Остров холода (джен)

Всю неделю идет снег. Он заметает мою небольшую, но ставшую теплой и удобной, землянку. Волчьи шкуры спасают меня от холода, когда я сплю, когда днем иду на свое подобие охоты, когда брожу вдоль каменного берега в поисках каких-нибудь обломков, которые могут быть прибитыми к берегу волнами. Волчьи шкуры становятся тем, за что я благодарен лосю. Тому огромному животному, которое обеспечило меня теплом и пищей, которое словно благословило меня на бой против жизни!

Снег идет уже целую неделю и пытается погрузить меня в холодную корку и, быть может, я был бы не против подобного, но пока что погода играет против меня и вот в чем это противодействие заключается: да, снег сохраняет тепло, даже если оно исходит от обычного дыхания, но если тепла слишком много, то он начинает таять, а в моем случае, заливать огонь и жилище.

В связи с этим я придумываю следующую систему, которая начала работать не сразу, но начала!

Несколько дней, по утрам, я чищу снег вокруг своей хижины но не просто так, а на дистанцию в предплечье. После этого вручную вылепляю что-то вроде арки над землянкой так, чтобы она уходила за дерево. По моим представлениям, подобное должно защищать меня от ветра. Я делаю отверстие над примерным местом самой высокой температуры.

Спустя пару вечеров подтаявший снег самостоятельно ложится так, как ему было удобно, и тонкой корочкой спускается вдоль стенок арки. Для равномерности я слежу за тем, чтобы не было сосулек. По утрам с помощью каменного ножа я аккуратно отбиваю наросшие изо льда зубы, но не выбрасываю — я придумал для них чуть более интересное применение.

При помощи льда я подтапливаю сосульку до образования острого краешка, потом резко окунаю в снег, таким образом охлаждая до температуры остановки таяния и получая что-то вроде иглы. Да, это оружие можно использовать всего один раз, но именно таким мне однажды удаётся одним удачным броском убить кролика, а в другой раз — заколоть старого оленя.

Горячий источник служит для меня прекрасным местом гигиены и мытья шкур и мяса. Там я стараюсь появляться только тогда, когда надо обработать пойманную дичь или когда ветер успокаивается и даёт мне несколько часов, чтобы помыться.

Отхожее место я определяю как можно дальше от землянки. Еще предки предков говорили о том, что нельзя гадить там, где ешь и спишь. От этого могут быть беды и болезни. В связи с этим я нахожу что-то вроде обрыва. Обхожу со всех сторон, внимательно изучаю, чтобы ни в коем случае к этому месту не подходил никакой ручеек, после чего решаю: «Подходит!» — и с того момента по любой нужде бегаю только сюда.

За неделю практически не прекращающегося снегопада мне удаётся наладить свою жизнь, но несмотря на это, я не расслабляюсь — хотя бы потому, что мне приходится искать дрова, а это становится большой проблемой в связи с появившимися сугробами, которые приходится разрывать. Первая попытка справиться со снегом голыми руками становится не самой удачной и учит меня думать наперед. В очередной раз на этом проклятом холодном острове моими лучшими друзьями становятся камни. Ими я рою снег и докапываюсь до холодной земли. С их помощью я достаю ветки и гниющие листья, чтобы потом тащить на руках до преобразившейся землянки.

«Необходимо придумать систему исчисления дней, — думаю я, в очередной раз коротая время за рытьем и прикидывая, что припасы подходят к своему завершению. — Надо придумать систему, согласно которой в один день я буду добывать еду, в другой день — дрова, а в третий смогу заниматься полезными делами! К примеру, наконец попробую сделать чашку из глины и молотой гальки».

Согласно этой мысли я так и решаю поступить: недалеко от хижины на земле рисую три символа и помечаю себе, когда и чем я должен заниматься, палочкой. Так, в один день я отправляюсь на охоту, в другой провожу поиск того, чем можно растопить землянку. Третий же я трачу на то, чтобы придумывать нечто, что сможет облегчить жизнь. Кстати, попытка сделать чашку с треском проваливается.

Так проходит еще несколько недель.

