Обретение (гет)

Мир Кэлоса принадлежал Тени, но для его соплеменников, лучших воинов в галактике, все её подарки: бессмертие и исполнение сокровенных желаний — были уделом слабых. Судьба воина была предопределена до рождения — и Кэлос далеко прошёл по пути своего предназначения: сейчас его тело представляло собой странный гибрид (или на его уровне это уже стоило называть симбиозом?) нейросетевой структуры мозга и сложных исполнительных механизмов. Алойи тоже пришлось измениться, но между собой они никогда не обсуждали вживлённые в организм искусственные элементы и техники усовершенствования сознания — Кэлос считал, что это правильно. Для него Алойи должна была остаться такой, какой он знал её с детства: спокойный взгляд тёмных глаз, мелодичная речь и лёгкое прикосновение, от которого теплота разливалась по всему телу. Всё изменилось, когда он осознал, что им предназначено стать врагами.

— Ты любишь меня? Ты пойдёшь со мной? — Кэлос повторил эти вопросы в тысячный раз, Алойи кивнула, взяла за руку и потёрлась щекой о плечо.

Немногие решились бы так слепо и доверчиво последовать выбранному Кэлосом пути — Алойи была одной из них.

Кэлос сделал несколько шагов, поднимаясь на насыпанный возле Врат мусор, — его соплеменники не смогли придумать ничего лучше, чтобы выразить своё презрение. Он посмотрел на свою спутницу: нет, она не испугалась вида и запаха свалки, глядела полным решимости взглядом и только ближе прижималась к плечу.

— Наш мир: белый песок, синее море, шум прибоя, прекрасный закат, свобода — ты помнишь наши мечты? — она кивнула и положила голову ему на плечо. Кэлос сделал ещё один шаг.

Здесь нечасто появлялись люди, но Кэлосу и Алойи не повезло — их окликнули.

Беглецы сплели руки. Кэлос так цепко держал возлюбленную, что, казалось, их рукопожатие объединило кожу, нервы, сосуды и спаяло кости — небо поменялось местами с землёй, и они, обнявшись, полетели вниз. Падение длилось долго… так долго, что Кэлос потерял счёт времени, забыл себя и перестал чувствовать её тепло.

* * *

Кэлос открыл глаза — он лежал под голубым небом, на белом песке, а бирюзовое море катило волны к его ногам.

— Алойи! У нас всё получилось! — выкрикнул он в сладкий воздух.

Какое-то мгновение он был абсолютно счастлив. Краткий миг… На крик Кэлосу никто не ответил — он резко поднялся и огляделся: мир, который лежал перед ним, мог бы оказаться раем, если в нём была Алойи. Сейчас этот мир был хуже того, что он оставил.

Через несколько мгновений Кэлос бегал по мягко пружинящей под ногами полоске песка и звал Алойи до тех пор, пока местная звезда — неважно, как она называлась, — не зашла за горизонт. Закат был красив, как все закаты. Кэлос устроился на ночлег — не то, чтобы он нуждался в отдыхе. Просто сумасшедшая надежда на то, что их разбросало при падении, умерла с последними лучами уходящего на покой светила. Кэлос осознал, что Алойи здесь нет, и всё потеряло смысл.

Усовершенствования зрительного аппарата, которые Кэлосу пришлось претерпеть, не заблокировали слезовыделения — воин зажмурился, выдавив собравшуюся влагу, и вздрогнул — прикосновение слёз к лицу было болезненным: напомнило о её тихих поцелуях и ласках. Нет, Кэлос не чувствовал холода — это его душа дрожала в идеальной оболочке натренированного убийцы. Он устроился под пальмой на нехотя отдававшем накопленное за день тепло песке и прикрылся опавшими листьями. К рассвету он уже знал причину своего несчастья — Врата! Это они забрали у него возлюбленную!

Осознание заставило сосредоточиться, принесло покой и зыбкую надежду: число миров, охваченных Тенью, конечно. Кэлос забылся сном. Если придётся, то он обойдёт их все, но найдёт её.

