Дитя Дурмстранга (гет)

Двор самой обычной московской школы номер 50 был залит светом. Он полосками ложился на облицованное красным здание, на первоклассников, толпящихся у выхода и на юбку молодой учительницы, которая трепетала под порывами легкого ветерка. Учительница резкими движениями поправляла юбку, нервно накручивала на палец волосы и не отводила взгляда от черноволосой девушки, по-видимому, ее коллеги.

Та самая ее коллега, смуглая, с длинными волнистыми волосами, темно-карими глазами под тонкими дугами бровей, одетая в темно-синие джинсы и тонкую футболку, из-под которой просвечивал кружевной лифчик, уперла руки в бока.

— Сеньорита Бустаманте!— обратилась к ней учительница. –То, что вы…вы…делаете в нашей школе — это немыслимо!

«Сеньорита» скривила губы, на секунду показав ряд ровных белых зубов.

— Маш, хватит,— она насмешливо посмотрела на молоденькую учительницу, теребившую оправу очков. — Во-первых, я младше тебя, так что засунь свою «сеньориту Бустаманте» куда-нибудь себе под юбку. Кстати, юбка отвратительна.

Бустаманте запустила руку в холщовую сумку и достала оттуда пачку «Лаки Страйк». Щелкнув зажигалкой, она закурила, выдохнув дым прямо в лицо учительнице Маше.

— Курить! Тут же дети!— Маша, казалось, была вне себя.

— Ну и что?— флегматично отозвалась Бустаманте. Ты не находишь, что им насра…

— Прекратите выражаться в стенах этого учебного заведения! Да будет Вам известно, что наша школа…

— Да будет Вам известно, что мы не в стенах, как вы изволили выразиться, а на улице. — Бустаманте сделала длинную затяжку.

Маша молчала. Она неуклюже хлопала ртом, хватая воздух. С тех пор, как эта высокомерная испанская девица появилась в их школе, все пошло наперекосяк. А как же они радовались, когда директор раздобыла «носителя». Всего год назад их школа ввела в учебную программу испанский, специалистов не хватало, а тут сразу— носитель языка! Обычно их в Россию ничем не заманишь, особенно в обычную школу. Но тут повезло — отчим новой преподавательницы был русским, и вот уже десять лет семья Бустаманте жила на два города — Мадрид-Москва. Да и сама испанка проявила недюжинное великодушие — согласилась преподавать.

Маша помнила тот день, когда после новогодних каникул в учительскую вошла высокая девушка с блестящей копной черных волнистых волос. Физрук и историк одновременно присвистнули, школьные матроны поджали тонкие губы и огладили целомудренные юбки.

— Привет, -сказала испанка.

Женская половина преподавательского состава метнула на нее полный неприятия взгляд:

«Может, у них в их Испании так принято?— подумала Маша тогда.— Старшим «привет» говорить»

— Принято,— тут же бодро отозвалась новенькая. Да, у нас так принято, Марь Махална.

И все охнули, особенно Маша. Потому что она мало того, что ничего не произнесла вслух, она на сто процентов была уверена, что новенькая просто не может знать ее имя.

Тогда Маша не придала этому значение. Мало ли, почему так получилось? Наверное, испанка просто изучала психологию. Психология— в ней нет ничего сверхъестественного, верно?

Новенькую звали Мариса Бастинда Бустаманте, и за те две четверти, что она преподавала испанский, вокруг нее всегда происходила какая-то чертовщина. Но грех было жаловаться— дети ее обожали и зубрили испанские глаголы с таким старанием, которого никогда и не было в школе номер 50. Ученики выигрывали конкурсы и олимпиады, из районо приходили благодарности, на стене в учительской уже некуда было вешать грамоты и благодарственные письма, а Маша наблюдала.

Например, как преподаватель литературы, она заметила, что второе имя Марисы –Бастинда— никак не вяжется с испанской культурой. Оно было взято из детской сказки «Волшебник Изумрудного города».

— Да кто их знает, этих испанцев, — пожала плечами физичка на замечание Маши.

Однако через некоторое время все стали замечать, что с новой учительницей что-то не так. Мало того, что она курила при детях и любила украсить свою речь крепким словцом, так вокруг нее всегда происходило что-то странное. Например, кошки. Казалось, все кошки района собирались у дверей школы номер 50 и ждали, пока Мариса не закончит свой учебный день.

Дворник Азиз гнал их своей метлой, а они не уходили. На кошек выливали воду, даже службу отлова животных вызывали-тщетно. Каждый вечер кошки рассаживались, к радости школьников, на крыльце, и ждали, пока выйдет Мариса. А в том, что ждали именно ее, сомнений не было — как только она выходила на крыльцо, откидывая назад прядь черных волнистых волос, кошки исчезали.

— Я просто кормлю их, вот и все,— со смехом отвечала Мариса на недоуменные взгляды коллег.

Однако Маша ей не верила. Однажды она без предупреждения зашла к Марисе в кабинет — и увидела нечто удивительное. Учительница сидела за своим столом, читая учебник испанского. Однако шокировало то, что учебник завис в воздухе. Маша зажмурила глаза и снова их открыла— нет, никаких сомнений— под учебником не было ничего, и от стола его отделяло сантиметров тридцать Коротким жестом руки Мариса переворачивала страницы. Опомнившись, Маша отошла от кабинета на безопасное расстояние и бросилась бежать, не оглядываясь.

Другие тоже замечали странности — будто бы новенькая легко читала мысли, обладала феноменальной памятью и делала много такого, чего не могут обычные люди.

— Потеряла я очки,— рассказывала физичка. — Весь кабинет обыскала -нет очков. И в гардеробе нет. И в учительской. Нигде нет. И тут заходит ко мне эта Мариса, якобы за журналом. И говорит такая:

"Спасибо за журнал. А очки ваши вы дома забыли. И сыну привет передавайте". А я-то ей про очки— ни слова. А уж про сына-то и тем более. Думаю, к чему сказала? Он в Петербурге у меня учится. А тут прихожу домой — очки на тумбочке лежат. И сын приехал на выходные— сюрприз хотел сделать...

Постепенно подобных историй про учительницу испанского накопилась целая куча, и в узких учительских кругах, сначала потихоньку, а потом все более открыто, стали поговаривать, что Мариса— самая настоящая ведьма. Однако прямых доказательств тому не было, и школа, сначала гудевшая от слухов и домыслов, постепенно растворялась в своих обычных ничем не примечательных событиях.

Но в тот день, когда Маша, покрываясь пятнами, пыталась поговорить с Марисой перед школой, произошло кое-что совсем экстраординарное.

Утром был педсовет, и лысый директор Пал Палыч Горбунков, как обычно, брызгал слюной. Дела были пустяковые— какие булочки-с сосисками и с изюмом— давать в столовой, какой класс запорол школьное дежурство и по каким книжкам готовиться к вездесущему ЕГЭ.

Все записывали, Мариса как всегда откровенно скучала. Она сидела на задней парте и рисовала в блокноте какие-то картинки. Маша скосила глаза на рисунки— старый замок, паутина, метла и черная кошка-чертовщина, как и следовало ожидать.

— Мариса Анатольевна!— Пал Палыч постучал карандашом по столу.— Вы когда-нибудь будете меня слушать?

«Мариса Анатольевна»— как же это убого звучало. Маша, с ее врожденным чувством языка, поморщилась.

— Неа,— Мариса не отрывалась от рисунков. — Пока вы будете меня так называть— неа.

— Да что же с Вами такое?!— коротышка директор даже подпрыгнул от возмущения. –Какая же вы грубая и невоспитанная! Все говорят про ваши странности!

На этих словах Мариса оторвалась от рисунков. Она спокойно посмотрела на директора, по ее смуглому лицу скользнула полуулыбка.

— Да ладно,— произнесла она. — Так что про меня говорят?

— Что вы…что вы…что вы…Ведьма! — наконец выпалил директор, вылупив на девушку свои водянистые глаза.

— Я? Да неужели?— казалось, Марису ситуация веселила. –Быть того не может!

Но никто не обратил внимания на ее слова— все смотрели куда-то за спину директора. Там, на стуле, еще минуту назад висел его серый пиджак. Но сейчас пиджака там не было — он был подвешен в воздухе прямо за спиной Пал Палыча— и он двигался. Сначала пиджак медленно покачивался из стороны в сторону, потом покружился вокруг своей оси, потом подвигал рукавами в такт неслышной мелодии.

Никто не издал ни звука. Только директор, не видящий, что творится сзади, в исступлении кричал: «Ведьма! Ведьма! Ведьма!»

Через полминуты он понял, что что-то не так— кто-то тронул его на плечо. В одно мгновение в голове у Пал Палыча пронеслась куча мыслей— и первая была о том, что сзади только стена, стул и зеленая доска.

Он резко обернулся, и остолбенел, явственно ощутив, как последние три волосинки на его голове встали дыбом. За плечо директора трогал его собственный пиджак. Увидев ошарашенное лицо хозяина, пиджак тут же протянул рукав, видимо, ожидая рукопожатие.

Послышался глухой стук— это физичка хлопнулась в обморок.

Мариса же тем временем встала, убрала тетрадку с рисунками в холщовую сумку и неспешно вышла из кабинета. Никто не смог ее остановить. Маша, оправившись от шока, вылетела за ней.

Мариса легко спустилась по лестнице, вдохнула свежий воздух последних дней весны, погладила двух кошек, тершихся о ее ноги.

И тогда Маша, набравшись смелости, начала тот самый диалог:

— Сеньорита Бустаманте! То, что вы…вы…делаете в нашей школе — это немыслимо!

Так все было в этот день— воспоминания разом пронеслись перед Машиным внутреннем взором, когда Мариса Бастинда Бустаманте выдохнула дым ей в лицо.

Мариса смотрела на нее удивленно.

— Маш, что вами движет?— наконец спросила она, переходя на вы.— Интерес? Вам интересно, кто я?

— Да, — наконец выпалила Маша. Я проверила ваши документы об образовании — Вы…вы сказали, что закончили школу в Мадриде — такой школы нет! И в университете…вы не числились!

— Похвально, — улыбнулась Мариса. — Вы не русичка, вы сыщик. Даже как-то неудобно от такого интереса к моей скромной персоне.

Маша молчала. Было что-то устрашающее в горящем взгляде этой красивой девушки.

Докурив, Мариса бросила бычок на асфальт и хлопнула в ладоши.

— Уговорили, -сказала она.— Я скажу вам, кто я. Маша, вы мне нравитесь. В той степени, в какой может нравиться маггл, конечно.

— Не понимаю,— Маша помотала головой.

-Почему? — испанка улыбнулась. — Магглы странный народ. Перед вами только что танцевал пиджак, а вы удивляетесь, что я курю перед детьми. Так вы хотели знать, кто я?

Маша еле заметно кивнула.

Мариса ничего не ответила. Она запустила руку в холщовую сумку, достала потрепанный экземпляр какой-то книги и протянула его Маше.

— Держите же,— это можно сказать, подарок. Русское издание мне почему-то нравится больше всего.

Маша дрожащими руками взяла книгу. Она ожидала увидеть что угодно, но только не это.

— «Гарри Поттер и философский камень»?

— Читали?— Мариса кивнула на «Гарри Поттера». Хотя вряд ли, эта, можно сказать, бульварная литература, вряд ли подходит учительницам русского вроде вас.

— Читала,— Маша сглотнула. Горло было сухим. — Мой племянник ее обожает.

— Вот как? — Мариса, казалось, изобразила удивление. –Это здорово. Книга мне тоже нравится. Хотя… моя мать и Джей Кей сильно ошиблись тогда.

— Ошиблись— в чем?

— Что мир магглов примет волшебный мир и наступит гармония. Вы еще хотите знать мою историю, Маш?... а то я тороплюсь. Твои коллеги наверху уже звонят в милицию и скорую.

— Хочу, — прошептала Маша.

— Тогда я буду курить,— Мариса достала еще одну сигарету. -Откровенность без никотина дается мне намного труднее.

Маша молчала, не в силах пошевелиться и наконец задала вопрос, который ей так хотелось задать:

— Мариса, а вы и правда…ведьма?

— Мерлин Великий, Маша!— Мариса поперхнулась дымом и теперь картинно откашливалась. -Видимо вас, русских, не учат верить начальству. Твой директор же ясно сказал, что я ведьма, почему бы ему не поверить? Да и летающий пиджак –прямое тому доказательство. Я разочарована. Могла бы спросить что-нибудь поинтереснее.

— Где вы учились?

— В Дурмстранге.

— Что это?

— Вероятно, школа.

— Так вы правда ведьма?

— Маша!

— Дурмстранг— это было в «Гарри Потере».Как такое может быть?— прошептала Маша в замешательстве. Кто вы и что происходит?

Мариса устало вздохнула:

-Все вам, магглам, надо разжевывать. Так и быть, расскажу, если уж собралась. Около тринадцати лет назад противостояние волшебного и маггловского мира достигло апогея. Нам все труднее оказалось скрывать свое существование, вам— не замечать нас. Нужно было что-нибудь сделать, и над тем, что именно нужно было сделать, бились великие умы Министерства Магии несколько лет, пока решение не пришло к одной умной женщине по имени Джоан.

Джоан написала книгу про Гарри Поттера, обернув все реалии волшебного мира в буквы, представив нашу жизнь, как фантазию. Наш герой, Гарри, только закончил первый курс, а министерство уже умудрилось использовать его как рычаг примирения. Казалось, у нас получается— вы обратили на нас внимание. И мы вам понравились.

— Может быть, если мы откроемся им постепенно, они не уничтожат нас? –думали наивные министерские чиновники. Я-то сразу поняла, что это чушь собачья— вся эта идея.

Так оно и получилось— сумасшествие. Вы с этой книжкой все посходили с ума— ваши дети ждали письмо из Хогвартса, вы устраивали тематические вечеринки и снимали фильмы— мы же отлавливали наиболее рьяных фанатов, пичкали их заклятием забвения и понимали, что события в волшебном мире становятся все страшнее. Но не закончить книгу было нельзя— это был бы скандал, настоящий скандал. И Джоан закончила, с каждой новой частью перевирая все больше событий, «убив» несколько героев, которые находились на грани обнаружения магглами и умертвив старину Лорда. Идея провалилась с треском— да она изначально была провальной. Магглы-глупые создания.

— Бред, -наконец сказала Маша. –Я вам не верю. Так кто вы? Вас-то в книге нет.

— Разрешите представиться, Мариса Бастинда Бустаманте. Или мы знакомы?— Мариса подавила едва заметный смешок. Дочь одной аргентинской волшебницы и отца, который от меня отказался. Видишь, я даже не испанка. Я родилась в Буэнос-Айресе. Вы, магглы, не замечаете самого очевидного. Так вот. Моя мать-чистокровная, но не знатная, к тому же не англичанка— позорище для именитой семейки моего отца. Поэтому когда мне исполнилось девять, папаша сплавил меня в Дурмстранг и всячески скрывал мое существование. Мой папаша-та еще дрянь, я тебе скажу. Моя мать тогда познакомилась с русским дипломатом, магглом, конечно. Ума не приложу, как она до сих пор умудряется морочить ему голову! Он классный мужик, хоть и маггл — я неплохо выучила русский. Было не так трудно— в Дурмстранге все говорят на румынском, вот уж скотский язык после испанского!

Кстати, это все, что я собиралась рассказать. Многовато для первого раза, правда?— Мариса вопросительно посмотрела на свою собеседницу.

Маша молчала. Наконец она, не в силах поверить в услышанное, посмотрела в глаза Марисе.

— А кто…кто ваш отец? -спросила она, удивляясь собственной смелости.

— Охотно отвечу на твой вопрос, только кое-что сделаю, -Мариса снова запустила руку в сумку. Секунду, сейчас.

То, что она достала, были не сигареты. Это была черная деревянная палочка. Мариса покрутила ее в руках, потом направила на школу указательным жестом.

— Uitare!* — сказала она, и Маша почувствовала сильный толчок в голову, как будто ее ударили.

— Так-то лучше, -довольно улыбнулась Мариса, убирая палочку в сумку.

— Простите, кто вы?— Маша удивленно уставилась на Марису. Мы с вами разговаривали? Я помню только, как вела урок, потом…не помню…

— Ах, простите, я просто спросила, сколько времени. Извините ради Бога!— Мариса улыбнулась.

Маша улыбнулась в ответ. У нее было странное чувство— как будто что-то произошло, а что— неизвестно.

— Простите, я спешу, -Мариса еще раз подарила учительнице улыбку, кивнула и пошла в противоположную от школы сторону. Маша же так и осталась стоять с книгой в руке, не понимая что произошло и почему она стоит с "Гарри Поттером" перед школой, хотя звонок уже прозвенел.

Через минуту к школе подъехала скорая, милиция и пожарные. Правда, никто не смог объяснить, зачем их вызывали. Что в школе проработала Мариса Бастинда Бустаманте, тоже никто не помнил.

— У нас есть испанский? — удивленно сказал Пал Палыч после рабочего дня, одетый в свой серый пиджак, заглядывая в расписание. Ошибка, нужно вычеркнуть. У нас нет испанского.

Мариса же тем временем была уже далеко на окраине города. В кроваво-красной мантии Дурмстранга, она опасливо оглянулась, вытащила из сумки смятое письмо и прочитала:

« Бастинда Малфой!

Срочно явиться в Хогвартс.

Минерва МакГонагалл».

— Что ж, они хотя бы не спросят, кто мой отец, — усмехнулась девушка.

Вытащив палочку, она шепнула заклинание и тут же перед ней оказалась ее метла— черный Нимбус 2010.

И, легко оттолкнувшись от земли, Бастинда взмыла в небо, на секунду оставив за собой красный след своей мантии.

* -забвение— рум.

— Имя.

— Послушайте, хватит.

— Имя.

— Да что вы ко мне пристали?

— Имя.

— Мариса Бастинда Бустаманте.

— Проходите, мисс Бустаманте, вам назначено.

— А то я и без вас не знаю.

Мариса скользнула в кабинет, не забыв пихнуть локтем надоедливого Пуффендуйского старосту-шестикурсника, который настойчиво пытался выведать ее имя.

Она устала, всю ночь ей пришлось быть максимально осторожной, чтобы не попасться на глаза магглам, у нее начинался никотиновый голод и она была порядком раздражена правилами Хогвартса, которым ей, судя по всему, придется следовать.

Минерва МакГонагалл, в мантии, наброшенной на легкий домашний костюм и с наспех собранным пучком на голове, коротко кивнула. Мариса оглядела директорский кабинет, прислонила «Нимбус» к резной деревянной стене, отсалютовала сонным портретам бывших директоров и директрис и без разрешения плюхнулась в кресло.

МакГонагалл проявила чудеса истинной вежливости: не заметив дурных манер гостьи, она встала и протянула сухую руку для рукопожатия. Мариса ответила на него неохотно.

— Здравствуйте, мисс Малфой. Мы рады видеть вас в стенах Хогвартса, — произнесла директор строгим, но подчеркнуто вежливым голосом.

— Моя фамилия Бустаманте, прошу заметить. Именно так написано в моем паспорте. Вы же умная женщина и должны знать, что у магглов есть такая штука, как паспорт,— Мариса скривила губы в подобие улыбки.

— Быстро ты забыла семейные ценности, — послышался из глубины кабинета ледяной голос.

Мариса обернулась и увидела высокого человека, запахнутого в черную мантию. Белые волосы затянуты в узел, узкие холодные глаза смотрят неприветливо и высокомерно.

— О, привет, пап, — Мариса наигранно рассмеялась. — Сколько мы не виделись? Постой, дай мне вспомнить. Кажется, тринадцать лет. Тринадцать гребаных лет, а ты ничуть не постарел!

На лбу Люциуса Малфоя, а это был именно он, прорисовалась глубокая морщина.

— Должен признать, чистая кровь не делает тебя одной из нас. — Мерзкие манеры твоей матери передались тебе с лихвой.

— Чудненько! — Мариса картинно пожала плечами. — Чего ты хотел? Если хочешь проверить мой дневник, спешу огорчить тебя— я закончила Дурмстранг два года назад. Какой конфуз, даже неудобно как-то, правда, папуль? Можно я буду называть тебя папуля?

Люциус Малфой не произнес ни слова. Он прошелся неприятным оценивающим взглядом по спутанным черным волосам своей дочери, по ее алой мантии с золотой эмблемой с девизом на ней — Veneri tellus submittit flores, на кроссовки явно маггловского производства, предательски выглядывающие из-под красного подола, встретился с горящим взглядом темных глаз и сделал шаг по направлению к двери.

— А где «до свидания»? — Мариса наградила отца саркастической ухмылкой.

Люциус остановился на полшаге. Он круто повернулся, нагнулся к Марисе и крепко схватил ее за грудки, смяв мягкую красную ткань мантии. Голубые глаза впились в черные.

— Если Драко узнает, кто ты такая…— прохрипел Люциус. — Тебе не жить.

Сарказм и театральность сразу же сползли с лица Марисы. Гордо посмотрев в лицо родителя, она произнесла:

— Он никогда не узнает.

Люциус наконец-то разжал руки, огладил черную мантию и вышел.

Мариса откинулась в кресле и перевела дух.

МакГонагалл смотрела на Марису с сожалением. Слухи подтверждались: все профессора Дурмстранга стонали от несдержанности юной волшебницы и ее плохих манер. Тем не менее, школу она закончила с отличием и даже преподавала. Директора Хогвартса передернуло от выбранной Марисой дисциплины — Темные искусства. Несмотря на явное внешнее несоответствие Малфоям, в этой девушке явно текла их кровь.

— Что ж, Бастинда, — вы, должно быть, не в курсе, для чего Вас вызвали сюда.

Бустаманте вздрогнула. Казалось, она успела задремать.

— Как вы все игнорируете мое маггловское имя, — девушка потерла глаза и откинула с лица копну волос.

— Ваша мать— известная защитница магглов, Бастинда. Где она сейчас?

— В Буэнос-Айресе.

— Живет среди магглов? — МакГонагалл подняла глаза.

— Это ее выбор. Ей кажется, что волшебный мир стал слишком грязным. И она фанат кабельного телевидения, — Мариса пожала плечами и попыталась улыбнуться.

— Вы же не фанат магглов, как я понимаю.

— Я не фанат людей вообще.

— Вы в курсе того, что происходило в Англии в последние годы?

— Я сужу по книгам. А книги лгут.

— Итак, ровно год прошел с Победы. Неделю назад в Хогвартсе отгремели празднования. Однако из-за книги мы под угрозой раскрытия. Вы же вели себя крайне неосмотрительно.

— Я совершеннолетняя ведьма и вольна делать, что хочу. Тем более заклятие забвения на румынском никогда не дает осечек, профессор, — Мариса показала идеальные зубы.

— Бросьте свой сарказм, — МакГонагалл встала и начала ходить взад-вперед по коридору. — Я знаю обо всех ваших выходках. Вас три раза хотели отчислить из Дурмстранга за нарушения дисциплины

— И три раза я доказывала свою правоту на Суде Чести.

МакГонагалл внимательно осмотрела собеседницу:

— Не знала бы никого, кто бы обладал вашими талантами и так бездарно бы их растрачивал. Вы владеете телекинезом, так ведь?

Ответом на вопрос послужил канделябр с горящей свечой, поднявшийся в воздух под коротким взглядом Марисы.

— И вы анимаг, — продолжила профессор.

— Протестую — это не врожденный дар. Я училась.

— Тем не менее. Что еще — кажется, чтение мыслей?

— Совсем чуть-чуть. Да и тут больше психологии, чем магии. Вы вызвали меня, чтобы составить резюме?

— Я вызвала Вас, чтобы вы остались преподавать здесь.

— Преподавать что? Маггловедение?

— Защиту от Темных Искусств.

— Ошибаетесь, профессор. Я преподавала в Дурмстранге, то не Защиту. Я преподавала сами темные искусства.

— После Победы и из-за маггловской угрозы Аврорат переведен в Хогвартс. Младшие авторы проходят лекции здесь. Я прошу Вас остаться и преподать им то, что знаете.

— Профессор, я лишь два года назад закончила Дурмстранг, попыталась вести лекции, а потом сбежала в мир магглов, якобы для научных целей. На самом деле мне просто нравилось издеваться над ними, — Мариса изобразила недоумение.

МакГонагалл минуту молчала. Она, строгая и сухопарая, стояла у окна и смотрела, как рассвет заливает багряным цветом озеро.

Наконец, она повернулась к своей собеседнице.

— Я не только единственная, кто знает о вашем настоящем происхождении, Бастинда. Я также знаю, что вы сделали после Победы. Я знаю, что это сделали вы.

Казалось, смуглая кожа девушки побледнела.

— Знаете? –произнесла она задумчиво после минутной паузы. — Что ж, тогда у меня нет выбора, правильно?

Профессор едва заметно кивнула.

— Вы должны остаться в Англии до сентября. Выпускать вас в маггловский мир просто опасно. Вы знаете, что сломали психику той бедной учительнице?

— Да ладно, это было забавно! — улыбнулась черноволосая девушка. — Кстати, я же знаю, что вы уволили последнего профессора по маггловедению.

— Психология, говорите? — МакГонагалл едва заметно улыбалась. — Если Вам угодно.

— Угодно, пожалуй.

— Что ж, тогда советую вам обустроиться получше.

— И где мне жить? Кажется, у вас четыре факультета и четыре башни со спальнями.

— Значит, придется выбрать себе факультет. Должна признать, это всего лишь третий случай в истории, когда в стенах Хогвартса появляется кто-то из Дурмстранга.

— Но, без сомнения, самый примечательный, — на лице Марисы появилась сардоническая улыбка.

— Возможно, — согласилась профессор МакГонагалл.

В последний раз улыбнувшись, Мариса Бастинда вышла из кабинета, успев выставить руку для метлы, которая сама в нее прыгнула.

— Прощайте, профессор. Мы увидимся. И храните мою тайну! Хотя бы до тех пор, пока моего отца снова не упрячут в Азкабан!— донесся издалека голос девушки.

МакГонагалл была уверена, что эту тайну она сохранит. Независимо от того, кем окажется Бастинда Малфой— исчадием ада или доброй душой, спрятанной под слой сарказма и темного прошлого.

Дождь был мелкий, моросящий, грозовые тучи практически полностью закрыли солнце, а ветер шумел в ветвях ив, траурно склонивших свои кроны. Самый подходящий день для похорон — будто погода сама льет слезы по усопшему. Во дворе дома было не протолкнуться — проститься пришло человек сто, а то и больше. Мало кто разговаривал. Рыжую женщину, мать погибшего, била крупная дрожь. Она сидела у гроба на табурете, бормоча что-то себе под нос и мотая нечесаной рыжей головой, как сумасшедшая. Высокий тощий мужчина, ее муж, тоже рыжий, в полинялом траурном костюме, крепко держал ее за плечо. Вся семья, в общей сложности человек двадцать, все разных оттенков рыжего, поникшие, молчаливые, столпились у гроба, ожидая пока все простятся с покойным.

Покойный был молод и красив— вражеское заклинание настигло его всего в двадцать лет. Спокойное лицо было белым, руки скрещены на груди, темно-рыжие волосы приглажены и зачесаны набок. Казалось, что он просто спит.

По одному к гробу подходили друзья. Мало кто сдерживал слезы. Приблизилась девушка с туго затянутыми в узел каштановыми волосами, игнорируя правила приличия, она сжала руку покойного, до последнего надеясь, что он проснется. Но он не проснулся— рука, твердая и ледяная, никак не отреагировала на пожатие.

Следом за ней потянулась вереница таких же — убитых горем, несчастных, шокированных.

Последним к гробу подошел человек в плаще с капюшоном, с которого стекали дождевые капли. Лицо было закрыто, так что было даже невозможно определить, мужчина это или женщина. Человек долго смотрел в мертвое лицо, наконец, не снимая перчатки, склонился над ним, погладил темно-рыжие волосы, что-то шепнул и тут же исчез, растворившись в толпе.

Наконец, гроб понесли. Крышку отчего-то не закрыли, и дождинки плавно скатывались по мраморно-белому лицу, мочили темно-рыжие волосы, превращали цветы и венки в мокрое разноцветное месиво.

— Не умирай! — кто-то крикнул в исступлении. — Господи, пожалуйста, не дай ему умереть!

* * *

Немногочисленные постояльцы «Дырявого котла» побаивались девушки, которая жила в конце коридора на втором этаже. Днем, веселая и приятная на внешность, она любила выпить кружку пива в трактире внизу и побродить по Косому переулку, заглядывая во все спортивные магазины и охотно вступая в разговоры о Чемпионате мира, лучших ловцах и о тактике тотального квиддича. Но по ночам она кричала:

— Не умирай! Господи, пожалуйста, не дай ему умереть!

И так было уже почти два месяца, с тех пор, как она поселилась в «Котле». Каждую ночь — один и тот же кошмар и одни и те же слова:

— Не умирай! Господи, пожалуйста, не дай ему умереть!

Сначала постояльцы (а их было всего трое) прислушивались и боялись, потом проявляли сочувствие, а потом и вовсе перестали обращать внимания. Иной раз седовласый хозяин, протирая кружки за барной стойкой, заглядывался на блестящие черные волосы, волнами ниспадавшие по прямой спине, смуглую, слегка тронутую румянцем кожу, руки с мозолями, которые могут быть только от частого контакта с древком метлы, и вспоминал, что этой девочке по ночам снятся чьи-то жуткие похороны.

Мариса Бустаманте тем временем бросала курить. Выходить в мир магглов ей было строго запрещено, первичный запас сигарет быстро истощился, а немногие люди, с которыми Мариса общалась в последние два месяца боялись маггловского мира, как огня, и ни за что бы не купили ей пачку никотиновой отравы.

Совы из Хогвартса прилетали каждый день, и Мариса старалась строго следовать указанием МакГонагалл — она писала учебный план, не высовывалась к магглам и старалась как можно меньше выходить на улицу. Все это давалось ей не слишком-то легко. Больше всего на свете ей хотелось схватить «Нимбус» и улететь из «Котла» к чертям собачьим, но кошмары, мучившие ее каждую ночь, заставили бунтарку поумерить свой пыл. Одним словом, Мариса была напугана. Кошмаров не было год, но стоило ей преступить порог треклятого Хогвартса, как похороны, бледное лицо покойника и черный гроб возникли в ее сознании.

После того короткого визита Мариса сразу же вернулась в Дурмстранг — навестила старых приятелей из команды по квиддичу, смоталась к матери в Россию и поздравила обеих младших сестер-полукровок с поступлением в Шармбатон.

После коротких визитов к близким, Мариса собрала небольшие пожитки и осела в «Дырявом котле», где редко задавали вопросы незнакомым людям.

По утрам она спала, днем мастерила самокрутки из паршивого волшебного табака, самозабвенно затягивалась в форточку и набрасывала план занятий, вечерами гуляла по Косому переулку или играла партию в квиддич на ближайшем поле. Но к концу августа Мариса слегка одичала от одиночества, она познакомилась уже со всеми посетителями «Котла» и прошлась по всем магазинам, по каким только можно, кроме одного. Как бы странно это ни было, но от яркой вывески «Weasleys' Wizard Wheeses» Марису Бустаманте бросало в холодный пот.

Однако в тот вечер она подошла слишком близко. Спрятавшись за углом, Мариса смотрела, как входят и выходят посетители, как иногда на крыльце появляется высокий рыжеволосый парень в летней темно-синей мантии, хозяин магазина.

— Это твоя метла?

Мариса ошарашено посмотрела на рыжеволосого. Высокий, загорелый, разрумяненный от быстрого бега, такой красивый и полный жизни. Совсем не похожий на мертвого и бледного, в черном гробу. Нет-нет, абсолютно живой.

— Твоя метла, спрашиваю? — рыжий улыбался. — Охрененная метла!

— Это последний Нимбус, производства США, тис, волосы из хвоста единорога, повышенное сопротивление, встроенный внешний тормоз, — Мариса старательно отводила взгляд.

Рыжий изучал ее лицо внимательно и насмешливо. Мариса почувствовала, как под футболкой по голому телу катятся капли пота.

— Слушай, я тебя помню! — наконец заключил он. — Точно, это ты!

Мариса побледнела.

— Нет, это была не я. Мы не знакомы. Не знакомы.

— Сто процентов ты! — улыбнулся рыжий и обошел вокруг девушки. — 2006 год, четвертьфинал Чемпионата мира, Англия –Аргентина, четыре часа чистого времени и на сухую!

Мариса почувствовала, как цепкие руки страха отпустили ее.

— А. да. Это была я, — она перевела дух. — Мой предпоследний матч за сборную. В полуфинале мы проиграли Болгарии.

— Охренеть! — заключил он. — Бустаманте, десятый номер. Брат с ума сойдет. Он не оставляет надежды снова увидеть тебя в составе вашей сборной. Заглянешь в магазин?

— Послушай, мне надо идти.

— Да ладно тебе. Завезли новую партию рвотных пастилок. Соглашайся, — рыжий заискивающе улыбнулся, явно понимая отказ как женское кокетство.

— Рвота — это довольно убого, — Мариса сморщилась.

— Окей, — рыжий рассмеялся. — А что Бустаманте, десятый номер, считает не слишком убогим для своей звездной персоны?

— Например, это, — Мариса нашла в себе силы улыбнуться и вытащила из кармана пачку презервативов.

— Что это, Мерлин Великий? — рыжий с интересом рассматривал коробочку.

— Одна маггловская штука. Может быть весьма полезной, если знаешь, для чего она, и весьма забавной, если не знаешь.

— Тогда я обязательно узнаю, Бустаманте.

— Не порви, если будешь узнавать на практике, — Мариса наконец нашла в себе силы улыбнуться. — А теперь мне нужно идти.

И она ушла, оставив нового знакомого наедине с коробочкой неизвестных предметов.

— Забавная шалость вышла, — улыбнулась про себя Мариса.

Дурацкие шутки вроде этой обычно помогали ей отогнать дурные мысли. Вот и сейчас она вполне уверенно шла по Косому переулку, щурясь на красный закат и разглядывая прохожих.

— Эй, Бустаманте, постой! — послышался сзади голос рыжего. — Меня зовут Фред! Фред Уизли!

Липкая капля пота пробежала по спине Марисы, сердце бешено заколотилось где-то в горле и, как ни пыталась Мариса отогнать его напускным весельем, страх взял над собой верх и окатил ее ледяным душем. Она бросилась бежать, не разбирая дороги, потом легко вскочила на «Нимбус» и, под удивленные взгляды прохожих, взмыла в небо и скрылась среди черепичных крыш волшебных переулков.

«Тебя зовут Фред Уизли. И ты должен быть мертв!...»

Глава 4.

Безумие.

Виктор Крам, лучший ловец последних десяти лет, сидел на подоконнике у открытого окна и смотрел на то, как умирает день. Полыхало небо, солнце красным яблоком висело над ровной линией горизонта, припозднившиеся продавцы Косого переулка торопливо накладывали на свои магазины запирающие заклинания. В доме напротив видно было, как старая волшебница завершала свой поздний ужин.

Мариса тихонько вошла в комнату. Увидев болгарина, она слегка улыбнулась и приложила кулак к груди в знак приветствия. Виктор ответил тем же. Мантия съехала на левый бок, черные волосы прилипли к взмокшему лицу. Она на полной скорости летела над городом, и когда крыши Лондона остались далеко позади и показались ровные квадраты зеленых полей, Мариса поняла, что от себя не убежишь. Она развернула «Нимбус» и прилетела в «Котел».

Крам уже ждал ее. Он был единственным из тех, кого Мариса не боялась. Хотя бы потому, что он был живым. По крайней мере, пока.

Они тихо заговорили на румынском.

— Как ты? — спросила Мариса. С каждым днем Виктор выглядел все хуже.

— Он мучает меня, Басти, — сказал Виктор, по-дружески сократив ее второе, ведьминское имя. — Если я умру, а я умру…

— Глупости, Вик, — Мариса попыталась быть небрежной. — Ты не умрешь.

— Врачи говорят, что мне осталось максимум пара месяцев. Дольше не вытяну. Вытащи меня.

— Вик, я двенадцать лет провела в Дурмстранге, изучая темную магию, заучивая наизусть книгу за книгой, переводя каждое заклинание и идя на все во имя этого.

— Но у тебя получилось. Ты смогла. Ты сможешь мне помочь, ведь я же еще живой.

— Вик, я пытаюсь тебе помочь. Но…второй раз не получится. У Грин-де-Вальда было ясно написано: «И это есть дар, опасный дар, дающийся чрез десять поколений, дар возвращать к жизни мертвых и даровать им часть души своей и править ими, и повелевать. Но раз чистокровный отвернется от темной миссии и вернет живого, порог не преступившего, или отберет душу у темных сил, навеки дар потеряет и проклят будет Темным Лордом и каждым другом его, и приспешником. И чистая кровь виновного станет хуже крови самого последнего грязнокровки…»

— Да к черту Грин-де-Вальда! — глаза болгарина сверкнули ненавистью. — Старикашка лгал! Я хочу жить! Жить! Жить…

Но время пришло, и Виктор Крам растаял в воздухе, и окно снова стало таким, как прежде — пустым.

Мариса сидела в углу, уставившись в одну точку. Она вспоминала.

Они с Виктором учились на одном курсе, играли за сборную Дурмстранга по квиддичу и никогда не дружили. Он, немногословный, простоватый, люто ненавидел все, связанное с Темными искусствами, которыми так была увлечена Мариса. Ее, вратаря сборной, он просто игнорировал, обращаясь к ней изредка и только как капитан — к своему игроку.

Все изменилось год назад, когда перед Последней Битвой Пожиратели убийственным смерчем пронеслись по Европе, не щадя никого. Крам, лучший выпускник Дурмстранга, спасавший свою семью, остался жить. Неделю врачи боролись за него: накладывали самые сильные заклинания, пичкали самыми лучшими зельями и даже применяли какие-то маггловские методы — но тщетно. Любимец публики, лучший ловец десятилетия впал в кому.

В первый раз это случилось через четыре дня после Победы — снедаемая своими демонами, Мариса бежала в мир магглов. Тогда прямо средь бела дня в московской квартире матери Марисы и ее мужа появился Виктор Крам. Он не выглядел привидением — совсем живой, вернее, КАК живой. Сначала он бухался девушке в ноги и молил о спасении, потом тихо сидел в углу, потом начал разговаривать.

Так началась их дружба, и год коротких разговоров сделал взрывную Марису и сурового Виктора ближе, чем самые близкие люди.

Мариса рыдала взахлеб. Безумие, копившееся в ней целый год, наконец-то выплеснулось наружу — оно крушило хлипкие стены «Котла», звенело разбитым оконным стеклом, глухим стуком обрушивалось на прикроватный столик и наконец завыло, тихо, надсадно, безысходно и жалко.

И это есть дар, опасный дар, дающийся чрез десять поколений, дар возвращать к жизни мертвых и даровать им часть души своей, и править ими, и повелевать. Но раз чистокровный отвернется от темной миссии и вернет живого, порог не преступившего, или отберет душу у темных сил, навеки дар потеряет и проклят будет Темным Лордом и каждым другом его, и приспешником. И чистая кровь виновного станет хуже крови самого последнего грязнокровки…

— Проклята и безумна. — Мариса сидела в разгромленном гостиничном номере и липкими пальцами пыталась собрать по карманам последний табак. — Безумна и проклята.

Сознание медленно возвращалось к ней, она огляделась вокруг и тяжело вздохнула.

— Надо написать МакГонагалл. Может, эта старая карга, пронюхав обо всех моих тайнах, сможет справиться с их последствиями? — Мариса устало покачала головой.

— Ядреный Мерлин! Ты запустила сюда десяток бладжеров?

Мариса подняла глаза. Фред Уизли в бежевой мантии и на новенькой, начищенной до блеска метле, завис у окна с тремя воздушными шариками в руке.

Мариса вздохнула, сходу сочинив оправдание:

— Нет, я пробовала одно запрещенное заклинаньице и промахнулась

— Так не пойдет, — рыжеволосый достал из внутреннего кармана мантии палочку. –Репаро!

Мигом комната приняла нормальный вид: починенная мебель встала на свои места и окно оказалось целым.

— У меня для тебя подарок, — Фред смущенно протянул воздушные шарики. — Я угадал?

Мариса чуть не поперхнулась от смеха. Она смеялась долго, как будто пытаясь изгнать этим смехом свои кошмары и сумасшествие.

— Нет, то, что я дала тебе сегодня, — не для этого. Это не воздушные шарики, — сказала она, вытирая слезы, собравшиеся в уголках глаз. — Это…

— Это был слишком толстый намек с твоей стороны, Бустаманте, десятый номер — Фред картинно качал головой. — Я даже решил, что ты на меня запала и хочешь затащить в постель. Но я же чист и невинен, как младенец! Поэтому из средств контрацепции я смастерил нечто прекрасное.

— Единственное, чего я сейчас хочу, — это нормальный табак.

— Так что тебе мешает? — Фред заговорщицки подмигнул девушке.

— Сигареты есть только у магглов, а МакГонагалл запретила мне к ним приближаться.

— Ты меня не поняла. Так что тебе мешает?

Мариса на секунду задумалась. А ведь и правда, что ей мешает? Кошмары, Виктор Крам, безумие, которое охватывало ее всякий раз при воспоминании о событиях прошлого года, те, другие, протягивающие к ней свои холодные руки из иного мира и молящие освободить их души? Фред Уизли, такой полный жизни, веселый, красивый и трогательный с шариками из презервативов, явно пытающийся произвести на нее впечатление. Лучше бы им вообще никогда не видеться, но законы подлости, которые вроде бы придумали магглы, работают и в волшебном мире тоже.

Все это мешает ей, а не запреты МакГонагалл.

— К черту! — Мариса вскочила на ноги. — Дальше катиться некуда!

При одном взгляде на «Нимбус» он тут же послушно лег в руку своей хозяйки. Фред даже не пытался скрыть изумление.

— К черту! — улыбнулся Фред.

И через секунду они уже неслись над крышами домом, отправив шарики в воздух двойным залпом «Вингардиум Левиосы»

— Блок сигарет и двенадцать банок пива!

—Извините, мы не продаем алкоголь позже десяти вечера, — старый индус отрицательно покачал головой.

— Ой, простите, пожалуйста! — Мариса расплылась в сладкой улыбке

— Я старый извращенец!

— В самом деле?

— О Господи, я это вслух сказал?? Я… каждый день сосу член своего босса!

— Как занимательно!

— У меня одно яйцо ниже другого!

— Вы хотите об этом поговорить?

— Нет! То есть да! У меня встает на бобров! Волосатых, коричневых бобров! Бобров, я сказал!

— Бобры — это интересно. — Так, значит, блок сигарет и двенадцать банок пива! — под прилавком Мариса нетерпеливо покрутила палочку между двух пальцев.

Продавец, побледневший на четыре тона своей темной кожи, торопливо выложил товар.

— Но вот беда, у нас совсем нет денег. Правда, Фред?

Фред кивнул.

— Вы должны заплатить…заплатить… Я стесняюсь своих сосков! Чертовски стесняюсь!