«Пока что мне везет. Пока что один из богов стоит у меня за спиной и помогает мне! — думаю я как-то вечером, наблюдая за тем, как огонь танцует свой гипнотизирующий танец. — Пока что я даже не встретил той твари, которая наблюдает за мной и которая один раз ночью подошла настолько близко, что могла атаковать, — размышляю я, пытаясь понять, кого же мне стоит бояться и опасаться. — Как я могу огородиться от этой твари?»

Однажды, отправившись на охоту и не поймав никакой дичи, я иду домой и проклинаю судьбу. Тогда, недалеко от себя, я слышу то ли рык, то ли что-то, напоминающее шипение. Оно заставляет меня отскочить в сторону и приготовиться к битве. Я слышу, как где-то относительно рядом по снегу шуршат шаги. Причем, не скрипят, а именно шуршат, от чего мне становится жутко, потому что услышанный ранее то ли рык, то ли шипение рассказывает мне о далеко не маленьком размере животного.

— Ну давай! Давай! Давай, я тебе говорю! — кричу я, поддавшись страху и панике. — Давай! Тварь! Покажись мне, и мы сразимся в дивной битве и выясним, кому пора отправиться к предкам! — я продолжаю слушать легкие движения по снегу, звучащие вокруг.

«Или это та самая волчья стая?.. И сейчас шкуры их родных на мне?»

Мне не по себе. Я понимаю, что один на один, если повезет, я смогу уйти от медведя. Не убить его, а скрыться. Но вот от волчьей стаи уйти не получится.

— Ну что же ты, трус?! Неужели боишься голодного воина, который вынужден стать ремесленником ради своего выживания?! — ору я, обращаясь к скрывающейся во тьме сущности, которая изредка сверкает глазами из тьмы.

«Она ходит кругами… она ведет себя как какое-то божество! — думаю я. — А что, если я начну двигаться в обратную сторону?!»

И действительно, я начинаю вращаться навстречу звуку и кричать.

— Ну что же?! Если ты — старый бог-хранитель этого места, то выйди! Поговорим с тобой как старые друзья! Давай! Я не стану тебя трогать!

Я поднимаю руки, спрятав свой каменный нож, заткнув его за веревку штанов, но наблюдающий за мной так и не выходит на свет, продолжив преследовать меня.

«Нельзя паниковать! Ни в коем случае нельзя показывать страх… я не должен быть слабым или показать слабость», — думаю я, двигаясь спиной вперед и проклиная себя за первую реакцию на появившееся нечто во тьме.

Я иду и внимательно слежу за тем, где появлялось преследовавшее меня нечто!

«Нельзя показывать спину… нельзя отворачиваться! — звучат мысли в моей голове на протяжении всего пути, который растянулся из-за осторожности и вращения вокруг себя. — Как жаль, что в землянке не горит огонь! — думаю я, продолжая двигаться к дому. — Если бы у меня было пламя, я смог бы им отпугнуть эту тварь и смог бы быстро вернуться в место обитания, но нет… я не могу носить огонь с собой…»

Становится холодно и темно. По всей видимости, на саму охоту я потратил слишком много времени, да и отошел дальше обычного.

«Я ушел дальше, чем должен был отойти! — это понимание волной жара прошибает меня. — Может быть, этот зверь решил поделиться со мной владениями? В прошлый раз, когда он приходил ко мне, еще в первые дни, он общался со мной и рассказывал о том, куда я могу ходить. О том, где будет пролегать его тропа, а где моя, — самым сложным в вечно вращающемся передвижении — не потерять ориентир и не потеряться в своих пометках. — И с того момента я ни разу не заходил на чужую территорию, а теперь нарушил правила хозяина и тот недоволен?!» — вот что крутится в моем сознании вплоть до момента наступления практически кромешной темноты, в которой вокруг меня мерцают две белые точки.

Мне повезло, что к тому моменту, когда алый диск разбился о линию горизонта где-то вдалеке, я добираюсь до своей хижины. Конечно, был страх, что этого не случится, что я вынужден буду провести ночь во тьме, наедине с этими преследующими меня белыми точками глаз, которые то приближались, то отдалялись, то пропадали вовсе с поля зрения, заставляя поворачиваться во все стороны и искать их! Но мне повезло, и я быстро ныряю под арку, затем под укрытую волчьей шкурой крышу и принимаюсь разжигать пламя.

