Жертвы войны (джен)

Каждый из шести этажей больницы святого Мунго был предназначен для лечения разных типов магических увечий и болезней. На втором, где работала медсестрой Поппи Помфри, занимались ранениями от живых существ. Однако уже несколько месяцев не существовало никаких разделений по этажам, а пострадавших в военных столкновениях клали там, где находили место. Больница представляла собой наполненный улей, где вместо пчёл были раненые волшебники, а вместо жужжания — стоны и причитания. Молодая медсестра никак не могла привыкнуть к тому, что волшебников, которым уже нельзя было помочь, просто выставляли из больницы. Нужно было освобождать места для новых жертв войны.

Поппи как раз помогала старичку из Хогсмида добраться до выхода из палаты, когда двери распахнулись, и её чуть не снёс аврор, тащивший за собой по воздуху бездвижное тело какого-то человека.

— Поппи! — воскликнул аврор.

— Мистер Стефенсон, кто это? — ответила медсестра.

— Какой-то мальчишка, — аврор положил тело юноши на койку, которая освободилась менее трёх минут назад, — похоже, из пожирателей. Мы в него попали сразу несколькими заклинаниями, и у него пошла пена изо рта. Мы не смогли его бросить, и я решил притащить его к вам.

Юноша действительно выглядел ужасно. На бледном тощем лице, в районе уголков губ, застыли следы пены. Светлые волосы были взлохмачены и местами обожжены. На вид он выглядел совсем подростком. Видимо, как и многие, бросил Хогвартс ради того, чтобы вступить в ряды пожирателей.

— Вы справитесь сами? — спросила медсестра у старичка и, получив утвердительный ответ, бросилась к вновь прибывшему пациенту.

— Если с ним всё совсем плохо — выкидывай его к слизеринской матери отсюда! — сказал аврор.

— У него шок, но если попробовать добавить в настойку из шалфея толчёные зубы оборотня…

— Поппи, я бы рад послушать о том, сколько ты выучила за всё это время, но мне надо возвращаться, — аврор быстрым шагом направился к выходу из палаты и, достигнув дверей, обернулся: — Я видел утром Эрика. Он передавал тебе привет и сказал, что не сможет…

— Я понимаю, — ответила медсестра. — Тот-кого-нельзя называть начал активные военные действия. Девочки тут по двое суток не спят, и мы просто хотим, чтобы эти зверства закончились. Сделайте свою работу, мистер Стефенсон, а мы сделаем свою.

Тяжело вздохнув, аврор трансгрессировал прямо из палаты. Поппи уже начала смешивать все необходимые ингредиенты для того, чтобы привести в чувство юношу, как один из лежащих в палате окликнул её:

— Вы что, правда собираетесь лечить эту мразь?

— Он же стольких поубивал! — поддержал гоблин из другой части палаты.

— Пусть помучается, как это делаем мы! — продолжал первый.

— Что там случилось? — донеслось из соседней палаты.

— Да тут пожиратель смерти! — стуча в стену, кричал гоблин.

— А ну тихо! — несвойственным для её возраста и комплекции властным голосом заявила Поппи. Ей было жалко каждого из находившихся в больнице, но за короткое время она научилась понимать, что в хаосе невозможно никому помочь. — Вы что, хотите уподобиться пожирателем смерти?

Поппи сделала небольшую паузу, но никто не пытался ей возразить. Все любили молодую медсестру, которая спасала волшебников и магических существ от мучений не только ворожбой и настоями, но и простой улыбкой и тёплым словом. Всем этим Поппи Помфри приобрела больший авторитет в больнице, чем главный врач.

— Мы не бросаем никого умирать в мучениях! — продолжила девушка. — Этим мы и отличаемся от пожирателей смерти!

Её поддержал одобрительные возгласы тех, кто был в состоянии издавать хоть какие-то звуки.

— А вашей рукой, господин Бугрок, я займусь сразу после этого мальчика, если вы прекратите колотить гипсом по стене.

— Извини, Поппи, — проскрежетал гоблин.

* * *

Торфинн Роули пришёл в себя. Сначала ему показалось, что смерть забрала его, и он теперь находится в бесконечном мире непроглядной тьмы. По мере того, как жизнь заполняло тело волшебника, стало ясно, что это просто веки пока отказываются подчиняться хозяину. Подождав ещё немного, Торфинн напряг остатки сил и с трудом разлепил непослушные глаза. Мало что поменялось. Зато теперь он видел сквозь темноту очертания других людей. То, что он всё-таки не умер, Торфинна убедил резкий всхрап неподалёку от себя. Юноша даже слегка вздрогнул, и адреналин вернул почти все ощущения. Помимо зрения, слуха и обоняния, Торфинна накрыла тошнота. Волшебник перекинулся через край кровати и с отвратительными звуками начал заполнять содержимое удачно подставленного ведра. Казалось, что из него вынимают все внутренние органы. Отвратительное чувство.

Когда внутренности закончились, дверь распахнулась. Юноша заслонил глаза от казавшегося божественно-ярким света. Сквозь пальцы Торфинну казалось, что к нему идёт ангел, так красиво свет обступал женское тело.

— Наконец-то очнулся, — произнёс женский голос, — я уж думала, что настойка не поможет.

Роули начал вспоминать всё произошедшее с ним. Как он прикрывал пожирателей, а потом удар в спину, и ещё… Хорошо, что им удалось вытащить Торфинна из той заварушки, а то он уже давно был бы мёртв. Только вот юноша никак не мог узнать голос девушки, разговаривавшей с ним.

— Беллатриса? — дрожащим голосом произнёс Роули.

— Нет.

— Тогда кто вы? И где я?

— Вы в больнице святого Мунго…

Торфинн, до этого находившийся в полулежачем положении, упал обратно в постель. Его схватили авроры, а это значит, что ему светит Азкабан. Лучше бы он умер.

— Как вас зовут? — вывел Роули из прострации всё тот же женских голос, а влажная ткань коснулась лба. Только сейчас Торфинн понял, что всё его тело будто горит огнём.

Он не ответил. Лишь сделал усилие оттолкнуть руку с влажной тряпкой. Оказалось, что собственные конечности слушаются Торфинна с большой неохотой.

— Зачем меня лечить? Да и какая разница, как меня зовут, я всё равно отправлюсь в Азкабан!

— Я просто пытаюсь помочь! — женский голос помогал ничуть не хуже холодного компресса. Он будто бы выводил сознание Торфинна из желеобразного состояния, заставляя шевелиться и принимать хоть какую-то информацию. — Мне сложнее пройти мимо человека, нуждающегося в лечении, чем помочь ему.

Повисла пауза. Девушка перестала протирать лицо Торфинна и зажгла огонёк на волшебной палочке. Юноша увидел лицо: круглое и доброе, с ямочками на щеках, почти неразличимым скулами и выбивающимися из-под лекарского колпака прядками русых волос. Всё это покрывал довольно толстый слой серой усталости. Было видно, что девушка не так давно проснулась. Она совсем не походила на тот типаж, который нравился Торфинну: аристократичных, скуластых и темноволосых.

