Собака на сене (гет)

Драко Малфой шел по атриуму отреставрированного Министерства магии, холодно кивая в ответ на подобострастные кивки других сотрудников. Он был достаточно самокритичен, чтобы понимать: искренности в приветствиях окружающих ровно столько, сколько в поклонах каппе⁽¹⁾. Его боялись, с ним считались, но не любили. За последний год методы работы обеспечили Малфою прозвище Безжалостный, но его самого это не волновало — ему удалось пресечь самосуды над чистокровными и изловить большинство бывших «коллег», остальное — глупости. Отчаянные времена требовали отчаянных мер, в сравнении с периодом сразу после окончания войны гайки были закручены до предела, но в магической Британии наконец воцарился мир. Он все еще держался на костылях, но это был мир, и маги могли спокойно спать в своих домах.

Глава Отдела магического правопорядка продвигался к лифтам — ровная спина, выверенный шаг, лицо, будто высеченное из цельного куска мрамора. Никто уже и не помнил, когда в последний раз на этом лице мелькала улыбка. Раньше в глазах Драко Малфоя определенно было больше жизни. Поговаривали, он стал таким после ухода жены. Подтверждений слухам не было, равно как и опровержений, но факты — упрямая вещь, никто не видел миссис Малфой более года. Возможно, та посвятила себя воспитанию сына, но уж больно это было не в характере неугомонной героини войны. После победы она занималась сразу несколькими проектами: внедрением магловских медицинских методик в колдомедицину, фондами помощи пострадавшим в первом и втором противостояниях Волдеморту, разработкой чар для облегчения работы аврората, а потом вдруг исчезла. Официальной версией была тяжелая беременность, но в кулуарах шептались, будто одна из самых талантливых ведьм за Мерлин знает сколько лет стала жертвой волшебника, некоторое время назад накладывавшего Обливиэйты. Самоубийц, готовых спросить самого мистера Малфоя, правда ли это, в поредевшем волшебном сообществе не водилось.

Не водилось даже желающих ехать с ним в лифте. Волшебники, ожидающие возможности попасть на нужный уровень, не сговариваясь, расступились в разные стороны, лишь одна пожилая леди рискнула войти вслед за ним.

— Мистер Малфой, — поздоровалась она.

— Директор, — учтиво кивнул в ответ.

Минерва Макгонагалл замялась, будто что-то взвешивая.

— Поздравляю, мистер Малфой, — наконец решилась она и, стараясь не смотреть на бывшего ученика, почти робко добавила: — Я знала, что у вас все хорошо, кто бы что ни говорил.

— Вы о чем? — внезапно проявил интерес к разговору Драко, поздравить его можно было лишь с тем, что один маленький лентяй и по совместительству его сын вчера наконец сделал свои первые самостоятельные шаги, но старухе об этом было неоткуда знать.

— О вашей дочери, — Макгонагалл мягко улыбнулась кончиками губ, — с новорожденной, мистер Малфой!

Она сжала на мгновение его руку и вышла на шестом уровне, а Драко поехал на свой второй.

Что, Мерлиновы подтяжки, имела в виду старая кошка?!

Он раз за разом мысленно возвращался к странному разговору. Макгонагалл встретила его жену? У Гермионы родился второй ребенок? Нет, с тем, как она относилась к первой беременности, невозможно было ожидать повторную так скоро, разве что… это произошло случайно.

Она ушла из-за того, что полюбила другого? Забеременела? Прекрасно! Он не просто брошенный муж, он еще и рогоносец!

Нет, Гермиона со всей присущей ей честностью вывалила бы на него эту информацию.

Последняя сентенция плохо вязалась с тем, что она сбежала, не сказав ни слова.

Стоп! Была договоренность, что она может уйти в любой момент, если почувствует себя не на месте.

Казалось, разум решил поиграть с Драко в доброго и злого аврора.

Да ну на хрен! Он так долго учился не пускать в голову мысли о Грейнджер, а сегодня не может отвлечься от них.

Малфой раздраженно схватил со стола самую тонкую папку и углубился в чтение.

Салазар великий! Как давно с глюками обращаются в аврорат, а не в Мунго?! Это заявление приняли? Серьезно? Кажется, не все работнички с задницей на месте головы слетели с должностей!

Он с почти экстатическим удовольствием проредил ряды подчиненных всех подотделов после того, как в строй вернулись задействованные в операциях против Упивающихся, но, видимо, все равно недостаточно тщательно.

Драко брезгливо отложил рапорт и потянулся к следующей папке. Вчитался и… вызвал дежурного.

Юный стажер сжался под цепким ледяным взглядом начальника.

— Что это? — ровным, но не обещающим ничего хорошего голосом спросил босс. — Какого хромого гоблина здесь написано?

— О первом случае руководство больницы не сообщило, — отрапортовал молодой человек. — Второй... Добсон не счел достойным вашего внимания, сэр. А вот после третьего…

— Было три случая, — голос Драко звучал почти нежно, — первый из них, если мне не изменяет зрение, произошел десять дней назад. Почему я узнаю только сейчас?

— Так ведь ничего страшного, они все равно... того…

Вот это была ошибочная стратегия. Если дежурный и собирался успокоить начальство, то вышло у него с точностью до наоборот.

Ярость вырвалась наружу и полилась раскаленной лавой на голову несчастного, юнец наслушался о себе и о коллегах такого, что предпочел бы забыть немедленно, а резко подобревший шеф подвел итог своего спича:

— Завтра утром я хочу видеть не этот огрызок, а всю подборку по делу. Выполнять!

Бледный юноша практически вылетел из кабинета.

Малфой решил в свой законный обеденный перерыв аппарировать домой, отправив к чертям всю текучку. Он не успокоится, пока не взглянет на гобелен.

В большой гостиной было ожидаемо пусто. В окна просматривалась часть парка. Около пруда свободная эльфийка Марта хлопотала над его сыном.

Малфой заставил себя взглянуть на гобелен и… перестал дышать. Рядом с побегом с подписью Гарольд Северус Малфой появился второй с одним лишь коротким именем — Эстер⁽²⁾. Побег, на котором образовался этот лист, подтверждал, что Эстер была зачата им, Драко Люциусом Малфоем, и рождена его женой — исчезнувшей восемь месяцев назад Гермионой Джин Малфой.

1) каппа — японский водный демон, питающийся человеческой кровью. Не голове у каппы выемка с водой. Если путник поклонится каппе, каппа поклонится в ответ, вода из выемки выльется и каппа лишится своей силы.

Вернуться к тексту

2) Значение имени Эстер — звезда или путеводная звезда (древнеевр). Гермина, назвав дочь Эстер, как бы и следует звездной традиции Блэков, и не следует ей, и категорически не следует традиции Малфоев, отдающим предпочтение римским именам.

Вернуться к тексту

Драко Малфой замер посреди гостиной, зарывшись руками в волосы и позволив эмоциям отразиться на лице. Это было не свойственно человеку, прозванному в народе Безжалостным то ли за то, что ходатайствовал перед Визенгамотом о заключении в Азкабан четырнадцатилетнего подростка-полукровки, который из чувства мести застрелил из магловского пистолета двух своих чистокровных сверстников, то ли за то, что поспособствовал приговору к поцелую дементора троюродной сестры по отцу. Салазар великий! Да половина Упивающихся доводились ему родственниками разной степени близости, и это не являлось поводом для помилования — преступления кузины тянули на ночь любви с десятком стражей Азкабана, люди почему-то забыли об этом, как и о том, что осужденный подросток лишил жизни двух таких же подростков. Но сейчас безжалостный начальник Отдела магического правопорядка и глава аврората — самого важного подотдела своего департамента — выглядел откровенно жалко.

Сделанное открытие просто лишило его почвы под ногами. У него есть дочь! Где-то в этом мире у него есть дочь! Первая девочка за восемь поколений Малфоев. Маленькая колдунья, иначе как узнала бы о рождении ребенка Макгонагалл? Имя проступило в книге детей-волшебников Британии в кабинете директора Хогвартса — теперь у него не было в этом сомнений. Эстер. Звездочка.

Ее мать ушла из дома беременной!

Она думала, что ребенок не его?

Был повод сомневаться?

Малфой цеплялся за эти мысли, но сам в них не верил. Бред! Гермиона не помнила прошлой жизни и своего сексуального опыта, они осторожно попробовали жить как муж и жена за два месяца до предполагаемого срока родов. Очень скоро ей это стало противопоказано. После рождения Гарольда они несколько недель не занимались сексом, но потом их накрыл настоящий шквал страсти, несмотря на усталость, недосып и прочие неудобства, сопровождающие быт родителей младенцев. К Гермионе будто бы вернулись чувства, исчезнувшие вместе с воспоминаниями, и не просто вернулись, а утроились. Его скромница-жена открыла в себе женщину. Они не заговаривали об этом, но в тот момент взаимность казалась Драко очевидной. Тем больнее было после... Поскольку их настоящий медовый месяц был лишен пылкости — она еще не знала о его любви, он являл собой эталон сдержанности и нежности, — случившееся между ними безумие можно по праву считать первым и единственным медовым месяцем четы Малфой. Могла ли Гермиона, открыв для себя мир чувственных удовольствий, пуститься во все тяжкие? Как бы ни накручивал себя, Драко понимал, что она на такое не способна.

А еще Гермиона оставалась кормящей матерью, а если верить тем книжкам, которые по ее настоянию ему пришлось прочитать перед рождением сына, новая беременность во время лактации почти исключена. Неужели они все-таки смогли зачать второго ребенка?

После ее исчезновения Малфой уговаривал себя, что эти три месяца были чем-то вроде прощального привета, но в свете открывшегося… Что, если все то время, что он лелеял свои обиды, его любимая женщина томилась в плену и ждала освобождения? Ждала его, а он… он счел ее предательницей и перестал искать после первой же неудавшейся попытки. Даже освобождение Марты отнес к подготовке плана побега. Он просто сопоставил факты и сделал вывод: договоренность о том, что она может уйти, освобождение личного эльфа, отсутствие результата при применении поисковых заклинаний и найденная в ее вещах книга о нюансах этих самых чар. Он решил, что Гермиона не хочет быть найденной, и позволил ей это. Мерлин и святой пантеон! Он тупой имп! Ведь говорил же Шеклболт, что не могла Грейнджер поступить так, а он знал ее много дольше, чем сам Драко.

Как найти Гермиону? Он готов был забросить текущие дела, кинуть все силы аврората и ищеек из вверенного ему отдела на поиски жены, плевать на слухи. Но это не выход, Малфой понимал, что, даже подними он все волшебное сообщество, искать можно вечность. Ему нужен совет, а на свете остался всего один человек, к которому он мог обратиться. В этот обеденный перерыв Драко так и не проведал сына. Прямо из гостиной он аппарировал обратно в Министерство.

Кабинет Министра магии видел многое, но еще никогда глава Отдела магического правопорядка, человек — ледяная глыба, не устраивал здесь истерик.

Малфой сидел в кресле посетителей, закрыв лицо ладонями, и бормотал что-то неразборчивое.

Кингсли держался на расстоянии, чувствовал, что сейчас не время оказывать контактную поддержку. Драко откинулся на спинку стула и наконец посмотрел на хозяина кабинета осмысленно.

— Столько времени впустую, и я совершенно не представляю себе, как ее искать. Я ведь пробовал. Тогда. Я был уверен, что она сделала так, чтоб ее невозможно было найти. Что мне делать, Кинг? Все, что я знаю, — она жива. В ненаносимом месте я бы ее увидел. Значит, это другая магия. Более продвинутая. Родовая. Древняя. Какая угодно! Она может находиться в плену у бывших Упивающихся, которых мы списали в мертвые, у моих новых врагов — мало ли недовольных нашей политикой? Мерлин! Ее могли запытать до безумия, а я!..

Министр задумчиво посмотрел на Малфоя и медленно заговорил:

— Есть вариант. Признаюсь, не самый лучший, но есть.

— Я готов пойти на всё! — в этой по умолчанию пафосной фразе не прозвучало пафоса ни на кнат. Только всепоглощающее отчаяние.

— Ты знаешь, а если не знаешь, то догадываешься, мой род в одном из прошлых поколений породнился с африканскими колдунами, — пауза, которую Шеклболт сделал после этого предложения, чтобы Драко мог высказать свое отношение к озвученному факту, осталась незаполненной. — Слышал про магию осознанных сновидений?

Малфой слабо кивнул, не сводя глаз с собеседника.

— Чтобы сработало, тот, кто является в сон партнеру, и сам партнер должны быть живы, находиться в своем уме и испытывать друг к другу чувства. Если хоть один из пунктов не соблюден, ничего не выйдет. Провести ритуал можно лишь единожды; зелье, которое для него используется, токсично.

— Будем пробовать.

— Если ничего не выйдет, ты не избавишься от мысли, что она тебя не любит, что она мертва или безумна, тогда как настоящей причиной может оказаться всего лишь ошибка в словесной формуле или неправильно сваренное зелье.

— На этот раз я удержусь от поспешных выводов, — голос Драко звучал устало, но решительно. — Если есть хотя бы один шанс попасть в ее сон, я им воспользуюсь.

* * *

Она вытянулась на узкой койке, уставившись в одну точку. Это стало привычным времяпровождением — лежать и смотреть в никуда. Гермиона не знала, сколько дней, недель, месяцев находится тут, потерялась в датах и часах. Она уже давно ни на что не надеялась — ее никто не ищет или не может разыскать.

Сначала верилось, Драко найдет ее. Но время шло, а помощь не приходила. Гермионе несложно было прийти к неутешительным выводам — муж решил, что она оставила их с сыном добровольно. Странно, что можно было так думать после всего, через что они прошли, и после того, к чему они пришли, но чужая душа — потемки. Обидно, что Малфой посчитал ее способной на исчезновение без всяких объяснений, но кому какое дело до ее обид.

Похититель, которого она даже в мыслях давно не называла по имени и даже во внутренних монологах обозначала безликим «Он», появлялся сразу здесь внутри. Из этой землянки не было выхода. В какой-то момент она решила, что самым простым выходом станет выход на тот свет — туда, где большинство ее друзей, но Гермиона дала магическую клятву, что поможет вытащить из-за черты Гарри и Рона, а Он в ответ поклялся не воскрешать Риддла. Мертвой она не сможет выполнить свою часть. Потом к аргументам в пользу жизни добавился еще один — Гермиона обнаружила, что ждет ребенка. И это привело к новым договоренностям. Магия Той Стороны не подчинялась ведьме, пока она была в положении, Он не стал принуждать ее к прерыванию беременности в обмен на обещание никогда и никому не выдавать Его личность. Он согласился ждать, и она была благодарна.

Половину первой беременности Гермиона не помнила, вторая же половина разительно отличалась от того, что она пережила в своей подземной тюрьме. Будущая мать почти не могла есть, спать и мучилась от недомоганий. Только мысль о ребенке не давала впасть в отчаяние. Она вспоминала составы зелий, лекции Флитвика, Макгонагалл и даже Биннса, тренировалась в беспалочковой магии — не то чтобы совершенствовала имеющиеся навыки, просто держала способности в тонусе. Благодаря этим занятиям ей до сих пор удавалось оставаться в своем уме.

Гермиона ожидала, что Малфой начнет искать их, когда родится Эстер, но после рождения дочки уже прошло некоторое время, а они по-прежнему находились здесь. Не факт, что Драко зайдет в большую гостиную, не факт, что сможет их найти — в этом месте магия творила такое, что любой колдун-ученый схватился бы за голову.

Под боком завозилась дочурка. Нужно было ее накормить и успокоить раньше, чем вернется Он, раньше, чем Он снова заставит ее говорить с ушедшими, тянуть их обратно в жизнь. Ушедшие не хотели сюда, она ежедневно будто бы насиловала своих друзей, но прекратить не могла. Она дала Ему — будь Он проклят! — клятву вернуть их. И она не может нарушить Обет — мир заслужил жизнь без Волдеморта.

