Ты не один (джен)

Примечания:

Время действия — 1962 год.

Чарльз — телепат, он может не только читать мысли, но и управлять людьми и находить в их головах ту информацию, что ему нужна. К началу этого фф он сотрудничает с ЦРУ, так как может им помочь с задержанием группы мутантов, во главе которой стоит Шоу, который хочет развязать войну между СССР и США.

Эрик — управляет железом. Во время Второй мировой войны Шоу убил на его глазах мать, от этого Эрик хочет ему отомстить.

Если станет интересно, то подробности можно будет узнать в фильме или в этой работе) Приятного прочтения)

В фильме не упоминается имя начальника по мутантскому отделу ЦРУ, я позволила себе вольность и назвала его Агентом Слоутоном.

— Это береговая охрана США! Не пытайтесь скрыться! Оставайтесь на месте!

Голос из рупоров на корабле разрывает ночную тишину и разносится по всей береговой линии. Яркие прожекторы прорезают тьму. Их лучи впираются в водное пространство, освящая небольшой пяточек, который пересекает несколько шлюпок с агентами. Они уже на полпути к яхте Шоу.

Моя задача: найти Себастьяна Шоу, обездвижить его и остальных мутантов, пока их арестовывают. Как по мне, это не должно составить никакого труда.

Я погружаюсь в сознание и включаю «радар» на всю катушку. Мозгу, и так переполненому чужими мыслями и эмоциями, становится сложно разбирать информацию. Она превращается в шум — какафонию. Но я уже привык ее игнорировать. Направляю внимание на судно мутантов. По пути к нему перехвачиваю содержимое голов агентов ЦРУ, разместившихся на моторных лодках. Улавливаю их напряжение и долю страха, смешанные с другими связанными с их личной жизнью чувствами. Наконец добираюсь до яхты.

Я ощущаю трех людей — женщина и двое мужчин. Единственное, что я успеваю понять — все они мутанты. Мне не удается разобрать, какие у них способности, и кто из них Шоу — меня что-то отталкивает. Возникает преграда, которая представляется стеклянным куполом, накрывающим этих людей. И почувствовать его могу только только я.

Что это?

Делаю усилие, чтобы пробиться через купол, — голову простреливает пронзительно-звенящая боль. Невольно отдергиваю от головы руку и морщусь.

— Чарльз? — обеспокоеный голос Мойры отвлекает меня. Она с тревогой всматривается в меня.

— Я потерял его! — отвечаю и еще раз пытаюсь пройти сквозь невидимый купол. Но ничего не добиваюсь кроме очередной вспышки боли.

Мне мешает не предмет, а живой человек — мутант.

— Я чувствую блок! Такого со мной еще никогда не было. На судне есть кто-то вроде меня. Тоже телепат, — бросаю попытки пробиться сквозь преграду, но мое сознание продолжает находиться рядом, в ожидании возможности пробраться внутрь. — Мне очень жаль, но я не смогу вам сегодня помочь. Действуйте сами.

Невольно ощущаю разочарование. Может, это и мальчишеское желание погеройствовать, но мне сильно хотелось помочь ЦРУ.

Моторные лодки быстро приближаются к месту назначения. Продолжаю пристально следить за всем, что происходит за бортом, пока меня не посещает необоснованное чувство тревоги. Что-то не так. Я не могу прочитать мысли пассажиров на борту судна Шоу, но я ощущаю эмоциональные остатки, которые пробиваются сквозь блок. И они несут за собой только угрозу.

Лодки уже в нескольких ярдах от яхты, когда с ее стороны поднимается торнадо. Оно за несколько секунд набирает мощь и из совершенно маленького вырастает до размеров десятиэтажного дома. Поднимает ветер и рвет волны вокруг себя. Движется в сторону моторных лодок.

Что? Откуда?! Неужели один из мутантов?

Мы не успеваем ничего сделать, — смерч сметает с пути шлюпки, словно перышки, и тут же испаряется в воздухе.

В голову врываются последние крики агентов, вместе с ними страх, боль и жажда воздуха.

— Скорее внутрь! — агент Слоутон хватает меня за рукав и подталкивает к двери каюты. Улавливаю его граничащий с паникой страх и удивление. Ему удается отвлечь меня от пострадавших, но все равно остается неприятный привкус смерти.

Потом будешь рефлексировать, Чарльз, возьми себя в руки!

Снова окутываю блок вокруг яхты Шоу своим присутствием, не фокусируясь на чем-то одном.

Мы — я спереди, а Слоутон и Мойра позади, выходим на узкую лестницу, ведущую вглубь судна. Я все еще чувствую пробивающиеся через купол эмоции мутантов. Им явно…

В мой мозг врывается чужое сознание. Так неожиданно и резко, что буквально бьет меня, заставляя сконцентрироваться только на нем.

Оно кричит! Кричит ненавистью и болью! Оно желает мести почти до сумасшествия. Оно ненавидит Шоу и ради мести готово умереть.

Вместе с чувствами врываются картины из жизни, из которых берет начало месть. Которые подпитывают ее, в то же время вызывая невыносимую боль.

— Чарльз! Что с вами?! — кричит Мойра, пытаясь заглянуть в мои глаза. Ее сознание кажется бесцветным по сравнению с тем, что сейчас занимает весь мой мозг.

— Там еще кто-то есть!

Агент Слоутон и мисс Мактаггерт смотрят на меня с удивлением и непониманием. «Там много людей!» — они не выражают свои мысли в слух, а я уже не обращаю на них внимания, проскакиваю мимо и выхожу на палубу.

— Там!

Указываю на яхту. В этот момент судно Шоу начинает разваливаться на глазах. Его словно кто-то режет тупым предметом. Но я уже не смотрю на судно своими глазами.

Меня переполняет злость и ненависть, и я использую эти чувства, как инструменты для управления железом.

«Ты меня научил, Шоу!»

Цепью, которая скрепляет якорь с лодкой, я дроблю судно на куски.

«Я доберусь до тебя, Шоу! И ты сдохнешь!»

Я не замечаю ничего вокруг, кроме якоря, который прорезает яхту по горизонтали. Если потребуется, я ее на щепки разнесу, лишь бы добраться до этого ублюдка! Добраться и убить!

Ощущаю, как от судна отделяется нечто огромное, сделанное из железа.

Подводная лодка!

«Нет, гад! Все равно не уйдешь от меня!»

Концентрирую всю свою силу на субмарине. Пытаюсь ее остановить, но вместо этого, ощущаю, как вода начинает меня обтекать, заливать лицо, глаза, рот. Она тащит меня за собой.

Нет! Я частично освобождаюсь от ярости мутанта, но она все равно мутит мозг, и продолжает давить. Но я не обращаю внимания. Он утонет!

— Отпускай! Брось ее!

Лодка тянет меня и от напряжения уже болят мышцы рук, но я продолжаю держать ее. Я его не отпущу, только не после этих мучительно долгих поисков!

Он меня не слышит.

— Нужно чтобы кто-то помог ему! — но люди не реагируют на мои слова. Они в шоке от всего, что увидели, и докричаться до них нет возможности.

— Ты должен отцепиться! — но он не слышит, и лодка утягивает его за собой под воду.

Нет!

Сбрасываю куртку и, перебежав на другую сторону судна, прыгаю в воду. Я точно знаю, где находится мужчина, так как его сознание давит на мое, сворачивая своей умопомрачительной ненавистью.

Вода встречает меня колючим холодом и секундной дезориентацией.

Легким уже начинает не хватать воздуха, но я продолжаю держать лодку.

«Я тебя достану, Шоу!»

Неожиданно кто-то хватает меня сзади поперек туловища. Какой-то совершенно незнакомый мне парень. Что он здесь делает? Что ему надо?

Пытаюсь сбросить его, но он уцепился в меня, отвлекая от лодки.

«Не мешай!»

Я не ожидаю ответа, но он приходит, ошарашивая меня.

«Нельзя!»

«Он уйдет!»

Его злость продолжает давить на мой мозг, мешая мне взять над ним контроль.

«Ты утонешь! Ты должен отцепиться! Я знаю, что это значит для тебя, но ты погибнешь!»

Еще одна вспышка ненависти к Шоу и полного равнодушия к жизни давит на меня, на секунду выводя из равновесия. Так мы вместе потонем!

«Эрик, прошу! Успокой! Свой! Мозг!»

Мужчина, наконец-то, сдается и дает мне помочь ему вынырнуть на поверхность. Его сознание продолжает давить на меня, только теперь уже ко всему добавляется злость на себя за проигрыш.

Воздух…

Но мужчина не дает мне отдышаться.

— Отстань! Отстань от меня! — кричит, практически истерически. Толкает меня, чуть заново не запихав под воду. Его мозг продолжает занимать все пространство вокруг своей эмоциональностью, так что я не могу прекратить обращать на него внимания.

— Хватит! Дыши, — улавливаю тревогу со стороны судна и кричу им, давая понять где мы.

— Кто ты? — мужчина чуть успокаивается.

— Я Чарльз Ксавье.

Моя голова уже сама гудит от его кричащего сознания.

— Я тебя слышал! Как ты это сделал?

А я до сих пор тебя слышу!

— У тебя свои трюки, а у меня свои! Просто! Успокой! Свой! Мозг!

Удивление, а затем сознание Эрика стихает. Оно больше не притягивает мой мозг к себе, не заставляет забыть о всем, кроме ненависти и боли.

— Я думал, я один такой…

Он начинает всматриваться в мое лицо. Легкое недоверие с нарастающим интересом.

— Ты не один. Эрик, ты не один, — пытаюсь вложить в свои слова столько смысла, сколько это вообще возможно и похоже помогает. Эрик совершенно успокаивается.

У меня до сих пор в голове гудит после всего, что я только что прочувствовал и пережил с этим человеком. Все картинки его прошлого всплывают у меня в голове, выводя на вопросы: «Как этот мужчина еще не сошел с ума? Неужели его держит на плаву только ненависть?»

Но лезть в его голову за ответами нет сил. Хочется уже просто оказаться за пределами ледяной воды, отогреться и расслабиться на какой-нибудь мягкой поверхности. Снять, наконец, напряжение с мозга, а то разболится на худой конец.

Эрик продолжает смотреть мне в глаза, и я невольно слышу, как у него в голове эхом отдаются мои слова: «Ты не один. Эрик, ты не один.»

Эрик

Нас вытащили из воды и сунули в руки полотенца. К Чарльзу подбегает молодая, довольно симпатичная женщина с большими карими глаза и темно-коштановыми волосами. Она явно беспокоится за парня — держит в руках еще одно полотенце и готова дать его ему сразу же, как его станет непригодным. Недалеко позади нее стоит полный мужчина в костюме и очках. Он смотрит на меня такими удивленно-восхищенными глазами, что мне становится неудобно. Это неприятно. Так смотрят почти все, стоит им узнать, что я могу сделать с железом все, что захочу одним лишь щелчком пальцев. Только к этой смеси чувств, чаще всего, добавляется страх либо научное любопытство.

Мне так и хочется прыгнуть обратно за борт и доплыть до места, где я оставил свои вещи и больше не возвращаться. Но я не могу. Не могу из-за Чарльза. Из-за того, что он первый мутант, которого я когда-либо встречал. И он явно знает больше о мутантах и самих мутантов, чем я.

Парень вопросительно поднимает брови, и я понимаю, что все это время смотрел на него, не сводя глаз. Но это его видимо не особо напрягло.

Странно.

Он улыбается и, кивнув головой в сторону двери, говорит:

— Пошли внутрь?

С его брюк и рубашки до сих пор ручьями течет вода, а волосы торчат ежом.

И я иду следом за ним. Не думаю, что у меня есть выбор, если я хочу узнать то, что знает он.

Чарльз

Мозг требует отдыха. Гудит и периодически дает сбои, наполняя голову хором чужих мыслей и чувств. Но мне приходится не обращать на это внимания, иначе если я уйду, Эрик просто может сбежать от любопытных глаз. Единственное, что его держит здесь — это я — еще один мутант. От него волнами исходит интерес ко мне и раздражение от взглядов, которые на него бросают агенты и члены экипажа корабля.

Мы заходим в каюту. Эрик остается у дверей, а я заваливаюсь на кресло, наплевав, что оно от этого станет мокрым.

На мужчине черный водонепроницаемый костюм, так что он уже забыл о неприятной влаге и холоде, а меня все еще несильно трясет. Когда я смогу переодеться? А душ принять? Горячий…

В голову пробивается легкое чувство дискомфорта, исходящее от мужчины.

— Я бы предложил чаю и сменную одежду, но корабль, к сожалению, не мой.

Улыбаюсь Эрику. Дискомфорт чуть спадает. Но внешне лицо у него не меняется.

— Переживу, — он подходит к другому креслу напротив меня, и опирается руками на спинку. — Ты тоже мутант?

— Да. Я телепат.

Он окидывает меня оценивающим взглядом.

— И много нас, таких?

— Явно, больше, чем кажется.

Эрик хмурится, и мозг у него зажигается активной деятельностью.

Нет, Чарльз, хватит тебе на сегодня. Ты и так сильно много времени пробыл в его голове без разрешения.

— Я знаю, что у тебя нет поводов мне доверять, но я хочу предложить тебе пойти с нами, — он окидывает меня пристальным взглядом. — Я знаю, что ты хочешь отомстить Шоу. И ЦРУ и я сможем тебе помочь найти его.

Сознание мужчины на мгновение всколыхивается ненавистью к Шоу, но это чувство сразу же оглушается до незначительного отзвука.

— Тебе нужно больше информации, и мы можем тебе ее дать.

Эрик

Парень выглядит уставшим и замерзшим. Знал бы я его лучше, отправил бы в душ и отложил разговор, но я его не знаю. И это проблема.

Могу ли я ему доверять? Почему он хочет мне помочь? Что ему нужно от меня? Его предложение явно не безкорысное.

— Что ты хочешь взамен?

Он пожимает плечами.

— Немного доверия, — он слабо улыбается и хмурится. — Просто… Я уверен, что если я тебе не помогу, то следующая встреча с Шоу закончится не так удачно.

И вот это как раз подозрительно.

— Почему тебя это волнует?

Он пристально смотрит на меня. И может, читает мысли, я не уверен. Но что странно, я не ощущаю от него угрозы. Почему-то я уверен, что могу ему верить. И это как раз мне не нравится. Я уже давно на себе прочувствовал — верить нельзя никому.

Чарльз невесело усмехается.

— Я просто слишком добрый, — убирает мокрые пряди с лица. — Можешь не верить, но мы тебе нужны. И я не позволю, чтобы кто-то причинил тебе вреда.

Его последние слова меня напрягают ещё сильнее. Что все-таки ему от меня нужно?

Он читает мои мысли и явно знает, что сказать, чтобы я его послушал и сделал так, как он хочет. Но он прав, мне нужна новая информация. И что странно, мне хочется ему довериться. Хочется довериться первому мутанту, которого я встретил в своей жизни.

— Хорошо. Только. Не лезь в мою голову.

Мои слова, похоже, нисколько его не задевают. Может, он часто слышит такие просьбы? Он улыбается, немного измучено. И кивает.

— Договорились.

Примечания:

Здесь радовалась бета)

Чарльз

Рейвен подбегает ко мне и сжимает в объятьях. Каким-то образом ей всегда удается создать ощущение дома, даже в этом не отличающейся уютностью номере.

— Что так долго? — она отступает и окидывает меня чуть удивлённым взглядом. — И почему на тебе это…?

Один из членов команды дал мне свою сменную одежду, чтобы я не разъезжал по городу в мокром. Она оказалась на размер больше и из-за этого мешком висит на мне. Но особого выбора у меня не было.

— Что-то случилось?

Волна беспокойства. Похоже она уже полностью разглядела меня, а я знаю, что выгляжу не самым лучшим и здоровым образом. В машине Эрик больше не задавал вопросов, поэтому мне удалось немного отдохнуть. Но усталость никуда не ушла, хотя мозг мне удалось наконец успокоить.

— Все в порядке, Рейвен, — легко улыбаюсь, немного развеевая ее беспокойство. — Просто пришлось немного искупаться.

Ощущаю дискомфорт и интерес от мужчины позади меня. Да, точно, Эрик.

— Рейвен, позволь представить тебе. Эрик Леншерр. Эрик — это Рейвен, моя сестра.

Мужчина вежливо улыбается, но лицо не выражает никаких эмоций, но я все равно ощущаю его интерес. И мне кажется, я догадываюсь, в чем он заключается…

— Я пойду переоденусь, а ты можешь располагаться.

Бросаю предупреждающий взгляд на сестру и ухожу.

Эрик

Мне дали забрать свои вещи с берега, поэтому я выгляжу более-менее приемлемо, кроме того факта, что я все-таки ужасно устал.

— Может, чаю? Или чего-нибудь покрепче? — улыбается миловидная сестра Чарльза. Она совершенно не похожа на своего брата. Светлые волнистые волосы. Немного детское, красивое лицо с ярко-голубыми заинтересованно разглядывающими меня глазами. Где-то одного со мной роста, с изящной фигурой, которую заметно даже в просторной домашней одежде.

— Нет…. Спасибо.

Как я вообще согласился пойти к Чарльзу на ночь? Он точно не залезал в мою голову?

Снимаю куртку и сажусь на диван. Девушка продолжает с любопытством разглядывает меня, но ничего не говорит. Подходит к барной стойке и начинает заваривать чай. Интересно, она тоже мутант? И знает ли она о нашем существовании.

Перевожу взгляд с Рейвен на номер отеля. Он выглядит дорогим — панорамное окно открывает просторный вид на ночной город, пол покрывает мягкий ворсистый ковер, на стенах висят картины, а мебели более чем достаточно для проведения здесь нескольких ночей. Похоже, Чарльз состоятельный. Или работает в правительстве? Я так и не понял, он агент ЦРУ или сотрудничает с ним, но к нему там относятся, вроде как, с почтением.

Тогда почему он помогает мне? Зачем? Этот вопрос беспокоит меня с тех пор, как, прервав наш разговор, к нам в каюту ввалился агент Слоутон. У парня есть связи, и он, оказывается, еще и богат. Так почему? Зачем ему помогать такому, как я?

Рейвен ставит чашку с чаем напротив пустого кресла и садится в другое. Время течет в дискомфортном молчании — она смотрит в окно, а я продолжаю рассматривать обстановку, иногда поглядывая на нее. Так продолжается, пока в комнату не входит посвежевший Чарльз.

Он никак не комментирует наше молчание, с благодарностью кидает «Спасибо» сестре, улыбается ей и заваливается в кресло рядом с кружкой.

Чарльз

Дискомфорт от молчания между Рейвен и Эриком пробивается через дверь и заставляет меня поспешить. Он спадает только тогда, когда я вхожу в комнату.

Как только сажусь в кресло, сразу же перехожу к делу, так как замечаю, что Эрик не настроен на «светские» беседы.

— Завтра агент Слоутон собирается показать свой отдел нам с Рейвен. Ты можешь к нам присоединиться.

Делаю глоток, не сводя с мужчины глаз. Он задумывается, и его мозг светится активной деятельностью, но я не обращаю на это внимания. Пусть думает.

Делаю еще один глоток. Чай приятно согревает и расслабляет. Посылаю Рейвен еще одну благодарную улыбку и вижу, что ее прямо распирает от желания забросать меня вопросами. Но она молчит — ждет, пока ответит Эрик. И я, чтобы ускорить процесс, добавляю:

— В отделе агента Слоутона есть папка с материалами по делу Шоу. Я сам видел.

Проходит мгновение, пока Эрик пристально смотрит на меня, а затем кивает. И Рейвен прорывает:

— Чарльз, может ты уже скажешь мне, что произошло?

Эрик чуть напрягается. Хотя виду не подает. Ему скорее интересно, как я буду описывать всю ту ситуацию с ним, Шоу и мною.

— Я просто как-то по-глупому свалился в воду, — усмехаюсь. Мужчина с некоторым непониманием смотрит на меня, но не исправляет. — Эрик помог мне. Он мутант.

Сестра переводит удивленный взгляд на Эрика, но он продолжает с непроницаемым лицом смотреть на меня. От него так и сквозит непониманием и долей удивления.

— Она знает?

— Конечно, Рейвен тоже мутант.

Теперь они уже смотрят друг на друга.

Эрик

Второй мутант за день. Интересно…

Смотрю на девушку, пытаясь понять, что же она умеет.

— И в чем заключаются твои способности?

Рейвен как-то странно сначала смотрит на брата, а потом по ней проходит синяя волна, и она превращается в Чарльза, а затем обратно в себя.

Впечатляет… Но внешне лишь хмыкаю.

— А какие у тебя? — спрашивает, вежливо улыбаясь. Девушку, похоже задело мое поведение, но она пытается это скрыть.

Ну, что ж. Я уже знаю где в этой комнате каждая мельчайшая железная деталь. Но мне не хочется ничего ей показывать или доказывать, поэтому я просто говорю:

— Я могу управлять железом.

— Классно…

Это что зависть? Но я не успеваю разобраться, меня отвлекает ее брат.

— Не знаю, как вы, — Чарльз поднимается с кресла, — но я ужасно хочу спать. Спокойной ночи.

Прихватив с собой кружку, он улыбается нам двоим и, поцеловав сестру, выходит.

— Ты можешь устроиться на диване, — Рейвен поднимается и тоже направляется к дверям своей комнаты. — Доброй ночи.

Проводив ее взглядом, снимаю обувь и ложусь. Но сон приходит не сразу — в голове вертятся последние события сегодняшней ночи. Раз за разом я разбираю все ошибки, совершенные мною во время нападения на Шоу, пытаясь понять, в чем я просчитался. А затем вижу Чарльза с Рейвен — таких же мутантов, как и я. И от этих мыслей мне становится… легче?

Я не один.

Примечания:

Здесь калякала бета

Чарльз

Эрик постоянно выстраивает стену. Когда она стоит, он становится совершенно бесчувственным, и перед ним только одна цель — месть. Ему безразлично все, что его окружает. Он становится роботом. Бесчувственным, мстительным роботом. Сейчас крепость стены ослабла, но он все равно ведет себя отстраненно. Для него мы чужаки, но все-таки мутировавшие, как он, чужаки. Мы похожи, и никто не смотрит на него, как на нечто невозможное.

Как-то так сложилось, что у Эрика отношения со мной свободнее, чем с остальными. Другие же видят, что он не хочет иметь с ними дела, и не лезут.

Агент Слоутон был не против того, чтобы вместе с нами поехал Эрик. Он до сих пор в восторге от его способностей. И в его голове так и проскальзывают идеи возможного использования их в военных или иных целях. Я агенту сразу дал понять, что мужчина может уйти, но до него явно не дошло. Он в неописуемом восторге от нас — мутантов, и Эрик лишь добавил каплю в это безбрежное море.

* * *

С самого утра Эрик пытался узнать подробности моей способности.

— Кроме того, чтобы слышать и передавать мысли, что еще ты умеешь делать?

Волна интереса.

Иногда, я жалею, что соглашаюсь не лезть в чужие головы. Так и подмывает узнать, почему они спрашивают те или иные вопросы. Почему веет именно этими чувствами? Почему именно так себя ведут? Но нарушить обещания я не могу. Поэтому приходится вести себя как обычный человек.

— Ощущаю эмоции. Могу узнать все о прошлом человека и им управлять.

Эрик делает большой глоток кофе, не сводя с меня глаз. Теперь к нарастающему интересу добавляется недоумение и доля восхищения.

— И ты так спокойно живешь, зная, что все тебе подвластны?

— Я не вправе забирать у человека волю.

Чуть наклоняет голову, не сводя с меня глаз, его мозг начинает что-то активно обдумывать.

Забудь, Чарльз, ты обещал!

* * *

Эрик

— Добро пожаловать в мой отдел, — агент Слоутон обращается в основном к Чарльзу, хотя кроме него рядом идут Рейвен, Мойра и я. — Я работаю над использованием паранормальных способностей в целях военной обороны…

— Или нападения, — на мои слова реагирует только Чарльз, он поворачивает голову и уже собирается ответить мне, но его прерывают слова агента, который как ни в чем не бывало продолжает вводить в курс дела непосвященных.

— Этот Шоу, Шмидт. Называйте его, как хотите. Он работает на русских, и нам необходимо остановить его.

Мы и так все это уже знаем! Когда ты скажешь, что-нибудь новое и полезное?

— Замечательно! — Чарльз, похоже, всегда знает, что сказать. И говорит он скорее не для себя, а для нас. Он же всегда может достать все ответы на свои вопросы, не сказав при этом ни слова. — Значит мы новый мутантский отдел ЦРУ, да?

— Что-то вроде того.

Здание изнутри выглядит еще лучше. Похоже денег в этот отдел вкладывают немало. Мы проходим мимо множества дверей и металлоискателей. Охрана — пропуск — металлоискатель — коридор — охрана и по новой. Агент подмечает, что нам в ближайшее время тоже сделают пропуски, но эту информацию я сразу отсеиваю. Не думаю, что «в ближайшее время» я еще здесь буду.

Каждый зал, в который мы проходим, описывается голосом Слоутона. И всё это было бы интересно, если бы сейчас передо мной не стояло дело насущнее экскурсии. Время от времени, так и хочется схватить Чарльза, отделить его от группы и напомнить ему, зачем я сюда был приглашен. Но я не могу этого сделать. Во-первых, он и так слишком много для меня сделал, а, во-вторых, у него такой заинтересованно-увлеченный вид, что портить ему удовольствие было бы свинством.

Наконец, мы входим в зал, оборудованный как лаборатория, посреди которого расположен объект напоминающий реактивный самолет.

— Это супер-самолет, самый совершенный из всех! — раздается голос молодого человека, выходящего из-за столов, заваленных оборудованием и прочим хламом. Худой и высокий. На носу очки. Белый халат. Галстук. Типичный ботаник-ученый. — Вы даже представить себе не можете…

Сколько восхищения… Паренек, иди проветрись, эта штука на семьдесят пять процентов состоит из металла. А в жизни надо учитывать все вероятности…

Чарльз

Агент Слоутон вздыхает от неприличного поведения ученого.

Парень меня заинтересовывает с первого взгляда. Хэнк Маккой. Мутант. Очень умен. Нет, гениален. Изобретателен. Скромен и добросердечен. Мать стыдилась его мутации и этот стыд перешел к сыну. Предпочитает научную деятельность обществу.

— Хэнк, это, — агент указывает на меня, Рейвен и Эрика, — наши новички, о которых я тебе рассказывал, — затем он обращается к нам. — Это Хэнк Маккой, один из самых талантливых молодых ученых.

— Это замечательно! — подхожу к парню и пожимаю его руку. От него так и бьет ключом заинтересованность, облегчение и порыв как-нибудь отвлечь от своей персоны внимание. — Один мутант уже здесь! Почему вы не сказали?

Хэнк: «Как он узнал?! »

Слоутон: «Хэнк мутант?!»

— Простите? — в шоке спрашивает агент. С ним даже не надо мысли читать, у него на лице все написано.

Ну ты и идиот, Чарльз, умеешь читать мысли, а держать язык за зубами нет!

— Так вы не знали… — это очевидно. И явно парень не хотел открывать свою тайну таким образом. Поворачиваю голову обратно к Хэнку. — Мне очень, очень жаль, поверьте.

«Да, что уже поделаешь…»

— Хэнк? — агент Слоутон, смотрит на ученого, словно видит в первый раз. Он еще не может прийти в себя от факта, что у него прямо под носом долгое время сидел один из мутантов.

— Вы не спрашивали…

Спасает ситуацию Рейвен, она привлекает к себе все взгляды вопросом:

— И какая у вас мутация? Вы суперумный?

Чувствую, как парень, при виде моей сестры от восхищения совершенно теряет контроль над своим речевым аппаратом.

— Я скажу, — даю Хэнку возможность собраться с мыслями, и «не опозориться» перед дамой. — Хэнк закончил Гарвард в пятнадцать лет.

— Если б только суперумный… — его взгляд все еще пригвожден к Рейвен. И я прямо ощущаю, как его мозговая деятельность приходит в отупляющее возбуждение.

— Теперь вы среди друзей. Не стесняйтесь, — улыбаясь говорю я, пытаясь его подбодрить.

Он автоматически начинает снимать обувь и носки. В его голове всплывают постоянный поездки к врачам, стыд матери и издевательства детей. От нас он ожидает похожего обращения.

Когда он выпрямляет пальцы, перед нами представляются ноги с хорошо развитой мускулатурой и с длинными, как на руках, фалангами пальцев. Не представляю, как он постоянно ходит в мешающей свободно выпрямлять пальцы обуви. Хотя, нет, уже представляю. Он носит обувь «нормального» размера уже больше десяти лет. Привык.

Хэнк поднимает взгляд на Рейвен, ожидая увидеть на ее лице презрение и отвращение, но натыкается на противоположные чувства и сразу же смелеет.

Он проходит мимо меня, и как первоклассный акробат прыгает хватается ногами за крыло супер-самолета.

— Ну как? — вопрос, как и все предыдущие действия, посвящен моей сестре. И она не заставляет себя долго ждать.

— Вы чудо! — подходит к висящему вниз головой Хэнку и заглядывает ему в глаза.

Эрик

Меня это одновременно и удивляет, и притягивает — их отношение друг к другу. Совсем незнакомые мутанты доверяют друг другу, как родные. Хотя их связывает только то, что они отличаются от основной массы населения измененным ДНК.

Рейвен сразу же нашла общий язык с Хэнком. Она словно отыскала себе единомышленника. Того с кем не надо притворяться, и который понимает ее с одного взгляда.

Чарльз целыми днями пропадает в кабинете агента Слоутона. Меня приглашали, но мне это не нужно. Я узнал, где лежит папка с делом Шоу и мне больше ничего не надо. Только свобода и папка.

Но что-то меня держит здесь.

Может, жду, что появится еще информация о Шоу? А может, мне просто хочется насладиться этим ощущением? Ощущением принадлежности. Меня не боятся, смотрят как на нормального человека и, даже, восхищаются моей способностью. Это место, где, возможно, я могу найти друзей или товарищей…

Но это только отвлекает от дела. Забудь, Эрик. Надо уходить.

Примечания:

Здесь сидела бета.

Чарльз

Чтобы знать, что Эрик собирается уходить сегодня, не надо читать его мысли. Его поведение говорит само за себя. Он отстранился от нас уже полностью — забаррикадировался и, видимо, думает ни о чем ином, как об уходе. Последний день он ни с кем не сближался, только иногда поддерживал со мной разговор. И сделал замечание Рейвен и Хэнку насчет их желания быть «нормальными». Думаю, он хотел облегчить свой уход. Ведь, будет лучше, если его не будет отягощать какая-то привязанность.

Я с первого дня знакомства знал, что он когда-нибудь уйдет. Раньше или позже, но уйдет. Для него мы занимаемся не тем. Ему нужна месть, а мы только задерживаем его.

И мне надо его отпустить… Но я все-таки попробую его уговорить остаться. Эрик одинок. И мне не хочется, чтобы он один шел против Шоу. Ему нужны помощники, хотя бы для того, чтобы сдержать его ослепляющую ненависть. Чтобы в следующий раз он не пошел ко дну. И ему не выстоять против телепата, телепорта и Шоу одному. Ему нужна команда. И если он этого не поймет…

Я попытаюсь его уговорить.

А также я не хочу, чтобы с ним что-то случилось. Я невольно привязался к нему. Конечно, он во многих вопросах ошибается, но это можно понять, принимая во внимание его прошлое. В нем много злости и такое ощущение, что он живет на ней. Она подпитывает его. Она заставляет его подниматься по утрам. Но кроме нее есть еще много хорошего, и я чувствую это. Но на «хорошем» в его понимании не проживёшь, поэтому он зарывает это подальше и пытается забыть.

* * *

Как я и думал, собираться Эрик начал ночью, когда все разошлись по комнатам. Мы встретились с ним в коридоре как раз тогда, когда я направлялся к Мойре. В руках у него был кейс, и он явно не собирался в постель. В полном сборе-то?

— Куда идешь? — спрашиваю с самым невинным видом.

— В гимнастический зал.

Было бы убедительно, если за все это время он зашел туда хоть раз, и на нем был бы спортивный костюм. И да — шел бы в ту сторону.

— Он там, — показываю в сторону зала, который находится позади Эрика.

Мужчина хмурится и в ответ только спрашивает.

— А ты куда?

Сказать правду — это представить Мойру перед глазами Эрика не в лучшем свете. Между нами еще ничего не было.

— Выпить чаю.

Эрик усмехается одними глазами и указывает на противоположную от моего направления сторону.

— Кухня там.

— Верно…

Неудачно как-то вышло.

Из-за своей лжи мы вынуждены направится в «правильных» направлениях, а потом, когда другой не видит, возвращаемся к своим целям. Я к Мойре. Эрик в кабинет Слоутона.

* * *

— Прочитай мои мысли, сейчас! — Мойра, совершенно недовольная моими выходками и играми с ее сознанием, говорит твердым голосом, пристально смотря мне в глаза.

— Я могу читать и по твоим губам.

Мы находимся так близко друг другу, что я ощущаю ее желание, но все же чувствую, как от девушки исходит решительность и убежденность, что мне надо уйти.

— Читай!

Ладно. Ничего хорошего я там точно не увижу. Хотя, я знаю, что я ей тоже не безразличен. Я также знаю, что она не может развлекаться со мной на работе. А так как я тоже практически стал агентом, она предстанет перед другими членами ЦРУ не в лучшем свете, если у нее будут отношения со мной.

«Чарльз, выйди из моей комнаты, сейчас же! Между нами ничего не было и не может быть. Прости».

Вот и все.

Ну, я же предполагал, что такое может случится, даже если я ей привлекателен.

Мне ничего не остается делать, кроме как выйти из ее комнаты.

Мойра единственная девушка, которая знает о том, что я телепат, Рейвен не в счет — она мне как сестра. Рядом с Мойрой я могу не скрывать свои способности. Пользоваться ими и говорить о них. И она единственная недоступна из-за каких-то формальностей. Возможно, в будущем мне удастся добиться ее, но не сейчас. Сейчас она боится мнения других агентов, которые и так почти не ценят ее, да и с Эриком надо разобраться. Он уже проскользнул в кабинет агента Слоутона и ищет папку с делом Шоу. Из-за своего недоверия к людям, он ни разу не попросил просмотреть материалы папки, хотя я ему не раз давал понять, что он такой же равноправный член команды, как и я. Или может им стать.

Выхожу на улицу и встаю возле двери. Свежий ночной воздух приятен и отрезвляющ.

Не стоило ходить к Мойре. Она права, это было непрофессионально. Только хуже сделал. Ну ладно, сделанного не воротишь…

Продолжаю мысленно следить за Эриком. Вот он уже подходит к выходу и на секунду останавливается. Отключает все эмоции и выходит.

Эрик

— Учитывая, что я о тебе знаю, ты и так здесь задержался.

Чарльз. Стоило догадаться, что он появится. Телепат же. Он стоит за моей спиной, запихав руки в карманы брюк.

Зачем он пришел? Неужели заставит меня остаться или вернуть Дело? Зря. И просто так я не сдамся. Или решил попрощаться?

— Да что ты знаешь обо мне?

— Я знаю все.

Внутри всколыхается раздражение. Мы же договорились, что он не будет лезть в мой мозг!

— Тогда прочь из моей головы!

Круто разворачиваюсь и собираюсь уходить, но последующие слова Чарльза меня останавливают. И скорее не сами слова, а интонация с которой он говорит:

— Прости, Эрик! Но я видел, что Шоу сделал с тобой. Я чувствовал твои страдания. Я хочу помочь.

Не понимаю я его. Если он видел всю эту грязь и мучения прошлого в моей голове, почему он хочет мне помочь? Что им движет? Неужели он меня жалеет? Меня не надо жалеть! Я сам со всем справлялся и мне никто не нужен!

Поворачиваюсь к нему.

— Я не нуждаюсь в помощи.

— Неправда. Позавчера тебе нужна была моя помощь. Ты отказываешься не только от меня. Здесь у тебя есть шанс стать частью того, что гораздо сильнее тебя! Я тебя не удерживаю. А могу, — последнее он выделяет со свойственной ему самоуверенностью. — Но не буду, — поворачивается и уходит, бросая напоследок: — У Шоу есть друзья, тебе они тоже нужны.

Я не знаю, что именно в этом разговоре заставило меня засомневаться в своих действиях. Слова, интонация или выражение лица Чарльза? Ему же, правда, не плевать на меня. Он искренне хочет помочь. Но почему?

Простояв где-то с минуту, я ухожу. Почему я должен ему доверять? Нет, он не давал повода сомневаться в его честности, но мы знакомы всего два дня, и я не могу ему просто так доверится. Или могу?

Захожу в ближайший бар. Приглушенный свет, тихая музыка, теплый воздух, запах мужского пота и алкоголя окутывают меня своей привычной для баров атмосферой. Бармен окидывает меня заинтересованным взглядом. Видно, с посетителями им сегодня не везет.

Пить пока не хочется, поэтому я устраиваюсь у обшарпанного столика в углу зала с обзором на всё помещение.

Чарльз прав: у Шоу есть друзья. Они помешали мне на яхте, сбросив за борт. Если я начну работать с кем-то, то мои шансы увеличатся. Но я не хочу работать на правительство. На людей, которые смотрят на нас, как на цирковых обезьянок. Но этот минус становится незначительным рядом с огромным плюсом — Чарльз будет со мною заодно. А он очень сильный мутант. Затем, у ЦРУ есть первоклассная техника и связи. И мне больше не надо будет пробираться через границу между странами незаконно.

А что если все будет не так хорошо, как я себе представляю? Не раз было, что слова слаще действий. Не приведет ли мое согласие к худшим последствиям? Но если это так, то, значит Чарльз лжет, у него есть какие-то задние мысли. И из этого вытекает вопрос: доверяю ли я телепату или нет? Готов ли я доверить ему свою жизнь?

— Что-нибудь будете? — спрашивает миловидная официантка, кокетливо улыбаясь.

— Да, пиво.

Я, похоже, здесь задержусь…

Примечания:

<Феникс>

Я тут была.

Чарльз

Практически всю ночь меня грызло сильное желание при помощи телепатии отыскать Эрика и выяснить, что он думает. Вернется он или нет? Но я повязал себя обещанием, нарушить которое не позволяла совесть — пришлось отмести от себя все мысли о проникновении в голову мутанта. Полночи я потратил на прокручивание в голове нашего последнего диалога и анализирование всех эмоций, которые мне удалось выудить, пока в конце концов я не засыпаю.

Утро встречает меня недосыпом. Вставать нет никакого желания, но сегодня у меня запланирована встреча с агентом Слоутоном, который собирается поведать мне об устройстве, созданном специально для меня. А такое мне не хочется упустить…

Бросаю взгляд на будильник на прикроватной тумбочке: до встречи осталось два часа, как раз успею подготовиться. Сажусь и мысленно обхожу здание: Рейвен сидит с Хэнком — у нее хорошее настроение и она явно заинтересована в предмете разговора с ученым, Мойра заполняет документы, всячески пытаясь избавится от мыслей о моем вчерашнем визите, думает об очередном задании, Слоутон еще не прибыл, несколько охранников, агенты Андерсон и Валлес, снова охранники и еще несколько агентов… Эрика нет.

Разочарование заполняет меня изнутри.

Ну, а что еще следовало ожидать?

Конечно, я вчера почувствовал его сомнение, которое вселило в меня надежду, что он передумает. Но Эрик целеустремленный и упрямый — мои слова ничего для него не значат и не могли. Я ему незнакомец, потребовавший от него слишком многого — доверия. Именно этого он не может дать никому кроме самого себя. И это его убьет…

Главное не начинать укорять себя. Я дал ему выбор, и только в его руках было решение: принять его или нет. Не мог же я его заставить. Ну, мог, конечно. Но ни к чему хорошему это бы не привело.

Поднимаюсь с кровати и вхожу в ванную, чтобы умыться. Но как бы я ни пытался отгородиться от мыслей об Эрике, внутри остается неприятное чувство утраты. При первом попадании в его сознание мне удалось узнать о нем все до мельчайшей кровавой подробности: его жизнь с матерью, их разлуку, проявиление его способности, убийство матери на его глазах, долгие унезительные и мучительные эксперименты и опыты проводимые над ним, побег, стремление к мести и жестокие убийства на пути к ней. То, что узнают годами или никогда не узнают о человеке, даже при длительном и тесном проживании с ним, я увидел за пять минут и прочувствовал. Знакомясь с людьми, я принципиально не забираюсь в далекие темные уголки их мозга — это приводит только к тому, что я слишком быстро привязываюсь к ним; они становятся мне близки, когда для них я чужой. То же произошло с Эриком — он стал мне родным, и я желал ему помочь: облегчить его боль, развеять одиночество, пробудить любовь к жизни, показать другой путь. Но я для него чужой. И ничего уже не поделаешь. Ему нужна только месть. Слепая и безрассудная месть.

* * *

— Агент Слоутон, Эрик ушел. С ним у нас было больше шансов против Шоу, а теперь их практически нет. Нам следует найти больше мутантов, — выдаю как можно равнодушнее.

Агент не особо расстраивается, так как Эрик уже начал его напрягать своей отстраненностью и агрессивностью по отношению к власти, в том числе к агентам ЦРУ. Улыбается. Видимо, единственный кто будет жалеть о его уходе — я. Что впрочем не удивительно, Эрик и не пытался с кем-то сблизиться.

— Для этого у нас есть агенты ЦРУ, вы и вот это устройство, — Слоутон указывает на постройку в виде шара на опорах, стоящую посреди огромного поля. Из окна открывается вид на нее во весь рост, словно владелец кабинета желал контролировать процесс возведения данного сооружения.

— Хэнк превратил этот радар в передатчик. Усиливая ваши мозговые волны, он будет увеличивать вашу телепатическую способность. Это поможет нам найти других мутантов.

Пока агент Слоутон говорит со свойственным ему энтузиазмом, я рассматриваю прибор. Он увеличит радиус слышимости людей? И как много мне удасться ухватить разом? Любопытно. Я не прочь испробовать этот радар, даже больше, я хочу его испытать как можно скорее.

— А если они этого не хотят, — голос Эрика звучит неожиданно, притягивая наши взгляды. Только он умеет заглушать свои эмоции до такой степени, что я не чувствую их даже в несколько футах от меня. Он стоит полубоком, словно все еще сомневаясь в своем решении, смотрит на меня. Сказать, что я рад — ничего не сказать. Я уже было смирился с его уходом.

— Эрик! Решил остаться?

В ответ он лишь посылает мне взгляд «как видишь». И продолжает говорить, обращаясь уже только к агенту Слоутону:

— Для поиска мутантов лучше использовать нас. Чарльз и я найдем их без агентов.

Эрик

После моих слов Чарльз пристально всматривается в меня, словно пытаясь понять, почему я так говорю.

Он должен понимать, что никакой мутант не будет рад, если к нему в дом ввалится гора агентов и попросит стать участником мутантного отдела ЦРУ. Да эти тупоголовые агенты только напугают или вызовут недоверие! Будет лучше если к ним придут такие же мутанты, как и они.

Но агент Слоутон, похоже, этого не понимает:

— Во-первых, это мой аппарат, а, во-вторых, это было само решение Чарльза. Он не против участия ЦРУ. Верно?

Теперь все взгляды обращены на телепата, а тот продолжает пристально смотреть на меня. Неужели мысли читает? Да, если и так, пусть уже читает, только бы понял.

Наконец, он твердо отвечает агенту:

— Нет. Извините. Эрик прав, мы сами найдем их.

Слоутону явно не понравились его слова, он надувается от неудовольствия.

— А если я против.

Чарльз поднимает брови и с самым самоуверенным видом отвечает:

— Тогда можете использовать ваш прибор без меня.

Хитрец.

Некоторое время, стоит тишина. Агент смотрит на Чарльза, а тот, понимая, что у Слоутона нет выбора, вежливо улыбается.

— Ну что ж, пойдемте, — обречённо произносит агент.

* * *

На пути к «шару на ножках», мы прихватили Рейвен, а агент, наоборот, куда-то ретировался. Сестра Чарльза, после моих вчерашних слов, относится ко мне отстраненно, но я не обращаю на нее внимания.

Пока мы проходили поле и забирались в шар по узкой лестнице, Чарльз рассказывал мне, что делает этот прибор, и для чего он нам.

Внутри постройки уже находится Хэнк. Как только наши головы появляются из двери в полу, он говорит:

— Я назвал его Церебро.

Посреди помещения стоит пьедестал, вмещающий одного человека, с поручнями, чтобы можно было держаться. Прямо над пьедесталом на уровне головы взрослого человека висит шлем, утыканный проводами. Самая большая трубка ведет прямо в потолок.

— Да? — усмехается чему-то своему Чарльз. Он ведет себя слишком активно. Неужели волнуется?

— Это «мозг» по-испански, — объясняет ученый.

— Да, — кивает телепат.

Все знает… Странно, но кроме способностей я больше ничего о Чарльзе не узнал. Какое у него прошлое? Где его родители? И какое у него образование?

Он поправляет пиджак и подходит к шлему заглядывая в него. Хэнк продолжает:

— Итак, электроды соединяют Чарльза с передатчиком на крыше. Когда он обнаруживает мутантов, его мозг посылает сигналы через реле, и координаты фиксируются здесь. — говорит ученый, указывая на какое-то оборудование с кучей панелей, кнопок и рычагов. Я в этом не разбираюсь. Единственное, что могу сказать, что оно на восемьдесят семь процентов сделано из железа.

Я сразу же теряю интерес к ученому, как только к нему подходит Рейвен и восхищенно спрашивает:

— Это ты сделал?

Оставляя голубков одних, подхожу к Чарльзу, который уже забрался на пьедестал и надел шлем. Это выглядит смешно — его лицо, словно он надел не шлем утыканный проводами, а корону. Да и выглядит он нелепо в этом огромном шлеме.

— Ты отличная подопытная крыса.

— Не порть удовольствие.

Усмехаюсь.

— О, я был на твоем месте, и знаю каково это.

Чарльз не успевает ответить — его прерывает Хэнк:

— Отлично… — он подходит к телепату, что-то поправляет на шлеме и заглядывает в лицо Чарльза. — Ты точно не можешь побрить голову?

— Даже не думай.

Когда ученый подходит к аппаратуре и что-то нажимает, в комнате гаснет свет, а шлем наоборот издавает сначала тускло-синее свечение, затем ярко-белое.

Мне это вообще не нравится. И хоть я толком не знаю Чарльза, внутри поднимается беспокойство. А что если что-то пойдет не так? Кто сказал, что этот ученый, с играющими гормонами, не ошибся в чем-то?

Замечаю, что Рейвен рядом тоже волнуется.

Честно, если я увижу, что Чарльзу больно или, что он передумал, то пошла к черту эта железяка. Не надо будет даже шлем снимать, просто, какой-нибудь винтик открутится…

Чарльз

Эрик так пристально смотрит на меня, что становится некомфортно. Чтобы не отвлекаться на него, я закрываю глаза. Кто знает, что я в ближайшие несколько секунд увижу или почувствую, поэтому стоит расслабится, а его взгляд только напрягает и навеевает неуверенность.

Хэнк приводит в движение механизм. Тихий гул. Кожу головы лёгко покалывает, и я окунаюсь в другой мир — мир мыслей всех людей на планете. Я вижу их всех. Слышу. И чувствую.

Их количество безгранично. Их эмоции сплетаются, проходят сквозь меня, подстраиваясь под мои, разжигая эйфорию. Раньше я мог охватить мысли людей в радиусе нескольких миль, а теперь я чувствую целый штат, если не больше. И это не беспорядочный гул, а симфония. Я могу слушать их разом или отделить одного нужного мне человека, и остальные не будут мешать.

Это… Это восхитительно!

Так надо собраться! Но это не так легко…

Я нахожу ближайший город от отдела и принимаюсь переходить от одного мутанта к другому. Вокруг них образовано легкое пульсирующее свечение, и я сразу узнаю их среди миллионов. Даже нет необходимости читать мысли.

Я и подумать не мог, что их так много. Очень много!

Эрик

Чарльз все еще на пьедестале. Взгляд устремлен куда-то за пределы видимости. Эйфория уже прошла, и он просто стоит со сосредоточенным выражением лица. Машина Хэнка продолжает что-то печатать, а мне уже не нравится, что шлем на парне так долго. А в чем дело я не знаю. Просто интуиция подсказывает, что пять минут достаточно для одного раза. Но, похоже, это волнует только меня. Рейвен и Хэнк всматриваются в строки, которые набираются по мере того, как Чарльз ищет мутантов, и про телепата словно забыли. А я не могу отделаться от чувства, что что-то не так. В белом свете шлема кожа телепата кажется бледной. Или она на самом деле стала такой?

— Сколько уже? — подхожу к ученому, заглядывая за его плечо.

Он смотрит на меня большими от удивления глазами.

— Больше ста…

Не удивительно, что парень в шоке. Я сам не ожидал, что нас так много. А прошло всего пять минут…

— Тогда, на сегодня достаточно.

Хэнк с непониманием смотрит на меня.

— Я сказал хватит на сегодня!

— Конечно.

Начинает суетиться и что-то нажимать. Боится меня? Я не хотел так резко с ним разговаривать, но и объяснять свои действия не должен.

Церебро затихает, свет загорается и Чарльз, сняв шлем, без сил наваливается на поручни.

Примечания:

Бета — исправлены все ошибки (фантомные)

Чарльз

— Чарльз! — вскрикивает Рейвен, подбегает ко мне и хватает за руку.

Голова тяжелая и кружится. После миллионов голосов, проходящих сквозь меня, в ней стоит тихий гул. Но я продолжаю ощущать необыкновенную одухотворенность.

— Это… Это было сногсшибательно! Хэнк!

— Это заметно, — Эрик оказывается стоит рядом и усмехается. После использования радара мысли и чувства мутантов в этом помещении кажутся чересчур приглушенными и далекими.

— Нет, Эрик, ты не понимаешь! Я видел всех! Всех до единого. Это…

Но Эрик, похоже, правда не понимает — по какой-то причине его лицо преображается, становится непроницаемым.

— Тебе надо в дом, — голос твердый и холодный.

Его резкая смена настроения, сбивает меня с толку. Хмурюсь.

— Я в порядке.

Мужчина, пронзив меня взглядом, отдергивает от меня сестру и спокойно говорит:

— Тогда иди сам.

Машина забрала много сил, но признаваться в этом теперь не хочется. Нет никакого желания доказывать его правоту. Придерживаясь за поручни, слезаю с пьедестала и останавливаюсь, понимая, что если отпущу их, то окажусь на полу. Голова неприятно кружится, а тело становится предательски непослушным. И зачем Эрику надо было портить мне настроение? Останавливаюсь и так же пристально смотрю ему в глаза.

— Ну и что ты хочешь этим доказать?

От Рейвен и Хэнка исходят неуверенность и недоумение. Эрик же каким-то образом снова заглушил все свои чувства.

— Значит, не можешь?

Где-то еще несколько секунд смотрим друг другу в глаза. Ну, а зачем лгать? У меня нет сил. Мой мозг истратил огромное количество энергии на непривычное действие, что теперь сказывается на всем теле. И спор с Эриком только ухудшит ситуацию.

— Ладно, не могу. Так ты собираешься стоять и сверлить меня взглядом дальше или поможешь?

Он не успевает среагировать на мой ответ, ко мне подбегает Рейвен и берет под локоть.

— Пошли, Чарльз.

Эрик тоже молча подходит и поддерживает меня, с другой стороны. Когда мы выходим на поле он говорит так тихо, что слышу только я.

— Прости.

Эрик

Меня вывела из себя самодовольная улыбка Хэнка. Словно ничего не случилось и машина сработала как надо. Он должен был предвидеть, что его устройство забирает так много сил. И я все это раздражение вылил на Чарльза. Хотя он не виноват. Ни в чем.

Видел же, что он еле держится на ногах, но все равно устроил этот спектакль. Зачем? Не знаю. Не уверен, что знаю.

Может, мне просто неприятно видеть телепата в таком состоянии. Или я ощущаю груз вины за то, что не предвидел заранее, что такое может случиться. Или за то, что вообще пустил Чарльза экспериментировать, не просчитав все риски.

А если бы он простоял дольше? Когда бы мы остановились? В тот момент, когда он упал бы замертво? Но зато, конечно, мы нашли бы гору мутантов. А какой ценой?

Но все равно я не смел кидаться на Чарльза.

— Прости.

Он смотрит на меня и в голове звучит его голос: «Тебе не за что извиняться».

* * *

— Мистер Леншерр.

Серьезно? «Мистер»?

Поворачиваюсь к Хэнку. Он что, боится меня? Или стесняется? Выглядит так, словно сделал большое усилие, чтобы заговорить со мной.

— Да?

Откашливается.

— Простите. Мне стоило лучше рассчитать… И я… Я все исправлю! Машина будет забирать меньше энергии у мистера Ксавье, — под конец своей речи он полностью стушевывается. Прям как провинившийся котенок. И не позлишься долго.

— Во-первых, не передо мной надо извиняться, а перед Чарльзом, — мои слова приводят его в еще большую сконфуженность, поэтому дальше продолжаю помягче: — А во-вторых, можешь называть меня Эриком. И не вини себя, все ошибаются. И… твой механизм помог Чарльзу найти мутантов.

Хэнк неуверенно улыбается.

— Думаете?

— Знаю. Но поработать с ним все же стоит.

— Да, — ученый засияв от удовольствия бежит в противоположную от меня сторону. Детский сад…

Несколько минут назад я оставил Чарльза на попечение Рейвен, и теперь он отдыхает. К тому времени, как мы пришли в его комнату, он выглядел ужасно: бледный, ноги еле держат. Как только лег, сразу же отключился. Рейвен избегала встречаться со мною глазами. Но я этого особо не добивался. Резко повернулся и вышел, и тут же наткнулся на Хэнка.

У меня никогда не было ни друзей, ни товарищей. Поэтому заводить их я тоже не умею. Не знаю, что нашел во мне Чарльз, кроме моей мутации, чтобы захотеть мне помочь. Чтобы захотеть стать моим другом. Я уверен, что не одна жалость сподвигла его на это, а что-то другое, иначе я бы это почувствовал. Но вот что?

И что заставило меня вернуться? Я уверял себя, что с командой вероятность отомстить выше, и из-за этого я возвращаюсь. Но только ли из-за этого? Может, я всегда хотел друга и увидел его в Чарльзе?

Странно, но этот парень сразу же привязал меня к себе. Его чистота, при постоянной прибывающей в мозг грязи. Его оптимизм и наивность. Его желание помогать людям, зная при этом все их скелеты в шкафах. И самое главное, он заглянул в самую темную часть меня и не отшатнулся. Не отбросил меня как грязную тряпку, а наоборот взялся меня спасать.

Может, из-за этого я так волнуюсь о нем. Возможно, он единственный, кто может стать моим другом.

Чарльз

— Их слишком много, — упираю взгляд в чрезмерно длинный список из мутантов с их адресами, возрастом, полом и именем.

Эрик не обращает внимания на мои слова, продолжает жевать. Я иногда сомневаюсь, человек ли он. Как можно настолько хорошо прятать свои эмоции? Снова просматриваю список, но тот недолго остается у меня перед глазами — мужчина выдергивает его у меня из рук и кладет рядом с собой.

— Ешь.

Ну, да. Познакомьтесь: это невозмутимая стена по имени Эрик, и пока я не сделаю все, что она от меня требует, не будет мне свободы.

— Мы что не можем решить эту проблему, пока едим.

— Ты не ешь.

Упрямец. Со мной все в порядке. Правда, легкая слабость, но с кем не бывает? И аппетита нет. Ну и что? Во время обучения в Гарварде я часто забывал про приемы пищи. Выжил.

— Я могу тебя заставить.

Невозмутимо поднимает брови, типа «я посмотрю, как ты это сделаешь». Непробиваемый. Точно робот какой-то… Придется его послушать, либо устроить проверку на «кто сильнее», где я в явном проигрыше.

Эрик

Чарльз в который раз упирает взгляд в бумагу и хмурит брови.

— Несовершеннолетних можно убрать, — говорит, начиная вычеркивать имена из списка.

Мне не нравится его идея разбираться с этим сейчас. Но он прав, чем дольше мы возимся, тем больше вероятность, что Шоу подготовиться лучше нас. Знает же как меня уговорить. Ну поел хотя бы. Телепат все еще бледен, но не так сильно, как вчера. Да и вообще выглядит намного лучше.

— А еще тех, у кого есть семья, родные и близкие. Тех, кому есть что терять, — добавляю.

Парень поднимает на меня внимательный взгляд, но потом быстро отводит.

— Для этого нам нужно Церебро.

— Нет.

Неудовольствие так и отражается на его лице.

— Не понимаю в чем дело Эрик! Нам без машины не узнать, кому из них нечего терять. В конце концов мне придется ею воспользоваться для поиска Шоу, хочешь ты этого или нет.

Звучит убедительно. Но сейчас я его туда не пущу, пусть Хэнк поработает с ней.

Чарльз

Эрик забирает у меня список и быстро проводит по нему взглядом.

— Осталось всего пятьдесят человек… Вот этого старичка можно вычеркнуть. И этого. А остальных мы сами найдем, без железяки.

Он что-то еще обводит на бумаге, но я уже от переполняюего меня раздражения не обращаю на это внимания. Он что не понимает?!

— Это не серьезно Эрик! — вскакиваю с места, забыв о слабости, но она тут же дает о себе знать головокружением. Опираюсь руками на стол, но не сажусь. — На это мы потратим в два раза больше времени.

Он встает и с тем же невозмутимым видом усаживает меня. Но через его стену спокойствия пробивается нечто похожее на раздражение.

— Для начала поправься. Хэнк улучшит машину, и ты снова поиграешь роль подопытной крысы. А пока мы и без нее сможем этих мутантов найти и просканировать. Они все в одном — в этом, городе.

Он указывает на обведенные имена. Его слова звучат убеждающе-логично, но все же мне не по душе, что мы выбираем более долгий и утомительный путь.

— Ладно.

Эрик чуть улыбается и усаживается рядом. Как же сейчас хочется проникнуть в его голову и узнать, что с ним случилось? Раньше он готов был пойти на любые жертвы, считая убийства, лишь бы отомстить Шоу. А сейчас… Его останавливает риск моего обморока от слабости? Неужели, я все же стал ему в какой-то мере важен за столь короткое время?

— Хорошо, выдвигаемся завтра, а пока отдыхай.

Я уже собираюсь возмутиться, но наткнувшись на его стену равнодушия, останавливаюсь. Похоже, когда он в таком состоянии, его ничем не проймёшь.

Примечания:

<Феникс>

Я тут была

Чарльз

— Он не подходит. Две дочери и скоро будет сын. Три года в браке. Изменяет жене уже семь месяцев. Ужасный трус. И еще у него язва желудка и проблемы с позвоночником.

Эрик пристально смотрит на меня, но я уже привык к его взгляду, поэтому спокойно сижу, приложив два пальца к виску, и читаю всю подноготную десятого мутанта в списке.

— И какая у него мутация?

— По шесть пальцев на ногах.

— Такой нам не пригодится… — вычеркивает имя из списка. — Следующий в нескольких кварталах отсюда.

Так… Терпение, Чарльз.

— Эрик, таким способом мы и за год не управимся.

Бросив на меня невинный взгляд, он снова превращается в стену невозмутимости.

— Не будь к себе так строг, Чарльз, ты отлично справляешься.

— С Церебро было бы в два раза быстрее!

— Мы уже говорили об этом. Хэнк улучшит ее, и она вся твоя.

Так иногда хочется назло ему влезть в его голову и понять, что им движет, но меня сдерживает наш договор. Да и нечестно так поступать по отношению к нему. Эрик имеет право на свои тайны и личное пространство.

Машина трогается с места.

— Ты не устал?

Он теперь постоянно будет меня опекать? Хотя, кому я это говорю, мне же приятно, даже если иногда кажется, что его опека выходит за все рамки.

— Со мной все в порядке, Эрик.

— Еще парочку и можем остановиться пообедать.

Эрик

Все-таки, Чарльз удивительный человек. Иногда он такую грязь вытаскивает из человека, от которой любой стал бы с отвращением относится к нему, а телепат даже не поморщится.

К каждому он относится как-то слишком трепетно. И может наивно. По его словам, он видит не только плохую сторону человека, но и хорошую, и, по его мнению, это помогает ему понять, что не все потеряно. Личности можно помочь стать лучше, ведь таким его сделали какие-то неблагополучные жизненные обстоятельства.

Но, к сожалению, согласиться с Чарльзом я не могу. Я хочу, чтобы все было так, как он говорит, но я знаю, что не все так просто. Некоторых не изменить.

Чарльз уже кладет четвертую ложку сахара в кофе.

— Не думал, что ты такой сладкоежка.

Он легко улыбается.

— Моему мозгу нужно топливо, чтобы…

— Только не надо свою излишнюю любовь к сладкому прикрывать научными лекциями о строении мозга.

Он хмурится и сопровождает мои слова немного обиженным взглядом. Помешивает напиток в кружке и говорит.

— Сегодня, наверное, успеем еще человек десять проверить.

