А иначе не могло быть (джен)

В шуме ветра, в детском плаче,

В тишине, в словах прощанья

«А могло бы быть иначе»

Слышу я, как обещанье.

Одевает в саван нежный

Всю тщету, все неудачи

Тень надежды безнадежной

«А могло бы быть иначе».

Заметает сумрак снежный

Все поля, все расстоянья.

Тень надежды безнадежной

Превращается в сиянье.

Все сгоревшие поленья,

Все решённые задачи,

Все слова, все преступленья…

А могло бы быть иначе.

© Георгий Иванов

Войдя в просторную аудиторию, вечный лейтенант Го, как прозвали его злые языки в тесном преподавательском коллективе, мрачным взглядом окинул полсотни курсантов, для которых он по распоряжению начальства должен был на три долгих года стать отцом, братом, матерью, нянькой и истиной в последней инстанции. Куратором, если откинуть посредственные метафоры.

Это не первый его взвод. И даже не десятый.

И каждый раз ему не везло. Не давали ему ни вежливых до оскомины будущих следаков, ни злых, как все демоны ада, угрошников. Зато подсовывали ебнутых, как приказы начальства, криминалистов-оперативников. Инициативных, смелых, и-зо-бре-та-тель-ных. Сладить с ними — задачка не из простых. Следить — загнешься в первую неделю и все равно не преуспеешь.

Но за свою долгую практику лейтенант Го нашел решение, которое постепенно перенималось другими счастливчиками, вынужденными иметь близкий контакт с молодежью. Его даже признали очень удачным и очень действенным.

В военизированных и околовоенизирвоанных структурах известно понятие коллективной ответственности, когда накосячил один, а отдуваются хором. Так вот, лейтенант Го посчитал эту систему неудобной.

Да, неугодного в коллективе попинают, и повезет, если мозги у него сразу встанут на место, и впредь он постарается провинностей не совершать, но ведь встречаются экземпляры поразительно безмозглые. Он с такими сталкивался и потому решил коллективную ответственность заменить взаимной.

Ведь одно дело, когда вместе с провинившимся увольнений лишается весь взвод и грустно пялится из казарменного окна на вольных и свободных, и другое дело, когда вместе с провинившимся остается кто-то один, и они вдвоем пялятся из казарменного окна на счастливых сокурсников. Целый взвод не будет составлять расписание и следить за туповатыми элементами, а вот тот единственный, связанный порукой, костьми ляжет, но после двух-трех инцидентов начнет мониторить свой объект во всех сферах, чтобы снова не вляпаться.

Схема рабочая.

Проигнорировав приветственно повскакивавших с мест будущих хороших и не очень стражей мира и спокойствия, лейтенант Го степенно опустился за стол, разложил списки и принялся паровать раздолбаев по принципу первый с начала с первым с конца.

Небо только-только начало светлеть, а дежурный Кун уже выставил перед будкой КПП пакеты с мусором и теперь, поджидая дневного сменщика, лениво курил в приоткрытое окошко, разваливавшись в не очень-то удобном кресле, после ночи в котором спина каждый раз просто отваливалась. К сожалению, лучших удобств начальство ему не предоставляло. А еще один из ведущих колледжей страны, готовит лучших специалистов для обеспечения общественной безопасности, сразу же на высокие должности… Тьфу!..

 — Лао Кун!

Никак не ждавший предрассветных посетителей дежурный, не слишком метко отшвырнув сигарету в сторону пепельницы, вспрыгнул с кресла, уже занес руку для приветствия, но на полпути уронил обратно, другой же по-актерски схватился за сердце.

 — Сяо Чжоу, кто так пугает?

За стеклом будки зябко куталась в спортивную кофту и попутно изо всех сил старалась выдержать строгое выражение лица курсант последнего пятого курса Чжоу Юньчжи. Однако, насколько мог судить Кун, строгое выражение лица убедительным у нее не получалось, упорно проскальзывало сонное.

 — Поздно объявился?

 — Кто?

Послышался бутылочный звон. Кун поморщился. Чертова хитрая девчонка послала ему улыбку невинного младенца, рожденного в семье монаха.

 — Вы знаете правила, курсант Чжоу. Общежития запираются на комендантский час с одиннадцати вечера до шести утра.

Кун уже пожалел о своей глупой предусмотрительности. И надо же вот ему было заранее выставлять дурацкий мусор…

 — Так точно, дежурный, — отрапортовала она и все с той же чистейшей наивностью на лице пнула пакет во второй раз; бутылки зазвенели громче. — Я пройду.

Не дождавшись ответа, девчонка самовольно перемахнула через турникет и, даже не потрудившись оглянуться, вразвалочку направилась к зданию.

 — Девушкам запрещено посещать мужское…

 — Распитие спиртных напитков на рабочем месте в течение смены тоже запрещено. А уж брать их в качестве взятки от курсантов. Ой-ей, куда катятся наши нравы, Лао Кун!

 — Это был конфискат!

 — И куда же делось его содержимое?

 — Ликвидировал!

 — Поражаюсь вашей преданности профессии, какой непосильный труд, какие издержки для здоровья! — рассмеялась Сяо Чжоу, притормозив на ступеньках невысокого крыльца.

 — Сяо Чжоу, если тебя кто-нибудь увидит…

 — Отмажусь приказом лейтенанта Го. Всегда же срабатывало. К чему лишние переживания?

Кун раздосадовано вздохнул. Подобный диалог с редкими изменениями у них случался стабильно по несколько раз в месяц на протяжение прошедших пяти лет. Он решительно не умел отказывать женщинам, а тем более с ними спорить. Да и молодые парни-курсанты только так приседали ему на уши. Вот с Лао Лю таких выходок себе никто не позволял. Этот-то не цацкался с ними, как Кун, которому было жалко беспокойную молодость, он чуть что сразу тащил за шкирку в комендатуру.

 — Не ругай его сильно. Говорят, капитан Хань подсунул ему крепкую задачку. Вот он и бегает…

 — Он вам так сказал? — Сяо Чжоу оглянулась, уже взявшись за дверную ручку.

Помявшись, Кун кивнул. Навряд ли он выдавал какую-то тайну… И среди рабочего, и среди преподавательского состава ходили слушки о том, что Хань Ютин опять взялся за старое, ибо нашелся наконец ему напарник в этом благородном, но темном деле.

 — Наврал, — припечатал она, хлопнув дверью.

Кун снова опустился в кресло и полез за сигаретой.

Что ж, Сяо Чжао, сам виноват, а Лао Кун и так приложил все усилия, чтобы притормозить непоколебимую императрицу…

* * *

 — Эй, малой! — Ли Бинь подскочил, разбуженный пинками, гулко отдающимися в спину через тонкий матрас и фанерный каркас кровати. — Стучат, открывай иди!

Слетев с верхнего яруса и не попав при этом ни по одной ступеньке, Ли Бинь затормозил на полпути, окрикнутый вторым голосом:

 — Штаны, придурок!

Хлопнув себя по лбу и проклиная чертов ремонт в родном общежитии, вынудивший его оказаться среди нынешних мучителей, с которыми толком и познакомиться не успел, Ли Бинь только-только затянул на поясе шнурок пижамных штанов, когда неведомому посетителю надоело ждать. Дверь распахнулась. В комнату шагнула девушка.

…девушка?

 — Утречко, Императрица, — промямлил в подушку Ци У, вчера вечером любезно предложивший Ли Биню верхний ярус над своей кроватью. Правда, он как-то забыл предупредить, что тот уже три года как занят. — Небожитель на месте. Во-он там, — ткнул пальцем вверх.

 — Чжоу Юньчжи. Чжоу — фамилия, — девушка кивнула Ли Биню. — Новенький?

 — Вы? — нет знаков отличия, молодо выглядит, Ци У назвал ее «императрицей», навряд ли она из старших. — Ты?

 — Это Ли Бинь. С третьего курса. Тоже обладатель волшебного чемоданчика. В пятерке какая-то хрень приключилась, закрыли на ремонт, ребят раскидали. Этот наш подкидыш, — Ци У отлепился от матраса и теперь сидел, задумчиво растирая челюсть. — Императрица, кто на осмотре будет? Бриться или можно после строевой еще вздремнуть?

 — Вроде бы та, стриженая. Не помню, как ее зовут. Подопечная дедушки Цая.

 — Бля, мымра-а.

 — Ага, — беспечно отмахнулась Чжоу Юньчжи, она же императрица, а потом легко подпрыгнула и уцепилась за поручень верхнего яруса, с которого ночью позорно ретировался Ли Бинь. — Пятый год, Лань-Лань. Ничего в нашей жизни не меняется, да?

 — Угу, пятый год я не могу вычислить мудака, который на меня стучит, — ответили ей. — Я не сплю.

 — Что-нибудь хочешь мне сказать?

 — Да, как бы нечего, разве что дебильная парочка мне в постель кого-то подложила.

О, Ли Бинь помнил, как под утро его бесцеремонно сграбастали за плечи, помнил блики от фонариков на светлых стенах и хромированных изголовьях кроватей, смех парней, изначально показавшихся адекватными и приятными, а еще побаливало колено, на которое он неудачно упал, спрыгивая с кровати, потому что неназванный «небожитель» чуть его не придавил, едва ли не с определенными намерениями, бормоча какую-то непроходимую похабщину.

 — Его зовут Ли Бинь. Он теперь с вами живет. И кстати, — она обернулась к нему, — если эти засранцы будут тебе досаждать, не бойся и сразу говори мне. Я быстро их построю. Хотя от тебя я такого не ждала, Лао Ци, — императрица осторожно толкнула спавшего сидя парня коленкой в плечо.

 — Приветственная шутка — святое, — пробормотал он, не разлепляя век.

 — Потом разберемся. Подъем! — рявкнула она, так что высокий голос срезонировал от стекол неплотно закрытого окна. Спрыгнула со ступенек, попутно стащив одеяло.

С верхнего яруса раздалось неразборчивое шипение.

 — Чжи-Чжи, черт подери.

 — Жду у КПП. Всех троих, то есть, четверых. А тебя в особенности, — она снова вскочила на ступеньки и, судя по раздавшемуся сверху страдальческому стону, то ли в волосы вцепилась, то ли за ухо схватила. — Иначе дойду до Хань Ютина и скажу ему, что ты опять. Даже представлять не берусь, что он тебе устроит.

 — Я нигде не был.

 — Земля слухами полнится. Лао Кун утверждает, что капитан Хань припряг тебя к своей старой работенке, вот ты и бегаешь.

 — Нашла кому верить…

 — А это неважно. Главное, что мне капитан Хань поверит. Поэтому, если мы опоздаем на гребаную зарядку, то ты из нарядов до самого выпуска вылезать не будешь, понял? Три минуты! — Чжоу Юньчжи, спрыгнув на пол, окинула оставшихся парней вопросительным взглядом. — Есть вопросы?

Ци У только рукой махнул, все также в полудреме покачиваясь на кровати. Чжан Лян, тихонько отлеживавшийся у стеночки на протяжении всего представления, пробормотал в подушку что-то неразборчивое. Ли Бинь, еще шокированный происходящим, так и стоял посреди комнаты, ухватившись пальцами за пояс штанов.

Со второго яруса свесилась сначала рука, а потом показалась лохматая голова, видимо, того самого Лань-Ланя — небожителя. На помятом лице, не сочетаясь с плескавшимся в глазах недовольством, красовалась широкая усмешка:

 — Это кто-то из вас двоих, сволочи. Больше некому.

 — Нет улик, нет дела, — подал голос Чжан Лян.

 — Они даже не отрицают!

 — Слезай! — прорычала, по всем признакам уже терявшая терпение императрица. — И помни, что в списке любимчиков Ханя первую строчку занимаю я.

 — Да, понял уже. Вали отсюда. Три минуты. Отлично. Выметайся.

 — Две минуты, — у самого порога назидательно произнесла Чжоу Юньчжи и захлопнула дверь.

 — Ненавижу ее, — скорее проскулил, чем внятно выразился небожитель, упав обратно на подушку. — Эй, ты. Как…

 — Ли Бинь, — подсказал снизу Ци У.

 — Я помнил. Короче, водички подай. Чжао Юньлань.

Ли Бинь опомнился под тремя насмешливыми взглядами, лишь вложив стакан в протянутую руку.

 — Что?.. — какого черта он вообще исполняет поручения этого парня?!

 — Зовут меня так. Чжао. Юньлань.

 — Небожитель, — прошелестел Ци У.

 — Его высочество наследный принц, — вторил Чжан Лян.

 — А их зовут пидорасы, но по тому, что они подсунули тебе мою кровать, ты должен был уже догадаться. Добро пожаловать. Убери, — Чжао Юньлань вернул ему пустой стакан.

Ли Бинь проклял внезапный ремонт в третий раз.

Чжи-Чжи упорно старалась держать спину прямо и сопротивлялась желанию грохнуться лбом в парту, пусть искушение и было невероятно велико, особенно если скосить глаза немного влево, где, совершенно не заморачиваясь, дремал, уткнувшись носом в сложенные руки, Юньлань.