— Давай попробуем ещё раз, — сказала девушка, смешивая на прикроватной тумбе отвар. — Меня зовут Поппи, а тебя?

— Торфинн, — никакого смысла врать не было.

— Вот видишь, уже что-то! — улыбнулась Поппи и добавила пару капель в небольшой бурлящий котелок. Тот среагировал немедленным выбросом огромного количества пара. Видимо, результат не должен был быть таким, и девушка хмыкнула.

— Учишься на мне? — со злобной усмешкой сказал Роули.

— Я работаю здесь медсестрой уже три месяца и каждый день учусь чему-то. Ваши постоянно придумывают что-то новое.

— А ваши не стесняются стрелять в спину, да ещё и не один раз!

Теперь картина происшедшего полностью восстановилась в голове неудачливого пожирателя смерти: он вместе с ещё несколькими бойцами должен был прикрывать тёмного лорда, чтобы тот смог избавиться от какой-то там угрозы, но их окружили авроры. Тёмному лорду удалось уйти, но остальные были захвачены. Торфинна сначала ударили одним заклинанием, потом другим… Видимо, потом аврорам стало стыдно, да и отчёты требовали сажать, а не убивать пожирателей смерти, и теперь Торфинн Роули прибудет в Азкабан полностью здоровым. Какая ирония.

— Так вы вообще убиваете всех направо и налево! — голос медсестры резко подскочил, но тут же перешёл снова на шёпот: — Скажи спасибо, что ты очнулся здесь, а не где-нибудь ещё. Выжить-то ты бы выжил, но вот шевелиться бы ты вряд ли уже смог.

Роули неохотно признал, что Поппи была права. Если бы кто-то из авроров попал в такую ситуацию, его убили бы на месте. Может, немного попытали бы для верности, а потом убили бы. Или просто бросили бы без сил умирать медленной смертью на холодной земле, в назидание другим. Да и не было у пожирателей смерти такого места, где смогли бы лечить такие ранения.

— Спасибо, — буркнул Торфинн.

Поппи как раз закончила приготовление новой смеси. Она набрала отвар ложкой и протянула ко рту Роули. Тот попытался было взять её самостоятельно, но вместо этого столовый прибор выскользнул из непослушных пальцев, разлив дурно пахнущую смесь прямо на медсестру.

— Я не хотел! — растерянно прошептал парень.

В этот момент ему стало так неловко, как было лишь в тот раз, когда с него стащили штаны прямо в холле Хогвартса перед директором. Хоть девушка и была на другой стороне, она всё же была единственным человеком, который позаботился о Роули. Она не дала ему умереть или остаться инвалидом, приветливо и мило разговаривала с ним, в отличие от других пожирателей смерти. Может, формально она и была врагом, но проявлять к ней признательность всё же следовало.

— Ты даже не извинился! — чуть капризным тоном сказала Поппи, вытирая с халата пролитый отвар.

— Я же сказал, что не хотел.

— Но ты не сказал «извини».

Действительно. Это слово уже давно стёрлось из словарного запаса юноши, и теперь ему стало ещё более неловко.

— Извини.

— Всё нормально, — легко согласилась девушка и набрала новую ложку, — однако позволь, я всё же тебе помогу.

Роули проглотил содержимое ложки. Горький, неприятный вкус, но вполне терпимо. Медсестра зачерпнула ещё одну.

— Я не голоден, если что.

— Это настойка, чтобы у тебя кости в порошок не превратились! — рассмеялась Поппи. — Готовлю я не так отвратительно.

— И много мне надо съесть этого навара? — Торфинн тоже рассмеялся.

Тяжёлые мысли об Азкабане ушли, и их место заняла улыбка молодой девушки. Поппи была такой жизнерадостной, весёлой и, в отличие от других, не ставила клеймо на Торфинне только из-за того, что он придерживался непопулярных взглядов. Это было очень необычно. Ни с одним другим человеком он не чувствовал такой лёгкости.

— Весь котелок.

— Ох, это ты тут со мной надолго застряла.

— Значит, тебе придётся рассказать что-то интересное.

— И что же? — как и любой человек, которого просили «что-то рассказать», Торфинн абсолютно не знал, что рассказывать. Особенно в такой ситуации.

— Сколько тебе лет?

— Семнадцать.

— Я так и подумала. Когда тебя привезли, я долго смотрела на тебя и думала, почему такой молодой юноша мог вступить в ряды пожирателей смерти, да ещё и оказаться в эпицентре военных действий в самый разгар учебного года.

Роули не сразу нашёлся что ответить. Его очень смутило то, что девушка долго на него смотрела. Он считал себя некрасивым и нескладным, и такое пристальное внимание со стороны девчонки вызвало у Торфинна желание спрятаться под одеяло.

— А тебе сколько? — сказал он, проглатывая ещё одну ложку настойки. Казалось, что она была ещё более горькой и противной.

— Девятнадцать.

— Ну да, ты-то большая! — рассмеялся Роули, за что получил ложкой по лбу. — Эй, ты чего дерёшься?

— Это тебе за то, что присоединился к пожирателям.

— Давай не будем про это! — если бы в палате было достаточно света, медсестра увидела бы, как он закатил глаза.

Торфинн никогда не скрывал своего лояльного отношения к взглядам тёмного лорда, а так же то, что считает его методы борьбы приемлемыми. Учителя не раз вели с ним беседы, но все их доводы разбивались о его юношеский пыл. А также все без исключения отводили взгляд при вопросе о доходах, из-за чего Торфинн ещё больше убеждался в том, что маглы забирают себе слишком много природных ресурсов, оставляя волшебникам лишь крохи мирового богатства.

— Почему это не будем?

— Мы сотнями лет живём, скрываясь от людей, не наделённых даром силы! Думаешь, это справедливо? Магия исчезает с лица земли, и всё из-за нашей страусиной политики! Если необходимо будет отвоёвывать право не прятаться от маглов, то я готов воевать!

— Но ты же убиваешь других волшебников! Это твой способ делать магов счастливыми?

Торфинн хотел было дальше возражать и от возбуждения приподнялся, от чего чуть не подавился очередной ложкой отвара.

— Знаешь, мне бы то же хотелось свободно пользоваться магией и летать на метле, не боясь быть замеченной. Но я думаю, что это нужно достичь другими методами. А в таком мире, который строит Сам-Знаешь-Кто… Знаешь, я бы не хотела в нём жить.

Торфинн не ответил. Можно было возразить, что без жертв не бывает благодетели, но он был буквально ошарашен. Его поражали свет и доброта, исходившие от этой девушки. Непосредственность, с которой она рассуждала о сложных вещах, совмещались с наивной верой в том, что всё может быть просто хорошо. Почему-то и Торфинну захотелось в это поверить. Оказалось, что очень приятно не иметь врагов. Роули поймал себя на мысли, что, наверное, впервые в жизни он общается с кем-то обо всём на свете и при этом не строит планов и заговоров. А ведь именно этого Торфину так не хватало. А может, ему нужен был просто обычной, ни к чему не обязывающий разговор с приятной девушкой.