Руки трясутся от волнения и холода. Руки отказываются служить мне примерно так же, как непокорный раб, гордый и свободный своей душой, каждый раз пытается сбежать от хозяина. Руки медленно выполняют свои функции, в связи с чем я слышу, как мягкие шаги приблизились к жилищу, в котором я… прячусь? Сохраняюсь? Развожу огонь, чтобы увидеть преследователя или, быть может, охотника?

Тоненькая струйка дыма наконец появляется в самом центре сухих травинок и небольшого кусочка все того же совершенно сухого улья. Как только она начинает свое существование, я принимаюсь потихоньку дуть… Это оказывается даже сложнее, чем по прибытии на этот остров холода! Сейчас внутри меня что-то такое, что мешает нормально дышать, думать, разводить пламя! Что-то такое, что парализует мысли и забирается под клетку из костей в образе приближающейся твари, чьи шаги еле слышны на снегу.

— Ну ничего! Ничего… скотина! Я узнаю, какие следы ты оставляешь и найду тебя! Я знаю! Ты и твоя порода боитесь огня, а я и другие люди — мы хранители огня! Огня рассудка! Огня в сердцах! Огня, который позволяет нам сражаться и получать удовольствие в бою, и умирать, и возноситься на руках валькирий на вечный пир, в Вальгаллу! Огня, который может призвать в Асгард в тот момент, когда Нагльфар покажется из-под бурлящей пены и возвестит начало великой битвы ётунов с асами!

Появляется искорка света. Она быстро набирает температуру и голодным ребенком набрасывается на высушенную мной траву. Достаточно быстро она разрастается до огонька, способного пожрать своим бездонным брюхом веточку, затем ветку, затем много заранее высушенных веток, после чего я беру специально приготовленную на всякий случай палку подлиннее и начинаю скармливать один конец этому демону.

«Наконец!» — молнией сверкает мысль, призывая покинуть землянку, выглянуть наружу и показать приближающейся твари, чье дыхание уже прекрасно можно услышать, кто на самом деле правитель этого острова.

Мои движения содержат в себе мокрый песок, забившийся в мешки — они такие же тяжелые и расплывчатые, но несмотря на это, я покидаю землянку, и спустя несколько мгновений холодный ночной воздух обжигает горло и лицо в противовес тому, как жадный, вечно голодный и ленивый демон огня с наслаждением пожирает ветку, даруя тепло, исходящее от переливающейся спины.

— Ну, давай! На твоей стороне тьма и тень! На моей огонь и свет! Давай сойдемся в честной битве! — я смеюсь как умалишенный. — Покажись мне, тварь! — кричу, и голос уходит куда-то далеко в лес чередой отражений. — Ну что же ты?! Я слышал твое дыхание, слышал мягкие шаги по снегу! И знаю, что ты здесь! Ну что же ты не появляешься, а?! Почему не выходишь на честный поединок! — у меня появляется надежда покинуть это место на руках Христ и отправиться на пир, умерев в противостоянии против твари, которую натравила на меня жизнь. — И пускай это нечестно по отношению ко мне — плевать! Зато я больше не буду вынужден выживать! — вновь смех: тяжелый, с легкой истерикой, через вновь появившийся в этот миг кашель.

«Не хочешь выходить?! Так я сам постараюсь тебя найти!» — уже в мыслях продолжаю я монолог и, ступая мягко, пусть и через сильную усталость, пускаюсь в путь вокруг своего жилища.

Далеко стараюсь не отходить, уповая на пламя в землянке. Просто, потихоньку, постепенно делаю небольшой круг по кромке рухнувшего дерева, служащего мне верой и правдой как стена от недругов.

«Ни единой живности… — подумал я — Даже следов нет! Даже нет ни единого упоминания о том, что за мной кто-то следовал!» — мне от этого не по себе. Настолько не по себе, что кожа на спине поднимается шубой, которую мне пришлось некоторое время отогревать в землянке.

«Проклятье… все мои запасы подошли к концу, а новые я пока что не успел добыть, — думаю я, смотря в сторону небольшого вырытого в земле и выстланного галькой хранилища. — Завтра вновь придется выдвинуться на охоту».

Я кутаюсь в добытые шкуры, от которых не очень хорошо пахнет, но которые даруют столь необходимое мне тепло.

