деревянной ложкой, черпанул и поднёс к губам Кэлоса. Тот торопливо сделал жадный глоток, закашлялся и застонал. Молоко в чашке было обжигающе горячим.

— Да что ты, парень?! — старик почти вскрикнул от удивления его поспешностью и обратился к жене за поддержкой. — Он что, горячее от холодного не отличает?

— Это ты, Дик, от людей отвык, надо было сперва его раздеть, обтереть и лёд на ушибы положить. Ты уверен, что он не разбился?

Кэлос предпочёл бы этому плану действий питьё, но в сложившейся ситуации он не имел голоса.

— Зачем в реку полез, парень? Рассказывай!

— Хотел на другой берег перебраться, — Кэлос собрал все силы, чтобы ответить. Ответ получился хриплым, но всё-таки помог отвлечься от реальности — старик поставил чашку на прикроватный столик с уютной лампой и теперь возился с ним, как с трупом: разрезал одежду и вытягивал из-под его неподвижного тела обрывки ткани.

Кэлос попытался приподняться на локтях, чтобы рассмотреть себя, а когда это ему не удалось, приподнял голову. Тело было чужим — отбитый на камнях кусок сочащегося кровоподтёками мяса. Немочь пугала Кэлоса. На родной планете его бы погрузили в питательный раствор, подключили к системе диагностирования, прозвонили тестовыми сигналами импланты.

— У вас есть медицинская капсула? — Кэлос встретил непонимающий взгляд и на всякий случай переспросил: — Наномедик? — его мечта о небольшом импланте, который вводят в вену раненным на поле боя, также растаяла во взгляде спасшего его человека.

— У меня есть свежий воздух, чистая вода и органическая пища. Мне этого достаточно. А если ты боишься, парень, то берёгся бы лучше, когда в речку лез. Зачем тебе, кстати, противоположный берег понадобился?

— Врата искал.

— Зачем тебе Врата?

Кэлос не пренебрегал разговором — произносимые вслух слова позволяли ему чувствовать себя живым вопреки тому, как выглядело его тело, — и проигнорировал заданный вопрос только потому, что спешил спросить о том, что больше всего его волновало:

— Что со мной будет?

— Буду лечить ушибы, Мирра принесёт лёд из погреба…

Дик перечислял доисторические способы оказания первой помощи, переглядываясь с Миррой, и его слова не давали Кэлосу надежды.

— Я не совсем обычный человек. Для меня всё это не работает.

— А ты пробовал? Надо же проверить.

Кэлос откинулся на подушки и тяжело вздохнул — выбора у него не было. Будь то длительное кислородное голодание или вызванное многочисленными ушибами нарушение кровообращения, но что-то разорвало связь между имплантами в его теле. Пробудь он в воде ещё несколько минут, и даже кожное дыхание его бы не спасло.

— Вам нужно дать мне умереть.

— Умолкни, придурок! — Кэлос заметил дрожь в руках накрывшего его, теперь полностью обнажённого, простынёй старика. — И чётко отвечай на мой вопросы. Зачем тебе Врата?

Кэлос считал этот вопрос несущественным:

— Я потерял Алойи. Теперь ищу её.

— Кого? — переспросил Дик.

Кэлос недоумевал, в действительности ли его не поняли или издевались, но Мирра пояснила мужу:

— Девочку он потерял, понимаешь? — и Кэлос обратился уже к ней, прижимавшей к его ушибам тканевые мешочки со льдом.

— Я почти уверен, что это не поможет. Позвольте мне умереть или убейте — так я воскресну в новом мире и пойду за ней дальше.

— Убить, говоришь? — старик в нарушение всяких приличий громко фыркнул и обратился к жене. — Слыхала? Дай-ка мне мешочек, к лобику приложу.

— Не надо, Дик! Мальчик замёрзнет, — Мирра то ли не поняла юмора, то ли подыграла.

Кэлос прикрыл глаза и повторил:

— Это всё не поможет. В моём теле десятки имплантов: одни просто защищают суставы, другие находятся в кровеносной системе, ускоряя заживление ран, третьи — боевые устройства, достаточно умные. Сейчас все не работают.

Внимательно выслушавший эти слова Дик проигнорировал их и ответил жене криком:

— Не замёрзнет! Он уже и так на всю голову отмороженный!

Кэлос был искренне удивлён эмоциональностью своего спасителя, а тот уселся перед ним на кровать с чашкой остывшего молока и принялся поспешно поить его.

— Послушай, ты во Врата торопишься? Помереть здесь хочешь? А тело нам оставишь? А если воскреснешь козочкой?

— Кем? — торопливо поглощавший жидкую пищу Кэлос едва не поперхнулся.

— Он военный, Дик, он не знает, что такое эти твои козы, — это замечание Мирры Дик пропустил мимо ушей и продолжал говорить с Кэлосом:

— Ну да… Ты умрёшь, Тень отправит тебя в новый мир, вот только твоё тело останется здесь. Это ничего, — голос Дика звучал настолько буднично, что Кэлос почувствовал пробежавший по спине холодок. — Тень найдёт тебе новое — необязательно человеческое, подойдёт какой-нибудь гриб и даже плесень. Тень не понимает разницы, и вкусы Алойи ей тоже незнакомы.

— Послушайте, число разумных рас… — Кэлос попытался возразить, хотя где-то на задворках его сознания уже складывалась понимание того, что Дик прав.

— Для Тени все живые существа — родные дети. Чего ты там у Врат просил? Свободы? Так вот… Будешь ты абсолютно свободен в теле маленькой беленькой козочки, и никакая Алойи…

— Послушай, ты военный? — Мирра перебила мужа, чувствуя, что разговор принимает совсем уж плохой для больного оборот. — Соображать должен, — Дик усадил Кэлоса на кровати так, чтобы ему было легче дышать. — Когда потеряешься, ты должен выживать и ждать, когда спасут. Разве не так записано в ваших инструкциях?

— Боюсь, что твои сведения немного устарели, жена, — Дик усмехнулся в ответ на слова Мирры, но та не обратила на это внимания и продолжала:

— Послушай, вы же любите друг друга. Что, если она ходит из мира в мир, но не может найти тебя? А ты, раз за разом, только уменьшаешь шансы на встречу.

— Ну и что мне делать? — Кэлос тяжело вздохнул, а этот вопрос был скорее риторическим — выбора у него не было

— Живи с нами и жди её. Один из вас должен ждать.

За те дни, что Кэлос провёл у Мирры и Дика, они стали называть его сыном, а он даже не спросил, откуда они и как появились на этой планете; не поинтересовался, почему они понимают его речь; не поблагодарил за исцеление. Кэлос ушёл из гостеприимно приютившего его дома ночью, тихо крадучись, как вор.

Кэлос добрался к Вратам на рассвете. Они не были скрыты от глаз, как он того ожидал: сложенные из самоцветов, отражая всеми гранями свет звезд, Врата создавали столп уходящего в небо разноцветного марева.

Мир, который покидал Кэлос, был прекрасен, и всё-таки он ни на мгновение не сомневался, делая шаг. Мерцающий разными цветами столп света сломался, тысячу раз отразившись от неожиданного препятствия, рассыпался в небе мириадами искр и исчез.

