А иначе не могло быть (джен)

Посидеть по-человечески не удалось, мысли то и дело возвращались к ее персональному проклятью в виде одного конкретного идиота. Выскочив с девчонками на воздух, Чжи-чжи попыталась ему позвонить, заранее понимая, что не ответит. Однако, козел. А если бы с ней что-то случилось? Или, может быть, ее в сопли пьяную надо было забрать? И нет, то, что она пошла пить в компании целого отдела полицейских, ни капли его не оправдывало.

В зал вернулась только для того, чтобы попрощаться. Между ключиц свербило поганое чувство, намекавшее, что Чжи-чжи позорно что-то упускает, нечто настолько важное и такое столь очевидное и простое, как, например, на втором курсе, когда под новый год она убедила Юньланя съездить к отцу, а не торчать в кампусе.

Вообще, Чжи-чжи в той ситуации не считала себя прям виноватой-виноватой. Да, она судила по себе. Ее любили в семье, несмотря на то что, как старшая дочь, она подавала двум младшим сестрам хреновый пример своим своевольным решением заняться делом жизни отца. Да, мама иногда (невероятно часто) зудела над ухом по поводу жизненно необходимого удачного замужества, пугала тем, что Чжи-чжи упустит возраст, упустит момент и все такое прочее. Но в противовес ей всегда выступал отец, крепко обнимавший ее за плечи и весьма искренне интересовавшийся исключительно тем, как она осваивала учебные программы. Чжи-чжи не хотела думать, что в других семьях может быть по-другому или еще хуже, хотя Ци У и строил ей самые разные гримасы, когда она усиленно капала закопавшемуся во внутренности мотоцикла Лань-ланю на мозги. И он же, черт возьми, тогда согласился! Значит, что-то в нем хотело вернуться домой, в противном случае его и танком с места не смогли бы сдвинуть.

Она и сама не знала, что заставило ее полупьяную позвонить ему ближе к полуночи. Хотя нет, знала. Хотела удостовериться в своей правоте, мол, вот ты артачился, придурок, а я-то была права, как обычно, ну.

Вместо гула болтающих родственников на фоне, как было у нее, в трубке за его ленивыми интонациями гудел шум то ли ветра, то ли деревьев. Задумалась, потому что картинка не складывалась.

 — Чжоу Юньчжи! С Новым Годом! Много не пей. Я пошел.

 — Куда? — вопрос тупой, но он тогда здорово спас ситуацию.

 — Не знаю. Найду куда.

 — Ты… Вы… Блядь, ты где?

 — Город Дракона, сквер имени Основания национальной армии, четвертая аллея.

 — Вы поругались?..

 — С кем, Чжи-чжи?

Да. Он издевался. И, наверное, имел право.

 — С отцом.

 — Нет, — ну и какого хера он тогда по четвертым аллеями сквера имени Основания национальной армии шлялся?! — Мы даже не виделись и не увидимся. Работает человек. Даже в праздники.

 — Ты звонил ему?

 — Я идиот?

Ну, вообще-то, да, но…

 — Лань-лань, скажи нормально.

 — Да. Он не взял и на десятый раз.

 — Приезжай, — вырвалось.

Она даже совершенно девчачьим непроизвольным жестом вскинула ко рту ладонь. А потом оглянулась на кишащую людьми гостиную весьма внушительного особняка, где одних гостевых комнат было шесть штук против шести хозяйских спален, сгребла в кучу собственные силы и продолжила:

 — И не вздумай мне тут отказываться. Никто тебе не удивится. Мама всегда собирает дома не только толпу родственников, но и друзей. И дом наш на неделю минимум превращается в огромный хостел, где одни сменяются другими, а другие — третьими. Так что приезжай.

 — Чжи-Чжи…

 — Ты же на своем мотоцикле? К утру уже будешь здесь, может, раньше. До меня от Дракона едва ли пятьсот километров наскребется.

 — Пятьсот тридцать два.

М, кто-то не поленился залезть в карты.

 — Найди работающую заправку. Я буду тебя ждать. И всем расскажу, что ты приедешь. Только попробуй всех обломать. Тебя не простят. Лань-лань?

 — Ты чокнулась? Хочешь заставить меня всю ночь гнать по зимней трассе?

— А че, не хочешь попробовать? Даю тебе пять часов. Слабо?

 — Отбитая, блядь. Будешь носить по мне траур, если я влечу в какой-нибудь клен?

 — Едешь, значит. Все. Время пошло.

