Прошлое прошло? (джен)

Раньше жизнь была куда сложнее. Например, когда люди старели, их зрение портилось. С каждым годом становилось всё труднее рассмотреть мелкие буквы на экране смартфона или прочесть состав шоколадных вафель в супермаркете. Да что там мелкие буквы! Ещё более размытым со временем становилось и прошлое. Оно теряло чёткие очертания даже в памяти тех стариков, что умудрялись сохранить остроту зрения или вовремя вооружались очками в прочной оправе.

Сейчас, на исходе двадцать первого века, зрение восстанавливается запуском одной только программы на специальном аппарате, а все воспоминания можно не просто хранить в чипе за ухом, но и воспроизводить — было бы желание окунуться в прошлое.

Кларе Стоун в прошлом месяце исполнилось восемьдесят девять. И да, если говорить о памяти долгосрочной, чип очень выручал. А вот работу кратковременной памяти наладить никак не выходило. Клара с лёгкостью забывала, что делала пять минут назад. Не могла припомнить, поливала ли сегодня цветы. Но с удовольствием пересматривала, как стояла с лейкой у окна лет тридцать, а то и все сорок назад. Цветы из реальности засыхали, Клара их выбрасывала и вскоре забывала об их существовании. Одной заботой становилось меньше.

Время, которое многие считают невозможно устаревшим, для Клары было лучшей порой. Год эдак две тысячи двадцатый, скажем, а то и пятнадцатый. Клара призналась бы в любви хоть целому десятилетию.

Кто-нибудь из представителей молодёжи возразил бы ей, что вся эта ностальгия по первым айфонам и по зарождению Инстаграма — полная туфта. Что ретро-тачки вроде «Ламборгини-Сиан» — для тех, кто не умеет жить настоящим, не ценит качественные новинки и не понимает всей прелести полноценного виртуального общения. Сами посудите: что дети семидесятых говорят о технологиях, которые появились за полвека до их рождения? Только посмеиваются…

— Ох уж эти магазинчики с устаревшей техникой! Там продают откопанные на чердаках эирподсы в два раза дороже, чем стоят современные наночипы, — скажет кто-нибудь из молодёжи. Нынешнее поколение часто расхваливает недавнее изобретение, которое все называют наушниками лишь по привычке — к ушам оно не имеет никакого отношения. Чип считывает мысленный запрос человека и транслирует музыку прямо ему в голову. Удобнее не придумаешь, правда?

Но Клара, используя наночип, скучала по старому доброму перебору песен в плейлисте, ей не хватало телесного контакта с устройством. И она готова была потратить деньги и на эирподсы (точь-в-точь такие, какие у неё были лет семьдесят назад!), и на фитнес-трекер (пусть он только и может, что подсчитывать шаги да часы сна), и уж тем более на систему полной имитации реальности «Сан-Джуниперо».

Ещё лет двадцать назад к ней можно было подключиться либо с концами — перед самой смертью, либо на жалкие десять часов в неделю. Но отведённый срок постепенно увеличивали, и к закату Клариной жизни в «Сан-Джуниперо» сняли все ограничения. Главное — дать письменное согласие, заверенное юристом, что ты согласен загрузить сознание в искусственный мир. В мир своей молодости.

Можно было поместить свой «мозг» туда хоть на неделю, хоть на месяц, хоть на год или на несколько десятилетий. Единственным ограничением служили деньги, и если ты внёс полную предоплату, то можешь выбирать любой подходящий временной отрезок. Как-то Клара любопытства ради отправилась даже в двадцатый век — в восьмидесятые, а потом и в девяностые. Эти десятилетия давно уже не пользовались спросом: все, кто жил в то время, успели отойти на тот свет. Лишь изредка туда заглядывали «туристы» — молодежь, которой всё было любопытно. Им, кстати, «выдавали» тела из набора стандартных.

А вот те, чья жизнь медленно клонилась к закату, предпочитали двадцать первый век. Кто самое начало, кто двадцатые, а кто забирался и в сороковые-пятидесятые. Цифры не были столь важны, люди платили не за них, а за юность. За возможность оказаться в собственном теле — каким оно было во времена молодости.

Клара жаждала быть молодой вечно, пусть даже это иллюзия, и система «Сан-Джуниперо» помогла ей в этом. Создатели учли каждую мелочь, и им было, чем похвастаться: не зря в главный офис одноимённой компании можно было попасть только по записи, а очереди ждать приходилось по полгода.

Здания, рекламные вывески, продукты в магазинах, одежда на людях — всё это выглядело в местечке под названием Сан-Джуниперо в точности так же, как в реальном две тысяча двадцатом году. Именно этот год Клара выбрала для себя основным, и переход именно туда осуществила. Оплатила пребывание в Сан-Джуниперо на пятьдесят лет вперёд. К тому моменту, как срок истечёт, её уже не будет в живых. После смерти сознание перенесут в облачное хранилище насовсем, этот нюанс Клара предусмотрительно прописала в своём завещании.

Получить шанс прожить свою молодость второй раз — разве такое упускают?

А жить вечно в месте вроде городка Сан-Джуниперо — разве это не отличная замена банальному раю?

* * *

В Сан-Джуниперо жизнь Клары и правда стала почти идеальной. Если, конечно, не задумываться о том, что все её новые приятели на самом деле либо лежали на больничных койках без сознания, либо и вовсе умерли.