— Сосков, говорите? Хм, стесняться вообще плохо. Особенно сосков. Особенно своих.

— Так сколько с нас?

— За счет магазина, — голос продавца дрожал.

— Чудненько! Сразу бы так, — Мариса незаметно убрала палочку.

Прихватив сигареты и пиво, они с Фредом вышли на улицу.

Уизли был в шоке.

— Это было…

— Круто? — улыбнулась Мариса

— Да. Но жестоко. Даже слишком.

— Да расслабься. Он же маггл. К тому же нелегально в вашей стране.

— Это же было что-то запрещенное?

Мариса утвердительно кивнула:

— В Хогвартсе за это бы сразу позорно исключили. В Дурмстранге вполне можно пользоваться. Так, легкое заклинание правды. Работает исключительно на магглах.

— Заклинание правды? — Фред вылупил глаза. — Я думал, это ты все придумала.

— Прям. Он сам. Однако это заклинание заставляет говорить не просто правду, а самую мерзкую правду, ту, в которой некоторые не признаются даже себе. Я, если честно рассчитывала услышать что-то вроде «я мастурбирую на порнуху» или «я не плачу налоги» — обычную маггловскую дребедень, короче. Кто ж знал, что в программе вечера будут заявлены бобры.

Фред наконец заржал, но через минуту снова посерьезнел:

— Все-таки зря ты так жестоко с магглами. Они полнее хорошие ребята.

— Да я не спорю. Муж моей мамы — маггл. Тупой, как пробка, но довольно занятный.

Фред пил пиво из банки. Оно было терпким, желчно-горьковатым, словом, самым обычным дешевым маггловским пивом. От него голова приятно кружилась и хотелось петь. Они шли по улице с метлами наперевес, запихнув мантии в рюкзак Фреда. Люди оборачивались на странную парочку, однако в городе фриков — Лондоне — вполне можно быть уверенным, что всем на тебя положить. Мариса самозабвенно затягивалась и глотала пиво большими глотками.

— Что ты преподавала в Дурмстранге, Бустаманте? — неожиданно спросил Фред.

— Не испугаешься, Уизли?

— Тебя что ли? Ни в коем случае.

— Темные искусства.

— Я слышал, у вас там преподают не защиту, а сами темные искусства, — с сомнением покачал головой Фред.

— Ага, — Мариса отхлебнула пиво. — Именно.

— Так надо же быть сильным темным волшебником, чтобы их преподавать. Я слыхал, Каркаров был профессором Темных Искусств. Он же был Пожирателем Смерти

— Угу, — Мариса вытерла рот тыльной стороной ладони. — Наш бывший директор действительно преподавал Темные Искусства. А что?

— Он был Пожирателем, — Фред вытаращил свои каре-зеленые глаза на собеседницу. — Сторонником Сама-Знаешь-Кого!

— Уизли, заткнись. Я же спросила: не испугаешься? Ты ответил, что нет.

— Бустаманте, я не боюсь тебя, — Фред выпятил грудь вперед. — Неужели ты думаешь, что тот, кто пережил Последнюю Битву, кто видел самого Того-Кого-Нельзя-Называть, будет бояться какого-то препода Темных искусств, который мучает магглов ради банки пива? Нет, конечно!

Мариса ничего не ответила. Она шла, смотрела по сторонам, пьянела.

«Тот, кто пережил Последнюю Битву»

— Где ты была во время Последней Битвы?

— Защищала Дурмстранг. Было небольшое нападение Пожирателей, его быстро отразили. Ничего серьезного.

— А я чуть не…

— Фред, прошу тебя!

— У меня была серьезная рана!

— Уизли, хватит!

— Многие подумали, что я…

— Заткнись, Мерлин тебя дери, — глаза Марисы сверкнули злобой. — Запомни, я ничего не хочу слушать ни про Последнюю Битву, ни про твои гребаные ранения и твое геройство!

Фред обиженно надул губы.

— Тебя там не было, — процедил он. — А я был.

— Извини, — казалось, Марисе трудно дается это слово. — Мне просто тяжело все вспоминать. Трудное время.

Уизли вмиг улыбнулся.

— Понимаю, — наконец сказал он. Многие из твоих пострадали?

— Крам впал в кому.

— Знаю, — погрустнел Фред. — Безумно жаль. Мой любимый ловец. Вы были друзьями?

— Разве только в последнее время.

На лице Фреда отразилось непонимание:

— Эй, Крам в коме. В последнее время.

— Я знаю, — флегматично отозвалась Мариса.

Фред был уже пьян — он не обратил внимания на странный ответ Марисы. Они шли недалеко от Камден-таун, и Фред восхищенно заглядывал в каждое маггловское окно.

— Ни хрена себе! Что он делает?! — выпучил глаза Уизли, заметив как в окне первого этажа очкастый парень сидит перед экраном монитора и стучит по клавишам.

— Это компьютер, — Мариса улыбнулась.

— Охренеть! Отец один раз принес такой домой, но он был сломан! Папа обожает магглов.

— Моя мать тоже, — Мариса поморщилась. — А кстати, сколько времени?

— Скоро двенадцать, а что? — Фред пьяно хихикнул.

— Есть идея, загонщик!

— С тобой — куда угодно, — закивал Фред.

— Тогда по метлам, — пьяным голосом заявила Мариса и вскочила на свой «Нимбус». Стоит заметить, не так легко, как обычно.

Через десять минут они уже были наверху London Eye. Огромное колесо обозрения замерло, закончив свой ежедневный рабочий день. Фред с расширенными от ужаса глазами держался за тяжелые металлические спицы кольца и смотрел вниз. Внизу, подсвеченная множеством огней, чернела Темза. Мариса одной рукой держалась за выступ на кабинке-капсуле для пассажиров, другой оперлась на «Нимбус»

— Видишь вон то место? — показала она на темное пятно на водной глади, скрытое от фонарей тяжелой тенью. — Твоя задача — вскочить на метлу именно там, иначе нас увидят, и дело плохо. Сбавь сопротивление метлы до минимума, так, чтобы она смогла падать. Но, как только сядешь на нее, сразу включай — а то грохнешься в воду.

— Мы в центре города, полного туристов, сидим наверху колеса обозрения и ты думаешь, нас не заметят? — Фред рассмеялся.

— Заметят, конечно, и подумают, что мы решили покончить жизнь самоубийством.

— Что они подумают?! Как, по мнению магглов, можно сюда забраться? Наших тел не найдут, все газеты завтра об этом напишут. Каждый маггл будет думать, как такое могло произойти! А нас посадят в Азкабан.

— Магглам полезно думать. Это развивает их незрелый мозг. Кстати, несмотря на то, что все уверены, будто я полное дерьмо, — Мариса хохотнула. — Я ни разу не была в Азкабане. Бывалые говорят, стоит смотаться.

— Мы пьяны, — ржал Фред в голос. — И только это нас оправдывает.

— Меня руки не слушаются, — подтвердила Мариса. — Смотри, вид какой!

Двое завороженно смотрели на прекрасный вид ночного Лондона — молчаливую Темзу, пересеченную подсвеченными мостами, горящие желтым Биг Бен и Здание Парламента, дальше — официальную королевскую резиденцию с трепетавшим на башне Юнион Джеком, дальше — здания, крыши, в другой стороне — коробки Сити, величественный St Paul’s, две башенки лондонского моста.

— Вот это да! — наконец прошептал Фред. — Ты хоть делала это раньше?

— Всегда мечтала попробовать, — икнула Мариса. — Давай, а то мне кажется, меня сейчас вырвет!

— На счет три?

— Как будет угодно!

— Один.

Два.

Три!

И две фигуры в одно мгновение сорвались с самой высокой точки London Eye и полетели прямо в Темзу. Древко метлы Фреда почти выскальзывало из его мокрой руки, но он держал ее из последних сил, с каждой секундой приближаясь к воде.

Когда до воды оставались последние метры, Фред с силой рванул древко метлы под себя, и ,в последний момент махнув палочкой, дернул сопротивление. Всем телом он лег на древко и постарался направить курс, его ноги коснулись воды, метла билась из стороны в сторону, но тут он понял — у него получилось. Он летит.

Повернув голову направо, он с облегчением заметил, что Мариса рядом. Они пролетели совсем близко к воде, и когда центр города закончился и начались темные кварталы, Мариса и Фред круто взмыли в вертикальном пике, позволив облакам надежно укрыть их от ненужных глаз.

Фреда колотила мелкая дрожь. Казалось, он побывал на пороге самой смерти, и она прошла, не опалив его. Он рассмеялся — громко и нервно, явно под влиянием адреналина.

Мариса смеялась вместе с ним.

— Мы живы! — кричал Фред в порыве эйфории. — И этот мир — наш! Мертвые в могилах, а мы живы! Я –жив!

— Пусть мертвые катятся к чертям собачьим! — кивнула головой Мариса и, на секунду задумавшись, потеряла управление «Нимбусом».

Солнце нещадно светило в окно. Мариса приоткрыла один глаз — кто-то ткнул ее палочкой в бок. Девушка пробормотала что-то, зажмурилась и отвернулась к стенке.

— Бастинда Малфой! — строгий голос прогремел над ее ухом. — Я приказываю вам проснуться.

Зевая и потягиваясь, Мариса разлепила глаза. Голова трещала, несмотря на открытое окно, в комнате несло перегаром.

— Чудный выдался вечер! — подумала Мариса и аккуратно, держась за голову, поставила ноги на пол. Заснула она в том же, в чем была вчера — в футболке, джинсах и накинутой сверху мантии.

— Ох, клянусь мамой Мерлина, я не буду больше пить, — заныла Мариса. — Не буду.

Она подняла глаза и увидела то, чего боялась — профессор МакГонагалл стояла перед ней, еле сдерживая гнев.

— Моя. Фамилия. Бустаманте! — ответила Мариса, четко выговаривая каждое слово.

— Как вам угодно, — МакГонагалл поджала губы. — Но после того, что вы вчера устроили, как смеете вы диктовать свои условия?

— А что вчера было? — простонала Мариса, окидывая комнату в поисках воды.

— Что вчера было? — МакГонагалл повысила голос настолько, насколько ей позволяли правила приличия. —Вот что вчера было!

Она бросила на колени Марисы стопку газет.

«Двое неизвестных покончили жизнь самоубийством, бросившись с колеса обозрения London Eye»

«Очевидцы утверждают, что видели, как мужчина и женщина, держа в руках неизвестные продолговатые предметы, бросились в Темзу»

«Тел не нашли, ведется следствие»

«Остается неизвестным, как люди могли забраться на самое высокое колесо обозрения в мире, высота которого составляет 443 фута. Скорее всего, они остались в кабинке после закрытия аттракциона. Тогда возникает другой вопрос — как они выбрались из полностью герметичной капсулы?»

Мариса подавила смешок.

— Весь Лондон на ушах. Скотланд-ярд ломает голову, как такое могло произойти.

— Скотланд-ярд никогда не разгадает это дело, профессор, — Мариса посмотрела МакГонагалл в глаза.

— Как посмели вы, во время нарастающей маггловской угрозы, подставить все Министерство Магии?

— Ваше министерство — не мое, — равнодушно пожала плечами Мариса.

— Что вы прикажете делать? Наложить заклятие забвения на весь город? — МакГонагалл была в шоке. Казалось, она ожидала любой реакции, но только не такой.

— Кажется, вы уже это делали. Так сделайте еще раз.

— Вас должны отправить под суд. Знаете, что вам светит? Лет десять в Азкабане.

— Так отправьте, и вам скажут, что Министерство Магии в Англии не проводит суды над аргентинскими волшебниками. Точнее, по таким пустяковым вопросам, как магглы.

— Я отправила сову в ваше министерство!

— Сову? — Мариса изобразила недоумение. — Волшебники вообще имеют понятие о географии? Вы в курсе, что бедное животное не сможет перелететь океан и сдохнет где-нибудь по дороге? Но даже если вам повезет, и она долетит до Аргентины, вы знаете, что вам ответят? Вам ответят, что их не касается то, что произошло не на их территории. И то, при условии, что найдется какой-нибудь умник, который переведет ваше письмо на испанский. А такой человек вряд ли найдется. И доказать, что это сделала я, невозможно. Кстати, а как вы узнали?

— При всех других более изящных методах самый простой — это посмотреть на снимки в маггловских газетах. На них явно видно ваше лицо.

— А я там хорошо получилась?

МакГонагалл проигнорировала это замечание.

— Очень умно, мисс Бустаманте, однако вы забыли о самом главном — Международной Конфедерации Магов. Вы нарушили Статут.

— Валяйте. В Азкабан можно захватить чистую пару носков?

МакГонагалл молчала. Было видно, что она не хочет ничего говорить, однако профессор сделала над собой усилие и произнесла:

— Вас не посадят в Азкабан.

— И почему?

— Есть некоторые послабления…для…

— Для кого? Неужели в Международной Конфедерации Магов так же, как и в правительстве США, одержимы идеей толерантности к латиноамериканцам? Или у меня есть еще какое-нибудь послабление? Что же, например, это может быть? — Мариса притворно задумалась — А, точно, они впечатлены тем, как я круто держусь на метле и готовы простить мне нарушение всех статутов мира, если я соглашусь играть за сборную Англии!

— Хватит, Бастинда! Прекратите ерничать! — негодуя, МакГонагалл посмотрела на девушку.

Бустаманте тяжело поднялась и прислонилась спиной к подоконнику.

—Профессор МакГонагалл, вы врете, и врете бездарно. Вам нужно, чтобы я была в Хогвартсе, потому что у нас с вами есть маленькая тайна, верно? И вы хотите, чтобы эта тайна так и осталась только между нами. Правда, ума не приложу, как вы ее раскрыли, поэтому я тоже хочу остаться в Хогвартсе, чтобы это выяснить. И вы готовы сделать все, чтобы меня не отправили в места, не столь отдаленные. Верно я говорю?

— Да если о вашей тайне хоть кто-нибудь узнает, развяжется война. Ваш собственный отец начнет на вас охоту.

—Тоже не верите, что мой папуля отрекся от своих крамольных идей после Битвы? Правильно, и я не верю, — хмыкнула Мариса.

— Бастинда, — почти взмолилась МакГонагалл. — Вы же чуть не убили Уизли!

— Да ладно, его же тоже не посадят?

— Нет, — МакГонагалл поджала губы. — И мне стыдно за вас — вы же отлично знали, что вы оба будете осуждены. Если вас попадание в Азкабан совершенно не волнует, подумали бы о бедном мальчике, которому вообще не стоит с вами видеться.

— Все просто, как раз два три, профессор. Я и собиралась под суд. Я бы с радостью подтвердила, что подвергла Фредерика Уизли заклятию Империус, заставила нарушить Статут и прыгнуть с колеса. Вкупе с тем, что я преподавала Темные Искусства, вполне возможный вариант. Знаете, на сколько бы я тогда попала в Азкабан? Пожизненно! — округлила глаза Мариса.

МакГонагалл молчала. В самом деле, что можно было ответить на слова о желании загреметь в Азкабан пожизненно.

— А знаете, что, профессор? — продолжила Мариса, задумчиво посмотрев в окно. — Там, на самой верхушке London Eye, я подумала, а что, если Уизли не успеет сесть на метлу? Что, если он упадет в Темзу и умрет? Вряд ли конечно для такого хорошего игрока в квиддич, как он, но все-таки? Вдруг? И тогда я сказала: «Боже, если год назад я пошла против Твоей воли, пусть это буду я, кто убьет Уизли». Но Уизли жив, значит, все было правильно.

МакГонагалл в ужасе отшатнулась.

— Не доверяете мне, профессор, а жаль. Хотя на вашем месте я бы тоже себе не доверяла.

— Покажите руку, — вдруг властно сказала профессор.

— Руку? — удивилась Мариса. — Зачем?

— Руку! Акцио! — повторила МакГонагалл, и левая рука Марисы под действием заклинания выбросилась вперед.

МакГонагалл подошла и резким жестом подняла рукав мантии, на всякий случай держа палочку наготове.

— Что вы ищете? — улыбнулась Мариса.

МакГонагалл не ответила.

— Что это? — спросила профессор, увидев коричневый след от ожога, покрывающий внутреннюю часть предплечья девушки.

— Ожог третьей степени. Я не дружу с газовой плитой, а у моей матери точно такая.

— Не врите мне.

Мариса подняла глаза на МакГонагалл. Та была готова к атаке. Если что, у безоружной девушки не было абсолютно никаких шансов.

— Профессор, — мягко сказала Мариса. — У меня нет Метки. Я не Пожиратель Смерти. Однако вы знаете обо мне кое-что, что позволяет вам сразу же отправить меня в Азкабан. И это кое-что похуже прыжка с колеса обозрения. Но задумайтесь — а что бы вы сделали на моем месте? Неужели в такие минуты думаешь о запрещенности каких-то заклинаний?!

— В общем, нет, — наконец сказала МакГонагалл. — У вас не было выбора. Завтра вам нужно быть в Хогвартсе в восемь вечера. Экспресс отходит…

— Я доверяю только своей метле.

— Не показывайтесь магглам. В Хогвартсе вы будете под моим руководством. И я взвалю на вас столько работы, сколько это возможно.

— Чудненько, — улыбнулась Мариса. — Счастливой трансгрессии! И, напоследок, скажите мне, почему поезд в Азкабан отходит без нас? Вы знаете мою тайну — так дайте мне узнать вашу.

— Сегодня утром в Темзу были подброшены тела двух беспризорных магглов, сбежавших из детдома накануне и найденных мертвыми на улице, и две метлы маггловского производства. Международная Конфедерация официально заявила, что имел место случай фанатизма, весьма распространенного после выхода книги. Двое юных магглов, фанатов Джоан Ролинг, под действием алкоголя, совершили самоубийство, видимо, понадеявшись, что метлы летают. Было также выявлено, что у верхней кабинки London Eye была сломана дверь, так что ее можно было легко открыть.

— Ой, как мило, профессор, — улыбнулась Мариса. — Вы, что, собственноручно тащили в Темзу маггловские трупы и распиливали дверь кабинки? Не зря вы закончили Гриффиндор — проделанное требует большой отваги. И все-таки, неужели Международная Конфедерация Магов так неосмотрительна?

— Ничуть. Вас никогда не удивляло, что, постоянно творя магию в магглонаселенных районах, вы никогда не получали предупреждений? Что после того, что вы сделали в прошлом году, не началось никакого следствия?

— Иногда, — Мариса пожала плечами. — Я всегда объясняла это долгой дорогой для сов и своим хорошим заклинанием забвения.

— Так вот объясните теперь это тем, что я председатель Международной Конфедерации Магов, глава Отдела магических происшествий и катастроф и это далеко не все мои титулы. И благодаря им я покрывала вас долгое время. Но этому пришел конец.

— Теперь-то я от вас никуда не денусь, верно, профессор? — улыбнулась Мариса. — В Хогвартсе вполне безопасно. Вы можете быть уверены, что я под присмотром и не попаду в Азкабан, где сразу же узнают мою тайну с помощью любой, даже криво сваренной, сыворотки правды.

— И я могу быть уверена, что снова не начнется война. Прощайте, Бастинда. И бросьте пить.

МакГонагалл коротко кивнула на прощание и исчезла.

Мариса осталась одна, схватилась за больную голову и наконец-то дотянулась до стоящего на столе стакана с водой. Она не знала, как относится к тому, что ее не посадят. И не знала, действительно ли ей хотелось попасть в самую страшную тюрьму на свете, где дементоры высосут ее душу до последней капли.

— Да, — подумала она вслух, делая маленький глоток. — Потому что если они высосут мою душу, они заберут с собой и мои кошмары, и они…они больше не придут.

И тут возник он. Бледный. Весь в трупных пятнах, он тянул свои руки к Марисе и шептал:

— Спаси меня, дочь Малфоя. Спаси!

Пустые глазницы впились в лицо девушки. Кое-где кожа отставала, саван давно сгнил.

Мариса замерла в ужасе.

— Отстань от меня! Я не могу тебя спасти! Я не могу!

Мертвец начал качаться в воздухе и шептать странным холодным голосом, который пробирал Марису до костей:

— Спаси меня, дай моей душе покой! Покой…Дай мне покой

Мариса смотрела, как безумная.

— Убирайся к праотцам, я ничего не могу сделать! Ничего! — закричала она в исступлении.

Схватив стул, она бросила его туда, где стоял мертвец. Он прошел сквозь него, как привидение.

— Покой, дочь Малфоя! Покой…

— Я сказала, вали отсюда! — крикнула Мариса. — Вали отсюда, Диггори! Я явно не та, кто спасет твою заблудшую душу!

И Мариса замахала руками, словно отгоняя от себя наваждение. Ожог на ее руке взорвался столбом огня.

Спохватившись, девушка резко вылила на руку воду из стакана. Мертвец, все так же медленно покачиваясь, растворился в воздухе.

Баюкая дымящуюся руку, Мариса до крови закусила губу и стала искать волшебную палочку, чтобы произнести лечебное заклинание.

I'll be your dream

I'll be your fa-a-a-a-ntasy.

Мариса спряталась за занавеской.

I'll be your hope

Truly madly deeply do-o-o-o-o*…

На последнем фальшивом "do-o-o-o-o" барабанные перепонки Марисы не выдержали,и она показалась из своего укрытия. Фред Уизли стоял под окном «Дырявого котла» и во все горло распевал песню. Увидев ту, для кого она предназначалась, он улыбнулся и радостно махнул рукой:

— Эй, Бустаманте, выходи! Тебе разве не нравится, как я пою?

— Это маггловская песня, — ответила Мариса. — Откуда она тебе известна?

— Джордж спел вчера. Мой братец уверен, что она должна поразить тебя в самое сердце!

— То, что ты слышал ее в исполнении Джорджа, хотя бы объясняет тот факт, что ты ужасно фальшивишь!

— Ах, Бустаманте, бросьте свой сарказм! Побудьте хоть ненадолго прекрасной дамой! — шутливо махнул рукой Фред. — И спускайся вообще, мне тут долго еще стоять? Между прочим, на улице прохладно и я замерз.

— Фред, я сейчас немного занята…

— Эх, женщины, все приходится делать самому, — покачал головой Фред. — Акцио метла!

Через несколько секунд метла послушно легла в руку своему хозяину, и Фред без труда поднялся на второй этаж «Котла»и влез в окно .

— Не проще было войти через дверь? — Мариса не смогла сдержать улыбки.

— Предпочитаю воздушный транспорт, — ответил Фред.

Он оглядел маленькую комнату — скромные пожитки Марисы — пара мантий, перо с чернильницей, туалетные принадлежности и несколько пар нижнего белья были аккуратно уложены в холщовую сумку. Метла, начищенная до блеска, стояла наготове. На пустом прикроватном столике лежал счет за номер и сверху плата — несколько галеонов. Сама Мариса, одетая в простую черную мантию, была готова к выходу.

— Ты уезжаешь? — разочарованно протянул Фред. — Даже не зашла попрощаться!

— Извини, я не была уверена, что ты захочешь видеть меня после такого, — Мариса смерила Уизли долгим взглядом.

Фред секунду помолчал.

— Знаешь, я и сам был не уверен, хочу ли я тебя видеть, — сказал он серьезно.

— Вот и я о том же, — кивнула Мариса.

Уизли расхохотался:

— Эх, надо было выдержать театральную паузу, но у меня уже не хватает сил. Конечно, я хочу тебя видеть! Это было самое крутое, что я когда-либо делал! И я осознал это, когда вчера проснулся в обед с тяжелым похмельем и обнаружил, что мы нарушили Статут!

— Ну да, мы нарушили Статут, — пожала плечами Мариса.

— И я лежу и понимаю, что мы его реально нарушили и мне это не приснилось! Более того, тут я врубаюсь, что миллиард процентов попаду в Азкабан — никакой возможности этого избежать! Читаю утренние маггловские газеты — и мне совсем плохо! Даже вытошнило несколько раз. Джордж чуть с ума не сошел — мы закрыли все окна и двери и ждали, когда придут дяди из Министерства.

— И что же? — Мариса вопросительно посмотрела на Фреда.

— И то же! Никого! А вечером сова принесла «Пророк» — там на последней странице статья, что, мол, двое фанатов книги Ролинг бросились с колеса обозрения. И полемика — типа, что делать с магглами. Вроде как из-за магического мира гибнут люди.

И я осознаю, что пронесло! Пронесло!

— А то! — улыбнулась Мариса. — Пронесло так пронесло!

— Если честно, никогда в жизни мне так страшно не было. Чуть в штаны не наложил.

— Надеюсь, ты хоть никому не сказал, что это были мы.

— Только Джорджу. Он теперь меня ненавидит, — хохотнул Фред.

— За что, интересно?

— Шутишь! Я совершил самый отчаянный поступок в жизни и без него! Это что-то из ряда вон.

— Что ж, тебе никто не мешает прыгнуть еще раз, с Джорджем, — сказала Мариса.

— Э, нет. Так не пойдет. Я не хочу испытывать судьбу еще раз. К тому же я рад, что мы прыгнули вместе. Кстати, ты уезжаешь домой?

— В Хогвартс. Я теперь новый профессор Темных Искусств, ой пардон, Защиты от Темных искусств. Слыхал, младшие авроры проходят лекции в школе?

— Слыхал, — развел руками Фред. —А я-то по правде говоря думал, что ты тут на каникулах.

Мариса засмеялась. Фред посмотрел ей в глаза, подошел почти вплотную и по-хозяйски положил руку на талию.

—Хогвартс! — сказал он, и в его каре-зеленых глазах заплясали веселые искорки. — Это же все меняет! Я-то думал, что ты скоро уедешь обратно в Дурмстранг или хуже того — в Аргентину! А Хогвартс — это же совсем близко. Мы с Джорджем мотаемся в Хогсмид каждую неделю — продаем всякую фигню. Ты будешь совсем близко, Бустаманте, десятый номер.

Но правда состояла в том, что совсем близко был сам Фред. Мариса чувствовала теплое дыхание, ощущала, как его рука спокойно и уверенно лежит на ее талии, как его глаза впились в нее долгим жгучим взглядом; она видела, что у него почти незаметные веснушки на розовато-бледной коже и тонкие, четко очерченные губы, кое-где потрескавшиеся, а отросшие темно-рыжие волосы, закрывающие острые уши, сзади стянуты черной резинкой.

— Черт возьми, ты мне нравишься, — широко улыбнулся Фред. — И я знаю, что я тебе тоже.

Мариса попробовала убрать его руку, но Фред крепко сжал ее пальцы. Руки у него были сильные, жилистые — руки игрока в квиддич, никак иначе.

— С чего ты взял, что ты мне нравишься? — как можно спокойнее произнесла Мариса.

— А, что, разве я могу не нравиться? — притворно удивился Фред.

Мариса еще раз посмотрела на него. Высокий, широкоплечий, но тощий, в затрапезной мантии с этими своими мозолистыми руками и пряным дыханием какой-то дряни из своего магазина. Смешной, ушастый, нестриженный и живой. Живой до боли в горле, до рези в животе. На виске вскочила пара прыщей. В правом дальнем, коренном— кариес. Мозоли на руках никак не могут зажить, грудь вздымается от глубокого дыхания, если положить на нее руку, можно услышать, как слегка учащенно бьется сердце. Прямой, чуть острый на кончике нос с шумом вдыхает воздух.

Тот ли это человек, который каждую ночь приходит к ней в кошмарах, умиротворенно лежащий в черном гробу? Разве это его волосы, тогда аккуратно причесанные, теперь торчат в разные стороны, выдавая небрежность их обладателя? Разве эти руки, уверенно лежащие у нее на талии, в ее снах были скрещены на груди?

Мариса помотала головой, пытаясь отогнать наваждение. Фред слегка отстранился.

— Эй, с тобой все в порядке? — он вопросительно посмотрел на девушку.

— Да, — поспешно сказал Мариса. — То есть нет. Фред, извини, — она помолчала. — Не лезь ко мне.

— Окей, — Фред улыбнулся. — Если так, то можем сбавить обороты. Как насчет мороженого и маггловского кино для начала?

— Нет, Уизли, ты не понял. — Мариса поймала его взгляд. — У нас ничего не получится.

— Почему? — удивление Фреда было искренним.

— Ты мне не нравишься, Уизли. Не буду врать про неготовность к отношениям или про то, что нам лучше остаться друзьями — скажу как есть. Ты мне не нравишься. Ты классный парень, симпатичный, веселый, но совсем не мой тип, — Мариса старалась вкладывать в свой голос как можно больше равнодушия. — Правда, не мой.

Рука Фреда упала. Он ничего не сказал, отошел на шаг и достал из внутреннего кармана мантии какую-то карточку.

— Держи, — просто сказал он.

Мариса не глядя взяла ее.

Фред, казалось, старался ничем не показать, что но обижен, но тонкие губы предательски дрогнули, а взгляд каре-зеленых глаз потух.

— Ну, я пойду, да, — сказал он наконец. — Все нормально. Я не расстроен.

Сжав в руке метлу, он твердой походкой направился к двери.

— Эй, Мариса! — напоследок Фред обернулся. — Почему я не твой тип? Я ведь чистокровный, полностью, на все сто процентов. Разве это не самое важное у вас в Дурмстранге?

Бустаманте вздрогнула — в первый раз Фред Уизли назвал ее по имени.

— Да, Фред, — помолчав, сказала она. — Это само важное.

Только когда закрылась дверь, и Мариса услышала шаги Фреда, спускающегося по лестнице, она посмотрела на подарок. Это была карточка с Чемпионата мира по квиддичу — во время турнира их можно было купить в любом ларьке.

На ней команда в бело-голубых мантиях улыбалась и махала невидимым зрителям.

«Сборная Аргентины, Чемпионы мира 1924, 1932, 1956, 1984 и 1996 годов. Ловец — Энрике Гарсия (15), охотники — Мария Луиса Перейро (24), Пако Лопес (17), Нурия Корбатта(80); загонщики — Николас Варальо (96), Анхель Гонсалес (98), вратарь — Мариса Бастинда Бустаманте (10)»

— И все-таки, прекрасная была сборная…

Мариса обернулась.

— Знаю, Вик, знаю, — ответила она, разглядывая, как совсем юная девочка с метлой наперевес радостно подбрасывает вверх вратарскую перчатку.

* — песня «Truly Madly Deeply» группы Savage Garden

Наверху было прохладнее, чем на земле. Дул свежий ветер, поднимающий черный подол мантии Марисы, ее ноги в белых «найках» с силой упирались в древко метлы, руки были вытянуты. Из-за дневного времени суток приходилось лететь практически лежа, всем телом прижимаясь к «Нимбусу» и опуская голову — вдруг заметят. Но не заметили — облака были полными и кучевыми, внизу редко появлялись маггловские дома— только зелень лугов и мирно пасущиеся овцы. Изредка Мариса замечала петляющий хвост «Хогвартс –Экспресса», который подтверждал правильно выбранное направление. Торопиться было некуда, и девушка перешла на самую маленькую скорость. Однако уже через несколько часов показались башни древнего замка.

Отблесками множества свечей горели окна, слева в сгущающихся сумерках чернели кольца поля для квиддича, слева под легким ветром дрожало озеро. На самой высокой башне развевался флаг Великобритании.

Мариса аккуратно приземлилась на мягкую траву.

— И где же вход, Мерлин их дери? — недовольно оглянулась она. Массивные двери были наглухо заперты. Хоть Мариса и была ростом выше среднего, она не смогла дотянуться до тяжелого кольца, чтобы постучать. Она ударила дверь ногой, попробовала поддеть ее отросшими ногтями — тщетно.

— Гребаные англичане! — выругалась она и, запрыгнув на метлу, влетела в первое попавшееся открытое окно.

Она оказалась в Большом Зале. Потолок повторял рисунок звездного неба, в воздухе плавали множество зажженных свечей, на старых каменных стенах времен Реформации висели флаги четырех факультетов.

— Мисс Бустаманте! — профессор МакГонагалл в праздничной мантии с красным воротом, указывающим, к семье какого факультета она принадлежит, поспешила к девушке. — Ждали вас с минуты на минуту.

— Если будете ждать в следующий раз, не забудьте открыть дверь, — поморщилась Мариса. — Тогда я хотя бы смогу сделать вид, что верю в ваше гостеприимство.

— Насколько я вас успела узнать, вы всегда входите через окно, — парировала МакГонагалл. — И выходите тоже. Тем не менее, экспресс прибывает через два часа, и вы должны быть представлены как новый преподаватель Защиты от Темных Искусств.

— Чудненько. Внимание — это всегда приятно.

— Это означает, что вам, Бастинда, придется пройти Обряд Посвящения.

— Эй, профессор, мы с вами не договаривались ни на какие обряды, — отрицательно покачала головой Мариса. — Мы договаривались, что я буду преподавать Защиту от Темных Искусств у авроров.

— И у всех курсов школы.

— Так…

— Не забывайте про маггловедение.

— Не забываю, — скривилась Мариса. — Видимо, вы не врали, когда обещали меня загрузить по полной.

— Конечно, нет, — строго ответила МакГонагалл.

— Так что за Обряд?

— Я вам говорила, — МакГонагалл, казалось, начинала выходить из себя. — Вам придется выбрать факультет.

— Не особенно понимаю смысл сего действа, — пожала плечами Мариса. — Мне же здесь не учиться.

— Хогвартс — это одна большая семья. Любой, кто приезжает сюда из другой школы, должен присягнуть на верность и вступить в ряды наших братьев и сестер. Это традиция, традиция древняя, и только у вас хватает наглости задавать свои глупые вопросы. Все преподаватели здесь имеют отношение к одному из факультетов. К тому же, если говорить о практической надобности Обряда, он покажет вам, не только в какой башне вы будете спать и с курсы какого факультета курировать, а также ваши характеристики, что, безусловно, повлияет на личное дело преподавателя Хогвартса.

— В общем, ясно. Традиции, традиции, традиции. Я слышала, мне полагаются преподавательские мантии и личный кабинет.

— Да, мисс Бустаманте.

— Что ж, тогда посвящайте, — милостиво согласилась Мариса.

МакГонагалл громко хлопнула в ладоши, и звук отразился от стен пустого зала.

Сразу же перед директором появилось несколько профессоров, которых Мариса не заметила из-за больших размеров помещения. Перед ней предстали седовласая женщина в черной мантии мужского кроя, лысоватый мужчина средних лет, полная дама в отвратительном лимонном одеянии и маленький профессор, который едва доставал Марисе до пояса.

— Дорогие друзья! — лучезарно улыбнулась МакГонагалл. — В нашей семье пополнение — профессор Бустаманте из Дурмстранга будет преподавать Защиту от Темных Искусств и Маггловедение, а также вести лекции у младших авроров. Профессор, рада представить вам деканов факультетов — профессор Грабли-Дерг, Гриффиндор; профессор Слизнорт, Слизерин; профессор Стебль, Пуффендуй и профессор Флитвик, Когтевран.

« Мужик, Лысый, Толстуха и Коротышка — отличная компания», — подумала Мариса, не забыв приклеить вежливую улыбку.

МакГонагалл тем временем продолжила:

— Профессор Бустаманте любезно согласилась принять участие в Обряде Посвящения.

Тут во всех четверых произошла заметная перемена. Если раньше они смотрели довольно настороженно, то теперь в выражении их лиц явственно читалось дружелюбие, а «Толстуха» так и вовсе расплылась в широкой улыбке.

— Профессор Бустаманте, — сказала она, протягивая свою пухлую руку. — Какая у вас необычная фамилия.

Мариса с отвращением пожала пальцы-сосиски.

— Вполне обычная. Для аргентинки, — ответила она, не особенно заботясь о вежливости.

— О боже, вы были в Буэнос-Айресе! — по-свинячьи взвизгнула Помона Стебль, и складки под ее поношенной лимонной мантией заколыхались.

— Конечно, была, — елейным голосом произнесла Мариса. — Вы даже не представляете, что я там однажды сделала!

— И что же?— в глазах декана Пуффендуя зажегся неподдельный интерес.

— Я там родилась.

Грабли-Дерг подавила смешок, Слизнорт посмотрел с любопытством, а Флитвик кашлянул в кулак.

МакГонагалл твердо взяла Марису за локоть и, поспешно приказав деканам через пятнадцать минут быть в ее кабинете, потащила к выходу из зала.

— Профессор Бустаманте! — как только зал остался позади, МакГонагалл сверкнула глазами. — Не смейте так разговаривать с преподавателями! Никогда.

— А то, что, выгоните меня? — ответила на взгляд Мариса.

— Нет. Я заставлю вас по выходным драить туалеты.

Перспектива проводить уикэнды с тряпкой и вантузом Марису не прельщала, поэтому всю дорогу до директорского кабинета она не проронила ни слова.

Войдя в кабинет, Мариса с удивлением заметила, что к так называемому Обряду Посвящения была проведена тщательная подготовка. Как и в зале, в воздухе плавали свечи, окна были занавешены тяжелыми бордовыми портьерами, а на столе МакГонагалл, чистым от бумаг и накрытом бархатной скатертью, лежала распределяющая шляпа.

— Просто прочтите слова клятвы и наденьте шляпу. Это все, что от вас требуется, — поджала губы МакГонагалл. — После этого можете сразу же отправляться в свою комнату и привести себя в порядок перед банкетом.

— Чудненько, — ответила Мариса. — Однако все-таки не вижу в этом никакой необходимости. Я знаю, куда я попаду.

— И куда же, позвольте спросить? — удивленно подняла глаза МакГонагалл.

— Слизерин. По-моему, с такой родословной у меня просто нет других вариантов.

—Никогда не думала, что скажу это, но я вынуждена с вами согласиться, — подумав, ответила директор Хогвартса.

В этот момент в кабинет начали заходить люди. Все в черных преподавательских мантиях с воротниками цвета своего факультета, они дружелюбно кивали Марисе и вставали к стенке кабинета, образовывая полукруг. Мариса заметила Мужика, Лысого, Толстуху и Коротышку, чинно занявших первый ряд.

Надо сказать, вкупе с торжественными лицами портретов, зрелище было впечатляющее.

МакГонагалл, достав из шкафа свиток пергамента, начала церемонию. Сразу почувствовав, как несколько десятков пар глаз уставились на нее, Мариса поняла, что ей стало не по себе.

— Мариса Бастинда Бустаманте! — сказала она торжественно. — Добро пожаловать в Хогвартс, который станет для вас домом и убежищем. Возьмите свиток и прочитайте слова клятвы, чтобы навеки скрепить узы дружбы и сотрудничества, и наденьте Распределяющую шляпу.

Дрожащими пальцами Мариса взяла свиток. Он казался пустым, но как только девушка развернула его, слова появились сами собой.

« Я, Мариса Бастинда Бустаманте, выпускница Дурмстранга, получившая там профессорский чин и орден, клянусь быть верной идеалам магического мира, чтить историю, нести истинные знания и всегда быть готовой подставить плечо своему ученику. Также клянусь уважать своих коллег и директора, следовать правилам и высоко держать знамя справедливости. Я клянусь никогда не предавать светлую сторону и, если будет необходимость, защищать Хогвартс до последней капли крови».

«О Мерлиновы дети, кто же писал эту низкопробную патетику?» — возмутилась про себя Мариса, когда МакГонагалл жестом пригласила ее надеть шляпу.

Искренне радуясь, что ее будущие ученики не видят ее в таком идиотском положении, Мариса взяла шляпу и надела на голову.

Она ожидала, что шляпа будет с ней разговаривать. По крайней мере, именно так это описывала Джоан в своих книгах. Однако шляпа молчала. Когда, наконец, в ухо Марисе вкрадчивый голос прошептал: «Так-так-так», девушка испытала в некотором роде облегчение.

— Ну что я могу сказать, Бастинда Малфой, — сказала шляпа тихо. — У меня есть только один вариант. То, что вы сделали в прошлом году, перечеркивает все остальные жирной чертой.

— О нет! Гребаная шапка знает, что случилось! — пронеслось в голове у Марисы.

— Не бойтесь, мисс Малфой. Шляпы — молчаливые создания, — пропела шляпа ей в ухо. — Мое мнение таково, что то, что вы сделали в прошлом году, требует отваги. Хотя вряд ли понимали, на что шли. Тем не менее ваш сознательный выбор перечеркнул все на свете — и ваши откровенно безрассудные поступки, и жестокость, доставшуюся от отца. Вы сделали этот выбор, и я хочу его поддержать.

— Гриффиндор!

Послышались громкие аплодисменты.

МакГонагалл сняла шляпу с Марисы. Преподаватели с красными воротниками на мантиях, протягивали ей руки и хлопали по плечу. Декан, мужественная Грабли-Дерг, сжала пальцы Марисы стальным рукопожатием. Но больше всех улыбалась МакГонагалл. Казалось, с ее души свалился какой-то тяжелый камень, казалось, произошло то, чего она не ожидала, но чему была несказанно рада.

Ответив на все улыбки и рукопожатия, Мариса с облегчением выскочила за дверь коридора, натолкнувшись на Грабли-Дерг, успевшую выйти раньше.

Декан Гриффиндора самозабвенно пускала дым в открытое окно.

— Ох, слава Богу, на этом факультете есть еще один курильщик, — улыбнулась Мариса.

— Хотите? — Грабли-Дерг протянула ей одну, и Мариса радостно согласилась.

— Весьма красивый жест с вашей стороны, профессор, — сказала Грабли-Дерг задумчиво. — Я уважаю то, что вы так серьезно отнеслись к вашему назначению в Хогвартс. И не буду скрывать, мне приятно видеть вас в Гриффиндоре.

— Красивый жест? О чем вы? — Мариса непонимающе уставилась на декана.

— Принять участие в Обряде, дать клятву верности Хогвартсу и показать, что вы относитесь к нашей школе, как ко второй семье, — это достойно уважения.

— А разве у меня был выбор? — развела руками Мариса.

— Я вижу, что вы привыкли поступать так, как вам велит совесть. Однако выбор есть всегда. Ведь церемония никогда не была обязательной.

— Что?! — Мариса вытаращила глаза.

— Это красивая древняя традиция. Мы все люди и прекрасно понимаем, что не каждый взрослый волшебник захочет давать какую бы то ни было клятву и надевать шляпу перед своими коллегами. Тем более необходимости особой нет.

— Прошу прощения, профессор, — Мариса бросила сигарету и скрылась за дверью кабинета МакГонагалл.

Свечи больше не плавали в воздухе, шляпа чинно стояла в углу на столике, а директор Хогвартса спокойно разбирала бумаги.

— Профессор МакГонагалл! Клянусь Мерлином, вы учились не в Гриффиндоре! Слизерин — вот ваш факультет! Как же ловко вы меня провели! — закричала Мариса гневно.

— Я не сделала с вами ничего страшного, профессор, — ровным голосом ответила МакГонагалл. — Скажи я вам, что обряд необязателен, неужели вы бы согласились?

— Конечно, нет! — ответила Мариса. — Я бы ни за что на это не согласилась.

— Вот именно. Зато теперь все позади. Вы живы, здоровы и только что вступили в ряды преподавателей Хогвартса.

