Дело Мести (джен)

Билл шагнул в мрачное помещение и вздохнул.

«Кабанья голова» совсем не изменилась. Всё так же старый Аберфорт тёр грязной тряпкой грязные стаканы, всё так же по столам и барной стойкой ползли сонные мухи. Ну неужели было сложно поставить защиту от мух? Флер всегда говорила, что жизнь складывается из мелочей — из свежего ветра, красивых тарелок, запаха бергамота и корицы. И мухи были явно не той мелочью, что делала жизнь лучше.

Билл оглядел окружающих. Компания странных существ, прячущих лица, играла в карты и явно никого не ждала. А вот одинокая девушка в вуали и скромной мантии, задумчиво мешавшая ржавый чай и словно прячущаяся в тёмном углу от всего мира...

Билл шагнул к ней, и она тут же его заметила. Замахала рукой, демонстративно подвинула стул...

— Привет, Лаванда, — вздохнул он. Глаза сами собой отметили несколько царапин, как будто перечеркнувших её лицо. Острые, длинные — как несмываемый след ненависти и войны. И всё же... Не такие уж они были и яркие. Слегка изменить причёску — и вот они уже не будут так бросаться в глаза.

Билл усмехнулся. Ему легко было об этом рассуждать, всё же он парень, женат на красотке, а Лаванда — девушка, бывшая когда-то хорошенькой, а теперь — со шрамами, одинокая и безработная. Правда, вроде Рон недавно говорил, что видел её с каким-то гриффиндорцем...

— Здравствуй, Билл, — смущённо улыбнулась Лаванда. — я очень рада, что ты всё-таки пришёл.

Улыбка не красила её лицо. Всему виной были те три шрама, идущие параллельно скуле. Билл помнил, что когда-то они были намного заметнее, но и сейчас, когда Лаванда улыбнулась, они снова стали ярче. Билл вспомнил, как они общались после Битвы за Хогвартс, как ухаживали за ранеными, восстанавливали школу... Тогда все, кто участвовал в битвах, а после вместе разбирали завалы, стали словно одной общей семьей. Поэтому он и ответил на приглашение, несмотря на явное неодобрение Флер. Она ещё сказала что-то про свидание, но Билл на это только усмехнулся: какие свидания, просто встреча старых знакомых, Лаванда писала, что пригласила несколько человек... Но даже если он один присутствовал на этой встрече, это же не значило, что Лаванда что-то от него будет ждать, ведь так?

— Я единственный, да? — Билл понимал, что его замечание не является особо проницательным, равно как и приятным. Но он ценил в людях честность, возможно, это и были последствия работы с гоблинами... Теперь он не мог иначе. И поэтому был рад её ответу.

— Ты первый, и, судя по всему, единственный, кто решил прийти. Я отправила письмо нескольким людям... но ты единственный ответил и пришёл.

— Я долго сомневался, — поделился Билл. — Честно говоря, я не понимаю, зачем это вообще нужно.

— Ну, — Лаванда замялась. — У меня дядя из маглов. Он рассказывал про клубы анонимных алкоголиков. И про клубы жертв, пострадавших от насилия. Они просто собираются и делятся друг с другом своими проблемами... Вот я и подумала: а почему бы и нам так и не сделать? Дядя говорил, что это помогает.

Билл кивнул, побуждая продолжать.

— Я решила написать тебе... и ещё нескольким людям. Только тем, кто пострадал от оборотней, но сам не... Слушай, а ты будешь стейк? Говорят, он здесь приличен... и уж точно лучше котлет.

— Я поужинал, — криво улыбнулся Билл. — Идея с клубом, конечно, интересная, но... А ты не пробовала просто жить дальше?

— Ох, Билл. Не всем это так легко дается, как тебе.

Лаванда обреченно вздохнула. Затем, пытаясь отогнать печаль, она снова улыбнулась. И тут же когда-то милую ее улыбку исказили эти чертовы шрамы.

— Ну, может, мы хотя бы попытаемся сделать эти встречи регулярными? Раз в месяц? Или через две недели? Ты же знаешь подобных тебе, не мог бы ты их позвать?

Билл задумался. Он действительно хотел помочь Лаванде, хоть и не знал пока как.

— Мне это не надо, но, возможно, паре других ребят... яЯ подумаю и тебе напишу. Но вряд ли это будет раньше, чем через месяц: скоро у гоблинов начнется священная неделя, мы все будем работать на износ.

— Неделя священная потому, что они заставляют вас работать? — хихикнула Лаванда, и Билл улыбнулся. Её легкий характер всегда радовал окружающих — тех, кто умел это ценить. Жаль, что она не нашла себе никого.

— Да пить они будут, — махнул Билл рукой. — Только молодёжь и люди будут работать. Хотя... — и он заговорщически подмигнул. — Я готов зуб дать, что молодёжь тоже упьется в зюзю, прямо со следующего понедельника. Праздник у них какой-то редкий. Все сделки уже перенесли, всех людей выводят на охрану, обмен валюты и сопровождение клиентов в сейфы. Я удивлён: разрушителя заклятий в охранники — это, конечно, сильно. А вот Флёр, кстати, поставили на сопровождение в сейфы. Её и ещё одну девушку.

— Вам везёт, что вы вместе работаете.

— В этом есть свои преимущества, — кивнул Билл. — Но мелкому только два года исполнилось, а Флер работать... Молли вроде согласилась взять к себе всех детей на ту неделю, но всё равно...

— Ясно, — Лаванда помолчала. — Тогда, может, ты придёшь через месяц? Вы уже наверняка освободитесь.

Билл покачал головой:

— Я буду свободен, но... Прости, я не вижу в этом смысла. Но я обещаю поговорить с другими ребятами. Может быть, им это тоже нужно. Я как-то не задумывался раньше...

Билл хотел продолжить свою мысль, рассказать, что действительно никогда не принимал в расчет, что разные люди могут по-разному реагировать на свалившиеся на них испытания, и если ему его внешность всегда была несколько до лампочки, то это действительно не означало, что все думали о своих увечьях так же. Вполне возможно, что кто-то из ребят горевал так же, как и Лаванда, и вот тогда они могли бы помочь друг другу. Но взгляд его наткнулся на ее поникшую фигуру.

Она опустила голову. Биллу показалось — затем, чтобы скрыть от него слезы.

— Что случилось?

— Ну... Я думала, ты такой же, как я... что ты будешь рад. А я тебе противна.

— Нет, Лаванда, я считаю тебя красивой, — твёрдо произнес Билл, взяв ее за руку. Вот только девичьей истерики ему и не хватало. Секунду спустя он понял, что, кажется, нашел не совсем подходящие слова для утешения.

— Тогда поцелуй меня! — Лаванда внимательно посмотрела ему в глаза. — В последний раз я целовалась до всего этого... ещё до Битвы за Хогвартс. Мне это нужно. Пожалуйста. Докажи, что я тебе не противна!

Сколько решительности было в ней. Сколько отчаянья в этих словах. Билл покачал головой. И тяжело вздохнул.

— Лаванда, я счастливо женат. Ты не можешь заставлять других людей целоваться с тобой из жалости.

— Из жалости, да?

Лаванда вскинулась как от удара. Голос ее надломленным эхом резко разрезал приглушенный шум разговоров. Аберфорт уставился на их пару. Даже картежники в углу обернулись.

Билл ничего не успел ответить. Оскорбленная Лаванда, нелепо взмахнув своей слишком простенькой мантией, стремительно покинула бар. Билл опять вспомнил слова Флер: «Одежда говорит о женщине часто гораздо больше, чем та собиралась о себе рассказать». Судя по резко упростившемуся и потерявшему всякое кокетство наряду Лаванды, она была в самом что ни на есть бедственном положении.

Билл смотрел на свои руки и пытался понять: была ли его вина в произошедшем? И что происходит на самом деле с когда-то веселой и легкомысленной гриффиндоркой? Не найдя ответа, он встал и расплатился по счету за Лаванду, удивившись двум порциям виски и найдя в них оправдание странностям ее поведения.

Жаль, что он не видел, как, уже выходя из трактира, минуту назад рассерженная Лаванда не смогла сдержать довольной улыбки.

Дверь с шумом распахнулась, и в квартиру вошла Лаванда. Кормак невольно скривился, как будто съел что-то кислое.

«О, и сколько еще лет я буду вспоминать те драконьи яйца? Незабываемо мерзкий вкус снова практически осязаемо появился во рту. Только не сейчас!»

На самом деле, его всегда удивляло, сколько театральности может вкладывать в каждое движение эта миловидная блондинка. И это практически при полном отсутствии мозгов! Хотя, кажется, на этот раз сей маленький недостаток не помешал ей добиться своего. Судя по томной улыбке, блуждающей по ее лицу. И хоть она загадочно молчала, сразу можно было догадаться, что задуманное удалось и все идет по плану. Хотя какой мог быть план у таких нелепых неудачников?

От хлопка двери, прервавшего сонную тишину покоев, вскинула голову Ромильда, сидевшая возле окна, в полутьме от прикрытой шторы. Собственно, именно она из них из всех была у себя дома и должна была выглядеть полноправной хозяйкой положения. А вместо этого говорила тихо, чуть ли не шептала, да ещё все время старалась сесть подальше от двери и окна, словно прячась от яркого света. И без того огромная квартира, расширенная магией, была в ее полном и безраздельном владении. Доставшееся ей от бабушки-маглы, души не чаявшей в черноокой внученьке, гнездо только и ждало того, чтобы наполниться гомоном счастливого семейства. Семьи так и не сложилось.

Кормак в раздражении пожал плечами. Он не собирался забивать себе голову перипетиями судьбы странной гриффиндорки, как будто ставшей неудачницей по собственной воле. Острые ноготки дико красного маникюра, острый язычок, острая улыбка — даже вот эти нелепые кудряшки, в которые она упрямо превращала свои нормальные черные прямые и пристойные волосы — все это прямо кричало о внутреннем разладе. Или о каких-то проблемах, вникать в которые у Кормака не было ни сил, ни желания.

Иногда, окидывая взглядом собравшихся, он вообще не понимал, как его угораздило связаться со всеми этими идиотами. Нет, правда, что такой талантливый игрок в квиддич и видный мужчина забыл среди всех этих неудачников? Разве что со времен войны слишком многие из них стали неудачниками, и теперь этот титул стало возможным присудить практически каждому?

Взять ту же Лаванду. Когда-то первая красавица факультета, разбивавшая сердца и состояния, теперь она — лишь ветеран войны, обезображенное напоминание об ужасах и печалях прошлого. На таких не смотрят — таких зовут на годовщины и другие посвященные войне мероприятия, чтобы облегченно выдохнуть, когда с торжества можно будет уйти пораньше. Нет, от шрамов оборотней так просто нельзя было избавиться, хотя Лаванда и спустила на лечение все свои деньги.

Или, например, та же Ромильда, в прошлом красивая и непрошибаемо уверенная в себе девушка. С большими амбициями и перспективами. Как-то незаметно она превратилась в тихую, затаившуюся тень, жалкую оболочку былого, наглядно воплощавшую собой фразу «несбывшееся обещание». Человек, у которого все было. И что среди них забыл Кормак?

Хотя, если пораскинуть как следует мозгами, все-таки одно слово, которое их всех объединяло, можно было найти.

Поттер. Этот самовлюбленный, наглый выскочка, получивший и славу, и деньги, и величие, и все возможные и невозможные протекции и тепленькие места. Кем бы был сейчас этот Поттер, если бы нынешний министр не являлся его другом? Если бы нынешняя директриса Хогвартса не благоволила этому недомерку и выскочке? Между прочим, еще с тех самых пор, как нога этого маленького засранца ступила на земли Хогвартса, Макгонагалл принялась нарушать все законы и правила старейшей школы в пользу Поттера. Разве не в обход всех мыслимых и немыслимых ограничений был назначен тогда, в далеком девяносто третьем году, Поттер ловцом?

Именно этот подлый и никчемный человек вместо со своими дружками навсегда разбил сердце Ромильды, превратил Лаванду в страшилище, а самого Кормака лишил карьеры квиддичного игрока и места лидера. И совершенно не важно, что Ромильда никогда особо не любила Поттера, этот не полученный трофей сломал ей всю жизнь. И не имело никакого значения, что, вероятно, Рональд Уизли, лучший друг Гарри Поттера и человек, мирившийся с вечным существованием на вторых ролях, был бы для роскошной и легкой Лаванды лишь ненужной обузой. В конце концов, если бы не шрамы, она могла бы стать даже женой Кормака...