Будь она трезвая, никогда бы не выдумала этой херни. Сказала бы ему переночевать дома, а уже с утра найти попутку, может быть, даже какой-нибудь дежурный рейсовый автобус и добраться так, но подобные мысли пришли к ней только в четыре утра, когда большинство бурно отмечавших разбрелось по спальням, чтобы прикорнуть и после продолжить празднование. Юньлань позвонил ей почти два часа назад, когда остановился размять затекшие руки и спину, уточнил адрес. И с того момента больше ни привета, ни ответа. Чжи-чжи вертела в руках телефон, теряясь, стоит ли ей набрать его самой, или все равно не услышит за шумом двигателя, если телефон, к примеру, в рюкзаке, но если в кармане ближе к телу, то может почувствовать вибрацию. Набрала. И даже гудков не дождалась, сходу воткнувшись в монотонный голос, возвестивший о недоступности абонента.

Ну, пиздец. А если, правда, наебнется со своего ебучего мотоцикла?

Выхлебанный залпом бокал вина даже не почувствовался за адреналином, колотившим все тело крупной дрожью.

И вот когда она уже представляла, как прорыдает всего Ци У насквозь, зазвонил домофон.

На часах в коридоре пробило половину шестого. Замотанная в плед, даже не подумав переобуться из домашних мягких тапок, она кубарем скатилась по крыльцу, чуть не поскользнулась на схватившейся льдом дорожке, ведущей к калитке:

— Живой, — выдохнула она.

Юньлань, по всем признакам все же близкий к трупному окоченению, стоял, привалившись плечом к воротам, с очень жалким видом прижимая к груди шлем.

 — Не рада?

 — Пошли, — потянув его за руку, почти испугалась, что тот сейчас свалится.

 — Мот…

 — Потом. Не ссы, никто его не тронет у генеральского дома.

Следующий час ушел на то, чтобы отрыть в кладовке старые вещи отца, влить в Юньланя рюмку водки со стаканом горячего чая и выпереть его же в горячий душ. Слава богам, что все в доме спали и никто не подорвался на домофон.

Развесив по стульям насквозь мокрые рубашки и футболки, — он походу нацепил на себя все шмотки, какие только брал с собой, пытаясь согреться; ну да, зимой на трассе на скорости сто с лишним километров в час, вероятнее всего, дочерта холодно, — Чжи-чжи плюхнулась на пол у кровати, прислушиваясь к шуму воды в ванной.

Ну и что она натворила? А этот чем думал?

Н-да. Загрузилась так, что не заметила, как свет лампы, бивший в лицо, внезапно заслонила весьма определенная тощая фигура.

 — Сделай лицо попроще, Императрица. Часа четыре посплю и уеду.

Пару мгновений она тупо смотрела на него снизу вверх. Картина была нихера не внушительная: осунувшаяся морда, тени под глазами, ссутуленные плечи, — да и, вообще, вид такой, что вот, где стоит, там же сейчас и ляжет. Ну пиздец.

 — Не выдумывай, а. Ложись, — махнула рукой за спину в сторону кровати. — Доброе утро.

 — Ты…

 — Лань-лань, блядь, я ногти до мяса сгрызла. Заткнись, ложись и спи. Все нормально.

Послушался. Это ж надо. Настолько устал, что даже последнее слово оставил не за собой.

Как она и предполагала особых вопросов появление Лань-ланя ни у кого не вызвало, а уж с его вскоре разошедшейся болтливостью, тот и вовсе моментально влился. Мама, конечно, кидала на нее счастливые взгляды. Такие, что Юньлань в итоге не выдержал и зашипел ей на ухо, а не притащила ли она его сюда, чтобы прикрыться от матери, а? Пришлось разуверять, что любой парень, не связанный с ней кровным родством, автоматически рассматривается матерью в качестве желанного потенциального зятя. Хотя, в принципе, эксплуатировать его в этом плане, чтобы спасаться от нывшей матери — не такая уж и плохая идея.

И да, она этим беззастенчиво пользовалась все последующие годы.

 — Я вернулась, умирающий! И принесла тебе быстро завариваемой кашки, — тишина была ей ответом и темнота. — Лань-лань?

Он же обычно чутко спал. Матерился, даже если она всего лишь ночью в туалет вставала. Люстра ярко осветила смятую кровать, форму на плечиках на дверце шкафа, телефон с воткнутой зарядкой на тумбочке. Дверь в ванную была открыта и там явно никого не было. Зато не наблюдалось рюкзака и косухи в прихожей. Кататься свалил. И даже телефон не потрудился взять. Вот же сукин сын, а.

