Дело Аберфорта (гет)

Гарри вошел в кабинет директора, от волнения чуть не наступив на подол собственной мантии, и замер в дверях. Его первый учебный год начался сравнительно недавно, и он всего второй раз в жизни переступал порог этого секретного уголка Хогвартса. Было непонятно, зачем его вызвали, и потому на душе было неспокойно, хотя Гарри не знал за собой абсолютно никаких провинностей — во всяком случае, таких, из-за которых директор мог устроить ему разнос. А может, его позвали совсем не для разноса? Да нет, не может быть… Зачем же иначе? Начальство — оно всегда для разноса вызывает. Такова участь новичка. Даже если ты избранный. И даже если у тебя за спиной блестящая победа над Сами-знаете-кем.

В кабинете никого не было, и Гарри в недоумении огляделся по сторонам. Где же директор? Сам позвал его, а теперь бросил вот так? Этак можно весь перерыв здесь проторчать и остаться без обеда! И как потом работать? Да уж… Долго ему еще стоять тут, на пороге? Прошло несколько томительных минут, прежде чем дрогнул и отдернулся синий бархатный занавес, за которым, как он знал еще со школьных лет, скрывались личные апартаменты директора.

Но оттуда, к великому изумлению Гарри, показался вовсе не Дамблдор, а Тот-кого-нельзя-называть. А, ну да, Дамблдор же умер… Но ведь и этот тоже умер! Однако Темный Лорд, судя по всему, был живее всех живых. Пройдя к столу, он уселся в кресло директора и насмешливо сказал:

— Итак, Поттер, вы получили свое первое задание?

— Да… — выдавил Гарри через силу. Слова «первое задание» вызвали у него странное омерзение, словно за ними скрывалось нечто очень болезненное для него.

— И оно вам нравится? — ядовито улыбаясь, спросил новоявленный директор.

— Нет, — мрачно ответил Гарри, твердо зная, что говорит правду, но при этом совершенно не припоминая, что это за задание такое и отчего оно ему настолько не по душе.

— Так отправляйтесь работать, нечего тут болтаться без толку! — воскликнул Тот-кого-нельзя-называть и раскатисто захохотал. Из-под стола директора выползла гигантская змея. Обвив спинку кресла, она приблизила свою уродливую чешуйчатую морду к физиономии своего хозяина, которая выглядела еще отвратительнее, чем ее морда. Изо рта у обоих вылезли, трепеща, тонкие раздвоенные языки и сплелись в жутком поцелуе.

Гарри от отвращения согнулся пополам в рвотном позыве. Взгляд его при этом уперся в темно-коричневый орнамент ковра на полу. Узоры ковра внезапно сложились, как мозаика, в хмурое лицо Кингсли Шеклболта, который сердито изрек:

— Приказы начальства не обсуждаются, Поттер!

Из замысловатого фрагмента узора, который обозначал рот Шеклболта, вылетел свиток пергамента с печатью аврората и ударил Гарри прямо в лоб.

Гарри вскрикнул и проснулся…

Утерев со лба холодный пот, он нащупал на тумбочке очки, надел их и рывком сел на кровати. Сквозь тонкую щель между гардинами проникало узкое лезвие лунного света, разрезая пополам темный ковер на полу. Гарри прекрасно понимал, что находится уже здесь, по эту сторону яви, но все равно на всякий случай отвел взгляд от ковра.

— Почему? Ну почему именно я? — с обидой прошептал он. А потом поднялся и побрел на кухню — ни о каком сне уже не могло быть и речи. Может, хотя бы крепкий кофе поможет ему взбодриться? Ведь завтра с утра — нет, уже сегодня! — ему придется выполнять то самое первое задание, будь оно проклято…

Он никак не ожидал от своего начальника такой подлости. На аврорских курсах Кингсли Шеклболт, который вел пару предметов у их группы (фантастическая работоспособность главы аврората позволяла выкраивать время и для преподавания), неизменно твердил своим подопечным, что смерть может оказаться далеко не худшим пунктом в длинном перечне того, к чему должен быть постоянно готов аврор. Пытаясь представить, что может быть хуже смерти, Гарри решил в конце концов, что уж кто-кто, а он, побывавший по ту сторону бытия, должен понимать, что смерть — это не конец. А вот пытки хуже смерти. И они бывают не только физические, но и моральные. Однако моральные пытки для аврора он тогда, на курсах, почему-то представлял себе исключительно в виде предательства. Даже если посмотреть с разных сторон, то есть с позиции того, кого предали, и с позиции того, кто вынужденно стал предателем, это все равно больно — что так, что этак. Что может быть хуже?

