Фантом (гет)

Горячие капли барабанили по плечам, слегка обжигая кожу, но это ощущение болезненного тепла не способно было унять стужу внутри. Выведенное морозным узором имя давно растаяло. Пар спешил скрыть под новой серой пеленой очертания букв и дорожки, прочерченные тяжёлыми каплями. И всё же они ещё проступали, едва различимые, как и она сама — девушка, которой нет.

— Эрза, — почти беззвучно произнёс Джерард.

Он повторял её имя уже не первый раз за эти несколько минут. Он опасался, что оно изгладится из памяти, исчезнет, оставив за собой подёрнутую пеленой гладь зеркала, в котором ничего уже не отражается.

— Эрза.

Отрывистое и дерзкое, как щелчок кнута. Джерард покачал головой. Не так, совсем не так.

— Эрза, — слегка протянув первую гласную, он словно выронил её имя на выдохе.

В этом сочетании букв могло таиться что угодно: от безграничного тепла до холода безжалостной стали. Но какой была она — эта заблудшая душа, по какой-то причине не желающая покидать мира живых, балансируя на самой грани?

Пронзительный свисток закипевшего чайника вывел его из оцепенения. Джерард выключил воду, наскоро вытерся, из чистой сухой одежды в ванной отыскались лишь штаны.

Она сидела на кухне и наблюдала, как со свистом вырывается из чайника тонкая струйка пара, устремляется вверх и рассеивается, бесследно исчезая. Джерард выключил газ, воцарившаяся тишина показалась нереальной. Он заварил чай и наполнил две кружки. Он опустился на стул напротив Эрзы, подвинул одну кружку ближе к ней и, грея руки о свою, стал внимательно её рассматривать.

Она была красива той естественностью, которую не требуется приукрашивать румянами и присыпать пудрой. Острые ключицы выпирали чуть больше положенного, на щеках образовались едва различимые ямочки. Это напомнило Джерарду голодающих в военные годы селян. Дети сгорали быстро, за несколько дней превращаясь в обтянутые кожей скелеты, а юноши и девушки словно усыхали изнутри, мучительно долго.

Эрза слегка поёжилась под его пристальным взглядом и заправила за ухо отливающую алым прядь. Она протянула тонкие руки к кружке чая, обняла её пальцами, не касаясь. Потом наклонилась, закрыла глаза и вдохнула исходящий от неё пар.

Повинуясь спонтанному порыву, Джерард протянул руки и приблизил свои ладони к выпирающим костяшкам призрачных тонких пальцев. Эрза вскинула голову, на бледном полупрозрачном лице тёмные глаза казались особенно чёткими и яркими. В её взгляде сквозили тревога, удивление, смятение, он пронизывал насквозь, будто она пыталась разглядеть что-то в самой глубине его души.

Они сидели в тишине, заглядывая друг другу в глаза, и Джерарду чудилось, что сквозь бледную кожу больше не просвечивает кухонная плитка с щербинками. Не отрывая взгляда от карих глаз, он сократил те недостающие миллиметры, разъединяющие ещё их руки. Её призрачная маленькая тонкая кисть погрузилась в его тёплую живую ладонь, стала совсем прозрачной едва различимой.

Джерард отнял руку, сжимая пальцы в кулак, так, что костяшки пальцев побелели, словно обжёгся и изо всех сил пытался унять боль. Он закрыл глаза, запрокинул голову, сглотнул и тяжело прерывисто вздохнул. Он ощутил лишь тепло, исходящее от кружки с чаем, и этот жар ещё плясал по ладоням.

«Иллюзия, лишь иллюзия фантомных желаний...»

Подавив встающее комом в горле разочарование, он вновь взглянул на Эрзу. Она сидела, обнимая прозрачными ладонями медленно остывающую кружку. Она выглядела бесконечно потерянной и несчастной, измождённой. Под глазами залегли тени, и без того бледная кожа стала совсем прозрачной. Такие яркие всего минуту назад волосы выцвели и поблёкли, и лишь глаза стали ещё чернее.

— Ты чувствуешь тепло? — будучи не в силах больше выносить давящую тишину, спросил Джерард.

Эрза отрицательно покачала головой, не поднимая глаз.

— И запаха не чувствуешь? — зачем-то уточнил он.

Она вновь покачала головой и сжала тонкие пальчики в кулаки, так и не отнимая их от кружки.

— Но ты ещё помнишь, как это было, да?

Эрза вновь подняла на него глаза, глядя с удивлением, и почему-то с недоверием.

— Помнишь, как это, жить, — уже утвердительно продолжил он. — Цепляешься за воспоминания. И что ты только нашла в этом жестоком пустом мире, чтобы так отчаянно за него цепляться?

Эрза попыталась ответить. Её губы беззвучно шевельнулись. Всего раз, словно можно было высказать столь вескую причину всего одним словом. Она смотрела на него устало и с тоской, словно не в первый уже раз потерпела поражение. Она вздохнула и поднялась со стула, оправила складки призрачного платья.

— Можешь остаться здесь, я не гоню, — негромко произнёс Джерард. — Просто не понимаю, — уже тише добавил он.

Он долго и тщетно пытался заснуть. Темнота обволакивала. Липнущая к телу простынь душила. Подушка казалась угловатым булыжником с мягкими пролежнями моха. Тяжело вздохнув, Джерард прислушался. Он не знал, где сейчас Эрза: её сердце не билось, её шаги были беззвучны, она не дышала и не источала тепла. По сути, она и не существовала вовсе, но он ощущал её присутствие. Джерард перекатился на бок и закрыл глаза. В колышущейся темноте, окружившей его, забрезжил едва различимый свет, холодный и мёртвый отблеск. Он с трудом разлепил веки и замер, затаив дыхание.