Накормленная дочь уютно посапывала возле груди, постепенно сонливость овладела и Гермионой. Снов она не видела уже очень давно, ее жизнь была одинаково унылой во время бодрствования и отдыха. Только дочка скрашивала серость существования.

Образ любимого мужа ворвался в сон неожиданно. Высокие скулы, тонкий нос, серые пронзительные глаза под изогнутыми ресницами, упрямый подбородок, контрастирующий с женственным изгибом губ. Когда-то черты его лица невероятно раздражали, а сейчас она смотрела и не могла насмотреться. Драко Малфой был так реален, что Гермиона поддалась искушению и прикоснулась пальцем к точеной скуле. Кажется, это заставило его выйти из транса. Почти с животным рычанием он сжал ее в объятиях, уткнувшись носом куда-то между шеей и плечом.

Драко что-то неразборчиво бормотал, но она, упиваясь этой неожиданной подачкой от Морфея, даже не пыталась прислушиваться.

— Прости меня, — прошептал прямо в ухо, — я так виноват.

Она отпрянула, ведь это же просто… сон, это не может быть реальностью! В реальности она заперта… В ответ на неозвученный вопрос он пояснил:

— Это ритуал осознанного сновидения. Мне нужно знать, где ты. Я…

— Я не знаю.

— Ребенок с тобой?

— Да. Я не виню тебя, я и сама виновата, что не сказала о…

— Ты в плену?

Она пожала плечами. Правильнее было назвать это положение — в могиле, но ему-то зачем знать об этом.

— Кто тебя похитил?

— Не могу сказать. Магическая клятва.

— Зачем ты им?

— Чтобы…

Очертания подернулись дымкой, она больше не могла говорить, что-то тянуло наружу.

— Гермиона, мне нужно…

— Драко, я…

— Знаю, иначе не смог бы попасть в твой сон. Я тоже люблю тебя.

Она открыла глаза. Перед ней был Он.

— Пора! — сухая короткая фраза и кольцо на ладони.

* * *

— Я почти ничего не смог узнать, мы должны повторить!

— Это опасно, зелье токсично и вызывает привыкание, ты можешь стать зависимым от этого вплоть до мании. Тебе нужен чистый разум! Ей нужен твой чистый разум!

Драко крепко схватил Шеклболта за руку.

— Еще один сеанс, Кинг, и я обещаю, что больше не попрошу об этом.

Глава Отдела магического правопорядка и аврората стремительно пересек общую комнату авроров, где подчиненные словно по взмаху палочки выстроились по стенке, стараясь слиться с обоями. В глазах начальства сегодня плескалось что-то такое, что пугало больше привычного арктического льда. Кивнув разом всем присутствующим, он скрылся в своем кабинете, и звук щелкнувшего замка растворился в громком коллективном выдохе.

Драко прошествовал к столу и тяжело опустился в кресло. После того как его выбросило из осознанного сна, он так и не смог уснуть. К утру рядом с целью спасти любимую женщину и дочь, каяться и виниться перед ними всю оставшуюся жизнь заняла место новая цель — отомстить тому, кто сделал такое с его семьей. Жажда мести была столь же всеобъемлющей, как и вина. Будто в нем всколыхнулось что-то от тех еще диких первых Малфоев, у которых желание охранять свое любыми способами не было откорректировано и отполировано веками политических игрищ.

Нужно было прожить этот день. Следующей ночью он обязательно узнает, как найти Гермиону и кто виноват в том, что они так долго порознь, помимо него самого, конечно, — своей вины он не отрицал и не умалял. А сейчас его ждет работа. Много работы.

Малфой придвинул к себе папку с документацией по обеспечению безопасности музея Магических войн, экспозиция которого должна была открыться через несколько дней, просмотрел, пометил неясное, дополнил список необходимых защитных заклинаний, вызвал стажера, вручил ему пачку обработанных документов и отправил в соответствующий отдел.

Затем отвлекся на отчет сотрудницы Отдела по связям с маглами. Одержимая своими идеями девчушка очень напоминала ему Гермиону времен увлечения освобождением домашних эльфов, с той разницей, что эта девица была из чистокровных и ратовала за простецов. Разработка по отслеживанию непростительных в магловском мире по принципу надзора над несовершеннолетними была интересной, но абсолютно сырой, мисс Шафик не хватало опыта и знаний, чтоб ее карта функционировала, как было задумано. Указав на фактические ошибки, Малфой отправил проект на доработку и занялся наконец делами аврорскими. Первым на повестке дня было происшествие в магической больнице.

«Возможно, были выкрадены злоумышленником из палаты Януса Тики, где пробыли двадцать четыре года, но доказательств участия постороннего нет, могли уйти сами».

Кто это писал?! Салазар, дай сил! Адское желание вызвать на ковер автора и устроить ему… урок английского языка было изгнано с огромным трудом. Пролистав весь отчет, Малфой пришел к неутешительному выводу: Добсон не счел дело стоящим, скорее всего по причине отсутствия родственников у пропавших, и отправил на место происшествия трех новичков — для галочки, а не ради реальных действий. Начинающие авроры ограничились опросом обслуживающих палату колдомедиков и изъятием медкарт. И за что Мордред окружил его тупоголовыми идиотами?! Свою голову не приживишь каждому нуждающемуся в мозгах, да и нет у него такого количества голов. Клонировать волшебников с сохранением всех свойств личности пока не научились, без сохранения — тоже не научились, и слава Мерлину, а то прибавилось бы ему работы. С другой стороны, из-за того, что магическая наука не совершила такого прорыва, ему который год приходится крутиться сумасшедшей белкой и успевать на всех уровнях.

Закончив внутренний монолог о несовершенстве мира, Драко набросал список действий, которые необходимо было предпринять в палате Януса Тики еще десять дней назад, сложил птичкой и отослал Добсону. Остальное он выскажет в лицо... О да, обязательно выскажет! Не выбирая выражений! Интуиция и опыт подсказывали — дело дрянь. Кому и зачем понадобились маги, много лет назад лишившиеся рассудка?

Под папкой с эпикризами пропавших без вести Лонгботтомов и Локхарта лежал очередной рапорт о… Сначала Драко решил, что это вчерашний рапорт, отброшенный из-за абсурдности в нем изложенного, но тот нашелся в другой стопке. Вот же дьявол! Один случай можно списать на галлюцинации или попытку привлечь внимание, но второй подряд — это уже тенденция. Что это? Несмешная шутка?

* * *

Где-то с неделю назад Он стал оставлять Гермиону наедине с Роном и Гарри. Встречи под наблюдением безумных глаз не радовали вообще, а от ощущения цепких пальцев поверх собственных ее просто тошнило. Впрочем, встречи не радовали, даже когда у них не было свидетелей, они могли бы навевать ностальгию о мозговых штурмах школьных времен, но обстоятельства были не те.

Сегодня Гермиона поделилась надеждой, что их с дочкой все-таки вытащат. Друзья порадовались вместе с ней, а затем Рональд резонно заметил: даже если она выйдет из этой импровизированной могилы, Обеты останутся в силе; воскрешение Волдеморта недопустимо, а значит, Гарри и Рону придется сделать то, чего они не хотят, тем более таким... противоестественным способом.

Это подвело разговор к многократно обмусоленной теме — как, не нарушив клятву Гермионы, заставить Его отринуть идею возвращения мертвых и не проводить насильственный ритуал по вселению душ ушедших в чужие тела. Ни к чему путному они не пришли. Как обычно.

Сеансы общения с умершими страшно изматывали. Больше, чем эти сеансы, изматывали только выходы друга в мир. Гермиона не была глупой и понимала, что тот пользуется ее энергией, надеялась лишь, что он сам об этом не узнает. Никогда.

Второй после воскрешения Гарри и Рона (а затем всех остальных погибших в обоих войнах) Его одержимостью была мантия-невидимка. Поттер понятия не имел, где она хранится, но раз за разом, ведомый Его прихотью, выходил, чтобы разыскать артефакт. Он полагал, что вылазки поспособствуют возникновению у Гарри желания вернуться к жизни, на самом же деле Поттеру было плохо снаружи. Гарри страдал, но был готов выходить снова и снова, чтобы привлечь внимание к сумасшедшему некроманту. Не было надежды, что Малфой соотнесет исчезновение супруги с появлением Гарри Поттера среди живых, но как глава Отдела магического правопорядка должен заметить аномалию, феномен, странный даже для полного чудес волшебного мира. Те, кто видел давно почившего героя, оставались непробиваемыми, по крайней мере никто из них ни разу не вызвал на место авроров, Гарри уже подумывал заявиться в атриум Министерства и показать жестами… ну как минимум показать, что воскрес. А еще Гарри действительно искал мантию, вот только не с целью преподнести на блюдечке мучителю Гермионы. Поттер не знал, как поступит, если удача улыбнется ему, — будучи лишь неприкаянной душой, он мог говорить только с человеком, у которого в руке воскрешающий камень, и не мог физически взаимодействовать с вещами, но, черт побери, хотел сделать все возможное и невозможное, чтобы безумец не добрался до последнего из Даров Смерти.

После сна, в который пришел Малфой, если это не было первым звоночком помешательства Гермионы, все становилось проще. Ну как проще? Нужно было найти способ дать знать ее мужу и о том, кто такой Он и где Гермиона находится. Проблема заключалась в том, что о первом она не могла говорить, о втором не имела ни малейшего представления.

Что-то пошло не так. Драко находился в ее сне — Гермиона могла видеть его и осязать, но не слышала ни единого произносимого слова. Он тоже ее не слышал, и это приводило обоих в отчаяние. Драко держал ее в объятиях, нежно гладил по спине и плечам, Гермиона не сводила с него глаз, пытаясь запомнить и впитать всё до мелочей. Они наслаждались, действительно наслаждались каждым мгновением встречи, но невозможность поговорить просто убивала — ей нужно столько рассказать, а ему услышать! Малфой периодически осматривал помещение, в которое их забросил сон, но в нем ничего не менялось — здесь не было никакой мебели, ни единой поверхности, только слой пыли под ногами. Осененный внезапной идеей, Драко опустился на корточки, не спуская руки с талии Гермионы и увлекая ее за собой.

«Где ты находишься?» — вывел в пыли пальцем.

«Не имею представления», — ответила тем же способом.

«Кто тебя похитил?» — продолжил допрос, но буквы подернулись дымкой, ощущение тепла и веса его руки стало исчезать. Гермиона поняла, что сон заканчивается, и начала писать быстрее:

«Гарри придет, сл…»

Драко тоже что-то писал, она успела прочитать только «не смог…» и проснулась.

Что он имел в виду? Не смог понять, что она пытается донести? Не сможет прийти к ней в сон снова? Она рассчитывала на эту встречу и в результате не получила ничего, кроме нежных объятий. Нет, она совсем не жалела об этом, но объятия как раз могли подождать, а они с Драко размякли, будто в их распоряжении все время мира. Гермиона разозлилась на себя и совсем немного на Малфоя.

Дочурка посапывала под боком, и Гермиона тоже отключилась. В новом сне тоже был Драко, но взаимодействовать с ним по желанию не получалось. Кажется, она видела эту встречу в Омуте памяти его глазами. Они были в штабе Ордена и почти не разговаривали, Гермиона наблюдала за ним исподтишка. Что это? К ней возвращаются воспоминания или подсознание играет с тем, что было почерпнуто из памяти Малфоя? Почему сейчас? Вопросы мучили ее и во сне, и после пробуждения.

Она покормила Эстер, встала, напилась воды и снова вернулась на свое ложе.

Он не приходил. Это ведь было здорово, да? Но пока Он не придет, Гермиона не получит кольцо и не сможет поговорить с другом. А она должна направить Гарри к Драко. В мэнор ему не пробраться, остается Министерство. План был так себе — если Поттер появится в людном месте, разразится буря. Пойдут слухи о воскрешении, о сокрытии от магического сообщества важной информации, зазвучат наветы в сторону власти, что не лучшим образом отразится на стабильности позиций Министра магии и начальника Отдела магического правопорядка, хорошо, если не дойдет до обвинений в узурпации. Черт побери! Она застряла тут во власти безумного колдуна, ее дочь никогда не видела солнечного света, а ее тревожит стабильность политической ситуации в магической Британии! Пора пересматривать приоритеты. Она провернет эту аферу, и Гарри поможет ей.

Кажется, Гарри принял ее отношения с Малфоем. Гермиона не спрашивала друга, что он думает о ее замужестве — слишком неловко. А вот неприятие Рона было очевидным, возможно, оттого, что тот... умер раньше, чем она сблизилась с Драко.

Сейчас она понимала, что оба ее лучших друга покинули этот мир, любя ее не совсем по-дружески. Видимо, поэтому Он решил, что именно Гермиона может их вытащить обратно. Вот только... пересекшим черту путь назад был заказан, Гермиона не желала друзьям мучений. Она в своих попытках чувствовала себя Орфеем, вытаскивающим Эвридику на аркане.

Как ей, так и Гарри с Роном сам процесс их воплощения в новых телах виделся преступлением против природы. Каждый из умерших должен был занять тело живого человека, вытеснив собой чужую личность… Бр-р. Кто дал Ему право распоряжаться чьей-то жизнью? Конечно, Он планировал использовать для перевоплощения тела людей, которые давно не в ладу со своей душой, но с чего Он взял, что имеет право решать, кому жить, а кому нет? Он был уверен, что возвращение героев войны всколыхнет желание остальных магов, потерявших своих родных, вытащить погибших из загробного мира, Он не хотел понимать, что это станет катастрофой, не видел этической проблемы. Он надеялся, что опыт Гарри и Рона заставит Ее вернуться. Ее Гермиона теперь тоже не могла называть по имени из-за клятвы. Она отказалась, когда Он звал, сказала, что Там больше дорогих людей, чем Тут. Видимо, это и стало спусковым крючком для Его одержимости. В перспективе Он хотел стать Повелителем смерти. Если Ему удастся собрать артефакты, Гермиона перестанет быть необходимой. Интуиция подсказывала, что даже после этого Он не отпустит ее на все четыре стороны.

* * *

— Нужно пытаться еще раз! Гермиона не знает, где находится. Она упомянула Поттера, но остальное я не успел прочитать. Кингсли, один раз! Я же не прошу делать это каждую ночь!

— Нет, — Шеклболт был непоколебим, — уже сегодня все прошло совсем не так, как должно было. А если контакт вообще прервется, а нам нужно будет предупредить ее о чем-то? Ты подумал?

— При чем здесь Поттер? Он умер, он не может быть тем, кто держит ее… Разве что… Она сама мертва. Но тогда бы… сновидение… Ритуал не состоялся бы. Или именно поэтому я ее не слышал?! — Драко усмехнулся и покачал головой. — Знаешь, лучше я буду считать, что Поттер вернулся с того света.

Трое суток после осознанного сновидения Драко пытался сохранять спокойствие. Не то чтобы совсем спокойствие, но хотя бы видимость оного. Это не было бездеятельным спокойствием, он копался в фамильной библиотеке в поисках позабытых возможностей найти человека в защищенных сильными чарами местах, но не нашел ничего подходящего. Он много размышлял о том, что могло означать упоминание Гермионой Поттера, и мозг почему-то привязывал этот факт к прошлогодним листовкам с угрозами воскрешения Лорда чуть ли не больше, чем к двум свежим рапортам о том, что мертвого героя видели среди живых. В эту же сторону вели размышления об исчезнувших пациентах Мунго — Лонгботтомах и Локхарте. Почему так, Драко не мог ответить. Интуиция, мантикора ее дери!

Авроры обследовали места, где заметили, если верить очевидцам, «Гарри Поттера, точь-в-точь как при жизни, но слабой плотности». Остаточные флюиды оказались странными, незнакомыми. Работники Отдела тайн, вызванные на места, разводили руками: некромагия, а какая — уже не разобрать, и укоряли аврорат в халатном промедлении. Авроры кивали на не отреагировавших вовремя работников Сектора обеспечения правопорядка, те могли бы сослаться на начальника, не сразу давшего зеленый свет, но… всем хотелось жить. Начальник же заперся в кабинете и неистовствовал в одиночестве.