Как же он был наивен… Кто бы мог подумать, что Шеклболт устроит ему такую моральную пытку, о существовании которой он даже не подозревал!

С тех пор прошли почти сутки, а Гарри все никак не мог успокоиться. Вновь и вновь он прокручивал в голове то, что случилось вчерашним утром. Вот он, блестящий выпускник аврорских курсов, счастливый и полный энтузиазма, входит в кабинет своего начальника, чтобы получить задание — первое задание по специальности в своей жизни! Вот Шеклболт торжественно кладет перед ним дело номер какой-то там — тощую связку пергаментов. По степени затрепанности свитков Гарри сразу понимает, что ему предлагают распутать проблему, с которой кто-то когда-то не смог справиться. Но он по своей неопытности только рад этому. Кто-то там не смог, а он — сможет!

Но потом, в общем кабинете, когда Гарри развернул один за другим старые пергаменты из связки, его восторг постепенно утих, уступив место сразу нескольким чувствам — изумлению, брезгливости и… страху. Сможет ли он это распутать это дело? Сможет ли переступить через себя? А главное, что гложет душу — это вопрос «зачем?» Для чего во всем этом копаться?

Если он докажет истинность подозрений в адрес обвиняемого, то польза для общества от этого будет сомнительной: ну кому, спрашивается, мешает жить маленькая сексуальная девиация старого трактирщика? Зачем это вообще ворошить? А уж о той «славе», которая обрушится на молодого аврора, наконец-то доказавшего фактами, что Аберфорт Дамблдор сожительствует с собственной козой, даже и подумать страшно… Хоть вообще из авроров уходи! Но если он не сможет это доказать, то будет еще хуже: даже такое плевое дело не сумел раскрыть — вот что скажут о нем коллеги… И опять-таки хоть из авроров уходи!

Самое поганое в этом деле было то, что нельзя было полностью доказать невиновность Аберфорта. Виновность — можно, а невиновность — нет. Фактически, это дело — настоящая ловушка для аврора. И Гарри впервые в жизни задался вопросом, а так ли уж совершенны законы волшебного мира, если согласно им молодой, отлично подготовленный аврор, вместо того чтобы бороться с настоящим злом и восстанавливать справедливость, должен копаться в грязном белье хорошего, в общем-то, человека.

На душе было муторно. Кривя губы, Гарри развернул последний пергамент. Это был короткий — да что там, просто сверхкороткий! — отчет предыдущего аврора, который расследовал это дело. У отчета был порядковый номер двадцать четыре, из чего Гарри сделал логичный вывод, что данный специалист был далеко не первым, кто брался за это дело — и, явно как и прочие, вынужден был оставить его с нулевым результатом. В голове противным червячком зашевелилась мысль: интересно, был ли тот аврор как-то наказан за такой провал?

По дате отчета — а он был сдан сорок девять лет тому назад! — Гарри резонно предположил, что этот документ не был также и последним по данному делу. Странно, однако, что ни предыдущих, ни последующих отчетов в деле не было представлено. Виной тому, скорее всего, была безалаберность авроратских архивариусов. В самом деле, ну кто будет тщательно заботиться о сохранности такого дурацкого дела! А было бы интересно посмотреть все результаты — кто что раскопал, как все проходило… Какие заклинания использовали в расследовании, наконец!

У Гарри желудок скручивался в тугую пружину при одной мысли о том, что придется посоветоваться с Гермионой о методах расследования такого извращения. Гермиона, конечно, не Рон — смеяться над ним не станет. Но все равно будет очень стыдно признаться ей в том, что его первое задание оказалось таким никчемным и даже, если на то пошло, оскорбительным. Неужели его так мало ценят на новой работе, первой в его жизни? Неужели это вообще нормальное отношение к новичку где бы то ни было?

Тяжело вздохнув, Гарри взглянул в самый низ документа — туда, где стояла подпись незадачливого аврора, потерпевшего поражение в этом деле без малого полвека назад, — и замер. Там стояло, выведенное четким крупным почерком: «Альбус Дамблдор». Несколько секунд спустя Гарри захлопнул открытый от удивления рот и вдруг ощутил необычайное облегчение. С души словно камень свалился. Гарри понял, что он — не самый большой неудачник, кому поручалось это дело. Дамблдору в такой же ситуации пришлось куда как труднее! Такое жутко даже представить… Зато теперь понятно, почему он в свое время ушел из авроров.