Утром следующего дня, как и задумывалось, крадучись, я направляюсь в ту же сторону, откуда меня начала преследовать неведомая бестия — хранительница острова холода. По пути я слышал, как мелкие зверьки бегают из стороны в сторону. Слышал птиц, что тяжелыми взмахами крыльев срываются с веток и таким образом спускают на землю снежные комья, а те с приятным звуком обрушиваются вниз. Я все это слышу, но не вижу следов нормальной дичи! С которой можно схлестнуться один на один, не на жизнь, а за выживание!

Несколько часов проходит в тупом скитании по лесу. Я даже дохожу до того места где вчера повстречался… Точнее, почувствовал присутствие скрывающейся во тьме твари! Сегодня здесь спокойно и тихо. Сегодня я могу продолжить свои исследования острова, на котором оказался, и именно этим я и занимаюсь. Однако, уже позже, я вынужден вновь повернуться в сторону дома. Дело заключается в том, что начинало темнеть, а без света я не намеревался шататься там, где мог получить удар в спину.

Не знаю, сколько шел обратно. Виной тому вновь появившееся чувство тревоги, которое удаётся заглушить только напившись воды из горячего источника и спрятавшись в землянке.

Третий день без еды переживается гораздо хуже, чем предыдущие. Появляется головокружение. Да, оно кажется легким, почти незаметным, и чем-то напоминает медовое опьянение. Также я чувствовую, как резко и сильно ослабели руки. Даже появляется сомнение в том, что они способны удержать оружие… даже в том, что я — прославленный воин севера, который с улыбкой на лице шел в бой!

«Плохой ремесленник… — так я прозвал себя в тот день и в очередной раз вернулся с руками, полными веток, листьев и травы. -Может быть, хватит ходить в ту сторону? — подумал я тем вечером, греясь у огня и сгрызая кору с веточки. — Может быть, сам лес говорит мне о том, что там нечего делать и что в той стороне он не даст мне ни единой крохи?» — с этой мыслью я уснул.

Следующий день начался тяжело. С головной боли. Со скрученного желудка. С чувства тошноты и с желания сдохнуть, которое приходится перебороть в себе и в очередной раз отправиться на поиски пропитания.

Уже долгое время каждый день я начинаю с проверки ловушек, которых у меня теперь несколько, пускай и построены они все по тому же принципу: ямка, палка-упор, палка, чтобы придавить, и какая-нибудь типа съедобная чушь, которую становится искать все сложнее и сложнее.

Долгое время я начинаю каждый свой день с проверки ловушек, но последнюю неделю от них нет никакого толка.

Подобное вынуждает меня понадеяться на большую воду, которая без устали шевелит камни на берегу. Она подарила мне две рыбины, когда я только попал сюда — больной, израненный ударами Гриди и уставший.

Весь день я шляюсь по берегу, но ничего не нахожу. Мой желудок протестует против подобного развития событий даже больше, чем от того, что накануне я жевал кору и считал это нормальным.

Очередной день приносит мне очередное расстройство. Поднимается ветер. Сильный, сметающий с ног. Ветер такой силы, что мне приходится остаться в хижине и держать крышу, чтобы та не улетела в направлении Асгарда.

Ночью этого ужасного дня, чувствуя лишь усталость в руках — даже не голод, а только усталость в руках! — ночью этого ужасного дня, когда ветер стих, я могу выбраться из своего убежища и направляюсь в сторону источника, чтобы напиться. Там не получается удержаться, и в итоге я забираюсь в воду. Она согревает тело и клонит в сон. Она расслабляет, и это то самое, что может стать роковой ошибкой! Она настолько сильно действует на тело, что жизнь за малым не передаёт мою жизнь в Хельхейм, на растерзание проклятым душам!

Я с трудом выбираюсь из воды, закутываюсь в одежды и шкуры, напиваюсь до дурноты, блюю, после чего напиваюсь еще раз и еще раз проблёвываюсь, после чего еще раз повторяю ритуал и наконец чувствую какое-то подобие сытости.

Мне хочется ползти. Упадок сил настолько сильный, что прибивает к земле и заставляет думать только о том, как же сильно хочется есть.

«Нет! Нет, я не сдамся! — думаю я. — Завтра обязательно найду, поймаю, убью, если потребуется — зубами порву дичь, лишь бы поесть! Лишь бы не дать жизни с такой легкостью склонить надо мной, павшим, свою голову! — и смеюсь, возможно, чересчур громко, и тут же затылком ощущаю присутствие. Хищное, сдержанное, не такое далекое, каким может быть, и от того ужасное.

