Отель «Горький шоколад» (джен)

Рубашка — до жути непрактичная вещь. Авторитета она, может, и прибавляет, но вот от сырости и холода защищает паршиво. Да и от сапог тоже.

— Хватит.

Спокойный голос, признак многолетней привычки получать желаемое с первого раза. Неспешные шаги, огонек сигареты в полутьме. Затягивается, наклоняется, выдыхает дым в лицо. Он всегда курил самые едкие сигареты.

— Было приятно с тобой работать. Но если снова появишься на нашей земле, малыш, то в ней же и останешься.

Рассматривает пару секунд, ждет ответа, проявления дерзости. Повода не тянуть до следующей встречи. В такие моменты лучше молчать, он сам меня этому когда-то научил.

Тихо хмыкает, выпрямляется. Снова затягивается, щурится, прислушивается. В эти переулки никто вечером не забредает, разве что случайно, но он всегда был осторожным. До тошноты.

— Едем.

Уходит, уводя своих людей, верных цепных псов Нового порядка. Каких-то полдня назад я бы с гордостью мог назвать себя одним из них. Полдня назад у меня были покровитель, репутация и место. Теперь осталось только место: в прокисших лужах под стенами безымянного дома, с помятыми ребрами и разбитой головой.

Медленно сажусь, ухмыляюсь, сплевываю на землю кровь. Чертовски неприятно стать отбросом, но всё же… чего-то я стою, раз они решили сохранить эту жизнь.

Однокомнатная квартирка на втором этаже, с низкими потолками, подтекающим краном и отслаивающимися обоями. Похвастаться нечем, но многого и не требуется: кровать, чтобы поспать, и стол, чтобы поесть. Оставляю ботинки при входе — воспитание приюта — и прохожу к окну. На подоконнике верно ждет пачка сигарет, не таких едких, как его, но тоже вполне мерзких. Открываю створку, прислоняюсь к стене, закуриваю.

Теперь нужно что-то искать.

Я попал в Новый порядок совсем еще мальчишкой. Можно сказать, что мне повезло (или сильно не повезло): наткнулся на улице на их казнь. Коленями в землю, голову вниз, признание и пуля в затылок — ничего особо изысканного. Затем холодный взгляд через плечо, затяжка и спокойный голос: «Есть свободное место, малыш. Не хочешь его занять?»

Мог ли я отказаться? Да, мог. Но Порядок очень не любит свидетелей, поэтому я бы, скорее всего, оттуда уже не ушел.

Жизнь в семье была неплохой. Всегда имелась четкая цель, понятное задание, было, куда обратиться за помощью, в кармане водились деньги. Бессонница и несколько грехов на душе — это не такая уж высокая цена. Но есть и другая сторона. Я не промахнусь, если придется стрелять, умею держать нож, кулаками тоже разобраться смогу, но вот в голове… не гений, скажем прямо. Идти в другую семью значит подписать себе смертный приговор. Здесь все хорошо друг друга знают, слишком хорошо, чтобы не вспомнить примелькавшееся лицо. Да и я не предатель. Лучшим решением было бы уехать из города, начать всё где-нибудь сначала.

Пепел падает на и без того убитую рубашку. Черт с ним, хуже не сделает. Снова тянусь за пачкой.

За дверью кто-то топчется, уже минуты две. Неужели босс передумал и все-таки послал своего закончить дело? Тихо вздыхаю. Пачка подождет. Подхожу к двери, открываю, ожидая дула в грудь. Но в грудь утыкается только визитка.

— Приходите завтра, мы будем ждать вас к полудню, — бормочет человек в черном фраке, натягивая край шляпы ниже на глаза.

Идеально чист, выглажен, прямая осанка, но учтиво склоненная голова. Швейцар. Опускаю взгляд на визитку. Отель «Горький шоколад».

— Приходите, — повторяет он, вкладывает карточку в мою руку и быстро уходит.

Провожаю его растерянным взглядом. Молча закрываю дверь, возвращаюсь к окну, все-таки снова закуриваю, подношу приглашение к свету уличного фонаря. На обратной стороне — адрес и раскрытая ладонь. Символ нейтралитета. Видел, что со мной произошло, значит.

Что ж. Завтра я как раз свободен.

Отели. Ох, отели… Если бы у лизоблюдства было физическое воплощение, то именно такое: сверкающий огнями и золотом домина тринадцатиэтажной высоты с чертовым алым бархатом везде и всюду — на ступеньках, на полу, в карманах носильщиков и швейцаров, даже потолок, по-моему, им обили. А люстра-то, е-мое… Это ж если такая махина рухнет, то проломит дыру размером с мою квартиру. В ней одного стекла не меньше тонны…

— Я могу вам чем-нибудь помочь?

С трудом отвожу взгляд от этого колосса стеклодувного искусства и натыкаюсь на невысокого дядьку с напомаженными черными усами. Лысина настолько отполирована, что хоть смотрись в нее. Терпеливо ждет моего ответа, в глаза не смотрит, застыл в полупоклоне. Их по пособиям учат?

— Я пришел по приглашению, — отвечаю неожиданно важным и твердым голосом.

Протягиваю визитку. Швейцар осторожно берет ее затянутой в белую перчатку рукой, быстро осматривает, чуть заметно кивает и возвращает обратно.

— Прошу пройти за мной, господин Дач.

Невольно морщусь. Простое имя в сочетании с «господином» звучит почти как насмешка. К слову, я не припомню, чтобы кому-то здесь говорил, как меня зовут. Сразу показывают свою власть?

Молча следую за дядькой к лифтам. Краем глаза замечаю, что фойе стремительно пустеет. Словно все разом направились к выходу по какому-то негласному соглашению. Слегка вздрагиваю, когда часы над администраторской стойкой бьют двенадцать. Слышу щелчок со стороны входной двери. Они что, запирают отель посреди рабочего дня?

В лифте обнаруживаю двенадцать кнопок вверх и еще три — вниз. Значит, есть подземные этажи или парковка. Но странно, мне казалось, что с улицы я насчитал тринадцать…

Когда двери закрываются, швейцар произносит, не оборачиваясь:

— Господин Дач, вы сможете задать все интересующие вас вопросы в кабинете. Но прошу учесть, что вероятность вашего возвращения зависит от того, сколько вы захотите знать.

Хм, угрозы… это интригует. Ничего не отвечаю, да и не думаю, что ему нужен ответ.

Мы выходим на десятом этаже. Узкий коридор несколько раз сворачивает, комнаты по бокам кажутся странно необжитыми, здесь слишком тихо. На ручке каждой двери висит табличка с надписью «Vacant». Обычный отель понес бы с такого пустого этажа значительные убытки, но кто я такой, чтобы разбираться в отелях.

Дядька останавливается у двери в конце коридора, ничем не отличающейся от других, кроме отсутствия таблички. Несколько раз стучит.

— Слушаю, — раздается мужской голос с той стороны.

Властный, хорошо поставленный, хоть и немного хриплый. Немолодой.

— Прибыл господин Дач.

— Пусть войдет.

Швейцар открывает дверь и учтиво отступает в сторону, позволяя мне пройти. Переступаю порог, дверь за спиной закрывается. Создавать напряженную атмосферу в этом месте умеют, не поспоришь…

Комната — простите, «кабинет» — внутри оказывается меньше, чем я ожидал. Из мебели сразу бросаются в глаза два низких мягких кожаных дивана, поставленных напротив друг друга, узкой стороной к большому дубовому столу. Между диванами — стеклянная столешница, водруженная на нечто деревянное, отдаленно напоминающее женскую фигуру. На стенах хаотично расположено несколько полок, заставленных какими-то папками и книгами. Полки перемежаются с лесными и горными пейзажами в рамках. За главным столом сидит мужчина лет под шестьдесят. Густые (мне бы так) седые волосы тщательно зачесаны назад, серый костюм в широкую клетку, из тех, с которыми все никак не может расстаться позапрошлое поколение. За его спиной — окно с полуопущенными жалюзи и какими-то невзрачными цветами на подоконнике.

— Добрый день, господин Дач. Очень рад, что вы решили воспользоваться приглашением, — широкий жест в сторону диванов. — Присаживайтесь.

Не в первый раз удивляюсь, как настолько дорогие вещи могут быть до мучительного неудобными. Под скрип кожи подаюсь вперед, облокачиваюсь на свои колени, чтобы пощадить спину и шею. Серые глаза внимательно наблюдают; кажется, что старик не моргает.

— Должно быть, у вас много вопросов, — продолжает он, убедившись, что моя борьба с диваном не продолжится. — На главный отвечу сразу. Мы пригласили вас сюда для того, чтобы предложить работу. Насколько мне известно, прошлую вы недавно потеряли.

Не пытаюсь скрыть усмешку. «Работа» — это не слишком подходящее слово для жизни в семье. Пережидаю, пока пройдет порыв ответить колкостью.

— В чем заключается ваша работа? — в голосе все равно отдается самодовольство. Никогда не мог от этого избавиться.

— В помощи постояльцам с выгрузкой и переносом багажа.

— И всё?

— Первое время — да. Затем ваши обязанности могут измениться, если вы хорошо себя покажете.

Значит, сначала проверяют. Меньшего и не ожидал.

— Какая оплата?

— В рабочие дни вы будете проживать на территории отеля — вам выделят комнату на втором этаже. На полном содержании. Оплата вашего труда будет производиться дважды в месяц. Размер оклада зависит от качества вашей работы. Любые поощрения со стороны постояльцев вы имеете право оставить себе. Покидать отель в будни без особого разрешения строго запрещено.

— Кто выдает разрешение?

— Я или мой заместитель. С ним вы познакомитесь позже, если решите остаться.

— Не сочтите за дерзость, — поднимаю глаза, встречаясь со стариком взглядом, — но я не знаю, как к вам обращаться.

Он улыбается, одними губами.

— Можете звать меня Отцом.

Подавляю новый порыв сарказма.

— Отец, у вас можно курить?

— В специальном помещении на первом этаже и в вашей комнате, да.

В общем-то, на этом мое собеседование заканчивается. Здесь бессмысленно задавать вопросы «Почему вы выбрали меня?» и «Откуда вы обо мне знаете?», потому что ответ ничего не даст. Выбрали, так как посчитали, что можешь быть полезным, и знают, потому что есть, у кого спросить. А идти мне все равно больше некуда.

— Еще кое-что, господин Дач, — окликает меня старик уже у двери. — С полудня до часу дня вы должны будете находиться в своем номере. Всегда. Прошу вас, запомните это правило.

От комнаты для прислуги ждешь чего-то скромного. Шкаф, там, кровать, тумбочка, может быть стол. Чего-то привычного, родного, только почище. Не полноценного пятизвездочного номера.

Нет, я, конечно, не отказываюсь. Вежливо подбираю с пола челюсть, принимаю ключ от усатого, бочком пробираюсь по стене, чтобы не запачкать переливающиеся на солнце ковры.

— В час к вам придет Заместитель и познакомит с вашими новыми обязанностями и отелем, господин Дач. Пока, прошу, располагайтесь и отдохните.