О том, что покойный директор когда-то пробовал себя в этом ремесле, Гарри узнал от Люпина. После одного из занятий он задержался в классе, и они беседовали, перебирая различные профессии, какие Гарри мог бы выбрать после школы. Вот тогда-то Люпин и рассказал ему, что Дамблдор в свое время мечтал о карьере аврора и даже, временно оставив работу в школе, окончил соответствующие курсы. С отличием, разумеется. Но что-то там не заладилось, и он уволился из аврората в самом начале карьеры. Что именно пошло не так, Люпин не знал, но заявил, что он абсолютно уверен: дело было не в плохой подготовке, ибо их директор — один из сильнейших магов современности. Возможно, сказал учитель с благоговением, Дамблдор вовремя понял, что его истинное призвание — это все же педагогика. Потому и оставил аврорат, вернувшись в школу.

Гарри такое объяснение показалось неправдоподобным, ибо он не понимал, как можно по доброй воле стать педагогом. Да проще Волдеморта победить, чем совладать с потоком придурков, только и думающих, как увильнуть от учебы! В школьные годы он иногда жалел преподавателей за их несчастную судьбу. Всех, даже Снейпа.

Сейчас Гарри окончательно убедился, что Люпин был лишь наполовину прав. Проблема, вне всяких сомнений, состояла не в подготовке Дамблдора как аврора. А в том, что начальство сразу же поручило молодому специалисту такое омерзительное дело. Конечно, тот не стерпел подобного издевательства, ведь обстоятельства этого дела затрагивали его семью! Но в школу Дамблдор, скорее всего, вернулся не из горячей любви к учебному процессу (иначе бы вообще оттуда не уходил), а просто потому, что благоразумно решил не терять насиженное место. Предпочел синицу в руках, раз уж с журавлем вышел такой облом…

Гарри задумался о своем будущем. Допустим, с ним случится то же самое, что и с Дамблдором. Он не сумеет ничего раскопать по этому делу (если только Гермиона не поможет, но в таком вопросе может не хватить знаний даже у нее), и его выгонят из аврората. Ну, или он сам уйдет… И куда он пойдет потом?

Преподавать в Хогвартс? Да лучше сдохнуть! Учиться там было неплохо, но идти туда педагогом — спасибо, дураков нет. А куда тогда? В Гринготтс? Положим, экзамен по боевой подготовке, которую почему-то требуют от кандидатов в банковские служащие, он сдаст на «отлично». Но кроме этого, там нужны прекрасные результаты по арифмантике и нумерологии. А эти предметы Гарри никогда не были интересны, что и подтверждалось оценками. В Святой Мунго? Гарри только ухмыльнулся, представив себя колдомедиком. Разрушать он умеет гораздо лучше, чем восстанавливать, как это ни грустно. Да и по зельям у него были не такие уж блестящие отметки, какие требуются для работы в госпитале, хотя и весьма неплохие. Нет, не его это путь… В прессу? Но ему в жизни не научиться писать даже так, как Рита Скитер, не говоря уже о более серьезных журналистах!

И вот тогда, чуть более полусуток назад, Гарри принял твердое решение: он не бросит профессию, о которой столько мечтал. Он не отступит и попробует сделать все, что в его силах, для расследования этого проклятого дела. Получится — отлично! Тогда он, сжав зубы, стерпит ту дешевую славу, которая ему суждена. А дальше, глядишь, сможет перекрыть ее какими-нибудь по-настоящему важными достижениями. И со временем все забудут про его дурацкое первое дело. Не получится — ну что же поделать… Но он не повторит ошибки Даблдора — не сдастся и не уйдет по собственному желанию, бросив любимую работу. Выгонят — придется подчиниться, конечно. Но если не выгонят, а только устроят разнос, то у него еще останется шанс выпросить себе другое дело — и уж его-то раскрыть с блеском! Потому что хуже этого дела, про Аберфорта, уже все равно ничего не будет. Все остальное покажется легким по сравнению с ним.

— Честно говоря, Поттер, не думал, что вы сможете докопаться до сути… — с некоторым удивлением сказал Шеклболт. — До сих пор это еще никому не удавалось.

Гарри стоял перед ним в смешанных чувствах. Уважение, звучавшее в голосе начальника, дорогого стоило. Но заслужил ли он такое отношение Шеклболта?

Заклинаниям, которые помогли ему, по выражению Гермионы, «просветить рентгеном» эту несчастную козу, научила его все та же Гермиона. Он и не подозревал, что на свете существуют такие заклятия, а еще того меньше думал, что они пригодятся ему в работе аврора. Их обычно использовали в Святом Мунго — при самых тяжелых травмах. Впрочем, особых результатов в расследовании такой способ не принес: коза оказалась настоящей козой, не анимагом. И внутренние органы у нее были соответствующие.