Оторвав взгляд от темноволосой макушки, Чжи-чжи уставилась слипающимися глазами в окно. За стеклом на фоне унылого серого неба ветер трепал еще голые ветки деревьев с едва наметившимися листочками. Она так и не добилась от Юньланя, куда он опять сбегал из общежития. Вернее, он сказал, что всего лишь катался. С одной стороны, было похоже на правду, с другой, по опыту, Чжи-Чжи знала, что просто так один он катается, когда что-то идет не так.

Для себя она решила, что кое-кто в очередной раз перекусался с отцом и успокаивал нервы. Перед выпуском это особо и не удивляло.

 — Курсанты, встать! — рявкнул с первого ряда староста.

Чжи-Чжи рефлекторно толкнулась ладонями от парты, почти подпрыгивая, и ткнула Юньланя костяшками в плечо. Засранец только неспешно приподнял голову. Подобная наглость объяснялась тем, что вошедший в аудиторию и несколько припозднившийся Хань Ютин многое спускал ему с рук, особенно в текущем выпускном году.

Но похоже не в этот раз.

 — Чжао Юньлань, встать! Выйти, оправиться, потом войти. Наряд вне очереди в качестве приятного бонуса. Выполнять.

Все собравшиеся затаили дыхание. Надо же, любимчик по щщам получил. Такое требовалось запомнить целиком и полностью, чтобы передать потомкам. Чжи-Чжи уткнулась носом в ладонь. В другое время она бы самолично застегнула Юньланю треклятые пуговицы на кителе, попутно чуть не придушив, чтобы не загреметь в наряд вместе с ним. Слава небесам, что уже два года как она вырвалась из кураторской ловушки. Хотя, пусть наказания они на двоих больше не делили, привычка контролировать придурка по мелочам осталась.

Юньлань едва ли не демонстративно медленно выбрался из-за парты, уже резвее прошагал между рядов, однако с явной наигранностью, и не успел скрыться за дверью, как внимательно наблюдавший за ним Хань прорычал:

 — Два наряда.

Чжи-Чжи вздохнула. Они явно не пойду в столовку после трасологии, ибо один конкретный Чжао Юньлань не оставит эти два наряда без объяснений.

И, как обычно, она не ошиблась, стоило прозвенеть звонку, половине взвода исчезнуть в коридоре, а капитану собрать раскиданные по столу листы с набросками лекции, как Юньлань сноровисто подхватил сумку и, грохнув ладонями о преподавательский стол, невинно поинтересовался:

 — Поговорим?

 — На третий нарываешься? — ласково отозвался капитан Хань.

 — Ютин, какого хера, блядь?

 — При девушке не выражайся.

Чжи-Чжи только глаза закатила.

Последний курсант покинул аудиторию, они остались втроем, и повисшая тишина начала немного угнетать.

Чжи-Чжи лениво размышляла, что у сложившийся ситуации есть два варианта развития. Либо Хань сейчас вспылит, влепит Юньланю третий наряд, при том все три окажутся не пустой угрозой, а вполне себе реально появятся в плане у офицеров комендатуры. Либо то, что, собственно, и произошло.

Хань подхватил со стола ключи и чуть не швырнул их Юньланю в лицо. Последний вовремя успел отшатнуться и перехватить связку в полете.

 — Запри дверь. Что у вас дальше?

 — Окно, — ответила Чжи-Чжи, окончательно уверившись в мысли, что добраться до еды ей в ближайший час не удастся.

 — Отлично, займемся обсуждением ВКР. Я как раз думал, когда вас собрать, — Ютин распахнул оконную створку, уселся на подоконник бесцеремонно сдвинув в сторону стоявшие там цветы, жестом фокусника вынул из кармана сигарету, не показав пачки, подкурил и, затянувшись, блаженно закрыл глаза. — Мечтал об этом последние три часа…

 — Да, что происходит-то? — Юньлань щелкнул очередной, пока не потерянной зажигалкой. Чжи-Чжи поморщилась: всем ее парни были хороши, но вот сделали бы они что-нибудь со своими мерзкими привычками. — Ты скажешь или нет?

 — Лу Цзэ, — выдавил Ютин сквозь зубы.

И когда Чжи-Чжи потихоньку начала все понимать, Юньлань, как обычно, решил тупить до последнего:

 — Что с Лу Цзэ?

 — Роды, — еще тише, но куда более зло прорычал Ютин.

Юньлань, насколько могла судить Чжи-Чжи, чуть не перекусил сигарету и беспомощно обернулся к ней, мол, это же ваши дела, что ты тут молчишь, чёрт возьми.

 — Кажется, скоро мы познакомимся с госпожой или господином Хань, — кроме как это, она больше не придумала, что можно было бы сказать.

 — Госпожой, — Хань притушил окурок о жестяную банку с мелом. — Ночью сказала, как схватки начались. Все девять месяцев партизанила, будто бы я не догадывался, что семейные друзья-врачи все просветили.

 — Сколько уже времени прошло? — пока Юньлань очухивался от новости и был не в состоянии что-то испортить идиотским комментарием, Чжи-Чжи решила удовлетворить проснувшееся любопытство.

Хань пару секунд раздумывал, поморщившись, позагибал пальцы:

 — Восемь.

 — Ну, — обширной информацией Чжи-Чжи не владела. — Думаю, еще немного, и все закончится.

 — Или не немного. Я читал, — фыркнул Хань и полез за следующей сигаретой. — Сроду бы к вам, раздолбаям, не приехал. Но выгнала же. Клянусь, я думал, она меня взглядом на месте четвертует, если не свалю.

 — Да, все будет нормально, — неуверенно сказал, наконец, отмерший Юньлань, потеснив его на подоконнике.

 — Еще бы. Мой дорогой тесть разберет эту больницу по камешку, а заодно и дома всех сотрудников, виновных и невиновных, если с его самой яркой звездочкой и лучиком света что-то случится или если ей хотя бы что-то не понравится. В общем, не завидую я им, бедолагам.

 — О, я понимаю, минусы того, что твои родственники имеют определенную репутацию, хотя в этом случае, скорее, плюсы, — Юньлань засмеялся, не заметив промелькнувшего на лице Ютина желания выпихнуть болтливого придурка в окно.

А Чжи-Чжи вот заметила.

 — Закрой рот сам, пока я не придумал, чем его заткнуть.

Возможно, Чжи-Чжи бы никогда не оказалась в этом моменте, если бы в конце прошлого года, разыскивая Юньланя по всему кампусу из-за не сданных дедушке Цаю отчетов по криминалистической фотографии, не подслушала, сунувшись в курилку, примечательный монолог. Собственно, там Юньлань и нашелся. Вместе с Хань Ютином.

 — Что ты на меня так уставился? — в голосе Ютина звучала неприкрытая усталость. — Делай выводы на основе полученной информации. Тебя ж этому уже четыре года учат. В отличие от тех, кто вошел в список с моей подписью, легший на стол начальству, я не за решеткой и не расстрелян. Стою здесь, перед тобой. В передвижении никак не ограничен. Так что решай, курсант Чжао, смелый ты или просто чересчур борзый. Как надумаешь — приходи.

Чжи-Чжи успела слинять оттуда до того, как ее приметил направившийся к единственному выходу из запрятанного дворика печально прославленный в определенных кругах капитан Хань.

Юньлань отловился вечером в столовке, получил по носу за несданную криминалистическую фотографию, которая, как оказалось, уже неделю как лежит у полковника Цая в столе, а дедушка, по обыкновению, забыл. Чжи-Чжи, ковыряясь в тарелке, ждала, что Юньлань не выдержит и сам все растреплет про их любимого капитана, но тот, покончив с ужином, пожелал ей спокойно ночи, пообещал не опоздать на зарядку и слинял. Вроде как, в общежитие. Наученная горьким опытом первого семестра, она не поверила ему ни разу. Сначала разобиделась на скрытность и даже решила будущим утром не идти вытаскивать его на полигон за шкирку, ведь совместные отработки уже не маячат на горизонте, но, поразмышляв, пришла к выводу, что все это глупости. Рано или поздно либо сознается, засранец, либо тайна вскроется сама. В любом случае, со следственными курсами ведь получилось именно так.

Когда на втором году обучения преподаватели только начали впаривать очень полезное дополнение к основной специальности, открывавшее весьма солидные перспективы профессионального роста, Юньлань закатывал глаза и демонстративно отворачивался, мол, не уперлись ему никуда эти законники, и лезть по карьерной лесенке в госаппарат он уж точно не собирается.

Чжи-Чжи, которая записалась на курс одной из первых, даже была не на шутку впечатлена его проповедническими монологами о том, зачем он, вообще, пришел за коркой криминалиста.

 — Я не хочу интриг, — бурчал Юньлань, выслушав очередную пятиминутку о пользе юридического образования в службе. — Я просто хочу раскрывать дела. Делать самую сложную работу, разбираться с уликами, выцеплять нужные нити, откапывать ключи к разгадкам и передавать их на золотом блюдечке этим надменными нагломордым следакам. Сами-то они толком ни черта не умеют. Весь процесс держится на нас, на вторых ролях…

 — И ты хочешь быть второй ролью? — тогда они впервые столкнулись с Хань Ютином, о котором по колледжу ходили самые разные легенды. Юньлань захлопнул рот так резко, что клацнул челюстями, а Чжи-Чжи просто испугалась, никак не ожидала, что проходивший мимо и лишь заочно знакомый капитан остановится посреди аллеи, чтобы с ними заговорить. — До конца жизни бегать с чемоданчиком на подхвате? Торчать за спинами тех, кого за твою работу, твои бессонные ночи, твои изобретательные способы решения проблемы, буду осыпать лаврами? Этого ты хочешь, курсант? Стать тенью?

Юньлань молчал. Чжи-Чжи про себя молилась, чтобы он молчал и дальше.

 — Я так скажу, — не дождавшись ответа, продолжил Хань Ютин. — Юридические корочки еще никому хуже не сделали. Криминалистика никогда никуда не денется, всегда будет рядом, на втором плане, где можешь застрять и ты, но если тебя действительно устраивает подобный расклад, то проблемы в этом нет.

Посчитав разговор оконченным, капитан Хань отправился дальше по своим преподавательским делам, а Юньлань, скорее для проформы, выдал пару скомканных предложений лишь, когда они уже добрались до учебного корпуса.

 — Вот об этом я и говорил, — фыркнул он, достав из кармана брюк пачку сигарет. — Нет спасения от этих борзых следаков.

 — Он трасолог, — поправила Чжи-Чжи. — И нам повезет, если его поставят нам.

 — Трасолог, — повторил Юньлань, явно не услышавший за собственными мыслями второй фразы. — Трасолог с юридической коркой.

На первом вводном занятии следственных курсов пересекшая порог аудитории Чжи-Чжи совершенно не удивилась сидевшему на предпоследней парте у окна Юньланю. И даже нашла в себе силы подстебнуть его один единственный раз. Заводился он всегда с пол-оборота, а иметь дело с принцем Чжао без настроения — то еще удовольствие. Чжан Лян и Ци У подпишутся кровью под этим утверждением.

Суть пафосных монологов, нечаянно подслушанных в курилке, более-менее открылась Чжи-Чжи только в начале этого курса, когда завертелась кутерьма с выбором научного руководителя и темы выпускной работы. Для нее это не было проблемой, еще в конце прошлого года она попросилась к капитану Ханю, и когда летом озвучила свой выбор отцу, в последнюю очередь ожидала от него отрицательной реакции.

 — Ему всего тридцать пять лет, — хмуро проворчал в чашку с супом отец.

 — При чем здесь это?

 — И много у тебя таких молодых преподавателей?

Разговоры с отцом всегда напоминали ей допросы, в которых комиссару полиции первого уровня Чжоу Шэну не было равных как минимум в трех соседних провинциях. Он отрицал предмет выбивания из подозреваемого согласия с обвинениями, он приводил человека к осознанному признанию через наводящие вопросы, либо, выслушивая ответы, не вяжущиеся с делом, убеждался в его невиновности. Чжоу Шэн заставлял думать, и Чжи-Чжи задумалась.

 — Нет, — неуверенно ответила она. — Все штатные преподаватели уже отстранены от оперативной деятельности по возрастным причинам, — отец благосклонно кивнул. — Только приглашенные практики достаточно молоды. Капитан Хань же работает с выпускниками и ведет лекции.

 — Его отстранили от работы семь лет назад, — сухо проговорил отец. — По веским причинам. Думаю, ты слышала некоторые истории о нем.

Чжи-Чжи слышала, но не верила. Думала, злые языки от скуки и безделья выдумывают небылицы.