Разбудило Кэлоса умилительное щебетание собравшихся над ним пухлощеких аборигенов. Малыши испуганно отпрянули, когда он поднялся в полный рост.

— Где ваши Врата? Покажи мне направление!

Возможно, этот мир был предназначен Кэлосу для того, чтобы сделать его богом. Что ещё следовало понимать под абсолютной свободой? Возможно, он мог что-то изменить в жизни этих маленьких людей (были ли они детьми?) — он не видел ничего, кроме убогих хижин, пока бежал к Вратам. К этим видам он остался равнодушен. Интуиция привела его к увитому плющом и буйно разросшимися цветами святилищу, он вошёл во Врата с разбега и опять не прислушался к ощущениям — в голове билась только одна мысль: он искал мир, в котором есть Алойи.

В следующее мгновение Кэлос падал — и это ощущение совсем не походило на то, что он испытал в прошлый свой вход во Врата: среда вокруг него имела плотность, а в спину бил ветер. Кэлос увидел летящие над собой разноцветные облака, пробил спиной одно из них — оно разошлось в голубом небе радужным фейерверком заискрившихся на солнце капель — и отчаянно закричал. Он не был готов впервые испытать ощущения, предшествующие смерти, и даже усовершенствованные многочисленными психотехниками структуры мозга не побороли заходящееся в панике тело. Оно не выдержало бы падения: небо летело вверх, а Кэлос с убийственной скоростью приближался к поверхности, если она только где-то существовала. Сам полёт был болезненным: разряженный воздух лишал дыхания, а встречный воздушный поток разрывал одежду и кожу. Попытка перевернуться в воздухе была ошибкой — осознавший неизбежность смерти мозг отключился, полностью отдавшись инстинктам. Мысль о том, что смерть будет болезненной, но короткой, а Врата отправят его в другую реальность, где он продолжит существование, ушла глубоко в подсознание, и Кэлос зажмурился. В его глазах собирались слёзы — он где-то слышал, что так должно быть перед смертью — ветер уносил их, а удар, которого он ждал, оказался прикосновением чего-то тёплого и пушистого.

Кэлос обнял подхватившее его в воздухе существо и не решился на ощупь определить, что это было. Прикосновение напомнило ему об Алойи — о том, что он хотел трогать — но то, к чему он прикасался, не могло оказаться человеческой кожей. Это было больше похоже на короткую шерсть или гладкие перья. Кэлос открыл наполненные влагой глаза и крепче ухватился за шею полулошади-полуптицы, которая, почувствовав его объятие, резко взмыла в небо и понеслась обратно в облака.

«Почему Врата отправили меня в этот мир?» — пережитый страх заставил Кэлоса задуматься.

— Ты знаешь, где Алойи? — Кэлос погладил шею лошади под собой и охватил её корпус ногами. Крылатая лошадь ржанула, но не ответила — она догоняла разноцветные облака: перламутрово-охровые, серые и золотые — проходила сквозь них, развеивая фейерверком игравших на свету капель, и летела дальше. — Как мне попасть к Вратам? — животное было неразумным, и Кэлосу пришлось думать самому: «Что если на этой планете и вовсе не было тверди, а для того, чтобы попасть во Врата, нужно пройти сквозь какое-то облако?»

Кэлос попытался управлять лошадью — выпрямился у неё на спине, упёрся пятками в бока, расслабил колени, но быстро понял, что это бесполезно: лошадь ныряла то вверх, то вниз в потоках воздуха, и жёсткий хребет больно бил его между ног. Полёт прекратился, когда Кэлос уже чувствовал, что не может долее терпеть — не пуганное, не знавшее седла животное несло его, как игрушку, пока не опустилось на зависший в воздухе остров.

Каким-то чудом гравитация держала рядом несколько островов. Здесь — на острове, где оказался Кэлос, — из земли бил родник, к которому жадно приникла нёсшая его лошадь-птица, — он неловко опустился в густую траву и тоже напился. Остров был небольшим — Кэлос попытался измерить его шагами и быстро достиг противоположного края. Лошадь-птица всхрапывала и косила на него жёлтым взглядом. Кэлос оглядывал буйную растительность: нетоптаную траву; мощные деревья с сочной листвой — кажется, здесь не было больше ничего. Рай? Здесь не было людей. Кэлос безусловно бы выжил. Об этом ли он мечтал? Нет, он не чувствовал себя свободным — сам воздух вокруг был его темницей.