Швейцар кланяется, закрывает дверь и удаляется, пока я пялюсь из-за угла на искусственный камин, элегантно втиснутый между не-очень-то-мини-баром и кофейным столиком на длинной тонкой ножке, почти незаметно переходящим в хрупкую вазу из темного стекла. От пионов в ней комната пропиталась навязчивым цветочным ароматом, вызывающим непреодолимое желание чихнуть. Скидываю с себя оцепенение, снимаю ботинки, переплываю прихожую по густому ворсу и прохожу дальше в комнату. Кровать притаилась с противоположной от камина стороны, в небольшом алькове. Крепкая, добротная, с балясинами в виде каких-то переплетенных языков пламени или, может, растений. Завалена подушками и укрыта покрывалом цвета темного шоколада. Здесь вообще все, в основном, трех цветов: бордового, шоколадного и бежевого.

Мельком заглядываю в ванную комнату, только чтобы получить под дых новый удар роскоши и ослепнуть от количества позолоты. Возвращаюсь, осторожно сажусь на край пружинящего матраса. Замечаю стенной сейф, прикрытый драпировкой. Падаю спиной в подушки.

Как же быстро свои дела решает жизнь. Кажется, ее обычно с потоком сравнивают? «Плыть по течению» и все в этом духе. Если жизнь — это река, то где-то в горах. Сначала размозжит череп о камень поострей, а потом вдруг выволочет на золотые прииски…

Вздрагиваю от стука в дверь. Я что, уснул? Резко сажусь, хватаюсь рукой за пояс. Точно, никакого оружия… Так, Дач, успокойся. Не расслабляйся, как ты только что сделал, дурная башка, но успокойся. Встань, поправь галстук. Волосы пригладь.

Стук повторяется. Беру себя в руки, подхожу, открываю. По ту сторону стоит человек возрастом чуть за сорок: длинное лицо, впалые щеки, очки с продолговатыми стеклами опущены на нос. Один из рукавов его рубашки пуст. Он медленно обводит меня сверху вниз безразличным серым взглядом, вновь поднимает глаза и только после этого заговаривает:

— Добрый день, господин Дач. Насколько я могу судить, вы еще не успели переодеться.

Я хмурюсь.

— Переодеться? Во что? И вы, простите…

— Я Заместитель, — спокойно перебивает он. — Можете так меня и звать. Ваш новый костюм должен был лежать на кровати. Прошу вас, переоденьтесь и выходите ко мне.

Ничего не остается, кроме как кивнуть. Заместитель отходит в сторону. Возвращаюсь в комнату, останавливаюсь возле кровати. Действительно, костюм. Бордо, бежевый и шоколад. Я на нем спал. Черт побери, неужели я настолько быстро теряю хватку, что не разглядел его среди подушек? Раздраженно стягиваю с себя привычное черно-белое. Новый мир, Дач, новые цвета, новые законы, а ты так нелепо в него входишь. Форма сидит как влитая, кто бы сомневался…

— Хорошо, — буднично констатирует Заместитель, когда я предстаю перед ним в новом облике. — Пройдемте в фойе.

Дальше следуют стандартные инструкции. Быть вежливым, в глаза не смотреть, не жаловаться, чаевые в открытую не просить; тележки тут, лифты там, лестницы, запасные лестницы, в случае пожара…

— Прошу прощения, господин, но мы не можем вас пропустить.

От монотонного голоса Заместителя легко отвлечься. Что я и делаю, переключая внимание на главный вход. Один из швейцаров загородил дверь. Нервного вида парень с отяжелевшим от пота пиджаком пытается его обойти.

— Ты чего о себе возомнил, а? — возмущается он задушенным шепотом, достаточно громким, впрочем, чтобы его было слышно через метры, нас разделяющие. — Отойди, подонок.

— Мне жаль, господин, — швейцар делает шаг в сторону, вновь преграждая путь, — но вам придется вернуться в номер.

Вскользь смотрю на часы. Пятнадцать минут второго. Значит, его задерживают не из-за загадочного тихого часа. Парнишка облизывает губы и бросает быстрый взгляд через плечо.

— Ты, блядь, не понимаешь. Сюда должен был приехать не я, мой босс, он…

— Вернитесь, пожалуйста, в номер, — настойчиво, но по-прежнему без тени эмоций повторяет швейцар.

Парень не выдерживает, хватает служащего за плечо, чтобы оттолкнуть в сторону, но неожиданно закатывает глаза и начинает оседать на пол. Заботливые руки в белых перчатках не дают ему упасть окончательно.

— Господин Дач, вы слышали, что я сказал?

Поворачиваюсь к Заместителю. Спокойный внимательный взгляд. Как будто только что ничего не произошло.

— А… нет, простите. Я немного отвлекся, — ни одна ложь не вечна, так меня учили, поэтому лучше при случае сохранять откровенность, даже если она кажется наивной. Указываю движением головы в сторону конфликта, где непреклонный швейцар с самым участливым теперь уже видом помогает посетителю добраться до обитой кожей скамьи. — А вот это сейчас… нормальное у вас явление?

— Послушайте, господин Дач, — Заместитель кладет руку мне на плечо и склоняется ближе. От него пахнет свежестью и угрозой. Как от потрескивающего электрощитка. — Мне импонирует ваша непосредственность, однако впредь постарайтесь не задавать тех вопросов, ответ на которые может пошатнуть ваше и без того ненадежное положение. Ваша работа заключается в помощи с багажом. Остальные проблемы оставьте другим. Вы меня понимаете, господин Дач?

Клянусь, если я еще раз услышу сегодня это обращение, меня вывернет. Краем глаза замечаю, как в отель заходит мужчина в белом костюме и направляется к бесчувственному парню. Он обменивается парой слов со швейцаром, после чего перекидывает руку парнишки себе через шею и уходит с ним к лестнице.

— Я понял, — твердо встречаю взгляд. — Никаких лишних вопросов.

— Хорошо, — Заместитель убирает руку. — В таком случае, если вам всё понятно, можете приступать к работе. Ваш пост находится снаружи, сразу у лестницы. Удачи, господин Дач.

Сглатываю горькую слюну. Что ж, первый рабочий день…

…оказывается не таким уж плохим. Приветствие, учтивая улыбка, предложение помощи, чемоданы, пожелание хорошего дня, приветствие, улыбка, сумки, приветствие… Пожалуй, я бы даже смог к такому привыкнуть.

— Новичок?

Ну всегда ты спешишь с выводами, Дач, что ж такое…

— Меня приняли сегодня, господин. Вам нужна помощь с багажом? — вежливость, не забывай о вежливости.

— Как тебя зовут?

— Дач, господин.

Постоялец вздыхает, с виду — сокрушенно.

— Плохо ты инструкции слушал, Дач. Никак тебя здесь не зовут. «Как вам будет угодно», — вот что ты должен отвечать. Запомни, пригодится. В багажнике две сумки, отнеси к номеру 1137. Оставь у двери.

Возможно, Заместитель что-то говорил про имена… внимательность, терпение. В семье мне постоянно твердили развивать эти качества. Не развил.

Спортивные сумки оказываются тяжелыми, но тело я как раз держал в нужной форме, поэтому потребуется нечто большее, чтобы заставить его ныть. Бархатные ступеньки, лифт, одиннадцатый этаж, узкий коридор. Бросаю — аккуратно кладу, если спросят — багаж у двери с нужным набором цифр. Собираюсь уходить, когда что-то будто бы врезается в выкрашенное темно-коричневым дерево с той стороны.

— Эй! — раздается напряженный голос. — Эй-эй… здесь кто-то есть? Я слышал шаги.

Знакомые панические нотки… парнишка из фойе? Не важно, это не мое дело. Снова отворачиваюсь…

— Слушай! — почти скулит голос. — Кто ты там… меня не должно быть здесь. Слышишь? Открой дверь… это всё ошибка.

Не твое дело, Дач.

— Пожалуйста… я… я заплачу, у меня есть деньги. Слышишь? Ты еще там?

Внутри что-то щелкает. Вновь поднимаю взгляд на табличку. «Ты обслуживаешь этажи с первого по девятый, — всплывают в голове монотонные наставления. — Для всего, что выше, ты зовешь другого носильщика». Тем временем хриплое дыхание за дверью переходит в беспорядочные всхлипы.

— Они меня убьют… пожалуйста…

… отель «Горький шоколад». Нейтральная организация. Место, где семьи, банды, неверные мужья, ветреные жены, обиженные, опороченные, оклевещенные могут вершить правосудие или беззаконие безнаказанно. Шоколад недолюбливают, потому что их нейтралитет заключается в умении отвернуться. И в то же время без него больше не могут обойтись. Отель надежный. Наружу не просачивается ничего — ни имен, ни лиц, ни действий. Да, я изначально знал, что это за место. И понимал, что если где-то и смогу оказаться в безопасности, то под их крылом. По крайней мере, до тех пор, пока не разозлю их. Тогда… тогда я начну жалеть, что босс не застрелил меня в тот вечер.

Поэтому сейчас нужно просто отвернуться и уйти. Я теперь часть нейтралитета. А это значит, что не играю ни за, ни против. Теперь я среди тех, кто создает игровую доску.

— Сука… — бессильно шепчут с той стороны, и, возможно, так я теперь и называюсь.

Кнопка вызова лифта загорается красным. Спустя несколько секунд двери бесшумно открываются. На меня смотрит упитанный «постоялец», владелец сумок.

— Все хорошо, Дач? — спрашивает он, и в его глазах читается насмешка. Он знал, кого и куда отправлял.

— Да, господин, — натягиваю улыбку, которая моему лицу идет редко. — Приятного отдыха в нашем отеле.

Постоялец хмыкает.

— Глаза, парень. Ты в них смотришь.

Он хлопает меня по плечу, проходя мимо, и на жилете остается прилипчивый запах сладкого одеколона.

— Тяжело тебе тут будет, малыш.

Двери лифта закрываются раньше, чем постоялец добирается до своего номера. Медленно разжимаю стиснутый кулак, опускаю взгляд на монеты. Первые чаевые отеля… непричастность или грязь?

Никогда не любил раннее утро. Это время, когда ты либо уже не спишь, либо еще, и в любом случае занимаешься чем-то, о чем будешь жалеть следующие полвека.

Утро у начальника и того хуже.

Вежливое предложение вновь вступить в противостояние с диваном и отложенные в сторону винтажные очки в роговой оправе редко предвещают приятный разговор.

— В первый рабочий день вы нарушили сразу три правила, — начинает старик своим спокойным, тяжелым голосом, который быстро падает куда-то к полу и стелется по нему, как густой туман. Даже ноги хочется поджать. — Возможно, инструкции были неполными или неоднозначными?

Мы с Отцом в кабинете одни, привел меня к нему извечный швейцар, караулящий сейчас за дверью. Ничто не мешает свалить вину на хмурого Заместителя, но я был бы не я (а, возможно, куда более успешный парень), если бы умел юлить.

— Нет, инструкции были нормальными, — тихо вздыхаю и продолжаю неохотно, — я не слишком внимательно их слушал. Прошу прощения.

Взгляд серых глаз давит, точно пасмурное свинцовое небо. Если бы прямо сейчас под потолком раздался раскат грома, а затем старик метнул бы в меня молнию, клянусь, я бы не удивился. Но внешне Отец, само собой, безупречно невозмутим.

— Честность — качество ценное и редкое, господин Дач, но не всегда полезное, — старик опускает взгляд на лежащее перед ним письмо и проводит пальцем по подписи внизу листа, как будто проверяет, высохли ли чернила. — За что вас выгнали из семьи?

Вопрос застает врасплох. Не своим содержанием, а тем, что был задан вслух. Хмурю полезшие было на лоб брови.