Хань Ютин с блеском окончил их родной колледж, считался перспективным сотрудником, руководство в полном составе пророчило ему громкую карьеру и совсем не ожидало, что выпестованный птенчик так скоро вернется в гнездо. Ютину вроде как не повезло влезть в разборки местных банд, а, покопавшись в них, он нащупал самые опасные нити в работе полицейского. Возможно, если бы тогда он бросил их, то дослужился уже до майорской звезды, но тогда еще слишком амбициозный борец за справедливость старший лейтенант Хань открыл охоту на «оборотней».

Охота увенчалась успехом. Согласно байкам, в тот год многие головы полетели с плеч. Ханю навесили капитанских звезд на погоны, а спустя полгода сослали добровольно-принудительно обратно в колледж по неофициальной причине неблагонадежности. Ведь он поступил несколько неэтично по меркам рядового блюстителя буквы закона. Он «охотился» в запрещенной зоне, пусть и успешно, но закрыть глаза на то, что он вершил в общем благие дела из-под преступного крыла, начальство не смогло. Этого ему не простили, и теперь отец обоснованно боялся, что тень, павшая на Хань Ютина, заденет и Чжи-Чжи. Только она не собиралась отступать.

 — Он отличный специалист, папа. С ним приятно работать. Меня интересует трасология в целом и его методы в частности. Я вижу себя в этом направлении. Не переживай.

 — Я предупредил тебя о возможных сложностях.

На том и порешили.

Все уже разошлись от доски со списками выпускных тем, располагавшихся напротив имен курсантов и их руководителей, а Юньлань никак не мог оторвать взгляд от собственного имени. Даже пальцем в него потыкал.

 — Чжи-Чжи, я разучился читать, — фыркнул он, когда та потянула его за рукав. Опаздывать к дедушке Цаю — последнее дело. Выпускников он драл посильнее, чем первогодок.

 — Курсант — Чжао Юньлань. Руководитель — Хань Ютин. Тема — совершенствование методики расследования коррупционных преступлений. Не думала, что ты подашься в экономику… — сама Чжи-Чжи после разговора с Ютином решила не мудрить и просто разобрать различные трасологические приемы и возможно добавить к ним что-то свое. По ситуации.

 — Поздравляю, Чжоу Юньчжи. Ты тоже разучилась читать.

 — Потом разберешься. Пошли уже!

Тот, мрачно кивнув, повиновался.

И насколько могла судить Чжи-Чжи, на текущий момент Юньлань с капитаном явно решили все спорные моменты. Ну, или их решил сам Хань, просто поставив Юньланя перед фактом. В любом случае, оба были довольны.

Ютин, докурив сигарету, потребовал от Чжи-Чжи устный отчет о проделанной за две недели работе и, внимательно выслушав, выставил вон. От того, чем занимался Юньлань, ее будто бы упорно берегли. Но Чжи-Чжи не была дурой, да и слухи ходили. Утренние слова Лао Куна — прямое тому доказательство. Юньлань явно лепил свою работу на основе прошлых дел Хань Ютина. И Чжи-Чжи волновало только одно — адекватно ли этот балбес оценивал опасность подобных азартных глупостей для своей будущей карьеры? Говорил ли с ним об этом сам Хань? Наверняка, говорил, но вряд ли Юньлань его услышал.

В последние недели июня местные жители старались после полуночи не покидать дома, опасались наткнуться на спущенных с поводка выпускников местных образовательных заведений. Справедливости ради стоит отметить, что администрация упомянутых заведений всеми силами старалась минимизировать ущерб через внеплановые полевые сборы и культмассовые поездки километров за пятьдесят от городской черты.

Кое-как отвязавшись от прилипших сокурсниц, убеждавших, что нет ничего лучше, чем забраться в теплую вечернюю водичку, и желательно бы еще не одним, а с парнями (уже покончившими с установкой палаток под руководством отважного Хань Ютина и совсем размякшего и отпустившего все поводья по окончании аттестационного периода дедушки Цая,, Чжи-Чжи окинула внимательным взглядом нависший обрывистый берег. Куда же забрался этот подотставший и слившийся с работы раздолбай? Слева в кустах мелькнул рыжеватый огонек. Вот и нашелся главный халявщик.

Стянув под шумок из общей кучи пару пачек с орешками, она под внимательным взглядом капитана Ханя неторопливо направилась к тропинке, уводящей прочь от небольшого каменистого пляжика.

 — Скажи мне, что он не подговорил никакого Чэн Ина или еще кого-нибудь приехать и забрать вас в город, — строго высказали ее спине.

 — Вроде бы не собирался, но если что, буду громко кричать, — отрапортовала она, развернувшись и полушутливо отдав честь.

Юньлань в ее сторону и головы не повернул, даже когда Чжи-Чжи уселась рядом с ним на землю, успевшую прилично остыть за пару часов сгустившихся сумерек.

 — Ютин переживает, что ты собрался свалить.

 — Не собрался.

Последние месяцы настроение у него было паршивей некуда, а у Чжи-Чжи никак не получалось вычислить причину этой внезапной хандры. Вернее будет сказать, она не могла разобраться в конкретных причинах, из-за которых была вынуждена лицезреть перманентно недовольную морду. В общем-то она прекрасно понимала, чего он такой дерганный стал.

 — Холодно сидеть, — пожаловалась она, неловко поерзав на месте.

Юньлань глянул на нее искоса, возможно, закатил глаза в полумраке, едва-едва рассеиваемом тлеющей сигаретой, было толком и не увидеть, а потом опустил согнутую в колене ногу, вздохнул, как, бывало, вздыхал дедушка Цай, когда они тупили всем курсом, и похлопал себя ладонью по бедру.

Чжи-Чжи второе приглашение не требовалось. Она мгновенно подскочила и плюхнулась на любезно подставленные коленки. Без какого-либо стеснения или смущения. Они давно друг друга знали. И можно даже сказать, Чжи-Чжи в какой-то степени выгодно упрощала ему жизнь с того самого момента, как спасла на какой-то тихушной попойке еще в начале первого курса, когда Юньлань чуть не угодил в лапы девчонки, которая по классификации, сформированной лично Чжоу Юньчжи, явилась в колледж не по зову сердца и стремлению к высокой морали или за знаниями, а за выгодной партией. Тогда он по доброте душевной был вытащен из коварных лап, посвящен в классификацию и больше на такое не велся. Зато все посчитали, что генеральская дочка забила себе сынка важной правительственной шишки. Стоит отметить, что ни генеральская дочка, ни сынок высокопоставленного чиновника особо по этому поводу не расстроились, наоборот посчитали подарком судьбы и продолжили каждый заниматься своим делом.

— Ты можешь не елозить туда-сюда, а? — недовольно проворчали ей в самое ухо.

 — Ага, уже чувствую, как ты рад меня видеть. Лань-Лань, а, Лань-Лань, не стыдно тебе?

 — Не стыдно, — он запустил руку в карман, аккурат ей под задницу, а потом швырнул что-то тяжелое Чжи-Чжи на ноги.

 — Эй, больно! — она инстинктивно вцепилась в предмет и остолбенела от знакомой холодной тяжести в руках. — Где ты это взял?! — она резко вскинула руки к лицу, надеясь разглядеть модель оружия. — Это оттуда, откуда я думаю? Ты что, опять? Ютин тебя по плацу размажет тонким слоем! Ты соображаешь, вообще? Что это? Чей он, Юньлань?

 — Да, не ори ты так. Он коллекционный. Девятьсот одиннадцатый кольт. Эмка. Ли Мин умудрился забыть его у меня в рюкзаке, когда катались.

 — И какого хрена ты притащил его сюда?!

 — Захотелось.

Чжи-Чжи закрыла глаза и медленно досчитала до десяти, чтобы как-то усмирить желание разбить ему башку увесистой рукоятью пистолета.

 — Ютин же просил тебя не лезть…

 — Я и не лезу. Это случайность.

* * *

Кое-какая случайность приключилась с ними в начале этого года. Чжи-Чжи было откровенно паршиво, до отбоя оставалось минут двадцать и единственное, о чем она могла думать, так это о том, что ни за что не останется в комнате с девчонками, да и, вообще, на территории кампуса.

Стрелой пролетев КПП мужского общежития, начисто проигнорировав завопившего ей вслед Лао Куна, она взбежала на второй этаж, проплутала по коридорам и без стука толкнула дверь с намалеванным белой краской подмигивающим смайликом.

Ци У, зарычав, замотался в простыню. Чжан Лян подавился соком.

Юньлань же, скрючившийся на своем втором ярусе над какими-то распечатками с ручкой в зубах, промямлил:

 — Я ничего не успел сделать. Эти двое подтвердят.

 — А сейчас сделаешь, — фыркнула Чжи-Чжи. — Я хочу свалить куда-нибудь. На всю ночь. Давай, поднимай задницу.

Юньлань поднял на нее взгляд, вынул изо рта ручку и бесцеремонно в нее запустил. Ручка ударилась в живот.

 — Не призрак и не мерещится, — заключил он.

 — С хера ли, ты все еще сидишь, а? — на глаза наворачивались предательские слезы, которые она меньше всего хотела проливать.

Ну, почему… Почему эти парни такие тупые-то? Даже когда они просто надоедливые, но претендующие на звание хороших друзей, как тот же Юньлань?

 — Блядь, да ладно… — слезы все же выступили в уголках глаз и, сорвавшись с ресниц, потекли по щекам. Юньлань, отбросив папку с листами, спрыгнул на пол и, уперев в лоб кулак, замер, не дойдя до нее шага. — Я же предупреждал тебя, что этот Чжао Дун редкостный долбоеб. Хорошо, если мое мнение для тебя не авторитетно, то поверила бы У-гэ.

Ци У яростно закивал головой из-за его спины:

 — Императрица, ну, ты что тут разводишь сырость? Хочешь, мы устроим ему интересный вечер?

 — Нет, — фыркнула Чжи-Чжи. — Я сама. Просто сейчас я хочу…

 — Мы с тобой можем остаться с здесь. Устроить «девчачьи» посиделки. А эти двое где-нибудь перекантуются.

 — Э! — раздался негодующий вопль со стороны кровати Чжан Ляна. Юньлань коротко обернулся, и вопль умолк.

 — Нет, — тверже повторила Чжи-Чжи. — Я хочу куда-нибудь в другое место. Все равно. Черт возьми, неужели, мне не посчастливилось угодить в тот вечер, когда ты не собираешься сваливать на свои ночные прохваты по городу, или как оно у вас называется?

 — Сначала она часами поучает, что нужно быть приличным человеком, а потом выдает такое.

 — Если не хочешь, то и не надо. Я пошла.

 — Эй-эй-эй, — она только и успела, что развернуться, как Юньлань сцапал ее за оба запястья. — Не психуй. Дай мне сообразить, как нарушить правила и не испортить репутацию генеральской дочке.

 — Забей на это.

 — Вот сложно тебе было прийти чуть пораньше, чтобы мы успели выйти через ворота, как нормальные люди, а? — Юньлань окинул хмурым взглядом мерно тикавшие на стене часы.

 — Я все еще могу уйти и не создавать тебе проблемы.

 — Закрой рот и не раздражай меня, — Юньлань рывком открыл шкаф и, вытащив оттуда кожаную куртку и свитер, бросил первую Чжи-Чжи. — Надевай.

 — Не нужно. Я не замерзну, — Чжи-Чжи вывернула ворот толстовки, выставив напоказ теплую флисовую подкладку.

 — Не замерзнешь, но о проволоку обдерешься, как миленькая. Опыта маловато.

 — Какую проволоку?

 — Колючую. Втихую ночью свалить из кампуса — не самая простая задачка. Хотя откуда об этом знать милым отличницам, — рассмеялся Юньлань и, помедитировав над внутренностями шкафа еще несколько секунд, швырнул ей же мотоциклетные перчатки.

У Чжи-Чжи нещадно отмерзали уши и пальцы, которыми она судорожно вцеплялась в Юньланев свитер. Хоть его новый мотоцикл и был намного удобней предыдущего, стиль езды остался прежним. Юньлань в ответ на ее нападки говорил, что водит аккуратней некуда, и попробовала бы она с Чэн Ином поездить. Объективно говоря, Чжи-Чжи ни с кем бы не хотела ездить, но иногда не оставалось выбора. Ощутив, как невидимая сила начинает постепенно спихивать ее ближе к Юньланю, Чжи-Чжи сообразила, что они добрались до еще одного перекрестка. Еле-еле уговорив себя на пару секунд отпустить свою хлипкую опору, она хлопнула его по правой руке. На двух предыдущих перекрестках они поворачивали налево. Это была своеобразная игра. Раз уж Чжи-Чжи так и не смогла внятно объяснить, куда она хочет, ими было решено позволить судьбе разобраться с этим вопросом.

Это был третий поворот, который значил, что они остановятся в каком-то из баров на этой улице. На самом деле свой боевой запал Чжи-Чжи уже растеряла и была бы не прочь, если бы улочка оказалась спальной, и единственным заведением там был круглосуточный магазинчик.

Уголок глаза резануло фиолетовым неоном. Что ж, мечтать не вредно. Да и к тому же Юньлань определенно знал, куда ехал.

 — Слезай.

