Общий знаменатель (гет)

Я даже не стал дожидаться, пока все перестанут на меня пялиться, а вспомнил незабвенную Амбридж и пронзительно и мерзко покашлял, прерывая Дамблдора, и с места в карьер поинтересовался, почему за некоторыми студентами в этом году был отправлен неквалифицированный школьный персонал. Как же я узнал? Очень просто: мой сын в ателье разговорился с будущим учеником и выяснил, что к нему пришел мистер Хагрид. К ученику, проживающему с магловскими родственниками. Итак, господин директор, может быть, вы поведаете мне, кто проводил инструктаж? Ведь убедить родственников, никогда не имевших дела с магическим миром, отправить своего горячо любимого ребенка непонятно куда — нелегкое дело. Профессор Макгонагалл, насколько я знаю, успешно занимается этим в течение многих лет, у нее мандат на использование демонстрационного волшебства в присутствии так называемых посвященных маглов. А Хагрид? Он пришел, сказал, что теперь мальчик будет учиться фокусам девять месяцев неизвестно где, куда нельзя ни позвонить, ни приехать. Директор, Хагрид — уголовник, условно освобожденный, лишенный палочки, к тому же недоучка. Вы ему еще преподавать разрешите, глумливо добавил я, отмечая, как ухмыляется Северус. Ну да, Хагрид вроде как умолял о должности преподавателя по Уходу за магическими существами не меньше, чем Снейп — о Защите. Точнее, о Противодействии магическому воздействию. Идиотское название, не спорю, но какое родили, таким и будет пользоваться. Зато никаких проклятий и темных искусств в названии.

Макгонагалл явно не ожидала от меня реверанса в свою сторону, а остальные — слова «позвонить». Я так и слышал шепотки: «Он знает, что такое телефон!» Едва удержался, чтобы не повернуться и не сказать: «Знаю. А еще знаю, что такое компьютер, МКС, сериалы, атомная подводная лодка, автомат, горные лыжи, антибиотики, Шанель, фитнес, МАГАТЭ, центральное отопление, Фейсбук, дефолт, политика изоляционизма, феминизм, айфон, кредитная карта, кассетные бомбы, хлор, нефтяные скважины, двигатель внутреннего сгорания и электрогитара. А теперь вопрос к преподавателю магловедения, почему я об этом знаю не от нее?»

Альбус сообщил мне, что так как Хагрид вынес Гарри на руках из магического мира в магловский, то ему и ввести его обратно. От такого объяснения перекосило и Снейпа, и — внезапно — Макгонагалл.

— А мне нравится эта логика, — сказал я, повернувшись к Северусу. — Темный лорд пытался Поттера убить, ему его и к алтарю вести, я так понимаю?

— Гарри Поттер не должен быть ангажирован на какой-либо факультет, — сказал Дамблдор. — Потому я не стал отправлять за ним кого-то из деканов, чтобы у мальчика не сформировалось симпатий заранее.

— Альбус, это так тупо, что даже оскорбительно, — сказал я устало. — Все знают, что Хагрид — фанат Гриффиндора, считает, что все преступники заканчивали Слизерин, а названия Рейвенкло и Хаффлпаффа вряд ли выговорит.

Внятных объяснений я не дождался. Меня попросили не тратить чужое время, все люди занятые, а я со своими придирками могу все выяснить с директором наедине. Но это мне нужно не было, я уже понял, что общаться с ним надо только в присутствии свидетелей, и после педсовета я отловил мадам Помфри и навязчиво проводил ее до Больничного крыла, отбрехавшись от всех необходимостью тщательной инспекции; присутствовать никто не желал, вот и вся хваленая взаимовыручка. Мадам Помфри смотрела на меня как на врага народа, принялась перечислять, что есть в медкабинете, но я перебил ее, сказав, что хотел бы предложить ей осматривать всех первокурсников при поступлении. Особенно это касается магловских детей, ведь маглы не могут залечивать ссадины и раны мгновенно, может, у кого-то переломы были летом, может, кто чем болен.

— Боитесь, что ваш сын чем-то заразится? — спросила меня Помфри презрительно.

Ну и репутация у меня. Ничего ведь не сделал такого, просто богат, но надо подозревать меня во всех грехах.

— Даже если и так, не все ли вам равно, по какой причине я прошу позаботиться о детях? — устало сказал я.

— И вы даже не возразите, — торжествующе сказала она.

— В этом нет смысла, вы все равно сделали выводы до того, как я рот раскрыл, — отозвался я и ушел. На душе было препогано.

Северусу я сказал насчет метки, что все, конечно, прекрасно, но Долохов не может появиться в Англии в силу объективных обстоятельств, а сам Снейп не имеет права из нее выехать, пока Поттер не закончит школу, обещания директору, как без них. То есть, я так не говорил, я вроде как не знаю, кто чей шпион и так далее, но я участливо предложил Снейпу отправиться в Австрию в мое шале, где порой гостит Антонин. Судя по серому виду декана Слизерина, он все-таки Дамблдора отравит. Теперь вроде как не я подло зажилил способ свести метку, а Дамблдор виноват и держит Снейпа на коротком поводке. Думай, Сева, думай. Кто тебя использует, а кто протягивает тебе длань бескорыстной помощи. Никто, конечно, но я изображаю лучше, чем Дамблдор, к тому же играет фактор факультетской солидарности.