— Вы же и так знаете ответ.

— Ошибаетесь, — глаза возвращаются ко мне, — вашего ответа я еще не знаю.

Отвожу взгляд. Неприятная тема. Но сегодня никто не давал мне права хранить молчание.

— Я нарушил прямой приказ босса.

— Должно быть, у вас для этого была серьезная причина?

— Серьезней некуда. Это был глупый приказ.

Думаю о своих словах уже после того, как их произнес. Еще одна пагубная привычка. Давай, Дач, надерзи своему новому начальству, тебе же не терпится опять оказаться на улице…

— Значит, — прерывает самоедство Отец не изменившимся голосом, — вы усомнились в своем боссе?

— Нет, — ответ быстрый, возможно, чересчур. Провожу языком по пересохшим губам. Нужно собраться. — Нет, я никогда в нем не сомневался. Он просто отдал глупый приказ. Это внутренние дела семьи, я не хотел бы обсуждать их… если позволите.

Чувствую, как старик улыбается. Так же беспристрастно, как и в первую нашу встречу.

— Увы, вы уже их обсуждаете. Дело касалось лояльности Венеры, ведь так?

Да неужели Отелю известно все и обо всех? Сдержанно киваю.

— Из-за вас сделка сорвалась.

— Оно и к лучшему, — негромкое бурчание, не слишком подходящее для разговора со старшим. Иногда я удивляюсь, почему до сих пор не схлопотал в своей жизни лишних пуль. Пару… десятков.

Венера — семья, сферой влияния которой являются межрайонные улицы, подземка (переходы, метро, канализация и всё прочее) и некоторые пригородные территории. Штаб-квартира находится в бывшем научном центре, который в девяностые занимался разработкой частного проекта по отправке исследовательских шаттлов на Венеру (название отсюда и перекочевало), а потом разорился и был куплен за гроши основателем семьи. Занимаются они, как несложно догадаться, довольно грязными делами, главное — наркоторговля.

Венера утверждает, что стоит на страже народа не хуже Порядка, контролирует поток и распределение наркоты, но черта с два они герои. Наживаются на слабовольных и отчаявшихся, вот и всё. Я всегда презирал их. У босса же было другое мнение. Он видел в Венере сильного союзника со связями и доступом к подбрюшной части города. А с учетом смерти одного влиятельного друга Порядка и угрозы разрыва старых договоров, союзниками босс не пренебрегал.

— Ваши действия привели к тому, что на Новом порядке повис немалый долг.

Усмехаюсь. Долг, точно… Венера хотела, чтобы мы сняли ее с полицейского крючка. Подставили своих людей, продали немного пакетиков с порошком у всех на виду, перетянули внимание. Я должен был доставить боссу чемодан с товаром.

Но я бросил его в канал.

— Это лучше, чем позор, — отвечаю горько, но искренне.

Мы… точнее, уже они, я больше не имею права так говорить… в общем, Новый порядок — это что-то вроде радикальной полиции. Умеет казнить, выслеживать, получать признания, а еще ему плевать на уловки адвокатов. Помогает с раскрываемостью полиции обычной и с правосудием всем, кто его жаждет и не имеет достаточных средств для получения другим путем. Порядок часто действует не за валюту, а за ответную услугу.

И какая бы репутация ждала его за распространение порошка?

— Возможно, было бы так, если бы долгом все ограничилось. Ваш босс нарушил слово. Венера больше не обратится к нему, а прочие будут думать дважды. Давали ли вы себе отчет в этих последствиях, господин Дач?

Рука сама собой тянется к ушибленным ребрам. Я сильно злился, когда выкидывал чемодан, и крепко задуматься мне помогли только через несколько часов. Пагубные привычки. Очень тянет закурить, но при Отце не решаюсь.

— И несмотря на всё это, вы по-прежнему живы, — старик прищуривается. — Удивительно.

Конечно же его это слабо удивляет. Мой статус любимчика в Порядке не то, чтобы сильно скрывали. Хлопот это приносило хоть отбавляй, но и привилегии свои были. Отец хочет польстить? Прикидывается слабее, чем есть? Вытягивает признание? Что ж, и в таких случаях лучше молчать.

— Сегодня в Отеле состоится банкет, — вновь переводит тему старик. — Вам нужно будет помочь с разгрузкой продуктов. Встретитесь с Заместителем у служебного входа, он всё объяснит. Пожалуйста, на этот раз уделите инструкциям чуть больше внимания. Цена ошибок всегда отличается от ожидаемой, и платите за них не только вы.

Почему-то от последних слов в животе на секунду пустеет. Кидаю настороженный взгляд на лицо Отца. Ничего, только холод и тяжесть глаз. Он не из тех людей, которые беседуют, чтобы скоротать время. И не из тех, кто поднимает твое прошлое только чтобы посмотреть, как ты предаешься воспоминаниям.

— Хорошо, — выпрямляюсь, — я вас понял. Могу идти?

Старик кивает.

— Не подведите меня, господин Дач. Я знаю, что вы можете больше, чем показываете.

От всех недоговорок и междустрочий начинает болеть голова. Закуриваю сразу же, как выхожу в коридор. Еще одно нарушенное правило, но иначе этот рабочий день кончится, не успев начаться. Швейцар косится, но к лифтам ведет молча.

Разгрузка продуктов — не самая сложная работа… да ведь?

— Прошу, повторите.

Ну сколько можно. Теперь муштруют, как сопляка какого-нибудь. Начинаю жалеть, что та пара десятков пуль не долетела.

— Кухня на втором этаже, как и большинство помещений обслуживания. Продукты нести по лестнице, лифтами не пользоваться. Коробки не открывать.

Вскидываю бровь в ожидании одобрения. В ответ — сухой кивок.

— Хорошо. И последнее указание, господин Дач. Полагаю, вы уже знакомы с положением Отеля о неприкосновенности его сотрудников.

Еще бы я не был знаком. Очередная причина ненавидеть организацию — ее циничный эгоизм по отношению к здоровью собственных людей. Что, в общем-то, и делает это надежным местом для меня.

— Жизнь персонала превыше всего, — произношу как заученную фразу, безо всякой интонации.

— Верно, — за все время нашего разговора Заместитель не сдвинулся с места, даже почти не шевелился. Боюсь спрашивать, человек ли он… — В случае нападения на вас — лично на вас — вы имеете право защищаться.

Усмехаюсь. Разве не парадоксально?

— А как же нейтралитет?

— Мы сохраняем нейтралитет до тех пор, господин Дач, пока к нам относятся с уважением. Все постояльцы также знакомы с этим правилом. Не забывайте: вы можете защищать только себя. В исключительных случаях — других сотрудников Отеля, но не гостей.

— Исключительные случаи — это…

— Когда сотрудник по какой-то причине не может справиться самостоятельно и просит вас о помощи.

Вздыхаю. Вроде бы четкие указания, но в то же время предательски размытые. Не у всех хватает времени, чтобы позвать на помощь, а некоторые вопят просто так.

— Ну хорошо, а как насчет средств защиты? Мне положено оружие?

— К сожалению, мы еще недостаточно вам доверяем.

Замечательно. Чувствую, как горло сжимает от возмущения, и, конечно же, сдерживаю его безуспешно.

— То есть я кулаками отбиваться должен?

— Любым средством, которое сочтете для этого подходящим, — невозмутимо отвечает Заместитель.

— Ну а если ненароком убью кого-нибудь?

— Ответственность за нападение целиком лежит на гостях, как и за последствия.

— То есть безнаказанно.

— Если вы при этом защищали свою жизнь.

— И что, поверят на слово?

Заместитель прищуривается. Первое проявление эмоций за сегодня.

— Отец весьма проницателен, господин Дач. Я бы не советовал вам проверять его.

Что-то во рту пересохло. Откашливаюсь в кулак, поправляю ворот рубашки. Молчание длится всего секунды две, но мне кажется, что я успел стать на голову ниже.

— Если у вас больше нет вопросов, можете приступать к своим обязанностям.

С облегчением выдыхаю и, поспешно кивнув, почти выбегаю на улицу. Там уже ждет фургон, невысокий толстяк в кепке, рабочие перчатки и «бери сразу всю стопку, ты же крепкий».

Когда ступеньки начинают казаться выше, останавливаюсь на крыльце перевести дух и отравиться никотином. Стекло звенело почти в каждом ящике. Что бы тут ни праздновали, пить собираются как в последний раз. Хотя на банкете в Отеле чей-то бокал точно должен стать последним.

— И как в богачей столько лезет? — протягивает парень в бордовом фартуке, с зажатой под мышкой сеткой для волос. По запаху специй, который не перебивают даже сигареты, догадываюсь, что он из поваров или у них на побегушках. — Думаю прикарманить себе бутылочку, никто и не заметит. Как считаешь?

Он вопросительно смотрит на меня, глубоко затягиваясь. Рыжие кудри лезут в глаза, парень встряхивает головой, но это не помогает.

Безучастно пожимаю плечами.

— Если хочешь, чтобы Отец тебя самого на обед сожрал, — вперёд.

По лицу парня пробегает тень. Он нервно жует губами, отводит взгляд и бормочет: «Да что он сделает?», но тем самым тоном, которым загнанный в угол домушник пытается приказать сидеть сторожевому псу.

— Да ладно, — по-дружески толкаю его в плечо, — я ничего не слышал.

Парень немного расслабляется, кидает на меня косой взгляд.

— Ты новенький?

— Угу, — мычу сквозь затяжку.

— Дорогу кому-то перешел?

— Не твое дело.

Парень усмехается, перекладывает сигарету в другую руку и протягивает ладонь.

— Вальс.

Непонимающе разглядываю растопыренные пальцы.

— Эм… я не танцую.

Рыжий смеется.

— Не льсти себе! Прозвище у меня такое. Дурацкая история.

— Дач, — заинтригованно произношу, отвечая на рукопожатие.

— Дач? Немец, что ли?

— Нет, просто имя. Здесь так не принято?

— Клички прилипают быстро и запоминаются лучше. Ничего, скоро что-нибудь приклеят, — ободряет он.

Невесело хмыкаю.

Из окна второго этажа показывается косматая голова в белом колпаке и начинает что-то орать в сторону Вальса. Тот кисло кривится.

— Иду я, иду. Докурить даже нельзя, старый хряк…

Парень раздавливает бычок каблуком, натягивает сеточку и подмигивает.

— Заходи вечером в двадцать шестой номер, Дач. На бутылочку.

Наигранно закатываю глаза, но от предложения не отказываюсь. Знакомства сейчас не помешают.

Докуриваю неспешно. Босс всегда говорил, что на сигареты и девушек времени жалеть не стоит, иначе они становятся безвкусными. Интересно, чем он сейчас занят? Пытается убедить Венеру дать второй шанс? Разгребает мои проколы? Если я что-то и смог после себя оставить, то это проблемы.

Ну, зато хоть забудут меня не скоро.

— У нас был не такой уговор, Отец. Забываешь собственные принципы?

— Отель компенсирует ваши убытки. Уверяю, произошедшее было необходимо.

— Необходимо? Кому? Ты со мной в эти игры не играй. Я просил всего лишь не вмешиваться. Если бы у меня не было запасного плана, уж поверь, ваша репутация бы чуть изменилась.

— Я не отказываюсь от своих слов: следов не останется, ведь мы…

— Да-да, «позаботимся об этом», знаю я. Но если такое снова повторится, красивых слов будет недостаточно.