Правда, при «просвечивании» магией выяснилось, что ее черно-белая шерсть была перекрашена в чисто белую заклинанием Колорум. К нему обычно прибегали те, кто хотел временно разнообразить внешний вид своих домашних питомцев. Гермиона тоже как-то, по ее собственному признанию, перекрасила Живоглота в черный цвет, но только один раз и всего на несколько минут. Суровый жмыр более чем прозрачно дал ей понять, что не хочет менять цвет своей шерстки, и ей пришлось воспользоваться сильными кровоостанавливающими заклятиями, чтобы привести в порядок свои руки и лицо.

А еще коза Аберфорта казалась сделанной из белого золота — такой эффект на ее шкуре давали золотистые крупинки, нанесенные на шерсть заклинанием Поталиус. Этим специфическим средством пользовались, по словам Гермионы, в основном художники и модницы. Первые — подражая иностранному магу Густаву Климту, который благодаря этому заклинанию, щедро сдабривающему его полотна, приобрел известность даже у маглов, а вторые — придавая золотистый оттенок своей шевелюре.

Эта коза, с ее переливающейся золотом белой шерстью, неуловимо напомнила Гарри Поттеру кого-то. Но он не смог вспомнить, кого именно, и лишь тщетно перебирал в памяти знакомые лица. Может быть, Драко Малфоя, с его платиновой шевелюрой? Или его родителей? Нет, не то… У Малфоев, конечно, много недостатков, но до того, чтобы аляповато украшать свои прически крупицами золота, они пока не докатились. Возможно, лишь потому, что золото Поталиуса, как объяснила Гермиона — декоративное, ненастоящее, наподобие золота лепреконов. Будь оно настоящим, глядишь, и Малфои не упустили бы возможности во всех смыслах блеснуть…

Но в любом случае, выявленные заклинания тоже ничего не добавили к картине расследования. На вопрос аврора Поттера, с какой целью он перекрасил козу (произнося это, Гарри сам удивился, как у него язык не отсох от такой глупости), Аберфорт спокойно, без тени смущения, пояснил, что ему нравится именно такой колор у партнерш. Это прозвучало особенно бесстыдно, если учесть, в какой позе его только что застукал аврор Поттер с этой самой козой… Бр-р, ну и мерзость!

Да, Гарри в первый же свой визит, нагрянув в сарай Аберфорта, весьма удачно (или неудачно — это как посмотреть) застал там хозяина во время совершения преступного деяния — того самого, в котором тот обвинялся. И это, по мнению Гарри, окончательно обесценивало данное достижение. Ему просто повезло — тупо, банально повезло! Вот если бы он выслеживал этого проклятого Аберфорта несколько дней, а то и недель, и в итоге таки накрыл бы его на горячем — тогда другое дело, было бы чем гордиться. Если, конечно, в этом деле вообще хоть что-то может служить предметом гордости.

А так… Заклинаниями его снабдила Гермиона. Аберфорт попался по собственной невезучести. Другими словами, лично он, аврор Поттер, ничего для раскрытия этого дела не сделал, если уж посмотреть правде в лицо. Но Гарри понимал, что Кингсли Шеклболт — последний человек, с кем он может поделиться подобными мыслями. Потому что именно от Шеклболта зависело, останется Гарри на этой работе или нет.

— Ну что ж, Поттер, — с довольным видом сказал Шеклболт, подписывая его отчет. — Я смотрю, вы не только усердный, но и везучий аврор. Следующее задание будет довольно деликатным, так что в ходе его выполнения вам понадобятся все ваше усердие и вся ваша везучесть…

У Гарри перехватило дыхание. Да куда ж деликатнее-то? Что, Мерлин его раздери, может быть деликатнее того, с чем он только что разобрался? И без того ему показалось, что пока он шел по длинным коридорам аврората в кабинет Шеклболта, все, кто попался ему навстречу — все без исключения! — смотрели на него с насмешкой, словно знали, какое сомнительное дело он раскрыл.

— Да. Слушаю, — сказал он, отчаянно надеясь, что его голос звучит достаточно твердо.

— В Лютном переулке есть одна подозрительная аптека. Собственно, их там несколько, но сейчас речь только об одной. По некоторым данным, там собираются известные в определенных кругах личности для весьма неблаговидных дел…

— Каких? — напряженно спросил Гарри.