В комнате царил душный полумрак, лишь тонкая полоска лунного света, проникающего сквозь не до конца задёрнутые шторы, вырисовывалась на полу. Эрза шагала по ней босыми ногами, словно по натянутому над бездонной пропастью волосу. Раскинув в стороны руки, закрыв глаза и запрокинув голову, она медленно и неуверенно делала шаг, касалась бледного сияния самими кончиками пальцев, словно нащупывая опору.

Он до боли напряг глаза, вглядываясь в едва различимые в темноте очертания призрачной фигуры, шагающей по воздуху над сотканной из лунных отблесков дорожкой. Эрза шла прямиком к нему, её губы едва заметно шевелились, словно она пела или шептала молитву. Она слегка покачивалась, отливающие по контурам алым, словно сильно разбавленная акварель, волосы рассыпались по плечам. Пушистые ресницы подрагивали.

Джерард неотрывно следил за тем, как она медленно приближается. И чем ближе к нему была эта призрачная тень из другого мира, носящая короткое имя Эрза, тем сильнее сжималось сердце, затягивалось в тугой узел что-то глубоко внутри. Оказавшись у самой кровати, она остановилась и медленно протянула к нему руки. Джерард испытал жгучее желание коснуться тонких пальцев, но, вспомнив первую попытку, лишь испуганно закрыл глаза. Видение разлетелось на мелкие искры, слишком тусклые, чтобы светить самостоятельно. Они быстро угасли в тёмной пучине его ночных кошмаров.

Разбудил его звонок в дверь. Пока Джерард выпутывался из плена смятых простыней и добирался до двери, почтальон уже ушёл. Когда он открыл дверь, на пол у его ног приземлился с тихим шорохом тонкий конверт. Джерард поднял письмо, на котором не было ни обратного адреса, ни имени отправителя. Лишь аккуратно был выведен в верхнем углу адрес доставки, почерк показался ему знакомым. Он вернулся в комнату, захлопнув дверь, надорвал странный конверт, гадая, от кого ему могло придти письмо.

Внезапно Джерарду вспомнился телефонный звонок, столь же загадочно неясный. Он так и замер посреди комнаты с распечатанным конвертом в руках. Окинул комнату тревожным взглядом, выискивая призрачные очертания Эрзы. Сердце тревожно бухнуло в груди, конверт выскользнул из его пальцев и шлёпнулся на пол.

— Эрза, — позвал Джерард.

Он не услышал собственного голоса, словно и сам онемел и не в силах был уже вымолвить даже её короткого имени. Мысль о том, что она растворилась в лунных лучах ещё ночью, отвергнутая и брошенная им, жгла и слепила глаза. Он спешно пересёк комнату и заглянул на пустующую кухню. На столе стояла чашка с остывшим чаем.

Джерард резко развернулся и вернулся в комнату, облизнул пересохшие губы, нервно сглотнул. Разум настойчиво твердил, что призрачной фигуры по имени Эрза никогда и не существовало, а сердце совершенно не желало признавать ещё одной болезненной утраты.

«Где же ты?»

Ворвавшийся в распахнутое окно ветер всколыхнул шторы. Она шагнула в образовавшуюся прореху, почти не различимая в ярких солнечных лучах. И осталась стоять у окна, слегка склонив голову набок и удивлённо глядя на него.

— Напугала, — с облегчением выдохнул Джерард, делая шаг ей навстречу.

Под его ногой зашуршала бумага. Он опустил глаза и обнаружил, что наступил на обронённый конверт, о котором успел позабыть. Он наклонился и подцепил тот за краешек. На пол выскользнула старая фотография со стёршимися в бумажную бахрому уголками, порванная и подклеенная в одном месте.

Джерард поднял снимок и распрямился. Они все были здесь. С пожелтевшей бумаги ему счастливо улыбались мертвецы в военной форме. Дрожащей рукой он перевернул фото. На обороте почерком Гарри была выведена одна единственная фраза: «Прости, я первый».

Три коротких слова, как три свинцовые пули, и каждая точно в цель. Джерард медленно опустился на край кровати, ноги подкашивались. Раздробленные осколки мозаики легко сложились в простой и незатейливый узор. Всё встало на свои места: и приглашение в бар посреди недели, и странное настроение Гарри, его ранний уход, его самые ценные воспоминания и даже словно случайно забытая на стойке помятая пачка сигарет, оставленная на память.

Совершенно чётко вспомнился Джерарду прикрытый салфеткой стакан и устремлённый на него тоскливо-задумчивый взгляд Гарри. Уже тогда. Он решил для себя всё уже тогда. И, быть может, тем же вечером вывел эти проклятые строки и отправил последнее в своей жизни письмо, чтобы ночью в бледном сиянии холодной луны приставить пистолет к виску и в последний раз нажать на курок.

Джерард выпустил фотографию из рук, глядя, как пожелтевший листок медленно планирует и замирает на полу, проскользнув сквозь призрачные ладони пытавшейся подхватить его Эрзы. Он поднял голову и встретился с ней взглядом. Она испугано и тревожно вглядывалась в его глаза, стоя перед ним на коленях, а потом резко подалась вперёд, протягивая к нему руки в отчаянной попытке удержать неудержимое. Не дать вновь разверзнуться той пропасти, ставшей холодной могилой для тёмных воспоминаний.

Джерард подался вперёд, обхватил призрачный силуэт руками, изо всех сил желая прижать Эрзу к себе. Его руки прошли сквозь её тело, не встретив никакого сопротивления. Он обхватил собственные плечи, согнулся, упираясь лбом в колени, из последних сил удерживая рвущийся изнутри отчаянный вой, отголоски которого сочились сквозь стиснутые зубы глухими стонами.