Неожиданные новости появились на четвертый день. В Белфасте был обнаружен один из пропавших без вести членов Ордена. Один из тех, чьи колдографии были вывешены в общей комнате, да еще и с пометкой «приоритет». Пометку Драко ставил лично аккурат после инцидента с Лонгботтомом. Пропавший без вести был единственным оставшимся в живых посвященным в таинство Анима Коллиго, кроме четы Малфоев и Министра.

Отличился работник Сектора борьбы с неправомерным использованием магии, довольно смекалистый парень по имени Джонатан Бойл. Его рапорт содержал много лишней информации и ненужных размышлений, но Драко, скривившись, продирался сквозь зубодробительные словесные конструкции. Джонатан Бойл происходил из бедной чистокровной семьи, но был женат на магле и растил с ней двоих детей — мальчика и девочку. Об этих фактах своей биографии волшебник счел необходимым сообщить в рапорте, чтобы пояснить, почему обитал в магловской части Белфаста. Не совсем обитал — приезжал на уик-энд. И вот, выгуливая семейство в парке, Бойл увидел человека, как две капли воды похожего на Билла Уизли. Хоть это и произошло в его заслуженный выходной, у Бойла перед глазами возник плакат со списком пропавших, и, конечно же, он вспомнил про пометку, сделанную любимым начальником. Малфой скривился еще больше, его выражению лица в этот момент мог позавидовать покойный декан. Вздохнув, он вернулся к сочинению «Приключения лихого волшебника в его выходной день». Бойл решил проследить за парнем. Присмотревшись, он убедился, что это не магл, поразительно напоминающий пропавшего героя, а самый что ни на есть герой. Шрамы на лице подтверждали личность лучше дактилоконии (или как там это называется у маглов). Джонатан, как он полагал, ненавязчиво завел разговор и выяснил, что Уизли ровным счетом ничего не знает ни о мире магии, ни о войне, ни о своей семье — живет как магл, работает как магл, встречается с маглой, лечится у маглов — именно магловские целители поставили ему диагноз «ретроградная амнезия». Рассказы о мире магии мистер Уизли воспринял как плохую шутку, стал озираться в поисках скрытой камеры, и смекалистый Бойл сделал вывод, что Билл не придуривается, а значит, кто-то приложил его Обливиэйтом. Придя к такому выводу, он единолично принял рискованное решение и аппарировал беспамятного героя в Мунго. Кажется, Драко готов был отозвать из характеристики парня слово «смекалистый». Какого дракла Бойл выдернул человека из привычной ему среды?! Почему не повесил маячок и не вернулся к начальству за распоряжениями? Такие стрессы для нестабильной психики ой как вредны.

Ладно, об этом еще нужно было подумать. Он засекретил дело, запретил до времени сообщать про найденного родственника семейству Уизли и принялся ждать отчета из Мунго. Пусть целители скажут свое веское слово.

* * *

Он не появлялся уже очень долго. Сначала Гермиона радовалась этому, потом стала нервничать. Пока Он не придет, она не увидит Гарри, пока не увидит Гарри, не сможет отправить его к Драко. Правда, появление в публичном месте — лишь часть плана, а она так и не придумала, как будет передавать весточку мужу. Говорить умерший мог только с тем, у кого на пальце кольцо с воскрешающим камнем, то есть с ней, плотности был недостаточной, чтобы поработать совой и отнести записку, тем более, что ей даже не на чем и нечем написать. Ну ладно, ей хватит мастерства без палочки трансфигурировать кусок подола своих лохмотьев в пергамент, но это все равно не придаст Гарри материальности.

А еще Гермиона банально проголодалась. Она привыкла есть понемногу. Он приносил еду регулярно, но никогда не оставлял впрок, и с тех пор, как началась эпопея с кольцом, кормил ее только после сеансов. Благо ее навыков в беспалочковой магии хватало, чтобы создать воду, иначе она умерла бы от жажды. Увы, еда была исключением из закона Гэмпа. А что, если Он умер? Ее никто и никогда не найдет в этой… могиле. Она умрет под толщей земли. Еще недавно подобные мысли не пугали Гермиону, теперь же ей снова хотелось жить. Эстер не должна погибнуть здесь. Гермиона обернулась к захныкавшей малышке, голова закружилась, и пришлось схватиться за лежанку. Девочка была беспокойной. Видимо, не наедалась молоком матери, голодающей неизвестно сколько времени.

От рези в животе и мыслей о еде немного отвлекал сон. Когда Гермиона засыпала, ей снились то ли отрывки виденного в Омуте, то ли пережитое.

Малфой открыл папку с делом Билла Уизли. В папке лежали свежий отчет колдомедиков, изученный вчера рапорт Джонатана Бойла, еще не подписанный выговор, который в планах Драко было влепить подчиненному вместо ожидаемой благодарности — чтобы думал прежде, чем действовать. Он еще окончательно не решил насчет выговора, ибо Бойл все-таки нашел без вести пропавшего (личность удалось подтвердить), но его дальнейшие действия классифицировались не просто как непрофессиональные, а как форменный дебилизм. Возможно, он ограничится устным выговором. Это будет зависеть от настроения в тот момент, когда Бойл предстанет перед ним. А настроение у Драко портилось час от часу.

Малфой вернулся к чтению. Похоже, Уизли действительно не помнил ничего о прошлом, сам он сообщил целителям, что очнулся где-то в лесу и с трудом добрался до шоссе, там его подобрала попутка и доставила в больницу Белфаста. Его обследовали, подлечили физические недуги, а с проблемой психики помочь не смогли, поставили диагноз и отпустили с миром. Из больницы его забрала та же девушка, что подвезла до города, она же поселила беспамятного у себя — Драко хмыкнул, вспомнив скабрезный анекдот про вейлу, подобравшую пьяного мага⁽¹⁾.

Колдомедики не обнаружили ничего неожиданного: покусан оборотнем в неопасную лунную фазу несколько лет назад, подвергнут Обливиэйту больше года назад, психически стабилен, надежды на возвращение воспоминаний почти нет, волшебный мир пытается отрицать, ищет рациональные объяснения всему происходящему. Рекомендовано вернуть в ту среду, из которой выдернут, но сперва желательно наложить легкий повторный Обливиэйт и убрать из памяти любую информацию о волшебниках.

Драко не помнил точно, но ему казалось, что у старшего из детей Уизли была семья — жена и ребенок, может, даже двое. Малфой как раз раздумывал, стоит ли безоговорочно доверять мнению работников Мунго, давать ли знать старшим Уизли, что с их сыном стряслось такое, когда в дверь постучали.

Дежурный вошел и сообщил о посетителе. Драко оторвался от бумаг.

— Здравствуй, Малфой! — вошедшая вежливо улыбнулась. От этой улыбки по телу Драко разлилось тепло. Вместе с ней в кабинет влетел аромат весенних цветов — легкий и ненавязчивый, но ощутимый, несмотря на хронический малфоевский насморк.

Перед его рабочим столом стояла повзрослевшая и чудо как похорошевшая Джиневра Уизли. Тело, обтянутое темно-зеленым платьем, приковывало взгляд. Длинные ноги, изящные кисти рук, тонкая талия, не слишком большая грудь, не слишком крутые бедра — в самый раз, чтобы давно лишенный женской ласки молодой мужчина ощутил легкое возбуждение. Драко понял, что пялится на фигуру посетительницы до неприличия долго, и попытался сконцентрироваться на ее лице: детские щечки исчезли вместе с веснушками, девушка перед ним была прекрасна в каждой черте — лучистые миндалевидные каре-зеленые глаза, брови вразлет, лицо сердечком — широкие скулы и маленький подбородок, гладкая, будто искрящаяся кожа и подчеркнутые яркой помадой губы.

Малфой волевым усилием взял себя в руки и ответил на улыбку.

— Мисс Уизли, давно в наших краях? Чем обязан? — непринужденный светский тон дался нелегко, но манеры, впитанные с молоком матери, не подвели. Драко привстал и указал гостье на кресло напротив.

— Я узнала, что в Мунго мой старший брат, и... — девица грациозно опустилась на стул для посетителей, — что он ничего не помнит.

— Откуда у вас такая информация? — Драко оставался предельно вежливым, только люди, знающие его много лет, могли заметить подергивание кончика носа, свидетельствующее о гневе.

— Я говорила с человеком, который его нашел. Джонатаном, — она сделала вид, что пытается вспомнить имя, — точно, Джонатаном.

Малфой мысленно пообещал себе влепить идиоту выговор с занесением в личное дело, разглашение засекреченной информации — повод к увольнению.

— Не нужно ругать его! — Джинни снова обезоруживающе улыбнулась, и собеседник непроизвольно улыбнулся в ответ. — Могу я увидеть брата?

— Боюсь, пока нет. Я не уполномочен принимать решения по такому вопросу самостоятельно, — приврал Малфой. — Я должен посоветоваться с Министром.

— О, я как раз от Кингсли, — заверила посетительница, — он дал добро. Только попросил, чтоб я согласовала с тобой. Министр рассказал мне, что произошло с Гермионой, — она потянулась через стол и явно собиралась сжать пальцы Драко, но он, хоть и был поглощен наваждением, которое являла собой эта обновленная версия Уизлетты, успел отдернуть руку, неприятно удивленный тем, что Шеклболт выболтал (похоже, выболтал) его тайну этой внезапно появившейся в Британии девице.

— Что произошло с Гермионой? — спросил настороженно.

— Ну, — Уизли хватило совести изобразить смущение, — насчет ее ухода.

Драко не хотелось верить в вероломство Министра, поэтому он сделал себе мысленную пометку спросить Кингсли, что происходит.

Гостья тем временем наклонилась над столом, сложив кисти рук в молитвенном жесте, стараясь таким образом привлечь внимание собеседника к своему декольте, затем провела пальцами по шее и облизнула губы юрким язычком. Драко отметил безыскусность подката. Даже фиксируя глупые попытки подать себя, он будто под Империусом следил за каждым движением чертовки. Какого дементора этот грубый флирт, этот шаблонный набор действий для привлечения внимания противоположного пола кажется ему милым?

— Если тебе нужна помощь в воспитании ребенка, Малфой, можешь обращаться. Я только вчера вернулась в Британию, пока особо ничем не занята, а малышу нужна женская рука. Во Франции я помогала Флер с детьми, так что опыт у меня есть, — ямочки заиграли на ее щеках, она выглядела наивной девочкой, будто не было в ее фразах никакой двусмысленности.

Итак, похоже, рыжая пытается его охмурить, прознав, что он молодой одинокий богатый отец. Драко понимал, что должен испытывать отвращение и гнев, но, казалось, его чувства находятся во власти юной барышни, откинувшейся на спинку стула и демонстрирующей в данный момент высоту своего бюста. Благо часть своей психики Малфой контролировал, поэтому, все так же светски улыбаясь, отказался от услуг ушлой ведьмочки и сообщил, что пришлет с совой ответ по ее вопросу в течение нескольких часов.

Джинни снова протянула ему руку. Драко, ведомый шестым чувством, проигнорировал ее жест, ограничившись коротким кивком, — пусть это невежливо, но интуиция орала сиреной «опасность, опасность», а Малфой привык верить себе.

Мисс Уизли, явив аппетитную корму, выплыла из кабинета и унесла с собой запах цветов.

Драко ошалело уставился на закрывшуюся дверь. Что это было, на хрен, за представление?

1) адаптация к волшебным реалиям анекдота про француженку и пьяного, валяющегося на улице: «Мужчинка!!!! Ничейненький!!!! Такси, такси»

Вернуться к тексту

Малфой тайфуном влетел в кабинет Министра магии, игнорируя секретаря, вещающего из-за спины, что мистер Шеклболт занят.

Кингсли поднял голову от бумаг и улыбнулся своему протеже, взбудораженный вид которого озадачивал, ибо Драко отлично умел держать лицо.

— Что ты рассказал Уизлетте о Гермионе? — спросил с порога, вместо того чтобы поздороваться.

Министр впился в лицо Малфоя цепким взглядом и, кажется, остался доволен результатом осмотра.

— И как она тебе? — Шеклболт изобразил на себе прелести Джиневры. Пошловатая пантомима в исполнении первого человека магической Британии показалась Драко несусветной дикостью. Он посмотрел на Кингсли с ужасом и недоверием.

Тот разразился гомерическим хохотом.

— Малфой, ты бы видел себя! — пробасил Шеклболт, вытирая слезы. Мгновенно переключившись в режим аврора, он озвучил результат наблюдения: — Значит, тебя не зацепило.

— Чем не зацепило? — у Драко голова шла кругом от непонятного представления, устроенного обычно серьезным человеком, и этого дурацкого диалога.

— Чарами. Не зацепило.

— Не то чтобы совсем… — честно признался Малфой, наконец включившись в происходящее. — Ты знаешь, что это было? И зачем это использовали на мне?

— Тебе станет легче, если я скажу, что использовали не только на тебе?

Драко покачал головой, а лицо Шеклболта посуровело.

— Парень, — начал он совершенно иным тоном, — прежде чем я доверю тебе информацию, которой располагаю, я должен быть на сто процентов уверен, что ты сам себе хозяин.

Малфой не был дураком и понял, к чему ведет собеседник.

— Я опущу барьеры.

— Я знаю, что ты хорош в окклюменции…

— Кинг, быстро! Я не смогу долго держать их открытыми, не хочу тебе навредить, если разум инстинктивно начнет защищаться.

— Понял.

Они установили контакт глаза в глаза, Драко показал сцену в кабинете без купюр, со всеми своими эмоциями по этому поводу.

Министр наконец был полностью удовлетворен, из глубины его темных глаз исчезло недоверие.

— Ты знаешь, что произошло с мисс Уизли на первом курсе?

— Она попала под влияние части души Лорда. Дневник-хоркрукс. Гермиона рассказывала, когда мы работали над проблемой его смертности.

Собеседник снова удовлетворенно кивнул, Малфой же продолжил, осененный пониманием:

— Лонгботтому и Гойлу снился старина Волди после…

— Гойл присутствовал при уничтожении диадемы, а Лонгботтом уничтожил змею.

— Но ведь Грейнджер, Поттер и Уизли…

— Да, а Гарри вообще большую часть жизни был хоркруксом. Видимо, нападения не интуитивные, он достаточно разумен, чтобы выбирать из потенциальных жертв самых уязвимых и тех, кому у него было что предложить.

— Ой ли! Рон Уизли был тем еще неудачником. Гермиона оставила родителей без памяти…

— Тем не менее трио он не трогал, в отличие от… Да что гадать? Волдеморт — псих, хрен мы поймем, по какому принципу он выбирал жертв.

— Уизлетта под его влиянием. Я прав?

— Мы не знаем наверняка. Он ей снился. Именно поэтому ее отослали подальше от Гарри. Она и сама хотела увеличить расстояние между Избранным и собой, потому что уже бывала одержима и боялась повторения.

— Ты говоришь о рассуждениях вменяемого человека.

— Но мы потеряли ее на шесть лет и не можем утверждать, что она чиста.

— Тебя она тоже пыталась… охмурить? — сменил тему Драко.

— Пыталась, я чувствовал ее магию, только… — Министр вытащил странного вида оберег, который висел у него на шее.

— То есть это чары? Я думал дело в запахе. Что-то вроде духов с амортенцией.

— Нет, и не вейловские штучки. Но она была уверена в результате. Мне пришлось подыграть. Мисс Уизли очень настойчиво расспрашивала о тебе и Гермионе. О вашем браке она знала, пришлось выдать самое очевидное.

— Заметил, она стремилась к телесному контакту?

— Думаю, это усилило бы действие ее... обаяния.

