Матушка Яблоня (джен)

Их было трое: один отвлекал внимание, а два исподтишка норовили рубануть по ногам и запястьям. Геральт крутился как бешеный. Нильфгаардцы наседали и раззадоривали его, будто опытные медвежатницы. Иногда клинки мелькали в опасной близости, и тогда нутро ведьмака обдавало холодом. Ненадолго, на долю мгновения. Тут же в сердце вскипал злой азарт и огнём растекался по венам, чтобы выплеснуться в смертоносном рывке.

Геральт перехватил меч поудобнее. Благо нильфгаардцы начали выдыхаться ещё раньше. Они чаще отступали, их движения замедлились. Улучив момент, чтобы отбросить двоих и разделаться с третьим, ведьмак резко развернулся и… понял, что недооценил противников. Солнечный свет брызнул ему в лицо вместе с белой вспышкой нильфгаардского клинка. Сталь со свистом рассекла воздух, полоснула по носу, обожгла глаза.

* * *

Он очнулся на ковре из листового опада. На лице лежали розовые листья, словно саван из вечерней зари. И он понял, что не клинок царапнул его, а опавшие листья. Только сердце продолжало лихорадочно биться, обманутое мороком сна. Геральт приподнялся на локтях, чтобы осмотреться.

Солнце клонилось к закату, из-за чего свет смягчился и наполнился сиянием свежего мёда. Ветер волнами пробегал по высокой траве, по листве черешен, робко обступавших поляну. Над Геральтом шелестела кроной громадная яблоня, в обхвате не уступавшая вековым дубам. Она была такой старой, что серую кору покрывали грубые морщины и наросты, узловатые ветви причудливо выгибались в разные стороны. Она почти не плодоносила, только несколько золотистых яблок покачивались высоко над землёй. Геральт облизал потрескавшиеся губы, страшно хотелось пить. Не чувствуя сил, он прислонился к шершавому стволу и уловил приятное тепло, исходившее от дерева.

Приближалась ночь, так же неотвратимо, как осень, расплескавшая краски по верхушкам деревьев. В глубине леса сумрак сгущался. К поляне, на которой очнулся Геральт, он подкрадывался незаметно, прячась в высокой траве. Стайка зеленушек налетела на черешни и, недолго повозившись среди ветвей, упорхнула дальше. Ветер-бродяга увязался за ними. Стало тихо. Лишь шорох опадающих листьев и стрекотание кузнечиков нарушали покой.

Геральт чувствовал, как тревога уходит, растворяясь в вечерних лучах. Он знал, что обитатели леса не побеспокоят его. Не потому, что ведьмачий медальон не предупреждал об опасности. Это была внутренняя, совершенно иррациональная, уверенность. Если не считать гигантской яблони, лес мало отличался от знакомых Геральту мест: те же трава, кусты и деревья, те же запахи прелой листвы и клевера.

Отчего это место казалось ему прекраснейшим на земле? Чем был так хорош этот лес, что его не хотелось покидать? Геральт не мог найти ответа. Он упивался умиротворением и радостью. Словно мать взяла его на руки, укачивая и утешая.

Внезапно он понял, что видит мир таким, каким тот был создан богами и остался таким по сей день. Нужно было лишь настроиться и услышать извечную силу любви. Это оказалось совсем не сложно, ибо она жила повсюду: в солнечных лучах, в растениях, в мягкой почве и кузнечиках. Геральт неожиданно осознал, что всё сущее непостижимым образом одухотворено и… любит его.

* * *

Рядом с ведьмаком упало яблоко, словно дерево прочитало его мысли и решило помочь. Какое-то время Геральт боялся пошевелиться, чтобы ненароком не спугнуть волшебное чувство единения с миром.

Затем он ощутил лёгкий толчок, как будто кто-то ласково коснулся плеча.

— Хуф, покушай, сынок, — раздался скрипучий гортанный голос.

Геральт запрокинул голову и увидел, как наросты на коре пришли в движение, приподнялись, и на их месте появились глаза! Яблоня смотрела на ведьмака большими светло-карими глазами, выпуклыми, как у коровы, и такими же осмысленными, как у человека.