Задумавшись о том, какой же этот Чжао хитрожопый засранец, Чжи-Чжи не заметила, как они притормозили у довольно неприметной вывески, подсвеченной не кислотным флуоресцентом, а обычными лампами накаливания, раскрашенными в разные оттенки красного и оранжевого.

 — Где мы? — Чжи-Чжи наконец разжала руки на него талии.

Юньлань тут же соскочил с мотоцикла и принялся выпутываться из шлема. Сама Чжи-Чжи никуда не спешила, разглядывая потрепанное жизнью крыльцо и решетчатую деревянную дверь, из-за которой не раздавалось громкой музыки.

 — Поверь мне, тебе необязательно знать. Вообще, лучше не знать, — размыто ответил он, повесил шлем на сгиб локтя и протянул ей руку. — Так, ты идешь?

 — Нас убьют? — спросила она, ухватившись за него и спрыгнув с мотоцикла.

 — Не должны, но ты лучше не отходи от меня далеко.

 — Это какая-то ваша байкерская тусовка?

 — Нет. Даже близко нет. Хуже. Не лезь ни во что, хорошо?

 — Это ты мне говоришь? — Чжи-Чжи чуть было в голос не рассмеялась.

 — Именно, и у меня есть для этого все основания, — Юньлань широко ухмыльнулся и толкнул дверь.

Взгляду Чжи-Чжи открылась полутемная комнатка. Вдоль правой стены протянулась барная стойка. Бармен вскинул голову, потревоженный светом уличного фонаря, прищурился, а потом отсалютовал рукой и вернулся к своему занятию. Юньлань приветственно кивнул в ответ, направившись прямо к нему.

Чжи-Чжи послушно держалась рядом, что не мешало ей с любопытством оглядываться. В помещении располагалось шесть квадратных столов, накрытых старыми клеенками, и только три из них были заняты. На каждом столе возвышался небольшой красный светильник, едва освещавший лица собравшихся мужчин.

 — Джин, виски, водка, — пробормотал бармен.

 — За рулем, — отмахнулся Юньлань, забравшись на высокий стул и грохнув о стойку шлемом.

 — Так, я тебе и не бутылку предлагаю, пацан. Кто с тобой?

 — Не по твою душу.

Наигранная перепалка между Юньланем и барменом Чжи-чжи решительно не интересовала. Она продолжала разглядывать помещение, опершись спиной о стойку. Что-то в гнетущей полутишине ее напрягало. Свербело в глубине сознания. Ухватись и поймешь. Из старого-старого радиоприемника, примостившегося на стеллаже в противоположном конце комнаты, раздавалась хриплые голоса, прерываемые подозрительно знакомыми шумящими помехами.

«Возвращаюсь…»

«Пробка километровая, откуда только едут в первом часу ночи…»

«Требуется помощь! Требуется помощь! Сяо Сунь захвати мой термос. Стоит возле лампы на столе…»

Мозг еще не успел сформировать мысль до конца, а сердце уже скакануло к гландам.

Чжао Юньлань, сукин ты сын!

 — Кстати, пацан, время ты выбрал херовое. Сегодня тут за главного муженек Сяо Цзэ-Цзэ. Виски на два пальца, господин Хань?

 — Позже, Лао Ван, — откликнулся откуда-то сбоку знакомый по лекциям голос.

Чжи-Чжи не успела испугаться, когда ее рванули под локоть в сторону выхода, только услышала, как зашипел сдернутый со стула за ухо Юньлань. Пизда им.

 — Ты совсем ебнулся?

Хань Ютин втащил обоих в узкий полуметровый переулок, Чжи-Чжи он выпустил, едва они спустились с крыльца. Юньланю закономерно светило куда большее и менее приятное.

 — Какого черта ты тут забыл? Отвечай, мать твою! — отпустив пострадавшее ухо, Ютин вцепился тому в свитер и ощутимо тряхнул.

 — Хочу понять, — процедил сквозь сжатые зубы Юньлань.

Он был выше Ютина на добрых полголовы и сомнительно обоснованно считал, что ему дозволено смотреть на неудачливого капитана сверху вниз. Да еще так смотреть, что Чжи-Чжи самой хотелось вмазать ему по наглой морде.

 — Что понять?

 — Как ты смог это сделать?

Не иначе, как от удивления Хань выпустил из рук вязаную ткань, отвернувшись, сделал мелкий шаг к стене соседнего дома, а в следующее мгновение, Чжи-Чжи не успела даже испугаться, стремительно развернулся и ударил того кулаком в лицо.

 — Вот так я это сделал, — тихим грудным голосом прошептал он, склонившись над рухнувшим на грязный асфальт от неожиданности Юньланем. — Осталось что-то непонятное? Еще пояснить?

Он снова ухватился за воротник потрепанного свитера и дернул его на себя, коротко взмахивая рукой.

 — Капитан Хань Ютин! — крик вырвался еще до того, как Чжи-Чжи поняла, что второй раз никого бить не будут.

— Словами этот борзый придурок не понимает, — отмахнулся Ютин, успокоившийся с той же стремительностью, с которой взбесился. Он перехватил Юньланя за шкирку и развернул лицом к ошалевшей от творившегося Чжи-Чжи. — Ладно, ты о себе, долбоеб, не думаешь, но ее ты нахрена притащил, а? Уверен, что она хочет своему папочке пенсию подпортить? На себя тебе насрать, на свою семью тоже. Так ты подумай о тех, кто с тобой носится, как с грудным младенцем. Хоть раз подумай, ты же вроде не совсем дурак, а.

Последнее предложение он произнес усталым, близким к печальному голосом, а затем, напоследок дернув Юньланя назад так, что он, не удержав равновесия, завалился на вовремя отставленные локти, выпрямился и ушел, не удостоив Чжи-Чжи и взглядом.

* * *

— Ты ж вроде не совсем дурак, — устало выдохнула Чжи-Чжи, бездумно взвешивая кольт в ладони.

После того инцидента у Юньланя остался крохотный шрам на нижней губе. Не знаешь где, так и не увидишь. Но Чжи-Чжи знала и помнила, как трясущимися руками утирала ему рукавом кровь с подбородка, как боялась снова сесть за ним на чертов мотоцикл. Она была впечатлена тем, что Юньлань нашел в себе силы зайти обратно в притон, а это, без сомнения, был именно он, забрать шлем и выйти назад с абсолютно непроницаемым выражением на лице. Ей тогда мерещилось, что от него несло спиртом. В голове бился один и тот же вопрос, который она, в прочем, и озвучила: "У тебя точно нет сотрясения?".

Чтобы было сотрясение, нужно чему-то сотрясаться, что тогда, что сейчас гундел на подкорке недовольным голосом призрак Хань Ютина.

В ответ на ее фразу Юньлань пожал плечами, плавно выдохнув облачко дыма.

 — Дай мне, хочу, — вообще Чжи-Чжи к сигаретам относилась отрицательно, но иногда ее тоже тянуло найти успокоение в никотине, как сейчас, после того как на ум пришел тот эпизод в обоссанном переулке.

К тому же, иногда она баловала себя их небольшим ритуалом.

Юньлань дотянул до фильтра, затушил окурок о песок, а потом сжал Чжи-Чжи затылок, удерживая ей голову, и выпустил дым, скопившийся в легких, в заранее открытый рот.

Часто ли это перерастало в полноценный поцелуй? М-м, в десяти случаях из десяти. Но, важно отметить, что дальше первой базы они так ни разу и не дошли. Хотя весь курс считал по-другому, что, естественно, смешило.

Вспоминая о том, как они первый и последний раз попытались эту первую базу пересечь, оба давились неловким хохотом. Она тогда выловила его на каком-то мотоквартирнике. Дело было в конце первого курса, когда в зеркале Чжи-Чжи видела лишь отличницу учебы, службы и поведения, за чьей спиной маячило и бесило до обкусанных губ огромное черной пятно по имени Чжао Юньлань, которому было плевать на все. Во всяком случае, он активно создавал эту видимость для всех, кто не заглядывал в его табель. Иногда ей даже казалось, что он даже находил какое-то извращенное удовольствие в мерзком шипении о «папиных заслугах, освещавших сыночке жизнь».

До того квартирника Юньлань был для нее закрытой книгой, темной лошадкой и самой большой проблемой.

В памяти до сих пор хранилось его в миг протрезвевшее и изменившееся лицо, когда Чэн Ин ввел Чжи-Чжи в тесную гостиную, забитую незнакомыми парнями и девушками до такой степени, что и ступить было негде.

Весь вечер он охранял ее от развратных игр на выпивку и раздевание, ворчал, что она нахрен испортила ему праздник и разве что в сортир за собой не таскал. На любые вопросы он отвечал встречным: как она его нашла, кто сдал ей время и место?

Уж этого она сказать не могла ни тогда, ни сейчас.

Когда под утро все начали разбредаться, кто по домам, кто продолжать где-то еще, Юньлань выбил им единственную спальню, остро ухмылялся на все возражения, не проронив ни слова, запер перед возмущенными подобной наглостью друзьями дверь. Много позже признался, что половину этих друзей видел впервые в жизни.

Чжи-Чжи редко пила. Пару раз с девчонками в комнате и иногда с ними же в увалах. В тот момент ее не немного развезло, образ отличницы неумолимо ускользал. Перед глазами стояла сцена, как в углу между диваном и окном зажималась парочка. Девушка сидела на коленях парня, обхватив его руками за шею. Кроме Чжи-Чжи на них, наверное, и внимания никто не обращал, но она смотрела долго. Ужасно мучительно долго, пока смущением ей не обожгло даже внутренности, когда парень, проскользив рукой по рукой девичьей спине, скользнул ладонью прямо за тугой пояс джинсов, сжав задницу. Чжи-Чжи моментально отвернулась, уставившись пустым взглядом куда-то сквозь собравшихся людей. В голове билась единственная глупая недостойная мысль, что она хочет так же. Остатки пива в картонном стаканчике она опрокинула в себя залпом, твердо решив, что если представится шанс — она не отступится. Чжи-Чжи всегда добивалась намеченных целей.

И вот шанс представился.

Юньлань щелкнул не слишком надёжным замком межкомнатной двери, игнорируя Чжи-Чжи, прошел к кровати и повалился ничком, сразу же замотавшись в одеяло.

Отдавшись приятному шуму в голове, она забралась на кровать с другой стороны и, поколебавшись ничтожную секунду, все-таки протянула руку и, крепко, чтобы не передумать, сжав его плечо, потянула на себя.

— Ну что тебе еще от меня надо, а?

Обычно его блядские интонации изнеженного мальчика ее бесили, но тогда она видимо их просто не заметила.

 — Императрица?

Дурацкая кличка, которой она обязана проклятущему Чжан Ляну. Наверное, главному сплетнику их взвода. Ни одна девчонка с ним и рядом не валялась в искусстве услышать то, что не надо, и переиграть услышанное на двадцать ладов.

Императрица и Наследный принц.

У него родинка на губе. На своей памяти Чжи-Чжи такое видела впервые.

 — Эй, ты че удума-а…

Не то чтобы это был первый поцелуй в жизнь Чжи-Чжи, если, конечно, брать в расчет робкие облизывания на выпускном в старшей школе. Но красиво, как в мелодраме, не получилось. Она врезалась лбом Юньланю в бровь. Хотя, возможно, это произошло на ее же удачу, потому что он заворчал что-то невнятное, приоткрыв рот, а большего Чжи-Чжи и не было нужно.

Окончательную победу она мысленно отпраздновала, когда сведенные плечи под ее руками расслабились, а уже через мгновение ее подмяли под себя.

 — Госпожа Чжоу, не ты ли меня поучала не вестись на женские приставания? Ты когда успела нажраться, бля?

 — Я не успела. И я трезво осознаю то, что кроме неловкого секса между нами ничего не может быть, потому что верно, курсант, я же тебя и поучала не вестись на теплые ладошки, пробирающиеся к твоему члену. У тебя нет резинки?

 — Есть рез… Так, стоп.

 — Выпил столько, что не встает, или несчастная Чжоу Юньчжи недостаточно хороша для принца Чжао?

Возможно, Чжи-Чжи начинала понимать, какую прелесть однокурсницы находили в таскании парней за нос вокруг себя. Это действительно занимательно и будоражаще до колотящегося под гландами сердца и мурашек вдоль позвоночника.

 — Хочешь шутку? — Юньлань вздохнул тяжело, словно стоял перед полоскавшим его за мыслимые и немыслимые проступки полковником Цаем. — Я бы, конечно, не против. Но после этого все точно пойдет по пизде. Тебе это надо?

Наверное, какая-нибудь другая девушка на месте глупенькой и недалекой Чжи-чжи как-нибудь нежненько заломала его локтем за шею, притиснула бы к себе ногами за спину, и не стала бы размышлять о том, что «все точно пойдет по пизде». Но Чжи-чжи не какая-нибудь другая девушка, о чем она жалела всю свою жизнь с первых месячных и окончательного оформления первичных половых признаков.