Кэлос осознал вход во Врата, ощутил пустоту вокруг и даже остановившееся течение времени — падение было медленным, он, точно оторвавшийся от ветки чахлый лист, медленно кружась, опускался на дно.

Новый мир показался Кэлосу знакомым: под ногой что-то захрустело и треснуло, заставив на мгновение потерять равновесие, в лицо ударил мелкодисперсной пылью ветер, сразу же перепачкав его, Кэлос вдохнул запах гари, машинного масла и гнили. Знакомые ощущения показались отвыкшему от них Кэлосу в первое мгновение даже приятными, пока звук близкого взрыва не оглушил его, заставив повалиться на спину. Последним проснувшимся чувством было зрение, и искусственные элементы сработали раньше: фильтры защитили носоглотку; импланты закрыли голову и тело наведёнными полями от проводящих осколков. Кэлос обнаружил себя на поле битвы диким зверем в своей стихии.

Земля была выжжена и завалена припорошенной пеплом мешаниной обломков; рытвины и кратеры от взорвавшихся снарядов ещё чадили черным дымом, и только вид городов на горизонте позволял отличить это место от знакомых Кэлосу тренировочных полигонов. Недавний взрыв, оставив кратер в сотне стандартных мер длины от него, уничтожил большую часть живой силы вокруг. Кэлос, стряхнув пепел с плеч и выпрямившись в полный рост, оказался ориентиром для бомбардировщиков. Его слух среагировал на шум турбин, он поднял голову к небу — летальный аппарат завис над ним, прибивая к земле выходящим из турбин воздушным потоком.

Едва ли стоило тратить боезапас на одиноко стоявшую цель — единственного выжившего, поэтому пилоты просто издевались, спускаясь ниже. Шум двигателей становился невыносимым — заставил Кэлоса припасть на колено, но пилоты не унимались — взяли вираж и на бреющем полёте опрокинули его на спину. Подчиняясь силе воздушного потока, он покатился по полю битвы, собирая на себя пепел и осколки.

Кэлос вцепился в почву руками и ногами, пытаясь всеми силами замедлить качение. Мешанина из праха и осколков под ним была плотной, и подняться удалось только, когда лёгкий бомбардировщик ушел на второй вираж. Посетившая Кэлоса надежда на то, что его оставят в покое, была обречена. Бомбардировщик развернулся и полетел на него, не снижая скорость, на предельной высоте. Кэлос врос ногами в землю, пытаясь устоять, и всё-таки вынужден был опуститься на четвереньки, приняв положение бегуна на старте. В следующее мгновение он оттолкнулся от земли, взял разбег и прыгнул. Удивительно лёгкий углеродистый сплав, из которого состояла обшивка бомбардировщика, прогнулся под ним и треснул, а пилот слишком резко взял штурвал на себя от неожиданности и потерял управление. Летательный аппарат сделал несколько оборотов в воздухе и крылом вонзился в поверхность.

Кэлос не остановился на достигнутом — один удар усиленной имплантами руки, и кабина лёгкого, не созданного для воздушного боя корабля была вскрыта, как консервная банка. Кэлос примял коленями острый край обшивки, наступил на приборную панель, выкинул руку вперёд и поднял за грудки трепыхающегося пилота: мелкого, болезненно-худого и до смерти испуганного.

— Что ты такое?! — визжал пилот, заходясь смертным страхом, перед тем, кто опрокинул боевую машину, как игрушку.

— Ты хотел посмеяться надо мной? — изменённый фильтрами голос Кэлоса привёл пилота в истерику.

Кэлос с омерзением отшвырнул от себя этого извивавшегося червём и визжащего фальцетом урода и только тогда заметил второго — тот полулежал на перекосившимся при падении полу и направлял на него оружие — обычный пистолет. Кэлос не заметил выстрела — пуля прошила тщедушное тело первого его противника насквозь, встретив мало сопротивления, и устремилась к Кэлосу, сохранив убийственную силу.

Кэлос не успел отреагировать, это импланты распознали угрозу, отличили смертоносный кусок металла от самоцветов, некогда практически изрешетивших его тело. Пуля прижалась к одежде безобидным куском металла, и Кэлос просто стряхнул её, выбив оружие из рук противника перед тем, как он успел сделать другой выстрел.

* * *

Бортовой компьютер был повреждён при приземлении — Кэлос не стал тратить время на попытку восстановления. Вся техника на этой планете была слишком хрупкой, и вычислительная машина не была исключением. Его противники были без сознания или мертвы — это не имело значения. Они больше не пытались убить его, а если бы и попытались — это ничего бы не изменило.

Кэлос выпрыгнул из покорёженной кабины бомбардировщика и, не оглядываясь, пошёл прочь — из-под шагов поднимался пепел, воздух от этого казался чёрным, смердело горелой плотью...

Город, медленно выраставший на горизонте, тоже был неприятным — возможно поэтому Кэлос туда не торопился — его Алойи вряд ли понравилось такое место, но…

Мимо него странными черепахами пропылили два бронетранспортёра. Кэлос буквально почувствовал на себе удивлённый взгляд тех, кто находился внутри, когда эти машины замедлили ход. Это чувство — направленного на него заинтересованного взгляда — не покидало Кэлоса весь оставшийся до города путь. Он сутулился и поводил плечами, пытаясь сбросить с себя это ощущение, но оно с каждым шагом становилось всё более осязаемым: Кэлос слышал шум лёгких двигателей над головой.

Находящийся на осадном положении город показался ему удивительно открытым — впрочем, он не был уверен, кому он принадлежал: победителям или побеждённым в недавней схватке. Кэлос легко перепрыгнул загородившего ему дорогу бетонного «ежа» и последовал узкой улицей. Дома вокруг него не были высокими, но полное отсутствие окон на первых этажах и узкие бойницы на остальных создавали ощущение сжимавшегося вокруг каменного колодца. Неба Кэлос не видел, пыль клубилась под ногами: смесь человеческих нечистот и обвалившейся со стен штукатурки.

Импланты сигнализировали об опасности. Кэлос был согласен с их выводами, но шёл вперёд по извилистым улочкам — они не отличались разнообразием — пока не достиг показавшегося ему тупиковым здания. Перед ним был сложенный из серого пористого камня портик, потолок которого поддерживали четыре трёхгранные колонны, а за ним возвышалась серая громада, которую Кэлос не мог охватить взглядом.

Он решил обойти строение — импланты подсказывали, что оно не заканчивает город, а является его центром. Город был практически безлюден — редкие встречные останавливались, удивлённо оглядывали слишком рослого по их меркам незнакомца и продолжали свой путь. Кэлос привык к такому поведению и не насторожился, когда двое горожан поравнялись с ним со спины. Дуло пистолета ткнулось под лопатку — и импланты едва не оглушили его запоздалым предупреждением.

— Ты тот, кто свалил бомбардиров Гроххов голыми руками? — произнёс стоявший позади него человек, коверкая всеобщий язык ужасным акцентом.

— Я пойду с тобой, куда скажешь. Убери оружие, — Кэлос пытался справиться с гудением в голове.

— Далеко идти не придётся, — в голосе едва достававшего макушкой Кэлосу до плеча противника слышалась усмешка и явное превосходство.