— Кто ты? — спросил Геральт. Он ничуть не испугался, будто говорить с ожившим деревом было чем-то естественным.

— Можешь звать меня матушкой Яблоней, — дерево говорило медленно, растягивая слова, и смотрело на Геральта с материнской нежностью.

— Я умер или сплю? — без особого интереса спросил Геральт, как будто речь шла не о нём, а о знакомом знакомого.

— Ни то, — нараспев ответила Яблоня, — ни другое.

— Где я? Что это за место?

— Это земля блаженства Тол-Эрессеа.

— Никогда не слышал о такой, — пожал плечами Геральт.

— Об Аваллонэ ты тоже не слышал? Хм, неужели, люди позабыли про эльфийскую гавань?

— Расскажи мне, — попросил Геральт.

— Хуф, это будет долгий рассказ, — предупредила Яблоня.

С минуту она молчала. Геральт подобрал яблоко, его освежающий вкус бодрил и утолял жажду. Затем Яблоня вновь заговорила голосом, напоминавшим скрип ветвей, шелест трав и журчанье воды.

Она рассказывала о своих предках, о древних людях и эльфах, об эпохе Древ, теперь уже совсем позабытой. Геральт не знал ни имён, ни названий, но внимательно слушал про серебряное и золотое деревья, про сотворение солнца и луны, про таинственные сильмариллы. Всё это походило на сказки, которые обычно рассказывают детям на ночь.

Потом Яблоня вспоминала своих детей: хуорнов и энтов. Поведала о том, как энтицы научили людей земледелию, но не получили надёжной защиты. Единицы, которым удалось спастись, укрылись в мире Геральта в Брокилоне.

— Так вот кого охраняют дриады, — пробормотал ведьмак. — Странно, что они не говорили про энтов.

— Да, дриады не раскроют секрет, Хуф.

Стало темно, луна медленно поднималась над горизонтом. Сначала она была ярко-жёлтого цвета из-за отблеска заката. Затем побледнела до прозрачно-холодного. В обрамлении тёмного неба она напомнила ему до боли знакомый образ: непослушные чёрные локоны, большие глаза, волевое красивое лицо.

— Йенифер, — прошептал Геральт.

Он вспомнил всё: краснолюдов, бойню в Ривии и трёхзубые крестьянские вилы. Он увидел, как Йенифер прижимала ладони к его холодеющим вискам, как синие искры потрескивали на кончиках её пальцев, как чародейка исступлённо повторяла бесполезные заклинания. Она пыталась спасти смертельно раненого ведьмака ценой собственной жизни. Эта напрасная жертва дорого ей обошлась.

Ещё он вспомнил утлую плоскодонку и бледную худенькую Цири с длинным шестом. Они долго плыли по озеру, потом по реке, а потом, должно быть, по морю.

— Скажи мне, матушка, что стало с красивой чародейкой? Цири нас обоих сюда привезла.

— Она жива и вернулась в ваш мир, — спокойно ответила Яблоня. — Ты хочешь увидеться с ней?

— Да, — не раздумывая, ответил Геральт. — Ещё я хотел бы встретиться с Цири.

— Ты хорошо подумал? Там ты будешь снова страдать от ран, голода и жажды.

— Да, — твёрдо ответил Геральт.

— Здесь у тебя будет всё: пища, кров и счастливая жизнь. Птицы и эльфы будут петь тебе песни, а я — говорить о минувшем.

— Спасибо тебе, матушка. Но я так решил, — ведьмак порадовался, что его не видит Лютик. Закадычный друг вряд ли бы удержался от замечания: "Геральт, все твои беды из-за баб, а точнее, из-за Йенифер".

— Хуф, будь по-твоему, Геральт из Ривии, — ласково прошелестела Яблоня. — Тебя переправят в Каэр Морхен. Если когда-нибудь будешь в Брокилоне, передай дриадам, что матушка помнит своих детей.