Семь (джен)

«Никогда не возводи себе границ».

Так сказала ему мадам Лестрейндж, когда он, восемнадцатилетний мальчишка, впервые отправился на боевое задание. В тот день он совершил своё первое убийство.

Барти, окаменев от ужаса, смотрел на мёртвого Аврора, лежащего у его ног. Он не понял, как это произошло, не понял, как у него хватило духу совершить такое. Он понял лишь одно, что лишил жизни человека. Теперь он убийца, и Барти не знал, как будет с этим жить. Он покачнулся, и палочка, минуту назад нанёсшая молодому Аврору смертельный удар, выпала из рук. К нему подошла мадам Лестрейндж.

«Никогда не возводи себе границ, — твёрдо сказала она, возвращая ему палочку. — Это наш враг, а врага надо бить. Ты всё сделал правильно, не стоит сожалеть».

Барти ощутил тогда небывалую радость. Её слова — то, что он мечтал услышать всю свою жизнь. Он всё сделал правильно...

Тридцатидвухлетний Барти слышит из палатки громкие голоса и пьяный смех и словно просыпается после продолжительного сна. Второй раз за день. Папаша стареет, и его Империус не так силён, как раньше.

Барти не понимает, что происходит, когда отец вскакивает на ноги, хватает палочку и выбегает из палатки, впопыхах забыв задёрнуть полог. Сквозь открывшуюся щель Барти видит пару десятков тёмных силуэтов, грозно ступающих по земле, их лица скрыты под металлическими масками. В воздухе над ними неестественно, словно марионетки, кружатся обычные люди. Барти может разглядеть животный страх в их глазах.

Барти не нужно много времени на догадки. Глаза его застилает красной пеленой, а тело дрожит от закипающей в груди ярости. Паршивые ублюдки. Они отреклись от его Господина, сумели отвертеться от тюрьмы. Они не знают тех мучений, что он, Барти, испытывал тринадцать лет. Ни одной минуты в своей жизни они не чувствовали того, что чувствуют его товарищи по оружию прямо сейчас, заживо сгнивая в Азкабане.

Барти не медлит ни секунды: он вскакивает на ноги, а Винки вскрикивает, глядя в его горящие от бешенства глаза. Барти кидается прочь из палатки, а эльф кое-как успевает набросить на хозяина мантию-невидимку и ухватиться за него с помощью магии, но Барти ничего не замечает. Перед ним нет никаких преград. Никаких границ.

Слова заклинания, вспышка — и небо озаряет череп с выползающей изо рта змеёй. Барти скалит зубы в безумной улыбке: больше эта шваль не посмеет танцевать на костях его Повелителя.

При всей своей ненависти к Поттеру Барти не может отрицать, что язык у парня подвешен отлично. Выдать сходу столь оригинальную и в то же время дерзкую фразу не каждому по силам. Белобрысый мальчишка — тот, что из Малфоев, — кажется, оскорблён до глубины души, раз отвечает Поттеру, едва не срываясь на визг.

Поттер, ставя точку в перепалке, велит ему держать пасть на замке, разворачивается и уходит. Барти замечает, как Малфой вытаскивает палочку. Руки, сжимающие посох Грюма, трясутся, нижняя челюсть ходит ходуном от рвущейся наружу злости.

«Мразь. Подлый, трусливый подонок. Такой же жалкий, как его папаша», — Барти, не помня себя, целится палочкой в Малфоя.

— Ну уж нет, парень! — рычит он в исступлении. В мыслях проносятся слова заклинания, мелькает вспышка, и вместо Малфоя перед Барти оказывается белый хорёк.

Барти машет и машет палочкой вверх-вниз — хорёк взлетает, потом падает, ударяясь о землю. Барти окончательно теряет самообладание, остаётся только желание доставить выродку Люциуса Малфоя как можно больше боли.

На крики учеников прибегает Макгонагалл и причитает о чем-то. Барти кривит физиономию Грюма, изображая покаяние, а в груди у него поднимается свирепая дикая радость.

Малфои были первыми, кто предал его Господина. Они — трусы и лицемеры, враги. А с врагом полумер быть не может.

Врага надо бить.

Когда Барти видит на карте Хогвартса точку с именем отца, волнение в его душе мешается с негодованием. Всё-таки пришёл. Барти хватает карту и срывается с места с необычайной для калеки-Грюма скоростью. Быстро достигнув места событий, он останавливается, наблюдая, как отец цепляется за Поттера и что-то бормочет — с такого расстояния не разобрать, — а Крам топчется рядом, не зная куда приткнуться. Поттер вырывается из хватки отца и бежит в замок. Барти больше не медлит. Палочка рассекает воздух — и Крам в тот же миг без чувств валится на землю. Барти хватает отца под руки и тащит в лес.

— Аластор? — шепчет отец, и на его лице проступают облегчение и нелепая радость. Барти швыряет его на твёрдую холодную землю. В голове ясным воспоминанием проносится скрипучий голос отца, впервые накладывающего на него Империус. Старая сволочь, давшая ему собственное имя, и раз за разом лишавшая его гордости и достоинства — тот, кто дважды лишил его свободы, сейчас лежит у его ног в настолько жалком виде, насколько можно вообразить.

— Аластор-Аластор, — сорвавшимся голосом отвечает ему Барти. Отчаянная ярость смешивается с предвкушением.

Два слова, взмах палочки, зелёная вспышка — и папаша больше не заговорит. Никогда и ни с кем.

Барти снова вскидывает палочку, и на месте отца остаётся белая кость, годная лишь на съедение шавке Хагрида. На обезображенном шрамами лице сияет звериный оскал. Его личный враг повержен…

Последнее, что слышит Барти перед тем, как дементор откинул капюшон, это смех, — свой собственный смех, полный безумного торжества. Его Господин, его Повелитель обрёл небывалую мощь, он вернулся, и теперь никто не посмеет усомниться в его могуществе. А он, Барти, который сделал для этого столько, сколько не сделал никто другой, стал близок к своему Господину так, как не был близок никто и никогда…

Дементор надвигается, а Барти всё хохочет, хохочет, раздирая горло. Это триумф, его личный триумф.

Он всё сделал правильно.

Он ни о чём не сожалеет.