— Не беспокойтесь. Благодарю вас за терпение. Надеюсь, этот небольшой инцидент не скажется на наших дальнейших отношениях, и вы вновь обратитесь к нам, если возникнет необходимость.

Вечером решаю воспользоваться приглашением Вальса. Перед этим выкидываю пион из своего номера в окно и оставляю ставни нараспашку — иначе еще день, и я на стену полезу от этого запаха. Может, они используют цветы, чтобы от персонала пахло ими, а не табаком?

— Дач! А я думал, что не придешь. Не стой столбом.

Парень хватает меня за рукав и затаскивает в свою обитель, не давая даже поздороваться в ответ, а потом громко захлопывает дверь и исчезает где-то в ванной. Комнаты здесь расположены так же, как у меня, и обстановка похожая, только пахнет кофе, а пол в спальне завален журналами. Вальс снова выскакивает в коридор и толкает меня в спину. Во второй руке он держит бутылку из темного стекла.

— Проходи, не стесняйся. Стаканы в мини-баре возьми, они там чистые. Бокалов, правда, нет, но мы как-нибудь без них.

Еле успеваю разуться, поддаюсь его напору, прохожу к рядам разноцветных стекляшек. Когда оборачиваюсь, вижу его гордо расхаживающим вокруг водруженной на столик бутылки.

— Бароло одиннадцатилетней выдержки! Видал?

— М. Все-таки вынес.

Мое безучастное лицо вызывает у него недоумение.

— Ты чего? Знаешь, что это за вино? Визитная карточка Италии!

— Ого…

Изо всех сил стараюсь поразиться, но, если честно, в вине понимаю мало. Чем оно старше, тем кислее и больше стоит — вот и все, что я знаю. Для приличия беру в руки бутылку и рассматриваю этикетку, пока повар распинается о виноградниках Пьемонта и нотках лакрицы.

— Девяносто баксов за штуку!

— Не боишься, что накажут?

Парень отмахивается.

— Вычтут из зарплаты? Да никто не заметил, у них и без того элитки там достаточно, я даже видел винтажные аукционные бутылки. Чего им один Бароло? К тому же, он вообще какой-то порченный был, небось подделка.

— Порченный?

— Этикетка порвана. Вон, с обратной стороны. Мы-то люди не гордые, а те точно нос бы воротили.

Поворачиваю бутылку. Да, есть небольшой надрыв. А еще на горлышке, у пробки, короткая царапина, как от…

— Где ты взял эту бутылку?

Парень пожимает плечами.

— В коробке, где и все остальные были.

Перевожу на него взгляд, и Вальс заметно напрягается.

— Ты унес поврежденную бутылку с банкета Отеля… ты ее уже открывал? Пил?

— Нет, тебя ждал. Ты почему спрашиваешь?

— Тут следы, как будто пробку вынимали.

Парень разводит руками, но голос звучит менее уверенно:

— Я же говорю: наверняка подделка. Берут пустые именитые тары, ну и…

— Кто собирался на банкете?

— Да откуда мне знать? Богатые хрычи… вроде из семьи какой-то…

— Думаешь, они бы не проверили каждую бутылку?

— Что ты завелся? — Вальс отбирает вино и пытается выдернуть пробку. — Закупорено, видишь?

— Если хочешь, пей.

— Погоди, ты куда?

Открытые бутылки просто так в ящиках семей не оказываются, и уж точно не теряются. На ходу пытаюсь вспомнить, встречал ли кого-то по пути к номеру, но мысли вылетают из головы, стоит только открыть дверь в коридор.

— Господин Дач, господин Вальс. Отец хочет с вами поговорить.

Сердце падает в желудок. Слышу за спиной шаги парня.

— Он просил взять вино с собой, — безучастно добавляет швейцар.

Нас ведут не в кабинет Отца, как я ожидал, а в один из пустых номеров на его этаже. Табличка на ручке перевернута, перед нами открывают дверь, но безупречные манеры не скроют простой правды: мы заходим в тюремную камеру.

Внутри нет ковров, пол выложен мраморной плиткой, в центральной комнате стоят четыре стула, разделенные низким дубовым столом с ножками в виде львиных лап: по два стула с каждой стороны. Вдоль стен расставлены диваны в белой коже. Напоминает закрытый театр для сливок общества, и нам в нем сегодня выступать. Из зрителей, правда, всего две подозрительные фигуры в белых костюмах, у противоположных стен; их лица скрыты за фарфоровыми масками.

Отец сидит на одном из стульев, лицом к двери. Он жестом приглашает нас пройти. Я слышу прерывистый выдох Вальса. Парень медленно выходит вперед, ставит на стол бутылку и занимает свое место. Сажусь рядом с ним, лицом к лицу с Отцом. Был бы здесь настоящий театр, в зале бы непременно кто-то кашлянул, но маски наблюдают бесшумно.

— Можете начинать, — добродушно кивает старик.

— Я видел, как Дач разгружал сегодня ящики с продуктами, — тихо заговаривает Вальс, время от времени поглядывая на меня. — С одним он возился особенно долго, но я не придал этому значения, подумал, что он устал или проблемы с крепежом. А потом, вечером, Дач пришел с этим вином и предложил выпить…

Молча пялюсь на парня. Я сплю? Что он несет?

— Он сказал, что взял его из коробки и что никто ничего все равно не заметит. Говорил, что грех упускать такую возможность. Я пытался его убедить, что вы узнаете, но он посмеялся и отправил за стаканами…

Если я сейчас врежу этому сукину сыну, то нарушу какое-нибудь из здешних правил?

— Я сказал ему, что сообщу обо всем боссу. Дач разозлился, крикнул, что тогда я ничего не получу, и хотел уйти к себе, но ваш швейцар успел раньше, — этот засранец сглатывает и опускает голову. — Он пообещал, что узнает, если я расскажу. И что у него все равно ничего не найдут…

Ты посмотри, даже не краснеет. Новый друг, ага.

Парень надолго замолкает. Никак, фантазия иссякла? Или в горле пересохло? Давай откупорим бутылочку-то.

— Ясно, — нарушает тишину Отец.

Он обращается ко мне. Мы сидим настолько близко, что я могу различить каждую морщинку на его лице.

— Теперь ваше слово, господин Дач. Как у вас оказалось вино?

— Этот тип предложил выпить, — киваю в сторону парня, даже не пытаясь скрыть неприязнь. — Унес с кухни и парит тут мозги. Пять минут назад разорялся про купаж.

— То есть господин Вальс нам врет? — спокойно уточняет старик.

— Да как дышит! С чего мне…

— Я работаю здесь уже семь лет, — перебивает меня подонок и смиряет высокомерным взглядом. Так и разит пластмассовым благородством. — За это время мог вынести что-нибудь и подороже, но разве я хоть раз себе это позволял? Нет! Потому что я не предатель.

Чувствую, как начинает дергаться бровь. Тело двигается на автомате, в следующий момент стул с грохотом падает на пол, пальцы сжимают выглаженный ворот, а побледневшее лицо фантазера оказывается в миллиметре от моего.

— Слушай сюда, кусок дерьма, — шиплю сквозь зубы. — Или ты сейчас же перестанешь втирать этот бред, или я тебе эту бутылку…

— Господин Дач, — голос Отца звучит где-то далеко, куда тише пульсирующей в висках крови, — я позвал вас на цивилизованный разговор. Прошу, держите себя в руках.

Вдох. Выдох. Заставляю пальцы разжаться. Парень скидывает мои руки и резким движением поправляет рубашку. С невыносимым снобизмом садится на место. Наклоняюсь поднять свой стул.

— Вы знаете, кто принимал участие в банкете?

Мрачно качаю головой, сажусь с самым оскорбленным видом. Вальс, конечно же, оказывается многословнее.

— Кажется, одна из семей? — невинно интересуется он.

Отец улыбается. Плохой знак.

— Да, и хорошо знакомая вам, господин Вальс. Издательство.

Продавцы информации, по совместительству продвигающие в массы статьи малоизвестных ученых и писателей. Те самые ребята, чей босс дружил с моим, подарил ему земли, а теперь умер и единомышленников на свой пост не оставил. Сейчас в Издательстве своя война, хороших исходов у которой нет.

Парень тяжело вздыхает.

— Я не встречался ни с кем из них с тех пор, как ушел.

— Недавно семья потеряла своего главу, банкет был организован как часть церемонии передачи власти.

— О… — растерянно проводит по кудрям Вальс.

Незаметно кидаю взгляд на неподвижных масок. Отец так открыто говорит о чужих делах, это очень плохо.

— Главных кандидатов на пост было двое. Не хотите назвать их имена?

Парень удивленно поднимает взгляд.

— Что?

— Преемники вашего бывшего босса, — терпеливо объясняет Отец. — Перечислите их.

— Но… я ведь не общался с ними семь лет, откуда мне знать?

— Да, семь лет… и все же, вы отлично знали, кто из них предпочитает красное вино.

Вальс вдруг становится белее своей рубашки и начинает медленно подниматься на ноги.

— Ведь именно вы нашли бутылку. Верно, господин Дач?

Старик смотрит мне в глаза. Почему-то чувствую невыносимую тяжесть на плечах. Молча киваю, и тут же дергаюсь от выстрела. Ноги парня подкашиваются, он ударяется головой о стол и падает на мрамор. По прожилкам в камне растекается кровь. Настает моя очередь бледнеть.

Маска незаметным движением убирает пистолет в кобуру, после чего обе они поднимаются и принимаются за уборку. Буднично. Просто.

— Господин Дач, — окликает меня Отец.

С трудом отвожу взгляд от распахнутых голубых глаз. Наверное, я все-таки сплю.

— Да?

— Вы помните наш разговор об ошибках?

— Да…

— Скажите, чувствуете ли вы сейчас, что совершили одну? Или что ее совершил я?

— …нет, я… нет. Почему вы спрашиваете?

— Если бы слова господина Вальса оказались правдой, но я все равно поверил бы вашим, то кто из нас платил бы за эту ошибку?

Голова начинает кружиться. Невыносимо тянет курить.

— Отец, простите, но я не понимаю, чего вы от меня хотите.

— Этот человек продавал информацию Отеля своей семье. Моей ошибкой было не знать об этом и принять его в число сотрудников семь лет назад. Его же — помешать планам той части Издательства, которую он не поддерживал. Господин Вальс был осведомлен о вашей истории и не слишком удачном начале наших отношений. Вполне вероятно, что я поверил бы его рассказу, если бы не знал, как все произошло на самом деле. Что вы планировали делать дальше, не вызови я вас?

— Я… не знаю.

— Вы знали о том, что господин Вальс планировал украсть вино, и ничего не предприняли.

— Думал, что он шутит…

— Вы поражены.

— Не ожидал, что вы можете действовать так радикально.

Старик усмехается.

— Я делаю лишь то, что необходимо, господин Дач. Полагаю, вы за сегодня устали. Можете вернуться в свой номер.

Поднимаюсь на ватных ногах. Не помню, как оказываюсь в комнате. В вазе стоит новый пион. Не чувствую его запаха. Сажусь на подоконник, закуриваю со второй попытки.

Мои слова могли убить человека. Моя жизнь теперь принадлежит Отелю. Думаю, это Отец хотел сегодня донести.

И еще то, что вторых шансов здесь не дают.