На платформу, куда мы и подобные нам, точнее, обладающие подобными нашим цифрами на счету, перемещались порталом, а обычные смертные — к вящей зависти наших детей — через магловский вокзал, мы прибыли заранее. Мы с Нарциссой провожали Драко вдвоем, мрачно переглядываясь над головой пока что счастливого ребенка. Не представляю, как Драко будет без нашего присутствия в незнакомом месте, где полно людей. Да, Теодор Нотт, Панси Паркинсон и Крэбб с Гойлом ему знакомы, но своенравной кровиночке нужна мама. Он даже в Австрии со мной, Басти и Антоном под конец затосковал.

Поттер прошел через стену, растерянно оглянулся, заметил нас и обрадованно заспешил в сторону знакомых лиц, но в нескольких метрах остановился, не зная, будут ли ему рады. Драко вынырнул из объятий Нарциссы и приветственно махнул Поттеру рукой. Нарцисса с удовлетворением отметила, что Гарри явился в купленных ей брюках и рубашке, мятой, но целой; не чета тому дырявому кошмару, заколотому изнутри булавками, чтобы ткань не расходилась и дыры не были так заметны. Петунье лень было даже зашить, а Гарри или не умел, или не видел смысла в уходе за собой.

Какой-то он был напряженный и смотрел на меня странно. Опасливо. Но у меня уже был заготовлен вопрос, потому я спросил, как Гарри добрался, сказал ли его провожатый ему, как попасть на платформу. Ткну Дамблдора рылом еще раз. Гарри вежливо поблагодарил меня за то, что я подсказал ему заранее, а я сказал, что каждый раз один-два студента не успевают на поезд или не находят нужное место для перемещения. Ну да, Абрахас до сих пор при каждом удобном случае припоминает, как я однажды проспал первое сентября и был уверен, что все еще август; так часто рассказывал, что я уже практически вспомнил то, чему свидетелем не был. Я ожидал, что Гарри спросит, что в таком случае делать, ему как раз пригодится эта информация в следующем году, но его терзало другое:

— Лорд Малфой, а вы слизеринец? — поинтересовался Поттер, наконец разродившись давно назревшим вопросом. Хагрид обработал, но Поттеру не четыре, чтобы какое-то мороженое перевесило целую обувь, новую одежду и подсказку, как вести себя в магическом мире.

— Да, — ответил я. — Как и моя жена, мой отец, но моя мать с Райвенкло.

Впрочем, рассказать о ее впечатлениях о школе я не могу, она умерла, родив единственного сына. Абрахасу надо ставить памятник: я понял по дневникам, что Люциус, хоть и расстраивался, никогда не винил себя в смерти матери, а чья это заслуга, как не отца?

— А мои родители с Гриффиндора, — продолжил начинающий провокатор. Бедный ребенок, Марк меня в пять лет грамотнее разводил на ответы.

— Насколько я знаю, ваш отец с Гриффиндора, его отец Чарльз Поттер также, Дорея Блэк, жена вашего деда, с Райвенкло, — скучающе ответил я. Пусть думает, что это ничего не значит.

— Почему, если родители с одного факультета, то дети тоже поступают туда?

А вот это интересно. Я посмотрел на него внимательнее.

— Распределение на факультеты происходит по доминирующим чертам характера. На факультете, попав в окружение себе подобных, человек развивает данные черты. Логично, обзаведясь семьей, он воспитывает их и в своем ребенке. Но на Слизерин попадают дети династий и древних семей, это самый консервативный факультет, делающий упор на традиции магического мира, которые соблюдаются и в семьях; это формирует характер в том числе. Традиционное воспитание культивирует рациональный подход к решению проблем, клановость, то есть, чувство локтя и преемственность, на Слизерине четкая иерархия, взаимопомощь внутри факультета и отсутствие соперничества. Большинство учеников являются родственниками. Гриффиндор выпускает спортсменов и авроров, большинство находит себя именно в таких… конкурентных отраслях, и своих детей они воспитывают соответственно. Отсюда появляются потомственные слизеринцы и гриффиндорцы. У родителей, учившихся в Хаффлпаффе, дети чаще всего поступают в Райвенкло или Хаффлпафф, у закончивших Райвенкло — в Слизерин и Гриффиндор.

— И если Драко попадет на Гриффиндор…

— Не попаду! — взвыл Драко и объяснил, что в этом году в Хогвартс поступает кошмарная девочка, которая точно не попадет на Слизерин, потому что она не чистокровная, следовательно, это единственное место, где от нее можно скрыться.

— Нечистокровная? — прищурился Поттер, все еще глядя на меня неодобрительно. Что ему Хагрид наплел? Я начал нервничать. — А почему все преступники со Слизерина? И Волдеморт?

— Мистер Поттер, вы сказали, точнее, повторили глупость, — отрезал я, теряя терпение. — Если бы Слизерин воспитывал преступников, оставили бы этот факультет в школе?

