Забытая валиэ (джен)

Унголиант остановилась перевести дух только в сумрачном краю Аватар, лежащем на юге Амана.

Она огляделась вокруг и узрела острые горные вершины, ломанные и чёрные, как уголья. Резкие, глубокие расселины, на дне которых клубилась древняя тьма. Тусклый, почти беззвёздный купол неба. Свинцовое, мёртвое море. И легкие, прозрачные капли света, витающие в воздухе, льющиеся с далёкого Эзеллохара.

Тьма и свет.

Укрытие и пища.

Унголиант поняла — бежать больше не надо. Здесь, именно здесь, она сумеет спрятаться от охотников Ороме и одновременно не остаться голодной.

Голод. Безумный голод будто сжигал её изнутри. Уже многие сотни лет Унголиант не чувствовала ничего, кроме него. Она давно успела позабыть, что когда-то имела и другие ощущения. Могла сгорать от гнева и страсти, наслаждаться музыкой и красивыми речами, любоваться юной, едва созданной Ардой, стремиться к высшим благам, творить…

В те времена она была прекрасна и носила иную — не паучью, личину. То тело, подобное телам Детей Эру, безумно нравилось ей. Но теперь в нём отпала нужда. Оно не позволяло Унголиант перемещаться быстро. Ловить свет в липкие, чёрные сети. Утолять голод — то, что сводило её с ума.

То, что владело отныне всем её существом.

«А пустота в твоей душе начнёт увеличиваться, век за веком, — прозвучало в её голове эхо предупреждения Эру. — И чем усердней ты будешь пытаться заполнить её, тем сильнее она разрастётся. Тем большего потребует. Покуда не поглотит тебя целиком, дочь».

Унголиант легко заглушила укоряющий голос из прошлого. Уже не настойчивый, но слабый и едва слышный.

Она не стыдилась себя. Ей не было совестно. Она не жалела о том, кем стала. Унголиант хотелось лишь одного — сплести паутину и поймать свет. Поскорее перекинуть чёрные нити от одной ломанной вершины к другой. Лечь, подождать, когда капли запутаются в сетях и поесть. В очередной раз попытаться насытить пустоту, поглощающую её душу.

Унголиант знала — ничто, кроме творения Варды, не заполнит эту дыру. Из всего в Арде, оно одно подобно сиянию, исходящему от Эру. Исцеляющему раны и просвещающему разум.

Бездумно отвергнутому ею ещё до падения Светилен.

В сознании Унголиант былое смешалось с мечтами, страстями и ложью. В нём не осталось ясных и чистых воспоминаний о днях до дней. Но истина не исчезла — лишь превратилась в горькую историю Падения. Не ведомую ни эльдар, ни большинству людей — лишь избранным мудрецам и Создателю.

Некогда, вне Времени, в душе Унголиант не зияло пустоты. Она была целостна и прекрасна, как и прочие айнур. И более того — имела место среди валар.

Когда Эру закончил создавать духов, он глубоко задумался. Уча их мелодиям Песни, он понял — одного голоса не хватает. Некому петь малозаметную, но крайне важную для наступления полной гармонии в Арде, тему. Он обвёл пристальным взглядом Чертоги Безвременья, ища, где именно он сделал упущение. И узрел, как Варда, Королева Звёзд, отвергла Мелькора. Отдав предпочтение Манве — его младшему брату.

Здесь и обнаружилась неполнота. Тут и показалась незавершённость. Мелькору, могущественнейшему из айнур, суждено править Ардой. А король не может восседать на престоле без королевы. Начинанию нужен покой. Огню — прохлада. Звёздам — ночь. А Детям Эру — мир друг с другом и неразрывные братские узы.

И, помышляя об этом, Эру коснулся тени Варды. Обратив её в живой дух, младшую сестру владычицы.

Она не излучала величие. Не сияла недосягаемой, кристально-пылающей красотой. Но манила усладами сумерек. Даровала разгорячённой душе тишину, покой и отдохновение. И, что главнее прочего — скрепляла сердца крепчайшими нитями приязни и любви.

«Отныне тебе суждено сменять день ночью, — определил Эру её обязанность. — Гасить жаркое пламя Светилен, погружать Арду в благословенные сумерки, поддерживать мир между моими детьми. Оттого я нарекаю тебя — Вириломе».

Ткущая сумрак — не тьму.

Но Создатель не произнёс этого вслух — только постановил мысленно. Ровно, как и другим айнур, он до поры не раскрыл Вириломе своего замысла. И она учила тему, не зная, в чём смысл Песни. Не ведала о своей дальнейшей, славной участи.

Возможно, Эру таким образом испытывал будущих валар. Проверял, как они проявят себя, трудясь без видимой цели. Достойны ли будут избранные им король и королева занять престолы на Альмарене.

* * *

Поэтому Вириломе позволила прорасти в себе лености. Хоть она и учила отведённую ей тему, но не проявляла к ней особого усердия.

— Зачем мы поём без толку? — возмущалась она. — У нас, в Чертогах Безвременья, и так есть всё для наслаждения. Но нет! Эру портит нам его бессмысленными делами.

Когда же грянул первый аккорд Великой Музыки, Вириломе осталась в стороне, слушая и праздно наблюдая. Эру сразу заметил это и огорчился, но вмиг перестроил хор. Песнь Творения не может прерваться из-за одной ленивицы!

Он исключил тему Вириломе и заменил её темой Ниэнны. Благая ночь сменилась зловещей тьмой, а вечный мир — сотнями войн и бедствий. Теперь детям Единого требовалась стойкость в испытаниях и поддержка в горестях. Искажённой Арде досталась иная валиэ.

Вириломе не включилась в Песнь и тогда, когда Мелькор съехал со своей партии. Стал искажать мелодию диким воплем, нанося миру тяжкие раны. Наоборот — она воспламенилась азартом и жадно вперилась в зрелище. Гадала — чей хор возьмёт вверх, пока Эру не оборвал Музыку громовым аккордом.