Кэлос, мысленно борясь с готовыми к действию имплантами, вошёл в указанную дверь. За дверью оказался узкий коридор — будто пробитый сквозь камень, а не сложенный из него — тёмный настолько, что даже развитый зрительный аппарат не сразу позволил Кэлосу различить, где он заканчивается.

Импланты подсказали Кэлосу воспользоваться преимуществом и расправиться с противниками за спиной, но он этого не сделал. Тёмный коридор сменился более светлым и широким, и Кэлоса сбили с ног.

Кэлос сделал глубокий вдох — накинутый на голову плотный мешок на мгновение пресёк дыхание — и тут же выдохнул: его нагнули, должно быть, вдвоём, заломили руки, а третий сквозь мешок вцепился в волосы. Импланты оценили ситуацию — длительное заключение, возможно, пытки. Последовав их предостережению, Кэлос рванулся, но было поздно: коридоры было извилистыми, план здания неизвестным, а пути к отступлению — перекрыты. В конце концов, это не имело значения, он пришёл сюда, чтобы узнать об Алойи, и те, кто будут пытать его, не пропустили бы и её.

Кэлос вынужден был ускорить шаг, его тюремщики спешили — пол под ногой был неровный, Кэлос запинался, и они протаскивали его под руки. Это было унизительно и немного больно — недостаточно, чтобы привести Кэлоса в ярость. Тюремщики остановились — его поставили на колени и удерживали в таком положении, опираясь на плечи.

— Тот самый? — эти произнесённые вполголоса слова, отразившись от стен, помогли Кэлосу немного сориентироваться — помещение, в котором он находился, было достаточно просторным.

— Он самый! — ответил один из тюремщиков, а другой добавил:

— Здоровый, едва скрутили.

— Что здоровый — сам вижу, а вот тот или нет — мешок с головы сними!

Мешок с головы Кэлоса был сорван, и в следующее мгновение давление на плечи усилилось. Кэлос с посторонней помощью поднял голову и огляделся, он находился в помещении, все стены которого занимали световые панели — на одной из них как раз проигрывался его недавний бой с бомбардировщиком, снятый сверху.

— Ты кто такой? — немолодой мужчина, в его чертах которого характерная для всех жителей этой планеты худоба сменилась делавшей его похожим на земноводное полнотой, привык отдавать приказы.

Кэлос повёл плечами, пытаясь смахнуть практически наседавших на него тюремщиков, — происходящее на световых панелях его заинтересовало:

— Как вы получаете такие подробные карты местности? Как вы решили проблему слежки? — импланты советовали ему быть максимально корректным — его тюремщики отлетели к дверному проёму и теперь пытались найти каждый себя в общей мешанине рук и ног.

— Здесь я задаю вопросы! — их начальник был явно смущен поведением пленного, но всё ещё мнил преимущество на своей стороне.

Кэлос подошёл к панелям и пытался определить способ, которым они управляются. Панели не отреагировали на прикосновение, а расплывшийся, низкорослый «генерал» дрожащими руками справился с кобурой у себя на боку и вытащил пистолет. Кэлос был вынужден отвлечься от контакта с объёмными картами местности, на которых разноцветные флажки маркировали то, в чём он подозревал живую силу. Быстрым движением он перехватил руку толстяка за запястье, придал тому ускорение, перевернув вокруг собственной оси в горизонтальной плоскости, и впечатал расплывшейся мордой в расположенную под панелями стойку.

— Тревога!

Кэлос надавил ладонью на щеку того, кого он про себя называл генералом, и его командный голос сменился повизгиванием.

— Объясни, как это работает? — Кэлос немного ослабил хватку, чтобы «генерал» мог говорить, но не дождался ответа. — Что это за точки? — Кэлос перехватил «генерала» за шкирку, поднял и прижал щекой к световой панели.

— Это люди, — простонал толстяк, перебирая руками в напрасной попытке оказать сопротивление. — Все чипированы, и с каждого чипа идёт сигнал.

— Отлично! — Кэлос был доволен ответом, но его противник этого не понял. — Я пришёл за девочкой. Если бы она прошла сквозь врата и попала на эту планету, вы же не пропустили бы её?

— Никто не пройдёт незамеченным, даже не чипированный — спутники оснащены системами теплового зрения.

— Тогда где она?! — Кэлос внезапно перешёл на крик. Импланты в его теле разгоняли кровь и впрыскивали адреналин, заставляя его чувствовать опасность. — Покажи мне её! Найди!

«Генерал» ответил ему испуганным постанываем и попытался вывернуться из захвата, а в спину Кэлоса ткнулось дуло пистолета.

— Не убивать его, он нужен для опытов!

— Опыты на мне решил ставить?! — Кэлос твёрдо уверовал в скорую встречу с Алойи, и паника, которую так пытались вызвать импланты, только помогала ему — теперь он был в ярости.

Кэлос отпустил «генерала» и сделал шаг в сторону быстрее, чем смогли среагировать его подчинённые. Выстрел прозвучал, пороховые газы ожгли локоть, но Кэлос этого не почувствовал — он сожалел только о разбитой световой панели, которая теперь сочилась какой-то синеватой жидкостью. Следующим движением Кэлос ударил ребром ладони в голову стрелявшего и оттолкнул второго ударом ноги в грудь: противники были смяты, точно бумажные, и только мерзкий звук ломаемых костей и рвущихся сухожилий напоминал о том, что они были людьми.

— Не пытайтесь победить его! Готовьте сонный газ.

После этого приказа «генерала» оставшиеся в помещении бойцы сбежали — Кэлос схватил противника за грудки и поднял над полом:

— Где Алойи? Где моя девочка? — выкрикивая в рожу мерзкого толстяка эти вопросы, Кэлос был практически счастлив. Он считал, что от Алойи его отделяет несколько стен из серого пористого камня, и, если потребуется, он превратит эти стены в песок голыми руками.

— Женщина? Ты ищешь женщину? — испуганный до смерти «генерал» был готов к сотрудничеству. — Мы держим женщин отдельно…

— Веди! — Кэлос прорычал это слово, показав клыки, и подтолкнул толстяка к выходу из помещения.

«Генерал» испуганно семенил по коридору перед Кэлосом, который чувствовал в себе силы, чтобы уничтожить любого, кто появится у него на пути. Тех, кого постигла эта участь, Кэлос не считал и не жалел. Через несколько проходов по извилистым коридорам «генерал» замер перед металлической дверью с небольшим окном, и Кэлос рыкнул:

— Открывай!

«Генерал» приложил руку к двери и вызвал голографическое меню, его полные пальцы чертили в воздухе какие-то затейливые кривые — дверь ушла в потолок, и Кэлосу пришлось согнуться пополам, чтобы войти внутрь. Его встретила наполненная жужжанием вентиляционных приборов тишина, ровные ряды продолговатых ванн, закрытых слегка запотевшими стеклянными колпаками. Кэлос уставился непонимающим взглядом в лицо своего спутника.

— Женщины здесь… — прошептал тот едва слышно.