Замену повару находят быстро — уже на следующий день, после тихого часа, из его номера выползает свежая бледная кровь и нервно теребит пуговицы под унылое гудение Заместителя. Новичок доброжелательно — ха… — кивает, когда я прохожу мимо, но ответа не получает. Делаю вид, что спешу, не заметил и вообще слишком занят. Хватит с меня дружбы Отеля, не понравилось.

Возвращаюсь на свой пост у входа. После бессонной ночи учтивые улыбки почему-то выходят лучше. Казалось бы, за столько лет жизни в одной из самых непреклонных семей города можно было привыкнуть ко всему, но нет. Некоторые вещи переживаешь каждый раз как первый.

Машины приезжают одна за другой, многие из них — такси, очередная мера предосторожности. Посетители Отеля любят анонимность. Удивляюсь, что они не носят маски, как те белые костюмы…

На фоне шашечного однообразия полицейская раскраска сразу бросается в глаза. Конечно же они здесь по служебным делам, в интересах страны, хотя все и знают, что Отец практически неприкасаем. Кто станет дразнить змею, способную в ответ плюнуть компрометирующим ядом на страницы утренней газеты.

Чувствую толчок в спину.

— Чего встал? Иди! — шипит мне носильщик с рябым лицом, взявший шефство над зеленым, хотя его об этом никто не просил. — Они такие же постояльцы, как и все.

Почему я снова чувствую запах проблем? Покорно плетусь к машине, изображая радушие, дожидаюсь открытия двери. Давлюсь приветствием. Постоялец забывает, что хотел выйти. Вернее, что хотела.

— Ты теперь здесь? — полушепотом произносит гос… э… Виктория. Это Виктория.

Машинально киваю. От гневного взгляда рябого начинает гореть спина, поэтому спешу придержать дверь и поклониться.

— Приветствую вас в отеле «Горький шоколад». Могу ли предложить помощь с багажом?

Очень надеюсь, что из голоса выветрился ступор. Ви осторожно надевает фуражку и встает.

— Да, в багажнике лежит чемодан, — отвечает она своим деловым тоном, — пожалуйста, отнесите его к номеру 402.

С радостью отбегаю за машину. Пока достаю чемодан, Ви успевает зайти в фойе. На работу она всегда приезжает в форме, тоже мера предосторожности, тоже анонимность. Когда люди видят полицейского, то первым делом обращают внимание на одежду, знаки отличия, табельное оружие, и только потом — и то не всегда — смотрят на лицо.

Я часто пересекался с ней раньше. Она не является членом Нового порядка, но близка к этому статусу. Каждый раз, когда боссу требуется человек для деликатной работы, без погромов, участок посылает ее. Неужели послал и сегодня?

Чемодан легкий, как будто пустой. Доставляю его до нужной двери. Согласно инструкциям Заместителя, которые мне по доброте душевной повторили дважды, нужно без промедлений спускаться вниз, но… но у меня ведь развязался шнурок. Что ж поделать, придется задержаться.

— Тебе не идут эти цвета.

Ви пытается казаться безразличной, но рада меня видеть. Или мне просто очень хочется так думать. Рука сама тянется пригладить волосы.

— Цвета или место?

— Не знала, что тебе нравится Отель.

— Не знал, что он нравится тебе.

Ви поджимает губы и проходит мимо, к двери. От нее пахнет порохом и едким дымом.

— Босс тебя послал?

Колкий ледяной взгляд.

— Ты со всеми постояльцами обсуждаешь их дела?

— Нет, нам это запрещено.

Ви многозначительно поднимает брови, затем подбирает сумку и без лишних слов захлопывает за собой дверь. Мнусь на пороге. Такого отношения я тоже не ожидал. Куда делась радость?

— Что, даже не пригласишь на кофе?

Тишина. В коридоре показывается другой носильщик. Продолжу прохлаждаться — доложит рябому, и снова мне слушать отчитывания в кабинетах с дубовыми столами… Да и вообще, пора перестать цепляться за прошлую жизнь. Даже если в ней была помада с вишневым вкусом.

И всё же, почему боссу понадобился нейтральный посредник?

С этого момента начинаю обращать больше внимания на лица гостей, но ни одного знакомого среди них не вижу. Зато замечаю, что полицейская машина уехала, а Ви до вечера так и не возвращалась. Значит, скорее всего, она останется здесь ночевать.

Надеваю свежую рубашку, оставляю жилет униформы на стуле и нахожу на полочке в ванной одеколон. Работникам отеля, конечно, запрещено ходить в гости к посетителям — да и кому пришло бы такое в голову? — но ведь в нерабочие часы я свободный человек, правда? Знаю, что неправда, но если не попадаться лишний раз на глаза и подняться по лестнице…

— Ты совершенно не изменился, — смеряют меня уставшие карие глаза.

— Я соскучился. Поговорим?

— Дач, тебе мало потерять одно место?

— Если ты меня сейчас впустишь, то я ничего не потеряю, — красноречиво оглядываюсь по сторонам.

Ви закатывает глаза, но отходит в сторону и дает пройти. Дверь запирает.

— Ты больше не имеешь отношения к делам Порядка, — без энтузиазма произносит она, заранее зная, что я проигнорирую, — поэтому я не могу их с тобой обсуждать.

Прохожу в основную часть номера, засовываю руки в карманы, осматриваюсь. Кровать, пара кресел, камин, столик, телевизор на стене. Мебель расставлена так, чтобы не закрывать обзор сидящему — с любого места комнату видно целиком.

— Готовишься к переговорам?

— И когда ты перестанешь замечать только то, что хочешь? Это тебя рано или поздно в могилу сведет.

Улыбаюсь.

— Мне казалось, что наоборот — спасет.

— Не все так терпеливы, как я или твой бывший босс.

Виктория садится на край кровати и берет с изголовья недопитый бокал с вином. Замечаю бутылку у ее ног.

— Бароло?

Она удивленно вскидывает бровь.

— Ты начал разбираться в вине?

— Нет, просто недавно… видел похожую бутылку.

Отхожу к креслу, падаю в него и вытягиваю ноги. Закрываю глаза. Несколько минут молчим. Это напоминает старые времена, когда оба мы притворялись, что у нас бывают выходные и что эти выходные можно потратить на приятные встречи.

Когда открываю глаза, Ви стоит напротив, в шаге, со вторым бокалом вина.

— Ты же знаешь, я не люблю, — произношу негромко, взгляд от прозрачного стекла переходит к бледным пальцам и расстегнутому рукаву рубашки.

Ви пожимает плечами.

— Привычки меняются.

— Но не мои.

Она отходит и оставляет бокалы в изголовье, там же, где держала свой.

— Твой босс сильно злится. Тебе лучше не попадаться ему на глаза.

— Он приедет сюда? Зачем? Снова сделка с Венерой? — морщусь от одного имени этой семьи.

Ви усмехается.

— Нет, кое с кем другим, — она оборачивается и как будто осуждающе смотрит мне в глаза. — Я же говорила, что не могу с тобой больше ничего обсуждать.

— Тогда с кем он встречается?

Ви знает, что я все равно не отстану, и если мне что-то не удается узнать, то приношу только больше проблем. Уверен, она уже жалеет, что решила меня впустить. Очередной вздох и допитый бокал тому подтверждение.

— Нищие.

— Что?

— С нищими, Дач, — Ви качает головой. — Не вмешивайся больше.

Город и окрестности контролируют не только семьи. Есть дела ниже их чести, которыми занимаются организации без названий, но с не менее развитой структурой. Торговля людьми и их частями, подпольная хирургия, мошенничество, арены — всем этим кто-то руководит. Нищие, попрошайки, бездомные относятся к той же категории, хотя иногда бывают и свободными наемниками, если их можно так назвать. Это не самый низ города, но и не сфера семей.

Не те, к кому обычно приходят за помощью.

— Я не понимаю, почему они?

Ви отчего-то горько улыбается, затем прислоняется спиной к балясине кровати и скрещивает руки на груди.

— Вчера Издательство выбрало нового главу. Сегодня утром он потребовал у Порядка треть территорий. Конечно же твой босс их не отдал. Поэтому, — Ви склоняет голову набок, как будто объясняет ребенку, почему небо голубое, — Издательство теперь будет пытаться его оттуда выжать. Средством, которым владеет лучше всего, — информацией. А информационную войну можно вести по-разному. Слухи появляются и разносятся на улицах, не только в газетах.

— Босс хочет подкупить нищих?

Ви разводит руками.

— Я всего лишь осматриваю номер.

В груди становится мерзко от досады. Это, конечно, не наркотики, но все еще. Заставить босса перед кем-то унижаться… Он выбрал Отель, чтобы не портить репутацию? Или чтобы Издательство ни о чем не узнало раньше времени?

— Ты уже ничего не изменишь, — добавляет Ви. — У тебя теперь новый дом, Дач. Думай лучше о нем. Тебе пора идти.

— Знаешь что-нибудь об Отце? — вопрос вырывается сам собой.

Ви неуверенно поводит плечом.

— Глава Отеля?

— Да… — усмехаюсь. — С ним не соскучишься. Я уже дважды чуть не вылетел.

— Оно и понятно.

Оскорбленно нахохливаюсь. Ви почти неслышно смеется, подходит ко мне и протягивает руку.

— Пойдем, провожу тебя до двери.

Тянусь к ней, пальцы касаются запястья, затем скользят под край рукава; притягиваю ближе, встречаюсь с блестящим взглядом.

— Отец и так уже знает, что я снова нарушил правила, — вторая рука ложится на талию, чувствую тепло сквозь тонкую ткань. — Если и получать наказание, то за что-то, что того стоило.

Она упирается рукой мне в плечо, но для равновесия, не отталкивая.

— Снова окажешься на улице, да и у меня еще полно работы.

— Ты никогда не пьешь во время работы. Или привычки меняются?

Ви немного молчит, смотря на меня сверху вниз. Мы оба знаем, что времени нет, что слишком много последствий, что в любой момент может зазвонить телефон или раздаться стук в дверь. И все же, она садится ко мне на колени и позволяет коснуться губ.

Мы не спешим. Она запускает пальцы в мои волосы, портит прическу, как всегда. Ее кожа пахнет яблоком и корицей, которые перебивают сигаретный дым босса на одежде. Я чувствую, как она вздрагивает под моими губами, под моими руками, а затем поддается им. Считаем пуговицы на наших рубашках. Ви наклоняется, горячее дыхание щекочет шею, поцелуи обжигают. Мы исследуем и вспоминаем тела, которые когда-то знали как свои собственные.

Веду руку к бедру, заставляя ее приподняться. Ви кладет ладонь на пряжку моего ремня и тихо смеется в губы, когда не может с ней справиться. Накрываю рукой тонкие пальцы, опускаю ниже, второй глажу ее по внутренней стороне бедра. Встречаемся взглядом, Ви принимает вызов.

Само собой, я сдаюсь первым. Нет пытки страшнее, чем ласка. Когда поцелуи переходят в нетерпеливые укусы, а дыхание сбивается, подхватываю ее под бедра и поднимаю. На кровать мы уже падаем, штаны идут к черту в ту часть комнаты, где их будет сложнее всего найти утром. Мысли вскоре отправляются туда же.

Она что-то шепчет мне на ухо и выгибается так, что мне не хочется ее отпускать. Обхватывает коленями, тянет ближе, мягко направляет и тут же покорно следует. Я не верю ни в Бога, ни в души, но о, если бы люди и вправду могли создаваться друг для друга, то я бы принял ее веру.