Чертоги Безвременья дрогнули, и звуковая волна ударила в Вириломе. Громко вскрикнувшую и упавшую, оглушённую гневом создателя.

Последний аккорд поразил её в самый центр души. Разбил её сущность напополам и образовал брешь. Прореху в целостности, едва-едва ощутимую. Чуть-чуть, но отравляющую существование, едкую и мерзкую.

— Что это со мной? — удивилась Вириломе. — Неужели последствие моего ослушания?

Но она не закончила мысль. Увидев, как Эру выводит прочих айнур из Чертогов Безвременья, она из любопытства поспешила за ними.

Зря! И увы!

Ибо Вириломе успела узреть манящее видение. Воплощение и цель Песни, образ будущей Арды.

— В Чертогах Безвременья всё есть! — повторила она раздосадовано.

Сколько горечи звучало теперь в этих словах!

Всё? Да не всё. В них никогда не будет сотворённого мира. Материи. Воды, земли и высокого неба. Зелёных лесов, снежных гор, пустынных островов и прозрачных озёр. Дуновения ветра и тепла огней Светилен. Птичьих стай, косяков рыб, оленьих стад и цветущего острова Альмарен.

Слишком поздно Вириломе открылись намерения Создателя. Оказывается, Эру повелел айнур трудиться не впустую — он заставил их петь для их же блага! Научил, как выстроить прекраснейший дом, отданный им в полное владение. Влекущий, сулящий исполнение желаний и заполнение её внутренней пустоты...

* * *

...Дом, где ей не досталось места.

— Ты не пойдёшь с другими, дочь, — остановил Эру Вириломе, не дав ей спуститься в Арду. — Они отправляются туда, дабы воплотить спетое ими. А ты отказалась от своей партии и тебе нечего воплощать. Нет в мире стихии, которая тебе подчинится.

— Но я хочу в Арду, отец! — возразила она. — Моя душа рвётся туда, страдает и болит. Зачем обязательно воплощать? Я буду плескаться в море, лежать на траве, танцевать среди вековых деревьев. Наслаждаться сотворённым другими. Иначе моя сущность разорвётся — только новые ощущения заполнят возникшую в ней прореху!

— Это — обман, — прервал её Эру грозно. — Уйми влечение. Удовольствия не исцелят твою рану.

— Почему? — удивилась Вириломе.

— Твоя прореха латается не наслаждением, — объяснил Эру, — а моим главным даром. Даром творить. Я вложил его в тебя, как и во все существа, обладающие разумом и волей. Он был твоей основой, именно он наполнял тебя. Ты должна была получать, отдавая, даря себя другим и миру, создавая и преобразуя. Но ты отвергла его, не спев Песнь — оттого в тебе и возникла пустота. И если и обретёшь его вновь, то очень нескоро.

Услышав слова Создателя, Вириломе озлилась. Она не желала отказываться от мечты, признавать ошибку, покоряться чужой власти.

— И как мне поступить, отец? — спросила она едко.

— Остаться в Чертогах Безвременья, — ответил Эру. — Арда пройдёт и грянет Вторая Песнь, где ты присоединишься к хору. Исполнишь положенную тебе партию, привнесёшь полноту в обновлённый мир. А до того времени я заглушу твою боль.

— А если я не послушаюсь и спущусь? — не унималась Вириломе. — Тогда я погибну? Буду страдать?

— Тогда ты уже не сможешь вернуться назад, — грустно промолвил Эру. — Как и все, сошедшие в Эа. А пустота в твоей душе начнёт увеличиваться, век за веком. И чем усердней ты будешь пытаться заполнить её, тем сильнее она разрастётся. Тем большего потребует. Покуда не поглотит тебя целиком, дочь.

Предупреждение Эру вмиг сбило с Вириломе спесь. Устрашило её не самым приятным образом грядущего. Усилием воли, она смирила желание, загасила его. Твёрдо решила послушаться отца и остаться в Чертогах Безвременья до Второй Песни.

Казалось — участь Вириломе определена.

Но пустота не ушла из её души. Наступало мгновение — и искушение вновь одолевало её. Возвращало стремления и мысли к Арде, проходящей во времени. Жгло разум каплями яда, манило удовольствиями материи. Водой, ветром, растениями, осязанием, вкусом и чувством... Возможностью дышать, ходить, обрести тело…

Прореха в душе словно шептала: «Останешься в Чертогах Безвременья — никогда не попробуешь это».

И однажды Вириломе не выдержала.

— Да пропади всё пропадом! — воскликнула она. Точно обезумев, напрочь забыв о предупреждении Эру.

И, подбежав к границе Внешней Тьмы, она кинулась вниз, к манящему сиянию Ильмена.

Лишь падая, Вириломе вспомнила — ей не удастся создать из вещества Арды материальную оболочку. Мир не подчиняется ей. И значит, побег был совершён зря. Попавши в Эа, она останется духом без тела. Прозрачной тенью, не чувствующей ни холода, ни тепла…

Испугавшись такой перспективы, она попыталась остановить падение и зацепиться за Тьму. Может, ей ещё удастся подняться наверх, вернуться в Чертоги Безвременья? И с удивлением обнаружила — Небытие свивается вокруг неё плотным коконом, подчиняется ей.

Похоже, отсутствие действия — тоже действие! Не спев партию в Музыке, Вириломе обрела способность повелевать Ничем. Случайно обнаружив выход, она обрадовалась.

Нет — Эру определённо стращал её зря. Ибо слова, сказанные им Мелькору, относились и к ней. Нет темы, которая имеет начало не в нём. И всё, что вопреки ему, послужит его воле для созидание ещё более удивительных вещей и явлений. Она обретёт тело! Пусть и отличное от тел прочих айнур.