Но и в этом был виноват Поттер. Если бы он тогда не отсиживался в школе, а сразу же вышел навстречу Волдеморту, как бы ни было мерзко произносить это имя, то скольких удалось бы спасти? Сколько молодых и невинных жизней сохранилось бы невредимыми? Выскочка Криви, этот рыжий из близнецов, препод-оборотень и многие, многие другие.

Кормака всегда удивляла эта удивительная способность Мальчика-Который-Всегда-Прав — выходить сухим из воды, не вызывая ни в ком никаких подозрений или сомнений творить ужасно мерзкие вещи и быть по-прежнему любимым и почитаемым.

О, как слепа человеческая преданность и слава! Кому-то она давалась с детства, просто за красивые глаза. Говорят, даже сильный и ужасный Снейп оберегал этого мозгляка Поттера из-за его глаз. И чего в них такого было? Какого-то болотного цвета. Тьфу. И это — герой?

Но Кормак всегда верил в торжество справедливости, и в то, что однажды мир волшебников наконец-то будет готов по заслугам оценить истинные достоинства лучших своих представителей. При этих мыслях плечи думающего обычно невольно распрямлялись, и он легко встряхивал своими прекрасными золотистыми кудрями. Кажется, именно поэтому ему и нравилась та часть «плана», что была предназначена ему.

На лице его появилась загадочная улыбка и в ушах зазвучали слова Министра Магии, на торжественном вручении ордена Мерлина Первой Степени. «За истинные заслуги перед Отечеством! За самоотверженный опасный труд, за проникновенный подвиг, совершенный этим истинным героем, защищавшим наше общество… А такие, как Поттер, только позорили звание волшебника и должны быть подвергнуты всеобщему осуждению». Хотя нет, одного осуждения мало, хорошо бы его еще и в Азкабан посадить. В кандалах. И чтобы Кормак и Ромильда, если уж ей так захочется, могли бы приходить и наблюдать за грязным, обросшим низверженным героем, глодающим картофельные очистки.

Тут воображаемый министр разводил руками и говорил: «Жаль только, украденные деньги не удалось найти». И в самой глубине сердца Кормак уже готов был ощутить легкий укол совести, но потом приходил к решению, что сообщество волшебником ему много что должно за годы непонимания и унижения, за годы прозябания и ослепления ложными идолами. Так что потерянные деньги можно будет частично восстановить из состояния самого Поттера. Продать хотя бы его жутко секретный и тёмный дом на Гриммо! Ну и потом, пусть сами зеленокожие раскошеливаются. В конце концов, их банк дерзко взломали уже второй раз на протяжении полувека, им что-то надо решительно предпринимать для восстановления своей репутации.

— Кормак, ты, черт возьми, слушаешь? — прервал его сладкие размышления визгливый голос Лаванды. Нет, все-таки, даже если бы у нее не было всех этих шрамов, женой она бы была ужасной, слишком уж неприятный у нее голос и слишком много она себе позволяла командовать.

— Я слушаю, а что? — в голос прорвалось немного больше раздражения, чем хотелось бы, но, в конце концов, это не так уж и важно. К чему метать бисер перед свиньями? Подобающее лицо следует делать лишь в подобающем обществе.

Как будто в подтверждении этих мыслей, над столом с белеющей картой наклонился Худия. Он как-то сам пришел в их сложившуюся компанию. Пришел и предложил план ограбления. Никто толком не знал, откуда взялся этот эльф. Но более мерзкой рожи Кормак в жизни своей не видывал. Тоже мне — эльф. Кормак не скоро ещё забудет их первую встречу.

«Мы принадлежим к старейшей и древнейшей ветви Рода! — дрожащим голосом говорил этот оборванец, впервые представ перед глазами честной компании. — Да, мы долгое время отсутствовали на священных землях Магической Англии, но настало время заявить о своих правах. Как только мы овладеем артефактом Рода, то будем в состоянии освободить порабощенных братьев и сестер наших. И вернуть им разум и стремление к свободе от угнетения».

Как ни старался тогда Кормак сохранять серьезное выражение лица, но сдержать кривую ухмылку у него не получилось, слишком уж ярко представил он слова этого хмыря на собрании клуба этой чокнутой, вечно лохматой заучки Грейнджер, которая так бездарно упустила своё счастье в лице Кормака. Вот уж как бы веселилась она, услышав слова о свободе для ее угнетенных любимцев. Но Лаванда сердито зашипела, вот еще одна причина никогда не делать ее своей женой — у нее слишком мерзкое шипение, практически как у змеи. И представить эту исполосованную гадюку рядом с собой — совершенно невозможно!

На той встрече Кормак чуть не заснул, стараясь изо всех сил не вслушиваться в ту высокопарную чушь, которую нес Один Из Представителей Высокого и Древнего Рода Эльфов. Из всего потока напыщенных самовосхвалений можно было ясно вычленить одну вещь: у странных полуизгнанных эльфов был в банке Гринготтс свой интерес, и руководила ими не столько жажда наживы, сколько извечная борьба за справедливость и права угнетенных, неимоверно мощное оружие при совершении любых преступлений и дерзких переворотов. Кроме того, хоть Кормак так до конца и не понял витиеватую логику событий, но у Худии был какой-то долг Мести к гоблинам, которые, вроде бы, по его словам, приходились ему дальними родственниками. Поскольку логики в том бреде, который вечно нес Худия, могло вовсе и не присутствовать, Кормак тогда даже и напрягаться не стал, пытаясь представить себе родословную этих уродцев. Урод он и есть урод, не важно, гоблин он или эльф. Так считала еще прабабушка Кормака, свято верившая в превосходство волшебников над всеми остальными низшими магическими тварями. В это верил и сам Кормак, строя свою жизнь на простых и понятных основаниях.

* * *

— Ты уверен, что они купились?

Если бы кто-то оказался сейчас в кабинете заместителя главного аврора, то наверняка подумал, что ненароком перенесся во времени: Хогвартское трио в полном составе сидело в креслах у камина и строило планы по захвату мира.

— Никогда и не в чём нельзя быть уверенным, — ответил Гарри Рону, в задумчивости потерев переносицу.

Гермиона только раздражённо повела плечами.

— Давайте пройдём по ключевым точкам, — предложила она. — У нас есть некий преступник, который начал с грабежа в Лютном. Два налета на прохожих на улице. Затем на какое-то время грабежи прекратились.

— Угу, — хмыкнул Гарри. — Несколько недель затишья, а потом обчистили сразу три магазина.

— Да, — менторским тоном продолжила Гермиона. От мягкой полутьмы кабинета, продавленных кресел и ее наставительного подчеркнуто размеренного голоса веяло чем-то таким родным и узнаваемым, что друзья переглянулись. Гарри постарался незаметно подмигнуть Рону, что не укрылось от вездесущего взгляда Гермионы. Она лишь возвела глаза к небу, но удержалась от комментариев и продолжила:

— Вынесли только кассу, правда, в одном магазине взяли украшения. Мужские запонки и женские серьги... С каждым разом ущерб раастет. Информаторы озвучили, что у них интересовались про возможность большого куша. И ещё, — при этих словах она немного замялась. — Пара моих сотрудников, — Гермиона сделала паузу, — делала интересные намёки... Ничего конкретного, только факт, что надо быть аккуратным и что сейфы Гринготтса не так защищены, как могли бы быть.

— Это ушастые тебе сказали, что ли? — брякнул Рон.

— Рон, ушастые — это не толерантно. Надо называть их существами с альтернативной системой ценностей или, на худой конец, домовыми эльфами. И вообще, давай к делу. После этого вы слили информацию, — Гермиона поморщилась, словно вспомнила что-то неприятное, — о том, что в Министерство пришло адресное пожертвование в Аврорат. И что в твоём, Гарри, сейфе лежит крупный транш.

— Классно мы тогда с тобой посидели, — мечтательно улыбнулся Рон. — Вот бы всегда спасение мира сопровождалось обязанностью хорошенько выпить и повеселиться в крутом баре.

Гарри понимающе хмыкнул и вздохнул.

— Придержи фестралов, Рон. Джинни сейчас не стоит лишний раз беспокоить, сам понимаешь.

Рон только скривился в ответ. Весь его вид красноречиво говорил: «Ох уж эти женщины. Им только дай повод поволноваться». Бросив однако быстрый взгляд на жену, Рональд лишь молча взъерошил волосы на затылке и постарался деликатно перевести разговор в более безопасное русло:

— И всё же мне кажется, что это обычный грабитель, а не какая-то банда или что-то подобное.

Последовала небольшая пауза, в тишине которой было отчетливо слышно, как он с шумом отхлебнул сливочного пива.

Гермиона только фыркнула. От нее не утаилась неуклюжая попытка Рона поскорее замять определенную тему. Она до сих пор прекрасно помнила, как после той блестящей операции по сливу информации Рон заявился домой в четвертом часу утра, всклокоченный и с трудом держащийся на ногах. На ее недоуменные и взволнованные расспросы он слегка заплетающимся языком заявлял только:

— Дорогая, так надо. Это для естерств... истевст... нет, черт, для пущей прав-до-подобности, понимаешь?

«Все-таки мальчишки остаются мальчишками, сколько бы им ни было лет», — подумала она про себя, а вслух сказала:

— Давайте постараемся придерживаться логической константы.

Два друга виновато взглянули на нее и одновременно закивали головами.

— Что мы имеем? Уличные ограбления. Хорошо, там мог действовать и один человек, хотя это довольно рискованно. Но вот ограбления магазинов не реально было провернуть в одиночку. Неизвестным похитителем были усыплены посетители и продавцы, а после незаметно посреди бела дня вынесены все ценности. Даже если внутри помещения действовал один человек, кто-то должен был страховать его на улице. Значит, мы имеем как минимум двоих злоумышленников.

— Плюс информатор, — заметил Гарри, а затем, бросив виноватый взгляд на друга, добавил: — Но это мог быть и тот же самый человек, что действовал внутри.

— И мы знаем, — продолжала Гермиона, пропустив мимо ушей замечания друга, — что теперь они находятся в поисках большего куша.

— А еще благодаря нам с Гарри они собираются обчистить Гринготтс! — не удержавшись, ввернул Рон.

— Что запросто могут осуществить, — сердито взглянула на мужа Гермиона.

— Ну, я бы не сказал, — саркастично заметил Гарри. — Всё-таки ограбить Гринготтс — не под силу обычному грабителю.

Друзья переглянулись и засмеялись.

— И всё же, — продолжила Гермиона, — ваша самодеятельность была крайне неразумной. Мы не подставляем Джинни? У неё ведь тоже есть ключ от твоего сейфа.

— Об этом мало кому известно, — покачал головой Гарри. — Но на всякий случай я выроню свой ключ в людном месте. В Министерстве... Или, скажем, в «Ужастиках Умников Уизли». Наверняка за мной будут следить. Всего и делов-то — взять ключ да скататься в мой сейф, это и обычный грабитель сможет.

— Но тогда сотрудники банка будут помнить, кто именно взял твои деньги! — возмущённо сказал Рон.

— Оборотное зелье, зелье старения, метаморфизм, магловская косметика, в конце концов! — воскликнула Гермиона. — Нет, серьёзно, неужели мы должны придумывать за грабителей, как им пробраться в банк? Может, ты ещё придумаешь, как они обнаружат и отключат аврорскую сигналку?

— И то верно, — Рон смущенно почесал в затылке. — Слушай, там, наверное, дети уже нас заждались... Пойдём домой?

— Домой, не к Молли? — улыбнулась Гермиона.

Гарри тоже улыбнулся. И его дома ждали. Мальчишки и Джинни. Джинни в последнее время нервничала и иной раз даже скандалила — вроде без повода. И поэтому он пока не рассказывал ей про их план, но всё же лучше было бы её предупредить. И попросить лишний раз не выходить из дома. Джинни, конечно, вряд ли будет рада его просьбе, но его дело — передать ей информацию. И попросить быть поосторожней. А уж выводы она будет делать сама.

В магазин девяносто третьего дома по Косому переулку проскользнул очередной посетитель. Наверное, необычным была в нем лишь его неприметность. При беглом взгляде в душе случайного наблюдателя невольно могла зародиться уверенность в том, что покупатель этот отчаянно не хотел быть узнанным или запомненным. Странным немного было и время посещения — практически за несколько минут до закрытия.

С другой стороны, в магазин «Ужастики Умников Уизли» кто только ни заходил, да и сами его владельцы были людьми широких взглядов, а потому обслуживали клиентов иногда и в последние минуты работы, и даже после времени официального закрытия магазина. Тем более, что такого стороннего наблюдателя и не было на улице в этот час. Пусто и холодно было в Косом переулке. Быстро спускающиеся сумерки поглощали дома, шаги случайных прохожих, суету оживленного рабочего дня.