— Она вышла — и наваждение тут же исчезло.

— Этого Джинни, видимо, о себе не знает.

— Нужно ее изолировать, она опасна!

— Мы должны понять, в какую игру она играет. Вот что действительно нужно.

— Уизлетта походя очаровала, или правильнее сказать зачаровала, моего подчиненного, и тот выдал ей информацию о брате. Засекреченную информацию! — Драко прервал собственную обличительную речь, вспомнив о важном. — Кстати, Кинг, целители рекомендуют подчистить Биллу Уизли память и вернуть к маглам, а она хочет его навестить. Мы не должны этого допускать.

— Не должны, — Министр окинул Малфоя задумчивым взглядом. — Нет, — решительно проговорил он, — я не буду тобой рисковать. Сделаю это сам.

— Что?

— Слушай, она слишком заинтересована твоими проблемами с Гермионой. Если Джин одержима Волдемортом и знает, что вы с супругой стали причиной его прошлой смерти, не может ли она быть причастна к похищению Гермионы? Зачем ей нужен Билл? Не для того ли, чтоб узнать, что стало с камнем, в который загнали душу твоего бывшего босса?

— Как ты предлагаешь это выведать?

— На меня не действует ее магия, поэтому я выпью Оборотное и займу место Билла.

— Бывших авроров не бывает, да? Соскучился по полевой работе? — Драко выглядел теперь таким же азартным, как и Шеклболт. — Предлагаю не рисковать тобой. Оборотное выпью я.

— Нет, у меня есть артефакт, блокирующий ее магию, он родовой, тебе не поможет. Так что иду я, и это не обсуждается.

— Собственное неодобрение я могу засунуть себе в задницу? Ты все решил?

— Для тебя тоже есть задание. А то засиделся ты за бумажками, парень! Билла нужно переместить. Я постараюсь правдоподобно изобразить его, но если у Джиневры возникнут сомнения, она не должна найти настоящего брата, а информацию про Белфаст ей скорее всего слили. Отправляйся в Мунго и подчисти Биллу память. Попробуй действовать по той же схеме, что и Гермиона со своими родителями.

Упоминание жены кольнуло Драко, но он ничем не выдал своей боли.

— Внушить ему желание переехать…

— В Штаты. Наш остров маловат, чтобы прятаться на нем от такой угрозы, будучи уверенным, что ты магл. И его девице тоже внуши.

— Значит, я связываюсь с Ричардсоном из МАКУСА, прошу, чтоб они нашли жилье и работу беспамятному герою войны, забираю Уизли, аппарирую с ним в Белфаст и работаю с его сознанием и с сознанием его девицы.

— А мне добудь несколько волос. Выписку будем оформлять постфактум. Выполняй, я сам отправлю письмо Джинни.

— Заметано, — Драко кривовато улыбнулся, коротко кивнул и вышел из помещения.

Драко пообщался с американским коллегой, напомнил о договоренностях по программе защиты свидетелей, с помощью доверенного человека в Отделе взаимодействия с маглами подготовил все необходимые документы к вылету Уизли в Штаты и приступил к выполнению самой сложной части. Он наложил на себя отводящие чары и вошел в Мунго инкогнито через вход для посетителей с манекеном-привратником, назвав причиной посещения неправильно сработавшее заклинание.

В холле и вовсе набросил на себя дезиллюминационное и задумался о том, что больница нуждается в обновлении защиты, — нельзя допускать в ее стенах даже возможность трюка, подобного тому, что проделал он. Глупо удивляться исчезновению пациентов, когда сюда так легко пробраться. Но это все может подождать того момента, когда он вернется в кресло начальника Отдела магического правопорядка, а пока его манило… приключение.

Кровь с приятным гулом бежала по венам, Малфой буквально ощущал бурлящий в ней адреналин. Он и предположить не мог, что так скучал по полевой работе. Уизли спал — кажется, Драко был сегодня настоящим везунчиком, а он-то думал, что удача изменила ему целую жизнь назад, когда Гермиона потеряла память. Быстрым Диффиндо он отрезал прядь волос и оставил ее на подушке, затем отправил Министру патронуса с сообщением, что тот может приступать к воплощению своей части плана.

Малфой навел легкие отвлекающие чары — пусть персонал, собирающийся заглянуть в палату, вспоминает про неотложные дела. Всё. Можно покидать эти гостеприимные стены. Он дотронулся до пациента и воспользовался заранее созданным портключом.

Естественно, перемещение разбудило Билла, и Драко пришлось оглушить его, чтобы заняться работой с сознанием. В первую очередь он вызнал адрес, по которому его подопечный живет, изучил картинку, затем подчистил все, что Уизли-магл узнал о волшебном мире, внушил ему легкое зудящее желание переехать и аппарировал к нужному дому.

Когда оглушенный пришел в себя, Драко подхватил его под локоть, изображая испуг на лице.

— Мистер, — Малфой едва сдержался, чтобы не назвать Билла по фамилии, но понял, что тот ее скорее всего не знает, — вам стало плохо.

Уизли попытался сфокусировать взгляд на незнакомце перед собой.

— Я вам как раз рассказывал, что моей фирме в Иллинойсе нужны… — Драко окинул Билла оценивающим взглядом и с досадой подумал о том, что совсем потерял хватку — даже не разузнал, в какой сфере магловского мира применил свои способности небесталанный маг, — ребята, подобные вам. Не желали бы вы…

— Я не помню, простите, не могли бы вы повторить.

— Я бы мог, — Драко изобразил беспокойство, — просто не уверен, что вы достаточно хорошо себя чувствуете, чтобы слушать.

— Мы можем поговорить за чашечкой кофе у меня дома.

Наверное, без заклинания доверия Уизли не стал бы приглашать в дом незнакомца… Осталось встретиться с его… маглой и так же незаметно внушить ей желание сменить место жительства, поставить маячки для отслеживания передвижений пары — всего-то ничего, сущая безделица в сравнении с работой на два лагеря во время последней войны.

* * *

Девица Уизли вошла в палату к брату ровно через полчаса после того, как министерская сова принесла разрешение на посещение.

Кингсли успел выпить зелье, снять заклинание Малфоя и приложить целителя и пару колдомедицинских сестер легким Конфундусом. Не хотелось проверять способности целителей унюхать Оборотное и отличить реального пациента от подставного.

— Билл, привет! Ты помнишь меня? — Джинни улыбалась почти застенчивой улыбкой, но нахрапистая манера с порога брать хвосторогу за рога явно намекала на то, что застенчивость напускная.

— Не помню, — Кингсли растянул чужие губы в полурастерянной ответной улыбке, вступая в игру.

— Я твоя родная сестра, — она поискала проблески узнавания в глазах брата, а Кингсли вспомнил, как смотрела на них беспамятная Гермиона, и попытался воссоздать этот взгляд.

— Я несколько лет жила вместе с твоей женой и дочерьми. Их ты тоже не помнишь?

Шеклболт изобразил еще большую растерянность и переспросил:

— Жену и дочерей?

— Флер, — снова взгляд, — Мари-Виктуар, Доминик. Неужели ничего?

— Нет, увы.

— Не помнишь и того, что произошло перед тем, как ты потерял память? — такая искренняя забота сквозила в голосе, такая нежность плескалась в медовых с прозеленью глазах, что Министр почти купился. Но за завесой из сочувствия в глубине он смог разглядеть что-то темное и холодное, совсем неожиданное в такой теплой радужке.

— Я могу помочь вспомнить, — тем временем продолжал журчать ручейком голос Джинни, а ее цепкая лапка сомкнулась на запястье «брата».

Такого Министр магии, аврор с двадцатилетним боевым опытом, один из лидеров Ордена Феникса, не ожидал. В его окклюментные блоки будто бы вставили по лому и стали проворачивать, в голове стоял такой скрежет, что хотелось разбить ее обо что-то, отрезать, отделить от тела. Этого они не предвидели, ментальная атака через контакт рук — что-то новенькое в легилименции. Закаленный аврор изо всех сил старался сдержать барьер, но кое-какие обрывки мыслей и планов гостья смогла рассмотреть, понять — он не Билл, а Билла вернули в Белфаст. Не дать ей уйти, не дать ей уйти без маячка! Последним нечеловеческим усилием Кингсли невербально наложил заклинание отслеживания и в следующий момент от мощного ментального удара потерял сознание. Когда он пришел в себя, в палате было пусто.

Драко очнулся в незнакомом помещении. Где он и как здесь оказался? Он прислушался к себе. Тело ныло, но никаких несовместимых с жизнью повреждений по ощущениям не было.

Ах да, Билл Уизли! Драко разговаривал с ним и его пассией, потягивая кофе, легкое ментальное внушение требовало предельной концентрации, и он уже почти праздновал победу, когда за спиной хлопнула дверь. Через мгновение из него вышибло дух.

Значит, он в квартире Уизли в Белфасте. И он жив, следовательно, нападавший не был ускользнувшим от закона Упивающимся или воскресшим Волдемортом. Малфой напряг слух. Вокруг было тихо. Он потянулся к кобуре в рукаве, чтобы проверить дом с помощью Гоменум Ревелио, и… удивился отсутствию палочки. Дьявол, она же была в руке, когда его приложили заклинанием! Это был Экспеллиармус? Если судить по состоянию, мощный Ступефай... Покряхтывая (да, пора браться за себя, бумажная работа явно не на пользу физической форме), Драко встал и нащупал перевязь, которую всегда носил на груди под одеждой, запасная палочка — мамина — скользнула в руку. Обезоружили его весьма небрежно. Дом был пуст, Малфой обрадовался, что успел поставить маячки на Уизли и его барышню. В тот момент, когда он сконцентрировался, чтобы произнести сложное поисковое заклинание, появилась серебристая рысь Кингсли и рокочущим басом Министра произнесла:

— В Мунго, в палату Уизли, срочно! Барьер я снял, можешь аппарировать.

Отложив поиски, Малфой безропотно выполнил приказ начальства. Он шлепнулся на колени на пол палаты, молниеносно вскочил и осмотрелся.

— Кинг?

Шеклболт сидел на кровати в собственном обличье, схватившись за голову. Быстро проанализировав увиденное, Малфой наложил на дверь запирающие и отводящие чары, затем повернулся к начальнику и отшатнулся, когда тот посмотрел на него, — белки глаз Министра были залиты кровью из-за полопавшихся сосудов, темная кожа приобрела пепельный оттенок, на губах образовалась кровавая корка.

— Малышка Джинни полна сюрпризов. Что ты знаешь про контактную легилименцию?

— Знаю, что Волдеморту нельзя было позволить взять себя за руку. Не то чтоб ему удавалось взломать мои блоки, но массу неприятных минут эта пытка гарантировала.

— Да уж, — лаконично отозвался Министр и грузно откинулся на подушку.

— Считаешь, что Уизлетта желает телесного контакта с той же целью?

— Она пыталась залезть мне в голову и, кажется, высмотрела фрагменты наших планов касательно Билла.

— Значит, она же вырубила меня в Белфасте.

— Радует, что ни тебя, ни меня девица не стала убивать.

— Хочешь сказать, это подтверждает, что она действует сама, а не одержима Волдемортом? Думаешь, она не может?

— Если бы! Джиневра смотрела мне в глаза, там… не только она. А сказать я хочу, что скорее всего он дал ей задание приберечь нас до поры. Рассчитывает сам испытать это удовольствие — убить нас медленно, наслаждаясь каждой секундой процесса.

— О, да ты просто мастер успокаивать! То есть ты уверен, что цель — его воскрешение?

— Ее интересовали обстоятельства потери памяти. А как раз перед этим Билл занимался душой Риддла.

— Дерьмо. Остается надеяться, что она не заметила маячок, который я на него повесил.

— И тот, который я повесил на нее.

Мужчины обменялись самодовольными взглядами и почти хором произнесли поисковое заклинание.

— У тебя не отняли палочку? — удивился Малфой.

— Я ее не держал при себе, — ухмыльнулся Министр, — а призывать она не стала. Но ты вроде бы тоже вооружен.

— Она забрала мою, но я привык перестраховываться.

На появившейся перед Драко проекции карты Британии засветились две точки, одна в Белфасте, вторая… в Оттери-Сент-Кэчпоул. Маячок на карте Кинга тоже указывал на магическое поселение в графстве Девон, где жили Уизли.

— Кажется, пассию Билла оставили на месте, странно... Гоменум Ревелио никого не обнаружило.

Взглядом Кингсли дал понять, что ничего странного нет и они оба знают вероятную причину.

— Проверь девушку, а я навещу наших нарушителей в Норе.

— Стоп! — решил проявить неповиновение Малфой. — В Нору через Белфаст! Не разделяемся.

Министр после секундной заминки кивнул.

В Белфасте они ожидаемо нашли труп.

— Не умеет убивать, говоришь, — хмыкнул Шеклболт, — ну-ну.

Прежде чем протянуть Драко руку для совместной аппарации в Нору, где тот не бывал, Министр суровым голосом приказал:

— Держишься за мной под дезиллюминационным, просто прикрываешь, никакой самодеятельности!

— Здравствуй, Молли. Привет, Артур, — Министр повернулся к бывшему орденцу. Оба Уизли смотрели настороженно. Не убирая с лица благожелательную улыбку, Шеклболт продолжил: — Будет лучше, если вы впустите меня и мы обсудим инцидент узким кругом, иначе вместо себя мне придется прислать наряд из аврората.

На лице Молли Уизли промелькнула тень страха, но она быстро взяла себя в руки и едко спросила:

— Что, Кинг, готов старых друзей ради новых порядков под суд отдать?

Малфою с трудом удалось подавить хмыканье, Министр же оставался абсолютно невозмутимым, даже посуровел:

— Будет необходимость — отдам. Не исключаю расклад, при котором придется обойтись без суда. Нам слишком дорогой ценой досталось то, что мы имеем сейчас. Я не готов рисковать миром.

Что-то в лице Министра магии убедило миссис Уизли в том, что он не голословен.

Она посторонилась, поежившись под холодным взглядом бывшего соратника, Шеклболт широко открыл дверь, чтобы позволить своему помощнику незаметно проскользнуть внутрь. Раздался хлопок, за ним последовало сдавленное рычание. Малфой порадовался собственной смекалке — пока Кингсли упражнялся в дипломатии, он озаботился антиаппарационным куполом. Рычание превратилось в неразборчивый шепот, и Драко предположил, что некая юная особа, не выбирая выражений, костерит их на все лады, а заодно и себя — за мягкосердечие, или какими порывами она там руководствовалась, оставляя его и Министра в живых и при памяти.

Молли же решила действовать по принципу: лучшая защита — нападение.

— А я было подумала, что получу от старого друга объяснения, почему нам даже не дали знать, что найден наш старший сын!

Они продолжали топтаться у дверей, и Драко попытался разглядеть, что же происходит в глубине помещения. Ему казалось, там на чем-то вроде дивана сидела Джинни, а у нее на коленях лежал брат — похоже, без сознания.

— Твой старший сын почти два года живет как магл, — припечатал бывший аврор. — Он не помнит ничего о волшебном мире и отрицает его с маниакальным упорством. Целители все как один рекомендовали вернуть его в привычную среду и оставить в покое. Шансов на восстановление воспоминаний нет. Он пострадал от очень… непрофессионального воздействия на память. Радуйтесь, что остался живым. Отчет лежит на столе у начальника Отдела магического правопорядка. Прости, не собирался к вам с визитом, вот и не захватил с собой, но я попрошу Драко переслать копию.

Молли что-то запричитала насчет Малфоя и «бедной девочки, попавшей в его сети», и Драко искренне порадовался, что Гермиона в свои первые беспамятные недели так и не удосужилась написать семье Уизли. Похоже, она нашла бы единомышленников.

— Поэтому вы решили вообще ничего нам не говорить, — подал голос Артур, изображавший до этого момента статую молчаливого укора.