— Потрясающе, профессор, — в восхищении покачала головой Мариса. — Пытаясь понять, на чьей я стороне — вашей или Пожирателей, вы заставили меня надеть шляпу и узнать, на какой факультет я попаду. Но ведь вы сами отлично знаете, что Слизерин — не показатель убийцы.

— Прекрасно знаю, — кивнула профессор. — Но Гриффиндор меня, признаюсь, успокоил. У меня все меньше причин не доверять вам.

— Благодарю покорно, — сказала Мариса и внезапно громко рассмеялась.

МакГонагалл посмотрела недоуменно.

— Что с вами, профессор Бустаманте? — спросила она, удивившись

— Ахахахахахахахаха! — только и смогла ответить Мариса. — Меня, дочь Люциуса Малфоя, одну из лучших студенток Дурмстранга, преподавателя Темных Искусств и волшебницу, применившую Непростительное заклятие на сотне человек, отправляют в Гриффиндор? Вам не кажется, что это очень смешно? Папуля будет в ярости, когда узнает!

— В этом есть некая ирония судьбы, не спорю, — МакГонагалл скривила губы в подобие улыбки. — Однако будьте умнее и помните, что о том, что вы применили Непростительное заклятие на сотне человек, знаем только вы и я. Не стоит об этом кричать на весь Хогвартс.

— И правда не стоит, — согласилась Мариса. — Но все-таки, Гриффиндор! Гриффиндор…

Гермиона и Джинни, в строгих темно-синих мантиях, соответствующих первой ступени Аврората, быстро шли по Гриффиндорскому крылу. Они прибыли только утром, наскоро бросили вещи в свою новую спальню на самом последнем этаже башни Гриффиндор и поспешили на первое и единственное занятие — Защиту. Гермиона, с затянутыми в хвост каштановыми волосами, в который раз хвасталась золотым кольцом — вчера они с Роном наконец-то смогли отпраздновать помолвку. По традиции, были все — приехали даже родители Гермионы, потрясенные до глубины души фактом, что заклинания тоже могут отбеливать зубы. Близнецы на день оставили магазин и поздравили дорогого братца, который наконец-то женится. Фред, правда, разговаривал мало, а когда Джинни неосторожно вспомнила Чемпионат мира по квиддичу, так и вовсе покрылся пятнами.

Весь год после победы Гарри и Рон зализывали раны. Гермиона таскала их гулять, водила на какие-то игры и даже покупала им самовзрывающийся попкорн. Постепенно они начали отходить: Гарри перестал каждую неделю сидеть у могилы Снейпа, Рон — спать с волшебной палочкой. Несколько месяцев назад они наконец-то подали заявки в Аврорат, но разве кто-то сомневался, что их примут? Взяли даже Рона, с его корявыми заклинаниями и совсем уж неважным СОВ. Для Джинни сделали скидку, взяв без испытательного срока — ей, бедняге, больше всех досталось: пришлось учиться последний год в Хогвартсе — и своими глазами видеть, как тысячами тряпок отмывают от крови Большой зал и под покровом ночи вывозят трупы.

Ситуация тем временем в магическом мире была напряженная — постоянная маггловская угроза, так еще и никто не знал, сколько именно Пожирателей осталось на свободе. Все говорили, что в Хогвартсе опасно, и Гермиона подозревала, что отчасти поэтому младших авроров перевели сюда. Так, на всякий случай. А мало ли что…

Что бесило Гермиону больше, так это то, что Люциус Малфой остался на свободе.

— Да он безопасен, — говорил Гарри, добрая душа. — Волдеморт мертв, что Малфой может сделать без него?

Гермиона, конечно, понимала, что он прав — эта семья и так влачила жалкое существование. Магглорожденные плевали им в лицо, но ведь и чистокровные отвернулись. Проявив жалость, Гарри, сам того не желая, подверг Малфоев самому страшному для них наказанию — наказанию забвения, наказанию быть изгоями в обществе, целый год празднующим победу.

Что ж, однако все эти факты не помешали Люциусу засунуть сыночка в Аврорат. Видимо, в надежде вернуть былую славу. После поступления Драко пару раз появился в штаб-квартире. Заполнял какие-то бланки. По большей части он молчал, ни с кем не здоровался, и, хоть в его глазах было видно прежнее высокомерие, Гермиона с радостью обнаружила, что события последнего учебного года сильно ударили по его психике.

Наконец, девушки отыскали нужный кабинет. Гарри и Рон уже были там — болтали с Долгопупсом, Финниганом и Голдстейном.

Гарри, Рон, Невилл, Симус, Энтони. Еще Парвати Патил, старина Финч-Флетчли, как всегда, с фляжкой хорошего вискаря за пазухой, Джинни и она сама, Гермиона — вот и все младшие Авроры. После Битвы Гермиона и представить себе не могла кого-то ближе, чем эти люди. Они все срослись настолько, что, казалось, даже научились читать мысли друг друга.

И Малфой, трусливо сжавшийся в уголке кабинета. Этакое зеленое пятно на красном фоне. Его никто не прогонял, но с ним никто не разговаривал.

— Говорят, у нас будет препод из Дурмстранга, — округлил глаза Симус.

— Ууууууууууу, — сделал страшные глаза Энтони. — Они все с ума посходили! Мы только-только одолели Того-Кого-Нет, а теперь нам присылают препода из Дурмстранга.

«Тот-Кого-Нет» — так теперь стали называть Волдеморта. Его ведь действительно не было.

— Я ее видел вчера, — вставил свое слово Невилл. — Вы все не приехали на банкет, а я был.

— И как? — Гарри одной рукой обнимал Джинни, другой поправлял круглые очки.

— Она какая-то… Вот честно, ребят, встретив ее в темном переулке, точно бы подумал, что передо мной Пожиратель Смерти. Есть в ней что-то такое недоброе.

— Тебе после Битвы везде Пожиратели мерещатся, Нев, — поморщилась Джинни.

— Да, Джин, — Невилл почесал затылок. — Вчера сказали, она дала клятву Хогвартсу и выбрала себе факультет. И это Гриффиндор.

— Ну тогда брось свою паранойю, — Рон самозабвенно ковырялся в носу.

Тут все притихли — дверь в кабинет отворилась, и вошла высокая девушка, старше их самих от силы года на три.

Симус восхищенно цокнул языком. «Не в моем вкусе», — сердито прошипел Джастин.

«Не знааааааааю», — шепнула Парвати.

Гермиона посмотрела на профессора.

У нее была смуглая кожа и типично латиноамериканское лицо — широковатое, скуластое, с ярко выраженными чертами. Длинные черные волосы были небрежно забраны в хвост на макушке. Казалось, их несколько дней не трогала расческа.

— Меня зовут Мариса Бастинда Бустаманте, — представилась девушка, присев прямо на преподавательский стол. — И я понятия не имею, что включает в себя традиционный курс Защиты от Темных искусств.

— Отличное начало, — подумала Гермиона. В словах профессора явно слышался акцент — скорее, американский — слишком уж бегло она проговаривала слова и слишком уж четко везде произносила «r».

— Я вам преподам то, что знаю, — продолжила она, без спроса закуривая сигарету.

Гермионе в ноздри ударил тошнотворный запах табака. Она закашлялась

— Простите, профессор…Бустаманте! — рука Гермионы взлетела вверх. — Вы не могли бы не курить?

Профессор удивленно подняла глаза на Гермиону, и их взгляды встретились. И Гермиона вдруг поняла, что отчасти Невилл был прав — глаза у нового профессора были совершенно больные. То ли цвет был злым — черным, таким, что даже зрачков не видно, то ли взгляд слишком цепким, то ли белки с красными прожилками и темные тени под глазами так смутили юного аврора Грейнджер, но ей вдруг стало страшно от мысли, что такой человек вполне мог бы быть Пожирателем Смерти.

— А, мисс Грейнджер! — ухмыльнулась профессор, делая глубокую затяжку. — А вы не могли бы заткнуться?

Гермиона, ошарашенная такой грубостью, хватала ртом воздух, силясь что-то сказать. Однако все слова застряли в горле.

У профессора Бустаманте, однако, нашлось что сказать.

Она, одной рукой держа сигарету, другой помахивая черной волшебной палочкой, неспешно прошлась по коридору взад-вперед.

— Скажите, господа авроры, — начала она, выдыхая густой дым. — учась в школе, неужели у вас не было преподавателя, который бы вас раздражал своими привычками? Финниган, вот вы, например, ничего такого не припоминаете?

Симус настороженно молчал.

— Да ладно вам, Финниган! Как насчет Флитвика? Да не бойтесь, я не собираюсь передавать это ему.

Симус кашлянул.

— Ну, на занятиях у Флитвика я явственно чувствовал, как от его мантии несет нашатырем. Если бы вы знали, как я ненавижу этот запах!

— Охотно верю, Финниган, охотно верю. Так вот, аврор Финниган, хоть раз вы посмели поднять руку и сказать профессору Флитвику, что ему стоит пойти в спальню и сменить мантию, потому что от этой тащит нашатырем?!

— Нет, профессор, — ответил шокированный Симус.

— Почему нет? — продолжила допрос Бустаманте

— Это…невежливо, профессор!

— Именно, аврор Финниган! Это невежливо. Это охренеть как невежливо просить старшего по чину и по возрасту что-то не делать, только потому что это вам не нравится. И я даже больше скажу — это довольно тупо. Ведь для вас оценка по заклинаниям была важнее, правда, Финниган? Важнее, чем то, что от полусгнившей мантии коротышки Флитвика несло нашатырем, как от мерлинового савана! Потому что если для вас важнее было обезопасить себя от нашатырного амбре, вы бы в первый же день собрали бы свои свитки и ушли бы с его занятия. Зато потом сдавали бы Заклинания Комиссии из преподавателей. Если вас бесит, что я курю — просто уйдите отсюда. Я никого не держу. Однако выбирайте, что важнее: закончить Аврорат или никогда не нюхать мои сигареты— на этих словах профессор Бустаманте сделала последнюю короткую затяжку и выкинула окурок в открытое окно.

— Круто! — вытаращил глаза Симус.

— Я ее ненавижу! — лицо Гермионы стало пунцовым. Она была полна решимости встать и выйти — как долгих пять лет назад она вышла с урока Прорицаний, раз и навсегда выбрав, что важнее. Однако Рон был иного мнения. Крепко схватив Гермиону за локоть, он прошипел:

— Сиди. Это тебе Аврорат, не Прорицания.

И она осталась.

Профессор Бустаманте облокотилась на подоконник.

— Итак, господа авроры, я требую, чтобы вы с пониманием относились к моим слабостям. В ответ я готова с пониманием отнестись к вашим. На моих занятиях я допускаю некоторые нарушения дисциплины. Мне все равно, носите ли вы форму, в каком порядке сидите и чернилами какого цвета пишите. Если хотите, можете вообще ничего не писать. Если считаете, что во сне материал усваивается лучше — спите, я не против. Можете есть, курить, употреблять легкие наркотики. Кстати, вы, аврор Финч-Флетчли, можете вытащить свой виски и пить его при всех. Поверьте, мне абсолютно все равно. Главное, успевайте выполнять мои требования и заткнитесь. И советую все-таки запоминать мои слова. Иначе…

— Мы не сдадим экзамен, — обреченно подумала Гермиона

— Вас быстро убьют, — улыбаясь, закончила профессор.

В маленькой аудитории воцарилось безмолвие.

— Раз все согласны, начнем, — профессор хлопнула в ладоши. — Я полагаю, что все, здесь присутствующие. Ну или почти все, — Бустаманте метнула быстрый взгляд на Малфоя. — Считаете себя героями после Битвы за Хогвартс. Это так, отчасти. Однако это еще не все. Как говорится, к некоторым людям признание приходит после смерти. Я это к тому, что когда вы закончите Аврорат и займете каждый свой пыльный кабинетик на втором уровне министерства, расплодятся новые Пожиратели. А, может, амнистируют старых. Вы всегда должны быть готовы. Всегда начеку, — профессор неспешно прошла между рядами, укоризненно посмотрев на Джастина, который так и не решился вытащить виски. На секунду задумавшись, она посмотрела в окно и, вдруг, круто развернувшись, крикнула:

— Экспеллиармус! — палочка Гермионы, которую она держала в руках, упала рядом с партой.

— Что я сказала секунду назад? — глаза профессора горели. — Всегда начеку! Даже сейчас, когда Невилл под партой жрет свой сендвич, а Симус все еще не может отделаться от воспоминаний о нашатырной мантии Флитвика! Даже сейчас, аврор Грейнджер!

Гермиона растерянно посмотрела сначала на свою палочку, потом на профессора, которая была в бешенстве. Черные зрачки расширились от гнева, смуглое лицо полыхнуло розовым, волосы прилипли к взмокшему лбу.

— Грейнджер, что вы смотрите на меня, как будто я Круциатусом вас шибанула! Это же школьные навыки! Берите палочку и защищайтесь!

Гермиона быстро схватила палочку.

— Остолбеней! — крикнула она, нацелившись на профессора Бустаманте.

К удивлению присутствующих, профессор не блокировала заклинание. Она в одно мгновение ока запрыгнула на стол, так быстро, что когда магические искры долетели до нужного места, Бустаманте уже там не было.

— Недурно, Грейнджер, но надо быстрее, — ухмыльнулась она, присев на столе на корточки. — Пока вы нагибались для того, чтобы поднять палочку, сто раз бы были мертвы. Импедимента!

Гермиона упала.

—Петрификус Тоталус! — крикнула она, кое-как поднимаясь и направляя палочку точно в цель.

Профессор изящно выставила блок и кинула в Гермиону стулом с помощью заклятия «Ваддивази». Девушка еле успела пригнуться.

— Ну же, аврор Грейнджер, удивите меня! Мне скучно! Вы должны меня дезориентировать, какой-нибудь нестандартный ход! Подойдет все, что угодно! Ну же, Грейнджер, хватит повторять заученные в книжках фразы, экспериментируйте!— издевалась Бустаманте, отражая заклятия Гермионы.

Однако справиться с новым профессором Защиты от Темных Искусств оказалось не так-то просто — такое ощущение, что она набрасывалась на Гермиону не просто так, а с ненавистью. Уже через семь минут перестрелки студентка поняла, что, кажется, эта битва была проиграна.

Класс наблюдал за происходящим с молчаливым ужасом, будто до последнего надеясь, что профессор шутит. Однако тут было не до шуток.

Но тут, внезапно, когда Бустаманте собиралась метнуть в Гермиону очередным «Импедимента», Рон закричал:

— Слушайте, профессор! Я вас помню! Точно, это вы!

Бустаманте резко повернула голову.

— 2006 год, четвертьфинал Чемпионата мира, Англия –Аргентина, четыре часа чистого времени и на сухую!

Профессор на секунду задумалась, будто вспоминая что-то. Этого хватило, чтобы Джинни крикнула:

— Экспеллиармус!

Палочка Бустаманте упала на пол.

— Рон Уизли — пять баллов. Его сестра — тоже. Грейнджер — отвратительно.

Профессор довольно оглядела кабинет.

— Уизли, уж не знаю, было ли это внезапным озарением или вы так прекрасно все поняли. Тем не менее, вам удалось меня сбить с толку. Сбить с толку — вот что нужно. Заклинания из учебника — это прекрасно. Но помните о том, что ваш противник тоже будет умен. Если говорить обо мне, то я телекинетик и для того, чтобы заставить стул дать вам по башке, мне не надо никаких заклинаний. Приплюсуйте к этому то, что я училась в Дурмстранге и вполне могу применить к вам заклятие на румынском. Если бы мы сражались по-настоящему, я бы так и сделала, и вы бы вообще не знали, что именно нужно блокировать! Вот две таких маленьких глупости — и вы уже мертвы. А если перед вами будет кто-нибудь посерьезнее? Поумнее и поспособнее? Постарше, в конце концов? Как реагировать? Неожиданность и быстрота реакции — это ваши единственные козыри, — профессор потерла руки. — Пожалуй, хватит на сегодня. Джинни, еще раз — отлично и своевременно. Рон, да… Ты очень похож на брата.

— Какого брата? Вы знаете моего брата? — удивился Рон. — Какого именно?

— Да…фиг знает, — отчего-то замешкалась профессор. На всех. Внешность такая…запоминающаяся.

— Так это были вы? Только в очках, правда ведь? — Рон смотрел на нового профессора с почти нескрываемым восхищением.

— Да. Я. Очки блокируют телекинез. Эта способность против правил.

— И в сборной Дурмстранга вы играли! — кивнул Рон. — В две тысячи пятом в товарищеском матче против Института салемских ведьм. Я тогда был уверен, что лучшим игроком матча станете вы, но им стал

— Крам, — Бустаманте закончила за Рона. — Им стал Виктор Крам. Идите уже. Мне надо покурить, но я боюсь, Грейнджер снова будет возмущаться. Уизли, та, которая Джинни — еще раз прекрасно. Вы мне нравитесь. Рон, почаще вспоминайте о квиддиче. Симус, от меня не пахнет нашатырем, можете не принюхиваться. Джастин, судя по моему опыту, алкоголь редко доводит до умных поступков. Гарри Поттер, — профессор подняла глаза. — Вы очень сильный волшебник. Не знаю, в чем ваша сила, но вы как будто неуязвимы. Потрясающий дар, надеюсь, еще попрактикуемся. Малфой…что ж, да… — профессор рассеянно посмотрела на Драко. Все остальные — адьос. До следующей недели.

На ватных ногах Гермиона вышла из кабинета. Внутри все клокотало — ее только что жестоко опустили. Однако дело было не в этом — на последних минутах пары было произнесено имя, которое Гермиона изо всех сил старалась забыть. Виктор Крам.

Гермиона посмотрела на золотое обручальное кольцо. Разве можно променять доброго и смелого Рона на воспоминания о Краме? Нет, конечно.

— Подождите, я сейчас! — крикнула она друзьям и вернулась в кабинет.

Профессор Бустаманте неподвижно сидела за столом, обхватив голову руками.

— Профессор…

Бустаманте подняла нечесаную голову — глаза были красными, злыми, будто заплаканными.

— Что, Грейнджер? Не устраивают мои методы?

— Нет, профессор, — взгляд девушки потупился. — Просто…Рон сказал, что вы играли в квиддич. С Виктором… Как он?

— Виктор, Грейнджер? Все просто. Он умирает, — профессор сложила руки на груди.

— О Боже, — прошептала Гермиона.

— Да, Грейнджер. Он умирает. Он впал в кому год назад. Вы об этом знали, Грейнджер.

— Да, но…

— Да, Грейнджер. Он мужественно защищал свою семью, но несколько залпов Круциатуса оказались для него почти смертельными. Вот уже год врачи борются на его жизнь, Грейнджер. Говорят, осталось два месяца. Целый год в коме. И ни разу за этот год вы ни приехали к нему, не написали, не дали знать, что вы поддерживаете его. Вы были так увлечены получением всевозможных наград за Битву, поступлением в Аврорат и отношениями с Роном. Вы ведь теперь герой, Грейнджер. Герои не вспоминают старых друзей, правда? Красивое кольцо, миссис Уизли. Хорошенько посмотрите на него и не спрашивайте меня, как себя чувствует Виктор Крам. Вы ему уже ничем не поможете.

Слезы покатились по лицу Гермионы, она повернулась на каблуках и пулей вылетела из кабинета.

Мариса осталась одна. Она ходила взад-вперед по кабинету, закинув руки за голову, и никак не могла прийти в себя.

— Прости, Вик. Прости, прости, прости. Я просто знаю, как тебе было плохо, от того, что она не приходила. Я не хочу, чтобы ты страдал. Я не хочу… — шептала она невнятно.

— Сделай одолжение…Когда я буду умирать… Совсем умирать, скажи ей про все. Про все скажи.

— Я вытащу тебя, Вик. Я тебя обязательно вытащу…

Крам исчез. Мариса устало прислонилась к окну.

Несмотря на то, что она была воспитанна матерью-католичкой, Мариса совершенно не умела молиться. Тогда она просто посмотрела в сумеречное небо, затянутое плотными тучами и попросила вернуть того, кто лежал в коме в одной из лучших магических клиник Болгарии.

Он смотрел во все глаза. Аргентинка читала спортивную страничку «Пророка», постоянно откидывая волосы с лица. Вот она пошарила рукой на столе в поиске пачки, вот подожгла сигарету волшебной палочкой и закурила, выпуская тонкую струйку дыма. Черные глаза сосредоточенно скользили по строчкам, мягкие губы будто целовали сигарету, которую держали тонкие пальцы. Она, увлеченная «Пророком», не видела, что за ней наблюдают, а он уже третий день приходил к двери ее кабинета и смотрел, смотрел, смотрел, сгорая от желания быть той самой сигаретой, которую она подносила к губам.

— Красивая, — шептал он, впиваясь ногтями в дерево дверного косяка. — Красивая и чистокровная.

И когда ждать уже не было сил, превозмогая желание взять ее прямо на учительском столе, Драко бежал в свою комнату, чтобы наедине со своей правой рукой представлять, как он срывает с профессора Бустаманте мантию с гербом Гриффиндора и жадно целует смуглую грудь, спускаясь все ниже и ниже.

* * *

Первые дни в Хогвартсе проходили паршиво. Мало того, что на первом занятии она чуть не убила эту Грейнджер — первую и единственную любовь ее погибающего друга, так она совершенно не ожидала, что Драко будет среди авроров. Мариса старалась на него не смотреть, но это плохо получалось — краем глаза она изучала светлые волосы, бледно-голубые надменные глаза. Она видела брата в первый раз в жизни, искала сходства и не находила их. Черноволосая, спортивно сложенная Мариса и он, со своими тонкими чертами лица и аристократической бледностью. Ее брат, Драко Малфой.

Еще Поттер. Вот уж кого Мариса не хотела видеть, отлично помня, как прошло их последнее свидание:

— Три Империуса, а он все еще сопротивлялся, сука! — ругалась про себя Мариса. — Три подряд!

На первой паре она побоялась его трогать, в красках представив, как Мальчик-Который-Выжил разделывает ее под орех и делает посмешищем перед всем курсом. Так что праведный гнев профессора Защиты от Темных Искусств свалился на грязнокровку Грейнджер.

Профессор Бустаманте выкинула старые номера «Пророка» в урну, убрала подальше свитки и вышла из кабинета, надеясь хорошо отоспаться в свой выходной.

Однако у двери стоял Драко.

— Аврор Малфой? Следующее занятие через пять дней. Никак не можете дождаться?

— Профессор, — Малфой, казалось, был смущен. — Я просто хотел узнать о…Дурмстранге. Всегда хотел учиться там.

— И почему же не учились?

— Отец решил, что Хогвартс лучше для меня.

«Да ты просто не поступил, — улыбнулась про себя Мариса. — Только самый сильный волшебник в семье поступает в Дурмстранг. И в нашей семье — это я»

— Что ж, Хогвартс ничем не хуже, — ответила она вместо этого.

Она заметила, что у них похожие родинки на виске и улыбнулась.

Драко промолчал.

— Идите уже, аврор Малфой.

Драко попрощался и свернул в соседний коридор.

— Аврор Малфой! — неожиданно для себя крикнула Мариса. — Если вам что-нибудь будет нужно, всегда можете ко мне обратиться.

— Спасибо, профессор, — на лице Драко появилась высокомерная ухмылка.

Мариса перевела дух.

Несколько минут она смотрела в одну точку, без конца ловя себя на мысли, что ей хочется подружиться с братом. Она росла в большой семье и испытывала особую нежность к своим младшим сестрам. Несмотря на то, что Драко был абсолютным злом, Мариса чувствовала, что у них есть что-то общее, родственное, что связывает только их.

Мариса неспешно прошлась по коридору, свернула, подумала о том, что неплохо было бы взять что-нибудь закусить и огляделась в поисках лестницы.

— Ага, — сказала она, увидев, наконец, ступеньки. Лестницы в Хогвартсе постоянно меняли свое расположение.

— Тревор…Тревор...

Это был Невилл Долгопупс, склонившийся над своей жабой. Судя по тому, как беспомощно жаба вытянула лапы, она сдохла.

— Аврор Долгопупс! — негромко окликнула Невилла Мариса. — Что произошло?

— Тревор…упал…с лестницы... — по лицу мальчика катились слезы. — Он умер!

— Действительно, сдохла, — пронеслось в голове у Марисы. — Я всегда считала, что Хогвартс небезопасное место.

Девушка посмотрела на Тревора. Он не дышал. Круглые жабьи глаза были закрыты.

Смерть всегда казалась Марисе устрашающе-прекрасной. Тот факт, что еще минуту назад беспечная жаба прыгнула на ступеньки, а лестница возьми да и передвинься в другое место… И вот уже Тревор лежит с закрытыми глазами и отбитыми жабьими почками.

— Аврор Долгопупс…Невилл, мне очень…жаль…— прошептала Мариса.

Но тут произошло невозможное: Тревор открыл один глаз, затем другой, затем подогнул лапы и втсал на них, часто дыша пупырчатым зеленым брюхом.

— Тревор! — радостно завопил Невилл. — Ты жив!

Однако Тревор повел себя странно. Открыв рот, он выпустил сноп зеленых искр, которые достигли деревянного лестничного поручня и опалили его.

— О нет! — глаза Марисы расширились от ужаса. — Только не это!

В мгновение ока она схватила жабу и одним взглядом швырнула о стену. Недвижимый, Тревор шлепнулся на пол

— Профессор Бустаманте! Вы убили Тревора! — в ужасе лепетал Невилл. — Убили! Во второй раз…

— Не убивала я его, дурья твоя башка! — огрызнулась Мариса. — Uitare!

Румынское заклятие забвение ударило точно в цель. Ошарашено мигая, Невилл смотрел на трупик жабы.

Мариса бросилась бежать. Она пробежала несколько коридоров, спустилась, потом снова поднялась наверх, прислонилась к холодной каменной стене и перевела дух.

— Как я это сделала? — спросила она сама себя. — Я же не могла этого сделать! Или Крам прав, и Грин-де-Вальд лгал?

Левая рука полыхнула огнем.

—Аква Экукто, — шепнула Мариса, давясь слезами и глядя на обугленную руку.

Она устало сползла по стене.

— Все бесполезно, — шептала она. — Все бесполезно. То, что я сделала в прошлом году, ничего не значит… Дар вернулся…Гребаное предопределение!

* * *

Гермиона пробежала несколько этажей, не останавливаясь. Она своими глазами видела, как под взглядом профессора Бумстаманте мертвая жаба Невилла поднялась и выбросила сноп зеленых искр. И еще она видела, как профессор с помощью телекинеза убила несчастное животное во второй раз.

Но то, что она увидела сейчас, не вызывало никаких сомнений. Левая рука профессора Бустаманте загорелась. Это могло означать только одно — новый учитель защиты от темных Искусств — никто иная, как Пожиратель Смерти. Пожиратель, у которого есть неизвестный опасный дар.

Гермиона вошла. Рон сидел, обложившись карточками с командами по квиддичу.

— Герм, глянь! — Он помахал карточкой. — Бустаманте и Вуд. Наш Вуд, помнишь его? Редкий снимок — кажется, спустя год после Чемпионата мира. И вот еще — Бустаманте получает звание лучшего вратаря Чемпионата Европы. Поверить не могу, что она у нас преподает! Она самый охрененный вратарь! Нет, не самый — Вустер, конечно, лучше, но ведь он намного старше!

Внутри Гермионы все клокотало.

— Да будет тебе известно, Рон, что твоя обожаемая Бустаманте — Пожиратель Смерти!

— Герм, если тебе досталось на паре, не стоит выдумывать всякие небылицы! — Рон сморщил длинный нос.

— Я своими глазами видела, как у нее загорелась Метка на левой руке!

— Да это не Метка, — пожал плечами Рон. — Все знают, что ее год назад шарахнуло румынским заклятием Вечного Пламени! Какой-то сумасшедший поклонник… Об этом все газеты писали. Теперь у нее иногда горит рука. По-моему, об этом каждому известно. Ее проверяли в Министерстве — у нее не было Метки.

— Так почему об этом не знаю я? — возмутилась Гермиона.

— Ну…Ты просто не разбираешься в квиддиче, — отозвался Рон. — И не читаешь спортивных газет.

Гермиона едва могла сдерживать гнев.

— Хорошо… А как ты объяснишь то, что она воскресила жабу Невилла, а потом снова убила ее? Я своими глазами видела.

Рон не смог сдержать смех.

— Воскресила?! Интересно, каким образом? Ты понимаешь, как тупо это звучит? И уж если она ее воскресила, зачем во второй раз убивать?!

— Рон…Это правда, — прошептала Гермиона. — нужно пойти к МакГонагалл.

—Ах, профессор, вам не кажется, что наша преподавательница Защиты от Темных Искусств слегка того? Она, представляете, воскресила мертвую жабу, а потом снова ее убила. Нет-нет, профессор, мы ничего не курим, — в уголках глаз Рона появились слезы.

Гермиона, вне себя от злости, с ненавистью посмотрела на того, чьей женой она должна была вскоре стать.

Уизли же, казалось, с удовольствием наблюдал, как она бесится. Он приподнялся на кровати, так, что все квиддичевые карточки посыпались на пол, и притянул девушку к себе.

— Герм, — простонал он, утыкаясь веснушчатым лицом ей в живот. — Не переживай. Во-первых, ты не хуже меня знаешь, что воскресить кого бы то ни было невозможно. Во-вторых, Тот-Кого-Нет…его действительно нет! И никакая Метка просто не сможет работать. Сходи к Гарри, посоветуйся с ним. Он тебе скажет, что всему есть разумное объяснение. В конце концов, даже если Бустаманте убила жабу — это не повод посадить ее в Азкабан.

Гемиона сдалась. Она запустила пальцы в рыжие патлы, поцеловала бледный, покрытый веснушками, лоб и с удовольствием наступила на двухмерное лицо Бустаманте, только что поймавшей очередной квоффл.

* * *

Авроры должны были присутствовать на лекциях младшекурсников — как сказала МакГонагалл, в целях обеспечения безопасности.

— Двое-трое на каждый предмет, — поясняла директор. Итак, маггловедение.

— Нет, уж, увольте, — прошептала Гермиона. — Смотреть, как эта истеричка издевается над детьми.

— Может, мисс Грейнджер? Вам так нравился этот предмет.

Тяжело вздохнув, Гермиона кивнула.

— Я тоже, — Рон поднял руку.

— Отлично, — профессор что-то отметила в свитке. И, я так полагаю, мистер…

— И я.

— Мистер Малфой? — МакГонагалл не смогла скрыть своего удивления. — Вы уверены, что вам не стоит взять, скажем, зелья?

— Нет, — еле слышно прошептал Драко. — Меня крайне интересует маггловедение.

— Как вам будет угодно, — пожала плечами МакГонагалл.

— Мистер Поттер, идите на Защиту от Темных Искусств. Этот предмет тоже преподает профессор Бустаманте, как вам известно. Вам в пару мисс Уизли. И, пожалуй…

— Профессор, — Малфой поднял глаза. — Я хочу пойти на Защиту у первокурсников.

Тут уже на Драко посмотрели все.

— Мистер Малфой, — МакГонагалл оторвалась от свитка. — Каждому достанется по нескольку предметов. Хватит на всех.

— Профессор, — повторил Драко. Его бледные щеки пылали болезненным румянцем. — Я очень хочу следить за безопасностью на Защите от Темных Искусств.

МакГонагалл, не сказав ни слова, поставила галочку в свитке, и как только остальные назначения были распределены, Драко вылетел из кабинета.

— Что это со стариной Драко? — спросил Рон, посмотрев в расписание. — Решил заняться изучением магглов?

— Скорее уж, изучением сисек нового преподавателя, — огрызнулась Гермиона.

— Герм, — Гарри посмотрел поверх круглых очков. — Что с тобой в последнее время?

— Она думает, что Бустаманте — Пожиратель Смерти. И что она воскресила жабу.

— Воскресила жабу?! — глаза Гарри стали такими же круглыми, как и его очки. — Это совершенно невозможно.

Гермионе пришлось пересказать свою версию событий.

— Глупости, Герм, — наконец сказал Гарри. — Про Метку версия Рона кажется мне более убедительной. А что касается жабы, ко мне только вчера подходила Грабли-Дерг.

— При чем тут она? — удивилась Гермиона.

— Она справлялась о здоровье Невилла, узнав, что Тревор умер.

— Как смерть жабы может угрожать чьему-либо здоровью?

— Как она объяснила, некоторые виды магических жаб выделяют серьезный яд, когда погибают. Они вроде как бьются в агонии, и хозяин думает, что жаба жива. На самом деле для нее уже все кончено, а человеку это может повредить. Как-то очень странно, — пожал плечами Гарри. — Но ведь Грабли-Дерг — специалист, ей лучше знать про всяких животных.

— Но ведь она наложила на Невилла заклятье забвения! — не унималась Гермиона.

— Вполне гуманно, тебе не кажется? — встал на защиту любимого вратаря Рон. — У Невилла бы инфаркт случился, увидь он, как его любимца убивают.

— То есть она еще и гуманист! — взорвалась Гермиона.

— Ну, она странная, — сказала Джинни. — Но не больше.

Гермиона схватилась руками за голову. Какое-то заклятье Вечного Пламени, жаба, выделяющая яд?! Они, что, не понимают, как это все утопично звучит?

— Не более утопично, чем то, что профессор воскресила жабу, потом снова убила ее и у нее зажглась Метка, — пришлось признать Гермионе.

Глубоко вздохнув, Гермиона поспешила за Роном на маггловедение.

* * *

У кабинета стояла огромная толпа.

— Не знала, что маггловедение так популярно среди первого курса. У нас на него почти никто не ходил, — обратилась Гермиона к Рону. Малфой, как тень, следовал за ними.

— Говорят, у второго курса такое творилось! — громким шепотом сказал какой-то когтевранец своему товарищу по факультету. Показали целиком футбольный матч!

— Что такое футбол? — живо поинтересовался его товарищ.

— Я не знаю. Но кто-то сказал, что это просто гомерически смешно!

— Да-да, это Басти Бустаманте из сборной Аргентины. Она была крута!

— Да ладно, Вустер в тысячу раз круче! Или этот австралиец, Бут!

Когда Гермионе надоело прислушиваться к разговорам, дверь кабинета наконец-то открылась и все вошли внутрь.

Профессор Бустаманте прислонилась к стенке. На столе, накрытый белой тряпкой, стоял неизвестный квадратный предмет.

Авроры заняли последний ряд.

— Друзья мои, — улыбнулась профессор. — Давайте проверим ваши знания!

По классу прокатился тяжелый вздох.

— Нет-нет, никаких оценок, — замахала руками Бустаманте. — Эй, ребят, кто из вас из семей волшебников, поднимите руки!

Примерно три четверти подняли руки.

— Полукровки считаются? — послышался голос с задней парты.

— Считаются те, кто почти никогда не общался с магглами.

В воздух поднялось еще несколько рук.

— Отлично! А теперь те, которые подняли руки, скажите, что вы знаете о магглах.

— Они не умеют пользоваться магией, — подала голос светловолосая девочка в мантии Грффиндора.

— Что еще?

— Они не носят мантии! То, что волшебник оденет только под мантию, они считают верхней одеждой! — сказал еще один гриффиндорец, вихрастый мальчишка.

— Так! — профессор Бустаманте улыбнулась. — Еще!

— Они летают на огромных железных штуковинах!

— У них очень скучные школы!

— И фотографии не двигаются!

— А газеты приносит почтальон!

— Достаточно, — профессор, кажется, была довольна. Так вот, пока мне не исполнилось девять и я не уехала в Дурмстранг, мы с мамой жили в мире магглов. Я знала о своем волшебном происхождении, так что постоянно чувствовала себя иностранкой в мире телевидения и электрических лампочек. Но те, кто жили в мире магглов долгое время, — скажите мне, разве все это не казалось вам совершенно нормальным?

— Абсолютно! — кивнула черноволосая девушка. — Мне, наоборот, непонятно, как можно жить без Интернета и летать на метлах! Это же… странно!

— Странно на машинах ездить, когда в каждом доме есть камин!

— Тихо-тихо, — профессор сделала успокаивающий жест рукой. — Я просто хочу показать, что то, что странно для одних, совершенно нормально для других. Вот и все!

Откройте учебники на седьмой странице. Читаем: « Магглы обычно встают рано, часов в восемь утра. Нормальный завтрак маггла — это бекон и яичница». Эй, ребят, кто из маггловских семей, неужели вы каждый день жрали на завтрак бекон с яйцами?

— Я ел!

— А я вообще никогда не завтракаю!

— А моя семья из Индии, мы едим блюда своей кухни!

— Вот видите, — кивнула профессор. — Сколько людей, столько и мнений. А некоторые псевдоученые гребут всех магглов под одну гребенку, будто какой-то вид магических существ! Это все неправда!

Все слушали, затаив дыхание.

Бустаманте подошла к столу и сняла с неизвестного предмета белое покрывало. Прокатился вздох восхищения.

— Это телевизор. Судя по моим наблюдением, именно от этого изобретения все волшебники приходят в полный восторг. Кто знает, для чего он?

— Это своего рода приемник для звуков и изображения. Он может выполнять познавательные функции и развлекательные, —мальчик-индус в мантии Гриффиндора начал загибать пальцы.

— Десять баллов Гриффиндору, именно! Как вы знаете, в Хогвартсе высокий уровень магии, так что вся электротехника тут не работает. Однако, — заговорщицки улыбнулась профессор — я слегка подзарядила его с помощью магии. — Так что попробуем что-нибудь поймать!

Когда телевизор издал шипящий звук, а на экране замелькали полосы, первые ряды в ужасе отпрянули. Профессор понажимала какие-то кнопки.

Наконец на экране что-то замелькало.

Появились какие-то парни с гитарами и барабанами в пиджаках и костюмах.

Here comes the sun, here comes the sun,

and I say it's all right

Little darling, it's been a long cold lonely winter

Little darling, it feels like years since it's been here

Here comes the sun, here comes the sun

and I say it's all right —

пел симпатичный носатый солист.

Девочки тут же сказали: «Ааах!»

— Кто знает, как они называются?

— The Beatles, — подала голос блондинка в мантии Пуффендуя.

— десять баллов вашему факультету! Вам нравится?

Пораженные не то «Битлз», не то телевизором, все закивали

— Прикольно! Никогда не слышал такой музыки!

— Это слушают магглы?

I say it's all right! — подпела профессор Бустаманте телевизору. — It's all right! Давайте, ребят, не стесняйтесь! Sun, sun, sun, here it comes...

— Sun, sun, sun, here it comes...

— Громче, это приказ! Иначе будете драить туалеты вместо домовых эльфов!

— Sun, sun, sun, here it comes!

К концу песни весь класс уже стоял на ушах. Кто-то пел, кто-то танцевал, кто-то подошел потрогать телевизор.

— И что, неужели кто-то скажет теперь, что у магглов нет никакой магии? — посмеивалась профессор, присев на краешек учительского стола.

Глава 12.

Империо

Гарри устало прислонился к прохладной каменной стене. Ему было плохо, очень плохо. Первый месяц в Хогвартсе прошел на удивление спокойно — ему нравилось ходить на маггловедение, где обычно все веселились и критиковали учебник. Что касается занятий по Защите, то Бустаманте уже всех вызвала на дуэль. Всех, кроме него. Пока победу смогла одержать только Джинни. Гарри недоумевал — почему все уже успели проявить свои навыки, а его профессор усиленно игнорировала.

Один раз он даже остался после занятий и спросил, что не так.

— Ты очень много пережил, аврор Поттер, — ответила Бустаманте холодно. — Все будет, когда будешь готов.

Но Гарри был готов, даже больше чем готов!

Что касается Защиты у младшекурсников, то там тоже было довольно неплохо. Иногда Бустаманте вела пару совместно со Слизнортом, и они по полчаса спорили, какой способ окклюменции лучше и как лучше нейтрализовать пикси.

Каждое занятие Бустаманте притаскивала какую-нибудь тварь и учила проникать ей в сознание, оглушать, связывать, выставлять блоки и использовать стандартные заклинания нестандартным образом. В общем, все было довольно серьезно, но никто не жаловался — все успевали оттянуться на маггловедение, куда теперь ходил почти весь курс, включая Слизерин.

Однако сегодня все вышло по-другому. Гарри почти задремал, слушая, как скрипят перьями первокуры, записывающие сто двадцать пять способов применения защитных чар.

Профессор Бустаманте неспешно ходила по коридору.

— Помните, что вам придется не только защищаться, но и нападать. Нападение — лучшая защита, как любят говорить некоторые магглы. Так вот, для того, чтобы напасть, вам нужно отбросить все предрассудки. Забудьте, что вы можете сделать кому-то больно, что промахнетесь, что пойдете против каких-нибудь своих принципов. Просто…бейте.

— А почему у авроров на каждой паре дуэли, а мы только пикси мозги вправляем? — послышался голос с первой парты. — Может, мы тоже хотим попробовать?

— Маленькие вы еще, — ответила профессор, поправляя на носу квадратные очки и убирая за ухо прядь черных волос. — Вы кроме «Вингардиум Левиосы» еще не знаете ничего!

— Ну так хоть покажите! — все тот же студент умоляюще поглядел на профессора. — Тут сидят целых три аврора, почему бы не показать, как может выглядеть драка?

— Что ж, — Бустаманте в задумчивости потерла руки. — Можно показать. Аврор…Поттер! Идите сюда.

Под восхищенные взгляды учеников Гарри подошел к учительскому столу.

— Чудненько! — профессор подняла палочку. — Как говорится, банально, да ладно: Экспеллиармус!

— Протего! Поверте статум!

— Рефлекто! Имп…

Отлетевший под действием «Поверте статум» Гарри ударился затылком о шкаф. В глазах помутилось.

Сквозь пятна, пляшущие перед глазами, он посмотрел на профессора. Она опустила палочку на полуслове — давала ему время прийти в себя.

Но только вокруг был не кабинет Защиты от Темных Искусств.

До боли знакомое место — сомнений быть не может, Нора.

— Поттер, не надо! — профессор Бустаманте, в черном плаще, с которого катятся капли дождя, с нацеленной на него палочкой. Под глазами огромные мешки. Уставшая, совершенно не красивая. И злая.

— Ты Пожиратель? — страх наполнял Гарри. Он в первый раз видел, как Черная Метка, повисшая в воздухе, загорелась самым настоящим огнем. Пожар в небе— странно даже для мира волшебников.

— Я не Пожиратель. Уже нет. Опусти палочку. Я на вашей стороне.

— Фред, о Господи, Фред! Фрееееееед! — послышался сдавленный крик Джинни.

Молли Уизли хлопнулась в обморок.

Гарри и Бустаманте сцепились не на жизнь, а на смерть. Вокруг царила самая настоящая суматоха, как будто наступил конец света.

— Вы сами меня вынудили. Империо! — почти поверженная, Бустаманте лежала на земле и истекала кровью.

Сопротивляйся, Гарри.

— Империо!

Гарри…Гарри…Фред…Почему они все здесь собрались?

— Империо!

Все тихо.

— Аврор Поттер! С вами все в порядке? — профессор участливо склонилась над Гарри. — Вы упали в обморок.