— О, мальчики, извините, что так поздно, — пропел красивый низкий, немного бархатный голос, так резко контрастировавший с ничем не привлекательной, даже несколько нарочитой блеклой внешностью припозднившейся посетительницы.

«Ты иди уже, я сам обслужу», — еле слышно прошептал Рон брату. Джордж только возвел глаза к небу.

«И вечно ты норовишь увильнуть от проверки кассы и сведения баланса прибыли», — ясно читалось в его кривой усмешке. Рон на это только вздохнул.

«Я облысею так к тридцати годам от этих твоих цифр», — подумал он, но вслух пробормотал только:

— И это вместо благодарности за неустанную работу с клиентами!.. Чем могу быть полезен? — уже совсем другим, уверенным и официально-доброжелательным голосом произнес Рон, проходя в зал, где в явной растерянности замерла покупательница.

Если бы Рон следовал совету Гермионы и постарался быть чуточку внимательнее к окружающему его — от него не ускользнуло бы внезапная хищная улыбка, исказившая на секунду миловидные черты посетительницы. Но как раз в это самое время Рональд Биллиус Уизли размышлял о том, удастся ли ему полностью освободиться хотя бы через полчаса и будет ли к тому времени еще открыт магазинчик Фортескью. Роззи так любила медовое мороженое со взрывами, а небольшой шоколадный суфле мог бы помочь в разговоре с Гермионой. Она по-прежнему терпеть не могла, когда муж задерживался на работе, и не очень хорошо умела готовить. Подавив вздох досады, Рон посмотрел всё-таки на посетительницу, лицо которой уже приняло прежнее извиняющееся и полное растерянности выражение.

— О, мне действительно так неудобно, что задерживаю вас. Но мне так нужна ваша помощь. Или даже, скорее, совет опытного специалиста.

При этих словах плечи Рона невольно расправились, и улыбка на лице стала менее дежурной. Он даже на минуту чуть внимательнее вгляделся в лицо женщины, стоящей перед ним.

«Где-то я ее уже видел», — промелькнула мысль. И потухла: как ни крути, а мир волшебников очень тесен, и все они друг друга где-то уже видели.

Посетительница тем временем, преодолев робость, пустилась в долгие и по-женски путанные объяснения. Уставший к концу рабочего дня мозг Рона тонул во всех этих виньетках и завитушках фраз, отказываясь понимать, кто и кому приходится племянником в многочисленной родне говорившей.

— Ну, вы меня понимаете? — время от времени спрашивала та у него, и Рон, стараясь сохранять осмысленность взгляда, усиленно кивал ей в ответ.

Минут через пятнадцать бесконечного потока сознания у Рона таки стали закрадываться подозрения, что какой-то юный отпрыск в родне разговорчивой покупательницы страдал бессонницей, что причиняло множество неудобств остальным членам несомненно милого семейства.

С солидным видом всезнающего и умудренного опыта советчика Рон мягко подвел посетительницу к отделу по продаже музыкальных шкатулок со встроенными сонными чарами.

— Вот, пожалуйста, на любой вкус. Выбирайте мелодию, а я пойду закрывать кассу, — с нажимом произнес он.

— О, а что бы посоветовали лично вы? — явно не понимая намека и чуть ли не вцепившись в мантию Рона, певуче произнесла запоздавшая покупательница.

«Черт, а голос у нее все-таки красивый. Но где же я его уже слышал?» — пронеслось в голове у Рона, прежде чем мысли его были вновь сметены бесконечными рассуждениями черноокой посетительницы.

— Знаете, мой муж работает в Министерстве и неоднократно слышал, как аврор Поттер не советовал делать покупки в вашем магазине. Этот Поттер считает, что ваши товары могут быть опасны для здоровья, особенно для детей, но мне кажется, что в таком солидном магазине все изделия подвергаются предварительному тестированию, не правда ли? И вообще, мне иногда кажется, что многие очерняют вашу фирму, поддаваясь элементарной зависти. Все-таки ваша компания известна широко не только в Англии, о ней слышали и за ее пределами, а слава некоторых победителей осталась только в прошлом.

Слова, якобы произносимые аврором Поттером, неприятно царапнули Рона. Конечно, Гарри бы так не сказал. Но вдруг он сказал как-то иначе? Рон попытался забыть об этом, в конце концов, чертовски приятно было слышать, что их с Джорджем магазинчик известен и за границей. Нет, ну не может быть, чтобы Гарри так сказал! Рон решил, что обязательно поговорит обо всем этом с Гермионой, и, тряхнув головой, произнес вслух:

— Как представитель фирмы и партнер ее основателей, могу вас уверить, что все наши товары проходят тщательнейшую предварительную проверку и одобрены специальной комиссией Министерства. Более того, мы с моим братом сами пользуемся изделиями нашей фирмы. У нас тоже есть дети, — не к месту добавил Рон, уже немного другим, более мягким голосом, изо всех сил надеясь, что этот намек не пройдет мимо задерживающей его клиентки.

— Ах, да, конечно! Так что же используете вы для своей семьи?

Видя, что затянувшийся разговор все же подходит к концу, Рон вздохнул с некоторым облегчением и протянул покупательнице шкатулку. Небольшая коробочка резного дерева удобно лежала в руке. Открывающий ее видел алый бархат и слышал мягкие окутывающие звуки нежной песни. Если человек слушал эту мелодию достаточно долго, его затягивало в мягкий и легкий сон. Роззи больше всего любила именно эту песню про Реббити-Беббити. Вспоминая ее сонные, подернутые дремотой голубые глаза, Рон невольно заулыбался.

— И еще, может быть, распылить усыпитель, на всякий случай? — неожиданно выдернула его из забытья настойчивая посетительница. — Вдруг песня малышу не понравится?

— Вообще-то и одного из этих элементов будет более чем достаточно. Оба сразу мы не продаем, — начал Рон, но смутился и прервал себя сам. — Но ради вас, так и быть, сделаю исключение.

И уже перед самой кассой клиентка прихватила бутылочку с духами «Розовые грезы» — безобидную парфюмерию, которая помогала располагать к себе людей.

— А это лично для меня, — чувственно прошептала она, и Рону показалось, что глаза ее на минуту вспыхнули необычайным огнем.

Рон никогда бы не подумал, что звонок кассового аппарата, выбивавшего последний на сегодня чек, может быть таким чарующим. Разговорчивая клиентка торопливо уменьшала свои покупки. Практически одновременно открылись две двери: одна, ведущая на улицу, впустила изрядную струю холодного вечернего воздуха и аврора Поттера в придачу. Вторая распахнулась в служебные помещения, и из них выглянул несколько всклокоченный, но очень довольный Джордж.

— Рон! — почти хором крикнули они.

— Ха-ха, — почти как в былые времена громко расхохотался Джордж. — Одновременно и слово в слово! Когда радоваться, приятель?

И они с Поттером поспешили навстречу друг другу.

«Когда радоваться, когда радоваться», — стучало молоточком в голове Рона. Гарри уже обменивался объятиями с Джорджем. Глядя на их открытые и теплые улыбки, было решительно невозможно поверить в то, что аврор Поттер мог когда либо усомнится в надежности магазинчика Уизли, да еще заявить об этом публично. Рон постарался вытряхнуть неприятные мысли из головы и похлопал Поттера по плечу. Как в старые времена.

— А ты чего один? Где Джинни?

— Зашла к мадам Малкин, обновить гардероб, ты же понимаешь — в ее положении все время приходится искать другие размеры. И лучше подгонять сразу по фигуре, — ответил тот.

Никто из троих приятелей не обратил внимания на случайно замешкавшуюся в дверях припозднившуюся покупательницу. Ее мантия неловко обмоталась вокруг ручки двери, и женщина была вынуждена задержаться, невольно подслушивая последующий разговор.

Сторонний наблюдатель был бы опять-таки явно удивлен внезапной хищной и какой-то даже звериной ухмылке, придавшей миловидному лицу молодой женщины выражение какого-то дьявольского ликования.

«Как же это я удачно зашла, — подумала так задерживавшая Рона покупательница. — На ловца и зверь бежит».

И она пошла стремительно и неумолимо, ее мантия струилась за спиной, как черные крылья кровожадной Эринии.

«А Лаванда бы небось не решилась, мямля. Зато у меня уже все с собой. Вот что значит истинная охотница!» — ухмыльнулась черноглазая женщина и ускорила шаг.

* * *

В мастерской мадам Малкин в этот поздний час еще было светло и не по-вечернему людно. Припозднившиеся посетительницы обсуждали последние сплетни-новости и ожидали своих заказов. Мало кто обратил внимание на ничем не примечательную молодую черноглазую женщину, задумчиво бродившую по магазину. Она осторожно перебирала материалы на ощупь и в задумчивости смотрела на фасоны готовых мантий, словно не решив еще, что же ей окончательно нужно. Оказавшись рядом с рыжеволосой беременной миссис Поттер, женщина вдруг резко наклонилась, как будто подбирая что-то с пола, и через секунду уже выпрямилась, хотя в руках ее было по-прежнему пусто. Даже более пусто, чем за секунду до этого — маленькая, еле заметная булавка осталась в подоле мантии Джинни.

«Дело сделано! — подумала Ромильда и хищно облизнулась, глядя вслед удалявшейся и ни о чем не подозревающей Джинни. — Теперь надо только, чтобы этот растяпа эльф выполнил свои обещания. Эх, жаль, что в таком важном деле приходится полагаться на всяких остолопов, — точеные ноздри вздулись от ярости. Миловидное лицо исказила лютая ненависть. — Жаль, что я не могу справиться со всем в одиночку. Так действительно было бы намного приятнее».

* * *

Когда от банка отошла хрупкая фигурка в аккуратной мантии, Лаванда бросилась ей навстречу.

— Флер, — произнесла она, запыхавшись, когда наконец приблизилась. — Я... хотела извиниться. Я глупости говорила Биллу. И это моя затея... Даже не знаю, что сказать.

Флер окинула взглядом Лаванду.

— Я собиралась за пирожными, потом домой, — спокойно произнесла она. — Не составишь мне компанию?

Лаванда удивилась, но кивнула.

— Ты прости меня,.. — продолжила она.

— Поговорим дома, ладно? — мягко произнесла Флер, и Лаванда вдруг ощутила, что ей катастрофически хочется её послушаться.

Светлый дом на берегу моря заставил сердце Лаванды внезапно затрепетать. Она вспомнила, какие мечты у неё были после Битвы... Она тоже хотела бы себе работу, дом, мужа, детей... Тогда казалось, что уж теперь-то всё будет хорошо. В зеркало она старалась не смотреть.

Но как не смотреть, когда вуаль стала её постоянным спутником? Когда каждый, кто ей встречался, отворачивал смущённо взгляд. Ну и как, как тут жить дальше?

Изначально полная надежды, она стала винить в своих проблемах других. Рона, что предпочёл ей Гермиону. Гермиону, которая разрушила их с Роном пару. Вот вышла бы за Гарри, да и дело с концом! Или за того же Кормака... Наконец, Лаванда не могла не винить самого Гарри. Пока Лаванда проходила через все тяготы, пришедшие к ним с директорством Снейпа, Гарри где-то... прохлаждался. Да и сразу... почему он не победил Волдеморта сразу? В начале Битвы? Что стоило ему сразу начать атаковать?

Лаванда спустила на попытки лечения все свои деньги. Надо сказать, частично они действительно помогли: шрамы теперь стали тоньше и не такие воспалённые. Но на этом весь эффект и закончился. Была ещё одна клиника, которая специализировалась на таких операциях... Но лечение в ней стоило бы намного больше денег, чем те, которые у неё когда-то были.

Что она могла сделать? Только винить докторов, которые не могли её вылечить, работодателей, что отказывались брать её на работу, профессоров, что не уберегли её; других учеников, выживших, даже погибших. Но больше всего ненависти она испытывала, видя виноватые взгляды Гарри и Рона и пренебрежительные — Гермионы.

Поэтому когда Ромильда внезапно подошла к ней на праздновании очередной годовщины Победы и предложила поучаствовать в небольшом дельце, где можно будет отомстить тем, кто этого заслуживает, а главное — немного подзаработать, Лаванда тут же согласилась.

Хотя её и смутили методы и предложения... Слава Мерлину, Лаванде удалось отговорить Кормака и Ромильду от ограбления прохожих. А вот ювелирный они всё-таки ограбили. Воспользовавшись информацией, которую получили от неё. И эта её вина привязала её к ним крепче всякой верёвки.

Её талант — располагать людей — для неё самой стал открытием. Незнакомые люди были готовы делиться с ней своими тайнами. Не дружить, нет, но, допустим, сказать, что через пару дней будут снимать кассу, ей вполне могли.