 — Ты знаешь, что ты все портишь, а? — умудрившись согнуть колено, она пихнула им Юньланя в грудь, попутно с тоской подумав о том, что ее голень восхитительно легла бы ему на поясницу.

 — Знаю, слышу это последние десять лет моей жизни.

 — Сигареты остались?

 — Где-то были.

 — Научи меня.

Так зародились дымные поцелуи. Курить Чжи-Чжи не научилась и по сей день. Зато, возможно, какие-то мозги в непутевой Юньланевой голове были еще в тот далекий год поступления, потому что если бы тогда он повелся на ее теплую ладошку на своем бедре, то сегодняшней близкой к родственной связи между ними, куда более интимной, чем между ней и всеми ее парнями, в количестве аж двух штук, могло бы не существовать. И это стало бы огромной потерей в ее жизни.

— Чжао Юньлань, — торжественно возвестил близкий к мокрым щекам дедушка Цай. — Город Дракона. Департамент уголовного розыска. Отдел номер семь.

Зал полыхнул стройным ритмом аплодисментов, а у Чжи-Чжи опустились руки и чуть не уплыл из-под задницы стул. Она с ужасом наблюдала за тем, как ровная спина внезапно стала еще ровней, а шаг — чеканней, словно в первых рядах на майских строевых. Не знала даже которые небеса благодарить за то, что он отреагировал именно так, а не запутался в ногах и не навернулся на трех ступеньках лестницы по пути к сцене со столом кафедрального клерка, раздававшего распределительные письма

.

Он даже не успел спуститься со сцены, а Чжи-чжи уже услышала, как побежала по рядам рябь:

 — Не удивительно…

 — Да ладно, кто-то ждал чего-то другого…

 — Божечки, да не смешите меня!..

 — Юньчжи, чего ты тормозишь?! — сидевшая слева Ли Сян, врезала ей каблуком в лодыжку.

И Чжи-чжи спустилась с небес на землю, подорвавшись со стула.

 — …кона. Департамент уголовного розыска. Отдел номер семь.

Они встретились на середине прохода. О, она готова поставить все пять лет зубрежки против того, что никогда не видела столь быстрого изменения взгляда от полной безнадеги до опасливой надежды.

 — Поди думал, что легко от меня отделаешься? — прошептала одними губами, не замедлив шага.

 — Даже не надеялся, — донеслось в спину.

Хань Ютин, передав ей из рук декана конверт, едва сдерживал смех:

 — Сочувствую.

 — Мне или ему?

 — Городу Дракона.

Позже ночью Чжи-чжи без оглядки на совесть и субординацию напомнит ему, как он трясся на защите, когда Юньлань, который все-таки не был совсем идиотом и прекрасно осознавал, чем завершится его предприятие, вежливо издевался над комиссией. Ютин тогда, чуть не переломав себе пальцы, шепотом обещал свернуть придурку шею, пока Чжи-Чжи пыталась осознать, что за безобидной экономической темой выпускной работы, которую Лань-лань первые месяцы костерил на чем свет стоит, скрывались вовсе не хищения бюджетных денежных средств лицами, приближенными к власти, а пиздец. Пиздец, имя которому оборотничество. То, за что перспективную звездочку Хань Ютина досрочно сослали в преподаватели. Честно говоря, Чжи-чжи тогда захотелось свернуть шеи обоим. Ну ладно Юньлань, этот рожден под дебильной звездой, но чем думал Ютин, с чьей легкой руки они и вляпались в это дерьмо. Хотя Чжи-чжи хорошо помнила, как эта легкая рука оставила на губе придурка шрам.

Саму попойку после церемонии они пережили кое-как. Нет, поначалу все было неплохо, но на втором ящике пива говно все-таки полезло. Распределение — беспощадная вещь. Когда ее и Юньланя забросило в относительный центр, кто-то вынужден уехать в такие горные ебеня, где едва ли ступала нога человека со смартфоном. И что естественно, этот кто-то был недоволен. А кто страдал от его недовольства? Правильно, тот кто отдал бы свой вылизанный обожаемый мотоцикл за возможность отправиться в горные ебеня, а не пресловутый центр, «к папочке под крылышко, еще и телку с собой прихватив».

Чжи-чжи всегда считала себя сдержанным человеком, несла груз старосты курса пять тяжелых лет, но в тот день она справедливо сняла с себя все ограничители. Потому что, как сказал декан, последний вечер они еще могли побыть детьми, но уже через пару дней отправятся в места назначения, а через пару месяцев их жизнь уже никогда не станет столь беззаботной.

Поэтому, прежде чем кто-то успел опомниться, она схватила дернувшегося с определенными намерениями Юньланя за шкирку одной рукой, а второй с размаху запустила тупоголовому пидорасу стакан с пивом в самую морду, чтобы заодно продезинфицировать возможные порезы. Для понимания того, насколько с ее стороны это был смертоносный жест, стоит упомянуть, что на протяжении пяти лет в нормативе по метанию гранаты она была лучшей, в том числе среди юношей.

А потом она утащила Лань-ланя курить, потому что разговаривать с долбоебами — занятие бесполезное. Да и наговорятся еще за целую карьеру-то, известна ведь истина, что лица адекватные редко посещают допросную.

 — Ты его ослепить могла, ты в курсе?

 — Я целилась в нос. И в каких ебенях города находится этот отдел номер семь?

 — Промзона. Не такие уж ебеня на самом деле.

 — Контингент?

 — Висельники, карманники и наркоманы.

 — М-м, как интересно.

 — Сам дождаться не могу.

 — Не психуй. Вот признайся честно, ты чего-то другого ждал?

 — Ждал.

 — Ой, блядь.

 — По крайней мере надеялся, что он не станет действовать настолько в лоб.

Лично Чжи-чжи никогда не видела всесущего и всемогущего Чжао старшего, но наслышана была прилично. Вскользь о нем упоминалось, под грифом секретно, на коротком курсе о другой стороне, объясняющем, какие дела ни в коем случае нельзя оставлять в рядовом участке, а в срочном порядке требуется передать в нужную инстанцию. Лань-лань на курс забил основательно, потому что, видите ли, сам может рассказать про «эту хрень» раз в десять больше, чем сжато выдали им. Чжи-чжи в этом не сомневалась. Вообще-то, они знали друг о друге все: она — про мать и сложное во всех отношениях детство; он — про проблемы с выполнением дочернего долга и давление со стороны матери и правильных, соответствующих женским стандартам сестер.

Скажи Чжи-Чжи кто-нибудь на первом курсе, что она после выпуска будет радоваться тому, что длинные правительственные руки пропихнут ее в один отдел с Юньланем, она б этого кого-то лично отконвоировала в медчасть, ибо тот явно не в себе.

А вот же, сидит на узком бордюрчике перед рестораном и старательно гонит от себя мысль, что Юньлань не зря зовет отца «хитрым старым лисом», потому что это действительно так. Хрен бы он куда поехал один, хрен бы он вернулся в родной город, даже под угрозой проблем из-за нарушения распределительного контракта, но бросит ли он Чжи-чжи? Вообще-то, в реальности их ничего не связывает. Кроме пятилетних ссор, разборок, дымных поцелуев и редких общих слез. Пустяки ведь, но…

Рано тебе, Чжи-чжи, быть умной. Очень рано. Ситуацию спас, потерявший их Ци У, который видимо тоже не хотел торчать среди долбоебов раньше времени.

* * *

Хань Ютин всегда производил впечатление человека ироничного, в меру сурового, спокойного, такого с толку легко не собьешь, и котикам в подворотне он умиляться точно не станет, но, провожая их на перроне, он как-то весь внезапно обмяк внутренне, и так хорошо это читалась в его взгляде, что у Чжи-чжи подгибались коленки.

 — Я вас умоляю, об одном прошу — не налажайте. Ты в особенности, — он ткнул в плечо изо всех сил пытавшегося не заржать Лань-ланя. — Помните, чему вас тут учили. Помните, чему учил вас я. Трасология — это не просто набор методов для поимки идиотов. Трасология — это наука о верном пути к требуемому результату. Не теряйте этот путь. Никогда.

 — Закончил с соплями?

 — Рот закрой, — сказали в унисон.

Юньлань только расхохотался, отгораживаясь от них шлемом. Все великие боги, как же сильно, как же невозможно одна конкретная Чжоу Юньчжи будет по всему этому скучать.

Но это позже, сейчас она должна в первую очередь разобраться, какого хрена этот придурок стоял на перроне со шлемом на локте и рюкзаком за плечами. Где все его шмотки?

 — Да, здрасьте! Дешевле закинуть сумки в багаж, чем организовывать перевозку Электрички, которую я сам могу пригнать!

 — Я не потащу твои вещи! Ты охренел совсем?!

 — Я окажусь в городе раньше тебя и встречу, ало!

 — Да, если не разъебешься на своем блядском мотоцикле! Почему его не может пригнать какой-нибудь придурочный Чэн Ин?

 — Уймись, императрица. Если буду опаздывать, найду того, кто заберет тебя с вокзала.

 — Чжао Юньлань!..

Из-за неожиданного рывка она подавилась словами и больно столкнулась лбом с Лань-ланем. Под форменной преподавательской курткой у Ютина бешено колотилось сердце.

 — Дурные вы, какие же вы еще дурные, а.

 — Эй, я запомнил, что трасология — светлый путь в счастливое будущее.

Чжи-чжи с размаху всадила ему кулак в самое солнышко. Прав капитан Хань, словами этот баран ничего не понимает.

По прибытии на место и после знакомства с командой им выделили куратора, бойкую следовательницу, главную по культурно-массовым мероприятиям. Юньлань мерзко шипел из-за спины, что это будущее Чжи-чжи, та, наигранно и незаметно отмахнувшись, без всякого стыда заехала ему ладонью по яйцам, продолжая внимательно слушать госпожу Бо.

 — Вообще-то, мы готовили лишь одну квартиру и никак не думали, что к нам направят двух выпускников, еще и… — госпожа Бо многозначительно замолчала, окинув их особым намекающим взглядом.

Чжи-чжи вздохнула, главное — не дать придурку вставить слово и все испортить:

 — Ничего страшного, мы комфортно уживемся на одной территории.

 — Вы… — еще одна многозначительная пауза.

 — Нет, мы не встречаемся, не помолвлены и не собираемся. По крайней мере, друг с другом.

 — Там одна кровать, — обреченно сообщила госпожа Бо. — Сяо Чжао ведь вроде местный, может быть, рациональней ему вернуться к семье?

Передернуло обоих.

 — Нет необходимости.

 — Я не привередливый, на коврике посплю.

 — С первой зарплаты купим ему диван.

 — В квартире есть диван, — вздохнула госпожа.

 — Тогда у нас нет проблем, — Чжи-чжи затылком чувствовала его устрашающе широкую улыбку.

Служба началась с тотального осознания, что бумажная работа в университете ни коим разом не составляла конкуренцию той, которая ждала их в настоящем отделе, а некоторых пациентов, регулярно стучащих на личностей, вообще, не существует, хочется пристрелить на месте, потому что произвести выезд на место происшествия ты обязан

А еще реальные всамделишные случаи часто и близко не стоят с теми, в которые они встревали на регулярных семестровых практиках и которые разыгрывали на учебных полигонах.

Про наркоманов в промзоне Юньлань не соврал, заброшенные места притягивали подобный сброд, стремившийся потерять последнюю связь с реальностью. В первый же месяц в патруле они наткнулись на группу студентов, окруживших заморыша-дилера. Явно новичка, потому что при появлении полицейской машины, он сперва попытался откупиться и сунуть бабло до того, как сопровождавший их капитан вышел из машины, что уже само по себе было ошибкой с его стороны. Машины просматривались и прослушивались. Ни один самый алчный обладатель погонов не возьмет протягиваемые в окно мятые купюры. Жизнь и погоны дороже сиюминутного заработка.

Когда капитан отпихнул грязную руку и выскочил из машины, чтобы задержать идиота, тот со страху воткнул ему в предплечье короткий нож и побежал. Все студенты из полицейских колледжей первые годы больше похожи на слишком умных борзых ищеек, чем на человеческих сотрудников, и рефлексы у них соответствующие, а если уж они подкрепляются точным регламентами действий в голове, то тут уже и рассказывать нечего.

Пока Чжи-чжи бросилась проверять, что там с капитаном, Юньлань кинулся за перепуганным мужиком.

И это было первое дело, за которое обоим влепили выговор, потому что отличник огневой подготовки, пополнивший зал славы колледжа тремя кубками национального первенства, Чжао Юньлань выкрикнул предупреждение, предупредительно выстрелил в воздух, прицелился и не нашел в себе силы нажать на спусковой крючок.

Вот вам и вбитые в голову регламенты.

Чжи-чжи так и нашла его в переулке, замершим в идеальной стойке со вскинутыми руками и совершенно пустым взглядом.

— Так бывает, — она честно пыталась с ним говорить, прекрасно зная, что это в большинстве случаев бесполезно. — В этом нет ничего особенного.