В спешке, Вириломе принялась формировать Внешнюю Тьму. Силой мысли и воли превращать её в оболочку, соответствующую её внутреннему состоянию и восприятию себя. И в пробоину в Ильмене упал не дух — но женщина. Белокожая и черноволосая. Закутанная в длинный плащ, не имеющий формы и не пропускающий свет, даже ярчайший в Арде. Сотканный из Ничего.

* * *

Вот и всё. Вириломе ликовала. Она добилась своей цели. У неё есть тело, и она находится в Арде. Она вскинула голову, в приятном предвкушении обозревая желанный мир.

И, едва увидев его, испустила дичайший крик.

Ибо не обнаружила манившей её красоты — ни морей, ни материков, ни неба. Лишь огонь, хаос и смерть.

Великие Светильни Варды больше не озаряли Арду. Они рухнули, и их пламя растеклось по земле, ломая её кору. Пожирая всё живое, уничтожая прекраснейшие творения рук айнур. Виновник же их падения — Мелькор, стоял рядом с Вириломе, на обломках столпа Иллуина. И глядел на итог свершённого чёрного дела с нескрываемым злорадством.

Упиваясь победой, он не замечал творящегося вокруг. Он упустил то, что Иллуин, падая, пробил Ильмен. И не обратил внимания, когда Внешняя Тьма, клубясь чёрным туманом, вошла в образовавшуюся трещину.

Вириломе же наоборот — сразу приметила его. И мигом смекнула, кто повинен в постигшем Арду бедствии.

— Подлец! — крикнула она в спину Мелькору. — Гнуснейший из айнур! Ты погубил не мир, а меня. Ради красы Арды, я нарушила волю Создателя. Желая упиваться ей, бросилась вниз из Чертогов Безвременья, променяла Свет на Бессветье! А что получила? Вечное проклятье, ради существования в хаосе!

Мелькор обернулся на звук её голоса. Он был удивлён появлением Вириломе и не сразу узнал её. Слишком уж нынешняя оболочка Госпожи Внешней Тьмы была не похожа на изначальный замысел Создателя.

— Не вини меня в своей беде, — холодно усмехнулся он. — Я не просил тебя сходить в Эа, тень Варды. Ты сама совершила выбор.

От его наглости, Вириломе охватила ярость. Безудержная, тянущая её разрушить всё, попавшееся на пути. Ослеплённая ею, она призвала Внешнюю Тьму, льющуюся струями в пролом Ильмена. И окутала и себя, и Мелькора, её липкими, хваткими щупальцами, ещё не зная, как поступить.

Попробовать удавить его? Бросить бесцельно бродить в непроницаемом тумане? Или не лезть на рожон, а благоразумно уйти искать нетронутый клочок цветущей земли? Не связываться с могущественнейшим из айнур — себе выйдет дороже?

Но поединок — или побег Вириломе, так и не свершился. Неожиданно воздух наполнился рёвом ветра, море вспенилось и забурлило, а твердь всколыхнулась от тяжёлой поступи. И гордый Мелькор вздрогнул, враз сник и засуетился. Его объял неуправляемый страх.

— Выпусти меня, — в смятении потребовал он. — Убери Бессветье, дай мне уйти!

— Ужель ты испугался бури и землетрясения? — злобно засмеялась Вириломе. — Которые сам и вызвал, разрушив кору земли?

— Это не буря, и не землетрясение, — воскликнул Мелькор. — Это — валар! Манве, Ульмо и Тулкас ищут меня, чтобы рассчитаться за поваленные Светильни!

Он загнанно огляделся вокруг, на окружающую их стену мрака. Не обнаружив ни выхода, ни входа, ни просвета. И неожиданно для Вириломе принялся умолять:

— Не хочешь отпускать? Тогда спрячь. Укрой меня Внешней Тьмой. Если валар меня поймают, то выбросят вон из Арды, без права возвращения. Подвергнув перед тем сотни мучительнейших пыток, которые и представить невозможно…

— И пускай, — отрезала Вириломе властно. — Ты получишь заслуженное, губитель мира. Я подожду, и, когда Манве и Тулкас подойдут, лично вручу тебя им.

— А если они выбросят тебя вслед за мной? — как бы случайно ляпнул Мелькор. — Валар изменились с пребывания в Чертогах Безвременья. Они уже не те бесплотные и послушные духи, которых ты знала раньше. В Арде они познали вкус власти и не желают её ни с кем делить. Думаешь, Варда позволит младшей сестрёнке наслаждаться благами мира, которым правит она? Осквернять своей тенью её светлые владения? Нет. Королева Звёзд низвергнет тебя обратно, в Небытие.

И его тонкая ложь проникла в разум Вириломе. Ненавязчиво, как нечто непреложное и истинное. Заставив её, под давлением внутренней пустоты, задуматься и изменить решение.

— А если я спасу тебя от валар, — полюбопытствовала она, — что-нибудь для меня изменится?

— Конечно, — Мелькор кивнул. — Помоги мне добраться до Утумно, и я придумаю, как сделать Арду моей. А тебе дозволю обитать в ней и делать всё, что душе угодно.

— Клянешься? — потребовала подтверждения Вириломе.

Она не до конца верила. Так вдруг — и её мечта осуществится? Стоит лишь помочь преступнику уйти от правосудия?

— Клянусь, — заверил Мелькор.

И тогда Вириломе обратила щупальца Бессветься обратно в плащ, и укрыла им мятежного валу. Как раз перед тем, как налетел ветер Манве, прибежал яростный Тулкас и холодные волны Ульмо ударились об скалистый берег.

Валар искали беглеца долго и упорно. Они обшарили все материки, горы, ущелья и потаённые места Арды. Но их труды оказались тщетны. Ни одна из стихий не смогла сорвать с Мелькора покров Внешней Тьмы. Свет Варды не прорезал его, звери Йаванны не почуяли. Хозяин мёртвых, Мандос — и тот не узрел, куда и с чьей помощью он скрылся.

Их враг будто пропал. Растворился в павшем на Арду мраке, избегнув заслуженной кары.

Настолько честно Вириломе выполнила поставленное ей условие договора.