Возможно, Флер тоже привела её именно поэтому?

В гостиной их встретил мрачный Билл с маленьким Луи на руках. Он внимательно смотрел на Флер, не говоря ничего ни самой Флер, ни Лаванде, но Флер только рассмеялась и закружила Билла, ловко перехватывая радостно лопочущего что-то Луи. Кусочек подсмотренного счастья заставил Лаванду быстро-быстро моргать, чтобы никто не понял, что....

— Извини, Билл. И Флер. Я была неправа, просто выдался тяжелый день...

— Я всё понимаю, — кивнула Флер. — И Билл на тебя не сердится. Ведь так?

Билл согласно промычал, отправляясь на кухню. Флер села на кресло и предложила другое Лаванде.

— Знаешь, я тебя понимаю, — усмехнулась Флер.

Лаванда удивленно на нее посмотрела.

— Я сама еле сдерживаюсь, чтобы не начать целовать Билла прямо у всех на глазах. Правда, он секси? Да ладно, не делай такие глаза, я шучу. Я знаю, что ты не пытаешься соблазнить Билла.

Луи выбрался из рук мамы и направился к Лаванде.

— На, — произнес он, протягивая ей вагончик.

— А ты ему понравилась, — удивлённо сказала Флер. — Слушай, я сейчас к Биллу, кое-что спрошу, побудь с Луи.

Флер исчезла, оставив после себя запах бергамота и корицы, а Лаванда, забыв обо всём, сосредоточенно катала вместе с Луи волшебную копию Хогвартса-экспресса. Она удивилась, когда услышала своё имя. Оказывается, Билл и Флер сидели в креслах и уже некоторое время за ней наблюдали.

— Ты действительно наслаждаешься временем, проведённом с детьми, — задумчиво отметила Флер.

— Мне нравится, — застенчиво ответила Лаванда. — Я чувствую себя счастливой и... без этого, — она указала рукой на своё лицо.

— Мы можем одолжить тебе деньги на операцию, — просто произнёс Билл.

Лаванда выронила паровозик.

— Это не насовсем. Знаешь, я поговорил кое с кем... Действительно в магическом сообществе не хватает поддерживающих обществ. Твоя идея хороша, в её рамках можно организовать фонд со сбором средств... но без хорошего примера ничего не получится. А вот если ты сделаешь операцию, а потом вернёшь деньги — ты вернёшь их в фонд, а не нам,..

— И, может быть, даже организуешь свой детский сад, — продолжила Флер.

— И клуб анонимных поцарапанных, что сразу привлечёт внимание, — закончил Билл.

Лаванда чувствовала себя потерянной. Ей предлагали то, о чём она и мечтать не могла! И для этого не надо было ничего воровать и никому мстить. Но... Но она уже была связана с Кормаком и Ромильдой. Но как же так: она собиралась вызнать дополнительную информацию, а вместо этого...

— Спасибо, — она покачала головой. — Можно я пока не буду соглашаться? Но мне понравилось играть с Луи. Я была бы рада провести с ним время... Может, вам нужна няня? У меня есть рекомендательное письмо... Правда, дети-маглы меня боятся, а волшебники не очень-то хотят меня брать.

— Я подумаю, — улыбнулась Флер. — Но пока с Луи может посидеть Молли, как и со старшими детьми. Ей, конечно, уже тяжело, но она бы на нас обиделась, если бы мы позвали кого-то другого.

Разговор длился, и длился, и длился. Они обсуждали поезда и оборотней, способы приготовления клубничного мусса и выведения докси. Когда Луи стал зевать и просить сказку на ночь, Лаванда даже удивилась.

— А почему вы просто не используете музыкальную шкатулку? Мои знакомые всё не нарадуются. Это же изобретение ваших братьев. Включил — и зевающий ребенок спит. Мечта всех мам и нянь!

Билл и Флер переглянулись.

— У Рона не было выбора, — ехидно пояснил Билл. — Ему приходится укладывать двоих детей каждый раз, когда Гермиона задерживается. Вот он и проявил чудеса изобретательства. Но это ментальные чары, они, как и ментальные зелья, не работают на тех людей, в которых сильна вейловская кровь.

Лаванда встрепенулась. Это правда! Амортенция на Флер не подействует. Другая девушка, работающая на сопровождении, человеческой крови, с ней всё в порядке. А это значит, что Флер нужно будет выманить из банка...

А сделать это намного проще, если самой сидеть с Луи, который её просто очаровал.

* * *

«Просто ужасно, что в таком важном деле приходится полагаться на помощь всяких идиотов!» — в раздражении думал про себя Кормак Маклагген, меряя шагами опустевшую комнату. Пару минут назад в ней стояло и хлопало ушами самое несуразное существо, которое только можно было себе вообразить.

— Ты понял меня? Никаких увечий, можешь тараканов на них наслать, из канализации.

— Да, мастер, сэр, понял! — отвечало ему существо, монотонно кивая головой, как китайский болванчик в этих ужасных магловских магазинах.

«Когда он так метет ушами пол, то ужасно похож на осла», — в раздражении подумал Кормак. Хотелось одновременно треснуть проклятого эльфа по лбу и расхохотаться от всей нелепости сложившейся ситуации: даже эльф у них был какой-то порченный. Впрочем, «порченный» не было самым подходящим словом для описания внешности эльфа. Но и обыкновенным его тоже назвать было никак нельзя. Непомерно длинные даже для эльфов уши действительно едва не подметали пол. Нос при этом был хищно изогнут крючком, а глаза вместо огромных эльфийских плошек представляли собой две узкие щелочки, угольно-черные, без белков.

Но больше всего Кормака пугали длинные пальцы с огромными ногтями, которые находились в постоянном движении.

«Как будто нити силков прядет», — внезапно пришло в голову Кормаку, и он чуть не сплюнул в раздражении, стараясь не думать о дурном впечатлении, напомнив себе, что урод он и есть урод, и не важно, гоблин он, эльф или человек, и что в этом покойница бабушка была совершенно права.

Лаванда сидела с Луи с самого утра. Она была рада своему заданию — Кормак всё хотел, чтобы она была в Гринготсе. Зачем? Здесь она была намного полезнее. А тут такая удача: практически с первыми лучами солнца к ней прилетел патронус Флер.

«Лаванда, ты, кажется, хотела посидеть с Луи? У тебя есть такая уникальная возможность. У Молли с Артуром весь дом наполнился самовзрывающимися тараканами. Пока никто ничего не может с ними сделать, так что Луи там не место. Да и им не до него. Срочно выручай. Ждем».

Лаванда, конечно, удивилась такому решению проблемы — ну, неужели нельзя было просто отправить старших Уизли в отпуск? — но не слишком расстроилась. Честно говоря, заниматься с Луи Лаванде нравилось намного больше, чем участвовать в каком-то беспределе, который должен был сегодня случиться. Она постаралась избегать любых обсуждений: то, о чём она не знает, не должно ей навредить. И всё-таки что-то сжималось внутри, заставляло нервничать... Они же никому не навредят, ведь так?

Луи запустил в неё машинкой, и Лаванда охнула, потирая лоб. Тут же завибрировал зачарованный сикль и она поняла: пора.

— Нет, мой хороший, не надо так. Мне же больно!

— Не бойно! Пятки!

— Ты хочешь поиграть в прятки? Ну давай.

Вообще говоря, она долго думала, как именно ей выманить Флер. Кровожадная Ромильда хотела, чтобы Лаванда что-то сделала с Луи. Дура. Разве можно так с детьми?

На самом деле для осуществления её плана нужно было знать всего одну вещь: когда тебе нужно заняться своими делами, ребёнок будет крутиться вокруг и ни за что не отойдёт от тебя даже на шаг. Но если ты его на самом деле потерял, найти его очень и очень непросто.

Поэтому она заранее приобрела ручную летучую мышь, и когда малыш наконец-то спрятался, выпустила её.

И тут же отправила Патронус Флер.

— Флер! Луи превратился в летучую мышь! Что делать?

Не прошло и десяти минут, как Флер была тут как тут.

— Где он? — вбежала она и увидела заплаканную Лаванду. Летучая мышь сидела у Лаванды на плече, но, завидев Флер, тут же бросилась к вошедшей. Зверёк стал хватать её за волосы, отчего на голове у Флер образовался полнейший беспорядок, летал вокруг, не давался в руки. Лаванда нацелилась было на летучую мышь — но Флер тут же её остановила.

— Вызови Билла! — прокричала та, и Лаванда послушно взмахнула палочкой, радуясь, что может спасти и Билла от неприятностей.

— Билл! Луи превратился в летучую мышь, мы не можем его поймать!

Билл пришёл минут через пять, а войдя, вдруг расхохотался. Заклинанием опутал мышь, погладил по растрёпанным волосам жену и кивнул Лаванде.

— Я тоже как-то потерял его там и не сразу его нашёл. А мышь просто залетела из окна.

В наступившей тишине из-под кровати донеслось ровное сопение. Луи, уставший ждать, когда же его найдут, уснул там же, где прятался.

* * *

Высокий молодой волшебник спокойно и стремительно шел по центральному залу единственного в Англии банка — Гринготтса. Уверенно и торжественно. Золотистый свет из узких узорчатых окон под потолком оттенял светлые аккуратно уложенные волосы. В голубых холодных глазах волшебника читалось презрение, смешанное с каким-то кипящим азартом и странным для обычного посетителя банка, волнением. Тяжелый, резко очерченный подбородок упрямо взлетал вверх.

— Я хотел бы взять деньги из своего сейфа! — голос прозвучал немного более громко, чем хотелось бы: сегодня в банке было на удивление мало посетителей.

— Ваше имя? — дежурно спросил молодой гоблин, немного смущаясь и этого напористого волшебника, и взглядов, обращенных к нему, невольно привлеченных его неожиданно скрипучим голосом.

— Кормак Маклагген, — коротко ответил волшебник, и его подбородок упрямо взлетел еще выше, а в глазах появились острые осколки льда.

«Только попробуй скажи мне что-нибудь!» — подумал про себя Маклагген и невольно сжал под мантией волшебную палочку. В ту же секунду он почувствовал легкое прикосновение к своей руке и тихий голос, как будто внутри головы прошептал ему: «Успокойтесь, мастер. Вам нужно вести себя естественно. Гоблины ничего не смогут сделать, на самом деле они уже бессильны передо мной».

Кормак еле сдержался, чтобы не ответить этому уродцу вслух. Даже странно, что эти настороженные и вечно подозрительные гоблины так легко купились на простые чары невидимости и не заметили эльфа-уродца, стоявшего в двух шагах позади него — прямо на самой середине Центрального зала, как обычно торжественно освещенного яркими светильниками. Кормак, правда, тоже не видел Худию, и потому от него укрылось, как странно и ловко перебирает тот своими длинными уродливыми пальцами.

А невидимые пальцы мелькали все быстрее, быстрее, и вдруг замерли, застыв в воздухе уродливой гигантской бабочкой. Потом эльф-полукровка сделал одно молниеносное движение, и на секунду показалось, что померк свет в многочисленных светильниках и даже ровное солнечное сияние из окон как будто застыло вместе с ним. Перемена произошла так быстро и незаметно, что не предупрежденный наблюдатель вряд ли обратил бы на это внимание. Кормак же был слишком занят своим гоблином, и только пара черных глаз из дальнего угла зала уловили этот тончайший сбой.

«Не наврал-таки, стервец. Получилось!» — подумала про себя молодая миловидная девушка в вуали и скромной мантии сдержанно-сиреневатых тонов.

Но и ей не видна была улыбка дикого торжества, захватившая все лицо полукровки эльфа Худии.

— Прошу вас, следуйте за мной, — скучающим голосом проговорил молодой гоблин-служащий, и Кормак невольно нахмурился: по плану сопровождать его должен был человек. Эта дура Лаванда опять все напутала, и теперь снова придется брать все командование на себя.

«Как всегда — если хочешь, что бы хоть что-то было сделано — делай это сам», — в раздражении подумал Кормак и уже собирался вытащить палочку для Конфундуса, но тут в одной из многочисленных серебряных дверей, ведущих из центрального зала, показалась девушка, и гоблин с легким поклоном передал странно напряженного посетителя ей. Входя под своды коридора, ведущего в Хранилища, Кормак вздохнул с облегчением, убирая волшебную палочку. Все-таки все шло по плану, и его роль будет по-прежнему блистательна и прекрасна. Только бы этот уродец ничего не забыл и вовремя передал ключ.