— Нет, — мотнул головой Поттер, наконец понимая, что сморозил что-то не то при семье, полностью окончившей Слизерин.

— На Слизерине учатся дети алхимиков, банкиров, дипломатов, предпринимателей, а не бандитов, и вообще, мистер Поттер, групповая идентичность — не лучший метод анализа общества. Персиваль Дамблдор, отец нынешнего директора Хогвартса, закончив Гриффиндор, умер в Азкабане, куда попал за убийство трех несовершеннолетних маглов, а директор считается маглофилом, — Драко и Нарцисса уставились на меня так, словно у меня вторая голова выросла. — Сириус Блэк, кузен моей дорогой супруги, гриффиндорец, сидит в Азкабане сейчас за убийство маглов, впрочем, в его вине я как раз не уверен, Август Руквуд, который тоже осужден, но не за убийство, а за разглашение государственной тайны, — выпускник Райвенкло. Насчет Темного лорда: откуда вы знаете, что он вообще учился в Хогвартсе? Я не знаю ни одного выпускника Слизерина по имени или фамилии Волдеморт.

— А в Хаффлпаффе правда учатся тупые? — продолжил пытать Гарри.

— Нет, — ответил я и вздохнул. — Гарри, ваша риторика, если вы хотите хоть сколько-то преуспеть в жизни, должна претерпеть некоторые изменения. На Хаффлпаффе учатся студенты, отдающие предпочтение ручному труду. Туда часто попадают маглорожденные, потому что скорее всего, если они не будут прилагать больших усилий и соглашаться на такую работу, они не смогут найти свое место в мире магов.

— Моя мама не была…

— Я не был знаком с вашей матерью, — прервал я.

— Почему? Потому что она из семьи маглов?

— Поттер, Господи… — простонал красный от стыда Драко, чувствуя свою ответственность. — Малфои — финансисты и политики, твоя мать была домохозяйкой, где они могли пересечься?! Что тебе этот Хагрид наговорил?

— Чтвыпжртель, — доверительно сообщил Поттер асфальту.

— Что? — переспросили мы с Драко хором.

— Что вы Пожиратель, — уже четче проговорил Гарри и вскинул на меня отчаянный взгляд. — И были за Волдеморта.

— И почему же я тогда не в тюрьме, раз сам мистер Хагрид так говорит? — насмешливо проговорил я.

— Потому что вы всех обманули, — тихо сказал Поттер, сжался, но не отошел.

— Всех, кроме великого детектива мистера Хагрида. Как же я это сделал? — безжалостно продолжил я.

— Я не знаю, — совсем уже неслышно проговорил Гарри. Драко стоял в позе классического фейспалма.

— Гарри, — вздохнул я. — Мне действительно предъявляли обвинение, но я был признан невиновным. Не оправдан, а признан невиновным. Сейчас я возглавляю Попечительский совет, вхожу в Визенгамот. Думаете, со мной кто-то имел бы дело, будь я в чем-то замешан? Возможно, Хагрид, причисляющий всех выпускников Слизерина к преступникам, имел в виду то, что и я закончил этот факультет?

— Я тебе сейчас все объясню, — с мученическим видом пообещал Драко, изнывая от смущения. Ну да, я ведь вроде как по его вине терплю такое хамство. — Пошли в купе скорее, запремся, и я все тебе объясню…

Три плюса по-прежнему здесь: Уизли в пролете, Драко при деле, Поттер вроде как успокоился. Наш трепетный сын настолько загорелся новой идеей просвещения, что забыл попрощаться. Гарри что-то успел промямлить, но его уже тащили на буксире прямиком к поезду, который как раз призывно раскрыл двери. Я повернулся к Нарциссе с торжествующим видом, вздернул бровь, та держалась, держалась, сжимая губы, я торопливо накрыл нас чарами отвлечения, и мы заржали так, что у меня через минуту бок заболел. «Ты не хочешь пойти в преподаватели? — рыдала Нарцисса, утирая уголки глаз платочком. — Северус тебя убьет за своего ученика по фамилии Поттер!» «Подожди до вечера, если попадет на Слизерин — буду считать себя учителем года, — отозвался я и добавил. — Хагрид так часто говорит об Азкабане, что, мне кажется, просто неэтично держать их дальше в разлуке!»

Чары отвлечения хороши тем, что все кругом видят ваши силуэты, то есть, не натыкаются, но просто не обращают внимания на то, кем вы являетесь, чары не дают мозгу стороннего наблюдателя идентифицировать вас, но вы все видите и слышите сами. Этим чары отвлечения выгодно отличаются от других, более мощных щитов. Если вас ищут целенаправленно, вы не скроетесь, но нас никто не искал.

Искали Поттера.

— Мама, ты говорила, что он будет здесь!

Мы с Нарциссой медленно повернулись и узрели семейство Уизли практически полным составом. Зачем-то они притащили с собой Джинни. Мы с Нарциссой не взяли близнецов из острого приступа человеколюбия: это мы привыкли к ним, остальной мир еще не готов к Апокалипсису, пусть пока оторвется Драко в качестве первого всадника.