— Мне вот интересно, много ли полезного может сделать школьник в рядах пожирателей смерти? — прервав неловкую паузу, спросила Поппи.

— Меня брали на многие вылазки, — с лёгкой ноткой гордости ответил Торфинн, — но я в основном прикрывал и помогал.

— А тебе доводилось… — голос девушки нерешительной оборвался.

Паузу заполнил глотающий звук. Очередная ложка противного снадобья достигла назначения.

— Что?

— Убивать кого-нибудь.

— Вроде бы нет, — Торфинн замялся, — то есть, надеюсь, что нет. Ну, в общем, нет. Наверно.

— Как это?

— Ну… — для парня это была не очень приятная тема. Торфинн понял, что между его фантазиями о том, как он рассказывает о совершённых бесчинствах, и реальностью нет ничего общего. — Короче, сегодня мы снова были на вылазке, прикрывали Сама-Знаешь-Кого…

— И какой он? — в голосе Поппи звучал неподдельный интерес.

— На вид обычный, только маг хороший. То есть сильный, — Торфинн засмотрелся на девушку и совсем сбился с мысли. — Глаза только у него страшные.

Девушка обратила внимание на то, как пациент рассматривает её, и старалась не встречаться с ним взглядом. В темноте Торфинн не видел выражение её лица и мог только гадать, по какой причине Поппи не смотрит на него.

— Значит, был ты в отряде самого тёмного лорда, и… — девушка сделала попытку вернуться к прошлой теме.

— И выскочил на нас откуда-то отряд авроров. Я так перепугался, что первое заклинание, которое мне пришло в голову — инкарцеро. Я связал ноги одного из авроров, и тот полетел головой о камень. Даже сквозь суматоху я услышал глухой стук и хруст, но не видел, остался ли жив аврор или нет. Всё время думал об этом и пропустил момент, когда меня окружили. А потом очнулся здесь.

Торфинн абсолютно позабыл о крутом имидже, которого старался придерживаться. Ему хотелось просто поделиться с кем-то своими переживаниями.

— Я думаю, что всё обошлось, — успокоила его Поппи. — Магам сложно навредить. Даже со всего размаху пробить череп камнем навряд ли получится. Я как лекарь тебе говорю!

— Лекарь, который не может с первого раза сварить отвар?

Оба рассмеялись. Смех этот был непосредственным, как бывает лишь у детей и чудаков, мало обременённых тяготами жизни.

Болтали потом Поппи и Торфинн долго. Обо всём на свете: о родителях, которых не осталось ни у кого из них, об учителях из Хогвартса, о музыке и квиддиче. Лишь когда первые лучи восходящего солнца начали заглядывать в окно, Поппи встала и подняла давно уже пустой котелок:

— Знаешь, что я думаю, Торфинн?

— Что?

— Не твоё всё это. Ты добрый парень, но стараешься быть не тем, кем ты являешься. Идёшь против собственной сущности.

— Я хочу, чтобы маги жили лучше.

— Война — это не твоё. Ты в ней несчастлив. И даже если Сам-Знаешь-Кто достигнет своей цели, ты не будешь чувствовать победы. Потому что ты просто борешься, но сам не знаешь за что.

— И за что же я борюсь, по-твоему?

— За место в этом мире. Но ты не понимаешь, что оно есть для всех. Может, не самое большое и не самое лучшее, но место есть для каждого. Нельзя отбирать чужое, можно лишь сделать своё лучше. Оно есть и для тебя, просто нужно понять, где оно.

Поппи немного постояла в задумчивости и уже было собиралась уходить, но Торфинн остановил неожиданным вопросом:

— Поппи, можно тебя попросить кое-о-чём?

— Смотря о чём, — девушка хитро улыбнулась.

— Пожалуйста, — ещё одно слово, которое Торфинн раскопал, будто древний артефакт в глубине своего словарного запаса, — пиши мне письма в Азкабан.

— Я надеюсь, что тебе удастся его избежать.

— Сажают всех, кто имеет хоть какое-то отношение к пожирателям смерти. Как говорится, «надейся на лучшее, готовься к худшему».

— Где бы ты ни оказался, я тебе обязательно напишу. И ты мне пиши.

Юноша тепло улыбнулся и получил ещё более тёплую улыбку в ответ. Вдруг за дверью что-то послышалось — неразборчивые крики и возгласы. Сердца у обоих сжались.

«Мы сидим в Азкабане!» Эту шутку Селвин рассказал всем соседним пожирателям смерти, чтобы хоть как-то развеселить их и себя. Все действительно посмеялись, но через какое-то время веселье прошло, и все вернулись к собственным разговорам. Кто бы мог подумать, что на поле боя может быть невыносимо скучно.

Формально Селвин и другие пожиратели смерти действительно сидели в Азкабане. Только не камере, а в окопе. Это надо же! Чистокровный волшебник, с отличием закончивший Хогвартс, верой и правдой служивший тёмному лорду, рылся в земле во внутреннем дворе Азкабана. Радовало только, что министерские авроры точно так же сидели в окопе на другой стороне двора.

Всё началось несколько дней назад. Пришёл приказ напасть на Азкабан и доставить оставшуюся дюжину дементоров на материк. Уже тогда многие задались вопросом: на кой чёрт нужно посылать три десятка волшебников ради парочки дементоров, когда по Англии их шныряет уже больше сотни? Но приказы тёмного лорда обсуждать было опасно, поэтому группа под предводительством Уолдена Макнейра на самодвижущихся лодках высадилась в Азкабан. Вслед за ними из порталов появились министерские волшебники. Сначала, как и положено, все постреляли друг в друга заклинаниями разной степени запрещённости, но когда стало понятно, что силы абсолютно равны, то стороны окопались и уже бросали заклинания менее активно, а потом и вовсе прекратили это бесполезное дело. Но полную комичность ситуации придавала невозможность трансгрессировать из Азкабана. И вот спустя несколько дней бестолкового сидения на месте в головы всем пожирателям стали приходить мысли о целесообразности всего происходящего.

— Интересно, а почему к министерским подмога не приходит? — философски вопрошал один, рисуя волшебной палочкой на земле очертания голой женщины.

— Может, наши прижали министерство, и теперь они не могут послать подкрепления. Или тёмный лорд стянул силы в другую точку, и у них просто не хватает людей. А может, просто забыли, — отвечал другой, грызя найденные в Азкабане сухари. Еду нельзя было создать по какому-то там закону трансфигурации. Повезло ещё, что окопы пожирателей находились со стороны столовой, откуда и натащили твёрдых, как убеждения Волдеморта, сухарей. Была и другая еда, но когда стало понятно, что сидение может затянуться ещё, её решено было оставить на чёрный день.

— А к нам почему никого не посылают? — не отрываясь от художества, вопрошал первый.

— Может, министерские прижали наших…

— Ладно, я понял, не продолжай.

— Может, к ним послать парламентёра? — спрашивал третий у Макнейра.

— Ну так иди.

— А если они не поймут, что я парламентёр, и стрелять начнут?

— Ну так не иди, — разумно отвечал глава отряда, почёсывая жёсткую щетину, которая успела отрасти за это время.

