Безмолвие (гет)

Альбина сидит, стиснув руки. Она никогда не молилась искренне, но в этой болезненном гуле слова приходят сами.

"Боже, пусть она выживет! — эта мысль упорно стучится в висках. — Пожалуйста!"

Какой же дурой она была все эти годы! Глупенькая, избалованная принцесса, никогда не задумывающаяся о чем-то серьезном — как Патрик мог ее любить? Она всегда раздражала Марселлу — это казалось забавным. Над этим можно было смеяться, но личность прислуги никогда особенно не занимала Альбину. Так почему же сейчас так хочется, чтобы эта служанка жила?

Альбина искоса смотрит на алую розу: "А роза все-таки осталась цела!" Эта мысль звучит голосом Марселлы, и Альбина ежится, не понимая, как же так вышло. Кому нужен был тот переворот и все, что было потом? Зачем?!

Кому нужно было, чтобы все сложилось вот так? Так нелепо и бессмысленно. Кому от этого стало лучше? И почему она вообще думает обо всем этом? Раньше это и в голову не приходило Альбине. Она вздыхает и вновь смотрит на служанку.

Патрик нервным движением убирает цветок с груди Марселлы. Та не шевелится, и Альбина с ужасом понимает: все, служанки больше нет. В смятении она смотрит на всех, кто был с Марселлой. Слышатся судорожные вздохи — это бродячая артистка, кажется, Марта. Ее супруг крепко обнимает ее. Пенапью яростно моргает, нижняя губа подрагивает. Но где Патрик?

Альбина потерянным взглядом обводит зал, такой пустынный в эти минуты. Патрик стоит напротив, беспорядочно гладя розу по лепесткам. Он неотрывно смотрит на Марселлу, и по спине бегут мурашки от этой осязаемой горечи. Его рубашка в крови Марселлы, Альбине же стыдно, что она замечает это. Патрик подносит розу к губам, но та вдруг рассыпается. Алые лепестки, медленно кружась, оседают на тело той, в чьих руках ожила эта голубая роза. Те лепестки, что касаются пола, разбиваются с хрустальным звоном, пугающим в наступившей тишине. Не слышно более всхлипываний или прерывистого дыхания, только звон от разбившихся лепестков. Наступает безмолвное безвременье, которое не прервать.

Альбина не замечает, как из зала ушли музыканты, принц Пенапью. Все в каком-то болезненном тумане, и ничего не ясно. Была Марселла, влюбленная в Патрика, и нет ее больше. Был муж тетки — противный канцлер, и умер. Нелепо, невозможно, немыслимо. В прежнем мире Альбины, в том ярком, мире, вертевшимся вокруг нее, все это просто не могло случиться. В этом же липком, затянутом безмолвии может произойти все что угодно.

Альбина чувствует, как кто-то тянет ее за руку. Она хочет вырваться, но, подняв глаза, видит Патрика. Он смотрит на нее без прежнего, привычного благоговения, без такого знакомого тепла.

Альбина чувствует яростное жжение в глазах, почему-то по щекам бегут слезы. Патрик выпускает руку своей кузины.

— Ты плачешь? — удивляется он. — Ты?

Альбина пожимает плечами — еще недавно столь излюбленный жест дается с трудом теперь. Патрик садится с Марселлой, бережно проводит по ее лицу, с некоторым усилием закрывает остекленевшие глаза. Он что-то шепчет, и слов не разобрать.

— Как я мог любить тебя, когда рядом была она? — выпрямляется и смотрит на Альбину. Она опускает глаза. Патрик же продолжает: — Как я могу до сих пор любить тебя, когда Марселла умерла?

Альбине нечего сказать на это. Она сглатывает горький комок:

— Не меня надо об этом спрашивать!

— Уходи, — он смотрит на нее с невыразимой мукой, как в те времена, когда был немым. Она повинуется.

Ночь проходит мучительно долго. Отец сидит перед конюшней, мама плачет в своих покоях, а Альбина бродит по старому чердаку, сама не зная, что ищет. Запах этой розы — старая, сбывшаяся легенда, и теперь не солгать, не обмануть. Мысли вязкие, сумбурные, и спать не хочется. Перед рассветом в изнеможении она пристраивается у окна — ее праздничное платье в пыли, кружево юбки изорвано в лохмотья. Что будет дальше? Ответа на этот вопрос нет.

Утром она приходит в библиотеку, не то надеясь найти там Патрика, не то надеясь его не найти. Самой непонятно. Во дворце все убрано, нет ничего, напоминающего о вчерашней трагедии. Ничего, кроме этого тягучей тишины, которая, кажется, висит на лепнине, балюстрадах, люстрах.

— А, Альбина, это ты? — Патрик появляется из ниоткуда. — Сегодня я буду говорить, а ты слушать.

— Ты коронуешься? — перебивает его Альбина. Это не тот Патрик, которого она знала, но он не тронет ее родителей. Не тронет.

Патрик медленно кивает:

— Это единственный выход. Твой отец отречется в мою пользу. Как в пользу законного сына короля Анри второго. Никакой крови, не бойся. Королева Флора не заслуживает всего этого.

— Спасибо, — коротко выдыхает Альбина.

Патрик отрывисто произносит, будто бы ему больно говорить:

— Выходи за Пенапью. Мы теперь с тобой не можем лгать. Даже самим себе. Не надо более друг друга мучать. Только не обижай Пенапью, Альбина, слышишь?

— А ты? — Альбина чувствует странную нежность, думая об это странном, трогательном принце Пенапью. Такой искренний и нелепый. Совсем не то, что она воображала вчерашним утром, и это лучше всего. Но как же Патрик?!

— А я, — горький смех из груди Патрика, — я буду исправлять то, что наворотили за эти годы твой отец и канцлер. Если бы все сложилось иначе, мы были бы братом и сестрой. Может, поженились бы. Но…

— Прости меня, за все то, что я наговорила. За все эти годы. — Альбина смаргивает случайные, ненужные слезы.

— Не надо, Ваше Высочество, — Патрик на мгновение прижимает ее к себе, — а теперь — идите.

Безмолвие, затаившееся на время их разговора, вновь возвращается. Оно преследует Альбину везде, усиливается после отъезда отца неведомо куда. Оно не прекращается рядом с матерью, помогающей по возможности Патрику. Альбине же некуда себя девать, дворец и парк даже в солнечный день пугают ее этой тишиной, в которой нет-нет да и слышится звон разбитых лепестков.

Альбина уезжает вместе с Пенапью, сразу после коронации Патрика. Хотя жених добр и искренен с ней, остатки безмолвия все же преследуют ее. Но жизнелюбие Пенапью, его готовность радоваться этому миру что-то делают с Альбиной, она и сама не понимает что. Понимает только, что лишь его не изменил аромат голубой розы. Его искренняя очарованность этим миром постепенно передается Альбине. Сначала она заставляет себя восхищаться птицами и цветами, благодарить слуг и прочие мелочи, которые она повторяет за Пенапью. Сперва Альбина просто привыкает к этому, потом это становится естественным.

Потому что все что угодно лучше того пугающего безмолвия!

В какой-то момент Альбина понимает, что впервые в жизни по-настоящему счастлива. И безмолвие — растянутая во времени тишина, прячется во дворце Патрика, а он с этим умеет договариваться. Научился, как научился виртуозно играть правдой.