— Мам, Гарри Поттер должен быть здесь, он тоже поступает в этом году! Ну почему, почему мне нельзя поехать?!

Я глянул на Нарциссу, Нарцисса на меня. Всякий раз, когда Рита начинает вести себя отвратительно, можно вспомнить Джинни Уизли, и полегчает.

Не то чтобы я был уизлиненавистником, вовсе нет. В фильме я, в отличие от Ритки и Марка, был за них горой: актриса, игравшая Молли, меня покорила. Но прожив здесь практически десять лет, постоянно сталкиваясь с Артуром, я перестал связывать полюбившихся мне персонажей с этими людьми. Несмотря на все трудности, с которыми сталкивалась семья моего происхождения, как я мысленно их называл, маман и отец всегда воспитывали детей. Марк и Ритка, несмотря на занятость родителей мною, никогда не росли как сорная трава, их приучали вести себя в обществе, они у меня в палате ели, как на приеме у королевы Англии, да я сам лично их воспитывал, вооружившись книгами по детской психологии. Несмотря на боевой характер, Ритка всегда была истинной маленькой леди, из Марка было не вытравить манеры. Что говорить, когда маман, пылая праведным гневом, рассказала мне о том, что Марк, испытав к какому-то доставшему его хаму трамвайному острую неприязнь, выразил свое негодование шедевральным: «Вы пидор», потому что к незнакомым людям нельзя обращаться на ты, но он уже слышал от меня, кем я считаю неприятных мне сотрудников отдела по контролю.

Уизли детей не воспитывали. Сами себя пытались воспитать Билл и Перси. Ну ладно, парни как-то устроятся, но Джинни! Британия — сословное общество, магическая Британия — в триста раз более сословное общество. Белла могла кидаться Круциатусами и посудой, могла приложить меня не слабее портового грузчика, но тем не менее, при встрече с ней все сразу понимали, что перед ними истинная аристократка. В Азкабане, в тюремной робе на нарах сидела леди Лестрейндж. Паркинсоны свой хтонический ужас, по дьявольской иронии пришедший в этот мир в облике милой девочки по имени Панси, дрессировали от рождения и до последней минуты, вот и сейчас они благоразумно держат ее за руки и дают последние наставления. Панси еще даст прикурить всему миру, мол, Белла в тюрьме, отдохнули? Продолжим! Не дай боги, это следующая леди Малфой! Но тем не менее, за репутацию можно не беспокоиться. Как говорится, в связях, порочащих их, замечены не были…

Уизли всем своим видом говорили, что в их семье проблемы. Джинни была объективно симпатичной, это не отнять, но плаксивое выражение лица, согнутая спина, грязные волосы, несвежая одежда — это то, что испортит впечатление от любого человека, вне зависимости от пола и возраста. Все было дешево в ней: магловские пластиковые бусы, розовое платье под рыжие волосы, лаковые босоножки на черные гольфы… Не всем везет с внешностью, согласен, меня маглы принимают или за порноактера, или за женщину, третьего не дано, поначалу было забавно, потом надоело. Но какие-то элементарные правила усвоить можно! Впрочем, поглядев на Молли, можно было сделать вывод, что брать девочке пример не с кого. Молли в фильме была просто огонь, харизма так и перла, мои мелкие считали меня извращенцем. Здесь… она была опустившейся. Она совершенно не следила за собой до такой степени, что одежда на ней, владеющей магией, была грязной.

Бедность — не порок, тысячу раз слышал и повторял, но и она бывает разной. Одно дело, когда у тебя нет денег, вещи старые, другое — когда ты неряха, патологически не умеющий зарабатывать, и что не менее важно, тратить деньги. Да-да, это реверанс в сторону поездки в Египет, хотя деньги можно было потратить куда более рационально.

Ладно, это не мое дело. Главное, что Поттер отдан Драко на растерзание, а это значит, что мы с Нарциссой можем потратить время на себя любимых наконец-то.

К нам подошел Гэвин Паркинсон, создатель хтонического ужаса магической Британии, с такой счастливой улыбкой, что я сразу понял: Панси уже в поезде. Миссис Паркинсон истерично рыдает в платочек: еще бы, такая радость. Не удивлюсь, если они оба будут пить без просыха неделю.

— Я так переживаю! — проговорил Паркинсон возбужденно. — Ведь такой стресс, это же для неподготовленного человека — сущий ад! Боюсь, что через неделю мне придется вытаскивать тело из петли. Она никогда не жила вне дома.

— Уверен, Панси приживется на Слизерине, — сказал я из вежливости.

— Причем тут Панси? — спросил бледный Паркинсон. — Я про Северуса. Остальных мне не жаль, но если она попадет на Слизерин, я боюсь, он просто не вынесет.

Мне даже нечего было на это возразить. Скажем так, один визит Панси в мэнор, и у папеньки сменился боггарт, а это раньше был пустой банковский сейф. И если это не показатель, то я не знаю, что и сказать.