Исходя из таких же соображений, министерские волшебники не посылали никого из своих на переговоры.

— А может, с помощью соноруса договориться? — не унимался парламентёр.

— И что ты им скажешь?

Это действительно был хороший вопрос.

— Скажу, чтобы они ушли.

— У них приказ не дать нам дементоров, они не отступят, пока мы здесь.

— Тогда скажем, чтобы не палили в нас, пока мы отходим.

— Если мы вернёмся на материк без дементоров, то тёмный лорд с нас шкуры спустит. Я пока лучше здесь посижу.

Ситуация была патовой. Уйти никто не мог, договориться — тоже. Так шли долгие часы. День сменился ночью, и Азкабан осветил полный лунный диск.

— Сегодня же, кстати, Хэллоуин, — протянул Селвин, разглядывая звёзды.

— И что ты предлагаешь? — Макнейр тоже разглядывал звёзды. Больше смотреть было особо и не на что, окопную землю неудавшийся полководец всю разглядел днём.

— Я думаю, что нужно напугать министерских, — предложил Селвин, которому, как и всем, было невероятно скучно. — Морсмордре!

В ночном небе, прямо между двумя противоборствующими окопами, появилась чёрная метка. По стандарту, изо рта черепа вылезала змея.

— С Хэллоуином, министерские! — произнёс усиленным магией голосом Селвин.

Спустя пару секунд, из окопа в противоположной стороне двора вылетел красный луч. Он пронзил чёрную метку, превратив высовывавшуюся изо рта змею в красную праздничную дудку. Получилась очень забавная картина: злой зелёный череп беззвучно надувал яркий прибор для вечеринок. Над заброшенным полем боя прокатился смех, причём шёл он не только из министерского окопа.

— И вас с днём всех святых, пожиратели!

Следующий яркий луч в сторону черепа вылетел уже из окопа пожирателей. Он добавил ему ярко-красный клоунский нос.

— Макбреди, тебе не кажется, что это чересчур? — постарался соблюсти хоть какое-то уважение к метке тёмного лорда Макнейр.

— А что, у вас какие-то возражения, «капитан»? — ударение на последнее слово было нехорошим, угрожающим.

— Просто я не люблю клоунов, — разрядил шуткой ситуацию Макнейр. Чувствовалось, что ему и самому не хватало хоть какого-то развлечения. Видимо, чтобы в его окопе не начался бунт, он то же запустил лучом в тёмную метку. Он скрестился с министерским снарядом, и теперь череп был не лысый, а с жёлто-синими дредами.

Соревнование «Раскрась Чёрную Метку» продолжалось ещё около часа. Под её конец, помимо всего прочего, череп обзавёлся козлиной бородкой, очками, лопоухими ушами, неприличной надписью на лбу и приобрёл розовый оттенок.

— Вам не надоело сидеть так, а? — снова послышался усиленный магией голос неизвестного министерского сотрудника. Буквы сплетались в едва различимы слоги, а интонация была излишне дерзкой для установившегося положения.

— Он что, пьяный? — встрепенулся Селвин, впрочем, как и весь окоп. Многие из пожирателей готовы были сейчас сломать свои палочки ради бутылки огненного виски.

На уроках защиты от тёмных искусств рассказывали, что от воздействия дементоров помогает шоколад. Учителя умалчивали о том, что помогает, по сути, рост концентрации дофамина, а как это ни прискорбно, его вызывает также алкоголь и табак. Шоколад приводили в пример, дабы не прививать подросткам дурных ассоциаций.

— Тихо, — Макнейр перехватил волшебную палочку надоедавшего ему днём парламентёра, — разговаривать буду я! Сонорус! Конечно, надоело! А вы, я так слышу, уже начали отмечать праздник?

— Это с вашей стороны столовая, а у нас — дозорные башни! В них ничего, кроме нескольких ящиков огненного виски и табака, и не было! Только этим и питаемся всё это время!

Окоп пожирателей смерти стал похож на муравейник, в который случайно наступили. Волшебники начали переговариваться, ходить из стороны в сторону, делать неуверенные попытки выглянуть, или даже выскочить из укрытий и броситься в сторону министерской половины — то ли отбирать бесценное добро, то ли брататься. Макнейр ожесточённо почесал щетину.

— Я предлагаю поколядовать! — спустя секунду отозвался капитан пожирателей. — Тем более, что у нас уже есть страшные костюмы и маски! Тащите выпивку и табак, а мы принесём съестное!

Над полем боя на несколько секунд повисла тишина. Видимо, подвыпившим аврорам хватило этого времени, чтобы вынести обдуманное решение, и тот же голос с противоположной стороны двора сказал:

— Только не забудь сказать: «Конфеты или жизнь!»

Отряд пожирателей смерти синхронно, будто по команде, выбрался из своих укрытий. Под яркой луной было видно, что их оппоненты проделали то же самое. Дойдя до середины двора, Селвин мельком подумал: «Чёрт, а ведь никто даже не обмолвился про ненападение!» Его товарищи не поднимали палочки даже для того, чтобы зажечь люмос, под полной луной было видно и так достаточно хорошо. Авроры тоже не доставали оружие, кроме тех, что тащили за собой по воздуху четыре ящика, и уверенными зигзагами шли навстречу. Селвин натянул маску. То же самое сделали все пожиратели смерти. Когда два отряда встали напротив друг друга в нерешительности, Макнейр произнёс:

— Конфеты или жизнь!

— Костюмчики хорошие! — ответил полноватый аврор, который разговаривал с ними всё это время, а его помощники поставили между отрядами ящики. В них весело звякнули бутылки. В ответ пожиратели смерти свалили рядом пару мешков со всякой снедью.

Селвин оглядел себя. Даже в темноте он видел, что его мантия была покрыта пятнами грязи, а потом пахло похлеще, чем от какого-нибудь великана. Но это всё было не важно.

Авроры и пожиратели безо всякого стеснения набросились на припасы, подаренные им противоборствующей стороной. Селвин поспешил присоединиться, пока всё не растащили. Хотя он бы всё равно успел. Оказалось, что вместе сложенных припасов с лихвой хватает на всех. Через пятнадцать минут, когда авроры немного утолили голод, а пожиратели впервые за долгое время выпили и покурили, начало происходить то, из-за чего лидеры сторон поубивали бы своих бойцов. Отряды начали смешиваться, отмечать праздник вместе друг с другом и болтать. У одного из авроров при себе даже оказался фотоаппарат, и, обнимая друг друга за плечи, пожиратели и авроры охотно фотографировались. Те, у кого остались такие колдографии, позже будут хранить их в самом недоступном для посторонних глаз месте, а пока просто наслаждались моментом.

Действо начинало приобретать уже масштабы полноразмерного праздника. Многие авроры узнали пожирателей смерти, с которыми могли учиться в школе или жить неподалёку, так что под ногами часто попадались сброшенные маски.

— Ну, так что мы стоим на улице, как неродные? — послышался усиленный сонорусом голос уже изрядно выпившего Макнейра. — Давайте посидим как честные волшебники в столовой!