 — Чжи-чжи, — знала она эту поганейшую интонацию, — иди к черту.

Следующий подобный случай произошел через пару месяцев. Судмедэксперт, обрабатывавший рваную рану на голени подозреваемого, восторгался, как метко и чисто отработал Сяо Чжао: ни в кость, ни на вылет, всего лишь скользящая царапина, всегда бы так, идеально.

Дальше служба потекла почти легко и почти свободно, объем бумажной волокиты по-прежнему вгонял в тоску, но им повезло с относительно молодым коллективом, да и с охраняемой местностью: когда ты оторваться от компа не можешь из-за бесконечного переписывания бумажек, как-то не до размышлений о построении карьеры, которое может произойти благодаря какому-нибудь хитроумному серийному убийце.

Однако однажды по отделу поползли слухи сомнительного толка, и Чжи-чжи внезапно начали сторониться две молоденькие практикантки, а старшее начальство неодобрительно коситься.

И она долго не могла понять в чем проблема, даже пожаловалась Юньланю, на что тот пожал плечами и предложил забить, мало ли что там у кого в голове. Вот он лично вообще ничего странного не замечал.

Знала Чжи-чжи эти честные глаза и давным-давно уже этой честности не доверяла, как и "незаметной" ухмылке. Ее подозрения успешно подтвердились уже через пару дней. Дело шло к концу месяца, капитану на подпись нужно было сдать чертову кучу бумажек, чтобы закрыть период, а один конкретный Чжао Юньлань, которого от бумажек воротило, мазался, как мог, и Чжи-чжи, не растерявшая бульдожьей хватки старосты, пообещала курировавшей их госпоже Бо разобраться с паршивцем.

Юньлань нашелся в курилке в окружении полудюжины их сослуживцев. Чей-то полузнакомый голос спросил:

 — Сяо Чжао, ты точно не врешь, а? Она, что, реально такая? Иначе как вы с ней живете вообще?

 — Да с чего бы мне выдумывать, а? Или вы меня за мужика не считаете?

Наверное, судьба такая у Чжи-чжи — у курилок подслушивать, но, услышав знакомый голос с паскудненькими веселящимися искорками, она замерла под дверью и навострила уши.

 — Будь она по нашу сторону баррикад, разве б спал я на диване, м?

 — Да, капец, Сяо Чжао! Разве справедливо это? Что такие классные девки из-под носа уходят…туда вот…

 — Но, что поделать, такова суть вещей, — к веселью в голосе добавилась философская нотка. — И суть эту невозможно изменить.

И тут на Чжи-чжи медленно-медленно накатила волна осознания вместе с недавним диалогом, случившимся после очередной попытки склеить ее в патруле.

 — Лань-лань, ну вот вы почему такие охуевшие, а?

 — Кто мы?

 — Мужики.

 — А.

 — Ну так почему?

 — По природе своей. Случилось чего? — любила Чжи-чжи, когда включалось в нем вкрадчивое «за свое — уебу».

 — Да разнюхали, чья я дочурка и теперь, кто только не пытается набиться к генералу Чжоу Шэну в зятья. Или просто набиться куда-нибудь кем-нибудь. Или просто спросить, как папочка поживает.

 — А.

 — Че «а»?

 — Не тратьте нервы, императрица. Все решу. Максимально безболезненно.

Чжи-чжи тогда только хмыкнула, а он-то оказывается… Решил, блядь!

 — Чжао Юньлань, ты совсем берега попутал?! — сказать хотелось покрепче, но в помещении все-таки были люди старше по званию.

Лань-лань гордым петухом возвышался над в миг посеревшими мужиками из разных частей отдела:

 — А что я сделал?

На морде твоей написано, что ты сделал, шутник ебаный!

Хотелось сказать Чжи-чжи, но прорычала она в итоге другое:

 — В переговорную. Со мной. Все.

Ох уж сейчас она все им прояснит, так прояснит, что половина ослепнет нахрен.

 — Чего ты всем наговорил? — рявкнула она, захлопнув дверь узкого зала с доской.

По пути она прихватила еще несколько оперативников на, так сказать, внеплановое командообразование.

 — Правду, — ни секунды не раздумывая, выдал Лань-лань, аккуратно почти бочком подкрадываясь к ней. — И только правду.

 — Какую еще правду?! Ты че, додумался наврать, что я… — слово встало поперек глотки.

Лесбиянка. Этот придурок додумался пустить слушок, что она, мать его, лесбиянка. По ту сторону баррикад. Поэтому от нее теперь шарахаются девчонки, поэтому косится начальство. Чем он, блядь, думал? А если это до отца дойдет? Или до начальства отца? Помог, блядь! Решил проблему!

 — Ничего я не врал, — протянул он наигранно обиженно, а потом до того, как она успела среагировать, схватил на руку, подняв ее в верх, чтобы всем собравшимся было видно. — Я помню, что ты не хотела, чтобы в отделе знали о твоем статусе. И помню, что ты переживала, мол, подумают еще, что планируешь в декрет смотаться вместо честной работы на благо общества. Но из-за твоих небольших жалоб на интерес со стороны наших коллег, я решил взять инициативу в свои руки и, по возможности аккуратно намекнуть им, что ты давно уже занята. Помолвлена. — свободной рукой он указал на кольцо в нее на указательном пальце — материн подарок. — Просто носишь кольцо на неправильном пальце, чтобы опять же никто не догадался о наличии жениха, столь преданно тебя дожидающегося в родном городе. Эм, неужели, кто-то превратно понял мои намеки? Что ж, в таком случае, искренне прошу прощения.

Где-то на подсознательно уровне придурка хотелось одновременно убить и расцеловать, но на сознательном Чжи-чжи могла лишь ошарашенно переводить взгляд с него на стыдливо потупившуюся толпу и обратно.

Тем же днем перед Чжи-чжи все публично извинились, пожелали счастья и всего прочего, а она только стояла столбиком, улыбалась и кивала, так и не сумев решить, что лучше сделать с шибко умным Лань-ланем пристрелить или по головке погладить.

 — Скотина вы, лейтенант Чжао… — протянула она, опять же не без помощи спешившись с мотоцикла.

 — Это еще почему?

 — Что бы у тебя отвалилось, если бы ты меня предупредил?

 — Половина удовольствия от ситуации, как минимум.

 — А че тогда не сказал, что сам решил на мне жениться?

 — Издеваешься?! Я распиздяй, но не самоубийца!

Про себя Чжи-чжи решила, что обязательно переживет засранца и выбьет эту фразу на его надгробном камне.

В принципе, пока с министерства не спустился приказ о расформировании отдела, Чжи-чжи считала, что все в ее жизни прекрасно. Приказ свалился им на головы за месяц до весеннего фестиваля, через две недели пришли новые назначения. С самого приказа Юньланя было не видно и не слышно ни в участке, ни дома. Чжи-чжи знала эти затишья и знала, что ничего хорошего за ними не следовало.

— Куда тебя перевели? — как-то вечером она спросила в лоб.

Свое назначение Юньлань, подпалив сигаретой, сжег в тот же вечер, когда они их получили. Чжи-чжи еще материлась, что он чокнулся и насыпал пепла на подоконник .

 — Далеко.

 — Для человека, чье желание сбылось, ты не шибко радостный.

 — Не надо, Чжи-чжи. Не лезь.

 — Это отец…

 — Я попросил не лезть.

Конечно, без Чжао Синьцы ничего не обошлось. Чжи-чжи соображала достаточно, чтобы понимать это, но Юньланевская апатия резала ее без ножа, как и невозможность как-то на нее повлиять.

Перед тем, как разъехаться по домам на праздники, они всем отделом решили собраться и посидеть вечерок вместе. Так сказать, в последний раз. Попрощаться.

 — Ты, что, не пойдешь? — уже собранная Чжи-чжи осознала, что Юньлань даже не двинулся с кровати, где, свернувшись клубком, валялся с телефоном.

 — Не хочу.

 — Лань-лань, — она присела рядом, требовательно потормошила его за костлявое плечо. — Да что с тобой творится, черт возьми?!

 — Просто живот болит.

 — Так выпей какую-нибудь волшебную таблетку и пошли. Ребята не поймут, если я явлюсь без своей тени.

 — Не поможет никакая таблетка. Передавай им мои поклоны и вали уже.

 — Лань-лань…

Хотелось сказать: "Я же вижу, как тебя жрет там что-то заживо, а ты молчишь и терпишь, как малолетка желторотая". Хотелось наорать и хорошенько встряхнуть тщедушное тело. Разругаться так, чтобы месяц потом не разговаривать, но… Чжи-чжи выросла, а если он нет, то это его проблемы.

Посидеть по-человечески не удалось, мысли то и дело возвращались к ее персональному проклятью в виде одного конкретного идиота. Выскочив с девчонками на воздух, Чжи-чжи попыталась ему позвонить, заранее понимая, что не ответит. Однако, козел. А если бы с ней что-то случилось? Или, может быть, ее в сопли пьяную надо было забрать? И нет, то, что она пошла пить в компании целого отдела полицейских, ни капли его не оправдывало.

В зал вернулась только для того, чтобы попрощаться. Между ключиц свербило поганое чувство, намекавшее, что Чжи-чжи позорно что-то упускает, нечто настолько важное и такое столь очевидное и простое, как, например, на втором курсе, когда под новый год она убедила Юньланя съездить к отцу, а не торчать в кампусе.

Вообще, Чжи-чжи в той ситуации не считала себя прям виноватой-виноватой. Да, она судила по себе. Ее любили в семье, несмотря на то что, как старшая дочь, она подавала двум младшим сестрам хреновый пример своим своевольным решением заняться делом жизни отца. Да, мама иногда (невероятно часто) зудела над ухом по поводу жизненно необходимого удачного замужества, пугала тем, что Чжи-чжи упустит возраст, упустит момент и все такое прочее. Но в противовес ей всегда выступал отец, крепко обнимавший ее за плечи и весьма искренне интересовавшийся исключительно тем, как она осваивала учебные программы. Чжи-чжи не хотела думать, что в других семьях может быть по-другому или еще хуже, хотя Ци У и строил ей самые разные гримасы, когда она усиленно капала закопавшемуся во внутренности мотоцикла Лань-ланю на мозги. И он же, черт возьми, тогда согласился! Значит, что-то в нем хотело вернуться домой, в противном случае его и танком с места не смогли бы сдвинуть.

Она и сама не знала, что заставило ее полупьяную позвонить ему ближе к полуночи. Хотя нет, знала. Хотела удостовериться в своей правоте, мол, вот ты артачился, придурок, а я-то была права, как обычно, ну.

Вместо гула болтающих родственников на фоне, как было у нее, в трубке за его ленивыми интонациями гудел шум то ли ветра, то ли деревьев. Задумалась, потому что картинка не складывалась.

 — Чжоу Юньчжи! С Новым Годом! Много не пей. Я пошел.

 — Куда? — вопрос тупой, но он тогда здорово спас ситуацию.

 — Не знаю. Найду куда.

 — Ты… Вы… Блядь, ты где?

 — Город Дракона, сквер имени Основания национальной армии, четвертая аллея.

 — Вы поругались?..

 — С кем, Чжи-чжи?

Да. Он издевался. И, наверное, имел право.

 — С отцом.

 — Нет, — ну и какого хера он тогда по четвертым аллеями сквера имени Основания национальной армии шлялся?! — Мы даже не виделись и не увидимся. Работает человек. Даже в праздники.

 — Ты звонил ему?

 — Я идиот?

Ну, вообще-то, да, но…

 — Лань-лань, скажи нормально.

 — Да. Он не взял и на десятый раз.

 — Приезжай, — вырвалось.

Она даже совершенно девчачьим непроизвольным жестом вскинула ко рту ладонь. А потом оглянулась на кишащую людьми гостиную весьма внушительного особняка, где одних гостевых комнат было шесть штук против шести хозяйских спален, сгребла в кучу собственные силы и продолжила:

 — И не вздумай мне тут отказываться. Никто тебе не удивится. Мама всегда собирает дома не только толпу родственников, но и друзей. И дом наш на неделю минимум превращается в огромный хостел, где одни сменяются другими, а другие — третьими. Так что приезжай.

 — Чжи-Чжи…

 — Ты же на своем мотоцикле? К утру уже будешь здесь, может, раньше. До меня от Дракона едва ли пятьсот километров наскребется.

 — Пятьсот тридцать два.

М, кто-то не поленился залезть в карты.

 — Найди работающую заправку. Я буду тебя ждать. И всем расскажу, что ты приедешь. Только попробуй всех обломать. Тебя не простят. Лань-лань?

 — Ты чокнулась? Хочешь заставить меня всю ночь гнать по зимней трассе?

— А че, не хочешь попробовать? Даю тебе пять часов. Слабо?

 — Отбитая, блядь. Будешь носить по мне траур, если я влечу в какой-нибудь клен?

 — Едешь, значит. Все. Время пошло.