— Лучше не находить, чем найти и потерять, еще и сломать человеку психику в процессе.

Министр пререкался с Уизли, а Драко всматривался в полумрак. Тишина настораживала.

— Понимаю, что вы потеряли троих сыновей, — выверенно сочувствующим голосом вещал Кингсли, — но Билл — герой войны и заслужил нормальную жизнь. И если его мера нормальности — жизнь среднестатистического магла, то ему нужно позволить жить этой жизнью.

— И что? Вы с Малфоем даже не будете пытаться найти, кто виноват в таком его состоянии? — Молли разъяренной львицей надвигалась на Шеклболта, ненавистную фамилию она выплюнула так, как не удавалось ее младшему сыну в худшие школьные годы. — Ну конечно! Всего лишь один из Уизли. Зачем разбираться, кто и почему такое с ним сотворил?

Министр задумался, взвешивая за и против, но, кинув взгляд на двоих в полумраке комнаты, покачал головой и сухо произнес:

— Если тебе от этого станет легче, то преступник найден и наказан.

— И ты не скажешь кто, — это был даже не вопрос.

— Не скажу. Слишком многое пришлось бы объяснять, а в эту тайну посвящены всего несколько человек. Меньше знаешь, крепче спишь, Молли.

Малфоя не отпускало ощущение, что натянутый разговор не единственное и не самое главное из происходящего в этой комнате, он понимал: хоть Министр и отвлекает старшее поколение, их цель находится чуть дальше и трогательно укачивает голову брата. Трогательно укачивает... Стоп! Привыкшее к полумраку зрение выхватило руки Джинни Уизли, почти впившиеся в голову Билла. Его тело все сильнее выгибалось, вот что привлекло внимание Драко еще в первый раз — слишком напряженная поза для человека без сознания. В это мгновение Билла выгнуло дугой, и он с нечеловеческим криком рухнул обратно на старый диван. Позабыв о конспирации, Драко бросил в рыжую ведьму Ступефай. Заклинание не достигло цели, разбившись о щит, но вынужденная защищаться Джинни выпустила из рук тело брата, и оно, обмякнув, упало на пол с неприятным стуком.

Они двигались в сторону дивана единым фронтом, медленно, на полусогнутых — чета Уизли, боясь поверить в то, что произошло, и оттягивая момент осознания неизбежного, и Малфой с Шеклболтом, не зная, чего ожидать от застывшей, вооруженной двумя палочками ведьмы, отгородившейся от нападающих мощным Протего. Когда они приблизились почти вплотную, Джиневра Уизли резко бросилась в сторону брата, схватила его, кажется, за ногу и c душераздирающим скрежетом, свидетельствующим о разорванном антиаппарационном барьере, исчезла.

Что пыталась вытянуть из нее малышка, почти не отлипающая от груди, Гермиона не представляла, сама же только периодически наколдовывала себе стакан воды и выпивала его, даже не поднимаясь. Она не помнила, когда вставала последний раз, чтобы справить нужду.

В полусон-полуявь продолжали приходить сюжеты будто бы из ее собственной жизни, и Гермиона все больше и больше склонялась к мысли, что это действительно ее утерянные воспоминания. Она видела эпизоды, которых точно не было в памяти Драко, которых там быть не могло, потому что происходили они без его участия.

Он вернулся, когда она уже перестала надеяться и почти смирилась со смертью от голода. Протянул чашку молока, и Гермиона жадно выпила ее. Живот мгновенно закрутило. Неужели дочурке и сыну в период кишечных колик было так же плохо, как ей сейчас? Как они вынесли это, будучи такими крошечными? Подобрав под себя ноги и прижав подбородок к груди, она попыталась отрешиться от адской рези.

Краем глаза Гермиона видела, что Он достает из мешка все новые и новые свертки, сухари, галеты, что-то еще. При виде еды живот подвело сильнее. Будет совсем глупо умереть от заворота кишок после всего пережитого.

— Я оставлю тебе еды. Растягивай, как сможешь. Не знаю, когда вернусь, — Он всегда говорил короткими рублеными фразами. — Поговори с ними, время близко. Сегодня Поттеру не нужно выходить.

План Гермионы отослать Гарри к Драко, кажется, накрылся в этот момент.

— Ты слишком слаба, — объяснил Он свое решение и добавил: — У тебя осталось две попытки. Уговори их. Тела готовы.

Никогда раньше Он не упоминал, что разговоры с друзьями лимитированы — Гермиона должна была убедить их вернуться к жизни, точка. Он заторопился? Что-то произошло или происходит? Хорошо, ей придется принять правила этой новой игры. И еще Он сказал, что Гермиона слишком слаба... Слишком слаба для чего?.. Похоже, она права и выходы друга из-за завесы подпитываются ее собственной жизненной энергией.

Гермиона протянула руку, Он вложил в нее кольцо.

* * *

Малфой старался не выказывать своей брезгливости, сидя за кухонным столом Молли Уизли. Не то чтобы на ее кухоньке было грязно — напротив, стол был выскоблен, остальные поверхности блестели, но в самой атмосфере помещения присутствовала какая-то внутренняя нищета, ветхость, забивающая нос кисловатым запахом и оседающая на губах слоем отсутствующей пыли.

Драко требовательно посмотрел на Министра, тот едва заметно кивнул и в свою очередь окинул взглядом чету Уизли, находящуюся за этим же столом, — выкручивающую пальцы и едва ли замечающую свои действия Молли и уронившего голову на подставленные руки Артура.

— Понимаю, что Джинни — ваша дочь, — начал Шеклболт мягко, — понимаю, что вы потеряли многих в этом противостоянии и не хотите потерять еще и ее, но…

— …возможно, вы потеряли ее уже давно, — сухо закончил Малфой.

Молли всхлипнула, Кингсли неодобрительно посмотрел на него.

— Что? — спокойно встретил взгляд начальника Драко. — Если мы будем делать вид, что не понимаем, кем она одержима, она перестанет быть одержимой? Или у тебя остались сомнения после того, что произошло в больнице, в Белфасте и здесь?

— Что произошло в больнице и в Белфасте? — Артур не поменял позы, то есть спросил скорее у стола, чем у собеседников.

— Она влезла в мозги Кингсли в лучших традициях старины Волди, — сообщил Малфой, кивнув в сторону Шеклболта, чей потрепанный вид наглядно иллюстрировал методы рыжей, — убила девушку вашего старшего сына и выдернула его сюда.

— Артур, Молли, почему Джинни вернулась? — попытался сменить направление разговора Шеклболт.

— Мари-Виктуар и Доминик подросли, Джин написала, что больше не может выносить Флер в таком количестве, — без всякого выражения проговорила Молли. — Ты помнишь, почему она уехала. Боялась стать… Боялась, что опасна для Гарри. Гарри умер. Она хотела вернуться сразу, но мы не соглашались, пока… Сейчас стало спокойно, мы разрешили.

— Вы не заметили ничего необычного в поведении дочери? — продолжил допрос Драко, прекрасно справляясь с ролью плохого полицейского.

— Необычного? Как можно говорить, обычно или необычно ведет себя человек, которого ты не видел почти шесть лет.

— Вы за это время ни разу?..

— Нет, мы бывали у них наездами, на день-два, но… внуки занимали большую часть времени.

— Что за магией она пользуется, чтоб очаровывать мужчин?

Молли испуганно дернулась и спрятала взгляд. И Малфою, и Шеклболту не нужно было других доказательств того, что она знает, о чем речь. Миссис Уизли тоже поняла это.

— На самом деле идея принадлежит Флер, — начала немного заискивающе, — она заметила, что Джинни завидует ее вейловским выкрутасам, — в голосе Молли прорезались нотки неодобрения, когда она говорила о невестке. — Флер рассказала Джинни, что у каждого магического рода есть своя брачная магия. Девушка на выданье может воспользоваться ею, провести обряд, после которого станет неотразимой в глазах мужчин, пока не найдет избранника.

— Скажи, Молли, — Министр почти не сдерживал ярость в голосе, — тебе не показалось странным, что девушка, которая пожертвовала личным счастьем ради безопасности Гарри, спустя год с небольшим после его смерти готова воспользоваться брачной магией, чтоб околдовать избранника.

— Гораздо более странным мне показалось, что девушка, которая любила моего сына, менее чем через полгода после его смерти вышла замуж за его школьного врага! — буквально за секунды из оправдывающейся женщина превратилась в нападающую.

— Это была вынужденная мера! — Кингсли жестом остановил реплику взбешенного Драко — что бы тот ни сказал, это не станет образцом дипломатического общения. — Гермиона и Рон расстались задолго до его гибели. Не делай вид, что не знала этого! Что до любви Джинни к Поттеру…

— Она моя дочь! Война отняла у меня почти всех! Она! Моя! Дочь! То бы ни…

— Ты не понимаешь! — натиск материнского горя оставил Министра равнодушным. — Ее там нет, это не она! Твоей дочерью управляет Волдеморт. Она ищет способ воскресить его! Не сестринские чувства привели ее к Биллу, и нужно еще разобраться, как она узнала о том, что он найден, — последнюю фразу Кингсли сказал, обернувшись к Драко, затем снова обратился к Уизли: — Билл должен был уничтожить кольцо.

— С Лонгботтомом, — подал голос Артур.

Драко поморщился осведомленности непосвященных. Шеклболт замер и впился взглядом сначала в одного Уизли, затем в другую, после минуты разглядывания он наконец задал вопрос:

— Кто вам сказал?

— Джордж, — Артур произнес имя погибшего сына горько и нежно. — Он решил, что мы должны знать. Всегда нужен кто-то в резерве на случай непредвиденных обстоятельств. В свое время эта девочка… Лавгуд… У них намечались… отношения. Она вытащила его из депрессии после смерти Фреда, а потом умерла. Просто получила задание и… никому не сказала о нем. Никакого плана Б. Джордж превратился в маниакального перестраховщика. У него был приказ на тот случай, если Билл и Невилл потерпят фиаско, но он решил, что этого недостаточно для такого опасного мероприятия. Мы должны были, фигурально выражаясь, подхватить квоффл в том случае, если Джорджа... не станет тоже.

Малфой с удивлением уставился на Артура Уизли. Он никогда особо не интересовался делами фениксовцев — отчитывался Шеклболту, общался с Поттером — и хватит, у него была слишком сложная собственная роль, чтобы забивать голову лишней информацией, тем более что в эту голову в любой момент мог залезть слабо контролируемый псих. Потом к мыслям о том, чтобы пережить весь бедлам и выйти сухим при любом раскладе, прибавилась забота о безопасности Гермионы. Он успел забыть странную девушку с Рейвенкло, понятия не имел, что та была в Ордене, понятия не имел, что у нее завязался роман с близнецом, понятия не имел, что она погибла. Все это упиралось в следующий вопрос: насколько много знают Уизли, насколько много смогла выпытать у них дочь. Драко как раз радовался тому, что Лонгботтом вовремя преставился и возможности выпотрошить его мозги уже не будет, когда в помещение влетела лошадь-патронус и голосом Джинни Уизли сказала:

— Малфой, надо поговорить. Мне есть что тебе предложить. Думай!

— Это патронус Джинни!

Жесткий взгляд Кингсли схлестнулся с жестким взглядом Малфоя.

— Даже не думай об этом! — в голосе Министра магии звенела сталь. Драко позавидовал его непреклонности. Никогда этот человек не позволит себе поставить личные интересы во главу угла и другим не даст, сам же Малфой сейчас гораздо лучше понимал хозяев Норы.

— Это патронус Джинни! — повторила Молли, будто ее не услышали с первого раза, будто остальные присутствующие в комнате не узнали голос, не уразумели без пояснения.

— Это патронус! — озвучил Артур еще более очевидную вещь.

Стоп! Очевидную. Драко озарило.

— Ки-инг, — медленно и весомо заговорил он, — Джиневра Уизли прислала патронуса. Патронуса! Проявление самой светлой магии. Лорду не удавалось такое колдовство, значит, как минимум часть разума девицы не под его контролем. Давай хотя бы предположим, что она ведет свою игру, а не пляшет под дудку старины Волди.

— Волдеморт не маленький мальчик, который позволит играть с собой. Он мог уйти в тень, чтобы Джин наколдовала патронуса.

Звучало чертовски убедительно, но очень уж не хотелось верить в эту версию.

— С ней Билл! Он беззащитен! Вы должны его спасти!

— То есть ты признаешь, что твоя дочь опасна, Молли? — Министр так и не простил младшей Уизли нападения в больнице.

— Мы могли бы… мы родители, она нас не тронет, — Артур знал, что это не так, но готов был рискнуть собой. Гриффиндорство в чистом виде. Драко фыркнул.

Шеклболт помотал головой, остановив в зародыше попытку старшего Уизли самоубиться:

— Даже речи быть не может. Я не умаляю ваших заслуг в прошлую войну и магических способностей в целом, но вы эмоционально вовлечены. А тут нужен чистый разум.

Артур невесело хмыкнул и сказал:

— По-вашему, вся эта околобрачная магия совместима с чистым разумом?

— Потому я и пойду один, — Шеклболт внимательно посмотрел на Драко.

Тот протестующе замотал головой:

— Кинг, ты Министр магии. Один раз она тебя уже обыграла. Как бы тебе ни хотелось встряхнуться, ты нужен людям, твое место занять некому. Ты ведь не хочешь, чтоб…

— Если она возродит Волдеморта, толку от того, что я Министр магии, будет мало.

— Не скажи. Его сторонники в Азкабане, да и там их осталось всего ничего. Никто не пойдет за ним. К тому же ей есть что предложить именно мне. Не тебе.

— Вот то-то и оно. Ты уязвим перед ней по двум параметрам — на тебя действуют ее чары, она может шантажировать тебя... чем-то личным.

Драко поморщился, но смолчал.

— Я знаю, что делаю, да и в случае чего у меня хороший преемник, — закончил Кингсли, белозубо улыбнулся и привычно похлопал Малфоя по плечу.

Встрепанная сова размером с птенца стала биться в окно. Молли подорвалась впустить почтальона, будто была легкой девочкой, а не грузной женщиной в годах, согнутой под гнетом потерь.

— Сычик, — объяснила она гостям. — Он все это время… после Рона… был у Джинни. Носил письма ей и от нее.

Холеричная птица заметалась по комнате, прошло некоторое время, прежде чем она позволила миссис Уизли изловить себя и отвязать посылку.

К одной крошечной лапе был привязан фиал, к другой — записка.

— Почерк Джинни, — сообщил Артур и зачитал: — Чтобы не казаться голословной, отправляю последние воспоминания Билла перед Обливиэйтом. Всё, что удалось извлечь.

Драко не мог не восхититься. Колдомедики сочли дело безнадежным, а она... Малфой заинтересовался, по силам ли Уизлетте восстановить память Гермионы, но тотчас отогнал от себя эти мысли — ни за какие сокровища мира он не допустит потенциально одержимую Темным Лордом до жены.

Тем временем Шеклболт стал озираться, выискивая что-то глазами.

— Молли, Артур, у вас есть Омут памяти? — спросил нетерпеливо.

Оба отрицательно покачали головами. Малфой предложил Министру отправиться с ним в мэнор. Это спровоцировало новый спор, ибо Уизли тоже хотели увидеть воспоминания сына, но категорически отказывались посещать замок, который служил логовом Упивающимся. После недолгих дебатов сошлись на Министерстве и договорились встретиться через пятнадцать минут — Драко аппарировал за Омутом, а Шеклболт с сопровождением — к себе.

Малфой уложился в половину отведенного времени, но когда он вошел в кабинет Министра магии, левитируя перед собой Омут, все остальные были уже на месте.

Шеклболт несколько раз провел палочкой над фиалом и, удовлетворившись результатом проверки, откупорил его. Три короткие ленты вылились в Омут, четверо присутствующих наклонились над чашей.