* * *

В это самое время к ослепительно белому зданию единственного на всю магическую Британию Банка Гринготс быстро приближалась хрупкая женская фигурка. Рыжие волосы выбились из прически, и их трепал некстати налетевший холодный ветер. Молодая волшебница поежилась. Вообще-то в такую пасмурную погоду ей никуда не хотелось идти. Да и Гарри настаивал, чтобы она была осмотрительней, никуда не выходила без сопровождающих, а лучше сидела до самых родов дома.

— Ты же понимаешь, как драгоценна наша малышка, — нежно говорил он, мягко заправляя выбившийся упрямый рыжий локон ей за ушко.

Нет, конечно, Джинни и сама понимала, что здоровье и безопасность ребенка не только для Поттера были превыше всего — даже желание поболтать с Биллом, почему-то выходящем из главных дверей, вдруг отодвинулось на задний план, и она лишь махнула ему рукой — сейчас ее толкала к банку какая-то непреодолимая сила. Почти наваждение.

Где-то на задворках сознания слабеющий голос разума вопил об опасности, но неумолимая сила тащила ее вперед. В банк. Причем срочно. Если бы у молодой женщины было чуть больше времени, она бы вспомнила, что нечто подобное испытывала много лет назад, когда дневник одного темного волшебника почти поработил ее разум. Но времени у нее катастрофически не было. Активированная десять минут назад булавка маячком огненной магии подчиняла себе волю и разум беременной женщины. Джинни взлетела по мраморным ступеням банка и почти вбежала в центральный зал. «Наконец-то!» — прошипела миловидная черноокая женщина и вышла из тени.

— О, дорогая! Как давно мы не виделись, — нарочито приторным голосом пропела она.

Как сквозь сон Джинни разглядела смутно знакомые черты.

— А, это ты, Ромильда. Извини, я очень спешу.

— Некуда тебе уже спешить, — хищно прошептала та и открыла перед самым носом у Джинни маленькую темно-коричневую шкатулку. Зазвучала нежная музыка, с каждой нотой которой веки людей и гоблинов, находившихся в Центральном зале, наливались тяжестью, и уже через полминуты всё живое в главном зале банка Гринготтса было погружено в сон.

Дальше все происходило как в ускоренной съемке без звука на стремительно несущейся тележке; Кормак ловким движением достал заранее приготовленные леденцы.

— Это от укачивания. Ненавижу эти идиотские скорости. Будете?

— Да, пожалуйста, — благодарно улыбнулась в ответ Джинни.

Через секунду, как и ожидалось, ее глаза загорелись обожанием. Всё-таки Ромильда знала толк в приворотных зельях.

Кормак по-хозяйски приобнял хрупкие девичьи плечи и нежно прошептал Джинни на ушко:

— А теперь мы едем к сейфу мистера Поттера.

У дверей сейфа ненавистного Героя Кормак даже не успел испугаться, потому что в ладонь ему неслышно лег ключ от сейфа. Дверь сейфа вскоре распахнулась. Золотистые глаза Джинни до краев полны были обожания, прикажи Кормак — и сейчас она сделала бы для него что угодно.

«Даже жаль, что придется все это так быстро закончить», — пронеслась стремительная мысль, но Кормак мужественно отстранил ее и повел ее обратно к тележке. Дверцы поттеровского сейфа остались распахнутыми, призывно маня и поддразнивая блеском золотых монет. Теперь уже забота эльфа, как перетащить оттуда все до последнего галеона.

«Эх, даже жаль, что нельзя прихватить сейчас парочку с собой, — вздохнул Кормак еще раз и, восхищаясь своим мужеством, решительно повернулся спиной к богатству. — Ничего, через пару часов большая часть этого великолепия будет моей», — утешил он себя, накладывая Обливиэйт на Джинни и подсовывая ей леденец с антидотом.

Словно в странном сне, они как ни в чем не бывало подъехали к сейфу Кормака, достали оттуда какую-то смешную сумму, сущую мелочь по сравнению с тем великолепием, что ожидало его по окончанию дела. Так надо, в памяти Джинни должно было четко запечатлеться то, что они ездили к его сейфу.

«Это алиби!» — говорила, надув губки, сердитая Ромильда. Она все время была почему-то очень сердитая. Дура. Хотя со своей частью задания справилась...

«...Даже слишком хорошо справилась», — подумал Кормак, вернувшись наконец в Центральный зал. Картина, открывшаяся его взгляду, была действительно пугающей. На полу, на конторках, привалившись к мраморным, покрытым чванливой позолотой колоннах, в самых разных позах замерли гоблины и люди, как будто их как испорченные механизмы вырубила в одну секунду решительная и властная рука. Отогнав от себя невольный ужас, Кормак изобразил удивление, ловко поддержал под локоть вскрикнувшую в испуге Джинни и наслал отменяющие заклятье чары.

— Авроров, срочно!

— Ограбление, — поднялся нестройный шум голосов.

— Спокойствие! — громогласно прорычал молоденький гоблин, облаченный в форму старшего служащего. — Все защитные системы банка работают исправно. Из сейфов ничего не пропало. Попрошу не сеять панику.

— Кто-нибудь, вызовите срочно медиков, — послышится испуганный крик из дальнего уголка. — Тут беременной волшебнице плохо.

Замедленная беззвучная съемка закончилась. Воздух наполнился шумом, слышным у входа в банк. Залу начали быстро заполнять торопливые авроры и колдомедики.

— О, мы вам так благодарны! — прошептала Джинни Кормаку, и в ее глазах он без труда прочитал отголосок того недавнего обожания, которым светились они там, в Хранилищах.

«Да, Ромильда, пожалуй, знает толк в амортенции, но и притягательность личного обаяния не стоит отменять», — самодовольно ухмыльнулся Кормак и неспешно повернулся к молоденькому аврору.

О, да, это момент истинного триумфа!

— Да, я спустился с мисс... В свой сейф, а когда мы поднялись, то застали печальную картину. Да, у меня есть некоторый опыт в боевых заклинаниях, отряд Дамблдора, знаете ли, военное прошлое. Да, я рад, что вовремя оказался в нужном месте в нужный момент... Да, кажется, нам удалось предотвратить ограбление... — в глубине души Кормака уже начали ворочаться нехорошие подозрения. Как-то слишком подозрительно спокойно вели себя гоблины. Слава, это, конечно, хорошо, но где же деньги? Неужели этот скользкий тип Худия все таки обманул их всех или, что скорее всего, попросту вовсе не справился с заданием? В конце концов, какой спрос может быть с уродца-полукровки?

Быстро распрощавшись с аврором, и, сияя своей белоснежной улыбкой на камеры тут же появившихся колдографов, Кормак отправился домой.

Неужели его надули?

— Дело сделано. Все уже у вас дома, мастер, — пропел на ухо скрипучий голос по-прежнему невидимого эльфа.

Никогда еще сухие слова столь мерзкого создания не радовали Кормака так сильно. Он еле сдержался, чтобы не затанцевать на месте.

«Дома буду радоваться — осадил он себя. А еще лучше — сразу в Ницце».

Центр Аврората сейчас занимал огромный стол с картой Великобритании. Вокруг него стояли авроры, но смотрели они не на карту — да там и не было ничего интересного. Они смотрели на заместителя главного аврора, своего лидера, своего кумира и начальника. Гарри Джеймса Поттера. Гарри же внимательно оглядывал карту, словно не замечая этих взглядов.

Десять минут назад одна из групп отправилась в банк, ликвидировать последствия нападения. Нападение, в общем-то, ожидалось, но что оно приведёт к такому количеству жертв...

«Пострадавших», — поправил себя мысленно Гарри. Он надеялся, что жертв не будет. Ему не хотелось думать, что собственное стремление к подвигам и такая привычная поддержка друзей, которые даже не работали в Аврорате, стало причиной чьих-то увечий или чего похуже. Вместо этого ему необходимо было думать о том, где, черт побери, эта дементорова сигналка!

— Билл, — он вызвал Патронуса. — Ограбление точно было? Могли гоблины отключить чары?

Ответа он не дождался: наконец-то в пригороде Лондона вспыхнул ярким светом заветный огонёк. Авроры разразились радостными криками и стройными рядами устремились к комнате для аппарации.

* * *

Внезапное приключение взбодрило всех в «Ракушке». Луи не стали перекладывать: судя по всему, под кроватью ему было вполне удобно, Флер только накрыла его одеялом. Мышь выпустили в окно, а сами отправились на кухню пить чай. Конечно, можно было вернуться в банк, но и Билл, и Флер уже отпросились, и их удивительно спокойно отпустили. Возможно, дело было в том, что посетителей было мало, словно у банка стояли отпугивающие чары, а может, и в том, что начальником смены был совсем молодой гоблин, у него даже волосы в ушах ещё не выросли.

Происшествие с летучей мышью всех сблизило, и атмосфера чаепития была поистине дружеской. Лаванду никто не стал обвинять, наоборот, приятно удивились, что в доме все цело и даже прибрано, ребёнок чист, доволен и уложен спать, пусть и необычным способом. Но всё изменилось, когда появился Патронус Гарри. Побледневший Билл просипел севшим, надтреснутым голосом:

— Когда я уходил, то видел, что Джинни направлялась к банку...

Поспешно включенное колдорадио рассказало про переполох в банке и про то, что есть жертвы. В минуту с лица Билла сбежали все живые краски, и оно стало каким-то могильно-пепельным.

— Жертв быть не должно, — внезапно сказала Лаванда, сама от себя не ожидая подобной откровенности. Видя обращенные к ней немые взгляды Билла и Флер, она поняла, что молчать было глупо: да, она сейчас подпишет себе смертный приговор, но — это же Билл и Флер, которые доверили ей своего ребёнка и готовы были доверить крупную сумму денег. Просто, чтобы помочь? И сейчас, видя, как посерел Билл от страха за сестру, она внезапно поняла, что натворила — и попыталась исправить, как могла.

— Ромильда просто собиралась использовать сонную шкатулку. Она обещала, что никто не пострадает.

— Зачем? — одними губами спросил Билл, и Лаванда не стала уточнять, про что он спрашивает.

— Кормак говорил, что есть бесхозный вклад, до которого можно добраться через Гринготтс. Они должны были всех усыпить, тихонько войти и выйти. Никто не должен был пострадать...

— А на вейл сонные чары не действуют, в отличие от людей и гоблинов, — медленно проговорила Флер. — Как интересно. А Билла ты зачем выманила?

— Это вышло случайно... И, в конце концов, я не хотела вас подставлять. Здесь вы были в безопасности!

— От сонных чар, которые изобрёл наш братец, — криво усмехнулся Билл. — Скажи мне, Лаванда, ты мстишь Рону? За то, что он тебя бросил?

Лаванда заплакала.

— Я не думала об этом! Они просто пообещали денег и сказали, что эти деньги ничьи и никто не пострадает. Клянусь! Пожалуйста, сдайте меня аврорам... Я виновата...

В кухню зашёл сонный Луи и, не обращая внимания на родителей, залез на колени к плачущей Лаванде.

— Пачь! Игать! Пятки!

— Не плачь, давай играть в прятки, — перевела Флер и вздохнула. — Сейчас Гарри не до этого, но вечером ты ему сама всё расскажешь. Билл, иди в больницу, проверь Джинни. Я и Лаванда побудем с Луи. Кажется, нам много о чем нужно поговорить.

* * *

Даже низкое пасмурное небо не было способно испортить сегодня настроение Кормаку Вильямсу Маклаггену. После такого триумфа и пасмурные дни были теперь до краев наполнены для него золотым сиянием славы. О, как смотрели на него благодарные посетители банка. Кажется, только Ромильда немного перестаралась с этим снотворным. Вид у них у всех был немного пришибленный, в том числе и у молодых гоблинов. А прошибить гоблинское зверское здоровье — это надо постараться.

Вот ведь, хрупкая черноглазая красавица оказалась опасной штучкой. Надо будет держаться с ней настороже. Такая и соратнику яду бухнет в кофе, если посчитает того отработанным материалом. Хорошо, что Кормак незаменим.

С другой стороны, если она начнет от радости вешаться ему на шею — тоже удовольствия будет мало. Вот уж кого Кормак хотел бы видеть подле себя в самую последнюю очередь — так это опасную и умную женщину. А то, что она умна — сомневаться не приходилось. Как она держалась в Гринготтсе, как ловко провернула дело с ключом!

Кормак не знал, да и не хотел знать, чем же Ромильда так приманила эту пузатую дуреху, жену ненавистного красавчика Поттера, а только та пришла в банк как миленькая, в назначенный день и час. И ключ принесла в клювике. Жаль, что эта толстеющая наседка — вылитая копия в будущем своей неопрятной мамаши — не сильно пострадала. Эх, и даже выкидыша у нее не случилось. Жаль. Это послужило бы незабываемым уроком заносчивому герою-победителю.