Будь она трезвая, никогда бы не выдумала этой херни. Сказала бы ему переночевать дома, а уже с утра найти попутку, может быть, даже какой-нибудь дежурный рейсовый автобус и добраться так, но подобные мысли пришли к ней только в четыре утра, когда большинство бурно отмечавших разбрелось по спальням, чтобы прикорнуть и после продолжить празднование. Юньлань позвонил ей почти два часа назад, когда остановился размять затекшие руки и спину, уточнил адрес. И с того момента больше ни привета, ни ответа. Чжи-чжи вертела в руках телефон, теряясь, стоит ли ей набрать его самой, или все равно не услышит за шумом двигателя, если телефон, к примеру, в рюкзаке, но если в кармане ближе к телу, то может почувствовать вибрацию. Набрала. И даже гудков не дождалась, сходу воткнувшись в монотонный голос, возвестивший о недоступности абонента.

Ну, пиздец. А если, правда, наебнется со своего ебучего мотоцикла?

Выхлебанный залпом бокал вина даже не почувствовался за адреналином, колотившим все тело крупной дрожью.

И вот когда она уже представляла, как прорыдает всего Ци У насквозь, зазвонил домофон.

На часах в коридоре пробило половину шестого. Замотанная в плед, даже не подумав переобуться из домашних мягких тапок, она кубарем скатилась по крыльцу, чуть не поскользнулась на схватившейся льдом дорожке, ведущей к калитке:

— Живой, — выдохнула она.

Юньлань, по всем признакам все же близкий к трупному окоченению, стоял, привалившись плечом к воротам, с очень жалким видом прижимая к груди шлем.

 — Не рада?

 — Пошли, — потянув его за руку, почти испугалась, что тот сейчас свалится.

 — Мот…

 — Потом. Не ссы, никто его не тронет у генеральского дома.

Следующий час ушел на то, чтобы отрыть в кладовке старые вещи отца, влить в Юньланя рюмку водки со стаканом горячего чая и выпереть его же в горячий душ. Слава богам, что все в доме спали и никто не подорвался на домофон.

Развесив по стульям насквозь мокрые рубашки и футболки, — он походу нацепил на себя все шмотки, какие только брал с собой, пытаясь согреться; ну да, зимой на трассе на скорости сто с лишним километров в час, вероятнее всего, дочерта холодно, — Чжи-чжи плюхнулась на пол у кровати, прислушиваясь к шуму воды в ванной.

Ну и что она натворила? А этот чем думал?

Н-да. Загрузилась так, что не заметила, как свет лампы, бивший в лицо, внезапно заслонила весьма определенная тощая фигура.

 — Сделай лицо попроще, Императрица. Часа четыре посплю и уеду.

Пару мгновений она тупо смотрела на него снизу вверх. Картина была нихера не внушительная: осунувшаяся морда, тени под глазами, ссутуленные плечи, — да и, вообще, вид такой, что вот, где стоит, там же сейчас и ляжет. Ну пиздец.

 — Не выдумывай, а. Ложись, — махнула рукой за спину в сторону кровати. — Доброе утро.

 — Ты…

 — Лань-лань, блядь, я ногти до мяса сгрызла. Заткнись, ложись и спи. Все нормально.

Послушался. Это ж надо. Настолько устал, что даже последнее слово оставил не за собой.

Как она и предполагала особых вопросов появление Лань-ланя ни у кого не вызвало, а уж с его вскоре разошедшейся болтливостью, тот и вовсе моментально влился. Мама, конечно, кидала на нее счастливые взгляды. Такие, что Юньлань в итоге не выдержал и зашипел ей на ухо, а не притащила ли она его сюда, чтобы прикрыться от матери, а? Пришлось разуверять, что любой парень, не связанный с ней кровным родством, автоматически рассматривается матерью в качестве желанного потенциального зятя. Хотя, в принципе, эксплуатировать его в этом плане, чтобы спасаться от нывшей матери — не такая уж и плохая идея.

И да, она этим беззастенчиво пользовалась все последующие годы.

 — Я вернулась, умирающий! И принесла тебе быстро завариваемой кашки, — тишина была ей ответом и темнота. — Лань-лань?

Он же обычно чутко спал. Матерился, даже если она всего лишь ночью в туалет вставала. Люстра ярко осветила смятую кровать, форму на плечиках на дверце шкафа, телефон с воткнутой зарядкой на тумбочке. Дверь в ванную была открыта и там явно никого не было. Зато не наблюдалось рюкзака и косухи в прихожей. Кататься свалил. И даже телефон не потрудился взять. Вот же сукин сын, а.

Только вот прошли сутки, а он так и не вернулся. И когда Чжи-чжи уже хотела бить тревогу, ей позвонил теперь уже бывший капитан.

 — Не лезьте в это, старший лейтенант Чжоу. Соблюдайте границы нашей юрисдикции.

Границы юрисдикции, говорите.

Что ж, значит, это то самое, о чем Юньлань никогда с ней не говорил. О чем никто никогда не смеет говорить.

Через несколько месяцев она встретила его случайно. Хотя ладно, не очень случайно. В конце-концов, не только Лань-лань был по жизни хитрым лисом.

В их профессии без чутья нельзя построить карьеры. В один из вечеров ноги просто привели ее в тот самый сквер имени Основания национальной армии, который Лань-лань по ни разу не высказанным причинам очень нежно любил.

Сперва она услышала рычащий шум мотоцикла. Очень знакомый. И почему-то она, когда пошла на звук, была уверена, что владелец этого мотоцикла тот самый, кого она очень аккуратно выискивала. Правда, не понятно для чего. Скорее всего, просто, чтобы в зубы дать. От души.

Чутье не подвело. Долговязую фигуру, вольготно раскинувшуюся на скамейке, конкретно одной Чжи-Чжи было сложно не признать.

— Мудак, — прошипела она, подкравшись неслышной поступью, и, святые небеса, это стоило того, как он чуть не навернулся в кусты.

Наверное, целую минуту они пялились друг на друга, словно встретившиеся в тесном проходе ослы.

 — Императрица, — прошепелявил он, растянув губы в ухмылке, да именно вот эти зубы у нее и чесались костяшки пересчитать.

 — Ты бессмертный, а?

 — У меня вариантов не было.

 — Не пизди.

 — Ты бы за мной увязалась.

 — Хм, и теперь мы здесь. Что у тебя там? — она только заметила папку, которую он обеими руками прижимал к груди.

— Основы эффективного менеджмента. На, посмотри, — и протянул ей.

А Чжи-чжи чуть не села на ровном месте: что это за сюр начался?

— Ты издеваешься? Ты ведь… — это было сложно произнести вслух, про ту сторону, темную, а Чжи-чжи думала, что у нее нет этого глупого страха.

Юньлань еще раз криво усмехнулся.

 — Кто меня сдал?

 — Я не дура, Лань-лань. И я кое-что о тебе знаю, верно?

 — Верно.

 — Я выхожу замуж.

 — Что?! — о, искренне ахуевание в голосе было приятно слышать.

 — Ничто. Дождался меня верный суженный. Построила карьеру, умница-красавица. Через месяц перевожусь на родину. Свадьба летом. Он какой-то дипломат-политик будем часто кататься туда-сюда.

 — Бля, но ты же хотела работать, нет?

 — Мне уже двадцать шесть, Лань-Лань, и я заебалась отбиваться от матери, а аргумент, до этого сдерживавший ее, кинул меня.

 — То есть, чтобы сохранить службу, в теории, это я должен был тебя окольцевать? — под дых ударило. Вот же ду-урной. А-а!

 — Упаси господь, меня бы посадили за убийство с отягощающими.

 — Ну, — смотрел себе под ноги; погано, Чжи-чжи хотела бы видеть его глаза. — Иногда, сколько не сопротивляйся, сколько не борись с потоком, течение вынесет тебя туда, где ты действительно должен быть. Даже если тебе это не нравится.

Философ, блядь. Молча развернувшись, Чжи-чжи пошла прочь, про себя молившись, как последняя тупая девчонка-подросток, чтобы позвал, чтобы побежал следом и сцапал за руку, чтобы она могла с разворота другим кулаком дать ему в морду, а потом уже помочь.

Потому что ему нужна помощь. Чжи-чжи видела это. Знала. Чувствовала даже, если уж быть совсем честной. Нельзя перестать отмечать самые мелкие черты человека, считывать мимику, когда ты этому сначала пять лет училась, а потом больше года жила с ним на одних квадратных метрах.

Лань-лань с места не сдвинулся, слова даже вслед не сказал.

Вот же упрямый, горделивый пидорас.

Ну и пусть теперь сам мучается, он уже давно перестал быть ее проблемой. Еще на третьем курсе колледжа, когда спало кураторское проклятье.

Хотелось сдохнуть. Лечь на асфальт. Закрыть глаза. И больше никогда не вставать. Но он дотащил себя до ближайшего бара, потому что от дома воротило. Там по всем стенам были расклеены ориентировки, финансовые схемы, оргструктуры, нихера не укладывавшиеся в голове и вызывавшие одну сплошную бесконечную мигрень.

Двойной виски лучше было бы не выпить, а прижать к пылавшему лбу. Он думал, что поначалу было тяжело, когда под пристальным взглядом отца кланялся толпе людей, смотревших на него с откровенным презрением. Ага, пацан двадцати пяти годиков отроду, за два года скаканувший из лейтенантов в капитаны, теперь будет ими верховодить. Ну-ну, десять раз, конечно. За неполные полгода он подписал тридцать с гаком прошений на перевод и увольнение. Так что в конце концов остались у него в подчинении Дацин, да старик Ли, который все еще иногда гладил по голове, как маленького, когда получалось по-дурацки отрубиться за рабочим столом, и упрямо подсовывал вместо кофе крепкий зеленый чай.

Хороша команда у нового шефа ССО. Нечего сказать даже.

За следующие полгода отец сослал к нему напрочь ебнутого чувака, которого поперли из департаментского научного отдела. Настолько ебнутого и проблемного, что по первости хотелось отправить его обратно по частям. Потом привык.

В кафешке за углом у самого дома на него желтыми глазами сверкнула нынешняя секретарша, когда он возмутился, что лапша недостаточно острая. Она ему, честно говоря, нравилась. Напоминала кое-кого своей порой очевидно показушной злостью.

Совсем недавно они вместе с Дацином приперли с гор девчонку-энергетическую сущность. И, честно говоря, несмотря на кошачий энтузиазм, Юньлань, вообще, не был уверен, что это полупрозрачное создание сможет освоиться в современной реальности.

До сегодняшнего утра он, кстати, справедливо считал эту девчонку самой большой проблемой, потом, правда, переступил порог собственного кабинета и чуть не обосрался. В углу у комода его ждали две фигуры в черном. Пиздец, мудак-папаша предупреждал об одном Посланце с той стороны. Че он себе подмастерье взял, что ли?

Язык чесался ляпнуть, что нормальные люди о визитах предупреждают, но тут-то нормальными людьми и не пахло.

 — Утречка? — что еще он мог сказать, раз остальные молчали. — Чем могу служить?

 — Прошу прощения за внезапный визит, Хранитель.

Кто-кто? А. Эти дисинские древние условности.

 — Я слышал, о том, что вы пересматриваете способы работы отдела.

Надо же, как вежливо обозвали то, что рекрутер из Юньланя примерно такой же, как соответствующий конфуцианским заветам сын, поэтому, чтобы прикрыть свою лажающую задницу, он пустил сумасшедшую легенду, мол, работать в ССО должны преимущественно отобранные представители другой стороны, готовые к продуктивному сотрудничеству.

 — Это Чу Шучжи. Он может помочь вам.

Да, тощая, замотанная в драные черные тряпки, бритоголовая морда так и пыхала волонтерской альтруистичной силой.

 — Поскольку в Дисине он столкнулся с весьма непростыми обстоятельствами, вам не стоит опасаться недостойного поведения с его стороны.

 — Какого рода обстоятельствами?

 — Изгнание, — надо же, мумия разговаривает.

Отлично, к истеричке-змее, смотавшейся от давления клана, беспамятному призраку, старику-уборщику, приставучему коту, криворукому Эйнштейну и в край заебанному Юньланю прибавился ссыльный зек.

За-е-бись.

 — Благодарю вас за содействие, Посланник, — выдавил он, на корню задавив нервный смех.

Обладатель мрачной ауры и бархатно-льдистых интонаций растворился в воздухе благодаря своим полумагическим замашкам, а Юньлань с зеком остались пялиться друг на друга. Что ж, нужно было в срочном порядке расставить все на свои места.

 — Так, — глубокий вдох, глубокий выдох, поехали. — У меня проблем дохрена и больше, и мне не нужна еще одна, ясно? Так что, раз уж тебя притащил ваш вот этот вот достопочтенный, веди себя прилично, делай, что тебе говорят, и все будет просто замечательно. Иначе быстро отправишься назад, и что там будут делать с тобой мне, вообще, без разницы. Чжао Юньлань.

