Нулевой человек (джен)

Меня зовут Леонидов Борис Иванович. Я ненавижу своё имя. Оно напоминает, что я — нулевой человек. Но благодаря этой стерве судьбе, я слышу его постоянно, каждый день, каждый час. Как же я докатился до жизни такой? О, это долгий рассказ. Но времени у меня навалом: целая ночь впереди. Я успею рассказать себе свою же историю несколько раз. С чего начать? Когда всё пошло биссектрисе в зад? В пятнадцать, когда она ушла? Или в четырнадцать, когда встретил? Может, когда мы гуляли ночами и смотрели на звезды? Когда я начал смотреть на неё как на единственного человека на Земле?

Мы встретились глупо, чисто по-советски — в парке имени Горького. Она училась в соседней школе и шла через парк домой, а я в то же время шел в школу. Через месяц переглядок мы здоровались друг с другом, через два — спрашивали, как дела, а ещё недели через две я её спас. Рыцарь, блин! Спасал свою принцессу...

Она подвернула ногу и упала в сугроб. Я как раз мимо проходил. Она была на год старше, я её не поднял бы, чтобы понести в больницу или ещё куда-либо. Просто позвать кого-нибудь на помощь никому в голову не пришло. Так мы с час сидели в сугробе, дрожали от холода и болтали, пока нас не заметил прохожий. Я пытался её согреть, но больше смущался, чем помогал. Через каждые две минуты спрашивал, не замёрзла ли. На третий раз она ответила, что её не сильно волнует собственное физическое состояние, что главное — внутри, в душе, а холод — лишь небольшой ручей на пути к вечному счастью и свободе. Она долго говорила об этом. И позже часто повторяла: когда бегали осенью под дождем, когда выбегали на мороз без шапок, когда, когда... Общение с ней причиняло удовольствие. Радость на грани с болью, обморожение, пропитанное чувствами и воспоминаниями, простуда, на которую плевать — чувства били фонтаном и лились через край. Хотелось забыть об обязанностях, чтобы мир во всем мире, свободная любовь и плевать на возраст и внешность. Никакой «невинности до свадьбы», навязанной родителями. Все хотели перемен, как пел Цой. Знали бы мы тогда, что это будут за перемены... Почему я не сказал про Цоя — ик! — «царство ему небесное»? Потому что он жив! Жив, пока его песни слушают и поют, как пели мы в девяностом году в подворотнях! Или в девяносто первом? Может быть, в восемьдесят девятом?

Сам Ньютон ногу сломит, разбираясь в этих датах. Никогда их не любил. Вот когда Союз распался? А Столетняя война когда закончилась? Чего это вообще за война такая? Факториал его — ик! — знает! Эти дебилы — гуманитарии, — не понимая магию чисел, превращают их в дурацкие понятия времени. Года, месяцы, дни. Нахрена это измерять? Время — единый поток, одно течение вечной реки. Зачем каждый камень на дне отмечать числом?!

Когда эта су... Так, ты с детьми — ик! — работаешь, тебе нельзя материться. Когда эта сволочь ушла к Панову (Полено у него кликуха была), меня подкосило. Первая мысль — сброситься с крыши. Или повеситься. А может быть, утопиться. Но получил я лишь пневмонию. Это потому что тогда из её квартиры на мороз без куртки выскочил. Психанул, идиот чувствительный. А январь в Сибири без сороковника не обходится, там не пневмонию, там обморожение — ик! — внутренних органов подхватить можно. Две недели в больничке провалялся. Все врачи говорили: «Не волнуйся, до свадьбы заживёт». Тогда я поклялся, что не будет у меня свадьбы. Вёл себя как девчонка сопливая.

Потом — чертовы экзамены, но всё как в тумане. Хреново я их сдал. Только к тесту по матеше немного оклемался, лишь его нормально и сделал.

О том, чтобы идти в десятый класс — икэ! — не было и речи: я оказался слишком туп. Любитель математики хренов. Мне светило только какое-нибудь обдолбанное училище, которое через неделю захочется послать в самый дальний угол многоугольника. Либо сидеть на шее у родителей, свесив свои дрыщавые ножки. Тогда у меня еще было чувство собственного достоинства, так что я собрал вещи и рванул в соседний город — в пед. А какие ещё — иик! — были варианты?

Разруха, общага, в которой я соседствовал не только с тремя пацанами, но и со стеною из тараканов. Эти — ик! — твари жрали обойный клей. Остальные стены были покрашены, только эта — в обоях. Они могли заползти к тебе в вещи, в постель... И ничего ты с ними не сделаешь. В своей комнате — ик! — протравишь — эти шестирукие заразы из соседней прибегут! Ужас, короче.