Кэлос сжал зубы и зарычал от злости — Тень шутила над ним или издевалась. Да, он мечтал о рае: мире без войн, машин и оружия, — Тень отправляла его в такие миры, но он хотел разделить свой рай с Алойи. Её отсутствие лишало смысла всё: шум голубого океана не ласкал слух, закат терял краски, прикосновения беспокоили кожу неприятным зудом. Кэлос хотел бы следить за крылатыми лошадьми, играющими в воздухе с разноцветными облаками, приобнимая Алойи за плечо и боковым зрением наблюдая отражение своего восторга на её лице; превратить этот маленький мирок в ухоженный сад, построить дом, просыпаться, приветствовать входящую на горизонте звезду и говорить с ней — ему одному это было не нужно.

Кэлос упал на колени и ударил кулаками в почву, вырвав вместе с испачкавшей его руки зелёным соком травой комья земли, — лошадь-птица испуганно повела ушами, пристально на него воззрилась, растянула рот, показав зубы. Кэлос продолжал буйствовать — лошадь-птица забила крыльями, опрокинула его на спину встречным воздушным потоком, испуганно заржала и улетела.

Падение немного отрезвило Кэлоса — через несколько минут он уже, устыдившись собственной слабости, разбивал найденным валуном на волокна тонкие ветви деревьев, надеясь сплести из них верёвку. По здравом размышлении он предпочел этот способ перемещения между островами попытке объездить лошадь-птицу.

Острова разделяло достаточно большое расстояние — к счастью, удерживаемые силой тяготения, они лишь немного дрейфовали в пространстве. Выбранное занятие позволило ненадолго отвлечься от размышлений.

К несчастью, мысли понеслись сплошным потоком, вызывая из глубин сознания не самые приятные воспоминания, едва небо расцветил закат: "Что я сделал не так и как мои желания могли противоречить будущему с Алойи? Почему Тень отняла её?" Звезда в этом мире заходила по спирали, оставляя в воздухе след из оттенков зелёного, алого, жёлтого и оранжевого. Световое представление не закончилось с наступлением темноты: лошади-птицы расцветили небо шлейфом накопленных за день в шерсти водяных брызг. Кэлос не стал отвлекаться на сон, задействовал сумеречное зрение и к рассвету уже сплёл верёвку.

Летающие по небу лошади-птицы на рассвете оказались молочно-белыми, а голубое небо — абсолютно безоблачным. Кэлос закрепил веревку вокруг ствола росшего на краю острова дерева и спустился вниз. Оборотная сторона острова представляла собой мешанину корней, осыпающейся почвы и копошащихся в ней червей — мир больше не казался прекрасным. Длины верёвки с запасом хватило бы на то, чтобы перебраться до соседнего острова, но Кэлоса заинтересовал другой — грунт, составлявший его, был спаян в камень и практически не крошился под притяжением находящегося в центре между дрейфующими островами ядра планеты. Была ли она когда-то цельной? Об этом Кэлос не задумывался, он подумал, что врата едва ли разместили бы на ненадёжной платформе. Не тратя время на осторожность, он обвязал свободный конец веревки вокруг запястья и прыгнул.

Кэлос понял: «Что-то пошло не так», — только когда потемнело перед глазами, загудело в ушах, а его, уже зацепившегося ступнёй о камень, отбросило и утянуло в сторону от намеченной цели. Кэлос висел над пропастью, один взгляд в которую был болезненным: кровь прилила к глазам, билась в висках, черепную коробку распирало от давления, а тело в прямом смысле разрывало — он чувствовал, как перемещаются, зажимая нервы, неспособные ничем помочь ему сейчас боевые импланты. В конце концов это было настолько больно, что хотелось просто сдаться и прекратить страдания, но сплетённая верёвка оказалась надёжной — не порвалась; мозг запустил процедуры восстановления, впрыскивая в кровь эндорфины, ослаблявшие боль. Кэлос подавил панику и пополз по верёвке вверх, преодолевая гравитацию.