Я иду вперед, к своей землянке, не оборачиваясь и не подавая вида. Я иду и слушаю мягкие шаги, которые следуют за мной. Я иду и чувствую те самые глаза бестии, которая наблюдала, примерялась и явно вынашивала какой-то план относительно меня.

— Хотя какой план может быть у твари?! — смеюсь я пуще, громче прежнего, таким образом стараюсь напугать преследователя — Только пожрать! Только об этом и может думать зверь! — примеряю на себя роль преследователя, после чего начинаю смеяться еще громче. — Завтра я выйду на поиски и буду ходить за тобой по пятам! Что скажешь, а?!

Ответа, как и предполагалось, нет. Ответа я и не ожидаю от зверя, который время от времени приходит, чтобы пронаблюдать за мной как за особо ценной жертвой, которую стоит пожрать в какой-то определенный день. В какой-то очень скорый день.

Очередной день, как и несколько предыдущих, проходит с желудком, забитым водой из горячего источника, головокружением и чувством усталости. Причем последнее настолько сильное, что глаза закрываются буквально на ходу.

«Интересно знать, сколько времени я провел на этом проклятом острове?! — думаю я, стараясь концентрироваться не на плохом самочувствии, а на чем угодно — помимо самочувствия. — Интересно, а что сейчас происходит в родной деревне? Все ли там хорошо? Все ли целы? — впервые за последние годы я задаюсь вопросом: как там мои родные, чем они сейчас живут, занимаются и живы ли вообще. Как там Лив — моя супруга — и как Стейн?! — думаю я впервые за долгие годы своих странствий по большой воде в поисках не славы, не богатства, а славной смерти. — Ждут ли они меня или нет? Помнят ли они меня или нет?..»

Я чувствую, как эти вопросы разодрали нутро до мяса, а понимание, что не так давно я был дома, но так и не посмотрел ни на ставшего взрослым сына, ни на супругу, ставит меня на колени и заставляет ударить лбом о холодный снег, которого вокруг слишком много, чтобы быть правдой.

«Я был дома, я общался с ними, но не видел, не слышал, не говорил. Я просто был в том месте, который мог назвать домом, куда мог вернуться, но меня там не было… все это время я был…» — меня бы вырвало от понимания своей мерзости, но из-за пустоты желудка я чувствую только позыв. Пустой, жесткий, болезненный.

К вечеру этого дня я нахожу какие-то грибы. Те выглядят очень плохо, и это становится тем единственным, что заставляет меня воздержаться от поедания найденного дара земли.

«Я голодный, а не безумный, — думаю я в тот момент, когда начинаю радостно срывать выросшие под деревом грибы. — Может быть, они съедобные. Может быть, это те, которые можно есть, но… К сожалению, я ничего не понимаю в грибах и не намерен рисковать!»

Если до этого поводом выживать было желание дать отпор самой жизни и не сломаться, не перейти в мир Хельхейма как можно больше, то теперь у меня появляется другая цель. Более приземленная и простая. Она заключается в том, что я хочу увидеть и услышать Лив и Стейна до своей смерти. Именно увидеть и услышать их, а не послушать и посмотреть на них как на нечто пустое, что вроде бы в жизни и есть, а вроде и нет.

Перед тем, как вернуться в землянку на ночевку, я напиваюсь воды из источника и в очередной раз ощущаю слабость и тошноту, связанную с пустотой желудка.

Ночь долгая и тяжелая. Кишки крутит в разные стороны, желудок раздраженно урчит и делает это настолько громко, что даже при большом желании уснуть не получилось бы. Плюс, мне кажется, что резко потеплело. Такое чувство, словно температура вне землянки стала выше и что внутри моего временного импровизированного дома жарко, душно, и… будто бы кто-то сдавливает пространство своими всесильными руками.

«Что такое?! — думаю я, когда начинаю сомневаться в достаточности свободного места в вырытой при помощи камня хижине. — Почему крыша кажется такой близкой?! Почему огонь ощущается так, словно находится на мне, а не рядом, ближе к ногам?! — это не даёт мне покоя настолько сильно, что вынуждает выйти на улицу, чтобы подышать.