Тайными путями, она довела Мелькора до Утумно — его подземной твердыни. И лишь проникнув внутрь крепости, распахнула плащ. Тот час же потребовав от спасённого обещанной платы.

— Теперь тебя не выбросят вон из Арды, — промолвила она алчно. — Посему дай мне обещанное. Или я кликну валар, и мы отправимся во Внешнюю Тьму оба!

— Забирай, — развёл руками Мелькор. — Как только враги уйдут, отправляйся наверх. Наслаждайся благами мира.

Наслаждайся… Не слово, а дивная музыка. Одним своим звучанием врачующая пустоту в её душе, разливающаяся по каждой клеточке тела…

Едва валар оставили Средиземье и удалились в Аман, Вириломе принялась претворять желания в действительность.

Она покинула затхлые коридоры Утумно и вышла в чужой, незнакомый мир. Лежащий во тьме, изуродованный чудовищным бедствием. Полной грудью вдохнула потяжелевший воздух, отравленный ядом Мелькора. Подняла голову к чёрному небу, где едва мерцали тусклые точки звёзд. Подставила лицо ледяному колючему ветру, обжёгшему щёки. Ушла в пожухшие поля, где лежала на мёрзлой земле. Танцевала в сумрачных лесах, полных чудовищ. Купалась в холодных морях, взбиралась на острые горные пики, плутала в пустынях, путешествовала до самых дальних материков…

Казалось, её желание стало явью. Мечта обрела форму, температуру и цвет. Пусть Вириломе получила и не совсем ту Арду, к которой так страстно тянулась. Спасти мятежника было за это несравненно малой платой. И даже не платой вовсе. Разве велика разница — один раз она ослушалась воли Эру, или два?

Так, в забавах и радости — ничто в мире, даже искажённом, не могло причинить вреда валиэ, она проводила часы. Пока, с течением времени, ей не сделалось скучно. Вириломе перепробовала все мыслимые удовольствия, и они ей попросту надоели. Красота отравленной Мелькором природы больше не манила её к себе. Тело привыкло ощущать жар, холод и дуновение ветра. Глаза нагляделись на леса, озёра и горы, ноги — устали ходить по давно проторенным тропам. А пустота в душе потребовала нового. Вновь возжаждала заполнения.

И, казалось, разверзлась немного глубже.

— Почему ты не исчезаешь? — ругалась на неё Вириломе. — Я же имею всё! В моём распоряжении целый мир. Но чего-то мне, видимо, не хватает…

И тут её осенило.

Да. Конечно.

Ей не хватает власти.

Валар обладают оной. Мелькор обладает оной. А она — такая же айну, не хуже, и не намного слабее их. И, значит, тоже имеет право узнать этот пьянящий вкус.

И не успела Вириломе закончить мысль, как перед ней возникли две майя, принявшие обличья летучих мышей.

— Наконец мы нашли тебя, хозяйка Внешней Тьмы, — сладко промолвила одна из них. — Хозяин велел нам искать тебя по всей Арде, от моря Хэлкар, до Земель Солнца. Он требует, чтобы ты явилась в Утумно, немедленно и без отлагательств.

— Что вашему хозяину опять от меня нужно? — буркнула Вириломе раздражённо.

Но в её душе шевельнулась манящая догадка. Авось и на сей раз у Мелькора будет к ней поручение, и ей снова удастся с ним поторговаться. И тогда, в обмен на услугу, она выпросит у него желаемое. Кусочек власти над Ардой.

Поэтому она не стала тянуть время, дожидаясь ответа посланницы. Махнула рукой и последовала за летучими мышами на Север.

* * *

Мелькор встретил Вириломе в главном зале твердыни. Огромном, пустом и тёмном, подавляющем волю входящего. Сам он восседал на высоком престоле, в дальнем его конце. У стен же, между массивных колонн, в тени, толпились всевозможные чудища. Шумящие, извивающиеся, ужасные обличьем. Здесь были и огненные духи с пылающими бичами в руках. И летучие мыши, и волколаки, разевающие хищные пасти… И некто, похожие на Детей Эру. И некто, кого невозможно и описать…

От их страшного вида, Вириломе сделалось не по себе. Разум упорно твердил ей: «Тебе здесь не место!»

Но жажда власти не менее упорно заглушала его. Напоминая — она же не собирается идти против Эру! А лишь мечтает исцелить рану, терзающую бедную душу.

— Ты звал меня? — дерзко спросила Вириломе, остановившись перед престолом. — Зачем?

— Просить о новой услуге, — спокойно ответил Мелькор.

Он смерил её невозмутимым, ледяным взглядом. А яркие искры — отсветы факелов, плясали в каменьях, украшавших его венец, ожерелье, браслеты и кольца. Сейчас он казался Вириломе не жалким и наглым трусом, как в их первую встречу в Арде, а воплощением власти. Могущества. Величия. Которых она хотела достичь всё сильнее, сильнее, сильнее…

— Ты слышала слухи, ползущие по миру? — продолжил Мелькор между тем. — Мои доносчики нашёптывают мне всякое. Мол, валар не покинули Средиземье окончательно. Йаванна приходит в отравленные леса, оплакивать деревья. Ороме преследует моих тварей, убивает их в болотах и оврагах. А соглядатаи-майар Манвэ и Варды шляются, шныряют повсюду, разыскивая удобный путь к Утумно. Объявив себя «войском наместника Макара», якобы оставленного для борьбы со мной в Средиземье.

— И как я тебе помогу? — дерзко усмехнулась Вириломе. — Пленю Йаванну? Остановлю коня Ороме? Выйду против «войска наместника Макара» и сражусь с ним?

— Ты повелишь своему Бессветью укрыть мою крепость, — объяснил Мелькор. — Так, как меня укрывала плащом. Дабы никто — ни зверь, ни айнур, ни наместник Макар, не сумел прознать её местоположения.