Все-таки Кормак не переставал удивляться, как щедра порою бывает судьба к мерзавцам. Мальчишке Поттеру опять повезло: пусть он и сядет в Азкабан, но его будут неизменно ждать на воле многочисленные дети и верная жена.

Вообще все этим Уизли нипочем. Казалось бы, потеряли же одного из этих невыносимо шумных парней-близнецов в той последней битве. И что? И ни в одном глазу. У Джорджа с Роном прибыльный магазин, семьи и дети. Их как будто ничего не берет. Снова веселые шумные семейные посиделки. Снова череда свадеб и дней рождения...

«Ладно, не стоит думать о грустном», — решил Кормак. Не без определенной грации он встряхнул головой и вошел в дом. Скоро, скоро уже поменяет он эту жалкую лачугу на милый особняк в Ницце. Кормак уже присмотрел парочку, надо будет теперь без спешки выбрать окончательный вариант. А может быть, чем черт не шутит, приобрести сразу два. Надо же немного себя побаловать после стольких волнений и трудов!

В доме, в большой комнате уже стояли уменьшенные сундуки с галеонами. Все-таки дурацкий обычай волшебников не хранить деньги в ценных бумагах и купюрах. Так было бы намного удобнее. Ах да, тут еще этот мерзкий эльф-полукровка ошивается.

— Все, теперь можешь быть свободен, — сквозь зубы процедил Кормак, блистательный победитель сегодняшнего дня. — Только охранные чары восстановить не забудь.

Как же он на самом деле уже устал от этих убогих идиотов. Надо же быть таким тупым созданием, чтобы не потребовать себе даже части прибыли. Звонким монетам этот дебильный длинноухий олух предпочел, как он там выражался, «свободу и безопасность своего народа».

Ага, народ ему потом спасибо скажет. Как же. Держи карман шире. Догонит и еще раз скажет. Что люди, что эльфы — существа крайне неблагодарные и меркантильные. И получить их признание и уважение можно только силой, страхом и богатством.

Уродец-недоэльф как-то нехорошо ухмыльнулся, пренебрежительно поклонился и исчез. Но Кормак не успел даже подойти к своему золоту — послышались хлопки аппарации. Мордред, неужели авроры? Так нелепо и странно было видеть их алые мантии после минуты торжества. И, конечно же, среди них опять был этот гаденыш Поттер.

— Именем закона вы арестованы!

Впрочем, через пару минут Опять-Вышедший-Сухим-Из-Воды Герой вытащил из кармана какой-то артефакт, побледнел как смерть и, тихо сказав что-то товарищам, аппарировал.

«Может быть, все-таки эта рыжая стерва умерла?» — с надеждой подумал Кормак.

Если бы в эту минуту кто-то из собравшихся в доме незадачливого грабителя выглянул в окно, то увидел бы довольно странную картину. Прямо напротив окон гостиной, откуда авроры начали потихоньку вытаскивать сундуки с галеонами, по какой-то непонятной причине не поддававшиеся чарам аппарации, стоял низкорослый человек. Он кутался в какую-то одежду, в которой взгляд волшебника без труда опознал бы мантию. По бледности уродливого лица и дрожи худых коленей можно было заключить, что стороннему наблюдателю очень плохо, но несмотря на плачевное физическое состояние, уродец не спешил уходить со своего наблюдательного пункта, и на лице у него расцветала улыбка блаженства.

«Да, теперь я точно могу быть свободен, — думал про себя эльф-полукровка. — Жаль все-таки, что ты так и не понял, что когда я восстановил все охранные чары в банке, я автоматически включил и следящие чары на галеонах. Ничтожество. Какие же вы, волшебники, все-таки ничтожества».

* * *

Неустанно болела голова. От этой изматывающей боли не возможно было ни спрятаться, ни убежать. И сон, сладкое, нежное забытье, не приходил уже несколько дней. В ушах Ромильды как будто звучали все время маленькие серебряные колокольчики. Дилинь-дилинь, вызванивали они, отделяя ее от всего мира.

Да, свою часть галеонов Ромильда предусмотрительно забрала у полукровного уродца, проверив их дополнительно на следящие чары и заклятия. Никому же нельзя доверять. А от этого уродца-полуэльфа и вовсе не приходилось ждать хорошей службы. И что же? Она как всегда оказалась права — мелкий мерзавец то ли нарочно, то ли по своей необычайной тупости забыл снять с галеонов три следилки. Пришлось все делать самой.

Уже тогда, в самый первый день после блестящего ограбления, голова наливалась чугунной тяжестью. Но захваченная делами Ромильда не обратила на это внимания. Сняв сигнальные и следящие чары со своего золота, она спрятала его в надежном месте. А потом узнала про олуха Маклаггена. Броский заголовок «Пророка» прямо рвался с первой полосы: «Громкое ограбление волшебного банка. Блистательная операция Аврората. Ловля на живца!»

И под всем этим, конечно же, довольный улыбающийся Поттер, по-кошачьи жмурившийся в камеру.

«Ненавижу!» — черной тенью пронеслось в мозгу. А потом всплыла утешительная мысль — про манящую булавочку с секретом. Её оказалось так легко прицепить к драгоценной женушке этого козла! Через пару дней он узнает, что это за секрет. Когда встанет у гроба безвременно почившей.

Даже сквозь приступы головной боли Ромильда испытывала заслуженную гордость от своего изобретения. Она привязала приманивающие и внушающие чары к очень темному проклятию. Активирующий чары одновременно тем самым насылал и проклятие. Да, обычно такие проклятие не проходили бесследно и для накладывающего их. Сила, за считанные дни сводящая в могилу проклятого, отнималась в какой-то степени у наложившего проклятие.

При мысли об этом Ромильда вновь самодовольно улыбнулась. Как же красиво она все придумала — умница-девочка! Джинни умирает в муках, а эльф-полукровка теряет половину своей силы, если не больше. Все таки уничтожение женщины, носившей под сердцем ребенка, даже в темной магии считалось сильным прегрешением. И забирало удвоенную порцию магии проклинающего. И это было просто замечательно! Потому что Ромильда видела, как легко и просто входил полукровка в самый защищенный банк Британии. Чары эльфа-уродца работали идеально, если даже этот идиот Маклагген смог запросто открыть сейф.

Ох, ни к чему была такая сила столь мерзкому существу, как этот полукровка. Одной активацией, которую должен был провести эльф-недомерок с дурацким именем Худия, умная Ромильда наносила сразу два удара. В один ход она мстила ненавистному мерзавцу Поттеру и надолго выбивала из игры темного непонятного игрока — полукровного эльфа. Блестящая комбинация.

Только вот голова болела. И сон не шёл. Неужели она переборщила с антидотом? Сварить нейтрализатор было бы несложно, но дрожащие от бессонницы руки не могли даже правильно держать палочку!

На третий день непрерывной головной боли и бессонницы Ромильду уже не радовала даже собственная гениальность и перепрятанные галлеоны. Молоточки в ушах уже не звенели, а отстукивали похоронный марш. Последним волевым усилием Ромильда аппарировала в Мунго, только чудом не расщепившись.

* * *

Гарри бережно держал Джинни под руку. Её оставили в больнице, но разрешили гулять по этажам — вот они вдвоём и шагали от лестницы к лестницы, от окна к окну, от приёмной до палаты и обратно.

Гарри до сих пор не мог поверить, как же ему повезло. Вместо пары обнаглевших грабителей в банке оказались хитроумная банда. И все — гриффиндорцы.

Кормак сам из себя мало что представлял, но жажда наживы и славы никого до добра ещё не доводила. И надо же — у него почти получилось подставить его, да и ещё всё семейство Уизли в придачу.

Лаванда была в этой банде новичком. Она была не в курсе даже об уличных ограблениях! И всё рассказывала о гринготтском кладе — значит, и в эту часть дела её товарищи забыли её ввести... Или не захотели.

Пожалуй, Лаванду он мог понять. Гермиона увела у неё Рона — чем не повод для мести? А из-за Битвы, к которой он, Гарри, имел самое прямое отношение, её лицо осталось обезображенным. Но Лаванда никому не навредила. Не считать же шутку с летучей мышью за вред? И всё же Гарри был удивлен, с какой горячностью Лаванду защищали и Флер, и Билл. Они даже были готовы выплатить за неё штраф.

Но настоящим откровением стали слова Лаванды про Ромильду. Гарри помнил смешливую девчонку, которая хотела пригласить его на Святочный бал, а через год — подсунула конфеты с Амортенцией, из-за которых Рон чуть не лишился жизни. Оказалось, что она только развивала свои зельеварческие таланты, и методы ничуть не сменила. Из-за её нападения Джинни стало плохо...

Джинни. Бедная, любимая, родная его жена! Это из-за него, из-за его дурацкой самодеятельности она чуть не потеряла ребёнка. Как же она его терпит. Сейчас, конечно, он уже всё ей рассказал и повинился, что скрывал раньше. Не хотел волновать. А она чувствовала, что что-то идёт не так — оттого и скандалила всё это время. Злилась. Пыталась объяснить, что она чувствует...

А сейчас они просто молча гуляли. Джеймс и Альбус, как и их кузены и кузины, были сейчас в Норе, где недавно окончательно исчезли взрывающиеся тараканы. И теперь они с Джинни были наедине и могли высказать друг другу всё, что угодно, не опасаясь любопытных ушек. Но сейчас Гарри и Джинни наслаждались уютным молчанием и единением. Беда позади. Всё хорошо.

Вдруг Джинни вцепилась в его руку.

— Это она. Она меня как-то прокляла и привела в банк.

* * *

Спустившись с четвертого этажа в холл, Ромильда все еще сжимала в руках флакончик с драгоценным зельем. Кто бы мог подумать, что слегка усиленное усыпляющее заклинание вступит в реакцию с антидотом. Бред, и как она могла этого не учесть?

Хорошо, что все уже обошлось.

«Вам очень повезло, что у вас бессонница, — сказал ей старенький худощавый доктор с водянистыми зелеными глазами. — Вот была бы у вас проблема в другую сторону — и пришлось пропадать бы в очереди. У моих коллег, занимающихся этой стороной недуга, знаете какие толпы сейчас? А все после того неудачного грабежа банка. Н-да-с. И охота было людям время терять? Понятно же, что гоблинский банк невозможно обокрасть!»

«Очень даже возможно», — подумала про себя Ромильда, а вслух лишь сказала:

— Спасибо вам, целитель. Значит, мне не нужно больше приходить?

— Нет, нет милочка. Вы очень вовремя обратились, — доктор пожевал немного воздух длинными тонкими губами, а потом добавил: — Только если у вас появятся какие-нибудь осложнения. Но это вряд ли. У нас работают только профессиональные зельевары.

Флакончик приятно холодил ладонь, обещая в самом скором времени нежные объятья сна. Уже сейчас душу радовала удивительная тишина. Не было больше раздражающих молоточков в ушах, не было больше сводящего с ума железного обруча вокруг лба. Всполох рыжих ярких волос попал на минуту в поле зрения Ромильды. Она резко остановилась. И обернулась. Джинни. Розовая, довольная, толстопузая Джинни. Какого черта? Эта милашка давно должна была лежать в гробу! Что она здесь делает?

Тем же вопросом, очевидно, задалась и Джинни, встретившись с пристальным взглядом черных глаз. Она шепнула что-то мужу, тот стремительно выпрямился и через секунду уже крепко держал Ромильду за локоть.

— Именем закона вы арестованы. Прошу вас, следуйте за мной.

Аврор Поттер и внезапно арестованная Ромильда спешно аппарировали. Джинни пришлось возвращаться в палату одной. Она бережно поглаживала себя по животу. Целитель сказал, что с малышкой будет все в порядке. Сосредоточенная на себе Джинни не заметила невидимого наблюдателя.

«Ага. Целая. Это хорошо. В моем плане не должно было погибнуть ни одно существо», — прошептал про себя уродливый полукровка и незаметно вздохнул. Блокировка магии гоблинов отняла слишком много сил, и все эти последние приготовления перед судом давались ему нелегко. В то же время ему было необходимо убедиться, что с этой рыжей все в порядке.

Худия не мог забыть волну удушливого омерзения, когда при активации манящих чар этой черноглазой девицы он ощутил и примесь злого проклятия. Тогда ему пришлось срочно импровизировать и блокировать проклятие — разрушить его в тот момент было почти невозможно. И сейчас, разглядывая тонкую, неприметную булавку на подоле ни о чем не подозревающей Джинни, эльф только качал головой.

Конечно, эльф-полукровка всегда презирал волшебников. А уж этих троих, с которыми пришлось столкнуться, и подавно. И тем не менее, даже от таких злобных и алчных существэльф не ожидал подобной подлости.