Оказавшись вне землянки, я понимаю, что всё это мне лишь показалось. В связи с этим меж волосков на руках я чувствую большое количество мурашек. Маленьких, мерзких, ужасных, поднимающих кожу большим количеством пупырышек.

— Я надеюсь, это не ты, тварь?! — кричу я, обращаясь к преследователю, который ходит за мной по пятам по всему острову и следит за действиями — Это не ты, зверюга, а?! Этот морок не твоих способностей дело, а?! Это ли не отражение твоего страха передо мной, а?! — смеюсь так громко, как только могу. Смеюсь до кашля, до боли в горле и при этом думаю: «Ничего… я вернусь домой! Я одолею жизнь и вернусь домой невредимым! Похудевшим, постаревшим, уставшим, но живым!»

Ответа на мои вопросы нет. Лишь ночная тишина и тихое мерцание звезд над головой.

Очередной день. Очередная попытка добыть поесть. Очередной провал, который заставляет думать о следующем: «Решила измотать меня голодом, так, тварь?» — и эта мысль является отговоркой, попыткой спихнуть собственное отсутствие навыков следопыта и охотника на третью силу, которая продолжает слежку за мной.

— Это ты отпугиваешь от меня животных?! Это ты мешаешь мне выживать?! Ведь так?! — срываюсь я, и голос проникает глубоко в еловый лес. — Покажись же мне, ты, тварь!

Крик — единственное сильное, что у меня есть в данный момент.

Уже несколько часов я чувствую запах жареного мяса. Несколько часов я ощущаю, как слюна заливает всю ротовую полость, как она потихоньку пробивается из уголков рта и стекает на подбородок. Уже несколько часов я понимаю, что начинаю сходить с ума.

«Надо хоть снега поесть… — думаю я. — Надо хотя бы пожрать воды! Надо постараться обмануть свое сознание, которое уже пытается обмануть меня!» — держусь за уплывающую ниточку сознания как за собственную жизнь.

Останавливаюсь, падаю на колени, начинаю поглощать снег так, будто бы это… будто бы это… даже не могу найти никакого сравнения, потому что безвкусная масса тает и проваливается вниз, постепенно забивая желудок, однако ощущение запаха остается таким, будто бы где-то неподалеку жарят мясо. Это чувство заставляет меня обрадоваться, почувствовать надежду и начать бегать по округе. Это чувство заставляет меня потерять рассудок, и в итоге я… оказываюсь неизвестно где.

— Проклятье! — кричу я в одинаковые по форме и строению высокие деревья — Где я?!

Становится страшно от понимания, что скоро наступит ночь и станет гораздо холоднее. Смотрю под ноги и с облегчением выдыхаю, увидев там свои следы, по которым смогу вернуться куда-нибудь.

Голодный, но не сломленный, уставший, но способный продолжать движение, я возвращаюсь в землянку. К этому моменту на лес опускается ночь. Плотная как ледяная глыба и такая же холодная. Именно она провожает меня до дома, промерзшего до костей.

В землянке, укрывшись шкурами, оставшимися после предыдущих, ставших далекими, пиршеств, трясущимися руками развожу огонь. Начинаю греться и чувствую, как проваливаюсь в сон. Что-то подсказывает, что спать нельзя. Что-то шепчет мне на ухо: «Будь начеку! Будь осторожен! Скоро наступит тот самый момент!» — и я внимательно слушаю этот голос и жду! Затаившись, ожидаю и в какой-то момент слышу мягкие шаги, приближающиеся к дому. Они осторожные, медленные, знакомые мне своими нотками и звуками.

«Ах ты ж, тварь!» — думаю я, прекрасно понимая, что подосланное жизнью животное пришло, чтобы отобрать и передать мою жизнь смерти, богине Хель!

Я готовлю свои камни, которые так старательно отбивал до состояния, напоминающего ножи. Я сжимаюсь всем своим телом и готовлюсь к встрече с неизвестным! С хранителем этого леса! Я готов к тому, чтобы вступить в бой и противостоять, и надеяться на победу, и мечтать о том, как потом зажарю мясо этого существа, поглощу и сам стану хранителем острова с возможностью забирать себе старых или больных животных, которые только были бы счастливы закончить свои страдания!

Я думаю об этом с закрытыми глазами, с улыбкой, с предвкушением боя!