Падение — и вот они оказались рядом с Биллом. Воспоминание было нестабильным. Мужчина рядом подергивался как неисправная голограмма, фигура его собеседника расплывалась, но голоса звучали достаточно громко и четко.

- Джордж, ты уверен, что он поможет? Мне он не кажется психически нормальным.

— Кто из нас на этой войне психически нормальный, брат? — фраза закончилась истеричным смешком. — Мужик жизнь этому посвятил. Тебе нужно с ним поговорить.

Воспоминание резко оборвалось, и всех четверых сильно тряхнуло, перед тем как они оказались в следующем отрывке.

Напротив Билла рядом с, кажется, Джорджем стоял беловолосый худой мужчина. Черты его лица рассмотреть не удавалось. Все присутствующие обернулись на Драко, который, в отличие от остальных, оставался совершенно спокойным.

Мужчина заговорил, и внимание изучающих воспоминание переключилось на него. Говорил он напевно, повышая тон к концу фразы.

— Камень будет работать как антагонист воскрешающего. Он втянет в себя куски души. Затем наложишь стазис.

— Не лучше сразу ударить по нему Бомбардой?

— Не будь грубым и глупым, юноша! — пожурил собеседник. — Разрушающее заклинание против магии такого уровня? Кто тебя учил? Уничтожишь кольцо зельем с ядом василиска. Я сварю. Дашь знать патронусом, когда будешь готов.

Воспоминание оборвалось так же резко, как и предыдущее.

В следующем отрывке в спутнике Билла узнавался Лонгботтом — грузная фигура, нелепые, неуверенные движения. У Билла в одной руке было зажато кольцо с камнем, в другой палочка. Судя по свечению, ею только что колдовали патронуса. В следующее мгновение со стороны Невилла прозвучало парализующее заклинание. Лонгботтом приблизился к обездвиженному, с усилием разжал его сведенные пальцы, забрал перстень, а затем направил на него палочку. Палочка ходила ходуном. Он опустил ее и крепко зажмурился. Внезапно картинка стала подробной и четкой до рези в глазах. Невилла можно было рассмотреть до последней морщинки, до дрожащих губ, расслышать до нервного втягивания воздуха забитым носом. Кажется, Петрификус стал понемногу ослабевать, Билл задергался. Это придало Лонгботтому решимости, он снова направил палочку на спутника и, четко артикулируя, проговорил:

— Обливиэйт!

За спиной Лонгботтома мелькнула тень с очень светлыми длинными волосами, видимо, Билл успел заметить ее краем глаза. Всех четверых наблюдателей вышвырнуло наружу.

Осознать и обсудить увиденное не вышло. По возвращении в кабинет их ждал срочный рапорт взволнованного до икоты дежурного:

— Там в атриуме... Настоящий... Гарри Поттер.

Выведенное Гермионой в пыли имя в сочетании с только что услышанным… Драко уже на бегу осознал, что стремительно двигается в сторону лифта.

Топот за спиной свидетельствовал о том, что не он один желает изучить паранормальное явление. Малфой даже не пытался обдумывать природу феномена. Воскрешение? Нет. Он не верил в такое. Оборотное? Слишком давно умер народный герой, чтоб его частицы можно было использовать для этого. Не все ли равно, как Поттеру удалось оказаться тут, если он может прояснить, что случилось с Гермионой.

В атриуме царил настоящий бедлам. Безостановочно щелкали затворы колдокамер, журналисты снимали героя и так, и этак, кто-то пытался прикоснуться к чуду, но чудо в руки не давалось — зависнув чуть выше пола, высматривало что-то или кого-то. При виде их группы поттеровское лицо просветлело. Неаккуратная шевелюра, острые скулы, тощая тонкая шея, он был такой и одновременно в чем-то неуловимо не такой, каким его помнил школьный недруг. С каждой секундой он становился прозрачнее, и когда Драко подошел к нему впритык, почти не отличался от призрака.

Губы любимца публики шевельнулись, будто он что-то сказал. Короткое слово. Один слог. Второй раз за месяц Малфой пожалел, что не умеет читать по губам.

— След! — пробормотал Кингсли, и Поттер перевел глаза на Министра. Драко только сейчас понял, в чем странность мальчика, который непонятно каким образом снова оказался среди живых, — тот был без очков. Кивнув Шеклболту, герой снова посмотрел на Малфоя, снова произнес короткое слово и исчез.

Малфой услышал хриплый сдавленный всхлип и медленно обернулся. У него за спиной стояла белая как мел Джинни Уизли. Ее нижняя губа дрожала, глаза были устремлены в то место, где еще минуту назад находился Поттер, из них прозрачными ниточками струились слезы.

Пару мгновений Драко потратил на то, чтобы решить, следует ли ему отдать приказ немедленно арестовать мерзавку. Ключевым аргументом против стала ее магия — Малфой вспомнил, как она действует на мужчин. После войны ведьм в охране не держали — по этому поводу у Драко даже случилась небольшая ссора с супругой, она считала это дискриминацией женщин и не хотела слышать его аргументов, что сильные и умные волшебницы нужны на более серьезных позициях. Как же давно это происходило! И что бы он отдал сейчас за милый конфликт с Гермионой, с каким бы удовольствием признал, что она была права. Из экскурса в воспоминания он вернулся к насущной проблеме. Подумал, что все-таки стоит договориться с рыжей бестией, и ограничился безапелляционным:

— Стой где стоишь.

Уизли, все еще пребывающая в состоянии, близком к трансу, безразлично пожала плечами, показывая, что никуда и не собиралась уходить. Ее чары снова стали действовать на Драко, и он резко отвел глаза.

Пока Малфой предавался воспоминаниям и размышлениям, Министр действовал. На месте, где стоял (висел?) Поттер, уже работали невыразимцы.

— Им нужно около часа, чтобы снять слепок следа и дать ответ, что это такое. Если у них выйдет, мы сможем узнать, откуда пришел Гарри. Насколько я понял, именно этого он и хотел.

Малфой коротко кивнул и скосил взгляд, привлекая внимание к той, что стояла позади него. Кингсли мазнул взглядом по ней и встретился глазами с Драко. В этот момент они были не Министром и главой важнейшего департамента Министерства, не начальником и подчиненным, даже не просто проверенными временем соратниками — длительное взаимодействие родило связь, которую оба не готовы были назвать дружбой, но согласились бы на определение «крайняя степень понимания».

— За мной в кабинет! — сказал Малфой, обернувшись через плечо.

Рыжая не сделала ни единой попытки сбежать и молча последовала за ним, а суетящиеся Молли и Артур, стоявшие чуть в стороне во время происшествия в атриуме, но сразу рванувшиеся следом за дочерью, были остановлены твердой рукой Кингсли Шелкболта. Драко не оборачивался, чтобы выяснить, какими аргументами Кинг удерживал родителей его… пленницы? Собеседницы? Сообщницы? В качестве кого за ним пошла Джинни Уизли, ему еще предстояло выяснить, а пока он двигался вперед, разрезая толпу, будто нос корабля — волны, и толпа, как обычно, расступалась.

В лифте Драко старался не выпускать рыжую ведьму из поля зрения и одновременно держаться на максимально возможном в условиях тесной кабинки расстоянии от нее. Цветочный аромат забивал ноздри и будто приглашал подойти ближе, но Малфой не поддавался наваждению. Ему нужен был чистый ум. Смотреть в глаза Джиневре Уизли, как и сокращать дистанцию между ними или разворачиваться к ней спиной Драко не собирался.

— Чего ты хочешь? — спросил сразу после того, как захлопнул за собой дверь кабинета, пропустив даму вперед.

— Отомстить, — коротко и кротко отозвалась она и попыталась поймать его взгляд.

— Кому именно? — решил уточнить Малфой, не скрывая сарказма в голосе.

— А ты как думаешь? — темперамент Уизли вышел из-под контроля. — Из-за кого я не смогла быть рядом с теми, с кем хотела?! Кто вцепился в меня как паразит?!

Эмоциональная вспышка не произвела впечатления, ответом Джиневре была скептическая гримаса.

— Хорошо, — она сделала длинный выдох, чтоб успокоиться, и совсем другим тоном закончила: — Я согласна на легилименцию.

— Пфф, предлагаешь мне влезть в голову, в которой окопался сэр Томми? Прости, я так похож на самоубийцу?

— Сейчас я одна. Проверь!

— Я не могу так рисковать. Есть люди, которым я нужен живым.

— Тогда тебе придется поверить на слово, — пожала плечами Уизли. Ее голос снова ручейком лился в уши, Драко с трудом контролировал свой разум.

— Предположим, — аккуратно согласился он.

Джинни помолчала, собираясь с мыслями, а потом выпалила как на духу:

— Гарри будет отомщен только тогда, когда Волдеморт уйдет окончательно. Без единой возможности вернуться. А чтобы возможностей не осталось, нужно уничтожить камень.

— То есть я должен верить, что за камнем ты охотишься не для того, чтобы возродить Волдеморта, а для того, чтоб уничтожить его? Что ты говоришь от своего имени, а не повторяешь то, что он нашептывает тебе в ухо?

— Хочешь верь, хочешь нет, но я научилась договариваться с твоим бывшим хозяином. Я, как хорошая девочка, добыла ему воспоминания Билла, и он оставил меня на некоторое время. Я объяснила ему: для того, чтобы ты начал доверять, мне нужно быть... собой. У нас с ним взаимовыгодное сотрудничество. Слышал о таком?

— Слышал, — сухо констатировал Малфой, — и как прикажешь нам с тобой… взаимовыгодно сотрудничать?

— Он ведет меня к камню, чтоб я возродила его, но я надеюсь, что смогу противостоять и уничтожить камень.

— Ты наивна, если думаешь, что он не высмотрел у тебя этих мыслей. Он в твоей голове. Тебе нельзя приближаться к камню!

— Тогда ты его уничтожишь! Вот тебе и выгода, — Джинни пожала плечами. — На самом деле так далеко я еще не загадывала. Просто послушай, что я… мы… надумали при просмотре воспоминаний Билла. Ты узнал его собеседника?

— Близнеца?

— Нет, Джордж…. Хотя… давай сначала. Джордж был на вашем совете, когда вы планировали смерть… Тома.

— Так.

— Я видела, просто решила не отправлять воспоминания, которые есть у тебя и Кингсли в голове.

Он снова кивнул, давая понять, что по-прежнему весь внимание.

— Думаю, ритуал, который вернул Волдеморта назад, заинтересовал Джорджа.

— Он потерял брата и, по словам твоих родных, любимую девушку.

— Да. Ты узнал человека, которого Джордж привел?

Малфой отрицательно покачал головой:

— Кинг и твои родители приняли его за моего отца, но Люциус шире в кости и ниже ростом, к тому же он был на тот момент необратимо мертвым. Да и голос другой. Отвратительный голос.

— Это отец Луны.

— Девушки Джорджа? Ему-то зачем понадобился старина Волди?

— А кто его знает? Но это пока моя единственная теория. Он был и в последнем воспоминании, он скорее всего проследил за Невиллом.

— …и вскрыл тайник.

— Тайник? — заинтересованно переспросила Джинни.

Малфой понял, что сказал лишнее, и проигнорировал вопрос.

— Значит, это был Ксенофилиус Лавгуд… — он задумался, забылся и посмотрел на собеседницу. Почувствовав, как перехватило дыхание, быстро отвел глаза. — Подожди, это тот, который издавал дурацкий журнал?

— Да. «Придиру». Гарри рассказывал, что в начале девяносто восьмого они с Роном и Гермионой были у него дома, Лавгуд прямо там журнал и печатал. Станок… Все дела…

Печатный станок. Листовки… Прошлый год. Пазл начинал складываться, и Драко совсем не нравилась картинка.

— Но Джордж погиб в последней стычке с Упивающимися, — напомнил он, не жалея чувств Уизлетты, и продолжил размышлять вслух: — Думаешь, Лавгуд больше года держит этот дурацкий камень? Для чего?

— Он всегда интересовался странными штуками, несуществующими зверями и мифическими артефактами. Собранная душа того, кто дважды возвращался оттуда, — любопытный экземпляр. А может, он и сам... думал о таком. Он потерял любимую дочь, ради которой был готов на... многое.

Малфой снова вскинул глаза, на этот раз он смотрел настолько мимо Джинни, что ее красота вообще не задела его.

— Салазар и Ровена! Поттер! Если Лавгуд хочет воскресить дочь, то... может ли быть Поттер его… черновиком?

Следующая деталь встала на место.

— Он не совсем материален. Чтобы провести ритуал переселения души, нужно тело. Из отделения Януса Тики в Мунго пропали три пациента — Лонгботтомы и Локхарт.

— Мерлин! Думаешь, он хочет вселить в их тела души ушедших?

— Хотелось бы мне ошибаться, но звучит до одурения правдоподобно.

— Но зачем ему Гарри?

— И при чем тут Гермиона...

— А почему ты думаешь, что она тут «при чем»?

Малфой отбросил сомнения и признался:

— Я видел ее во сне. Осознанном сне, если ты в курсе, что это.

— Несложно догадаться, — фыркнула Уизли.

— Так вот она… дала мне понять, что пришлет Поттера.

Джиневра изменилась в лице, видимо, ее посетила догадка, как связаны Гарри и Гермиона, но она не захотела говорить об этом.

Малфой прикидывал, как выбить из нее дополнительную информацию, чтоб окончательно собрать разрозненные куски, когда в дверь настойчиво постучали. Он сдержал свое раздражение — в конце концов, у молотящего в дверь могли быть важные сведения — и резким голосом пригласил войти.

— Сэр, поступил вызов из музея Войны. Неизвестный волшебник пробрался в помещение под дезиллюминационными чарами. Из зала, посвященного Гарри Поттеру, похищена мантия-невидимка!

— Что? — голос начальника загремел на весь департамент. Джинни Уизли, которая помнила Малфоя по школе трусоватым тощим мальчишкой, прикрывавшимся от всех и вся тупыми телохранителями, и по майской битве — трясущимся от ужаса юношей, не могла не подивиться изменениям, а тем временем не мальчик, но муж орал срывающимся от ярости голосом: — Пикси драные, у нас во всех отделах дегенераты работают?! Я разборчивым почерком написал полный перечень защитных чар, которыми нужно окружить музей! Разжевал и в рот положил, думать не надо — просто сделать! Выполнить, мать вашу, предписания! Если бы их выполнили, дезиллюминационные спадали бы на входе в музей!

— Дополнительную защиту не успели поставить. На открытие впускали строго по пригласительным, казалось, этого хватит... — начал оправдывать действия коллег аврор, которому пришлось взять на себя роль гонца, приносящего дурные вести.

— Достаточно?! — Малфой выглядел так, будто его сейчас разорвет от гнева.

— Волшебники, присутствовавшие на открытии, оставили свои палочки у администратора, — перебил попавший под горячую руку дежурный и, заикаясь, зачастил, полагая, что хуже уже не будет: — Организаторы сочли это достаточной мерой. Грабитель каким-то непостижимым образом смог пробраться, не имея приглашения. На месте разбираются, как ему удалось…

— Идиоты!

— Смотритель зала сообщила, что до настоящей мантии мистера Поттера вор не добрался, ее в экспозиции нет, на манекен была наброшена обычная мантия невидимости, найденная при ком-то из погибших на задании членов Ордена.

Не то чтобы Драко это успокоило...

— Музей закрыть! По наряду авроров и невыразимцев на место! Аппарацию отследить, с остаточными эманациями магии разобраться! Выполнять!

Когда дверь за аврором захлопнулась, молчавшая все то время, что Малфой бушевал, Джинни прочистила горло и привлекла внимание к себе.

— Мантия Гарри — один из Даров Смерти. Один из двух оставшихся. Старшая палочка сломана.

Драко сосредоточился на словах Уизли, впрочем, по-прежнему не глядя на нее.

— Джеймс, Лили, Сириус и Люпин были почти материальны, когда сопровождали к Волдеморту Гарри, державшего в руках воскрешающий камень. Ничего не напоминает?