Гарри поднял глаза. Похоже, ему привиделся какой-то дикий кошмар. Он помнил его смутно, урывками. Вроде он боролся с профессором, и она сказала: Империо…

Класс застыл в молчании. Казалось, они не были испуганы, а, скорее, удивлены, что тот самый аврор Поттер хлопнулся в обморок от простенького «Поверте статум». Значит, никакого «Империо».

— Аврор Поттер, по-моему вы просто переутомились. Занятие окончено, все свободны.

Гарри вышел за дверь, прислонился к стене и перевел дух. А что, если Гермиона права, и новый преподаватель — Пожиратель Смерти?

* * *

— Профессор Бустаманте!

Мариса обернулась. Драко нагнал ее посреди коридора.

— Аврор Малфой! Что-то не так?

— Можете называть меня просто Драко, — по лицу Малфоя скользнула высокомерная ухмылка. Он явно чувствовал, что он нравится профессору. Во всяком случае, больше, чем грязнокровка Грейнджер и выскочка Поттер.

— Правила обязывают называть вас аврор Малфой, — профессор не смогла сдержать улыбки. — Но, пожалуй, просто Драко ничем не хуже.

— Всегда считал, что в Думстранге главное — происхождение и чистота крови. Тем не менее, шляпа отправила вас в Гриффиндор. И ваше маггловедение — просто какой-то гимн любви к магглам.

— Насчет Гриффиндора я и сама теряюсь в догадках. Однако насчет маггловедения вы не правы, Драко. Магглы — довольно занятные создания. Они копошатся в этом своем электрическом мирке и абсолютно не готовы воспринимать информацию извне. Все новое, будь то магический мир или переезд на соседнюю улицу, их сильно пугает. Не скажу, что я отношусь к ним с симпатией, но и ничего плохого в них тоже не вижу.

— Магглы засоряют волшебный мир, — ответил Малфой гневно.

— Как волшебник, я за чистоту крови, безусловно, — кивнула Мариса. — Но лишь потому, что не хочу, чтобы маги совсем исчезли. Если наша кровь будет постоянно разбавляться маггловской, мы вымрем в конечном итоге. Это естественный отбор.

Но мы с вами расходимся в одном вопросе — вы считаете магглорожденных магглами, а я все-таки волшебниками. Ведь если у них есть эти способности, то о каких магглах может идти речь?

Драко промолчал.

— Профессор, — сказал он наконец. — Я знаю, вы играли в квиддич. Не против, если мы попрактикуемся как-нибудь?

— У нас с вами разные амплуа, Драко. Вы ловец, а я все-таки голкипер. Тем не менее, охотно.

Драко поспешно попрощался и ушел.

Убедившись, что его никто не видит, он победно улыбнулся. Очень скоро она окажется у него в постели. Как просто.

Мариса схватилась руками за голову.

— У меня есть брат, — сказала она сама себе.

И тут она поняла, как она скучала по нему все эти долгие восемнадцать лет, что они не виделись.

Они сидели в темноте на какой-то лестнице, Мариса курила, Драко поджал под себя ноги. Здесь, где полутьма скрадывала очертания, Мариса могла беспрепятственно смотреть на светлые волосы, правильный, тонкий нос, голубые глаза, обрамленные белесыми ресницами, руки, теребившие серебряную пуговицу аврорской мантии. Они полдня играли в квиддич — если, конечно, полеты наперегонки, погони за бладжерами и висение на кольцах можно назвать квиддичем.

Мариса жалела, что у нее не получается прочитать его мысли: последнее у нее вообще выходило все реже и реже, в основном читалась всякая незначительная чушь. С магглами все обсстояло гораздо проще — как правило, их мысли были почти всегда как на ладони.

— Так расскажи о своей семье. Нечасто встретишь человека из Аргентины, — сказал Драко, глядя в пустоту.

— Меня воспитывала мама, она журналистка, была одной из сторонниц Джоан Ролинг, работала с ней долгое время, — неспешно произнесла Мариса. — Сейчас она замужем за русским дипломатом. У меня две младших сестры, обе — полукровки, учатся в Шармбатоне.

— А твой отец? Ты его не знала?

— Почему? Я его прекрасно знала. Он…чистокровный, сильный волшебник. Он не слишком-то любил мою мать, как я подозреваю. Соответственно, и меня тоже.

— Мне иногда хочется, чтобы мой отец вообще испарился, — фыркнул Драко.

— Верю.

Драко повернулся, и их глаза встретились. Его, холодные, бледно-голубые, и ее черные, тоже холодные, колючие.

— Бастинда — очень волшебное имя. Так звали бабушку моего отца.

— Моя мать называла меня Марисой.

— Мне больше нравится вариант «Бастинда», — фыркнул Драко.

Мариса поднялась, и длинная мантия колыхнулась.

— Знаешь, мне пора, Драко. Отлично поболтали. И полетали.

— Прощайте, профессор Бустаманте, — Малфой галантно поцеловал девушке руку.

— Спокойной ночи, — Мариса кивнула на прощание, и, повернув в свой коридор, еле слышно прошептала: «Брат…»

Ей всегда хотелось, чтобы у нее был брат: добрый, умный и сильный. И появился Драко: надменный, бравирующий чистотой своей крови, просто потому что бравировать больше нечем. Слишком сильно похожий на бледного светловолосого господина в наглухо застегнутой мантии, который с отвращением смотрел на девятилетнюю Марису, сжимающую в руках свой первый дедушкин «Чистометом» и страшно гордую из-за поступления в Дурмстранг. Похожий на Люциуса. Ее отца. Его отца.

— Что бы он ни сделал, он мой брат, — хлопнув дверью своей спальни, Мариса упала ничком на кровать.

Но тут она увидела ее. «Рыжая сука», как называла ее Мариса, не появлялась вот уже полгода. Они были не в ладах. Бустаманте подозревала, что это не столько из-за несходства характеров, сколько от трех «Империусов», направленных в ее сына.

Ее лицо и большую часть когда-то шикарных волос давно уже съели черви, конечности представляли собой грязно-белые кости в лоскутках сгнившего савана. Она неуклюже размахивала руками и открывала костяной рот.

Мариса от ужаса распахнула глаза. Она присела на кровати, на всякий случай схватившись за древко метлы. Крайне бесполезно, но это придало ей уверенности.

— Дочь Малфоя оживила жабу, — пустые глазницы уставились на Марису. — Дочь Малфоя сможет дать нам покой.

— Дочь Малфоя не сможет дать вам покой, — сердито ответила Мариса. — Дочь Малфоя не знает, как это делается. Дочь Малфоя, простите покорно, даже не знает, как у нее получилось оживить жабу, ибо никакого желания ее оживлять у дочери Малфоя не было. Я, знаете, больше кошек люблю.

— Шшшшшш, — зашипела покойница.

По лицу Марисы катились крупные капли пота.

— Послушайте, я не знаю…у меня не получается! — вскрикнула она. — Я пробовала, тысячи раз пробовала! Не выходит! А уж поверьте, мое желание избавиться от вас превышает все остальные! Грин-де-Вальд был прав! Раз сделав это, я навсегда лишилась гребаного дара!

— Так как же дочь Малфоя оживила жабу?

— Дочь Малфоя в душе не знает, как ей удалось это сделать! Дочь Малфоя уже об этом, кажется, сказала. Или на том свете отшибают мозги? — дрожа от страха, Мариса огрызалась, свято веря, что это уменьшает ужас у нее внутри.

Наконец она нашла в себе силы посмотреть в пустые глазницы.

И тут она увидела, что сквозь трупное гниение проступают черты молодой прекрасной женщины, такой свежей и юной, что захватывало дух. Показалось даже, что запахло сиренью

— Мариса, — прошептала они почти слышно. — Я больше не могу. Мы больше не можем…

Мариса схватилась за голову.

— Я не знаю, как! Я не знаю, как!

— Помоги моему сыну…Мариса, помоги моему сыну.

— Твой сын первым начал, — в отчаянном жесте Мариса воздела руки к небу. — Твой сын поднял ор, радостно сообщив тысяче человек, что то, что я сделала…в общем, сделала именно я! И нацелил на меня палочку! Так бы я ушла тихо и оставила бы их со своими проблемами.

— Тебя бы искали! И убили бы! И ты бы не смогла нам помочь.

Мариса сидела на кровати.

— А смысл моей жизни? Я и так не могу вам помочь. Рано или поздно я все равно умру — либо меня замучают видения, либо мой собственный отец совершит ритуальное убийство «грязнокровки, предавшей Темную сторону». И тогда я буду одной из вас, Лили. Ждать десять поколений в надежде отправиться на покой. Идиотская участь.

— Ты оживила жабу, — повторила женщина, и Марисе показалось, что по прозрачной щеке покатилась слеза. — Ты знаешь, как нам помочь.

Видение постепенно исчезало — вместо прекрасной рыжеволосой женщины перед Марисой снова оказались полусгнившие кости с обглоданным лицом и клочками савана на ребрах — то, что осталось от Лили Эванс.

— Пошла прочь! — Виктор появился внезапно. — Пошла прочь, я сказал!

— Виктор Крам? — покойница резко повернула череп. — Ты скоро умрешь.

На этих словах она исчезла.

— Вик! — Мариса обрадовалась.

—Я ведь и правда скоро умру, — ответил он вместо приветствия. — Я каждый день чувствую, как медленнее стучит мое сердце, как немеют ноги, как труднее дышать. Если раньше я почти все время находился в своем теле, то сейчас около часа, не больше. Я умираю.

По лицу Марисы катились слезы.

— Не умирай… У меня никого нет ближе, чем ты, Вик. Не умирай. Я не знаю, как у меня получилось воскресить гребаную жабу и не помочь тебе! Я…у меня не получается! Я не пойму почему! В пророчестве же ясно сказано, что я не смогу больше…Не смогу!

Крам задумался. Он по привычке сидел на подоконнике, свесив ноги вниз.

— Ты знаешь, что я хочу жить и поэтому до последнего не верю ни единому слову из пророчества этого старикашки. Но вдруг…вдруг это не ты воскресила жабу?

— А кто тогда, Вик? Что-то я не припомню, что дар может быть у нескольких человек.

— Сказано, что он проявляется через десять поколений. Не сказано, у скольких человек, — задумчиво произнес Вик.

— Ты серьезно? Ты в это веришь?!

— Я это допускаю.

— Добыть бы сейчас это пророчество Грин-де-Вальда! В Дурмстранге последний экземпляр был у директора, а в Хогвартсе такие книги вряд ли держат!

— Это уж точно.

* * *

Гермиона, заглянувшая в дверную щель, услышала только последние слова.

— Пророчество Грин-де-Вальда? Что за пророчество? — спросила она сама себя, не успев удивиться, что профессор Защиты от Темных Искусств разговаривает сама с собой.

Смерть Фреда Уизли

Мокрая была ночь, нехорошая. Мариса глаз не сомкнула. Все смотрела в окно старого отеля, осознавая, что завтра час икс. Дождь мочил грязно-белый тюль. В воздухе пахло смертью. Мариса чувствовала смерть , ее запах — не темноты, не боли, а умиротворения и страха. Тогда, в ночь накануне похорон, она вспоминала.

Он был неплохим загонщиком, можно даже сказать, превосходным. В первый раз она увидела, как он летает — когда же это было? Чемпионат -2006. Она, член сборной Аргентины, в своей новенькой бело-голубой мантии, подаренной спонсорами, уже достаточно известная для того, чтобы подписывать болельщикам квоффлы, стояла и смотрела, как несколько парней играют на любительском поле. У него был брат-близнец, она так и не запомнила тогда, как его зовут — Джордж, кажется? Да какая разница. Потому что тот, другой, в драной мантии, с битой наперевес, одними ногами держащийся за хлипенькую метлу…Фред, Фред Уизли. Обычно магглы так описывают любовь в дешевых сериалах и книгах для девочек — ну вроде когда ты, такая неприметная, смотришь на самого красивого парня школы, а он, как в замедленной съемке, бросает на тебя голодный взгляд. Но Мариса была лучшим молодым вратарем по мнению Федерации квиддича, каждый день совы приносили ей письма с признаниями, иногда довольно пошлого содержания, а самый популярный женский журнал Латинской Америки “La Brujeria” уже два раза помещал ее на своей обложке. В общем, у нее совершенно не было повода стоять и смотреть, будто зачарованная, на темно-рыжие, мокрые от пота волосы, на гордо поднятый подбородок, руки, держащие биту и длинные ноги в немодных коричневых ботинках. Да, никакого повода смотреть на Фреда Уизли, который, как обычно бывает, в тот момент был увлечен только бладжерами.

— Go-Go Fred! Beat it! — кричал длинновязый, рыжий, сам похожий на ту метлу, на которой сидел.

— Фред, — задумчиво произнесла Мариса. — Красивого имя, английское. Типично английское лицо, типично английское имя.

— Бустаманте! Где тебя носит! Какого черта ты стоишь тут без дела? Быстро на тренировочное поле, а то руки поотрываю и будешь квоффлы пятой точкой ловить! И смотри что будет, если хоть один пропустишь! — их тренер, сеньор Альфонсо, никогда не стеснялся в выражениях.

Мариса устало поплелась тренироваться.

— Да что на тебя находит иногда? — тренер Альфонсо по-дружески положил руку на плечо Марисы. — Что там было интересного?

— Не знаю…Загонщик. Летает хорошо.

Их знакомство так и не состоялось, Фред вскоре забылся. Хотя иногда и снился Марисе, засыпавшей над учебниками по Темным искусствам. Это были очень редкие, но самые сладкие сны. Три года спустя в день Последней Битвы по Дурмстрангу ходили слухи, сколько умерло.

— И, как говорят, Уизли, — шепнул Марисе знакомый.

— Который? — спросила она, заранее понимая, что тот самый.

— Фред. Его близнецу оторвало ухо, а Фред…в общем, с концами. Говорят, очень веселый парень был.

На следующий день она улетела в Англию — благо, метла всегда была рядом, — по пути недоумевая, как можно скорбеть по тому, кого видела всего лишь однажды? И, уже сидя на полу дешевого английского отеля, ревела в три ручья, не понимая, что с ней происходит и почему она приехала на похороны того, кого даже не знает?

— Не умирай! — шептала она. — Господи, пожалуйста, не дай ему умереть!

Но он умер. Тот самый загонщик с темно-рыжими волосами, на которого хотелось смотреть, не отрываясь, умер.

И на следующий день, когда метка на ее руке разгорелась еще сильнее, когда внутреннее предназначение толкало ее сделать то, что она должна была, она накинула капюшон и пришла в «Нору», готовая принять проклятье. Пришла, чтобы душа Фреда Уизли обрела покой, чтобы ее не тронули темные силы.

Кто же знал, что в момент, когда метка повиснет в воздухе, а Мариса сцепится с Гарри Поттером, Фред, отплевываясь и задыхаясь, резко сядет в своем гробу, недоуменно оглядываясь на венки с его именем и траурные ленты? Кто же знал…

* * *

Пойти в Хогсмид профессора Бустаманте заставила нужда — в который раз кончились сигареты. Раньше никотиновую отраву всегда можно было стрельнуть у Грабли-Дерг, но после того, как Мариса применила легилименцию на декане Гриффиндора, ходить к ней она не хотела. Легилиментом Мариса, как считала она сама, была довольно посредственным — она легко читала только маггловские мысли. Однако с деканом Грффиндора, мирно курящей трубку в своем профессорском кресле, вышло вполне недурно — Мариса легко залезла в ее сознание и вежливо внушила ей мысль про то, что некоторые жабы, умирая, выделяют смертельно-опасный яд. Дальше все пошло как по маслу: проснувшись, профессор пошла вести урок, постоянно думая о жабах и, узнав, что Тревор сдох, сразу же справилась о здоровье его хозяина.

— Жабы…жабы, — думала Грабли-Дерг, спеша в свой кабинет. — Где же я могла это вычитать? Кажется, в «Магических ядах» или в пятом издании «Волшебных рептилий». Надо бы написать по ним научную работу — прекрасно выйдет.

Такова была причина того, что источник сигарет оказался для профессора Бустаманте закрыт.

Она шла по волшебной деревушке, мысленно прикидывая, где можно купить или стрельнуть никотиновой гадости. Хорошие, маггловские наверняка продавались из-под полы, а у волшебного табака было довольно противное послевкусие, да и возиться с самокрутками Мариса не особо любила.

Поиски успехом не увенчались — казалось, в этой веселом и залитом солнцем месте просто не может быть людей с дурными привычками. Наконец она заметила высокого парня, стоящего спиной. Было видно, что в руке он держал сигарету.

Мариса, не раздумывая ни секунды, подошла к незнакомцу.

— Простите, у вас не будет…— она осеклась.

Он обернулся. Под глазами — синяки, взгляд какой-то потухший. Сквозь прямые темно-рыжие волосы пробивается пара прядей седых волос. И даже через эти волосы, спускающиеся чуть ниже подбородка, видно, что у парня нет уха.

— Меня зовут Джордж, — по лицу скользнула озорная улыбка. — Сигарету?

Мариса неловко подкурила.

— Постоянно куришь. Нимбус, который всегда с тобой. Кудрявые непослушные волосы, этот забавный акцент, — Джордж с головы до ног оглядел девушку. — Мариса, кажется? Фред рассказывал.

Мариса с шумом затянулась.

— А я и не верил, сборная Аргентины. Десятый номер? Сто процентов десятый.

— Десятый.

— Ты его здорово, кстати, обидела, — хмыкнул Джордж. — Он даже отказывается ездить в Хогсмид.

— Я не хотела.

Джордж отбросил со лба седую прядь. Мариса поежилась. Она помнила Джорджа с Чемпионата мира — почти Фред. Веселый, смешливый, забавный.

— Джордж, — сказала она, затягиваясь. — Что с тобой случилось?

— А что могло случиться, свет очей моих? Прекрасный выходной, мама сегодня сготовит на ужин кизляков с чудесной хрустящей корочкой, я только что продал огромную партию рвотных пастилок. Что может случиться? Разве только тот факт, что ты ушла из сборной Аргентины, меня ужасно расстраивает. Почему ты ушла из сборной, скажи? Ты же была ее секс-символом. Ты и метла. Женщина, держащая что-нибудь продолговатое, — это всегда сексуально. А если женщина еще неплохо с этим продолговатым управляется — сразу наводит на определенные мысли, знаешь ли, — Джордж хохотнул.

— Брось, Уизли. Не смешно. Что с тобой случилось после…Битвы?

— Только познакомились, а ты уже переходишь на всякие личности. После Битвы я лишился уха, кажется, об этом написали не только журналисты «Пророка», но и Джоан Ролинг? Так зачем спрашивать, если и так все видно?

Марисе стало страшно неудобно.

— Прости…Слушай, я не хотела. Не злись. Пожалуйста.

— Не злюсь, — лицо Джорджа расплылось в добродушной улыбке. — Теперь нас со стариной Фредди хотя бы можно различить!

— Опять не смешно, — Мариса покачала головой.

В этот момент из ближайшего магазина вышел Рон, держа пакет с покупками.

— Профессор Бустаманте, — Рон вежливо кивнул. — Вы уже познакомились с Джорджем?

— Здравствуйте, аврор Уизли, я успела просить у вашего брата сигарету.

Джордж указал на магазинчик, из которого только что вышел Рон.

— Кстати, здесь продается маггловский «Кэмэл», если хочешь. Спроси Фрэнка, он продаст, сколько нужно.

Мариса благодарно кивнула и, распрощавшись, толкнула деревянную дверь. Братья остались на улице.

Полчаса спустя, купив несколько блоков, Мариса довольная шла по направлению к Хогвартсу.

— Профессор Бустаманте!

Мариса подняла глаза. Перед ней стоял Рон.

— Аврор Уизли! Что-то случилось?

— Просто…Джордж он вас не напугал?

— Если только своим неуместным юмором.

Рон замялся.

— Ему просто досталось после Битвы, — наконец сказал он. — Мало того, что у него теперь нет уха, так его еще долгое время мучили кошмары. Он несколько месяцев провалялся в Мунго. Только сейчас отходит.

— А что за кошмары?

— Ему казалось, что Фред умер. Он думал, что в тот момент, когда он лишился уха, Фреда не стало. Ему снилось, как брат умирает. А когда вышла книга Ролинг, он чуть с ума не сошел. Ну, вы знаете эту историю, ей же пришлось «убить» Фреда, он чуть не попался магглам. Чертова книга, как хорошо, что она под запретом сейчас! А Джордж прочитал и закричал: «Так все и было, так все и было!» В общем, он…мы…ему пришлось лечь в больницу. Так что если он вам что-то не то сказал, не берите в голову. Он…слегка того.

— Благодарю, аврор Уизли, — сказала Мариса.

Она поспешила к замку, пряча под мантию вожделенные сигареты и думая, что Джордж прав. Фредерик Уизли успел умереть во время Последней Битвы.

А Мариса Бустаманте не собиралась ложиться в больницу святого Мунго, чтобы избавиться от кошмаров о его смерти.

Мариса чистила метлу, сидя в углу комнаты. Окно было открыто, легкий ветерок щекотал девушке лицо. Внезапно все стихло.

В середине комнаты появился седовласый. Пожалуй, волосы — единственное, что от него осталось — все остальное съели трупные черви.

— Дамби, старый пидарас! — Мариса улыбнулась. — Как Чистилище? Жаль, ты не можешь занять очередь.

— Мариса Бастинда Бустаманте, девушка из прекрасного Буэнос-Айреса, когда вы перестанете мне грубить? — прошептал седовласый чуть слышно.

— Так я чувствую, что мне не страшно, — ответила Мариса, поежившись. — Зрелище то еще, я тебе скажу. Кстати, из всех наших общих знакомых ты пока единственный, кто хоть как-то сохраняет свое человеческое «я». Поэтому я стараюсь представлять, что трупные черви не отъели тебе полбашки и ты вполне себе живой. А с живыми я обычно не слишком вежлива.

— Мариса Бастинда, что я могу? Всего лишь напомнить тебе пророчество.

— Я эти несколько абзацев почти полгода пыталась перевести с гребаного старо-румынского! Этот язык непрошибаемый, как Мерлиновы яйца. Я сраное пророчество уже наизусть выучила и поняла, что спасти вас нет никакой возможности. Только одна жизнь. Единственная. Жизнь Фреда.

— Мариса, — старец воздел полусгнившую руку к потолку. — Против любого заклинания есть контр-заклинание, против любого яда — противоядие, против любого пророчества — способ его обойти.

Старик медленно растаял в воздухе.

Метка Марисы слабо вспыхнула, она тут же произнесла заклинание.

— Тьфу, Дамби. Он при жизни был чокнутый. Смерть этого ни капли не изменила.

Мариса устало походила по комнате. Внезапно в окно влетела большая коричневая сова и бросила на пол сверток. Мариса заметила криво наклеенную маггловскую марку с лицом футболиста Диего Марадоны. Только ее мать, будучи чистокровной волшебницей, могла свято верить, что письмо не дойдет, если не наклеить марку нужной стоимости.

Мариса разорвала плотную бумагу.

«Дорогая! — гласило послание, написанное витиеватым почерком. — Мы с Толей сейчас в Буэнос-Айресе. Он вот уже три дня пьет водку — я все-таки призналась ему, что ведьма. Хорошо, что отпуск — иначе российское правительство его бы уволило. Твои сестры в Шармбатоне, Инна стала охотником команды по квиддичу своего факультета. Надеюсь, ты в порядке и носишь теплую мантию — по телевизору сказали, что у вас в Британии холодно. Прости, знаю, ты никогда не доверяла маггловским сводкам. Целую тебя, дорогая. В посылке — последнее волшебное издание «Гарри Поттера и Даров Смерти». Увы, аргентинское министерство все-таки объявило запрет на книгу. Хоть ты никогда не верила, что эти книги могут подарить мир двум культурам, тебе нравилось их читать. Пусть последний экземпляр будет у тебя. Мама».

—Маааааааааама, — протянула Мариса с улыбкой. — Такова уж ее мать, вечно одержимая утопичными идеями и попытками найти гармонию в мире волшебников и магглов.

Она взяла в руки тяжелый черный том.

«Гарри Поттер и Дары Смерти. Книга, призванная помирить волшебников и магглов. Джоан К. Ролинг, кавалер Ордена Мерлина 2 степени, кандидат наук по маггловедению, специалист по древним языкам, обладатель премии «Волшебное перо». Издано в Буэнос-Айресе с разрешения Министерства Магии Аргентины и Международной Конфедерации Магов. Издатель — Луиса Бустаманте»

— Так-так, запрещенная литература! — хмыкнула Мариса.

Как в далеком, почти забытом детстве, она зажгла свечу, залезла с ногами в кресло и открыла первую страницу:

«Los dos hombres aparecieron de la nada, a unas yardas de distancia en un sendero angosto e iluminado por la luna. Por un segundo se quedaron quietos, apuntándose con las varitas el uno al pecho del otro: luego, habiéndose reconocido, las guardaron bajo sus capas y se pusieron a caminar, lado a lado, en la misma dirección…»

* * *

Гермиона Грейнджер в тот момент тоже сжимала в руке книгу, присланную по почте. Письмо пришло из Министерства Магии, и в нем говорилось, что мисс Гермиона Грейнджер, являясь аврором Министерства , имеет полное право пользоваться министерскими архивами и библиотекой. В связи с этим ей, пишущей научную работу по Темным Искусствам двадцатого века, высланы все материалы касающиеся волшебника Грин-де-Вальда и его деятельности на территории магического мира.

Все материалы — это пять толстых фолиантов, включающие в себя полную родословную, участие в маггловских войнах и поражение от Альбуса Дамблдора. Однако Гермиону привлекла не эта книжка, а небольшая, тоненькая, на старорумынском. Ее также завернули в посылку, видимо, никто не взялся перевести непонятный текст. Нутром Гермиона почувствовала, что это именно оно — на форзаце красовались треугольник, который разрезала напополам медиана и вписанный в него круг — символ Даров Смерти.

Гермиона открыла первую страницу. Там было две записи черными чернилами — обе на английском.

«Это слова Геллерта Грин-де-Вальда, написанные им Ради Всеобщего Блага.

Был Дар, Дар побеждать смерть, каменный и беспомощный. И каждый мог взять его и победить смерть, и призвать мертвых, и стать правителем Темных сил. Но убоялся Темный Волшебник, что дар сгинет, и сказал, что будет этот Дар не только мертвым, а вселится в живое и будет у чистокровного, самого темного и опасного. И когда Темные силы покинут тело, пробьет час икс, встанет чистокровный и победит Смерть и воскресит Темного. Но если умрет живое, умрет и мертвое, и наоборот. И если умрет мертвое, то умрет Темное.

И это есть Дар, опасный Дар, дающийся чрез десять поколений, Дар возвращать к жизни мертвых и даровать им часть души своей и править ими, и повелевать. Но раз чистокровный отвернется от темной миссии и вернет живого, порог не преступившего, или отберет душу у темных сил, навеки Дар потеряет и проклят будет Темным Лордом и каждым другом его, и приспешником. И чистая кровь виновного станет хуже крови самого последнего грязнокровки…

— Ничего не пойму, — Гермиона покачала головой. Она перевернула страницы — все остальное — сплошной румынский. Во всяком случае, она подозревала, что это был именно он. — Мертвое, живое, живое, мертвое. В чем смысл? Тут явно только Гарри поможет.

* * *

Сонная, Мариса захлопнула книгу, задула свечу и уставилась в пустоту. Джоан Ролинг, выпускница Гриффиндора, одержимая про-маггловскими настроениями, тоже обладала темным даром — особой формой легилименции, позволяющей не только беспрепятственно проникать в чужое сознание, но и видеть события на расстоянии — чьими угодно глазами. Тот факт, что этот тяжелый дар был направлен на доброе дело — поддержание маггло-магического равновесия, долго давал Марисе надежду на то, что все можно изменить и любое зло — обернуть во благо. Однако все провалилось — в волшебном мире книги признали причиной того, что магглы чуть не обнаружили волшебников, и запретили. В маггловском — люди, в основном подростки, срывались с крыш на швабрах и вениках, выпивали «волшебные зелья» из уксуса и краски для волос, безнадежно влюблялись в придуманных героев, мечтали, осознавая, что их мечтам никогда не суждено сбыться. Попытки обернуть зло во благо ни к чему не привели — и это в случае, где никого не атаковали мертвецы и видения чужих похорон.

— Ну что ж, «Дары Смерти», пора вам в камин. Сохранила бы для потомков, только потомков у меня нет, — Мариса посмотрела на книгу. — Вот так, Бузинная Палочка, Мантия-невидимка и Воскрешающий камень — кому вы теперь нужны?

— Стоп, — сказала Мариса сама себе. — Строчки из пророчества, которые она всегда считала метафорой, говорящей о предназначении ее дара, сами собой зазвучали в ее голове:

«…Был Дар, Дар побеждать смерть, каменный и беспомощный. И каждый мог взять его и победить смерть, и призвать мертвых, и стать правителем Темных сил. Но убоялся Темный Волшебник, что дар сгинет, и сказал, что будет этот Дар не только мертвым, а вселится в живое и будет у чистокровного, самого темного и опасного…»

— Дар побеждать смерть. Каменный и беспомощный. Воскрешающий камень, — Мариса медленно подняла голову. В ее глазах, светящихся безумием, плясали отблески каминного пламени.

— Вик! — Мариса постучала кулаком по стене. — Ви-и-и-и-ик!

— Ну вот, — она в сердцах пнула ногой кресло. — Когда он нужен, то его нет.

Виктор Крам, бледнее обычного, материализовался на подоконнике.

— Эй, — сказал он, приложив кулак в груди для приветствия, — неужели ты думаешь, что если хорошенько подолбить в стену, откроется вход в мир мертвых?

— Ты еще не в мире мертвых, друг мой, — Мариса улыбнулась. — И я, кажется, нашла выход, чтобы ты подольше туда не совался.

Крам оживился. Он спрыгнул с подоконника и стал нарезать круги по комнате.

— Какой? — наконец произнес он.

— Воскрешающий камень, один из Даров Смерти.

— Нет, Басти, он ничем не может помочь. Камень не помогает вернуть человека из мира мертвых. Многие пробовали, Дамблдор пробовал. Люди, которые возвращаются, они…не возвращаются насовсем. Они не зомби и не призраки, просто находятся в этом… промежуточном состоянии!

— Как ты, Вик. Как Дамблдор, родители Гарри, Седрик Диггори и многие другие, убитые Лордом или его приспешниками. Что ты знаешь о моем даре, Вик?

— Ты умеешь воскрешать мертвых. Умела во всяком случае. Ты — чистокровная, выбранная пророчеством Грин-де-Вальда. Но один раз ты сделала кое-что…знаю, ты не любишь, когда я об этом говорю вслух, но ты воскресила Фреда Уизли. И теперь ты проклята. Ты стала видеть тех, кто не обрел покой. Но ты не можешь им помочь, потому что уже один раз преступила черту. Предать можно единожды.

— Допустим, — Мариса кивнула. — Следующий вопрос: откуда у меня этот дар?

— Про твой дар написано в пророчестве Грин-де-Вальда. Он предсказал, что раз в десять поколений в чистокровной семье родится обладатель дара. И он будет воскрешать мертвых и служить Ты-Знаешь-Кому— пожал плечами Крам.

— Да, Вик, и это я. А как ты относишься к фразе из пророчества: «И когда Темные силы покинут тело, пробьет час икс, встанет чистокровный и победит Смерть и воскресит Темного. Но если умрет живое, умрет и мертвое, и наоборот. И если умрет мертвое, то умрет Темное».

— Ну, это означает, что когда Ты-Знаешь-Кто умрет, ты должна будешь его воскресить, вобрав в себя часть его души. Но если ты умрешь, умрет и он. А если умрет он, то и ты…

— Но я жива, Вик.

— Батси, перестань. Мы всегда понимали это, как то, что Темный Лорд не умер до конца. Души подпитывают его. Мы подпитываем его. Поэтому ты жива. Он жив. Живое-мертвое.

— Я тоже так думала. До вчерашнего вечера. Вчера я прочитала «Дары Смерти» Ролинг. Все мои способности…они очень похожи на способности Воскрешающего камня. И у Грин-де-Вальда есть слово «каменный». Каменный дар, дар Воскрешающего камня. И тогда получается кое-что другое. Смотри. «…Был Дар, Дар побеждать смерть, каменный и беспомощный. И каждый мог взять его и победить смерть, и призвать мертвых, и стать правителем Темных сил». Был Воскрешающий Камень, и им мог воспользоваться каждый, кто его найдет.

«Но убоялся Темный Волшебник, что дар сгинет, и сказал, что будет этот Дар не только мертвым, а вселится в живое и будет у чистокровного, самого темного и опасного…». Но Лорд побоялся, что камень пропадет, и сказал, что часть дара будет у чистокровного. У меня, Вик! Все просто! Часть дара Воскрешающего камня — у меня.

— Верится с трудом, — Вик почесал затылок. — И где сейчас Камень?

— Ролинг пишет, что Поттер оставил его в Запретном лесу.

— Ролинг — не слишком надежный источник. Она в конце многое выдумала, а что именно — никто не знает.

— Так другого у нас нет.

— Ну так что, ты применишь легилименцию к Поттеру?

— Ага, и сразу попаду под кучу подозрений. Поттер — очень сильный окклюментик, он меня мигом вычислит. Я достаточно посредственно это делаю.

— Да ладно тебе! — Крам рассмеялся. — Если тебе на выпускном по легилименции поставили не «отлично», а «отлично с минусом», это еще не значит, что ты плохой легилиментик. К тому же, ты уже это делала. Год назад.

— После Империуса не так уж сложно сопротивляться легилименции, знаешь ли, — Мариса недобро усмехнулась. — Я просто пойду в гребаный лес искать гребаный камень. Я его найду и уничтожу. И ты снова будешь ловцом сборной Болгарии.

— А Дар Смерти вообще возможно уничтожить? Думаю, что нет.

— Я не знаю, Вик. Грин-де-Вальд пишет, что можно. А он-то знал толк в Дарах Смерти.

— Где он это пишет?

— «Но если умрет живое, умрет и мертвое, и наоборот. И если умрет мертвое, то умрет Темное». Мертвое — это камень. Темное — Лорд.

— А живое? — Крам схватился за голову. — Мариса, живое — это ты. И если ты уничтожишь камень, ты… умрешь

— Видимо, Смерть не прощает тех, кто собирается уничтожить ее Дары. Мне придется умереть.

Ловец сборной Болгарии серьезный и бледный Виктор Крам прислонился к стене, закрыв лицо рукой.

— Слушай, — прохрипел он наконец. — Я не хочу…чтобы ты умирала! Это глупо звучит, но я очень не хочу, чтобы ты умирала. Я не смогу без тебя. Ты мой лучший друг, самый лучший, который только может быть.

— Вик, я просто единственный человек, кто может тебя видеть.

— Не говори так! — лицо Крама приняло скорбное выражение. — Мы с тобой дружим целый год.

— Угу, а до этого мы целых двенадцать лет не общались в Дурмстранге, учась на одном курсе и играя в одной команде.

— Басти, перестань! Хватит, я уже тебя знаю. Ты просто…я…черт, я никогда не умел говорить красиво! Но просто… я не хочу, чтобы ты умирала. Я лучше сам умру.

— Дело в том, Вик, — грустно подытожила Мариса, — если не умру я, ты тоже не сможешь, навеки зависнув между мирами.

Она кивнула и открыла дверь.

— Куда ты? — Крам посмотрел вопросительно.

— В чертов лес, Вик. Искать камень. И ты идешь со мной, кстати.

* * *

— И тебе не страшно?

Они стояли у Хижины.

— Чертовски страшно. Но я успокаиваю себя тем, что увидев что-то страшное, я просто сяду на метлу и взлечу. Сверху леса нет.

— Логично, если учесть, что ты идешь в Запретный Лес с человеком, лежащим в коме, чтобы найти Дар Смерти, — Крам хмыкнул. — Ну что, идем?

Они вошли в чащу.

— Темно, как у Мерлина в жопе! — Мариса поморщилась. — Фу, Вик, что это?!

— Это пикси. Мертвый.

— Мерзкое зрелище. Угораздило его подохнуть прямо на моем пути.

— Просто пойдем.

Они заходили все глубже и глубже. Лес был наполнен звуками и шорохами, и Мариса невольно вздрагивала от мысли, что, по сути, она здесь совершенно одна.

Вик и Мариса вышли на небольшую поляну. Стволы деревьев обволакивал густой туман. Мариса почувствовала, как в ее груди что-то шевельнулось. Говорят, все маги в той или иной степени обладают хорошей интуицией. Похоже, это был именно тот случай.

— Вик, — шепнула она. — Это здесь. Он точно здесь, я знаю. Сто процентов.

— Уверена?

— Почти. Не знаю. Странное чувство. Будто мы связаны с этим камнем. Он здесь, — Мариса, по пояс в молочном тумане, медленно приблизилась к поляне.

В середине поляны, поросший мхом, стоял большой валун. Туман как будто обходил его, не трогая, и Мариса протянула руку. Сейчас ее пальцы возьмут Воскрешающий камень. Сейчас.

Пусто.

Недоумевая, Мариса еще раз посмотрела на валун. Все ее рецепторы, каждая клетка ее тела говорила — это здесь. Как будто какая-то ее часть звала ее, звала и не могла дозваться.

— Его тут нет, — Мариса в изнеможении опустила руки. — Нет…Вот черт!!!!!

Красные, налитые кровью глаза смотрели на нее из темноты. Мариса никогда раньше не испытывала подобного страха. Как туман, он окутал ее ноги, пощекотал спину и сдавил горло железной хваткой. Будто бы она увидела саму эссенцию Зла.

— Вик, — пискнула Мариса, пытаясь собраться. — Вик!

— Взлетай! — Крам кричал. — Взлетай!

Секунду Мариса смотрела в страшные глаза. Потом, не помня себя, она бросилась бежать, на ходу вскакивая на метлу.

* * *

Они встретились с Виком у выхода из леса.

Мариса села на мокрую траву.

— Это было ужасно! Я как будто увидела Зло как оно есть. Дьявола, демона, ужас…Не знаю.

— Я ничего не заметил. Увидев, что ты благополучно взлетела, я просто вернулся в свое тело. Ты как в ступор впала.

— Знаю. Самой от себя противно. Камня там нет. Но он должен быть там!

— Откуда мы знаем, Басти, — Крам задумчиво посмотрел в лесную чащу. — Откуда мы знаем, что он вообще когда-то был, что за твари водятся в этом лесу и вообще — имеет ли твой дар отношение к Камню. Мы этого даже не знаем.

— Твоя правда, Вик, твоя правда. —Фу, смотри, это снова дохлый пикси. Мне кажется, или он валялся в другом месте?

Мариса посмотрела на пикси. Труп уже начал источать характерный смрадный запах.

— Пикси — тупые создания. Дохнут они тоже как-нибудь тупо обычно, — размышляя, произнесла Мариса.

Внезапно пикси встал. Он шумно вдохнул воздух синими ноздрями и посмотрел на Марису пустыми глазницами.

— Вот хрень! — шокировано выругалась девушка.

Пикси открыл зубастый рот и выплюнул сноп зеленых искр.

Сектумсемпра

Марису отбросило назад, она врезалась в шкаф, и на пол посыпались книги. Сверху на нее упала стопка толстых учебников. Девушка вскрикнула. Драко Малфой занес палочку для нового заклинания. Хотя, казалось, она не нужна была вовсе — только слова слетали с уст Драко, как Мариса ощущала действие этих слов на своей шкуре. Она не успевала даже поднять палочку для обороны.

— Драко, хватит! — Джинни попыталась вмешаться

— Сектумсемпра! — закричал Малфой, и все тело Джинни в миг покрылось кровоточащими ранами.

— О Господи, Джин! — Рон бросился к сестре.

— Петрификус Тоталус!

Драко скрутил паралич. Профессор Бустаманте, вся в ссадинах и кровоподтеках, поднялась со своего места.

— Что вы делаете, Малфой? — Мариса была зла.

— Как вы учили, профессор. Быстрота реакции, — когда заклинание было снято, Драко усмехнулся.

— Я не учила применять заклинания из списка запрещенных для использования в обычной жизни.

— Цитирую, профессор: «Согласно Кодексу Аврората, аврор в случае крайней необходимости может применять запрещенные заклинания»

— Учебная дуэль — крайняя необходимость? Крайняя необходимость, аврор Малфой?! И, что, разве крайней необходимостью было чуть не убить Джинни Уизли?! Она сейчас в лазарете по вашей вине. Я согласна, вы имели полное право нападать на меня любым способом. Но ваша подруга…как вы могли так поступить с ней? Это же смертельное заклинание.

— Джинни Уизли мне не подруга, — равнодушно заявил Малфой. — Ну, как, вы поставите мне высшие баллы в зачет?

— Поставлю, аврор Малфой. Все действительно было на высшем уровне: применение заклинаний, быстрота реакции, скорость, блоки, стратегия. Но имейте в виду: хорошим аврором вам все равно не стать. Вы не умеете дружить. И не отделяете врагов от друзей. У хорошего командира всегда сильная армия. Вы командир, Малфой. Но армии у вас нет.

Все свободны!

— Как Джинни? — шепотом спросила Гермиона., выходя из кабинета.

— Опасность миновала, — Рон только что вернулся из больничного крыла. — Малфой! Я его убью!

— Он уже у МакГонагалл. Я думаю, его могут выгнать.

— С ним что-то странное. Бустаманте победить не так-то просто, а он ее сегодня чуть не убил, — Гарри только что подошел. — Еще чуть-чуть, и она бы тоже была в больничном крыле.

— Я бы с радостью ее там навестила, — хмыкнула Гермиона.

— Герм, перестань, — уверенно сказал Гарри. — На ее уроках мы занимаемся самообороной. Это очень нужно. Она, конечно, странноватая, но не больше.

— Да она прикольная! — Рон улыбнулся. — Классно играет в квиддич.

— Тебе бы только квиддич! — обиженно надула губы Гермиона. — Она Пожиратель. И она обладает даром Грин-де-Вальда, я вам говорила.

— Гермиона, — Рон мягко положил руку на плечо своей девушки. — Ты прекрасно знаешь, что Гри-де-Вальда признали ненормальным. После него осталась куча записей в Министерстве, их все выкинули. Отец говорил, там полный бред! Про то, что морщеногие кизляки захватят землю и поверхность луны состоит из дерьма боггартов! Он был наголову болен. И ты веришь тому, что он написал про какой-то там дар? Профессор Бустаманте — не Пожиратель Смерти. Ее любит МакГонагалл, а МакГонагалл в людях не ошибается.

— Я переведу то, что он написал, — сердито ответила Гермиона. — И тогда вы все мне поверите.

— Старорумынский? — Рон заметно повеселел. — Должно быть, занятный язык.

— Рон!

— Герм, остынь. Вот кто меня беспокоит, так это Малфой. Он как будто бы стал сильнее…и злее, — задумчиво произнес Рон.

— Нда…— только и смогла ответить Гермиона.