«О да! Давно я не сражался! Давно не было битвы! Давно я не был тем, кем являюсь на самом деле! — мелькает в голове в те моменты, когда я готовлюсь, выжидая тот самый удобный момент для появления из своей засады — Я не охотник, не земледелец, не тот, кто работает с мехом и шкурами, не плотник и не кузнец. Я — воин, убийца, и единственное, что мне подвластно, — отбирать жизни у окружающих!» — думаю я с улыбкой, облизываюсь и отсчитываю в голове последние моменты до эффектного появления перед, может быть, зверем, может быть, богом, может быть, демоном, по чьим правилам живет этот остров холода!

— У-а-а! — с криком опрокидываю крышу своей землянки, ломаю ледяную арку, которая избавляла от ветра и которая время от времени даровала сосульки как оружие, и поднимаюсь в полный рост. — Дава-а-ай! — я выскакиваю из вырытого убежища, когда шаги становятся такими громкими, будто бы в следующий миг меня обнаружат. — У-а-а! — издаю крик настолько мощный, на который способны мои легкие и голосовые связки.

В нескольких метрах от себя замечаю короткошерстную шкуру совершенно белого цвета. Во тьме я вижу сверкающие от огня зрачки, которые, словно покрыты чем-то сверху, отражают свет. Не так далеко от меня двигается огромный дикий хищник, подобного которому я видел всего несколько раз, да и тех издалека.

«И как мне с тобой биться?!» — думаю я, наблюдая пластичные движения огромного, рычащего, сдержанного зверя, что не спешил напасть и внимательно наблюдал за мной.

— Ну что, потанцуем, тварь?! — спрашиваю я и чувствую приятный привкус. Такой обычно появлялся тогда, когда приходилось идти на верную смерть.

Я и дикий зверь движемся по кругу. Я жду первого выпада. Я жду и не тороплюсь напасть, прекрасно понимая, что это может стоить мне моего возвращения домой. Зверь тоже не спешит. Такое чувство, что эта тварь — отражение меня самого!

— Ну что, мы так и будем кружить?! — усмехаюсь я — Или все же схлестнемся в битве?! — я смеюсь, после чего добавляю: — По всей видимости, этого острова для нас двоих мало!

Вспоминаю моего последнего противника. Огромного мужчину, чей кулак одним только внешним видом заставлял меня думать о смертельной опасности.

«Гридя, мне вот интересно, ты выжил или пошел ко дну вместе со всей тяжестью своих доспехов? — думаю я, после чего начинаю смеяться. — Если ты выжил и тоже попал на какой-то остров, надеюсь, что там ты встретишь достойного противника! Пусть им станет огромный медведь с острыми лезвиями когтей! Такой, чтобы вы смогли сойтись в прекрасной борьбе за жизнь!

Зверю, видимо, надоедает бродить вокруг да около, и он двигается в мою сторону. Я принимаю боевую стойку, которая заключается в том, что я слегка приседаю, после чего правая рука выходит чуть вперед, а нож взят обратным хватом, левая же ближе к груди, и оружие я держу прямым.

Правая рука — ударная, сильная, которой я обычно держу противника на расстоянии. Левая рука — не наделена ни особой силой, ни особой скоростью, но именно в ней есть выносливость, позволяющая нести тяжелый узелок с награбленным до дракара. Правая рука — мое ремесленное орудие, которым я выматываю человеческие тела, левая — которым я обычно отбираю жизни.

Наша битва со странным зверем начинается, и первое, что я делаю — уворачиваюсь от наскока с ударом лапой. Это движение получается у зверюги настолько быстрым, что она чуть не оставляет на моем брюхе несколько длинных борозд своими когтями. В этот момент ко мне приходит осознание, что раскалённой кочергой прикасается к шее: я не смогу вернуться домой… я больше никогда не смогу увидеть своей семьи.

Перед глазами появляется облик Хель. Она стоит в обнимку с жизнью. Эти две иллюзии смеются надо мной! Они тычут пальцами, и это заставляет кровь кипеть в жилах!

-А-а-а! — вырывается крик, наполненный голодом, усталостью, чувством несправедливости. — Иди сюда! — я хочу выжить, а для этого надо быть внимательным, сильным и одолеть этого зверя. — Я напьюсь твоей крови, чтобы получить твою силу! Сделаю из твоей шкуры накидку и переживу эту зиму на острове холода! Я пожру твое мясо и стану хозяином этого проклятого места! — делаю ответный прыжок с ударом, и на сей раз животное реагирует так же, как и я до этого. Оно отпрыгивает назад, но у меня получается полоснуть по его шкуре.