А осилит ли он десять? Окидываю парня оценивающим взглядом. Вроде пока нормально выглядит. Но рисковать не будем.

— Пять.

Чарльз, сначала, непонимающе смотрит на меня, а затем окончательно выходит из себя.

— Может хватит меня так опекать! От этого мы только теряем время!

— А так мы потеряем тебя, Чарльз! — срываюсь я и говорю слишком громко, от чего люди у соседних столиков оборачиваются. Продолжаю полушепотом: — Единственного телепата в нашей команде. Мы не можем потерять тебя.

Чарльз перестает злиться. Откидывается спиной на кресло и расслабляется. Неужели понял? Делает глоток и, поморщившись, произносит:

— Переборщил.

Усмехаюсь и зову официантку.

Между нами наконец сложилось взаимопонимание и негласное соглашение больше не поднимать эту тему. И впервые я рад, что Чарльзу иногда не нужны дополнительные слова, для понимания каких-то действий или слов.

Я не смог бы выразить то, как сильно я не хочу его потерять. Так как сам еще не разобрался, что такого в телепате, что я не могу плюнуть на его состояние, забыть о всех его недугах и просто начать поиски мутантов по максимуму. Чарльз в какой-то степени стал важнее мести Шоу. И я все еще не знаю почему.

* * *

— Коммунист и первоклассный вор. Умеет проходить сквозь стены и другую материю. Нет семьи, но есть любимая девушка. Проживает один, но встречается с ней регулярно по средам. Дарит ей ворованные вещи, а на выручку со своего промысла устраивает свидания. Не думаю, что он будет нам рад. Да и в обычную тюрьму его не сдашь, уйдет.

Чарльз замолкает, но пальцев от виска не убирает.

— Нам могли бы понадобиться его способности, — пытаюсь привлечь его внимание.

— Возможно… — его мозг все еще связан с Доном, с шестнадцатым в списке, поэтому взгляд кажется отстраненным. — Только сейчас он планирует крупное ограбление банка, а после этого сделать предложение девушке и уехать за границу.

— Но позволить мы этого, конечно, не можем.

Чарльз, наконец, возвращает свое сознание на место и смотрит на меня.

— Нет, не можем.

— Ну так останови его, ты же можешь.

Телепат морщится, словно я сказал что-то крайне для него неприятное.

— Так нельзя, Эрик.

Вот зачем все так усложнять?

— Но ты сделаешь благое дело.

— Он еще не сделал свой выбор, — отвечает твёрдо и уверенно. — Я не могу его лишать этого.

Не понимаю его.

— Значит, ты остановишь его только тогда, когда он начнет воровать?

Я с первого дня знакомства знаю принципы телепата, и уважаю их, но некоторые до сих пор не могу понять. Почему бы не остановить человека до того, как он совершит преступление? Зачем ждать, пока он сделает и так уже известный выбор?

— Мы никогда не можем точно утверждать, как поступит человек, — Чарльз чуть наклоняется ко мне, продолжая крайне серьезно смотреть в глаза. — Эрик, я не могу заставить его поступать так, как мне хочется только из-за подозрений. Но мы можем поговорить с ним.

Непробиваемый. Хотя, что-то в его словах есть. Но все равно…

Чарльз

От Эрика волнами исходит несогласие с моим решением, но он не спорит и не заставляет меня поступить по-своему. И я благодарен ему за это. Если я возомню о себе как о том, кто может решать вместо человека, что ему делать, то в конце концов это испортит меня. И наконец, я совершу нечто ужасное, о чем буду жалеть всю жизнь.

Эрик стучит в дверь. Я сразу же ощущаю всплеск интереса и заглушенного страха из глубины дома. Дон настороженно подходит к двери и заглядывает в глазок.

«Кто они? Впервые вижу. Копы? Нее, форма не та. Федералы? С чего? Я же никак не засветился…»

Эрик уже собирается постучать снова, но я взглядом даю ему знать, что не следует.

— Дон Треггер. Мы знаем, что вы дома. Откройте дверь. Нам просто нужно поговорить.

«Точно федералы. Или нет. Они бы сразу начали светить своими значками. Благотворительный фонд? Миссионеры? Ладно…»

Звук открывающейся защелки. Дверь открывается, и перед нами предстает высокий мужчина в дорогом деловом костюме. Короткие, торчащие лохматым ежиком светлые волосы, и чуть помятое из-за сна лицо с тонкими, довольно красивыми чертами и ярко-голубыми глазами — эдакий эталон модельной красоты.

— Вы кто такие? И откуда вы знаете мое имя?

Эрик усмехается и, не дав мне открыть рот, довольно едко отвечает:

— Во-первых, твое имя можно найти в любом телефонном справочнике просто посмотрев адрес. А во-вторых, мистер Треггер, мы знаем о вас все. И вам стоит впустить нас в дом и выслушать все, что мы скажем.

Серьёзно, Эрик? Кидаю на него недовольный взгляд. Он лишь невинно поднимает брови и чересчур вежливо улыбается Дону.

У Дона от слов Эрика сердце уходит в пятки. От страха и волнения в его голове всплывают самые трагичные и рискованные картины дальнейшего развития событий. Но он хорошо держит лицо.

— Проходите.

Мы заходим, он закрывает дверь, и я понимаю всю ошибку наших действий, но не успеваю предупредить Эрика. Перед тем как почувствовать сильную боль в затылке и отключиться, я вижу как в голове Дона выстраивается план побега, который начинается с выбивания из игры ближайшего к себе соперника, а точнее меня.

Эрик

Звук удара.

Резко разворачиваюсь и успеваю схватить Чарльза и увидеть, как исчезает спина Дона, когда он проходит сквозь стену на улицу. Черт! Все-таки следовало сделать по-моему.

— Чарльз? — говорю как можно спокойнее, хотя внутри разрастается паника.

Совсем не к месту! Успокойся! Проверяю пульс. Жив.

Так, сначала Дон. Открываю дверь, но на улице никого нет. Он мог уйти куда угодно, и без Чарльза я не смогу его найти.

— Чарльз!

Дотрагиваюсь до места удара. Небольшая шишка. Немного крови. Вор ударил Чарльза рукоятью трости, и похоже в панике прихватил ее с собой.

— Чарльз!

Надеюсь ты отделался легким ушибом, а не сотрясением.

Вот черт! Где в этом доме вода? Я знаю где каждая мельчайшая деталь из железа, но это мне никак не дает ориентироваться в огромном доме. Вода. Где вода?

Успокойся. И возьми себя в руки.

Трубы! Точно железные водосточные трубы. Трубы, приносящие воду в дом. Они тянутся под землей, недалеко от меня. Поднимаются наверх вон… там! Быстро нахожу кухню и наполняю стакан водой.

Давай, очнись, Чарльз, не тащить же мне тебя до машины на руках.

Чарльз

Вместе с холодом на лице приходят головная боль, расплывчатое лицо Эрика и шквал чужих мыслей, прорвавшийся через неконтролируемый мозг.

— Чарльз!

«Ну и заставил ты меня понервничать!»

Его облегчение и мысли приходят неожиданно — без моего участия.

— Эрик.

Чарльз, собери свой мозг!

Это трудно сделать напополам с головной болью и головокружением. Эрик протягивает мне стакан с водой, и я, благодарно кивнув, не спеша выпиваю его до дна. Вода помогает справиться с головокружением и заглушить посторонние голоса в голове.

— Он ушел?

— Да.

— Это я виноват… — дотрагиваюсь до места ушиба и сразу же жалею об этом. Морщусь от боли и отдергиваю руку.

Пытаюсь встать, но с первого раза не получается, поэтому мне помогает Эрик. Он поддерживает меня одной рукой за локоть, а другой за талию.

— Да. Частично.

— Мне стоило предугадать, что он так поступит… — возле выхода головокружение и слабость почти перестают беспокоить, поэтому я даю Эрику знать, что передвигаться дальше смогу сам. Мы выходим из дома и подходим к нашей машине, —…и стоило уговорить его выслушать нас, без угроз.

Эрик замирает и с удивлением смотрит на меня. Я уже жалею, что мне удалось взять в руки свой мозг. Что ему снова не нравится?

— Нет, Чарльз, не в этом проблема! Тебе просто стоило послушать меня и все было бы в порядке. Он бы уже сидел в тюрьме, позабыв о своей способности.

Как в его понимании все просто!

Опираюсь на открытую дверцу машины руками. Голова все еще гудит от боли на месте удара, и со временем она возвращается все больше и больше.

— Эрик, — произношу как можно тверже, смотря ему ровно в глаза, — стереть человеку память не выход.

Мужчина начинает нервничать.

— Он уже сделал свой выбор!

— Мы ему его не дали!

— Он не поменяет своего решения!

— Ты не знаешь точно.

— Я уверен.

Перед глазами прыгают черные точки и тошнит. Похоже, все-таки легкое сотрясение мозга.

— Это не дает мне права лишать его свободы выбора и памяти.

Эрик перестает нервничать и отвечает уже более спокойно.

— А что тебе даст право? Убийство? Переход через дозволенную черту?

Его вопрос лишает меня слов. Я просто стою и продолжаю смотреть ему в глаза, пытаясь понять весь смысл его слов. Он прав, я не могу сидеть и дожидаться, когда произойдет нечто ужасное, чтобы перейти на крайние меры. Но, все же, стоит попытаться уговорить Дона сойти со скользкой дороги.

— Ладно, если нам не получится его уговорить, я сотру ему память о способностях, и он отправится в тюрьму за все те кражи, что совершил.

— Чудесно, — Эрик улыбается и помогает мне сесть в машину. — А теперь тебе нужно к врачу

Эрик

Чарльз сидит в кресле, устремив задумчиво-напряженный взгляд через окно на маленький пятачок открытого пространства, окруженного зданием Исследовательского отдела ЦРУ, посреди которого стоит памятник незнакомой мне личности. Голова телепата все еще перевязана. Брови нахмурены.

Похоже, он так все провалы переживает. И долго он собирается себя мучить? Он же не виноват, что нам не удалось уговорить Дона поступить правильно. Этот парень сделал свой выбор, так пусть расплачивается за него тюрьмой и частичной потерей памяти.

Но Чарльза такими простыми доводами явно не убедишь. Прокручивает, наверное, в голове каждое сказанное слово и ищет как можно было бы по-другому сказать, чтобы Дон согласился.

Но самое странное, что мне не плевать на переживания телепата. Мог бы оставить его в покое и уже нормально продолжить штудировать Дело Шоу. Но нет, Чарльз и его состояние не выходят из моей головы. И я постоянно отвлекаюсь на то, чтобы придумать, как его отвлечь, а то сгрызет себя изнутри.

Но как это сделать, я не знаю. Идти и продолжать искать мутантов по списку мы не можем — Чарльзу стоит отдохнуть, как-никак у него сотрясение. Я и так с трудом согласился с Чарльзом и убедил Рейвен, что вторая встреча с Доном не будет такой рискованной. Так чем можно его отвлечь?

В комнату быстро заглядывает Хэнк и так же быстро убирает голову.

И что могло понадобиться ученому? Он явно волнуется, иначе зашел бы. Неужели, насчет Церебро? Либо, он так странно проведал нас. И что он продолжает стоять за дверью? Я чувствую железную дужку от его очков.

Ладно. Отодвигаю папку с делом Шоу и выхожу за дверь. Хэнк подскакивает на месте и сразу же краснеет до кончиков ушей.

— Что случилось Хэнк?

— Я… я улучшил Церебро. Но мистер Ксавье сейчас не здоров, и я не знал, надо ли ему сообщать об этом…

Он вообще когда-нибудь перестанет заикаться, разговаривая со мной?

— Почему бы и нет. Я скажу, — потом. Уже хватаюсь за ручку, как в голове неожиданно возникает одна мысль. — Хэнк, а в этом здании есть шахматы?

Чарльз

— Сыграем?

На столе передо мной появляется шахматная доска с уже расставленными фигурами на ней. Я даже не заметил, как Эрик где-то их взял и расставил фигуры.

— Да… да, хорошо.

Давно я не уходил так глубоко в себя, чтобы не замечать ничего вокруг. Чаще всего из этого состояния «рефлексии» меня вытаскивали слишком большие всплески эмоций или беспокойный мозг других людей. Ну, и Рейвен, конечно. Она всегда знала, как повлиять на меня в различных ситуациях. Но сегодня ничего из этого меня не потревожило — Эрику каким-то образом удается скрывать свои чувства, а другие люди на базе слишком далеко, чтобы звучать громко. И Рейвен уехала.

Эрик садится на кресло напротив и, уперев в меня свой фирменный пристальный взгляд, говорит:

— Ты первый.

Делаю ход пешкой.

— Знаешь, Чарльз, мы сделали все, что могли. Даже больше. Я бы с ним вообще разговаривать не стал, если бы по голове стукнули меня, — с этими словами передвигает свою пешку.

Иногда, я завидую тому, с какой легкостью и простотой он воспринимает мир вокруг себя и все, что в нем происходит. У него существует только «хорошо» и «плохо». И ничто не сможет оправдать тебя, если ты зашел за линию «плохо».

— Я знаю, Эрик. Но он застрял у меня в голове и никак не хочет выходить. Я стер ему половину воспоминаний его жизни. Это просто так не забывается.

Сдвигаю вторую пешку. Эрик быстро проводит взглядом по доске, и снова переводит его на меня. От него чувствуется бурная мозговая деятельность и явно связанная не только с игрой.

— Иногда мы обязаны делать то, что нам не нравится, чтобы достигнуть цели… или помочь другим.

Именно такой девиз стоит перед ним на протяжении всей его жизни. Только раньше в нем не было места помощи другим, в нем была только цель. Сколько человек он убил, прикрываясь своей целью. Закрываясь за своей стеной, переставая чувствовать все вокруг. Только эта кровавая цель. И это смысл его жизни. Достигнута одна такая цель, найдем другую и так далее. И когда кончится этот круговорот?

Мужчина передвигает коня.

— Эрик, нельзя жертвовать всем для достижения цели. Я согласен, что с Доном поступить по-другому было невозможно. Но, чтобы убивать людей… Нет такой цели, которая оправдывала бы смерть даже одного самого низкого человека.

После моих слов в Эрике вспыхивает разнообразный спектр чувств. Сомнение, несогласие, удивление и доля ненависти, прикрывающей боль.

— Если одна смерть, принесет за собой тысячи спасенных жизней, я пойду на такую жертву.

— Я тоже. Но иногда есть иной выход, Эрик.

Дальнейшие несколько ходов проходят в молчании, под напряженную деятельность мозга Эрика, и редкие вспышки эмоций, не связанных с игрой.

Эрик

Под конец партии в комнату входит Рейвен. Сегодня она заезжала в отель за оставшимися вещами, поэтому не заходила к брату каждые пять минут, спрашивая его, как он, или принося ему разные выписанные ему лекарства или какие-то «вкусняшки».

Иногда, мне даже завидно, что у Чарльза есть такая сестра. И из-за этого меня еще больше возмущает поведение Чарльза к ней. Нет, он заботлив, и он любит ее. Но он не дает ей проявить себя. Не убеждает ее, что она может ходить в своем естественном виде не смущаясь, хотя бы в отделе. Поднимая самооценку другим мутантам, он в то же время, не думаю, что специально, опускает ее у своей сестры.

Рейвен здоровается с нами, подходит к брату и обнимает его за шею.

— Как ты, Чарльз?

— Чудесно! Как съездила?

Она усаживается на ручку кресла, на котором сидит телепат.

— Ничего необычного, — окидывает взглядом шахматную доску и продолжает. — Думаю, у вас ничья.

Мы разом усмехаемся.

— Наверное, ты права, — отвечая сестре, Чарльз смотрит на меня. Вот, что нужно, чтобы глаза телепата снова заблестели — его сестра, которая знает его как себя.

— Ну, раз так, может поедим? Я ужасно проголодалась, — Рейвен поправляет одной рукой повязку на голове брата и улыбается.

Чарльз вопросительно поднимает брови и смотрит на меня. Я отвечаю:

— Почему бы и нет. Мы еще переиграем эту партию, Чарльз.

— Конечно.

Он улыбается, и я понимаю, что мне получилось переключить его внимание от Дона и превратить его снова в оптимистичного и доброго Чарльза. Не без помощи, конечно. Но я собой доволен.

Чарльз

— Да, кстати, Хэнк улучшил Церебро, — как бы невзначай кидает Эрик.

Все переводят взгляд сначала с невозмутимого Эрика на покрасневшего Хэнка, а потом на меня.

— Да? — чувствую какую-то странную беспомощность. Словно я пятилетний ребенок, у которого в этом вопросе нет права слова. Я мог бы сказать, что это прекрасно, и пойти воспользоваться ею, но после всех запретов Эрика, я только смотрю на него вопросительно.

Зачем он это сказал именно сейчас, когда в комнате собрались все? Рейвен сидит рядом со мной на диване. Хэнк присоединился к нам несколько минут назад — стоит рядом с агентом Слоутоном, они обсуждали какое-то новое изобретение. Эрик сидит на кресле справа от нас с Рейвен и в который раз в что-то вчитывался в деле Шоу, но сейчас он смотрит на меня.

Хэнк кивает.

— Это чудесно! Она облегчит… — агент Слоутон затыкается, встретившись взглядом с Эриком.

Молчание неприятно напрягает.

— Эрик, Церебро, правда, облегчит нам поиск мутантов, — как по минному полю ступаю. В этом вопросе я как маленький рядом с Эриком. С чего бы это вдруг?

— Да, — отвечает Эрик, не сводя с меня пристально-невозмутимого взгляда. — Хорошо… Хэнк! — парень вздрагивает и чуть бледнеет. — Ты же у нас ученый, что ты думаешь?

У Эрика вопрос звучит, как угроза. Когда-нибудь у Хэнка во время разговора с ним случится инфаркт.

— Я… У мистера Ксавье…

— Чарльз, — исправляю, как можно мягче, но он, наоборот, после этого еще больше стушевывается.

— У Чарльза… черепно-мозговая травма… наверно, стоит повременить несколько дней….

Бедняга.

— Хорошо, завтра с утра поедем искать мутантов, — обращаюсь исключительно к Эрику, но ощущаю, что с моими словами напряжение спадает с каждого. — И, Эрик, выйдем на минуточку.

Эрик

Мы выходим за дверь. Чарльз спокоен, но я чувствую, что он недоволен.

— Зачем ты устраиваешь сцены?

Невинно поднимаю брови. На самом деле, я и не думал, что из моих слов выйдет такая трагисцена. Просто, только тогда, когда вошел Хэнк, я вспомнил о Церебро.

— Эрик, мы могли бы спокойно поговорить об этом и без свидетелей.

Я могу послать его, и конец проблеме. Я не должен оправдываться. Что за телепат он такой, раз не видит, что это не специально получилось? Хотя, я же запретил ему мои мысли читать… Да и подумать следовало, прежде, чем начинать разговор.

— Чарльз, я не планировал устраивать сцену. Это как-то само получилось.

Он пристально смотрит на меня с минуту и успокаивается.

— Да, прости, мне иногда тебя очень сложно понять.

После его слов во мне поднимается смешанная палитра чувств. Вроде, это как-то даже круто, что такой сильный мутант, как Чарльз, не может так просто тебя прочитать. Но в тоже время неприятно. И фиг знает почему!

— Ну, что ж, значит завтра едем искать Энджел Сальвадор?

Чарльз только спокойно кивает в ответ.

Примечания:

<Феникс>

Здесь радовалась бета.

Чарльз

Когда я соединяюсь с мозгом Энджел у меня замирает сердце от жалости. Какая покореженная душа! Отец и мать выкинули ее из дома сразу после совершеннолетия. До этого они скрывали ее дома, не пуская в школу и относились к ней с отвращением и презрением. Когда ее выбросили из дома без образования и денег, ей некуда было податься. И единственный, как ей казалось, выход был в продаже своего тела.

Никто не знает, что у нее есть крылья, она научилась их скрывать. И мужчины бросают на нее такие голодные и восхищенные взгляды, как никто и никогда до этого не смотрел. Живет в достатке, но одинока. Со временем стала ненавидеть и работу в стриптиз клубе, и мужчин, которые приходят за несколькочасовым удовольствием. Она уже знает все их приемы. Она знает их отношение к ней.

Всю жизнь с ней обращались как с грязью. Начиная с родителей и заканчивая этими мужчинами.

— Ну, что?

Эрик, как всегда, пристально смотрит на меня. Его удивляет, что я не выкладываю всю подноготную девушки. Но настаивать не будет.

— Мне кажется она нам подойдет.

— Чудесно, пошли тогда.

Он выходит из машины, а я следом. От него так и веет азартным оживлением.

* * *

Мы заходим клуб и меня обволакивает желанием других мужчин — их похотью и страстью. Ненавижу такие места. Чем быстрее мы отсюда вытащим Энджел, тем лучше.

Эрик же, как рыба в воде. Каким-то образом он сразу узнает девушку и тащит меня к ней. Она зазывающе ходит по круглому столу посреди зала. И чтобы привлечь ее внимание, ситуацию в свои руки берет Эрик и делает что-то для меня неожиданное. Достает деньги и машет ими, чтобы она заметила нас и подошла. Энджел приближается к нам и плавно опускается на корточки и легким чуть презрительным движением руки берет деньги.

— За это ты получишь приватный танец, — соблазнительно улыбается, но от нее так и веет отвращением.

Эрик усмехается и смотрит на меня. Почему он не может по-нормальному? Ну, да… Потому что, ты дурак, Чарльз. По-другому, она с нами не пойдет и не выслушает.

Иногда, даже умея читать мысли, я могу не разбираться в людях. Может, потому что то, что другие узнают через невербальное общение, я вижу, слышу и чувствую особо не напрягаясь. Мне не надо запоминать элементарные действия, характеризующие отдельные эмоции и чувства человека, я просто это ощущаю. Я могу видеть человека с закрытыми глазами. И, возможно, эта простота в понимании поведения людей иногда делает меня дурнем в некоторых более сложных ситуациях.

Девушка кивком головы указывает на дверь в отдельную комнату. Эрик подталкивает меня в сторону комнаты.

Расслабься, Чарльз, и подыграй Эрику.

Эрик

Заваливаюсь на кровать, потянув за собой Чарльза. Меня поначалу удивило, что он никак не прокомментировал мои действия. Но потом дошло, что он понял, почему я так себя веду. И передал мне руководство ситуацией.

Беру бокалы и, пока девушки нет, наливаю Чарльзу и себе шампанское. Он чему-то усмехается и переглядывается со мной, когда девушка плавно входит. И мы каким-то чудным образом переходим в режим полного понимания и дополнения друг друга. Нас словно объединили единым мозгом. Чокнувшись бокалами, мы смотрим на нее.

— Учтите, для двоих — двойная цена.

Какая гадость! Какой противный вкус. Ничего качественнее не могли предложить?

Чарльз же спокойно попивает эту бурду, даже не поморщившись. Либо он хорошо играет, либо у него ужасный вкус.

— Я уверен, это было бы волшебно, — Чарльз вошел в роль, он улыбается чуть азартно и по его глазам видно, что он не особо настроен на серьезные разговоры.

Расслабился наконец. Не представляю, как в этом грязном месте может выжить такая невинная овечка, как Чарльз.

— Давай-ка лучше так, мы покажем тебе, что есть у нас, а ты, что есть у тебя, — перехожу к делу, еще больше запутывая девушку.

Телепат усмехается. Уловил реакцию Энджел?

— Знаешь, так дела тут не делаются, — презрительно отвечает девушка.

Ну, да.

Щелкнув пальцами, поднимаю в воздух ведро со льдом и бутылкой шампанского.

— Может еще бокальчик?

— Я не против, — невозмутимо подыгрывает телепат.

Наливаю Чарльзу шампанское, замечая, что лицо девушки из презрительного преобразуется в удивленное. И проскальзывает что-то вроде страха. Интересно, это из-за моей способности передвигать железо, или способности телепата пить такую гадость?

Чарльз же, видимо тоже заметив ее страх, пафосно прикладывает руку к виску, и через несколько секунд девушка расслабляется и смеется.

— Ему идет, не правда ли? — спрашивает Чарльз, усмехаясь.

— Как ты это делаешь? — она уже свободно улыбается и явно видит что-то, что не вижу я.

— В чем дело? — спрашиваю у телепата, но он только поворачивается и с улыбкой отвечает, никак не проясняя ситуацию:

— Ты никогда не выглядел лучше, милый.

Похоже, что он как-то изменил мой образ перед глазами Энджел. Обижаться или сердиться нет смысла. Да и девушка расслабилась и успокоилась.

— Теперь моя очередь, — говорит она и расстегивает замочек топа. От ее спины отделяются небольшие крылья, по форме похожие на стрекозьи. Несколько быстрых взмахов, и она поднимается в воздух. Крылья переливаются на свету всеми цветами радуги, чем-то напоминая отражение света в бензине.

Переглянувшись со мной, Чарльз обращается к Энджел:

— Как на счет работы без раздевания?

Она хмурится, быстро опускается на землю и застегивает топ.

— Что вы имеете в виду?

— Давай, мы сядем в каком-то более приличном месте и обсудим этот вопрос.

Она убирает волосы за плечи и поджимает губы.

— Почему я должна вам доверять?

Странный вопрос. И это после того, как показала нам крылья. Но кто ее знает. В этом у нас Чарльз спец, пусть и ведет дальше переговоры.

— Потому что мы доверились тебе, — добрая и искренняя улыбка. Наверное, с этой улыбкой он с детства топит лед женских сердец.

Она сначала пристально смотрит на телепата, затем на меня и отводит взгляд.

— Тогда, я пойду переоденусь

— Мы подождем тебя снаружи.

Когда она выходит Чарльз добавляет:

— Отвратительное шампанское.

Я усмехаюсь.

Примечания:

<Феникс>

Бечу со скоростью... не знаю чего, но бечу очень быстро.

Эрик

— Рейвен справится. Мы не можем задерживаться на одной Энджел, когда…. Тормози!

Не сообразив в чем дело, я по воле Чарльза нажимаю на тормоз. Он выпрыгивает еще до того, как машина окончательно останавливается. Я, просто, не успеваю ни рассердиться за то, что он влез в мою голову, ни понять в чем дело, просто выскакиваю вслед за ним, так как от его странного поведения внутри поднимается непрошеная тревога.

— Чарльз?!

Но он уже не может меня услышать, так как исчезает в одном из подъездов.

Вот… Чертов Чарльз!

Забегаю в здание вслед за ним и на мгновение теряю его, пока не слышу громкий звук удара на несколько этажей выше.

— Чарльз!

Быстро взбегаю вверх во лестнице и, уже крадучись, прохожу в квартиру с распахнутой нараспашку дверью, из которой слышется голос Чарльза. Голос у него чересчур осторожный и спокойный, как при общении с Доном, только в нем больше напряжения.

— Джордж, тебе не стоит этого делать.

Что делать? Кто он вообще такой?! Мужчина, средних лет, стоит у стола. В руках пистолет — стопроцентный металл. Заплаканное лицо. Дрожащие руки. Седые виски. Легкий запах алкоголя.

Сначала при виде оружия мне хочется ворваться в комнату и разоружить мужчину, но потом я понимаю, что он не предоставляет для Чарльза угрозу. Самоубийца.

— Кто ты?! И откуда ты знаешь мое имя?! — голос дрожит от слез.

— Я — Чарльз Ксавье. Пожалуйста, положи пистолет. И мы поговорим. Только один разговор. Пожалуйста…

Джордж только крепче прижимает оружие к виску. И качает головой.

— Нет! Нет!

— Джордж, пожалуйста.

— Нет! Я не могу так жить! Они погибли из-за меня! Нет!

На его лице полная решимость. Бесполезно. Я видел таких людей, разговорами им не помешаешь. Да и зачем? Они решили, что им надо сдаться — покинуть этот мир с этими страданиями. Это их право. Но Чарльз явно так не считает.

— Нет, постой! — крик Чарльза проходит в пустоту и заставляет мое сердце сжаться.

Мужчина решился, он закрывает глаза и…

Чарльз

Выстрел гремит и отдается сжимающей пустотой в голове и в месте где-то посреди груди.

Не успел.

«Господи… я жив?»

Эта мысль врывается в мой мозг вместе с бурей чувств Джорджа и основная ее составляющая безграничный шок.

Открываю глаза. Правда, живой… Стоит, уставившись огромными от удивления глазами на пистолет.

Как.?!

Эрик.

При помощи телепатии нахожу его за стеной. Я ему сейчас благодарен как никогда.

Джордж без сил заваливается на колени в шоке тихо повторяя слово «Жив…». Пистолет с грохотом падает рядом.

Все еще настороженно, беспокоясь, что он может передумать, подхожу к нему и отодвигаю оружие. Мужчина закрывает лицо руками и качает головой.

«Я жив. Жив… Жив…»

Наливаю воду в стакан и даю ему. Он послушно делает несколько глотков и отрывисто рыдает. Я не успеваю ничего сказать ему для поддержки — Эрик хватает меня за руку и тащит к выходу из квартиры.

— Пошли! Сюда скоро приедут копы.

— Да…

Мне не хочется оставлять мужчину одного, но я знаю, что светиться перед полицией не стоит. Да и мужчина больше не будет пытаться себя убить, он уверен, что ему дали второй шанс. Который он не упустит.

Эрик

Как только мы садимся в машину, к зданию подъезжает машина скорой помощи и полиция.

Чарльз явно все еще частично находится рядом с Джорджем. Его взгляд сконцентрирован и уходит перед собой в пространство. Только когда мы на несколько метров отъезжаем от дома, телепат возвращает свое сознание на место. Пара минут проходят в молчании, пока его не прерывает Чарльз.

— Эрик, прости.

Не понял…

Останавливаю машину на ближайшей свободной обочине. Мне во время общения с людьми важно видеть их лицо. Только так я могу понять искренни они или нет. Или что они чувствуют. С детства только по лицу человека я понимал, что можно от него ожидать. Сколько бы зла ни скрывал человек, его глаза всегда откроют всю правду, как бы глубоко он ни ее пытался закопать.

— За что?

Мы смотрим друг другу в глаза.

— Я заставил тебя остановиться. Я не хотел. Прости.

А я забыл об этом…

Это было неприятно, и, возможно, позже, я вспомнил бы, и не знаю какая у меня была бы реакция. Скорее всего, я бы дал телепату знать, что больше такого не потерплю. Но по Чарльзу видно, что он сожалеет. И его можно понять, я тоже иногда забываю, что надо контролировать свои способности. Мне, вообще, в два раза легче жить с ними, а телепату постоянно надо контролировать свой мозг, чтобы не залезть случайно в чужие тайны или не жить в постоянном шуме.

— Забыли.

— Хорошо… — несколько секунд проходят в слегка напряженном молчании. — Поехали? Надо поскорее управиться с поиском мутантов.

Да уж… Завожу машину. Такими темпами нам, и правда, легче давать Чарльзу по минуте в Церебро.

Но даже с такими непредвиденными ситуациями мне не хочется прекращать наши совместные поиски мутантов. Мне нравится проводить время с Чарльзом, слушать его, иногда, спорить. Для меня эти поездки как небольшой отпуск от вечного поиска отмщения. Впервые, после долгих лет, у меня сложилась практически «нормальная» жизнь среди таких же как я, которая мне нравится. Мне не надо продумывать каждое свое слово с Чарльзом. Он все обо мне знает и это сильно облегчает общение с ним. Ничто не отягощает меня. Нет тайн. Нет веющих от него страха, или научного интереса. Я могу рядом с Чарльзом забыть о всем и быть собой.

Примечания:

<Феникс>

Я тут сидела.

Чарльз

— Охренеть! Это что за фокусы? — Армандо Муньос — темнокожий парень двадцати пяти лет удивленно переводит взгляд с рычажка таксометра на меня с Эриком.

— Как мы уже сказали, нам нужно поговорить. Ты же тоже мутант? — как ни в чем не бывало говорит Эрик.

Мозг таксиста пульсирует быстрой и беспорядочной деятельностью. И от него по машине растекается страх.

— Армандо, мы не причиним тебе зла.

Не особо я его убедил. В его голове уже выстраивается план побега. Взглядом даю понять Эрику, что нам придется расплачиваться за его выпендреж.

— Ага, — кидает водитель и быстро пытается открыть дверь, но она не поддается. От этого он паникует и боится нас еще сильнее. Повторив попытку, он поворачивается к нам.

— Пожалуйста, не трогайте меня, я ничего не делал! — поднимает руки и смотрит на нас так, будто мы к его голове пушку приставили.

— Да не собираемся мы тебя трогать, — произносит Эрик, чуть удивленный его поведением.

Не очень-то он нам верит. Вот что значит иметь криминальное прошлое. Армандо Муньос, или как его называли кратко — Дарвин, после того, как сбежал из дома, попал в одну криминальную группу. Позже, он захотел уйти, но члены этой группы решили его утопить. По сути они это сделали, но не учли способностей к выживанию Дарвина. У него выросли жабры, и он себя спокойно развязал. Он выжил и стал жить нормальной жизнью, пока не явились мы «новые члены группы со сверхспособностями, которые хотят его убить. А если не убить, то завербовать, а потом, после отказа, все равно убить…»

— Я же тебе говорил, Эрик, что надо как-то помягче ему сказать, а ты так сразу взвалил ему на голову свои способности…

Эрик ухмыляется моим словам. Понимает к чему я веду.

— Ну, откуда мне было знать, что он перепугается, как девчонка.

Водитель возмущенно открывает рот, чтобы возразить, но я ему не даю:

— Я тебе говорил, что есть такая вероятность!

— Ну и что? Теперь с каждым как с ребенком нянчиться?

От таксиста теперь веет только недоумением и немного возмущением.

— Ну хоть немного такта проявлять надо!

— Я проявил, включил таксометр. Так мы вообще могли бесплатно проехаться.

— Нет, ты просто….

— Все, мужики, хватит, — не выдерживает, наконец, Армандо. Интересно стало.

— Успокоился, наконец? — спрашивает Эрик и легонько толкает меня локтем и ухмыляется.

— Вы кто такие? И откуда вы знаете мое имя и про способности?

— Я Чарльз Ксавье, а это Эрик Леншерр. И я телепат, поэтому знаю о тебе все.

— А еще меня в бестактности обвинял, — шутливо ворча, замечает Эрик.

— Уже смысла нет.

— Телепат? — снова переводит на себя наше внимание ошалевший водитель.

— Да, — вместо меня отвечает Эрик.

— Значит, вы тоже… как и я. Люди со способностями.

— Да, мутанты.

— Охренеть!

— Так ты так и собираешься стоять? — напоминает Эрик таксисту, указывая на таксометр.

— Да, точно… — он снова бросает на нас еще один удивленный взгляд. — Охренеть… Я думал, что таких как я больше нет.

— Гони уже. По дороге мы все тебе расскажем и объясним.

Эрик

Чарльз вычеркивает очередного мутанта из списка. Солнце через боковое окно нашей машины светит на его лицо.

— Осталось всего девятнадцать, — стучит карандашом по листу бумаги и смотрит на меня, и я не понимаю, что этот взгляд означает. То ли вопрос, то ли какую-то просьбу, то ли фиг знает, что еще.

— Ну, двое у нас уже есть.

— Мы тратим слишком много времени, Эрик.

Снова запели старую песню.

— Знаю, — отвечаю, и Чарльз делает вдох как перед нырком, но я не даю ему ничего сказать, продолжаю: — До Дарвина слишком долго доходит.

Телепат усмехается и, покачав головой, откидывается на спинку кресла. Снова смотрит в список.

— Следующий в тюрьме. Надо сначала про него все узнать перед тем как ехать.

Не прямым текстом, так намеками. Да, Чарльз?

— Ну, тогда, поехали на базу. А то придется Хэнка ночью с постели поднимать, а он сонный еще как-то накуролесит…

Чарльз хмурится. Я же, не обращая на это внимания, отъезжаю от дома очередного негодного мутанта и еду в сторону отдела ЦРУ.

Некоторое время, что мы едем, Чарльз бросает на меня внимательные взгляды. И наконец мне это надоедает.

— Что?

— Почему ты передумал? Еще утром ты не хотел меня пускать к Церебро.

Всегда ему надо добраться до сути.

— Тюрьмы ненавижу. Лишний раз зря лезть туда не хочу.

Он не особо мне верит, но больше не спрашивает.

* * *

— Рейвен хорошо справляется. Ей удалось разговорить и расположить к себе новеньких, — Чарльз говорит о новых мутантах и о Рейвен все то время, что мы идем к Церебро, где нас уже ожидает Хэнк. Телепат, вообще, довольно часто говорит о сестре, не замечая этого. И чем больше я узнаю о ней, тем больше мне кажется, что что-то не сходится. Почему телепату оплатили обучение в Оксфорде, а ей даже достойный колледж не подобрали. Или почему в ее деле указана другая фамилия? Но я еще не нашел повода, чтобы начать этот разговор. Я еще слишком мало знаю о самом Чарльзе и о его прошлом. И в основном это по моей вине, так как телепат всегда открыт и отвечает на все мои вопросы.

Мы уже подходим к сооружению, как я останавливаю Чарльза и говорю, не сводя с него глаз:

— Чарльз, только посмотреть на Алекса Саммерса и ничего больше.

Кивает в ответ и улыбается, легонько сжав мое плечо.

— Я знаю, друг мой. Я же не самоубийца.

«Друг мой»…

Эти слова прозвучали слишком неожиданно. В основном я слышал такое сочетание слов только от Шоу или других ученых, которые коверкали его смысл. Придавали ему иную значимость, вызывая отвращение, а иногда и сворачивающий внутренности страх.

Чарльз поднимается, а я, на несколько секунд замерев на месте, смотрю на него.

Да что это? Тебя из равновесия вывела парочка слов? Прекрати, Эрик! Откинув все наплывшие чувства и воспоминания на задний план, поднимаюсь следом.

Чарльз

— Я вижу его…

— И что? — голос Эрика доносится как будто издалека.

Алекс сидит в камере. Его мозг от отсутствия какого-либо общения и новой информации работает медленно и чуть отупевше. Он постоянно прокручивает в голове то, что он натворил.

— Он не умеет контролировать свои способности. Он выпускает из своего тела что-то вроде… лазера. Или лазерных дисков.

Бедный парень.

— Так он нам подходит? — в голосе Эрика слышится нетерпение.

Он попросил, чтобы его заперли в одиночной камере, чтобы не навредить кому-то еще. Он винит себя в смерти женщины, которая попала под неконтролируемый лазерный диск. Из тюрьмы выходить он не хочет, боится, что несчастный случай может повториться.

— Да, подходит. Если мы научим его использовать свои способности, он станет хорошим бойцом.

— Чудесно, а теперь снимай шлем.

Да, точно. Я бы проверил хотя бы еще одного из списка, но спорить с Эриком бесполезно. Если что, он сам вырубит машину. Да и прав он, как-никак. Снимаю шлем и мир сокращается до одной комнаты с двумя активно, но как-то слишком тихо, работающими мозгами. У Эрика лицо непроницаемо, но я ощущаю слабое пробивающееся сквозь его стену беспокойство.

— И как ты?

Никаких отрицательных ощущений, кроме с непривычки немного тяжелой головы, я не ощущаю.

— Чудесно.

Эрик продолжает пристально смотреть на меня, а я спокойно спускаюсь с пьедестала и подхожу к Хэнку.

— Хэнк, ты гений.

Он краснеет, а Эрик чуть заметно усмехается.

— Спасибо, мистер Ксавье.

— Чарльз.

— Чарльз…

Хлопаю его по плечу.

Эрик

Все уже ушли по своим комнатам, и я остался один на один со своими мыслями.

В гостиную пробивается свет со внутреннего дворика и горит одна лампа надо мной, от этого в комнате стоит полумрак, скрывающий углы комнаты.

Новые мутанты уже познакомились со всеми и влились в коллектив. Но чем больше я на них смотрю, тем больше думаю, что они не готовы для битвы с Шоу и его командой. Не думаю, что даже Чарльз готов вступить в бой. Он вообще умеет драться? Может, встреча с Шоу его только уничтожит…

— Сыграем? — Чарльз ставит передо мной шахматы.

Я и не заметил его. Он садится передо мной и не дожидаясь ответа, начинает расставлять фигуры.

— О чем задумался?

Странный вопрос от телепата. Хотя, не от такого как Чарльз.

— О предстоящей битве с Шоу… — вопросительно поднимает брови и мне приходится продолжать: — Новички не готовы к ней.

Чарльз поджимает губы.

— Мы их приготовим. Эрик, они сильнее, чем кажутся.

Конечно, Чарльзу лучше знать, но что-то мне не вериться, что эти дети смогут как-нибудь противостоять Шоу.

Чарльз уже расставил фигуры и смотрит на меня.

Он так уверен, что мы победим, что меня иногда мучит вопрос — как он среагирует, если мы все-таки проиграем. Он сдастся или пойдет до конца, даже если это будет безнадежно?

— Ну что ж, Чарльз, ходи первым.

Примечания:

<Феникс>

Здесь писала бета.

Эрик

— Список почти кончился. Осталось пять человек, — бросаю обратно Чарльзу бумагу. Он потирает переносицу и хмурится.

Мы все-таки решили оставшихся мутантов найти без Церебро, и телепат не особо возражал, что меня удивило. Ведь вчера он удачно воспользовался машиной, и ничего не случилось. Он мог ткнуть меня в этот факт носом, и мне нечем было бы возразить. Но когда я сегодня, как обычно, встретил его за завтраком, он просто улыбнулся и спросил, готов ли я наведаться в тюрьму и добить этот список. И все. Ни слова про Церебро.

— Что ж, поехали.

Семь часов назад

Алекс Саммерс беспокойно ходит по камере и бросает на Чарльза неуверенные взгляды. Неожиданно, он резко останавливается прямо напротив телепата и, смотря ему в глаза, говорит чуть дрожащим голосом, хотя лицо никак не выдает страха или нерешительности:

— А если я опять кого-то… убью?

У Чарльза выражение глаз остается дружелюбным и уверенным.

— Алекс, для этого и создан наш отдел. Мы научим тебя пользоваться своими способностями и сдерживать их.

Некоторое время они продолжают смотреть друг другу в глаза, пока Чарльз не убивает неуверенность парня следующими словами:

— Через пять лет тебя все равно выпустят, и без контроля ты будешь подвергать людей вокруг себя опасности.

Алекс отводит глаза и, сжав кулаки, отворачивается.

— Ладно… Хорошо, я пойду с вами.

Следить за тем как Чарльз, довольно мягкими способами, добивается от человека правильного решения очень интересно. Возможно, не всегда получается, но он все равно оставляет в людях доверие и расположение к себе. Даже, говоря о чужих провалах или грехах, он не осуждает и не укоряет, а каким-то странным образом дает понять, что это неправильно, и в первую очередь это вредит самому человеку, а не другим.

Имея огромную власть над человеком, он не пользуется ей, а дает ему полную свободу. И это ощущается и помогает довериться Чарльзу.

Чарльз

Настоящее время

— Зачем рыбок распугал? — говорит Эрик, посмеиваясь и смотря на Шона Кэссиди. Парень, только что разогнавший ультрозвуком рыб, недовольно и чуть напугано дергает плечами и пихает руки в карманы.

— Не докажете.

Эрик усмехается и, отперевшись спиной на стекло аквариума и скрестив руки, смотрит на меня, типа твоя очередь.

— Шон Кэссиди, меня зовут Чарльз Ксавьер, а это Эрик Леншерр, мы…

— Вы федералы что ли?

Шона часто сажали на несколько дней за решетку за вандализм, так как ультрозвуковые волны, порожденные его голосовыми связками, разрушали не одно окно и нестойкое сооружение. Родители некоторое время терпели это и выплачивали залоги, но после его совершеннолетия, они перестали видеть в этом смысл. Дома ему не рады. А на образование денег нет, так как, как родители сказали, все свое образование он провандалил и спустил на залоги. Теперь он работает в террариуме разнорабочим. И ему эта работа ужасно не нравится. Но выбора нет.

— Если что, я ничего не делал. У меня есть алиби.

Эрик закатывает глаза и саркастично добавляет:

— За рыбок посадим.

Бросаю на Эрика укоряющий взгляд, но он лишь невинно поднимает брови.

— Не имеете право! — кудрявая голова Шона гордо поднимается, но на душе появляется сомнение и страх. А вдруг посадят? Или для опытов заберут?

— Шон, мы пришли предложить тебе работу в мутантском отделе ЦРУ, — говорю, как можно мягче.

Парень поначалу удивляется, а потом удивление сменяется недоверием.

— Чего вы брешите. Таких как я больше… нет, — заканчивает он на автомате, так как видит, как монета, которую он сегодня во время уборки нашел под лавкой, вылетает из его кармана и зависает перед его лицом.

— Очешуеть… — хватает монету и в шоке смотрит на нас. — Значит, это правда?

— Да, — отвечает Эрик самым невозмутимым голосом.

— И я буду агентом?

— Да, — говорю уже я.

Реакция у Шона совсем мальчишеская. Он улыбается и глаза у него сияют.

— Как Джеймс Бонд?

— Что-то типа того.

— Нет.

Мы с Эриком говорим одновременно и недовольно переглядываемся.

— Давай, проедем в наш отдел. По пути мы введем тебя в курс дела. А там тебе все подробно покажут и объяснят, — улыбнувшись пареньку, произношу я. Он некоторое время в нерешительности молчит.

— Ладно.

* * *

— Осталось три…

Эрик останавливает машину возле небольшой гостиницы.

— Логан должен быть здесь, — говорит Эрик, кивая в ее сторону.

— Если не съехал… — довольно пассивно замечаю я, из-за чего получаю заслуженный внимательный взгляд Эрика. Но не обращаю на него внимания. Прижимаю пальцы к виску и отправляюсь в здание на поиски мутанта.

«И где мне найти такую большую сумму…» — пожилой мужчина, приехал недавно. Не мутант.

«Надо поменять, а то что-то жмёт…» — молодая женщина. Не она. «Что так долго она там делает?» — мужчина в том же номере, чуть постарше. Тоже не Логан.

«Если взять еще одну из колоды, может повести…»

«Пора заканчивать…»

«Черт! Я опаздываю!»

«Рейс 213Б. Рейс 213Б. Ну, ножки у той стюардессы…»

И так далее, но нет мутанта. Ладно, сделаем по-другому. Через молодого парня на ресепшене заглядываю в гостевую книгу.

— Его здесь нет, но он не выезжал. Целыми днями пропадает. Вчера привел девушку, да и не только вчера… От него постоянно пахнет алкоголем, но пьяным он не выглядит, — отнимаю пальцы от виска и смотрю на Эрика. — Мы не можем ждать его здесь до ночи.

— Зачем? Можно проверить ближайшие бары.

* * *

Мы находим Логана во втором ближайшем баре. И как только я дотрагиваюсь до его сознания, понимаю, что он никуда с нами не пойдет. Он только ушел от войн, которыми пронизана вся его жизнь. Он не доверяет людям, даже больше чем Эрик. Его не удивит очередная мировая война, и она не страшит его. Со своей регенерацией он переживет любую катастрофу.

— Не думаю, что он с нами пойдет. Он довольно агрессивен.

— Попробуем. Попытка — не пытка, — пожимает плечами Эрик и выходит из машины.

Мы заходим в бар. Логан постоянно напряжен. Он почувствовал нас еще на входе, но не увидел угрозы, поэтому продолжает сидеть, но про нас не забывает. Мы подходим к нему, и я ощущаю, как он весь собирается для отпора, но вида не подаёт.

— Простите, я Эрик Леншерр.

— Чарльз Ксавье.

— Идите к черту! — ясно выразив свое к нам отношение, он с невозмутимым видом подносит сигару ко рту. Если мы его не послушаем он нас заставит это сделать.

Предостерегающе смотрю на Эрика — тот понимает. Мы выходим из заведения. Ощущаю, как напряжение немного отпускает Логана, а ещё его удивляет наша быстрая капитуляция.

— А теперь двое, — замечает Эрик, а я только не очень весело улыбаюсь в ответ.

На самом деле, мне не хочется, чтобы список кончался. Мне нравятся наши поиски мутантов. Мне нравится проводить время с Эриком. Он стал мне уже близок как друг. И я не знаю, что мы будем делать дальше, после того как мутантов из этого города не останется. Найдем через Церебро других? Будем обучать найденных?

Я буду рад любому пути, но я не знаю, будет ли рад ему Эрик. Чем больше он будет сидеть без дела, тем больше он будет терзать себя мыслью о мести. А во время наших поездок он о ней практически полностью забывает. Он, вообще, часто в моём присутствии забывает о мести. Но надолго ли это? Как скоро я снова почувствую затменный ненавистью мозг Эрика?

Примечания:

Когда я смотрела "Люди Икс. Дни минувшего будущего." то запуталась, в каком промежутке своей истории находится Логан. Если у него нет адамантьевых когтей, и он не со своим братом или в команде, и у него нет девушки? Поэтому Логан у меня в промежутке между уходом из команды и жизнью с любимой девушкой.

Чарльз

В начале второй половины дня мы заканчиваем со списком.

Эрик ведет машину в сторону нашего отдела, и между нами висит немного некомфортное молчание.

От чего все это напряжение? Неужели мы не можем ни о чем больше разговаривать, кроме как о работе? И теперь, когда закончилась работа, мы отдалимся друг от друга? Не может быть, чтобы нас связывал только поиск новых мутантов? Или может?

Хочется что-то сказать, завести непринужденный разговор и избавиться от этого противного чувства… но в голове пусто. Эрик же, похоже, и не замечает, что меня напрягает наше молчание, только один раз кинул на меня внимательный взгляд и отвел его, никак не отреагировав.

Его умение скрывать чувства всегда меня восхищало. Они остаются где-то внутри него, не давая мне даже слегка почувствовать их. Я знаю, что он обрел эту способность после всех мучений и душевных страданий, что вынес в прошлом, но, все равно, меня иногда удивляет до какой степени он развил это умение. Он может закрыться и не чувствовать ничего — совершенно ничего. На него в таком состоянии никакими словами или действиями не повлияешь. В этом состоянии он сможет убить любого, даже самого близкого ему человека. Но очень часто рядом со мной этот блок ослабевает. И я чувствую, как в Эрике плещутся множество противоречивых эмоций и чувств. Но еще не было такого, чтобы этот барьер исчезал полностью. Он есть всегда, просто, когда он слаб — Эрик невозмутим, но не полностью бесчувственен.

Неожиданно, машина останавливается рядом с парком с мемориалом Линкольна. Солнце уже идет к закату, поэтому мир кажется в два раза ярче. Людей вокруг не видно.

— Зачем мы остановились? — я не вижу никакой причины для остановки.

— Я думаю, мы заслужили отдых, — он тянется к заднему сидению и вытаскивает шахматы, при виде них я невольно улыбаюсь, и продолжает: — Пора оставить в покое чужие мозги… Хотя бы на время.

Он тоже улыбается в ответ, и мы выходим из машины.

Эрик

Мы спокойно прогуливаемся возле огромного бассейна перед монументом. Вокруг так тихо и спокойно, что молчание между нами больше не кажется некомфортным. Шахматы тихо стучат в футляре с каждым движением руки. Слышится наше дыхание, редкие чириканья птиц, шелестение листьев на деревьях, звук шагов и далекий шум города. Все это придает странную непривычную нереальность этому месту.

Никогда не думал, что простая прогулка может настолько сильно успокоить, заставить забыть о всех проблемах и помочь уйти в какой-то другой мир. Мир, где не надо думать о мести или о боли. Место, где есть только я, Чарльз и полная свобода. Свобода в своих мыслях и словах. Свобода от страха, что тебя могут снова положить на стол, связать и проводить эксперименты, или что на тебя будут смотреть с осуждением, презрением или удивлением. Рядом с Чарльзом я всегда так себя ощущаю, но сейчас это ощущение усилилось в несколько раз.

Мы устраиваемся прямо на ступеньках, ведущих к памятнику Линкольну. Игра начинается и идет в тишине, пока Чарльз не начинает говорить, немного бессвязно, но я его понимаю:

— Я все время думаю о таких же как мы. Все эти умы, которые я коснулся, я чувствую их — их изоляцию, надежды, амбиции… Мы в начале чего-то невероятного! Мы можем им помочь.

Между нами снова выстроилась связь. Мы понимаем друг друга с полуслова с одного взгляда. Так же как во время поиска и вербовки мутантов.

— Можем ли? Все начинается с установления личности, а потом всех сгоняют в кучу, проводят эксперименты и уничтожают.

Чарльз смотрит на меня с понимающим взглядом, но в нем есть и несогласие.

— Не теперь. У нас общий враг — Шоу, русские. Мы им нужны.

— Это пока…

Пока они не увидят на что мы способны. Пока не начнут видеть в нас угрозу. Пока не начнут бояться нас. И, если наступит это «пока», я не буду сидеть сложа руки. Не дам больше никому ставить эксперименты на мутантах. Не дам кому-то оказаться на хирургическом столе и пережить то, что пережил я.

Чарльз несогласно наклоняет голову, но никак не возражает, сдвигает коня и смотрит на меня. Я все время не сводил с него глаз, и это его нисколько не напрягло.

— Эрик? — улавливаю знакомые нотки доверительного разговора в его голосе. Часто во время игры в шахматы мы каким-то образом переходим на такие разговоры, когда душа и мысли предельно оголены перед другим.

— Ммм?

— Что ты будешь делать после того как мы схватим Шоу?

Меня этот вопрос заставляет задуматься. Раньше, я никогда не заглядывал так далеко в будущее. В моей жизни ничего и никого не было, кроме постоянной боли, если не физической, то духовной, ненависти и цели — убийство Шоу. Остальное было уже безразлично. Главное отомстить…

Но не сейчас. Сейчас у меня появился Чарльз и другие близкие мне люди. И я не хочу, чтобы что-то с ними случилось. Я хочу, чтобы после того, как я добьюсь своей цели, у меня остались они. Или он.

Поэтому моя цель обрела двойной смысл — месть и спасение мутантов от Шоу. Сделать мир безопасным. А для этого надо убить Шоу.

Делаю ход и отвечаю.

— Думаю, стоит продолжить искать мутантов, и помочь тем кому нужна помощь.

Чарльз улыбается.

— А я вот думал, что хорошо бы было создать что-то вроде школы для мутантов. Чтобы они могли учиться контролировать своими способностями, заодно обучаться обычными предметами. Не все мутанты способны воевать.

Меня нисколько не удивляют его слова. Они прозвучали слишком естественно для Чарльза.

— Из тебя вышел бы отличный учитель.

Чарльз лишь усмехается. А у меня уже выстроился образ Чарльза-препода. И он так реалистичен, что я на полном серьезе добавляю:

— Скорее, профессор.

Телепат удивленно морщит нос и, переглянувшись со мной, заливается смехом, и я не могу удержаться, чтобы не рассмеяться в ответ.

* * *

На шахматной доске уже сложилась мирная ничья. В который раз за все партии, что мы сыграли. У меня уже зародились подозрения, что это Чарльз так манипулирует игрой. Но если это так, то он никак себя не выдает — забыв про игру и оперевшись локтями на ступеньки, смотрит на ярко-красный закат, отражающийся в воде и раскидывающий длинные тени от деревьев по земле.

Раньше я никогда не останавливался, чтобы полюбоваться видом. Было не до этого. Залюбуешься, замечтаешься, оголишь эмоции и чувства, и кто-то схватится за этот оголенный провод, сделав тебе невыносимо больно. Поэтому приходилось забывать, что существуют такие минуты, когда можно хотя бы немного расслабиться и забыть о всем кроме умиротворяющей тишины и красоты, которая тебя окружает.

Чарльз резко вдыхает и, повернув лицо ко мне, говорит.

— В детстве, мы с Рейвен любили сидеть на крыше и смотреть на закат… Это вошло в традицию, пока я не поступил в Оксфорд. Я очень много времени проводил в университете, а она работала, и мы пропускали этот момент. Да и в Лондоне особо не полюбуешься — погода вечно пасмурная.

Я смотрю на него и становится тянуче тоскливо на душе. У меня нет таких воспоминаний, от которых можно улыбнуться или ощутить желание вновь оказаться в этом времени. Чарльз встречается со мной взглядом, чуть печально улыбается, и добавляет:

— Встреча с Рейвен не дала мне сойти с ума от одиночества…

Подождите… Что?! Встреча?

Хмурюсь.

— Встреча?

Чарльз сначала не понимает, что меня смутило, а затем его лицо преображается от понимания.

— О! Я тебе не сказал… Рейвен мне не родная сестра, я встретил ее когда мне было двенадцать лет, она….

Чарльз13 лет назад

Из сна меня вырывает какой-то очень тихий отдающийся эхом по всему дому звук, словно кто-то на первом этаже ходит по комнате и роется в шкафах.

Как он вообще меня разбудил? И кто это? Воры?

Родители находятся в другом конце дома, и скорее всего спят. Пока я до них доберусь чужак может скрыться. Долго не раздумывая, тихо поднимаюсь с кровати и, схватив биту, спускаюсь по лестнице. Мне в голову даже не приходит, что вор может быть в тысячу раз выше и сильнее меня, или что у него может быть оружие пострашнее моей биты. Я просто тихо крадусь в сторону кухни из которой идет шум, и сердце бешено колотится в груди.

Вот, я уже у открытой двери, прижимаюсь спиной к стене и заглядываю в нее, держа свое оружие наготове.

Как только мне удается разглядеть человека, который стоит рядом с открытым холодильником и заглядывает внутрь, все напряжение спадает. Дышать становится в три раза легче.

— Мама, что ты… — опускаю биту и захожу на кухню, — я принял тебя за вора.

Мама вздрагивает и захлопывает холодильник. На ней красное вечернее платье и бусы из жемчуга. Выглядит так, словно и не ложилась, а была на каком-то празднике. Ощущаю от нее странное чувство вроде смешанного разом страха и облегчения. Чего она боится? И что она здесь делает? Еще так одета…

Мама чаще всего ест либо в городе, либо дома, когда с ней я или папа. Не помню, когда последний раз видел ее на кухне — нам постоянно готовит повар.

Она улыбается, и внутри появляется неприятное ощущение фальши и лжи.

— Я просто захотела есть. Ты напрасно встал. Иди в кровать.

Откуда у меня это ощущение? Вроде мама и вроде нет.

Я стою и смотрю на нее, мозг не хочет сконцентрироваться и только ловит обрывки ее мыслей, которые никак не сочетаются с моей матерью.

— В чем дело? Иди спать, — женщина так похожая на мою мать, наклоняется ко мне и улыбается. — Приготовить тебе горячий шоколад?

— Кто вы? И что вы сделали с моей мамой?

Внутри все неприятно сжимается от страха, но я продолжаю стоять и смотреть на нее. Я знаю, что это не моя мама, но угрозы от нее тоже не чувствую. Но все же делаю то, что никогда бы не сделал в другом случае — пользуюсь своими способностями.

«Моя мама ни разу в жизни не зашла на эту кухню! — мысленно говорю ей, и это ее жутко пугает. Она ищет глазами источник голоса, но не находит и сжимает руками уши. — И она не разу не готовила мне горячий шоколад, только служанку просила приготовить его для меня!»

Женщина с секунду смотрит на меня и затем меняется на глазах — уменьшается в размерах, кожа синеет и покрывается узорами, волосы краснеют, глаза становятся желтыми похожими чем-то на кошачьи. Теперь передо мной стоит маленькая девочка, примерно моего возраста и роста.

И у нее способности! Она, как и я! По коже пробегают мурашки. Я улыбаюсь. Я не один такой!

— Ты не боишься? — девочка удивляется моей реакции. И при виде моей улыбки немного расслабляется.

— Я верил, что я не единственный на свете! Не единственный, кто не похож на других. И вот появилась ты… — она смотрит на меня большими глазами, все еще удивленная моим поведением. — Чарльз Ксавьер.

Протягиваю ей руку, она нерешительно и не сразу ее пожимает и представляется в ответ:

— Рейвен.

При касании, я чувствую Рейвен ярче. Голод, одиночество, удивление и все еще доля страха, но совсем блеклая. И она сирота. Ей часто приходится придумывать разные трюки с изменением внешности, чтобы выжить. И мой дом не первый, в который она забралась, чтобы взять хотя бы корку хлеба.

— Голодная? И одна?

Девочка энергично кивает.

— Бери что хочешь, у нас еды много. Ее не нужно воровать. — Рейвен широко улыбается, и что-то внутри толкает меня на следующие слова, о которых я потом не жалею: — И знаешь, тебе вообще больше не нужно воровать!

ЭрикСейчас

Только Чарльз мог не наругать вора, а приютить и приласкать. Похоже телепат с рождения такой — видит в людях только хорошее и стремится им помогать. Как бы когда-то это не обернулось против него.

Последние мысли быстро выкидываю из головы. Хоть, мне кажется, что телепат слишком наивен в некоторых вопросах, мне не хочется сейчас об этом думать. Возможно, будь Чарльз другим, он не бросился бы без раздумий спасать меня. И не помог бы мне. Он бы не был Чарльзом, которого я знаю.

История телепата о встрече с Рейвен поставила все на свои места. У меня больше нет вопросов насчет его сестры.