В следующее мгновение Кэлос, позабыв обо всём, бегал между инкубаторами, силясь разглядеть под крышкой знакомое лицо. Импланты в его теле надрывались от предостережений, но Кэлос не заметил бы сейчас, даже если бы его попытались застрелить в упор. От вида обнажённых беременных тел его мутило, а каждый взгляд под полупрозрачный колпак как будто отнимал часть жизни — миновав несколько первых, он почувствовал слабость в ногах, а потом уже падал и ложился на крышку сверху, вглядываясь в отрешенные бледные лица. Алойи среди них не было. Определив это, Кэлос вернулся взглядом туда, где оставил пленённого «генерала», но не обнаружил того.

— Уроды! — Кэлос воздел голову к потолку и заорал.

Крик и последовавший за ним новый впрыск адреналина придали ему сил. Он подбежал к фосфоресцировавшей в полутьме небольшой световой панели и попытался активировать её, повторяя движения «генерала», а, когда это не удалось, ударил в поверхность стены кулаком. Стена ответила на удар гудением и вибрацией, и Кэлос, заставив себя успокоиться, ощупал поверхность — она была гладкой и казалась монолитной плитой за исключением встроенной в неё световой панели, в непосредственной близости от которой пальцы Кэлоса провалились в углубление. Кэлос подцепил рубильник и выжал его до отказа — светопреставление началось с едва не выдавившего перепонки звука (он был коротким); из вентиляционных отверстий поплыл беловатый туман и растаял, крышки инкубаторов синхронно поднялись, а дверь ушла в потолок.

— Где вы держите других женщин? Сколько таких…

Кэлос выкрикивал вопрос за вопросом, не ожидая ответа, — каждый попавшийся ему на пути был уничтожен раньше, чем успевал поднять оружие. Противников становилось больше, Кэлос впал в боевое безумие.

* * *

Кэлос задыхался, даже для его сердца это было чересчур, — он отчаянно пытался выбраться из очередного узкого коридора. В помешательстве ему казалось, что стены осыпаются, заваливая его глиной. В действительности стены стояли непоколебимо, но «глина» существовала — мешанина из мёртвых человеческих тел. Кэлос мял ногами это месиво, но новые противники бросались на него, погребая под собой. Отчаянным усилием Кэлос вырвался — черные коридоры сходились к возвышению с пустой аркой из того же серого пористого камня, что и всё здание: это был тупик. Кэлос залез на постамент в надежде на передышку, но человеческая мерзость не заканчивалась и не оставляла его — подгоняемые визгом упитанных генералов, худосочные солдаты лезли из тёмных коридоров, не гнушаясь ступать по трупам своих товарищей.

— Не дайте ему сбежать!

Кэлос отстреливался и выкрикивал проклятия пополам с мольбой:

— Где Алойи? Что вы сделали с ней? — пока были патроны.

Потом он бросил оружие и медленно отступал к арке, ожидая пленения, — импланты были правы в своих прогнозах и защищали его, как могли — пока этот мир не исчез. Кэлос с трудом осознал вход во Врата и не был рад ему — он падал сквозь ничто, отчаянно перебирая руками и ногами в попытке вернуться, то проклиная, то умоляя Тень.

Кэлос обнаружил себя лежащим под голубым небом на узкой кромке берега перед величественно уходящим в небо сосновым лесом, море катило бирюзовые волны с нежными барашками белой пены к его ногам. Кэлос не мог подняться, но и лежать не мог — сладкий воздух давил ему на грудь. Он перевернулся на живот, поднялся на четвереньки и закричал, отчаянно колотя кулаками в поверхность песка. Кэлос заходился криком, роняя мокроту, пока поднятый им с поверхности ошмёток утрамбованного песка, залетев в рот, не пресёк дыхание, заставив откашливаться и отплёвываться; потом он улёгся на влажный песок, свернулся калачиком и, глотая слёзы, наблюдал торжественный закат — импланты не обнаружили опасности и погрузили его в сон.

Кэлос очнулся от звука, который не мог принадлежать живой природе, — это было пощелкивание, потрескивание и гудение силового поля — открыл глаза и огляделся. Судя по тому, что импланты не разбудили его, опасности в этом звуке не было. Над собой вместо идеально голубого неба Кэлос обнаружил сходящиеся к небольшому круглому окну в потолке стены, созерцанием которых он занимался, когда в область его зрения вплыло свежее девичье лицо.

— Ты не так уж серьёзно ранен, чтобы не суметь добраться до города, и, надеюсь, не настолько глуп, чтобы улечься спать на берегу перед приливом, — произносившая эту отповедь вместо приветствия девушка казалась искренне раздосадованной его состоянием. — Тебя унесло бы в море, если бы я не вытащила.

Кэлос оглядел спасительницу — она была идеально красива: тонкая, хрупкая фигурка, напоминавшая выточенную из кости статуэтку, которыми он заглядывался дома; бледная кожа; детское личико в обрамлении чёрных кос; тяжёлый взгляд огромных миндалевидных глаз, тёмные зрачки в которых горели, как угли; тонкий нос, высокие скулы и пухлые алые губы.

— Как ты дотащила меня сюда? — спросил Кэлос первое, что пришло ему в голову.

— По воздуху, — девушка была искренне удивлена вопросом о том, что считала саморазумеющимся.

— Ты умеешь летать? — Кэлос заранее устал удивляться и потому сохранил равнодушное выражение лица.

— Я скольжу вдоль воздушного потока. Тёплый воздух поднимается вверх, в горы, и поддерживает меня. Почему ты этого не знаешь?

Логичный вопрос почему-то задел Кэлоса:

— Почему ты рассказываешь это мне? Я могу оказаться твоим врагом.

— У нас нет врагов, — ответ девушки был искренним и показался Кэлосу наивным. Он усмехнулся:

— Вы такие сильные или бедные?

— Сильные, — девушка, ничуть не стушевавшись, ответила уверенно и четко.

— По тому, как ты живёшь, этого не скажешь, — возразил ей Кэлос.

— Здесь так живут только такие, как я.

— Ладно, — Кэлос окончательно потерял интерес к происходящему. — Как, по-твоему, я ранен? — он попытался оглядеть себя, девушка помогла ему сесть на кровати и тут же поднесла чашку с питьём. Кэлос хотел пить и быстро осушил сосуд — питьё оказалось вязким и приторно сладким.

— Ты весь изранен и сильно истощён.

Кэлос был недоволен неожиданно подсунутым лекарством и отбросил накрывавшую его простыню — он оказался практически полностью обёрнут в бинты.

— Я не ранен. Для меня это не раны, — Кэлос был раздосадован участием девушки. — Поняла?!

— Я вытащила тебя из воды, не позволила захлебнуться, принесла сюда, перевязала и накормила. Как только тебе станет немного лучше — уходи. Мне нельзя жить с мужчиной.

— В чем твоя исключительность? — Кэлос не удержался от иронии, заметил одежду на спинке стула и спустил ноги с постели.

Девушка хранила молчание, пока он одевался:

— Я думала, ты спросишь меня, где твои лохмотья.

— Я благодарен тебе за новую одежду, — с этими словами Кэлос поднялся и оглядел помещение — задерживаться он не собирался, Алойи здесь не было.