«Надеюсь, этот финт пройдет для тебя без последствий, малышка», — прошептал Худия, снимая с булавки проклятие.

Черно-желтые фигуры мозаики на полу — и холодный, удушающий мрамор черных стен. И кто только догадался сделать черными стены в суде?

На скамьях, амфитеатром разбегающихся от центральной площадки с креслом подсудимого в центре, сидели люди. Волшебники. Одни из них облачены в строгий официально-серьезный вид и мантии сливового цвета с искусно вышитой серебряной буквой «В» на левой стороне груди. Другие представляли собой весьма разрозненную и разношерстную публику: от оборванцев из Лютного до благородных лордов.

Среди них невольно привлекали внимание одна пара. Он — удивительной яркостью рыжей шевелюрой. Она — потрясающей встрепанностью копны волос. Кажется, в этот раз даже без попытки превратить это все в хоть какое-то подобие прически.

— Что? Штраф? — Рон протёр глаза и принялся чистить уши. Он сидел рядом с Гермионой на местах для зрителей и слушал первое из судебных решений — приговор Лаванде.

— Да, штраф, — устало проговорила Гермиона. — Будто ты не помнишь, как старые семьи протолкнули закон с десяток лет назад, что участие в преступной группировке само по себе не является уголовным преступлением, и наказывается только административно — штрафом. Правда, это максимально возможный штраф — а всё из-за гоблинов. Даже представить себе не могу, в какой они должны быть ярости. Их непогрешимый банк ограблен вновь, и на этот раз им придётся выплатить недостающую сумму самостоятельно.

— Лаванда не выглядит как та, у кого есть деньги, — заметил Рон. — У неё есть работа?

— Нет, и если она не сможет найти работу, её отправят на принудительные, и выбор будет небольшой. Самое неприятное, что при минимальном заработке в таких местах Лаванда будет очень долго не вольна выбирать занятия себе по душе. С другой стороны, мне кажется, вряд ли она сейчас будет против. Ее очень напугала вся эта история…

— Но мне всё равно кажется, что эту стерву надо было в Азкабан!

— Рон. Не начинай, — как-то очень устало и лишь отчасти сердито покачала Гермиона головой. — Мы обсуждали это тысячу раз: Лаванда действительно почти ни в чём не участвовала, да и достаточно настрадалась. Кстати, ты не заметил, Флер, кажется, решила взять её под своё крыло. Что хихикаешь?

— Вспомнил боевую форму вейл, — заулыбался Рон. Перед его глазами невольно пронеслись остроклювые злобные птичьи головы, и воображение нарисовало живую картину, как остроносая Флер с громким карканьем летает над пытающейся отмахнуться от нее метлой Лавандой.

— Тихо! Кормака ведут.

— Сегодня просто-таки день бывших, — не смог удержаться от замечания Рон, но жена так сурово посмотрела в ответ, что он замолчал, выпрямил спину и на всякий случай поправил рукава мантии.

Обвиняемый волшебник Кормак Маклагген представлял собой печальное зрелище. Всегда ухоженные и гладко причесанные волосы были растрепаны и нелепо торчали клоками. Взгляд голубых глаз был в меру безумным и с какой-то лютой ненавистью и в то же время затаенной надеждой беспорядочно блуждал по сторонам.

«Этого не может быть. Просто не может быть — билась у него в голове мысль. — Сейчас я проснусь в своей квартире и пойму, что это был просто дурной сон. Ничего больше. Проснусь в своей квартире, или в доме в Ницце», — при мысли о любовно присмотренном доме, тщательно выбранном и почти уже купленном правильное лицо молодого волшебника исказила гримаса дикой злобы.

«Бедняга, он совсем себя не контролирует — прошептала Гермиона себе под нос. — Лучше бы ему с таким лицом на судей не смотреть».

Суд представлялся Кормаку дикой разноцветной массой пятен, это неопределенное, злобное чудовище время от времени выбрасывало острые молнии — вопросы, и тыкала ими в подсудимого. «О Мерлин, быть не может, что это я здесь подсудимый, — проносились остатки здравых и каких-то сторонних уже мыслей. — Это должен быть Поттер!»

Сквозь гул подступающего отчаянья Кормак с трудом разбирал слова судьи:

— Вы признаете себя виновным в планировании и совершении злостного преступления?

— Нет, нет, это не я, — отчаянно шептали губы, и окружающие услышали тонкий голос загнанного и потерявшего разум зверя.

— Ваша честь, это все Лаванда Браун. Она и Ромильда Вейн осуществляли это злодеяние. Они заманили меня, применили амортенцию. Вы же знаете, Ромильда еще со школы очень активно пользуется этим запрещенным зельем.

При этих словах рыжий волшебник в первом ряду тихонечко крякнул, а сидевшая рядом с ним брюнетка только недовольно и многозначительно фыркнула. Кормак с трудом узнал в них Рона и Гермиону — слишком плыло всё перед глазами. Но их поддержка — а значит, Гермиона ещё в него влюблена, и Рон это понимает! Но ничего, сейчас он нанесёт ей удар — нечего было в школе от него нос воротить — наконец-то привела его в чувство, и Кормак воодушевленно продолжал:

— Эти женщины крайне опасны, ваша честь. Их необходимо изолировать от общества. Прошу вас. Что касается планирования — ваша честь, это все эльф. Полукровка. Он пришел к нам, набросил на всех Конфундус, задурил голову. Затуманил чувства. У нас не было другого выбора. Брать банк — это была его идея. Он хотел заняться освобождением домовых эльфов. Тут наверняка может быть замешана и Гермиона Грейнджер, ваша честь! Этот факт обязательно необходимо проверить!

При этих словах судья только раздраженно вздохнул, а по залу прошел шепоток возмущения. Выскочка Рон аж привстал на своем месте:

— Да как ты смеешь, мерзкая рожа!

— Сядь немедленно, Рон. Держи себя в руках, ты вообще помнишь где находишься? — шепотом осадила его сидящая рядом жена. Голубые глаза ее рыжего супруга с явным негодованием посмотрели на нее, но он молча сел обратно.

— Информацию про якобы участвовавшего в ограблении эльфа не соответствует действительности, — скучным голосом проинформировал собравшихся тучный и явно уставший от всего этого представления судья. — Мы посылали запрос в Департамент учета магических существ. В их списках эльфа по имени Худия, соответствующего предоставленным описаниям, не значится. Более того, у них нет сведений вообще ни об одном эльфе, который мог быть свободен или занимался бы чем-то предосудительным в день имевшего место ограбления.

Маклагген затряс головой, как будто хотел избавится от лишней воды в ушах или блох.

— Подождите, подождите, ваша честь! Он не эльф, то есть не совсем эльф, — мучительно заломив руки в просительном жесте, закричал Кормак.

А затем, наглядно иллюстрируя переменчивость настроения у сумасшедших, уже совершенно другим холодным и полным презрения командным голосом продолжил:

— Я же уже заявлял ранее, что данный эльф является полукровкой, противоестественной помесью эльфа и гоблина…

— Протестую, ваша честь, — поднялся со зрительских мест толстенький круглый волшебник. Поправляя на чуть вздернутом носу круглые очочки и отпихиваясь от упорно падающей на слегка вспотевшее лицо седоватой прядки волос, он выудил откуда-то слегка помятый лист пергамента и лекторским голосом зачитал:

— Согласно последним исследованием природы магических существ, относящихся к гоблинам и эльфам, научно доказана невозможность их совместного пребывания, сожительства, спаривания и произведения на свет потомства.

При этих словах низкорослый худой волшебник, кутающийся в мантию у самых дверей зала суда, как-то странно хмыкнул, и без того некрасивое лицо его обезобразила кривая улыбка.

— Благодарю нашего представителя научного сообщества, — прервал возникающий шум судья и благодарно кивнул головой толстому волшебнику.

Затем посмотрел уже совсем другим, холодным взглядом на Маклаггена. Весь его вид ясно говорил: «Прекратите уже пудрить нам мозги и дайте выполнить свою работу — как можно глубже упечь вас в Азкабан».

— Подсудимый, у вас есть еще что сказать по существу?

— Есть, конечно есть, — заторопился, глотая слова Кормак. — Этот проходимец, этот мерзавец, этот недоэльф, он говорил, что он по своей природе больше чувствует себя гоблином. Вам надо обязательно проверить у них.

Судья страдальчески вздохнул, печально посмотрел на потолок, но не найдя там и намека от освобождения от своих обязанностей, заунывным голосом провозгласил:

— Просим представителя гоблинской общины предоставить имеющиеся у него сведения относительно якобы существующего эльфогоблина по имени Худия.

Солидный гоблин средних лет, с густой черной шерстью, вылезающей из больших продолговатых ушей, степенно встал и солидно откашлявшись заявил:

— Гоблины являются старейшими и мудрейшими магическими существами.

По залу среди волшебников прошел шепот возмущения, раздались неуверенные смешки.

Гоблин замолчал на минуту, дав улечься неожиданному шуму, и обвел собравшихся тяжёлым взглядом черных глаз.

— Наша история насчитывает множество веков, и на протяжении всего этого времени мой Род ведет строгий учет всем появляющимся на свет представителям нашей расы. Со всей ответственностью могу заявить: гоблина по имени Худия, являющегося помесью гоблинов и эльфов на свете нет и никогда не было.

Окончательно ошалевший от подобной наглости Маклагген попытался вскочить с места подсудимого.

— Что значит — нет, что значит — нет? — в отчаянии завопил он. — Да мы все видели его! Все! Ромильда и Лаванда вам подтвердят. Да спросите вы у них уже!

Взгляды собравшихся были прикованы к беснующемуся посреди зала Маклаггену, и никто не заметил, как потемнело лицо и сжались тонкие губы у неприметного волшебника у дверей, по-прежнему кутающегося в свою мантию.

— Подсудимый, прекратите орать, пожалуйста. Теперь, когда мы доказали беспочвенность ваших фантазий, давайте перейдем к существу дела.

И вновь — туман. Кормак сначала нехотя цедил ответы, потом и вовсе замолчал. Был ли смысл вообще отвечать? Это наверняка Поттер и Уизли подговорили всех его засудить! А значит, надо дождаться, пока этот фарс прекратится. И тогда уже всё и решить!

Словно сквозь огромный слой ваты до него донесся голос судьи.

— Подсудимый, вам всё понятно?

— Что?

— За организацию преступного сообщества, многократные случаи краж и грабежа, совершенные группой лиц по предварительному сговору, включающие в себя незаконное проникновение, попытку нанесения тяжёлого вреда здоровья, попытку убийства, попытку подрыва национальной безопасности, вы приговариваетесь к пожизненному заключению в Азкабане. В течение месяца вы будете содержаться в камерах предварительного заключения, за это время вы можете подать апелляцию и обратить внимание суда на новые обстоятельства дела. После этого вы будете переправлены в Азкабан без права досрочного освобождения.

Кормак почувствовал, будто его ударили по голове тяжёлым мешком с галлеонами. Еле-еле он разобрал слово «апелляция» и взбодрился. Правильно! Пусть всё поутихнет, а уж в апелляции он всё-всё расскажет.

Когда его уводили, он отправил в сторону Гермионы воздушный поцелуй. Пусть готовится, стерва и её дружки.

* * *

Допрос Ромильды тоже оказался необычным. Сначала, когда её ввели, она казалась такой тихой, такой несчастной — намного несчастнее Лаванды, которая сейчас сидела в предпоследнем ряду, прямо перед двумя фигурами в фирменных серых мантиях Отдела тайн. Но чем больше ей задавали вопросов, тем больше она сверкала глазами, тем громче она кричала.

— Это он меня заставил! Он! Я просто люблю зелья. Он говорил, что убьёт меня и моих близких, если я не буду их варить для него!

— У вас есть близкие?

— Были! Кот. А он его убил.

В зале зашептались. Убийство котов никогда не было угодным для магии делом.

— Вы готовы подтвердить свои слова под воздействием Сыворотки правды?

— Я... Я бы с радостью, честно! — Ромильда подняла свои полные слёз глаза на присяжных и продолжила: — Но у меня аллергия на Сыворотку правды!

— Откуда вы знаете?

— Я... я... пробовала ее...

— Да неужели? А вы знаете, что изготовление, продажа, применение и прием такого зелья строго контролируются Министерством и доступны лишь узкому кругу должностных лиц...

— Он меня заставил!

— Аллергии на Сыворотку правды не бывает, — хмуро заметил волшебник из задних рядов.

— Ладно! Несите Сыворотку! — вспылила Ромильда. — И сами всё увидите.

Но стоило только стакану соприкоснуться с губами Ромильды, как стакан выпал из её рук, а сама она забилась в судорогах.