Отвожу от него взгляд. Он продолжает рассеянно вертеть в руках белого ферзя. Солнце уже полностью село и мир погрузился в полумрак.

Чарльз

Становится все темнее и темнее. А с темнотой приходит прохлада. После моего рассказа в голове всплывают разные воспоминания обо мне и Рейвен. Я не знаю, как бы я жил без нее. Она стала мне сестрой, такой родной, что я не представляю себе жизни, где она отсутствует.

Но сейчас, после проведенных вместе с Эриком дней, я также осознал, что у меня появился еще один близкий и родной мне человек. Эрик не столько друг мне, сколько брат. Или в ближайшее время может стать таким. Я могу встать к нему спиной и не читая мыслей знать, что никто не проберется ко мне и не нападет. Зная его прошлое и чувствуя его сейчас, я не могу передать насколько он стал мне близок. Как сильно сплелись наши души.

Говорят, что очень сложно найти родственную душу. И я ее нашел. И какая бы покореженная и разбитая она бы не была, она стала для меня очень дорогой. И я готов ее хранить. И для того чтобы хоть какие-то раны на ней срослись готов отдать всего себя.

Примечания:

<Феникс>

Здесь была бета.

Чарльз

К тому времени, как мы подъезжаем к отделу, небо становится темно-синим и нас окружает ночная темнота. И только фонари у дороги и фары автомобиля освещают небольшие пространства вокруг себя.

Эрик останавливает машину прямо напротив отдела и молча смотрит на здание так, словно хочет, чтобы оно оказалось за тысячи миль отсюда, так как не хочет выходить и расставаться с остатком атмосферы спокойствия и свободы, привезенной из мемориала. У меня тоже нет желания заходить в отдел, потому что чувствую, что как только мы переступим порог, от ощущений после приятно проведенного времени, останутся лишь воспоминания и легкий привкус. Но и сидеть как истуканы в машине, охраняя остатки атмосферы как драгоценное сокровище, мы тоже не можем. В конце концов, нам станет неловко, и от этого будет только еще хуже.

Улыбаюсь Эрику и приоткрываю дверь, впуская в салон прохладный воздух, от которого по телу пробегают мурашки.

— Ну что ж, мне кажется, можно порадовать Мойру и Слоутона тем, что список закончился, и мы можем перейти к тренировкам мутантов, — не знаю, зачем я это говорю, это же очевидно, и мы несколько часов назад об этом говорили. Но я, просто не могу выйти из машины ничего не сказав.

— Да.

Эрик заглушает мотор (а я даже не заметил, что машина все это время работала). Он секунду пристально смотрит на меня и выходит из машины, я следом.

Эрик

Мы даже не успеваем переступить порог, как на нас практически налетает Мойра.

— Вы очень долго!

Она взволнована и возбуждена. Эти чувства передаются мне, но я никак этого не показываю, просто перевожу взгляд на Чарльза, который уже выглядит сосредоточенным, словно читает ее мысли. Он тоже становится взволнованным. Напряженно смотрит на меня в ответ. И по его взгляду я сразу же понимаю, что дело в Шоу. Но странно, сейчас я совершенно ничего не чувствую по этому поводу: ни злости, ни ненависти, ни боли.

— Вы его нашли? — спрашиваю у Мойры, не сводя с нее глаз, но продолжаю следить за реакцией Чарльза, который хмурится и смотрит на меня.

— Нет, но у нас есть информация. Завтра у него запланирована встреча с министром обороны русских, — на последних словах Мойры мы с телепатом пересекаемся взглядом. А она продолжает: — Мы получили разрешение использовать мутантский отдел для задержания Шоу.

Чарльз улыбается агенту, и я прямо ощущаю, как эта информация его радует. Наконец, наш труд пригодился, и мы сможем доказать, что не зря ездили несколько дней по городу в поисках мутантов.

— Тогда следует поспешить, — объявляет телепат и дает нам знать, что пора двигаться, разворачиваясь и направляясь к молодым мутантам для объявления им этой новости. Он явно уже знает больше, чем сказала агент Мактаггерт.

Мы быстрыми шагами идем следом за Чарльзом к залу, обустроенному как гостиная, в котором мы уже практически регулярно проводим вечера и все свободное время.

— Полет занимает около десяти часов. Так что самолет вылетает через час, — добавляет Мойра, когда мы подходим к площадке в центре здания под открытым небом, окруженной стенами отдела.

Неужели они, правда, готовы взять этих необученных малых детей, которые в своей жизни даже пистолета в руках не держали (кроме Дарвина, но он не считается)? Они же просто погибнут при встрече с Шоу. Мы не можем так рисковать.

— Эти дети не готовы сразиться с Шоу, — говорю Чарльзу, но мои слова проходят мимо его ушей. Он воодушевленно повторяет мне фразу, которую говорил несколько дней назад.

— Они удивят тебя! Эти ребята нечто особенное…

И мы на мгновение замираем на месте от увиденного.

— Что за черт?! — удивленно-возмущенно кричит мисс Мактаггерт.

Чарльз

Да, сейчас я полностью согласен с Мойрой. Что за черт?!

Перед нами представляется картина, которая является доказательством того, что я не прав, и новые мутанты не готовы идти против Шоу. И особенные они только на генетическом уровне. Музыка гремит на всю катушку. Статуя, стоявшая посреди «Зеленого пятачка» разрублена пополам. Это дело рук Алекса? Пуленепробиваемое стекло от окна, соединяющего гостиную с двориком, разбито и рассеяно по полу. Шон? Только он так смог бы.

Мутанты словно сошли с ума. Их мозги возбуждены и отключена всякая разумная часть. Просто, как маленькое стадо. Хэнк, зацепившись за люстру ногами, висит вниз головой уже довольно долго, так как лицо стало ярко-красным от прилившейся к ней крови. Шон и Алекс бьют Армандо всем, что попадет под руку, проверяя его «выживание» на прочность. А Энджел и Рейвен танцуют под музыку — Рейвен стоя на диване, а Энджел в воздухе.

Рейвен…

Я так часто говорил Эрику, что она именно тот, кто нам нужен для контроля, объединения и введения в курс дела мутантов, что даже и не подумал, что ей самой нужно все это.

— Что вы делаете?! — кричит Мойра и мутанты сразу же меняются в лице. Все, кроме Рейвен, которая увидев нас словно еще больше оживляется. Мойра же продолжает строго кричать, указывая на половинки бронзового памятника. — Кто сломал статую?! — она упирает руки в бока и смотрит на них, как на нашкодивших пятилетних детишек.

— Это Алекс, — быстро выдает парня Хэнк, и я читаю его испуганное сознание.

Их неразумные и, частично, вандальные действия, совершенные пока нас не было, заставляют меня окончательно убедится, что я погорячился, сказав, что эти дети способны пойти против Шоу. Они не серьезны и импульсивны. Половина из них только из подросткового возраста вылезла, если вообще вылезла. Они доказали, что недостаточно надежны, для такой важной операции.

Масла в огонь подливает Рейвен, которая исправляет Хэнка.

— Хавок, — показывает на Алекса. — Зовите его Хавок. Теперь его так зовут. И мы решили, — она выходит вперед и указывает на меня. — Ты будешь Профессор Х, а тебя, — теперь уже указывает на Эрика, — назовем Магнито.

Я чувствую, как от Эрика волнами исходит осуждение, и уверен, от меня волны не меньше.

— «Особенные»… — мое слово в его устах звучит осудительно-презрительно. Еще раз проведя по мутантам пронзительным взглядом, он уходит. Мойра, покачав головой, тоже удаляется.

А я смотрю на Рейвен и понимаю, что она совершенно не осознает, почему мы так реагируем. Неужели, я снова ошибся на их счет? И особенно насчет своей сестры.

— Я ждал от тебя большего, — обращаюсь к ней. Может, слишком жестко, но я не жалею об этом.

Она преображается в лице, словно только сейчас осознает все, что они сделали.

Поворачиваюсь и ухожу следом за Эриком и агентом Мактаггерт. Я не хочу оставлять разговор на негативной ноте, но нам следует спешить, и я не могу сейчас разбираться с ними. Когда прилетим обратно, тогда и поговорим.

Эрик

Когда Чарльз выходит из комнаты, я уже поджидаю его у двери. Долго же он собирается.

Телепат окидывает меня с ног до головы быстрым взглядом, а я его. Скоро вылет, поэтому мы еще не поговорили насчет поведения мутантов, каждый пошел в свою комнату для подготовки к несколькочасовому перелету. Но сейчас я вижу, что он недоволен и, наверное, еще разочарован.

Я, конечно, не ожидал, что новенькие поведут себя именно так по-детски. Но я знал, что они еще дети и не возлагал на них больших надежд, по крайней мере, на ближайшее время. Я с самого начала был убежден, что они не могут участвовать в операциях на Шоу. А Чарльз же, наоборот, как всегда, до последнего верил в них, и теперь разрушенная уверенность давит на него. И мне это не нравится. Ну ошибся он в них, зачем так расстраиваться?

Чтобы хоть как-то разрядить обстановку, шутливо его подкалываю:

— Теперь ты не отделаешься, от прозвища, что тебе дали, Профессор Х.

Чарльз бросает на меня взгляд и усмехается.

— Я не профессор, для этого надо преподавать.

— Не скромничай Чарльз, в тебе все видят занудного препода.

Коротко посмеявшись, Чарльз не отвечает. Но все равно, я вижу, что его настроение немного улучшилось. Он больше не хмурится. И складки на лбу разгладились.

Мы уже подходим к самолету, когда мне в голову приходит вопрос, который я произношу вслух, не ожидая ответа, но все равно его получаю:

— И как они, интересно, назвали остальных?

— Ангел, Мистик, Банши и Хавок.

Усмехаюсь. Успел-таки их мысли прочитать…

— Ну хоть фантазия у них работает.

От моих слов Чарльз только мрачнеет.

Примечания:

<Феникс>

Становится все интереснее и интереснее...

Эрик

Прошло уже два часа с нашего вылета. Мойра ушла в кабину пилота. Четыре агента храпят на задних сиденьях салона. Чарльз сидит передо мной, сжав руки в замок и уперев взгляд в иллюминатор. Выглядит он напряженно, но я не обращаю на это особого внимания. С чего бы ему напрягаться? Скорее всего, мне это кажется. Или он все еще думает о новеньких мутантах, устроивших балаган.

Складываю столик, что расположен между нами, чтобы не мешался, и устраиваюсь в кресле поудобнее. Лететь еще часов шесть или семь, так что можно выспаться. Между нашими креслами достаточно большое расстояние для того, чтобы я мог разогнуть немного ноги, не задевая при этом телепата.

Закрываю глаза. Тихий звук работающего мотора и ощущение окружающего меня железа действуют успокаивающе. Чем больше металла вокруг, тем выше вероятность, что я смогу защититься, а самолет на девяносто процентов состоит из него.

Через несколько минут я уже нахожусь в полудреме. В приятной, уютной и хрупкой… Перед глазами разворачивается яркий и довольно приятный сон, который тут же рассыпается в прах, как только что-то наглым образом вытягивает меня из полудремы. Тихий стук.

Не открывая глаз, прислушиваюсь. Звук идет от Чарльза, видимо, он отстукивает ритм кончиками пальцев.

Негромко. Но в тишине, царящей в самолете, этот шум кажется невыносимо надоедливым и мешающим. Он выстукивает какой-то незатейливый ритм, который повторяется несколько раз.

И что это Чарльзу неймётся? Поспал бы, что ли! Ну, а почему мне мешает это? И в худших условиях засыпал. А тут всего лишь какой-то стук. Спи, и прекрати ныть.

Пытаюсь не обращать внимания на звук, но он как назло словно стучит внутри моей головы разгоняя сон. Это начинает невыносимо раздражать.

Неожиданно стук прекращается. Несколько секунд прислушиваюсь ожидая продолжения, но в салоне тишина.

Чудесно… И что мне мешало раньше сказать Чарльзу прекратить? Уверен, он бы послушал.

Меня снова начинает обволакивать заветный кокон сна, как в голову врывается новое тихое постукивание — тоже Чарльз, но только мотив другой.

Раз. Раз-два. Раз-два. Раз.

Да, что с этим телепатом не так? Неужели, не понимает, что мешает мне спать? Он же должен был почувствовать, что ли, что я раздражен?

Чуть приоткрыв глаза, смотрю на Чарльза. Он еще больше напряжен, чем в начале поездки. Сидит на кончике кресла, не прислоняясь к спинке, выпрямив спину и расправив плечи. Брови сведены на переносице. Смотрит куда-то вглубь салона, иногда, бросает взгляд в иллюминатор, но быстро отводит. Пальцы рук нервно отстукивают ритм, и он этого и не замечает, вроде.

Что он нервничает? Все расслаблены и спят себе спокойно, а он… Боится? Вот черт, он же боится. Как я раньше не понял? Но почему? Он точно не первый раз летает. Неужели, из-за Шоу?

Все раздражение растворяется. И я уже открыто наблюдаю за Чарльзом.

Чарльз

Ловлю изучающий взгляд Эрика и замираю. И как долго он за мной наблюдает? Вопросительно поднимаю брови.

Он как всегда невозмутим. Выпрямляется в кресле и чуть наклоняется вперед по направлению ко мне.

— Чего ты боишься, Чарльз? — спрашивает спокойно, словно мы только что говорили на эту тему, и он просто продолжил разговор.

Неужели это так заметно?

— Почему ты так думаешь?

Он усмехается одним уголком рта и отвечает:

— Может, я и не телепат, но в людях разбираюсь. И ты ужасно нервничаешь, так как чего-то боишься. Только чего? Чего ты боишься, Чарльз?

Значит, заметно.

Мы несколько секунд смотрим друг другу в глаза, пока я не выдерживаю и отвожу взгляд. Мне не хочется об этом говорить. Это трудно… Но раз Эрик спрашивает, мне надо ответить. Он мой друг, и я знаю о нем все, он тоже имеет на это право. Да и, все равно, когда-то мы должны были бы об этом поговорить…

— Когда мне было восемнадцать, — отвечаю подводящим меня голосом, — мои родители погибли в авиакатастрофе… У самолета просто взорвался двигатель и… Он упал.

В горле застревает ком, заставляя меня замолчать. Я очень редко говорю с кем-то о своих родителях. У меня осталось мало воспоминаний о них, так как они постоянно пропадали на работе или в городе, оставляя меня няням, служанкам и репетиторам, но я все равно их любил. И их смерть стала для меня большим ударом. Только благодаря Рейвен я удержался на плаву. Она стала моей поддержкой, и именно эта трагедия сблизила нас еще сильнее.

Именно, поэтому она не захотела никуда поступать учиться. Она решила, что лучше поедет со мной, чем получит «ненужное» ей высшее образование, при этом живя за миллионы миль от меня. А я особо не возражал. Приводил доводы против ее решения, но не напирал. Я привык к сестре около себя, и длительная разлука с ней стала бы болезненной и невыносимой.

Во время перелета из Америки в Англию, Рейвен находилась рядом и поддерживала меня. Так как, оказалось, что как только я оказываюсь в самолете, меня охватывают неконтролируемый страх и воспоминания о всех трагических подробностях смерти моих родителей, которые я увидел в чужих головах. И я не могу никак это исправить. Не могу отвлечься…

Эрик ничего не говорит на мои слова, но его взгляд говорит сам за себя. Он не из тех кто будет лить слезы и «мне жаль"-каться, услышав про чужие проблемы. Он знает, что так человеку не поможешь. На своем опыте, знает. Но все равно его понимание и поддержка в глазах, дают мне почувствовать себя лучше.

— Я не знаю, почему я боюсь. Этот страх засел у меня в голове, и я никак не могу его выгнать.

Эрик

Я не знаю, как можно поддержать Чарльза. Будь передо мной другой человек, я бы даже не подумал успокаивать его. Ну нервничает, так нервничает — никто от этого еще не умирал. И какое мне дело до чужого горя? Но сейчас горе не чужое, а Чарльза. И нервничает, и боится не кто-то там, а мой… друг. И я не знаю, что сказать, чтобы в его глазах больше не было такого выражения, и тело не было напряжено от страха. Поэтому просто говорю первое, что приходит в голову:

— Не думаю, что эта железяка грохнется, пока я здесь, — делаю самое самоуверенное лицо, продолжая пристально смотреть другу в глаза.

— Да. Верно.

Чарльз коротко смеется, наклонив голову. И я замечаю, что он немного расслабился. Не просто замечаю, а практически на физическом уровне ощущаю.

Чтобы окончательно успокоить Чарльза, уже с более серьезным лицом, добавляю.

— Друг мой, пока я рядом, с тобой ничего не случится. Обещаю.

Мы пристально смотрим друг другу в глаза, и выражение его глаз меняется — страх и напряжение практически пропадают, сменяясь на спокойствие и благодарность.

— Да, я знаю… Спасибо, Эрик.

Встаю и, сжав его плечо, ухожу в туалет, чтобы не напрягать своим взглядом.

Но в голове вертится один вопрос — как мне удалось так легко назвать Чарльза другом, если до этого я даже мысленно не мог так его назвать? И это не из-за того, что я не хочу, чтобы телепат был мне другом, а из-за того, что у меня никогда их не было. И это слово, в обычных обстоятельствах, скорее всего, застряло бы в горле и, вывалившись, звучало бы до жути неестественно. Или вообще не вылезло бы, так как я бы не нашел в себе силы его вытолкать.

Чарльз

Слова Эрика и его эмоциональные волны подействовали на меня успокаивающе. Я устраиваюсь поудобнее в кресле и закрываю глаза. Свистящий звук летящего самолета больше не кажется пугающе-тихим. А огромное расстояние до земли больше не ощущается, как смертельный риск. Ну, ладно. Только чуточку.

Эрик прав, самолет не упадет, пока он внутри.

Через несколько минут после того, как Эрик устраивается в кресле напротив, мне удается уснуть под равномерную исходящую от него волну спокойной уверенности в себе.

Примечания:

Про родителей Чарльза придумала. Они же куда-то делись.

Было бы интересно узнать куда на самом деле. Это для меня загадка)

<Феникс>

Здесь была бета)

Чарльз

Советский союз встречает нас утренним прохладным и свежим воздухом. От смены температур по коже пробегают мурашки.

Стоит предрассветная глухая тишина. Высадили нас в какой-то глуши. И так как самолет сконструировал Хэнк по какой-то особенной технологии, его удалось посадить на небольшое еще туманное поле, окруженное лесом.

Тут уже припаркован грузовик для перевозки солдат. Кузов покрыт брезентом, а внутри должны быть встроены деревянные скамейки. Рядом с машиной, облокотившись на нее, стоит мужчина среднего возраста и пристально смотрит на нас. Видимо, водитель.

Эрик, надевший перед выходом кепи, спускается самым первым. Он оглядывается вокруг, с самым невозмутимым видом. Он уже готов ко всему, даже к тому, что на нас из-за кустов накинется армия русских, или с неба упадет ядерная бомба. Жизнь его научила, что надо быть готовым ко всему, чтобы никто тебя не потрепал. А также он настроен, ни смотря не на что, достичь своей цели. Но непроницаемую стену еще не выстроил. Уверен, что она появится сразу же, как только перед нашим глазам представится Шоу. И я не знаю, смогу ли я после этого остановить Эрика от импульсивных действий.

Мойра выходит сразу же после меня и идет к водителю грузовика. За ней выскакивают шесть агентов в полном боевом облачении, с автоматами в руках, и идут следом.

— Здравствуйте, — говорит агент Мактаггерт на довольно хорошем русском и улыбается мужчине. Тот поправляет на голове шапку-ушанку и, кивнув, улыбается в ответ.

Переглянувшись, мы с Эриком подходим к группе агентов и русскому мужчине, чтобы лучше слышать, о чем они говорят.

— Меня зовут Андрей, — на сносном английском представляется водитель, обводя нас взглядом и на секунду дольше останавливая его на мне и Эрике. Я чувствую его равнодушное спокойствие. Такое он разворачивает не в первый раз, и всегда до этого проносило. — Как было оговорено, грузовик на восемь солдат. Отвожу вас к резиденции и потом обратно. Путь займет около часа.

Он открывает дверцы кузова впуская нас внутрь. Эрик с непроницаемым лицом оглядывает Андрея с ног до головы. И я ощущаю от него недоверие. Агенты по очереди забираются в кузов, а Эрик хватает меня за запястье и тихо спрашивает:

— Мы можем ему доверять?

С чего вдруг такая настороженность? Водитель никак не давал понять, что ему нельзя доверять. Перевожу взгляд с Эрика на Андрея. Хотя, все равно, даже если друг не прав, проверить того, кто будет везти нас в закрытом кузове по чужой стране, лишним никогда не будет.

Итак. Тридцать шесть лет. Раньше работал на заводе, теперь дальнобойщик. Разведен с женой. Есть две дочери, одна от брака, другая внебрачная. Первая проживает с матерью, а вторая с ним. Агентов по СССР развозил три раза. Про мутантов ничего не знает, так же как и про Шоу.

— Да, можем, — отвечаю Эрику, после несколькосекундного молчания. И отвожу пальцы от виска. Я уже иногда не замечаю за собой этого жеста, настолько он вошел в привычку, хотя, я мог бы с той же эффективностью обходиться без него. Эрик отпускает мою руку и кивает.

— Хорошо.

И мы залазим в кузов вслед за агентами.

Эрик

Довериться незнакомому человеку, довольно сложно, но раз Чарльз говорит, что ему можно верить, значит бессмысленно накручивать себя из-за этого. В чем в чем, а в чтении мыслей и узнавании всех секретов Чарльз спец. Но, все равно, вся эта ситуация с полностью закрытым кузовом и слепой доверенностью неизвестному русскому напрягает.

Нас уже больше тридцати минут трясет по неровной сельской дороге. Чарльз сидит рядом и при особенно больших толчках наваливается на меня. Агенты по бокам напряженно сжимают автоматы и иногда перекидываются взглядами. Они знают о наших с Чарльзом способностях, и именно поэтому, я думаю, всячески избегают встречаться с нами глазами.

Машина в очередной раз подпрыгивает, наталкивая на меня телепата, а меня на стену. Охренеть, дороги! Так и убиться недолго.

Чарльз быстро отодвигается от меня, но очередной толчок, снова сокращает расстояние. После следующей такой бесполезной попытки дать мне побольше личного пространства, я усмехаюсь. И Чарльз, заметив, что я смеюсь над ним, невинно-вопросительно поднимает брови, типа не понимает в чем дело, но все же попытки не напирать на меня оставляет.

Я знаю, что Чарльз тоже постоянно напряжен. Он этого не показывает, но я это чувствую. Уверен, в другой ситуации он перезнакомился бы с каждым из агентов и сложил бы с ними доверительные отношения. Но сейчас, перед ним стоит первое дело, на котором он, возможно, должен будет биться с Шоу и его командой. Это должно пугать нормального человека. А телепат, несмотря на свои способности, чересчур нормальный. Но я не думаю, что позволю Чарльзу влезать в бой. С его-то умением драться… Его место в отдалении, — там, где он сможет спокойно и без риска взять контроль над Шоу и другими мутантами и остановить их. А остальное я сделаю сам.

Неожиданно машина замедляет ход. Позади нас, в закрытое окошко, связывающее кузов с кабиной водителя, раздается стук. Мы его открываем, и оттуда сразу же раздается встревоженный голос Мойры:

— У нас проблема.

— Что? — спрашивает Чарльз, еще больше наклоняясь к оконцу, чтобы увеличить видимость.

— Извините, но этого не было на карте, — объясняет агент, немного сдвигаясь, чтобы мы могли лучше видеть дорогу впереди. Нашим глазам открывается военный пост, установленный на дороге — небольшая сторожевая будка, шлагбаум, грузовик, мотоцикл, несколько солдат и собаки.

Конечно, с моей-то везучестью по-другому не могло быть! Теперь без драки нам точно не прорваться.

Чарльз

Напряжение и готовность вступить в бой исходят от каждого в машине. Они даже не задумываются, что эту проблему можно решить как-нибудь по-другому. Интересно, зачем тогда брали меня?

— Главное, ведите себя спокойно, я разберусь с этим, — говорю Андрею и Мойре.

Водителя не очень-то обнадеживают мои слова. Его сердце стучит как сумасшедшее, а в голове он проклинает себя за то, что согласился на эту авантюру. Но он готов послушать меня — деваться некуда, если развернуться и уехать, это только вызовет еще большее подозрение. Закрываю окно и поворачиваюсь к пассажирам кузова, которые пристально смотрят на меня. Все они, кроме Эрика, не очень-то верят в мои силы. Ну что ж, будем надеяться, что они будут достаточно благоразумны и послушаются меня. Поэтому уже обращаюсь к ним:

— И слушать меня.

Машина останавливается. Мозгом нахожу около пяти человек и трех собак.

— Куда едешь? — спрашивает у Андрея один из солдат, который все никак не может перестать думать о какой-то миниатюрной Алине.

Где-то сбоку с моей стороны слышится громкий лай собаки, и я переключаюсь на нее, чтобы успокоить. Пропускаю ответ водителя.

— Открывай кузов, — командует молодой солдат.

— Хорошо… Хорошо… — взволнованно отвечает Андрей и выходит из грузовика.

Все, поехали. Я не раз проделывал такое. Внушал людям то, чего нет или наоборот, они не видели, что находится прямо перед глазами. Но сейчас мне надо скрыть шестерых агентов, себя и Эрика от глаз русского парня, иначе это может закончится чьей-то смертью или ранением. Вроде, ничего сложного, но сердце колотится с невозможной скоростью. Ладони потеют и кровь отливает от лица. Успокойся, Чарльз, все получится.

Услышав слова русского солдата и Андрея и их шаги, агенты напряженно нацеливают дула на выход.

— Тише! Тише, ребята. Спокойно, — шепчу больше себе, чем сидящим в кузове, резко поднимаясь с места и прикладывая пальцы к виску.

В голове стучит от страха и напряжения. Успокойся. Все получится.

Еще до того, как Андрей открывает двери, я вхожу в головы всех, кто подошел к кузову. Это легко. Охватываешь ту часть, что отвечает за визуальное восприятие, и даешь картину того, что хочешь, чтобы другие увидели. Легко.

Ты так часто делал и сейчас справишься.

Но, когда открывают двери, я забываю как дышать. Сердце замирает в груди.

Эрик

Я не представляю, что Чарльз собирается сейчас делать. Заставит их забыть или действовать как-нибудь по-другому? Или он еще может повлиять на то, что видит и слышит человек? По-моему, он такое проделывал с Энджел, но это, наверное, сложнее.

Меня не особо пугает перспектива возможной борьбы с русскими. Если Чарльзу не удастся их каким-то образом остановить, то я справлюсь с ними за несколько секунд. У каждого из них железные шлемы. Железное оружие. Застежки на ошейниках собак из металла. Гвозди и телефон в сторожевой будке — железные и шлагбаум тоже. И грузовик, и мотоцикл… В общем, секунд десять, и они не будут воспринимать ничего вокруг.

Чарльз вскакивает с места, успокаивая агентов, которые поставили пальцы на спусковые крючки и готовы стрелять при первом же намеке на угрозу. Телепат бледен и взволнован. Что-то он не выглядит уверенным в своих силах. А сможет ли? Он силен, но должно же что-то быть ему не по плечу.

Но если у него есть план, почему бы не дать ему его осуществить. А не получится… У меня есть десять секунд, пока агенты не решат всех застрелить.

Двери резко открываются, и кузов наполняется напряженной тишиной. Молодой солдат, как и Андрей, смотрит в кузов и… не видит нас. Смотрит прямо на нас, но, черт возьми, не видит. Водитель в шоке, как и все агенты, а я смотрю на телепата. Он стоит и продолжает контролировать их сознания, но он больше не выглядит ужасно взволнованным, но все еще бледен.

Солдат улыбается и что-то говорит на русском другим, а Андрей с явным облегчением закрывает двери. Они что-то ещё говорят, но я не обращаю на это внимания, смотрю на все еще бледного Чарльза, который садится рядом. Хочется какими-то словами выразить свое восхищение, но вместо этого хлопаю его по колену. Чарльз в ответ смотрит на меня, и я понимаю, что эта ситуация для друга была напряженнее, чем казалось со стороны.

Чарльз

Только после того, как мы отъезжаем достаточно далеко от поста, мне удается успокоится. Эрик невозмутимо сидит рядом, скрестив руки, и я чувствую, что чем больше он думает о приближающейся цели, тем выше и толще выстраивает стену. Но, что удивительно и странно, я не нахожусь по другую сторону от нее. Он мне выделил уголок, из которого он меня слышит, и я его чувствую, но и выгнать из него тоже очень легко.

Грузовик останавливается, и Мойра кричит, чтобы мы выходили. Мы выбираемся. И как только я оказываюсь на улице, на меня устремляется восхищенно-благоговейный взгляд Андрея. Он подходит ко мне, и я невольно улыбаюсь от неловкости.

— Это было настоящее чудо! — он хватает мою руку и говорит хрипловатым голосом: — Я… я не могу выразить словами…!

— Спасибо, — настойчиво, но не грубо перебиваю его в ответ. — Но в этом нет никакого чуда, это обычная мутация. Измененное ДНК и… — замечаю, устремленный на меня с усмешкой взгляд Эрика. — И сейчас, Андрей, нам надо спешить…

— Да… Да! — он отпускает мою руку и уходит с дороги. — Конечно.

Улыбаюсь ему и догоняю Эрика с группой агентов.

— Теперь он построит тебе часовню, и будет молиться на тебя три раза в день, — подкалывает меня Эрик, как только я оказываюсь рядом.

Я уже открываю рот, чтобы подколоть его в ответ, но не успеваю: нам открывается вид на огромное белое здание — резиденция министра обороны. Она окружена многочисленной охраной и железной колючей проволокой.

Эрик

Мы располагаемся за пригорком с биноклями, чтобы легче было скрытно наблюдать за домом. Мойра лежит между мной и Чарльзом и рассматривает здание через бинокль. С каждой минутой я все больше прихожу в возбуждение от предстоящей битвы. Сердце гулко стучит, отражаясь в голове.

Скоро. Очень скоро…

Я не могу отвести взгляда с резиденции, словно могу пропустить появления Шоу.

Проходит где-то двадцать минут, прежде чем появляется небольшой вертолет, рассчитанный на двух человек. Он приземляется перед домом, и у меня до невозможной скорости ускоряется сердцебиение. Скоро я встречусь с Шоу, и заставлю его поплатиться за все, что он сделал.

Монета, расположенная в кармане куртки, словно нагревается и начинает жечь. Хочется схватить ее и побежать к резиденции, чтобы пустить ему монету в лоб. Чтобы он сдох, и я, наконец, смог вздохнуть спокойно и начать нормальную жизнь.

Но как только вертолет улетает, внутри что-то обрывается.

Что за черт?! Где Шоу? Почему вместо него тут эта цыпочка-телепатка?

— Где Шоу? — задаю вопрос вслух, который, наверное, и озвучивать не надо, так как он крутится у всех в головах.

— Не знаю, — отвечает Чарльз. Когда мы встречаемся глазами, он весь меняется в лице. — Но, если я прочту ее мысли, она будет знать, что мы здесь…

Проходит короткая пауза, во время которой Чарльз пристально смотрит на резиденцию и что-то обдумывает.

— Попробую иначе… — он прикладывает пальцы к виску, и его взгляд становится предельно сосредоточенным и смотрящим куда-то за пределы видимости.

Чарльз

Как только я дохожу до головы охранника у двери и вхожу в его сознание, забирая контроль, начинаю чувствовать тяжесть оружия, напряжение в мышцах, и чуть размытое видение из-за пониженного зрения левого глаза.

Смотрю на Эмму и министра. Мисс Фрост, одетая в короткое белое платье и такие же белоснежные меховые шапку и плащ, подходит к мужчине в военной форме, целует в обе щеки и кокетливо улыбается. Длинные светлые волосы девушки волнами спадают по спине и плечам.

— Шоу просит прощение, ему сегодня нездоровится. Он просил заменить его. Вот увидишь, дорогой, со мной намного приятнее.

Его не будет?

Министр усмехается в предвкушении.

— Прошу, входите.

И они заходят в здание.

Просто… Чудесно! Освобождаю патрульного и возвращаюсь. Внутри нарастает недовольство. Мы ехали в такую даль, чтобы поглядеть на Эмму Фрост в белой шубке?!

— Его не будет.

Сразу же, после моих слов, я ощущаю от Эрика волну разочарования, злости и ненависти к Шоу. Он переводит взгляд на здание и смотрит с такой яростью, словно хочет разнести его в щепки.

— Что теперь? — обращаюсь к Мойре, которая все еще в недоумении.

— Ничего. Нам нужен Шоу. Все отменяется.

— Ни за что! — сквозь зубы зло шепчет Эрик и начинает подниматься. Его мозг все сильнее приходит в возбуждение и наполняется до краев ненавистью. Он специально будит ее, чтобы быть сильнее. Ведь ненависть для него, как дополнительная энергия, помогающая увеличить силу.

— Эрик! — предупреждающим полушепотом кричит Мойра и хватает его за руку. Он смотрит на нее, как на ничего не понимающую дурочку и нетерпеливо объясняет:

— Она его правая рука. Этого достаточно!

Сейчас, я согласен с Эриком, этого вполне достаточно, чтобы узнать где Шоу. Но агент Мактаггерт категорически против, что она и выражает следующими словами:

— ЦРУ нападает на дом крупного советского военного?! Ты рехнулся?

Эрик теряет терпение. Все равно Мойра останется при своем, а он только потеряет время.

— Я не ЦРУ, — напоследок кидает он и убегает.

Чарльз

— Эрик. Эрик! — но мои слова уходят в пустоту, так как он уже исчезает за деревьями. Черт, Эрик, куда ты пошел?! Один! У тебя даже плана нет.

Прислоняю бинокль к глазам и вижу, как на охранников нападает железная проволока — она обматывает их, кидает в сторону или лишает равновесия, обезвреживая их.

— Он готов развязать Третью Мировую войну, — шепчет Мойра, не сводя глаз с Эрика, который уже выбежал из-за деревьев и устремился к дому. И приняв решение, она кричит шестерым агентам, устроившимся позади нас: — Мы уходим!

Уходим?! Нет! Я не могу оставить Эрика наедине с Эммой. Она уже побеждала его один раз, и сейчас сможет. Просто снова нашлет на него воспоминания и все сопутствующие им ощущения. А что она сделает с ним после этого? Убьет? Отвезет Шоу? Нет, я его не брошу.

— Извини, — останавливаю Мойру, которая уже поднимается с места, чтобы уходить. — Я не могу бросить его.

И не выслушивая ее ответа, вскакиваю с места и бегу вслед за Эриком.

Эрик

Меня не волнуют последствия моего импульсивного действия. Я просто бегу. И в голове пульсирует одна цель — схватить Эмму и узнать, где Шоу.

Железной проволокой вывожу солдат из игры. Нет надобности их убивать. Единственное, чем они могут отделаться — неглубокие царапины и легкое сотрясение.

Если есть возможность оставить в живых непричастных людей, то я ей всегда воспользуюсь. Они просто служат и не знают меня. Они ни при чем. Но я их сдвину с пути, если встанут. А вот выживут они после этого или нет, зависит от их живучести.

Избавившись от пары охранников у входа, я вбегаю в дом. Он огромный, и я не знаю, где именно можно найти телепатку.

Чарльз

— Черт, Эрик! — чертыхаюсь, заметив, как на меня смотрит запутанный в проволоке солдат. Подбегаю к нему. Надо его отключить, чтобы не мучился и стереть память обо мне, не думаю, что Эрика он запомнил.

— Тише. Тише. Спокойно. Забудь мое лицо, — дотрагиваюсь до него, овладеваю мозгом и, стерев из памяти последние три минуты, ввергаю его в бессознательное состояние. Надеюсь, им не потребуется долго ждать помощи.

Бегом преодолев расстояние от ограждения до резиденции, я с размаху вбегаю в дом. Где Эрик? Быстро обыскиваю при помощи телепатии здание. Эмма на втором этаже, а Эрик на первом — недалеко от меня.

Эрик

Разбираю автоматы прямо в руках охранников и оглушаю их деталями.

Так, раз они выскочили из этого поворота, значит, скорее всего, я иду в правильном направлении.

Уже сворачиваю, как меня останавливает шум — быстрые шаги позади. Если это охранник, то он похоже решил драться без оружия. Поднимаю в воздух части только что разобранных автоматов, готовясь оглушить человека ими, но он, не доходя до проема, останавливается.

— Эрик! Это я!

— Чарльз? — опускаю на пол детали.

Что он здесь делает?

Чарльз выходит. Красный от бега и тяжело дышит.

— Она на втором этаже. Третья комната слева по коридору, — на одном дыхании выпаливает телепат, не давая мне что-либо сказать.

Разворачиваюсь и бегу к лестнице.

Я с самого начала не хотел рисковать Чарльзом, так как он не создан для драк. Все его способности исходят от мозга — он не только телепат, но и профессор, который получил образование в одном из самых престижных университетов Лондона. Он — не солдат, как я. Он не убивал и не видел смерти по-настоящему, только в чужих головах. Поэтому я хотел, чтобы он сидел в сторонке, в безопасности, и делал то, для чего создан. Из-за этого я даже не подумал взять его с собой для поимки Эммы. Но сейчас нет времени, чтобы разбираться в этом. Да, и опасности уже почти никакой нет. К тому же для борьбы с Эммой Чарльз как раз будет кстати.

Иметь за спиной друга очень необычно — чувствуешь себя в безопасности…

Чарльз

— Там, — указываю на большую створчатую дверь.

Эрик не раздумывая врывается в комнату. Нам открывается довольно любопытная картина. Эмма в нижнем белье на кресле, а министр обороны сидит на кровати и гладит нечто невидимое.

Я сразу понимаю, что дело во внушении. Мне без труда удается войти в сознание русского и увидеть то, что видит он. Ему кажется, что на его коленях женщина, которая там в жизни не захотела бы оказаться, поэтому и наслала на него иллюзию.

— Хороший фокус, — бросаю Эмме, которая, стерев испуг, уже вернула холодное выражение лица. Она больше не видит смысла развлекать министра, поэтому выключает иллюзию. Мужчина приходит в недоумение, — женщина с его колен в одно мгновение телепортируется на кресло рядом.

— Что это…? — его мозг приходит в окончательный ступор, когда он видит нас. — Вы кто?! Черт!

Он хватает револьвер, но я ему не даю выстрелить. Быстро вхожу в его голову и активизирую участок мозга, отвечающий за сон, а остальные притупляю — военный, заснув, заваливается на кровать.

Пока я занимаюсь министром обороны, Эмма встает напротив нас, и на глазах становится алмазной. Я уже видел, как она трансформируется в воспоминаниях у Мойры, когда та обратилась ко мне за помощью. Но увидеть это собственными глазами гораздо эффектнее.

Так, сейчас не об этом.

Не думаю, что она настроена говорить. Прикладываю пальцы к виску, чтобы вытянуть из ее головы воспоминания. Она, поняв мои планы, говорит звенящим голосом:

— Не пытайся прочесть мои мысли, сладенький. У тебя не получится, пока я в таком виде.

И мне не получается. Только добиваюсь звенящей и резкой боли, как тогда на корабле, когда мы пытались взять Шоу. Это она сделала тот купол.

Эрик

Чарльз, поморщившись от боли, смотрит на меня. Значит, не может прочитать мысли этой алмазной цыпочки. Эмма встречается со мною глазами, и я понимаю, она собирается бежать. Именно сейчас. И может это сделать тольк по этому столу между мной и Чарльзом.

Я знаю, что Чарльз все еще в моей голове, а когда он пробрался, я не заметил, но и выгонять его я не собираюсь — так надежней для нас двоих. Например, для случая как сейчас. Мы синхронно хватаем Эмму, когда она с разбегу запрыгивает на стол, и впечатываем ее в спинку кровати, сплетенную из позолоченных железных прутьев. Я заставляю прутья схватить мутанта за кисти рук и плечи.

— Тогда, может сама скажешь? — холодно спрашиваю ее. — Где Шоу?

Девушка не отвечает, только упрямо дергаться, пытаясь освободиться.

Внутри еще больше разрастается ненависть и злость.

Ты мне скажешь, сука! Я не упущу возможность найти Шоу из-за твоего упрямства!

Один из прутьев, по моей команде, обвивает шею Эммы и сжимается.

— Эрик! — тревожный голос Чарльза.

Нет, я добирался до этого места не для того, чтобы полюбоваться видами. Она мне ответит, где Шоу или умрет!

— Эрик, хватит! — голос Чарльза раздается громче и тревожнее, а я только сильнее сжимаю ее горло. Она как сообщница Шоу не заслуживает жизни, почему я должен ее жалеть?

— Эрик, не надо!

Теперь уже голос телепата заставляет меня перевести взгляд с лица девушки на ее шею, которая покрывается трещинами. Чарльз прав, я увлекся — мертвая она нам не поможет. Отпускаю ее. Когда она принимает свой естественный облик, спокойно говорю Чарльзу:

— Она твоя. Она больше не будет становиться алмазной. А если будет, просто шлепни ее.

Никак не выражая неприятные чувства, появившиеся в душе, беру с чайного столика печенье и сажусь на кресло так, чтобы видеть Чарльза и Эмму. Я должен находиться неподалеку и контролировать ситуацию, если что-то пойдет не так.

Чарльз

Когда Эрик прекращает душить Эмму, я наконец вдыхаю. От страха, что он сейчас убьет ее, я и не заметил, что перестал дышать. Задушил бы он ее, не будь меня рядом?

Но об этом потом, сейчас надо разобраться с телепаткой.

Сажусь на корточки перед девушкой, вхожу в ее голову и вызываю воспоминания о Шоу и его планах. Сначала всплывает картина о том, как возле огромной карты мира Шоу рарассказывает новым союзникам-мутантам о своем грандиозном плане: «После того как Советский союз разместит свои ракеты на Кубе, начнется Третья Мировая война. Атомная война. Все погибнут, кроме нас. Мутантов. Мы дети атома — радиация породила нас. И то что убьет людей, сделает нас только сильнее.»

Дальше идут образы о будущем после ядерной войны, которые себе вообразила сама Эмма. О прославляющей Шоу цивилизации мутантов, построенной на руинах. Они правда хотят этого?

Сумасшедшие.

Эрик

По мере того, как Чарльз читает мысли Эммы, он все больше и больше бледнеет. Это не предвещает ничего хорошего. Когда он убирает пальцы от виска, Эмма, смотря ему в глаза, спрашивает без ожидаемого злорадства:

— Прекрасно, да?

Он никак ей не отвечает, смотрит на меня взглядом наполненным ужасом.

— Это хуже, чем мы себе представляли, — переведя дыхание, он уже обращается к Эмме. — Ты пойдешь с нами. В ЦРУ захотят поговорить с тобой.

Девушка, внешне никак не реагирует, только в глазах появляется усмешка.

— Сомневаюсь. У них теперь проблемы посерьезнее.

Чарльз

От ее слов внутренности холодеют от страха.

— Что ты имеешь в виду?

Эмма усмехается, но в ее голосе нет злорадства, только холодная уверенность.

— К тому времени, как мы до туда доберемся, некому будет меня допрашивать.

Слова доходят до меня ужасным осенением. Рейвен! Больше не спрашивая вопросов, забираюсь в ее голову и вылавливаю воспоминание.

Шоу сажает Эмму на самолет. Она улыбается и спрашивает, куда тот поедет.

— Навещу телепата и его придурковатый отдел.

Нет! Сердце ускоряется до бешенного ритма. Я вскакиваю, но не успеваю сделать и шагу, — меня хватает Эрик.

— Чарльз, постой!

Постой?!

— Эрик, он нападет на отдел, а там… Нам надо спешить!

Он только еще крепче сжимает руку.

— Поспешим, только обдуманно. Сначала надо разобраться с Эммой и этим… — он указывает на храпящего министра.

Эрик

Тревога за Рейвен не исчезают из глаз друга, но он берет себя в руки — кивает и освободившись от моей хватки быстро подходит к министру и дотрагивается до его лба. Пока Чарльз разбирается с русским, я подхожу к Эмме и сажусь перед ней на корточки, чтобы быть на уровне ее лица.

— Когда он планирует напасть?

Телепатка с невозмутимым видом пожимает плечами.

— Он ничего мне не говорил.

— Ну, да…

Мне приходится ей верить, ведь Чарльз только что прочитал ее мысли, и ей нет смысла лгать.

Бросаю взгляд на Чарльза и сердце до боли сжимается в груди. Он ужасно выглядит, словно уже увидел свою сестру мертвой. Я к ней практически не привязался, но мне совершенно не хочется, чтобы она умирала. Мне не хочется, чтобы Чарльзу было больно. Не хочется, чтобы от боли и ненависти он стал таким же, как и я.

Примечания:

<Феникс>

Я уже говорила, как автор может быть таким грамотным?)

Чарльз

Не могу перестать думать, что этот сумасшедший может сделать с Рейвен. Или уже сделал…

Нет! Черт! Нет! Забудь об этом! Она жива!

Уверен? Или ты просто себя обнадеживаешь, потому что расстались вы не самым лучшим образом? Ты обвинил ее в том, что она развлекалась. Повесил на нее вину за то, в чем сам виноват. Ты дал ей невыполнимое задание — из детей сделать взрослых за несколько дней, а потом укорил за то, что она сама еще ребенок. А теперь…

Я не могу больше сидеть. Вскакиваю с места и начинаю ходить по салону в свободном от кресел проеме.

Надо успокоиться. Взять себя в руки. Но как это сделать, если все пульсирует от тревоги и страха, что Рейвен уже нет?

Эрик

Я не знаю, как можно помочь другу. Сейчас любые слова поддержки будут пустыми и ненужными. Как обычно говорят? «Все будет хорошо». Да ни хрена не будет. Я знаю Шоу, и если от отдела останется хотя бы основание, и то будет хорошо. Но вероятность, что мутанты выживут, очень мала. А мы не успеем вовремя. У нас нет телепорта как у Шоу. Скорее всего, тот уже вовсю орудует в отделе, а мы только вылетели из Советского союза. И единственный плюс — у нас есть правая рука Шоу, Эмма Фрост. Но этот плюс как-то не очень-то радует.

Девушка сидит между двумя агентами и равнодушным взглядом смотрит в иллюминатор. Стереть бы это выражения с ее лица. Очень раздражает.

Чарльз

Мы прилетим слишком поздно! Мы еще даже до океана не долетели!

Время течет слишком медленно. От волнения уже разболелась голова. А чувства всех пассажиров начинают раздражать. Эрик — сочувствие. Эмма — сдержанное злость и злорадство, но ей уже надоело, что я мельтешу перед глазами. У каждого из шести агентов своя смесь чувств — среди которых страх, любопытство, настороженность и другие, связанные с личной жизнью. Мойра — тревога и беспокойство и тоже… сочувствие, и снова ко мне. Пилот — вообще не понимает что случилось — недоумение и любопытство. Хорошо, что я научился не слушать чужие мысли, так бы совсем с ума сошел.

Вообще, какой смысл от моих способностей, если я не могу уберечь родного мне человека?! Я так гордился ими, а на самом деле они ломаного гроша не стоят! А ведь Шоу пошел в отдел из-за меня!

«Навещу телепата и его придурковатый отдел».

Воспоминание о его словах, голосе и улыбке всколыхивают неудержимую ярость. Если он хоть пальцем тронет…

Я непроизвольно замираю и со всей силы вцепляюсь в спинки кресел. Ярость бурлит внутри и кажется, что в любое мгновение она может выплеснуться наружу.

Эрик

Чарльз замирает спиной к пассажирам. Спина напрягается, руки схватились за спинки кресел так сильно, что побелели костяшки пальцев. Мне это совсем не нравится. Я не могу понять, что именно, кроме беспокойства за сестру, происходит внутри Чарльза, и что произойдет в ближайшие несколько минут. Либо он грохнется в обморок, либо начнется истерика, либо неконтролируемая ярость. И любой из этих вариантов меня не устраивает. Поэтому я решаюсь вмешаться. Кто знает, может на правах друга, мне простится этот грешок.

— Чарльз?

Нет ответа. Единственное, что происходит — все, находящиеся в салоне, включая холодную и непробиваемую Эмму, смотрят сначала на меня, потом на телепата.

— Чарльз!

Несколько секунд без реакции, затем он отвечает:

— Что?

— Ты в норме?

Телепат горько усмехается, и качает головой. И хотя, он стоит ко мне спиной, в голове четко представляется его лицо, и что-то в груди неприятно сжимается.

Черт! Меня так злит это ощущение беспомощности. Я ничего не могу сделать — ни успокоить друга, ни спасти мутантов. Ничего! И это ужасно злит. Я ненавижу это ощущение.

Чарльз

— Ты в норме?

В норме?! Как я могу быть в норме?! Возможно, что именно сейчас моя сестра…

Легким неожиданно начинает не хватать воздуха. Делаю несколько глубоких вздохов.

Надо успокоиться. Просто дыши.

Вместе с нехваткой воздуха исчезает ярость. Вместо нее появляется страх. Страх, готовый в любую минуту перерасти в панику. Успокойся, Чарльз! Если ты сейчас загнешься, ты не поможешь Рейвен.

Если она еще жива…

— Чарльз? — снова Эрик со своим плохо скрываемым беспокойством.

— Да, я в порядке, — получается неправдоподобно.

Отпускаю кресла и резко развернувшись иду в туалет. Мне нужно побыть одному и лучше подальше от всех этих чужих чувств.

Примечания:

<Феникс>

Здесь переживала бета...

Эрик

Я не следую внутреннему порыву пойти следом за Чарльзом и заставить его успокоится. Ему надо побыть одному.

А надо ли? В этом вся моя проблема — я не разбираюсь в людях. Я не знаю, что им сказать или сделать, чтобы они успокоились. Я не знаю, как их к себе расположить, как вдохновить. Я только могу точно определить мысли и чувства человека по его лицу и действиям. И меня никогда особо не волновало отсутствие этих элементарных понятий. До встречи с Чарльзом.

И я не знаю точно, почему. Наверное, от того, что я не могу видеть его в таком состоянии. Или потому что почти все, что чувствует он, каким-то образом передается мне. Потому что от его боли, больно мне.

Конечно, самым лучшим решением проблемы, было бы снова закрыться в себе и выключить все эмоции — перерезать все каналы, соединяющие меня с Чарльзом. Тогда никакой боли или неприятных чувств. Снова спокойствие.

Но я не могу. Так как вместе с болью я отрежу и все хорошее, что ощущаю рядом с ним. Нельзя с друзьями делить только радость, к сожалению, вместе с счастьем всегда приходит горесть.

Чарльз

Закрываю за собой дверь и опираюсь на нее спиной. Сердце беспричинно все больше и больше набирает скорость. Да, что это со мной твориться?! Успокойся уже!

Но это не просто. Это, просто, невозможно! От того, что я немного заглушил отвлекающие меня чужие эмоции, мои чувства вспыхивают с новой силой. Перед глазами неконтролируемой вереницей встают воспоминания Эммы о том, что Шоу делал с другими мутантами. Воспоминания Эрика о том, как Шоу и его ученые ставили эксперименты на нем, как тот безжалостно прямо перед глазами подростка убил его мать…

Шоу — чудовище! Что он может сделать с беззащитной девушкой, которая всего лишь умеет перевоплощаться?

Нет-нет-нет! Прекрати! Она должна быть жива!

Подхожу к раковине и на всю мощность включаю холодную воду и опускаю в нее руки. Когда она становится ледяной, плескаю ее в лицо.

Эрик

Что-то он там долго…

Все чаще бросаю взгляд в сторону туалета. Что если с ним что-то случилось?

Не придумывай.

Но уже поздно. В голову пробиваются картины того, что могло произойти с другом. И одна хуже другой.

Ну это уже слишком! Все в порядке. Ему просто надо побыть одному и успокоится, с ним ничего не может там случиться.

— Кто у него там остался? — голос Эммы Фрост раздается как-то непривычно-громко и нереально в царящей тишине салона. Лицо у неё не выражает никаких чувств, просто, задала вопрос от скуки и, возможно, частично любопытства.

С чего ее вдруг интересуют проблемы Чарльза?

С минуту пристально смотрю на нее, высматривая в ее лице хоть какую-то подсказку для ответа на мой вопрос. Но она спокойно выдерживает мой взгляд и невозмутимо смотрит на меня в ожидании. С чего она так уверена, что я ей отвечу?

Потому что, если не отвлечешь себя, побежишь к Чарльзу.

Заткнись.

— Сестра.

Эмма равнодушно поправляет волосы и скрещивает ноги.

— Если она тоже мутант, то он зря так изводится.

И я все-таки улавливаю ответ на свой вопрос — Чарльз каким-то образом расположил ее к себе. Она хочет ему помочь. Успокоить. Но с чего? Где ее злорадство? Неужели то, что Чарльз спас ее от меня, сделало ее неравнодушной к телепату.

— Почему это?

— Шоу незачем убивать мутантов. Они нужны нам. Без них мы не сможем создать новую цивилизацию.

Она это говорит, как само собой разумеющее. Словно, это может успокоить. Я знаю Шоу, он спокойно может убить не только человека, но и мутанта, стоит тому встать на его пути.

А Рейвен встанет?

Но даже если эта информация ложная, она все равно может помочь Чарльзу успокоится. Все-таки, какая-никакая, но это надежда. Сейчас, он только вернется…

Со стороны туалетной кабинки раздается резкий звук, похожий на удар, от которого сердце сжимается, и в кровь выбрасывается адреналин. Я, не раздумывая, вскакиваю и бегу к кабинке.

Чарльз

Ледяная вода обжигает лицо и руки, но не помогает. Внутри растет непонятное и неприятное возбуждение организма, готовое в любую минуту перелиться в любую вспышку эмоций.

Я опираюсь на края раковины и закрываю глаза. Надо просто успокоить сердцебиение.

Вдох и выдох.

Вода продолжает литься.

Возьми себя в руки! Ради Рейвен. Перед глазами встает виновато-грустное лицо Рейвен.

Вдох. И. Выдох.

Надо было поговорить с ней перед уходом. Она чувствовала себя виноватой ни за что. Она думала, что я на нее злюсь. Почему в прошедшем времени? Черт! Она! Жива!

Вздох и… А если нет?

Чертов выдох!

Со всей силы бью стену кулаком, вкладывая в это действие все переполняющие меня эмоции. А затем бью еще раз. И еще, пока внутри не остается только беспомощная пустота, поглотившая все эмоции и силы.

Пожалуйста. Пусть она будет жива. Иначе… Опираюсь лбом на холодную стену. Я просто не выдержу…

— Чарльз?! — яростный стук в дверь, всплеск чувств Эрика и его взволнованный голос врываются в кабину, заставляя меня вздрогнуть.

— Эрик, все в порядке, — голос дрожит и слишком тих.

На мгновение возникает тишина и только окутывающие меня чувства Эрика, помогают мне понять, что друг не очень-то мне верит, но все же почувствовал облегчение.

— Чарльз, Шоу ее не тронет.

Его слова никак на меня не влияют. Никаких чувств не вызывают. Эрик просто пытается меня успокоить пустыми обещаниями. Это не в его репертуаре, но, похоже, он перешел к крайним мерам.

Сажусь на пол спиной к двери, опираясь на нее. Вытираю ладонями все еще мокрое, не знаю от воды или уже и от слез, лицо.

— Чарльз, я серьезно. Посмотри в моем мозге.

Эрик

Похоже, Чарльз мне не поверил. Ну, конечно, он же не слышал уверенности Эммы. Для него мои слова просто пустой звук. Ну ладно…

— Чарльз, я серьезно. Посмотри в моем мозге.

Сначала, никакой реакции. Я не ощущаю присутствия Чарльза в своей голове, а в кабинке стоит тишина, нарушаемая звуком льющейся воды. Но неожиданно я его чувствую. Присутствие Чарльза не приносит за собой, как у Эммы боли или неприятного ощущения нарушенного личного пространства. Нет, с ним наоборот обретаешь спокойствие и чувство безопасности, словно Чарльз, как ангел-хранитель, защитит от плохих мыслей. Только сейчас друг приносит с собой еще свою пустоту полную беспомощности.

В голове вызываю воспоминание недавней беседы с Эммой, чтобы облегчить Чарльзу поиск нужной информации.

— «Ты думаешь, это правда?» — голос телепата раздается в голове.

— «Ты сейчас в моем мозге, сам знаешь ответ на свой вопрос».

Чувствую, как на Чарльза наваливается своей неподъемной легкостью облегчение. И каким-то образом между нами образуется настолько сильная связь, что мне удается увидеть и почувствовать мысли друга. Он сидит на полу, закрыв лицо руками. И в его голове, крутится только одна мысль: «Лишь бы это было правдой».

Надо дать ему время успокоиться. За несколько часов он себя просто измучил беспокойством. Тихо похлопав ладонью по двери, поворачиваюсь и ухожу. Когда я уже подхожу к своему месту, в голове раздается голос телепата:

— «Спасибо, Эрик».

— «Тебе не за что меня благодарить».

Но я почувствовал, что в моей голове только что побывал почти привычный мне Чарльз. Конечно, тревога никуда не исчезла, но безнадежность и пустота развеялись. И это результат.

Примечания:

<Феникс>

Ох-хо-хо! Здесь снова переживала бета!

Чарльз

— Я связалась с ними!

Слова Мойры действуют на меня как укол адреналином. Сердце резко ускоряет темп. В голове становится тихо перед взрывом любых чувств и мыслей, которые появятся после известий о Рейвен. И откуда-то появляется поток энергии. Вскакиваю и в мгновение ока оказываюсь рядом с кабиной пилота. Эрик идет следом.

Мойра в наушниках что-то напряжённо слушает, нахмурив брови, и я, не задумываясь, читаю ее мысли.

— Половина здания взорвана, — раздается голос в наушниках. Человек пытается говорить, как можно спокойнее, но по его интонации читается страх и любопытство. — Агенты, все до единого, погибли. Погибли от падения с высоты около шести метров…

Черт! Слишком медленно! Почему я не могу читать человеческие мысли через приборы связи?! Может, это и эгоистично, но меня сейчас интересует только Рейвен. Я не могу ничего почувствовать по отношению к мертвым агентам, потому что для них не осталось места в голове.

— А мутанты? — перебивает докладчика Мойра, кинув при этом на меня мимолетный взгляд.

— Мутанты… — мучительная пауза. — Сейчас, у меня где-то… Вот. Погиб только Армандо Муньос, по словам свидетелей, он… кхм… взорвался… Энджел Сальвадор добровольно ушла вместе с Шоу… С остальными все в полном порядке…

Все в порядке… Она жива… Черт! Жива!

Облегчение наваливается на меня, вызывая головокружение.

Эрик

Чарльз молча стоит и пристально смотрит на агента Мактаггерт. В голову ее залез?

Он так бледен, что у меня появляется подозрение, что при любых известиях, как хороших, так и плохих, он грохнется в обморок.

В этом, возможно, и есть преимущество уметь закрываться от чувств и эмоции. Иногда, они только изводят и забирают слишком много сил. И ни к чему хорошему не приводят. Как сейчас у Чарльза. Но я все же понимаю друга. Он очень любит свою сестру, она ему очень близка, как когда-то для меня была мама. И если с таким человеком что-то случается, мир переворачивается с ног на голову, и с ним ты теряешь смысл жизни. Поэтому я пытался не сближаться с людьми, чтобы ограничить возможность возникновения такого человека. Но не так это оказалось легко. Чарльз практически с первых же минут знакомства оккупировал большую часть моей души. И я ему позволил. Это было проще… Мне это было нужно.

— А мутанты? — спрашивает Мойра человека на другом конце провода и бросает на Чарльза немного обеспокоенный взгляд.

Ну, все, сейчас должна открыться правда. И либо все полетит к черту, либо же можно будет вздохнуть спокойно. Я невольно напрягаюсь, не сводя глаз с телепата, который в свою очередь продолжает смотреть на Мойру. Он тоже до предела напряжен. Проходит несколько секунд и его лицо преображается от облегчения, которое тут же передается мне. Чарльз хватается за косяк и делает резкий вдох. И я поддаваясь необдуманному порыву хватаю его за локоть.

Чарльз

Ощущаю, как Эрик поддерживает меня за локоть, и не зря — неприятное головокружение и слабость вызывают легкую потерю ориентации в пространстве. Смотрю на друга и вижу — он уже понял, что с Рейвен все в порядке. И я этому рад. Мне теперь не надо об этом говорить, не хотелось бы еще свою слабость показывать дрожащим голосом.

— Чарльз, с Рейвен, Хэнком, Алексом и Шоном все в порядке, — говорит Мойра, напоминая мне, что она не знает, что я уже прослушал ее разговор и все знаю. Дальше ее голос наполняется сожалением: — Армандо погиб, а Энджел ушла вместе с Шоу.

Чувствую, как от Эрика исходят волны эмоций — реакция на слова агента. Облегчение, что есть выжившие. Неприятный укол сожаления и вины из-за смерти Дарвина и подавленное равнодушием презрение к Энджел. Но он, как всегда, никак этого не показывает, просто продолжает поддерживать меня.