* * *

Кэлос лежал в высокой нетоптаной траве, тяжело дышал и наблюдал за тем, как мир перед его глазами расцвечивается всё более яркими красками — оборотную сторону этой красоты он уже видел. Возможно, какому-то учёному было бы интересно посмотреть на оголённое ядро планеты, но Кэлос совсем не хотел возвращаться к этому зрелищу и отчаянно гнал от себя мысль о том, что случилось бы, отпусти он верёвку.

Кэлос не испытывал недостатка в воде, мозг успешно завершил основные диагностические и восстановительные процедуры, только голод его беспокоил. Он не мог оценить прошедшее с того момента, как покинул родную планету, время — оно теперь мерилось закатами и восходами местного солнца. Кэлос неохотно поднялся — все системы организма сигнализировали о том, что он должен наполнить желудок, для полного восстановления был необходим животный белок — в общем, следовало поторопиться. Он закрепил веревку и осторожно, цепляясь за протыкавшие почву насквозь корни деревьев, перебрался на соседний остров.

Кэлос огляделся — этот остров был похож на предыдущий: среди высоких деревьев шелестел родник, на его глазах непуганая лошадь-птица опустилась на поверхность острова, пощипала траву и напилась воды. Её соплеменники продолжали свой полёт наперегонки с облаками. Кэлос сомневался, что его метаболизм сильно отличается от лошадиного, но не был готов жевать траву. Он оглядел соседние острова — они были каменистыми: деревья сменились раскидистым кустарником с пышной листвой, трава — мхом и лишайниками.

Кэлос потратил несколько стандартных часов, чтобы сплести ещё одну верёвку из волокон древесины и заточил с концов две достаточно толстые ветки. На этот раз он прыгал с запасом: обвязал верёвку вокруг пояса, вторую спустил аксельбантом с плеча, — колья надежно вошли в грунт, помогли ему встать на поверхность острова. Кэлос вытянул зацепившуюся за росшее на краю предыдущего острова дерево верёвку, размотал сложный узел и в очередной раз огляделся.

Родник здесь бил с небольшой глубины с невероятной силой, свергался в пропасть и исчезал игравшим на свету паром. Твёрдый грунт был влажным, пробивший его кустарник — очень крепким, а его листья оказались горькими и непригодными в пищу. Кэлос смотрел на лошадей-птиц почти плотоядно. Голод становился невыносимым. Из-за слабости он не сразу решился прыгать: промедление было убийственным, а следующий остров практически лишён растительности.

Впрочем, Врат на нём тоже не оказалось. Поверхность следующего острова оказалась скользкой, заиндевевшей, завершив прыжок, Кэлос проскользил на спине, верёвка не утянула его обратно, и он повис над пропастью на едва вошедших в каменистый грунт кольях.

В конце концов, отпусти он сейчас колья, погибни разорванный на части в ядре этой планеты, всё равно вернётся в мир, принадлежащий Тени. Пагубная мысль посетила его, прежде чем он вылез на поверхность и улёгся на лёд. Кэлос не боялся смерти, но и не звал её — и то, и другое в его мире считалось одинаково малодушным — но сейчас был близок к тому, чтобы выбрать путь минимального сопротивления.

Кэлос наблюдал за кружащими в небе лошадьми — они собирались в районе экватора, а он медленно приближался к одному из полюсов. Кэлос закричал, пытаясь привлечь к себе внимание лошадей-птиц, но они не отозвались. Все системы в теле Кэлоса требовали питания, и искусственные причиняли значительно больше неудобства, чем естественные: импланты один за другим отключались, симбиоты превращались в паразитов, отяжеляя его ненужным грузом и отравляя организм. Один шаг — и Кэлос окажется в новом мире. Он с трудом поднялся и посмотрел в пропасть.