— А ты заплатишь мне за труд? — Вириломе протянула Мелькору раскрытую ладонь. — Я же ленивая и ничего не делаю за просто так. Дашь насыщение пустоте?

— Чего ты хочешь? — спросил Мелькор раздражённо.

— Власти.

Она произнесла это слово слишком громко и гордо. Так, что стены чёрного зала отдались гулким эхом. Может, именно от её спеси, на лицо Мелькора легла глубокая тень, а в его тёмных глазах мелькнула угроза?

— Ладно, так и быть, — согласился он нехотя. — Но ты получишь власть лишь тогда, когда исполнишь свою часть договора.

— Клянёшься? — потребовала подтверждения Вириломе.

И Мелькор ответил:

— Клянусь.

* * *

Так, предвкушая великую награду, Вириломе выполнила повеление хозяина Утумно. Она сорвала со своих плеч плащ Бессветья и развеяла его над твердыней густым чёрным туманом. Укрыла и саму крепость, и ведущие к ней дороги, непроницаемой пеленой Внешней Тьмы. Застилающей зрение, сбивающей с пути, удушающей, не пускающей ни вперёд, ни обратно.

Закончив, она потребовала от Мелькора выполнения клятвы. И тому ничего не осталось, кроме как смириться. Точнее — пойти на хитрость. Дать Вириломе призрак власти, но не саму власть.

— Подойди, — велел он. — И возьми плату за услугу. Столь великую, что ты не могла себе и представить. Знай — Эру сотворил тебя моей супругой. И, как Варда есть у Манве, так и ты отныне будешь у меня. Живи в Утумно на правах хозяйки. Повелевай моими слугами — они исполнят любой твой каприз. Конечно, — сразу оговорил он, — кроме тех, что связаны с решением судеб Арды. Здесь я господин.

Он хлопнул в ладоши и служанки возложили на голову Вириломе тяжёлый венец, пылающий тысячами кровавых рубинов. Украсили её шею искрящимся ожерельем, руки — звенящими браслетами, пальцы — золотыми перстнями. И, нарядив, подвели к престолу Мелькора. Подсказывая — она должна сесть рядом с ним и дать ему заключить себя в объятия.

— Владей же Ардой, тень Варды, — шепнул Мелькор Вириломе, когда она пристроилась возле него. — В насмешку над гордыней Королевы Запада!

И она довольно улыбнулась в ответ.

Она будет владеть.

И не станет искать оправдания.

Ибо любое оправдание, какое Вириломе могла измыслить, отныне стало ложью.

Она не идёт против Эру, а только мечтает об исцелении? Залечивает рану, разъедающую душу, повелевая сотням тёмных майар? Просто живёт, укрывая во тьме злые деяния Мелькора?

Самообман. С того мига, как она приняла желанную награду, Вириломе перестала сохранять нейтралитет. Но выбрала сторону в битве за сотворённый мир — и не ту, которую следовало выбрать.

За два корыстных деяния, она поднялась выше многих айнур. Стала не гостьей Арды, но, как ей казалось, её хозяйкой. Неполноправной, но тем не менее. Все слуги Мелькора, за исключением нескольких особо могущественных, подчинялись и ей. Свита из дев-майар неотлучно сопровождала её, выполняя любые капризы и требования. Прочие духи приносили ей вести из дальних уголков мира, доставали из бурлящих недр земли прекраснейшие самоцветы, создавали украшения, роскошные одежды и прочий хлам, страстно любимый ею.

Иногда Вириломе случалось оставаться в одиночестве, и тогда её грызли муки совести. Голос разума напоминал ей: «Ты свернула с праведного пути. Забрела слишком глубоко во тьму. И скоро уже не сумеешь найти дороги обратно».

Но стоило ей взглянуть на сияющие груды драгоценных камней, окружающие её ложе — и жадность брала вверх. Блеск и обилие самоцветов сводили Вириломе с ума.

В Чертогах Безвременья украшений нет...

Эру не дал бы ей пересыпать алмазы, изумруды, рубины из ладони в ладонь…

* * *

А пустота в душе разрасталась. Иссушала её. По капле, по чуть-чуть, день за днём. И блеск драгоценных камней тускнел, а сладость власти становилась приторной. Капризы — изощрёнными, трудновыполнимыми, жестокими, безнравственными… Границы дозволенного размывались и стирались.

Вириломе слишком сильно хотелось нового, ещё не испробованного.

Например, утоления страсти?

Валар не испытывают это странное, непонятное чувство. Они слишком возвышенные, духовные существа. Оно не нужно им.

Но Вириломе постепенно позволила ему овладеть собой. Подчинить себе её разум и тело. По её повелению, слуги изготовили ей наряд из кровавых рубинов, переливающихся в свете тусклых факелов. Искрящихся, точно горящих. И, надев его, она вызвалась плясать перед Мелькором и его военачальниками. Извиваться змеёй под чарующую песню Саурона, привлекать взгляды, возбуждать низкие мысли у падших майар...

Впитывать их ответную страсть и упиваться ею.

Вириломе казалось — вот оно, заполнение пустоты найдено. Это намного заманчивее красоты Арды. Намного слаще власти и богатства.

Особенно, когда схожий огонь пылает в глазах Мелькора, наблюдающего с престола за её танцем. Когда его руки обхватывают её талию, а губы касаются губ. Дарят ей удовольствие, недоступное ни Варде, ни Йаванне, ни иной валиэ… То, что позже потянет его овладеть красой Лютиэн, а её — волей странника Умарта, будущего владыки Харада.

* * *

Но вскоре и страсть поблёкла и приелась Вириломе. Перестала приносить удовольствие и сменилась иным желанием. Взять в руки оружие, изливать ярость, разить, нести разрушение и гибель... Творить противное её истинной сути — дарить Арде мир и укреплять между Детьми Эру братские узы.