Головокружение и слабость уже практически прошли, но я не пытаюсь избавится от прикосновения друга. От этого мне лучше, словно он передает свою энергию мне. Глупо, конечно, но так ощущается, и избавляться от своего мнимого источника сил не хочется.

— Чарльз? — озабоченно обращается ко мне Мойра не спуская с меня глаз, как и Эрик. — Ты как?

— Все в порядке.

Эрик

Самолет садится в обычном аэропорту, так как посадочную полосу в отделе разбомбил Шоу, да и привлекать лишнее внимание прессы тоже никому не хочется.

Чарльз перестал волноваться за жизнь Рейвен, но после того, как он узнал подробности случившегося в отделе ЦРУ, он не может найти себе места от нетерпения, чтобы увидеть сестру и успокоить после пережитого, да и лично убедиться, что с ней все в порядке.

Честно говоря, я ожидал, что Шоу не только от здания кирпича на кирпиче не оставит, но и перебьет всех, включая мутантов. Поэтому известие о том, что тот всего лишь уничтожил Церебро, взорвал пол здания и убил всех агентов и одного Дарвина, я принял с удивлением. Я даже в слова Эммы поверил только ради Чарльза, а она оказывается не врала.

Чарльз самый первый выскакивает из самолета и запрыгивает в автомобиль. И откуда в нем столько сил, если несколько часов назад он чуть ли в обморок не падал? Перед тем, как сесть в машину про себя усмехаюсь и быстро осматриваю пространство вокруг нас, ожидая, когда выведут телепатку. Внутри какое-то неприятное и далекое чувство опасности. Но так как причин для этого я не вижу, то подавляю его.

Эмму устраивают между мной и Чарльзом. Другу не понравилось, что нам сначала надо будет отвезти телепатку в главный отдел ЦРУ, чтобы проконтролировать ее поведение во время пути, но спорить не стал. Он знает, что простые люди не смогут справиться с ней, если ей в голову взбредет, что-то вытворить.

Чарльз

Как только мы избавляемся от Эммы, Эрик выгоняет из машины водителя и садится на его место. Друг ненавидит сидеть на пассажирском сидении, он сразу же чувствует себя в опасности, хотя это кажется странным при его способности управлять железом. Но в этом можно увидеть его недоверие к людям.

Никто об этом не знает. А я догадался, когда увидел закономерность его напряженного состояния и положения в автомобиле. Поэтому я никогда не просил сесть на место водителя вместо него.

Сажусь на переднее пассажирское сидение, а Мойра сзади. День уже перевалил за вторую половину и на улице стоит духота. Такая сильная, что врывающийся в окно воздух не приносит облегчения.

Мне так и не терпится увидеть Рейвен и убедится, что с ней все в порядке. Я выстукиваю кончиками пальцев ритм, пока не замечаю, что Эрик уже в который раз бросает на меня неопределенный взгляд. Пора уже взять себя в руки! Не думаю, что Рейвен будет рада если ее приедет поддерживать брат, который сам нуждается в поддержке. Она за несколько часов пережила такое, что некоторые люди и за всю жизнь не переживают.

Я и не замечаю, как снова начинаю стучать, и Эрик не выносит этого:

— Чарльз, будь любезен, достань из моего чемодана солнечные очки.

Он спокоен как удав, так что я не улавливаю подвоха или подтекста в его словах, хотя что-то такое определённо есть. Провожаемый немного удивленным взглядом Мойры, достаю с заднего сидения чемодан друга. Я уже привык что-то подавать Эрику, во время наших длительных поездок по городу в поисках мутантов, так как он постоянно за рулем, а водитель он прилежный, и очень редко отвлекается.

— Код какой?

— Три, два, семь.

Да уж, Эрик всегда отличался соблюдением идеального порядка. Если у меня после нескольких часов поездки в чемодане кавардак, то у него все наоборот. Даже хочется как-то нарушить этот порядок. Сую другу очки одной рукой, а другой пытаюсь застегнуть замок. От Мойры ощущаю какой-то странную слишком большую волну удивления, но не обращаю внимания, так как замок заедает. Блин.

Эрик как ни в чем не бывало надевает аксессуар на нос, не сводя глаз с дороги, а я уже двумя руками пытаюсь не сломать чемодан друга. Да что это такое?

— Эрик?

Он смотрит на меня и, хотя я не вижу из-за очков его глаз, чувствую, что в них сверкают смешки.

— Что?

Ну спасибо, обязательно выставлять меня придурком перед Мойрой?

— Не могу закрыть, — говорю как можно спокойнее. И ощущаю от друга тихую волну эмоций, из-за которой понимаю, что он знал, что мне не получится закрыть этот замок.

Знал. Гад.

Эрик поворачивает чемодан к себе и, даже не смотря на него, с легкостью закрывает с первого раза.

Чертовый гаденыш! И зачем он это сделал?

Но я никак не успеваю выразить свое недовольство, так как мы приезжаем к тому, что осталось от отдела. И я, забыв о всем на свете, забрасываю чемодан на заднее сидение и выскакиваю наружу.

— Рейвен!

Эрик

Выхожу и следую за Чарльзом, который уже подбежал к сестре и крепко обнял. Повсюду снуют агенты ЦРУ и военные. Мутанты, уставшие после бессонной ночи и пережитых потрясений, сидят на бетонных плитах. Мне, наверное, было бы их жалко, если бы они не знали на что идут, соглашаясь пойти со мной и Чарльзом. Они увидели войну, что рано или поздно все равно увидели бы.

Когда я подхожу ближе, слышу по тону Чарльза, что он окончательно пришел в норму, не считая того, что полностью поменял свои планы насчет мутантов.

— Вас доставят домой, немедленно, — твердо и безоговорочно, как Чарльз умеет. Как, чертов, профессор. Даже я иногда сомневаюсь можно ли оспаривать его слова, сказанные в таком тоне. Но Шон меня удивляет.

— Мы не пойдем домой.

— Что? — Чарльз удивлен не меньше моего.

— Он не вернется в тюрьму, — быстро продолжает Шон, указывая на Алекса, а тот добавляет:

— Он убил Дарвина.

— Вам надо уходить отсюда. Все кончено, — Чарльз хмурится, но продолжает гнуть свое. Видимо, он уже узнал в их головах о деталях случившегося и больше не хочет подвергать их опасности. Особенно Рейвен.

— Дарвин погиб, Чарльз. Его даже нельзя похоронить, — печально говорит Рейвен, словив взгляд брата.

Они все хотят отомстить Шоу — вот что мне было нужно в них. Понимание жизни и какой-то стимул сражаться, больший чем возможность оторваться от прежней тухлой жизни. Не давая другу возможности как-нибудь срезать по корню всю настроенность ребят, я решительно говорю:

— Мы ему отомстим, — все взгляды сразу же устремляются на меня, но из всех я особенно чувствую недовольный и пристальный взгляд Чарльза.

— Эрик, на минутку, — говорит он и, не обращая внимания на ребят, отводит меня в сторону. — Они еще дети.

Ну почему, Чарльзу так важно чтобы с ними было все в порядке? Нет, я согласен, что будь такая возможность, их надо было бы отправить обратно по домам. Но не сейчас, когда Шоу сам наносит нам визиты в поисках Чарльза и Церебро. И когда у нас уже есть правильно настроенная команда, мы не можем больше тратить время на поиск новой, при том, что Церебро больше нет. И вдвоем против Шоу и его сообщников мы пойти тоже не можем — это слишком рискованно.

— Они уже не дети! — возражаю я и снимаю очки. Он должен понять. — У Шоу есть армия и нам нужна своя!

На некоторое мгновение, мне кажется, что телепат не согласится со мной. Он поворачивается лицом к мутантам и смотрит на них. Ну, пожалуйста, Чарльз, пойми меня как всегда понимал. Он обводит их пристальным взглядом.

— Надо подготовиться! Всем нам! — твердо обращается Чарльз уже ко всем. И я понимаю, что друг сделал трудное для себя решение. Все-таки он берет на себя ответственность за них. — Да?

— Да! — отвечает за всех Алекс, остальные слишком активно кивают головами. Выглядит так, словно они, как и я, думали, что телепат не поддастся никаким уговорам и оставит их на произвол судьбы.

Я не свожу с Чарльза глаз. Да и не надо этого, так как по выражению его лица я сразу смогу понять не только то, что выражают лица собеседников, но и то, что твориться в их головах, и как друг это воспринимает.

— Но здесь оставаться нельзя! — тревожно замечает Хэнк, лицо Чарльза принимает напряженно-задумчивое выражение. — Даже если отдел восстановят — это опасно… Нам некуда податься.

С секунду телепат молчит, за это время я успеваю понять, что к нему в голову пришла идея, и он ее тщательно обдумывает. Затем он спокойно и так же твердо говорит, лишая всех остальных сомнений:

— Есть куда.

Примечания:

<Феникс>

Здесь кричала бета!)

Чарльз

Мысль о том, чтобы обосноваться в моем доме, приходит неожиданно. Я так сильно был занят Шоу и поисками мутантов, что совершенно забыл, что так и не приехал домой после университета, как собирался.

По сути, этот вариант единственный и самый оптимальный. Мой особняк находится так далеко от населенных пунктов, что, даже если он взорвется, никто этого не заметит. Наше проживание будет законным, и у нас будет право делать все, что мы пожелаем, так как я его собственник. Он достаточно большой, чтобы поместить еще пятьсот мутантов, и в наличии есть пространство для Хэнка и его изобретений.

— Есть куда.

Эрик вопросительно поднимает брови, а все остальные в ожидании замирают, сконцентрировав на мне все внимание.

— В моем особняке хватит места для тренировок и нашего проживания.

Рейвен весело улыбается, хотя после бессонной ночи и встречи с Шоу, это выглядит измученно.

— Чарльз, как ты это хорошо придумал! — восклицает она, крепко обнимает и встает рядом со мной, обводя остальных взглядом, на мгновение задерживая его на Эрике, который все еще не сводит с меня глаз. По исходящим от него эмоциональным волнам, я понимаю, что его удивили мои слова, так как ему в голову не приходило, что у меня есть особняк, и легкое недовольство, но я не могу понять от чего. Но пока не буду обращать внимания — надо разобраться с тем, где мы проведем ночь, и как и когда мы поедем, а с Эриком уже потом поговорим.

— Выезжаем завтра утром, так как добираться туда мы будем пол дня. А на ночь мы остановимся в отеле.

— Чарльз, отойдем на минутку? — лицо Эрика ничего не выражает, но его настойчивая рука на моем плече и уже сильная волна недовольства говорят сами за себя.

— Да, — кидаю Эрику, и шепчу сестре на ухо: — Посади их всех в машину.

Эрик

Сначала мне приходится по душе идея Чарльза поселиться в его особняке, пока в голову не приходит одна мысль, которая сразу же вызывает сомнение о верности этого решения проблемы. А что если Шоу решиться вернуться за Чарльзом?

— Чарльз, отойдем на минутку?

— Да.

Что-то шепчет Рейвен на ухо и отходит со мной. Остальные мутанты и Мойра, организованные сестрой Чарльза, уходят к машине. Мы остаемся совершенно одни, если не считать агентов и офицеров полиции, которые все еще бродят рядом.

— Чарльз, селиться у тебя и оставаться на ночь в этом городе плохая идея.

Друг хмурится и пристально смотрит мне в глаза.

— Почему?

— Потому что, Чарльз, Шоу приходил за тобой! А значит он может вернуться и если не найдет тебя здесь, то узнает, где ты живешь, и придет к тебе домой.

— Ему это не нужно, — Чарльз не дает мне возразить и спокойно продолжает: — Шоу знает, что без Церебро я не смогу его найти, значит, я ему не страшен. А также у него есть дела поважнее, чем искать место моего проживания, он занят развязкой Третьей Мировой войны.

Пауза, которая мне совершенно не нравится — она дает понять, что друг в голове у мутантов увидел что-то ещё. Что-то, что убедило его в правдивости своих слов.

— Я больше для него не представляю угрозы.

— Почему ты так решил? Из тех, кого я знаю, ты самый сильный мутант.

Он невесело усмехается и качает головой.

— Для Шоу больше нет. Шоу пришел в отдел в каком-то шлеме и, как я понял, он блокирует мое воздействие над ним. Если он будет в этом шлеме, я буду бессилен что-либо сделать.

Слова Чарльза вызывают внутри неприятные чувства — беспокойство, беспомощность и ненависть. Эта новая проблема в виде шлема разрушает надежду на победу. Раньше Чарльз был козырем в нашей команде. Нет, даже лучше — практически единственной надеждой на победу, а теперь он теряет свою силу против главного врага. И ладно бы еще это! Церебро разрушено и мы не можем найти Шоу, а новая готова будет явно нескоро.

Друг переступает с ноги на ногу, продолжая следить за моим лицом. Скорее всего, по исходящим от меня эмоциям, которым я невольно поддался, он уже знает, о чем я подумал. Наверное, сейчас не время обсуждать эту тему, да и Чарльз, похоже, был не готов об этом говорить. Но зато теперь я верю Чарльзу: поселиться в его особняке хорошая и не такая уж рискованная идея.

Чарльз

В машине становится так тесно, что Мойра решает поехать в отель на такси. Рейвен, Алекс, Шон и Хэнк еле как умещаются сзади, я с Эриком устраиваемся впереди. С начала отъезда в салоне стоит тишина, только и слышен звук мотора. Измученных мутантов убаюкал мерный рокот, а Эрик полностью ушел в себя и обдумывает сказанные мною несколькими минутами ранее слова. Я и сам не могу выкинуть их из головы.

Я не хотел думать о шлеме и о нападении Шоу, пока не окажусь в отеле, и эти чужие воспоминания не потеряют свой эмоциональный окрас, давая мне возможность рассуждать трезво. Но друг не дал мне такой возможности. И теперь в голове крутятся картины падающих с неба агентов, ударяющихся об землю с глухим тошнотворным стуком. Среди них агент Слоутон…

Яркие образы Азазеля — красного мутанта с хвостом, то появляющегося, то растворяющегося в воздухе за спинами агентов и охраны, быстрыми движениями руки перерезающего им горла.

Пропитанные ужасом воспоминания о Риптайде, сносящего небольшим торнадо Церебро. И входящего в комнату Шоу, с кажущимся в нынешней ситуации нереальным, дружелюбным лицом. Его речь не вызывает доверия, поэтому все удивляются, когда Энджел берет Шоу за руку и уходит…

И самая мучительная для меня картина — взрыв Армандо. Шоу создает из лазерного диска Алекса сгусток энергии и заставляет Армандо его проглотить. Парень пытается адаптироваться, но энергия сильнее способностей его организма, и она разрывает его изнутри…

И его взгляд, выражение лица вызывают во мне чувство вины и утраты. Если бы я больше времени уделил этим мутантам, тогда они смогли бы постоять за себя. Или если бы я взял их с собой в Советский союз… Или остался… Нет! Тогда что-то случилось бы с Эриком, и я этого себе точно не простил!

А разве смерть Армандо ты себе простишь?

Так! Я не виноват, я не знал, что Шоу задумал напасть на отдел, я вообще ожидал, что на месте Эммы будет он! Так что я должен прекратить себя винить!

— Чарльз, ты не виноват, — Эрик, словно прочитав мои мысли, их повторяет. Он смотрит на меня в зеркало заднего вида. Остальные пассажиры уже уснули, поэтому его слов не услышали.

— Тебе ли об этом говорить? Ты мне тысячу раз повторял, что они еще дети, но я тебя не послушал! Мне следовало…

— Чарльз, заткнись! — Эрик так крепко сжимает руль, что костяшки пальцев белеют. — Ты не виноват! Да, никто не виноват! Среди нас нет мутантов, которые видят будущее! Мы не знали, что Шоу, вместо того, чтобы оказаться в России, нападет на отдел. А Дарвин умер как герой. Он сделал выбор — решил спасти предательницу, так что уважай этот выбор, и прекрати себя винить!

Эрик очень редко выходит из себя, и когда это происходит, с ним спорить совершенно не хочется. Да и прав он.

Но все равно на душе остается неприятное ощущение вины и горечь утраты.

Эрик

Наконец-то душ… После долгих перелетов и несколькочасового путешествия по Советскому Союзу, теплая вода кажется нереально нежной. Она расслабляет напряженные мышцы и позволяет усталости захватить должное ей место. Я даже не заметил, сколько сил забрали у меня эти два дня. Я не переставая думал об Чарльзе, и совершенно забыл о себе.

Опираюсь руками на стену и позволяю воде литься на спину и шею. К сожалению, задержаться в душе я не могу, так как ждет Чарльз. Наверное, стоило позволить ему идти первым. Хотя, нет. Обойдется. Это я из-за него не спал всю ночь в самолете.

Друг снова показал свою финансовую обеспеченность — снял три номера в, практически, самом дорогом отеле города. В первом номере поселились девушки, во втором — я и Чарльз, и в последнем — Шон, Хэнк и Алекс. К такой роскоши я не привык — ночи проводил в дешевых гостиницах или у девушек из бара, но не в номерах, где одна ванная стоит гостиничного номера.

Вытеревшись и обмотав полотенце вокруг бедер, выхожу из ванной и на мгновение застываю, увидев Рейвен. Она сидит рядом с братом и замолкает сразу же, как только я захожу. Ее щеки покрываются легким румянцем, и она быстро отводит глаза.

— Ладно, спокойной ночи, Чарльз, — Рейвен целует брата и быстро выходит из комнаты. Я, проводив ее взглядом, подхожу к своему чемодану. А Чарльз исчезает в ванной комнате.

Вроде ничего такого не произошло, но внутри где-то в районе груди словно разлили расплавленный воск, он застыл и чувствуется еще сохранившееся теплота, в то же время воск приятно стягивает кожу. Но я не обращаю на это никакого внимания. Рейвен сестра Чарльза и мне не хочется заводить с ней более близких отношений, чем у нас уже есть. Эти отношения могут испортить нашу дружбу с Чарльзом. Да и Хэнк явно ее интересует. И он для нее самый лучший вариант. По сравнению со мной, у ученого нет прошлого, которое может присниться только в страшных снах.

Заваливаюсь в излишне мягкую постель и закрываю глаза. Все мысли тут же отходят на второй план заменяясь сновидениями.

Чарльз

Я ужасно хочу спать, но не могу уснуть. Из головы не выходят воспоминания о нападении Шоу и о его планах на будущее. Он сумасшедший. И с каждым повторяющимся в голове воспоминании, занятом у других мутантов, я убеждаюсь в этом все больше.

— Где телепат? — вопрос обращен к человеку с красной кожей.

Шоу, похоже, совершенно не волнует, что мы с ним в одной комнате: все слышим и видим. Хотя, это и понятно, жить нам осталось недолго.

— Не здесь, — отвечает краснокожий мужчина, его хвост резко качается от недовольства.

— Это плохо. Но зато я могу снять эту штуку, — Шоу снимает шлем из какого-то серебряного металла и окидывает всех нас взглядом. — Добрый вечер! — он, черт возьми, улыбается так, словно ничего не произошло! Словно мы не стоим посреди горы трупов и обломков здания! — Меня зовут Себастьян Шоу. И я вам не причиню вреда.

Он делает несколько шагов по направлению к нам и от этого сердце до бешеной скорости ускоряет ритм.

Неожиданно, с правой стороны раздается чей-то крик, но мы не успеваем понять кто это, как Азазель — так оказалось зовут краснокожего мутанта, по приказу Шоу, телепортируется за спину человека и перерезает ему горло. Шоу же, как ни в чем ни бывало, с улыбкой на лице, продолжает:

— Друзья мои! Грядет революция! Когда люди узнают, кто мы такие, что мы можем, перед каждым из нас встанет выбор — быть рабом, или восстать! Выбор свободный, но прошу запомнить, кто не с нами, тот, по определению, против нас. Итак, либо вы с людьми, которые ненавидят и боятся вас, либо идете со мной, чтобы жить как короли… и королевы.

Я понимаю почему Энджел пошла с Шоу, но все равно ее предательство невозможно забыть и очень сложно не осуждать ее за это. Она поверила в слова Шоу, потому что ей нужны были они. Она всю жизнь мечтала о таком будущем, когда никто не насмехается над ней и не бросает презрительные взгляды. Другого ожидать от нее было бы странным.

А этот шлем… Он полностью изолирует от меня человека или только частично? Надо будет спросить у Эммы, она точно должна знать об этом. Мы должны быть готовыми ко всему. И если изолирует полностью, то надо будет найти способ снять с него шлем, только тогда мы сможем его победить, потому что любая энергия для него становится только источником силы — обычной дракой его не победишь. А мы должны победить его любой ценой!

Примечания:

<Феникс>

На сегодня хватит..

23 частей за один день — не очень-то и просто.

Чарльз

— Чарльз Ксавье… Не думал, что наша встреча состоится так скоро, — Шоу наклоняется надо мной так, что его глаза оказываются на уровне моих. Он улыбается и от этого сердце неприятно сжимается от страха. — Я даже представить не мог, что ты настолько глуп, чтобы остаться в городе после того, как я напал на отдел ЦРУ в поисках тебя.

Он сжимает мои плечи. Я пытаюсь вырваться, но это бесполезно — веревки держат меня крепко и его руки тоже. И самое ужасное я не чувствую никого. Ни Шоу, который в шлеме словно под защитой, ни людей за пределами комнаты, я не могу воспользоваться своими способностями, чтобы дать отпор! Я беспомощен, как мышь в лапах кота!

— Знаешь, Чарльз, мне бы пригодился такой сильный мутант, как ты, — он отпускает меня и садится на стул напротив, скрестив ноги. — Ты не только силен, но еще и умен. Мне нужен такой союзник, как ты. В новом мире.

Я не отвечаю, только качаю головой. Мне страшно, что я не ощущаю его присутствия — не могу почувствовать его как живого человека. В то же время меня распирает ненависть к нему. Я настолько сильную ненависть не чувствовал ни к кому и никогда. Этот сумасшедший готов уничтожить целый мир атомным взрывом, и хочет, чтобы я в этом участвовал?! Сумасшедший!

— Где они? — мой голос никак не выдает моих чувств. Может, я этому научился у Эрика, но сейчас это не имеет никакого значения. Я должен как-то выбраться отсюда и найти остальных мутантов.

Шоу расслабленно качает головой и довольно ухмыляется.

— Я тебе уже сказал, они все перешли на мою сторону. Остался только ты.

Сердце неприятно сжимается. Он лжет! Это не может быть правдой! Они не могли последовать за этим психом! Только не Рейвен! Не Эрик!

— Нет, ты лжешь! — мой голос на мгновение теряет уверенность и твердость, но я быстро беру себя в руки, если он увидит мой страх, то поймет, как близок к победе, если все сказанное им правда.

— Ну что ж, — мужчина улыбается. — Эрик!

Дверь открывается и в комнату заходит Эрик. Он не смотрит в мои глаза, но я ничего от него не ощущаю. Он словно тоже надел шлем, как у Шоу.

— Эрик? — голос охрип, но я не обращаю на это внимания. Сейчас я только могу думать о своем друге, который стоит передо мной. Который явился по первому же зову своего самого ненавистного врага. Который никак не отреагировал на свое имя из моих уст.

— Теперь ты мне веришь?

Я не обращаю внимания на слова Шоу. Почему друг на меня не смотрит?

— Эрик?

Но он продолжает стоять, уперев взгляд в пол и не обращая внимания на мои слова.

— Ну что ты молчишь, Эрик, — по-отечески ласково говорит Шоу, что вызывает к нему еще большее отвращение. — Ты можешь поговорить со своим другом.

Эрик поднимает глаза на меня, и что-то в его взгляде заставляет меня похолодеть. У него пустой — мертвый взгляд.

— Чарльз, он прав, нас ждет такой конец, — голос холоден и полон безнадежности, и я до сих пор его не чувствую! Что происходит?

— Думаю, Чарльз, ты уже понял, насколько ты беспомощен, — со злорадной улыбкой произносит Шоу, и снимает шлем. И я понимаю, почему я не чувствовал Эрика. Я не чувствую Шоу тоже. Я потерял свои способности и из-за этого мы проиграли.

Эрик

Даже когда Чарльз не читает мои мысли, я продолжаю ощущать его присутствие рядом с собой. Он словно обволакивает, частично передавая свои эмоции. И я не знаю только я ощущаю его эмоции или все рядом с ним. Но я не помню, чтобы чувствовал Чарльза так хорошо в первые дни нашего знакомства. Я даже не замечал, когда он читает мои мысли. А сейчас я словно сам получил его способности. Может, он позволяет мне, или я настолько хорошо узнал друга.

И я так сильно привык к этому ощущению, — к чувствованию Чарльза рядом, — что мне становится ужасно некомфортно, когда он неожиданно исчезает. Может, на мгновение или несколько минут, но я словно теряю часть себя. И уверенность, что с другом все в порядке. Я теряю чувство безопасности.

Чарльз

Я понимаю, что что-то не так, когда воздух начинает искажаться. Я на несколько секунд словно отключаюсь и оказываюсь в другом месте. Сначала не могу разобрать, что это за место, но после оно обретает четкость, удерживает меня все дольше и дольше, пока окончательно не забирает меня.

Я в лаборатории. С белыми стенами и ярким, слепящим светом. Вижу Эрика. Он привязан к кушетке. Между нами стоит Шоу, в его руке пистолет, и он целится в женщину, в которой я узнаю мать друга.

Эрик всеми силами пытается выбраться, осыпая Шоу проклятиями и угрозами, а тот, не обращая внимания, продолжает целится в изможденную женщину. Она не сводит глаз с сына и говорит на немецком, что все будет хорошо.

— Eins, — голос Шоу равнодушен, словно он не собирается убить невинную женщину, а обсуждает свои планы на выходные. Он смотрит на Эрика. Они до сих пор не замечают моего присутствия.

— Не смей ее трогать! — голос Эрика уже срывается, так громко и долго он кричит.

— Zwei.

Я все еще никого не чувствую, но это и не нужно, по лицу друга видно все. И он напуган до смерти. Он не хочет терять свою мать. Не хочет видеть ее смерть.

— Шоу, если с ней что-то случится, я тебя убью!

Для Шоу слова Эрика ничего не значат, он продолжает спокойно целиться в женщину, и ни один мускул не дернется на лице.

— Drei.

Я не успеваю подумать, просто бросаюсь вперед, отталкиваю женщину. Меня оглушает громкий звук выстрела. И я просыпаюсь.

На улице все еще темно. Прошло около трех часов с тех пор, как я заснул. Голова раскалывается от недосыпа, но сердце настолько быстро и сильно колотится в груди, что вряд ли получится заснуть.

Давно меня не мучили такие реалистичные кошмары.

Морщусь и нахожу взглядом Эрика. Он все еще спит. Бледный. Нахмуренные брови. Руки сжаты в кулаки.

Это так странно. Я только что был во его сне. Раньше такого не происходило. Я никогда в спящем состоянии не залезал в чьи-то головы.

В животе сворачивается узел, когда я вспоминаю сон друга. Черт, каждая ночь для него может стать очередным повторением смерти матери. Мне тоже часто снится катастрофа, в которой погибли мои родители, но это в основном составляющее из моих представлений и воспоминаний других людей. А Эрик своими глазами видел ее смерть и винит себя, что не смог никак остановить Шоу.

Голова болит очень сильно. Я потираю виски, но это никак не помогает. Поднимаюсь и иду в ванную. Может там найдутся какие-нибудь таблетки от головной боли. Конечно, что маловероятно.

Эрик

— Eins, — голос Шоу равнодушен. Он смотрит на меня, а я не могу отвести взгляда от пистолета направленного на мою мать. В груди разливаются такие сильные чувства, как страх за маму и ненависть к Шоу, что такое ощущение, что они разорвут меня изнутри.

— Не смей ее трогать! — голос срывается, но Шоу продолжает равнодушно смотреть на меня и целится.

— Zwei.

— Шоу, если с ней что-то случится, я тебя и убью!

Ноль реакции.

Нет, пожалуйста! Где мои способности, когда нужны мне как никогда?! Почему я не могу сдвинуть этот полностью железный пистолет? Не нацелить его на Шоу и выстрелить в него?

— Drei, — все внутри обрывается. Раздается выстрел…

Словно ниоткуда, сбивая с толку, появляется Чарльз. Он толкает мою маму и падает на землю вместо нее. Рядом с его головой расползается лужица крови. Она кажется слишком яркой.

— Чарльз? — произношу практически беззвучно.

Нет реакции.

Он мертв?

Слезаю с кровати и пошатываясь подхожу к нему. Как он здесь оказался? Его же не было рядом? Он спас мою мать? Оглядываюсь вокруг, но никого не замечаю. Но меня это никак не волнует. Опускаюсь на колени и протягиваю руку, чтобы дотронуться до Чарльза, но в последнее мгновение отдергиваю ее.

— Чарльз?

Глаза пустые и стеклянные. На краю лба красная кровавая рана от пули.

Он мертв! Мертв. Нет! Нет-нет-нет!

— Что ты наделал?! — слова застревают в горле, и я до боли закусываю губу.

Ты не должен был лезть! Ты не должен…

Наконец я прикасаюсь к щеке друга. Кожа ужасно холодная. Словно замораживает меня.

Прости меня, Чарльз. Прости…

Сердце словно вырвали из груди, и кровь медленно вытекает, лишая меня жизни. Лишая меня всего.

— Чарльз…

Чарльз

Видимо спросить о таблетках придется на ресепшене, хотя вряд ли они выдают. Придется сходить за ними в аптеку.

Откручиваю ручку крана, выпуская холодную воду. Подождав пока из крана потечет самая холодная, набираю ее в руки и обливаю лицо. Но добиваюсь лишь того, что руки немеют от холода, сон уходит окончательно, а головная боль остается.

Не делая резких движений, возвращаюсь в комнату и одеваюсь. Вместе с болью меня преследует неприятное ощущение утраты и горечи. С чего бы это? Опускаюсь на кровать и в мою голову неожиданной вспышкой врывается картина — Эрик сидит и прижимает меня к себе. В голове у меня рана. По щеке друга течет слеза.

Черт, вот откуда утрата и горечь — это не мои чувства, а Эрика.

Наверное, стоит его разбудить.

Я уже поднимаюсь с кровати, морщась от боли, как друг, сделав резкий судорожный вздох через нос, сам открывает глаза и смотрит на меня.

Эрик

— Доброе утро, — Чарльз сидит напротив меня на краю кровати и смотрит на меня, чуть нахмурившись. Внутри все еще так больно от потери друга, что не сразу удается поверить в его реальность.

Так, я должен взять себя в руки. Это всего лишь был очередной ужасно реалистичный кошмар!

Сажусь и окидываю комнату взглядом. Все еще темно — где-то четыре часа утра. По-хорошему нам надо бы еще спать сном младенца, но чувствую, что мне больше не получится заснуть.

— Что не спишь? — спрашиваю у Чарльза и замечаю, что он слишком бледен.

— Кошмары, — он практически шепчет и морщится.

— Ты в порядке?

Он качает головой и, промолчав несколько секунд, отвечает:

— Голова раскалывается.

Перед глазами сразу же всплывает картина из моего сна — Чарльз с простреленной головой. Но я сразу же откидываю ее. Какое совпадение. Вылезаю из кровати и начинаю одеваться, друг наблюдает за мной, но ничего не говорит.

— Таблетки выпил?

Чарльз снова морщится и качает головой.

— Их нет в номере.

— Ладно, я скоро.

И я быстро выхожу из комнаты. Поиск лекарства — хороший повод выйти и развеется. Избавиться от оставшихся после сна чувств и взять себя в руки.

Примечания:

<Феникс>

Я перегнула палку, сказав, что 23 части вполне хватит. Это неправда, и вы, возможно, увидите бету, которая бетит весь фанфик за сутки)

Чарльз

Эрик появляется через полчаса со склянкой, наполненной таблетками.

— Извини, что так долго, — кидает ее на кровать рядом со мной и заходит за барную стойку в часть комнаты, устроенную как кухня. — Не отель, а хрен поймет что!

Хоть Эрик говорит не громко, его голос все равно отдается в моей голове звенящей болью. Как во время самого худшего похмелья. И то хуже. Сажусь и беру склянку. Таблетки тихо стучат друг о друга и о стенки. Если бы не эта боль, я бы даже не заметил этого звука.

— Что так плохо? — Эрик, чуть нахмурившись от беспокойства, подходит ко мне и протягивает стакан воды. Я никак не отвечаю, лишь беру стакан и, высыпав на руку пару таблеток, закидываю их в рот и запиваю водой. Друг садится на свою кровать напротив моей и, бросив взгляд на часы, переводит его на меня.

ЭрикПолчаса назад

Быстро сбегаю вниз по ступенькам и направляюсь к ресепшену. Внутри все еще ощущается неприятный осадок после сна, поэтому, когда я вижу, что за стойкой никого нет, во мне поднимается волна раздражения. Подхожу к стойке и нервно постукиваю по ней пальцами. И где работники? Еще и элитным отелем себя считают. Но дожидаться их я не могу. Обвожу холл глазами и кроме поклёвывающего носом охранника никого не вижу.

Ну и черт с ними! Подхожу к охраннику. Когда я оказываюсь в его поле зрения, он вздрагивает, поднимает на меня глаза и весь собирается, делая вид блюдущего за всем стража порядка.

Ну да.

— С добрым утром. Подскажешь, где ближайшая аптека?

Охранник бросает быстрый взгляд в сторону ресепшена. Сжимает руки в кулаки, разжимает и, выдержав короткую паузу, вежливо отвечает чуть сиплым голосом.

— Как выйдете, поверните направо, пройдите четыре квартала… поверните налево и через несколько ярдов ее увидите.

— Спасибо.

Будем надеяться, что в это время она работает.

ЧарльзСейчас

— И часто у тебя такие головные боли? — как бы невзначай спрашивает Эрик, не сводя с меня своего пристального изучающего взгляда.

Качаю головой.

Чем легче мне становится, тем лучше я воспринимаю мир и Эрика в том числе. И замечаю, что он чуть закрылся, словно пытается от меня что-то скрыть. Вот это уже интересно. Что такого могло случиться в отеле, что друг вернулся не в самом лучшем расположении духа?

Но из-за своего обещания я не могу ничего узнать. Поэтому приходится продолжать разговор:

— Видимо, переволновался за эти два дня.

— Видимо… — Эрик быстро скользит по мне взглядом, словно оценивая мое состояние. — Может кофе? Недалеко есть круглосуточное кафе.

— Да. Хорошая идея.

Боль утихает, а окончательно пройдет только через несколько минут, и как раз к тому времени, как мы доберемся до кафе, она должна будет окончательно пройти.

— Отлично! — Эрик вскакивает с кровати и, дождавшись меня, выходит из номера.

ЭрикДвадцать минут назад

Аптеки нет. Я в точности прошел по указанному маршруту, но ее не вижу.

Черт!

Неужели этот сонный охранник ошибся? И как назло улицы пустые. Пройдя еще несколько ярдов, останавливаюсь. Смысла идти в том же направлении уже нет. Охранник, явно, что-то напутал.

Черт! Лучше никому сейчас не попадаться на моем пути, иначе я за себя не отвечаю. Это что такое? Как можно было указать дорогу, не зная точного направления?!

Меня так и распирает от злости. Я резко разворачиваюсь и широкими шагами направляюсь обратно. Если не знал, надо было так и сказать, а не придумывать невесть что! Просто бесполезная трата времени!

Только, когда я добираюсь до отеля, мне удается немного успокоиться — ну ошибся, с кем не бывает. Но это ненадолго. Дверь заперта.

ЧарльзСейчас

Предложение Эрика о походе в кафе оказалось как раз кстати. Головная боль уже полностью прошла, и, кроме неприятной тяжести, меня больше ничего не беспокоит. И аппетит проснулся.

Официантка не особо удивилась нашему раннему визиту. Она с интересом оглядывает Эрика и диктует блюда, которые можно сейчас заказать.

— Только кофе, — равнодушно бросает друг, даже не взглянув на девушку. Она, немного криво улыбнувшись, сделав про себя заметку на его счет, поворачивается ко мне. У нее удивительной красоты глаза и… Но сейчас не об этом.

— Кофе и, пожалуй, «Английский завтрак», — улыбаюсь ей, и она, мило улыбнувшись в ответ и бросив на Эрика еще один мимолетный взгляд, уходит.

Друг замечает, что я провожаю ее глазами, и усмехается, но никак не комментирует. Но его усмешки хватает.

— Что?

— Ничего, — Эрик пережидает, пока вновь подошедшая девушка нальет нам кофе и уйдет, и продолжает: — Я думал тебя Мойра интересует.

Неужели это так очевидно?

— Очень проницательно. Но если ты намекаешь на Энн, то она «интересуется» тобой.

— Энн? — Эрик хмурится, а я невозмутимо делаю глоток.

— Официантка.

Друг усмехается.

— Ты уже имя выведал.

— Не сложно было.

Он качает головой и проведя по девушке оценивающим взглядом и, встретившись с ней глазами, равнодушно отводит.

— Не в моем вкусе.

Ну, конечно. Ладно. Все равно на это сейчас нет времени.

ЭрикДвадцать минут назад

Ну это уже ни в какие рамки! Стучу, но никто не открывает. После второго раза результат остается прежним. Черт! Что с этим отелем не так?!

А знаете, пошли вы…!

Замок снаружи закрыт железным ключом, который оставлен в замке, поэтому мне ничего не стоит открыть им дверь и войти. В холле до сих пор пусто, только теперь еще и охраны нет.

Не отель, а бардак какой-то! Не помню ни одного раза, когда в дешевых гостиницах, где я был частым гостем, случалась похожая ситуация. Неужели у них никогда клиенты не вставали раньше пяти? Дурдом!

Спросить об аптеке мне больше не у кого, поэтому я решаю, что имею право на некоторое сумасбродство. Подхожу к двери с табличкой «Только для персонала» и убедившись, что там никого нет, захожу.

Передо мною длинный коридор с проходами и дверьми, обозначенными табличками.

Где чаще всего хранят аптечки? Может, здесь есть медицинский пункт? Хотя, у меня нет времени на поиски нужного кабинета, в любое время кто-нибудь из персонала может выйти и меня увидеть. А проблемы нам сейчас не нужны — Шоу хватает.

А вот и склад. Он заперт, но меня это нисколько не волнует. Без особых усилий взламываю замок и вхожу. Скорее всего, где-то здесь должна быть аптечка. Или хотя бы часть ее содержимого. И я оказался прав. Достав не начатую склянку с аспирином, выхожу и замираю. Внутри появляется практически мальчишеское желание проучить охрану. Одна взломанная дверь ничего не даст. А если это будут все?

Нахожу все железные замки от дверей на первом этаже и привожу их в негодное состояние. Пусть помучаются в поисках преступника. И уже с усмешкой на лице выхожу в холл и взбегаю наверх. Я так и остался незамеченным.

Сейчас

— Не в моем вкусе.

Чарльз только лишь приподнимает брови и через мгновение как будто забывает об официантке. Помешивая ложечкой кофе, хмурится и обдумывает что-то свое. Пока не буду ему мешать. Уже по своему опыту знаю, что если друга что-то беспокоит, пока он об этом размышляет, лучше не мешать. Он сам начнет разговор. И скорее всего, он будет по существу.

Пока он думает, я наблюдаю за Энн. Она стоит и что-то пишет в блокноте время от времени перекидываясь парочкой слов с поваром за дверью. Она в моем вкусе, но только по внешним признакам. Красива и сексуальна, но она никогда не смогла бы понять меня, а я ее. Я никогда не заводил длительных отношений с девушками, так как не знал, что есть еще мутанты кроме меня. Не знал, что есть девушки, которые смогут понять меня и не испугаться, узнав о моих способностях. И теперь, я решил, что не буду связываться с обычными девушками. Мне нужен мутант, та, что сможет понять и поддержать меня.

Энн приносит тарелку с едой для Чарльза и с кокетливой улыбкой подливает мне кофе, но я не обращаю на это внимания, только благодарю за напиток. Она уходит, и, наконец, друг, словно и не заметив принесенного блюда, созревает для разговора.

— Эрик, я думаю, что мутантам надо не только научится пользоваться своими способностями, но и драться тоже.

ЧарльзСорок минут назад

Эрик так быстро уходит, что я начинаю подозревать, что он сбежал. Может, не хотел, чтобы я чувствовал его эмоции после сна. Все-таки он не любит их выражать и показывать другим.

В голове снова всплывает сон Эрика, а потом и мой.

«Думаю, Чарльз, ты уже понял на сколько ты беспомощен».

Конечно, это был просто сон, но в чем-то тот Шоу был прав. Если я не могу использовать свои способности против него, то я бесполезен. Беспомощен.

Да, нам стоит найти другую возможность победы над Шоу. Если обучить мутантов, они будут хорошим войском. Но нельзя забывать, что у противника тоже есть войско. Даже, более опытное. Сколько всего они повидали и в скольких боях участвовали, сколькие жизни забрали.

Сейчас более-менее достойным противником для Шоу и его команды можно считать только Эрика. Он не только контролирует свои способности, но и хороший боец, что не скажешь ни о мне, ни о других мутантах. Мы толком даже драться не умеем. Я даже не помню, когда последний раз участвовал в чем-то подобном. Ну только если… хотя это не считается.

Значит, чтобы стать достойными противниками, нам надо не только научится более эффективно использовать свои способности, но и тому, чтобы отбиться без их помощи. И, надеюсь, Эрик в этом нам поможет.

Сейчас

— Эрик, я думаю, что мутантам надо не только научиться пользоваться своими способностями, но и драться тоже.

— Да, хорошая идея, — Эрик не понял моего намека. Интересно, как он отреагирует, когда узнает, что я хочу, чтобы он стал нашим тренером.

— Я подумал, что ты нас научишь.

Эрик замирает. На лице никакой реакции, только ощущаются скрытое удивление и активная деятельность мозга.

Мне показалось, это решение самым логичным. Ведь, драться нас может научить только он.

— Эрик?

Он медленно делает глоток кофе и затем обыденным тоном отвечает:

— Да, пожалуй, это тоже хорошая идея.

Примечания:

<Феникс>

Ауч, ну и весело же быть телепатом...

Эрик

Мы снова в кузове, только сейчас рядом со мною и Чарльзом вместо агентов ЦРУ сидят остальные мутанты. Чарльз решил, что лучше, если к его особняку нас отвезет уже «сто лет» знакомый ему дальнобойщик. Сколько Чарльз себя помнит, Эд возил продукты и вещи, в которых его семья нуждалась. И нам пришлось доверится телепату. Не в первый раз, впрочем.

Хэнк вместе с Рейвен устроились на скамейках справа, так близко друг другу, что у меня уже появилось желание оставить их наедине. Шон и Алекс — с другой стороны. Они о чем-то тихо перешептываются, но меня не особо интересует, о чем именно. Все, о чем я только могу думать — это наш с Чарльзом разговор с Эммой перед поездкой.

В кафе телепат мне подробно описал, что произошло в отделе, пока мы были в России. А заодно и выложил про шлем все, что про него думает. Доказательством его предположений являлось только то, что он увидел в головах других, перепуганных до смерти, мутантов. Поэтому мы решили, что, пока остальные еще не проснулись и не позавтракали, надо сходить к Эмме и узнать, что это за шлем, и что он может делать.

«Шлем? — презрительная усмешка и немного высокомерный взгляд в сторону Чарльза. — Он полностью блокирует телепатов. И, кстати, он не из металла.»

И это единственная путная информация, что мы из нее вытянули. Она не знает ни о дальнейших планах Шоу, ни где именно сейчас он находится — его подводная лодка никогда надолго не задерживается на одном месте, поэтому найти его будет затруднительно, особенно, без Церебро. С ней мы хотя бы могли найти членов его команды, несмотря на то, что сам Шоу недоступен.

Теперь я уже окончательно понимаю почему Чарльз сказал, что нашей команде надо будет научится драться. Он знает, что ему не получится остановить Шоу еще в начале сражения, а после уже остальных. Видимо, нам долго придется биться с Шоу, чтобы обезвредить его, а остальным членам нашего «мутантского отдела» придется в это время разбираться с союзниками Шоу.

Разговор с Эммой только еще больше убедил Чарльза, что если мы не подготовим нашу команду, то у нас не будет никаких шансов победить. И я с ним согласен. Раньше я думал, что хватит только меня с другом, но теперь после появления этого шлема, я рад, что мы потратили столько времени на поиски мутантов. Если мы обучим их пользоваться своими способностями и драться, то они смогут оказаться достойными противниками.

Провожу взглядом по мутантам. Я пытаюсь не обращать внимания на бросающуюся в глаза их юность. Желание Чарльза разослать их по домам не удивительно. Они слишком молодые. Они пока не готовы выступить против Шоу. Но у нас нет другого выхода. Либо мы используем все силы, которые у нас есть, и получаем шанс на победу, либо нет никакого смысла идти против Шоу.

Чарльз

Я знаю, что творится в каждой голове, кроме Рейвен и Эрика. Но все равно по исходящим от них эмоциям догадываюсь, о чем они думают.

Шон и Алекс сейчас всеми силами пытаются отвлечься от воспоминаний недавних событий. Они продолжают, еще вчера ночью начатый разговор о своем прошлом. Видимо, события в отделе и единая цель — месть Шоу — сблизили их.

Рейвен вместе с Хэнком всеми возможными способами наслаждаются обществом друг друга. Я уже давно заметил, что сестра влюбилась в парня. Но иногда я все же сомневаюсь — влюбилась ли? Ей определенно нравится ученый. Но иногда такое ощущение, что Хэнком она пытается восполнить что-то внутри себя. Но разбираться в этом у меня постоянно не было времени, как и сейчас. Только сейчас дело не во времени, а в других мыслях, постоянно занимающих пространство в моей голове и мешающих отвлечься. Но все же я ощущаю, что между Рейвен и Хэнком висят воспоминания о вчерашних событиях, и они мешают им полностью насладиться обществом друг друга.

Вообще, между всеми нами висит недосказанность. У всех в головах есть что-то такое, что он не хочет говорить остальным, какие-нибудь эмоции или слова. Ведь мы не настолько близки, чтобы оголяться перед другими. Даже я грешу этим, как и Эрик. Мы никому пока еще не рассказали о результате визита Эммы — не рассказали о шлеме и о том, как сильно он уменьшает наши шансы на победу.

Вот, что сейчас занимает наши с другом головы — шлем.

* * *

Наконец, мы останавливаемся. Меня, как и остальных, уже замучила эта бесконечная тряска по сельской неровной дороге. Хочется размять ноги, разогнать кровь и наконец-то снова почувствовать до боли знакомый свежий воздух, который наполняет легкие, освежает голову. И увидеть зеленые просторы.

Дом. Наконец-то мы дома. Я и не догадывался насколько сильно соскучился по этому огромному и пустому особняку. Я пытался его забыть, так как он наполнился могильной тишиной, после смерти моих родителей. Но сейчас у меня есть возможность заполнить его голосами, движением — жизнью.

Теперь у этого старого здания появится второй шанс. Ведь после смерти моих родителей, у меня не было никакого желания надолго оставаться в нем. Может, зайти пару раз, проверить состояние, вспомнить прошлое, но никак не оставаться в нем надолго — сильно много боли он хранит в себе.

Но и хорошее тоже. Да, хорошее тоже, поэтому я даю ему второй шанс.

Эрик

Когда Чарльз сказал, что мы поедем в его особняк, я не ожидал, что он будет настолько большим. Это не особняк, а почти что дворец! Его архитектура выполнена в английском стиле. Три этажа, и это если не считать выступающих башен. А перед домом расстилается огромный чуть заброшенный, но ухоженный сад.

Конечно, Чарльз предупредил, что он большой. Но не на столько же! Вроде после всех случаев, когда друг показывал свою состоятельность, я должен был перестать удивляться, но все равно это строение сильно удивляет меня своими размером и роскошью.

Замечаю, что остальные мутанты, тоже порядком восхищены.

— Это ваш? — спрашивает Шон, задрав голову.

Чарльз улыбается и качает головой.

— Нет, он наш.

После его слов внутри поднимаются противоречивые чувства, но я сразу же их затыкаю. Усмехаюсь уголком рта.

— Знаешь, Чарльз. Не понимаю, как ты выжил в таких тяжелых условиях?

Мы встречаемся глазами, и я понимаю, что все-таки не стоило этого говорить. Может, детство Чарльза не сравнимо с моим, но все же оно не было самым лучшим. «Встреча с Рейвен не дала мне сойти с ума от одиночества…» — он прав, одиночество может свести с ума. Особенно в таком огромном доме, и когда ты ребенок.

Вместо Чарльза отвечает Рейвен, она подходит к брату и обнимает его за плечи:

— Я смягчала ему эти тяжелые условия.

Телепат в ответ только целует сестру в висок. Видимо, Чарльз говорил более чем серьезно о том, что не смог бы жить без сестры. Тогда не удивительно, что они так близки. Столько лет провести вместе, практически наедине друг с другом. Волей-неволей, это связывает.

Но тогда вопрос, который давно не выходит из моей головы, обретает еще большую силу — почему Чарльз не дает Рейвен раскрыть свой потенциал? Почему даже после того, как она оказалась дома, она не меняет своего внешний вид на естественный — на свой? Но этот вопрос так и остается только в моей голове.

— Идемте, я все покажу, — говорит Рейвен и идет вперед, мы идем следом.

Примечания:

<Феникс>

Здесь калякала бета.

Чарльз

Пыль взметается вверх и плывет по воздуху белыми точками в лучах солнца. Шон чихает, потирает нос и продолжает сдирать с мебели белые куски ткани, в то время, как я отодвигаю гардины и открываю окна. Это уже вторая комната за которую мы с Шоном беремся убираться.

Свежий воздух врывается в комнату, принося прохладу и унося ощущение неуютности и отчужденности.

Пока меня с Рейвен не было, за домом приглядывал Карл — пожилой мужчина, который живет в лесной сторожке неподалеку. Они с отцом дружили, и отец всегда полагался на него. Например, если надо было посидеть со мной, когда никого не было поблизости, или принести дичь. Поэтому я тоже доверился ему, попросив присмотреть за особняком во время моего отсутствия. Он был готов это сделать совершенно бесплатно — по старой дружбе, но я отказался. Карл уже в возрасте, поэтому я назначил ему денежное обеспечение до самой смерти. И не только потому, что старик дружил с отцом — я узнал его лучше, и его преданность меня поразила. Карл горевал после смерти моих родителей и оказывается приглядывал за мной, хотя я этого не заметил, так как был углублен в себя.

— Профессор, я могу взять себе комнату с таким же огромным окном?

Профессор?

Сдираю ткань с кресла и смотрю на Шона. Он уставился в окно круглыми от восхищения глазами, и что-то в его профиле, да и, наверное, во всем виде заставляет сердце неприятно сжаться. Совсем еще мальчик…

Так, я должен перестать об этом думать, мы не можем поступить по-другому.

— Да, выбирай любую, которая приглядится.

— Куть! — Шон улыбается и словно светится изнутри, а в голове мелькает: «Скоро он кардинально изменится». Но это только мелькает.

Дальнейшая уборка проходит под яркие эмоциональные волны, исходящие от парня и его активно работающий мозг. Читать Шона мне совершенно не хочется, так как настроение и так уже на нуле.

Эрик

Алекс не из болтливых, поэтому я рад, что именно он мне достался в напарники для уборки комнат. Уверен, Шон вывел бы меня из себя еще на первой комнате.

Чарльз предложил занять пока только первый этаж, так как его за глаза хватит нашей группе из семи человек. Мы не возражали. И хорошо, что так. Потому что убирать весь дом нам заняло бы неделю. Хэнка отправили в противоположную часть дома, так как где-то там находится огромное помещение, которое он сможет на время превратить в свою лабораторию. Чарльз с Шоном также, как и мы, убирают комнаты. А Рейвен и Мойра отправились на кухню придумывать обед.

Чем дольше я нахожусь в этом доме, тем больше он мне кажется холодным и отчужденным. Он обустроен со вкусом и даже уютно, но почему-то я не могу почувствовать себя здесь, как дома.

Может, потому что у тебя его никогда не было? Кроме…

Замолкни.

А еще я не могу представить среди всей этой роскоши и равнодушия Чарльза. Почему-то мне кажется, что в таком доме не может вырасти такой человек, как мой друг — как этот наивный, добрый, внимательный и чуткий Чарльз. А почему я так уверен? Не знаю. Но разве это не так?

Похоже, телепат всегда отличался от обычных людей. И не только мутацией.

— Вы же с Профессором от нас что-то скрываете? — больше утверждение, чем вопрос. Алекс продолжает спокойно убираться, словно ничего не говорил.

Видимо, жизнь его, все-таки, чему-то научила. И прозвище Чарльза прочно закрепилось за ним.

— Да. Пока.

Его удивляет мой искренний ответ. Он на мгновение замирает и смотрит на меня изучающе.

— Почему?

Похоже, зря я решил, что он не болтливей Шона.

— Всему свое время.

Он меня понимает, и замолкает уже до конца уборки.

Чарльз

Никогда не думал, что уборка помещений может забирать столько энергии. Честно говоря, я никогда нигде не убирался — для этого мама нанимала горничных, нянь и другого вида прислугу. Поэтому я ни разу не пробовал заниматься такой работой. Даже в университете, пока я учился, Рейвен приводила в порядок квартиру, которую мы снимали.

Сейчас я не могу нанять никакую прислугу, даже на время. Это будет сильно рискованно. Конечно, я мог бы стереть им память, если они что-то увидят. Но, все равно, я пока не могу так рисковать. Может, позже. Повар нам точно понадобится.

Когда комнаты приведены в порядок, мы с Шоном выходим из комнаты и в коридоре сталкиваемся с Эриком и Алексом. Эрик окидывает нас взглядом и усмехается. Представляю, как я выгляжу со стороны. Волосы в беспорядке, лицо пылает, а одежда вся в пыли. Он уже открывает рот, чтобы как-нибудь меня шутливо подколоть, но я его опережаю.

— Лучше молчи.

Он закрывает рот, но все же продолжает насмешливо на меня поглядывать.

В это время, неожиданно, замечаю, что Алекс и Шон оба удивлены. А удивлены они резким изменением нашего поведения. С Алексом Эрик постоянно молчал, перекинулись они всего парочкой слов, про улыбки даже и думать не приходилось. Я с Шоном тоже помалкивал и, по мнению парня, практически не улыбался. А сейчас…

Интересно, конечно, посмотреть на себя со стороны, особенно, если не намеревался заранее этого делать. Я бы даже не заметил, как сильно мы с Эриком меняемся, стоит нам оказаться рядом, если бы не способность к телепатии. Ну, ладно, об этом сейчас думать некогда.

— Скоро будет готов обед, поэтому я предлагаю, сначала поесть. Затем, пусть каждый выберет себе комнату, а после уже устроим общее совещание.

Так и слышу от Эрика, даже не читая его мыслей, как он мысленно спрашивает меня: «Совещание?» Брови иронично приподняты, а в глазах продолжают плясать смешинки. Ну, а что? Нормальное слово. И только Эрик, кстати, к нему придрался. Алекс и Шон вообще не обратили на него внимания.

Эрик

Мы подходим к дверям кухни. Нас уже окутывают приятные запахи только что приготовленной еды. Парни в какой-то момент обогнали нас и уже зашли в кухню. Но Чарльз останавливается перед зеркалом и пытается привести себя в более-менее приличный вид.

Точно, там же Мойра.

— Не смейся, — строго говорит он, встретившись со мной взглядом через зеркало. Его старания не приносят никакого результата.

— Я не смеюсь.

— Не забывай, Эрик, я телепат.

Ну, тогда ладно, можно позволить себе открыто посмеяться. Не могу поверить, но, по-моему, у него даже паутина в волосах застряла! Я смеюсь, словив при этом притворно-недовольный взгляд друга. Он локтем несильно толкает меня, но это меня не останавливает.

— Нет, Чарльз, ладно еще все были такие чумазые… Но такой только ты один.

Он бросает попытки хоть как-то привести себя в порядок и наконец смеется вместе со мной.

Примечания:

<Феникс>

Эх...Не хочется вспоминать события до ДМБ..

Чарльз

После собрания чувствую себя, как выжатый лимон. Мы с Эриком рассказали всем про шлем и про то, что из-за него придется выкладываться на полную катушку, так как я практически выбываю из игры. Именно в такие моменты я, иногда, жалею, что могу чувствовать людей вокруг себя так же хорошо, как самого себя. Их чувства проходили сквозь меня, оставляя после себя неприятный осадок — страх, беспомощность, надежда, неуверенность, беспокойство и другие наседающие на душу чувства. Если бы не спокойствие Эрика рядом, за которое мне удалось зацепиться, я, наверное, сдался бы. Сказал бы, что рисковать не надо, и что мы найдем других, более подготовленных мутантов.

Но я не мог этого сделать. Я знаю, что каждая секунда на счету, а поиски новых мутантов займут очень много времени. Поэтому я всеми силами пытался отгородиться от чужих чувств и схватиться за невозмутимое и готовое к любым обстоятельствам спокойствие Эрика, и держать лицо уверенным.

Под конец совещания мы решили, как будут проходить занятия у мутантов со мной и с Эриком. Пока я работаю с одним и его способностями, Эрик обучает остальных самообороне. От обучения освобождаются Мойра, Рейвен и частично Хэнк. Рейвен хотела возразить, но я ей не дал. Я не отпущу ее драться с Шоу. Я не могу позволить, чтобы с ней что-то случилось…

И вот, когда все наконец-то уходят, я позволяю себе расслабиться. Утренняя головная боль вернулась, легко надавливая на виски. А также усталость дает о себе знать. Но я знаю, что это напряжение после совещания не даст мне уснуть. Поэтому я быстро поднимаюсь по лестнице и пробираюсь на крышу через чердак. Мы часто с Рейвен здесь сидели до того, как я поступил в университет, и смотрели на закат.

Последние лучи солнца ползают по крыше оставляя на ней красные отблески. Вдыхаю свежий вечерний воздух полной грудью. Как хорошо, иногда, находится в тишине. Только так я могу прочистить себе мозги. Конечно, я отсюда ощущаю остальных мутантов, но не так хорошо, как в самом доме.

Хочется только настолько сильно успокоить свой мозг, чтобы стать практически обычным человеком, не слышать остальных людей даже за несколько футов от тебя. Но для этого нужно достигнуть полного спокойствия — ничто не должно беспокоить меня ни внутри ни снаружи.

Иногда, если меня что-то сильно беспокоит, и я практически полностью теряю контроль над своими чувствами, то я одновременно перестаю контролировать и мозг. Тогда его заполняют голоса и эмоции, даже те, которые я не хочу слышать или знать.

Один человек — как постоянно работающее радио, с постоянно меняющимся волнами, и можно его настроить так, как тебе удобно и слышать только то, что тебе надо, либо потерять контроль и слышать все. А меня чаще всего окружает больше, чем один человек. Да и телепатия с каждым годом становится все сильнее и сильнее. Когда-нибудь, стоит мне потерять контроль, я буду слышать всех, или почти всех.

Но самое неприятное то, что в зависимости от настроения я могу улавливать от остальных людей только отрицательные или положительные чувства. Когда я потерял родителей, я чувствовал только боль, которую переносят люди. Не видел их радости или удовольствия, только пустоту, утрату, горе или другие чувства, которые еще больше увеличивали мою депрессию. И если бы не Рейвен, я так и остался бы разбитым и сломленным. Просто, сошел бы с ума.

Эрик

Я потерял связь с Чарльзом. Я, всегда, даже когда он спит, чувствую его рядом, а сейчас… Теперь я не могу избавиться от чувства тревоги и… одиночества?

Бред! Ну, бывает же такое, что телепат отключает вечный контроль за своим другом.

Лежу, уставившись в камин.

Я настолько сильно привык постоянно чувствовать Чарльза рядом, что это стало практически частью меня. Это как постоянно носить очки, а затем их снять. Без них ужасно неудобно, даже если ты все довольно-таки хорошо видишь. Постоянно хочется их поправить или найти и надеть. Так и сейчас, хочется нащупать Чарльза и вернуть его близость, но она исчезла. И надо как-то без нее справляться. Не будить же друга, чтобы сказать ему, что мне неудобно без его постоянного присутствия рядом?

Усмехаюсь и ложусь на спину. Закрываю глаза.

Надо же было привыкнуть к тому, что кто-то постоянно вторгается в твое личное пространство. Но, странно, когда это делает Чарльз, это даже приятно. Он не вторгнулся, я его пустил. И в этом, наверное, вся разница.

Да, что я об этом думаю?! Спать надо.

Чарльз

Я за последние дни, уже забыл об этом чувстве — чувстве безграничного умиротворения. Ветерок обвевает мое лицо прохладой и свежестью. Солнце село, и проявляются редкие звёзды, но небо все еще продолжает оставаться светлым. Тихо и спокойно. Сейчас даже Шоу не кажется таким страшным. Все отступило на задний план и остался только я, наступающая ночь и вечерняя тишина. Я в волшебном Мирке, который можно получить только на ограниченное время.