Соседний остров был припорошен снегом — снежинки облепили ветки кустарника и мёрзлую траву, которая своим видом больше всего сейчас напоминала Кэлосу то, как он представлял себе кораллы. Он взял разбег, насколько позволяла скользкая поверхность острова, и прыгнул — тренированное тело не подвело, он птицей взлетел в воздух и опустился на край острова — его подвела поверхность под ногой. Растительность сломалась под его телом, ничуть не замедлив скольжение, Кэлос упал на спину, пролетел через весь остров и с истошным воплем свалился в пропасть.

Он молил о том, чтобы потерять сознание, не ощутить уготованную ему боль — миг паники был кратким, Кэлос в очередной раз оказался на спине лошади-птицы, которая понесла его над островами. Он замолк, безвольно свесил руки и ноги, не пытаясь поменять положение, — мир, проплывавший под ним, был прекрасен: каждый остров с высоты казался яркой игрушкой. Засмотревшись, Кэлос не сразу осознал, что лошадь-птица миновала экватор и не торопится опустить его на твёрдую почву. Густо поросшие растительностью острова сменились на каменистые, поднялся холодный ветер, Кэлос обеспокоенно огляделся: путешествие не входило в его планы, — а в следующее мгновение лошадь сбросила его со спины. Кэлос полетел по воздуху спиной вперёд, отчаянно болтая в воздухе руками, пытаясь уцепиться за гриву лошади… уцепиться хотя бы за что-нибудь… Так, спиной вперёд, он и вошёл во Врата.

* * *

Кэлос совсем не запомнил ощущений, которыми сопровождался этот проход, — был слишком утомлён. Он нашёл себя прижатым к пышной обнажённой груди дебелой женщины, оглядел налившиеся молоком округлые формы своей спасительницы и выбрал из двух зол меньшее — безвкусный отвар из глиняной миски. Мягкие полные руки обняли и приласкали его, как только он закончил нехитрую трапезу. Кэлос не сопротивлялся, позволил себя убаюкать, предоставив получившим требуемое питание симбиотам заниматься диагностикой и проводить восстановительные процедуры.

Следующие местные сутки Кэлос проспал, отвлекаясь только на употребление пищи, которую приходилось активно жевать. Если бы этого не надо было делать, он, пожалуй, и вовсе отдался бы на волю глотательного рефлекса.

Едва прикрытая набедренной повязкой женщина с налившимися молоком грудями опекала его. Зачем? Почему? Считала ли она его игрушкой или сыном? Кэлосу было всё равно. Он твёрдо знал, что в этом мире нет Алойи и есть Врата, а значит…

Её соплеменники часто подходили, переговаривались над ним на своём цокающем наречии, качали головой и уходили. Только что-то недоброе в их взглядах заставило Кэлоса на третьи сутки подняться. Он то ли из благодарности, то из желания проверить результат проведённых симбиотами восстановительных процедур голыми руками наломал толстых веток в ближайшем лесу; поднялся в горы, убил попытавшееся проткнуть его рогами животное, принёс тушу на плечах в селение.

Мысль о том, что различие между смертью и жизнью для него теперь утратило смысл, въелась в сознание и не отпускала: поиск Врат, проход через них и физическая гибель приводили к одному и тому же результату.

Ещё двое суток Кэлос наблюдал за жизнью приютившего его племени — эти люди недалеко продвинулись по пути эволюции, практически не носили одежды, не ткали, не сеяли и не жали — жили охотой и собирательством, полностью завися от капризов природы.

* * *

Кэлос запасся водой и пищей, в его заплечном мешке из выдолбленной кожи лежала надёжная верёвка и каменный топор... Он ушёл ночью, когда жавшаяся к его боку женщина крепко заснула.

Интуиция вела его в горы — наиболее опасное на этой планете место. Кэлос не торопился, размышляя о превратностях воли Тени, которая раз за разом, пытаясь угодить или издеваясь, подкидывала ему странные миры. Врата открылись нагромождением камней там, где он и ожидал, а подъём оказался проще, чем он рассчитывал, — пугавшие обитателей этой планеты туры были дневными охотниками. Прежде чем сделать шаг во Врата, Кэлос оглядел проделанный путь: острые камни, загораживающие врата, было не под силу преодолеть обычному человеку, — там, у подножия скалы, ползла по камням выходившая его женщина.