Раньше Вириломе ненавидела, когда двор Мелькора выезжал на охоту. Убивать тех самых тварей, в уничтожении которых тёмные майар так любили обвинять Ороме. Но теперь пустота влекла её вперёд, желая заполнить себя животной жаждой крови. С помощью волколаков, Вириломе загоняла дичь в овраги, чащи, болота. Пронзала её копьём и стрелами, а после хвалилась добычей перед супругом, двором, служанками…

* * *

Однако прошли века, и этого стало мало. Привычка загасила азарт. Потребовала иной, куда более опасной дичи.

Тогда Вириломе вызвалась разыскивать врагов Мелькора — майар из «войска наместника Макара». При помощи Саурона, она заманивала их в сети Бессветья и притаскивала в Утумно. А после спускалась в пыточные и наблюдала за истязаниями, которым подвергали их палачи. Допрашивала их, требовала ответов и упивалась страданиями. Покуда пленники не вставали на сторону её супруга — или не оставляли тело. Удаляясь в Аман бесплотными духами.

Кого Вириломе только не подвергала мучениям! И каменных исполинов, и огромных огненных птиц, и бледных юношей, и цветущих дев, некогда служивших Вечноюной Ване… И слава о её жестокости, распространилась по Арде, до Южных и Западных земель. Сам наместник Макар, позже прозванный харадрим Ар-Гиронараком, Великим Орлом Юга, просил Эонвэ передать Манвэ такие слова:

— Ужасен Мелькор, но его супруга — ужаснее. Ибо Мелькор чётко преследует поставленную им цель. А она — непредсказуема, и творит то, что ей взбредёт в голову.

Так, год за годом, Вириломе добыла для Мелькора множество важной информации. От численности «войска наместника Макара» до расположения дворца оного — в непроходимых джунглях Южной Земли. А также самое важное — причину его бессмысленной борьбы против могущественнейшего из валар. Макар остался в Средиземье по своей воле, с позволения Манве. Чтобы отыскать Детей Эру, когда те пробудятся и оградить их от прислужников Мелькора. Не дать злу исказить их тела и души.

— Хвалю тебя, Госпожа Внешней Тьмы, — бросил ей Мелькор в благодарность. И тотчас же отправил своих слуг прочёсывать леса и поля. Приказав им найти Детей Эру раньше Макара и его воинов.

* * *

Но для Вириломе его похвала ничего не стоила. Она не дала ей ощущения заполнения пустоты. Наслаждение страданиями майар, из которых она выжала эти подробности, откололо от её души слишком большие куски.

Надо было удовлетворить охвативший её голод. В прямом — не духовном, смысле.

Вириломе решила попробовать заполнить дыру в душе едой. Раз в мире не осталось иного, что она не испробовала бы в полной мере.

Вначале она принялась заказывать у поваров всё новые и новые яства. Наслаждалась изысками, покуда не вкусила все возможные блюда. Потом, во время охоты стала пожирать животных. Сырыми, с кожей и костями — и не насыщалась. Запивала их водой из студёных озёр — и не могла утолить жажду.

Эру был прав! Материя не заполнит её пустоту. Арда не даст ей исцеления.

Но всё равно — как бы низко она не пала, она не смирится. Не сломит свою гордыню.

В один из дней, или ночей — на небе ещё не было светил для определения оных, Вириломе прогуливалась по берегу Белегаэра. Около десятка служанок семенили вслед за ней, а она безразлично глядела на тёмную, едва шевелящуюся морскую гладь. Дышащую морозом, покрытую белыми пятнами льдин и айсбергов.

Чуть ближе к Северу, они сходились в сплошной толстый покров — ледяной мост Хелкараксэ. Соединяющий Средиземье и ненавистный Мелькору Аман, Западную Землю, убежище врагов-валар. Прибрежные скалы которого виднелись и отсюда. Различались тёмной неровной полоской на той стороне бездонной пучины.

За время пребывания в Арде, Вириломе ни разу не обращала на него внимания. Есть — да и есть, однажды покорится её — и Мелькора, власти. Но сегодня её голодный взор вдруг привлекло нечто, озаряющее вершины тех дальних гор. Она остановилась и жадно всмотрелась в золотой ореол, слабо выделяющий их очертания на фоне тёмного неба.

— Похоже на Чертоги Безвременья, — мелькнула ассоциация в её голове.

И Вириломе поняла, почему.

За скалами, окружающими Аман, горел свет. Не виданный ею с того часа, когда она рухнула в бездну Внешней Тьмы.

И душа Вириломе рванулась к этому свету. Призрачному подобию сиянию Эру, сулившему вернуть ей потерянные мир, покой и надежду. Исцелить её старые и новые раны…

А пустота словно шепнула: «Вот ты и обнаружила то, что заполнит меня. Получи его. Любой ценой получи!»

— Или сюда, — кликнула Вириломе одну из служанок. — Перелети через пролив, осмотри землю валар и расскажи мне обо всём, увиденном там.

— Но хозяйка, — попробовала отпереться летучая мышь, — Разве хозяин не велит нам не являться в Аман?

— Хозяин не велит, а я велю, — Вириломе в бешенстве влепила ей пощёчину. — Ты поставлена Мелькором служить мне? Поставлена выполнять все мои прихоти? Так выполняй!

Майа хищно оскалила острые зубы, но подчинилась. Распахнула крылья, стрелой взмыла вверх и скрылась в тёмном небе.

Вернулась она через много часов, измученная и усталая.

— Ну как, Тхурингветиль? — сразу вцепилась в неё Вириломе. — Ты узрела источник света? Скажешь, как мне достичь его?

— Никак, хозяйка, — едва пролепетала та. — Хозяин был прав. Скалы, окружающие Аман, чересчур высоки. Мне не удалось перелететь через их вершины…

Со злости Вириломе избила её и повелела всем немедленно возвращаться в Утумно. Где тотчас же принялась искать Мелькора по всем комнатам, залам и подземельям, чтобы потребовать у него желанное.