Я предложил Паркинсонам отправиться в какой-нибудь ресторан и посидеть там в свое удовольствие, как скучные взрослые, отправившие детей куда подальше. Практически каждый ресторан в Лондоне, где счет на двоих превышал среднюю зарплату, имел магический зал. Там прислуживали волшебники и магические существа, а блюда были такие, что ни одно воображение не додумается. Колдуны ходили туда шикануть, показать статус, пощекотать нервы — ну да, закажи себе омлет из драконьего яйца, просто развлечься. Кино у магов не было, лондонский театр уныло гонял одну и ту же постановку, что-то стоящее появлялось только на Новый год, когда приезжали на гастроли русские и французы. Музыка — музыка да, и классика, и рок, и вейловская потрясающая музыка, гоблинский барабанный оркестр — всего этого было в магическом мире навалом, не понимаю, почему в произведениях осветили только хор Хогвартса с жабами и концерт «Ведуний», когда это наиболее невинный пример. Люциус великолепно играл на магической скрипке, природный талант и так далее; я, когда взял ее — с пяти до десяти я исправно пилил скрипку пять раз в неделю — ожидал кошачьего концерта, но у тела была память своя, с моими осознанными воспоминаниями не связанная, потому что-то у меня получалось. Делать пять лет мне все равно было нечего, потому я возвращал себе мастерство. Маман говорила, у меня неплохо получалось, Нарцисса — что я бог музыки, я же был скрипичный серединка на половинку, но труд и долгая практика даже из обезьяны сделали человека, а из мага скрипача — тем более. Я играл магловские хиты с грядущих Евровидений, ценители прекрасного из рядов бывших Пожирателей твердили, что это новое слово в магической музыке. Ну да, раз маг играет, значит, и музыка магическая. Но лорду не пристало выступать для плебеев, потому я играл в узком кругу. Развлечений по-прежнему было немного.

Паркинсоны проводили неприлично счастливыми взглядами тронувшийся Хогвартс-экспресс, взяли нас с Нарциссой под руки, и мы отправились предаваться греху чревоугодия.

— Пройдем через магловскую часть? — предложил я. — Погода чудесная, а аппарировать по пять раз в день я не могу.

Отвратительный способ перемещаться. Первое время после снятия запрета нарадоваться не мог, аппарировал каждые пять минут, потом свалился с… похмельем. Ага, именно с ним. С этим чувством я, спасибо домашнему аресту, был знаком весьма близко. Отходняк от множественной аппарации был по ощущениям один в один сильнейшее похмелье, только опохмелиться не можешь. Порталы, мои порталы.

Мы подошли к барьеру, ведущему в магловский мир, я сменил мантию на плащ, все остальное на мне выглядит вполне прилично. А так длинные волосы и так дают мне карт-бланш на некую чудаковатость: может, я художник или музыкант, потому и на застегивающийся наискосок длинный пиджак никто не посмотрит. Нарцисса подумала и превратила свою мантию в точно такой же плащ, как у меня, не стала застегиваться, просто завязала пояс. С узким платьем смотрелось сногсшибательно. Паркинсоны одинаковыми движениями палочками превратили свои одеяния в одинаковые костюмы-тройки. Самый беспроигрышный вариант, и не знаю почему, но именно эти трансфигурированные костюмы держались дольше всего. Нам с Нарциссой придется подновлять чары каждые два часа.

Мы прошли через барьер, Паркинсон вцепился в меня — он еще не привык, Нарцисса — в его жену, она никак не могла смириться с какофонией современного транспорта. А я чувствовал на себе чей-то взгляд.

— На нас смотрят, — шепнул мне на ухо Гэвин.

— Да, — согласился я. — Кто?

Уизли. Ну да, заметил, что гнусный Малфой средь бела дня пробирается в магловский Лондон, значит, точно убивать пошел. Еще и напарника прихватил, а жены — группа поддержки. Я ведь без восторженной аудитории и пяти минут не переживу.

Он шел за нами, как шпион из старой комедии, то есть, ненароком останавливаясь у каждого киоска, с прищуром за нами наблюдая и так далее. Нарцисса и Гэвин бесились, мы с его женой только смеялись. Маглы оглядывались на нас, потому что мы были как из фильма, и на Уизли, потому что тот тоже был как из фильма, но в плохом смысле. И как же было прекрасно, когда полицейский подошел и остановил его, спросив, почему он нарушает своим поведением общественный порядок. Мы остановились понаблюдать. Уизли был в замешательстве: использовать магию — мы же сдадим его за нарушение Статута секретности и еще везде растрезвоним, что маглолюбец Уизли применяет заклятия к ни в чем не повинному служителю магловского правопорядка. Согласиться на задержание — весь следующий месяц Министерство магии с моей подачи, естественно, будет смаковать новый анекдот: «Как Артур Уизли за ворота вышел». Куда ни кинь, всюду глумятся мерзкие слизеринцы. Но скандал протекал вяло, без искры, видимо, Артур решил попытаться уладить все миром; мы не стали ждать, к тому же оказались слишком далеко для того, чтобы все слышать, а подходить — себя не уважать, потому мы продолжили свой путь в обитель неопасного порока.