Здесь-то они были не только живы, но и здоровы, красивы и полны сил. Самое время крутить романы, отправляться на пикники большими компаниями и злоупотреблять алкоголем.

В своей первой — настоящей — молодости Клара игнорировала все эти радости жизни. Сперва была слишком занята учёбой в университете, потом работой, затем семьёй. И вот оглянуться не успела, как от всего этого остался лишь туман да информация в чипе, которую не изменишь, сколько ни крути запись на повторе.

Знай Клара уже тогда, что дети забудут о ней, заведя свои семьи и перебравшись в Европу, уделяла бы она им больше времени? Сложно сказать. А если бы Клара могла предвидеть, что её муж Дэвид так рано скончается от сердечного приступа, постаралась бы она относиться к супругу с большей заботой? Ещё сложнее.

— Что было — то было, — часто говорила Клара когда-то давно, обсуждая свои неурядицы с подругами. — Прошлое всё равно прошло.

Сейчас она с уверенностью могла заявить: что было — то есть. И это можно найти в Сан-Джуниперо.

Клара безвылазно прожила здесь около года и ни на мгновение не задумалась о возможном возвращении. Вернее, наоборот: задумывалась она об этом часто, но каждый раз такой исход казался ей сущим кошмаром. Ничто в реальном две тысячи девяностом не держало её. То время сулило только старость (которая казалась уже год как молодой и счастливой Кларе чем-то далёким) и смерть.

А вот фальшивый две тысячи двадцатый был благосклонен как к ней, так и ко всем, кто окружал Клару в этом городе. Она устроилась на работу барменом в ночной клуб и сразу влилась в местную компанию. Никто не отрывается столь бесшабашно, как это делают люди, проживающие вторую молодость. Это вам не кризис среднего возраста. Это расцвет возраста мудрости.

* * *

— Так чем ты занималась в Нью-Йорке? — как-то спросил Клару новичок в их компании, правда, со смутно знакомым лицом, — Крис. Они с приятелями выбрались за город и отлично проводили время. По крайней мере, так было до этого вопроса.

— Инвестиции, — скупо отозвалась она.

— И как, успешно? — не унимался Крис.

— Вполне. Первые лет пятьдесят… — Сама того не замечая, Клара принялась теребить в руках край джемпера. Ей резко стало некомфортно. Как и любому в Сан-Джуниперо, когда речь заходила о прошлом. Или о будущем — тут смотря с какой стороны посмотреть. — А ты чем занимаешься?

— Я в «Осколках». Мы с командой работаем над приложением.

Клара замерла. «Осколки» — огромная социальная медиакомпания, которая появилась не так давно. Позже, чем чипы памяти. Позже, чем «Сан-Джуниперо». Позже, чем Клара переступила порог старости.

— В каком году ты родился, Крис? — напряжённо спросила она.

— А, ты об этом… Да, я здесь, как вы говорите, «турист». Мне тридцать один, и это даже не моё тело.

— И зачем ты здесь?

— Из любопытства. Когда-нибудь и я состарюсь, надо же подыскать себе местечко. Я заглядывал и в сороковые, и в пятидесятые… Но всё не то. Да и здесь… Как-то слишком ретро для меня, знаешь…

Клара кивнула, сделав вид, что понимает несовершенство двадцатого года. Её идеального года. А потом, чтобы напомнить гостю его место, буднично поинтересовалась:

— Тебе случайно не пора домой?

— Нет, у нас в офисе небольшой тайм-аут, какие-то неполадки в системе или типа того… Все жалуются на технику в последнее время, будто и в две тысячи девяностый вирусы пробрались, — поделился Крис. А потом всё же поднялся из кресла и скрылся из виду.

Клара думала о нём до самой ночи. Думала о настоящем, которое почти привыкла считать будущим. Впервые за последний год она столкнулась с весточкой из реальности, и это, как выяснилось, не так уж и приятно. Будь её воля, она запретила бы вход сюда всем, кто не ищет успокоения, а лишь развлекается. И всем молодым, конечно. Всем вроде Криса.

«Ну ничего, он-то уже в будущем, а я пробуду здесь вечность. И всю эту вечность буду счастлива», — думала Клара той ночью.

На самом деле, от счастья в тот момент она была далеко. Почти так же далеко, как от конца первого века. Клара долго ворочалась в кровати, пытаясь устроиться поудобнее и усмирить свои мысли, несколько раз переворачивала подушку, зачем-то сверялась с календарём и, наконец, крепко уснула.

* * *

Проснувшись, Клара обнаружила себя в общей больничной палате с кучей мониторов. Каждый из них выдавал ошибку, сопровождаемую оглушающей сиреной. Вскоре писк затих, а экраны потухли, превратившись в бесполезные чёрные прямоугольники. Всё было до ужаса очевидно: система дала сбой.

Клара глянула на свои ладони — те были покрыты морщинами и пигментными пятнами. А на плечах у неё лежали седые волосы. Повезло, что поблизости не оказалось зеркала.

Она легла спать в две тысячи двадцатом, а проснулась на семьдесят лет позже, чем рассчитывала. Прошла пара мгновений — и пробудился её сосед по палате. Потом — ещё один. Все они осматривали себя и друг друга в состоянии полного смятения.

Последней в палате проснулась хрупкая старушка. Распахнув свои большие, особенно выделяющиеся на худом лице глаза, она в панике закричала. Крик стих, оставив после себя зловещую тишину.