Заполночь (джен)

— А что будет, если склеить обратно разбитую чашку? — спрашивает Кира. Кире девять лет, у нее длинные пушистые ресницы и «тройка» по географии.

— Ничего плохого не будет, — отвечаю я. — Просто склеенная чашка не такая красивая, как новая. Места склейки заметны. Проще купить.

Кира задумчиво кивает. Видимо, одной тайной мира в ее голове стало меньше. Я тем временем аккуратно собираю осколки в совок и выбрасываю в мусорное ведро под раковиной.

— А тектонические плиты тоже расклеиваются! — радостно восклицает вдруг Кира, и я невольно вспоминаю про «тройку» .

— Расходятся они, а не расклеиваются, — ворчу, словно старая бабка, садясь за стол. Любой мало-мальски образованный человек ворчит, когда слышит глупость. — Тектонические плиты расходятся на несколько сантиметров в год. Из-за циркуляции вещества в земной мантии...

Кира зевает:

— Их точно не склеишь...

— Тоже незачем, — пожимаю плечами в ответ.

— А что еще можно склеить, но незачем? — спрашивает Кира. Мы обе хотим спать, потому что время перевалило за полночь, и обе никак не желаем, чтобы вечер заканчивался. Поэтому Кира задает дурацкие вопросы, а я на них отвечаю.

— Еще сердце можно разбить, а склеивать — не надо, — серьезно говорю я. Кира смеется. Она уже знает, что «разбитое сердце» — это метафора. Правда, вряд ли знает значение слова «метафора» .

— А что будет, если склеишь?

Я опять пожимаю плечами:

— Говорят, в одну реку дважды не войдешь... — тьфу, ну и навязались же метафоры на мою голову! — В общем, склеить можно, но новым оно никогда не станет. В смысле, человек всегда будет помнить, что ты сначала разбил ему сердце, а потом — вернулся, попросил прощения, остался... Наверное, на сердце остаются швы, как на склеенной из осколков чашке.

В таких случаях проще начинать сначала.

— У меня есть старый мишка с заплатками, — сообщает Кира, обхватывая свою чашку с чаем ладонями, греясь. Сообщает таким тоном, словно я не знаю, что у нее есть этот мишка — я же ей его и подарила на правах старшей сестры! Впрочем, Кира тут же развертывает свою мысль. — Но я его так даже больше люблю. Помню, насколько он мой давний друг.

— Может и с сердцем так же сработает, — киваю я. Я не философ. Если только кухонный, что и правдиво, и обидно одновременно. Мой чай уже почти остыл. Какая вообще идиотская идея: пить на ночь чай!

— Я не буду жалеть, если мое сердце разобьют, — говорит мне Кира, стоя уже в дверях кухни. — Так оно станет только мудрее. Опытнее, и закалится, словно сталь. Помнишь, так еще называлась книга...

Стоп, что? Кира, у которой тройка по географии и не только, сейчас вспоминает Островского и говорит о мудрости разбитого сердца?

Я поднимаю заспанное лицо со стола. То-о-очно. Кира давно ушла спать. Остаток разговора мне приснился. Интересно, откуда: не от самого мишки ли? На «тектонических плитах» я точно была еще в норме.

Выключатель — дверь — спальня.

— Расходятся они, — бурчу, кутаясь в одеяло. — Не расползаются, не расклеиваются, а рас-хо-дят-ся!

Я засыпаю, и где-то подо мной расходятся тектонические плиты. Медленно: на несколько сантиметров в год.