* * *

Мариса, кутаясь в зимнюю мантию, шла по Хогсмиду. В будний день здесь было не так шумно, как обычно. Ссадины и синяки ныли. Последние несколько недель она почти не спала. Каждый вечер она брала метлу и шла в Лес, надеясь найти камень. Она применяла все известные ей заклинания поиска, но тщетно — камня не было. Как и обладателя ужасных красных глаз.

— Жив еще, Вик? — Мариса посмотрела налево. — Кажется, тебе давали не больше двух месяцев, а вот уже гляди — декабрь на дворе.

— Если я скажу, почему жив, ты будешь надо мной смеяться, — болгарин пристально посмотрел на подругу.

— Давай, Вик. Порадуй меня.

— Она за меня молится.

— Кто?

— Гермиона.

— Она молится? За тебя?— удивилась Мариса.

— Да, каждый вечер, в ванной, перед сном. Она шепчет: «Господи, сделай так, чтобы Виктор выжил». И плачет, — Вик стал грустным.

— Так значит, ты за ней следишь?

— Да, — смущенно пробормотал Вик.

— Так-так, дружище. А я, между прочим, тоже хочу, чтобы ты выжил. И каждый день иду в хренов лес искать камень. А не просто стою в ванной, обливаясь слезами. Я делаю что-то.

— Басти, — Крам умоляюще посмотрел на девушку. — Ты мой лучший друг. Я знаю, тебе не нравится Гермиона, но я люблю ее.

— Люблю-люблю, — пожала плечами Мариса. — Я все понимаю, правда. И тебе помогают ее молитвы?

— Знаешь, мне как-то сразу захотелось жить. Очень захотелось. И я живу. Врачи говорят, состояние стабильное, но они не ждут, что я выйду из комы.

Всю оставшуюся дорогу до магазина, где продаются сигареты, двое друзей шли молча.

— Кстати, — Крам наконец прервал молчание. — Я тоже иногда за тобой наблюдаю.

— И что же? — Мариса подняла бровь.

— Ты смешная. Иногда ты спишь в обнимку с метлой, не раздеваясь, когда очень устаешь. И еще поешь, думая, что никто не слышит. И…ты тоже молишься.

— Как интересно, — Мариса усмехнулась.

— Да, молишься. Редко правда. За меня, за семью. И за Фреда.

— Вик, не смей больше за мной наблюдать.

— Я не специально. Я прихожу к тебе. А ты спишь. Ну, или молишься.

— Или пою.

— И это тоже.

Крам растворился в воздухе, и Мариса толкнула дверь магазина.

Фрэнк, волшебник средних лет с хитрым лицом и волосами соломенного цвета, поприветствовал гостью и по привычке вручил ей несколько пачек.

— Сегодня L&M, — сказал он, шепелявя. — Устроит?

— Вполне, — Мариса расплатилась галеоном. Маггловские сигареты стоили бешеные деньги.

Закуривая, она вышла на крыльцо. Никотин — вот что поддерживало в ней жизнь. Никотин, поиски камня, снова никотин. Одержимая идеей найти источник своего дара, она не помнила, когда в последний раз ела. Единственное, что радовало — больше никто не оживал.

Вдруг кто-то толкнул дверь изнутри магазина, и Марисе пришлось отвлечься от своих мыслей и посторониться.

— Извините, — буркнул он, не глядя.

Мариса вгляделась в лицо незнакомца:

— Фред?

Фред Уизли поднял глаза. Ситуация была неловкая. Уже нельзя было сделать вид, что он ее не заметил и пройти мимо.

— Мариса, — кивнул он без улыбки. — Я думал, в будни никто не ходит в Хогсмид.

— Я курильщик, ты же знаешь. Я хожу в Хогсмид, когда у меня заканчиваются сигареты.

Повисла длинная пауза.

— Ну, я пойду? — Фред облизнул пересохшие губы.

— Иди, — кивнула Мариса.

Фред спустился по ступенькам.

Мариса смотрела ему вслед. Он был в той самой бежевой мантии, в которой прыгал с колеса обозрения. Кажется, слегка похудел. Постригся. В сумке — какие-то продукты.

— Фред, — еле слышно окликнула Мариса. — Я тебе соврала тогда!

Фред обернулся.

— Ты мне нравишься. Очень нравишься. Но мы не можем быть вместе по ряду причин. Очень серьезных причин.

Фред упер руки в бока.

— Знаешь, что-то я тебе не верю, — произнес он спокойно. — Если ты решила сказать это только чтобы меня не обидеть, то ты сделала это зря. Я знаю, ты видела Джорджа и он наверняка сказал, что ты своим отказом меня задела. Я знаю брата, он вечно что-нибудь ляпнет. Так что не надо теперь, мучаясь угрызениями совести, пытаться смягчить то, что сделала. И казалось бы, вратарь сборной Аргентины, Бустаманте, десятый номер, — Фред притворно закатил глаза. — А ведешь себя, как маггловская школьница!

Фред круто развернулся и быстрым шагом пошел к платформе.

Когда он скрылся из виду, Мариса чуть слышно заплакала.

Гермиона сидела, обложившись толстыми книгами, и сосредоточенно что-то писала на куске пергамента. Рон лежал на кровати и от нечего делать подбрасывал в воздух небольшой мячик.

— Герм, брось ты свой румынский, — Ты себе мозги сломаешь! Отдыхай, сегодня Сочельник.

— Я уже почти…почти закончила! Все сходится. Я почти перевела пророчество! — Гермиона победно потрясла пером.

— И что же там?

— Смысл в том, что в выбранной Темными силами волшебной семье рождается обладатель дара, который может воскрешать мертвых. И когда придет час, этот маг должен будет воскресить душу Того-Кого-Нет, отдать ему свое тело и…воцарятся темные силы.

— Ты хочешь сказать, что наш профессор обладает этим даром? Интересно, почему это ее семью ни с того ни с сего выбрали Темные силы? Она, конечно, чистокровная, но ее мать — издатель. Как-то не очень вяжется с темной магией.

— Зато мы не знаем, кто ее отец. Она училась в Дурмстранге, Рон! И я слышала, как она говорила про дар, про пророчество! И как воскресила жабу тоже видела!

— Окей, давай ее арестуем. Мы слышали, что вы вроде умеете воскрешать мертвых и у вас дар Грин-де-Вальда. Ах, доказательства? Какие доказательства?! — Рон потянулся. — Мне надоело, Герм. Я тебе, кажется, уже нечто подобное говорил.

— Ты дождешься, когда в ее теле восстанет Тот-Кого-Нет! — огрызнулась Гермиона.

— А может, он уже восстал в ее теле? — Рон выпучил глаза. — Вдруг на следующей Защите она убьет кого-нибудь?

— И правда! — Гермиона резко поднялась со стула. — Вдруг она уже воскресила его!

— Герм, Герм, я шучу, — Рон встал и обнял девушку за плечи. — Она человек, сто процентов. Да, согласен, она странная и резкая, но она точно не Тот-Кого-Нет.

Гермиона уткнулась в шею Рона и погладила рыжие волосы. Ее парень пах клубничным шампунем, кондиционером для одежды, который использовала миссис Уизли, и недавно съеденной шоколадкой.

Рон прижался сильнее и начал медленно расстегивать пуговицы мантии Гермионы, неуклюже целуя ее грудь, волосы и шею. Как всегда, очень нежный, внимательный и до ужаса боящийся сделать что-нибудь не так, Рон ни разу не причинил ей боль. Однако и удовольствия тоже не доставил.

Гермиона вспомнила, как они в первый раз занимались сексом. Было лето, они остались в комнате Рона, пыльной и заваленной учебниками. Тогда Рон, дрожащими пальцами расстегивающий на себе мантию, тихо сказал:

— У меня это в первый раз. А у тебя?

Гермиона промолчала, но Рон все понял и без слов.

— Крам? — еле слышно прошептал он.

Гермиона кивнула.

— Но это совсем неважно, — она нежно чмокнула его в губы. — Это было ошибкой, к тому же мне совсем не понравилось.

Но это было важным, очень важным, потому что против своей воли каждый раз, когда они с Роном занимались сексом, Гермиона вспоминала болгарина.

У него были твердые, уверенные руки. Его нельзя было назвать нежным и заботливым. Просто тогда, на четвертом курсе, в последний перед отъездом гостей вечер, он спокойно положил руку ей на плечо и сказал на ломаном английском:

— Пойдем со мной.

Они залезли на смотровую площадку какой-то башни. Крам прислонил Гермиону к стене и резко задрал подол платья.

— Виктор, что ты делаешь? — Гермиона попыталась вырваться.

— Ты мне нравишься, — Крам рывком стащил с нее трусики. — У тебя это в первый раз? Не бойся.

Он слегка отстранился и достал из внутреннего кармана мантии палочку.

— Чтобы не иметь детей, — пояснил он и, шепча что-то на румынском и придерживая подол платья Гермионы, ввел палочку внутрь.

Девушка вскрикнула и задрожала, но крепкие руки Крама держали ее так твердо, что вырываться не захотелось. Она уткнулась в его небритую щеку и чуть слышно прошептала:

— Все нормально…

Виктор аккуратно вынул палочку, и, вытерев ее о подкладку мантии, убрал в карман. Он расстегнул ремень, и стащив одновременно и трусы, и брюки, вошел. Гермиона не понимала, что делает — она уже сама целовала его лицо, шею, впивалась ногтями в спину.

Когда все закончилось, Виктор смущенно посмотрел на измятое платье, порванные трусики, на ноги Гермионы, по которым струйками стекала кровь и отчего-то сказал:

— Я люблю тебя.

Она ничего не ответила. Будучи уверенной, что на смотровой площадке башни сексом занимаются только слизеринские шлюхи, Гермиона кое-как огладила платье и, захлебываясь слезами, побежала вниз.

Он писал и присылал глупые открытки с достопримечательностями тех мест, где успел побывать со своей командой по квиддичу. Он в сотый раз на корявом английском просил прощения, но Гермиона знала, что прощать его было не за что. Ей понравилось. Понравилось настолько, что всякий раз, занимаясь сексом со своим почти-мужем, она вспоминала смотровую площадку башни и в сотый раз переигрывала в голове события, представляя, что отвечает Виктору взаимностью.

* * *

Мариса заснула днем в мантии и с метлой, прислоненной к изголовью кровати. По ночам она ходила в лес. Оказалось, в нем было не так страшно, как рассказывали — самый обычный магический лес, если знать, какое существо какие звуки издает, бояться было нечего вовсе. Однако Мариса, услышав что-то подозрительное, сразу же взлетала, содрогаясь от ужаса от возможности увидеть обладателя страшных красных глаз. Наступили рождественские каникулы, выпал плотный белый снег, а Хогвартс украсили огромными пушистыми елями и ветками омелы. Для Марисы каникулы означали только одно — нет уроков, значит можно ходить в лес днем. Хотя она всерьез задумывалась о том, чтобы смотаться в Шармбатон навестить сестер. Сестры ей как раз и снились, поэтому во сне Мариса улыбалась.

— Басти!

Мариса промычала что-то невнятное.

— Басти, проснись!

Мариса приоткрыла один глаз. Увиденное заставило ее резко сесть на кровати.

— Вик, — прошептала она ошарашено. — Что с тобой?

— Я умираю, — по лицу болгарского ловца катились слезы. — Я умираю, Басти.

Обычно Вик выглядел как обычный человек — с той лишь разницей, что его не мог видеть никто, кроме Марисы. Сейчас он был бледным, как привидение.

— Критическое состояние…Отказывают внутренние органы. Если откажет мозг, то все, — еле слышно прошептал Крам. — Басти, я больше года готовил себя к мысли, что скоро умру, но вот сейчас, когда я действительно умираю…Мне так страшно!

— Вик, ты не умрешь, — Мариса резко встала и выбежала из комнаты.

— Я больше не умею воскрешать мертвых, — говорила она, пока быстрым шагом спускалась по лестницам. — Но я умею…вламываться в чужие спальни!

Мариса ногой толкнула дверь в крайнюю спальню на этаже авроров.

— Басти, что ты делаешь? — взмолился Вик и закрыл лицо руками.

— Аврор Грейнджер! — улыбнулась Мариса. — Вы не против прогуляться до Болгарии?

Мариса застала Гермиона и Рона в интимный момент — они занимались сексом. Гермиона пронзительно завизжала, прикрывая грудь одеялом, а Рон, неуклюже пытаясь слезть со своей девушки, закрыл причинные места подушкой.

— Я не смотрю, Уизли, не смотрю, — в отвращении Мариса зажмурилась — Там у вас и не видно ничего с вашими рыжими зарослями! Аврор Грейнджер, ну что?

Гермиона в ужасе посмотрела на Марису.

— Крам? — шепнула она, сразу догадавшись, что может произойти.

Мариса кивнула.

— Он в критическом состоянии. Вы нужны ему. Очень нужны.

— Что? — Рон вытаращил глаза. — Моя невеста не поедет…к своему бывшему любовнику! Ему уже ничем нельзя помочь.

— Ваш выбор, аврор Грейнджер, — спокойно произнесла Мариса. — Если кто ему и может помочь, так это вы.

Гермиона умоляюще посмотрела на Рона и, шепнув одними губами: «Прости», вскочила с кровати и быстро стала одеваться.

— В душе мы всегда делаем правильный выбор. Но вот чтобы сделать его в жизни обычно требуется внешняя сила. Камин в гостинице рабочий? — Мариса посмотрела на заплаканную Гермиону.

Та кивнула.

— Тогда быстрее! У меня даже неожиданно нашелся порох!

Перед тем, как войти в камин, Мариса прижала кулак к груди и кивнула Виктору, стоящему посреди гостиной.

Доктор в белой мантии отчаянно замахал руками и прокричал что-то на болгарском. Мариса оттолкнула его, недовольно ответив на английском:

— Не понимаю!

Гермиона, вся в слезах, прошла за ней в палату.

— Кто вы? Это реанимация, заходить нельзя! — все тот же врач закричал уже по-английски, удерживая Марису за локоть.

Другой же, с сочувствием посмотрев на девушек, сказал что-то своему коллеге. Мариса не поняла всех слов, но смысл был ясен: пациент и так сейчас умрет, нужно пустить близких.

Над Крамом склонились сразу семь врачей с волшебными палочками. Одна за другой появлялись вспышки белого света — вероятно, применялось что-то, идентичное маггловскому электрошоку.

Мариса попыталась сосредоточиться. Так, как она хотела воскресить Виктора, она не хотела воскресить никого. Разве что Фреда… Если у нее получилось обойти пророчество и оживить каких-то там животных, почему не получается с самым лучшим другом на свете?

— Давай, Вик, — шептала она. — Давай. Ты нужен нам.

Гермионе как-то удалось пролезть под локтем врача и, присев на корточки, сжать руку Виктора. Он лежал в больничной пижаме с закрытыми глазами, спокойный и умиротворенный, и даже, казалось, слегка улыбался.

— Уйдите! — Гермиону наконец оттолкнули. Она, зареванная, встала около Марисы и молча смотрела, как умирает Виктор. Марису же трясло.

Вскоре палочки опустились.

Один из врачей, обернувшись, тихо произнес по-английски:

— Это все…

Расталкивая врачей, Гермиона бросилась к Краму.

Мариса стояла, не шелохнувшись.

— Прощай, Вик, — наконец прошептала она и приложила кулак к груди.

* * *

Гарри сидел в кабинете МакГонагалл и откровенно скучал. Ему, как главному на курсе авроров, нужно было отчитаться о проделанной за семестр работе, а директор еще не вернулась с какого-то собрания в Министерстве.

— Кто работает в канун Рождества? — недовольно пробурчал Гарри.

Что касается его друзей, то Рон напрочь отказался выходить из своей комнаты, Джинни лежала в лазарете, а Гермиона…да, Гермиона была в Болгарии с профессором Бустаманте. Гарри было жаль Крама. Что и говорить, он был прекрасным ловцом и достойным соперником на Кубке Четырех Волшебников. Но, несмотря на то, что над спасением его жизни бились лучшие доктора всего мира, Гарри понимал, что после таких сильных залпов Круциатуса дни его сочтены.

Гарри прошелся по кабинету взад-вперед. Со времен Дамблдора тут многое изменилось — везде царил идеальный порядок, Шляпа чинно стояла в углу, а портреты бывших директоров в основном спали, приученные МакГонагалл к жесткой дисциплине. Тут больше не было клетки с фениксом, а книги хранились в огромном шкафу с резными ручками. Гарри пробежал глазами по корешкам — почти все были на латыни. Во время испытательного срока в Аврорате латынь обязательно изучалась — она считалась основным языком для понимания древних сложных заклятий. Гарри она давалась не слишком хорошо — все несколько месяцев испытательного срока он краснел от слова «вагина», которое на латыни обозначало не что иное, как «ножны». На его беду, древние маги постоянно использовали ножны — у них были ножны для волшебных палочек, ножны для мечей, которыми они отрубали головы гоблинам, а также Волшебные Кельтские Ножны, которые по поверьям могли призывать добрых духов.

Задумавшись, Гарри открыл дверцу и провел пальцем по корешкам.

— Латынь…латынь, — сказал он обреченно.

Внезапно его взгляд упал на древнюю чашу, стоящую на самой нижней и самой высокой полке.

— Омут памяти! — усмехнулся Гарри, разглядывая древние руны.

Секунды три он боролся с искушением, но любопытство, как и много лет назад, победило, и он наклонил голову, увлекая себя в водоворот воспоминаний.

* * *

— Pasa, pasa. *

Профессор МакГонагалл, моложе лет на двадцать, в шелестящей вишневой мантии открыла дверь больничной палаты.

Молодая черноволосая женщина лежала на больничной койке.

— Как ты, Луиса? — МакГонагалл слегка пожала ее руку.

— Bien*, — ответила она чуть слышно, отвечая на рукопожатие. — Хорошо, Минерва, спасибо. Я бы сделала тебя крестной, но ты ведь не католичка.

МакГонагалл отрицательно покачала головой.

— Увы, — улыбнулась она. — Так как ты назвала дочь?

— Мариса. Это означает «del mar», то есть «морская». Красивое имя.

— Но ведь не волшебное? — МакГонагалл задумалась.

— Совершенно обыкновенное. Пусть у девочки будет нормальная жизнь, пока я работаю с магглами.

— Луиса, — произнесла МакГонагалл мягко, погладив женщину по руке. — Маги скоро вымрут, демографическая ситуация просто критическая, нас очень мало, и я на каждом собрании в Министерстве высказываюсь против того, чтобы женщины делали маггловские аборты. Но твой случай — я даже не знаю, чтобы сделала я на твоем месте.

— Минерва, я католичка, ты знаешь. Я верю в Бога. И если Бог решил подарить мне дочь, значит так тому и быть, — глаза Луисы наполнились слезами.

— Ну-ну, не плачь. Просто Люциус Малфой опасный человек. Он признал ребенка?

— Нет. Оно и к лучшему. Но сказал, что будет следить за ней. Дал ей второе имя — Бастинда. И денег. У него очень много денег, Минерва. Но он не может от нее отказаться — она родилась чистокровной.

— Бастинда .., — словно пробуя имя на вкус, протянула МакГонагалл. — Это же от египетского имени Баст — «богиня кошек».

— И да, и нет. Есть другое, не всем известное значение, — грустно покачала головой Луиса. — От слова “bustard” — незаконнорожденная…

Вихрь закружил Гарри и через секунду он уже снова оказался в директорском кабинете.

Он обхватил голову руками.

— Незаконнорожденная! Незаконнорожденная дочь Люциуса Малфоя! — произнес он себе под нос и вышел из кабинета, напрочь забыв о том, ради чего он приходил к директору.

* * *

Мариса вышла из палаты и устало прислонилась к стене, глотая слезы. Осознавать то, что Вика больше нет, было ужасно, но еще ужаснее было понимать, что его душа после смерти не обрела покой, а оказалась поглощена Темными силами. В коридоре послышались шаги — к палате бежали двое: маленькая кудрявая волшебница со вздернутым носиком и высокий седовласый колдун в спортивной мантии. Родители Виктора Крама. Только увидев лицо Марисы, маленькая волшебница разрыдалась. Седовласый одной рукой обнял жену, другой схватился за сердце. Он посмотрел на Марису с надеждой. Когда случается самое страшное, кому-то приходится быть палачом. Для родителей Крама палачом их надежды увидеть сына живым пришлось стать Марисе.

Собрав всю свою волю в кулак, она тихо шепнула:

— Умер.

Чета Крамов поспешила войти в палату.

У Марисы тряслись руки. Она опустилась на стул в коридоре, уткнулась носом в колени и разревелась в голос.

— Прости меня, прости, — сквозь всхлипывания повторяла она. — Прости, что так и не смогла тебе помочь. Прости, что у меня не получилось…тебе помочь!

— Басти? — Вик материализовался рядом. — Ты…плачешь?

Она кивнула.

— Да, Вик. Вот теперь ты тоже стал одним из демонов, мучающих меня, душой, убитой приспешниками Лорда и застрявшей между мирами. Скоро твоя речь потеряет осмысленность, скоро ты будешь выглядеть, как живой труп, скоро на твоей душе отпечатается гниение твоего тела, а твое сознание будет есть Он. Темный Лорд, так и не восставший из могилы. Скоро…скоро… А мне придется смотреть каждый день, как то, что было Виктором Крамом, превращается в …я даже не знаю во что! Вик, — Мариса повернула заплаканное лицо к другу. — Скажи, а как это — умереть?

Крам почесал затылок и посмотрел на подругу несколько странно:

— Постой, — произнес он медленно. — Я что, умер что ли?

— А ты не почувствовал? — Мариса вытерла слезы ладонью. — Ты умер, Вик.

— Нет, не почувствовал, — он пожал плечами. — Я увидел, как вы входите в камин. Через секунду я почувствовал себя плохо, но со мной ничего не произошло. Мне почти сразу же стало легче и я решил отправиться к тебе в больницу.

— А как же…переход из одного состояния в другое? Ну ты, конечно, завис между мирами, но все-таки. Дамблдор говорил, что он попал прямиком в Чистилище. Смысл в том, что умершие души мечутся между Чистилищем и земным миром, они не могут попасть ни в рай, ни в ад, потому что их мучает Лорд…Ну, во всяком случае, как понимаю я.

— Чистилище? — Крам вытаращил глаза. — Не, Басти, Чистилище я пропустил. Басти! Эй!

Но Мариса уже вбежала в палату, стуча в стены, нажимая на все кнопки, на которые только можно, и крича на всех известных ей языках:

— Врача! Врача!

Гарри распахнул дверь в комнату Рона. Его друг сидел на разобранной кровати, уставившись в одну точку. На полу валялась пустая бутылка вермута.

— Рон! —Гарри кинулся перебирать бумаги на столе. — Где эта книга Гермионы о пророчестве?

Рон мигнул и ответил пьяным голосом:

— Я не знаю.

Гарри потряс друга за плечи:

— Приди в себя! Где Гермиона хранит свои переводы? Я видел воспоминания МакГонагалл. Бустаманте — дочь Люциуса Малфоя!

Рон икнул:

— Ну и что. Мне плевать. Гермиона сейчас с Крамом. С этим гребаным Виктором Крамом! — Рон ударил кулаком по подушке.

— Рон, — Гарри заглянул другу в глаза. — Она поехала туда, потому что он умирает.

— Да она спала с ним! — Рон еще раз ударил подушку. — Он трахал ее!

— Рон.., — только и смог сказать Гарри.

— Трахал мою девушку! — снова повторил Рон. — Крам то, Крам се. Крам — самый пиздатый ловец в мире. Крам — лучший студент Дурмстранга. Крам занимается благотворительностью и любит животных! Сраных животных! И еще трахать мою Гермиону!

— Рон, я понимаю, ты ни о чем другом не можешь думать, но просто скажи мне, где Гермиона хранит свои переводы, — взмолился Гарри

— Там, — Рон указал рукой на стол.

— Но там ничего нет! — Гарри удивленно поднял брови.

— Правильно, — ответил Рон спокойно. — Потому что я их выкинул.

— Выкинул?! — Гарри округлил глаза. — Куда?

— В окно, — пожал плечами Рон. — Я выкинул их в окно.

Гарри подбежал к окну. Внизу белел снег. Разлетевшиеся желтые свитки пергамента были бы видны на белом фоне — но Гарри ничего не увидел.

— Ветром что ли отнесло? — он разочарованно покачал головой и повернулся к Рону. — Зачем ты это сделал? — Гарри присел на краешек кровати.

— Она уехала к своему болгарскому хахалю. Я выкинул ее сраный перевод, — флегматично отозвался Рон, отрыгнув вермутом.

— Рон, — Гарри развел руками. — Алкоголь действует на тебя ужасающе. Ты можешь понять, что поступил очень глупо? Бустаманте — дочь Люциуса Малфоя, ты можешь это понять?

Рон встал ногами на кровать и, держась за полог, продекламировал:

— Правильно! Во всем виновата Бустаманте! Если бы она не заявилась сюда, Гермиона не уехала бы к Краму! — не удержавшись, Рон упал на подушки.

— Тебе нельзя пить, — Гарри поджал губы. — Ты не можешь себя контролировать!

— Я…могу…себя…контролировать, — Рон махнул рукой.

Внезапно его губы скривились. Гарри, догадавшись, что сейчас произойдет, в ужасе спрыгнул с кровати. Он подбежал к Рону, надеясь довести его до туалета, но опоздал.

Уизли вырвало на их с Гермионой почти супружеское ложе.

* * *

— Тебе еще воды? — Гермиона поднесла стакан к пересохшим губам Марисы.

— Благодарю, — ответила та и сделала глоток.

Они сидели в больничном коридоре рядом с палатой Крама.

— Мариса, — Гермиона явно смутилась, назвав своего профессора по имени. — А как ты узнала, что Виктор жив?

Мариса посмотрела на Гермиону с усмешкой.

— Давай, Гермиона, — сказала она, наморщив лоб. — Скажи уже это. Зачем ты задаешь мне такие вопросы? Неужели надеешься, что я отвечу правду? Или тебе нравится, когда люди, застигнутые врасплох, неумело лгут? Скажи мне сама, как я узнала, что Виктор жив.

— Я думаю, — Гермиона сделала глубокий вдох, — что ты видишь его душу.

— Какая ты проницательная, — Мариса отхлебнула еще воды. — Просто гений. И почему я вижу его душу?

— Потому что у тебя дар Грин-де-Вальда, — выпалила Гермиона, удивившись собственной смелости.

— Продолжай, — Мариса устало потянулась. — Развивай свою мысль.

— Как я смогла понять, — Гермиона смущенно посмотрела на Марису. — Это означает, что ты спасла чью-то душу, отобрала ее у Того-Кого-Нет. И теперь ты проклята Темными силами.

Мариса кивнула.

— Видишь, — произнесла она, — я не Пожиратель Смерти. У тебя на лице было написано, как сильно ты меня в этом подозреваешь.

— А раньше…ты была Пожирателем? — чуть слышно спросила Гермиона.

Мариса на свою руку, обмотанную бинтом до локтя.

— Знаешь, что бывает с предателями, Гермиона? — она задумчиво посмотрела на дверь, за которой лежал Виктор. — Точнее, с самым главным предателем, Предателем Крови? Его метка горит адским пламенем, пока не прожигает руку до костей. В современном мире существует целая куча продвинутых заклятий для лечения ожогов любой сложности. Человека, которого только что вытащили из огня, можно вылечить парой-тройкой латинских слов. Но это, — Мариса размотала бинт. — Это вылечить нельзя.

Гермиона тихо ахнула. Все предплечье Марисы было обугленным до черноты.

— Видишь? — Мариса пошевелила рукой. — В обычной жизни не больно, но когда я вижу гребаные души, поднимается пламя. И до конца не заживает. Иногда они приходят ночью. Пару раз я чуть заживо во сне не сгорела. Сейчас привыкла.

Гермиона, осмелившись, провела пальцем по черной коже Марисы. Сквозь обугленную кожу еле-еле проступали какие-то очертания.

— Метка? — одними губами спросила Гермиона.

— Метка, — усмехнувшись, сказала Мариса и снова замотала предплечье бинтом.

— Мариса, — Гермиона неловко тронула Бустаманте за плечо. — А чью душу ты спасла? Ну, когда предала Темные силы?

— Фреда Уизли.

— Фреда? — Гермиона не смогла скрыть удивления. — Но ведь чтобы спасти душу, она должна была быть у Того-Кого-Нет. Спасти можно душу мертвого…

— Душу мертвого, — ответила Мариса.

— Но ведь Фред не…

— Душу мертвого.

— Фред не умирал!

— Спасти от Темного владычества можно одну душу, душу мертвого. Эту душу можно освободить, но тогда ты будешь проклят.

— О нет! — Гермиона закрыла лицо руками. — Значит, он…

— Да.

— Но почему он тогда…ожил? Ведь спасти — значит освободить, значит отдать Богу…

— Гермиона, — Мариса зло посмотрела на собеседницу. — Я твою мать не знаю, почему он ожил! Я уже гребаных полтора года не знаю, почему вместо того, чтобы улететь на небо, его рыжая душонка вернулась в тело! Слушайте меня, аврор Грейнджер, и слушайте внимательно. Вы влезли не в свое дело, как всегда. Как только мне пришел ответ из английского Министерства, что все книги о Грин-де-Вальде уже были отосланы в Хогвартс, я сразу поняла, что их взяли вы. И я также сразу поняла, в чем вы меня подозреваете. Так что вот какое дело — если о том, что у меня есть Дар и что я Предатель Крови узнает кто-то из Пожирателей, меня убьют. Но это еще полбеды. Потому что вряд ли вы перевели последнюю страницу Пророчества, где написано, как меня убьют и что после этого будет. Будет ритуальное убийство, после которого к темной стороне вернется небывалая сила. Так что молчите обо всем об этом, пока я не найду Воскрешающий камень и не убью себя сама. Вы можете сказать об этом только в самом крайнем случае и только самым проверенным людям, да и то, если будет стоять вопрос о жизни и смерти.

Гермиона чуть заметно кивнула.

— Вот и чудненько, — Мариса хлопнула в ладоши. — Значит, мы друг друга поняли.

Она встала со своего места.

— Счастливого Рождества, Гермиона, — сказала она. — Надолго здесь?

— Пока Виктору не станет легче.

— Ну-ну, — Мариса еще раз кивнула и направилась к камину

— Мариса!

—Да? — девушка остановилась.

— С Виктором…вы же не могли его оживить? А он…выжил.

— Люди иногда выживают не потому, что находится какой-нибудь супер-маг или супер-врач, делающий невозможные вещи, а потому, что они очень хотят жить, — заметила Мариса, печально улыбнувшись.

— Мариса…

— Что еще?

— Скажите Виктору, что я…

— Такие вещи говорят только лично. А то, что ему нужно знать, он знает и так.

Поддавшись непонятному порыву, Гермиона вскочила со стула, подбежала к Марисе и крепко обняла ее. Мариса неловко похлопала ее по спине.

— Спасибо, — по лицу Гермионы катились слезы. — Спасибо…

— Хватит, хватит. Сегодня Рождество, в это праздник не нужно плакать, — говорила Мариса, неловко похлопывая по спине рыдающую Гермиону.

Рон и Гарри обедали в Большом зале перед первой лекцией во втором семестре.

Гарри смущенно кашлянул и тронул друга за плечо.

— Эй, Гермиона прислала сову.

Рон сделал вид, что увлечен своим сэндвичем.

— Она просит прощения за то, что уехала.

Рон старательно жевал листья салата.

— Крам жив.

Рон поперхнулся и сделал большой глоток тыквенного сока.

— Врачи не смогли перезапустить сердце, когда оно остановилось. Но неожиданно оно само заработало.

— Клиническая смерть? — холодно поинтересовался Рон, глядя на Гарри исподлобья.

— Да, — Гарри кивнул. — Он будет жить. Если не случится еще один такой рецидив.

Тогда он умрет.

— Все мы смертны, — процедил Рон сердито.

— И еще…— Гарри помолчал. — Гермиона написала, что профессор Бустаманте — не Пожиратель Смерти. Она в этом уверена. Вот, смотри, — Гарри достал из кармана мантии свиток пергамента. — «Я ошибалась по поводу Марисы. Она не то, что я думала, хотя многие мои догадки были верны. Увы, я не могу сказать, какие».

— Уже «Мариса», — Рон поморщился.

Гарри пожал плечами.

— Гарри, — Рон повернулся к другу. — Они теперь вместе — Гермиона, Мариса, Виктор Крам. Она больше не в нашей компании.

— Как ты такое можешь говорить? — Гарри выглядел шокированным. — Неужели ты думаешь, что Гермиона готова продать нашу дружбу ради… ради Виктора Крама? Мы столько лет вместе.

Уизли напряженно молчал.

— Пошли, — Гарри потянул его за рукав. — У нас Защита.

Двое друзей закончили свой обед и пошли в сторону учебных коридоров.

* * *

Профессор Бустаманте выглядела ужасно. Под глазами залегли мешки, на виске билась голубая жилка, на сильных руках проступили вены. Казалось, даже ее смуглое лицо побледнело. Она нервно курила, стоя спиной к открытому окну.

— Я не настроена сегодня учить вас, — сказала она равнодушно. — А если нет настроения, то и не стоит начинать работу. Если хотите, сходите что-нибудь пожрите. Или поиграйте в квиддич. Или почитайте что-нибудь интересное в учебнике. Хотя, конечно, вряд ли там будет что-нибудь интересное.

— Профессор, а как Крам? — осмелившись, сказал со своего места Джастин. — Все газеты пишут, что он пережил клиническую смерть. Это правда?

— Правда, — хрипло ответила Мариса, выпуская дым в окно. — Сердце отказало. Потом перезапустилось. Это чудо, наверное.

— Он ваш друг, да? — продолжил расспрос Джастин. — Мы слышали, что вы были в Болгарии, когда ему сделалось плохо. Как вы узнали?

— Слишком много вопросов, — Мариса улыбнулась. — Да, он мой друг. По каминной сети прислали человека, который сказал мне, что Виктор умирает. Вот и все.

— Да? — Рон зло посмотрел на профессора. — Он ваш друг? Что-то ни в одном интервью вы не говорили, что вы с Крамом хорошие друзья! Хорошие настолько, чтобы сорваться в Болгарию сразу же, узнав, что ему плохо.

— Аврор Уизли, может вам это и покажется странным, но мы хорошие друзья, лучшие друзья, если хотите. Но даже если бы мы не были ими, скажите, как бы вы поступили, узнав, что человек, которого вы знали тринадцать лет, сейчас умрет?

— По крайней мере я бы не стал тащить к умирающему человеку, которого я знаю тринадцать лет, чужую невесту! — гневно вскричал Рон, вскочив со своего места.

В аудитории воцарилось гробовое молчание.

— Выйдите все, — глухо сказала Бустаманте. — Все, кроме Уизли. Да, Поттер, и вы тоже.

Гарри нехотя закрыл за собой дверь кабинета, но тут же приник глазом к замочной скважине. Остальные, проявив тактичность, скрылись в соседнем коридоре.

Мариса вплотную подошла к Рону.

— Рон, — произнесла она напряженно. — Не вини меня за то, что Гермиона уехала. Самый близкий человек в моей жизни умирал, а я…ничего не могла сделать! И кто хоть как-то мог заставить его сердце биться, это Гермиона. Ни я, ни все фанатки сборной Болгарии, никто!

Рон демонстративно вытащил из внутреннего кармана мантии газету и развернул ее.

«Ежедневный Пророк, 27 марта 2006. Сборные ведут подготовку к Чемпионату мира.,, — громко прочитал он. — Так-так-так. А, вот оно:

— Мариса, а у вас есть друзья среди ваших соперников?

— Нет, наверное. Разве что МакГилберт, загонщик Шотландии. Мы иногда тусуемся вместе.

— А Виктор Крам? Вы же учитесь на одном курсе в Дурмстранге?

— Крам? Да он ни с кем, кроме своей метлы не общается! У него и девушки, как метлы, — тощие и без выпуклостей. И с щетиной на голове»

Рон закрыл газету.

— Что, профессор Бустаманте? Так говорят о лучших друзьях?

— Я не пойму, в чем вы меня обвиняете, аврор Уизли.

— В том, что вы врете! Вы постоянно врете, — Рон подошел к двери. — Что ж, профессор, что и ожидать от дочери…

— Чьей дочери, аврор Уизли?

— Дочери…человека, который был на стороне Джоан Ролинг!

Рон хлопнул дверью.

— Он знает, что Люциус — мой отец, — ошарашенно пролепетала Мариса.

— Вряд ли, — посмеиваясь, ответил Вик, сидящий на стуле.

— Да, — Мариса глубоко вздохнула. — Вряд ли.

— Ну ты и сучка, оказывается! — Вик ехидно посмотрел в глаза подруге. — Значит, все мои девушки — как метлы, да? И не разговариваю я ни с кем?! Хотя что ожидать от человека, который общался с этим мудилой МакГилбертом!

— Черт возьми, — Мариса рассмеялась. — Как я рада, что ты не умер!

Подшучивая друг над другом, друзья вышли из кабинета.

— И что, ты была в него влюблена? — Вик иронично усмехнулся.

— В кого?

— В МакГилберта, конечно.

— Неа, — Мариса отрицательно покачала головой. — Ты прав, он полный мудила.

— Так в кого? — снова спросил Крам, усмехнувшись в кулак. — Ты-то обо мне все знаешь, а я о тебе — ничего. Давай, от кого ты перлась на том Чемпионате Мира?

— Да ты ржать будешь, — Мариса отмахнулась.

— Я — никогда, — улыбнулся Крам.

— Фред.

— Из сборной Швеции?! Так он же педик!

— Нет, Вик. Фред Уизли.

— Это все объясняет, — помолчав, ответил Крам.

Мариса с ужасом смотрела в лицо покойного. В белой траурной мантии, со скрещенными руками на груди, в которых была зажата его палочка, он выглядел так, как и должен выглядеть почивший волшебник. За исключением того, что он был очень молод. В той части Буэнос-Айреса, где родилась Мариса, жили преимущественно старые длиннобородые маги, носившие цветастые летние мантии и прятавшиеся от жары под широкополыми плоскими шляпами.

— Волшебники живут дольше обычных людей, — любила говорить ее мать, покачиваясь в кресле. — Иногда намного дольше.

Маленькой Марисе казалось, что всем этим старикам по соседству уже давно перевалило за сотню.

После того, как они переехали в маггловкий квартал на окраине города, Мариса поняла, что люди умирают. В основном это были старые люди, и девочка не боялась смерти — для волшебника семьдесят — довольно средний возраст, для маггла — глубокая старость.

Волшебники в Аргентине, стране религиозной, были двух типов: первые столетья назад отказались от религии, утверждая, что магия и Бог –несовместимы, другие же, как мать Марисы, были убеждены, что родиться волшебником — что-то вроде второго первородного греха, и этот грех надо искупить, пустив магию во благо.

Но Мариса не считала себя грешной только потому, что родилась волшебницей. А то, что она “bruja”, то есть ведьма, уже было понятно с самого начала.

Каждое воскресенье они с матерью ходили в церковь и молились Virjen, Деве Марии. Марисе нравилась Virjen — у Нее было красивое лицо и руки, праведно сложенные для молитвы.

Мариса больше благодарила, чем молилась. Благодарила за то, что они родились волшебниками и проживут дольше обычных людей — это ей казалось огромным преимуществом. В ее детском мире жизнь была долгой-долгой прямой, которой не видно конца. И уж конечно, маленькая Мариса не могла себе представить, что молодые тоже умирают. Особенно волшебники.

И поэтому мертвое юное лицо с заостренными чертами, твердые холодные руки с зажатой в них волшебной палочкой и траурная мантия вселили в нее такой утробный ужас, что она не могла пошевелиться. Неуверенно протянув руку, она дотронулась до приглаженных рыжих волос. Ей хотелось встать на колени и завопить: «Почему он? Почему он, такой молодой, красивый, с планами на жизнь? Почему именно этот англичанин, загонщик, Фред Уизли лежит сейчас в черном гробу со скрещенными руками и закрытыми глазами?» Детское представление о долгой жизненной прямой разбилось вдребезги, уступив место тяжелому пониманию, что умирают даже молодые. Даже чистокровные.

Мариса Бустаманте так и не смогла подружиться с тем Богом, в которого верила ее мать — Богом, готовым наказать ее за одно то, что она родилась с магическим геном ДНК. Но у нее был ее собственный Бог, который больше двадцати лет слушал ее благодарности и глупые молитвы и который обязательно должен был услышать, как она, захлебываясь слезами, взвыла, точно раненая собака:

— Не умирай! Господи, пожалуйста, не дай ему умереть!

И тогда тучи, затягивающие небо, пронзила молния, и в воздухе появилась Черная Метка.

— Среди нас Пожиратель! — закричал кто-то в исступлении, и несколько палочек оказались направленными на неизвестного человека в плаще с капюшоном. На Марису.

* * *

Мариса Бустаманте открыла глаза. Этой ночью она снова прогулялась до леса и, как обычно, бесполезно. Когда, под утро, беспокойный Морфей наконец-то заключил Марису в свои объятья, кошмар про похороны вернулся. Мариса села на кровати, протирая глаза руками.

— Не дай умереть кому?

Девушка вздрогнула и подняла глаза — перед ней, облокотившись на метлу, стоял Фред Уизли. Темно-рыжая челка небрежно зачесана набок, мантии нет — только зеленый свитер и типично маггловские американские джинсы. Пальцы машинально поглаживают древко метлы. Лицо сосредоточенное, напряженное.

— Фред.., — только и смогла произнести Мариса. — Что ты тут…делаешь?

— Пришел посмотреть на что-нибудь сексуальное, но жестоко разочаровался. Ты спишь в мантии. И в брюках. Это какая-то аргентинская традиция? — Фред хитро улыбался.

Мариса неуклюже поднялась с кровати и пошарила по карманам в поисках пачки сигарет. Наконец, с трудом вытащив одну, она закурила.

— Так кому? Кому не дай умереть? Ты раз десять повторила это во сне. Ты в порядке?

— Не совсем, — покачала головой Мариса. — Мне снятся кошмары.

— Они всем снятся, — пожал плечами Фред. — Мне тоже. Мне снится, что я умер. И меня несут в гробу. И идет дождь. Ливень прямо.

— А дальше? — Мариса посмотрела исподлобья.

— Дальше все обрывается, — развел руками Фред. — И я просыпаюсь в кровати, радостный, что ничего этого не было.

— И ты не боишься, что это когда-нибудь случится?

— Обижаешь! — Фред рассмеялся. — Я, хоть и провалял в школе дурака на пару с братцем, все-таки волшебник. И я могу отличить то, что было, от того, что будет. Так вот во сне у меня чувство, что это все уже было. Но я просыпаюсь и понимаю, что этого не было. А раз не было — так чего париться?

Смех у Фреда был громкий и чистый, а слова он выговаривал четко и с придыханием, как и подобает истому англичанину. Мариса невольно улыбнулась.

— Так почему ты в моей комнате? — спросила она.