— Пусть её осмотрит доктор, — равнодушно произнёс судья. — Продолжим заседание через минуту.

Ромильду унесли — тут же, в коридоре располагалось несколько кабинетов, специально предусмотренных для этого.

Но ни через минуту, ни через пять в зал не вернулись ни доктор, ни авроры. А отправленный конвой обнаружил у открытой двери авроров с мечтательным взглядом, а внутри — врача в том же состоянии.

— Грёзы в зале суда? Красотка, — сказал человек в серой мантии с заднего ряда, предусмотрительно наложив незаметные чары от подслушивания. — Ещё и усилила небось. Вот бы нам ещё и такую!

— Хватит жадничать. Во-первых, она чуть не убила Джинни и её ребёнка. Её можно было бы перевоспитать, с использованием протокола «Ласточка»... Но она не пойдёт, — покачал головой его собеседник. — Вот если её поймают, посадят в Азкабане, а потом услышит от нас предложение, от которого может, но очень не захочет отказываться, вот тогда она будет наша. А пока...

— Ты хотел сказать, когда ее поймают?

— Нет. Не когда. Если.

* * *

Я смотрю на собравшихся здесь. Все они, даже самые никчемные и тупые, имеют семью и Род. Они знают, к какой расе принадлежат. У меня же никогда не было своего племени. Моего народа.

Моя мать стыдилась меня. Я не помню её, потому что она бросила меня, как только увидела, что я не похож на нормального эльфа. Интересно, а на что она надеялась, проводя горячие ночи или дни с гоблином?

Как только часть гоблинской крови во мне взыграла и выросли вот эти вот уши, а удлинённые пальцы закончились твердыми ороговевшими когтями, она отказалась от меня. Смешно? Я не знаю имени своей матери, я не помню её, но осуждение к самому себе, осознание своей неправильности было впитано мной вместе с первыми каплями ее молока, с каждым вздохом на груди у моей непутевой мамаши. Глубоко восприняв ее отношение и чувства, я тоже смотрел на себя как на уродца.

Она бросила меня в глухом лесу одного и больше никогда не вспоминала обо мне. Надеялась ли, что я выжил? Или вздыхала с облегчением, предполагая, что уродливый плод ее странной страсти давно сгнил в прелой листве? Так или иначе, она отказалась от меня, а поэтому я свободен считать, что явился на свет сам по себе, не отягощенный обязательствами ни перед Родом, ни перед племенем.

По странному стечению светил на небесах меня нашла дикая волчица и вместо того, чтобы пообедать теплым куском свежего мяса, вскормила меня своим молоком и воспитала как своего сына. Да, я знаю язык зверья, что, полагаю, не доступно ни одному из моих родственников. К сожалению, волчье молоко не уничтожило мои мозги и, обострив во мне звериные инстинкты, не убило эльфийские или гоблинские.

В глубине нашего леса была заброшенная лачуга. Вероятно, когда-то в ней жил одинокий и немного чокнутый волшебник, потому что более странного подбора книг я не встречал ни в одной библиотеке мира. Когда я первый раз залез в тот дом — я не знал, что искал. Мной руководило почти звериное любопытство. Может быть, в глубине души я надеялся найти кого-то подобного себе, ибо уже тогда подозревал, что несколько отличаюсь от своих звериных собратьев. Понимаю, насколько смешно и жалко это звучит. Вообще, именно смешным и жалким я и являюсь. И не только в глазах гоблинов или эльфов, но и в своих собственных.

Подобных себе я не нашел до сих пор. Но из шкафов в той лачуге на меня выпали волшебные книги. Они открывались сами передо мной, страница за страницей. Тихий голос напевно читал мне странные и захватывающие истории. Постепенно звучащие буквы соединились со словами, и я смог читать уже самостоятельно.

Передо мной неспешно проплывала история волшебного мира, заклинания и свойства целебных трав. Помню, когда я нашел энциклопедию волшебных существ в картинках, то, впервые разглядывая себя в зеркало, попробовал-таки определить, к какому роду я принадлежу. Наивный, я решил, что просто являюсь не выросшим гоблином, который из-за неподобающего питания не смог приобрести нормальные размеры. В книге было написано, что гоблины — искусные ремесленники, кузнецы и ювелиры. В библиотеке странного отшельника не нашлось книг по ремеслу, и я отправился по округе, разыскивая существ своего Рода. К сожалению, я их нашел. И, хоть и не увидел в их черных глазах ни тени радости от обретенного родича, все же уговорил принять меня в подмастерья.

Горькое разочарование поджидало меня. Я оказался абсолютно бесталанным учеником, и, поразмыслив, совет Старейшин гоблинов постановил навеки изгнать меня из их сообщества. Тогда-то мне и рассказали про мою мать.

«Полукровный гоблин не может быть гоблином вообще. Наше презрение и наше проклятие останутся с тобою навек. Отныне ты не имеешь права ни заниматься гоблинскими ремеслами, ни находиться рядом с нашим благородным Родом!» — о, эти слова Главы Совета до сих пор звучат у меня в ушах. Более горького разочарования мне не доводилось испытывать никогда. Представьте, вы всю жизнь искали свой Род, свое призвание и свою семью. И вот вам кажется, что вы на мгновение обрели их. И пусть вы не являетесь лучшим и замечательнейшим представителем своей расы, тем не менее вы принадлежите к своему племени. Его теплым дыханием проникнуты все ваши дни и ночи. И вдруг выясняется, что вы не достойны своего Рода, что в вас заключена червоточина, изъян, из-за которого самим своим присутствием вы оскверняете существующих сородичей.

Я вернулся в покосившийся домишко, незаметно ставший мне домом. Тогда я решил во что бы то ни стало освоить ремесло и стать достойным своего Рода. Неудача встречала меня снова и снова, и однажды я понял, почему меня забраковал мой Род — я действительно дефективный гоблин, и не было мне места на Земле. Тогда я развел большой огонь в камине и сварил прекрасный черный яд. С максимализмом, так свойственном юности, я решил, что выпью яду, сколько смогу, а потом прыгну в камин, чтобы уж точно погибнуть. Тогда-то ко мне и пришел Джеремо.

Помню, я решил сначала, когда он положил свою холодную ладонь на мой раскаленный лоб, что это особое заклинание. Только много позже я догадался, что он — привидение, всего лишь блуждающий бестелесный дух. Так, по иронии судьбы, единственными существами, принявшими меня на Земле, стали хищный зверь и призрак. Оба не принадлежали миру людей, один — не являющийся осознанным существом, другой — давно уже переставший быть живым. Джеремо помог мне принять тот факт, что я не совсем гоблин. И взялся обучать меня, в надежде найти мои скрытые возможности. Он давно наблюдал за мной, сперва с раздражением, потом все с большим и большим сочувствием.

Но не из жалости он пришел ко мне тогда. Он сказал, что в мире неизменно есть справедливость и значит, взамен семьи и рода мне должны быть даны удивительные таланты. Только мы никак не могли их найти. В течение долгих лет мы искали и экспериментировали, отчаивались и начинали вновь. Иногда я думал, что уж лучше мне стать призраком как он, и соединиться, по крайней мере, с одним из моих приемных родителей. Волчица к тому времени давно уже умерла, и кости ее успели сгнить в глубокой могиле под замшелым камнем у ручья. Того самого ручья, где я любил играть с ее детьми, греясь на теплом солнце и не подозревая еще о своей природе изгоя. Но Джеремо сказал, что таким как я ни за что не стать привидениями и я просто превращусь в гниющую массу с необычайно неприятным запахом. Привидениями могут быть только волшебники.

В конце концов мы открыли спрятанный клад — мне подвластна любая магия — эльфов ли, гоблинов ли. Я могу снимать любые проклятия или защитные чары, могу преодолевать любые границы и ограничения. В каком-то смысле я являюсь сверхсуществом, которого не в силах остановить никакая магия, будь то наложенная людьми, эльфами или гоблинами. У великанов магии нет, а при отсутствии мозгов — их сила является скорее их недостатком. Тролли тоже обладают лишь зачаточной магией, и я могу легко управлять ими. Помню, однажды я нашел одну из их колоний в горах и заставил танцевать канкан. Было очень смешно, но неуклюжие создания слишком часто падали и ломали себе конечности. Конечно, я мог бы заставить их танцевать и на сломанных ногах, но красота танца во многом терялась от этого, и я бросил эту затею. Вдохновившись советами Джеремо, я путешествовал по миру и повидал множество стран и существ. Чем дольше я жил, тем больше удивлялся своему несказанному везению. Мой Джеремо был удивительным исключением в мире людей, вероятно, почти таким же, как и я, в среде магических существ.

Волшебники и люди злы, тупы и жадны. Их интересует только власть денег, силы и похоти. Они стоят, пожалуй, на самой низшей ступени развития, ибо даже горные тролли и великаны более милосердны друг к другу и способны чаще и глубже радоваться своему существованию. Дрязги и суета волшебников меня не интересовали. Но постепенно во мне зародился план. Я решил отомстить заносчивым гоблинам, посчитавшим меня недостаточно умелым и ловким для их знаний. Я решил нанести им самое тяжкое оскорбление, поглумившись над их заносчивостью и чванством. Я решил проникнуть в их самый охраняемый и неуязвимый банк и снять с него все охранные заклинания, обнажить перед любым ничтожеством, наглядно показав им, что они бессильны передо мной. Но потом я подумал, что будет еще более красиво, если благодаря мне в их банк проникнут волшебники, эти жалкие и никчемные создания, и чем более бездарными будут похитители, тем лучше. Так я встретился с этим Кормаком и его неудачниками. Я пичкал их сказками о своей великой Идее, хотя в душе ненавидел и презирал эльфов почти так же как и гоблинов. Слабые создания, упивающиеся и гордящиеся своей слабостью, так же как гоблины гордятся своей силой.

Я давно готовил эти слова, и они должны были стать моей лебединой песней, моим последним словом перед казнью. Ибо, полагаю, я был бы казнен ликвидаторами опасных магических существ сразу же после заседания суда. А потом к моему трупу приступили бы гоблины. О, эти злобные существа умеют хранить ненависть глубоко в своем сердце. Я точно знаю это, потому что я — один из них.

Я никогда не боялся смерти. Одно время я даже искал ее. Что такое самая мучительная казнь по сравнению с десятилетиями скитаний и одиночества?

Но в какой-то момент я вдруг подумал: «А какого черта? Какого лешего мне добровольно погибать от рук никчемнейших созданий на Земле? Это так смешно — наблюдать над их кознями и склоками».

Наверное, это произошло из-за этих рыжих. Джинни, которая чуть не потеряла ребёнка. Её мужа, который так искренне о ней заботился. Вейлы и её мужа, которые понимали друг друга с полуслова и видели куда больше, чем дано обычным людям. Даже эта смешная парочка, которая чуть не наваляла Кормаку прямо во время его речи — даже они, несмотря на постоянные споры, были словно созданы друг для друга.

Никогда ранее я не видел, что люди могут быть так привязаны друг к другу. Так бескорыстно любить всем сердцем и так доверять. И я подумал, если есть еще такие существа на Земле, может быть стоит еще задержаться здесь и понаблюдать за ними?

Поэтому сейчас, хоть я и стою в зале суда, но совсем не там, где мне полагалось бы быть. На мне нет оков, и топор палача не вонзится в мою тощую шею. Я скромно стою у двери, прикрытый изменяющими внешность чарами, и смотрю на разыгрывающийся передо мной спектакль. Вот исходит пеной и яростью этот ничтожный мальчишка Маклагген. Вот холодно и сдержанно повествуют о случившимся гоблины.

О, как же я наслаждаюсь их стыдом. Как же меня распирает от лучистого теплого удовлетворения, когда я гляжу в их бегающие глазки, полные страха. Волшебники в суде не знают, эти недоумки-грабители просто не догадываются, но гоблины-то прекрасно осведомлены, что в тот день были сняты ВСЕ защитные чары, не работал ни водопад, ни охранные чары на тележках, не было множащих заклятий или самозапирающихся дверей, их банк был открыт как душа младенца, и любой мог сделать с ним что угодно, мог забрать все их несметные богатства, драгоценности, ценные бумаги и веками хранимые и оберегаемые тайны.

И, конечно же, умные гоблины прекрасно понимают, что эти шуты на скамье подсудимых не имеют к свершенному никакого отношения. И теперь их будет глодать страх. Да, снятие и удержание открытыми всех гоблинских запретов далось мне нелегко. И у меня до сих пор немеют кончики пальцев; думаю, я лишусь пары зубов и, вероятно, поседею или облысею раньше времени. Но, поверьте, игра стоила свеч, и когда-нибудь я обязательно повторю это представление.