— С ума сошла?! Возвращайся обратно! — Кэлос закричал и тут же замолк, осознав, что женщина не понимает его слов. Она лежала обнажённым телом на камнях. Кэлос скинул конец верёвки вниз и потащил её, вздрагивая от сострадания, когда камни ранили её тело. Он понял, что совершил ошибку, только когда она встала рядом, кинулась на плечи и обняла, почти спрятав его под своим мягким телом — она не могла вернуться обратно. Кэлос сделал шаг к вратам — она вздрогнула, но шагнула вслед за ним.

Врата открылись — Кэлос падал, ощущая полную опустошенность: ни одной мысли в голове, никаких чувств… Он ни на что не надеялся, ни во что не верил, ничего не желал. Падение было долгим. Он очнулся на берегу водоёма. Женщины рядом с ним не было.

Кэлос внутренне содрогнулся, представив уготованную ей участь, — пожалуй, просто бросив её, он бы поступил милосердней. Эта мысль окончательно лишила его сил, Кэлос побрёл по берегу заросшего диковинным для него камышом и нежными цветами с сочной листвой водоёма. Он не замечал, как играют со дна лишь слегка подёрнутые тиной самоцветы, создавая над чистой до прозрачности водой разноцветное марево.

Водоём оказался старицей когда-то полноводной реки, Кэлос обошёл его, преодолел каменистый холм и вышел к новому руслу. Река была быстрой и неглубокой. Кэлос захотел перебраться на другой берег, вошёл в воду — дно было усыпано мелкой, округлой галькой, которая коварно скользнула под ногой — Кэлос потерял равновесие, и его понесло по течению между поднявшихся со дна камней.

Со стороны это могло показаться красивым: самоцветы кружили вокруг Кэлоса в странном танце. Особого смысла бороться с течением не было: симбиоты надёжно поставляли кислород в кровь, заживляли раны и ушибы, — но оно и уносило Кэлоса от намеченной цели дальше, вниз по реке. Кэлос нырял, пытаясь зацепиться за близкое дно и пойти по нему, но отполированные водой до гладкости камни были ненадёжны. Река понесла его, швырнула на большой валун, покатила по порогам, играя, а потом сбросила со скалы вместе с водопадом.

Симбиоты подвели, Кэлос лишился дыхания. Через несколько мгновений, потребовавшихся реке, чтобы расправиться с ним, он лежал в широком, проточном озере, раскинув руки, и с трудом удерживал голову на поверхности воды, силясь вдохнуть. Небо над ним расцвело закатом — уходящая звезда фейерверками разбрасывала по тёмному фону яркие пятна; краски медленно выцветали, окрашивая в свои цвета холодные и далёкие звёзды. Мир был симметричен: самоцветы в небе, самоцветы под ногами.

Поиск врат потерял смысл, проход через них был равносилен смерти. Кэлос прекратил сопротивление и погрузился под воду.

* * *

Кэлос очнулся от того, что кто-то давил ему на грудь, с силой вгоняя воздух в лёгкие, резкий выдох ободрал горло, Кэлос выплюнул воду и сел на траве. Его органы чувств медленно восстанавливались — в ушах зазвучал уже знакомый шум водопада, а сквозь черную пелену перед глазами проступили очертания встревоженного человеческого лица.

Кэлоса погладили по спине и накинули одеяло — осознание того, что стоящий перед ним человек не может этого сделать, заставило его оглядеться. Спаситель был стариком: время иссушило и опалило его кожу, сделав тёмной, тонкой, покрыв сеткой морщин, выбелило его волосы, но отступило перед глазами — они остались яркими, с искрой озорства и доброты.

— Помоги мне поднять его, Мирра, и довести до дома.

Мирра была немолодой женщиной:

— Такой тяжёлый! — воскликнула она.