— По слухам, речь идет о банде, занимающейся незаконным распространением…

Дальше молодой аврор уже не слушал. Радость затопила его с головой. Банда и распространение чего-то там! Неважно, чего именно! Главное, что ничего такого — никаких, понимаете ли, коз… Нормальная работа! И он остается на этой работе! Когда эйфория схлынула, он вспомнил, что для полного удовлетворения должен прояснить еще кое-что. И спросил у Шеклболта, который как раз замолк и смотрел на него выжидающе:

— А что будет с Аберфортом?

— Ничего, — беспечно ответил Шеклболт. — Поговорим и отпустим.

— То есть как? — вытаращился на него Поттер.

— А так, — скривил губы Шеклболт. — Закон о надлежащем обращении с животными отменили сто двенадцать лет назад. По требованию представителей, как модно сейчас выражаться, алхимической промышленности. Они жаловались, что он затрудняет получение некоторых ингредиентов. Министерство пошло им навстречу.

— Тогда зачем я его задерживал? — спросил Гарри таким голосом, от которого, казалось, готовы были покрыться изморозью все стеклянные поверхности в кабинете начальника. Но Шеклболт, казалось, даже не заметил этого протеста и все так же беспечно пояснил:

— Потому что Закон о надлежащем обращении с животными отменили, а вот Положение о моральном облике мага никто не отменял. Оно действует с 1547 года. Его приняли сразу после смерти Генриха Восьмого, который изрядно опорочил своим образом жизни моральный облик мага. Да и магла — тоже…

— При чем тут Генрих Восьмой? — растерянно спросил Гарри.

— А вы не в курсе, что он был полукровкой? И это, пожалуй, единственное, чего маглы не знали о нем. Зато знали много всего другого. Да и волшебный мир этот монарх не на шутку взбудоражил. Почитайте на досуге его биографию — много интересного узнаете… Вот на основании этого «интересного» и были сформулированы изначальные принципы данного документа.

— Что, и про животных… тоже? — промямлил Гарри, придавленный новыми знаниями.

— Нет, — небрежно бросил Шеклболт, который, казалось, наслаждался растерянностью молодого аврора. — Многие части этого Положения были дописаны позднее, по мере необходимости. В том числе — раздел о наказании за неподобающее обращение с животными. Пункт о магических животных там тоже, кстати, есть, но дело Аберфорта под него не подпадает. Ведь вы установили, что его коза — самая обычная…

На Гарри опять накатило отвращение. Он вспомнил, как чуть было позорно не отступил в самый ответственный момент, когда открыл дверь сарая и увидел то, что там происходило — то есть, Аберфорта и его козу… Да, как ни прискорбно, но он, профессиональный аврор, не смог сдержать отвращения. Остановился, громко захлопнул дверь и несколько секунд, тяжело дыша, стоял снаружи, приводя в порядок нервы. И только потом вошел. Коза уже отбежала в угол, а Аберфорт привел себя в порядок. Но смотреть на них все равно было противно, и разговаривал Гарри с Аберфортом через силу. И то лишь потому, что был при исполнении. Хорошо, что Шеклболт не знает, как позорно вел там себя его подчиненный — как последняя истеричка! И вот теперь… Что же, все эти мучения были зря?

— Он даже штрафа не заплатит?

— Заплатит. Чисто символический. Ну и беседу проведем, как полагается. Хотите провести ее лично?

— Нет! — почти прокричал Гарри.

— Ну хорошо, поручу кому-нибудь другому.

— Я могу идти?

— Да, конечно, — произнес Шеклболт. — Вам стоит отдохнуть перед новым сложным делом. С необходимыми материалами ознакомитесь позже.

Аврор Поттер повернулся на негнущихся ногах и зашагал к двери. Больше всего ему сейчас хотелось рухнуть в постель и отключиться. Когда за ним закрылась дверь, Кингсли Шеклболт прочертил палочкой в воздухе замысловатый знак. На короткий звон, повторившийся два раза, вошла секретарша. Кингсли жестом велел ей подойти и вручил отчет Поттера.

— Добавьте это в дело Аберфорта. И не забудьте вернуть туда отчеты остальных проверяемых.