Когда тело немеет, а имя превращается в стон, в мире не остается ничего, кроме бешеного стука сердца, ее или моего, уже не важно. Ви заключает меня в объятья, и если бы я мог, то остался бы в них навсегда.

Наверное, однажды я погибну из-за женщины. Как и всякий мужчина, которому она хоть раз улыбалась. Но пока… у нас есть своя маленькая вечность. Мы притворимся, что есть.

Ухожу еще до рассвета. Ви негромко посмеивается, наблюдая из-под одеяла, как я в темноте шарюсь по комнате. Она не стала спрашивать, что случилось и почему босс меня выкинул. Может, знает уже, а может, не хочет поднимать тему. Я ей благодарен в любом случае.

До своего номера добираюсь без лишних свидетелей. Или так мне кажется.

— Доброй ночи.

Замираю, не успев до конца открыть дверь. Медленно поворачиваю голову. Чуть дальше по коридору стоит тот хилый новенький. Выглядит еще печальнее, чем утром: сонные опухшие глаза, помятая рубашка, устало опущенные плечи. Что-то в моем взгляде заставляет его нервно запустить руку в карман и начать звенеть ключами. Бедняга так разволновался, что не может попасть в замочную скважину. Но он меня видел.

Нет правила, запрещающего персоналу ходить ночью по отелю. Но лишнее внимание со стороны Отца благого не принесет.

Закрываю свою дверь и неспеша подхожу к мальчишке. Прислоняюсь плечом к стене. Улыбаюсь. Жутко, как и всегда.

— Доброй. Не спится?

Лучшая защита — это нападение. В конце концов, что он сам здесь так поздно делает?

— Д-да, то есть… — паренек наконец вставляет ключ, но замирает. Попался в ловушку вежливости. — Было очень много работы.

— Ты ведь здесь первый день? Повар, да? Как, осваиваешься?

— Все хорошо, спасибо.

Он даже не смотрит на меня. Наверно, думает, что я сам уйду. Ах, мальчишеская наивность.

— Успел уже с кем-нибудь познакомиться? Как приняли в коллектив?

Парень мнется.

— Хорошо. То есть… не было времени, очень много работы, — как-то умоляюще повторяет он.

— Ну тогда давай познакомимся, — протягиваю руку. — Я Дач.

Поваренок неуверенно смотрит на мою ладонь, но все же отвечает на жест. Рука трясется, пожимает так, как будто обжечься боится.

— Бах.

Вскидываю брови.

— Музыку пишешь?

Паренек вымученно улыбается. Представляю, сколько раз он слышал подобное.

— Нет, не то, чтобы…

— Кличка или реально так зовут?

— Прозвали, давно.

— Ты был в семье?

Бах нехотя кивает, взгляд то и дело возвращается к двери.

— Знаешь, у прошлого повара тоже прозвище с музыкой было связано, — не отстаю я. — Тебе рассказали, почему его теперь нет?

Паренек вопросительно поднимает на меня глаза. Не рассказали. Снова зловеще улыбаюсь, наклоняюсь к его уху и очень тихо произношу:

— Ты еще можешь с ним частично познакомиться, если заглянешь в морозилку.

Бах непонимающе хмурится, затем бледнеет. Глаза размером с обеденные тарелки. Еле сдерживаюсь, чтобы не засмеяться. Но образ нужно сохранять. Опускаю ему на плечо тяжелую руку и мерно так, по-стариковски, треплю.

— Выполняй свою работу хорошо.

На этом оставляю онемевшего поваренка и возвращаюсь в номер. За закрытой дверью наконец позволяю себе усмехнуться. Уверен, спать ему расхотелось. Что ж, угрозой он теперь будет вряд ли, а вот развлечением — вполне.

Мысли о встрече босса с Нищими не дают покоя. Какие условия они выдвинут? На какие из них босс согласится? Что еще они будут обсуждать? В раздумьях сверлю глазами потолок. Меня выгнали, да, но ведь это моя семья, они меня вырастили. Имею я право знать?

Так и не заснув, переползаю к подоконнику, открываю настежь створки, ежусь от прохлады, курю. Если бы был какой-нибудь способ осторожно все разузнать. Подставлять Ви не хочется, себя тоже. Никаких шпионских примочек, чтобы подкинуть в номер, у меня нет. Напрямую говорить с боссом или встречаться с его людьми — самоубийство.

Начинает болеть голова. Раздраженно взъерошиваю волосы. Черт побери.

От мозгового штурма отвлекает стук в дверь. Выкидываю бычок в окно, закутываюсь в халат (целое одеяло, а не халат, нашел его в ванной), открываю. Швейцар. Значит, этот день тоже не мой.

— Доброе утро, господин Дач, — кланяется вестник всего мрачного. — Отец хочет поговорить с вами перед вашей сменой. Пожалуйста, зайдите к нему, как только будете готовы.

Смиренно киваю. Швейцар уходит, я смотрю на часы. Почти шесть.

Почти шесть!

Срываюсь с места, быстро одеваюсь, мечусь, ища жилет. Отель оживает раньше всего остального мира (если вообще засыпает), и работникам приходится тоже. Мой день начинается с семи. Интересно, сколько будет проедать мозги Отец… ну, может, мне теперь вообще не надо переживать из-за рабочих дней, если он все-таки знает о ночном походе.

Только в лифте понимаю, что впервые иду к нему сам, без сопровождения. Это хорошо или очень плохо?

— Заходите, господин Дач, — раздается голос еще до того, как я успеваю постучать в дверь.

По спине проходит холодок. Глупости, он такой же обычный человек, как и ты. Успокойся.

Уже привычно неловко устраиваюсь на краю дивана. Вопросительно смотрю.

— Завтра ваш первый выходной, — как всегда с холодной вежливостью улыбается старик и пододвигает в мою сторону бордовый конверт. — Здесь ваш аванс. Уверен, вы уже определились с тем, чего вам не хватает для комфортного обустройства в Отеле.

Молча пару секунд смотрю на стол. Должен быть какой-то подвох.

— Вы позвали меня, чтобы отдать аванс?

Старик кивает и прикрывает глаза.

— У меня есть другой повод?

— Нет, — настороженно отвечаю я.

Забираю конверт, не запечатан. Заглядываю внутрь. Это… кхм. Это много.

— Я также хотел бы познакомить вас с некоторыми правилами, которых сотрудники отеля обязаны придерживаться во время отдыха, — снова заговаривает Отец.

Отрываю взгляд от денег. Догадываюсь, что для такой суммы правил должно быть прилично.

— Прежде всего, воздержитесь от обсуждения вашей работы и других сотрудников за пределами этих стен, — Отец не сводит глаз, уверен, он видит меня насквозь. — Не носите форму и атрибутику Отеля, когда не находитесь в нем и не выполняете поручения. На столе в своем номере вы найдете часы. Пожалуйста, наденьте их вместо своих и не снимайте до конца отдыха — так мы сможем отслеживать ваше местоположение.

— Вы будете следить за мной?

— Да, — спокойно отвечает старик. Не скрывает. — Пожалуйста, учтите, что, если по какой-то причине это станет невозможным, вы лишитесь своего места.

«И не только места», — проносится в голове. Белый кафель, голубые глаза…

— Также вы должны будете ознакомить моего заместителя со всем, что принесете на территорию Отеля.

— Есть что-то запрещенное? — решаю узнать заранее.

— Есть, — коротко отвечает Отец. — От такого вам, к сожалению, придется избавиться.

— И… что это может быть?

Старик разводит руками, затем снова сцепляет их в замок.

— Я не могу дать вам однозначного ответа, господин Дач. Все зависит от вас.

Снова загадки. Тихо вздыхаю, скрывая раздражение. Ладно, уж пачку сигарет-то они забирать не должны.

— И последнее, о чем вам стоит помнить, — свет пасмурного утра очерчивает фигуру Отца со спины. Из-за серости он напоминает вырезанного из камня идола, который стоял тут тысячу лет и еще столько же простоит. — За пределами Отеля вы с ним не связаны. Мы не несем ответственности за ваши действия, и вы не являетесь нашим представителем. Все проблемы вам придется решать самостоятельно.

Ну, это хотя бы похоже на подобие свободы. «Мы не при делах», — старый способ сохранить репутацию. Согласно киваю. Задумываюсь.

— Я могу ночевать не здесь?

— Да. Однако если вы решите провести выходные в Отеле, то приобретете статус постояльца. Для вас будут открыты только холл, ваш номер и ресторан. Покидать комнату с полудня до часу дня по-прежнему запрещено.

Ясно, либо сомнительная свобода, либо заключение, но безопасность. Обстановка как раз чтоб отвлечься, ничего не скажешь. Но могло быть хуже.

Выговор за ночь Отец так и не делает. Может ли он вправду не знать? Или записал там где-то себе в блокнотик: «проколов до истребления Дача осталось…». Гадать сейчас бесполезно, но зато весь этот разговор наталкивает меня на одну мысль.

Я не могу встретиться с людьми Порядка. Но ничто не останавливает меня завтра сходить в гости к Нищим.

Весь день пытаюсь разглядеть в постояльцах босса. В том, что он приедет лично, я не сомневаюсь — серьезные дела всегда решает без лишних посредников, считает это проявлением уважения. Не уверен, как буду себя вести, если все-таки его увижу… или как себя поведет он. Хотя, наверное, Ви уже рассказала, что я здесь. Не хочется признавать, но нервничаю, как ребенок. Курю в два раза быстрее, лишь бы не пропустить.

Босс появляется только вечером. Вид стойкий. По нему никогда не скажешь, насколько он устал. Наверное, все дело в лице — кожа белая, как бумага, глаза щурятся от дыма (видел ли я когда-нибудь его без сигареты?), кажутся почти черными, но пробирают не хуже Отцовских. Босс всегда смотрит как бы свысока. С самого начала я любил и ненавидел его одинаково.

Охраны нет. Скорее всего, чтобы лишний раз не привлекать внимание. Босс смотрит на меня… равнодушно. Как на любого другого носильщика. Это задевает.

— Добрый вечер, господин, — конечно же я не намерен ничего ему показывать. Натягиваю манеры. — Вам нужна помощь с багажом?

— Нет.

Только это. Одно слово. Когда он проходит мимо, на меня вдруг наваливается усталость этих двух дней. Вспоминаю, что почти не спал. Дорабатываю смену как в тумане. Был ли среди постояльцев Нищий? Распознал бы я его? Возвращался ли босс назад? Я не знаю… и мне уже так все равно.

Придя в номер, скидываю одежду и зарываюсь в подушки с головой. Где-то на границе сознания ползают мысли о бродягах, о деньгах, о геройстве, но нет сил, чтобы в них разбираться. Потом, всё потом… проваливаюсь в сон.

В дверь стучат.

Почему в деверь опять стучат.

Не хочу. Мне кажется. Там никого нет. Приснилось.

Нет, снова стучат.

Подушка приглушает полный желания принимать гостей стон. На третий стук приходится подняться. Собирая по дороге углы, дотаскиваю себя до двери. Открываю. На пороге стоит поваренок. Мстить он что ли пришел?

— Чего надо? — гаркаю я.

Пацан теряется, смущенно отводит взгляд. Как девка, ей-богу.

— Что, мужика в трусах не видел?

Хочу уже захлопнуть дверь, но у поваренка таки прорезается голос.