Когда мы расположились в зале за круглым столом, а два совершенно одинаковых существа, похожих на уменьшенных персонажей знакомого мне по прошлой жизни «Аватара» принялись резво и весело нас обслуживать, почуяв наше приподнятое настроение, в зал заглянул… Кингсли. С ним у меня отношения были вежливо-нейтральные, он один раз присутствовал на обыске, всем своим видом демонстрируя то, что его тут быть не должно, наорал на своего подчиненного, который хотел потребовать присутствия Драко и Нарциссы, устало сказал мне, что это формальность, и так и оказалось: через двадцать минут всех утащил назад в камин, еще и очищающее на ковер наложил такой силы, что исчезло даже винное пятно, автором которого был я, а эльфы вовремя не спохватились, и оттереть его никто не мог. Драко ковер нравился, исчезновение ковра означало исчезновение тишины на неделю, потому мы все мирились с нищебродством, а тут Кингсли милостиво избавил нас с папенькой от эстетических страданий.

Кинг нашел нас взглядом, скользнул дальше, уселся так, чтобы нас ему было видно, и развернул меню.

— Прекрасные дамы, Гэвин, у нас тут зрители, — сообщил я. — Доблестный аврорат выплатил своему верному слуге командировочные на десять лет вперед, чтобы он отужинал сегодня здесь.

— Предлагаю подождать, пока он закажет, и пойти в другое место, — сказала Нарцисса злорадно, я даже поразился ее коварству.

— Мерзкому аврорату не выкурить из полюбившегося трактира благородных донов, — отозвался я. Паркинсон и Нарцисса одновременно закатили глаза. Они оба считали, что это Долохов на меня плохо влияет, но Гэвин был уверен, что я еще раньше от Антона нахватался, а Нарцисса верила, что это все австрийские каникулы. Антонин любил подобные выражения в стиле Стругацких, сначала мне казалось странным, что он сам не подумал про НИИ ЧАВО, но в этом мире книг «Понедельник начинается в субботу» и «Сказка о Тройке», да и самих авторов не существовало. Абрахас признавал, что подобная манера речи придает мне политического шарма и истово крестился, будучи язычником, со словами, «как хорошо, что ты не занимаешься финансами!»

Благородные доны заказали себе столько еды, что стол не рухнул только благодаря магии, не иначе. Сидевший над убогой чашечкой кофе Кингсли одним своим ошарашенным видом подначивал нас. Когда я был мелким, взрослые застолья казались мне чем-то невероятно скучным и долгим, но тут, просидев пять лет взаперти, родив троих и пытаясь не разорваться между нашей «мафией», школой и ее проблемами, волдемортовским возрождением и абрахасовским «ты должен вести себя подобающе, соответственно, Люциус, хотя бы прилично», я постиг всю прелесть простого взрослого «попиздеть и набухаться в хорошей компании». Благо в сервис входит бережная доставка тел по указанному еще в трезвости адресу.

Чем больше я пил, тем яснее в моей голове вырисовывался план.

Для начала, я пьяно осознал, что для осуществления всего, что мы с Антоном задумали, мне не нужны Сириусы, Питеры, василиски, Краучи, Дамблдоры и прочие. Все могу сам, гордо решил я: раздобыть зелье для возрождения — у меня пожизненный пропуск в библиотеку мэнора, там наверняка и не такое есть, сварить суп — плоть слуги нужна, ну отхвачу себе мизинец, что мы не маги, не отращу? Хотя в каноне был протез, наверное, после ритуалов не отрастить. Алкоголь родил безукоризненный выход: схожу в синагогу, сделаю обрезание. Нигде не сказано, сколько плоти, и что это должна быть за плоть. Хуевый Темный лорд получится во всех смыслах… Потом меня понесло еще сильнее. А почему бы вообще не сдвинуть всю временную шкалу и не провернуть на первом курсе? Мне нужен Квиринус, в котором квартируется Темный лорд, и крестражи. И все. Крестражи надо отдать Антону, он разберется. Единственное, что омрачало радужную картину, я понятия не имел, как выковыривать Волдеморта из Квиррелла. Вроде как он сам вышел, когда транспорт начал умирать, но убивать я не хотел, я наоборот стремился уменьшить количество смертей. Надо еще стакан в себя опрокинуть, может, тогда придет что в голову.

В голову пришло, что бедный (это пока, когда мы расплатимся — очень богатый) официант уже минут десять пытается упорно донести до меня какую-то мысль. Я воскрес и принял у него из рук письмо, оказывается, пока мы ржали над Уизли и пили, наступил вечер, прошло распределение, Драко, как и положено хорошим детям, отчитался мне, что попал на Слизерин. Вместе с Панси.

— Бедный Северус, — горько вздохнул Паркинсон.

А потом шло что-то непонятное, во что мой пьяный мозг отчаянно отказывался въезжать. Драко описывал преподавателей — определенно писательский талант, засигнализировала та извилина, что отвечала за родительский инстинкт, и я надулся от гордости, но что-то… что-то было не то. Я перечитал письмо снова, узрел новые детали: Поттер попал на Гриффиндор, преподавателя года из меня не выйдет… что-то про поезд… преподаватели… нет, не то.