— Дьявол! — выругался Малфой. — Поттер...

— С ним были его любимые умершие, — продолжила цепочку размышлений Джинни. — Нет, не складывается.

— Складывается, — хрипло сказал Драко, — твой Поттер, кажется, любил мою Гермиону не совсем…

— Не нужно любить совсем или не совсем, главное любить, — Уизли категорически не желала впускать в сознание то, что пытался донести Малфой, — с Гарри были родители, крестный и близкий друг.

— Хорошо, ладно, я к тому, что всё складывается. Гермиона та, кто мог призвать Поттера в этот мир. Вот только зачем ей это? Ее заставили? Кто? Лавгуд? А главное, что питает мертвеца здесь?

— О том, что питает здесь мертвеца, я тебе могу рассказать, — неприятно усмехнулась Джинни, — энергия живых.

— Тогда вопрос следующий. Почему Поттер?

— Ну смотри… Допустим, Лавгуд как-то завладел воскрешающим камнем, который Гарри потерял в Запретном лесу…

— В Запретном лесу? — вскинулся Драко, он вспомнил лепет Лонгботтома о микрокургане с камушком на вершине. Неужели из всех камней, валяющихся там… Его плечи затряслись в приступе истерического смеха. Тупица украсил могилу души Волдеморта воскрешающим камнем?

— Ксенофилиус Лавгуд искал Дары всю жизнь. Вполне мог найти именно этот, случайно или нет, — тем временем отвлеченно размышляла мисс Уизли.

Малфой не стал делиться с ней своими умозаключениями, где и при каких обстоятельствах тот подобрал камень, он сконцентрировался на другом:

— Если соединить магию воскрешающего камня с ритуалом, который провел Волдеморт в прошлый раз, чтобы вернуться к жизни, то…

— Но почему Гарри? — складочка на лбу мисс Уизли манила ее расправить, Драко все еще стоически сопротивлялся чарам. Джиневра в задумчивости провела пальчиком по пухлым губам, будто бы не замечая своих провокационных действий. Уснувшее за последний год либидо молодого мужчины настойчиво заявило о себе. Малфой не мог оторвать глаз от собеседницы. Что за ерунда? Весь разговор ему удавалось уклоняться от этого, и вот на тебе!

— Потому что Гарри — друг Луны! — неожиданно громко закричала Джинни. — Он рассказывал! На потолке в своей комнате Луна нарисовала всех нас. Своих друзей! Смотри, она встречалась с Джорджем, он умер, дружила с Гарри, Роном, Гермионой, Невиллом, со мной, из нас тоже мало кто остался в живых, возможно, отец звал ее назад, но она не захотела возвращаться, и он решил вытащить из-за черты ее друзей, чтобы у нее был стимул.

Драко сглотнул, глядя в сияющие глаза собеседницы. Она увидела его почти зомбированное выражение лица и замерла в ужасе.

— Том возвращается, — зашептала Джинни. — Я немного управляю этим, но когда он перехватывает инициативу… Малфой, — она продолжала панически метаться глазами по его лицу, — я сейчас попрошу о чем-то. Магия приворота — гарантия, что никто не сможет этого сделать, но ты сопротивляешься ей, я вижу! Пообещай мне! Если не уверен в своих силах, передай мою просьбу Кингсли…

* * *

Она пошла наперекор Его требованию — не впервой Гермионе Грейнджер нарушать запреты, — но теперь у нее не было сил даже на то, чтобы поднять руку и прижать к себе плачущую малышку. Он оказался прав, нельзя было после длительного голодания ввязываться в такое безумное и энергозатратное дело. Но ведь и времени не было — на восстановление не было времени: либо действовать сейчас, либо смириться с тем, с чем смириться невозможно. Главное, у них получилось. Гарри уверял, что Кингсли понял задумку. Такая необычная магия с элементом некромантии должна оставлять специфический след, он и приведет к источнику этой магии, то есть к ней. Теперь бы дождаться. Ничего, если не ее, то хотя бы малышку вытащат.

Кажется, у нее не осталось сил даже для вдоха.

Высокий худой волшебник с всклокоченными белыми волосами застыл в задумчивости, почти упираясь головой в потолок земляного укрытия, затем сделал два шага вглубь и носком ботинка перевернул тело, к которому жался плачущий младенец. Из-за невыносимой девчонки на раздумья не осталось времени — сейчас или никогда. Нет, он почти не злился на мерзавку, которая нарушила его приказ, в конце концов, он ожидал чего-то подобного, оставляя ей кольцо. Что ж... Сама виновата. Мужчина снял с тонкого женского пальца болтающийся на нем перстень, натянул на свой мизинец и взмахнул зажатой под мышкой мантией-невидимкой, накидывая ее на плечи.

Мир вокруг мгновенно изменился. Он оказался в густом лесу, судя по зелени, весеннем.

— Зачем ты делаешь это, папа? — раздался усталый голос у него за спиной.

Стараясь двигаться плавно и медленно, как при контакте с диким животным, развернулся и встретился взглядом со светловолосой девушкой. Он смотрел на нее — на свою погибшую дочь — и не мог отвести глаз. Потом, потом он наглядится, у него будет все время мира для этого, а сейчас необходимо действовать!

— Ты ничего не понимаешь, малышка. Тебя не должно быть тут. Перед тобой целая жизнь. Ты столько всего не видела, столько не пережила! — забормотал он. — Ты и твои друзья. Теперь вы все вернетесь назад. Почему ты не сказала мне, что мантия была у тебя с собой, когда ты погибла? Я искал ее годами! Знаешь, эти идиоты считали, что она не настоящая. Почему ты не сказала мне?

— Это очевидно, папа. Я не хотела, чтобы ты ее нашел.

— Ты просто не понимаешь! Ты должна жить. Тебе рано было уходить.

— Но я ушла и не могу вернуться. И Гарри, и Рон, и Джордж, и Невилл. Никто.

— Ты должна! Ты поймешь потом. А пока прости, — он вытянулся во весь свой немалый рост и придал безумному, испещренному шрамами и глубокими морщинами лицу выражение, которое задумывалось как величественное: — Приказываю тебе идти назад, приказываю тебе жить!

Луна не двинулась с места.

— Нет, я не пойду, — сказала она, нежно улыбаясь, — ты не Повелитель Смерти. Смертью невозможно повелевать.

— Глупости, Дары существуют, два оставшихся у меня в руках.

— Сказка барда Бидля — просто сказка, — Луна говорила ласково-ласково, будто гладила отца словами, компенсируя интонацией смысл. — Все было совсем не так. Действительно жили на свете братья Певереллы, действительно они были искусными и сильными магами, не чета нам сегодняшним. Однажды решили они помериться магическими способностями. Властолюбивый Антиох сказал, что сможет создать палочку, сильнее которой не будет на свете, Кадм, недавно потерявший любимую, пообещал сотворить артефакт, который сможет возвращать умерших в мир живых. Игнотус, самый здравомыслящий из братьев, задумал смастерить плащ невидимости, не знающий износа. И только у него получилось. Мантия Певерелла сохраняет свои свойства уже много веков подряд.

— Я здесь, вижу тебя, слышу и говорю с тобой, значит, получилось не только у младшего!

— По легенде, Кадм создал камень, якобы призывающий из царства мертвых того, кого ты любишь и кто любил тебя, но это не совсем так. Древние греки не зря называли души умерших тенями. Мы остаемся тенями себя, даже когда вы зовете нас. Я сгусток памяти, чувств, эмоций, но не тот человек, которым была. Возвращение невозможно, пойми! Если тебе нужны примеры, вспомни — Волдеморт каждый раз, воскресая, становился безумнее. Все мы, если ты проведешь обряд и вернешь нас в чужих телах, рано или поздно окажемся в Мунго.

— Когда-то я хотел вернуть маму. Сейчас смысл моей жизни — вернуть тебя!

— Ты не вернешь меня, но ты можешь помочь Гермионе. Она жива, ей есть для кого жить. Она должна получить жизненную силу, накопленную кольцом. Надень кольцо ей на палец и уничтожь камень.

Увидев хищное выражение на лице отца, предвосхитив его движение в ее сторону, Луна исчезла и возникла в другом месте — футах в двадцати. Она покачала головой и объяснила:

— Нет смысла, мне это не поможет.

— Мне не нужна она. Если ты не вернешься, я останусь здесь с тобой.

Луна снова покачала головой:

— Ты еще жив. Ты не можешь остаться здесь. И ты должен ей за всё, что она перенесла из-за тебя. И еще... мой отец не оставит сиротой маленькую девочку.

Лес стал таять, девичья фигура растворялась вместе с окружающим пейзажем.

— Она все равно умрет! Или воскреснет Волдеморт! Ты знаешь про наши договоренности.

— Оставь это Драко Малфою, — прежде чем окончательно исчезнуть, Луна на мгновение сделалась почти плотной и тронула отца за плечо, то ли чтобы поддержать, то ли чтобы сбросить с него мантию-невидимку. — До встречи, папа!

* * *

После того как гостья покинула его кабинет, Драко провел некоторое время в странном состоянии — одна его часть была погружена в оцепенение от осознания того, что именно он пообещал Уизли, вторая хладнокровно планировала, как это воплотить.

Он чувствовал, что-то вот-вот должно произойти.

Малфой вышел в ближайшую уборную, открыл кран и брызнул в лицо водой. Холодная вода немного освежила мозги. Недостаточно, но освежила.

Быстрым шагом он отправился к Министру, тот как раз стремительно выходил из кабинета и едва не врезался в подчиненного.

— Есть след! — прогремел Шеклболт, протягивая пергамент с координатами. Это мобилизовало Драко гораздо лучше холодного умывания. Изучая координаты, он отмахивался от назойливой бумажной птички, затем все-таки сдался и заглянул в послание.

Не доверяя себе, несколько раз сверил бумаги.

— Ки-и-инг, — Малфой, не скрывая волнения, смотрел на Министра, — кажется, мы у цели. Свежий прецедент: на открытии музея Войны украли поддельную мантию Поттера, вор переместился по тем же координатам, что выдал Отдел тайн.

— Идем, — Шеклболт коротко хлопнул соратника по спине.

— Куда собрался? — возмутился тот. — Ты должен оставаться на месте, это опасно...

— Молчать! — рыкнул бывший аврор и обернулся через плечо: — Артур, ты достаточно компетентен, чтобы взять на себя координацию операции, остаешься здесь. Гаррет, — он окликнул одного из подоспевших авроров и кивнул в сторону кабинета, — поступаешь в распоряжение мистера Уизли, — затем вернул свое внимание Малфою и со всей серьезностью пояснил: — Если мы правы, то по-настоящему война закончится именно сегодня. Я должен там быть, так же как ты. Ты вовлечен эмоционально, я смогу остаться беспристрастным.

— С местом, куда я могу засунуть свое неодобрение, мы разобрались несколькими часами ранее...

Министр ничего не ответил, но по-доброму усмехнулся и хлопнул Драко по плечу.

— Я по-прежнему считаю, что это безумие, но кто я такой, чтобы тебе запрещать, — Малфой замолчал, изучая лицо Шеклболта и что-то обдумывая. С тяжелым вздохом он кивнул себе и начал нелегкий разговор: — Слушай…

«Две мили на запад от Эймсбери», «две мили на запад от Эймсбери», — крутилось в голове у Драко, пока он спускался в атриум к точке аппарации. Родной Уилтшир. Неужели все это время Гермиона находилась так близко к дому? К пергаменту из Отдела тайн прилагалась карта с пояснением. В пояснении было написано, что рядом с точкой выхода находится Стоунхендж. Место силы накладывает помехи, поэтому после аппарации надлежит применить уточняющее заклинание и переместиться ближе. Стоунхендж. Всего девять миль от мэнора!

Шаг в шаг за Малфоем шел Шеклболт, рядом с ним невыразимец. От лифта в их сторону двигалась группа авроров подразделения «Альфа» — бывалые ребята, принимавшие участие в двух, а некоторые даже в трех магических войнах.

Драко продолжал пребывать в странном состоянии, сознание фиксировало происходящее, но наблюдал он за собой и другими будто со стороны. Не особо задумываясь о собственных действиях, размножил координаты для бойцов, отдал распоряжение аппарировать тройками и вместе с Министром магии и невыразимцем переместился в первой из них, поэтому не увидел, как один из клочков пергамента, подвластный чужому заклинанию, улетел куда-то в сторону.

Громада Стоунхенджа оказалась у них за спиной, но Малфой не бросил даже беглого взгляда на древнюю магическую святыню. Уточняющее заклинание, приказ положить руки ему на плечи — сейчас он главный, плевать, что один из работающих с ним в связке Министр, — и снова перемещение. Они выпали из аппарационной воронки возле заброшенной лачуги. Шеклболт вперед него запустил выявляющие чары, незнакомую магию применил работник Отдела тайн, но оба заклинания… просто растворились в воздухе. Малфой попробовал другие чары, но и те не достигли цели. Дракл знает что! Он решительно двинулся в сторону ветхой постройки, бросив за спину приказ прикрывать.

— Стоять! — гаркнул Кингсли, и Драко автоматически остановился. — Если тут не действует магия, мы не прикроем.

Об этом Малфой не думал, он вообще не думал ни о чем и ни о ком, кроме тех, кого он должен был найти, кого надеялся найти.

В этот момент появилась вторая тройка.

— Ждем! — опять остановил возобновившего движение Малфоя Министр.

— Кинг, при всем уважении... руковожу операцией я! — вздернул подбородок начальник и аврората, и целого Отдела магического правопорядка, с трудом сдерживая ярость и нетерпение.

Третья, четвертая и пятая тройки аппарировали рядом, пока двое мужчин пристально смотрели друг на друга. Не отводя взгляда, Шеклболт распорядился:

— Третья и пятая тройки — оцепить дом. Осторожно. Антимагический купол или что-то подобное. Четвертая — обследовать задний двор. Эдмунсон, выяснить, что блокирует магию, и снять барьер, остальные — наблюдение за периметром!

Малфой огромным усилием воли сдержал ругательства — показывать подчиненным, что между руководителями происходит хрен знает что, не стоило.

— Я просил перехватить инициативу только в одном случае! — прошипел он на грани слышимости.

Министр спокойно выдержал этот приступ бешенства.

К ним неслышно подошел один из направленных оцеплять дом авроров и отрапортовал:

— Там три человека, женщина и двое мужчин, — на слове «женщина» Драко снова дернулся в сторону дома, но железная рука Шеклболта удержала его на месте, — заклинания поглощаются. На двери замок, второй выход заперт изнутри. Можно проникнуть в дом, если разбить стекла в окнах.

Появился следующий аврор с рапортом:

— На заднем дворе что-то вроде кургана из мелких сточенных камней, заклинания не работают.

Окончание фразы утонуло в отвратительном гуле. Гул отозвался дрожью в каждой мышце, от него свело челюсти и заложило уши. Все закончилось глухим хлопком.

— Готово! — доложил невыразимец.

Сглотнув вязкую слюну, чтобы разблокировать уши, Малфой направил палочку на дверь с амбарным замком. После магической импотенции было приятно применить даже примитивную бытовую магию. Банальная Алохомора, и… замок щелкнул. Драко заставил замок взмыть в воздух, а затем опуститься на землю.

— Входим на счет два, трое — в главную дверь, трое — с заднего двора.

На этот раз Малфой действовал осмотрительнее и вошел в дом последним.

В небольшой комнатке на кровати сидели три человека. Один из мужчин сверкнул в сторону вошедших широкой улыбкой. Через секунду улыбка погасла и мужчина снова уставился в никуда.

— Сэр, — раздался голос из-за плеча Драко, — это ведь пропавшие из Мунго.

Вместо подъема по поводу раскрытого дела Драко ощутил пустоту. Они нашли пропавших. Но не тех, кого искал он.