Секретарша с понимающей улыбкой кивнула, взяла отчет и ушла. Шеклболт откинулся в кресле и тоже улыбнулся. Что ж, еще один молодой аврор — и какой! — прошел «крещение Аберфортом». Так называют в аврорате это дело, которое служит пробным камнем для новичков. Это не метод отсева, отнюдь — его успешно раскрывают абсолютно все испытуемые. Гораздо важнее, как именно аврор проходит это задание. Это позволяет судить о нем самом по многим параметрам…

Исключением в свое время стал лишь Альбус Дамблдор, который потерпел поражение в этом расследовании. А ведь мог стать сильным аврором — говорят, подавал большие надежды. Но после такого провала ушел из аврората. Да, нехорошо вышло… Все прекрасно понимали, что его, как родного брата Аберфорта, не стоило подвергать подобной проверке. Достаточно было с их семьи и того, что младший из Дамблдоров попался на сомнительных опытах с козами, и наказание ему, ради общего блага, заменили пожизненным участием в секретной операции «Дело Аберфорта». Но разве мог Руфус Скримджер, тогдашний глава аврората, удержаться и не пнуть Альбуса, своего давнего недруга? Благо, и повод подвернулся серьезный — служебный подлог. Старший из братьев, застукав младшего с козой, написал липовый отчет о том, что якобы не смог выявить никаких соответствующих фактов...

Так или иначе, но даже эта не самая красивая история пошла на пользу данному тесту на профпригодность. Если раньше, перед тем как выдать дело очередному новичку, из него извлекали абсолютно все отчеты, то теперь стали оставлять в деле один отчет — Альбуса Дамблдора, в котором он описывал свою неудачу. Новички, глядя на номер отчета и на дату, естественно, предполагали, что он не только не первый, но и далеко не последний по хронологии — просто остальные им почему-то не выдали. Но при этом они все как один считали, что их предшественникам не повезло. И старались из кожи вон вылезти, чтобы выполнить это пусть и не сложное, но крайне неприятное задание…

Вот теперь и Поттер тоже. Ну и прекрасно. Скоро ему объяснят, что к чему. В дальнейшем он, как и остальные авроры, ни за что не проболтается перед курсантами или новичками об этой традиции. Непреложный обет? Ну что вы, к чему такие сложности! Все авроры молчат по собственной воле. Кто же упустит возможность посмотреть на такое представление, как очередной новичок в деле Аберфорта?

В окно что-то мягко стукнуло, от чего задребезжали рамы, а стекло отозвалось звучной неприятной нотой — что-то вроде «дзву-у-уиннннь…», и этот раздражающий звук разбудил одного из людей в комнате. Светловолосая женщина открыла глаза и сладко зевнула. Затем, приподнявшись в кровати, распахнула одну из створок окна над самым изголовьем, впустив в спальню большую встрепанную птицу. Это был почтовый филин.

Влетев, он приземлился на стул у кровати. Женщина хотела было забрать у него письмо, но он недовольно пошевелился, еще больше нахохлился и издал угрожающий звук. Женщина вздохнула, заправила за ухо упавшие на лоб локоны и принялась будить того, кто спал рядом — седоволосого бородатого мужчину.

— Вставай, Аберфорт, Робинзон прилетел!

Тот проснулся не сразу — сначала недовольно всхрапнул несколько раз, напомнив голосом того самого филина, и только потом наконец открыл глаза и сел на кровати. Он вытянул руку — и филин послушно взлетел со стула и уселся на нее. Аберфорт Дамблдор забрал у птицы письмо и, ссадив ее на спинку кровати, наклонился и достал из-под кровати миску с птичьим кормом.

Через минуту филин, получивший угощение, был выпровожен обратно за окно, а Аберфорт, развалившись на кровати, близоруко уткнулся в письмо с печатью аврората, которое держал в левой руке. В правой у него была палочка — он подсвечивал себе чтение Люмосом. На тумбочке у кровати лежал извлеченный из письма банковский чек.

— Ну как, дорогой, все хорошо? — спросила женщина.

— Да, все в полном порядке… — хриплым со сна голосом отозвался Аберфорт. — На неделе обналичу чек и занесу тебе твою долю.

— Ну, это не к спеху, — отозвалась женщина, осторожно, без стука, захлопывая створку окна. — Хотя, конечно, деньги лишними не будут. Я хочу скатерти сменить… И из посуды закупить кое-что.

— Ну наконец-то авроры раскачались… — довольным голосом продолжал Аберфорт. — Давно уже у них не было новичков, а тут за последнее время сразу трое, и среди них — сам Гарри Поттер… Какая честь! Вот и до этого дня довелось дожить. Жаль, Альбус не увидел... Он бы гордился этим толковым малышом.

Женщина тем временем запихнула под кровать миску с птичьим кормом, предварительно заглянув в нее.

— Слушай, а тебе не кажется, что Робинзон улетел почти голодным?