Это была хорошая идея, и разношёрстная толпа двинулась по направлению к зданию тюрьмы. Через несколько минут Селвин налил себе хороший стакан огненного виски, урвал пачку сигарет и устроился в одиночестве за столиком в углу, как он часто это делал в барах. Он с интересом смотрел на толпу веселящихся пожирателей и авроров. Странно, что ни у кого не возникало вражды друг к другу. Селвин отхлебнул из стакана: «Хотя, если вдуматься, среди нас почти нет тех, кто участвовал в облавах на министерских работников или пытал их. Все приближённые Волдеморта остались на материке. Как интересно…»

— Селвин? — прервал размышления пожирателя смерти женский голос. Мужчина оглянулся. Это была привлекательная рыжая девушка в форме, с милыми чертами лица и немного вздёрнутым носом.

— Привет, Марлин! — Селвин улыбнулся. Они в одно время учились в Хогвартсе, на разных факультетах. На старших курсах Селвин даже пытался ухаживать за миниатюрной гриффиндоркой, но судьба была благосклонна к другому.

— А ты не изменился, всё такой же тихий одиночка, — сказал девушка, присаживаясь напротив. Её щёки горели румянцем от выпитого, и это ещё больше напоминало Селвину о былых временах.

— А ты всё так же очаровательна! — галантным движением пожиратель протянул даме сигарету, а потом поджёг с волшебной палочки.

— Благодарю! А я так и думала, что ты среди пожирателей.

Селвин виновато развёл руками.

— Пока мы неделю сидели в этих идиотских окопах, я всё больше убеждался в том, что это было ошибкой.

— Я тоже. И знаешь что? — Марлин понизила голос до шёпота. — Я уже думала, не прав ли Сам-Знаешь-Кто.

— Да ты шутишь!? — удивлённо воскликнул Селвин, — такая образцовая гриффиндорка, и задаётся такими мыслями? С чего бы это?

Марлин отхлебнула. Селвин тоже. Как странно, подумал мужчина, как могут сблизить идейных врагов недельное сидение без дела и пара стаканов огненного виски. Однако разговор явно клеился.

— За два дня до того, как случилась вся эта заварушка, моему дяде выписали штраф за применение магии в присутствии маглов.

— Большой?

— Пятьдесят галлеонов!

Селвин присвистнул.

— А что он сделал?

— У него брюки порвались, а он по привычке зашил их заклинанием.

— Полный бред.

— Согласна. И вот всё это время, сидя почти без еды, я думала об этом случае, думала о том, куда министерство направит эти деньги. Да и другие много о чём говорили. Зачем вам потребовались ещё дементоры?

— Да вообще без понятия! — искренне ответил Слевин. — Тоже всё время думали над этим.

Мужчина и женщина ещё раз усмехнулись абсурдности возникшей ситуации.

— Да и ладно, устал я от этой войны. Все устали. Многие уже даже забыли смысл того, за что борются, и воюют по инерции.

— Точно, это уже просто привычка, — девушка задумалась и сделала ещё один глоток.

— А Ли тоже тут? Или остался на материке? — слова выскочили сами по себе, Селвин даже не успел обдумать их.

— Мы с ним разошлись, как только началась война. Он уехал к родственникам в Японию, а я осталась.

— Хотела спасать жизни от кровавого тирана?

— Не хотела ехать с ним, — Марлин потушила сигарету о подоконник и выбросила бычок в окно, потом подождала ещё немного и спросила: — Ну?

— Ну-у-у… — протянул Селвин, внимательно глядя в глаза Марлин и пытаясь угадать, чего она от него хочет. — Ну, так может, сходим куда-нибудь, когда всё это недоразумение закончится?

Марлин довольно откинулась на стуле и подмигнула Селвину. Он угадал.

Солнце через стекло осветило лицо Марлин, от чего та зажмурилась.

— Блин, уже утро?

Селвин постарался собрать фокус зрения, для того, чтобы посмотреть. В этом ему помог голос, донёсшийся со двора:

— Ей, есть кто живой? Ребята, вы где? Тёмный лорд пал!

Столовая ожила и зашевелилась. Казалось, что те, кто не способен уже был передвигаться, вскочили на ноги и припали к окнам.

— Робистан? — полный предводитель авроров вышел из столовой.

— Слава богу, вы здесь! Я уж подумал, что пожиратели вас перебили! — сказал юноша, и скинул с плеча мешок. — Я принёс порталы! Сами-Знаете-Кто пал! Мы победили!

Пожиратели смерти посмотрели на авроров. Теперь в их руках была судьба их ночных друзей.

— Ну наконец-то! Радость-то какая! Мы как раз праздновали в столовой! Целую неделю сражались с пожирателями, и только вчера вечером оттеснили их к лодкам, и эти трусы слиняли! Ребята, выходите!

Авроры начали пробираться на выход.

— Да расслабься ты, мы бы вас не сдали! — Марлин на радостях звонко чмокнула Селвина в губы, но тут же отстранилась. — Фу, как же от тебя воняет! Почисти зубы, когда доберёшься до дома.

Авроры собрались во дворе, разобрали порталы и буквально в одно мгновение перенеслись в Англию, оставив пожирателей хозяйничать в Азкабане. Дементоры уже были не нужны, и проигравшая сторона тоже не стала задерживаться. Отряд во главе с Уолденом Макнейром проследовал к лодкам, на которых они прибыли, и поспешно отчалил, выкинув в море мантии и маски пожирателей смерти.

Торфинн вскочил с кровати и встал перед девушкой, будто заслоняя её. Зачем он это сделал, юноша и сам понять не мог. У него даже не было волшебной палочки. Просто хотелось защитить человека, который за один разговор смог забраться ему в душу глубже чем все, кого он когда-либо знал.

Дверь распахнулась, и в неё вошёл аврор, а вслед за ним под руки ввели двух людей. Они вели себя странно: мужчина смеялся и выкрикивал заклинания, не держа при этом в руках волшебную палочку, а женщина плакала и звала какого-то Невилла.

— Помогите Лонгботтомам! — крикнул вошедший аврор.

— Мистер Стефенсон! — Поппи вынырнула из-за спины Торфина. — Что случилось?

— Поппи! Мы победили!

Всё шуршание, вызванное неожиданным возникновением аврора и новых пациентов, резко прекратилось. Пациенты приподнялись с кроватей, и в наступившей тишине Стефенсон громко и торжественно произнёс:

— Тёмный лорд пал!

Палата загудела, волшебники и магические создания кричали и хлопали в ладоши. Те, кто мог ходить, бросились пожимать руки Стефенсону и вошедшим аврорам и обнимать главного целителя и медсестёр, укладывавших на кровати Лонгботтомов.

— Я так рада, что всё закончилось! — Поппи расплакалась.

Торфинн тоже был рад. Ему стало так легко, когда в палату вошли не его бывшие товарищи, а авроры. Подумать только, что могло здесь произойти со всеми. Да и его спасительнице могло не поздоровиться. Скорее всего, даже уговоры Торфинна не смогли бы защитить её. Какой он глупец, что позволил своим слабостям и неуверенности привести себя в ряды пожирателей смерти.