Ещё и жрать нечего было. Один хлеб ели. Ну, иногда кому-нибудь родоки что-то присылали, но это так, редкость. На самом деле, деньги были... Да тратить их никто не умел. Только за сигареты полстипендии отдавал. А что ни выходной — бутылка водки на четверых. Лучше бы — иик! — бросил, придурок я обкуренный. Ещё никто ни хрена не знал, а если с девкой — икэ! — поразвлекался, она через месяц прибегала и денег на аборт требовала. Су... Сволочи наштукатуренные.

А эта подстилка Пановская одиннадцать классов окончила, в столицу долбанную — ик! — укатила и поступила в хреново МГУ. Теперь работает, сволочь, за сто тысяч в месяц. Ненавижу! Она мне всю жизнь испоганила, сколопендра московская! Пошла бы она... теорему косинусов изучать.

Дальше была — иик! — работа учителем. Эти идиоты из тридцать второй школы, хотя это и школой-то сложно было назвать, ниху... хм... ни фига не знали! Хорошо, что хоть считать умели, и то с проблемами. Еле-еле выпускники дроби решали! Слова косинус или — ик! — вектор так вообще не слыхали! Разобрали тему на уроке, им всё понятно, проверил домашку, а там... Черт не только ногу сломит, но и все остальные выпирающие части тела. Объяснил ещё раз, они опять вроде поняли, а результаты самостоятельной — ужасающие. И так — ик! — несколько лет...

Потом уволился к чертовой матери! Сидел три года без работы. Бухал не по-детски, телек бесконечно смотрел, подрабатывал немного и благодаря этому сводил концы с концами. Кто-то сказал бы, что это лишь черная полоса, а потом начнётся — ик! — светлая, новая, и всё будет хорошо. Только некому было это сказать. Всем на меня было наплевать с высокой колокольни и с разных ракурсов... Да и жизнь у меня — сплошная черная полоса, квадрат Малевича отдыхает в углу, и ничего никогда не станет хорошо. Так я думал. Но потом меня переклинило. Решил — хватит, бросил пить, пытался и с курением завязать, но не смог, устроился работать в лицей, и всё как-то наладилось. Казалось, вот она — светлая спокойная полоса, мир во всём — ик! — несчастном мире. Стал классным руководителем у долбанутого пятого класса... Старался для них, поздравительные грамоты выбивал отличникам, олимпиады искал. Так нет, после каждой четверти класс уменьшался. Все переходили в другие школы или параллельные классы... Я слышал их — иик! — перешептывания, разговоры за моей спиной. «Барбарис» вместо Бориса и «Инвалид» вместо Леонидова.

Я уже начал отчаиваться, но нашёл её. Она была моей копией по характеру, взглядам на жизнь, и даже внешностью мы были похожи. Я заметил её почти сразу. Она удивила своими чёткими, словно выверенными на весах, ответами. Точно, по существу, с добавлением «воды» там, где можно и нужно. С чувством — ик! — юмора и всегда готовая помочь и одноклассникам, и учителям, мне даже казалось, что она читает меня как открытую книгу и знает все тайны. Я вспомнил, каково это — шутить. Проявило себя врожденное чувство — ик! — юмора. И правду говорят, что важно найти похожего на тебя человека.

А я со временем доверял ей всё больше и больше, давал проверять самостоятельные, объяснять классу простые темы, помогать одноклассникам... И она помогала, проверяла и объясняла идеально. Я старался стать для неё наставником и покровителем. Когда-то давно читал, что — иик! — лучший способ запомнить информацию — это объяснить её другому. Вот и давал ей всё объяснять: задачи, темы... Тем более, мне казалось, что она хочет стать учителем.

Она всё схватывала на лету и словно жила математикой. Но через пару лет начала мне дерзить... Отказывалась — ик! — отвечать несколько раз подряд, даже если, никто не знал ответ, кроме нее. Цитировала устав школы и законы.

А сегодня она сказала, что переводится в другую школу. И она — моя помощница — бросает меня.

И вот я — снова нулевой человек. Человек, помноженный на ноль, который вскоре снова превратиться в жалкое — ик! — подобие личности. Крах. Снова...

На часах четыре утра, сквозь занавески на кухню пробивается свет луны, растворяясь в бутылке коньяка, а через три с половиной часа я должен быть в школе. И должен быть трезв...

* * *

Босова Алина... я ненавижу свою фамилию. Потому что она досталась мне от отца. Как только мне исполнится восемнадцать, поменяю её на мамину.