— Прости, что так поздно бужу! — он поспешно делает шаг вперед, боится, что я не стану слушать. — Мне нуж... нужна помощь.

Ага. Так. Кем я ему показался прошлой ночью? Святым?

— Прости, Бах, дружище, но у меня выходной.

Тяну на себя ручку, но паренек останавливает дверь растопыренными пальцами. Глаза какие-то напуганные. Это потому что он со мной говорит или потому что там что-то пострашней?

— Пожалуйста! Я тебе заплачу, если нужно!

— Слушай, парень, почему я? Иди кого-нибудь другого найди.

— Я здесь больше никого не знаю!

— Да не ори ты, — болезненно морщусь, тру глаза. Ну за что мне это. — Что у тебя случилось?

— Я сломал холодильник.

— Ну здорово. Ко мне пришел зачем?

— Я не умею чинить!

— А я типа мастер на все руки.

— Помоги!

Мальчишка уже чуть ли не на колени падает. Еще, чего доброго, расплачется. И ведь не отстанет. Глубоко и очень спокойно вздыхаю.

— Подожди здесь, я оденусь.

Не хочу рассказывать, как мы возились с несчастной техникой два часа, только чтобы обнаружить, что вилка неплотно была воткнута в розетку. Бах краснеет от счастья и стыда, я проявляю чудеса самообладания и не душу его. Он рассыпается в благодарностях, чуть ли не обниматься лезет, но я отталкиваю.

— Лучше завтрак мне сваргань, кашевар недоделанный.

Бах тут же кидается к плите. Почему ему вообще со второго же дня доверили кухню? Ночью. Ой, да было б мне дело. Нахожу какой-то трехногий табурет, пристраиваюсь у разделочного стола, подпираю рукой голову, лениво наблюдаю. Поем и буду спать до посинения. Нет, нужно же идти по семейным делам… Да ну, можно и вечером сходить. В конце концов, что изменится? Сделку они уже заключили. Наверное. Наверняка.

Глаза слипаются. Стукнувшаяся о стол тарелка заставляет вздрогнуть. Сонно пытаюсь разглядеть, что на ней. Какой-то омлет, кажется. Да плевать, выглядит съедобно. На вкус очень даже. Хоть что-то этот мальчишка умеет.

— Спасибо тебе еще раз, — все не унимается он. — Не знаю, что бы без тебя делал.

— Люлей бы получал. Кто тебя вообще тут одного оставил?

Бах мнет в руках сеточку для волос.

— У меня много поручений, задерживаюсь допоздна. Поэтому разрешили. За все отвечаю головой.

Усмехаюсь. Ну да. В Отеле такими угрозами зря не разбрасываются.

Быстро доедаю, напоследок прошу его исчезнуть из моей жизни на ближайшие два дня, возвращаюсь в номер. Бах провожает меня щенячьими глазами. Привязался. Не понимаю я его. Снова падаю на кровать, обещаю себе притвориться мертвым, если опять кто-то придет.

Для семейных дел нужна свежая голова. Засыпая, думаю о Ви. Мы с ней чиним холодильники в мраморной комнате, пока сверху нас осыпает горящими деньгами мрачно улыбающийся Отец, а босс безразлично прикуривает от купюр… Не самое странное из того, что мне снилось.

Организация Нищих отличается от семейной. На первый взгляд у них вообще нет никакой организованности: ни лидера, ни иерархии, ни штаба… возникает логичный вопрос, как они еще не развалились. Не знаю, может ли кто-то объяснить это наверняка, но факт остается фактом: если о чем-то узнал один Нищий, то скоро об этом знают все. Они как рой с общим сознанием.

У этого есть хорошая и плохая сторона. Хорошая — чтобы обсудить что-то с Нищими, достаточно поговорить с любым одним из них. Плохая — даже если тебя выслушают, то легко могут пожать плечами и прикинуться, что не понимают.

Есть и еще одна особенность: большая часть Нищих — дети. А дети непосредственные и привязчивые. Если ты им нравишься, то они могут помочь просто так. Если нет, то обсмеют и обкрадут.

Судя по тому, с каким блеском в глазах меня рассматривает взъерошенный мальчуган, я им как минимум симпатичен.

— Привет, — присаживаюсь, чтобы быть с ним на одном уровне. — Меня зовут Дач.

— А я знаю, — отвечает мальчишка с широкой улыбкой. — Тебя недавно выгнали из Нового порядка, и ты теперь носишь чемоданы в отеле.

С кислой миной киваю.

— Вы, эм… вчера в Отеле вы встречались с моим бывшим боссом.

— Ага.

— Расскажешь, что вы обсуждали?

Мальчишка хитро прищуривается.

— А тебе зачем?

— Я… переживаю, как у него дела, — стараюсь подбирать слова осторожно.

Мальчуган закладывает руки за спину и начинает раскачиваться вперед-назад, лукаво поглядывая на мои карманы.

— Вообще-то это секрет.

Со вздохом достаю из пиджака бумажник. Мальчишка хихикает и вертит головой, потом показывает пальцем на часы.

— Красивые. Подари!

Прячу под манжетой рубашки.

— Не могу, это не совсем мое. Попроси что-нибудь другое.

Мальчуган недовольно хмурится, надувает губы и складывает руки на груди.

— Значит, не так тебе и интересно!

— Я правда не могу, это вещь Отца. Хочешь, я тебе свои старые принесу?

— Не хочу!

— Проси все что угодно другое!

Мальчишка оживляется, и я тут же жалею о своих словах.

— Все-все?

— Да-а… — протягиваю уже менее уверенно.

Он вдруг хватает меня за руку и тянет за собой, чуть не падаю носом в землю, но вовремя успеваю встать.

— Ты нам поможешь!

Уже через десять минут переминаюсь у подъездной двери с совершенно растерянным видом и букетом красных роз. Краем глаза поглядываю на прячущихся за углом детей. Они бурно жестикулируют и подбадривающе мне улыбаются, наперебой шепчут: «Тридцать, квартира тридцать!» Невольно поправляю выбившуюся на лоб прядь волос. Если бы меня сейчас видела Ви, у нее бы появилось очень много вопросов. Нахожу кнопку с нужным номером.

Как дурак стою минуту в тишине. Дети начинают волноваться, приходится позвонить еще раз. Наконец дверь открывается. На меня смотрит девушка с собранными в хвост светлыми волосами, такая худая, что я боюсь, что ее задует обратно в дом сквозняком. Она кутается в шерстяную шаль, неуверенно обводит взглядом букет и мой костюм.

— Здравствуйте. Вы что-то хотели?

Почему-то вдруг становится ее жалко. Она говорит устало и выглядит так, как будто не помнит, когда в последний раз высыпалась.

— Элис? — спрашиваю как можно безобиднее.

Девушка кивает. Протягиваю букет, думаю дружелюбно улыбнуться, но решаю, что так окончательно лишусь доверия.

— Это вам.

Она принимает цветы, скорее из вежливости.

— Спасибо. Извините, но… мы знакомы?

Здесь начинается самое сложное. Как убедить человека, который видит тебя впервые, что ты не хочешь его похитить или ограбить. В моем случае, правда, ответ всегда один: честность. Делаю шаг назад и указываю в сторону пытливо наблюдающей ребятни.

— Если честно, меня подослали они. Сказали, что вам очень грустно, и попросили пригласить на обед.

На лице девушки мелькает удивление, она выглядывает в указанном направлении. Нищие бросаются врассыпную. Элис добродушно вздыхает, ее взгляд как-то сразу теплеет.

— Значит, вы хотите пригласить меня на обед?

— Если вы пойдете на него с незнакомцем.

— Они бы меня не доверили кому попало, — кажется, это был комплимент. — Подождите немного, пожалуйста. Я сейчас выйду.

Стою, жду. Бегаю на свиданки по выходным, получается? Да, Дач, распустился ты совсем. Но это ведь все для пользы дела.

Когда Элис выходит, не сразу ее узнаю. Волосы распущены, черное платье, в котором она выглядит еще тоньше, хотя куда уж, сверху — немного потрепанное, явно любимое легкое пальто, которое она застегивает на ходу. Я бы не назвал ее шикарной, но она по-своему мила.

Мы устраиваемся за столиком у окна в одном из кафе неподалеку. Пару раз замечаю тут и там пристальные взгляды с улицы, Нищие стерегут. Наверное, она для них сделала что-то хорошее. На мой вопрос загадочно улыбается и говорит, что это просто дружба.

— Значит, никакой связи с криминалом? — на всякий случай уточняю, стирая большим пальцем кофейный след с края чашки.

Элис кидает на меня странный взгляд.

— Кто знает?

Усмехаюсь про себя. Сам не святой, да и не думаю, что в этом городе найдется хоть кто-то без секрета, о котором не хочется рассказывать.

— Вас недавно кто-то обидел? Мне сказали, что вы грустите.

— Я ценю вашу вежливость, Дач, — отвечает Элис, разглаживая край салфетки, — но даже если и так, неужели вы станете предлагать мне помощь?

В груди неприятно что-то сжимается. Как будто стыдно. Хмурюсь.

— Может и стану.

— Бросьте. Мы только встретились, да и вы сами сказали, что у вас свои цели. К тому же, Виктория…

Резко поднимаю взгляд и обрываю:

— Я ничего не говорил о Виктории.

Элис замолкает. На несколько секунд над нашим столиком повисает тишина, или повисла бы, если бы не было гула других посетителей. Не свожу глаз с ее лица, она продолжает рассматривать узор на салфетке. Что ж, придется нарушить молчание первым.

— Вы знаете, кто я.

Она отвечает не сразу, тихо вздыхает, только потом встречается со мной взглядом.

— Пожалуй, что так, — Элис пожимает плечами. — Но вы были достаточно… — она ненадолго замолкает, подыскивая нужное слово, — вы всегда привлекали к себе много внимания.

— Вы информатор? Из Издательства? Но почему тогда…

Она поднимает руку, чтобы меня остановить.

— Нет, не из Издательства, — Элис понижает голос и осторожно обводит взглядом соседние столики. — Хотя они меня приглашали.

Детали начинают складываться в не лучшую картинку.

— Вы с ними поссорились?

— Они не любят отказов, — Элис горько улыбается, — а я им отказала.

— Но вы открыли мне дверь. Не боялись, что это мог прийти кто-то из них?

— Я видела вас в окно.

Само собой… Появляются смутные сомнения.

— Я здесь не только для того, чтобы накормить вас обедом, да?

Элис снова вздыхает. Отворачивается к окну. Ее взгляд скользит по прохожим и машинам, не останавливаясь ни на чем конкретно. Обдумывает ответ.

— Я не могу оставаться в квартире вечно, — тихо произносит она. — В конце концов, если у них терпение закончится раньше, они просто зайдут внутрь. — Элис смотрит мне в глаза. — Вы правы, я собираю информацию. Многие хотят ее купить, еще больше хотят купить меня, но я не выбираю стороны.

— Разве вы не на стороне Нищих?

— Скорее, это они на моей, — с улыбкой возражает Элис. — Милые дети… к сожалению, всего лишь дети.

— Не все из них.

— Верно. Но никто не умеет метко стрелять.

Щурюсь.

— Я не брал с собой пистолет.

— Зря, так будет сложнее.

— Что именно?

Элис неспеша допивает кофе, отодвигает кружку в сторону и складывает руки на столе.