Постройка, в которой он находился, свидетельствовала о том, что живущие на этой планете люди ещё не преодолели в своём развитии период средневековья, а значит, были лёгкой добычей в галактике.

— Всё-таки бедные, — произнёс Кэлос, подвязывая просторные холщовые штаны обычным вервием на поясе. К штанам полагалась длинная туника, украшенная по вороту и подолу вышивкой, и плат на голову. Кэлос нацепил сандалии и, согнувшись, оттолкнул тяжелую, невысокую дверь. То, что предстало его глазам за порогом, заставило его открыть рот от удивления.

Кэлос стоял на вершине плоского, далеко уходящего вниз холма — на его склонах расположился оживлённый город. Здания лишь отдалённо напоминали каменную ступу, из которой он только что вышел: также башнями, сужаясь к середине и расширяясь к крыше, они поднимались к небу. Башни были сложены из разноцветного хрусталя, отражали гранями свет звезды. Кэлос подошёл к краю плоской площадки, но даже отсюда не мог разглядеть подножия холма. Башни были опоясаны по спирали кованными лестницами — то тут, то там Кэлос видел поднимающихся на верхние этажи аборигенов. На крышах башен росла трава, тонкими ручейками сбегала по водостокам влага, вливаясь в изрезавшие склон холма реки. Кэлос наблюдал картины благополучия и процветания: крыши башен служили местным площадкой для развлечений, чинных чаепитий, беспечных разговоров.

Он оглянулся на оставшуюся за его спиной каменную ступу и, убедившись в том, что принявшая участие в его жизни девушка не выразила желание за ним последовать, спустился в город. Под ногой зашуршала мелкая галька — город был разделён террасами на уровни, что позволяло не чувствовать наклон, под которым уходила поверхность. Кэлос оглядывался по сторонам — улицы были почти любовно прибраны — и если он правильно понял логику Тени, то Врата в этом мире, из которого никто не хотел уходить, должны были находиться в месте наибольшего скопления народа. Впрочем, Кэлос не спешил: в поисках Алойи или способа вернуться в тот ужасный мир он сперва должен был найти хранилище информации и вступить в контакт с местными.

Кэлос шёл по жилым кварталам, и только воспитанная в нём с детства нелюдимость мешала ему последовать выбранному плану. Аборигены чинно прогуливались с семьями между башнями из хрусталя; некоторые спешили — занятого созерцанием окрестностей Кэлоса несколько раз толкнули, но ни разу не заметили. Кэлос впервые был охвачен любопытством — он хотел прикасаться к незнакомым прежде поверхностям, узнать, как устроен быт этих людей, войти в их дома, и именно он первым заметил то, что отличает его от прохожих — все они носили тяжёлые золотые украшения: витые подковообразные ожерелья с фигурками животных на свободных концах, широкие ажурные браслеты и поножи. Наконец он выбрал для разговора семейную пару с маленьким ребёнком и направился к ним, когда мальчонка на его глазах подпрыгнул, соединил вместе украшенные браслетами запястья и с усилием развёл руки в стороны. Кэлос с трудом различил поблёскивающее теперь перед мальчиком силовое поле. Расшалившийся ребёнок улёгся грудью на полупрозрачный щит и взмыл в воздух. Мужчина что-то со смехом сказал жене и повторил действия за сыном.

— Где у вас выдают такие же? — Кэлос подошёл к следившей взглядом за удаляющимися в небо сыном и мужем женщине и указал на украшения — она вздрогнула и отстранилась при виде незнакомца.

— Это фамильные драгоценности. Мой дед выковал их для меня собственноручно.

Женщина оказалась столь же наивной, как и первая встреченная им в этом мире:

— А где у вас кузня? — Кэлос поспешил задать вопрос, прежде чем его собеседница не задала свой, который мог бы поставить его в тупик, и получил исчерпывающие указания.

Он едва ли мог пропустить мощёную гладким камнем площадь с единственным зданием посередине — огромной каменной ступой.

Кэлос напрасно ждал, что кузня будет охраняться — огромные, в два человеческих роста, ворота были распахнуты настежь, внутри кипела работа.

— Слушай, помоги!

Кэлоса догнал рабочий с тележкой, передал это средство труда, указал направление и исчез за воротами. Кэлос разглядывал лежащую в тележке шихту — это были почти правильной формы кубики светлого металла. Кэлос последовал указанному направлению и загрузил шихту в зёв печи.

— Опять загрузчик сломался, — пробегавший мимо рабочий прокомментировал действия Кэлоса и продолжил свой путь.

— Эй, послушай, где… — Кэлос собирался задать вопрос, но вовремя осёкся.

Он находился на возвышении, видел всё и не нуждался в помощи местных, которые могли что-то заподозрить о нём, учитывая его вопиющую неосведомлённость. К потолку поднимался жар от открывшей свой зёв огромной печи, две другие были плотно закрыты массивными крышками и почти не отдавали тепла.

— Эй, не мешайся тут!

Кэлоса окликнули, и он вынужден был отступить. Двое мужчин открыли крышку крайней левой печи и опрокинули в держателях — расплавленный металл потёк в углубления отливки. Кэлос никогда не видел столько золота — он рванулся вниз к отливкам и успел разглядеть, как тот же блеск отразился в глазах стоявших рядом с ним рабочих. Гипнотическое, вместе с молоком матери впитанное чувство. Кэлос усилием воли поборол его.

— Что ты будешь делать дальше?

Тот, к кому обращался Кэлос, беззлобно усмехнулся:

— Новенький? — взял щипцами едва застывший золотой пруток и охладил его. — Ты же знаешь, что золото — универсальное вместилище, не вступает в реакции, не проницаемо для внешних полей и излучателей, вот и мимикрон работает только в золотой оболочке. Нет, ты представь: надо генерировать сигнал, модулированный сердцебиением и сигналами центральной нервной системы, а вокруг тебя тысяча сердец бьётся и тысяча людей думает. — Собеседник Кэлоса оказался словоохотлив. — Я сделаю корпус из золота, а уж мимикрон — его настройка и калибровка — это дело индивидуальное. Обычно мальчиков приучают к мимикрону и генерируемому им полю лет с шести.

— У вас все носят это? Но почему, — Кэлос окинул взглядом помещение и суетящихся вокруг людей, — так организовано производство?

— Что ты имеешь в виду?

— Ремесленное, — Кэлос не хотел обидеть своего собеседника, но реакция оказалась ещё более бурной, чем он ожидал.

— Ремесленное?! Ты находишься в священной кузне, а каждый генератор стоит человеческой жизни. Это священнодействие! Искусство, если хочешь. Экспорт генераторов единичен, а оружие производят там, где не живут, и прежде чем идти туда, надо обзавестись генератором. Ты где оставил свой, кстати?

Кэлосу повезло, его собеседник был занят делом и не ждал ответа на вопрос — в следующее мгновение золотой пруток вспыхнул искрами под ударом молотка. Кэлос поднялся обратно к печам и наблюдал «священнодействие» по загрузке шихты в третью печь. Это было красиво: металл медленно двигался по кругу, закручивался водоворотом, меняя на глазах оттенки, твёрдые фракции драгоценными камнями поблёскивали в расплаве — рабочие тоже загляделись и не торопились закрыть крышку.