— Здесь что-то интересное! — раздался крик с заднего двора. Убедившись в отсутствии кого-либо, кроме трех душевнобольных, группа стала вести себя довольно громко.

Когда Драко вышел во двор, невыразимец, указывая палочкой на нагромождение камней, пояснял Министру, что некромагия исходит отсюда. Но его сейчас интересовала не некромагия.

— Гоменум ревелио! — проговорил он четко, направляя палочку на камни.

Тень метнулась в сторону насыпи и вернулась тремя лучами.

Малфой бросился туда. Внутри живые люди. Трое!

Не рискуя разносить курган Бомбардой, Драко приподнял и переместил все камни на пару десятков футов. Под камнями не обнаружилось ожидаемого лаза, только в одном месте земля казалась рыхлой, будто когда-то давно это место вскапывали.

Кингсли среагировал быстрее, чем Драко сообразил, что делать, — земля стала всасываться в его палочку, и пару минут спустя в отверстии проступило что-то вроде подземной комнаты. Малфой включился в работу по расширению лаза, к ним без приказа присоединились еще двое авроров. В открывшемся пространстве стала видна бледная рука с тонким запястьем. Не задумываясь о возможном обвале, засаде, вообще ни о чем не задумываясь, не слыша резких команд Шеклболта и не осознавая заметавшихся рядом лучей заклинаний, не боясь сломать ноги или свернуть шею, забыв о том, что можно подстраховать себя магией, Драко спрыгнул вниз.

Драко мягко приземлился на земляной пол. После яркого дневного освещения его глазам понадобилось несколько секунд, чтобы приспособиться к темноте, и он сразу же пожалел о том, что зрение вернулось. Картина перед ним была неподвижной, ужасающе неподвижной, ужасающей и неподвижной, настолько неподвижной, что хотелось орать. В центре лежала та, кого Драко мечтал и боялся увидеть уже очень давно, лежала на спине и, кажется, не дышала. Слева к ней прижимался крошечный ребенок, а крупная мужская фигура привалилась справа, уткнувшись лицом в пол, являя случайному зрителю неопрятные длинные белые волосы и половину тела. Пропавшая мантия-невидимка найдена, еще одно дело закрыто — промелькнуло в голове у Драко, но не то чтобы хоть немного зацепило.

Малфой понятия не имел, сколько времени провел, оцепенело глядя вперед, — мгновение или вечность. Из ступора его вывел судорожный вздох, за которым последовал отчаянный плач ребенка.

Драко, действуя на одних только инстинктах, бросился к жене и дочери, практически навалился на них, пытаясь то ли обнять обеих, то ли защитить собой, то ли просто ощутить живое тепло тех, кого принял за мертвых.

Гермиона распахнула глаза и тут же зажмурилась. Из-под век потекли слезы. Она попыталась скинуть с себя тяжесть и нащупать кричащую дочку.

— Я думал, ты умерла, — прошептал Малфой, чуть сдвигаясь в сторону, чтоб освободить любимую женщину от своего веса.

Гермиона снова предприняла попытку размежить веки, но свет, недостаточный для Драко, терзал ее глаза, заставляя жмуриться.

— Я тоже… — хрипло проговорила она, не имея сил удивляться или радоваться его присутствию. Обнаружив, что кто-то держит ее за пальцы, Гермиона отдернула руку и, прикрывшись ею от света, посмотрела налево.

— Что с Ним? — спросила тихо.

— Не знаю. Ничего не знаю. Вы все лежали неподвижно, и я… Это он похитил тебя? — наконец Драко заново обрел способность связно мыслить и выражать свои мысли словами.

Пока Гермиона приходила в себя, малышка не тратила времени понапрасну — с проворностью зверька нашла грудь и теперь сосредоточенно питалась. Это было самое прекрасное зрелище, что Драко доводилось видеть за долгое время, — глаз не отвести, причем без всяких чар. Он снова придвинулся вплотную, обнимая жену и дочь.

— Не надо, я даже представлять не хочу, как пахну! — заворчала Гермиона, но Малфой еще крепче прижал ее к себе. Салазар и Ровена! Ее худоба была невероятной, удивительно, как торчащие кости до сих пор не пробили кожу.

— Всё позади, теперь все будет хорошо, — приговаривал, убеждая то ли себя, то ли ее.

— Не будет, — она наконец смогла открыть глаза, — наше… сотрудничество держится на магических клятвах, если я не заставлю Гарри и Рона пройти обряд, Он воскресит Волдеморта.

— Не воскресит! — Драко решительно поднял палочку.

— Нельзя! Кажется, Он спас мне жизнь, — Гермиона решительно отмела мысли о причинах, по которым ее жизнь оказалась в опасности, — я как в тумане видела Его разговор с дочерью. Она попросила надеть мне на палец кольцо и уничтожить воскрешающий камень, — Гермиона провела пальцем по камню, — и он действительно разбит. Мерлин! Значит, возвращение мальчиков невозможно, значит, Волдеморт…

Мужчина, лежащий рядом, завозился и застонал, Малфой полностью сдернул с него мантию и взял на прицел.

— Нет, Драко! Он поклялся, что не причинит вреда никому из моей семьи, ты не будешь нападать на того, кто не может защититься!

— Еще как буду, — лицо Драко исказила гримаса ненависти, — ты посмотри, что он сделал с тобой!

Волшебник поднял лицо и остановил на Малфое взгляд светлых безжизненных глаз.

— Вперед, — сказал он, поднимая руки и нарочито отводя в сторону свою палочку.

— Драко, нельзя так! — повисла на руке у мужа Гермиона, изо всех сил стараясь держать глаза открытыми, игнорируя резь и бегущие слезы. Она судорожно искала приемлемые аргументы, чтоб остановить расправу.

— Не так быстро! — прозвучало сверху. А в следующее мгновение в лаз грациозно спрыгнула Джинни Уизли.

— Я позволю тебе убить его позже, — пообещала она и весело продолжила: — Все просто: Ксенофилиус заключил с твоей женой магический контракт, она теперь не может исполнить свою часть, значит, он должен сделать то, чего поклялся не делать.

Как под Империусом, Лавгуд указал палочкой на заключенный в магическую сферу камень, зажатый в левой руке Джинни, и стал шептать заклинания. Правой рукой мисс Уизли удерживала две палочки, направляя их на воссоединившееся семейство Малфоев. Драко попробовал бросить в нее Петрификус, но заклинание отскочило, и он едва увернулся сам. Слишком тесной была землянка для магической дуэли.

Ксенофилиус продолжал шептать сложные формулы, сфера вспыхнула и рассыпалась прахом, а камень оказался на свободе. С каждым мгновением он становился ярче и будто бы врастал в плоть рыжей ведьмы.

— Малфой, ты дал слово! — закричала Джинни, извиваясь от боли.

Драко отстраненно подумал, что оставил наверху отряд лучших авроров и волшебника, обещавшего сделать то, на что он сам не способен. Где все эти дармоеды? Где Кинг?

Он не может уничтожить что-то настолько идеальное, как эта будто бы светящаяся девушка перед ними. Сияющее совершенство! Малфой зажмурился, отрезая себя от наваждения.

Все равно — нет! Он не станет убивать на глазах у Гермионы и крошечной дочери. Исключено!

Думай, Драко, думай! Если вывести из игры…

Он отвел палочку от Джинни и раньше, чем та среагировала, запустил Диффиндо в руку Лавгуда.

Гермиона вскрикнула, Ксенофилиус отвлекся и бездумно бросил в нападающего Ступефай.

Падая, Драко был уверен, что победил. Он не почувствовал, как из его руки вырвали оружие.

Палочка была чужой, но слушалась отлично. Было неимоверно приятно ощущать в руке теплое дерево, проводящее магию. Гермиона поставила мощный щит между собой и Уизли.

Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, перед ней не школьная подруга, а опасный враг, очередная реинкарнация Волдеморта. Краем сознания Гермиона отметила элегантную простоту решения Драко: он спровоцировал нападение, и клятва сработала против Лавгуда. Жаль, идея пришла слишком поздно — камень уже вошел в тело…

— Петрификус тоталус, — прошептала Гермиона, луч вырвался из палочки и… обогнул цель. Она оглянулась на мужа в поисках подсказки. Подсказки? Годрик, она ведь не дура! Понимает, что здесь не поможет ничего, кроме... Черпая решимость в серых глазах Драко, Гермиона подняла палочку, чтобы произнести непростительное, остро осознавая, почему оно так называется, — она никогда не сможет себя простить.

Драко уловил ход мыслей жены и зашептал ей на ухо:

— Нельзя здесь колдовать Аваду, слишком тесно, и... это не то, что нужно.

— Но ты знаешь, что нужно, — в этой фразе не было вопроса.

Малфой то ли кивнул, то ли покачал головой.

— Я не успею вас вытащить, мы все погибнем!

— Если Волдеморт вернется, мы тоже погибнем, и не только мы.

Теперь Драко искал поддержку в ее глазах. Нет, он не может. Не может потерять ее сразу после того, как нашел, не может потерять дочь, всего раз прижав ее к себе, он не способен собственноручно убить своих девочек, даже зная, что они станут первыми из множества жертв, что им суждено умереть при любом раскладе. Не может сделать то, что пообещал Уизлетте. Драко чувствовал себя беспомощным слабаком. Черт возьми! Он должен!

Крепче сжав руку Гермионы, в свою очередь прижимающей к себе дочь, Малфой стал медленно поднимать оружие.

Комок земли упал на них неожиданно. Затем его, Гермиону и Эстер резко подбросило в воздух. Неужели реинкарнация завершена и новый Лорд начал... шалить? Драко кулем свалился на твердую поверхность, на него сверху упала Гермиона, так и не отпустившая малышку.

— Адеско файр! — два слова, гораздо более страшных, чем Авада кедавра, были произнесены знакомым раскатистым басом.

Два женских крика — оба полных боли — были последним, что Драко услышал, прежде чем потерять сознание.

Она восстанавливалась очень медленно. От яркого света все еще болели глаза, магия плохо поддавалась контролю — заклинания получались слишком мощными, а метода дозировать силу Гермиона пока не нашла. Ее пугали громкие звуки, она не могла долго читать. Последнее было самой неприятной из мелочей.

Малышка адаптировалась гораздо быстрее, будто не провела первые полтора месяца жизни в сырой землянке. Сложнее было с сыном — он побаивался внезапно вернувшуюся маму (Гермиона часто ловила на себе его удивленно-испуганный взгляд) и ревновал отца к ней и Эстер. Она деликатно не спрашивала, пытался ли Драко объяснить малышу ее долгое отсутствие. Эту тему они обходили стороной, он все еще не мог себе простить, что не искал, что сделал неверные выводы и позволил обиде взять верх.

Драко оставил пост главы аврората. Каким-то образом Министр уговорил вернуться давно ушедшего в отставку Робардса. Робардса, который был категоричен до крайности в своем желании не иметь ничего общего с Министерством и подчинением бывшему Упивающемуся, будь тот хоть четырежды героем войны. Гермиона не была уверена на сто процентов, но подозревала, что ультиматум Малфоя заставил Кингсли надавить на какие-то болевые точки экс-главного аврора. Политика и ее грязные методы...

Муж старался проводить с ней и детьми все свободное время, окружал их заботой и любовью, проявлял качества, о существовании которых никто, кроме семьи, даже не подозревал. Он постоянно стремился к физическому контакту, будто не мог до конца поверить, что она рядом: мимолетно ловил руку, клал ладонь на спину, усаживался так, чтобы касаться ее плеча и бедра, дотрагивался, прижимал к себе, и это было приятно, это заставляло ее сердце стучать быстрее. Что-то большое, теплое и трепетное росло в груди, когда она ловила на себе нежный взгляд пронзительных серых глаз, в животе начинали порхать пресловутые бабочки. Но вместе с тем Гермионе часто становилось некомфортно в обществе человека, которого она несомненно любила. Стоило Драко осознанно посмотреть на ее абсолютно седые волосы, как в его глазах вспыхивала вина, Гермиона казалась себе ее живым воплощением, и иногда из-за этого хотелось исчезнуть. Ни заверения, что он тут ни при чем, ни шутки, что она наконец выглядит органично в семье Малфой — никакие аргументы не действовали. Драко винил себя, ел поедом. Она пока не понимала, как преодолеть проблему.

И еще... супруг настолько трясся над ней, что она порой снова чувствовала себя пленницей. Выбраться из одного плена, чтоб угодить в другой, пусть и комфортный, не то, чего она хотела для себя. Гермионе было жизненно необходимо применять свои знания, делать что-то полезное для общества. Пока что Малфой допускал ее лишь до нескольких благотворительных проектов, которыми можно управлять из дома, и до визитов в больницу, где обновил защиту, так что неучтенный докси не пролетит. К тому же советовался по вопросам, связанным с работой отдела, — ее незасекреченной частью. Ограниченный доступ к информации обижал в Гермионе отличницу-хочу-все-знать, да и мало было всей этой нагрузки для деятельной натуры. Раздувать конфликт не хотелось — не сейчас, но положение ее не устраивало. Категорически! Сколько себя помнила, она всегда занимала себя по максимуму, а помнила Гермиона теперь всё.

Когда через трое суток после освобождения очнулась в Мунго, ранее пропавшие воспоминания были при ней. Колдомедики не брались утверждать, что стало причиной возврата памяти, но склонялись к фактору стресса — физического (когда она довела себя почти до полного истощения перемещением Гарри в атриум Министерства) и психического (когда стала свидетельницей того, о чем бы и хотела забыть, да не могла — уж кто-кто, а она, человек, дважды изучивший всю доступную литературу про чары памяти, знала, что удаление такого эмоционально насыщенного воспоминания чревато). Были неприятные мелочи, были требующие решения проблемы, но именно с этим она боялась не справиться. Всякий раз, зажмуриваясь, Гермиона видела искаженное мукой лицо Джинни Уизли в языках Адского пламени, видела, как в считанные секунды тело подруги чернеет и осыпается пеплом, и пока это происходит, в светло-карих глазах плещется боль, такая боль, какую ей, пережившей две войны, не приходилось видеть никогда ни у кого. Щит, блокирующий распространение темной магии, поставленный Кингсли над землянкой, которая стала общей могилой для Джинни Уизли, Ксенофилиуса Лавгуда, двух Даров смерти и души Волдеморта, среди прочего не давал распространяться и запаху горящей плоти, но фантомный заполнил ноздри. Гермиона понимала, что отключилась почти сразу, и все же ей казалось, что она часами наблюдала за агонией неунывающей бедовой Джиневры Уизли, девушки, с которой знакома полжизни.

Драко признался, что Джинни просила об этом, просила, потому что ненавидела сущность, живущую в ней. И Гермиона была благодарна Шеклболту за то, что он взял исполнение на себя, — она не смогла бы жить с человеком, убившим подругу. А Кингсли… Гермиона понимала его мотивы, понимала, что он спас жизнь ей, Эстер и Драко, понимала… но видеть не могла. Может, когда-нибудь потом ей удастся простить. Для начала нужно простить себя — не существовало ни единой рациональной причины для этого, но Гермиона чувствовала себя виноватой в одержимости и смерти Джинни, чувствовала себя виноватой перед семьей Уизли в том, что сама выжила. Она пыталась искупить вину, помогая Биллу восстановиться, но пока не преуспела.

Благодаря отслеживающим чарам Малфоя Билла обнаружили в тот же день, когда произошел инцидент, названный для истории Уилтширским. С тех пор он, беспамятный и дезориентированный из-за жесткой ментальной атаки, обитал в палате имени Януса Тики вместе с Лонгботтомами и Локхартом. Гермиона верила, что найдет способ помочь старшему из детей Уизли. Когда-нибудь найдет.

Таковы были ее дни, а ночью… ночью, когда она, вконец измученная видениями о смерти Джинни, засыпала в нежных объятиях мужа, приходили они. Гарри и Рон махали ей руками и что-то говорили. Гермиона не умела читать по губам. И была очень рада этому.