Не знаю, сколько прошло времени, может, час, может, два, а может, вообще несколько минут, но в мой Мирок проскальзывает родной эмоциональный фон Рейвен. Она подходит ко мне и садится рядом. Она не могла уснуть из-за заполнивших ее мозг тревожных мыслей, да и нападение Шоу и его приспешников на отдел тоже дают о себе знать. Обнимаю ее, впуская в свой Мир. Она кладет голову на мое плечо и расслабляется.

Я знаю очень мало людей, которых можно пустить так близко к себе. Так, чтобы они чувствовали тебя так же, как и ты их. Такие люди начинают гармонировать с тобой. Понимать тебя. Чувствовать то же что и ты и добавлять собственные чувства так, что они сплетаются с твоими и становятся крепче. Пока в этот круг входят только Рейвен и Эрик. Конечно, с Эриком сложнее, потому что он чаще всего закрывается, может со мною не наглухо, но все равно закрывается. Это его инстинкт, который он уже практически не контролирует. Так он защищается от боли, которую могут причинить другие люди. А с Рейвен все просто. Нам не надо ни о чем говорить — мы с ней очень легко можем настроится на одну волну. Мы выросли вместе и знаем друг о друге все. Практически все — мне же нельзя лезть в ее голову. Но вполне достаточно знать, что она чувствует.

Как я соскучился по таким вечерам с сестрой! С ней всегда легче было переносить все невзгоды. Но последнее время мы стали видеться реже.

В голове всплывает то время в самолете и в России, которое я провел в страхе, что Рейвен убита. Я не мог ни о чем другом думать, кроме как о ней.

Сердце сжимается, и я крепче прижимаю к себе сестру. Я не смогу ее потерять. Я просто не выдержу этого.

Эрик

— Eins, — Шоу с невозмутимым лицом сидит за письменным столом, смотрит на меня и целится из пистолета в маму. Я стою и всеми силами пытаюсь сдвинуть монетку со стола, чтобы предотвратить выстрел. Но ничего не выходит!

Я не знаю, как мне получилось несколько часов назад согнуть железные ворота. Это вышло как-то само собой, и я не знаю, как это повторить. Как спасти маму.

— Alles wird gut⁽¹⁾, — говорит мама.

Как она могла такое говорить?! Она же знала, что у меня ничего не получится, и Шоу убьет ее!

Сердце ускоряет ход. Оно набатом стучит в ушах, сопровождая слова Шоу:

— Zwei.

Я пытаюсь сдвинуть монету, которая не слушается меня. Она лежит. А мама повторяет дрожащим голосом.

— Alles wird gut.

Ну, давай! Я весь напрягаюсь, пытаюсь вложить все силы на то, чтобы эта чертова монета хотя бы на дюйм сдвинулась. Но она лежит. Я ее даже не чувствую по сравнению с воротами.

— Drei, — последнюю цифру Шоу сопровождает выстрелом.

Звук кажется оглушительно громким. Он словно проходит сквозь меня, заставляя меня содрогнуться всем телом. Сердце замирает. Я перестаю дышать

Медленно поворачиваю голову и вижу, что моя мать мертва. Она лежит на полу. На лбу рана от пули. Глаза открыты, но уже ничего не видят.

Она мертва… Мертва.

Я чувствую такую невыносимую боль в груди, что, кажется, она разрывает меня изнутри. Она заполняет меня целиком и переливается в ярость и ненависть. Они переполняют меня, и я поддаюсь им — крушу все железо, что неожиданно стал чувствовать. Но это не помогает, боль остается…

Я просыпаюсь.

Рубашка от пота прилипла к телу. Щеки мокрые от слез, быстро их вытираю. Только во сне я не могу контролировать чувства. Они словно, накопившись за весь день, наваливаются на меня кошмарами во снах.

Надо взять себя в руки. Это чувство боли только делает меня слабее. А мне этого не надо, если я хочу отомстить Шоу за все, что он мне и со мной сделал. А я отомщу, чтобы мне это не стоило. Он забрал у меня все, а я заберу у него жизнь.

Я уже давно не могу простить себя за то, что не убил его еще тогда в кабинете. Я не знаю, почему не сделал этого, ведь солдат я убил, а его даже не тронул. А убил мою мать именно Шоу. Ярость тогда ослепила меня, и я просто вообще не думал о том, что делаю. Я выплескивал свои чувства, до полного бессилия. А когда понял, что мне надо убить Шоу, его уже не было рядом. Он потерял ко мне весь свой научный интерес и бросил с горой ученых, которые всячески издевались надо мной…

Не к чему сейчас думать об этом. Эту ненависть надо сохранить для предстоящей битвы с Шоу.

Умываюсь, переодеваюсь, заправляю кровать и ложусь на нее сверху. Мне удается взять себя в руки, и я закрываю глаза. Надо еще поспать, завтра я должен быть в хорошей форме…

Только сейчас я замечаю, что все еще не чувствую Чарльза. Иногда, когда я просыпался от кошмаров, ощущение близости друга помогало быстрее взять себя в руки и почувствовать себя в безопасности, а сейчас я словно снова оказался одиноким мутантом, который ищет своего создателя, чтобы убить его. Который, каждый раз просыпаясь от кошмаров, говорил себе, что они пройдут, стоит ему только убить Шоу.

Проходят несколько долгих минут, которые я потратил на то, чтобы привести мозг в более-менее сонное состояние, и меня снова обволакивает присутствие Чарльза. И вместе с ним его спокойствие и умиротворенность. Я хватаюсь за эти чувства, пытаясь впитать их в себя. Не знаю, где все это время пропадал друг, но я рад, что он вернулся — мне сразу удается полностью расслабиться и уснуть.

Примечания:

<Феникс>

Здесь умилялась бета)

1) Все будет хорошо

Вернуться к тексту

Эрик

После завтрака Чарльз решил начать обучение с Алекса, а мне остались Шон и Хэнк. Телепат где-то отыскал одинаковые серые спортивные костюмы мне, себе и парням. Мне интересно, чего у него дома нет? Он даже про бункер упомянул! Бункер!

Он выделил нам пустой зал, который мы предварительно убрали и проветрили. И теперь я стою перед двумя мальцами, которые в жизни никого толком не били. Я, наверное, выгляжу слишком строго, потому что они нервничают.

Ну, и на что Чарльз надеялся, когда предложил мне учить их драться? Из меня никак не выйдет нормальный тренер. Что мне говорить этим не знающим жизни младенцам.

Шон чешет веснушчатый нос, при этом не сводя с меня внимательного и чуть смущенного взгляда. Хэнк переступает с ноги на ногу. Он перестал меня бояться, но продолжает относиться ко мне с отстраненностью.

Просто учи их тому, что знаешь и умеешь, хотя бы отчасти. Если они будут плохими бойцами, то у тебя не будет шансов победить Шоу.

Я начинаю говорить:

— Когда вы выступите против Шоу и его сообщников, битва будет не на жизнь, а на смерть. Они вас жалеть не будут, и, как только вы дадите слабину, вас сразу же убьют, — мои слова их пугают. Но я не собираюсь с ними сюсюкаться, они должны быть готовы ко всему, что их ждет. — Вам надо научится использовать все ваши преимущества, все ваши способности в битве. Иначе, вы умрете.

Чарльз

У Алекса самые сильные способности из всех собранных нами мутантов, но он также хуже всех ими управляет. Поэтому я взял его первым на обучение.

Я еще точно не решил, как буду учить его, но начало положить стоит. Прихватив один манекен из маминой мастерской (она была модельером), предварительно с ним попрощавшись, так как ему предназначено быть мишенью, мы спускаемся в бункер. Он небольшой. Изнутри похож на ангар — размером и своей схожестью на лежащую на боку половинку цилиндра.

— Мой отец очень серьезно относился к возможности ядерной войны, — объясняю Алексу наличие бункера в особняке.

Поднимаю рычаг, приводя в действие генератор. Помещение сразу же озаряется светом, открывая нашим глазам голые каменные стены. Отец так и не успел его обустроить.

Приглашаю парня идти за мною к противоположному концу помещения и продолжаю: — Поэтому он и сделал этот бункер. Я подумал, что мы могли бы использовать его, как полигон.

Алекс нисколько не удивлен тому, что в этом «дворце» есть еще и бункер. Но его вид не внушает парню доверия.

— А я не пробью стену? — спрашивает, ставя манекен ровно посереди боковых стен.

Усмехаюсь. Я никогда не забуду сколько разных ученых, инженеров и профессиональных работников пригласил мой отец, чтобы спроектировать и построить «самый надежный бункер на Земле». Тогда я не мог отделаться от постоянного притока мыслей и чувств этих взрослых мужчин и женщин, которые были похожи на смесь непонятной мне тарабарщины из терминов и логических цепочек, со знакомыми мне чувствами и мыслями.

— Он сделал его для защиты от ядерной бомбы, тебя они наверняка выдержат.

— Иногда случаются неприятности.

Как-то слишком пессимистично. Но это понятно. Алекс не верит в свои силы. Вообще. Из-за смерти женщины, которую он случайно задел лазером, он стал еще больше бояться своих способностей и того, что они могут сделать. Он не знает, как взять их под контроль и не верит, что когда-нибудь сумеет.

— Силой надо управлять, а сейчас она управляет тобой. Поэтому мы здесь. Будем тренироваться.

Мы отходим на несколько ярдов и встаем напротив манекена. Парень расправляет плечи и концентрирует взгляд на белой женской фигуре. Он уверен, что ничего не получится, но больше ничего по этому поводу не говорит, а я пока не поднимаю эту тему. Он несколько мгновений пристально смотрит на манекен и, неожиданно, словно только вспомнив обо мне, поворачивает голову и говорит:

— На всякий случай вам лучше отойти.

Понятно. Отхожу на несколько шагов назад. Но Алексу этого недостаточно:

— Нет, я имею в виду выйти отсюда.

Усмехаюсь.

— Приятно провести время.

Останавливаюсь у дверей и спрашиваю:

— Дверь закрыть?

— Да.

Ладно. Закрываю дверь.

Я еще ни разу не видел способности Алекса в живую. Только его и других мутантов воспоминания дали мне определенное представление о них. После выхода из тюрьмы парень использовал способности два раза. На статуе, при знакомстве с мутантами и на Шоу, когда Армандо попросил прикрыть его. Никто не знал, что его лазерный диск только усилит силы Шоу, — что тот превратит его в небольшой сгусток энергии и заставит Дарвина проглотить его…

Не стоило мне об этом сейчас думать. Настроение сразу же портится. И я вновь ощущаю усыпленное до этого времени чувство утраты.

За дверьми стоит тишина. Поддаюсь искушению и читаю мысли парня. Он всячески пытается настроиться и сконцентрироваться, чтобы попасть точно в цель. Но ему это совершенно не удается. Он считает, что эти тренировки бессмысленны, и что ему не получится попасть в манекен.

— Начинай, как только будешь готов! — кидаю ему, и мои слова ускоряют процесс; из бункера раздается звук похожий на мгновенно вспыхнувшее пламя.

Прекрасно. Открываю дверь и замираю.

— О, Боже!

Оказывается «самый надежный бункер на Земле», оказался не таким надежным. Не знаю, что именно могло воспламениться под действием лазера, но стены и пол исполосаны огнем там, где его задевали диски. А манекен, кстати, не тронут.

Быстро хватаю ближайший огнетушитель и принимаюсь тушить огонь. Но он не гаснет, несмотря на все мои попытки. И стоит мне отойти от уже, как казалось, потушенного места, огонь появляется там вновь. Воздух наполнен дымом и в нем остается все меньше и меньше кислорода. Алекс же стоит и равнодушно смотрит на все мои попытки убрать последствия нашей неудачной тренировки. И меня это начинает злить. Не пытаясь как-нибудь понять причину его поведения, я выхожу из себя:

— Алекс, не стой на месте! Возьми пожаротушитель и помоги мне!

— Чего вы на меня кричите?! — обижается Алекс и наконец начинает двигаться. Направляется в сторону пожаротушителей. — Я вас предупреждал.

— Извини, Алекс, но на поле боя ты можешь убить одного из своих напарников! — говорю все еще раздраженно первое, что приходит в голову и сразу же понимаю, что зря. Наши мозги одновременно воспроизводят образ Дарвина перед смертью. Алекс замирает спиной ко мне, и я чувствую, как больно ему от моих слов.

— Он попросил меня прикрыть его! — кричит он, разворачиваясь.

— Алекс, это не то, что я имел ввиду. Прости, я…

Но он не дает мне договорить:

— Я не хотел в этом участвовать! Это не моя вина! — выкрикивает он и убегает.

Черт! Ну и дурак же ты, Чарльз!

Я не могу пойти следом за Алексом, оставив при этом пожар непотушенным.

Черт!

Продолжаю тушить огонь.

Я не должен был выливать на парня свое плохое настроение. И тот факт, что я телепат делает меня вдвойне, нет, втройне виноватым. Во-первых, я мог настроиться на волну мутанта и понять его поведение, а, во-вторых, из-за того, что я знаю его мысли, мне известно, как больнее задеть его. Конечно, я не хотел этого, и это произошло непроизвольно. Но это не оправдывает меня.

Эрик

Я понимаю, что из Хэнка не получится хорошего бойца, когда замечаю, что он категорически не пользуется своими способностями. Шону хорошо удается отбиться от различных железяк и от меня при помощи ультразвука, да и из ближнего боя он может выйти победителем благодаря своей проворности. А Хэнк… Ну, ботаник он и есть ботаник. В бой его с такими показателями я точно не пущу, это будет равняться верной смерти.

— Хэнк, ты свободен, — говорю я, как только замечаю в окне пробегающего мимо Алекса. Он чем-то сильно расстроен. И это странно. Неужели Чарльз его обидел? Что-то не верится. Где тогда сам телепат? Насколько я его знаю, тот не может, обидев человека, оставить это надолго.

— Хотя нет, постой.

Ученый останавливается в дверях, смотрит на меня, убрав мокрую от пота челку с лица.

— Шон, сбегай к Алексу, и узнай, что случилось, а мы с Хэнком пойдем к Чарльзу.

Шон срывается с места и бежит в том направлении, в котором скрылся Алекс, а мы с Хэнком идем в бункер.

* * *

Как только мы оказываемся на ступеньках, ведущих вниз к бункеру, нас приветствуют странный запах чего-то горящего, желтые блики от огня на стенах и звук работающего пожаротушителя. Мы с Хэнком быстро сбегаем по ступенькам и заходим в ангароподобный каменный бункер в нескольких местах охваченный огнем. Чарльз ходит в противоположном конце помещения и пытается потушить его. Рядом стоит белый манекен, не тронутый огнем.

В голове сразу же выстраивается цепочка произошедших событий — Алексу надо было разрубить лазерами манекен, но ему не удалось, вот все и горит. Но я все еще не могу понять, что случилось после. Неужели Чарльз накричал на мутанта? Что-то это на него не похоже.

Ладно, об этом после. Хватаю пожаротушитель и присоединяюсь к другу, следом за мной повторяет ученый. Чарльз смотрит на нас и ничего не говорит, только благодарит взглядом. И я замечаю, что он на себя зол. Видимо, он все-таки сказал что-то такое Алексу, что того сильно задело. Но все равно, это не оправдывает Алекса — ему нельзя было бросать Чарльза наедине пожаром.

Но что могло вывести телепата из себя? Не думаю, что сам Алекс. Скорее всего, тот был просто последней каплей — тем, на кого можно вылить все накопившиеся эмоции. С утра телепат был спокоен и даже весел, а сейчас мрачнее тучи. Тренировка с мутантом ему о чем-то напомнила. Только о чем?

Точно. Дарвин.

Теперь все встает на свои места. Алекс же был одной из причин смерти Армандо, — Шоу воспользовался его способностью, чтобы убить Дарвина. Но все равно как-то не верится, что Чарльз обвинил Алекса в смерти Дарвина.

К тому времени, как мы заканчиваем тушить, Чарльз полностью берет себя в руки.

— Хэнк, ты составил список оборудования, которое тебе нужно? — спрашивает ученого, тот кивает. — Тогда принесешь его мне, чтобы я сделал заказ, и… — он кладет пожаротушитель на место. — …надо придумать что-то такое, что сфокусировало бы лазеры Алекса из дисков в луч.

Глаза ученого оживленно загораются.

— У меня уже есть идея, — и он вылетает из бункера, оставляя нас с другом наедине.

Было бы у него столько прыткости в бою, цены бы не было. Но ученый в команде тоже незаменимая вещь.

Поворачиваюсь к телепату и вопросительно поднимаю брови. Говорить не надо, он и так поймет, что меня интересует.

Чарльз

Эрик вопросительно поднимает брови. Весь его вид дает понять, что он и так уже понял, что произошло, но все-таки хочет услышать от меня, детали.

Да уж. Об этом говорить не хочется. Но я знаю, что надо. Если я начну копить в себе все грызущие меня изнутри мысли и чувства, то ни к чему хорошему это не приведет. Я снова на км-то сорвусь.

— Выйдем? — в бункере от кислорода практически ничего не осталось. От этого уже кружится голова и першит в горле.

Друг кивает, и мы выходим. Солнечный свет кажется слишком ярким, и мне не сразу удается привыкнуть. Свежий воздух, очищая легкие от дыма, помогает мне собраться с мыслями и полностью успокоится. Сделав еще несколько глубоких вдохов, я начинаю говорить:

— Я накричал на Алекса. Сказал ему, что на поле боя он может убить кого-нибудь из своих напарников…

Эрик удивленно поднимает брови. Он явно ожидал большего.

— И все?

Интересно, а что думал он? Конечно, все.

— Да, Эрик, но это прозвучало так, словно я обвиняю его в смерти… Армандо.

Снова внутри что-то сжимается от чувства утраты. Эрик хватает меня за плечи и поворачивает к себе. Теперь мы смотрим друг другу в глаза. Он твердо произносит:

— Чарльз, мы уже говорили об этом. Ты не виноват в его смерти как и Алекс. Сейчас идет война и потери неизбежны.

Мне бы его спокойную уверенность…

— Я знаю, но поделать с собой ничего не могу, — убираю его руки с плеч. — Но я не могу быть спокойным, когда мутанты, за которых я ответственен, умирают. Ты не понимаешь, Эрик! Когда я определял нужны они нам или нет, я узнал о них все. Их детство, привычки, цели, мечты. Все! Я знал Армандо так же хорошо, как знаю Рейвен! Он был не просто очередной мутант, а…

Голос срывается, и я замолкаю. И вот я снова сорвался. Все это время, что я кричал на Эрика, он молча и пристально смотрел на меня. Ощущаю от него только, что он что-то обдумывает, а чувства от меня скрыты.

— Прости, — извиняюсь у друга.

Мне не стоило поднимать голос. Черт, да что за день такой? На каждого срываю эмоции, словно совсем уже потерял контроль над ними. Как жаль, что то чувство умиротворения, что я вчера получил на крыше, не получилось сохранить надолго…

— Нет, ты прав, — совершенно спокойно отзывается Эрик. — Для меня эта потеря была не такой тяжелой, как для тебя. Но послушай меня, — он снова берет меня за плечи и заглядывает в глаза, — то, что ты будешь обвинять себя в смерти Дарвина, тебе нисколько не поможет. Тебе стоит принять его смерть, как смерть героя, готового пожертвовать собой ради члена команды. Иначе ты будешь дальше кричать на ни в чем не повинных мутантов.

Эрик прав. Мне стоит принять смерть Армандо. И перестать себя накручивать по этому поводу. Но получится ли у меня?

Не знаю. Сомневаюсь.

— Да, я знаю.

Эрик хлопает меня по плечу и переводит тему разговора:

— С Хэнком по поводу его способностей надо будет хорошенько поработать. Он ими не пользуется, а для борьбы они ему необходимы.

— Ясно, мы этим займемся.

После разговора с Эриком, все-таки, на душе стало легче. От чувства утраты я не избавился, но оно перестало так сильно давить на меня. И это плюс. Большой плюс.

Примечания:

Позволила себе вольность и упустила тот факт, что в фильме упоминается отчим, а не отец. Сильно не бейте, больше не буду)

<Феникс>

Здесь плакала бета..

Чарльз

— Готов? — спрашиваю у Шона, который после тренировки с Эриком не успел переодеться из спортивного костюма в повседневную одежду. Так даже удобнее.

Надеваю звуконепроницаемые наушники. Мы стоим перед зарытым в землю старым окном с железной рамой, которое валялось в сарае вместе с другими старыми окнами особняка. Нам пришлось тащить его сюда и закапывать, чтобы оно не свалилось от ультразвуковых волн, исходящих от Шона.

К нам также присоединилась Мойра, сказав, что ей интересно, как проходят тренировки. Но я знаю, что дело не только в этом. Все уже знают, что я накричал на Алекса, сорвался на нем. И самое странное, что поддерживать все ринулись не парня, а меня. Словно это меня обидели жестокие непродуманные слова телепата. Вот, и сейчас, Мойра присоединилась к нам, чтобы быть рядом, если вдруг мне снова понадобится помощь со сдерживанием эмоций. Я не против. Хотя, не думаю, что у меня будут причины кричать на Шона. Он достаточно хорошо контролирует свои способности. Да, и Эрик помог мне успокоиться.

Сразу после того, как мы с Мойрой надеваем наушники, Шон открывает рот. Я ничего не слышу, но чувствую легкую вибрацию и вижу, как под действием ультразвуковых волн стекло вылетает из рамы и мелкими осколками рассеивается по траве.

«Проще простого!» — звучит в голове парня, и я усмехаюсь.

— Хорошо. Это впечатляет. Но сейчас, важно научиться контролю.

Шон удивляется моим словам, ведь, по его мнению, раз в повседневной жизни все вокруг не разваливается от того, что он просто говорит, значит, он достаточно хорошо себя контролирует. Но нет, этого недостаточно, для борьбы с Шоу. Нам нужно большее.

— То, что ты делаешь, здорово. Ты посылаешь звуковые волны, они резонируют и стекло разлетается вдребезги. Но это, — указываю на свою шею, подразумевая голосовые связки, — как и любая другая мышца тела, — ею можно управлять. Сейчас попробуй взять частоту выше. Намного выше.

Надеваю наушники и вижу, что мутант, что-то говорит в ответ, но его голос не доходит до меня.

— Что ты говоришь? — поднимаю наушник, чтобы слышать мутанта.

— Нету стекла.

Я не успеваю ответить, так как отвечает Мойра:

— Верь ему. Он Профессор.

Мы встречаемся глазами, и я усмехаюсь. Профессор из меня, конечно, никудышный, но все равно я благодарен Мойре.

«Ну, ладно» — Шон глубоко вдыхает, набирая полные легкие воздуха, но я останавливаю его, положив руку на его грудь:

— Нет, нет, нет. Нет. Этим, — и переношу ее на шею, давая понять, что полными легкими голосовым связкам не поможешь.

Парень сдувается. Смотрит на меня и переводит взгляд на оконную раму. Потирает шею. В его голове мелькает мысль, что он не понимает, как это кричать горлом без полных воздухом легких, но не возражает. Вдыхает воздух через нос и кричит. И разница не сразу, но ощущается, только не самым приятным образом — голова кружится, а к горлу подкатывает тошнота. Я хватаюсь за плечо Шона, но все равно долго на ногах не могу стоять и падаю. Черт, не представляю, что бы случилось если бы на ушах не было звуконепроницаемых наушников. Ужасно тошнит. Замечаю, что Мойра тоже лежит на траве, борясь с тошнотой.

Наконец и парень, обессиленный, валится между нами. Его лицо ярко-красное от натуги. Смотрю в его голове, что произошло с рамой, потому что сам посмотреть не могу — железо под ультразвуком размякло и согнулось.

Я даже не могу нормально похвалить парня, так ужасно себя чувствую, — как во время морской болезни, только в два раза хуже.

— Что произошло? — спрашивает Шон, которому сейчас легче всех.

— Жидкости во внутреннем канале уха… по-видимому, колебания вызывают тошноту. Это может пригодиться. Молодец, — говорю сбивчиво, так как постоянно приходится останавливаться, чтобы удержать содержимое желудка внутри.

Парень смеется нелепости ситуации и мы с Мойрой следом. Но недолго, потому что после смеха начинает тошнить еще сильнее.

Эрик

Алекс очень быстро учится. Если бы не его проблемы с контролем способностей, то он был бы отличным бойцом. Лучшим. У него очень хорошо развиты интуиция, концентрация и реакция. Еще несколько тренировок со мной и Чарльзом, который, надеюсь, научит его контролю над способностями, и можно будет, без зазрения совести, отправлять его в бой.

Парень налетает на меня, но я, отбив все его попытки взять надо мною верх, кладу его на лопатки.

— Еще раз, — говорю, отпуская и отходя на несколько шагов назад.

Парень вскакивает и замирает на месте, не сводя с меня внимательного взгляда. Слишком медленно. И я без предупреждения нападаю на Алекса — это сбивает его с толку, он пытается защититься, но я снова впечатываю его в пол.

— Запомни, Алекс, на поле боя у тебя не будет времени подумать. Либо сбиваешь с толку ты, либо тебя.

Отпускаю его и встаю. Паренек тоже поднимается. Упорный и мне это нравится. В его глазах ни намека на желание сдаться.

— Еще раз.

На мгновение отвожу от Алекса взгляд и замечаю Рейвен. Она в спортивном костюме, как и остальные мутанты, стоит в дверном проеме и смотрит на нашу тренировку. Но Алекс не дает мне как-нибудь среагировать на ее появление. Он нападает на меня, и мне приходится концентрировать на нем все свое внимание. Когда мне, наконец, удается снова посмотреть в сторону двери, там никого уже нет.

Все-таки зря Чарльз не разрешил своей сестре тренироваться с другими мутантами. Она должна уметь постоять за себя. Это может понадобиться любому мутанту. А еще она должна перестать стесняться своей мутации. Я уверен, что когда она в своем истинном образе, она становится сильнее, ведь ей не надо постоянно тратить энергию, чтобы выглядеть как «нормальный» человек.

Так, по-моему, я думаю совсем не о том. Вернемся к Алексу и тренировке.

— Еще.

Чарльз

Все еще покачиваясь, мы заходим в дом. Я иду к Хэнку — надо ему показать способности Шона, может, он придумает, как можно воспользоваться ими. Только в этот раз надо будет встать как можно дальше, а то я до сих пор чувствую себя так, словно мир перевернут с ног на голову.

Захожу в комнату, которую выделил Хэнку на его изобретения и понимаю, что скоро ему понадобится помещение больше. Намного больше. Парень натаскал сюда много различного барахла, которого нашел в сарае, на чердаке и, наверное, еще и в подвале. И теперь комната выглядит как нормальная лаборатория, с микроскопами и другими научными приборами, с кучей металлолома по углам. Сейчас Хэнк стоит перед столом и пытается без нужного оборудования, которое еще не привезли, так как заказ я сделал только сегодня, сделать приспособление для фокусировки лазеров для Алекса.

— О, Профессор! — не сразу замечает меня ученый и отрывается от своего изобретения.

Похоже, мне придется привыкать к этому «Профессору». От этого прозвища теперь не отвяжешься.

— Хэнк, я насчет Шона…

— У меня на его счет уже давно есть наработки, — возбужденно перебивает меня парень и вытаскивает из горы рулонов бумаги один и раскрывает его, разложив на соседнем от изобретения для Алекса столе. Я не сразу понимаю, что именно на нем начерчено, так как заметно, что оно было выведено в спешке. Но, наконец, мне удается разглядеть в чертеже крылья, чем-то похожие по форме на летучую мышь.

— Крылья?

— Да! Я в список вписал специальную ткань! Она должна будет выдержать такую нагрузку.

Спрашивать его о том, как они будут работать бесполезно — он сильно возбужден, а его мысли будут еще бесполезнее, потому что в его голове одни непонятные мне схемы в сочетании с терминами. Придется довериться ему. Церебро же сработало.

— Чудесно, Хэнк. Надеюсь сработает. А как дела с Алексом?

— Я почти все сделал, — ученый указывает на изобретение, лежащее на столе. — Но это только прототип, но для тренировок должно сойти.

Ну что ж… Хоть что-то.

Повезло, конечно, нам с Хэнком. Его гениальный мозг нам необходим.

Эрик

Мне так и не удается полностью выкинуть Рейвен из головы. Выражение ее лица врезалось в мозг и никак не хочет исчезать. Выглядело так, словно она чувствовала себя бесполезной и ненужной. И мне непонятно, как Чарльз этого не замечает? И стоит мне говорить с ним насчет его сестры?

За обедом я замечаю за собой, что слежу за ней. Она печально ковыряется в тарелке и только иногда на рассказы брата реагирует улыбкой или внимательным взглядом. Вот серьезно — Чарльз правда не замечает этого, или только делает вид? А может, привык? Ведь Рейвен никогда не была удовлетворена своими способностями.

Я, конечно, понимаю, что друг таким способом пытается уберечь сестру — не хочет втягивать ее туда, где она может погибнуть. Но я все равно не согласен с ним. Если он хочет уберечь Рейвен, то наоборот должен научить ее защищать себя и не стыдиться своих способностей. Ведь с ними она настоящая. Особенная.

Не знаю, почему меня это волнует. Может, я чувствую за нее ответственность из-за того, что она сестра моего друга, и, если с ней что-нибудь случится, Чарльзу будет очень больно, а значит и мне. А может, есть другие причины. Но я не думаю, что это возможно.

Примечания:

<Феникс>

Здесь писала бета.

Чарльз

Бумаги. Ненавижу их! Эти документы, где каждое слово на вес золота. И если не отнестись к ним с должным вниманием, то можно нажить себе кучу неприятностей.

Пока я работал в ЦРУ, у меня накопилась гора документов и отчетов, связанных с компаниями, основанных моим отцом, которые после его смерти перешли ко мне. И если я не разберусь с ними сейчас, пока идет послеобеденный перерыв, то ко мне начнут съезжаться директора компаний для переговоров с глазу на глаз. Поэтому лучше не рисковать.

Прихватив с собой чашку чая, я, устроившись за письменным столом в своей комнате, начинаю самую скучную работу в мире.

Ненавижу их…

* * *

Раздается тихий стук в дверь, и в комнату входит Рейвен. В ее руках большая белая чашка.

— Принесла тебе чаю, — улыбается.

В голове сразу же всплывают моменты из прошлого, когда Рейвен точно так же приносила мне чай, когда я засиживался надолго с подготовкой к занятиям в университете, либо с документами.

Кстати, сколько времени? Бросаю взгляд на часы. Без четверти девять.

Черт… То, что должно было занять час, уже отобрало у меня два с половиной. Но этого и следовало ожидать. Работа с бумагами всегда занимала у меня много времени. А тут еще и накопилось за несколько дней.

— Спасибо, Рейвен.

Сестра подходит, ставит кружку на стол и садится на край кровати, оперевшись на нее руками. Чувствую, что она хочет что-то сказать, но сдерживается. Молчит. Я такое от нее ощущаю, чаще всего, когда она собирается сказать нечто «ужасное», типа кто-то увидел, как она меняет внешность, и она хочет, чтобы я стер бедолаге память, либо хочет начать разговор, который приведет к спору. Ждать пока она созреет для разговора нет времени, так как бумаг, требующих моего внимания, еще много.

— Рейвен, что ты хочешь сказать?

— Ничего. Я просто хочу посидеть с тобой.

Не очень-то я ей верю. И она это знает. Даже, если я и обещал ей не читать ее мысли, я все равно чувствую все, что чувствует она. И это для нее не секрет. Вопросительно поднимаю брови, но не настаиваю.

— Хорошо.

Когда созреет, скажет. И снова углубляюсь в ненавистную работу.

Она просто сидит и смотрит на меня. И собирается — внутренне собирается, чтобы мне что-то сказать. И мне это мешает. Но я ее не тороплю. Я знаю, что скорее отпугну ее, чем заставлю говорить, если потороплю. Но через несколько минут мне это все-таки надоедает. Очень сложно концентрироваться, когда рядом облачко давящих своей недосказанностью чувств. Опираюсь локтями на стол и смотрю на сестру.

Небо заволокли тучи и начало темнеть, поэтому в комнате довольно мрачно.

— Чарльз, я тоже хочу тренироваться, — наконец, заметив, что молчать уже нет смысла выдает она то, что крутилось у нее в голове, похоже, с утра.

— Я знаю.

— Тогда почему ты мне не разрешаешь? Почему не учишь меня, как остальных?

Я прямо чувствую, как все ее слова и мысли кричат: «Я ненужная и бесполезная!» Она всегда комплексовала из-за своей мутации. А сейчас, когда все заняты подготовкой к борьбе с Шоу, а она нет, она еще больше ненавидит свои способности.

— Потому что ты лучше каждого из нас умеешь контролировать свои способности. Ты их прекрасно контролировала еще до того, как я тебя встретил.

— А борьбе?

Не понимаю, почему ее так тянет быть как все? Делать то, что делают все? Неужели и так непонятно, что она очень важна? Даже если она не выглядит как все. Но, видимо, непонятно.

— Если хочешь, можешь тренироваться. Но, Рейвен… Ты должна понять. Я не пущу тебя в бой, потому что несколько тренировок не сделают из тебя бойца.

Ей не нравятся мои слова. Она хочет принять участие в борьбе против Шоу. Поэтому я убиваю в ней все оставшиеся возражения следующими словами:

— Я не могу позволить, чтобы с тобой что-то случилось.

Но она, все равно, уже более слабо, возражает:

— Я уже не маленькая.

— Знаю, — подсаживаюсь к ней на кровать и обнимаю ее. — Я уверен твои способности когда-нибудь спасут нам жизнь. Но они тебе не помогут против урагана или других более сильных способностей.

Она не пытается освободиться от моих объятий, утыкается носом в мою шею и слушает. И помаленьку успокаивается.

— Но я думаю, что ты все-таки должна научиться постоять за себя. Я погорячился, когда запретил тебе учиться борьбе.

— Хорошо, — шепчет она, от этого, начиная от шеи, по коже бегут мурашки. В голове всплывают воспоминания о том, как я точно так же успокаивал Рейвен, когда кто-то обижал ее, или она сама себе придумывала причины впадать в депрессию. Жаль, что мы не можем застыть в одном времени, чтобы отношения между нами всегда оставались настолько простыми и понятными…

Эрик

Когда изнуренные мутанты расходятся по своим комнатам отсыпаться, мы с Чарльзом остаемся наедине. Он выглядит утомленным, и я списываю это на работу с ненавистными ему документами, потому что во время обеда он выглядел довольно свежо. Ему нравится учить мутантов, поэтому это не забирает у него много сил.

Друг поднимается с кресла и придвигает его ближе в моему. Я вопросительно поднимаю брови, наблюдая за его действиями. Теперь наши кресла стоят напротив друг другу параллельно к камину, в котором Шон с Алексом разожгли огонь. От этого комната выглядит довольно уютно.

— Вспомнил, что отец частенько играл в них в своем кабинете, поэтому я нашел их… — говорит Чарльз и достает с книжного шкафа шахматы.

Я усмехаюсь. Игра с другом очень хорошо снимает напряжение после целого дня, хотя, по логике, она должна приносить хоть какое-то умственное напряжение, а не наоборот.

Чарльз начинает расставлять фигуры на доску. Я рад, что наша традиция каждый вечер играть в шахматы не развалилась, вместе с отделом ЦРУ. Ведь за каждой партией мы словно становимся ближе, даже если не говорим ни слова. Как, например, сейчас.

Начинаем молча. Нет дискомфорта. Иногда комфортнее помолчать. Подумать о своем в присутствии друга. Чарльз сидит, уперев сосредоточенный взгляд на доску. Что-то важное занимает его мозг, но игра совершенно не мешает ему думать. Если бы я не знал друга, то подумал бы, что он просто сосредоточен на игре.

— Эрик, мне кажется я что-то упускаю, — вдруг, начинает он после моего хода.

— В чем?

— В Алексе, — Чарльз поднимает взгляд. — Он не может контролировать свои способности и, мне кажется, что я выбрал неправильную тактику обучения.

Ясно. Друг начал перебирать в голове все события этого дня. То есть рефлексировать. Искать, что он сделал не так, и как можно было поступить по-другому. Я это не в первый раз за ним замечаю. И не могу понять плохо это или нет. Вроде, ты так можешь поменять себя в лучшую сторону, а вроде, начинаешь себя потихоньку есть. Укорять за каждый шаг, за каждое слово. А ведь ничего не поменяешь…

Я предпочитаю оставить прошлое в прошлом. Совершил ошибку, хорошо. Значит, исправляй, либо забудь о ней. На постоянное прокручивание в голове своих неудач нет времени. Но у Чарльза не все так просто.

— У нас еще есть время. Уверен, ты научишь его контролировать свои лазеры.

Он усмехается и качает головой.

— Он умеет их контролировать, Эрик. Только что-то ему мешает. Вот здесь, — он показывает на висок двумя пальцами, как всегда, делает, когда хочет забраться в чужую голову.

— Так разберись с этим, Чарльз, — я чуть наклоняюсь вперед и ловлю его взгляд.

Чарльз очень самоуверенный и самостоятельный, и чаще всего в советах не нуждается, но иногда, чтобы что-то сделать, ему нужен толчок от близкого человека. Нужна опора. Мозг, который хотя бы частично думает так же, как и он, — согласен с ним.

— Ты в этом специалист. Не думаю, что кто-то в этом разберется лучше, чем ты.

Друг благодарно наклоняет голову и сдвигает ферзя. Дальше игра проходит в молчании до самого конца.

Примечания:

<Феникс>

Бета с удовольствием редачила ваш текст)

Чарльз

Эрик был прав. Мне удалось понять, что мешает Алексу полностью взять под контроль свои способности. А точнее, я понял, как с этим работать. Алекс не верит в свои силы, а также он думает, что окружающие тоже не верят в него. Он думает, что я и Эрик работаем с ним только потому, что у нас нет выбора. Он считает себя бесполезным и опасным, и думает, что мы тоже так считаем. Поэтому я решаюсь на следующие действия, чтобы доказать ему свою веру. Возможно это риск, но я хочу, чтобы она передалась ему от меня. Теперь, когда у него есть сделанный Хэнком прототип аппарата, фокусирующий лазеры, ему легче попасть в заданную цель. Это показала последняя тренировка. Конечно, он не попал в нужный из трех данных манекенов, но и весь бункер не горел.

Мы с Хэнком помещаем ровно посередине от боковых стен манекен-мишень, составляем на нем крест из черной клейкой ленты и встаем по бокам от нее — я с левой, а Хэнк с правой стороны.

— Итак, Алекс, ты должен попасть в крест. И пожалуйста, не задень меня. Будешь молодчина.

После моих слов, глаза Алекса расширяются от удивления. Ведь именно на этих местах на прошлой тренировке стояли манекены, в которые он сумел попасть, вместо нужного. А теперь мы с Хэнком стоим тут, рискуя сгореть заживо.

— Вы серьезно? — не сразу верит он.

Ощущаю от Хэнка справа неуверенность и желание убраться подальше. Ученый не верит, что мой план сработает. Не верит, что останется после него цел и невредим. Но все-таки он продолжает стоять на месте и молчать.

— Вполне серьезно, — спокойно отвечаю Алексу, давая понять, что ему придется попасть в цель, или он рискует убить кого-то из нас (Надеюсь до этого не дойдет). — Я абсолютно верю в тебя.

Хэнк делает обреченное лицо, и я вижу, как он вспоминает прошлую тренировку, а затем прощается со своей жизнью. Я и сам чувствую легкую неуверенность, но не обращаю на нее внимания. Нам надо вернуть Алексу уверенность в себя и в свои силы, и у нас нет много времени на это. Придется рискнуть. Главное успеть отпрыгнуть, когда Алекс выпустит луч.

Парень переводит все еще удивленный взгляд с меня на Хэнка и обратно. Понимает, что выбора нет. Встает в стойку, собирается, концентрируется и выпускает луч. Как только понимаю, что парень собирается выпустить лазер, то сразу же отпрыгиваю и прижимаюсь к стене. Комната в мгновение ока озаряется сначала ярко-красным светом, а затем желтым. Получилось! Алекс попал в цель! И мы с Хэнком целы…

Алекс начинает смеяться над тем, что мы отскочили, когда он выпустил луч. Он понял, что мы с самого начала планировали так поступить. Но это его не обижает. У него получилось! Он благодарно кивает мне, а я киваю в ответ.

— Ну что, я все еще клоун? — спрашивает Хэнк. Он доволен тем, что его изобретение сработало как надо.

— Да, Хэнк, ты еще клоун. Но молодец.

* * *

Вчера. 8:25

Серое немного прохладное утро. Как раз созданное для пробежки. Полчаса назад привезли оборудование и материалы, которые заказал Хэнк, поэтому все обитатели дома успели размяться перед целым днем тренировок, перетаскивая тяжелые коробки. И мне пришлось практически с силой отрывать Хэнка от новопривезенных предметов, чтобы он пошел со мной на пробежку. Пришлось убеждать его, что физические нагрузки стимулируют работу мозга, и что я в этом лучше него разбираюсь. В общем, несколько метров он пробежал не в самом лучшем расположении духа. Из его головы не выходят его незаконченные изобретения, и он хочет поскорее вернуться к ним. А тренировка, по его мнению, пустая трата времени.

Пока мы бежим, я настраиваюсь на волну ученого. Мне надо как-то сказать ему, что он должен принять все свои способности, не только внутренние, но и внешние. Он должен перестать стыдиться своей нестандартности. Обычные слова здесь не помогут. Надо подобрать какой-нибудь подходящий пример. Такой, чтобы он был на уровне этого гениального мозга.

Мы подбегаем к ступенькам, соединяющие садовую дорожку, разделенную высотой, и в голову приходит подходящий. Мы поднимаемся, замедляем ход, и я начинаю:

— «В каждом из нас борется два начала»

— Льюис Стивенсон «Джекил и Хайд», — заканчивает за меня парень. Он уже догадывается, о чем пойдет речь. И я ощущаю, что он заранее не верит, что из этого что-то получиться.

Посмотрим.

— Отлично. Эта история не о добре и зле, верно? Она о зверином начале человека и попытке укротить ее, управлять ей. Это борьба не дает тебе раскрыться.

— Нет. Джекил боялся своих способностей.

— Как и ты.

Хэнк пожимает плечами. Он не считает, что боится их. Да, он не хочет их принимать, так как, думает, что они только уродуют его. Но это же не страх?

Но я не согласен с ним.

— Сейчас мы попробуем избавиться от этого страха.

— Как?

— Устроим бег наперегонки. Ты должен принять свои способности. И только тогда ты обгонишь меня, — Хэнк неуверенно переминается с ноги на ногу. — Давай, — бросаю многозначительный взгляд на его ботинки.

Хэнк понимает, что я от него хочу, но продолжает тянуть время — медленно снимает кеды, затем носки и выпрямляет пальцы ног.

— Хорошо. Чтобы обогнать меня, разбуди в себе зверя, — принимаю стартовую стойку, он повторяет за мной. — На старт. Внимание. Марш.

И срываюсь с места. Я никогда не увлекался спортом. Но мне приходилось заставлять себя им заниматься. Иначе за книгами я бы растолстел, а это повлекло бы к различными заболевания. А с моими способностями болеть нельзя, так как я при особо сильных заболеваниях начинаю терять контроль над ними. Хэнк же наоборот, всячески пытался избежать занятия спортом. Но его мутация одарила его не только гениальным мозгом и развитой стопой, но и отличным здоровьем и развитой мускулатурой всего тела.

В начале нашего «соревнования» я нахожусь впереди, пока не вижу, как Хэнк пробегает мимо меня, при этом он все больше и больше развивает скорость. Я продолжаю бежать, хотя потерял из виду Хэнка, который уже пропал за поворотом. С такой скоростью он должен скоро нагнать меня.

Усмехаюсь.

И чувствую чью-то руку на своем плече. Хэнк. Я ожидал этого, но все равно сердце подскакивает, а я, вздрогнув, смеюсь и останавливаюсь. Мы пожимаем друг другу руки.

— Поздравляю мой друг. Роберт Стюарт Стивенсон был бы горд.

Парень тоже светится от радости. Он не ожидал, что сможет развить такую скорость. И только сейчас я чувствую от него намек на то, что он сможет принять свои способности. Но это только на мгновение. Потому что к нам подходит Алекс и все портит:

— Впечатляет. К таким ногам еще бы красный нос. Да, клоун? — с усмешкой на лице говорит он.

И зачем он это сделал?! Почему постоянно как-то пытается подколоть Хэнка практически с первого дня встречи?

Хэнк весь меняется в лице.

— Мне пора, — мрачно кидает он и уходит.

Черт!

— Ну спасибо, Алекс! — хочется снова накричать на него, но я сдерживаю себя. Он и так все еще обижен на меня за прошлый раз и завидует каждому, у кого что-то получается, когда у него нет. Поэтому я только кидаю ученому. — Ладно тебе, Хэнк…

Но Хэнк уже не слушает.

Да, и теперь я знаю, почему Алекс настроен против Хэнка. Он считает, что ученому необычайно повезло в этой жизни. У него безобидная и нужная способность, у него есть работа и жизнь, а он не хочет принимать этого. Хочет сделать себя нормальным. Ему что-то не нравится, когда все идеально! Поэтому Алекса порою раздражает Хэнк. Ему хочется как-то подколоть его, обидеть. Ведь ему в жизни не так повезло. Из-за своей способности он убил человека, попал в тюрьму. У него нет ни друзей, ни образования, ни семьи.

— Скоро Хэнк сделает для тебя аппарат, который поможет сфокусировать лазеры. Как только он будет готов, мы снова потренируемся, — хлопаю его по плечу и ухожу. Надо поговорить с Хэнком.

Эрик

Сейчас

— Шон, твои крылья готовы, — слова Чарльза заставляют всех в зале застыть и повернуть головы в его сторону.

— Крылья?! — удивленно повышает голос Шон.

Я лишь вопросительно поднимаю брови. Чарльз проводит по нам взглядом и усмехается.

— Думаю можно сделать небольшой перерыв и попробовать их в действии.

Мы идем за телепатом в лабораторию Хэнка, которую перенесли на второй этаж из-за недостатка места. Ученый стоит посреди комнаты и держит в руках что-то очень похожее на треугольник в желто-черную полоску с одной обрезанной вершиной. Что-то не очень походит на крылья.

Хэнк и Чарльз прикрепляют крылья к спине Шона обрезанной вершиной вниз. Посередине они прикрепляются ремнями к телу Шона, и по оставшимся вершинам к рукам. Только теперь это начинает напоминать цветные крылья летучей мыши.

— И как мы их опробуем? — подозрительно спрашивает Шон, вглядываясь в обвивающие его ремни.

— Тебе надо будет спрыгнуть с высоты, — отвечает Хэнк.

— С высоты?! — я не вижу лица Шона, так как он стоит спиной к нам, но по его голосу сразу становится понятно, что ему не нравится эта идея. Совершенно не нравится.

— Думаю, окно второго этажа для первого раза сойдет, — добавляет с самым равнодушным лицом Чарльз, словно говорит, что парень будет есть на завтрак, а не о том, что ему придется прыгать со второго этажа. От этого мне становится смешно. Я усмехаюсь.

— Вы уверены, что это сработает? — спрашивает Шон. Его кудрявая голова крутится от одного к другому.

— Все возможно. Я спроектировал эту модель… — начинает Хэнк, но Чарльз не дает ему закончить.

— Хэнк, меньше слов. Давай, — они закрепляют последние ремни и тащат Шона к окну, на котором устроилась Рейвен. Я ее сегодня не видел целый день. Она постоянно пропадает в лаборатории Хэнка, и после нашего последнего разговора она почему-то стала меня избегать.

— Я доверяла Хэнку в более серьезных вещах, — говорит Рейвен Шону. — Не волнуйся все будет в порядке, — и открывает окно.

Чарльз и Хэнк практически выпихивают Шона на подоконник и заставляют сесть на него, свесив наружу ноги. Мы же — я, Рейвен и Алекс, собираемся у другого окна, чтобы увидеть это представление.

— Пообещайте мне только одно. Когда я умру прыгая из этого окна, — трагично произносит парень, указывая на обильную растительность, застилающую землю прямо под окном, — вы похороните меня в этом костюме.

— Соберись. Все продумано, — уверенно отвечает телепат. Похоже, Чарльз тщательно определил, где безопаснее прыгать парню. Интересно, долго ли он выбирал окно?

— Но я могу сломать ногу или еще что-то…

— Да, можешь, — не особо обнадеживая Шона, говорит Чарльз и быстро продолжает: — А теперь запомни! Кричи как можно громче.

— Нужно добиться сверхзвуковых волн, — прибавляет Хэнк. — Поймаешь их, и они понесут тебя.

— Понесут меня… Обнадеживает… — Шон поворачивает голову от одного к другому, и я замечаю, как Чарльз усмехается. Что он прочитал в голове паренька?

— Удачи, — телепат хлопает Шона по плечу, и они с Хэнком отходят от него.

Шон смотрит вниз так, словно там его ждет верная смерть в виде диких зверей или бездонной пропасти. Он крестится, бросает взгляд на нас, затем за спину и прыгает. Крик у него получается коротким и слабым, поэтому полета он не добивается, только крестом падает лицом в растения. И этот прыжок выглядел настолько нелепо, что как только мы видим, что Шон цел и невредим, то смеемся. Сначала Рейвен и Алекс, а следом заражаюсь я. Только Чарльз обеспокоенно хмурит брови. И Хэнк задумчиво поджимает губы.

— Ты в порядке? — спрашивает телепат, встречаясь глазами с неудачным летуном. Тот молча переводит хмурый взгляд с телепата на нас. Он крайне недоволен. И его глаза ясно дают понять, что ему нисколько не смешно. Но нас уже не остановить.

Чарльз в следующую секунду уже выходит из комнаты. Видимо, направляется к оскорбленному Шону. Я перевожу взгляд на Рейвен, и в голове снова всплывает наш последний разговор. Она встретившись со мною глазами сразу же теряет все веселье. Отводит взгляд и делает вид, что меня нет.

* * *

Вчера. 8:36

Я сказал Алексу и Шону, что жду их на тренировку к девяти и теперь жалею, что дал им столько много времени. Но я еще сам не переоделся, так что у меня пока есть чем заняться. А потом найду что делать.

Направляюсь в свою комнату и, проходя мимо спортивного зала, неожиданно замечаю в нем Рейвен. Она делает жим лежа довольно тяжелой штангой. Видимо, она ждет остальных. Неужели Чарльз разрешил ей тренироваться?

Интересно. Похоже, я был прав, думая, что ее способности заключаются не только в изменении внешности, но и в хорошей физической форме. Либо же, она до этого часто ходила в спортивный зал или сама занималась спортом. Уверен, что она способна на большее, если находится в своем естественном виде. Ведь, она тратит энергию на изменение внешности.

Проведу маленький урок. Все-таки я тренер. И мне надоело в этом вопросе постоянно стоять в стороне. С помощью своих способностей, вырываю штангу из рук девушки и поднимаю в воздух. Она пугается, резко поднимается, опирается на локти и смотрит на меня.

— Если использовать половину силы, чтобы выглядеть нормальной. Останется только половина на то, что ты делаешь. От этого может зависеть твоя жизнь.

Перевожу взгляд на штангу, давая Рейвен понять, что сейчас ее отпущу. И отпускаю. Девушка мгновенно меняет внешность на свою и легко ловит штангу, даже не поморщившись. Так я и думал.

Она смотрит на меня. И в ее взгляде читается немой вопрос — знал ли я, что ей получится поймать такую тяжесть, при этом никак себе не повредив, или нет. Я не знал, но был убежден. И оказался прав.

— Хочешь, чтобы общество тебя приняло? Ты же сама себя не принимаешь.

Я впервые могу разглядеть девушку в своем естественном виде. До этого я видел только мельком. Невольно замечаю, как необычно и красиво при свете дня выглядят узоры на ее синей коже. Чувствую странное влечение притронуться к ним. А глаза. Они навивают странное ощущение, словно ты смотришь в глаза дикому и благородному животному, как кошка или тигр…

Сразу же откидываю эти чувства. Но мне не получается полностью избавиться от них. Не получается избавиться от желания. Отворачиваюсь и выхожу.

Забудь, Эрик.

Примечания:

<Феникс>

Здесь редачила бета)

Эрик

— Ударь меня.

Чарльз в ответ на мои слова только хмурит брови. Сжимает руки в кулаки и разжимает. Напрягается.

— Давай, Чарльз.

Делает резкий вдох. Весь собирается. Но так и не бьет меня.

— Эрик, я не могу тебя ударить. Это не мой метод. И ты мой друг.

И чего еще я ожидал, когда вытащил телепата из бункера, где тренировался Алекс? Я же был уверен, что он не захочет драться со мной. Как он говорит: «Это не его метод». И он с первых дней нашей встречи дал об этом понять. Но я все равно заставлю его. Придется. От умения постоять за себя может зависеть его жизнь. Особенно сейчас, когда у Шоу есть шлем.

— Чарльз, ты сам выбрал меня в тренеры. Значит, тебе придется меня ударить. Если сможешь.

В чем я не уверен. Усмехаюсь. Чарльз пристально смотрит на меня, и я понимаю, что он уловил мои последние мысли.

Чарльз

Значит, он думает, что я не смогу его ударить? Посмотрим…

— Хорошо.

Эрик в ответ только снова усмехается.

Ладно, Чарльз, соберись. Это всего лишь тренировка. А Эрику ничего не будет, если ты его ударишь. На тебе перчатки для смешанных единоборств. Все будет в порядке.

Ладно. Все. Замахиваюсь, целясь в голову друга, но он был готов. Отскакивает хватает мою руку и сворачивает ее за спину. Морщусь от слабой боли. Но кажется, друг меня пожалел, так как могло быть и хуже.

— Хиловато, — звучит его насмешливый голос у правого уха. И он отпускает меня.

Как только я перестаю чувствовать его хватку, быстро разворачиваюсь и, увернувшись от удара, успеваю задеть его скулу. Но он действует проворнее меня. Через мгновение, не поняв как это случилось, я оказываюсь на полу.

Эрик

— Никогда не жалей своего противника, Чарльз. От одного правильного удара может зависеть твоя жизнь.

Друг поднимается на ноги. Он насмешливо поднимает одну бровь. Видимо, почувствовал, что я тоже не могу его ударить так, как остальных мутантов. Внутри словно стоит какая-то преграда, которая никак не хочет уходить. Она мешает мне причинить боль другу, который стал мне самым родным человеком в Мире. Но я могу побеждать его снова и снова, не причиняя сильной боли. Так что не вижу в этом смысла.

Чарльз снова нападает на меня. Ему удается несколько раз отбить мои удары и попасть в меня, но я все равно через несколько минут кладу его на лопатки. Его лицо раскраснелось, а волосы растрепались, и он настолько сильно сосредоточен на том, чтобы победить, что я практически чувствую, как электризуется воздух вокруг нас. Чарльз словно становится больше, его мозг так сильно сконцентрирован на мне, что я практически ощущаю друга повсюду. А что было бы, если он читал мои мысли? Наверное, с легкостью победил бы меня. Он знал бы все действия, что я собираюсь сделать.

Чарльз вскакивает на ноги. Упорности ему не занимать. Это хорошо.

Чарльз

Я стал настолько хорошо чувствовать Эрика, что эмоции и чувства, что исходят от него, начинают подсказывать мне, какое действие предпримет друг следующим. Я мог бы сейчас с закрытыми глазами бороться с ним, потому что чувствую все импульсы, что дает его мозг. Вот сейчас он собирается напасть на меня первым. Ударить правой рукой в скулу, а затем одним из своих приемов сбить меня с ног.

Я быстро реагирую на его действия, отбиваю удар, отскакиваю и уже собираюсь ответить ему, как чье-то сознание врывается в мой напряженный до предела мозг. Я отвлекаюсь, и в ту же секунду снова оказываюсь на полу.

Черт.

— Не мне тебя учить, Чарльз, что нельзя отвлекаться.

— Да.

Сажусь и вместе с ним перевожу взгляд на Мойру. Она стоит в дверях и смотрит на нас. Улыбается. Я чувствую, что наши взгляды ее смущают. Но больше всего мой.

— Продолжайте, я не буду мешать, — она быстро отворачивается и уходит.

Эрик смотрит на меня и усмехается.

— Замолчи.

Он качает головой, с невинным выражением, типа он молчал. Но его глаза и эмоции говорят сами за себя. Поднимаюсь на ноги.

— Продолжим? — спрашиваю друга, отмечая, что он нисколько не запыхался.

* * *

Эрик

Как это ему удается? Как Чарльзу удается одним своим присутствием сломать все барьеры и баррикады, что я строил годами? И становится легко и свободно. Настроение сразу же поднимается.

Раньше мне удавалось не пускать к себе Чарльза — между нами оставались преграды — гарантии безболезненного, или менее болезненного расстования. Но теперь, когда он оказывается рядом, я понимаю, что от них не осталось ни следа.

Я обратил на это внимание сразу же после тренировки. Как-то неожиданно заметил. Такое бывает, когда вдруг осознаешь, что постоянно повторяешь одно и то же действие. Оно уже стало привычкой, но ты замечаешь его только сейчас и понимаешь, — теперь от него будет сложно избавиться.

Но я и не хочу этого.

Чарльз с красным лицом, слипшимися от пота волосами и с немного ускоренным дыханием, снимает перчатки и бросает на меня вопросительный взгляд. Качаю головой и переключаю внимание на перчатки, которые все еще на моих руках. Снимаю их.

Почему это меня так удивило? Я же уже давно заметил, что с Чарльзом мне намного проще, чем с остальными людьми, и что я привык к его постоянному присутствию. Но почему-то эта полная свобода без каких-либо преград меня удивила. Почему?

Чарльз

Ловлю на себе пристальный и задумчивый взгляд Эрика. Он поднял руки готовясь снимать перчатки и застыл. Чувствую исходящее от него удивление. И не могу понять, с чем оно вызвано. Я уже привык к тому, что Эрик иногда смотрит на меня долго и пристально, пока я говорю или думаю, но сейчас он выглядит так, словно до него что-то дошло. Он что-то осознал и это удивляет его. Но что?

Снимаю перчатки.

Друг продолжает на меня смотреть и что-то обдумывать. Я вопросительно поднимаю брови. Эрик, словно очнувшись, приходит в движение — отрицательно качает головой, отвечая на мой немой вопрос, и снимает перчатки.

Теперь мне становится интересно, что так сильно удивило его. Но спрашивать нет смысла. Я знаю, что не дождусь ответа. Придется догадываться самому… Но сейчас мне надо в душ. Я, по сравнению с Эриком, весь вспотел и запыхался. А на нем наша борьба никак не отразилась. Мне так и не удалось его завалить. Он стоял и отбивал почти все мои удары, хотя я прекрасно чувствовал, что он будет делать дальше. Я просто не знал, как действовать.

— Завтра, твоя очередь тренироваться.

На мои слова друг отвечает только вопросительным взглядом.

— Мы с Хэнком нашли способ заставить Шона летать, после этого я бы хотел поработать с твоими способностями.

Эрик

Интересно как? Я достаточно хорошо контролирую свои способности. И могу использовать их в бою. И не раз уже пользовался.

Но все-таки. Почему бы нет? Я не знаю, как Чарльз планирует тренировать меня, но не хочу спорить. Все-таки, даже если он ничему меня не научит, то у нас будет возможность просто хорошо провести время вместе. Да и Чарльз не раз побывал в моей голове, может, он увидел ключ к увеличению моих способностей.

— Хорошо.

— Чудесно. Тогда я в душ, — Чарльз улыбается и выходит из комнаты.

Провожаю его взглядом. Все-таки я был не прав, думая, что Чарльз не сможет постоять за себя во время боя. Конечно, если битва будет с Шоу в шлеме, то у друга практически нет шансов. Но я этого не допущу.

Я думаю, что вообще не пущу телепата в драку. Он хорош, но не настолько, чтобы выходить против других мутантов. И он мне нужен целым и невредимым после того, как я сниму шлем с Шоу. А на поле боя нам хватит Алекса и Шона.

Чарльз

У своей комнаты я сталкиваюсь с Мойрой.

— Привет, — улыбается. В районе груди расползается приятная теплота от ее улыбки. Сердце ускоряет ход. Автоматически улыбаюсь в ответ.

— Привет.

И понимаю, что из головы вылетели все мысли. И единственное, что осталось — осознание моего замыленного вида после тренировки. И она смотрит как раз на меня. Стою и молчу. Как идиот. Чувствую, что на нее напало то же неловкое состояние.

Через секунду, словно очнувшись Мойра быстро тараторит:

— Хэнк просил, чтобы я завтра съездила в отдел. Он хочет, чтобы ему доставили в ближайшую к нам авиабазу сделанный им самолет и кое-какое оборудование.

Точно.

— Да, я знаю. Хэнк мне сказал.

— Хорошо.

— Да, хорошо…

Снова повисает неловкое молчание. Чарльз, ты болван.

— Ну, я пошла.

— Да.

Она смущенно улыбается и проходит мимо меня. Ну нет, Чарльз, все-таки ты телепат или нет? Ты же знаешь, что ты ей нравишься. Не упускай своего шанса.

— Мойра, подожди.

— Что? — она оборачивается.