«Видишь! Я серьезно намерен убить тебя! И я сделаю это в том случае, если ты посчитаешь меня недостаточно хорошим противником!»

На лице улыбка. Сознание потихоньку начинает фокусироваться на битве. Сознание постепенно выбрасывает все тяжелые мысли, чтобы освободиться для скорости реакции, для работы одного из основных чувств, которым наделено человеческое существо.

Начинается смертоносный танец, в котором я и дикий зверь осторожно наносим по удару. Ни я, ни он не собираемся бездумно бросаться вперед.

Спустя несколько минут у меня несколько порезов когтями, а зверюга прихрамывает из-за воткнутого мной в область лопатки каменного ножа. К сожалению, я лишаюсь одного орудия и теперь не знаю, смогу ли обойтись одним каменным ножом, который достаточно быстро сломается. Все больше думаю о том, чтобы вооружиться дубинкой из хижины.

«Я помню, кто-то говорил, как такие звери называются… — думаю я, прищурившись, наблюдая за глазами хищника. — Кош-ка… Кто-то говорил, что такая тварь зовется кош-кой! — в минуту передышки эта мысль становится яркой искоркой вернувшихся размышлений, которых сейчас в моей голове быть не должно.

Чувствую сильную боль. Нога подкашивается и заваливает все уставшее тело на бок. Огонь за моей спиной почти погас, почти погрузив в кромешную тьму, в которой я точно ничего не смогу сделать с этой тварью.

Нога подкашивается, я падаю, а в следующий миг каким-то чудом откатываюсь в сторону от того места, где злобно клацают зубы противника — там, где секунду назад была моя шея. Еще через миг каким-то образом чуть не проваливаюсь в землянку. Это позволяет выхватить оттуда дубинку, которую я использовал всего несколько раз, чтобы убивать небольших зверьков, попавших в ловушку.

«Подошла для маленьких голов, подойдет и для большой!» — думаю я, с трудом поднимаясь на ноги. Быстрым взглядом смотрю на себя и вижу три глубоких кровоточащих пореза, которые не позволяют мне нормально двигаться.

Кажется, наблюдающий за мной хищник радуется… Кажется, он рад тому, что смог нанести подобную рану… что смог сравнять счет! Кажется, эта тварь куда человечнее, чем мне казалось сначала.

Наш бой, он не такой продолжительный, как был тот, который свел меня с огромным мужчиной на борту вражеского корабля. Наш бой с этим зверем, с кош-кой, не такой жесткий, каким был бой с Гридей, но этот бой куда жестче своей натянутостью.

«Всего один удар мне — и всего один удар этой твари, — думаю я — Всего один удар могу получить я, и всего один удар могу нанести! — в голове мелькают картинки того, как я погибаю в зубах белого существа. — Всего один удар для на нас двоих».

Я вижу, как удачно отскочил в сторону, заношу свою дубину и со всей силы ударяю ей кош-ку по голове.

«Либо я смогу обеспечить себе еще один шанс вернуться домой, либо нет… Либо я смогу вновь увидеть Лив и Стейна, либо нет, и они так и будут думать о том, что я был бесчувственным куском дерьма. Что думал лишь о том, как уйти в поход на чужие земли и что моя жизнь не представлялась без войны… — тонкой иглой пронизывает нутро, а в следующий миг приходится уклониться от удара кош-ки. — Ведь именно таким я и был, пока не познал вкус одиночества, слабости… пока не чувствовал, что вот — вот он, конец!» — с трудом удерживаюсь на ногах после очередного выпадала зверюги. Итого, мы вновь растянули танец чуть дольше, чем я того ожидал, но так даже лучше.

— Давай… ошибись! Прыгни не так точно, чуть в сторону, чтобы я смог закончить все одним ударом.

Мое тело мокрое от пота. Каждый мускул напряжен до предела. Мое истощение играет связками под кожей, и мне кажется, что именно из-за этой игры зверюга знает, какими будут мои следующие движения. Конец битвы холодным дыханием ласкает мою шею.