Юноша поймал взгляд подошедшего аврора. Казалось, что слуга закона понял всё, о чём подумал юноша. Стефенсон лишь коротко кивнул ему и перевёл взгляд на девушку:

— Поппи…

— А где Эрик? — поспешно спросила девушка, кого-то выглядывая за спиной аврора.

— Тебе лучше присесть.

Поппи послушно присела на край кровати. У Торфинна уже закончились силы, и теперь он мог просто свалиться под ноги победителю войны. «Нет, так низко я не пал», — пронеслась забавная мысль в голове Торфинна, и он тоже присел. Плечи подростков соприкоснулись.

— Он хорошо себя вёл? — спросил аврор, кивком указав на юношу. — Если что, мы…

— Мистер Стефенсон, — голос Поппи вновь приобрёл командные нотки, которыми она ещё утром подавила беспорядок среди пациентов, — что случилось с Эриком?

— Послушай, — аврор скрестил руки на груди, — сегодня мы наткнулись на отряд пожирателей, которые сопровождали Сама-Знаешь-Кого. Я не слышал никаких запретных заклинаний, и поначалу мне показалось, что в ходе заварушки никто не пострадал. Мы взяли твоего нового приятеля, а когда я вернулся на место, нашёл Эрика. Кто-то кинул ему на ноги путы… В общем, твой жених запутался и разбил себе голову о камень. Мерлин, в последний день войны…

Торфинн закрыл глаза. Он услышал всхлипы, теперь уже горестные, и почувствовал у себя на щеке пронзительный взгляд. Была в этом какая-то ирония: единственный человек, которого Торфинн убил за всё время, и то по случайности, оказался парнем девушки, которая помогла ему. Высшие силы сейчас смеются над ним и показывают пальцами.

— Поппи, а это случайно не этот… — видимо, Стефенсон увидел взгляд Поппи.

Но аврор не успел договорить. Его перебил хриплый крик, донёсшийся из дверей:

— Стефенсон, где Лонгботтомы?

— Здесь, Аластор! — И намного тише и ласковее добавил: — Я сейчас, солнышко.

* * *

Грюм и Стефенсон подошли к главному целителю больницы святого Мунго. В этот момент лекарь как раз проверял зрачки Алисы Лонгботтом, одновременно ворожа над ней целительной магией.

— Что с ними? — сказал Грюм, бестактно расталкивая мешавшихся ему в проходе радостных пациентов.

— Мы ворвались к ним в дом, когда Беллатриса Лестрейндж и ещё несколько пожирателей смерти пытали их заклятием Круцио.

— Я не тебе, — настроение Аластора Грюма значительно контрастировало со всеми остальными.

Главный лекарь встал с кровати Алисы и устало потёр глаза:

— Послушайте, не хочу нагнетать, но если это Круцио, то применяли его очень долго.

— Насколько долго? — спросил Грюм.

— Настолько, чтобы мистер и миссис Лонгботтом не реагировали ни на какие внешние раздражители.

— А можно попроще? — непонимающе спросил Стефенсон.

— Они не реагируют ни на свет, ни на шоковые заклинания, не воспринимают речь. Я сейчас попрошу медсестёр сделать бодрящие снадобья, попробуем поставить их внутривенно, может, тогда они придут в себя…

— Тогда чего ты здесь треплешься! Быстрее! — командным голосом прикрикнул на него Грюм.

Лекарь засуетился и убежал. Стефенсон и Грюм остались стоять перед кроватями Лонгботтомов в полном молчании. Алиса и Френк всё ещё несли полную околесицу, а кто-то из пациентов рядом предлагал начать распивать медицинский спирт на радостях.

— Мне сказали, что Сам-Знаешь-Кто убил Поттеров… — Стефенсон не мог стоять в молчании. Это было слишком тяжело. Да и лучше было принять все плохие новости сразу, чем неожиданно потом узнавать о них.

— Он больше не Сам-Знаешь-Кто, и не тёмный лорд, а мерзкий сучий выродок. Этот жалкий интриган сначала убил обоих Поттеров, а потом хотел и их сына. Но тут он ошибся, — испещрённое шрамами лицо Грюма растянулось в усмешке.

— Зачем ему нужен был младенец?

На этот вопрос Аластор не успел ответить. Снова появился главный лекарь с двумя шприцами в руках. Он попросил авроров придержать пациентов. С лёгкой Алисой им едва удалось справиться, а вот с тренированным Френком им уже помогали два самых массивных пациента второго этажа. Когда снадобья были введены, авроры и главный лекарь отошли подальше от Лонгботтомов. Пару забило в приступе.

— Не трогайте их! — приказал главный лекарь. — Их сейчас должно хорошенько встряхнуть, только тогда у них будет шанс.

Алиса и Френк молотили руками и ногами по постелям, извивались и кричали где-то полминуты. Потом они успокоились и затихли.

— Алиса? Френк? — позвал Грюм.

— Я ухожу на чаепитие! Пожалуйста, сдавайте карты! — слабо сказала женщина.

— А мне больше нравятся шахматы! — дрожащей рукой Френк передвинул видимую одному ему фигуру.

— Сожалею, сейчас им больше ничего не может помочь. Может, после терапии, но шансы на это очень малы.

Послышалась неуместная для момента радостная песня с другого конца палаты. И треск. Или скрип. Он был достаточно тихий, но неприятный. Аврор завертел головой, пытаясь разобрать что это. Взгляд его упал на лицо Аластора Грюма. Челюсти главного мракоборца медленно ходили из стороны в сторону, а зубы издавали именно тот звук, который и услышал Стефенсон.

— Аластор, ты чего?

— Значит, Круцио.

Не дожидаясь дальнейших вопросов, Грюм трансгрессировал прямо из палаты.

* * *

Со звуком удара дерево о дерево двери в конференц-зал распахнулись. Аластора Грюма обдало волной аплодисментов, исходивших от собравшихся министров и глав отделов.

— Превосходная операция, Аластор! — сказала, вставая из-за стола, премьер-министр Миллисента Багнолд. — Англия обязана вам своим спасением!

Собравшиеся поддержали сказанное новой волной оваций.

— Да, да, спасибо. Премьер-министр, могу я поговорить с вами наедине?

— Конечно, мистер Грюм! Совещание как раз закончилось. Всем спасибо, и идите праздновать! Мы наконец-то можем себе это позволить!

Когда двери закрыли, тон Миллисенты стал более серьёзным.

— Какие-то сложности?

— Нет, всё в порядке.

— Всех пожирателей схватили?

— Остались лишь те, кто разбежались, но они не представляют угрозы. Мои люди уже работают.

Премьер-министр опустилась в кресло, потёрла глаза пальцами и облегчённо выдохнула.

— Это была блестящая операция. Вы и Дамблдор проделали грандиозную работу.

Грюм подошёл к глобусу, в котором глава министерства магии хранила бутылку огненного виски и пару стаканов, достал их и быстрым движением наполнил.