— Не хочешь прогуляться по саду вечером? Уверен, ты не успела оценить всю его красоту.

Девушка чуть краснеет и мило улыбается, и я, еще не услышав ответа, знаю, что она согласиться.

— Да, хорошо.

— Хорошо. Чудесно.

Когда она уходит, внутри остается приятная ни с чем не сравнимая теплота. А сердце продолжает ускоренно стучать, как после небольшой пробежки.

Хотя разговор вышел до крайности неловким. Давно со мной такого не случалось…

Примечания:

<Феникс>

Я тут была.

Чарльз

Вечер выдался теплый. Солнце, прячась за горизонт, просвечивает между листьями, насыщая их краски. Небо чистое. Стоит штиль, и только иногда пробегает легкий ветерок, сопровождаясь тихим шелестом листьев и игрой света и тени на садовой дорожке.

Мойра рядом прибавляет саду еще большую прелесть. В основном мы молчим или говорим о каких-то незначительных мелочах. Изредка я смотрю на нее, замечая как при закатном свете ее волосы отливают золотом, а глаза кажутся глубокими и более яркими. Она идеальна. Все в ней идеально. Черты лица. Мысли. Чувства. Все.

Последнее время, в свете последних событий, я не мог найти времени на то, чтобы думать о ней. О нас… Она постоянно была рядом и поддерживала, но я принимал это как должное. Я принимал ее как товарища. В голове стояли ее слова — «Между нами ничего не может быть», и я не переходил через эти рамки. До этого времени. Она стерла границу, которую поставила между нами, наверное, после нашего визита в СССР, когда я помчался за Эриком, рискуя, по ее мнению, своей жизнью. Я ей стал важнее работы в отделе или уважения коллег. А она стала для меня больше, чем красивая девушка из отдела ЦРУ, с которой можно скоротать вечера. Уже давно.

Мы подходим к озеру и останавливаемся, любуясь гладкой поверхностью воды, которая отражает всю красоту этого вечера. Мойра, все еще держась за мое руку, кладет голову на мое плечо.

— Как хорошо… — тихо шепчет она.

И в наших головах одновременно возникает одна и та же мысль: «Если бы этот момент длился вечно…».

Невольно улыбаюсь этому совпадению.

У меня еще не было близких людей, которые, зная, что я телепат, не запрещали мне свободно посещать их головы. Даже Рэйвен в двенадцать лет запретила мне читать ее мысли, когда начала осознавать разницу полов, и когда у нее появились некоторые комплексы, связанные с ними и своей мутацией. А Мойра даже не заикнулась об этом, она просто доверилась мне. Она уверена, что я не буду без надобности рыться в ее голове, вытаскивая все скелеты из шкафов. В этом она тоже уникальна и притягательна одновременно.

Она смотрит на озеро, а я не могу оторвать взгляда от нее. Почему я раньше не замечал этого?

Наконец, ее начинает смущать мой взгляд. Она поднимает голову и смотрит на меня, легко улыбаясь. Щеки чуть раскраснелись от смущения.

— Что?

Надо перестать перенимать манеру поведения от Эрика. Качаю головой в ответ и повинуясь неожиданному желанию, дотрагиваюсь до ее волос, а затем быстро провожу подушечками пальцев по скуле. Кожа бархатно-нежная вызывает только еще большее желание сблизиться.

«Ты прекрасна…» — мысленно говорю ей. От моих прикосновений по ее коже бегут мурашки, и у нее появляется то же желание, что и у меня. Поэтому я не сопротивляюсь ему. Наклоняюсь и легко касаюсь ее губ. И не ощутив ее сомнений прижимаю к себе. Она отвечает мне, обвив руками мою шею.

Эрик

Чарльз после прогулки с агентом Мактаггерт выглядит рассеянным и задумчивым. Мы сидим напротив камина. Между нами шахматная доска. Друг совершенно не настроен играть, как и любой в его состоянии. Можно спокойно ему на шею повесить табличку с надписью: «Влюблен». Хотя, его вид и так красноречиво об этом говорит.

До сегодняшнего вечера между Чарльзом и Мойрой были отстраненные отношения. Я давно заметил, что друг неровно дышит к девушке, а та к нему. Но они общались только на официальном уровне. Подозреваю, что между ними что-то произошло. Что-то, о чем я не знаю.

Сейчас мой ход, но Чарльз так сильно углубился в мир, куда могут попасть только влюбленные, что не замечает моего бездействия. Я уже достаточно долго не трогаю фигуры на поле, наблюдая за ним, потому что я уверен, что в таком состоянии Чарльз точно проиграет, а это как бить лежачего. При этом игра становится совершенно неинтересной, когда один игрок выпадает практически каждые пять секунд. Наконец Чарльз возвращается в мир земной и замечает, что шахматные фигуры не двигались с места уже достаточно долгое время.

— Извини, я отвлекся, — он передвигается на край кресла, наклоняется вперед и сосредотачивается на шахматной доске.

Делаю ход, никак не ответив ему. Не думаю, что игра долго задержит его внимание. Я никогда не был влюблен в кого-то, но уверен, что именно так эта «сказочная» любовь влияет на человека. Разве нет? Ты постоянно думаешь про того, кто вскружил тебе голову, и он не может выйти из твоих мыслей…

Рейвен?

Нет. Я в нее не влюблен. Конечно, она сильно часто появляется в моей голове, но я же ничего к ней не чувствую.

Нет?

Нет.

— Ну все, — Чарльз толкает пальцем своего короля, тот заваливается на бок, при этом задевая пешку. — Не могу я думать об игре.

Ну, наконец-то, признался.

— Правда? — перевожу взгляд с поваленного короля на друга, и с самым невозмутимым видом разваливаюсь в кресле.

Друг понимает, что до меня уже давно дошло, что мы сегодня не закончим игру. Но это его не смущает, он тоже разваливается в кресле. С минуту смотрит на огонь, а затем говорит:

— Не понимаю, как я раньше не замечал, какая она…

Очень странно, но я понимаю о чём говорит Чарльз. Словно проходил через схожую ситуацию. А этого не было. Но все равно, я понимаю его.

— Тебе было не до этого.

Друг переводит взгляд на меня. И почему-то мне кажется, он начинает думать про меня. Думает, что мне всю жизнь «не до этого». И мне это не нравится. Даже если это правда.

После смерти матери я не сближался с девушками. Нет, я не говорю про сексуальные отношения. Я про то, когда ты пускаешь девушку ближе физического уровня, пускаешь ее в душу. Что ужговорить, я не сближался ни с кем, пока не появился Чарльз.

Но я не хочу пускать к себе так близко еще кого-то. Это большой риск. Риск получения новой волны невыносимой боли при предательстве или смерти этого человека. А мне это не нужно. Я до сих пор иногда задаюсь вопросом, что такого в Чарльзе заставило меня рискнуть? Я же очень долго сомневался тогда в баре. Почему я вообще сомневался? Тогда Чарльз был мне никем… Если только не считать того, что он кинулся в воду, чтобы спасти меня. И что он не отвергнул меня даже после того, как узнал о всем, что я сотворил…

Наверное, то, что он кардинально от всех отличается заставило меня рискнуть, пустить к себе настолько близко, насколько это возможно.

Чарльз

— Тебе было не до этого.

Слова друга заставляют меня выйти из задумчивости и посмотреть на него. После яркого пламени огня лицо друга кажется потемневшим.

Каким-то образом он перевел все мои мысли на себя. Мойра и проведенный с ней вечер отходят на второй план, хотя до этого они никак не хотели меня отпускать.

А ведь Эрику практически всю жизнь было «не до этого» — не до человеческих отношений. Сначала его с матерью посадили в концлагерь, затем убили ее — единственного родного ему человека. Ставили на нем эксперименты. Потом пытались завербовать, не пуская общаться с обычными людьми. После окончания войны, когда концлагерь разрушили, ему удалось сбежать, и он зажил только местью к Шоу. Он практически забыл, что такое дружба, любовь и доверие. Эти чувства зарождали в нем только страх новой боли, новых страданий. Поэтому, когда Эрик был на свободе, он не пускал к себе людей ни на дюйм, не давал им возможности иметь доступ к болевым точкам его души. Пока мы не встретились.

И вот тогда мне стало «не до этого». Мы с Эриком искали мутантов, затем поехали в Россию, затем тренировки с мутантами. Мойра поставила преграду, и я не стал через нее перелазить, так как проблем и без этого было по горло. На кону же спасение Мира.

Но все равно становится от чего-то совестно.

Эрик, о чем-то задумавшись, устремил взгляд в огонь. От него нет какого-либо интенсивного эмоционального фона и только если напрячься можно уловить маленькие всполохи чувств, связанные с какими-то воспоминаниями и со…

Неожиданно до меня доходит, почему рядом с Эриком мне стало гораздо свободнее, чем раньше. Пропала стена! Стена, которая закрывала от меня практически все чувства друга, которая была постоянной защитой Эрика от людей. Ее просто нет. Она исчезла. Нет даже намека на нее.

Я еще раз, для верности, осторожно проверяю этот факт — и чувствую все, что чувствует Эрик. Значит, я не ошибаюсь — у Эрика полностью исчезает стена рядом со мной. Конечно, его эмоции глуше, чем у остальных людей, так как он научился их контролировать, но они все открыты мне. Стоит только мне захотеть их почувствовать.

Все-таки мои «не до этого» привели к лучшему результату, чем можно было бы ожидать. Эрик не только стал моим лучшим другом, я стал таким для него. Эти мысли вызывают у меня невольную улыбку.

А телепат из меня все же хреновый, раз я не заметил этого раньше.

Примечания:

<Феникс>

Я тут была.

Эрик

— Я не буду оттуда прыгать! — чуть ли не истерически кричит Шон в ответ на слова Чарльза. Он на секунду теряет контроль над голосовыми связками, от чего его голос кажется всколыхает каждую клеточку в теле — и это ощущение не из самых приятных.

— У нас нет другого выхода, Шон, — голос телепата спокоен и решителен.

Веснушчатый мутант морщится от безнадежности и обводит взглядом всех, находящихся в комнате, с немой просьбой о помощи, обходительно пропуская меня.

— Прошлый раз не получилось… — делает последнюю попытку.

— Поэтому мы и выбрали параболическую антенну, — слишком активно отвечает Хэнк. — На ней расстояние до земли будет гораздо больше, поэтому ты успеешь вызвать нужную звуковую волну до того, как упадешь.

— Хэнк! — предостерегающе прерывает ученого Чарльз, так как его слова только еще больше заставляют Банши нервничать. — Не беспокойся, Шон, с тобой ничего не случится, для этого мы берем с собой Эрика. На твоих крыльях достаточно железа, чтобы он смог спасти тебя… в крайнем случае.

Только сейчас я слышу истинную цель своего участия в этом эксперименте. Я страховка?

Мы с другом встречаемся взглядом, я вопросительно поднимаю брови, но телепат лишь пожимает плечами. Ну, естественно…

* * *

Утро встречает нас хмурым небом и мелким еле заметным дождиком, который вскоре совсем прекращается.

Хэнк и Шон, с уже закрепленными на нем крыльями, идут позади меня и Чарльза. По мере того, как мы приближаемся к антенне ее размеры кажутся все больше и больше. Да уж, если Шон, падая с такой высоты, не сможет полететь, то можно будет со стопроцентной уверенностью сказать, что его крылья бесполезны.

— Отец как можно дальше отселился от людей, но терять с ними связь не захотел. Вот и установил эту антенну, — Чарльз начинает говорить неожиданно, и я не сразу понимаю, зачем. В этом особняке антенна выглядит самым адекватным сооружением. Не буду даже вспоминать про бункер. Бросаю взгляд на друга. Выражение лица ясно дает понять, что его что-то беспокоит.

— В чем дело, Чарльз?

Он печально улыбается краешками губ и отводит взгляд.

— Моим родителям пришлось от многого отказаться, лишь бы я не сошел с ума из-за своих способностей.

Его признание меня ошарашивает. Я и не думал, что родители Чарльза знали о его мутации. Хотя мог бы догадаться. Друг чувствует мое удивление и поэтому объясняет, не дождавшись вопроса:

— В девять лет меня начали мучить голоса. Они не давали мне покоя. Я не знал, что это мысли других людей, а если бы знал — мне бы это не помогло. Этот непрекращающийся шум мешал мне жить, а я не знал, как с ним справляться. Как только родители узнали об этом — начали водить меня по врачам, но те не могли понять, что со мной происходит. Затем, обратились к ученым, но и те не помогли. Они продолжали поиск, пока к моим родителям не пришел какой-то человек и не рассказал о мутантах, и что я один из них. И после этого мы переехали сюда. В место, где нет людей — их мыслей и чувств.

Теперь становится понятно, почему этот дом находится так далеко от цивилизации.

— А я-то думал, что твой отец был мизантропом, — автоматически говорю я, размышляя над словами друга.

Чарльз невесело усмехается и качает головой.

— Его постоянно не было дома. Как и матери. Они не могли оставить свою работу. И они так и не смогли привыкнуть к тому, что я могу читать их мысли. Они любили меня, но я оставался для них тем, кого надо скрывать от общества. Пока я не научился контролировать способности…

Я не знаю, как моя мать среагировала бы на мою мутацию. Не думаю, что перед смертью она вообще поняла, что от меня хотел Шоу, но я уверен, что она никогда бы не бросила меня. Не отстранилась от меня.

Сжимаю плечо друга, он в ответ благодарно наклоняет голову. Отмечаю, что он не в настроении, продолжать неприятную для него тему, поэтому быстро перевожу ее:

— А кто тот мужчина, что рассказал твоим родителям о мутантах?

— Не знаю. Мне так и не удалось его найти или хоть что-то узнать о нем. Родители говорить о нем не хотели, а лезть в их голову без спросу я не хотел.

После его слов мне почему-то становится ужасно любопытно, каким ребенком был Чарльз. За последние годы в его жизни произошло много событий, которые должны были кардинально поменять его — смерть родителей, университет и работа в ЦРУ со мной. Я уверен, что Чарльз пять лет назад и Чарльз сейчас — совершенно разные люди.

* * *

На площадку на верхушке параболической антенны я забираюсь последним. Погода все еще пасмурная, но, к счастью, нет ветра, так как здесь он был бы гораздо сильнее и неприятнее.

Вид открывается просторный. Особняк Чарльза кажется крохотным. И куда не брось взгляд, утыкаешься в бескрайний лесной горизонт. Шон взволнованно переступает с ноги на ногу и смотрит вниз — через неограждённый проход. Видимо, этот проход использовался работниками, которые спускались отсюда, при помощи каната, вниз — для ремонта или постройки антенны.

— Вы правда думаете, что я полечу? — спрашивает Шон. Его голос сквозит еще большей неуверенностью и страхом, чем ранее в особняке. И не удивительно. Любой бы на его месте побоялся прыгать с такой высоты с надеждой, что голос и мелкие крылышки спасут его.

— Без сомнения, — уверенно отвечает Чарльз, не сводя глаз с мутанта и положив ему руку на плечо.

— Я верю вам, — указывает Шон на телепата.

— Я тронут, — быстро произносит друг, и я отмечаю, что он тоже начинает нервничать, но никак этого не показывает, чтобы не усилить сомнения мутанта.

— А ему нет, — теперь уже Шон указывает на Хэнка. Ученый собирается как-то на это ответить, но Чарльз приказывает ему молчать.

Шон еще несколько секунд стоит, устремив взгляд вниз и собираясь с духом, но ему не получается — он снова кричит:

— Я погибну!

— Слушай, мы не будем заставлять тебя, если ты еще не готов… — начинает сдавать позиции Чарльз.

Так Шон никогда не прыгнет! Сейчас начнутся бесконечные уговоры, сомнения и страхи. И еще не факт, что парень решиться прыгать. Если уж посмотреть, то Шон практически ничем не рискует, так как я рядом и, если что, его спасу. Или меня зря взяли? Пора действовать.

— Дай-ка, помогу, — говорю я и толкаю Шона. Он, неловко взмахнув руками, пытаясь найти за что схватится, и издав панический возглас падает.

— Эрик! — вскрикивает от неожиданности Чарльз и подскакивает к краю, вцепившись в ограждение и не сводя с падающего мутанта полного обеспокоенности взгляда. Я же продолжаю спокойно следить за парнем, хотя часть тревоги друга передается мне. Я готов остановить его падение, если что-то пойдет не так. Зачем паниковать?

Шон безвольно пролетев несколько ярдов вниз, наконец-то начинает действовать — расправляет руки и кричит настолько громко, насколько может. И это работает — он взлетает высоко к небу, разворачивается и пролетает рядом с нами, издавая восторженные возгласы. И только после этого Чарльз расслабляется и укоряюще смотрит на меня, словно я неправильно сделал, ускорив процесс.

— Что? Я знаю, ты сам хотел это сделать.

Чарльз только усмехается, качает головой и снова начинает наблюдать за Банши. Мы следим за полетом мутанта еще несколько минут, пока с его стороны до нас не доходит не вполне понятный вопрос.

— Что?! — разом кричат Чарльз и Хэнк.

Шон снова что-то кричит, пролетая мимо нас, но ветер делает его слова совершенно непонятными. Но Чарльз, похоже, понимает, или читает его мысли, потому что весь меняется в лице.

— Что? — обращаюсь к другу.

— Он спрашивает, как ему приземлиться — он устал… — Чарльз смотрит на меня, затем переводит вопросительный взгляд на Хэнка.

Ученый озадаченно хмурится.

— Вы что нашли способ взлететь, но забыли про приземление? — мне становится ужасно смешно, и я усмехаюсь. Возможно, тут ничего смешного нет, но лица этих гениев не оставляют мне выбора. Чарльз только недовольно хмуриться на мою реакцию.

После секундного размышления, Хэнк предлагает:

— Ну, можно предложить ему снижать частоту звуковых волн, тогда он должен будет приземлиться… Относительно целый…

Относительно?

Чарльз пристально смотрит на ученого, раздумывая над его словами и соглашается только тогда, когда Шон, пролетая мимо нас, снова кричит, пытаясь задать вопрос.

— Ладно. Я ему скажу, — и телепат прикладывает два пальца к виску. Он сосредоточенно смотрит на парня, передавая ему послание Хэнка. Переступает с ноги на ногу и бросает на меня взгляд, похожий на просьбу.

Ясно. Надо подстраховать Шона. Перевожу взгляд на летуна. Он с каждым новым криком приближается все ближе и ближе к земле, и скорость его полета уменьшается. Наконец, он опускается достаточно низко, чтобы дотронуться до земли ногами, инерция толкает его вперед, и он, махая руками, бежит несколько метров и падает, несколько раз кувыркнувшись. Мы с Хэнком поворачиваем головы к Чарльзу, тот опускает руку и улыбается.

— Будет жить, — и с этими словами устремляется к лестнице.

Ну хотя бы остался «относительно целым». Я снова усмехаюсь.

Когда мы добираемся до Шона, начинается ливень, от которого мы мгновенно промокаем с ног до головы.

* * *

Чарльз

Эрик отпускает Шона с Алексом и замечает меня в дверном проеме. Вопросительно поднимает брови.

— Я вчера говорил тебе, что сегодня твоя очередь тренироваться.

Эрик усмехается, и что-то неуловимое мелькает в его глазах.

— Отлично, тогда жди меня снаружи, — он с улыбкой проходит мимо меня и исчезает в коридоре. Что он задумал?

Я выхожу в сад. Дождь уже давно закончился, и земля успела просохнуть, но воздух продолжает оставаться свежим и прохладным. Через несколько минут выходит Эрик, в его руках…

Пистолет?

Он не дает мне осознать, что к чему, хватает меня за запястье и отводит подальше от здания. Останавливается и сует в мою руку оружие.

— Стреляй в меня.

Что?!

— Чарльз, ты хотел тренировать мои способности, так давай — стреляй.

Ну да, пуля же из железа. Но это никак не упрощает поставленную Эриком задачу. Он так и светится непонятным мне энтузиазмом.

— Давай!

Я поднимаю руку. Дуло пистолета на уровне его лба. Расстояние — может, дюйм. Взвожу курок.

— Уверен?

— Уверен, — Эрик возбужденно улыбается и переступает с ноги на ногу.

— Хорошо.

Хорошо?! Я не могу в него стрельнуть! А если что-то пойдет не так? И пуля убьёт его. Конечно, это маловероятно — Эрик очень хорошо контролирует свои способности даже если не в полной мере. Но все равно! Я не смогу нажать на курок. И не буду этого делать.

— Нет. Не могу, — опускаю руку. — Прости, я не могу стрелять в упор. Ты же мой друг.

— Да перестань! — Эрик хватает мою сжимающую оружие руку и поднимает ее обратно, приставляя дуло к своему лбу. — Пуля мне не страшна. Ты сам говорил, что я должен стремиться к большему.

Ну, нет! Я не это имел в виду и не так хотел его тренировать! Резко освобождаюсь от его хватки.

— Если ты знаешь, что пуля тебе не страшна — это не большее! — говорю, невольно повышая голос. Эрику не нравятся мои слова. Его лицо становится непроницаемым. Черт. Соберись, Чарльз. — Помнишь, кое-кто пытался поднять подводную лодку?

— Но это другое, — передаю ему пистолет, и он забирает его. — Мне нужно разозлиться, чтобы поднять подводную лодку.

— Одной злости мало.

Он весь меняется в лице, готовый спорить:

— До сих пор мне ее хватало.

— Из-за нее ты чуть не погиб.

Эрик хмурится, соглашаясь со мной, но он все еще не понимает, что я от него хочу.

— Идем! Сделаем кое-что более сложное, — чуть дотрагиваюсь до его плеча, приглашая пойти со мной, и подбегаю к забору, разделяющему сад особняка и огромное бесхозное поле.

— Видишь, — указываю другу на установленную на другом конце поля параболическую антенну. Я уже давно решил использовать ее, как предмет тренировки Эрика. — Попробуй развернуть ее.

Друг подходит ближе к забору, оставляя меня позади, кладет на него пистолет, а затем оборачивается и смотрит на меня, проверяя серьезность моих слов. И убедившись, что я не шучу снова обращает все свое внимание на антенну. Он собирается с мыслями и отключает их, вызывая нужные ему воспоминания и чувства. Через мгновение его эмоциональный фон меняется — заполняется ненавистью к Шоу, злостью и обидой. Он отгораживается от всего мира, и делает предметом своей ненависти антенну, концентрируя на ней всю свою силу. Поднимает руки и пытается сдвинуть ее.

Но она стоит. Он злится все больше и больше. И напрягается так, словно поднимает тяжелый груз. Но антенна продолжает равнодушно игнорировать его усилия. Наконец, Эрик сдается. Он устало и тяжело дыша, наваливается на забор, а злость отступает на второй план.

Вот он — подходящий момент, чтобы поднять разговор, который я уже давно хотел обсудить.

— Знаешь, по-моему, концентрация находится между злостью и умиротворенностью, — Эрик смотрит на меня, и я отмечаю, что он совершенно не понимает, что я имею в виду. — Ты не против если… — жестом спрашиваю разрешения на доступ к его мозгу.

Друг кивает.

Хорошо. Прикладываю пальцы к виску и закрываю глаза. Давно я не заходил в сознание Эрика. До сих пор чувствуются злость и ненависть. А вместе с ними мелькают рождающие их воспоминания. Но я отодвигаю все это. Мне нужно хорошее воспоминание, которое поможет открыть Эрику, скрытую за широченными стенами, светлую часть его души. Ту, которая дает спокойствие и мир.

Я вызываю воспоминание о его матери. Оно не связано с Шоу. Нет. Гораздо раньше. Раньше, чем их забрали в концлагерь. Раньше, чем война дошла до их селения. Это воспоминание наполнено умиротворением — Эрик с матерью зажигают свечи в честь пятого дня праздника Хануки.

Свечи тихо трещат, пока огонь пожирает фитиль. В комнате стоит полумрак, так как электричество уже давно не подают, и только тихий огонь дает теплый свет, бросая на предметы и лица танцующие тени. Мама смотрит на меня и ее глаза полны непонятной мне печалью и вместе с тем спокойствием и любовью.

Этот ритуал, в честь праздника, который повторяется каждый год, успокаивает и дает надежду на… чудо? Я знаю, что это глупо, но мне совершенно не хочется перестать так думать. Даже если это очень по-детски.

Так спокойно и хорошо. Сейчас редко найдется время, когда можно почувствовать себя так. Как только выходишь за пределы дома, ощущаешь напряжение и мертвую тишину. Все затихло в ожидании бури — в ожидании чего-то страшного. И только сейчас все это уходит — становится совершенно неважным.

Когда мама зажигает последнюю свечу, она, все также печально улыбаясь, проводит ладонью по моей щеке. И я чувствую всю любовь и нежность, что она вкладывает в это прикосновение, и от этого на душе так спокойно и тепло, но в то же время что-то внутри обрывается, и к горлу подкатывается комок слез.

Я убираю пальцы от виска и чувствую, что по моей щеке течет слеза. Вытираю ее.

— Что ты сейчас со мной сделал? — спрашивает Эрик, все еще не отойдя от эмоций, вызванных воспоминанием. И от тех забытых и зарытых чувствах, которые оно подняло.

— Я добрался до светлого уголка твоей памяти. Это прекрасное воспоминание. Спасибо.

— Не знал, что они еще остались.

— В тебе их гораздо больше, чем ты думаешь. Не только боль и гнев, но и доброта. Я чувствую. Когда ты сможешь добраться до этого — с твоей силой никому не справиться. Даже мне, — я улыбаюсь ему и подбадривающе хлопаю его по плечу. — Ну давай! Еще раз.

Эрик не вспоминает о той ненависти, что всегда сопровождала его способности. Сохраняя новые чувства, он смотрит на антенну и поднимает руку. Теперь ему не надо напрягаться — он просто двигает ее. Тот блок, что ставили негативные эмоции, ушел, и он ощущает свои силы совершенно по-другому.

Антенна с легкостью поддается его приказу. И как только она оказывается лицом к нам, Эрик отпускает ее и смеется. Он никогда прежде не чувствовал себя настолько легко после высокого уровня использования своих сил. Чаще всего после этого он долго чувствовал злость и ненависть, а затем опустошение. А сейчас, у него словно прибавились силы, хотя никогда раньше, ему не получалось перемещать такое большое количество железа за один раз. Я подбадривающе хлопаю друга по спине. Он смотрит на меня, и на душе становится теплее. Мне удалось помочь ему. Ведь это большой шаг к тому, чтобы Эрик смог примириться с самим собой.

— Молодчина.

Он не успевает мне ответить так, как мы слышим голос Мойры со стороны особняка:

— Эй! Началось обращение президента.

* * *

В комнате собрались все мутанты и агент МакТаггерт. Мы смотрим на обращение Кеннеди к населению Америки в небольшом телевизоре.

«Позиция нашей страны такова: любая ядерная ракета, которая пересечет линию блокады вокруг Кубы, будет считаться актом нападения Советского Союза на Соединенные Штаты, что повлечет за собой полномасштабный ответный удар по Советскому Союзу…»

— Вот, где мы найдем Шоу, — говорит Эрик указывая дулом пистолета, которого еще не успел убрать, на телевизор, привлекая к себе всеобщие взгляды.

— С чего это? — озадаченно спрашивает Алекс.

— Ему не терпится развязать Третью Мировую войну, — вместо друга отвечаю я. — Он использует эту ситуацию.

В голове сразу же всплывают воспоминания Эммы, которые я нашел в ее мозгу, когда мы были в России. Шоу спланировал эту ситуацию с самого начала. Поэтому Эмма ездила в СССР к министру обороны, поэтому он угрожал полковнику Генри в клубе. Он с самого начала хотел свести две сильнейшие страны мира в одной точке, чтобы ядерная война была неизбежной.

— Вот вам и дипломатия, — равнодушно кидает Эрик и перед уходом из комнаты добавляет: — Советую вам хорошо выспаться.

Его спокойная уверенность, несмотря ни на что, не дает остальным начать паниковать. Мы готовились к этому достаточно долго, чтобы настроиться на скорую встречу с Шоу и его сообщниками.

Но настроя нет. Почему-то сердце неприятно сжимается. Я не чувствую, что мы готовы биться. Но разве у нас есть выбор? Но я не могу выразить свою неуверенность. Все мутанты смотрят на меня и Эрика как на главных — и если кто-то из нас выразит хоть малейшее сомнение, то дух всей команды может подорваться. А этого я позволить не могу.

Встаю.

— Все верно. Отбой сегодня будет раньше, а пока нужно продолжить тренировку. Шон, тебе надо поработать с посадкой, а тебе Алекс стоит поработать с оригиналом устройства, что тебе сделал Хэнк, чтобы к нему приспособиться.

Я обвожу каждого взглядом, отмечая, что моя уверенность помогает им справиться с сомнениями и страхами. И улыбаюсь. Я не знаю, как это выходит. Я не вижу причин улыбаться. И я не хотел этого делать. Это выходит как-то само — автоматически. Я почувствовал, что находящимся в комнате это надо, и улыбнулся. И это помогает. Все окончательно берут себя в руки и расходятся, а я чувствую себя лгуном, давшим всем надежду. Но я не могу себя осуждать за это, так как по-другому поступить не мог.

Эрик

Я выхожу из комнаты. И чувствую, как поднимается настроение. Наконец-то! Наконец-то, я смогу встретиться с Шоу и убить его! И я это сделаю не только из мести, но и ради своих друзей. Ради Чарльза. После его смерти, я смогу расстаться со своим прошлым, смогу со спокойной душой сказать, что все родные мне люди в безопасности.

После поездки в Советский Союз, мою голову часто занимал план Шоу — его желание построить мир, где правят мутанты. Где быть мутантом естественнее, чем им не быть. Где не надо прятаться или бояться, что ты можешь стать подопытным кроликом. Мне нравится такой мир. Но в нем нет места для Шоу. Он не может быть главой такого мира, так как он не лучше тех ученых, что ставили на мне опыты. Он хуже. Гораздо хуже. И я никогда ему не доверюсь. И когда он умрет, мы с Чарльзом сможем построить такой мир. Вместе.

Примечания:

<Феникс>

Здесь была бета)

Чарльз

В лаборатории Хэнк весь погружен в работу — заканчивает последние штрихи в костюмах Шона и Алекса, и кажется, он занят еще чем-то, так как на пороге меня захлестывает волна воодушевления. И это странно. С кем бы из мутантов я не встречался после просмотра обращения Президента, — все напряжены и не могут отбросить от себя мысли о скорой борьбе с Шоу, а Хэнк похоже даже временно забыл о ней. Интересно…

Мысли Хэнка, когда он в «научном возбуждении», я не читаю — в этом в состоянии его голове такой хаос из непонятных мне слов и алгоритмов, что я только путаюсь или просто ничего не понимаю. Мне легче поговорить с ученым, либо дождаться, когда его мозг придет в более понятное мне состояние.

— Хэнк?

Ученый отвлекается от своих изобретений и увидев меня озаряется счастливой улыбкой. Вот это уже совсем странно. Что могло так сильно осчастливить Хэнка, что он забыл о Шоу.

— Что-то случилось?

— Да! Мне наконец-то удалось синтезировать ее! — восклицает он, разворачивается и быстро подходит к столу, уставленному микроскопами и другими приборами для медицинских исследований. Берет с него небольшую открытую коробочку и подносит ко мне. В ней лежат два шприца, наполовину наполненные ярко-зеленой жидкостью.

— Сыворотка?

— Да.

Хэнк смотрит на нее полными восхищения глазами и держит коробочку с таким трепетом, словно она пропадет у него на глазах, стоит ему сделать неверное движение. Он мне уже давно рассказал о своем плане — о составлении сыворотки при помощи клеток Рейвен, которая приведет их внешний вид к «нормальному». И я знаю, что Рейвен тоже хотела, чтобы Хэнк избавил ее от нужды скрывать свою истинную внешность.

— И она работает?

— Должна будет, — ученый отводит взгляд от шприцев и переводит на меня. — Я хотел сегодня испробовать ее… вместе с Рейвен?

— Рейвен должна сама решить.

У меня нет причин не доверять Хэнку — больше половины его изобретений срабатывали, и сыворотка тоже должна будет. Не думаю, что он рисковал бы своей жизнью и жизнью Рейвен, к которой неровно дышит, если бы не был уверен в сыворотке на все сто процентов. При этом Рейвен всю жизнь мечтала быть как все, и теперь у нее появится такая возможность — ей не надо будет прятаться от остальных. И я не могу пойти против ее воли, хотя я все-таки считаю, что ей стоит перестать комплексовать из-за своей настоящей внешности, так как среди мутантов она могла бы быть собой, как всегда была со мной. Но видимо должно пройти время, чтобы она поняла свою ценность и избавилась от комплексов. Поэтому я дам ей решать и не буду вмешиваться.

* * *

Тренировка с Шоном и Алексом, законченная ободряющей речью, только сильнее меня выжила. Я всё не могу избавиться от напряжения. И это надоедает. Завтра тяжелый день. Я должен расслабиться и выспаться, чтобы быть полным сил — от этого многое зависит.

Почему мне все еще кажется нереальной завтрашняя битва? Словно все это большой нескончаемый сон? Как можем мы — небольшая горстка мутантов — биться против Шоу и его соратников? Это так нереалистично и… Пора заканчивать с такими мыслями.

Захожу в комнату, где мы чаще всего устраиваем общие собрания и на мгновение останавливаюсь на пороге от неожиданности — Эрик развалился в одном из кресел нашего «шахматного клуба» и потягивает что-то из бокала. Почему-то я не ожидал его сегодня увидеть, так как думал, что он не будет в настроении для игры. Но видимо, я ошибался и традиция вечерней шахматной партии непоколебима, ни при каких обстоятельствах.

— Думал, ты уже не придешь.

Если бы не мое желание опустошить отцовский бар, я наверное не пришел бы. Но говорить об этом Эрику не планирую. Наливаю себе в цилиндрическую кружку любимый отцовский коньяк и сажусь напротив Эрика. Фигуры поставлены, и все готово к игре. Которая может стать последней. Хватит! Прекрати накручивать себя Чарльз!

Делаю небольшой глоток — алкоголь, оставляя приятный пряный привкус и чуть обжигая горло, согревает изнутри.

Белые фигуры у меня — значит я делаю ход первым. И я хожу.

Первые несколько ходов проходят в молчании и под пристальным взглядом Эрика. Он спокоен, но я ощущаю, что между нами стоит несказанный вопрос — что-то, что он не знает спрашивать у меня или нет. Может, думает, что эта тема глупая и ничего не поменяет. Или же наоборот — повлечет за собой неприятный разговор. Но этот вопрос пока его не особо волнует. Он просто следит за мной и за игрой, а я слежу за ним.

— У тебя есть сомнения, Чарльз? — наконец звучит вопрос, я лишь вопросительно поднимаю брови, хотя понимаю о чем именно он говорит. — Насчет наших намерений на завтра.

Сомнения. Сомнения-то есть, но чем они помогут — они мои вечные спутники, на каждый шаг моей жизни. Сомнения есть и уверенность, что мы поступаем правильно, тоже есть. И ее хватает.

— Куба, Россия, Америка — Шоу все равно, — наклоняюсь и сдвигаю коня. — Он объявил войну человечеству и всем нам. Надо его остановить.

— Я не собираюсь останавливать. Я убью его, — Эрик особенно выделяет последние слова, словно хочет впечатать их в мою голову. Передвигает ферзя и продолжает: — Надеюсь, ты мне это позволишь?

Я не отвечаю. Только наклоняюсь к шахматной доске, делая вид, что продумываю дальнейший ход. Вот для чего он начал этот разговор: узнать буду ли я мешать его мести или нет. Для него все просто — смерть Шоу обеспечит его спокойным существованием, чувством, что он исполнил свой долг и отомстил за смерть матери и свои муки. Но он ошибается — от этого ему легче не станет.

А вот смогу ли я дать ему убить Шоу? Отчего-то эта мысль заставляет меня усмехнуться. Разве Эрик будет спрашивать? И разве мне решать достоин Шоу смерти или нет?

— Ты всегда знал, почему я здесь, Чарльз, — неправильно поняв мою усмешку, продолжает Эрик. — Но все изменилось. Все началось, как тайная операция, но завтра все узнают, что мутанты существуют. Шоу или мы — они не будут разбираться. Они будут боятся нас, и страх перейдет в ненависть.

— Нет, если остановить войну. Если остановить Шоу, рискуя нашими жизнями ради них.

— Они бы сделали это ради нас?

— У нас есть потенциал, чтобы быть лучше.

— Мы уже лучше, — он не понимает меня. Может, я говорю не так, а может, он просто не хочет слышать меня, но он продолжает тянуть свое, все больше раздражаясь, что я его не поддерживаю: — Мы более высокая ступень эволюции — это твои слова…

— Нет!

Эти написанные в дипломе слова, каждый понимает как ему заблагоразумится, кто-то как оскорбление, а кто-то как призыв сражаться с обычными людьми. Хотя я просто констатировал факт, что мы более высокая ступень эволюции, но видимо следовало приписать, что это не повод грызть друг другу глотки или сравнивать, кто круче. Но сейчас доказывать что-то Эрику бесполезно — то, что я его перебил, его еще больше распалило.

— Ты правда такой наивный?! Думаешь, нам позволят жить спокойно среди людей? Или это высокомерие?

Последний вопрос привлекает мой взгляд. Высокомерие?

— Что прости?

Но он не объясняет свое предположение, видимо ему хотелось привлечь обратно мой взгляд, ведь, ему постоянно надо видеть глаза собеседника, чтобы знать, что тот чувствует или думает. Либо он серьезно считает, что мои слова сказаны только из-за моего высокомерия?

— Когда все закончиться, они повернут свое оружие против нас, потому что не все люди такие как Мойра.

— Думаешь, что они все как Шоу?

Эрик никак не возражает. Он уверен, что возможно они не настолько плохи как Шоу, но они точно не все так хороши, как Мойра, — они не примут нас. Но и сейчас этот вопрос не самый главный. Если мы будем продолжать спорить на эту тему, то мы отойдем от самой важной проблемы — Шоу.

— Друг мой, слушай меня внимательно, — я чуть наклоняюсь вперед и, пристально смотря ему в глаза, говорю то, что крутится в моей голове уже очень долго: — убийство Шоу не принесет тебе мира.

Его взгляд не меняется, и я только ощущаю легкую волну ненависти к Шоу, поднявшуюся внутри него.

— Мир никогда не был моей целью.

От этого ответа горло сжимается. Я знаю, что эти слова порождены ненавистью и раздражением, но они все равно повисают в воздухе, как нечто совершенно чужое и ненужное, и давящее на нас. Ведь мы оба прекрасно знаем, что его целью всегда был именно мир. Но спорить уже нет смысла, — может, сейчас Эрик не сумеет выстроить ту стену, что прикрывала его раньше от меня, но он легко сможет отстраниться, прикрыться своим равнодушием.

Когда я возвращаю взгляд на шахматную доску, то вижу, что Эрик уже поставил мне мат.

Эрик

Чарльз не начал спорить или что-то доказывать — он просто собрал шахматы, пожелал мне доброй ночи и ушел. Я видел, что он со мной не согласен, я даже чувствовал это, но он решил ничего мне не доказывать. Может, это и к лучшему, но сейчас я чувствую себя раздраженным и почему-то виноватым, что меня еще больше раздражает.

«Мир никогда не был моей целью» — это же так. Почему Чарльз воспринял эти слова, как ложь? Почему я воспринял их также? Я стремился убить Шоу ради мести за мою мать — всегда. Я не хотел спокойствия и мира, хотя возможно знал, что они будут приятным бонусом к моей цели. Или я все же хотел больше мира? И что?! Даже если так, это не изменит моей цели — я убью Шоу!

Я резко открываю дверь в свою комнату и на мгновение замираю от неожиданности. Рейвен? Она лежит на моей кровати лицом ко мне, приподнявшись на одном локте. Из-под одеяла выглядывают голые плечи, выдающие ее наготу. До меня не сразу доходят ее намерения — так как я все еще злюсь, то ли на себя, то ли на Чарльза.

— О, — наконец беру себя в руки и захожу в комнату, закрывая дверь. — Вот это сюрприз.

— Надеюсь, приятный.

Почему она здесь? Я уверен, что сегодня днем она все еще была по уши влюблена в Хэнка, а теперь она здесь. Неужели она хочет снять напряжение перед сном? Странно, и все снова упирается в Хэнка. Неужели тот струсил? Или они поссорились? И Рейвен решила променять его на меня. Бред полный! На Рейвен это не похоже. Или же я плохо знаю сестру Чарльза.

— Уходи, Рейвен. Я хочу спать, — бросаю ей и подхожу к небольшому столику, на котором уже давно устроилась бутылка виски и наливаю его себе в кружку. Мне надо напиться до отключки, и тогда сон придет сразу без всяких лишних мыслей. Добавляю: — Может, через пару лет.

— А сейчас? — голос поменялся — стал более глубоким и взрослым. Я поворачиваюсь. Рейвен изменила свой возраст на более чем пять лет — теперь она выглядит как привлекательная зрелая женщина примерно моего возраста.

Сколько раз я ей говорил, что она мне нравится именно ее настоящая внешность, но она словно не слышит меня — не верит, что такое вообще возможно. Поэтому я просто поддаюсь очередному порыву показать ей, что она прекрасна без изменения своей внешности.

— Предпочитаю настоящую Рейвен, — говорю я, и девушка возвращается в свой прежний облик. — Я сказал, настоящую Рейвен.

Только сейчас она понимает, про что именно я говорю, и медленно меняется на глазах, обретая свой истинный вид, от которого у меня уже привычно замирает сердце.

— Совершенство.

Она не ожидала услышать такие слова — сначала смущается от неожиданности комплимента, а затем от стыда, преследующего ее всю жизнь.

— Ты подашь мне халат? — ее голос ломается на последнем слове.

— Он тебе не нужен, — подхожу к ней и сажусь рядом. Вблизи ее кожа кажется темнее, глаза ярче и узоры на ее теле приобретают более явные черты и обретают невиданные ранее детали. — Когда смотришь на тигра, разве хочется его прикрыть?

Я ей улыбаюсь, и она отвечает тем же, загипнотизированная моим взглядом. Она все еще не верит, что с такой внешностью она может кому-то нравится.

— Нет, но…

— Ты изысканное создание, Рейвен. Всю твою жизнь мир пытался приручить тебя — пора стать свободной.

Я наклоняюсь и легко касаюсь ее губ. Я не ожидал ответа, но он последовал сразу же, разжигая желание и что-то новое и тёплое посреди груди. Этот поцелуй отличается прошлых — он особенный. Может, из-за того что Рейвен особенная? Провожу рукой по ее мягкой коже, начиная от шеи, обводя подушечками пальцами узоры на ее коже, прохожу от ключицы к плечу… и понимаю, что сейчас не время заходить дальше поцелуя. Хотя желание тянет. Но я не знаю, что заставило Рейвен придти сюда. И не хочу пользоваться ее временной слабостью — надо дать ей время подумать.

Чарльз

После разговора с Эриком напряжение не упало, а только еще больше выросло и вместе с ним желание напиться до помрачения разума. Ближайшая к моей комната, где может быть хоть немного алкоголя — кухня, поэтому я зарываюсь в холодильник, как только оказываюсь там, в поисках открытого вина. Все-таки пить много мне нельзя, так как при большом количестве алкоголя я теряю контроль над мозгом, и в мою голову заселяется гора ненужных мне чужих мыслей, так что вино сойдет.

— Иногда я думаю, какая бы у меня была жизнь, если бы ты не обнаружил меня тогда ночью, — раздается голос Рейвен со стороны двери, заставляя меня вздрогнуть от неожиданности.

— Прости, что? — хватаю с нижней полки бутылку вина, поворачиваюсь к сестре. И замечаю, что она голая! — О Господи, Рейвен! Где твоя одежда? Сейчас же надень что-нибудь, — быстро говорю, пытаясь на нее не смотреть. И хотя Рейвен в своем естественном виде, я все равно чувствую дискомфорт, когда она не одета.

— Тогда ты сказал совсем другое — домашние питомцы милее, когда они маленькие, — она садится за стол прикрываясь им и сложенными перед собой руками. Наконец давая мне собраться с мыслями и откинуть дискомфорт подальше.

Все-таки она же не голая по обычным человеческим параметрам? На ней словно плотно облегающий все тело костюм… Но меня это не успокаивает. Я же знаю, что это не костюм. Я вырос с ней в ее естественном виде и для меня она голая, даже если сторонний наблюдатель скажет, что если сравнивать с обычным человеком, это не так. Для меня так.

— Послушай, не знаю, что на тебя нашло. Я думал у тебя будет хорошее настроение. Хэнк сказал, что нашел решение твоей косметической проблемы…

Я сажусь напротив и понимаю, что это не то, что она имела в виду — Рейвен молча пристально смотрит на меня и это начинает напрягать. Я ее не так понял.

— Ты сама скажешь или мне прочитать твои мысли?

— Ты обещал мне не делать этого.

— Я и не делал. Просто раньше я всегда знал о чем ты думаешь.

Например, не ходишь голая по кухне.

Мои слова только выводят ее из себя.

— Знаешь, Чарльз, я раньше думала, что мы будем вместе против всего мира! Но каким бы мерзким он не становился, ты не пойдешь против него! Ты хочешь быть его частью, — она вскакивает и быстро выходит из комнаты, не давая мне ответить.

Как это похоже на слова Эрика. Но Рейвен снова завела этот разговор из-за своей внешности, только что-то поменялось, и я не успел уловить, что именно. Возможно, она наконец-то поняла, что надо перестать комплексовать из-за своей внешности, но тогда почему она пришла ко мне с упреками, разве я ей не говорил, что она особенная? И разве Хэнк не собирался вместе с Рейвен испробовать сыворотку сегодня вечером? Что случилось? Черт, Шоу, Эрик, а теперь еще и Рейвен. Видимо сегодня для меня не самый удачный день.

Открываю бутылку и особо не церемонясь пью прямо из горла. Хочется все послать и забыться в алкогольном опьянении. Но так проблемы не уйдут. Поэтому я просто допиваю вино и возвращаюсь в свою комнату. Меня ждет долгая ночь.

Эрик

Монета в моих руках приятно нагревается. Я ощущаю, как от нее исходят волны, которые исходят только от железа. Они позволяют мне делать с ним все что угодно — гнуть, рвать, мять или поднимать в воздух. Оно послушное в моих руках, как разогревшийся пластилин.

Поднимаю взгляд на Шоу. Вот он — решающий момент. Я могу наконец-то сделать то, ради чего потратил свою жизнь. Я убью его.

Монета послушно поднимается в воздух. Шоу чему-то довольно улыбается, чуть напрягая меня, но только чуть— он всегда был сумасшедшим. Монета приближается к нему все ближе и ближе. И я получаю удовольствие от осознания того, что он видит, как смерть мучительно долго подходит к нему и как…

— Эрик, стой! Ты не должен этого делать! — Чарльз врывается в комнату охватывая меня своим присутствием.

— Он убил мою мать, Чарльз!

— Убив его ты ничего не исправишь. Все станет только хуже. Смерть Шоу тебе не поможет.

Я не знаю, что заставляет меня послушать Чарльза и убрать монету, но этот шаг был неосмотрительным. Шоу в одно мгновение откуда-то выхватывает пистолет и выстреливает в голову телепата.

— Не стоило медлить Эрик, — говорит он с улыбкой. — Ты должен был знать, что я единственный, кто может уничтожить твою жизнь в одно мгновение.

Чарльз падает, и из маленькой ранки в его голове тонкой струйкой бежит кровь. Глаза открыты и смотрят пустым невидящим взглядом. И мне хочется пустить пулю в свою голову лишь бы не видеть этого.

Убью Шоу! Резко разворачиваюсь в его сторону, но его уже нет. И я наконец просыпаюсь. Простыни промокли и прилипли к спине, и я сдираю их с кровати и кидаю на пол.

Чертовы кошмары! Протираю лицо ладонями и ложусь на голый матрас. Но на этот раз этот сон несет за собой верный подтекст — если я не убью Шоу, то он убьет или замучает кого-нибудь из родных мне людей. Поэтому мне нельзя дать Чарльзу помешать мне или засомневаться — нельзя подпускать к своей голове. Но я не смогу этого сделать. Последнее время я сам цепляюсь за присутствие друга рядом, как я смогу отстраниться в важный момент моей жизни? И даже если получится, есть возможность, что телепат нарушит свое обещание и остановит меня насильно, или залезет в голову и начнет убеждать меня так, что я не избавлюсь от него.

Я знаю, что друг заботится о мне и о том, чтобы у меня все было хорошо, но я тоже думаю не только о мести, а о том, чтобы избавить мир от такого сумасшедшего социопата, как Шоу. Поэтому мне просто надо каким-то образом не пустить Чарльза в свою голову до того времени, как Шоу будет мертв и все наши проблемы уйдут.

Не пустить в голову… Только как?

Шлем! Точно шлем Шоу. Если я каким-то образом добуду его во время битвы с Шоу, то есть сниму его, то Чарльз не помешает мне! Он, конечно, будет недоволен этим, но после поймет, что так было нужно. Что я не мог рисковать. Да и тогда это уже будет не важно, так как у нас будут проблемы пострашнее шлема, я уверен — люди не смогут дать нам просто существовать. И начнется другая война.

Примечания:

<Феникс>

Здесь была бета.

Чарльз

Я просыпаюсь слишком рано, поспав от силы часов пять, но так как сон отвалился от меня практически мгновенно, не думаю, что смогу еще заснуть. Как только я открываю глаза, сразу же вспоминаю, что нам сегодня предстоит встреча с Шоу и в не самой мирной форме. Возможно, кто-то из нашей команды сегодня не выживет. И это могут быть самые родные мне люди — Рейвен и Эрик. Настроение располагается в перигее к ужасному, практически депрессивному состоянию. Ссора с Рейвен и Эриком все еще дают о себе знать, при этом в голове метается мысль о том, что на этом могут закончатся наши отношения, так как помириться уже не будет возможности.

Сажусь, свесив ноги с кровати и убрав волосы с лица. Надо взять себя в руки. Конечно, я вряд ли избавлюсь от страха и напряжения, но пора перестать настраиваться на худший исход — остальные мутанты могут это почувствовать и тогда о победе над Шоу можно будет даже не задумываться.

Приняв душ, одевшись и чуть рассеяв свой пассивный настрой, я направляюсь на кухню оккупировать кофе. Все в доме еще спят, поэтому принимаюсь за горький напиток в одиночестве, но мне это только на руку. За это время я могу спокойно обдумать то, что произошло вчера.

Во-первых, Эрик. Я уже не знаю, как убедить его в том, что убийство Шоу сделает все намного хуже — он не почувствует облегчения, и на его душу только ляжет очередной неподъемный груз. Я не уверен, что смогу заставить его не убивать Шоу, когда этот вопрос встанет клином. Я попытаюсь уговорить, но пойти против его воли не смогу. Я не буду лишать его права выбора.

Во-вторых, Рейвен. Я так и не понял, почему вчера она говорила со мной таким образом. Мне удалось после разговора найти при помощи телепатии Хэнка и узнать, что же произошло. И то что я увидел, мне не понравилось — ученый, из-за того, что Рейвен отказалась принимать сыворотку, обидел ее, назвав настоящую ее внешность некрасивой и непривлекательной. У меня даже был порыв пойти и разобраться с ним, но я понял, что этот конфликт будет неконструктивным, так как я просто вылью на него весь накопившийся во мне за вечер негатив. Это была бы только очередная бесполезная ссора. Да, и Хэнк чувствовал себя виноватым и готов был на следующий день извиниться перед Рейвен. Но все же слова Хэнка не было поводом для конфликта со мной, и для странного поведения Рейвен тоже — может, только частичным, но не основным. И я так и не смог разобраться в чем проблема. А ее слова, так похожие на слова Эрика, заставили меня насторожиться. Может, что-то произошло между ними. Неужели для поддержки она пришла к нему, а не ко мне, как было всегда до этого…

В проеме двери я замечаю Рейвен, которая отвлекает меня от мыслей. Она тоже замечает меня и на мгновение в нерешительности останавливается на пороге. Сестра в своем естественном виде, собранная и готовая отправляться. Она настроена отвергать все мои запреты ехать с нами — вчерашняя ссора дает о себе знать.

— Видимо, бесполезно отговаривать тебя ехать с нами.

Рейвен молча наливает себе в кружку кофе, добавляет сахар и молоко, как делает всегда. Она тоже чувствует себя не в своей тарелке после своих слов, сказанных в порыве чувств, и не хочет дальше ссориться.

— Да, Чарльз. Я поеду, — спокойно произносит и присаживается напротив, прямо как вчера.

— Ты же знаешь, что я всегда был на твоей стороне Рейвен, — после несколько секунд неловкого молчания перехожу к делу. Я не хочу, чтобы, если мы по какой-либо причине расстанемся, это было бы на той же ноте, что и тогда, когда я уехал в Россию.

Она виновато опускает взгляд в кружку с нетронутым напитком.

— Прости, Чарльз, я была не права. В последнее время я чувствовала себя бесполезной, ненужной и вчера я не почувствовала от тебя поддержки. И… — она начинает обводить пальцем край кружки. Что-то недоговаривает. Значит, дело не только в этом. Но настаивать на полном ответе я не буду, в конце концов она мне скажет. Так всегда было.

— Хэнк был не прав, Рейвен, — она поднимает взгляд, реагируя на мои слова. — Ты уникальна такая, какая есть. И я никогда не думал по-другому.

В ответ она озаряется яркой улыбкой, которая остается одинаковой в каком бы образе она ни была.

Эрик

Чарльз ведет себя чуть отстраненно со мною. Вчерашний разговор, словно проложил между нами трещину, и мне это не нравится. Но я не знаю как это наладить, ведь вчера ночью я не передумал, а наоборот решил надеть шлем, чтобы Чарльз не смог меня заставить или уговорить не убивать Шоу. Я уверен — ему это точно не понравиться. Поэтому я не поднимаю вчерашнюю тему, когда встречаюсь с ним на кухне — да и вообще не показываю, что заметил напряженности в наших отношениях.

Рейвен сидит напротив него, и до моего прихода они о чем-то мило общались. Замечаю, что девушка не меняла своей внешности, что вызывает чувство удовлетворенности. Все-таки наш последний разговор не прошел зря. Она чуть стеснительно мне улыбается и я, невольно вспомнив вчерашний вечер с ней, улыбаюсь в ответ. Чарльза же почему-то не особо удивляет наше нестандартное поведение, хотя до этого мы с Рейвен, кроме пары дежурных, ничем больше не обменивались, даже элементарной улыбкой. Может, догадался? Или Рейвен сказала? Хотя не похоже.

Телепат здоровается со мной и, сделав глоток, ставит пустую кружку рядом.

— Может, кофе? — спрашивает, прослеживая мою реакцию.

— Не откажусь, — присаживаюсь рядом, но вместо друга с места срывается Рейвен и принимается за приготовление напитка. Ее хлопоты выглядят так мило, что я невольно ощущаю домашний уют, такой естественный для семей, но со времени маминой смерти позабытый мною. Хоть бы так было всегда — два родных мне человека рядом.

* * *

— Я не знаю, где Хэнк — его нет в своей комнате, — тараторит Шон запивая свой нескромный завтрак молоком. — Я заходил его разбудить, а там его нет.

Чарльз хмурится. И его взгляд на несколько мгновений уходит в никуда. Когда он возвращается из своего телепатического путешествия, то встречается со мной глазами, обеспокоенно качает головой и говорит:

— Его нет в особняке.

— То есть? А где он? — озадаченно спрашивает Алекс.

— Не знаю, — Чарльз встает и выходит, остальные увязываются следом.

Дверь в лабораторию Хэнка встречает нас запиской «Я на авиабазе, захватите ящик отмеченный крестом. Хэнк». Прочитав сообщение, Чарльз срывает записку и распахивает дверь, открывая нашим глазам неожиданную картину. В лаборатории стоит погром — каждый предмет мебели, каждое оборудование, каждая вещь находится не на своем месте. Столы повалены набок, некоторые даже сломаны или погнуты. Все стеклянное оборудование разбито вдребезги, а если что-то осталось целым, то разбросано по полу.

— Что тут, черт возьми, произошло? — спрашиваю я. Чарльз в ответ лишь поворачивается и награждает меня взглядом, дающим понять, что он сам задается тем же вопросом. И это его беспокоит.

Телепат, обходя столы и хрустящие под ногами крошки стекла, проходит к другому концу комнаты, где лежит огромный железный ящик, с налепленным на него в виде икса скотчем, и открывает его. К тому времени мы догоняем его и с любопытством заглядываем внутрь. В ящике лежат костюмы желто-черной расцветки — на самом верхнем налеплена скотчем записка: «Профессора». Видимо, ниже находятся костюмы остальных.

— Хэнк времени не терял, — отмечаю я.

Чарльз смотрит на меня, но никак не отвечает. Он все еще волнуется насчет погрома в комнате и того, с чем это связано.

— Нам что, надо это носить? — не очень довольным тоном спрашивает Хавок.

— Ни у кого из нас нет мутации предохраняющей от радиации или от прямого попадания пуль. Думаю, нам стоит экипироваться, — констатирует Чарльз и, достав свой костюм, остальные раздает членам команды, продолжая: — Грузовик приедет через полчаса. Поэтому встречаемся снаружи через пятнадцать минут. До авиабазы ехать полтора часа, советую приготовиться.

Раздав экипировку, он выходит из комнаты.

Чарльз

Пока мы едем до базы в кузове стоит напрягающая тишина. Только Эрик находится в каком-то предвкушающем возбуждении, наверное, ждет не дождется скорой встречи с Шоу. Хочет, чтобы цель всей его жизни наконец была достигнута. И меня это только еще больше напрягает. Но иногда все-таки я от него ощущаю волны разочарования и неудовлетворения. И он как-то странно посматривает на меня — видимо вчерашний разговор все-таки не дает покоя не только мне.

— Мы приехали! — кричит Мойра, как только мы останавливаемся.

Мы выбираемся из грузовика, и нас встречает один из агентов ЦРУ, который вежливо представившись, провожает нас до ангара с реактивным самолетом, построенным Хэнком. По мере того, как мы продвигались по базе, я пытался найти ученого, но так и не наткнулся на него. Я до сих пор теряюсь в догадках, что могло так разгромить его лабораторию. И если это был не Хэнк, не повредило ли это нечто ему?

— Где Хэнк? — спрашивает Рейвен, как только агент выходит, оставляя нас одних лицезреть реактивный самолет, который мы видели еще в Исследовательском отделе ЦРУ или очень похожий на него.

— Я здесь, — раздается ответ со стороны выхода из ангара, голос совершенно не похожий на знакомый нам голос молодого ученого — он более звучный и глубокий, более взрослый.

Мы все устремляем взгляд в сторону ответившего человека — солнце ярко освещает его сзади мешая нам увидеть что-то кроме силуэта. Он движется к нам и его габариты становится все больше и шире — становятся совершенно непохожим на щуплого ученого.

— Хэнк? — спрашиваю немного озадаченно. Я узнаю сознание и эмоциональный фон парня, хотя в них, как и в самих размерах Хэнка, что-то кардинально поменялось.

Наконец, человек подходит настолько, что обретает очертания и четкость, и я понимаю в чем дело — мутация Хэнка развилась в нем еще сильнее. Он полностью покрылся синей шерстью, радужка глаз приняла ярко-желтый, практически, светящийся оттенок, ногти превратились в когти, а зубы в клыки. На нем тот же костюме, что и на нас, а на носу все еще сидят очки, хотя они ему уже не нужны. Ученый явно их надел, чтобы в нем хоть что-то напоминало о нем былом.

Даже я поначалу теряю дар речи от неожиданности.

— Сыворотка не поразила клетки, — начинает объяснять Хэнк команде, притупив взгляд, — она дала им рост. Она не сработала…

— Нет, сработала, Хэнк, — порывисто и нежно отвечает Рейвен, делая к нему шаг. — Неужели ты не видишь? Ты сейчас такой, какой должен быть. Это ты, — кладет ему руку на щеку, успокаивая его. — Хватит прятаться.

Хэнк закрывает глаза, наслаждаясь ее прикосновением, и понимает, что не все отвернулись от него, как он ожидал. Все то время, что он пробыл в этом виде, главным было, чтобы Рейвен не отвернулась. Особенно после того, что произошло между ними вчера. И она не отвернулась.

— Прикольно выглядишь, старик, — говорит Эрик, подбадривающе хлопнув его по плечу. Но это вызывает неожиданную реакцию со стороны ученого. Тот резко хватает Эрика за горло и рычит, оскалив клыки:

— Не насмехайся надо мной!

— Хэнк! — кричу я, ощущая, как Эрику больно и, что с каждой секундой ему все больше не хватает воздуха. Ученый не реагирует на мои слова. — Сейчас же отпусти его, будь так добр! Хэнк! — я пытаюсь говорить твердо и уверенно, но ноль реакции, он продолжает зло сжимать шею Эрика, выливая в этом действии все пережитые этим утром эмоции и страхи. Тогда я подключаю свои способности усиливая властность своих слов: — Хэнк!