— Н-да, не так я себе это представлял, — Фред почесал в затылке древком метлы. — В общем, я знаю, твой друг, Крам, чуть не умер… ты была в Болгарии, тебе, наверное, пришлось хреново, — Фред запнулся. — И я подумал, а вдруг у тебя и правда…проблемы? Вот Джордж после Битвы почти ни с кем не сближается— ему тяжело. И я …короче, вдруг тебе тоже тяжело и ты не хочешь ни с кем сближаться?

Мариса грустно кивнула.

— В Хогсмиде тебя не было. Я подумал, что все уже давно встали. Ну и тогда…я, в общем, я здесь.

— Зачем? — почти шепотом спросила Мариса.

Фред взъерошил темно-рыжую челку.

— Н-да, — еще раз сказал он. — И правда, я все себе не так представлял. Я пришел, потому что никак не могу выкинуть тебя из головы, Бустаманте, десятый номер. Даже не пойму почему. После того, как ты мне ясно дала понять, что между нами ничего не может быть, мне бы по-хорошему стоило наслать на тебя какое-нибудь проклятье и забыть. А я не могу. И вот, хватаюсь за последнюю соломинку, вдруг у тебя действительно что-то не в порядке, друг там в коме…Кстати, а он правда твой друг? И если ты сейчас снова собираешься сказать, что я тебе не нравлюсь, пожалуйста, примени легиллименцию. Внуши мне, что у тебя предубеждение против рыжих. Или ты из принципа не любишь англичан. Или ты вообще лесбиянка. Чтобы я со спокойной совестью мог о тебе забыть, — закончив свою тираду, Фред исподлобья посмотрел на Марису. Он по-прежнему стоял, оперевшись на метлу, и теребил рукой волосы.

— Знаешь, что меня успокаивает? — задумчиво произнесла Мариса. — Полеты.

Тотчас черный Нимбус оказался у нее в руке. Обхватив древко, Мариса запрыгнула на метлу.

— Пойдем! — она махнула Фреду. — Сверху круче!

* * *

Они зависли над озером. Был холодный солнечный день, и Мариса поежилась. Фреду же, казалось, было вполне комфортно в свитере и джинсах. Водная гладь покрылась тонкой коркой льда, на каменной стене замка плясали солнечные блики. Слева желтел квадрат квиддичевого поля, кое-где припорошенного снегом.

— И правда круче, — кивнул Фред. — Небо настраивает на позитивный лад.

Мариса подкурила палочкой сигарету и протянула пачку Фреду.

Фред взял ее, заинтересованно покрутил в руках, прочитал буквы — «L&M», потом неловко вытащил одну.

— Никогда не мог понять, в чем кайф, — сказал он, выпуская дым. — Чушь какая.

— Все так сначала говорят, — ответила Мариса, поеживаясь от прохладного ветра, поднимающего полы мантии.

— И долго ты меня не можешь выкинуть из головы? — спросила она после небольшой паузы.

— На самом деле с Чемпионата мира по квиддичу, — смущенно улыбнулся Фред, смотря, как бычок его сигареты летит вниз — Четыре часа чистого времени и на сухую. Такое вообще возможно? Я тогда решил, что ты классная. Только не думай, что я тогда струсил с тобой знакомиться. Просто никак не мог застать тебя нигде. Если и видел, то вокруг тебя всегда была толпа журналистов. Четыре часа и на сухую — это все-таки не шутки.

— Лучше смотреть надо было, — буркнула Мариса себе под нос.

Они еще немного помолчали, болтая ногами и разглядывая горы, замерзшее озеро и величественный замок. Опытным взглядом Мариса пробежалась по метле Фреда.

— Неплохая модель, — заметила она, чтобы как-то занять паузу в разговоре. — Последняя?

— Да, последний «Игл», американский. Не «Нимбус 2010», конечно, но тоже ничего, — облегченно вздохнув, поддержал разговор Фред.

— Это бук? — Мариса сжала рукой древко метлы Фреда.

— Тис, — негромко произнес Фред и накрыл ее руку своей. — Только крашеный.

— Тисовые дороже, — зачем-то ляпнула Мариса, каждой клеточкой своего тела ощущая, как ее замерзшую руку греет рука Фреда, большая и горячая.

— Дороже, — подтвердил он, сжимая руку Марисы еще сильнее. — Галеонов на десять примерно. Знаешь, что я об этом на самом деле думаю?

— Что? — как можно безразличнее спросила Мариса.

— Что нахрен метлы, Бустаманте, десятый номер. Буковые, тисовые, да хоть осиновые — все в задницу! По крайней мере сейчас.

Рука Фреда наконец-то отпустила руку Марисы. Скользнув по ткани мантии, она крепко обхватила девушку за талию. Волосы Марисы еще больше спутались от ветра, на щеках у Уизли шелушилась кожа, и от них обоих несло маггловским табаком.

Губы у Фреда были соленые.

Мариса сделала большой глоток сливочного пива и откусила тыквенного пирога.

— Ты еще и пьешь? — Джордж притворно вытаращил глаза. — Скажи мне, женщина, как твой мужчина позволяет тебе пить и курить? Хотя нет, лучше скажи, как твой тренер позволял тебе пить и курить?

— Отстань, Джи, — Фред плюхнулся на стул рядом с братом. — Хватит цепляться к моей девушке!

— Ой, у старины Фредди появилась девушка? — Джордж пихнул Фреда локтем. — Скажи мне, а она знает, что старина Фредди по ночам храпит, как Мерлинова тетка? Или что он пукает, если сильно перенапрягается?

— Знаю-знаю, Джи, — Мариса подмигнула Джорджу. — Он и еще много других странных вещей делает. Например, называет меня своей девушкой.

Фред обиженно надул губы.

— Эй, для тебя что, уже ничего не значит тот полет? Или то, что было на колесе обозрения?

— Полеты? Колесо обозрения? Да вы, ребята, экстремалы. Вам там удобно было? А на колесе кто был сверху? — продолжал издеваться Джордж

Фред бросил на брата испепеляющий взгляд.

— Во-первых, Джи, на колесе сверху были мы оба. А снизу, как ни банально, было само колесо. А что касается тебя, Фред, то ты мне и не предлагал встречаться, — Мариса пожала плечами.

— Что?! — в негодовании закричал Фред, и несколько посетителей «Кабаньей головы» обернулись. — Значит, я с ней прыгал с гребаного колеса, чтоб ему провалиться, кстати, потом она меня картинно послала, типа: «Ах, прости, дорогой Фредди, рисковать с тобой жизнью было, бесспорно, круто, но я ведь Бустаманте, десятый номер, и не могу общаться с тем, кто дальше сборной Гриффиндора не продвинулся никуда, и вообще». Я полгода места себе не находил, думал, как такое может быть, наконец, приперся к ней в комнату, потом на высоте курил ее вонючие сигареты и целовал, когда она несла какой-то бред про то, какие метлы лучше — тисовые блин или буковые. И после этого она еще смеет говорить, что я ей не предлагал встречаться?

Несколько человек за соседними столиками зааплодировали.

— Охренеть! — покачала головой Мариса. — мы с тобой прыгали с гребаного колеса, потому что были пьяны в Мерлинову жопу, потом я тебя, как ты выразился, послала, потому что у меня были проблемы: меня загребли в ваш Хогвартс делать то, что я в принципе не люблю — преподавать; все книги, которые издавала моя мать, запретили, а также сказали, что мой лучший друг через два месяца умрет. И, кстати, я всегда считала, что ты отлично летаешь, Фред!

Джордж чуть не упал со стула от смеха.

— Дай пять, детка — он подставил ладонь, и Мариса по ней ударила. — Ты ему не дашь спуску. Только не принимай все так близко к сердцу — Фредди просто шутит.

Правда же, Фредди? — Джордж покрутил палочкой перед носом у брата. — Наслать на тебя что-нибудь что ли? — сказал он задумчиво. — Мариса, а тебе нравятся хвостатые парни?

— Два отростка всё лучше, чем один, — заметила Мариса, и оба брата заржали.

Фред мигом подхватил инициативу близнеца.

— Что бы на тебя наслать, братишка? — сказал он, ощупывая мантию в поисках палочки. — Может, тебе пойдут рога? Ты и так козел, так что разница будет невелика…Черт, похоже, я забыл палочку в магазине.

Вдруг Джордж поднялся со своего места, рассеянно хлопнув брата по плечу.

— Палочку забыл? Успокойся, на этого урода вполне хватит и моей, — процедил он сквозь зубы, ткнув палочкой под горло Драко Малфою, проходившему мимо их столика.

Фред тут же поднялся вслед за братом.

— Малфойский хорек! — он с ненавистью посмотрел на Драко. — Как, круто было ударить нашу сестру Сектумсемпрой? На это у тебя смелости хватило, правда, малыш Драко?

Рослые, под метр девяносто, крепкие и злые (последнее было для них совершенно нехарактерно), близнецы производили неизгладимое впечатление. В глазах Малфоя на секунду мелькнул ужас, но, оглядевшись по сторонам, он понял, что владеет ситуацией.

Вальяжно он отодвинул палочку Джорджа.

— Давай, Уизли, — сказал он мягко. — Я даже пальцем не пошевелю, пока ты произнесешь какое-нибудь заклинание. Какое ты вспомнишь со школьного курса? Ох, прости, я забыл, что ты так и не закончил школу. Я безоружен. «Нападение на безоружного аврора» — так это назовут завтрашние газеты.

Фред и Джордж одновременно схватили Малфоя за грудки, но в этот момент к ним подоспел старый бармен.

— Что за хрень вы тут творите, сукины дети? — прошамкал он с сильным валлийским акцентом. — Вы, рыжие, сядьте и пейте свое пиво, а ты, белобрысый, иди куда шел!

Близнецы неохотно отпустили мантию Драко. Он оправил ее, поглядев на Фреда и Джорджа с презрением.

— Спешу откланяться, господа, — на лице Драко появилась высокомерная улыбка. — Профессор Бустаманте, — он кивнул Марисе. — Был рад встрече. Я бы хотел с вами поговорить, но позже и только наедине.

Фред и так кипел от злости, но после последней фразы Драко совсем вышел из себя.

Он грубо схватил Малфоя за дорогую мантию, так сильно, что послышался хруст рвущейся ткани, а ноги Драко оказались беспомощно болтающимися в сантиметрах трех от пола.

— Сукин сын, — Фред посмотрел в глаза своему противнику. — Я-то знаю, на чьей стороне были ты и твоя вонючая семейка во время Битвы. И нечего притворяться джентельменом, ты просто кусок дерьма! Да вся твоя семья просто кусок дерьма! Меня тошнит от всех вас, так что блевать хочется! Так что беги, хорек, поджав свой белобрысый хвостик, как обычно бегут все люди вашего, с позволения сказать, рода! — Фред отпустил мантию, и, как только ноги Драко оказались на земле, он быстро пошел к двери, не оглядываясь.

— Трус! — бросил ему вслед Фред и устало опустился на стул.

— Как он меня бесит, — Джордж сделал большой глоток пива. — Не понимаю, почему Гарри так заступался за него после Битвы? Все их мерзкое семейство надо в Азкабан на пожизненный срок.

— Всех до одного, — согласно кивнул Фред. — Мариса, что с тобой?

Губы Марисы дрожали, и она едва сдерживала слезы.

— Скажи мне, Фредерик Уизли, — сказала она, сжимая руки в кулаки. — Кто дал тебе право считать, что если в семье есть одно мудло, то его дети должны быть такими же?

— Да я так не считаю, — пожал плечами Фред, удивленный ее реакцией. — Просто это же Малфои, они все гребаные Пожиратели. Неужели ты думаешь, что отродье Люциуса может быть нормальным человеком? О чем ты?

По лицу Марисы покатились крупные слезы.

— Послушай, не принимай это так близко к сердцу, — примирительно улыбнулся Фред. — Тебя просто не было в Англии, и ты не видела, что тут они творили. Это действительно самое мерзкое семейство, которое только может быть.

Будто стесняясь своей слабости, Мариса вытерла слезы ладонью.

— Знаешь, — сказала она после небольшой паузы. — Знаешь, у тебя замечательная семья, Фред. Например, твой младший братишка Рон, заявивший, будто я злостная лгунья и из-за меня от него ушла невеста. Или сестра, которая из-за сопливой любви к Поттеру поперлась в Аврорат без испытательного срока, а теперь лежит в лазарете с Сектумсемпрой. Мать, не умеющая ничего, кроме как жарить тушки кизляков, и отец, повернутый на сломанных кофеварках. Просто охренеть. И вот чему я удивляюсь — почему это, являясь плотью и кровью всех этих неадекватных людей, ты смог вырасти нормальным человеком? Как вам это удалось, мистер Уизли? — Мариса схватила свою сумку и накинула зимнюю мантию. — Хочешь я тебе кое-что скажу, Фред? Катись-ка ты к Мерлиновой бабушке! — на этих словах Мариса пулей вылетела из трактира.

Фред и Джордж сидели молча, переваривая услышанное.

— Я не понял..., — Джордж почесал рыжую голову. — Это что сейчас было?

— По-моему она меня только что бросила, — прошептал Фред.

— Из-за Малфоя?! — Джордж вытаращил глаза.

— Мерлин его разберет, — Фред в недоумении покачал головой

Снег падал на мощенные булыжником улицы Хогсмида и сразу же таял. Зима в Англии редко когда была по-настоящему холодной, но Марисе, привыкшей к аргентинским температурам, все равно было зябко. Она с ужасом вспоминала прошлую зиму, которую ей пришлось провести на родине отчима ¬¬— в России. Там было еще холоднее.

— Бастинда, — запыхавшийся Драко тронул девушку за плечо.

— Что, Драко, не выгнали из Аврората? — Мариса равнодушно посмотрела на брата.

— Мне удалось договориться, — на лице Малфоя появилась его фирменная ухмылка.

— Даже не знаю, хорошо это или плохо.

— Бастинда, предлагаю зайти в «Три метлы», хотел бы с тобой поговорить кое о чем. Когда рядом трутся Уизли, это невозможно.

— Как скажешь, — Мариса свернула по направлению к пабу. — Мне все равно.

Драко открыл дверь и галантно пропустил спутницу внутрь.

Мариса села за самый дальний столик и, достав горстку кнатов, попросила Драко:

— Купи мне пива. Любого.

Драко холодно улыбнулся.

— Не стоит, — сказал он, отодвигая руку Марисы. — Сегодня мы будем пить только вино.

— Как скажешь, — еще раз повторила Мариса, разглядывая дощатую поверхность стола.

Вскоре на их столе оказалась дорогая бутылка красного полусладкого. Мариса готова была поспорить, что ее содержимое стоило в несколько раз дороже, чем пять пачек маггловских сигарет.

Улыбаясь, он плеснул красную жидкость в высокий бокал.

Мариса хмуро сделала один глоток. У вина был дорогой терпкий привкус, но она его не заметила —проглотила напиток сразу же, как только он оказался у нее во рту.

— Не глотай так быстро, постарайся почувствовать букет, — Драко расслабленно сидел на резном стуле. — Не самый лучший вариант, но что поделаешь — в этой дыре другого нет.

Мариса смотрела в окно. Люди спешили по своим делам, снег оседал на их черных зимних мантиях, терялся в щетине метел и таял на раскрасневшихся щеках.

— Как все просто, Драко, — произнесла она задумчиво. — Ты рождаешься, ходишь в школу, плачешь из-за несданных экзаменов, потом находишь какую-нибудь работу, кого-нибудь встречаешь, женишься, рожаешь детей. Они тоже ходят в школу и плачут из-за несданных экзаменов. И рожают тебе внуков. А потом ты дохнешь, и пятьдесят человек на твоих похоронах говорят: «Ах какой был человек!», чтобы потом через пять лет о тебе забыть.

В ушах все еще звучали слова Фреда: «Неужели ты думаешь, что отродье Люциуса может быть нормальным человеком?» Отродье Люциуса Малфоя — его незаконнорожденная дочь Мариса. Появившаяся на свет из-за отсутствия контрацептивов и чрезмерного увлечения ее матери «этим прекрасным англичанином», который ее и в грош не ставил. Что бы сказал Фред Уизли, в роду которого несколько столетий подряд рождались одни добропорядочные и смелые Гриффиндорцы, на то, что Мариса — дочь Малфоя, обладательница темного дара Грин-де-Вальда, всю жизнь готовившая себя к миссии возродить Волдеморта?

Малфой тронул Марису за руку, отогнав тяжелые мысли.

— Бастинда, — произнес он низким голосом, делая глоток вина. — Я должен признаться.

— В чем? — девушка подняла голову.

— Ты прекрасна, — в глазах Драко блеснул огонек.

Вино пролилось за зимнюю мантию Марисы, запачкав черный ворот.

Драко сделал вид, что ничего не заметил.

— Я не встречал женщины красивей тебя, — повторил он, и дотронулся длинными холодными пальцами до запястья Марисы, случайно коснувшись торчащего из-под мантии бинта.

Девушка вздрогнула.

— Ты ошибаешься, Драко, — тихо проговорила она. — Я обычная. У меня много вредных привычек. Я…на факультете Гриффиндор. И я из другой страны. Твой отец этого не одобрит.

— Ты сводишь меня с ума, — с придыханием шепнул Драко, впившись ногтями в ее смуглую руку.

Мариса отпрянула.

— Драко, ты не понимаешь, мы не можем быть вместе.

— Потому что ты мой преподаватель? — Малфой усмехнулся. — Меня это только возбуждает. Только не говори, что не выделяла меня среди других студентов, что не общалась со мной, в отличие от грязнокровки Грейнджер и отребья Уизли, как с равным?

— Драко, — Мариса испуганно покачала головой.

— Я хочу тебя, — Малфой перегнулся через стол, и Марисе показалось, что его глаза полыхнули недобрым красным огнем.

— Драко, — сказала она как можно тише. — Я твоя сестра.

— Что? — Драко изумленно посмотрел на Марису. — Какая еще сестра?

— Старшая, — произнесла Мариса еще тише. — И сводная.

— Это совершенно невозможно, — Малфой резко поставил бокал на стол, чуть не расплескав вино. — В жизни моего отца была только одна женщина — моя мать.

— До того, как он женился на Нарциссе, у него была короткая интрижка с аргентинской волшебницей Луисой Бустаманте, — пояснила Мариса грустно. — Точно не знаю, где они познакомились — вроде бы он приехал в Аргентину по каким-то делам.

Драко молчал.

— Он не признал меня как свою дочь, — закончила Мариса. — Не говори ему. Он меня убьет. Я…просто хотела с тобой подружиться… у меня никогда не было брата…Мы родные, Драко. Ты вправе это знать.

Драко по-прежнему не проронил ни слова.

— Я понимаю, что для тебя это шок, — попыталась объяснить Мариса. — Ты должен все осознать. Только прошу — не говори Люциусу.

Малфой еле слышно произнес:

— Мне нужно остаться одному.

Мариса понимающе кивнула и вышла из трактира. Как только дверь захлопнулась, она бросилась бежать.

В своей комнате она скинула мантию, оставшись в рубашке и джинсах. Ощущение чего-то грязного, мерзкого, того, от чего хотелось отмыться, никак не могло ее покинуть. Мариса отряхивала рукава рубашки, давясь слезами. Она никак не могла поверить, что ее брат…Драко…Схватившись за подоконник, профессор Бустаманте поняла, что ее тошнит.

Заклятье «Петрификус Тоталус» ударило безоружной Марисе в спину, и она упала навзничь, не в силах ничего предпринять. Чьи-то руки грубо схватили ее и бросили на кровать.

— Грязная лгунья, — послышалось у нее над ухом. — Как ты смеешь врать мне?

Ладонь Драко Малфоя с силой ударила Марису по щеке.

— Как ты смеешь придумывать всякую хрень про то, что ты моя сестра? Как ты можешь быть моей сестрой? — Драко, дрожа, резко дернул рубашку Марисы, и пуговицы разлетелись в разные стороны.

Окаменевшая Мариса лежала, не шевелясь, только зрачки были расширены от ужаса.

Он стащил с нее старые грязно-белые «Найки», грубыми, резкими движениями спустил брюки и трусики, порвал рубашку, и, до боли сжав девушку за грудь, расстегнул застежку лифчика. Оправившись от первого шока, Мариса попыталась использовать телекинез — стул поднялся в воздух и обрушился на Драко. Малфой упал, но только на секунду. Ослепленный яростью, он сразу же поднялся и прыгнул всем телом на Марису, закрыв ладонью ее глаза.

— Как я забыл, — шептал он, брызгая слюной, — что ты телекинетик. Только твои глупые способности тебе не помогут. Накрыв подушкой лицо Марисы, Драко пошарил рукой на прикроватной тумбочке.

— Оставил бы так, — прошипел он, — но не могу отказать себе в удовольствии видеть твои испуганные глазенки.

Малфой кое-как надел на свою жертву очки, блокировав тем самым телекинез.

— Знаете, профессор, что надо сделать, чтобы противостоять телекинезу? Надо создать любую физическую преграду для глаз. Очки, которые вы так успешно используете на поле для квиддича, вполне подойдут.

Звякнула пряжка брюк, послышался шелест мантии и бряканье расстегивающихся металлических пуговиц. Кожа на груди Драко была тонкая и бледная, кое-где покрытая маленькими красными точками. Он часто и прерывисто дышал, снимая трусы и доставая из них длинный и тонкий пенис. Нервно дергая пенис влажной рукой, он навис над Марисой и, опираясь на спинку кровати, провел мокрым членом по ее телу, задержавшись в ложбинке между грудями.

— Ссссссссука, — прохрипел он. — Какая ты мне сестра…Это же надо было придумать…такое…только…чтобы…не…быть…со…мной…, — ухмыляясь, он провел членом по шее Марисы. — Мы, Малфои, не терпим отказов! — на этих словах кулаком Драко ударил девушку в лицо. Из носа потекла струйка крови.

Усевшись сверху на Марису, Драко погладил головкой члена ее половые губы и чуть слышно застонал. Он попытался просунуть пенис между ее сжатых заклинанием ног, но у него ничего не получилось. Выходя из себя, Малфой еще раз ударил Марису, на этот раз в живот.

— Грязная сучка, — сказал он, тяжело дыша — Дрянь!

Внезапно послышался звон разбитого стекла, и через секунду Драко упал ничком на Марису, закричав от сильного и неожиданного удара в спину.

…Фред Уизли в тот день забыл палочку в своем магазине, поэтому разбил стекло в комнате Марисы, на полной скорости врезавшись в него на метле. Драко он ударил тоже физически — со всей силы, древком метлы куда-то между позвонков.

Когда Малфой попытался дотянуться до своей палочки, валявшейся на полу рядом с кучей одежды, Фред, не помня себя от злости, ткнул ему метлой сначала в глаз, потом в живот.

— Сука! — закричал Уизли и прыгнул на Драко, за волосы вытаскивая его на середину комнаты.

Малфой не мог сопротивляться — в магической дуэли у него были шансы одержать победу, но в маггловской драке — никаких.

Фред лупил его кулаками по лицу и животу, наносил удары ногами в пах, отчего Драко начинал скулить, как щенок.

— Сукино дерьмо! — тяжело дыша, повторял он. — Получай, мразь!

Только поняв, что лицо Малфоя превратилось в кровавую массу и он еле дышит, Фред перестал бить. Он вытолкнул Драко за дверь комнаты пинком под голый зад, выкинув за ним в коридор кучу его одежды.

Тяжело дыша, Фред посмотрел на Марису, обнаженную, связанную заклятием «Петрификус Тоталус».

— Господи..., — только и смог произнести Уизли, по привычке взъерошив на голове темно-рыжие волосы. — Он тебя…насиловал!

Опомнившись, он стащил с себя мантию и, смущаясь, прикрыл ей наготу девушки.

Мариса смотрела широко открытыми от ужаса глазами.

— Палочка…палочка..., — бормотал Фред, оглядываясь. — Где ты ее держишь? Заметив мантию, лежащую на спинке кресла, он подбежал к ней и пошарил в карманах. Наконец в его руках оказалась волшебная палочка.

— Фините Инкантатем! — как только Фред произнес контрзаклинание, Мариса разрыдалась, сильнее натягивая на себя подол мантии Фреда и закрывая лицо руками.

Фред бросился к ней и сжал в объятиях, вдыхая запах волнистых черных волос.

— Я думал, вы занимались сексом, — произнес он хрипло, гладя Марису по голой спине, содрогающейся от плача. — Он тебе…ничего не успел сделать?

Мариса отрицательно помотала головой.

Фред еще сильнее прижал ее к себе, покрывая поцелуями мокрое от слез лицо, волосы и шею и сильнее закутывая девушку в свою мантию.

— Эта сука за все ответит, — процедил он чуть слышно. — Бежать ему некуда.

Он аккуратно положил дрожащую Марису на кровать, накрыл ее одеялом сверху мантии и лег рядом, уткнувшись лицом в волнистые волосы.

— Этот Малфой, — проговорил он гневно. — Я до него доберусь!

Мариса безучастно смотрела в стену.

— Он мой брат, Фред, — сказала она почти неслышно и снова заплакала.

Окно можно склеить заклятьем «Репаро», душу — ничем. Фред лежал, уставившись в потолок, закинув руки за голову. Мариса, кое-как накинув халат, пошла в ванную комнату. Бинт, которым было перевязано ее предплечье, лежал на смятой простыне. Будто боясь обжечься, Фред кончиком пальца дотронулся до бинта и тут же отдернул руку. Просто кусок ткани.

Сестра Малфоя. Дочь Малфоя. Плоть и кровь всего рода Малфоев. Пожиратель Смерти.

Как его Мариса, его Бустаманте, десятый номер, могла быть Пожирателем Смерти? Фредерик Уизли не знал ответа на этот вопрос. Но именно об этом она поведала ему несколько минут назад.

— Он мой брат, Фред, — сказала она почти неслышно и снова заплакала.

Казалось, сердце Фреда подскочило к горлу и забилось там неровно и часто.

— Брат? — переспросил он тихо, надеясь, что что-то неправильно услышал, что Мариса, для которой английский не был родным, просто перепутала слова…

— Брат, — Бустаманте повернулась к нему. — Я дочь Люциуса Малфоя. Мариса Бустаманте, она же Мариса Малфой. Отродье, как ты сказал сегодня.

Внезапно все разрозненные факты в голове Фреда сложились в одну картинку, как кусочки паззла. Мариса, никогда не говорившая в интервью о своем отце. Ее жестокость к магглам и безрассудность на колесе обозрения. Преподавание Темных искусств. Гнев на слова Фреда о Малфоях. В конце концов, то, что она никак не хотела быть с ним — это тоже можно было объяснить родством с Люциусом. И Драко. Драко в ее постели, жестокий и потный, с силой дергающий свой хлипенький пенис. Фред почувствовал, как к горлу подступила тошнота.

— Драко знает? — спросил он и почувствовал, как глупо такое говорить.

— Знает, — Мариса кивнула. — Но он мне не поверил. И…наверное, это была месть.

— Понятно, — зачем-то ответил Фред, избегая смотреть ей в глаза. Наверное, боялся увидеть там признаки Малфоя.

Он только что стал свидетелем инцеста. Насиловали ту, которую он любил и хотел больше всего на свете. Его Мариса, его Бустаманте, десятый номер. Едкая, как отравляющее зелье. Смешная, вредная, способная на такие сумасшедшие поступки, которые им с Джорджем и не снились. Уизли в ней нравилось все: и латиноамериканский акцент, и смуглая ровная кожа, и то, как она подкуривала каждую новую сигарету.

Он сходил с ума, как первокурсник. Он не привык к такому — обычно с ума сходили от него. Потому что он был если и не красивым по всем меркам канонической красоты, то страшно обаятельным. Потому что он умел шутить. Потому что он был Героем Битвы за Хогвартс, пережившим смертельное ранение и получившим кучу наград из рук министров магии всех стан мира. Потому что у него был классный бизнес и деньги, в конце концов.

…Он заметил, как из-под одеяла выскользнула ее тонкая смуглая рука. Все предплечье, от локтя до кисти, было плотно замотано бинтом. Внезапно Фреда пронзила страшная догадка — а что, если?..

— Мариса, — просил он, сглотнув сухой комок в горле. — Ты…Пожиратель Смерти?

Он сам удивился своей смелости, тому, что смог произнести вслух два страшных слова — Пожиратель Смерти.

Недобро усмехнувшись, Мариса начала разматывать бинт. Тонкой белой змеей он упал на простынь.

— Смотри, — сказала она, протягивая руку.

Увиденное заставило Фреда похолодеть от ужаса — все предплечье было черным, обугленным, как после жуткого ожога. И сквозь эту черноту и шелушащуюся кожу проглядывали едва видимые различия черепа и змеи.

— Черная метка, — выдохнул он. — Ты Пожиратель смерти.

Мариса почему-то рассмеялась

— Нет, — сказала она. — Я хуже. Я предатель крови.

— Что это? — проговорил Фред.

— Скажем так, — выдохнула Мариса. — Я была Пожирателем Смерти, и довольно долгое время. Это плохие новости. Хорошие — мне никогда это особо не нравилось, и в итоге я сделала кое-что такое, что называется предательством крови. После этого со мной творятся жуткие вещи. И…моя метка стала гореть.

— Что ты сделала? — тихо произнес Фред, готовясь услышать самый страшный ответ.

Мариса повернулась к нему лицом и провела рукой по взъерошенным темно-рыжим волосам.

— Странно, — сказала она, и на лице появилась грустная улыбка. — Никогда не думала, что именно ты меня об этом спросишь. Я не могу тебе сказать.

— Почему? — Фред накрыл ее руку своей.

— Как бы странно это ни звучало, я не хочу ломать тебе жизнь. Просто поверь мне. Я сделала кое-что достаточно серьезное для того, чтобы все оставшиеся в живых пожиратели захотели бы меня убить, узнай они об этом. И кое-что, что повлияло на смерть Того-Кого-Нет.

— Почему… ты предала…их? — спросил Фред глухо. — Ты хотела…быть на светлой стороне? Хотела быть…хорошей?

Мариса негромко рассмеялась.

— Фредди-Фредди, — она покачала головой. — Я не хорошая. Я никогда не хотела быть хорошей, творить добро, не хотела уничтожить зло и установить мир во всем мире. Кому это в конце концов надо? Я знаю только одного человека с такой мотивацией — Гарри Поттера, чье имя стало нарицательным даже у магглов. Знаешь, за что я не люблю волшебный мир? Тут всем правит гребаное предопределение. Даже на факультет тебя отправляет Шляпа. И никто не жалуется. Нет выбора — все решают за нас. Пока магглы переходят с одного рабочего места на другое, клянут директоров, маленькие зарплаты, высокие цены и пытаются пробиться, здесь все уже решено. И когда тебя в девять лет помечает Темный Лорд, какие шансы у тебя…стать тем, кем ты хочешь? А если еще твой папаша — Люциус Малфой, и у тебя есть врожденный темный дар, то я тебе скажу — никаких.

Фред слушал монолог молча.

— И чего же хотела ты? — сказал он наконец, прижав руку к груди, будто пытаясь остановить неровно бьющееся сердце.

— Играть в квиддич. Это единственное, чего мне хотелось и хочется от этой жизни. — И еще быть с тобой.

Да, именно так она и сказала. В потом встала, завернулась в халат и пошла смывать с себя душевную грязь.

Фред потерял счет времени — он не знал, сколько он лежал в комнате Марисы, смотря в потолок.

Пожиратель Смерти. Помеченная Тем-Кого-Нет.

Когда она выходила на поле в 2006, перед самым изматывающим матчем в ее жизни, с метлой наперевес, в спортивной бело-голубой мантии, у нее были очень испуганные глаза за стеклами квадратных очков. И даже со своего места Фред видел, как трясутся ее руки. Через несколько часов Федерация Квиддича назвала ее лучшим молодым вратарем, а Всемагическая Спортивная Ассоциация заявила, что четвертьфинал того чемпионата был самым драматичным за всю историю квиддича. Англия была разбита, повержена и стоптана с землей. Четыре часа чистого времени и на сухую. Ни единого пропущенного квоффла, а охотники у Англии были те еще — тот же Смит или Гэтсби, например. Какой к черту ловец, когда аргентинские кольца так никто и не смог распечатать из-за худенькой девочки с испуганными глазами за стеклами очков?!

Фред резко поднялся, выбежал в коридор, и, пробежав несколько пролетов по лестнице, приоткрыл дверь учительской ванной комнаты.

Посреди огромного бассейна, наполненного ароматной пеной, стояла Мариса и терла лицо, руки, живот, будто пытаясь отмыть невидимые пятна. Пар от горячей воды клубился в воздухе, оседал на цветных витражах и стрельчатых готических стенах. Все золоченые краны по периметру бассейна были открыты.

В нерешительности Фред остановился у края бассейна. Потом уверенно стянул мантию, серый свитер с буквой F, брюки, скинул ботинки и, оставшись в одних трусах, плюхнулся в горячую пенную воду.

— Знаешь, — сказал он, опираясь локтем на бортик. — Тебе нечего стыдиться. Хватит.

Мариса испуганно обернулась.

Фред предупредительно выставил руки вперед.

— Не бойся, — сказал он спокойно. — Я к тебе не притронусь. Бассейн огромный, и мне отсюда ничего не видно. Я просто посижу здесь и попытаюсь с тобой поговорить.

Мариса, как раненый зверь, отползла к противоположному бортику и сгребла руками как можно больше пены.

— Послушай, — продолжил Фред. — Знаешь, что было самым большим позором в моей жизни? Мой первый сексуальный опыт. Вот когда ты провела тот волшебный четвертьфинал и фанаты рвали тебя на сувениры, я все думал, как расстаться с девственностью. И вот, на Турнире Трех Волшебников, после Святочного бала, когда я уже порядочно надрался, я наконец это сделал. Девушкой была наша охотница, Энджи, по правде говоря, не особо-то она мне и нравилась, да и я ей тоже. Но она тогда тоже так нахлесталась, что даже не была уверена, я это или мой брат. В общем, я уложился в минуту пятнадцать секунд, а потом вырубился. С утра даже не вспомнил, как все было, но был страшно горд, что обогнал Джорджа и стал мужиком раньше. К слову, он потерял девственность две недели спустя. И тоже с Энджи. До сих пор не пойму, то ли ей реально было похрен с кем спать, то ли она просто нас не различала.

С другого конца бассейна послышался тихий смех.

Фред подмигнул Марисе и кинул в нее куском пены.

— Да ладно, — сказала она, отряхивая пену с блестящих черных волос. — У меня тоже было не ахти. Это был Левски из сборной Болгарии. После полуфинала, когда мы всрали 190-170 — вина была определенно не моя, но из всей сборной именно я решила нажраться в мерлинову жопу. Кончилось все болгарской раздевалкой и потным Левски, пытающимся сделать на мне какую-то фигуру высшего пилотажа. А потом я блевала в туалете. Такая грустная история.

Фред засмеялся.

— Левски? — спросил он и потер подбородок. — Даже не помню, как он выглядел.

— Не особо привлекательно.

Теперь они засмеялись уже вместе.

Мариса посмотрела на Фреда.

— Спасибо, — прошептала она и улыбнулась.

Фред поднял глаза. Каре-зеленые, озорные, встретились с черными, беспокойными и потухшими. В одну секунду Фред достиг противоположного бортика, уткнулся носом в тяжелые влажные волосы, покрыл поцелуями смуглую кожу. Руки гладили мокрую спину, спускаясь ниже, под толстый слой пены, под воду.

— Что ты делаешь? — одними губами произнесла Мариса, зарываясь пальцами в темно-рыжие пряди.

— Я помогаю тебе все забыть, — шепнул ей на ухо Фред и впился губами в ее левую руку, именно там, где сквозь обугленную кожу виднелась черная метка.

…А снег все падал и падал, оседая на черных стволах деревьев, накрывая пушистым одеялом вечнозеленые английские газоны, слипаясь на скатах крыш и башен, теряясь в полукруглых арках и залетая в неплотно закрытые двери, чтобы тут же растаять от каминного жара.

Мариса сидела на подоконнике, поджав под себя ноги и завернувшись в два покрывала сразу.

Виктор сидел рядом и рассеянно глядел на снег за толстым оконным стеклом, на свою молчаливую подругу, курящую уже восьмую, и на трещащий камин, блики от которого рождали на каменных стенах древних великанов и хвостатых драконов.

С настоящими друзьями всегда так — с ними можно не только о чем-то говорить, с ними можно молчать. Молчать на определенные темы, когда не нужно слов и глупых советов.

— Да, — сказал Крам, нарушив эту практически святую тишину.

—Да, — Мариса улыбнулась, прекрасно понимая, что все слова, которые хотел сказать ей Виктор, уместились в этом «да».

— Что я могу для тебя сделать? — он сделал ударение на слове «я».

— Давай просто поболтаем о чем-нибудь, — Мариса сильнее закуталась в одеяло. — О чем-нибудь отвлеченном.

— Никогда бы не подумал, что ты спала с Левски, — недоуменно покачал головой Вик. — Кстати, он слыл у нас в команде плейбоем.

— Да он в сексе такой же, как на поле, — Мариса посмотрела в окно.

— Это как?

— Слишком старается, а толку мало. Давай лучше помолчим, Вик, что-то я не настроена говорить о Левски.

И двое друзей зачарованно смотрели, как резные маленькие снежинки превращаются в пухлые кучи снега, падая с неба на землю.

— Ты уверен, что мы должны ей сказать? — Рон замялся перед дверью директорского кабинета. — В конце концов, это только подозрения…

— Рон, — Гарри недовольно посмотрел на друга. — Я уверен. Мы должны ей сказать о находках Гермионы, о том, в чем мы подозреваем Бустаманте. Если мы ошибаемся, МакГонагалл объяснит, что к чему. Если же нет — то она должна обо всем знать.

Гарри уверенно толкнул дверь кабинета. Директор с бокалом красного вина стояла и смотрела в окно. Но в кабинете она была не одна. Перед ней стояли трое — близнецы Уизли и Драко Малфой, которого Фред держал за шиворот, как нашкодившего щенка.

— В ваши глупые сказки, мистер Фредерик Уизли, уже давно никто не верит, — МакГонагалл сделала маленький глоток. — Постыдились бы.

— Но он говорит правду, профессор! — вмешался Джордж.

— Правду? — откуда вы знаете, если вас там не было? — увидев Гарри и Рона, директор осеклась.

— Я все сказал, — бросил Фред зло и, отпустив Малфоя, пошел к двери. — Что с вами стало, профессор, если вы не считаете, что эта мразь должна понести наказание? — добавил он напоследок, сверкнув каре-зелеными глазами.

МакГонагалл проигнорировала последнюю фразу, сделав вид, что изучает пейзаж.

Джордж вылетел за братом, и, спустя минуту, вальяжно вышел и Малфой, кивнув напоследок.

Гарри и Рон стояли в нерешительности.

— Профессор, — начал Гарри медленно. — Мы должны вам кое в чем признаться.

—Я вас слушаю, аврор Поттер, — МакГонагалл даже не посмотрела в их сторону.

— Мы..то есть я…случайно залез в ваш Омут Памяти и узнал, что Мариса Бустаманте — дочь Люциуса Малфоя.

— Вот как? — директор резко обернулась, и Гарри стало не по себе от того, какие злые были у нее глаза.

— Я должен извиниться, — продолжил Гарри. — Но у Гермионы появились на этот счет подозрения. Она считает, что профессор Бустаманте — Пожиратель Смерти.

— Все интереснее и интереснее, — произнесла МакГонагалл сухо, слегка взбалтывая напиток в бокале.

— Да, она выписала несколько книг из министерской библиотеки… книги про дар Грин-де-Вальда, — Гарри замялся.

— И мы считаем, что Бустаманте обладает этим даром — даром воскрешать мертвых и собирается воскресить Того-Кого-Нет! — выпалил Рон.

МакГонагалл изменилась в лице.

— С чего вы это взяли, аврор Уизли? —сказала она, устремляя свой взгляд на Рона.

— Не я…Гермиона увидела нечто похожее. Как будто бы она воскресила жабу Невилла. Она перевела почти все пророчество со старорумынского, но оно пропало.

— Выйдите отсюда, — директор резко махнула рукой.

Гарри и Рон попятились к двери.

— Знаешь, — сказал Рон в недоумении. — По-моему мы ей зря рассказали. И узнать бы, для чего приходили близнецы…

— Я почему-то тоже думаю, что зря, — Гарри пожал плечами. Она какая-то странная. Даже очень.

— Не знаю, что произошло, — ответил Рон.

Они с Гарри спускались по лестнице, чтобы попасть, наконец, в коридор, ведущей к башне Гриффиндора.

Внезапно впереди они увидели нечто ужасное — человек в аврорской мантии, с зажатой в руке палочкой, ничком лежал на полу. Друзья бросились к нему.

— О Боже, — только и смог сказать Гарри, аккуратно перевернув человека. — Невилл!

Глаза Невилла были широко раскрыты. Зрачки не двигались.

— Он мертв, — пискнул Рон, отстраняясь.

Гарри в исступлении похлопал Невилла по щекам, пощупал пульс — сердце не билось.

— Похоже, и правда мертв, — заключил он испуганно. — Так, Рон, оставайся здесь, а я побегу за помощью.

Но вдруг Невилл моргнул.

— Слава Богу, Нев, — выдохнул Гарри. — Что с тобой..., — но он не успел договорить — Невилл мертвой хваткой вцепился ему в горло.

Доступ кислорода был перекрыт, и Гарри захрипел.

— Остолбеней! — крикнул Рон, направив волшебную палочку на Невилла. Заклятье не подействовало.

— Что за херня, — произнес Рон и, опомнившись, бросился врукопашную.

Невилл, который всю жизнь ненавидел физическую активность, в этот раз был сильнее их двоих. Он крепко держал горло задыхающегося Гарри и, ударив Рона ногой в живот, выпустил изо рта сноп зеленых искр.

И, когда уже битва была почти проиграна, чей-то громкий голос крикнул:

—Остолбеней! — и Невилл замер.

Кое-как Гарри смог освободиться и закашлялся.

Драко Мафлой убрал палочку в карман.

— Быстрее! — воскликнул он. — Это Бустаманте, она Пожиратель Смерти!

— Ты видел? — Рон поднял глаза.

— Да! — ответил Драко.

— Я тебе не верю! — Гарри посмотрел на своего врага исподлобья.

— Твой выбор, Поттер. Или ты веришь мне, спасшему тебя от него, — Малфой палочкой указал на застывшего Невилла, или веришь Бустаманте, которая собирается возродить Того-Кого-Нет!

— Хорошо, — прошептал Гарри еле слышно.

В конце концов, Малфой просто трус. Обыкновенный трус, ничего больше.

— К МакГонагалл, — сказал Гарри, поднимаясь. — Пока он не очухался.

* * *

— Это я нашел переводы Гермионы, — пояснил Драко, пока они бежали к директорскому кабинету. Все сходится. Этот дар, о котором написал Грин-де-Вальд, считается самым темным, какой только может быть у Пожирателя Смерти. Дословно — Death Eater — тот, кто ест смерть, тот, кто ее уничтожает.

— Странно, что дар воскрешать считается темным, — бросил Рон, тяжело дыша.