— Иди за девой. Скоро ночь, и это будет особенно красиво, — произнёс один из них.

Кэлос не придал значения этим словам, возникающие в расплаве вихри действовали на него гипнотически, он потерялся в воображении, которое стремилось сравнить движение плавящегося металла с морским прибоем…

— Новенький, не заглядывайся! Нельзя допускать нервного контакта с плавящимся мимикроном.

Кэлоса окликнули и взяли за локоть:

— Новенький, иди-ка лучше на улицу, поднимайся на крышу, сверху наблюдать будет интереснее.

Кэлосу не хотелось уходить из кузни, так же как и привлекать к себе внимание непослушанием. Он спустился по лестнице вниз, ещё раз подошёл к занятому ковкой кузнецу. Рабочие завершали дела, ожидая какого-то развлечения, собирались по двое-трое, переговаривались. Кэлос почувствовал на себе заинтересованные взгляды, шепоток за спиной и вышел на улицу.

Снаружи спустились сумерки. Лестница, опоясывающая кузню, была каменной с кованными перилами — Кэлос любовался переплетениями металлических линий ровно до тех пор, пока не осознал, что на небольшой площадке, которая позволяла наблюдать за расплавом с крыши, у него будет компания.

— Вы один из рабочих?

— Они в действительности приготовят сегодня новую заварку?

— Деву уже привели?

Трое молодых парней, страстно желавших зрелища, показались Кэлосу ненормальными: слишком худые по местным меркам они, как и он, были лишены украшений, выглядели взволнованно и странно пахли. В ответ на все их вопросы Кэлос пожал плечами и оперся локтями на ограждавшие открытую в небо крышу перила.

— Они привели деву! — стоявший рядом с Кэлосом парень сорвался на визг, заставив его перевести взгляд с циркулирующего в печи расплава: в проёме ворот появилась тонкая девичья фигурка, и Кэлос узнал в ней спасшую его девушку. Даже издали было заметно, как она дрожит.

— Раздень её! — этот крик заставил Кэлоса вздрогнуть уже самого.

— Зачем это? — спросил он своего соседа, но в свою очередь не получил ответа — на лице выпучившего глаза от нетерпения парня блуждала полусумасшедшая улыбка.

Вряд ли те, кто находились внизу, расслышали крик — они даже не подняли головы, но двое подошли к девушке. Она вскрикнула, когда мужчины запустили руки за ворот её платья и одновременно рванули грубую холстину в стороны. С мерзким звуком лопнули нити, платье разорвалось, и девушка инстинктивно прикрыла грудь руками.

Соседи Кэлоса свесились с перил, а Кэлос напрасно старался вызнать у них, что происходит.

Девушка сделала глубокий вдох и обреченно опустила руки — полностью обнажённая сделала шаг и через несколько мгновений уже поднималась по лестнице, приближаясь к Кэлосу и рассматривавшим её наготу, едва не роняя слюни, парням.

— Она идеальна! — выдохнул один из них, и Кэлос выкрикнул, обращаясь к девушке:

— Что ты делаешь?!

Девушка подняла голову, посмотрела ему в лицо и сделала шаг к краю платформы, за которой в открытой печи циркулировал расплав.

— Что ты творишь?! — закричал Кэлос. Он напрасно пытался пробудить импланты в своём теле — они не могли распознать опасность: оборотная сторона этого прекрасного мира была недоступна для искусственного интеллекта.

Девушка занесла ногу, чтобы сделать шаг к смерти — и Кэлос прыгнул.

Прыжок был неудачным, Кэлос сбил девушку с ног, протащил над печью, упал коленями на край и зачерпнул ступнями расплав. Боль была нестерпимой — плоть горела, а мозг отказывался отключаться. Кэлос сверзился с огромной высоты на каменный пол — последним, что он запомнил, был плач лежащей у него в объятиях девушки.

Кэлос открыл глаза — над ним был белый, слишком гладкий для выбеленного потолок, попытка осмотреться оказалась неудачной — что-то осклизлое прижималось к шее, мешая движениям. Кэлос забился в панике: сделали ли его земноводным — его первая мысли была об этом, вторая — заставила его сомневаться в том, есть ли у него тело. Он казался себе бесплотным духом.

— Успокойся. Тише-тише, — ласковый спокойный голос заставил Кэлоса на секунду прекратить судорожные движения, в область его зрения вплыло знакомое лицо, а прохладные руки нежным прикосновением успокоили разгоряченный лоб. — Не бултыхайся в питательном растворе, лежи спокойно, твоему обожжённому телу вреден кислород.

— Что случилось? — Кэлос задал этот глупый вопрос только для того, чтобы убедиться в том, что может говорить.

— Ты испортил новую заварку мимикрона. Помнишь?

Кэлос пожевал губами, пытаясь удержать внутри готовые вырваться грубые слова, девушка положила руку ему под затылок и поднесла к губам поильник. Кэлос покорно сделал глоток:

— Я помню, как ты разделась догола на глазах у мужчин и пыталась сигануть в расплав. Зачем ты это сделала? — спросил он сварливо.

— Я идеальное творение природы и должна была стать частью генераторов.

Ответ девушки заставил Кэлоса скосить рот в ухмылке:

— Без тебя не будут работать?

Кэлосу импонировала привычка девушки четко отвечать на поставленные вопросы. На этот раз его собеседница задумалась:

— Я не знаю особенностей мимикрона, меня не учили, но нервные окончания должны быть в расплаве для идеального контакта…

— Ты хочешь сказать, что когда твои кости сгорят, а кровь испарится, твои нервы уцелеют в расплаве? — Кэлос не удержался от иронии, и девушка отвернулась:

— Не знаю.

— Ладно! — Кэлос тяжело вздохнул. — Расскажи, как я обгорел.

— Ты не так серьёзно обгорел, как ушибся. Питательный раствор восстанавливает мягкие ткани и блокирует те маленькие умные организмы, что тебя защитили. Так мне объяснили. Скажи, они тоже из мимикрона?

— Не из мимикрона и не защитили, — Кэлос ответил раздраженно. Он не стремился удовлетворить любопытство своей прекрасной собеседницы, его больше волновало своё состояние. — Значит, я здесь в заключении?

Собеседница Кэлоса шмыгнула точеным носиком:

— Они ещё не решили, что с тобой дальше делать.

— Ясно. И после этого ты говоришь мне: «не бултыхайся!» — Кэлос попытался пошевелиться, но состояние, в котором он находился, больше всего походило на невесомость. Бессилие раздражало его. — Зачем ты сидишь со мной?! — спросил он девушку — она всхлипнула, и Кэлос тут же пожалел о том, что не придал голосу более душевного звучания.

— Ты спас мне жизнь, и теперь я принадлежу тебе, — в её глазах появились слёзы. — Что бы ни случилось с тобой — я разделю твою участь.

Через несколько мгновений девушка плакала навзрыд.

— Послушай, идеальная… ну, не надо. Ты же не бултыхаешься в непонятной жиже. Ну, не всё так плохо, — Кэлос не умел утешать, но отчаянно старался. Его собеседница внезапно вытерла слёзы:

— Меня зовут Эльза, — произнесла она, всхлипнув, и печально вздохнула.