И он наконец слушается — отпускает Эрика, который безвольно падает на колени. К счастью, Хэнк ему не сильно повредил.

— Я не насмехался, — зло процеживает Эрик, все еще морщась от боли. Он сдерживает себя, чтобы не ответить Хэнку ударом крылом его же самолета. Но он знает, что разводить сейчас драку нет смысла, поэтому держит себя в руках.

Ого… Я даже и не заметил, как мгновенно залез в голову Эрика, стоило появиться угрозе его жизни. Быстро выхожу, надеясь, что он не заметил.

— Даже я готов признать, что ты выглядишь круто, — разбавляет обстановку Алекс. — Думаю, у меня есть для тебя новое прозвище — Зверь.

Хэнк в ответ лишь недовольно рычит, но я чувствую, что он остыл и понял, что никто не собирается издеваться над ним, или как-то по-другому относиться. Его приняли, и ему стало гораздо легче.

— Ты уверен, что сможешь управлять этой штукой? — недоверчиво спрашивает Шон, не сводя взгляда с самолета.

— Конечно, могу. Я ее создал.

— Думаю, нам стоит отправляться, — добавляю я притягивая к себе взгляды окружающих и помогаю Эрику встать, — каждая секунда на счету.

Остальные со мной соглашаются. Хэнк открывает самолет, впуская нас внутрь. Летательный аппарат рассчитан на восемь человек и, видимо, на взрывоопасный груз, так как в хвосте располагается бомбовой люк. Шесть кресел прижаты по бокам самолета — три с правой стороны и три с левой. В носу самолета перед панелями, тумблерами, рычагами и другим оборудованием для управления самолетом стоят только два кресла — первого и второго пилота. Мойра занимает место второго пилота, рядом с Хэнком, так как она единственная из команды, кто хоть немного разбирается в его управлении, да и она должна на всякий случай иметь связь с головным отделом ЦРУ или военными. Я располагаюсь в ближайшем от пилотов кресле с правой стороны самолета, Рейвен между мной и Шоном, Эрик же напротив меня, рядом с ним Алекс.

— Ну что, — спокойно объявляет Хэнк, — застегивайте ремни, нас ждет веселая поездочка. Уши в начале может заложить. И надеюсь никто из вас не страдает морской болезнью.

С этими словами он закрывает люк и приводит самолет в движение.

Ну, поехали…

Примечания:

<Феникс>

Здесь редачила бета.

Чарльз

— «Аральское море» — грузовой корабль с ракетами русских, в трех минутах от линии эмбарго, — передает пассажирам самолета сообщение из наушников Мойра через полтора часа от нашего вылета.

Мы уже в нескольких ярдах от места столкновения военных кораблей — наших и Советского союза.

Поначалу мне не удавалось справиться с нарастающим страхом из-за полета, но после того, как я почувствовал руку Рейвен на своей, в голове неожиданно всплыли слова Эрика: «Друг мой, пока я рядом, с тобой ничего не случится. Обещаю.» И это подействовало. Уж чего, а крушения сейчас бояться стоит меньше всего. И теперь слова Мойры каким-то образом заставляют меня собраться с мыслями окончательно и забыть о чем-либо другом, кроме предстоящей проблемы. Настроенные, благодаря Шоу, друг против друга две великие державы, готовые развязать Третью Мировую войну.

Мы подлетаем к Кубе через несколько секунд. Глазам представляется следующая картина: недалеко от острова друг напротив друга располагаются два военно-морских флота. Русских — семь кораблей, американских — шесть, и их соединяет незримая линия эмбарго, к которой подходит грузовое судно русских, направляющееся к Кубе.

— Тут, похоже, жарковато, — комментирует Хэнк, оценив ситуацию.

Да уж, жарче некуда…

Каждый член команды напрягается еще больше. Мы на месте. От Шоу можно ожидать чего угодно. Но сейчас надо разобраться с обычными людьми. Будем выяснять, что происходит в головах членов команды «Аральского моря». Может, удастся заставить их свернуть с намеченного курса. Прикладываю пальцы к виску и направляю свой разум на корабль.

Первое, что ощущается — мертвая пустота, ни одного живого человека, кроме двух. Первый из них — еле держащий себя в сознании капитан, которым я овладеваю. Как только мне удается взять контроль над его мозгом, на меня сразу же наваливается ужасная боль в затылке, которая мешает сконцентрироваться и сфокусировать взгляд. Но мне все же удается увидеть второго живого человека — Азазель. Он стоит у штурвала, игнорируя идущие из радиоприемника приказы остановиться. Я поворачиваю голову капитана, но это действие не остается незамеченным. Краснокожий мутант смотрит на меня, то есть на капитана, и замечает, что тот все еще в сознании, подходит и безжалостно вырубает ногой, выключая мне доступ к кораблю и на мгновение лишая ориентации, обеспечив резкую головную боль, которая проходит практически сразу после возвращения в самолет.

— Весь экипаж «Аральского Моря» уничтожен, — докладываю сразу же, как прихожу в себя. — Шоу был там.

Мы встречаемся с Эриком глазами.

— Он все еще где-то здесь, — уверенно произносит он, ожидая моего подтверждения.

Я видел Азазеля, а он член команды Шоу, значит и тот где-то поблизости. Хотя, если вспомнить какая у краснокожего мутанта способность, то можно засомневаться в предыдущем утверждении.

— Он ведет корабль к линии эмбарго, — продолжаю я.

— Если это судно пересечет линию, — объясняет Мойра, — наши его взорвут. И начнется война.

— Значит, взорвать должны не наши, — озадачив всех данной фразой, я соединяюсь с «Индепенденс» — главным ракетным катером наших. Капитан флота не послушал слов русских о том, что те потеряли связь с «Аральским морем». Он решил, что это уловка и начал отсчет для выпуска ракет.

Мне остается пять секунд на принятие какого-либо решения и на его воплощение.

Разворачивать корабль уже поздно, тогда нет смысла овладевать мозгом Азазеля. То есть мне не остается ничего другого, как взорвать грузовой корабль русских. В живых там нет никого, кроме капитана, но и ему останется жить считанные секунды — если его судно взорву не я, это сделают американские военные. Решено.

Быстро перемещаюсь на «Александра Невского» — ракетный катер русских с командным составом флота. Вхожу в голову замполита и выясняю всю информацию о ракетах, располагающихся на борту и об их управлении. Осталось только несколько шагов. Я направляю мужчину к панели, где на случай неповиновения и приказа из командного штаба, есть кнопка, выпускающая уничтожающий снаряд прямо в «Аральское море». И нажимаю ее.

Эрик

Через несколько секунд, после того как Чарльз снова закрывает глаза концентрируясь на чьем-то мозге, самолет начинает резко крениться на бок.

— Держись! — выкрикивает, вернувшийся телепат, придерживая рукой Рейвен.

Наше положение быстро меняется вместе с самолетом, который переворачивается. В салоне поднимается шум — испуганный крик Рейвен и рык Хэнка смешиваются с громким свистом воздуха в турбинах самолета. От страха в кровь выбрасывается адреналин, но я тут же успокаиваю себя. Вокруг слишком много железа, чтобы паниковать.

Когда летательный аппарат восстанавливает равновесие, до ушей доносится взрыв, заставляющий забыть о только что проделанном кульбите. Бомба, от которой нам пришлось уворачиваться этим не самым приятным способом, врезалась прямо в середину «Аральского моря» и разорвала его на мелкие куски, активировав остальные лежащие на борту ракеты.

После неожиданного переворота сердце продолжает бешено стучать, а дыхание не сразу приходит в норму. Да и увиденное, немного озадачивает. Кто выпустил ракету? Наши? Или русские?

— Предупреждать надо, Профессор, — чуть осуждающе произносит Хэнк, давая остальным понять, что выпущенная ракета заслуга Чарльза.

— Прошу прощения, — особо не церемонясь и не чувствуя себя виновным кидает телепат, и приложив пальцы к виску и просканировав состояние каждого, спрашивает: — Все целы?

Отвечает только Шон охрипшим от испуга голосом:

— Да.

Но Чарльз уже не слушает, он снова уходит за пределы самолета.

— Это было здорово, Чарльз! — восхищенно отвлекает его Мойра.

— Спасибо, но я все еще не могу найти Шоу.

Его слова выводят меня из себя — неужели Шоу снова смоется, и нам не удастся его уничтожить?

— Он здесь! — выкрикиваю чересчур эмоционально, привлекая внимание друга. — Мы должны обнаружить его! Сейчас же!

Чарльз понимает, от чего я распалился, ему тоже не хочется, чтобы Шоу ушел. Ведь в следующий раз мы, возможно, не сможем его остановить.

— Хэнк? — он обращается к Зверю, все еще держа пальцы у виска. Неужели читает наши мысли?

— Есть что-нибудь на радарах или сканерах? — спрашивает Зверь у Мойры.

— Нет. Ничего.

Только после ее ответа телепат отнимает пальцы от виска, словно только сейчас осознав, что все еще свободно гуляет в наших головах, и что это действие в настоящий момент совершенно не нужно.

— Значит, они должны быть под водой, — недовольно констатирует ученый. — А гидролокации у нас, конечно, нет.

Черт, и что теперь делать?! Неужели все напрасно и Шоу улизнет?! Надо тогда найти другой способ, иначе…

— Нет, есть, — твердо говорит Шон, напоминая о своих способностях, про которые мы всей компанией забыли.

— Да, есть, — быстро реагирует Чарльз, снимает наушники и расстегивает ремни безопасности. Я и Банши повторяем следом за ним.

Чарльз

Как только я встаю, то сразу же теряю равновесие, так как самолет все еще движется полубоком. Хватаясь за поручни, встроенные в стенки салона, направляюсь к хвосту самолета, крикнув ученому:

— Хэнк, выравнивай чертов самолет!

Когда корпус самолета принимает более-менее ровное положение, я и Шон уже подходим к бомбовому люку.

— Эй! Ты не подходи! — предостерегающе выставив руку вперед, говорит Шон Эрику, который совершенно спокойно ощущает себя на качающейся железной поверхности и, не держась за поручни, не теряет равновесия даже на мгновение. Он в ответ на слова Шона примирительно поднимает руки, отходя назад и усмехается, вспомнив свою последнюю выходку у параболической антенны. Я бы предпочел, чтобы Эрик был как можно ближе — для подстраховки паренька. Но уговаривать сейчас кого-то просто нет времени.

— Зверь, открой бомбовый люк! — кричит Банши, и дверцы в полу самолета приходят в движение. Они раскрываются впуская в салон холодный треплющий лицо, волосы и одежду ветер и открывают вид на проносящуюся под нами поверхность моря. В голову прокрадываются сомнения насчет этого безумного плана, но я тут же их выбрасываю. С Шоном все будет в порядке — он готов к этому. И если мы не сделаем этого, то все будет бесполезно. Шоу найдет другой способ развязать войну. И мы уже, возможно, не сможем его остановить.

Теперь надо успокоить Банши.

— Помни! — пытаюсь перекричать оглушающий все звуки ветер, обхватив его обеими руками — положив левую на плечо, а правую прижав к шее, указывая на голосовые связки: — Это твой мускул! Ты им управляешь! Ты будешь все время здесь, — прикладываю пальцы к своему виску, давая ему понять, что буду связан с ним с помощью телепатии все время. — Скоро увидимся! По моей команде. — отпускаю его и, отойдя хватаюсь за перекладину.

Пожалуйста, пусть с ним все будет в порядке.

— Три! Два! Один! Пошел!

Он сразу же, не задумываясь, прыгает.

Услышав команду, я сразу же солдатиком прыгаю в открытое люком пространство. Ветер, уже знакомым образом, бьет меня по лицу, на мгновение лишая возможности сделать вдох. Глаза слезятся, но я быстро привожу зрение в порядок, делаю вдох, расправляю руки и, когда оказываюсь в нескольких ярдах от воды, кричу. Звуковые волны отражаются о воду, возвращаются к крыльям и поднимают меня в воздух.

Странно, но мне совершенно не страшно. Возможно дело в адреналине, или же в ощутимом присутствии Профессора, который следит за мной и передает мне свою уверенность — я совсем не сомневаюсь в своих действиях. Перевернувшись в воздухе, я стремительно возвращаюсь к воде, и, выставив перед собою руки, до предела набрав в легкие воздуха, резко погружаюсь в нее.

Я продолжаю контролировать мозг Шона, следя за его действиями, мыслями, ощущениями и чувствами. В салоне все следят за моей реакцией, только Мойра занята другим — связывается с американским флотом, предупреждая о звуковой волне, которая должна будет отразиться в наушниках радистов громким и неприятным писком.

Вода окутывает меня неприятным холодом, к которому тело не сразу привыкает. Но у меня нет времени на это. Скоро в легких может оказаться слишком мало воздуха, и я не смогу закричать достаточно громко. Быстро приняв вертикальное положение я выпускаю воздух вместе с высокочастотными звуковыми волнами. И через несколько секунд я чувствую, как они возвращаются обратно, неприятно толкнув меня и отразившись легким звоном в голове, давая понять, что около десяти ярдов от меня находится подводная лодка.

«Быстро выплывай!» — слышу голос Профессора и слушаюсь его.

Как только Шон выплывает на поверхность и оказывается в более-менее безопасном положении, я, приказав ему плыть на берег, отсоединяюсь от него и передаю примерное расположение субмарины Хэнку.

Эрик

— Ты готов? — Чарльз приближается ко мне. Телепат непривычно спокоен, да и во время того, как он отдавал приказы Шону, он кардинально изменился. Превратился в уверенного в своих действиях командира, которого невозможно ослушаться, так как не возникает сомнений в правильности его приказов.

— Давай выясним.

Как только мы подлетаем к нужному месту, я забираюсь на выпущенное Хэнком шасси, находящееся в передней части самолета. Ветер неприятно толкает меня, желая скинуть в море, но я только покрепче хватаюсь левой рукой за железный брус, служащий креплением для остальных деталей шасси, и принимаюсь за поиски подводной лодки правой, для удобства выставив ее по направлению к воде. Поиски не занимают много времени — практически сразу я ощущаю огромное количество уже знакомого мне металла, сведенного и скрепленного вместе в субмарину. И знание того, что внутри находится Шоу, мгновенно всколыхает во мне ненависть, отодвигающую остальные чувства и мысли на второй план. Я направляю энергию, прибавляемую этим чувством, на подводную лодку, чтобы вытащить ее из воды. Но несмотря на мои усилия судно не поддается ни на дюйм. Я выкладываю все больше и больше энергии, разжигая при этом ненависть воспоминаниями о Шоу и о том, что он сотворил с моей матерью и со мной. От напряжения кровь приливает к голове и стучит в висках, а мышцы руки напрягаются до боли. И все же субмарина не двигается с места.

Я уже готов отпустить судно, как мой мозг окутывает присутствие Чарльза. Он приходит, отодвигая негативные чувства, и я слышу его голос внутри головы: «Помни — точка между гневом и умиротворенностью». Его присутствие и слова напоминают мне о той тренировке. О той эмоциональной точке, которая помогла мне сдвинуть параболическую антенну, а та была в два раза больше и дальше от меня, чем подводная лодка Шоу. И я пользуюсь моментом — полностью отодвигаю ослепляющую ненависть и вызываю то теплое чувство, что дарует ясность мозга, спокойствие и полный контроль над способностями.

Теперь субмарина слушается меня безоговорочно.

Через несколько секунд она показывается на глаза, а затем выходит из воды, вспенивая ее. Сначала над водной гладью поднимаются все еще работающие винты, а затем ее корпус, оголяя серебристые бока. Как только подводная лодка полностью оказывается за пределами моря, Хэнк приводит самолет в движение, направляя его в сторону острова, а я, держа субмарину в воздухе, утягиваю ее за нами. Впервые я получаю удовольствие от такого долгого и объемного использования способностей. Оно выходит так просто и естественно, словно я поднимаю не более чем тонну металла, а маленькую монетку. И это одухотворяет. Хотя все же, иногда, когда я не сдерживаюсь, и на меня снова накатывается ненависть, держать судно становится тяжелее, и напряжение дает о себе знать. Но я быстро избавляюсь от нее, нащупав рядом Чарльза, который неожиданно стал носителем моей эмоциональной точки опоры.

На половине пути к острову люк на подводной лодке открывается, и наружу выбирается человек-торнадо, или же Риптайд. Он поначалу удивленно озирается, но увидев меня, всё понимает. Начинает действовать. Развернувшись вокруг своей оси, мутант образовывает вокруг себя небольшое торнадо, которое по его команде сходит с субмарины и движется к нам, увеличивая свои размеры и мощность.

— Эрик, дай мне руку! — кричит Чарльз, но я не обращаю на него внимания. Если я отпущу судно, Шоу сможет уйти, и тогда все что мы сделали будет напрасно. А я не могу этого позволить. Поэтому я только покрепче вцепляюсь в брус, продолжая держать подводную лодку.

Торнадо настигает нас, чуть не сорвав меня с шасси, оторвав при этом руки, но мне удалось уцепиться, воспользовавшись железной поверхностью крепления шасси, не потеряв при этом контроль над субмариной. Но торнадо не сдается — оно продолжает толкать и рвать меня, закрывая обзор, вызывая слезы. В конце концов оно становится настолько сильным, что я отпустив субмарину двумя руками вцепляюсь в шасси. Я не знаю, что происходит с лодкой дальше, так как самолет оказывается в самом эпицентре торнадо и через него невозможно что-либо разглядеть.

— Эрик, дай мне руку! — я поднимаю взгляд на Чарльза. Он, рискуя собой, свешивается через люк протягивая мне руку. Я чувствую как самолет разрушается, потеряв сначала одно крыло, затем другое.

Черт. Если я отпущу шасси, меня может унести черт знает куда. А если не отпущу, то будет еще хуже — я буду на самом уязвимом месте самолета, когда он упадет. Мне ничего другого не остается, кроме как довериться другу. Все еще держась одной рукой за шасси, я встаю на ноги и пытаюсь ухватиться за руку телепата. Мне это удается не с первого раза, но когда я цепляюсь за предплечье Чарльза, он крепко сжимает мое в ответ. В этот момент мы располагаемся в самом эпицентре торнадо, где ветер не такой яростный. Я отпускаю шасси. Телепат помогает мне забраться на самолет. И в это же мгновение, сотрясаясь всем своим корпусом, самолет врезается в землю, откидывая Чарльза от меня. Он ничком падает на пол. Салон самолета переворачивается, и я, не задумываясь, наваливаюсь поперек тела друга, впечатывая его и себя к железному полу самолета.

Примечания:

<Феникс>

*звуки наслаждения*

Шикарно, Эмили!

Чарльз

Самолет врезается в землю сразу же, как Эрик забирается в салон. Удар отбрасывает меня на пол, выбивая из легких воздух и больно задевая подбородок, но я не обращаю на это внимание, так как салон продолжает двигаться куда-то вбок. Упираюсь на пол руками, чтобы подняться и успеть за что-то захватиться, пока меня не швырнуло еще куда-нибудь, но неожиданно что-то падает на мою спину, с силой придавливая к полу. Эрик. Он при помощи своих способностей, удерживает нас на одном месте, даже тогда, когда самолет оказываемся верх ногами.

Корпус самолета, сопровождая свои действия нашими испуганными криками, два раза переворачивается и останавливается в перевернутом положении, оставив хвост где-то позади. И как только движение прекращается, Эрик плавно опускает нас на потолок самолета, который временно становится полом.

— Ты как? — спрашивает друг, когда я слезаю с него.

Голова неприятно кружится, но благодаря Эрику после крушения ничего не пострадало.

— В норме. Спасибо.

В ответ он лишь смотрит на меня взглядом, дающим понять, что по-другому он все равно не смог бы сделать, и что благодарить тут не за что. Садится, а затем встает и направляется к Рейвен. Я следую его примеру и, мысленно оценив состояние каждого, подбегаю к Мойре. К тому времени, как я оказываюсь рядом, Хэнк разрывает на себе ремни и, ловко спрыгнув на землю, уходит назад отстегивать остальных членов команды, оставляя на меня девушку.

— Мойра, ты в порядке? — все еще дрожащим от пережитого голосом спрашиваю я.

— Да, все хорошо.

Пока я расстегиваю ремень безопасности агента и помогаю ей встать, мой разум направляется на субмарину. Просканировав ее, я не нахожу Шоу, но ощущаю прямо посреди корпуса пространство размером с небольшую комнатку, в которое не могу проникнуть. Значит, там находится Шоу? Но что он там делает? Неужели прячется? И что мешает мне пробраться в эту пустоту? Ответы я нахожу в голове Азазеля, который вместе с остальными членами команды Шоу уже вышел из судна. Мне удается вытащить всю нужную информацию о их предводителе, но о пустоте мутант знает, практически, не больше чем я — там какая-то комната с ядерным реактором, в которой есть что-то кроме шлема, что меня блокирует.

— Я прочитал мысли телепорта, — докладываю я, как только все встают на ноги. Подхожу к иллюминатору, выглядываю наружу. Остальные, повторив за мной, прильнули к мутным от пыли стеклам и смотрят на дымящуюся субмарину и трех мутантов перед ней. А я продолжаю: — Шоу поглощает всю энергию из атомной подводной лодки. Он превращается в своего рода ядерную бомбу.

— У нас нет времени! — взволнованно предупреждает агент, после моих слов кинув взгляд на панель управления самолетом. — Счетчик Гейгера зашкаливает!

Значит, пора действовать.

— Ясно. Мойра, вот что мы сделаем. Передай по рации, чтобы командование отозвало оба флота…

— Я иду внутрь, — перебивает меня Эрик. И так как я уже давно подсоединен к его мозгу, мысленно добавляет для меня: «И ты, Чарльз, останешься здесь!» Спорить нет времени. Да я сам тоже понимаю, что полезнее здесь, чем в бою.

— Зверь, Хавок, прикройте его! — приказываю я, а затем обращаюсь к другу: — Эрик, я направлю тебя, как только ты окажешься внутри. Важно, чтобы ты отключил то, что блокирует меня. Надеюсь, я успею его остановить.

— Понял.

— Удачи!

Она нам пригодится…

Алекс и Хэнк срываются с места вслед за Эриком и направляются к выходу. Рейвен тоже, хромая, устремляется за ними, но я ее останавливаю:

— Рейвен, стой!

— Я им помогу!

— У нас нет на это времени. Ты позаботишься, чтобы никто не пробрался сюда. Хорошо?

— Ладно, — недовольно соглашается и возвращается, осознав, что у нас правда нет времени на споры.

Эрик

Мы выходим наружу через проход, образовавшийся на месте оторванного хвоста, который лежит недалеко от основного корпуса самолета и вовсю полыхает, выпуская в воздух едко-черный дым.

Подводная лодка после того, как я ее отпустил, упала на берег и, придавив своей тяжестью пальмы и другую растительность, один раз перевернулась и полубоком остановилась, уткнувшись днищем в песок. Она лежит перпендикулярно нашему самолету. И команда Шоу стоит напротив нее, готовая защищать своего предводителя. Как только они видят нас, сразу переходят к действиям: Ангел взлетает, Риптайд образует два небольших торнадо в руках, готовых разрастись и смести нас с пути.

И следующие события происходят с молниеносной скоростью. Хавок реагирует на действия противников мгновенно — выпускает в их сторону мощный лазерный луч, сбивая человека-торнадо с ног. Азазель же успевает увернуться, телепортировавшись. Он появляется позади Хэнка и Алекса и поднимает меч на Хавока, но Зверь, обернувшись, отражает удар и вцепляется в противника. Алекс тут же бросается на помощь товарищу, но телепорт останавливает его, схватив за горло хвостом. И они втроем испаряются в воздухе. Я не знаю, куда они телепортировались, да и сейчас мне не об этом стоит волноваться. У меня есть другая задача — найти Шоу. И я не могу от нее отступиться. Надеюсь, что они справятся без меня, все-таки мы с Чарльзом не зря их тренировали.

Я бегу через зажатый между самолетом и подводной лодкой пляж в сторону судна, перепрыгивая через сломанные стволы пальм. Риптайд поднимается, и, увидев приближающегося меня, снова образовывает в руках два торнадо. Но я не даю ему возможности продолжить — сорвав от бока субмарины огромный кусок, сбиваю им мутанта с ног. И придавив его частью подводной лодки, вбегаю внутрь судна через образовавшийся проход.

Голос Чарльза раздается в голове сразу же, как я оказываюсь внутри: «Эрик, двигайся в центр судна. Туда я не могу проникнуть. Видимо, именно там находится Шоу».

— Понятно.

Я прохожу через белую комнату, напичканную устройствами управления, прикрепленными к боковым стенам. На другой стороне помещения располагается межотсечная водонепроницаемая дверь, и рядом с ней находится еще одна небольшая панель, которая отличается от остальных только своим темно-серым цветом.

«Это ядерный реактор. Отключи его».

Подхожу к панели, и Чарльз передает мне воспоминание Азазеля о том, как тот тянет вверх располагающийся на уровне лица широкий рычаг, запуская ядерный реактор. И я делаю в точности противоположное — опускаю его вниз.

«Теперь можно входить».

Открыв дверь, я вхожу в просторное помещение, оборудованное как гостиная. Все крепко прикреплено к полу и стенам, поэтому осталось на своих местах после встряски: небольшой бежевый ковер между двумя диванами того же цвета, застекленные полки, встроенные в стены, заставленные книгами и другим барахлом, несколько картин, черных кресел и кофейный столик. Но Шоу здесь нет.

«Эрик ты на месте. Ты дошел до пустоты».

— Его здесь нет, Чарльз! Шоу здесь нет! Он покинул подлодку!

Я оборачиваюсь и еще раз оглядывая помещение, но это только еще больше уверяет меня, что мутанта здесь нет.

«Что?! Он там. Он должен быть! Ему больше негде быть. Ищи его!»

Я чувствую, что Чарльз тоже начинает нервничать — и это еще больше напрягает меня.

Неужели все бесполезно, и Шоу здесь нет? Может, его с самого начала здесь не было, а воспоминания Азазеля связаны с другой субмариной. И Чарльз этого из-за спешки просто не заметил!

— Говорю тебе! Его здесь нет! Тут пусто, черт возьми! — раздраженно кричу я…

И замираю. Я чувствую движение железа за спиной. И через мгновение раздается спокойный тихий голос, который я узнаю из тысячи:

— Эрик. Какой приятный сюрприз.

Примечания:

<Феникс>

Тут восхищалась бета.

Эрик

— Эрик.

Я оборачиваюсь.

Шоу. Он в шлеме стоит посреди небольшой комнатки, которую отделяет от гостиной раздвижная панель. Стены, пол и потолок потайной комнаты сделаны из неизвестного мне материала, отдающего голубизной и отражающего как зеркало. От этого расположения отражающей поверхности образуется бесконечная рекурсия.

Его появление сбивает меня с толку. Его ровный равнодушный голос вызывают воспоминания прошлого, которые на мгновение делают меня беспомощным, как при первой нашей встрече.

— Какой приятный сюрприз.

«Эрик? Эрик!» — голос Чарльза приводит меня в себя — помогает собраться с мыслями, вспомнить цель моего прихода. И я начинаю двигаться в сторону мужчины.

Это Шоу, Чарльз.

— Рад снова тебя видеть, — продолжает Шоу, следя за мной и притворно-мягко улыбаясь.

«Эрик, тебе надо…» — как только я переступаю порог, и проход за моей спиной закрывается, голос Чарльза и его присутствие мгновенно пропадают.

Чарльз?

Без ответа.

— Позволь мне задать тебе вопрос, — снова полностью овладевает моим вниманием Шоу. — Почему ты на их стороне? Зачем бороться за обреченную расу, которая начнет охотится на нас, как только осознает, что их власть близится к концу?

Если он думает, что я буду стоять и слушать его, да еще и отвечать на вопросы, то он глубоко ошибается! Я, вкладывая всю силу, бью его кулаком по лицу. И удар на него действует совершенно непредсказуемо — мужчина продолжает стоять, только голова отшатывается в сторону и создается иллюзия ее раздваивания, как если долго смотреть на быстро двигающуюся голову болванчика. Я не знаю, что это означает. И почему у него такая реакция на удар. Он так впитывает в себя энергию?

О том, что он мутант, я узнал еще из Дела, которое было в ЦРУ. Я знаю, что он вбирает в себя всю энергию, но в живую увидел его способности только сейчас. И если он впитывает энергию, смогу ли я как-нибудь его ранить или остановить?

Шоу выпрямляется и сливается в единое целое.

— Я сожалею о том, что случилось в концлагере, — его слова ошарашивают меня. В голове сразу же всплывают воспоминания о смерти матери, а затем о том, что меня ожидало в качестве подопытного кролика. Сожалеет?! — Искренне сожалею.

Я не успеваю понять, как среагировать на его слова — он легко дотрагивается двумя пальцами до моего лба, и какая-то неведанная сила откидывает меня от мутанта. Я ударяюсь спиной о стену и слышу звук похожий на треск стекла. Голову и спину пронизывает резкая боль, перед глазами темнеет, и я падаю на пол.

Чарльз

Эрик переступает порог, и через мгновение что-то происходит — я теряю его.

— Эрик?

Ответа нет. Только пустота.

— Он пропал…

— Что? — переспрашивает Мойра.

— Он растворился в пустоте! Я не могу с ним связаться!

Внутри поднимается паника. Эрик остался наедине с Шоу, который напитался энергией из ядерного реактора. И теперь он может сделать с Эриком все, что угодно. Он снова может взорвать бомбу или просто убить его одним ударом. Я не могу этого позволить! Сорвавшись с места, я направляюсь в сторону выхода, но Мойра останавливает меня:

— Чарльз, ты уверен, что это хорошая идея?

— Да! Он там один! С Шоу!

Я встречаюсь с ней глазами, а затем перевожу взгляд на Рейвен. А их я могу оставить здесь одних? Мойра не обладает никакими способностями, а Рейвен умеет только перевоплощаться. Если я уйду, они будут совершенно беззащитными. И любой мутант сможет справиться с ними в два счета.

А Эрик?

Черт! Я возвращаю свой разум на подводную лодку и ощупываю пустоту, в поисках возможности пробраться внутрь. Но бесполезно. Я не могу проникнуть туда! Но я и не могу туда пойти!

Неожиданно, что-то происходит. Что-то, что создает брешь, впуская меня в комнатку. И появляется Эрик!

— Он вернулся!

Такое ощущение, словно я прохожу через крохотную щелку, так как могу только улавливать некоторые чувства и мысли друга. Я не могу на него как-нибудь повлиять или контролировать, но я очень четко ощущаю его физическую боль.

— Эрик, продолжай в том же духе. Это дает результат! — предательски дрожащим от волнения голосом передаю ему, надеясь, что он услышит.

Эрик

Я ощущаю Чарльза совсем слабо, но голос в моей голове достаточно громкий, чтобы я смог прийти в себя и отстраниться от боли в затылке и спине. Что такого произошло, что Чарльз смог сюда проникнуть? Я ударился о стену и услышал треск. Может, в этом дело. Материал блокирует телепата, а небольшая трещина, появившаяся в следствии удара, впустила его. Но Шоу до сих пор в шлеме, и даже если от блока комнаты ничего не останется, тот не впустит Чарльза. Надо как-то его снять.

Голова все еще неприятно кружится и болит. Я приподнимаюсь, а Шоу продолжает говорить своим спокойным тоном:

— Но всё, что я сделал, я сделал для тебя, — мужчина приближается ко мне на шаг. — Чтобы выпустить твою силу. Чтобы ты сумел объять ее.

Он наклоняется, дотрагивается до моего подбородка и легким толчком пальцев перекидывает меня в другую сторону комнаты. От удара стена со звоном разбивается, осыпая меня осколками, впивающиеся в открытые участки кожи.

Чарльз

Я сквозь иллюминатор замечаю, как Алекс и Шон падают на песок. Целые и, практически, невредимые — к моему величайшему облегчению. Но они все еще продолжают борьбу с Энджел, но недолго. Стоит Ангелу подлететь к ним, Хавок выпускает в нее лазерный диск, подпаляя ее крылья, и она падает. Я не знаю, где Алекс потерял прибор для сбора лазерных дисков в луч. Да и этот вопрос меня сейчас не особо волнует. Я пытаюсь следить за Эриком, но это ужасно трудно. Я слышу, как Шоу что-то говорит ему, но не могу проникнуть в комнату настолько, чтобы видеть и слышать все, что видит и слышит друг. Но я улавливаю, как Эрик продумывает различные возможности снять с Шоу шлем, при этом самому остатся в живых.

В следующее мгновение что-то происходит. Я не знаю что. Но оно обеспечивает мне свободный проход в комнату. Теперь я могу полностью ощущать Эрика, чувствовать его звенящую в голове боль и растущую ненависть. Я также могу ощущать Шоу — его равнодушное спокойствие и любопытство. Оказывается шлем блокирует только мой вход в его разум. Я не могу слышать мысли, но эмоции и чувства остались мне доступными.

— Это работает! Я его почти чувствую, но пока не могу проникнуть в его разум, — передаю Эрику и помогаю ему прийти в себя. Убираю боль и возвращаю ясность мышления.

«Ты ушёл далеко от искорёженных ворот, — продолжает зачем-то говорит Эрику Шоу, и улыбается. Неужели он пытается его завербовать? Или он таким образом играется со своей жертвой? — Я так горжусь тобой».

— Эрик, надо снять с него шлем. Воспользуйся своими способностями.

Эрик поднимается на ноги.

«Не думаю, что это сработает, Чарльз».

Но он все равно предпринимает попытку.

Эрик

Я поднимаюсь на ноги. Ну что ж, посмотрим, что произойдет если его тело встретится с несколькими тоннами металла. Субмарина практически целиком состоит из железа и мне ничего не стоит разорвать ее на куски. Я отрываю балки, которые являлись основой подводной лодки, и направляю их на противника. Кроме балок я захватываю весь металл, что чувствую и бью им Шоу. Огромные, весом более, чем несколько центнеров брусья влетают в комнату, разрушая ее — втыкаются рядом с Шоу, ударяя его и блокируя ему проход ко мне.

Но с мутантом ничего не происходит, впитав всю энергию, он просто продолжает говорить, тоном изображая разочарование:

— Но ты по прежнему плаваешь на поверхности, — он приближается ко мне, и все, что находится на его пути, отлетает в сторону и прогибается от одного его касания. — Подумай, как далеко мы могли бы пойти вместе.

Между нами остается только лежащий на боку большой металлический брус. Я направляю его в сторону Шоу, но брус, при встрече с ним, только возвращается обратно. Мутант кладет на него руку и, несмотря на все мои усилия, с легкостью сдавливает меня между балкой и стеной. Брус больно впивается в ребра.

Чарльз

Появление Хэнка и Азазеля отвлекают меня от Эрика. Краснокожий мутант, готовый наконец расправиться с противником, придавил Зверя под собой, сделав его совершенно беспомощным. Рейвен срывается с места.

— Стой, Рейвен!

— Я ему помогу.

Черт! И как она собирается это делать? Не дожидаясь моих возражений, она преобразует свою внешность и становится Шоу — в шлеме и черном костюме. Это может сработать.

— Ладно, только осторожней.

Она кивает и быстро выходит наружу. А мне остается только продолжать следить за Эриком, но теперь еще отдавая половину внимания сестре.

Эрик

Шоу наклоняется ко мне так близко, что я практически чувствую его дыхание на щеке. Он кладет ладонь на мой затылок и шепчет:

— Я не хочу причинить тебе боль, Эрик. Никогда не хотел. Я хочу помочь тебе.

Ужасно хочется избавиться от его присутствия рядом и как-нибудь стереть это самодовольное выражение, но я только отворачиваю голову и фокусирую взгляд на осколках, рассыпанных по полу. А мутант продолжает говорить, совершенно равнодушный к моей реакции: — Пришло наше время. Наша эра. Мы будущее человеческой расы. Ты и я, сын.

Как он может называть меня сыном, после всего что сделал?! После того, как убил мою мать! Внутри с новой силой всколыхается ненависть, но я ее сдерживаю. Я могу воспользоваться этим моментом, когда он наслаждается своей болтовней. Надо придумать как снять с него шлем, и тогда он будет беспомощен — Чарльз его остановит.

— Этот мир может принадлежать нам.

Он не будет принадлежать тебе! Никогда!

Я не могу двигать руками — я вообще не могу сдвинуться с места. Поэтому шлем, находящийся так близко, все равно недоступен. Но это только для рук. Главное его отвлечь. И я начинаю говорить, при этом выискивая что-то железное, что поможет мне незаметно снять блокирующий Чарльза головной убор с Шоу:

— Каждые твои действия сделали меня сильнее. Они сделали меня оружием, которым я сейчас являюсь.

Я нахожу свисающее оторванное мною сплетение электропроводов. Оно подойдет, ведь каждый провод сделан из множества медных проволок. Сплетение должно будет как рука крепко схватить гладкую поверхность шлема, при помощи проводов, которые временно послужат пальцами. Захватывая контроль над электропроводами, я продолжаю говорить, отвлекая Шоу:

— Это правда, которую я понял давно, — я поворачиваю голову и смотрю на него. Он победоносно улыбается, не зная, что в этот момент к его голове приближается угроза. — Ты мой создатель.

Провода хватают шлем и снимают его с головы Шоу. Тот тут же поворачивается, пытаясь схватить его. Но не успевает. После моих слов Чарльз его замораживает.

Чарльз

Рейвен приказом останавливает Азазеля, заведя его в заблуждение своим видом, и Хэнк, воспользовавшись моментом, вырубает его. Чудесно! Команда Шоу повержена, остался только ее предводитель.

— Давай, Чарльз! — крик Эрика заставляет меня целиком вернуться на субмарину. Я наконец-то чувствую оголенный разум Шоу и тут же овладеваю им. Но он каким-то образом не дает мне полностью взять его под контроль. Начинает противиться. Так не пойдет. Я создаю ему образ огромной комнаты с бронированной дверью и с застекленной стеной. Так он может видеть и слышать все, что происходит, но не может завладеть телом. Только если ему удастся открыть дверь. Но пока я здесь, ему не удастся.

— Умно, Чарльз, — притворно спокойно говорит Шоу. — Но я успел увидеть в твоем разуме, что ты не хочешь, чтобы Эрик меня убивал. А он это сделает, если ты меня не отпустишь.

— Я уговорю его.

— Нет, не уговоришь. Лучше, отпусти! — и он со всей силы врезается в дверь, пытаясь ее выбить.

— Все хорошо? — отвлекает меня Мойра, частично возвращая меня на самолет, что является огромным риском.

— Мойра, тихо. Я не могу контролировать этого человека так долго!

Я раньше никогда такого не делал — не держал кого-то взаперти в собственной голове. Я управлял, я приказывал, но никогда не было настолько сильного человека как Шоу, которому пришлось бы создавать иллюзию, чтобы хотябы обездвижить. Наверное, это из-за того, что он научился защищаться от способностей телепатов при помощи Эммы.

Эрик избавляется от давящей его балки, подходит к Шоу и останавливается недалеко от него — лицом к лицу.

Еще один удар в дверь.

— Чарльз выпусти меня! Если я умру это будет на твоей совести!

— Если я тебя отпущу, на моей совести будут смерти гораздо большего количества невинных людей!

Еще удар. И еще.

Эрик смотрит на шлем и опускает его в свои руки. Он хочет надеть его?! Нет!

«Извини, Чарльз»

Я чуть ослабляю контроль над Шоу и обращаюсь к другу:

— Прошу тебя, Эрик. Будь лучшим человеком.

«Это не из-за того, что я тебе не доверяю»

— Эрик, назад пути не будет!

Он надевает шлем и исчезает.

— Нет! Не делай этого Эрик!

Но он не слушает меня. Нет, он не слышит меня. Между нами словно снова выросла та стена, что была при первой встрече, но теперь я не могу ее пробить, она хуже — она реальная.

Он убьет Шоу.

Удары в дверь становятся ощутимее и громче. И это заставляет меня вернуться назад. Снова начать смотреть на друга глазами Шоу.

Эрик

— Это не из-за того, что я тебе не доверяю, — произношу я, поднимая шлем.

«Эрик, назад пути…» — я надеваю его и голос Чарльза пропадает как и ощущение самого друга рядом. И удивительно, сейчас это не вызывает дискомфорта, а только возвращает уверенность в моей правоте и в верности моих намерениях. Теперь телепат не сможет вызвать сомнения, не сможет остановить меня своими словами. Я сделаю это. Я наконец-то убью Шоу.

Вот он. Тот, кто лишил жизни мою мать. Тот, кто оставил меня на растерзание ученым. Тот, кто уничтожил всю мою жизнь. Тот, кто заслуживает смерть.

Я подхожу к нему, оказываясь рядом с его ладонью, тянущуюся за шлемом и оставшуюся на месте после того, как Шоу завладел Чарльз. Вот они — его всегда равнодушные глаза, которые сейчас наполнены страхом.

Шоу в моих руках.

— Если ты еще там, — говорю ему. Все-таки он должен знать, что потеряет после своей смерти, — то знай, что я согласен с каждым твоим словом. Мы будущее. Но… — я разворачиваюсь и отхожу от него. — К сожалению, ты убил мою мать.

Последние слова вызывают ноющую боль внутри — в районе сердца.

Это ради тебя, мама. Он поплатится за твои мучения. За твою смерть.

Я останавливаюсь, оборачиваюсь к нему лицом и встречаюсь глазами.

Правильно, бойся меня.

Достаю монету. Я уверен, что он ее узнал — именно ее он мне говорил сдвинуть. Именно из-за того, что я ее не сдвинул, он застрелил мою мать. Она была источником смерти моей матери, теперь она убьет его.

— Вот, что мы сейчас сделаем. Я досчитаю до трех. И я сдвину монету, — по моему приказу монета взмывает в воздух и медленно движется в сторону Шоу. — Раз.

Чарльз

— Вот, что мы сейчас сделаем.

— Нет, пожалуйста, Эрик, нет, — мой голос сливается с голосом Шоу, тот просит помиловать его, пытается вырваться, упрашивает меня. Но я не могу нас спасти. Не могу спасти его.

Я никогда еще не чувствовал себя таким беспомощным. Я не могу уговорить Эрика, не могу сказать ему даже одно слово, не могу заставить его. Я не могу управлять Шоу. Не могу говорить через него, не могу отпустить. Я даже не могу добежать до подводной лодки — я просто не успею добраться вовремя. Я беспомощен. И мне остается только держать Шоу на месте и дать ему умереть.

— Я досчитаю до трех. И я сдвину монету.

Шоу понимает, что его ждет и начинает вырываться с еще большей силой, а я не могу перестать смотреть в глаза друга. Они пугающе пустые, совершенно бездушные.

— «Убийство Шоу не принесет тебе мира.

— Мир никогда не был моей целью».

Стоило с ним еще тогда поговорить. Не уходить, а как-то доказать, убедить его, что если он убьет Шоу все будет гораздо хуже, чем он себе представляет.

— Раз, — монета взмывает в воздух и движется в мою сторону. В сторону Шоу.

— Пожалуйста, Эрик.

Но он меня не слышит. Не может услышать. Монета приближается, а с ней и смерть. Не моя смерть, но все равно пугающая до ужаса. Своей близостью.

— Отпусти меня! Он убьет меня! — Шоу не переставая бьет дверь. Пытается выбраться. Пытается выжить. — ОТПУСТИ МЕНЯ, ЧАРЛЬЗ!!!

Бетонные стены комнаты трескаются и с них сыпется пыль. По стеклу проходит огромная трещина. Из-за моих сомнений иллюзия стала слабее.

Я не могу отпустить Шоу. Если отпущу, он убьет не только Эрика, но и всех обычных людей мира. Я не могу этого позволить. Надо дать ему умереть от руки Эрика.

— Я боюсь смерти, Чарльз. — Его голос наполняется бескрайней безнадежностью и паническим страхом боли и смерти. Эти чувства овладевают и моим мозгом, так сильно я завладел Шоу.

— Два, — монета на половине пути. Взгляд Эрика неизменно пуст. Никакого проблеска сомнения. Совершенно пустой чужой взгляд. Внутри все разрывается от желания отпустить Шоу и остановить Эрика. Вернуть его. Но я не могу. Мне остается стоять и принять смерть.

— Чарльз, прошу тебя, исполни мою последнюю волю, — Шоу больше не противиться. Он понял, что от смерти теперь никуда не денешься. Единственное, чего он хочет — ничего не чувствовать.

— Отключи мою боль.

Его тон, и покорность еще больше пугают меня. Когда он противился — лицо смерти не было настолько явно, настолько пугающе. А теперь… Хочется убежать, лишь бы этого не видеть. Лишь бы этого не чувствовать. Но я исполняю его просьбу — овладеваю участком мозга, отвечающим за боль. Он ее не почувствует.

Зато теперь ее почувствуешь ты.

Зато я останусь живым.

— Спасибо.

— Три, — с этой цифрой приходит сначала незначительная, в точности посреди лба, а затем мучительная, уже во всем теле, боль. Словно мой мозг медленно разрывают изнутри. И вместе с ним боль захватывает все тело, каждую клетку. Я не могу сдержать крик. Перед глазами темнеет и все тело отключается, теряется где-то за пространством. Оно отделяется от меня, напоследок оставляя в ушах звук удара чего-то маленького и железного об пол.

Примечания:

<Феникс>

Тут...была...бета..

Road to the end!

Эрик

— Три.

С последней цифрой ребро монеты касается лба Шоу и, проткнув кожу, ломая кость, проникает в мозг. Я чувствую сопротивление, но для меня оно совершенно незначительно. Я всей душой надеюсь, что Шоу испытывает невыносимую боль. Такую же как я, когда лежал на операционном столе, и ученые втыкали в мою голову иглы с размером с спицу. Жаль, что я не мог ему обеспечить еще и душевную боль, какую испытал после смерти матери. Но долгая и мучительная смерть должна будет восполнить ее сполна.

Как только монета пробивает затылочную кость и оказывается на свободе, я отпускаю ее, — она с тихим звоном падает, а вместе с ней глухо валится тело Шоу.

С секунду я смотрю на его открытые стеклянные глаза, и в голове не может уложиться мысль, что он мертв.

Мертв?

Да. Он мертв!

Не может быть. Черт. Он мертв!

Я чувствую настолько сильную волну облегчения, что смеюсь. Большую часть своей жизни я искал возможность убить Шоу. Это было моим смыслом жизни, моей причиной вставать по утрам. И теперь, он мертв! Наконец-то!

— Шоу мертв, — произношу я, пробуя эти слова на вкус. От эйфории я даже на мгновение забываю, что снаружи до сих пор идет борьба двух групп мутантов, и что недалеко от острова расположены два военно-морских флота, корабли которых напичканы взрывчаткой. И только, когда эйфория отступает на второй план, и я беру себя в руки, в голове всплывает напоминание о том, что на смерти Шоу война не заканчивается. Теперь начнется другая война — людей и мутантов. Я подхожу к Шоу и опускаюсь рядом с ним на одно колено. До сих пор не могу поверить, что с ним покончено.

— Я тебя никогда не забуду, доктор Франкенштейн, — закрываю ему глаза. — Никогда…

Теперь можно заняться людьми. Прикрыв глаза, я концентрирую внимание на флотилиях двух держав. Все они находятся в движении — крейсеры направляют стволы пушек в сторону острова. Я был прав — люди объявляют нам войну. И мы примем вызов. Хватит сидеть по углам, ожидая когда нас перебьют! Люди узнали о нас и сделали свой выбор — они хотят войны. И они познают все последствия своего решения.

Только для начала, следует выбираться отсюда. Балки пробили потолок и завалили дверь, и теперь самым простым выходом из подводной лодки будет верхняя часть судна. Но для этого надо как минимум соорудить лестницу или как максимум взлететь, да еще и тело Шоу надо прихватить с собой, для доказательства его команде об их проигрыше.

Хотя, почему бы и не взлететь?

По моей команде от бруса отделяются тонкие пластинки металла — они обвивают меня за талию, прикрепляются к подошвам моих ботинок и создают на спине что-то вроде корсета. Теперь полет мне обеспечен. Остался Шоу. Такими же тонкими пластинками железа обхватываю его плечи около подмышек.

Все, можно выбираться.

Чарльз

— Чарльз?! — голос Мойры вырывает меня из бессознательного состояния. Я открываю глаза. Голова тупо гудит от боли, перед глазами прыгают черные точки, и я никак не могут сфокусироваться на лице агента.

— Слава Богу… Чарльз ты как? — она помогает мне сесть, и я жмурюсь, пытаясь избавиться от тошноты. Мозг никак не хочет вспоминать события, приведшие к обмороку.

— Что случилось?

Я не дожидаюсь ответа, так как Мойра все вспоминает, и я вижу это при помощи телепатии: вот, я кричу Эрику что-то не делать, а затем стою посреди салона самолета с таким пугающим агента взглядом обреченности и страха. И после кричу от боли и падаю. При помощи воспоминаний девушки, мой мозг нехотя вспоминает события произошедшие в это время:

« — Эрик, пожалуйста, не делай этого!

— Это не из-за того, что я тебе не доверяю.

— Вот, что мы сделаем…

— Раз.

— ОТПУСТИ МЕНЯ, ЧАРЛЬЗ!!!

— Два.

-… исполни мою последнюю волю.

— Три.

И невыносимая боль.»

Эрик убил Шоу…

— Чарльз? — оказывается Мойра что-то говорила в то время, когда на меня накатились воспоминания.

— Эрик убил Шоу, — произношу каким-то не своим, механическим голосом. — Он надел шлем и убил Шоу.

И Мойра понимает меня. Она чувствует облегчение от того, что борьба с Шоу закончена, но также она понимает, что чувствую я — за это я ей благодарен.

— Чарльз…

Но я не даю ей договорить. Сейчас некогда себя жалеть — как бы мне этого не хотелось. Я уверен, что на смерти Шоу наши проблемы не заканчиваются. Мутанты на пляже собрались в две группы, готовые снова начать бой, а Эрика я все еще не чувствую. Да и чувствовать его сейчас как-то совершенно нет желания.

При помощи Мойры, я встаю и выхожу из самолета. Мой взгляд сразу же привлекает движение в середине субмарины, в верхней ее части. Металлическая обшивка разрывается и образует круглую дыру размером с человеческий рост. Из нее сначала показывается мертвое тело Шоу, каким-то образом подвешенное в воздухе, с широко расправленными руками. Прямо посреди лба выделяется маленькая ранка, от нее по переносице и щеке тянется струйка крови. Ранка навевает неприятное содрогающее все тело воспоминание о монете, проходящей сквозь мозг. Следом за Шоу, плывя в воздухе, появляется Эрик, который, обводя всех мутантов глазами, кричит нам:

— Сегодня наша борьба закончится! — с этими словами он отпускает тело Шоу, которое падает на землю с неприятным звуком и принимает неестественную позу.

Эрик

Перед тем как спуститься на песок, я нахожу глазами Чарльза. Он стоит рядом с самолетом вместе с Мойрой и пристально, изучающе смотрит на меня. Что-то в его взгляде поменялось, но с этим разбираться пока нет времени. Я должен настроить остальных мутантов, должен рассказать им о том, что происходит на военных флотах, о том, что нас ожидает война — война с обычными людьми. И я продолжаю говорить, обращаясь ко всем на берегу, как только ноги касаются земли:

— Прозрейте, братья и сестры. Настоящий враг сейчас там, — указываю в сторону военных кораблей двух великих держав: — Я чувствую движение их орудий в воде — их металл, направленный на нас. Там американцы, русские… — я продвигаюсь на середину пляжа, и мы с Чарльзом снова встречаемся глазами. Он тоже выходит и оказывается напротив на небольшом расстоянии от меня, все еще продолжая смотреть на меня этим взглядом. Настороженным? — …люди, объединенные страхом перед неизвестностью. Неандертальцы пришли в ужас, мои братья мутанты!

Мы с телепатом подходим к береговой линии, он все еще не отводит от меня глаз. И мне это не нравится. Совершенно не нравится. Так он на меня еще не смотрел. Неужели из-за смерти Шоу? Или из-за шлема?

Но не это сейчас главное. Крейсеры продолжают направлять в нашу сторону стволы пушек, и скоро они выпустят бомбы.

— Давай, Чарльз. Скажи мне, что я ошибаюсь.

Он прикладывает пальцы к виску, и его взгляд уходит в никуда.

Чарльз

Я не могу отделаться от невольного страха, засевшего внутри. Я боюсь Эрика. Это безумие! Но это так. После того, что я испытал, после его пустого взгляда и полного отсутствия чувств, мое тело рефлекторно хочет убраться от него подальше, а мозг воспринимает его как угрозу. Как бы сильно я не убеждал себя в обратном, я не могу избавиться от страха перед второй стороной Эрика — той, что не показывалась в то время, что мы провели вместе. Той, что добровольно надела шлем, лишь бы добиться своего, совершенно не желая выслушать меня.

— Давай, Чарльз. Скажи мне, что я ошибаюсь, — обращается ко мне Эрик, как только мы останавливаемся недалеко от воды, прямо перед раскрывающимся видом на флотилии Америки и Советского союза. Я слушаюсь его и устремляю свой разум на судна, и тут же убеждаюсь в правоте слов Эрика. Главное командование обоих стран отдало приказ выпустить в нашу сторону весь арсенал, что есть на суднах. Весь! Чтобы никто не сумел уйти. Сердце неприятно замирает и становится тошно. Эрик был прав — они пошли против нас. И он говорил об этом еще тогда в особняке.

Я возвращаюсь на берег и смотрю на Мойру, давая понять, что все слова Эрика правда. Она сразу же срывается с места и убегает в самолет, чтобы связаться с командованием, думая, что они просто не знают о том, что на острове больше нет угрозы, что Шоу убит. Ей не отвечают. Им без разницы — они просто хотят избавиться от любой угрозы в виде мутантов, не разбирая на чьей мы стороне. Мы обречены.

Со стороны крейсеров раздаются многочисленные пушечные выстрелы. В воздух, оставляя за собой дымные следы, взмываются боеголовки. Их количество до смешного велико для такой небольшой группки мутантов. Движутся они с жутко высокой скоростью. В нашу сторону. Так быстро, что и не успеваешь толком осознать, что они несут вместе с собой. На меня накатывается какое-то странное равнодушие. Я так устал волноваться и бояться, что сейчас моя смерть не кажется страшной. Просто хочется, чтобы все побыстрее закончилось.

Эрик

Ракеты, выпущенные военными, со стремительной скоростью приближаются к нам — тонны металла, наполненных взрывоопасными элементами, готовые уничтожить горстку мутантов на берегу. Странно, что люди, которые видели, как я с легкостью поднимаю подводную лодку, не подумали, что я смогу остановить и бомбы. Направлять металл на мутанта, который умеет им управлять, очень глупо.

Как только боеголовки приближаются к острову на опасно близкое расстояние, я останавливаю их. Они все зависают в воздухе, и я чувствую легкое сопротивление, которое в конце концов совершенно исчезает.

Я говорил Чарльзу, что так и будет и был прав — люди боятся того, что не понимают, и пытаются это уничтожить, избавиться от этого. Либо изучить. Но я этого не позволю. Люди должны понять, что мутанты сильнее их, что их всех не убьешь оружием, не используешь как подопытных кроликов. Мы будущее. Мы сильнее их. Но они этого не поймут без наглядного примера.

Я разворачиваю боеголовки в обратную сторону.

Без жертв на войне не обойтись. И военные флотилии будут первой жертвой.

— Эрик, ты сам говорил, что мы лучше людей, — голос Чарльза появляется неожиданно. Я уже отвык не ощущать присутствие телепата вместе с его словами. Ужасно необычно. — Сейчас время это доказать.

Что доказывать? Если ракеты взорвутся в воздухе, то военные выпустят в нас еще. Они нас не примут, насколько бы благородными мы не были. Почему мы должны что-то доказывать?

— Тысячи человек на этих кораблях! — продолжает друг, поднимая голос, начиная нервничать. — Хороших, честных, невинных людей! Они только выполняют приказы.

«Только выполняют приказы», Чарльз? Сколько людей было убито в концлагерях такими людьми? Сколько было замучено? И все благодаря тому, что они только слепо слушаются кого-то, кто стоит выше них. Которого они, возможно, даже и не видели! Который так же слаб, как и они! Но люди делают из него символ славы, символ власти. Тогда чего они стоят? У них нет разума — у них нет чести. Они просто подчиняются приказам. Тогда они достойны быть жертвой, принесенной для приобретения мутантами свободы.

— Я был во власти людей, выполнявших приказы, — встречаюсь глазами с Чарльзом. — Довольно.

И сдвигаю с места ракеты — теперь они направляются в точности обратно к их адресату.

Чарльз

Ракеты останавливаются в воздухе, как только Эрик выставляет вперед руку. Так, словно вокруг нас образуется защитный купол, который невозможно пройти. Апатия спадает, и на меня накатываются опоздавший страх и облегчение. Но ненадолго — Эрик разворачивает боеголовки в сторону кораблей.

Неужели он хочет убить их? Всех?! Черт, его умение скрывать чувства и шлем делают его для меня совершенно непроницаемым, бесчувственным. Я его вообще не ощущаю как человека — его словно нет.

— Эрик, ты сам говорил, что мы лучше людей. Сейчас время это доказать, — говорю, пытаясь переубедить. Напрасно: ракеты продолжают разворачиваться. Но все же я ощущаю легкое сомнение пробивающееся через шлем, а затем неожиданно исчезнувшее. Он меня слушает, но надолго ли: — Тысячи человек на этих кораблях! Хороших, честных, невинных людей! Они только выполняют приказы.

После моих последних слов Эрик весь меняется в лице. Его глаза становятся холодными и пустыми, как во время убийства Шоу, от чего внутри все сжимается, а в голове всплывает воспоминание о мучительной боли, которое я тут же отметаю.

— Я был во власти людей, выполнявших приказы, — холодно произносит он, встретившись со мной глазами. — Довольно.

И запускает ракеты в сторону кораблей.

Нет!

— Эрик, верни ракеты!

Никакой реакции. Он закрылся, и я даже не могу его почувствовать. Ничего.

Я не дам ему их убить! Ни за что!

Я срываюсь с места. С разбегу толкаю Эрика, сбиваю его с ног. Главное снять с него шлем, и тогда, плевать на обещание, я его остановлю. Шоу был убийцей и планировал уничтожить мир, и его смерть я могу простить Эрику, но я не могу позволить ему убить тысячи невинных людей. Он этого не сделает — для этого ему сначала придется убить меня.

Эрик

Я не ожидал этого от Чарльза. Ракеты уже на полпути к флотам, как неожиданно друг с громким криком врезается в меня и сбивает с ног. От неожиданности я теряю контроль над боеголовками. Чарльз пытается схватить шлем, но я отталкиваю его.

— Я не хочу делать тебе больно! Не вынуждай меня, — кричу ему, но он меня не слушает и продолжает попытку отобрать у меня шлем.

Черт! Ладно.

Локтем бью Чарльза по лицу, пытаясь не сломать ему в нос, но в то же время на несколько секунд его оглушить. На мгновение прекращаю его сопротивление и придавливаю его рукой к песку. Краем глаза замечаю, как члены нашей команды спешат на помощь Чарльзу. Тут же откидываю их, воспользовавшись железными пряжками и ремнями на костюмах. Рейвен я не затрагиваю — она не полезет в бой против меня. А если полезет, то ее будет ждать то же.

Я возвращаю контроль над ракетами и направляю их на прежний курс, но телепат продолжает сопротивляться со свойственной ему настойчивостью.

— Чарльз, уймись.

— Эрик, стой! — он дотягивается до шлема, и я принимаю решительные меры.

Прости, Чарльз, но ты меня вынудил. Бью его кулаком по лицу, вырубая на некоторое время. Встаю на ноги — теперь Чарльз в ближайшее время мне не помешает.

Бомбам остается пролететь несколько миль до своей цели, осталось только… раздается выстрел, и в мой шлем, с громким чуть оглушающим меня звоном, врезается пуля.

Мойра. Она стреляет в меня? Если она думает, что меня можно остановить пистолетом, то зря считала себя хорошим агентом.

Но МакТаггерт не сдается и выпускает еще пять пуль подряд, которые я с легкостью отвожу от себя. Последнюю пулю я отбрасываю вправо и замираю…

Всем моим вниманием овладевает крик боли, от которого я мгновенно забываю о всем. Сердце останавливается, и как и мир вокруг.

Пуля попала в Чарльза.

Примечания:

<Феникс>

Тут рыдала бета..

Чарльз

Меня приводит в себя выстрел. Я смаргиваю и привожу сознание и зрение в порядок. Все-таки Эрик меня снова пожалел и ударил не так сильно, как мог бы — мне удается прийти в себя довольно быстро. Охватив эмоции и мысли всех доступных мне на острове людей, я вижу, что это Мойра стреляла в Эрика, к счастью, его не ранив. Не знаю, собиралась она его убить или нет, но целилась она в голову, и если бы не шлем, этот выстрел был бы смертельным для него.

Раздаются еще выстрелы, но сейчас Эрик уже с легкостью отводит пули от себя— они совершенно не предоставляют для него угрозы. Но это мой шанс остановить его! В то время как Мойра отвлекает Эрика, я сниму шлем и задержу его, пока ракеты не взорвутся в воздухе. Может, мне удастся отговорить Эрика, когда я наконец-то почувствую его.