 — Что я должен делать?

 — Для начала тебя надо оформить.

И вот весь день он угробил на возню с бумажками, параллельно обучая этому дерьму Чжу Хун. Сегодня Чу Шучжи оставили вместе с Лао Ли ночевать в здании отдела. К завтра Дацин пообещал найти ему недорогую комнату на съем, а Юньланю нужно было доразбираться с оформлением тому пособий.

 — Сяо Чжао! — раздалось из-за спины больно уж знакомым голосом.

Юньлань инстинктивно весь поджался. Мироздание, ну, пожалуйста, ему, вообще, не хотелось никого видеть, даже собственное отражение в зеркале.

 — Да не он это.

Да-да, не он. Вообще, не он. Чжао — очень распространённая фамилия.

 — Да нет же, он. Я эту талию из тысячи узнаю. За что мужикам вечно все самое лучшее в этом мире, а! Сяо Чжа-ао?!

Прекрасно, его узнали по талии. Должен ли он гордиться этим фактом?

 — Сестрица Ян-ян, — улыбайся приличной улыбкой, показывай восемь зубов, ты рад их видеть. Съебитесь, нахуй.

 — Сказала же, он!

Из старых сослуживцев первого и единственного отдела номер семь департамента уголовного розыска здесь же были ставший еще толще следователь Лао Чжан и улыбчивый судмедэксперт Лао Лу.

 — Сяо Чжао, ты исхудал, — сестрица Ян была очень даже пьяна, судя по тому, как она повисла на его плече.

 — Жизнь непростая.

 — Где ты сейчас? — спросил Лао Чжан. — Помню, что Сяо Чжоу носом землю рыла, когда искала тебя, но, вроде, так и не доискалась.

Не спрашивай. Не спрашивай. Не спрашивай. Не… Господи, каков долбоеб.

 — Да, не важно, то тут, то там. Как она? Слышно про нее что-нибудь?

Сестрица Ян резко отпустила его руку, словно протрезвела мгновенно:

 — Ты не знаешь?

Скользкое предчувствие прокатилось от затылка к копчику.

 — Не знаю что?

 — Юньлань, — Лао Лу внимательно всмотрелся в его лицо. — Сяо Чжоу скончалась три месяца назад.

В кино часто бывает, что мир вокруг персонажа замирает, уходит в слоу-мо, смешивается, камера четко фокусируется на главном герои, его дыхании, пульсе. В тот момент Юньлань ощутил себя таким героем, потому что окружавшие его люди резко слепились в одно непонятное цветное пятно, а в голове билось одна упрямая отрицающая реальность мысль. Потому что этого не могло быть. Они ебнулись, что ли? Шутят так погано.

 — Как?

Он помнил, как они разошлись. Помнил, как зудело все тело, чтобы притормозить ее, потому что с ней было бы легче. Намного легче. Всегда так было, но он не посмел затащить и ее в это блядское дисинское непредсказуемое говно, которое может убить тебя в любой момент. Он, черт возьми, слишком дорожил ей, слишком был благодарен за все, чтобы подвергать опасности, куда более страшной, чем нож от перепуганного наркомана в подворотне.

 — Несчастный случай. Большая кровопотеря вследствие стремительных родов. Она была в поездке с мужем, а больница оказалась плохо оборудованной. Не успели… Сяо Чжао, куда ты?!

Пятьсот тридцать два километра. Как сейчас помнил. Все повороты от въезда в город. Все светофоры. Он тогда был чуть живой, но вся дорога в память врезалась до мельчайших деталей.

Смску Дацину додумался настрочить только на середине пути, куда более комфортном и будто бы даже быстрым с учетом того, что сейчас он ехал не продуваемый до костей ветром, а в теплом салоне машины.

«Все на тебе. Вернусь завтра. Наверное».

Тут же раздавшийся входящий звонок сбросил.

«Уймись. Завтра вечером буду в Отделе».

Приехал и час просидел просто повиснув на руле, сил открывать дверь, спрыгивать, звонить в домофон не было. И желания тоже. Ничего не было. Ибо ну что ты творишь, Чжао Юньлань? Даже если это правда, ты-то вот нахрена приперся сюда глаза мозолить, а? Кто тебя тут ждет?

Наверное, запутавшись в собственных мыслях, он умудрился ненадолго вырубиться, потому что стук в окно стал полной неожиданностью, заставившей руку метнуться подмышку к кобуре с кольтом.

За стеклом обнаружилась мадам Чжоу. Приборка показывала шесть утра. Что ж, ее мама всегда была жаворонком, тогда в новогодние каникулы, их каждое утро встречали десятки новых блюд, с учетом того что их утро не начиналось раньше полудня.

Это были такие теплые, такие замечательные дни, которые он в собственной памяти хранил рядом с теми крохотными сокровищами, которые остались о матери, о его прошлой семье, которая иногда была по-настоящему счастливой.

 — Молодой человек, вам нужна помощь? — спросила она, когда Юньлань осторожно открыл дверь, чтобы, не дай бог, не задеть ее.

Горло противно сжало над кадыком, так что ни вдохнуть, ни выдохнуть.

 — Я не хотел, чтобы она уезжала. Правда, не хотел, но я не мог. Это ведь… — мелькнувшая мысль была чудовищной.

Он же прятался от нее. Натуральным образом. Игнорировал открытки, приглашения на свадьбу, новый год, дни рождения, звонки сбрасывал, смски удалял. А она ведь упрямая, еще какая упрямая. Может, она решила его так выманить? С нее бы сталось.

 — Сяо Лань? — во взгляде мадам Чжоу проступило узнавание. — Ты приехал наконец.

Наконец? То есть он прав? Черт подери, он ее самолично убьет, голыми руками шею сломает…

 — Только поздно уже.

Что-то внутри оборвалось и рухнуло в пропасть, а Юньлань даже не шелохнулся. Смешно только стало. Отлично. Поступил по-умному. Решил, видите ли, что это неплохо для нее — замужество, переезд к отцу под крылышко, где работа, поди, будет непыльная, как и положено генеральской дочке. Заживет обычной жизнью, как все нормальные люди.

Нет никакой злой шутки, идиот ты наивный. Глаза разуй.

А стоило разуть глаза, перед взором представала белая лента, повязанная на левой руке как-то внезапно постаревшей женщины, взгляд которой не так давно сиял, стоило им с Чжи-чжи заехать на какие-нибудь выходные.

 — Я бы хотел, — слова больно царапали горло. — Просто скажите мне адрес, где она… Я хочу…

— Тише, Сяо Лань. Пойдем со мной, если хочешь. Она снилась мне вчера. Звала.

И он пошел. Просто захлопнул дверь машины и поплелся, приотстав на полшага, бездумно впившись ногтями в собственные ладони. Вдруг это дурной сон? Вдруг проснется?

До кладбища оказался час пути размеренным шагом. Город с каждой минутой постепенно оживал. Солнце выкатывалась из-за гор, а продавцы выкатывали тележки с рисовой кашей и яичными блинами. Мадам Чжоу шла молча, и Юньлань был ей за это благодарен, как и за то, что его не отхлестали по морде и не отправили на все четыре стороны, что он, в принципе, и заслужил.

Когда погибла мама, он долго не плакал, где-то неделю, наверное. Кружившие надоедливыми сороками тетушки хвалили его надуманную стойкость, отец раздражающе сжимал плечо. Его сломало, когда он сидел на кухне. Один. Отец, конечно же, был занят не подлежащими отлагательству делами. Он просто увидел дурацкие завявшие цветы в вазе, которые мама регулярно меняла, и его надуманная стойкость рухнула. Два дня он проторчал в своей комнате, уткнувшись носом в подушку. Отец пришел к нему только один раз. И нет, никто не стал утешать перепуганного восьмилетнего мальчишку. Он только сказал ему:

 — Учись с этим жить. Это не первая твоя потеря.

Сейчас он не сумел даже поклониться, замер, окаменев, прикипев взглядом к выбитым по краям надгробия звездочкам. Они шутили. Раньше. Очень по-дурацки. Мол Чжи-чжи со своей старательностью обязательно дослужится до того, что ее похоронят не просто в форме, а еще погоны на камне выбьют.

Сам не понял, когда из глаз-таки полились слезы, потому что он надеялся. Нет, даже не на то, что его сейчас разводили и трепали нервы за мудачество последних лет. Его надежда была глубже, Юньлань верил, что настанет момент, когда он свыкнется со своей судьбой шефа ССО, найдет баланс, обустроит его работу, и тогда освободится время для того, чтобы вернуть их дружбу. А теперь получалось, что…

 — Я не хотел, — прошептал он. — Я не хотел, чтобы она уезжала, чтобы бросала работу. Я хотел остановить ее, но я думал, что так будет лучше, что здесь с вами она будет в безопасности. Простите меня, пожалуйста… Я, правда, всем сердцем, не хотел, чтобы она уезжала…

 — А я хотела, Сяо Лань. Правда. Всем сердцем, — неожиданно твердым голосом произнесла мадам Чжоу. — Мечтала, чтобы она вернулась ко мне, домой, бросила ваши бегалки с дубинками и ковыряния в трупах, чтобы вела себя, как достойная девушка, стала порядочной женой, жила счастливо с мужем. И где мы есть теперь, Сяо Лань?

 — Мне жаль.

 — Она не была здесь счастлива. С Сяо Цзяном. Скорее, это было какое-то смирение. Она изменилась и даже спорить со мной перестала, все поручения исполняла безропотно. Я видела по ней, чувствовала, что что-то не так, но думала, что это пройдет. В конце концов, она ведь даже так быстро забеременела. Но получилось…

Юньлань внезапно вспомнил свои же страшные слова.

Иногда, сколько ни сопротивляйся, сколько ни борись с потоком, а течение все равно вынесет тебя туда, где ты действительно должен быть. Даже если тебе это не нравится.

Придурок, блядь, она ведь купилась. Она всегда верила его болтовне. Если бы он знал тогда, к чему приведет его дурацкий поток сознания, то скорее откусил бы себе язык, чем озвучил эту чушь.

 — Верь своему сердцу, Сяо Лань. Видишь, твое было зорче моего.

Как и обещал Дацину, к вечеру он вернулся в отдел и целую ночь рылся в базах данных, выдавливая всю возможную информацию о ее жизни в последний год, об этом ее дипломате-политике, который в итоге сбросил ставшего ненужным ребенка на чету Чжоу, пообещав каждый месяц начислять солидную сумму на счет младенца. Наткнулся на несколько фотографий, где даже не узнал свою неугомонную Императрицу. Лицо было ее, только волосы отрастила, но взгляд… Взгляд был чужой, незнакомый и совершенно пустой. Мертвый. Уже тогда.

Трусливый ты сукин сын, Чжао Юньлань.

* * *

Прошло больше года, когда он вновь вспомнил слова мадам Чжоу. Из разномастных идиотов-таки получилась неплохая команда, которая теперь активно пыталась морально насиловать больно скромного университетского профессора, которому по неизвестным причинам посчастливилось вляпаться разом во все словно из рога изобилия посыпавшиеся дела последних месяцев.

Хотя, судя по происходившему, скорее профессор их насиловал.

 — Пусти меня, — представление затягивалось и начинало набивать оскомину.

Выпроводив Чу Шучжи с его куклой, Юньлань тихонько прикрыл дверь, пододвинул стул поближе к столу, чинно сел, сложив ногу на ногу, поймал профессорский взгляд и задумался. Черные глаза, будто бы вообще лишенные радужки, смотрели в ответ, вроде бы мягко, можно было сказать, что и по-овечьи, да только за внешне спокойным лицом, где-то глубоко на дне, за слоями очевидно обманчивой податливости, плескалось что-то живое, опасное и нихрена не овечье. Овцы не становятся профессорами ведущих университетов страны в тридцать лет.

 — Будьте честны со мной, профессор Шэнь, — половина раскрытого дела — это правильно сформулированный вопрос. — Причастны ли вы к произошедшим преступлениям?

 — Нет.

Надо же, не задумался, не отвел взгляда, не дернулся, не сбил дыхания. Либо идеальный лжец, который пройдет любой полиграф, либо сумасшедший, либо невиновный.

Что ж, Юньлань не верил ни в один из этих вариантов, он, как ищейка, чуял, что прилизанный профессор что-то знал, потому что не ведут себя так спокойно люди, сталкивающиеся с иной стороной, даже те, которые якобы ее исследуют.

Но Юньлань не чувствовал угрозы. Этот его радар молчал, поэтому…

 — Отпускай, — возвестил он, переступив порог допросной и прежде, чем кто-то успел разораться, придавил. — Приказы здесь не обсуждаются. Пусть идет.

Верь своему сердцу, крутилось в голове, когда Юньлань наблюдал за мерно вышагивавшим вниз по улице профессором, оно оказалось зорче моего.

Что ж, что-то, может быть, сердце, благим матом орало, что очень скоро судьба снова столкнет его с этим волооким невиновным профессором. Надо было только совсем немного подождать.