А пока мне только пятнадцать, я глупо реву в подушку. Я давно научилась плакать очень-очень тихо. Чтобы никто ничего не заподозрил. Почему я реву? Потому что адски устала за эти полгода учёбы. Устала всё успевать, быть оптимисткой, а ещё комсомолкой, спортсменкой и просто красавицей. По шесть уроков шесть дней в неделю, две тренировки и минимум пять часов в художке. Быть отличницей и успевать заниматься разными хобби. Про оптимизм вообще отдельный пункт. Вот как оставаться доброй и отзывчивой, когда мою душу стая бездомных котов перепутала с лотком?

Раньше я была намного жестче, меня сложно было обидеть, в первом классе я даже ни с кем не дружила... А потом у меня появились подруги, и я размякла, словно поверила в добро этого мира. Как говорит Кира — моя лучшая подруга — стала «звёздочкой, которая светит в самой непроглядной тьме». Всегда старалась помочь, чем смогу, пошутить над ситуацией, сказать, что могло быть хуже, всегда быть счастливой. И только Кира и мама знали, насколько я ранима... Только при них я позволяла себе говорить о плохом, реветь и жаловаться на жизнь... И обе всегда меня успокаивали, а потом и я успокаивала их.

В началке я была как все, обычная, всего лишь хорошистка. Учительница старалась никого не выделять. А в пятом я начала ходить в два кружка — художка и спорт, — какое-то время была старостой, стала больше учить и усерднее учиться, стала отличницей, со временем меня стали нахваливать учителя, а в особенности математик Барбарис. Мы как-то сразу нашли общий язык.

Математика (а потом и геометрия с алгеброй) давалась мне легко, даже задания, которые в учебнике назывались сложными, я делала за три минуты. В пятом классе я понимала, что такое факториал, в шестом решала задачи из первой части ЕГЭ. Помню, как однажды поспорила с учителем физики на факультативе. Я тогда сказала, что проще посчитать факториал двадцати, чем решить его задание, а он ответил: «Флаг в руки. Если до конца урока успеешь, поставлю "пять" в журнал». И я успела. А физик рассказал Барбарису... Наверное, именно этот момент стал началом ада.

Я никогда не была заучкой, часто давала списать и могла объяснить тему на перемене, короче, выезжала на мозгах. А они были. Я с детства много читала, а любовь к математике — семейное. Но это не помешало мне возненавидеть этот предмет. Точнее, сам предмет у меня не вызывал отрицательных чувств, но урок в исполнении Барбариса был цирком. Каждый раз по одному и тому же сценарию: «Отрабатываем новую тему — Алина, решай все задания по параграфу в учебнике — Алина, иди помоги этому тупице у доски, сделай мою работу, а я пока в телефончике посижу, но ни в коем случае не решай за этого идиота — Алина, ты решила эту задачу из сложной части? А, ну тогда объясни её у доски вместо меня — Алина, чтобы ты не скучала, будешь проверять самостоятельные вместе со мной. И мне совершенно не важно, что ты и так бы не скучала. И да, не забудь притащить свой стул от третьей парты к моему столу. Тебе же не сложно его таскать, правда? Он же не бьёт тебя железной ножкой по ляжке и деревяшкой по тазовой косточке? — О, теперь у нас новая тема. Алина, ты же её уже прочитала, я прав? Ну тогда объясни её вместо меня, она несложная. Давай, я верю, что эти тупицы поймут». Он постоянно выделял меня. Он делал меня особенной, слишком сильно выделял из общей массы. Конечно, моим одноклассникам это не понравилось. Начались насмешки, при любом удобном и не очень случае я слышала «крыса», «жаба», «уродина», «тварь», а однажды...

Однажды после очередного зачитывания результатов контрольной ко мне подошла одноклассница и спросила: «Что ты сделала Инвалиду, что он тебя так выделяет?» А дальше она стала намекать, что я... оказала ему услуги сексуального характера. В туалете. Я что, похожа на проститутку?!

Но именно в туалет я побежала реветь, а Кира меня успокаивала.

На следующей перемене мы рассказали об этом пацанам, которым я нравилась, а они объяснили однокласснице в доступной для неё форме, как не стоит себя вести.

Эти полгода меня адски вымотали... И я решила перейти в другую школу. Кира сказала, что идёт со мной. Боже, но как же я устала...

Я устала быть особенной.

Сквозь занавески в спальню проникает лунный свет, путаясь в узорах плитки на полу. Я протягиваю руку к тумбочке и беру телефон. Яркий свет экрана слепит меня, но я успеваю различить цифры — четыре часа и тридцать одна минута утра. Через три с половиной часа я должна быть в школе... И должна быть бодрой.