— Не волнуйся, он не пропадет! Зря я его, что ли, на службу в Министерство определил? Там почтовых сов кормят на убой… И вообще, птица с таким именем не пропадет даже на необитаемом острове. Найдет себе какую-нибудь козу для пропитания… — Аберфорт оглушительно расхохотался, и женщина засмеялась ему в унисон мелодичным, заливистым смехом. — Нет, ты видела, а? Видела, какую Гарри скроил физиономию, когда увидел нас?

— У Бетси в тот момент морда была еще выразительней… — давясь смехом, подхватила женщина. — Она тоже была шокирована тем, что мы делали. Аж в ступор впала. Я ее чуть ли не за рога потом тащила к тебе. Что-то раньше она себя так не вела…

— Видимо, ее потрясла наша страсть! — фыркнул Аберфорт. — Пусть Бетси радуется, что ты ее выручаешь…

Когда они снова хором отсмеялись, женщина сказала:

— Давно хотела спросить… Выступая в роли козы, я все время поражаюсь, что каждый аврор сперва захлопывает дверь, а уже потом, совладав с собой, все-таки заходит в сарай… Это здорово, конечно — иначе я бы просто не успевала подсунуть им для проверки козу вместо себя! Но все же почему так происходит? И главное, как ты до этого додумался?

— Покойный Альбус назвал бы это алгоритмом.

— Как ты сказал?

— Ал-го-ритм. Выверенная последовательность действий для достижения цели. Это магловское слово, ученое. Альбус любил всякую муть, в том числе и магловскую… Так вот, все новобранцы делают это инстинктивно, загораживаясь от той мерзости, которую видят. Тем более что мало кто ожидает, что так вот сразу подловит меня. А некоторые вообще не верят в подобное обвинение, пока своими глазами не увидят…

— Эти — самые умные, далеко пойдут! — вставила женщина.

— Ну а я человек занятой — некогда мне с каждым сопливым аврором в прятки играть… Иначе пусть Министерство платит мне за каждого вдвое больше! Так что я никого особо не мучаю — с первого же раза разоблачаю перед ними свою мерзкую сущность…

И Аберфорт Дамблдор снова гулко захохотал. Но на этот раз женщина его не поддержала.

— Послушай… — несмело сказала она. — А ты не думал бросить это дело? Не надоело изображать содомита?

— Каждый служит родине в меру своих возможностей… — прогудел Аберфорт в пышную седую бороду, и было непонятно, шутит он или говорит всерьез. — Вот только Альбуса жаль… Не успел я его предупредить перед проверкой. Стал бы он аврором — глядишь, и в живых остался бы… — он тяжело вздохнул.

— Но ведь могут пойти слухи! — стояла на своем женщина.

— Ты хотела сказать — уже ходят? — ухмыльнулся он.

— Ну да. Ходят, — поджав губы, признала она. — Видать, не все авроры умеют держать язык за зубами.

— Да-а... Не всякий умеет так молчать, как Альбус. Хотя именно это его и погубило.

— Свою контору они при этом не особо палят, а вот твоей репутации достается…

— Ой, да ладно! По сравнению с тем, что иногда происходит у меня в трактире, трах с козой — невиннейшее занятие… Самое смешное, что коз я действительно люблю. Но — нормальной любовью, а не так, как думают новички аврората. Коза — самое умное животное на свете, что бы кто ни говорил!

— Ага, и Бетси — яркий тому пример… — с некоторой печалью произнесла женщина, одеваясь перед старым большим зеркалом, стоящим в углу. Ее волшебная палочка была засунута за раму зеркала сверху, освещая ее Люмосом с ног до головы. — Если бы она могла говорить, у нее нашлось бы, что тебе высказать!

— Не сомневаюсь, — снова ухмыльнулся Аберфорт. — Но когда я угощаю ее отборным кормом, купленным на очередной гонорар из аврората, она мне все прощает…

— Даже то, что ты каждый раз применяешь к ней Колорум?

— Самой Бетси от этого заклинания ни холодно ни жарко, дорогая… Оно абсолютно безболезненно для объекта! Ну а про Поталиус ты лучше меня знаешь… — и он коротко хохотнул.

— Да я не про то! Может, хватит перекрашивать ее, бедняжку, для твоих игрищ? Это же стресс для животного!

— Ну должны же начинающие авроры хоть что-то сделать самостоятельно в этом так называемом расследовании… Пусть хоть какие-то мои заклинания обнаружат, чтоб окончательно не потерять самоуважения! Я им, кстати, никогда не вру — я действительно люблю такой колор у своей партнерши… — встав с кровати, он подошел к женщине вплотную и погладил белокурую гриву ее волос, в которых поблескивали золотистые крупинки Поталиуса. — А как их всех корежит с этой фразы — любо-дорого поглядеть!