Она обнаружила его в сокровищнице, любующимся на груды золота и самоцветов. И кинулась к нему, восклицая:

— Мой повелитель! Настал вам час подчинить себе всю Арду, до Окружного Моря и границ Внешней Тьмы! Слишком долго вы позволяли валар отсиживаться на краю мира. Пора перейти в наступление. Захватить их материк, разрушить их твердыни, заковать их в цепи и обратить в рабов!

И Вириломе подняла на него торжествующий взгляд и сжала его ладони в своих.

Но Мелькор отстранился от неё и вырвал руки из её цепких пальцев. Ибо согласиться на её каприз — значило быть поверженным. Ни его могущества, ни кровожадности его воинов, не хватило бы для покорения Благословенной Земли.

— Ты забыла наш договор, презренная?! — громыхнул он. — Тебе запрещено решать судьбы Арды! Один я имею право определять, когда и против кого выводить войско Утумно!

Вириломе слегка опешила от такого ответа, но не отступила. Жажда насытиться светом поборола в неё страх перед грозным супругом.

— Но уже которую сотню лет вы позволяете валар благоденствовать, — продолжила настаивать она. — Час давно пробил. Вы, как король Арды, должны доказать…

— Доказать что̀? — с издёвкой перебил Мелькор. — Твою жадность? Что ты нашла в Валиноре такого, распалившего её?

— Свет, — честно призналась Вириломе. — Там есть свет. Я не видела его сотни, а может и тысячи лет. Я голодаю, повелитель. А он так подобен сиянию Эру, озаряющему Чертоги Безвременья… И он утолит меня, если я пожру его…

— Пожрёшь его? — закричал Мелькор. — Ты хочешь бросить моё войско на осаду Амана, чтобы пожрать горящий там свет? Ненасытная! — он зачерпнул горсть самоцветов и швырнул ей в лицо. — У твоих ног Средиземье и Земля Солнца! Ты наслаждаешься красой Тёмных Земель, гуляешь по джунглям Харада. Вода и воздух — твои, мороз и огонь — твои. Тысячи майар служат тебе, по твоему приказу ныряют в огненные глубины. Ты познала страсть, жажду крови, опутала чарами многих могучих врагов! Ни одна валиэ — даже Варда, не владеет столь многим, не свершила столь славных дел! И тебе всё мало?!

— Я не виновата, — озлилась Вириломе. — Моя пустота требует нового! Свет сможет её утолить…

— Ты никогда не утолишь её, — Мелькор заглянул ей в глаза, будто в душу. — Я слышал — это сказал тебе Эру на пороге Чертогов. Получишь свет — так тебе захочется следом и сам мир пожрать? Уймись. Забудь о Валиноре и служи мне, как служила раньше.

Вириломе вытянулась, как струна, точно её хлестнули бичом. И она не знала, что восприняла больнее. Низведение её, Госпожи Внешней Тьмы, Щита Утумно, до рядовой приспешницы? Или оскорбление её святого желания насытить голод?

— Ты гонишь меня? — ядовито выплюнула она.

И, усмехнувшись, с издёвкой перефразировала слова самого Мелькора. Брошенные им ей в их первую встречу, на обломках столпа Иллуина.

— Так не вини меня в своей беде, Король Арды. Я не просила тебя снимать с Утумно покров Бессветья. Ты сам совершил выбор.

И Вириломе силой воли и мысли рассеяла туман над черной твердыней. Сняла с неё Внешнюю Тьму, слой за слоем. Развеяла мрак в долинах, открыла вражеским взорам дороги. Позволила выступить из мглы Небытия очертаниям массивных стен и башен.

— Не вини меня и тогда, — она зашагала к выходу из сокровищницы, — когда не ты схватишь валар, а валар — тебя. Ты можешь скрывать это ото всех, но ты — слаб. И не идёшь на Аман потому, что страшишься Манве, Ульмо и даже Тулкаса. Помяни мои слова — враги закуют в цепи и сгноят в глубочайшей из Валинорских темниц.

— Стража, ко мне! — крикнул Мелькор, зовя балрогов. — Схватите её, она предала меня!

Вириломе остановилась на пороге, обернулась на его голос. И гордо добавила, изрекая пророчество:

— Не вини меня и в тот час, когда ты приползёшь ко мне. Когда будешь молить меня о помощи, валяться у меня в ногах. После того, как ты лишишься прислужников, твердыни и свободы, я останусь твоим единственным союзником. Но не бесплатно. За услугу, что я окажу тебе, ты по собственной воле исполнишь моё последнее желание. Напоишь меня Сиянием Валинора!

И пока Вириломе говорила это, Бессветье стекалось к ней. Облекало её фигуру, сливаясь обратно в длинный, бесформенный плащ. Едва она закончила, как завернулась в него. Скрылась от взоров балрогов, прибежавших на зов хозяина. Умчалась из Утумно, окружённая чёрным туманом, губительным ветром. Спряталась во тьме, растворилась в Небытии. Словно алчной супруги Мелькора никогда и не существовало на свете.

Ни зверь, ни дух, не видел, как Вириломе направилась к Хэлкараксэ. Как добралась до него и двинулась на Запад по вздыбленным льдам.

Снег запорашивал ей глаза. Мороз колол иглами тело. Резкие порывы студёного ветра сбивали с задеревеневших ног. Кожу, волосы, одежду и украшения толстым слоем облепил иней.

Разумно было остановиться. Вернуться в Средиземье, в Утумно. Довольствоваться и без того немалой властью, как предлагал ей Мелькор. Успокоиться, смириться, забыть о свете. Хоть раз в жизни оказаться сильнее слепого, безумного, разрушительного желания.

Но Вириломе шла. Не останавливаясь, не отдыхая. Нестерпимый голод гнал её вперёд, точно хлеща кнутом. Застилал все прочие чувства, пожирал изнутри истерзанную душу. От которой давно осталась зияющая чёрная дыра.