— Те, кто воскресают, что-то вроде оживших мертвецов. У них оживает только часть души и тело, — объяснял Малфой. — Этим и занимается Бустаманте. Она хочет оживить Того-Кого-Нет.

— Как это возможно? — спросил Гарри.

— Она отдаст ему свое тело и часть души, — Драко толкнул дверь кабинета директора, и, повернувшись к Гарри, произнес:

— Верьте мне. Я хочу все исправить.

* * *

«Я завещаю одну треть своих денег, лежащих в сейфе номер 568 банка Гринготтс, своим сестрам, Анне и Инне Ковальским, а также матери Луисе Ковальской (Бустаманте) Вторую треть прошу отдать на лечение моего друга Виктора Крама, а последнюю — на развитие бизнеса Фредерика и Джорджа Уизли. Мариса Бастинда Бустаманте».

Мариса свернула пергамент и кинула его в ящик стола.

— Ты с ума сошла? — голос Крама сорвался на крик. — Я тебе не позволю!

— Выбора нет, Вик, — прошептала Мариса. — Это последняя зацепка пророчества.

— А если не сработает? Получается, ты погибнешь зря?

— А если сработает?

— Басти, прошу, — в глазах Крама стояли слезы. — Не надо!

— Вспомни пророчество, Вик! «И когда Темные силы покинут тело, пробьет час икс, встанет чистокровный и победит Смерть и воскресит Темного. Но если умрет живое, умрет и мертвое, и наоборот. И если умрет мертвое, то умрет Темное».

— И что?

— Помнишь, мы решили. Мертвое — камень. Живое — я. Но мы кое-что пропустили. Если умрет живое, умрет и мертвое. То есть если я умру, камня тоже не станет. И Темное, темное тоже окончательно умрет!

Виктор заплакал. Слезы катились по его суровому, небритому лицу, и он даже не пытался их скрыть.

— Это единственный способ, — неуверенно произнесла Мариса. — Если я умру, ты очнешься от своей комы, а все они обретут покой. Все просто. Тем более сраного камня в лесу нет.

— И как ты это сделаешь? — спросил Вик обреченно.

— Быстро, — Мариса поковыряла палочкой в щетине своей метлы. — Иначе передумаю.

— Ты…сбавила сопротивление?

— Нет, я его полностью отключила.

— Тогда метла будет падать, а ты не успеешь…сесть на нее и включить сопротивление обратно.

— Этого я и хочу, Вик. В конце августа, как ты помнишь, мы с Фредом прыгнули с колеса обозрения London Eye. Мы тогда сбавили сопротивление до минимума, чтобы можно было его включить во время падения. МакГонагалл сразу поймет, что к чему. Она подумает, что я погибла, выполняя тот же самый трюк. И Фред так подумает. Я не хочу, чтобы меня считали самоубийцей. Завещание найдут нескоро, когда все уже будет кончено. Сейчас все подряд пишут завещания, так что не думаю, что оно вызовет какие-либо вопросы, — Мариса, с метлой в руке, открыла оконную раму.

— Тебе не..страшно? — Вик посмотрел вниз. Земля, припорошенная снегом, казалась очень далекой.

Мариса села на подоконник. Потом осторожно спустила ноги вниз.

— Мне никогда еще не было так страшно, Вик, — она подняла свои глаза на друга. — Мне ужасно страшно. В первый раз я боюсь…смотреть вниз. Тут очень высоко…Голова кружится…Я не могу…

— Так не надо, — сквозь слезы прошептал Вик.

— Я должна.

Мариса погладила воздух там, где только она могла видеть заплаканное лицо Крама.

— Прощай, — сказала она.

— Прощай, — ответил Крам, всхлипывая. — Я никогда тебя не забуду. Ты самый лучший друг, который только может быть. Я всегда буду тебя помнить. Всегда. Я люблю тебя.

— Я тебя тоже люблю, Вик, — по неестественно бледному лицу Марисы катились крупные слезы. — Жаль, мы так и не встретимся в финале Чемпионата мира.

— Не уходи, — своими огромными руками Вик попытался обнять Марису. У него не получилось — так как они существовали в разных пространственных плоскостях, в разных мирах, то не могли друг до друга дотрагиваться.

— Прощай, Вик, мой самый лучший в мире друг, — повторила она, захлебываясь слезами. — Ничего не говори Фреду. Пусть лучше я останусь для него…просто девочкой, которая ему нравилась, а потом скоропостижно скончалась. Ему будет проще пережить это, если он не будет знать, как отчаянно и страстно его любила эта самая девочка.

— Прощай, моя хорошая, — не в силах к ней прикоснуться, Вик гладил воздух, где были волосы Марисы. Он приложил кулак к груди — в своем последнем традиционном жесте воспитанников школы Дурмстранг.

— Прощай, — она ответила тем же.

…Мариса упала навзничь. Метла была крепко зажата в ее правой руке, а черные глаза — широко открыты.

Чья-то сильная рука схватила ее и с силой дернула на себя. Над головой был высокий потолок. По бокам — стены. Мариса упала навзничь. Метла была крепко зажата в ее правой руке, а черные глаза — широко открыты.

Трое нацелили на нее волшебные палочки.

— Мариса Бастинда Бустаманте, постановлением Визенгамота Министерства Магии Соединенного Королевства вы обвиняетесь в пособничестве Пожирателям Смерти, связи с Темными силами, убийстве Невилла Долгопупса и дальнейшем его воскрешении с помощью дара Грин-де-Вальда, а также в…попытке побега. Суд по вашему делу состоится через два дня в 12.00 по Гринвичу в зале суда №5. До назначенной даты вы отправляетесь в Азкабан, — изрек сухопарый волшебник в старомодной клетчатой мантии.

— Даже сдохнуть нормально не дают, — Мариса поднялась, и ее руки тут же были замкнуты за спиной заклятьем. — Какие люди. Кингсли собственной персоной. Сам министр пришел меня арестовывать, какая честь. Ремус Люпин, — Мариса расплылась в притворной улыбке. Вы-то что здесь забыли? Должна сказать, так попасться магглам, как это сделали вы, еще надо умудриться. Это же надо — пойти играть самого себя в маггловское кино о Поттере! Но это дело ваше — нафига было по-настоящему превращаться в оборотня?! Не мудрено, что в конце седьмой книжки Ролинг вас грохнула. Вся съемочная группа неделю очухаться не могла после заклятия забвения!

— Мисс Бустаманте, я, как и ваша мать, всегда был, есть и буду сторонником установления дружбы с магглами. И вы знаете, что я пошел на это не просто так.

— Поверили в волшебную силу слова? — съязвила Мариса. — Какой бред!

Увидев третьего человека, она осеклась.

— Профессор МакГонагалл? В чем они меня обвиняют?

МакГонагалл холодно встретила взгляд Марисы.

— Они вас обвиняют в том, что вы воспользовались даром Грин-де-Вальда, профессор Бустаманте, убив и воскресив аврора Долгопупса.

— Невилл мертв? — Мариса вытаращила глаза. — Я…не убивала Невилла! И уж тем более не воскрешала! Скажите им, профессор!

МакГонагалл молчала.

— Уводите, — сухо сказала она Люпину.

— Последнее слово обвиняемой, — устало кивнул Люпин. — И в Азкабан.

— Я буду говорить только в присутствии моего адвоката. Кстати, а как же зачитать мои права?

— Последнее слово.

— Мечты сбываются, друзья мои, — улыбнулась всем троим Мариса. — Поэтому стоит быть с ними поаккуратней. Несколько месяцев назад я совершенно сознательно хотела попасть в Азкабан и даже кое-что сделала, а что — не скажу. Так вот, меня не посадили. И тут –бац — и такое. И ничего не делала вроде!

— Слово, а не трактат, — МакГонагалл грубо толкнула Марису в плечо.

— Сука!

— Люпин, вы знаете, что делать.

Марису потащили к камину.

— Ремус, — Мариса умоляюще посмотрела на Люпина. — Сделайте, черт побери, хоть что-нибудь! Вы-то должны мне верить…

— Все факты против вас, Мариса, — оборотень покачал седой головой.

— Спросите кого угодно! Спросите Поттера, да хоть Уизли! Они подтвердят, что я этого не делала!

— Мариса, — Люпин грустно вздохнул. — Именно Гарри и Рон заметили вас…Именно у них были основания для…обвинения…

— Так, — усмехнулась Мариса. — Мои студенты — мои собственные обвинители.

Какой увлекательный сюжет, господа.

— На корм дементорам, — поморщилась МакГонагалл.

— Как-как вы сказали, профессор? На корм? — Мариса округлила глаза.

Прежде чем ей успели ответить, все четверо исчезли в камине.

* * *

— Здесь что-то не так, — Гарри ходил из угла в угол. — Мне это все не нравится. Люпин тоже считает, что она невиновна.

— Если она невиновна, то на суде это выяснится, — попытался успокоить друга Рон. — Сыворотка правды, и все тайны раскрыты.

— Если она действительно темная колдунья, не так-то просто будет на нее подействовать сывороткой. Эх, была бы здесь Гермиона!

— Не говори мне о ней.

— Но она нужна нам, Рон.

— Судя по всему, мы ей не очень. Она до сих пор в Болгарии! С бедным маленьким Виктором!

— Рон, прекрати.

В Гостиную Гриффиндора вошел уставший Люпин.

— Отвезли, — сказал и грустно и упал в мягкое кресло. — Вы уверены в том, что это сделала она?

— Больше некому, — развел руками Гарри. — Судя по всему, у нее и правда этот дар.

— И вы так уверены, что дар определяет поступки? — Ремус поднял грустные глаза. — Я сомневаюсь.

Он сильно постарел.

— Смешно, — подумал Гарри. — Кто-то всю жизнь бежит от смерти, а кто-то бежит за ней и никак не может поймать.

Последний год, с того момента, как умерла Тонкс, Люпин только и делал, что догонял смерть. Он подписался на самые опасные дела министерства, практически в одиночку арестовывал Пожирателей, ходил по Лютному переулку без волшебной палочки в кармане и никого не боялся. Отчаяние довело его до того, что он пошел к Ролинг и попросил убить его в книге. Он никогда не попадался магглам и не играл в маггловском кино. Он просто придумывал причины для того, чтобы умереть.

— Слова имеют силу, — сказал он тогда.

Они не имели. Ремус Люпин был живее всех живых.

— Что с Невиллом? — спросил Рон.

— Его пришлось убить. Я сделал это, — Ремус закинул голову на спинку кресла.

— Убить? — не поверил своим ушам Рон.

— Это уже не Невилл. Это его тело и зло, в него вселенное.

— Вы действительно верите в это? — спросил Гарри шепотом.

— Как не верить. Я слышал о Даре и раньше, но думал, что это все глупости. Но когда вы мне рассказали, все сошлось.

— Так вы же сказали, что не верите в виновность Бустаманте.

— Не верю. Но я верю в ее дар. И я верю в то, что душа Невилла так и не обрела покой.

— Не обрела покой? Что это значит?

— Согласно Грин-де-Вальду, души убитых Темными силами не переходят в мир иной, а питают эти самые силы, зависнув между мирами. И обладатель дара может освободить только одну душу, но после этого будет проклят.

— Откуда вам это известно? — закусил губу Гарри.

— Я все-таки преподаватель Защиты от Темных Искусств, — равнодушно пожал плечами Ремус. — А теперь, простите, мои мальчики, мне нужно отдохнуть.

Гарри и Рон тихо вышли из гостиной.

Гарри только-только смог осознать происходящее, и почувствовал, будто к сердцу привязали тяжелый камень, и он тянет всю душу вниз, к ногам, к полу.

Гарри видел в своей жизни столько смертей, что почти к ним привык.

— Еще один, — вздохнул он, когда понимание того, что Невилла нет, наконец пришло.

— Я знаю, — ответил Рон. — Я знаю. Как ты думаешь, почему он верит в этот дар и в невиновность Бустаманте?

— Он не верит, — покачал головой Рон. — Он просто хочет верить. Хочет верить в то, что Тонкс еще можно вернуть. Дар и правда есть. Ты видел, что стало с Невиллом? И почему-то у меня есть уверенность, что мы сделали какую-то жопу, а какую — я не пойму.

— Давай так, — Гарри задумчиво кивнул. — Окончательный приговор сразу не вынесут. Мы попробуем докопаться до истины, и если поймем, что Бустаманте невиновна, то будем ее защищать до последнего.

— Мне надо идти, — кивнул Рон.

Каждый быстро пошел в спальню. Гарри Поттер и Рон Уизли были достойными и храбрыми Гриффиндорцами, победителями и героями. И, как настоящие мужчины, они считали, что если уж плакать, то только в одиночестве.

Много народа. Слишком много. Дышать нечем.

— Приведите обвиняемую! — кто же это так орет?

Гарри не знал.

На середину комнаты, связанную заклинаниями и — для проформы— веревками, вывели Марису. На ней была грязно-серая тюремная мантия, волосы слиплись и висели черными сосульками. Она подняла глаза, и все вздрогнули. Взгляд был потухшим, мертвым, как будто бы у нее вынули часть души.

— Продолжим допрос свидетелей, — старый аврор, Диггори, кажется, брат Амоса, еле-еле виднелся из-за кафедры. — Фредерик Уизли, вы состояли с обвиняемой в связи?

— Какую именно связь вы имеете в виду? — на лице Фреда застыла пренебрежительная гримаса.

— Любовную, мистер Уизли.

— Состоял. И состою. И буду состоять, даже если вам придется упрятать меня в Азкабан.

— Знали ли вы, что обвиняемая Мариса Бустаманте имеет отношение к Пожирателям Смерти?

— Мариса не имеет никакого отношения к Пожирателям! — это не Фред, это Джордж крикнул со своего места.

— Мистер Уизли! Мистер Джордж Уизли! Дождитесь, пока вас пригласят!

— Тогда повторю я, — криво усмехнулся Фред. — Мариса Бустаманте не имеет никакого отношения к Пожирателям Смерти.

— Где вы были между 15 и 16 часами 5 февраля, когда было совершено убийство Невилла Долгопупса?

— Я был у себя в магазине, в «Косом переулке».

— Кто это может подтвердить?

— Мой брат Джордж.

— Вы знали, где находилась в это время обвиняемая?

— Вероятно, у себя.

— Вы же подтвердили вашу связь, мистер Уизли.

— Хорошо, — Фред почесал подбородок. — Я вам скажу. Профессор Бустаманте проснулась в десять утра, справила естественную нужду, залезла под душ, провела маггловедение у Бог его знает какого курса, поела, справила нужду еще раз. После еды это необходимо, знаете ли. Решите сами, что из этого она делала между 15 и 16 по Гринвичу!

— С ним все, — Диггори устало махнул рукой. — Аврор Джиневра Уизли, вас приглашают в качестве свидетеля.

Джинни, с забинтованными руками, встала за кафедру.

— Как долго вы знакомы с обвиняемой?

— С сентября, как она вступила в должность профессора Защиты от темных искусств.

— Вы не замечали в ее поведении ничего странного, пугающего?

— Нет, сэр, с ней было очень весело.

— Чем вы занимались на парах?

— Как правило, практиковали дуэли.

— Мисс Уизли, ответьте на вопрос, как ваш профессор допустил использование Сектумсемпра на своих занятиях?

— Это был Драко Малфой. Он использовал Сектумсемпра, — горячо сказала Джинни.

— Мисс Уизли, отвечайте на вопрос. Как преподаватель, который должен был курировать ваши дуэли, допустил использование запрещенного заклинания?

— Это Малфой, он просто набросился на меня! Профессор Бустаманте тут ни при чем!

— Довожу до вашего сведения, мисс Уизли, что преподаватель обязан следить за тем, какие заклинания используются на его уроках. Прошу вас, сядьте на место. Пригласите аврора Малфоя.

Драко вальяжно занял место Джинни.

— Аврор Малфой, почему вы использовали заклинание Сектумсемпра на занятиях по защите?

— Так учила профессор Бустаманте, сэр.

— Это ложь! — Джинни вскочила со своего места и потрясла забинтованной рукой.

— Допустим. Вы утверждаете, что видели, как профессор Бустаманте убила аврора Долгопупса?

— Да, утверждаю.

— Каким образом она это сделала?

— Заклятьем Авада Кедавра, сэр.

— Почему вы не смогли помешать ей?

— Я не успел, сэр.

— Что произошло потом?

— Потом она внимательно посмотрела на Невилла, и он открыл глаза.

— Он был жив?

— Проверьте палочку!

— Аврор Поттер, вам не давали слова!

— Проверьте палочку Марисы Бустаманте, и все будет ясно! — Гарри поднялся со своего места, и сотни пар глаз устремились на него. — Проверьте, было ли использовано заклятье Авада Кедавра!

— Сядьте, аврор Поттер.

Гарри сел на свое место.

— Она не виновата, — Гарри толкнул Рона локтем. — Только как обычно бывает на магических разбирательствах, все будто сговорились и хотят отправить ее в Азкабан.

— Из-за нас, Гарри, — Рон закрыл лицо руками. — Я же говорил, мы сделали большую жопу!

— Неправда, Рон, — Гарри ободряюще похлопал друга по спине. — Тогда все было очевидно. Ее дар, мертвый Невилл, который чуть меня не задушил. Сейчас очевидно, что ее просто подставляет Малфой.

— Что будем делать? — Рон вопросительно посмотрел на друга.

Гарри задумчиво потер шрам в виде молнии.

— Подождем. Сейчас ее начнут допрашивать под сывороткой правды. Если она невиновна, то все будет хорошо, и план Малфоя не удастся.

Маленький Диггори повернулся к Марисе. Она смотрела на действо исподлобья, усмехаясь каким-то своим внутренним мыслям.

— Принесите сыворотку, — со своего места поднялась властная МакГонагалл.

Внесли небольшой пузырек.

— Три капли, и все будет кончено, — шепнул Рон.

Все замерли в ожидании. МакГонагалл подошла к Марисе и влила ей в рот несколько капель. Обвиняемая никак не прореагировала.

— Мариса Бустаманте, — начала профессор. — Признаетесь ли вы в том, что обладаете даром Грин-де-Вальда, позволяющим возвращать мертвых в мир живых?

— Нет, — глухо произнесла Мариса и посмотрела на свои руки.

— А неплохо держится, — шепнул Рон Гарри. — По-моему, она неслабый окклюментик.

— Применяли ли вы когда-нибудь запрещенные заклинания?

— Нет, — также глухо ответила Мариса.

— Она сопротивляется, — МакГонагалл пояснила аудитории. — Сильные темные маги могут сопротивляться сыворотке. Добавить еще!

— Это же опасно, — прошептал Рон в ужасе. — Все знают, что сыворотку нельзя растрачивать так… по-идиотски! Большое количество может угрожать жизни человека.

— Это МакГонагалл, — неуверенно произнес Гарри. — Она должна знать, что делает.

МакГонагалл тем временем вплотную подошла к Марисе и взмахнула палочкой.

Рот обвиняемой открылся, и профессор вила туда сыворотку.

— Сука, — прохрипела Мариса и плюнула профессору в лицо.

Сморщившись от отвращения, МакГонагалл вытерлась платком.

Рон, Гарри и Джинни замерли в ужасе.

— Сколько она ей влила?

— Целую бутылку, — Гарри не мог поверить своим глазам.

— Они все…они все ее подставили! И МакГонагалл тоже, — ошалело произнес Рон. — Пора прекратить этот фарс, они же над ней попросту издеваются! Хотят ее убить!

Но они ничего не успели сделать — Марису Бустаманте согнуло пополам и вырвало. Она закашлялась. Все отпрянули. Зрелище было то еще.

— Мариса! — Фред вскочил со своего места и попробовал прорваться к ней, но чьи-то руки его тут же остановили.

— Мариса Бустаманте, — МакГонагалл холодно улыбнулась. — Вы использовали когда-нибудь запрещенные заклинания?

Мариса затравленно оглядела битком набитый зал суда.

— Да, — сказала она громко.

Сердце Гарри упало в пятки.

— Час от часу не легче, — покачал головой Рон.

— Что это было за заклинание, мисс Бустаманте, — с улыбкой продолжила МакГонагалл.

— Империус.

По залу пробежал тихий шепот. Краем глаза Гарри увидел, что Фред закрыл лицо руками, взъерошив рыжую челку.

— Зачем вы применили заклятие Империус?

— Чтобы подчинить своей власти, — на лице Марисы появилась кривая усмешка.

— Кого подчинить?

— Человек сто как минимум, — она снова оглядела зал. — Рона Уизли, например. Гарри Поттера, по нему я ударила в первую очередь, к тому же три раза. Он сильный окклюментик. Сразу не получилось…Грейнджер, ее тут нет. Джорджа Уизли, Билла, Перси Уизли. Да всех Уизли. Фреда Уизли.

— Это неправда! — закричал Фред.

Его тут же посадили на место.

— Гарри…Гарри, — Рон потряс друга за плечи. — Это неправда? Она врет? Сопротивляется?

Гарри внутренне похолодел. Вспомнилось, что привиделось ему на паре по Защите — «Нора», ливень и профессор Бустаманте в плаще, кричащая: «Империо!».

— Это правда, — сказал он тихо. — Правда.

— Зачем вы применили заклятие «Империус»? Что вы заставили сделать этих людей? — МакГонагалл не отставала

— Разное, — туманно ответила Бустаманте, сделав над собой неимоверное усилие.

— Хорошо, — на лице МакГонагалл появилась улыбка. — Пойдем по-другому. Что случилось после того, как вы применили «Империус»?

— Я применила легилименцию. Ко всем. Их было много. Они сопротивлялись. После Империуса перестали. Легилименцию, — тихо повторила Мариса.

— И? — МакГонагалл посмотрела на обвиняемую.

Мариса ответила спокойным безучастным взглядом.

— Я применила легилименцию. Они забыли. Потом я…потом я…попросила Фреда…Фреда Уизли. Я попросила его встать, переодеться и сжечь..., — Мариса затряслась, ее глаза закатились. Лоб покрылся испариной.

— Сжечь, — повторила она…

Гарри не мог пошевелиться от ужаса. Внезапно Мариса дернулась и посмотрела прямо на него. Точнее, сквозь него. Губы зашептали что-то непонятное, то, отчего у Гарри подкосились коленки.

Это имя он мог узнать из тысячи миллионов, миллиардов имен. Именно его он повторял бесконечное множество раз, ковыряя кладбищенскую землю и обвиняя себя в смерти того, кому он так отчаянно не доверял и так бесконечно был благодарен.

— Северус, — шептали ее губы. — Се-ве-рус.

Внезапно левая рука Марисы вспыхнула столбом огня, и все, кто стояли рядом, отскочили назад. Началась паника.

— Пожизненное, — покачал головой Рон, не в силах прийти в себя.

— Уведите, — в ужасе закричала МакГонагалл. — Приговор будет оглашен на следующем слушании.

Кто-то из магов изловчился и потушил пожар на руке Марисы. Держась на безопасном расстоянии, они повели ее к выходу. Обессилившая ведьма не сопротивлялась. Она тихо шла рядом со стражей, глядя себе под ноги.

Гарри в шоке смотрел на черные волосы, потухший взгляд, руки, сведенные сзади.

Внезапно Мариса подняла голову и посмотрела прямо на Гарри. Чувствуя, как от этого взгляда уходит в пятки душа, он встретился с ней глазами.

— Гроб, — сказала она одними губами, так, чтобы только Гарри мог ее слышать.

Гарри непонимающе покачал головой. Ее увели.

— Она тебе что-то сказала? Или мне показалось? — Рон потряс друга за плечи.

— Она, по-моему, сошла с ума, — Гарри уставился в одну точку. — Она сказала «Гроб». И…все!

Рон секунду помолчал, а потом с силой сжал плечо Гарри.

— Нет, — произнес он медленно. — Она не сошла с ума. Она попросила Фреда сжечь гроб. Встать, переодеться и сжечь гроб.

Ремус сидел, сгорбившись, и читал какую-то скучную книгу на латыни. Его сын, Тед, возился на полу с игрушечным паровозом. Он пускал его по кругу, и паровоз издавал настоящий гудок. В крошечных окнах можно было различить машиниста и пассажиров, читающих газеты. Увидев Гарри, маленький Тед протянул к нему свои пухлые детские ручки. Гарри взял крестника на колени и потрепал по кудрявым волосам, которые из фиолетовых превратились в красные.

— Ремус, — Рон внимательно посмотрел на Люпина. — Что именно вы знаете о даре Грин-де-Вальда?

— Что он есть, — Ремус отложил книгу. — Про него толком никто ничего не знает. Грин-де-Вальд много путешествовал и много писал. Глупости, в основном, про мировое господство, про превосходство волшебной крови. Под конец он совсем с катушек съехал. Среди его дневников было найдено так называемое пророчество, написанное в нескольких экземплярах и все на старорумынском. Официальный перевод был только один, да и тот на гэльский язык. Тот, кто его сделал, давно уж умер. Больше никто переводить не взялся. Сложная и никому не нужная работа. После заключения Грин-де-Вальда в тюрьму пророчество признали ересью.

— Так что там было? — спросил Гарри, рассеянно отвлекаясь на крестника, катающего поезд по его коленям.

— Что раз в десять поколений в чистокровной семье появится обладатель дара воскрешать мертвых. И что этот дар даст ему Самый Темный Волшебник всех времен. Избранный чистокровный сможет возвращать в земной мир умершие создания.

И когда Самый Темный Волшебник умрет, Избранный должен будет воскресить его.

— Вы что-то говорили про проклятье? Про спасение какой-то одной души? — Рон испытующе посмотрел на оборотня.

— Ох, — рукой с нестриженными желтыми ногтями Ремус почесал седую голову. — В этом пророчестве первые два абзаца — на английском. Я их только и читал. Там было как-то так: если Чистокровный предаст темную сторону и отберет душу у темных сил, то будет проклят навеки.

— Что значит отобрать душу у темных сил? — не понял Гарри.

— Это..., — Ремус задумался. — Все души, убитые темными силами, остаются у них и не могут обрести покой. А отобрать у них душу — значит отдать ее Богу, я так понимаю. Отправить на небо, вернуть все на свои места…

— Проклятье? Как он будет проклят? — спросил Гарри.

— Этого не говорится в первых двух абзацах, — устало покачал головой Люпин.

— Видеть…жертвы, которые не обрели покой, — задумчиво произнес Гарри, — сойдет за проклятье?

Рон непонимающе посмотрел на друга.

— Это было бы ужасным проклятьем, — кивнул Ремус.

— А.., — Рон замялся. — Вы сказали, отдать душу Богу? А тот, кого…освободили…его душа может вернуться обратно в тело? И он…сможет жить как раньше?

В глазах Ремуса Люпина появились слезы.

Гарри все понял без слов: Ремус надеялся на это. До последнего надеялся, что душа освобожденного может вернуться в тело, что душа Тонкс может вернуться…

— Я считаю, — тихо произнес Люпин. — Что у Бога на все свой замысел. И, получив освобожденную душу, Он волен делать с ней все. И, если эту душу кто-то страстно любит на земле, если…жертва была напрасной…если этот человек не должен был умирать, Он вернет ее в тело…Он оживит ее…по-настоящему…

Плечи оборотня задрожали, и он заплакал.

— Оставьте меня, — сказал он тихо.

Посадив удивленного Теда на колени к отцу, Гарри и Рон вышли за дверь Гриффиндорской гостиной.

— Я не могу на него смотреть. С того момента, как мы сказали ему, что у Бустаманте — этот дар, вся его скорбь вернулась, — Гарри посмотрел, как маленький Тедди пускает паровоз по ногам папы. — Он даже не был на слушании… По-моему, он так и не уходил домой…Он устал от жизни.

— Не время, Гарри, — Рон хлопнул друга по плечу. — Что ты имел в виду, когда спросил про проклятье?

— Она видела Северуса Снейпа, — ответил Гарри тихо. — Я уверен.

— Видела? — воскликнул Рон недоуменно.

— Да, — подтвердил Гарри. — Когда загорелась ее метка, она шептала имя: «Северус» и смотрела в стену…словно там кто-то был! Это может быть ее проклятьем.

— Она на светлой стороне, — Рон кивнул. — Чистокровная, помеченная Тем-Кого-Нет, выбранная им для миссии своего воскрешения… И предавшая его.

— Он жив, — казалось, Гарри не мог ничего чувствовать. — Он…мучает души. Наших близких…

— Очнись,— Рон заглянул Гарри в глаза. — Наверняка, есть способ это исправить. Нам только нужен перевод пророчества! — он осекся.

— Гермиона, — сказал Гарри. — Она его перевела. Она знает, что там. Она нам нужна.

— Да, — обреченно согласился Рон. — Она нам нужна. Ты писал ей?

— Каждый день, — Гарри развел руками. — Я думаю, она обязательно будет на втором слушании дела Марисы.

— Хорошо, — Рон сделал вид, что его это совершенно не интересует. — Слушай, — казалось, он тщательно подбирал слова. — Если Мариса проклята, значит, она все-таки освободила душу…Ты думаешь…о том же, о чем и я?

— По-моему, да, — Гарри схватился рукой за стену. — Но я не хочу об этом говорить.

Внезапно Рон тихо ахнул. На лестнице появились Фред и Джордж.

Гарри и Рон инстинктивно прижались к стене.

В руке у Фреда была метла Марисы. Не говоря ни слова, близнецы спустились по лестнице и собрались выйти через портрет.

— Фред! — вдруг крикнул Рон, и тот обернулся. — Нет, ничего…

— Да будет тебе известно, братишка, — мрачно ответил Фред, — я знаю, что случилось с Марисой.

— Что же? — пролепетал Рон.

— Она была одной из Пожирателей. Но ей не хотелось быть среди них, и она сделала кое-что, что повлияло на смерть Того-Кого-Нет.

— Что, Фред? — Рон испуганно посмотрел на брата.

— Я не знаю.

Близнецы вышли через портрет.

Рон и Гарри перевели дух.

— Ты тоже испугался, что Фред скажет: «Она воскресила меня»? — выдохнул Рон.

— Испугался, — признался Гарри.

* * *

Чтобы их никто не услышал, Гарри и Рон перебрались в спальню.

— Придется вспоминать, — Гарри кивнул. — Мы попробуем восстановить эту картину.

Что ты помнишь?

— Во время Битвы у Фреда была серьезная рана, — уверенно начал Рон. — Он еле дышал. Я помню, как мы все столпились, когда его ранили…Я думал, он умер. Мы сразу же отнесли его домой, в «Нору».

— Я тоже это помню, — подтвердил Гарри. — А дальше… Дальше я помню утро, когда Фред поправился. Врачи сказали, это чудо. Мы все были так рады!

— И я помню это утро. У нас дома была куча гостей — они все пришли почтить память погибших, кажется. Все спали, и вдруг Фред проснулся и смог встать с кровати!

— А что было между ранением и тем утром? — спросил Гарри.

— Много всего, — пожал плечами Рон. — Черт…Я..почему-то ничего такого не могу вспомнить! Как память отрубило…Хотя больше года прошло, можно и забыть.

— Между ранением и тем утром, — Гарри вздохнул, — были похороны Фреда. На которых Мариса Бустаманте, чистокровная Пожирательница, воскресила его. И, когда в воздухе зависла черная метка, началась паника, она была на грани разоблачения. И Мариса применила «Империус». Наверное, под ее приказом мы перестали обращать внимание на то, что происходит. Убрали все следы похорон…

— Она попросила Фреда встать, переодеться и сжечь гроб, — промолвил Рон тихо.

— А потом мы все были подвержены легилименции и заклятию забвения. Мариса приказала нам все забыть, внушила мысль про ранение Фреда, про то, что он чудом выжил, что все эти люди в «Норе» пришли почтить память погибших… Что Фред умер в книге Ролинг, потому что попался магглам, — подытожил Гарри.

— Да, — Рон согласно кивнул. — Мы все были в шоке, когда узнали. Но понимали, по-другому никак. Фред был с Джорджем в центре Лондона, и у него случайно из кармана выпал паспорт. Кто-то его поднял, увидев имя и фамилию. Так он чуть не обнаружил себя. Он так гордился тем, что Ролинг его убила.

— Паспорт? У Фреда есть паспорт? — Гарри улыбнулся. — Он чистокровный волшебник, его паспорт — его волшебная палочка.

— Ну, Фред большой шутник. У него вполне мог быть маггловский паспорт.

— С настоящим именем?

— Вот те на! — воскликнул Рон. — У меня даже никогда сомнений не возникало, что так оно и было!

— Легилименция, Рон. Очень сильная.

Рон опустился в кресло и схватился за голову.

— Не каждый день узнаешь, что твой старший братец-дебил на самом деле воскресший из мертвых, — тяжело вздохнул он. — И еще я в первый раз вижу, что Империус…был использован вроде как во благо… Не то, что во благо, а по необходимости! Только не пойму — допустим, все увидели метку, поняли, что среди них Пожиратель, но потом…Фред-то ожил! Она же могла объяснить, кто она такая и что она сделала. Это было бы…несколько странно… Но если кто-то возвращается с того света — это вообще как минимум странно…

— Она пыталась, Рон, — ответил Гарри. — Помнишь, когда я проиграл дуэль на защите у первого курса? Я тогда увидел…эту картину. Мы с ней сцепились. Я ее чуть не убил. Я не видел, что Фред жив…И тогда она использовала «Империус».

— Как сложно, — заскулил Рон. — Но теперь мы можем пойти на суд и все сказать так, как есть. Правда, что-то мне не хочется, чтобы там присутствовал Фред…

— Рон, подожди, — сказал Гарри напряженно. — Ты хоть раз видел, чтобы так сопротивлялись сыворотке?

— Ни разу, — покачал головой Рон. — Казалось, она сейчас просто умрет.

— Она не хотела выдавать свою тайну. Не хотела настолько сильно, что смогла сопротивляться такому количеству сыворотки правды. Ей было очень важно, чтобы никто не узнал, что она предала темные силы. И во время похорон, — Гарри хотел добавить «Фреда», но не смог, — ей важнее всего было все скрыть. Поэтому был «Империус», огромное количество легилименции и заклятия забвения…мы ни в коем случае не должны говорить, что она сделала перед всем судом! Скорее всего, это какая-то ловушка. Это все Малфой…

— Малфой убил Невилла, — прошептал Рон в ужасе. — И…воскресил…У него, что, тоже этот дар?

— Ремус сказал, он дается через десять поколений… Драко и Мариса — брат и сестра, — ответил Гарри.

Гарри не знал, что делать. Тот, с кем он боролся всю жизнь, кого победил, не умер. И его школьный соперник скорее предпочел бы воскресить его, чем обречь себя на проклятье, как сделала его сестра.

— Мерлинова мама, что нам делать? — пискнул Рон.

— Если бы здесь была Гермиона, — вздохнул Гарри, — она бы сказала, что нам нужен план.

— Гарри, Гарри, мы в жопе у Мерлина.

— Нет, Рон, мы в Министерстве магии, нам нужен пятнадцатый зал.

— Я думал, их всего десять.

— Лучше скажи, ты готов?

— Готов, аврор Поттер. Как только заходим, я применяю заклятье поиска, чтобы найти людей под Империусом. Делаю это тихо, чтобы никто не заметил.

— Если силы будут как минимум равными, вступаем в открытую драку.

— Если же нет, попытаемся объяснить другим членам Визенгамота, что происходит.

— И вступаем в открытую драку.

— Какой-то очень хреновый план. И что будем кричать? Эге-гей, тут Пожиратели Смерти? — Рон почесал затылок.

— Я не мастак составлять планы. Гермиона будет к началу.

— Ты ей написал, что тут происходит?

— А если сову перехватят? Я думаю, она сама все поймет.

— Гарри, на слушании кроме авроров и членов Визенгамота будут близнецы.

— Только не это, — Гарри схватился за голову. — Я бы, в общем, не хотел, чтобы они…чтобы Фред при этом присутствовал.

— Я тоже, — кивнул Рон. — Я даже смотреть на него не могу теперь. Он такой…веселый… Мы за этот год столько делали всего вместе. Я все думаю: что со мной было, когда он умер? Как я это принял?

— Почему их допустили на закрытое слушание? — перебил его Гарри.

— Как самых близких друзей Марисы Бустаманте, — ответил Рон. — Как единственных близких Марисы Бустаманте. Ее мать в Аргентине…

— Ей кто-нибудь сообщил?

— МакГонагалл должна была...

— Ты думаешь, она под Империусом?

— Думаю, что да.

Гарри и Рон остановились у неприметной двери.

— Ну что, заходим? — Рон в нерешительности остановился.

— Пошли, — Гарри уверенно дернул ручку.

Они оказались в небольшом зале без окон.

Он был почти пуст — присутствовали только двадцать членов Визенгамота, включая Люпина, курс аврората, все, кроме Джинни, вернувшейся в лазарет, Драко и Невилла…

Бабушка Невилла, одетая в черную мантию с кружевным воротником, сидела в углу и не могла сдержать слез.

— Где Малфой? — шепотом спросил Гарри, краем глаза увидев, как Рон шепчет заклинание.

Тот только пожал плечами.

Слева, чуть поодаль, сидели близнецы. Фред не поднимал глаз, Джордж крепко держал брата за плечо. Оба были мрачнее тучи.

В центре зала, на небольшом постаменте, стояла Мариса. Руки были, как и раньше, сведены сзади, тюремная мантия висела на ней мешком. Высокие скулы обтягивала кожа, глаза тускло смотрели в пол, черные волосы свалялись и грязными сосульками падали на лицо.

Увидев Гарри, Мариса с надеждой подняла глаза. Гарри кивнул ей, взглядом пытаясь показать, что он понял тайну.

— Шшшшш, — шепнула Мариса, подтвердив догадку — нельзя говорить об ее секрете.

Гарри и Рон сели в последнем ряду.

— Гарри, — Рон испуганно посмотрел на друга. — Поиск не сработал.

— То есть?

— Тут нет никого под заклятьем «Империус».

— Но МакГонагалл…

— Я не знаю.

МакГонагалл тем временем размеренно ходила перед собравшимися.

— Мариса Бастинда Бустаманте, признаетесь ли вы в том, что обладаете даром Грин-де-Вальда? — спросила она громко, пытаясь заглянуть в потухшие глаза обвиняемой.

— Нет, — Мариса все так же смотрела в пол.

— Признаетесь ли вы в том, что убили аврора Невилла Долгопупса? — на этих словах бабушка Невилла громко всхлипнула.

— Нет, — лицо Марисы оставалось бесстрастным. — Я не убивала.

— Признаетесь ли вы в том, что имеете отношение к группировке, именуемой Пожиратели Смерти?

— Нет.

— Чистосердечное признание смягчит ваш приговор, — МакГонагалл усмехнулась, и у Гарри мурашки пошли по коже от этой усмешки. Такой она показалась знакомой.

— И как же? — Мариса подняла глаза. Белки были красными. — Неужели мне отменят пожизненное?

— У вас будет право на последнее желание, — произнесла МакГонагалл надменно.

— В таком случае, я искренне желаю победу сборной Аргентины на Чемпионате мира. И еще, чтобы у Фреда с Джорджем хорошо развивался бизнес. И чтобы мой друг Виктор, — на этих словах Мариса повернулась и (Гарри готов был поклясться!) кивнула в пустоту, будто кого-то там видя, — смог жить полноценной жизнью. И чтобы моя сестра была на высоте сегодня. Она охотник в Шармбатоне, и у них игра. — Мариса с гордостью оглядела аудиторию. — Моя сестричка вся в меня!

— Что вы несете? — МакГонагалл поморщилась.

— Вы предлагаете мне право на последнее желание, — улыбнулась Мариса. — То право, которое у меня никто не отбирал. Я буду желать и здесь, и в Азкабане, и где угодно. И только Бог, — она подняла глаза к потолку, — будет исполнять мои желания, а никак не вы. Но одно мое желание я могу исполнить и сама, — с улыбкой Мариса посмотрела на МакГонагалл, и мантия той задралась, обнажив старые ноги в чулках и трусы-парашюты.

Даже осознавая всю трагичность ситуации, Гарри не смог не улыбнуться.

По всей аудитории прокатилась волна тихих смешков.

— Мариса Бастинда Бустаманте, — МакГонагалл нервно огладила мантию. — Вы приговариваетесь к пожизненному заключению в тюрьме Азкабан…

— Приготовься, Рон, — шепнул Гарри.

— Что делать-то? — Рон округлил глаза.

— Просто долбанем по ней чем-нибудь. Позже будем разбираться!

— В камере строгого режима…

— Один…

— Без права посещения…

— Два, — Рон вытащил из кармана палочку.

— Без права амнистии и без права выходить из камеры даже в сопровождении дементоров.

— Три, — Гарри и Рон одновременно вытащили палочки и были готовы произнести заклинание, но осеклись. Боковая дверь открылась и Гермиона Грейнджер, запыхавшаяся, вспотевшая, вбежала в зал.

— Подождите, профессор! — взмахнула она рукой. — Мариса не убивала Невилла! И не воскрешала его! Она не обладает даром Грин-де-Вальда!

— Что она делает? Она знает?? Гермиона, нет! — крикнул Гарри из последних сил, но было поздно.

* * *

Гермиона бежала из последних сил. Только бы успеть. Только бы успеть… В Болгарии было другое время, и когда она, обычно такая пунктуальная, спохватилась, надо было срочно выбегать. Она знала, что сделает это. Мариса предупредила ее — сказать можно только в самом крайнем случае. Но разве обвинение в убийстве нельзя назвать крайним случаем? Только в крайнем случае и только проверенным людям.

Гермиона огляделась. Гарри, Рон, все остальные авроры. Малфоя нет. МакГонагалл. Ремус Люпин, Питер Диггори, Визенгамот в полном составе, бабушка Невилла. Им всем можно доверять. Близнецы Уизли. Гермиона не была готова к тому, что увидит Фреда здесь. Он поднял голову и посмотрел на нее. Безучастно, равнодушно, грустно. За все время, что она знала Фреда, Гермиона никогда не могла припомнить, чтобы он грустил. Казалось, всю ночь он не сомкнул глаз.

— Прости, Фредди, — одними губами прошептала Гермиона, и, сделав глубокий вдох, выпалила:

— Мариса Бустаманте не имеет отношения к смерти Невилла. Полтора года назад она предала темную сторону и свой дар Грин-де-Вальда, воскресив Фреда Уизли!

— Пиздец, — это было последнее слово Марисы, которое услышал Гарри прежде, чем маленький зал потонул во всеобщей панике и непонятно откуда взявшемся дыме.

Гарри кашлял, глаза слезились, и никакое заклинание не помогало расчистить едкий, густой желтый дым, заполнивший в одночасье зал суда.

Кое-как пробравшись к центру, он схватил испуганную Гермиону за руку и попробовал найти Марису, но тщетно. Через минуту дым рассеялся, и Гарри увидел, что случилось.

Бабушка Невилла сильно кашляла в платок, Рон и Ремус оказались поблизости с приготовленными для атаки палочками, авроры и члены Визенгамота рассыпались по помещению в поисках источника дыма и выходов.

Джордж сидел, не шевелясь, а испуганный Фред тряс брата за плечи.