Нет ни слова про тюрбан Квиррелла. Драко бы написал в восторге, он любитель поиздеваться, но он рассказал про то, что преподаватель Защиты весь дерганный, а когда говорит с Северусом, так и вовсе вот-вот упадет в обморок, но про тюрбан ни слова.

Неканон.

Неканон, вашу мать!

Я от злости даже протрезвел немного.

Кингсли заметил, что я, получив письмо, сменил настроение на отвратительное, и подобрался. Я сунул письмо за пазуху, решив прочесть позже, но продолжать веселиться больше не мог. Паркинсоны тоже приуныли, обсуждая безрадостные перспективы Северуса и необходимость доплачивать бедняжке за вредность. Мы с Нарциссой отправились домой камином.

— Почему за тобой следят? — спросила Нарцисса, когда мы оказались дома.

— Я слишком красив, может, Кинг в меня влюбился, — попытался отшутиться я. На самом деле чувствовал я себя препогано: стоило немного протрезветь, как резко обострилась паранойя. За мной не было слежки уже года три. Ладно, Уизли, его кривую попытку пойти за нами можно списать на самодеятельность и излишнее рвение, но вот Кинг… он не из тех, кто будет делать что-то без особых на то причин. Внимание, вопрос, кому я нужен: Скримджеру, министру или Дамблдору? Последний — наиболее вероятно, но Кингсли не послушная марионетка, не будет преклоняться перед авторитетом Дамблдора. Он был в Ордене Феникса, но тогда практически шли боевые действия. Или я ошибся в своей оценке Кинга, и тот всегда пахал на директора?

Если министр, то это наиболее безобидно. Единственное, чего тот боится — это потерять свое кресло. Может, думает, что мои амбиции не ограничатся Попечительским советом Хогвартса, а меня избрали, хотя вроде как все ненавидели. Или боится, или хочет спросить, как я так умудрился.

А вот если это Скримджер, то тут меня ждет дьявольская пентаграмма. Потому что мы все повязаны, и мы все — слизеринцы. Вариант А: Скримджер следит за мной, потому что я внушаю ему опасения. Это очень плохо: он въедливый, как кислота, и может докопаться до Долохова, связей с Россией, знания русского языка — это еще никто не знает, что я на иврите говорю, заподозрить неладное, сделать неверные выводы и не знаю к чему прийти. Вариант Б: Скримджер следит за мной, потому что папенька в чем-то меня подозревает. Я обманул Веритасерум и не сказал ему как, у меня исчезла метка, изменился характер, стерта память. В то же время я что-то знаю про Эппл и мир маглов. Абрахас Малфой не дурак, далеко не дурак. Меня спасало пока что только то, что Люциус был крайне закрытым человеком, который, несмотря на глубинную привязанность, с отцом близок не был, дружил только с Розье, в свободное время пилил скрипку или в одиночестве накуривался в дрова и пялился на абстрактную живопись, улетая в глубины подсознания, и тут я его понимаю, жить такому отморозку нелегко. Когда его сменили, я вроде как осознал близость смерти, конечность жизни, начал ценить, любить, уважать, а главное, это все выражать вербально. По язвительности мы совпали, но раньше от Малфоя шутку надо было полгода ждать. Абрахас решил, что я просто раскрепостился, и пятилетнее пьянство мне только помогло, но вдруг я внушаю ему подозрения? Даже не с переселением душ связанные.

Информация. Откуда у меня информация? Отсюда выползает вариант В. Абрахас считает меня дебилом, который опять куда-то лезет, мало мне, окаянному, было Темного лорда и Пожирателей смерти. Встреча с Долоховым… если за мной следили и раньше — идиот, как я так мог расслабиться? — если Рабастан — точно, Рабастан мог слить меня папеньке с потрохами! — сказал, что я вижусь с ним, Абрахас мог заподозрить, что я куда-то ввязываюсь, и просто подстраховывать свое неразумное дитя. Ну да, он ведь считает меня не финансистом, а дипломатом, и называет демагогом, что с его точки зрения — тяжкое оскорбление. Лично я считаю себя политиком, так что это еще комплимент. Все просто: Абрахас пожаловался другу детства, друг детства напряг подчиненного.

Я встряхнулся, одернул пиджак, торопливо поцеловал руку Нарциссе и отправился к отцу скандалить, пока алкоголь не выветрился до конца, а я не потерял запал. Абрахас сидел за столом в обнимку с пухлой тетрадью, на открытом листе которой были какие-то расчеты, перед ним на изящных весах лежали одинаковой огранки огненные кристаллы — безмерной красоты камни, созданные магически.

— Выносить свои подозрения за пределы круга семьи — низко и оскорбительно, — заявил я с порога, пытаясь не зависнуть на переливающейся красоте. — Если хочешь что-то узнать, спроси у меня!

— Хорошо, как ты избавился от метки? — ничуть не смутился папенька, даже не поднял взгляд. — В НИИ ЧАВО подсказали, да?

— Знаешь, что? Я не собираюсь ничего говорить человеку, который мне не доверяет!