Пусть она теперь одинока! Пусть её изгнали! Пусть она потеряла власть, почитание, богатство… Пусть! Пусть! Главнее — испробовать новое. Не испробовав нового, она не повернёт назад. А, испробовав, докажет Эру свою правоту. Отыщет творение, способное заполнить её пустоту, насытить безмерный голод!

* * *

Так, влекомая неуправляемой алчностью, Вириломе дошла до отвесных склонов Пеллоров. Там она поскользнулась и рухнула на лёд, совершенно без сил. Смутно понимая — похоже, она достигла цели. Раз перед ней высятся неприступные горы, а из-за за них струится тонкое, серебряно-золотое сияние.

Рядом. Свет совсем рядом. Осталось только перебраться на ту сторону горной стены. Схватить его, поглотить и наконец-то насытиться. После стольких лет заполнить истерзанную душу!

«Чем усердней ты будешь пытаться заполнить её, тем сильнее она разрастётся…»

Голос Эру прозвучал в памяти Вириломе последним, тихим предупреждением.

Но она не послушает его, как никогда не слушала. Не откажется от мечты. Она докажет, докажет, докажет неправоту Создателя!

Переборов изнеможение, Вириломе с неимоверным усилием поднялась на ноги. И принялась медленно взбираться наверх, по заледенелому крутому склону.

Но куда там!

Её нынешнее тело не было приспособлено для столь сложного восхождения. Ему не хватало животной гибкости и ловкости, силы, быстроты реакции. Раз за разом Вириломе пыталась взобраться наверх — и раз за разом срывалась вниз. Не то, что не достигая — даже близко не приближаясь к вершине горы.

Она падала обратно, на лёд. Шипела от боли. Вставала. Лезла снова…

А свет не становился ближе.

Вириломе не могла преодолеть Пеллоры, сколько усилий не прилагала.

— Неужели, я не взберусь на эту скалу? — ревела она. — Неужели меня, могущественную айну, подведёт слабость плотской оболочки? Моё нынешнее жалкое тело, подобное телам твоих жалких Детей?! Ну уж нет! Я так просто не сдамся!

И, в порыве безумия, Вириломе содрала с себя личину. Без капли сожаления о потере прекрасного и величественного облика. Ненасытная пустота лишила её выбора. Обстоятельства лишили. Ибо она понимала — сохранив нынешнее тело, она навеки останется у подножья Пеллоров.

Освободившись от плоти, её душа накрыла склоны гор непроглядной мглой. Из тихого, мерцающего сияния, сотворённого Эру, дарующего покой и отдохновение, она сама превратилась в Бессветье. В Небытие, в глубине которого затухали последние тусклые искры.

И Вириломе вновь развеяла свой плащ чёрным туманом Внешней Тьмы. И Внешняя Тьма вновь обвила её липкими, цепкими щупальцами. Вновь скрутилась вокруг неё в толстый кокон. Вновь образовала плотскую оболочку, но на сей раз — громадную и ужасную. Подобную облику чудищ Мелькора, обитавших в отравленных лесах, низинах, ущельях и болотах.

Заместо рук и ног, она сотворила себе восемь цепких лап. Самое то, чтобы подниматься по отвесной скале. Заместо двух глаз — тоже восемь. Подслеповатых, но всё-таки ясно различающих растекающийся по небу свет. Её новое тело стало круглым, мохнатым и чёрным. Её новые зубы — изогнутыми и острыми, источающими смертоносный яд.

А Бессветье стало её паутиной. Толстой и липкой, протянувшейся между вершинами гор. Ловящей невесомые, сияющие капли творения Варды.

Отныне — единственную пищу навеки про̀клятой.

Так Вириломе, нежная айну, госпожа сумерек и мира, стала кошмарной Унголиант. Чудовищной паучихой, гибелью Древ Валинора. Ничего не создающей и никому не служащей. Лишь поглощающей материю и извергающей её чёрным, ядовитым туманом.

Взамен она получила желанный свет. Слизывала с чёрных тенёт пылающие капли. Щёлкала зубами-хелицерами, чувствовала приятный жар внутри — и вновь не могла насытиться.

Ей хотелось больше.

Больше, больше…

Как и в прошлые разы.

Как и всегда, когда она успевала чем-либо насладиться.

Но на сей раз с каждой выпитой каплей, Унголиант забывала себя. Голод стирал из её воспалённого сознания образ Вириломе. Превращал её в чудовище, сращивал с новой личиной, окончательно лишал возможности выбора. Чертоги Безвременья, мечты об удивительном мире, наслаждение его красотой, опьянение властью, чувство ошибки, желание спастись, вернуться назад… Всё это смешалось. Расплылось. И удалилось на задворки разума, как не имеющее значения.

Вириломе стремилась к неизведанному. Тянулась к новым ощущениям.

Унголиант хотела одного — есть.

* * *

Она не узрела молодых звёзд, вспыхнувших на чёрном небе. Озаривших его и преобразивших по замыслу Варды.

Она не узнала, что у далёкого озера Куйвиэнен пробудились эльфы. Первые из Детей Эру, ради которых валар и сотворили мир. Причина упорной борьбы «войска наместника Макара», проигранной им, благодаря ей.

Она не услышала зова Мелькора, пойманного могучим Тулкасом. Хотя он беспрестанно повторял её старое имя. Требовал укрыть его Бессветьем, бежать с ним в Ангбанд, обещал за помощь щедрую плату…

Она сорвалась с места только в тот миг, когда её заметили охотники Ороме. Чёрную тень между вершин Пеллоров, пелену мрака, поглощающую свет. Она трусливо бежала, ощутив угрозу для своей жалкой жизни. Не напала, как сделала бы раньше. Не окружила их туманом, не сбила с пути, не заставила плутать во тьме…

Унголиант было дело только до пищи — и до себя.

Предупреждение Эру сбылось слово в слово.

Безудержная не утолила своей пустоты, ибо утоляла её не тем. Она только раскормила её до предела, теша больные страсти.

И страсти сожрали её саму. Поглотили изнутри душу, сотворённую чистой и светлой.