Только вот прошли сутки, а он так и не вернулся. И когда Чжи-чжи уже хотела бить тревогу, ей позвонил теперь уже бывший капитан.

 — Не лезьте в это, старший лейтенант Чжоу. Соблюдайте границы нашей юрисдикции.

Границы юрисдикции, говорите.

Что ж, значит, это то самое, о чем Юньлань никогда с ней не говорил. О чем никто никогда не смеет говорить.

Через несколько месяцев она встретила его случайно. Хотя ладно, не очень случайно. В конце-концов, не только Лань-лань был по жизни хитрым лисом.

В их профессии без чутья нельзя построить карьеры. В один из вечеров ноги просто привели ее в тот самый сквер имени Основания национальной армии, который Лань-лань по ни разу не высказанным причинам очень нежно любил.

Сперва она услышала рычащий шум мотоцикла. Очень знакомый. И почему-то она, когда пошла на звук, была уверена, что владелец этого мотоцикла тот самый, кого она очень аккуратно выискивала. Правда, не понятно для чего. Скорее всего, просто, чтобы в зубы дать. От души.

Чутье не подвело. Долговязую фигуру, вольготно раскинувшуюся на скамейке, конкретно одной Чжи-Чжи было сложно не признать.

— Мудак, — прошипела она, подкравшись неслышной поступью, и, святые небеса, это стоило того, как он чуть не навернулся в кусты.

Наверное, целую минуту они пялились друг на друга, словно встретившиеся в тесном проходе ослы.

 — Императрица, — прошепелявил он, растянув губы в ухмылке, да именно вот эти зубы у нее и чесались костяшки пересчитать.

 — Ты бессмертный, а?

 — У меня вариантов не было.

 — Не пизди.

 — Ты бы за мной увязалась.

 — Хм, и теперь мы здесь. Что у тебя там? — она только заметила папку, которую он обеими руками прижимал к груди.

— Основы эффективного менеджмента. На, посмотри, — и протянул ей.

А Чжи-чжи чуть не села на ровном месте: что это за сюр начался?

— Ты издеваешься? Ты ведь… — это было сложно произнести вслух, про ту сторону, темную, а Чжи-чжи думала, что у нее нет этого глупого страха.

Юньлань еще раз криво усмехнулся.

 — Кто меня сдал?

 — Я не дура, Лань-лань. И я кое-что о тебе знаю, верно?

 — Верно.

 — Я выхожу замуж.

 — Что?! — о, искренне ахуевание в голосе было приятно слышать.

 — Ничто. Дождался меня верный суженный. Построила карьеру, умница-красавица. Через месяц перевожусь на родину. Свадьба летом. Он какой-то дипломат-политик будем часто кататься туда-сюда.

 — Бля, но ты же хотела работать, нет?

 — Мне уже двадцать шесть, Лань-Лань, и я заебалась отбиваться от матери, а аргумент, до этого сдерживавший ее, кинул меня.

 — То есть, чтобы сохранить службу, в теории, это я должен был тебя окольцевать? — под дых ударило. Вот же ду-урной. А-а!

 — Упаси господь, меня бы посадили за убийство с отягощающими.

 — Ну, — смотрел себе под ноги; погано, Чжи-чжи хотела бы видеть его глаза. — Иногда, сколько не сопротивляйся, сколько не борись с потоком, течение вынесет тебя туда, где ты действительно должен быть. Даже если тебе это не нравится.

Философ, блядь. Молча развернувшись, Чжи-чжи пошла прочь, про себя молившись, как последняя тупая девчонка-подросток, чтобы позвал, чтобы побежал следом и сцапал за руку, чтобы она могла с разворота другим кулаком дать ему в морду, а потом уже помочь.

Потому что ему нужна помощь. Чжи-чжи видела это. Знала. Чувствовала даже, если уж быть совсем честной. Нельзя перестать отмечать самые мелкие черты человека, считывать мимику, когда ты этому сначала пять лет училась, а потом больше года жила с ним на одних квадратных метрах.

Лань-лань с места не сдвинулся, слова даже вслед не сказал.

Вот же упрямый, горделивый пидорас.

Ну и пусть теперь сам мучается, он уже давно перестал быть ее проблемой. Еще на третьем курсе колледжа, когда спало кураторское проклятье.