— Знаешь, Аластор, — Милисса сделала небольшой глоток, — ты столько сделал за всё это время для министерства, для страны… — взгляд женщины упал на семейную фотографию, стоящую в рамочке на столе. — И для меня. Хочу, чтобы ты знал — если тебе что-то нужно…

— Хорошо, что ты сама об этом заговорила, — прервал её аврор, стакан которого уже был пуст. — Мне действительно кое-что нужно.

— Конечно. И что это?

— Комната.

— Комната? — приподняла брови премьер-министр.

— Допросная комната, — Грюм посмотрел на пустое дно стакана. — Допросная комната номер тринадцать.

— Ох чёрт… Какие-то важные сведения? И из кого ты собрался их вытрясать?

— Из Беллатрисы Лестрейндж.

— Хорошо. Сколько тебе надо времени? Час? Полтора?

— На весь день.

Премьер-министр чуть не поперхнулась вторым глотком виски.

— Ты что там делать собрался, Аластор?

— Тебе во всех деталях описать?

— Ты что, псих? Если кто-то услышат крики, начнутся вопросы, это всё расползётся, пойдут толки о том, что мы ничем не лучше пожирателей. А если это дойдёт до других магических держав? Представляешь, как это ударит по репутации страны?

— Никто не услышит крики, если ты снимешь всю охрану с этажа.

— Что мне ещё сделать? Может, детекторы запретной магии в министерстве отключить?

— Да.

Милисса внимательно посмотрела в глаза аврора. Убедившись, что он в своём уме и не шутит, она снова начала:

— Послушай, Аластор, ты рискуешь встать на скользкий путь…

— Нет, это ты послушай, Милисса! — грубо перебил премьер-министра Грюм. — Я на скользком пути всё время, и только благодаря этому вытащил вас из дерьма. Теперь я хочу наказать мразь, которая пытала Алису и Френка Лонгботтомов до потери разума. У меня больше не осталось радости в жизни — всех, кто мне был дорог, забрали. Но пожиратели не остановились на этом. Теперь у меня нет глаза, ноги и кусочка носа. Хочешь, отрежь ещё что-нибудь. Мне не жалко!

Глаза Грюма горели недобрым блеском. Милисса немного вжалась в кресло под напором аврора, но тот и не думал останавливаться:

— С твоей семьёй могло произойти то же самое, если бы я не вмешался. Но не произошло, поэтому теперь тебе так легко рассуждать о морали. Дай мне чёртову допросную!

Грюм стукнул ладонью по столу.

— Ладно, Грюм, будь по-твоему, — премьер-министр снова обрела решительность, — будет тебе допросная номер тринадцать.

— Не забудь снять охрану и отключить детектор, — Грюм развернулся и направился на выход.

— Аластор, — остановил его в дверях голос Милиссы, — больше никогда не приходи ко мне с просьбами.

Дверь едва слышно скрипнула, и Беллатриса подняла голову. В допросную вошёл Аластор Грюм. Прихрамывая, с гулким стуком деревянного протеза о камни, он катил за собой чемоданчик с розовыми цветочками на колёсиках.

— Ох, Аластор! — наигранно умилённо сказала Беллатриса. — Я и не думала, что ты такое сентиментальный! Никак не можешь избавиться от упаковки из-под моего маленького подарка?

Грюм улыбнулся. Для его уродливого лица эту улыбку можно было даже назвать милой. Аврор ничего не ответил. Он открыл чемодан и начал доставать никак не связанные между собой вещи: двухлитровый графин воды с двумя стаканами, плотно завёрнутый кулёк размером с два кулака, молоток…

— Вижу, ты собрался на вечеринку! — Беллатриса рассмеялась.

Грюм всё с тем же спокойным видом продолжал извлекать уже настойки и баночки. На лице Беллатрисы появилось лёгкое удивление.

— Ты что, собрался меня напоить и трахнуть? — женщина старалась сохранить пренебрежительный тон.

— Я же не твой отец, — первый раз с момента появления в комнате Грюм удостоил пожирательницу смерти взгляда. — И не надо делать такое лицо. У меня очень много сведений о тебе. Особенно тех, которые ты пытаешься скрыть.

Грюм вытащил из чемоданчика патефон и около дюжины пластинок.

— Ой, только не надо тут музыки. Сейчас включишь какую-нибудь нудятину, чтобы у меня возникли ассоциации с какими-нибудь маньяками и я почувствовала всю справедливость совершаемых тобой действий. Али, ты банален!

Грюм приладил иглу к пластинке, и из устройства заиграли заводные ритмы популярных магических диско-шлягеров прошлого десятилетия. Улыбка аврора стала ещё шире.

— Ты действительно переходишь все границы человечности! — рассмеялась Белла. — У тебя отвратительный вкус.

В ответ Аластор лишь пожал плечами. В последний раз взглянул внутрь чемоданчика, проверяя, ничего ли он не забыл. Кровавые пятна, оставленные «подарком» Беллатрисы, уже почернели от времени. Он мог бы их вывести с помощью магии, но не сделал этого. Каждый раз, когда решимость покидала Аластора Грюма и он хотел уйти от ужасов магической войны, он открывал этот чемоданчик и разглядывал кровавые узоры. Они напоминали аврору карту, по которой его сознание неспешно путешествовало от усталости и истощения к ярости и решительности.

Наконец, Грюм щёлкнул застёжками и закрыл чемоданчик. Беллатриса всё продолжала ёрничать и потешаться над ним. Грюм до конца не мог понять, что это: попытка прикрыть страх или безумие. Он мог бы заставить Беллу заткнуться, но не сделал этого. Пусть поговорит. Пока.

— Так что тебе нужно, Али? Имена? Адреса? Или же ты жаждешь удовлетворения своих скрытых фантазий, о славный рыцарь отмщения? — Беллатриса ещё раз громко рассмеялась. — Чёрт, я и не думала, что мы настолько похожи. Ты бы отлично смотрелся среди пожирателей. Да от одного твоего вида маглы бы валились замертво!

Лестрейндж снова рассмеялась. Грюм присел на уголок стола и ждал, когда женщина закончит потеху.

— Вы каждый раз поражаете меня, — сказал Аластор, когда Белластриса успокоилась. — Оказываясь напротив меня, все начинают рассказывать о том, что мы не такие уж и разные, что мы действуем одними и теми же путями, что у нас одни и те же мотивы, отличаются лишь незначительные детали, и бла-бла-бла.

— А ты хочешь сказать, это не так? Скольких ты отправил в Азкабан лишь за то, что они поддерживали идею тёмного лорда? За то, что они боролись за мир, свободный от маглов, занимающих наше место, и от грязнокровок, в из-за которых магия гаснет?

— О-хо-хо-хо, как ловко ты меняешь понятия! «Мир, свободный от маглов»! Называй вещи своими именами: уничтожить всех людей, не владеющих магией и волшебников, чьи предки могли и не быть магами. Причем уничтожить без жалости, фанатично.

— А ты разве не фанатик, Грюм?

— Конечно. Как и ты. Только ты сошла с ума, неся в этот мир собственную ненависть, а я — от осознания того, что Волдемортская шавка позволяет себе вмешиваться в жизни других людей, — Грюм резко соскочил со стола, и его деревянный протез гулко ударился о пол. — Кто ты вообще такая, чтобы решать, чего хотят другие?