— Ну и вот… — Кэлосу не хотелось представляться, но он сделал это и попросил: — Посмотри, как меня можно отсюда вытащить.

— Пока нельзя, нога ещё не зажила.

Кэлос тяжело вздохнул и закрыл глаза. Сон — всё, что ему оставалось. Девушка не убирала прохладную руку из-под затылка — это было приятно и помогло смириться с действительностью на короткое время…

Разбудили Кэлоса не совсем приятные звуки — надрывный женский плач и прикосновение незнакомой руки к шее.

— Не надо, пожалуйста! Он спит, — надрывалась Эльза.

Прикосновение было неприятным — рука была защищена перчаткой и показалась осклизлой, а следующим ощущением был укол. Кэлос открыл глаза и вскрикнул — жижа, в которой он бултыхался, была спущена, и он забился спелёнатым прорезиненными простынями слизняком на дне стеклянной ванны.

— Не надо! Прошу вас! Умоляю!

Эльза кинулась к Кэлосу и помогла ему подняться из кувеза — он скользил голыми ногами по стеклянному дну, барахтался в липких простынях и не чувствовал ничего — голова беспомощно моталась на замороженной уколом шее, а изо рта не выходило никаких звуков, кроме хрипа.

— О чем ты, Эльза? Этот человек уничтожил мимикрон, который стоит нескольких человеческих жизней.

— Мимикрон, который он уничтожил, стоил всего одной жизни — моей! И я жива, благодаря ему.

Кэлос всем своим весом улёгся на плечи хрупкой девушки и был благодарен Эльзе, но не мог сказать ей об этом. На стражу она не произвела впечатления:

— Совет жрецов решит его участь, — короткий ответ, которым её удостоили, ничего не объяснил Кэлосу.

Снаружи был прекрасный мир, в котором жившие в домах из разноцветного хрусталя люди умели летать, и умирать здесь бессловесной липкой тварью Кэлосу совсем не хотелось. Его тюремщики — два дюжих парня — с лёгкостью оттолкнули от него Эльзу и сорвали простыни. Кэлос не боялся собственной наготы, но нарушенное из-за длительной неподвижности и странного укола кровообращение заставило его задрожать. Кэлос оглядел себя — его тело было чистым, целым, даже многочисленные шрамы, полученные в результате тренировок и операций, исчезли.

Его накрыли свободной рубахой, взяли под руки и потащили по коридорам — большие пальцы ног чертили дорожки из натекавшей с его тела слизи по пружинившему под ногами стражей полу. Эльза бежала сзади — то догоняла, то отставала: плакала, умоляла, прикасалась к плечам. Кэлос не мог даже поднять голову — подбородок лежал на груди, и плач женщины за спиной пронимал его судорогами до костей: если бы он мог, то вцепился в своих тюремщиков зубами.

«Что мешало ей быть хотя бы вполовину столь же настойчивой и решительной, когда её вели к печи?» — эта мысль заставила Кэлоса заскрежетать зубами от бессилия.

Коридоры, вдоль которых тащили Кэлоса, были украшены кованными или сложенными из хрусталя колоннами, ведущими в значимые и должно быть просторные помещения портиками, статуями ныне мёртвых вождей в разнообразных доспехах — в другой ситуации Кэлос потратил бы часы на созерцание этих шедевров. Сейчас всё, что попадало в поле зрения, вызывало раздражение. Кэлоса протащили через широкую бесшумно отошедшую внутрь стены дверь и толкнули в спину, заставив пролететь небольшую лестницу — Кэлос напряг все мышцы, пытаясь защититься от ударов подбитых металлом по краю хрустальных ступеней, и распластался на мозаичном полу под взглядами восседавших на возвышении судей.

Кэлосу приходилось прежде видеть мозаичные картины и витражи, но это изображение было вылито из разноцветного стекла: отдельные его части плавно переходили одна в другую, не имея между собой ограничивающих по контуру линий. Кэлос захрипел и ударил в пол кулаками — он хотел бы, но не мог, разбить это великолепие. Ярость придала ему сил, он вкладывался в каждый удар, выдыхая с хрипом, но только гладил поверхность под собой, надеясь хотя бы подстегнуть импланты страхом. Они не прислушались к его ощущениям, а вместо ожидаемого удара Кэлос почувствовал прикосновение тонких женских рук к плечам — Эльза легла ему на спину, закрыв собой. Заступничество слабой женщины было Кэлосу неприятным — только больше ущемляло его самолюбие. Он повёл плечом, но Эльза оказалась настойчива, она встала рядом с ним на колени и на глазах у судей продолжала обнимать его за плечи, гладить по голове, шее и плечам. Кэлос отвечал ей недовольным мычанием.

— Этот человек не сделал ничего плохого. Он прибыл к нам издалека и не понимает наши обычаи. Он пытался спасти меня, а не уничтожить мимикрон.

Жрецы хранили молчание в ответ на слова Эльзы, и Кэлос в очередной раз оттолкнул её руку и попытался посмотреть на судей. Они были древними старцами или должны были производить такое впечатление: каждый из них находился на возвышении — хрустальный столб уходил к потолку, огибавшая его витая кованая лестница вела на вершину, — тёплый воздух шевелил волосы и просторные одежды жрецов, придавая им ещё более внушительный вид.

— Откуда он? — один из судей изронил слово, и оно прозвучало громко и гулко, отразившись от стен.

Кэлос криво усмехнулся в ответ на вопрос и, не найдя других способов выразить презрение, сплюнул на пол.

— Он был изранен и заснул на берегу моря там, где мне разрешено купаться, — Эльза ответила за него. — Прилив уже подхватил и уносил в море, когда я нашла его.

— Не имеет значения, кто он и откуда. Мимикрон является основой нашей безопасности — из него изготавливают все виды щитов, в том числе и те, что защищают планету от вторжения. Этот человек уничтожил четыре тонны этого материала.

Слова Эльзы проигнорировали так, будто её вовсе не существовало.

— Всё, что ты говоришь, — лишь повторение прописных истин! — голоса судей заполняли собой помещение, и между ними тоже не было согласия. — Мимикрон уничтожен? Вина этого человека доказана? Если это так, то какого наказания для него ты требуешь?

— Есть сведения о том, кто он и откуда? — первый голос настаивал на своём, игнорируя два других.

— Каждые четыре грамма мимикрона стоят человеческой жизни, и миллиона смертей будет недостаточно, чтобы…

— И это не вернёт нам мимикрон.

Судьи любили спорить, Кэлос уселся удобнее, Эльза залезла ему под руку, прижалась и в ужасе переводила взгляд с одного старца на другого.

— Мимикрон не был уничтожен! — наконец звонко вскрикнула она, вылезла из укрытия и поднялась на ноги. — Он законсервирован в печи и ждёт другую деву.

Ситуация показалась Кэлосу абсурдной, он повалился на бок и зашелся бесшумным смехом, который через несколько глубоких вздохов сменился кашлем. Эльза кинулась к нему, испугавшись, что он захлёбывается слюной, и, возможно, именно её прикосновения помогли ему восстановить речь.