Кэлос с подросткового возраста не испытывал подобного унижения — его подняли точно мешок с дерьмом за руки и потащили по траве. Кэлос отчаянно старался шагать сам, но тело его не слушалось, а те, кто тащили его, были слишком малы ростом, чтобы поставить на ступни.

— Ты зачем в реку полез, парень? Жить надоело?

Отвечать на эти вопросы Кэлосу не хотелось. Он больно ударился коленями о единственную ступень невысокого крыльца, не смог подобрать ступни, чтобы не зацепиться ими за порог, захлопнувшаяся вслед за ним дверь довершила наказание за проявленную слабость. Кэлос лёг в мягкую постель и тяжко застонал.

— Принеси чего-нибудь горячего, жена, — проговорил спасший его старик и сел на тумбу в изголовье кровати. — Ну рассказывай, чего между врат гуляешь? — Кэлос промолчал, отчаянно пытаясь понять, почему не работают симбиоты. — На этой планете разумных двое: я и Мирра — а ты мог только через Врата прийти. Хотя, может, ты и не разумный, а только притворяешься. Разумные в горную реку не лезут.

Мирра появилась на пороге комнаты с украшенной замысловатым орнаментом из самоцветов чашкой. Кэлос подался вперёд, надеясь, что питьё восстановит его силы, и понял, что не может пошевелиться.

— Возьми чашку, Дик! А ты, парень, лежи смирно! Ты упал с высокой скалы, непонятно, как жив остался.

— Должен был получиться синий мешок с мелкораздробленными костями, а ты, кажется, цел. Только весь в синяках.

Старики дополняли и поясняли слова друг друга, как люди, прожившие долгое время в полном согласии.

Дик взял чашку из рук Мирры, зачем-то помешал содержимое большой деревянной ложкой, черпанул и поднёс к губам Кэлоса. Тот торопливо сделал жадный глоток, закашлялся и застонал. Молоко в чашке было обжигающе горячим.

— Да что ты, парень?! — старик почти вскрикнул от удивления его поспешностью и обратился к жене за поддержкой. — Он что, горячее от холодного не отличает?

— Это ты, Дик, от людей отвык, надо было сперва его раздеть, обтереть и лёд на ушибы положить. Ты уверен, что он не разбился?

Кэлос предпочёл бы этому плану действий питьё, но в сложившейся ситуации он не имел голоса.

— Зачем в реку полез, парень? Рассказывай!

— Хотел на другой берег перебраться, — Кэлос собрал все силы, чтобы ответить. Ответ получился хриплым, но всё-таки помог отвлечься от реальности — старик поставил чашку на прикроватный столик с уютной лампой и теперь возился с ним, как с трупом: разрезал одежду и вытягивал из-под его неподвижного тела обрывки ткани.

Кэлос попытался приподняться на локтях, чтобы рассмотреть себя, а когда это ему не удалось, приподнял голову. Тело было чужим — отбитый на камнях кусок сочащегося кровоподтёками мяса. Немочь пугала Кэлоса. На родной планете его бы погрузили в питательный раствор, подключили к системе диагностирования, прозвонили тестовыми сигналами импланты.

— У вас есть медицинская капсула? — Кэлос встретил непонимающий взгляд и на всякий случай переспросил: — Наномедик? — его мечта о небольшом импланте, который вводят в вену раненным на поле боя, также растаяла во взгляде спасшего его человека.

— У меня есть свежий воздух, чистая вода и органическая пища. Мне этого достаточно. А если ты боишься, парень, то берёгся бы лучше, когда в речку лез. Зачем тебе, кстати, противоположный берег понадобился?

— Врата искал.

— Зачем тебе Врата?

Кэлос не пренебрегал разговором — произносимые вслух слова позволяли ему чувствовать себя живым вопреки тому, как выглядело его тело, — и проигнорировал заданный вопрос только потому, что спешил спросить о том, что больше всего его волновало:

— Что со мной будет?

— Буду лечить ушибы, Мирра принесёт лёд из погреба…

Дик перечислял доисторические способы оказания первой помощи, переглядываясь с Миррой, и его слова не давали Кэлосу надежды.