Аберфорт снова громогласно расхохотался. Но женщина, обняв его, прильнула головой к его груди, и он умолк, поглаживая ее по голове.

— Светает, дорогой. Мне пора. Выходной всегда заканчивается так быстро…

— А может, не надо, Розмерта? — хрипло спросил Аберфорт.

— Что — не надо?

— Уходить… Деньги у меня есть. Доход с трактира, плюс прибавка с авроров. Ты могла бы вообще не работать — только отдыхала бы…

— Да не хочу я отдыхать! — со смехом воскликнула она, подняв голову и глядя на него.

— Ну тогда, может, объединим заведения? На вывеске будут три метлы в деревянном бочонке. В таком круглом бочонке, знаешь, который обычно называют «кабаньей головой»… Разве не красиво?

— Красиво, — вздохнула она, поправляя прическу и высвобождаясь из объятий Аберфорта. — Знаешь, мне тоже хотелось бы встречаться не раз в неделю, а чаще. И не вот так, украдкой, боясь даже зажечь свечи. И одеваться не при Люмосе, опасаясь, что меня тут случайно заметят…

— Так в чем же дело? — воскликнул Аберфорт, снова обхватывая ее своими медвежьими лапищами. — Давай наконец поженимся! Я понимаю, мы оба уже не первой молодости, привычки менять тяжело… Ну не будем объединять заведения! Пусть у меня по-прежнему будет мой трактир, а у тебя — твой. Зато семья у нас будет общая!

— Похоже, ты знаешь меня так давно, что кое о чем уже забыл… — с невеселым смехом произнесла Розмерта, вновь высвобождаясь из его объятий и подходя к двери. — Я каждый раз во время очередного «дела Аберфорта» — все эти десятилетия! — дрожу от страха, что кто-то из этих новоиспеченных авроров обнаружит, в чем фокус. И поймет, с кем он на самом деле застал тебя в интимной позе. С незарегистрированным анимагом, вот с кем! — в ее голосе зазвучали слезы.

— Но, Розмерта… — пробормотал Аберфорт, подходя к ней. — Кому какое дело до анимага, который превращается… смешно даже сказать… в козу? Кому может навредить коза? Это же совершенно безобидное животное!

— В аврорате и не подумают смеяться, если узнают обо всем. Да и в Азкабане надо мной не станут смеяться. Там людям, знаешь ли, вообще не до смеха…

— Но тебя здесь все знают и любят! — в отчаянии воскликнул Аберфорт. — Если ты за столько лет никому не причинила зла, за что тебя забирать? Не пора ли уже перестать бояться?

— Моя репутация — все, что у меня есть, — тихо сказала Розмерта, опустив голову.

— Тогда, может, пойти и повиниться? Встанешь на учет, и все наладится…

— А если там спросят, чем я думала все эти долгие годы? И почему пришла только сейчас?

— Скажи им правду — не убьют же тебя! Объясни, что по молодости стеснялась превращений в козу, оттого и не вставала на учет. А потом, открыв заведение, не регистрировалась, потому что боялась прогореть. Не каждый клиент станет ходить в трактир, хозяйка которого — анимаг, превращающийся в козу. Люди глупы и невежественны, они считают коз грязными животными… Это серьезная причина, они должны тебя понять!

— Ничего они не должны… Я для них — преступница, — почти прошептала Розмерта. — Ладно, я пойду. Пока!

— Пока… — пробормотал Аберфорт, глядя на захлопнувшуюся дверь, за которой раздался хлопок аппарации. Розмерта соблюдала старомодную вежливость и никогда не аппарировала на глазах у кого-то. Даже у него. Постояв еще немного в раздумье, он подошел к двери и запер ее на ключ. Кое в чем он тоже был старомоден, и вместо Коллопортуса на своей территории предпочитал использовать ключи. Зачарованные, разумеется.

Потом, поддернув ночную рубашку, вновь уселся на кровать. Вытащил из стоящей у изголовья рассохшейся тумбочки пергамент, перо и чернильницу. Разложил пергамент на тумбочке, обмакнул перо в чернила… И, согнувшись в три погибели, кряхтя и сопя, принялся писать: «Главе аврората Кингсли Шеклболту. Прошу освободить меня от участия в операции «Дело Аберфорта» ввиду возраста и состояния здоровья…»