— Потому что такие как ты не дают таким как я жить как вздумается! Мы хотим вырваться из клетки, которую волшебники выстроили из-за собственной скрытности! Но со сложившимися устоями нельзя бороться, кроме как силой. А в итоге… мы сами и оказались жертвами войны.

— Бедненькая жертва войны. Жалей и оправдывай себя дальше. Жертвы — это те, кто не хотел во всё это ввязываться. Те, кто хотел, чтобы их просто оставили в покое. Те, кто хотел держаться подальше от конфликта Волдеморта и Дамблдора. Но в итоге вся магическая Британия оказалась поделена на две стороны. Мы заставили людей выбирать, а теперь удивляемся жертвам.

Взгляды бывших противников встретились. Магический глаз Грюма не переставая вращался во все стороны, а Беллатриса смотрела на него исподлобья.

— Нет, Грюм. Мы тоже в их числе. Подумай, что у нас осталось? Я попаду в Азкабан, где буду день за днём видеть всё то, что пыталась забыть. Буду проматывать сегодняшнее поражение до конца жизни. А ты? Что у тебя осталось, кроме мести?

— Не надо прибедняться. А те, кого ты пытала Круциатусом? У тебя же останется ещё удовольствие от садизма, ведь накладывающий круцио должен искренне наслаждаться процессом.

— Не суди строго, — улыбнулась Беллатриса, — такие уж во мне вырастили наклонности.

— И у меня тоже кое-что останется. Воды?

Аластор разлил по стаканам воду.

— Решил напоить меня сывороткой правды?

— Нет. Зачем мне это? — Грюм отхлебнул из своего стакана. Потом поднёс другой ко рту женщины, и та с жадностью начала пить. Она с удовольствием выдохнула, когда закончила.

— А как же имена других пожирателей? Ты думаешь, что без сыворотки я тебе всё просто так выложу?

— Чьи имена? Малфоя? Каркарова? Долохова? Кэрроу? Снейпа? Про кого ты мне можешь рассказать, Белла? Я знаю все имена, и они уже все в суде.

— Так что тебе от меня нужно? — спросила Беллатриса, но не успела полностью закончить вопрос.

Резкий удар молотка врезался ей прямо в нижнюю челюсть с такой силой, что она упала на пол вместе с привязанным к ней стулом. Боль резко прошлась по всему черепу, сильно отдавая в скулы. Беллатриса завыла, и изо рта выпали несколько зубов. Магией Аластор поставил стул вместе с женщиной обратно. Кровавые струи текли по перекошенному лицу пожирательницы смерти. Грюм сильно выбил ей челюсть, так что она теперь не могла толком разговаривать.

— С чего ты взяла, что я буду у тебя что-то спрашивать? — Грюм развязал мешочек и зачерпнул из него небольшую горстку. Потом ударил кулаком в челюсть женщины, но уже с другой стороны. Рот обожгло нестерпимый болью. Соль проникла в раны на губах и на места, откуда вылетели зубы. Белластриса заорала. Когда соль немного рассосалась и сознание вернулось к женщине, она начала покрывать Грюма самыми грязными выражениями настолько, насколько ей позволяла выбитая челюсть и отсутствующие зубы.

— Видишь, ты теперь такой же, как и я! Такая же жертва! — смог разобрать Аластор между руганью и визгами.

— Нет, Белла, жертвой здесь останешься ты! Круцио!

Женщина снова заверещала и начала извиваться, пытаясь освободиться от пут. Мурашки приятными иголочками побежали по спине Грюма. Такого наслаждения он не испытывал десять лет. Восхитительное чувство торжества вселенской справедливости наполняло аврора. Он чувствовал себя повелителем судеб, защитником всех обиженных, мстителем за покалеченные жизни. И всё из-за одного не самого сложного заклинания.

Голос Беллатрисы сорвался на хрип. Грюм неохотно прекратил воздействие заклятья.

— Тебе надо пить больше жидкости, а то сойдёшь с ума, как Лонгботтомы. Их мучения уже закончены, а тебе ещё нужно отсидеть до конца жизни в Азкабане, — Аластор снова наполнил стакан и, зажав ноздри Беллатрисе, влил воду ей в горло, после чего прибавил громкости модному шлягеру прошлого десятилетия.

* * *

«Здравствуй, Торфинн!

Я обещала тебе написать, и вот я держу своё слово. Правда, не знаю, о чём рассказать. Жаль, что нам не удалось больше с тобой поговорить с того момента в больнице. Хотя тогда я и не могла ничего сказать. Не знаю, что ты сейчас думаешь обо всём случившемся, но я не рассказывала ни о чём. От этого лучше никому не станет, мне так уже точно.

Меня направили на стажировку в Хогвартс. Школьная целительница уже в возрасте, и ей требуется подготовить замену. Я рада смене обстановки, уже немного устала от больницы святого Мунго. Она напоминает мне о войне.

Ох, вот я опять! Хочу сказать важное, а болтаю о всяких пустяках. Торфинн, я не виню тебя ни в чём. Ты просто оказался не в том месте, не в то время. И попасть ты мог в кого угодно, просто это оказался человек, которого я знала и любила. Это роковые совпадения, и я не хочу, чтобы ты корил себя за это. Тебе и так нелегко. В любом случае, я рада что всё закончилось, пусть и с такими жертвами.

Пожалуйста, пиши мне обо всём и не закрывайся от меня. Я ужасно переживаю. Война закончилась, но если люди будут продолжать таить друг на друга обиды или мстить, то все жертвы были напрасны. Я верю, что когда-нибудь волшебники найдут способ жить в мире. Мне не нравится лечить ранения от заклятий.

Поппи»

Ответ Торфинна ждал вторника, когда у заключённых забирали почту. Он и не собирался закрываться от человека, подарившего ему новый взгляд на вещи и новую жизнь. Как жаль, что они не познакомились в Хогвартсе. Как жаль, что такой типаж девушек Торфинну до этого не нравился.

Только в одном он был не согласен с Поппи — один раз он всё-таки оказался в нужном месте, в нужное время и с нужным человеком.

* * *

На протяжении всех шести лет Торфинн Роули раскаивался в содеянном. Он ни на день не оставлял мыслей о медсестре Поппи Помфри, а она поддерживала его письмами и встречами, теплотой и пониманием. Юноша даже помогал другим заключённым обрести смысл жизни и цель, пересказывая мысли своей подруги. Доброта и забота одного человека давали надежду десятками других, для которых, казалось, её уже никогда не будет.

Торфинну оставалось тридцать восемь дней до выхода, когда в Азкабане вспыхнула эпидемия лихорадки, унёсшая жизнь одного из самых невезучих пожирателей смерти. Последние мысли Роули были о доброй девушке, которая спасла ему жизнь и помогла справиться с ужасами Азкабана. Торфинн очень хотел иметь шанс прожить жизнь, неся окружающим такое же вдохновение и радость, какое ему подарила Поппи.

Как только дыхание Тофринна остановилось, в нескольких сотнях километрах от Азкабана раздался первый крик младенца — ребенка Селвина и Марлин.