— Я не совсем обычный человек. Для меня всё это не работает.

— А ты пробовал? Надо же проверить.

Кэлос откинулся на подушки и тяжело вздохнул — выбора у него не было. Будь то длительное кислородное голодание или вызванное многочисленными ушибами нарушение кровообращения, но что-то разорвало связь между имплантами в его теле. Пробудь он в воде ещё несколько минут, и даже кожное дыхание его бы не спасло.

— Вам нужно дать мне умереть.

— Умолкни, придурок! — Кэлос заметил дрожь в руках накрывшего его, теперь полностью обнажённого, простынёй старика. — И чётко отвечай на мой вопросы. Зачем тебе Врата?

Кэлос считал этот вопрос несущественным:

— Я потерял Алойи. Теперь ищу её.

— Кого? — переспросил Дик.

Кэлос недоумевал, в действительности ли его не поняли или издевались, но Мирра пояснила мужу:

— Девочку он потерял, понимаешь? — и Кэлос обратился уже к ней, прижимавшей к его ушибам тканевые мешочки со льдом.

— Я почти уверен, что это не поможет. Позвольте мне умереть или убейте — так я воскресну в новом мире и пойду за ней дальше.

— Убить, говоришь? — старик в нарушение всяких приличий громко фыркнул и обратился к жене. — Слыхала? Дай-ка мне мешочек, к лобику приложу.

— Не надо, Дик! Мальчик замёрзнет, — Мирра то ли не поняла юмора, то ли подыграла.

Кэлос прикрыл глаза и повторил:

— Это всё не поможет. В моём теле десятки имплантов: одни просто защищают суставы, другие находятся в кровеносной системе, ускоряя заживление ран, третьи — боевые устройства, достаточно умные. Сейчас все не работают.

Внимательно выслушавший эти слова Дик проигнорировал их и ответил жене криком:

— Не замёрзнет! Он уже и так на всю голову отмороженный!

Кэлос был искренне удивлён эмоциональностью своего спасителя, а тот уселся перед ним на кровать с чашкой остывшего молока и принялся поспешно поить его.

— Послушай, ты во Врата торопишься? Помереть здесь хочешь? А тело нам оставишь? А если воскреснешь козочкой?

— Кем? — торопливо поглощавший жидкую пищу Кэлос едва не поперхнулся.

— Он военный, Дик, он не знает, что такое эти твои козы, — это замечание Мирры Дик пропустил мимо ушей и продолжал говорить с Кэлосом:

— Ну да… Ты умрёшь, Тень отправит тебя в новый мир, вот только твоё тело останется здесь. Это ничего, — голос Дика звучал настолько буднично, что Кэлос почувствовал пробежавший по спине холодок. — Тень найдёт тебе новое — необязательно человеческое, подойдёт какой-нибудь гриб и даже плесень. Тень не понимает разницы, и вкусы Алойи ей тоже незнакомы.

— Послушайте, число разумных рас… — Кэлос попытался возразить, хотя где-то на задворках его сознания уже складывалась понимание того, что Дик прав.

— Для Тени все живые существа — родные дети. Чего ты там у Врат просил? Свободы? Так вот… Будешь ты абсолютно свободен в теле маленькой беленькой козочки, и никакая Алойи…

— Послушай, ты военный? — Мирра перебила мужа, чувствуя, что разговор принимает совсем уж плохой для больного оборот. — Соображать должен, — Дик усадил Кэлоса на кровати так, чтобы ему было легче дышать. — Когда потеряешься, ты должен выживать и ждать, когда спасут. Разве не так записано в ваших инструкциях?

— Боюсь, что твои сведения немного устарели, жена, — Дик усмехнулся в ответ на слова Мирры, но та не обратила на это внимания и продолжала:

— Послушай, вы же любите друг друга. Что, если она ходит из мира в мир, но не может найти тебя? А ты, раз за разом, только уменьшаешь шансы на встречу.

— Ну и что мне делать? — Кэлос тяжело вздохнул, а этот вопрос был скорее риторическим — выбора у него не было

— Живи с нами и жди её. Один из вас должен ждать.