Так как голова продолжает кружиться, мне не сразу удается подняться на ноги. Но когда я встаю, меня, начиная от середины поясницы, пронизывает ужасная боль, словно тысяча игл одновременно впиваются в каждую клетку моего тела. Вместе с болью в голову врывается неконтролируемый поток мыслей всех, кто находится на берегу и на кораблях — их страх, их боль, их волнения и тревоги. Я не понимаю, что произошло. Я теряюсь в этом шуме и боли — падаю на песок, перед глазами темнеет, но сознание я не теряю.

Кто-то мгновенно оказывается рядом, и по целиком окутывающим меня тревоге и страху я узнаю Эрика. Он дотрагивается до меня, и что-то происходит — сначала в пояснице с новой силой вспыхивает боль, а затем исчезает практически целиком, оставляя только шум в голове и сильные болевые вспышки при малейшем движении.

Эрик

Чарльз кричит от боли и схватившись за спину падает навзничь на землю. Я не знал, что от чьей-то боли может быть так же больно мне — я словно сам схватил пулю, только она принесла не физическую, а психическую боль. Такую, что на мгновение она лишает меня возможности дышать.

Я мгновенно срываюсь с места и подбегаю к другу. В груди вырастает страх, гранящий с паникой. Я совершенно забываю про ракеты, и мой мозг занимает только друг, который ранен.

А если смертельно? Стой, не паникуй! Держи себя в руках, возможно все будет зависеть от того, как спокойно и быстро ты будешь принимать решения.

Но это не сильно помогает — страх за жизнь друга все равно заполняет меня целиком, не оставляя разуму ни дюйма пространства.

Найти пулю не сложно, благодаря костюму она не ушла далеко и остановилась в районе позвоночника телепата, не задев, к моему величайшему облегчению, никаких жизненно важных органов. Повинуясь внутреннему порыву, я вытаскиваю ее.

— Прости меня, — произношу подводящим меня голосом, когда до ушей доносится очередной стон боли Чарльза.

Как я ненавижу сейчас этот кусок металла! Пуля мгновенно рассыпается в моей сжатой ладони в пыль, и осыпавшись на землю, теряется среди песчинок. Я разворачиваю Чарльза, поддерживая его голову — он стонет, и этот звук сдавливает мою душу еще больше, терзает ее. Устраиваю его голову на своих коленях и наконец вижу его лицо. Он ужасно бледен, брови нахмурены, глаза все еще чуть замутнены и не сфокусированы — весь его вид говорит о том, как ему плохо. Больно… И я ничего не могу с этим сделать!

Черт! Из всех, кто мог попасть под пулю, этим человеком оказался именно Чарльз! Почему он?! Внутри заменяя страх растет безграничная ярость и ненависть. Я пытался оградить его от этого! Он не должен был вообще оказаться в опасности. Его ничего и никто не должны были ранить — не рядом со мной!

Заметив, что члены нашей команды направляются к нам, я срываюсь и кричу на них:

— Я сказал, назад!

Они останавливаются, напуганные моим тоном. Но я тут же забываю про них.

Шоу умер, и Чарльз был в безопасности — должен был быть. Ничего ему не угрожало, даже ядерные ракеты, пока… Пока Мойра не начала стрелять. Я перевожу взгляд на агента. Она виновата! Она в меня стреляла! Если бы не она, я закончил бы начатое и Чарльз был бы цел! Она спасла людей, готовых убить нас. Спасла ценой Чарльза!

— Ты. Ты сделала это.

И ты за это заплатишь. Я овладеваю металлической цепочкой с армейским жетоном агента, и сжимаю им ее шею.

Чарльз

Боль практически исчезла, что меня настораживает, но я отодвигаю это чувство подальше— сейчас у меня есть проблемы поважнее, чем мое состояние. Я все никак не могу овладеть накатившимся на меня потоком чужих мыслей. Мозг желает отключиться и полностью потерять контроль, но я не могу ему позволить. Меня окутывает безграничная ненависть и ярость Эрика, и я не могу оставить его — он может натворить в таком состоянии все что угодно. И я не могу ему этого позволить, уж слишком много дорогих мне людей находятся рядом с ним. Я делаю усилие и привожу мозг в порядок. Но полностью взять над способностями контроль не удается, и все же радиус их действия уменьшается.

Ярость Эрика растет и даже шлем уже ее не приглушает — она как при нашей первой встрече ослепляющая и омрачающая разум. Выплескивающий все эмоции крик друга на мутантов помогает мне вернуться в реальный мир окончательно. Поначалу небо кажется ужасно ярким и режущим глаза, а черты лица друга размытыми и нечеткими. Наконец мир обретает четкость, и я вижу, как выражение лица Эрика становится ужасно спокойным, при этом глаза наливаются ненавистью и он, смотря вперед… на Мойру. Говорит приглушенным и спокойным, вызывающим страх тоном — таким до ужаса знакомым и всколыхающим неприятные воспоминания о Шоу:

— Ты. Ты это сделала.

Нет! В голову врывается боль Мойры.

Эрик убивает ее!

Нет, пожалуйста.

Я так устал — голова толком не работает, и хочется просто почувствовать друга, как и остальных, и передать ему в голову мои слова, но я не могу.

— Эрик. Прошу тебя, — голос такой тихий и хриплый, что я не уверен, что вообще его возможно услышать. И Эрик меня не слышит или не хочет слышать. Он продолжает душить Мойру, с пугающим спокойствием.

Пожалуйста, Эрик…

Я знаю, что Эрик не послушает меня, только если я не скажу что-то, что своей неожиданностью заставит его прислушаться. И остановиться. И я говорю. Я уверен, что эти слова причинят ему боль, но я не знаю, что еще можно ему сказать — он за стеной и ее придется пробивать чем-то более весомым, чем просьба:

— Не она это сделала, Эрик. А ты.

Он наконец слышит меня — пристально смотрит в мои глаза, и я замечаю как сильно мои слова задели его. Я не отвожу взгляда, и Эрик отпускает Мойру, давая и мне вздохнуть спокойно.

Эрик

— Не она это сделала, Эрик. А ты, — последние слова Чарльза резко снимают всю ненависть и заставляют обернуться в его сторону. Чарльз считает, что я виноват?

Я смотрю на друга и снова вижу его боль и искренность. Он так думает. Он считает, что я виноват в его ранении…

Я отпускаю агента. Я виноват? Или Чарльз так сказал из-за того, что Мойра преследовала ту же цель, что и он — остановить меня? Неужели он уже поставил нас по разным сторонам линии фронта? Разве после всего, что сегодня случилось, друг до сих пор не понимает, что я не мог по-другому поступить? Почему он не понимает? Почему он выступил против меня, когда знает, что я прав?

— Все, что им нужно — это превратить нас в врагов, — говорю я, продолжая следить за его лицом, голос невольно срывается и я беру себя в руки. Чарльз всегда меня понимал, неужели сейчас не поймет. Должен понять! — Я пытался предупредить тебя, Чарльз. Я хочу, чтобы ты был на моей стороне. Ведь мы братья, ты и я. Все мы вместе защищаем друг друга. Мы хотим одного и то же.

В его глазах появляется обреченное выражение, от которого внутри все обрывается. И я бы хотел не слышать его ответ, но он наваливается на меня до того, как я понимаю какой он будет и успеваю его как-либо предотвратить:

— О, дружище… Прости. Но это не так.

Чарльз

— Мы хотим одного и то же.

Я бы все отдал, чтобы слова Эрика были верны, чтобы мы и правда хотели одного и то же. Но это не так, и ранние происшествия это доказали. Я не могу принять сторону Эрика. Не могу согласиться с его желанием убить тысячи невинных людей. С желанием насильственным путем доказать всему миру, что мутанты лучше обычных людей. И я не могу смолчать об этом. Я знаю, что мои следующие слова ранят Эрика еще больше, и что возможно они приведут к последствиям, о которых я потом пожалею, но не сказать их будет еще хуже:

— О, дружище… — голос обрывается, но я все равно продолжаю. Я должен продолжить: — Прости. Но это не так.

И Эрик весь меняется в лице: сначала взгляд наполняется болью, а затем ее закрывает стена — толстая и прочная, как при нашей первой встрече, а может и прочнее. И даже если я ее не чувствую, то по глазам и выражению лица друга ее вижу. Он снова пропадает. Я не чувствую ни его эмоций, ни его присутствия.

Эрик

Я жестом подзываю Мойру и осторожно передаю ей Чарльза. Он хмурится от боли после движения, но я пытаюсь не обращать на это внимания.

— Чарльз! Прости меня. Прости, — приговаривает агент с нежностью и виной, укладывая его голову себе на колени.

— Все хорошо. Все хорошо, — успокаивает ее Чарльз, а я отхожу.

Вот она — эта боль глухой душевной пустоты, которая пропала с появлением Чарльза и вернулась с утроенной силой, как только он меня отверг. Она раздирает меня изнутри до желания крушить все вокруг или разрыдаться, как ребенок. Но сейчас я не могу себе этого позволить — я должен избавиться от нее, и я должен… Должен… Я провожу взглядом по мутантам. Они смотрят на меня — некоторые не понимая, что происходит, другие с беспокойством. До этого момента я совершенно забыл о них. О том, что если сейчас не собрать их в единое войско, то потом уже этого не сделаешь. Они рассыпятся по миру, забьются в углы от боязни людей, смешаются с толпой и попытаются зажить «нормальной» жизнью. Нельзя медлить. Мои чувства сейчас не важны, потом я с ними разберусь, и они пропадут… Я должен уйти. Сейчас нет места слабости, и если Чарльз считает, что мы по разные стороны линии фронта, то пусть будет так.

Мне целиком удается совладать с болью, и я обращаюсь к мутантам:

— Это общество нас не примет, — указываю на друга… на телепата и голос непослушно дрожит. Возьми себя в руки Эрик! — Мы создадим свое. Люди сделали свой ход! Сейчас мы готовы им ответить. Кто со мной?

Лишь бы уйти отсюда! Лишь бы не видеть своего бывшего друга, от одного взгляда на которого плотина трескается, готовая выпустить обратно безумную боль.

Мутанты не двигаются с места — они непонимающе смотрят на меня и не знают, что делать, только Шон, Алекс и Хэнк уверенно молчат, давая понять, что Чарльза не бросят. Но Рейвен… Ее взгляд полон сомнения. Она может стать толчком к действию других мутантов, особенно для тех, кто из команды Шоу. И я не хочу расставаться еще и с ней.

— Хватит прятаться, — обращаюсь к ней и протягиваю руку, полностью разрушая какие-либо сомнения. Она не сводя с меня глаз, хромая, движется в мою сторону, а затем переводит взгляд в сторону брата и снова на меня. Она не может решиться. И когда до меня остается несколько шагов она подходит к Чарльзу и присаживается

рядом с ним на колени.

Чарльз

— Хватит прятаться, — Эрик обращается к Рейвен, видимо, заметил ее сомнения. И сейчас из-за потери контроля над способностями, когда я получил полный доступ к голове сестры, я понимаю причины ее странного поведения в последние дни. Ее разговоры с Эриком, ее неожиданно появившиеся к нему чувства и поцелуй. Она хочет быть с ним, но не хочет оставлять меня.

Рейвен присаживается рядом и берет меня за руку. Она практически решается не оставлять меня, как только встречается со мной глазами. Но большая ее часть продолжает уговаривать ее пойти с Эриком, тянуть в его сторону и убеждать, что со мной все будет в порядке, и что только с Эриком ей будет так хорошо, как было в ночь поцелуя. Что только с ним она будет чувствовать себя особенной. Сможет раскрыться и быть собой.

Я тоже не хочу отпускать ее, но должен. Ведь она права — со мной она не могла стать собой. Я относился к ней как к сестре и не мог дать то, чего она желала, то что дал ей Эрик. Она почувствовала себя рядом с ним уникальной, привлекательной, соблазнительной и желаемой. Рядом с ним она совершенно забыла о своих комплексах. И она хочет уйти с ним, потому что ей это понравилось. И мне придется ее отпустить. Ведь Эрик тоже любит ее.

— Иди. Иди с ним. Ведь этого ты хочешь, — слова даются мне с трудом, хочется сказать прямо противоположное, так как где-то в глубине души все еще не могу поверить, что она уйдет. Что она уйдет вместе с Эриком, когда они оба самые дорогие мне люди.

Она проводит рукой по моим волосам, и ее взгляд наполняется печалью. И я окончательно уверяюсь, что она выберет Эрика.

— Ты обещал мне никогда не читать мои мысли.

— Я знаю. Боюсь, я наобещал тебе слишком много. Прости меня.

Эрик не даст нам времени подумать или на более долгое прощание. Он хочет убраться поскорее, подальше от меня. Я, подношу ее руку к губам и целую. В пояснице вспыхивает неприятная краткая боль от движения, но я не обращаю на нее внимания. Рейвен наклоняется и касается губами моего лба.

— Позаботься о нем, — тихо говорит Мойре и встает.

Внутри снова появляется желание остановить ее, но я сдерживаюсь. Это должно было когда-то произойти. Она не могла вечно оставаться рядом, под моим контролем. Я должен отпустить ее, иначе, если она останется, то всю жизнь будет жалеть об этом. Будет несчастна. Рейвен подходит к Эрику, берет его за руку и встает рядом. За ней повторяют бывшие члены команды Шоу. Они все берутся за руки и Рейвен кричит на прощание Хэнку:

— Эй, Зверь! Никогда не забывай. Я мутант и этим горжусь, — и с этими словами они пропадают. Телепортируются, оставляя внутри ужасную пустоту, о которой я пытаюсь не задумываться, иначе…

— Она ушла…

Этого не может быть. Рейвен ушла… ушла вместе с Эриком.

Алекс, Шон и Хэнк тут же срываются с места и бросаются ко мне.

— Давайте, помогите мне, — обеспокоенно бросает Хэнку Мойра, когда он садится на колени с другой от меня стороны. — Я доставлю тебя в больницу.

Я хватаюсь за руку Хэнка и хочу сесть, но вспыхнувшая с новой силой боль не дает мне сделать этого. Теперь мне удается уделить своему состоянию больше внимания, и я наконец понимаю, что меня тревожило.

— Постой, Чарльз, — запоздало останавливает меня Хэнк. — Не двигайся ладно.

Я уже и не собираюсь. Я понял, что пуля попала в позвоночник и это объясняет эту сразившую все тело боль, ее исчезновение и… Только пусть это будет неправдой!

— Не буду, — на автомате отвечаю ученому. В грудь охватывает страх, что моя теория оправдается. Нет, я уверен, что она верна и это меня пугает. Я делаю попытку пошевелить ногой. Но она не слушается. Сердце замирает.

— Вообще-то я…

…не могу. Я повторяю попытку, но безрезультатно. Я не чувствую своих ног!

Примечания:

<Феникс>

Я уже от слёз захлебываюсь!

Эрик

12 часов назад

Телепортация сопровождается легким повышением температуры и неприятной волной покалывания всего тела, как при онемении конечности, но чуть слабее. В одно мгновение вид на остров сменяется темным помещением, и после неожиданной смены яркого солнечного света на темноту, я на несколько секунд слепну. И только когда глаза привыкают к мраку, мне удается увидеть, что мы располагаемся в просторном холле, обустроенном со вкусом и по последним требованиям моды. Но так как ничего, кроме закатного солнечного света, не освещает холл, то многие детали интерьера незаметны и скрыты в тени. Я впервые вижу это помещение.

— Где мы? — обращаюсь к Азазелю и отмечаю, как Рейвен отворачивается от нас и как-то слишком заинтересованно смотрит на большую картину на стене, но не заостряю на этом внимания.

— Это дом Шоу, — хмуро отвечает краснокожий мутант.

Вот как. Появляется чувство отвращения. Все сразу же начинает ассоциироваться с Шоу и каким-то образом напоминать о нем, о его привычках и вкусе. Пока я искал его, мне удалось хорошо его изучить, да и то проведенное с ним время дало мне великое множество фактов о нем и о его образе жизни. Удивительно, как я раньше не понял, что это его дом! Ведь каждая деталь интерьера так и кричит о нем.

— Нам нельзя здесь задерживаться, — спокойно кидаю мутантам, и выхожу из холла в небольшую залу. От нее начинаются лестница на второй этаж, и проходы в другие комнаты. Мутанты следуют за мной, Энджел включает свет, а я продолжаю: — Скоро правительство конфискует все его имущество. И здесь будет небезопасно. Нас найдут.

— Не здесь, — спокойно возражает Риптайд, и я впервые слышу его голос. Его малозаметный акцент, как и акцент Азазеля, дает мне понять, что мутант из другой страны.

И только сейчас я полностью осознаю, что совершенно не знаю бывших членов команды Шоу — откуда они, какое у них прошлое, и почему они последовали за Шоу, а теперь и за мной. С Чарльзом выведать всю информацию о них было бы раз плюнуть. Но его нет. И надо забыть о нем… И узнать о них больше, только другим путем.

В ответ на слова мутанта я лишь вопросительно поднимаю брови.

— Этот дом был куплен Шоу нелегально. Власти не знают, что он числится в его имуществе, — равнодушно поясняет Риптайд.

И чему я удивляюсь? Шоу в свое время был влиятельным и богатым человеком и, так как у него была подводная лодка и яхта, не удивительно, что и дом, о котором не знает правительство, у него тоже есть. Может, даже и не один.

— Чудесно. Тогда сейчас отдыхайте, а через пару часов организуем…

…совещание. — когда Чарльз произносит это слово, я усмехаюсь над официальностью этого слова. Телепат не обращает на это внимания, так как я сдерживаю смех еще с первых минут, как его увидел. Он весь в пыли и волосы растрепанные торчат во все стороны, что очень не соотносится с его вечно аккуратным видом. Как он умудрился так замараться, когда мы убирали не такие уж грязные комнаты?

Черт! Надо выкинуть Чарльза из головы! Если на каждое слово, я буду вспоминать о нем, то не смогу избавиться от тех неприятных чувств, что приносит любое напоминание о нем.

— …собрание. И, Ангел, познакомь нас с домом.

Никто не замечает моей заминки, или делают вид, что не замечают — Энджел согласно и чуть натянуто улыбается, а Азазель с Риптайдом расходятся в разные комнаты. И только сейчас я встречаюсь с Рейвен глазами, и ее взгляд мне не нравится. Уж слишком громко он говорит об Чарльзе. Неужели она уже пожалела, что оставила его и ушла со мной? И если так, уйдет ли она? И удастся мне когда-то полностью выкинуть телепата из головы и сердца? Но о Чарльзе пока говорить не хочется. Уж слишком свежа рана и слишком эмоционален я.

— Пошли, — касаюсь ее плеча, приглашая со мной. — Найдем себе одежду.

И она, ничего не говоря, послушно идет следом.

Чарльз

Сейчас

— Вы же понимаете, мистер Ксавье, что по-другому мы поступить не можем.

Я не отвечаю Директору ЦРУ и продолжаю крутить в руках железную ручку. Металл приятно гладкий, и движение отражения солнечного луча на ее поверхности примагничивает взгляд. Мужчина недовольно наклоняет голову и встречается глазами с Мойрой.

«И этот мальчишка еще и продолжает тянуть время!»

— Так что вы хотите от меня? — наконец поднимаю глаза и встречаюсь с его раздраженным взглядом. — Насколько вы знаете, Эрик оставил меня, и я не знаю и не хочу знать, где он находится. И все, что касается его, теперь уже не касается меня.

Премьер-министр вздыхает и объясняет мне, переходя на снисходительный тон, словно я ничего не понимающий ребенок:

— Но вы единственный мутант, который может это сделать. Вы можете найти Эрика при помощи Церебро. Конечно, Маккой должен будет восстановить ее и подстроить под ваше… положение, но это всего лишь вопрос времени.

Я усмехаюсь. И этот человек надеется, что я им буду помогать после того, как они отдали приказ стрелять по острову? Я знаю, что все документы и доказательства этого «инцидента» были засекречены, и если бы я не был телепатом, то не узнал бы, что действия членов экипажа не были «самовольны». Но я телепат. И я знаю, что все его слова ложь. И что это он был инициатором плана истребления мутантов, пока они все еще собраны в одном месте. Но и эта не единственная причина, почему я больше не хочу сотрудничать с правительством. Если они найдут Эрика, то и Рейвен вместе с ним, и хотя она оставила меня, я не могу подвергнуть ее опасности…

— Я не буду вам помогать.

Глаза мужчины округляются от удивления. Видимо, он не привык слышать отказы от простых смертных. И я чувствую все больше растущее от него раздражение, которое он никак не может выплеснуть, чтобы окончательно не спугнуть «свою единственную надежду».

— Но…

— Простите, я устал.

Мое «наглое» поведение совершенно сбивает его с толку. Он окидывает палату недовольным взглядом, снова встречается глазами с чуть удивленной Мойрой, резко разворачивается и выходит, кинув мне напоследок:

— Надеюсь, вы одумаетесь.

Надейся.

Мойра выходит следом за своим начальником. Я откидываюсь на подушку и прикрываю глаза. С того времени, как я очнулся после операции и узнал свой диагноз, мне так и не удалось полностью осознать, что он несет за собой. То возле меня в роли группы поддержки толпятся Хэнк, Шон, Алекс и Мойра, то меня навещает эдакая высокопоставленная особа, как Директор ЦРУ. Пару раз я ловил себя на том, что ищу взглядом сестру, и не находя ее снова вспоминал ее уход, и от этого мне становилось еще паршивее. Хотелось прогнать всех, уткнуться лицом в подушку и поддаться рвущимся наружу слезам. Но никто не уходил. И один я остаюсь всего на несколько мгновений. И мысли окружающих, их натянуто-веселое настроение раздражают меня все больше и больше. Но я ничего им не говорю и пытаюсь не думать. Но получается плохо.

Дверь открывается, в комнату входит Мойра, что я ощущаю не открывая глаз.

— Ты как? — ласково спрашивает меня и нежно дотрагивается до моей руки. Ее беспокойство и чувства ко мне окутывают меня, на мгновение ослабляя мое кое-как обретенное внешнее спокойствие. Появляется желание раскрыться, вылить на нее все, что я чувствую и… Но я сдерживаюсь. Открываю глаза и встречаюсь с ее ласковым взглядом.

Как я? Думаю, что даже я не смогу сейчас ответить на этот вопрос. Я до сих пор не осознал, что у меня… парализованы ноги. Что я больше никогда не почувствую их. Не смогу ходить. Я не могу осознать, что Рейвен ушла. Что в одной из самых трудных для меня в жизни ситуации ее нет рядом, и что, возможно, она никогда не вернется. И я не могу осознать, что Эрик меня бросил. И… Я просто не могу поверить во все это. Все это кажется нереальным — страшным сном, из которого я в любую секунду вырвусь…

— Все в порядке.

Мойра в ответ только печально улыбается.

Эрик

12 часов назад

Я усаживаю Рейвен на стул и опускаюсь напротив нее на колени. После того, как Ангел показала нам дом, и мы выбрали себе комнаты, Азазель нашел мне и ей более свободную мужскую одежду, скорее всего принадлежащую Шоу. И, помывшись и переодевшись, я наконец берусь за поврежденную во время падения самолета ногу Рейвен.

Девушка морщится от боли, когда я дотрагиваюсь до ее опухшей лодыжки.

— Думаю это ушиб. Не похоже, чтобы кость была повреждена, но на всякий случай, я забинтую ногу. И тебе на время стоит снизить нагрузку.

Мы встречаемся глазами, и девушка быстро отводит взгляд. Меня это от чего-то смешит, и я усмехаюсь.

— Будет больно, — достаю эластичный бинт и крепко обматываю место повреждения, закрепляя на стопе.

Девушка сжимает губы и молча терпит боль. Надеюсь, что перелома нет, так как в больницах появляться сейчас рискованно.

Больница… Чарльз, наверное, сейчас в больнице. Прошла операция и… Черт! Эрик, забудь!

Когда я заканчиваю бинтование, Рейвен неожиданно дотрагивается до моей щеки — что-то на моем виске привлекло ее внимание.

— У тебя царапины, — нежно убирает волосы от поврежденного участка кожи, по телу пробегают мурашки, мы снова встречаемся глазами, но сейчас она не отводит взгляд. — Я обработаю.

Она встает и что-то выискивает в аптечке. Я никак не возражаю, поднимаюсь, наблюдаю за ее действиями. Я не считаю эти царапины повреждением стоящим особого внимания, но мне приятна и любопытна забота Рейвен. Раньше в отношениях с девушками я не выходил на такой высокий уровень. Я знаю, что ей тяжело было уходить от брата и то, что она выбрала меня, о многом говорит. Но я все еще не могу понять, как я смог за такой короткий период стать ей дороже брата. Неужели она меня любит?

Рейвен обмакивает небольшой кусок ваты в антисептике и, подойдя ко мне, дотрагивается им до поврежденной кожи, вызывая неприятное жжение. Эта боль совершенно незначительна, поэтому я просто продолжаю спокойно следить за действиями девушки. В своем естественном виде ее кожа, губы и глаза в такой близости вызывают воспоминания о прошлой ночи и возбуждают желание. Она замечает мой взгляд — чуть смущённо улыбается и продолжает обрабатывать царапины.

— Почему ты пошла со мной?

Мой вопрос ее ошарашивает. Она на мгновение замирает. И зачем я напомнил о Чарльзе? Это был неожиданный порыв, о котором я теперь жалею, так как на замену приятным чувствам к Рейвен пришли боль и сожаление потери лучшего и единственного друга.

— Думаю ты и так знаешь… — ее голос обрывается и она отводит взгляд. И что-то заметив, неожиданно оттягивает ворот моей майки, оголяя часть спины и плеча. И удивленно вскрикивает: — У тебя вся спина в синяках!

После боя с Шоу спина и правое плечо, от ударов об стены потаенной комнатки покрылись темными и причиняющие боль при малейшем движении синяками. Но так как это всего лишь синяки и с ними ничего уже не сделаешь, я не волновался насчет них. Но мне приятно беспокойство девушки, ведь кроме матери и Чарльза никто так о мне не заботился, как она сейчас.

Забудь о Чарльзе!

— Ничего серьезного, Рейвен. Просто синяки.

В ее глазах все еще продолжает плескаться тревога, но она отпускает ворот. Между нами всего пара дюймов. Близость приятно возбуждает. Я прикасаюсь к ее щеке и наклоняюсь к ней. Сначала она на мгновение напрягается, а потом поддается вперед, давая мне коснуться ее губ, и отвечает на поцелуй. Я растворяюсь в желании, приятно согревающем начиная с середины груди, и в чувствах к Рейвен. Забываю о всем на свете… пока в комнату не заходит Азазель и с самым бесцеремонным видом спрашивает о собрании.

Чарльз

Сейчас

Моя палата располагается на втором этаже, поэтому уличные фонари освещают комнату настолько ярко, что каждый предмет четко выделяется перед своей длинной тенью, и от этого помещение словно становится более пустым. Медсестра выпроводила всех из палаты, чтобы дать мне отдохнуть, и я наконец остался один, и понял, что желание остаться в одиночестве находящееся рядом целый день, пропало. Я не думаю, что мне удастся уснуть, хотя чувствую себя уставшим и опустошенным. Конечно, лучшим было бы забыться во сне и не просыпаться до самого утра, но мою голову оккупировали непрошеные мысли о параличе ног, о Рейвен и об Эрике.

Я просто не понимаю как жить дальше. Моя жизнь кардинально изменилась. Меня оставили самые родные мне люди, и я потерял возможность ходить. С прошлой жизнью меня связывают только четыре преданных мне человека — Хэнк, Шон, Алекс и Мойра. И их поддержка дает незначительную надежду на то, что мне удастся реабилитироваться. Найти возможность жить дальше. Но как? Я не знаю.

Мне ужасно больно — не физически, а психологически. Рейвен и Эрик заполняли большую часть меня. Они были мне родными, как брат и сестра. И теперь, когда они ушли, оставили меня, то вместе с ними от меня словно оторвали громадный кусок прямо посреди груди, и я постоянно чувствую эту боль душевной пустоты, постоянной нехватки их. И еще ощущение ненужности и бесполезности. Беспомощности. Все вокруг напоминает о них, об их отсутствии.

В голове постоянно всплывает момент их ухода. И я не могу отделаться от мысли, что мог каким-то образом остановить их. Попросить Эрика не уходит или не отпускать Рейвен… Разве мог? У меня не было сил упрашивать, и я не мог остановить сестру, иначе после я об этом пожалел бы, как и она. Но я мог сказать что-то другое Эрику… Или не мог. Я точно не смог бы согласиться с ним, что мы хотим одного и то же. Но мне не следовало отрезать все слова Эрика одним «это не так», стоило собраться с мыслями и сказать, что… А что я мог сказать? Эрик собирался убить огромное количество невинных людей! Он собирался из мести убить Мойру! И если бы я с ним согласился, то, возможно, мы остались все вместе, но какая перед нами встала бы цель? Уничтожить всех обычных людей? Устроить ядерную войну? Я лишился самых родных мне людей, но при этом я сохранил жизни военных.

Или же я не прав? Если бы Эрик остался, то в конце концов я смог бы убедить его, что он ошибается и убийствами и войнами ничего хорошего не добьешься. Или не смог бы. Ведь он явно показал, что мое мнение и моя близость к нему как телепата неприемлемы. Он надел шлем. Закрылся от меня. Я был для него другом, и он предал меня, чтобы сделать все по-своему, зная что я против. Возможно, я всегда в нем ошибался, я же знал, что несмотря на то добро, что я в нём увидел, в нем было достаточно зла, чтобы я ему не доверял. Почему я ему поверил? Почему сделал своим другом? В первый же день я увидел всю ненависть, что его поглощает, всю злобу, но все равно решил, что смогу его исправить. Разбудить добро. Я пошел на риск, и вот к чему это привело — мои ноги на всю оставшуюся жизнь парализованы, самый близкий с детства человек ушел с когда-то самым лучшим другом. Если он был мне когда-то другом…

«Мы братья — ты и я.»

Сердце сжимается. Всё-таки мы были друзьями. Эрик готов был сделать что угодно лишь бы я был безопасности. Он дорожил мною и открылся мне как не открывался никому. И мои слова сделали ему больно. Я это увидел и почувствовал. Возможно он считает, что это я его предал…

Я даже не могу надеяться, что они вернутся — ведь если это не произойдёт, то мне будет еще больнее. Лучше даже не думать об этом. Наши пути разошлись, и надо с этим смириться. И с тем, что виноват в этом я.

Эрик

12 часов назад

Собрание прошло даже лучше, чем я ожидал. Мутанты Шоу с легкостью приняли меня в роли нового лидера и решали мы только один вопрос — что делать дальше. Когда я уходил от Чарльза, я не задумывался каков мой дальнейший план. Главным было сохранить сплоченность команды и уйти от телепата. Но теперь эта проблема напрягает своей многоаспектностью и сложностью.

Когда я направлял ракеты на военных — это было ответное не особо продуманное действие против врагов. Это был удачный момент, когда в одном месте находились боеголовки и войска двух великих держав. Но сейчас, когда люди думают, что мы их помиловали, когда их намерения мне неизвестны, у меня нет плана. Единственное, что я знаю точно, что надо быть готовым к действиям правительства против мутантов, так как теперь о нашем существовании и нашей силе знают все, кто находился на Кубе. Они могут открыть людям наше существование, и объявить нам войну, либо же скрыть эту информацию и начать скрытно отлавливать мутантов, ставить над ними опыты и исследовать их. И я этого не позволю!

Нам следует создать команду. Найти мутантов и подготовить их к бою. Это я и сказал на собрании и получил одобрение со стороны мутантов. Они были готовы вместе с Шоу устроить Третью мировую войну, значит, они достаточно подготовлены к любым действиям, которые потребуются если война между людьми и мутантами вспыхнет. А значит дело остаётся только за поиском мутантов, готовых пойти против правительства, если это потребуется, и обучение их.

Для поиска мутантов мы решили освободить Эмму, так как она помогла Шоу искать мутантов посредством телепатии, значит она в команде незаменима. Она заменит Чарльза.

Разве Чарльза можно заменить? Сердце сжимается, и пустота снова дает о себе знать глухой нарастающей болью.

Черт, соберись! Со здорового бока я переворачиваюсь на спину и, ощутив боль от синяков, проваливаюсь в перину еще глубже, что меня раздражает.

Лунный свет, кое-как пробравшись в комнату, слегка освещает помещение, давая разглядеть силуэты мебели, но я упираю взгляд в потолок, пытаясь справиться с эмоциями, и отбросить мысли о телепате подальше. Но сейчас это не так хорошо удается как днем. Теперь я один в темноте и полной тишине, и это словно только способствует разрушению той стены, которой я закрыл все, что связано с Чарльзом.

Ладно! Все! Я знаю, что мне надо в конце концов разобраться с тем, что произошло на острове. Мне надо разобраться с чувствами, а потом уже спокойно зарыть все это где-то в глубинах памяти и больше не вспоминать. Но я не могу! Как только я начинаю даже задумываться о бывшем друге, как весь мир начинает рушиться, я погружаюсь в такую пучину невыносимой боли, что мне просто страшно. Я не могу с этим разобраться. Не сейчас. Не сейчас, когда рана такая свежая. Потом.

Примечания:

<Феникс>

Бета ела стекло, когда редактировала эту главу.

Чарльз

Хэнк, Алекс и Шон позаботились о том, чтобы мне легче было приспособиться к своему новому положению. Теперь в моей комнате все полки опущены и их содержимое лежит не выше, чем я могу дотянуться. К стенам ванной прикреплены поручни. Все пороги на первом этаже, которые хоть как-то выступали, приравнены к полу. И все же несмотря на все изменения, мне очень трудно адаптироваться к новому образу жизни. Мне тяжело управлять инвалидной коляской, хотя мне не надо прикладывать для этого никаких усилий, так как она с электроприводом. Я продолжаю врезаться в стены и мебель и не могу попасть на другие этажи без чьей-либо помощи. А чтобы сделать элементарные действия, такие как самостоятельно одеться, помыться, справить нужду, мне надо затратить гораздо больше энергии и времени, чем раньше. Иногда просто не хочется подниматься с кровати, чтобы снова проходить через все это. Мне надоело постоянно зависеть от кого-то, или на обычное надевание брюк тратить ужасно огромное количество времени и сил…

Но самое ужасное, что каждое утро я просыпаюсь с невыносимым желанием просто хоть раз снова почувствовать ноги. Хоть на минуту, на мгновение. Хочется снова встать и пройтись по комнате. Почувствовать, как напрягаются мышцы, как прикасается ткань одежды к коже, как сжимают стопы ботинки. Просто почувствовать… Но я знаю, что этого никогда не произойдет. И мне надо смириться. Найти способ жить дальше. Реабилитироваться. Но желание никуда не пропадает.

Мы приехали обратно в особняк два дня назад. Сразу после того, как меня выписали. Точнее, я выписался сам, так как видел в головах медицинского персонала, что мне лгут о моем состоянии из-за поступившего приказа меня не отпускать. Поэтому мы ушли. Или сбежали. В мой особняк, так как это единственное место до которого правительство еще не добралось. Про которое еще не знает. Тут они перестанут постоянно напоминать о себе, своими просьбами и требованиями. Тут я смогу разобраться со всем без напряжения с их стороны. Но, к сожалению, у меня не так много времени. Из-за Мойры. Я знаю, что она еще не выдавала нашего местоположения ни тогда, когда мы с Эриком тренировали здесь мутантов, ни сейчас. Но я уверен, что правительство в конце концов потребует от нее отчёт. И либо она скажет, где я, либо ее уволят или еще хуже выдвинут против нее обвинение в измене государству или в чем-то подобном. И я не знаю, как решить эту проблему. Если бы здесь жили только я и другие члены команды, то ни к чему было бы скрывать наше местоположение. Но проблема в другом. Я решил осуществить свой план: я решил обосновать здесь академию для мутантов. Я понял, что если я хочу жить дальше, то я должен это сделать. Я обязан делать хоть что-то. И университет оказался самым верным решением. Ведь мне нравится преподавать. Я это осознал уже давно, когда обучал Шона, Алекса и… и я смогу делать это без ног. А если я не сделаю… моя жизнь станет бесполезной.

Вот почему мне надо оградить особняк от государства. Хотя бы на время. Пока они не остынут, и инцидент на Кубе не уйдет на задний план. До тех пор пока правительство не начнет принимать мутантов, а не искать способы от них избавиться. И мутантам не надо будет бояться за свою жизнь. Но при этом я не могу рисковать Мойрой. И как это сделать, я не знаю.

Я уже объявил всем, что собираюсь создать академию. Больше всех загорелся Хэнк, ведь ему предстояло создать Церебро. Шон и Алекс не сразу приняли мою идею. Они решили, что станут лишними, и им придется уйти. Но мне удалось убедить их, что они достаточно готовы, чтобы стать моими главными помощниками в организации помещений, сборе мутантов и даже в преподавании. А Мойра просто была рада, что я не падаю духом и двигаюсь дальше, но все равно я снова почувствовал этот груз, лежащий на ней. Ее вызывают, и она должна будет предстать перед главами ЦРУ.

Эрик

Мы пережидали две недели, так как решили не начинать действовать до того, как правительство предпримет какие-либо действия против нас. Но и ждали мы не сложа руки, мы составляли план по освобождению Эммы и следили за ЦРУ. Азазель и я несколько раз телепортировались в кабинет Директора ЦРУ и искали информацию — читали отчеты, списки, доклады и другие документы. В основном все они были про мутантов, так как после происшествия на Кубе все всполошились, и этот вопрос стал бельмом на глазу не только США, но и СССР. При этом никакие действия еще не предпринимались, только совещания, волнения и тревоги.

Но зато я с уверенностью могу сказать, что среди всех мутантов я стал преступником номер один, и ЦРУ прикладывает все силы, чтобы найти меня. Каждый раз, когда я встречаюсь с отчетами, связанными со мной, становится смешно. То, как они излагают свои действия, попытки и операции. Или же как описывают мой социально-психологический портрет, остальным агентам. Например: «Пережив психологическую травму в детстве, он страдает нервно-психической неустойчивостью, жестокостью и апатией» — «жестокостью» выделено особенно жирным шрифтом. Или рекомендации: «Его мутация заключается в управлении металлами, так что при встрече с ним, категорически воспрещается подходить к нему, как-либо контактировать или самостоятельно вступать в борьбу. Если увидите Эрика Леншерра, следует принять следующие меры: свяжитесь с начальником Отдела по мутантам ЦРУ, передайте его местоположение и ожидайте дальнейших указаний.» И так далее и тому подобное. И кто придумывает эти шедевры? И с чьих слов?

На очередном рейде я натыкаюсь на несколько недавно привезенных досье о мне, Алексе, Хэнке и Шоне, и чуть в стороне замечаю папку с именем Чарльза, гораздо толще наших. Она сразу же примагничивает взгляд. Я стою, смотрю на нее, не решаясь открыть. У меня появилась возможность узнать, что происходит с телепатом, но при этом я не знаю прорвет ли эта информация недавно восстановленную плотину или нет. Но я должен знать. Обязан. Если я сейчас не посмотрю и не узнаю все, то…

Несмотря на предостерегающие меня чувства, я открываю папку. Сначала идут все данные о телепате: имя, возраст, пол, имена родителей, образование и мутация. Затем его научные работы — несколько длинных статей, пара промежуточных и выпускная работы. Последнюю я уже давно успел частично прочитать, стащив у агента Слоутона. Любопытное чтиво про мутантов. Жаль, что не успел дочитать. Следующие документы: составленный Слоутоном социально-психологический портрет Чарльза и такой же, написанный Мойрой. И вот, наконец, копия медицинской карты.

Я не сразу заставляю себя ее прочитать. Я знаю, что моя реакция на записи может быть непредсказуемой. Это сейчас я спокоен. А что будет, когда я узнаю диагноз? Но мне надо его узнать. И я это сделаю. Я быстро пробегаю карту глазами, и сердце замирает. «Поврежден ствол седалищного нерва». «Необратимый паралич ног». Паралич? Внутри неприятно кольнуло. Чарльз больше не сможет ходить? Я еще раз читаю диагноз. Внутренности скручивает до тошноты.

Чего ты так разволновался, Эрик? Возьми себя в руки. Забыл, что вы больше не друзья? Ты должен был уже перестать так о нем беспокоится.

Я знаю, что должен. Но это не так просто. Я снова и снова прочитываю написанные кривым почерком слова врача: «Необратимый паралич ног». И они словно прожигают дыру в моей плотине.

— Все нормально, Магнито? — бросает Азазель с другого конца комнаты, помогая мне взять себя в руки.

Отрываю взгляд от текста и спокойно киваю ему. Некогда сейчас думать об этом. Соберись! Возвращаюсь к досье. Пролистав до конца медицинскую карту с записями о психическом состоянии Чарльза, на слова которых я пытаюсь не обращать внимания, я натыкаюсь на чертеж Церебро и ее описание, составленное убористым почерком Хэнка. И в самом конце небольшой отчёт уже самого Директора ЦРУ, отмеченный сегодняшней датой:

«Для предотвращения направленных против правительства действий мутантов, мной были предприняты четыре попытки привлечь Чарльза Ксавье к дальнейшему сотрудничеству с ЦРУ. Я приводил всевозможные аргументы, но все они были отвергнуты резким и неподобающим образом. Я проявил настойчивость, так как его мутация является ценным ресурсом для Соединенных Штатов Америки не только как оружие, но и как инструмент, при помощи которого мы сможем найти остальных мутантов. Но мне так и не удалось его убедить.

Два дня назад 10 ноября 1962 года Чарльз Ксавье самостоятельно выписался из госпиталя Маунт-Синай, и скрылся, вместе с Хэнком Маккоем, Алексом Саммерсом, Шоном Кэссиди и нашим агентом Мойрой МакТаггерт. Велика вероятность, что он воспользовался своей мутацией, так как агенты и медицинский персонал не помнят, как Чарльз Ксавье вышел из госпиталя и в каком направлении скрылся. Нами были предприняты все меры, чтобы его найти, но они не привели ни к какому результату. 11 ноября агент МакТаггерт вышла на связь. Ей был дан приказ вернуться с отчетом к 13 ноября 1962 года. В 9:00 13 ноября 1962 года пройдет собрание, где будут предприняты меры для выяснения информации о местоположении Чарльза Ксавье».

Каждое слово документа невыносимо раздражает. Они вообще не относятся к Чарльзу как к человеку! Видят только его мутацию и ее потенциал! Как они должны были достать Чарльза, что он сбежал от них! Но почему он не согласился с ними сотрудничать? Разве он не желал любой ценой остановить меня?

От воспоминаний, нахлынувших на меня, сердце сжимается до боли.

Черт, Эрик! Соберись! Ты снова потерял контроль над собой! Не ради тебя он старается, а ради Рейвен! Она же с тобой, и он не хочет ей рисковать.

Верно. Верно, как всегда. Но все равно они теперь ищут Чарльза, чтобы он нашел нас. И мы не должны дать им такую возможность. Пора действовать. Привлечем их внимание к нам.

Теперь я определился с точным временем операции по освобождению Эммы.

Чарльз

Решение пришло неожиданно и окончательно. Я должен отпустить Мойру, когда она уедет. Отпустить навсегда. Я должен сделать это, если не хочу рисковать ею и созданием академии. Должен стереть ей память. Тогда агенты ЦРУ не смогут обвинить ее в сокрытии важной информации, и, возможно, она сохранит любимую работу. Я знаю, как тяжело ей было пробиваться на эту должность. Она терпела оскорбления и обиды со стороны коллег, работала целыми днями до истощения, и сейчас она может все это потерять, если я ее не отпущу. От этих мыслей становится невыносимо больно и хочется кричать до бессилия. Я ненавижу себя за это. За то, что не могу найти другого пути.

Алекс и Шон помогают Хэнку в выгрузке материалов для постройки Церебро. Я смотрю на них, и мне хочется сказать о своем намерении. Поделиться с кем-нибудь, чтобы меня отговорили или поддержали. Но я не могу. На них и так вечным грузом повис я, так еще и в проблемы свои путать? Нет. Да и ни к чему им это, они не поймут. Мне просто надо осуществить задуманное и все. Но почему именно это?! Я не хочу ее отпускать! Я ее люблю! Я не хочу. Но должен…

— Привет, — я ощущаю руку Мойры на плече и от неожиданности вздрагиваю.

Пожалуйста уйди. Сердце сжимается.

Сделай это.

Не хочу.

— Привет, — встречаюсь с ее взглядом, и внутренности сжимаются. Почему нет другого выхода? — Прогуляемся?

— Конечно, — девушка улыбается и берется за ручки инвалидной коляски.

Мы выезжаем в сад. Погода, как назло, не соответствует моему настроению. Солнце ярко освещает начинающие увядать траву и листву на деревьях и греет кожу. Иногда легкий ветерок пробегает по земле, легонько задев лицо и волосы. Такой прекрасный день нельзя портить расставаниями. Все должно быть по-другому!

Но все будет именно так…

— И сколько ты планируешь разместить здесь студентов, как только откроется академия? — возвращает меня в реальность Мойра.

— Всех, кого смогу принять. Возможно, больше.

Она останавливается и встает напротив. Я смотрю на нее и чувствую ее согревающие чувства ко мне и давящие эмоции от предстоящей встречи с главами ЦРУ.

— Знаешь, — произносит Мойра. — Когда-нибудь правительство осознает, как им повезло, что Профессор Икс был на их стороне.

Она тоже прощается. Она знает, что если ничего не скажет о нас Директору, ее просто так не отпустят. Но она всей душой желает мне помочь, несмотря ни на что.

— Теперь я настоящий профессор, не правда ли? — зачем-то тяну с прощанием и с задуманным. На что я надеюсь? Не знаю. — Оглянуться не успеешь, как я стану лысым.

Она усмехается.

Я не хочу!

Соберись!

Хорошо. И я произношу то, что не считаю правдой:

— Мы по прежнему на стороне правительства, Мойра. Мы по-прежнему агенты ЦРУ. Только без удостоверений.

Зачем? Ты же и так знаешь ответ. Зачем мучить себя?

Да, затем! Мне надо услышать это от Мойры! Пусть она сама скажет.

— Нет, — отвечает девушка, подтверждая мои мысли, и печально улыбается. — Теперь вы сами по себе. И это лучше. Вы… «Люди Икс».

Машинально усмехаюсь. Почему так сложно? Почему я тяну? Почему нет другого выхода? Я не хочу расставаться с еще одним дорогим мне человеком. Я не хочу, чтобы она забывала меня. Перестала любить. И ушла. Не хочу! Но если я не сделаю этого, то не смогу создать университет, который сможет улучшить жизни многим мутантам. Я подвергну риску счастливую жизнь самой Мойры. Я обязан. Забудь про себя Чарльз.

— Да, мне нравится это название… — все, давай. — Мойра, анонимность станет для нас первой линией обороны.

— Я знаю, — она наклоняется и ее лицо оказывается на уровне моего. Сколько любви в ее прекрасных глазах. И сколько боли от этого. — Пусть мне угрожают всем, чем угодно, Чарльз. Я никому не скажу, где вы находитесь. Никогда.

— Конечно, не скажешь. Я знаю.

И поэтому я сделаю это. Я наклоняюсь и целую ее. Она не ожидала этого, но отвечает. Вкус ее губ, нежность кожи, последнее сплетение наших чувств я запоминаю детально. К горлу подкатывается комок.

Прости меня.

Я прикладываю пальцы к виску и стираю ей часть воспоминаний. Наш переезд в особняк, после возвращения из России. Прогулку. Поцелуи. Неловкие или нежные встречи. Происшествие на Кубе. Госпиталь. И последние дни в особняке. Все, что произошло после разрушения Шоу отдела.

Теперь осталось заставить ее уйти. И я заставляю. Мойра отходит от меня, проведя по мне пустым не узнающим взглядом, и уходит. Когда она окажется на собрании, она ничего не вспомнит даже того, как доехала. Я провожаю ее взглядом, пока она не скрывается за поворотом. И внутри не осталось ничего. Даже боль исчезла. Просто пустота, затягивающая своей бесконечностью и пугающая своей масштабностью.

Мойра ушла. Никогда больше не будет она думать о мне так, как раньше. Я исчез из ее жизни. И я сам это сделал. Я знал, что это правильно. Но почему так тошно? Почему хочется все вернуть? Почему хочется лечь и больше не подниматься, пока смерть не заберет меня?

— Профессор?! — голос Хэнка резко прорезает тишину, возвращая меня в реальность. Он подбегает ко мне и замирает. — Вы плачете… — его голос становится притихшим и настороженным, он окидывает взглядом сад вокруг. — Где Мойра?

— Ушла, — голос дрожит, а боль возвращается. Вся боль, что накопилась за последние дни. Я вытираю ладонями слезы, которые даже не заметил. Она ушла.

Ученый отводит взгляд.

— Мне жаль…

Жаль…

А что бы сказал Эрик? Эрик?! Почему я подумал о нем?! Сейчас? Какое мне дело, что бы он сказал? Да разве нужно было бы отпускать ее если бы не он? Разве вся эта боль не из-за него?! Правительство не ополчилось бы против мутантов, если бы он не решил отомстить им за выпущенные ракеты. Из-за него мне пришлось отпустить Мойру! И Рейвен! Из-за него я не могу ходить! Так какое мне дело до того, что бы он сказал?!

Ненависть к Эрику заменяет боль так резко, что пугает меня. Я никогда не чувствовал ни к кому такой ненависти — слепой и безрассудной. Лучше не думать о нем. Я беру себя в руки, но злоба продолжает теплиться в груди жарким углем. И отвечаю Хэнку, слишком сухо и спокойно:

— Мне тоже.

Эрик

Мы телепортируемся в отдел ЦРУ в цокольный этаж. Охрана от неожиданности не сразу понимает, кто мы и откуда, и Риптайд не дает им сообразить. Он создаёт торнадо, и оно с грохотом сотрясает дом, сметает с пути агентов и исчезает. Мне нравится, как работает старая команда Шоу. Быстро и профессионально. Их сложно застать врасплох.

Когда в коридоре не остается никого, кто может дать отпор, наступает моя очередь действовать. Я срываю дверь камеры. Наши действия сопровождаются оглушающим шумом. Так даже лучше. Пусть перепугаются. Они правильно делали, что боялись меня. Теперь пусть боятся всех. Так должно быть. Мы мутанты, и мы сильней. Мы лучше их. Я захожу в камеру. Эмма уже превратилась в алмазную. Стоит, готовая вступить со мной в бой. Неужели все еще боится меня?

— Я знаю, у нас были разногласия, — произношу, оглядывая ее блестящую кожу.

— Где твой друг, телепат?

Почему именно этот вопрос? Неужели думает, что я пришел убить ее, а так как прошлый раз ее спас Чарльз, то и сейчас поможет?

— Ушел. Оставив в моей жизни небольшую брешь, если говорить откровенно. Надеюсь, ты ее восполнишь, — мне удается говорить о Чарльзе с таким равнодушием, что я сам удивляюсь. Ведь каждое упоминание о нем до этого вызывало воспоминания, причиняющие боль. А сейчас, мне словно что-то помогает собраться. Неужели шлем? Ведь я тоже был спокоен, когда первый раз надел его. Я и не думал, что он на меня так действует. Я надел его, чтобы Эмма не могла залезть мне в голову, а оказывается мне в нем легче. Легче быть Магнито.

Надо собраться. Сейчас у меня другая проблема. Забудь о Чарльзе!

Я перевожу взгляд на команду, чтобы доказать телепатке, что мы заодно, и что мне можно доверять. Она следует моему примеру и обводит глазами группу, особенно задержав взгляд на Азазеле. — Присоединяйся к нам.

Эмма возвращает взгляд обратно на меня, и ее тело приобретает свой обычный вид.

— Эрик, если я не ошибаюсь? — сладко улыбается.

Нет. Эрик был другим человеком. Он рисковал, привязываясь к людям. Он был наивен. Он был маленьким мальчиком, потерявшим мать и друга. Он был другим. И его больше нет. Он остался вместе с Чарльзом и его убеждениями.

— Мне больше нравится… Магнито.

Примечания:

<Феникс>

Здесь умирала бета...

Капля ударяется о воду, смешивается с ней и создает легкую рябь, кольцами расходящуюся по поверхности озера и теряющуюся в слишком огромных для нее просторах.

Я также теряюсь в этом шуме. Постоянном. Бесконечном. Ужасно громком и ярком.

Сжимаю виски и прослеживаю, как очередная капля падает в озеро.

Эти мысли — мысли других людей, вырвались из-под моего контроля. Но не сразу. Я пытался держать себя в руках, пытался сдерживать их. И мне получалось. Но недолго. Они начали приходить тогда, когда я больше всего был беззащитен. По ночам…

Когда я узнал, что Эрик пробрался в отдел ЦРУ и, что с ним была Рейвен, во мне что-то окончательно надломилось. Я наконец целиком осознал, что я сделал, отпустив сестру. Я совершил ужасную ошибку, доверив Рейвен жестокому, мстительному человеку. Который ради цели готов сделать что угодно, даже убить тысячи невинных людей. Я был уверен, что Эрик превратит ее в себя. Я продолжил создавать академию. Думал, что как только Хэнк сделает Церебро, я найду ее и верну.

Прошел месяц. Университет был готов. Церебро построено. И об Эрике и Рейвен никаких вестей. Моя жизнь только начала налаживаться, я снова начал ощущать елеуловимое удовольствие от того, что делаю. И мне не хотелось снова раскрывать раны. Мне надоело чувствовать постоянную боль в груди. Да и они ничего не натворили за это время. Я подумал, что возможно они решили начать жить нормальной жизнью.

Я знал, что это ложь, но решил остановиться на ней. С ней было легче перестать постоянно думать о них…

Вода отражает сплошное серое небо, она спокойная и темная, только иногда несколько капель нарушает ее идеально гладкую поверхность. Снова, стекая по листу дерева, маленькая частица воды собирает другие и, набрав вес, падает в озеро, пустив по ее глади круги.

Все было прекрасно. Дела в университете шли все лучше и лучше. Количество учеников увеличилось в геометрической прогрессии. Мне даже удалось наладить связь с правительством и получить разрешение на создание образовательного учреждения. Конечно, они так и не узнали для кого именно.

Я настолько углубился в университетские дела, что Рейвен и Эрик ушли на второй план. И только, когда я видел репортажи о терроризме, мысли о них неожиданно всплывали, охватывая меня тупой болью в груди. Я выяснял все факты о террористической атаке и только убедившись, что это не они, я успокаивался.

Они не появлялись до двадцать второго ноября тысяча девятьсот шестьдесят третьего года. Прошел год, но когда я увидел его лицо на экране, внутренности сжало, ком подкатил к горлу.

Эрик. Его фотография.

Я не сразу понял, о чем говорит диктор. Смотрел на фотографию бывшего друга, отмечая все новые морщинки, привычный холодный взгляд и упрямо сжатые губы. Почему мне так больно от одного взгляда на него? Фотография сменилась кадрами черной машины, крови и словами: «Президента не удалось спасти. Его убийство стало трагедией не только…»

Он убил Президента!

Не может быть. Эрик ничего не предпринимал все это время, потому что планировал убийство Кеннеди? Я не мог поверить в это. Но хуже всего, что я мог предотвратить убийство, если бы нашел их заранее. Но жалеть было поздно. Эрик в Пентагоне. И Рейвен все еще где-то с его командой. Возможно, продумывает план по его освобождению. И искать ее не было смысла. Она прожила год с Эриком. Она ни разу не связалась со мной. И она была с ним заодно. Я в этом уверен. Они планировали убийство президента вместе.

Судебные разбирательства насчет дела Эрика проходили в полной секретности, так как правительство не было готово раскрывать миру тайну о мутантах. Эрик был обвинен в убийстве Кеннеди, так как его словил на месте преступления один из агентов, защищавших президента. Он как раз успел вырубить мутанта до того, как тот сбежал, но не успел спасти Кеннеди. Эрик был приговорен к пожизненному заключению. И когда я узнал об этом из головы судьи, я почувствовал до противного сильные чувства облегчения и удовлетворения. Больше он никому не навредит. Но было уже поздно, он навредил мне…

Проносится лёгкий ветерок, поднимая мелкую рябь, пряча тонкие круги от очередной капли. Беру с лавочки старый засохший, чуть влажный после дождя лист и машинально ломаю его с тихим приятным звуком, который никак не может пробиться через шум множества голосов. Голосов боли и страха. Голосов безнадежности.

Все началось со снов. Я стал вновь и вновь переживать сначала смерть Шоу от руки Эрика, а затем свою. Каждую ночь он стоял то направив дуло пистолета, то монету в мою голову с полными пустотой глазами. С холодной ненавистью. Иногда к нему присоединялась Рейвен с тем же взглядом. Она вставала за его спиной и смотрела на меня. Ждала пока я умру. А Эрик считал.

Я просыпался весь в поту. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. А в голове стоял глухой шум мыслей спящих детей. Мне удавалось взять себя в руки. Продолжать вести занятия. Но я постоянно чувствовал себя уставшим: я не мог спать, боялся кошмаров. Я не высыпался. Но я держался.

Бывало, я решался найти сестру. Но как только я надевал шлем Церебро и думал о ней, я словно мгновенно разучался пользоваться техникой. Мысли людей смешивались, превращались в беспорядочный ропот — в хор боли. Я не мог сконцентрироваться на одном, не мог отстраниться от хауса. Он становился частью меня. После таких попыток мне становилось только хуже. Голова болела несколько дней и ничего практически не помогало избавиться от шума. Я совершенно не мог спать. И я бросил все попытки найти Рейвен.

С неба на ладонь упала капля. Затем на вторую еще одна. Затем на щеку. Шею. Затылок. Нос. Снова начался маленький дождик. Он осыпает озеро новыми кругами, которые смешиваются и образуют небольшое волнение. Подставляю лицо дождю, и вода стекает по нему редкими каплями, смешиваясь со слезами.

Дети помогали мне держаться. Их светлые эмоции. Их чистота. Я, очнувшись от ночных кошмаров, погружался в их бескрайнее счастье. Мне удавалось уцепиться за него. Отодвинуть на время Эрика и сестру и жить дальше…

Но и эта поддержка продолжилась не так долго. Приближалась война со Вьетнамом. Всех преподавателей призвали, считая Шона и Алекса. Я не мог справиться в одиночестве с таким огромным количеством детей, и мне пришлось вернуть их домой. Я остался один в пустом доме вместе с Хэнком и своим прошлым.

Последнее время я не сплю. Я не могу из-за голосов в голове. Я не могу их ни приглушить, ни выключить. Они стали сопровождать меня повсюду. За десять лет телепатия стала только сильнее. Теперь даже огромное расстояние от особняка до населенных пунктов не помогает. Я слышу. Слышу очень многих. Голова раскалывается, и я постоянно чувствую себя уставшим. Я не могу с собой справиться.

— Профессор? — голос Хэнка проникает через кокон шума, возвращая меня в реальность. Он присаживается рядом на скамейку и кладет рядом с собой небольшой продолговатый футляр. Принес. — Вы как?

Киваю: ученому этого достаточно.

— Вы уверены? — он раскрывает футляр, представляя нашим глазам шприц, наполненный прозрачной жидкостью. — В прошлый раз…

Я невесело усмехаюсь и качаю головой. В прошлый раз все было по-другому: я еще не был измучен кошмарами, мог спать. Я даже был в какой-то мере счастлив. Конечно я тогда отказался от сыворотки, ведь для обучения детей-мутантов нужна больше телепатия, чем ноги. А сейчас… Все по-другому.

— Я уверен, Хэнк, — голос ломается и хрипит.

Мне надо поспать. Мне необходима тишина, хотя бы на мгновение.

— Хорошо, — он кивает, все еще неуверенно. Вытаскивает из кармана жгут и сжимает вену на моем плече. Ещё секунду сомневается, смотрит на меня. Хэнк помнит, как прошлый раз я был против. Но разве он видит другой выход из моего положения? Нет.

Он вкалывает шприц в предплечье. Я не замечаю укола, но зато его действие наступает практически мгновенно. Голоса затихают. Они становятся все тише и тише, пока совершенно не замолкают. Меня окружает полная тишина. Только звуки природы вокруг и глухой стук собственного сердца в ушах.

Я больше не слышу чужих мыслей.

Примечания:

Конец.

Спасибо, что дошли до конца. Мне будет приятно получить обратную связь в виде комментариев и оценки.

Насчет следующих частей. В общем, я подожду какое-то время, посмотрю, как пойдет среди читателей этот фанф. Возможно, если он наберет 100 ?, я продолжу писать (можно и меньше, но для этого нужна реальная активность, так как такие работы с соблюдением диалогов и сюжета фильма занимают огромное количество труда и времени).

<Феникс>

Здесь...была...бета...

Когда-то, спустя несколько лет, я зайду сюда, чтобы снова перечитать этот фанфик. Чтобы смеяться вместе с ними. Плакать. Шокироваться от внезапных сюжетных поворотов...

Спасибо, Эмили. Спасибо.