— Абсолютно не важно, кто я и откуда, — произнёс он осипшим голосом. — Я прошёл много миров, прежде чем попал сюда, и ваш не первый, в которым заживо сжигают женщин. Вы выбираете самых красивых? Рано или поздно они закончатся и останутся только те, что попроще, потом закончатся и эти… Я видел, что ждёт ваш мир — вырождение, вечная война и разрушение…

— Да что ты говоришь?!

Кэлос не ожидал, что его услышат, распространение звука в этом помещении было против него, не говоря о хрипоте, но мгновенно растерявшие свою внушительность судьи подтвердили обратное.

— А этот ваш мимикрон, — произнёс Кэлос, усмехнулся и сел ровно, — будет работать и без «идеальной девы». Это вам любой скажет, кто стоял рядом с расплавом.

— Это святотатство! Мимикрон не может…

— Я говорил об этом давно!

— Посчитайте свои потери — на четыре тонны мимикрона одна жертва, которая могла бы родить двоих здоровых детей, — Кэлос проигнорировал осуждавшие его выкрики и взгляды и продолжал. — Сколько мимикрона вы потребляете в год? Сколько идёт на экспорт? Что кончится раньше? Когда станет некому рожать? Я воин. Я не могу выполнить за вас эти расчёты, но сделайте мне генераторы из мимикрона, который я испортил, и я докажу, что они работают.

Кэлос сказал всё, что мог — дело было за судьями. Один из них был фанатиком и требовал ритуальной казни — предложенный Кэлосом вариант его устроил; другой пытался расследовать всё от сотворения мира — Кэлос заинтересовал его своим пророчеством; смысл жизни третьего заключался в споре с первым, а четвёртый просто молчал. Эльза делала то, чего никогда не позволяла себе Алойи — ласкалась к Кэлосу на людях. Испытав страх смерти и радость спасения, она, должно быть, потеряла всякий стыд: тёрлась об обнажённое тело, обнимала, прижималась, гладила плечи, руки, торс, — дрожала и переводила со спасителя на судей горящий безумным ужасом взгляд. Кэлосу сперва было неприятно такое назойливое внимание — голоса (рассерженные выкрики) спорящих судей носились по залу — и он пытался сосредоточиться на обсуждении своей участи, но потом обвык, вытерся и пригрелся.

— Я подведу итог, — четвёртый голос наконец присоединился к общему гулу. — Йон предлагает казнить наглеца, сбросив с самой высокой скалы в сделанных из испорченного им мимикрона генераторах. Хан отрицает сам факт совершения пришельцем преступления и требует пощадить его. Касс верит словам незнакомца и требует предварительно выпытать из него всё, что тот знает, а потом сохранить жизнь на всякий случай. Ваши мнения не противоречат друг другу. Если он тот, кто ничего из себя не представляет и сейчас лжёт нам, пытаясь спасти свою жизнь, то, полетев с высокой скалы в генераторах из испорченного мимикрона, просто разобьётся. Если он выживет или воспарит, то мимикрон окажется не испорчен, а он будет тем, кого стоит послушать под пытками и оставить в живых, поэтому…

* * *

Кэлос поносил последними словами создателей имплантов, которые отделили зашитый в них механизм принятия решений от человеческого сознания. Были ли в том виноваты химикаты, которыми его пичкали под видом лекарств, или симбиоты и вправду не видели ничего угрожающего в окруженной силовым полем небольшой камере с единственной не закрытой бельём койкой из пружинившего под телом материала: пластика или пробки. Пол был из того же материала, а первые попытки Кэлоса атаковать с разбегу стены закончились плачевно. С тех пор Эльза не покидала его: забывалась тяжелым сном, когда он бодрствовал; сидела на полу перед койкой, когда он спал; кормила с рук — охраняла или оберегала? Кэлос не знал точного ответа на вопрос: изредка жалел девушку, чаще гнал от себя.

— Ты не можешь позволить им столкнуть себя со скалы. Даже если ты прав, и они тебя не обманут, то ты не сможешь управлять мимикроном. Дети годами учатся этому.

Эти слова Эльзы не приносили успокоения. Даже то, что благодаря её заботе он обзавёлся прежней грубой холщовой одеждой, не вызывало в нём признательности.

* * *

Холстина не спасала его от пронизывающего ветра и холода, когда полупрозрачная платформа поднимала его вверх на скалу. Кэлос не оглядывался по сторонам — должно быть, открывшийся ему вид был прекрасен, Эльза плакала, а стоявшие вокруг него стражи и почтившие его казнь присутствием жрецы плотоядно ухмылялись.

Подготовленные для Кэлоса генераторы были просты и ничем не напоминали те, которые он видел на аборигенах, — всего лишь тонкие полые золотые трубки: одни, изогнутые достаточно для того, чтобы надёжно охватить шею, другие — запястья и щиколотки, — концы трубок соприкасались с телом. Кэлос почувствовал странную вибрацию мимикрона на своих ключицах и запястьях, как только генераторы были надеты на него, но в следующее мгновение его столкнули со скалы. Кэлос не издал ни звука — перед взглядом пролетали поросли лишайника, чахлые кусты — все те виды, которые должны были занять его по пути наверх, а снизу приближалась земля. Кэлос соединил запястья и позволил генерируемому мимикроном полю наполнить себя — это было приятное ощущение, противоположное тому, что он испытывал, общаясь с имплантами, — силовое поле росло внутри, наполняя его ощущением защищенности и силы. Кэлос с криком развёл руки в стороны — силовое поле вырвалось наружу и теперь циркулировало вокруг его тела. Кэлос привык прислушиваться к симбиотам внутри себя — они пытались влиять на его решения и исправлять реакции; мимикрон был другим — управляемым. Кэлос сконцентрировал поле перед собой. Теперь он видел окружающую действительность через едва заметную мерцающую пелену; воздух поднимал его, опирающегося на силовое поле, вверх. Кэлос перевернулся в воздухе, сконцентрировал силовое поле под ступнями и свечкой поднялся вверх — он не хотел мстить, лишь слегка потрепать своих тюремщиков и показать свою силу. Слёзы в глазах Эльзы заиграли на солнце, когда она увидела Кэлоса, — он, играясь, подхватил девушку, прошёлся по седовласым головам жрецов и взмыл в небо.

Вот теперь Кэлос любовался видами — мир, в котором он находился, был прекрасен, и сверху Кэлос мог разглядеть то, чего не видел, шагая по земле. Под ним пролетали пушистые облака, местное солнце роняло тающие в разряженном воздухе ласковые лучи, обозначая плавные изгибы… Кэлос не чувствовал холода, нырнул вниз, пробил головой пуховую преграду, увлекая за собой фонтаны брызг и ошмётки морозного пара, посмотрел на свою спутницу — она не сводила с него открытый, влюблённый взгляд, прижималась, теребила тонкими пальчиками рубашку. Её не пугали перепады температуры и смена высот, не занимали виды облаков и живописно исчерченной оврагами поверхности планеты — вне объятий её ждала смерть, и Кэлос понял это. Он улыбнулся Эльзе, одобрительно кивнул и продолжил полёт — судя по тому, что он успел увидеть, планета была просторной, и города занимали меньшую её часть, а значит, у них была возможность скрыться.