— Логика всегда была твоей сильной стороной, — хмыкнул Абрахас. — Хочешь знать? Изволь. Я проанализировал свою память. Мы никогда не говорили с тобой о России. Узнать о НИИ ЧАВО от кого-то другого ты просто не мог. Следовательно, ты расспросил и стер мне память, — наконец он поднял взгляд. — Как тебе доверять, Люциус?

— Я могу поклясться тебе чем угодно, что я твою память никогда не стирал, — я сбавил обороты. Ничего себе подозрения. Вдруг я подумал, что Люциус ведь мог так сделать. В дневниках не написано, ну так он мог не все документировать, к тому же одно дело — преступления, а другое — преступления против семьи.

Абрахас долго смотрел на меня, потом снова вернулся к кристаллам. Ясно, не поверил.

— Допустим, я тебе верю, и ты не стирал мою память, — поджал губы Абрахас. — Но как ты объяснишь это странное совпадение: лакуны в моей памяти и изменения в твоей, причем ты знаешь то, что могу знать я, а ты нет?

— Как ты понимаешь, что ты чего-то не помнишь? — не понял я.

— Дневники, — отозвался отец. — Я прочел в них некую информацию, которая стала для меня новой. Но она записана моей рукой, следовательно, я должен помнить.

— Какая информация? — и вдруг я понял. И паззл сложился. Ну и сука ты, Люциус Малфой…

— Крестражи, — не разочаровал Абрахас. — Я обмолвился о них некоему Тому Реддлу, но отказался рассказывать подробнее, особенно учитывая его интерес к этой теме. Потом меня спросил ты. Единственное воспоминание, которое у меня есть, это твой вопрос. О том, что я сказал Тому, я прочел в дневнике. О том, что такое крестраж — там же. Ты спросил меня, и дальше воспоминания нет. Крестраж, отсутствие метки… ты сделал крестраж, Люциус? Проклял часть своей души? Вот какая была великая цена твоего освобождения?

Какой Эверест рухнул с моих плеч, кто бы знал! Я свалился в кресло. Вот чего испугался Абрахас, того, что крестраж сделал я! Подозреваю, что Темный лорд дал Люциусу задание раздобыть сведения о крестражах, намекнул, что Абрахас в курсе, Люциус вытащил из него информацию и стер ему память, передал. Вероятно, Волдеморта озаботили изменения в его собственном облике, вот он и решил узнать поподробнее, что вообще творит. Абрахас выяснил входящие данные, но сделал неверный вывод.

— Я волнуюсь, — сообщил папенька, как будто мне было не тридцать с лишним, а шесть.

— Я не делаю ничего запрещенного, — ответил я. Ну да, пока не делаю. Вообще-то мне тут надо Волдеморта возродить, но это не сейчас, немного позже. — Может, Том и стер тебе память? Потому что я не помню, чтобы я вообще спрашивал тебя о крестражах.

— Но ты о них знаешь, — проронил Абрахас. Упс, ошибка резидента номер миллиард. — Ты не задал мне ни единого вопроса о том, что это. Что тогда произошло, Люциус? Белла говорила о Круциатусе, но что Том сделал с тобой на самом деле?

— Я не знаю, — сказал я и опустил взгляд и опять же ни словом не соврал. Я не знаю, я тогда еще ждал своей очереди, пока Люциус в авральном режиме соберет последние манатки и отчалит из бренного тела в долину охоты. А не попробовать ли мне… сказать правду? По неподтвержденным слухам, говорить правду легко и приятно. — У меня нет памяти о прожитых годах. Все, что я знаю до тридцать первого октября того года, словно… словно я книгу прочел. Это обрывочные сведения, причем некоторые о прошлом, некоторые о будущем, может быть, он сам говорил мне о каких-то пророчествах или идеях, я не знаю. У меня полностью отсутствует эмоциональная память, я узнал вас… когда увидел.

— Интересный, наверное, опыт, — Абрахас наконец-то соизволил отложить все свои дела и обратить внимание только на меня. — Узнать собственного отца как постороннего.

— Ты мне понравился, — пожал плечами я. Абрахас поморщился.

— Где ты так набрался?

— С Паркинсонами справляли избавление от детей.

— У тебя еще двое, — милостиво напомнил он.

— Забирай себе Марка, Риту подкинем Блэкам, — отмахнулся я, чувствуя, что засыпаю. — Когда ты выяснил про лакуны в памяти?

— Когда ты в Австрии был, — отозвался Абрахас сквозь мой сон. — Рабастан сказал про Долохова, а домовики достали твою плебейскую футболку. На таком уровне я русский знаю, научно-исследовательский институт чародейства и волшебства…

Тут я отрубился. Как мне утром сообщил рыдающий от умиления портрет троюродной бабушки Абрахаса, папенька поднялся со стула, дошел до меня, трансфигурировал подо мной кресло в диван, укрыл призванным из другой комнаты пледом и еще согревающие чары наложил и поставил мне, пьянице проклятому, стакан с водой на утро. Если знать Малфоев, то это было максимальнейшее из возможных проявление заботы.