— Джи, Джи, — кричал он, — что с тобой? Это какие-то глупости, я жив, Джи, я жив!

Джордж не отвечал. Он расширенными от ужаса глазами смотрел в пустоту, туда, где совсем недавно на небольшом постаменте стояла Мариса Бустаманте.

Гарри поискал ее глазами, но бесполезно. В маленьком зале суда не было ни обвиняемой, ни обвинителя.

Мариса и МакГонагалл исчезли.

Гарри, Рон и Гермиона быстро бежали по коридорам Хогвартса — к кабинету МакГонагалл.

— Господи, — шептала Гермиона обреченно. — Что же я наделала? Неужели профессор МакГонагалл на их стороне?

— Сейчас мы это выясним, — отозвался Гарри, тяжело дыша. — Что в конце пророчества, Герм?

— Там…если Пожиратели узнают о предателе крови, они должны совершить его ритуальное убийство, которое наделит их огромной силой, — ответила Гермиона. — Ты правда считаешь, что у Драко тоже этот дар?

— Да, — кивнул Гарри. — Он убил Невилла. Он подставил Марису, — Гарри толкнул дверь кабинета.

Все трое ввалились внутрь, начали переворачивать книги, открывать дверцы шкафов, искать потайные ходы.

— О Господи! — крикнул Рон, открыв старый платяной шкаф в углу кабинета. — Сюда!

Когда все трое подошли, они увидели страшную картину — в шкафу, связанная, бледная и исхудавшая, полусидела профессор МакГонагалл.

— Оборотное зелье, — догадался Рон. Гермиона и Гарри кинулись спасать своего профессора, вытаскивая ее на свет.

Когда все веревки были сняты, МакГонагалл тихо закашлялась. Гермиона тут же наколдовала графин с водой.

— Люциус, — прохрипела она, когда спасительная жидкость коснулась иссохших губ — Это сделал он…

— Это он судил Бустаманте, — произнесла Гермиона тихо, не в силах поверить в случившееся.

— Ее собственный отец, — пораженно прошептал Гарри.

— Он ее отец?! — Гермиона удивленно уставилась на друга.

— Ага, — Рон гневно посмотрел на Гермиону. — Нечего было сидеть в своей Болгарии.

— Рон, не время, — Гарри нервно покрутил дужку очков. — Так Люциус…хочет совершить ритуальное убийство собственной дочери?!

Гермиона не стала слушать конец истории — она побежала за помощью, хлопнув дверью кабинета.

МакГонагалл чуть заметно кивнула.

— Я знала ее мать, — тихо сказала она. — Потрясающая, светлая женщина. Увы, судьба свела ее с Люциусом. Они познакомились во время англо-аргентинского конфликта на Фолклендских островах, Луиса тогда работала специальным корреспондентом в военном издании. А он.. был английским офицером. Тогда магический мир Англии решил направить туда свои подразделения, — МакГонагалл закашлялась. — После войны он уехал, но в восемьдесят седьмом вернулся в Аргентину… У них родилась дочь.

— Мариса, — кивнул Рон озадаченно.

— Отвратительное, невоспитанное создание. Внешне — копия своей матери, а внутренне — копия отца. В первый год ее жизни из соседних домов съехали почти все соседи. Она была…как отродье самого дьявола! — продолжила МакГонагалл. — Тогда исследованиям Грин-де-Вальда предавали очень большое значение…Мы сразу поняли, что у нее этот дар…Не понять было нельзя. Она заставляла мертвых кошек с вываливающимися кишками прыгать на маггловских детей, развлекалась…таким извращенным способом. Мать всячески пыталась уберечь дочь и скрыть от отца, что у нее есть этот дар…А Люциус не упускал ее из виду…Он надеялся, что она сможет воскресить…Того-Кого-Нет…

— Но зачем было сажать ее в Азкабан? — непонимающе покачал головой Рон.

— Это все…чистой воды…фарс, — МакГонагалл тяжело дышала. — Люциус хотел разделаться с ней как можно скорее…Но боялся за свою репутацию. Малфои ходили по краю после Битвы…Если бы любое подозрение упало на него, то всю бы семью посадили. И…если бы подозрение упало на Драко… Я все это слышала…когда они беседовали в моем кабинете…Так вот, при свидетелях Люциус пытался свалить всю вину на нее, чтобы попытаться понять….Если она предала их, то ее стоит убить, если же нет — заставить воскресить Того-Кого-Нет…Он знал…что она не хочет этого делать… Она не сделала этого после Битвы…

— Драко тоже не сделал, — Гарри покачал головой.

— Испугался, — кивнул Рон понимающе. — Все тогда были в Азкабане, никакой возможности противостоять. Теперь они стали сильнее.

— Люциус знает, что Мариса предала темную сторону, — Гарри налил МакГонагалл еще воды.

— Тогда… все пропало..., — прохрипела МакГонагалл…Если будет ритуальное убийство…и Драко…воскресит…Того-Кого-Нет…все пропало…Темная сторона победит.

…В кабинет сбежали Грабли-Дерг, Слизнорт, Флитвик и мадам Помфри. Взмахнув палочкой, Флитвик бережно переместил МакГонагалл на носилки.

— Они…в Малфой-мэноре…— прошептала профессор перед тем, как ее друзья вынесли носилки из кабинета и отправились в больничное крыло.

* * *

— Сколько нас? — зеленые глаза Гарри быстро оглядели небольшую компанию. — Я, Рон, Гермиона, Ремус.

Старый оборотень кивнул.

— Я тоже, — произнесла Джинни.

— Ты что? — Гарри посмотрел на свою девушку. — Ты же ранена…

— Я в состоянии держать палочку, — ведьма гневно тряхнула рыжей гривой.

Гарри пришлось смириться: люди были нужны.

— Мы все, — сказал Симус, оглядывая притихших авроров. — Если так, то…

— Да, — Джастин хлопнул друга по плечу. — Мы должны. Ради Невилла.

— И я, — послышался тихий голос.

Все обернулись.

— Мадам Долгопупс, не надо, — Гарри подал пожилой женщине платок.

— Мой внук погиб, — ее голос дрожал.

Все промолчали. Как можно отказать в мести бабушке погибшего друга?

— Сколько их примерно? — Гарри обратился к Ремусу.

— Не так много, — Люпин задумался. — Среди тех, кого не посадили… Только Малфои. Остальные в Азкабане… Главное — успеть вовремя.

— Тогда через камин, — скомандовал Гарри.

— Стойте! — в дверном проеме показался Фред Уизли. Следом за ним вошел Джордж.

В гриффиндорской гостиной воцарилось молчание.

Лицо Фреда было бледнее мела.

— Так вот, значит, какие дела, — сказал он и попытался улыбнуться. — Значит, я умер, — Фред развел руками. Даже не помню, как это было… Скажите, а я в гробу был недоступен и прекрасен? Как Белоснежка? — голос Фреда дрожал, и шутки выходили не очень.

— Брось, Фред, — Рон серьезно посмотрел на брата. — Пожалуйста.

— Хорошо, — протянул Фред медленно. — Все дело в том, что мы с вами.

Усмехнувшись, он вытащил из кармана палочку.

— Даже если мне придется умереть во второй раз, — произнес он тихо, зажимая ее между двух пальцев.

— Никогда, — Джордж сжал плечо брата. — Никогда не говори таких вещей, Фредди. Иначе я двинусь окончательно!

Больше никто ничего не сказал: по одному люди заходили в камин, чтобы начать битву. Битву за тех, кто уже умер.

Было темно, хоть глаз выколи. Гарри осмотрел небольшую комнату.

Красным полыхали тяжелые портьеры и обивка старинных кресел. На круглом столе стоял канделябр с тремя толстыми витыми свечами и лежала колода карт, брошенная на незаконченном пасьянсе.

— Тихо, —сказал он, приложив к губам палочку. — тут никого. Все остальные столпились сзади, ожидая дальнейших распоряжений своего предводителя.

Из соседней комнаты доносились странные звуки. Слышалось, как утробным голосом пел орган, как сквозь музыку долетали обрывки латинских фраз, и как сотрясал Малфой-мэнор нечеловеческий крик, от которого вставали волосы по всему телу.

— Все на месте! — громким шепотом приказал Гарри, но было поздно.

Фред распахнул дверь и, держа палочку перед собой, уверенно вошел в комнату.

— Фламе! — крикнул стоящий ближе всех человек в черной мантии с капюшоном, направив заклинание во Фреда.

Фред не успел крикнуть контрзаклятье. Ему помогла спортивная подготовка — он упал набок, и поток огня, вырвавшийся из палочки черного волшебника, только слегка подпалил мантию.

— Сука, — крикнул Фред и посмотрел прямо в глаза своему противнику.

Ни тот, ни другой не решались начать атаку.

Августус Руквуд и Фредерик Уизли, убийца и убитый, молча смотрели друг на друга.

— Круцио! — Джордж выскочил вперед, закрыв собой брата и направив палочку на Августуса. Он промахнулся. Старый колдун легко для своего немаленького возраста отпрыгнул в сторону, даже не применяя никаких контрзаклинаний.

— Убийца Фреда, — Рон распахнутыми от ужаса глазами оглядел помещение. — Я думал, он умер…Его же убили во время Битвы!

— Правильно, — расхохотался Руквуд. — Я мертв! — крикнул он, выпустив изо рта сноп зеленых искр. Откинув капюшон, он открыл лицо. Оно было наполовину съедено трупными червями. Лицо мертвеца.

Маленькую группу волшебников плотным кольцом окружили люди в черных мантиях.

— Мы в западне, — прошептал Гарри, оглядываясь.

Мертвецы. Мертвые и ожившие Пожиратели были повсюду. Они заполняли шелестящими мантиями пространство небольшой комнаты, в центре которой происходило страшное.

Зеленый костер вышиной в половину человеческого роста лизал смертельными искрами обнаженные ноги жертвы. Мариса Бустаманте по-прежнему в тюремной мантии, с черной повязкой на глазах, блокирующей телекинез, стояла в центре зеленого пламени.

Но она не кричала.

Кричал Драко, в черной мантии Пожирателя, стоявший перед зеленым костром. Он кричал так, словно его кто-то резал, словно его, а не его сестру сжигали заживо. Его мать, Нарцисса, красивая и бесстрастная, крепко сжимала руку сына.

Люциус Малфой стоял лицом к Марисе и, молитвенно сложа руки, бормотал заклинание на латыни. Органа нигде не было видно — казалось, звук льется отовсюду, от тяжелых каменных стен, от высокого потолка и от окон, занавешенных тяжелым черным бархатом.

Одного за другим Гарри узнавал Пожирателей. Яксли, пол-лица которого уже сожрали трупные черви. Гиббон, откинувший капюшон полусгнившими пальцами. Макнейр, тянущийся костяными руками к центру круга. И Беллатриса. Беллатриса Лестрейндж со впалыми глазницами и клочками волос, торчащими из лысого черепа.

Мертвые. Воскрешенные. Бездушные, но восставшие из своих гробов.

Краем глаза Гарри увидел, как Рон приготовил палочку.

— Сейчас или никогда, — шепнул он и выпрыгнул вперед. — Авада Кедавра! — дрожащим голосом крикнул Рон, ударяя в Пожирателей.

Зеленый свет вырвался из палочки и, задев Беллатрису, ударил в стену. Было слышно, как крошатся камни.

— Применять смертельное заклинание против мертвых, — прошипела Беллатриса. — Глупо! Мы едим смерть!

— Мы едим смерть! — эхом отозвались Пожиратели, кружась в медленном хороводе.

— Мы сами смерть! — Беллатриса выпустила изо рта сноп зеленых искр

— …Сами смерть!

— Пожиратели Смерти!

Люциус не оглядывался. Он продолжал читать заклинания, все убыстряя и убыстряя темп. Огонь покрывал ноги Марисы, и было видно, что на ее лице застыла нечеловеческая боль.

Драко все кричал, цепляясь за подол черной материнской мантии. То ли страх овладел им окончательно, то ли вызванные Пожиратели имели такой эффект на своего нового господина, Гарри не знал. Он только видел, как блестел на ладони Драко предмет, который был оставлен Гарри в Волшебном лесу.

Воскрешающий камень.

— Examinis Corpus*, — проговорил Люциус громко, и столп пламени поднялся до потолка, спрятав лицо Марисы в зеленом пожаре. — Clamamus! Dominus est redux en terram suam, unde erat!*

Гарри понял, что сейчас. Сейчас Волдеморт восстанет из мертвых.

Он не мог больше думать — он бросился на Пожирателей, расталкивая их мертвые, но сильные тела. Он видел, что Фред сделал то же самое, из последних сил прорываясь к столбу зеленого пламени, увлекая в неравный бой своих товарищей.

Гарри схватился с Беллатрисой — она посылала заклинания, он блокировал, потому что ничего другого просто сделать не мог.

— Их можно убить! — крикнул Ремус, набрасываясь на Беллатрису сзади. — Любым физическим способом. Заклинания не действуют!

Гарри вспомнил, как Рон пытался остановить восставшего Невилла, но потерпел неудачу. Зато у Драко получилось. Драко, их новый господин, готовый впустить в свое тело душу Темного Лорда, мог ими управлять.

— Драко! — крикнул Гарри, и Малфой-младший поднял испуганные глаза. — Не делай этого!

Зрачки у Драко были красными, а по лицу непрекращающимся ручьем текли слезы. Он боялся.

— Круцио! — шепнула Лестрейндж, и Гарри, словно в замедленной съемке, увидел, как Ремус упал на пол, мучаясь от нечеловеческой боли.

Не помня себя, он бросился на Беллатрису, выбил у нее палочку из рук и вцепился в лысый череп, вырывая куски волос.

Гермиона и Рон пытались одолеть Яксли, Симус, Джастин и Джинни уклонялись от смертельных заклятий Макнейра, Энтони, Парвати и миссис Долгопупс кое-как смогли скрутить Гиббона, а Джордж кинулся на Руквуда, открывая брату проход к Марисе.

Фред бросился вперед, не обращая внимания на Люциуса, он попросту сбил его с ног, оттолкнул скулящего Драко и его мать и вошел прямо в зеленый огонь. Его не было видно несколько секунд. Вдруг пожар начал тухнуть, сломленный сильным «Аква Эрукто», вырвавшимся из палочки Уизли.

Фред показался, отплевываясь от воды. По щекам текли слезы от сильной боли, ноги обгорели, было видно, как тряслись руки, а на конце палочки полыхал зеленый огонек. Еле-еле переступая обугленными ногами и повиснув на плече Фреда, из огня вышла Мариса. Лицо почти не пострадало, но длинные черные волосы сгорели практически полностью, превратившись в короткие, еле-еле достающие до плечей сосульки. Она тяжело дышала.

Люциус смог встать и поднять палочку. Она тут же была отброшена Марисой, сорвавшей повязку с глаз.

Малфой-страший равнодушно посмотрел на дочь.

— Поздно, — улыбнулся он холодно. — Если вас убью не я, тогда вас убьет Он. Драко, давай!

Гарри почувствовал, как затряслись стены, как ушел из-под ног пол и как от Воскрешающего камня поднялся луч зеленого света, пронзающий серое пространство.

— Это конец, — пронеслось в голове у Гарри, и он упал на ходящий ходуном каменный пол. — Конец…

Внезапно чей-то голос потряс небольшую комнату. Голос, полный страха и отчаянного сопротивления.

— Нет! — кричал Драко. — Нет!

— Драко, прекрати! — оскалился Люциус. — Ты должен воскресить Господина! У тебя дар, у тебя Камень! Вся сила в твоих руках.

Драко, будто с удивлением, посмотрел на небольшой камешек, лежащий у него на ладони. Потом поднял глаза к потолку, оглядел терпящих поражение авроров, виновато кивнул сестре, которую прижимал к себе Фред. Отпустил руку матери.

— И когда Темные силы покинут тело, пробьет час икс, встанет чистокровный и победит Смерть и воскресит Темного. Но если умрет живое, умрет и мертвое, и наоборот. И если умрет мертвое, то умрет Темное, — громко прошептал он, в последний раз взглянув на камешек.

— Мой выбор, папа, — шепнул тихо он и, резко выдохнув, выбросил камень в догорающий зеленый костер.

Языки пламени снова поднялись до потолка. Они плевались зелеными искрами, поглощая в себе Дар Смерти — Воскрешающий камень.

Гарри увидел, как Пожиратели один за другим попадали на пол, ломая хлипкие кости, высыпая прах из своих черных мантий, становясь тем, кем они были до этого — мертвыми.

Зеленый огонь внезапно потух, но вместо него появился новый — обыкновенный, желто-красный, вырвавшийся из левого предплечья Драко Малфоя, выжигая его Черную Метку.

— Аква эрукто! — крикнул Гарри, направляя струю воды на руку Драко, но заклятье не смогло сбить пламя. Смерть, суровая и беспощадная, забирала к себе Предателя Крови и освободителя заключенных между мирами душ — подлеца Драко Малфоя. Человека, который в последний момент сделал противоположный выбор и уничтожил Воскрешающий камень, обрекая себя на смерть.

Нарцисса бросилась к нему, однако было поздно. Драко сгорел за несколько секунд — магическое пламя сожрало его целиком, оставив только обугленный труп. Мариса билась в истерике. Слезы текли по ее изможденному лицу, руки нервно сжимали край тюремной мантии, сухие губы без конца повторяли, как заклинание:

— Hermano, hermano, hermano.

Ее «hermano», ее брат, был мертв.

Люциус, казалось, не понимал, что происходит. Он, подобно щенку, забился в угол, нервно озираясь по сторонам. Пламя, тем временем, перекинулось на тяжелые портьеры, съедая все на своем пути.

— Уходим! — крикнул Гарри, оглядываясь. — Иначе сгорим все!

Он посмотрел на друзей. Джинни, Гермиона, Рон, Парвати, Симус, Джастин, Энтони, Джордж, Фред, Мариса, миссис Долгопупс…

Гарри почувствовал, как страх опутал его конечности.

— Ремус! — он бросился к тяжело дышавшему Люпину.

Оборотень медленно открыл глаза.

— Я умираю, Гарри, — сказал он спокойно. — Позаботься о Тедди. Позаботься о моем сыне…

Гарри с силой сжал руку оборотня и заплакал.

— Тихо, — Мариса на коленях подползла к умирающему и сжала его другую руку.

— Мариса, — Люпин с отчаянием в глазах посмотрел на Бустаманте. — Скажи, а ты… видела ее? Ты видела… Тонкс, когда… была проклята?

— Да, — тихо ответила Мариса. — Видела. Я ее видела сейчас…Она там, — Мариса подняла глаза к потолку. — Он забрал ее. Бог…

Люпин улыбнулся уголками губ.

— Я иду, — сказал он, и, напрягшись в последней агонии, умер.

Гарри ревел в голос. Дрожащей рукой он закрыл Ремусу глаза. Старый оборотень ушел с улыбкой на губах.

— Скажи, — Гарри всхлипнул. — Ты правда видела Тонкс? Видела, как ее забрал Бог?

Мариса отрицательно покачала головой.

— Нет, — сказала она. — Нет. Я не видела Тонкс ни когда была проклята, ни сейчас. Я не знаю, почему…Я видела не все души... Я верю…в то, что Тонкс не забирали темные силы… Что ее сразу забрал Бог…Я не знаю. Но я верю…

— Ты соврала, — произнес Гарри сквозь слезы. — Соврала…

— Кто знает, — ответила Мариса, все еще сжимающая руку Люпина. — Слова…имеют огромную силу.

Надо было уходить. Связав Люциуса и Нарциссу заклинанием, Гарри сделал знак своим. Джордж взял на руки тело оборотня, и все кое-как успели выбраться из горящей комнаты, пробежать небольшой коридор и выйти на воздух.

Гарри обернулся. Величественный и грозный Малфой-мэнор полыхал магическим пожаром, погребая в себе тела Пожирателей Смерти и Драко.

(*Мертвое тело! Мы кричим, что Господин возвращается на землю свою, откуда произошел)

Белая, молочная дымка, сгущаясь, все тянет вниз. Тускло блестят бока чаши, за открытым окном плачет дождь. В кабинете темно и пахнет деревом. Школа спит.

— Ты уверен? — Мариса держит руку Фреда, ненавязчиво, но крепко. Ее глаза горят, в них отражается пламя камина. Она опирается на стол, внезапный порыв ветра поднимает полы ее мантии, обнажая коричневые ожоги на ногах.

— Я уверен, — Фред старается быть твердым, но у него не получается. — Скажи, — произносит он тихо, и его голос почти перекрывают порывы ветра, — а это очень страшно?

Мариса кивает. Это очень страшно.

Фред еще раз смотрит в крутящуюся молочную дымку чаши. Оглаживает пальцами темно-рыжие волосы.

— Ты готов? — Мариса кладет свою руку ему на грудь. Под тканью мантии сердце колотится, как сумасшедшее.

— Сейчас, — говорит он хрипло. — Я готов.

Мариса подносит палочку к голове, закрывая глаза, вытаскивает оттуда воспоминание и погружает его в Омут Памяти.

И Фред, глубоко вздохнув, ныряет в день своих похорон, в те страшные полтора года назад, когда его, мертвого, одели в траурную мантию и положили в черный гроб.

Он сам решил посмотреть. Он был большим шутником, этот рыжеволосый гриффиндорец, но он никогда не боялся встретиться лицом к лицу с тем, что пугало его больше всего.

* * *

Джордж Уизли был англиканином по рождению, но агностиком — по поведению. Единственная молитва, которую он произнес в жизни, содержала слова: «Боже, сделай так, чтобы у нас это получилось, и нам за это ничего не было».

Он не ел и не пил несколько дней — с того момента, как Руквуд убил Фреда. Сначала он плакал. Плакал долго, с надрывами, потом ненадолго засыпал и плакал снова. Он не понимал, как так Бог или кто бы там ни был мог забрать Фреда. Его Фреда, Фре, Фредди-повелителя-бладжеров, его лучшего друга, его брата, его всё.

Больше всего он боялся зайти в спальню — там, на расчищенном от мебели полу, стоял гроб, в котором лежал самый дорогой для Джорджа человек. Его брат-близнец Фред.

Когда утром он приоткрыл глаза, то удивился, почему никто не ударил его подушкой по голове, не заорал: «Давай, Джи, поднимай свой зад!». В «Норе» было тихо.

На краешек дивана присел Рон.

— Нужно, Джордж, — сказал он тихо. — Пойдем.

И воспоминания, одно страшнее другого, скрутили сердце Джорджа, вонзились в него когтями и выпустили наружу очередной поток слез. На ватных ногах, держа Рона за руку, как ребенок он переступал по ступенькам лестницы, подходя к двери в комнату, где лежал Фред.

Он медленно подошел и с опаской заглянул в бледное лицо. Так похожий на него. Люди часто их не различали, но Джордж знал, что они с братом — разные. У Джорджа — лицо чуть более вытянутое и взгляд…как будто помягче. У Фреда всегда взлохмачены волосы, Джордж обычно зачесывает их вбок. Джордж — левша. Палочку всегда держит в левой, как его не переучивали. Фред — правша. Их всегда было двое. Джордж и Фред. Фред и Джордж. И когда первый шок прошел, Джордж заплакал. Он гладил рыжие волосы, капал своими слезами на бледное лицо, без конца грел ледяные пальцы и никого не подпускал к гробу.

Джордж Уизли был англиканином по рождению, но агностиком — по поведению. Единственная молитва, которую он произнес в жизни, содержала слова: «Боже, сделай так, чтобы у нас это получилось, и нам за это ничего не было». Но, сидя у ног Фреда, он молился так, как только может молиться человек.

— Да зачем он Тебе, — повторял Джордж, закрывая лицо руками. — Зачем? Он нужен здесь, он мне нужен… Не забирай его…Не отбирай…

Но холодные пальцы крепко сжимали волшебную палочку, а бледное лицо оставалось спокойным и бесстрастным.

…Фред был настолько испуган, что не мог дышать. Он попытался обхватить брата руками и закричать во все горло:

— Я жив, Джи, я жив! Твой брат жив!

Но он был просто наблюдателем. Он не решился подойти к гробу и посмотреть на себя мертвого. Ему и так казалось, что он почти лишился рассудка.

Марису он увидел, когда гроб вынесли на улицу. Дождевые капли скатывались по ее темному плащу, она погладила его волосы, которые мочил ливень, шепнула:

— Не умирай!

Фред плакал. Плакал, когда видел мать, плакал, когда Гермиона сжимала его мертвую руку, плакал, когда билась в истерике Джинни и молчал Рон.

Небо заволокло тучами, и Черная метка, горящая самым настоящим пожаром, нависла над «Норой».

Гарри и Мариса дрались не на жизнь, а на смерть. Два достойных противника — Герой и Пожиратель.

Джордж увидел первым. Он, ни минуты не сомневаясь, что все происходит на самом деле, подбежал к гробу, потрогал руки брата, горячие, живые, с пульсирующей кровью под кожей, приложился единственным ухом к траурной мантии и разревелся, услышав : «Тук-тук. Тук-тук». Сам Фред ничего не мог понять. Он озирался по сторонам, звал родных и друзей, которые шарахались от него и начинали креститься.

А потом прогремело Империо.

— Тихо-тихо, — Мариса подошла к дрожащему Джорджу. — Тихо…

— Это все…правда? — сказал он шепотом, глядя на Марису.

— Правда, — кивнула она. — Правда. А теперь успокойся. Ничего не было. Ни-че-го. — Uitare! — негромкое заклятье забвения подхватил ветер, пронес его через кроны шелестящих деревьев, закрутил в дождливом танце и оставил в «Норе», уносясь куда-то на север, в земли Йоркшира.

* * *

Мариса закрыла окно. Она смотрела на беснующуюся погоду, на молнии, одна за другой разрезающие небо, и молчала. Фред тоже молчал. Он вынырнул из омута памяти, закрыл лицо руками и упал в глубокое кресло.

— Мариса, — произнес он тихо. — Заклятие забвения…Оно у тебя хорошо получается.

Мариса достала из кармана палочку, подошла к Фреду, погладила его мягкие темно-рыжие волосы, прикоснулась к тонким, четко очерченным губам.

— Я смирился с тем, что умирал. Но смириться с тем, как это было, я не могу. Сделай так, чтобы я забыл увиденное.

— Uitare! — Мариса мягко коснулась палочкой груди Фреда.

Он удивленно захлопал глазами.

— Я готов, — сказал он тихо. — Готов посмотреть…в Омут.

Мариса сжала его руку.

— Не надо смотреть, Фред. Не смотри, пожалуйста, — произнесла она тихо. — Давай забудем. Давай сделаем вид, что ничего не было. Мы просто уйдем отсюда и все.

— Давай просто уйдем, — Фред поднялся, и они вышли из директорского кабинета. — Я что-то совсем не хочу на это смотреть.

Они шли по темному коридору Хогвартса.

— Скажи, — Фред задумчиво почесал подбородок. — И как ты…Все сделала?

— Сначала Империус, — Мариса попыталась улыбнуться. — Наверное, можно было бы обойтись чем-нибудь полегче, но я плохо соображала. Всех я заставила убрать следы похорон…Ты…жег свой собственный гроб…

— Забавное зрелище, должно быть, — Фред улыбнулся.

— Потом, — Мариса продолжила. — Заклятье забвения…Чтобы никто ничего не вспомнил. И под конец — легилименция. Подмена воспоминаний. Это было сложнее всего.

— И как…мне теперь жить нормальной жизнью?

— Если хочешь, — Мариса приложила руку к карману, где лежала ее палочка.

— Нет, — Фред отрицательно покачал головой. — Кажется, ты уже стирала мне память. Лучше я приму все так, как есть.

Они подошли к небольшому балкону, которым заканчивался коридор.

— Можешь подождать недолго? — спросила Мариса Фреда, и тот кивнул.

Она вышла на балкон. Профессор МакГонагалл в черной мантии смотрела на грозовые тучи. Мариса набрала полные легкие пропитанного дождем воздуха.

— Профессор, — сказала она тихо. — Даже не знаю, как мне отблагодарить вас.

— Оставьте, — ответила МакГонагалл. — Ваши кошмары прошли?

— Да, — подтвердила Мариса. — Иногда мне бывает тяжело.

— Тяжело без кошмаров? — МакГонагалл удивленно подняла брови.

— Без Виктора, — Мариса задумчиво посмотрела в небо. — Сегодня «Пророк» написал, что он вышел из комы.

— Это радостная новость, — МакГонагалл ободряюще похлопала Марису по плечу.

— Я знаю, — аргентинка кивнула. — Но…мы столько времени проводили вместе. А тут…его нет…

— Все пройдет, — директор смахнула с лица дождевые капли. — И это тоже…

— Профессор, — Мариса смущенно посмотрела на МакГонагалл. — Я знаю, вы были знакомы с моей матерью…знали про мой дар… но откуда вы узнали, что я его предала?

Профессор улыбнулась одними уголками губ.

— Мариса Бустаманте, неужели вы думаете, что вы такой хороший легилиментик, что можете одурачить сотню человек?

— Я латентный легилиментик, — пояснила Мариса. — То есть хорошие врожденные способности, умение читать мысли, правда при целенаправленном применении легилименции часто выходят глупости. На одном человеке могу справиться, но вот с двумя-тремя возникают проблемы. Мне даже в Дурмстранге баллы за это снизили.

— И вы полагаете, что сумели проделать такой трюк на сотне людей?

— Ну, ведь перед этим был Империус и память я им стерла… Так, на всякий случай.

— Мариса, в тот день я тоже была на похоронах Фреда Уизли. Я никогда особо не верила в ваш дар, признаюсь. Но то, как вы его предали, мне пришлось увидеть своими глазами. А потом исправлять за вами ваши же ошибки.

— Вы сопротивлялись Империусу? — Мариса усмехнулась.

— Не такой уж у вас был Империус, чтобы сильный маг не смог бы ему сопротивляться. И…если бы он был достаточно могущественным, вам бы не пришлось ни память стирать, ни замещать воспоминания.

— Чудненько, профессор, — Мариса ненавидела критику. — Спасибо, что напомнили мне, что я никудышная ведьма.

— Неправда, — МакГонагалл покачала головой. — Но вот легилиментик из вас и правда…латентный!

Мариса попыталась улыбнуться.

— Чего я не пойму, — задумалась МакГонагалл. — Почему Фред все-таки воскрес. Кажется, отобрать душу у темных сил и вернуть ее в тело — не одно и то же.

— Знаете, профессор, — волосы Марисы поднял порыв ветра. — Я ведь не Господь Бог, чтобы воскрешать мертвых. И я ведь никак не могла вернуть душу обратно в тело. Во всяком случае, я не верю в это. Я верю в то, что, когда я предала пророчество, кто-то там наверху решил по-своему распорядиться душой Фредерика Уизли. В конце концов, кто мы такие, чтобы мешать Провидению.

— Люди в Арегентине большие фаталисты, — покачала головой МакГонагалл и, улыбнувшись, добавила:

— Покидаете Хогвартс?

— Завтра же утром, — сказала Мариса. — Прошу меня простить, но я не могу здесь оставаться. Все свои курсы я передала Слизнорту, он гораздо более компетентен, чем я.

— Когда студенты узнают, что маггловедения в вашем исполнении больше не будет, поднимется волна протеста, — улыбнулась МакГонагалл. — Тем не менее, я вас понимаю. Прощайте, профессор Бустаманте.

— Прощайте, — Мариса приложила кулак к груди.

— О, ваша дурмстранговская традиция, — МакГонагалл улыбнулась. — Пусть будет по-вашему.

Она сжала сухую руку в кулак и приложила его к сердцу.

— Прощайте, — еще раз сказала Мариса и скрылась в темноте коридора.

* * *

— Мне уже надоело ждать! — недовольно проворчал Фред — И я честно старался не слушать, о чем вы там говорите.

— Удалось? — Мариса вопросительно посмотрела на Уизли.

— Вполне, — Фред расплылся в широкой улыбке. — Только…я понятия не имею, что буду делать, когда ты уедешь.

— Продавать всякую фигню в магазине, — усмехнулась Мариса. — По выходным играть в квиддич и мотаться через каминную сеть ко мне. Если захочешь, конечно.

Они подошли к двери спальни Марисы.

— Конечно, захочу, — Фред наклонился. — Камины в Аргентине, Болгарии, России, Румынии. Маленькие, большие, главное не электрические — в них застреваешь. Остальные сойдут.

— Определенно, — улыбаясь, Мариса сжала его мозолистые руки, прижалась к твердой груди, в которой так размеренно и живо стучало сердце, уткнулась носом в бледно-розовую щеку и поцеловала темно-рыжие волосы.

— Пойдем, — она толкнула дверь.

Они зашли в темное помещение, Фред тихо шепнул: «Люмос». За закрытым окном бушевал дождь.

Мариса разожгла камин и уселась перед ним на мягкий ворсистый ковер. Фред присел рядом, и они долго смотрели на языки пламени, лижущие дерево.

Мариса устало положила голову на плечо Фреда.

— Слушай, — спросил он, усмехнувшись. — У меня последний вопрос. С чего ты решила меня воскресить? Мы вроде как даже знакомы не были…

— Знаешь, Фредди, — Мариса шутливо толкнула его в бок. — Ты был самым крутым парнем на том чемпионате мира, честное слово.

— Ты помнишь меня с чемпионата? И что я делал? — Фред был сильно удивлен.

— Ты играл в квиддич. И, знаешь, это было как-то очень круто.

— Что? Вратарю сборной понравилось, как я играю в квиддич? Быть того не может! — рассмеялся Фред, добавив после секундного размышления. — Хотя нет, может! Я же супер-загонщик и повелитель бладжеров!

Он вскочил и начал подпрыгивать, исполняя что-то вроде ритуального танца:

— Фредди — повелитель бладжеров! Повелитель гребаных бладжеров!

Мариса смеялась в голос.

—Слушай сюда, Бустаманте, десятый номер, — Фред серьезно посмотрел на Марису. — Сегодня мы поменяемся ролями. Ты будешь гонять мой бладжер, а я ловить твои квоффлы. Целых два квоффла, Бустаманте, десятый номер!

А у меня, — Фред с интересом оттянул брюки. — Есть не только бладжер, но еще и целых два снитча!

— Перестань, Фред, — Мариса поморщилась. — Иногда тебя просто ужасно заносит!

— Ага, — Фред мигом стал серьезным. — Но это же я.

Их глаза встретились, и Фред медленно опустился на пол. Он потянулся к Марисе, расстегивая ее мантию, целуя лицо, волосы, руки, пытаясь стащить с себя брюки и ботинки.

— Повелитель бладжеров, — Мариса тихо посмеивалась, гладя темно-рыжие волосы. — Лучше бы ты был повелитель лифчиков…

— Молчи уже, — Фред накрыл ее губы своими. — Хватит. Я же только твой…

Они занялись сексом — нежным, медленным и долгим, таким, каким и должен быть секс у тех, кто друг без друга уже никак не может обойтись

* * *

— Ааа! Давай…еще…Я почти..., — Фред кричал так громко, что слышал весь Хогвартс.

— Да, детка! Давай! Сильнее! Сильнее! — Мариса, казалось, не могла себя контролировать.

— О Боже…Да! Да! Да! Шлепни меня! Шлепни меня, я сказал! Сучка!

— Кобель! Давай! Трахни меня!

Внезапно Фред остановился. Он прислушался, прикидывая, произвели ли их стоны и оры достаточный эффект, и сказал:

— Слушай, по-моему хватит! Мне надоело орать. Сначала шутка была хороша, но у меня уже горло болит.

— Как ты сказал? Шлепнуть тебя? — Мариса подкурила сигарету. — Сучка?! Что-то, когда мы по-настоящему занимались сексом, ты такого не говорил.

— Ну извини, — Фред развел руками. — В следующий раз скажу!

В дверь постучали. Джордж, с бутылкой виски и пакетом каких-то сладостей, вошел в комнату и сел у камина.

— Шлепни меня?! — он с интересом посмотрел на брата. — Не знал, что ты такой горячий! Вы весь замок перебудили!

— Джи, давай, твоя очередь, — Фред опрокинул бутылку.

— Шлепни, шлепни меня, кобель! — мастерски имитируя женский голос, заорал Джордж, и все трое прыснули со смеху.

За окном разгорался рассвет — утро новой жизни, как сказали бы любители метафор.

Солнце кровавым диском вставало на востоке, обливая своим теплом промокшее квиддичевое поле, ледяную озерную гладь и стены величественного замка Хогвартс, утопающего в предрассветной дымке.

Трибуны стояли на ушах. Уже прошел парад талисманов, и через минуту объявили выход команд. Такой чемпионат был! В полуфинале аргентинцы разгромили ирландцев, а болгары победили англичан с минимальным счетом. Крам все-таки смог поймать снитч. Он был в отличной форме, что бы кто ни говорил. В этом году чемпионат проводился во Франции, на полях, принадлежащих Шармбатону — прекрасные были поля, да и с погодой повезло — ярко светило солнце.

Болгарский ловец Виктор Крам, в огненной мантии своей сборной, сильно беспокоился из-за солнца — часто оно слепило глаза и мешало увидеть снитч. Да и ловец аргентинцев был не просто какой-нибудь олух, а чемпион Европы Энрике Гарсия, высокий такой, с огромными хваткими ладонями. Этого парня стоило опасаться.

Внезапно Крама, который ждал выхода на поле, кто-то окликнул.

— Вик!

Он обернулся. Вратарь сборной Аргентины, его бывшая однокурсница Мариса Бустаманте. Короткие волосы затянуты в узел на затылке, сама в очках и бело-голубой мантии своей страны. На руках у нее маленький ребенок.

«Вот это да, — пронеслось в голове у Виктора, — Пока я в коме лежал, у нее сын успел родиться? Точно, волосы-то рыжие!» Виктор слышал, что Мариса Бустаманте подверглась нападению пожирателей несколько месяцев назад и чудом осталась жива. Также в газетах писали, что она встречается с одним лондонским бизнесменом Уизли, делающим деньги на продаже маггловских презервативов волшебникам, а также другой ерунде.

Виктор секунду посмотрел на свою соперницу. Потом спохватился. Они не такими были друзьями, чтобы забывать о формальных правилах приличия.

Он вытянулся по струнке, склонил голову и приложил правую руку к сердцу.

Мариса почему-то грустно покачала головой и сделала то же самое. Мальчик, которого она держала в руках, был в форме сборной Аргентины. Он с интересом посмотрел на Виктора, протянул детскую ручку, и его волосы неожиданно поменяли цвет — из рыжих стали зелеными. Крам даже вздрогнул от неожиданности. Он аккуратно пожал детские пальчики своей большой ладонью.

— Ну здравствуй, Виктор, — Мариса сказала по-румынски. — Вот мы с тобой и встретились в финале чемпионата мира.

Крам выдавил вежливую улыбку.

— Мариса Бустаманте, — сказал он медленно. — Это…твой сын?

— Бог с тобой, Виктор! Это мой братишка Тедди Люпин, крестник Гарри Поттера

Тедди согласно кивнул и снова поменял цвет волос.

— Вообще-то Тедди — англичанин, — продолжила Мариса. — Но сегодня болеет только за нас!

— Блестящий Чемпионат, — Крам оглядел подтрибунное помещение.

— И будет блестящий финал, — кивнула Мариса. — Ты очень быстро оправился от комы…

— Я знаю, что ты приезжала ко мне, — Крам смутился. — Спасибо.

— Всего лишь визит вежливости. Мы ведь с тобой — сколько? — двенадцать лет проучились вместе, — сказала Мариса.

— Да, двенадцать, — задумался Вик. — А что касается комы…то я…как ни странно, очень хорошо себя чувствовал. Врачи сказали, что за это время организм смог восстановиться…И вот, — Вик победно огляделся. — Я уже играю в финале! А…ты как? — спросил он скорее из вежливости, чем из любопытства. — Ты…пережила ожоги.

— Ожоги — пустяки, — Мариса отмахнулась. — Ноги больше всего пострадали. Но врачи говорят, что скоро все коричневые пятна слезут. Главное, руки в порядке. Я ведь вратарь! Руки — вот что важно. Да и лицо более-менее. Оно, правда, волдырями покрылось, но они слезли за два дня. Маги сейчас все лечат. А уж обычные ожоги — тем более.

Виктор согласно кивнул.

— Виктор, слушай, а как на личном? — Мариса улыбнулась.

Он напрягся. Не слишком-то уместный вопрос.

— Да ладно, — она по-дружески подмигнула. — Все-таки двенадцать лет вместе проучились.

— После Чемпионата, — Крам гордо поднял голову. — Я предложу своей невесте руку и сердце.

— У, как все запущено, — хохотнула Мариса. — Какая тоска!

— А что у тебя? — Виктор изобразил вежливый интерес. — Я слышал, ты встречаешься с кем-то из близнецов Уизли. Правда, не уверен, с кем именно.

— С Фредом, — пояснила Мариса.

— Он правда сделал деньги на презервативах? — полюбопытствовал Крам.

— Да, и хорошие деньги, Виктор. Что ж, мы с тобой зарабатываем квиддичем, а Фред и Джордж — своими магазинами. Хотя, признаю, они оба вполне могли зарабатывать квиддичем. Тогда бы Аргентина в финале играла бы с Англией, Виктор.

— Мы сегодня выиграем, — уверенно произнес уязвленный Крам.

— Как знать, — покачала головой Мариса.

— Кстати, а где ты играешь? — Виктор с удовольствием перешел на спортивную тему.

— «Уимбурнские осы», — гордо сообщила Мариса. — На прошлой неделе подписали контракт. Основа! Скоро начнутся тренировки. Так что я решила остаться в Англии. После долгих раздумий, я поняла, что мне нравится эта страна.

— Вот так новости, — Виктор почесал подбородок. — Я тоже подписал с ними контракт три дня назад. Стало быть, мы будем играть в одной команде? Как и в Дурмстранге?

— Ну, мы были неплохой командой, Виктор, — сказала Мариса, отдавая Тедди кому-то из персонала своей сборной. — Так что в следующем сезоне постараемся выиграть кубок Англии.

— Приготовились! — послышался чей-то громкий голос.

Мариса спустила очки на нос и поискала взглядом метлу. Через секунду черный блестящий Нимбус 2010 был у нее в руке. К выходу на поле подтянулись команды.

— Виктор, слушай, — Мариса внимательно посмотрела на Крама. — А ты ничего не помнишь…ну…из того времени, пока был в коме?

Вик отрицательно покачал головой.

— Вообще ничего не помню, — подтвердил он. — Когда очнулся, даже не помнил, что был в коме. Казалось, просто спал…

— По метлам! — раздалась команда, и Мариса вскочила на «Нимбус».

— Ну держись, Крам, — она хитро улыбнулась. — Это в «Осах» нам придется дружить, а сейчас мы враги! И моя сборная сравняет твою с землей!

— Как бы не так, — ответил Виктор, готовый к взлету. — Кстати, почему ты так уверена, что нам придется дружить в «Осах»?

— О, мы будем отличными друзьями, Виктор Крам, — подмигнула ему Мариса и, оттолкнувшись от земли, вылетела на поле, под рев и радостные крики трибун.