— С опасной информацией можно поступить всего двумя способами, — говорит она неестественно спокойно. — Ее можно либо выкупить, либо уничтожить. Дач, проводите меня до дома?

Вот как. Забавно. Телохранитель. Наивный щит. Заступник, надежда слабых. И все это Дач.

— Если откажу?

— Тогда я умру.

Чудесно. Она прекрасно понимает, что я не смогу отказать. Потому что это сделает меня убийцей. В моих собственных глазах, по крайней мере. И потому что тогда я не получу информацию, за которой сюда пришел.

— Если я защищу вас сейчас, что это изменит? В следующий раз меня не будет рядом.

— Не совсем так. Вы отведете меня к себе домой. — Видимо, замешательство на моем лице достаточно очевидно, чтобы заставить ее пояснить: — В Отель.

— …вы хотите в нем поселиться?

— В городе нет более безопасного места. По крайней мере, я о таком не знаю.

Качаю головой.

— Отель никого не защищает. Он сохраняет…

— Нейтралитет, да. Однако сотрудники делают все возможное, чтобы удовлетворить просьбы постояльцев, если они верно сформулированы. Не волнуйтесь, вам нужно только привести меня туда. Дальше я позабочусь обо всем сама.

Даю себе время на размышление, наверняка недружелюбно сверлю ее тяжелым взглядом. Сейчас Элис уже не кажется такой хрупкой. Или, скорее, беззащитной. Как крапива — невзрачная, приминается ветром, и не узнаешь, что можно обжечься, пока не сожмешь в кулаке.

Мы заходим в ее квартиру за вещами. Небольшой чемодан, уже наполовину собранный. Ждала подходящего момента. До Отеля идти около получаса, я предлагаю вызвать такси, но Элис хочет прогуляться. Говорит, что ей еще долго после этого сидеть в четырех стенах. И что если за ней следят, то в пробке ничуть не сложнее убить человека, чем в переулке. Я бы поспорил, но кто станет слушать. Да и солнце еще высоко, разве будет кто-нибудь устраивать поножовщину посреди бела дня? На людной улице.

Которая вдруг оказывается перекрытой.

Или в людном парке, ворота которого отчего-то заперты в выходной…

Элис улыбается.

— Подумать только, — задумчиво произносит она, — сколько силы у новостных заметок и анонимных телефонных звонков.

Так мы оказываемся во дворе-колодце, вроде бы не таком подозрительном, как остальные маршруты. Две арки позволяют пройти его насквозь. Позволяли, пока перед второй лениво не расположились трое двухметровых интеллигентов в клетчатых кепках. Судя по опыту, я проницательностью не отличаюсь, но все же предположу, что любой из них легко обхватит мою голову одной рукой. И сомнет, как переспевшую дыню.

Элис права, без пистолета будет сложнее.

Пока мы с громилами обмениваемся классическим «парень, отдай ее и уходи» и «ну попробуйте забрать», судорожно пытаюсь сообразить, как здесь выжить. У них нет пистолетов, это хорошо. Пока что нет нож… так, ножи у них есть, здорово. На кой черт я вообще сюда пришел так налегке. Это все Отель со своими правилами, поленился сделать крюк на старую квартиру.

Глубоко вдыхаю.

Если противник больше тебя, используй его собственную силу. Так меня учил когда-то босс. Но это лучше работает, если противник атакует тебя, а не девушку за твоей спиной, вокруг которой постоянно приходится вертеться. У интеллигентов конкретная цель. Я быстрее них, но их больше, и у Элис не получается сделать шага в сторону, чтобы не наткнуться на одного из громил. В какой-то момент ее дергают за пальто, и она с криком падает на землю, над ней тут же склоняются. Я успеваю врезать коленом в широкий висок, но сразу получаю удар со спины и падаю на Элис. Не нахожу ничего лучше, чем закрыть ее собой.

Это не драка, это избиение. В общем-то, дальше никаких мыслей не остается, только оскаленные зубы и счет ударов. И ожидание, когда им надоест и в спину погрузится нож.

Выстрел. Звук упавшего тела. Удары останавливаются.

Выстрел.

— Какое твое дело?! — низкий рев, на грани паники. — Это не твоя тер…

Выстрел.

Тихо. Элис загнанно дышит. Сглатываю горький комок, не без труда поворачиваю голову. Перед глазами плывет. Знакомый запах едких сигарет.

Рукав черного костюма. На землю рядом ложится пистолет.

— Их застрелил ты, — ровный тихий голос, затяжка и дым. — В свой выходной. Такие ходят слухи.

Шаги эхом отражаются от стен, каждый все тише, но их быстро заглушают топот и крики детей. Меня хватают и тянут, помогают встать. Элис тоже. Закрываю глаза, сосредотачиваюсь на равновесии. Чувствую теплые руки на щеках.

— Дач, ты меня слышишь?

Бледное обеспокоенное лицо. Ви… нет, фокусирую взгляд. Элис. Пытается понять, в сознании ли еще горе-герой. Усмехаюсь.

На вороте ее пальто осталась моя кровь.

Это был босс. Я уверен. Нищие признались, что позвали его, когда мы вышли из кафе. Хотя мне кажется, что все было спланировано с самого начала. Нищим нужна была услуга, помощь Элис, но ни босс, никто другой из его людей не мог защитить ее открыто — это не территория Порядка. Им нужно было подставное лицо. Я удачно подвернулся под руку.

Все еще босс сильно рисковал, когда пришел лично. Конечно, это не впервой, но… Нищие распустят нужные слухи — стрелял я — но гарантий, что Издательство ничего не видело, нет.

Еще я узнал, о чем Порядок просил на встрече в Отеле, взамен на эту услугу. О шпионской сети. Саботировать деятельность Издательства. Босс понимает, что сейчас оно будет пытаться нанести удар по репутации семьи — статьями, заметками и ложными интервью — чтобы та добровольно отказалась от спорных территорий, и в ответ решил лишить их главного — свежести остального товара. Сложно продать то, о чем уже с утра болтают на рынках и складывают считалочки во дворах. Информационная война, в которой победит самый упрямый.

Ну, хотя бы честнее договора с Венерой.

Обо всем этом я слушаю и думаю, пока ковыляю остаток пути, поддерживаемый со всех сторон, в том числе и Элис. Настоящее возвращение героя.

При виде нас швейцар быстро приводит Заместителя, и тот берет паузу, прежде чем поприветствовать.

— Значит, из личных вещей вы принесли в отель женщину?

Хрипло кашляю в попытке рассмеяться. Вообще-то это она меня несет.

— Не знала, что здесь приветствуется грубость, — резко отвечает Элис. Ее взглядом металл бы резать. — Вы встречаете подобным образом всех постояльцев, или мне повезло?

— Прошу прощения, — Заместитель учтиво склоняет голову. — Вы прошли мимо стойки регистрации, я неверно истолковал ваши намерения.

— В Отеле есть штатный врач, где его можно найти?

Заместитель внимательно смотрит Элис в глаза. Да, она многое знает. Затем кивает швейцару. С облегчением наваливаюсь на него, а то начал бояться, что спасенную спасительницу пополам переломлю.

— Не беспокойтесь, господину Дачу будет оказана необходимая помощь.

— Что ж… — Элис поправляет пальто, — благодарю.

Она невозмутимо отходит к регистрационной стойке, у которой шумят Нищие с ее чемоданом. Заместитель переводит непроницаемый взгляд на меня. Невинно улыбаюсь, на что получаю тяжелый вздох. Вопросов не задают, но я уверен, что это ненадолго.

Бинты, мази, таблетки… где бы ты ни был, лечат примерно одинаково. Выпутываясь из рубашки, рукой натыкаюсь на что-то за поясом. Пистолет, из которого стрелял босс. Не помню, когда успел его подобрать. Пока док не заметил, прячу под снятой одеждой.

Со смиренным видом подставляю ушибы и выслушиваю рекомендации, которые конечно же не буду соблюдать. Чудо, что ничего не сломалось — хотя, возможно, костяк просто со временем становится крепче, если драться достаточно часто. В комнату возвращаюсь уже на своих двоих. Док что-то вколол, отчего поутихла боль, но теперь в сон клонит чертовски. Только за порогом понимаю, что забыл купить сигарет.

Сижу на кровати с пистолетом в руках. Может, нужно было его оставить там, как улику? Хотя кто в здравом уме будет выкидывать пистолет… Заместитель его не заметил под пиджаком, повезло. Проверяю магазин. Пять из восьми патронов. Рассеянно обвожу номер взглядом, размышляя, куда все это теперь деть. Днем в комнате убираются, или, по крайней мере, в нее заходят, пока меня нет — отсюда свежие пионы в вазе, и так мне занесли часы. Поэтому под подушкой или в комоде лучше не оставлять.

Взгляд останавливается на стенном сейфе. Точно, здесь же есть сейф. С кряхтением поднимаюсь, отодвигаю в сторону драпировку, пробую открыть. Заперт. Это странно, хотя с другой стороны… с чего Отелю давать сотрудникам возможность что-то спрятать? Наугад пробую несколько комбинаций, но дверца не поддается. Вздыхаю, провожу рукой по волосам. Наверное, лучше самому завтра отдать оружие, потому что если его найдет Отель, мне же будет хуже. Пока кладу на тумбочку у кровати. Чуть погодя задумываюсь, кто жил в этой комнате до меня. Спросить бы Вальса, да не ответит.

Как же хочется курить. Даже сильнее, чем спать. Выдержки хватает на пятнадцать минут рассматривания потолка, после чего решаю спуститься к носильщикам. Замечал, как они дымят во время смен.

На одном из диванчиков недалеко от входа сидит Элис. Завидев хромающего меня, спешит навстречу.

— Выглядите намного лучше.

— Спасибо, — столько комплиментов за один день, меня тут разбалуют. — Вам не дали номер?

— Дали.

— Любите сидеть в фойе?

Элис сдержанно улыбается.

— Люблю наблюдать. Кроме того, я надеялась поймать здесь вас, правда, не так скоро, — на ее лице мелькает беспокойство.

Как можно небрежней отмахиваюсь.

— Пустяки, со мной бывало и хуже.

Она не выглядит убежденной, но с заботой не настаивает.

— У меня не было возможности вас отблагодарить.

— Вы курите?

Элис вскидывает бровь.

— Иногда.

— Я бы сейчас не отказался от сигарет.

— Они в номере.

— Если поделитесь, мы будем в расчете, — добродушно пожимаю плечами.

Только собираюсь пристроиться на мягкой обивке и вытянуть ноги в ожидании ее возвращения, как вновь оказываюсь прерванным Заместителем.

— Господин Дач. Вижу, вам уже лучше.

— Да… спасибо.

— Я хотел поговорить с вами об этом утром, но раз вы здесь, не будем откладывать. С учетом вашего состояния, — он кидает многозначительный взгляд на заклеенный пластырем нос, — на ближайшую неделю вам будет поручена работа на кухне.

Вот так новости.

— Я буду готовить?

— Вы будете выполнять поручения поваров.

Лицо само собой морщится в кислую мину. Мальчик на побегушках. Я думал, эту должность Бах занимает.

— Вы не согласны? — вкрадчиво интересуется Заместитель.

— Нет-нет, конечно… как скажете. — Немного молчу, обдумывая, стоит ли у него интересоваться. — Можно вопрос?

— Слушаю.

— Кому принадлежал номер, в котором я сейчас живу?

— Боюсь, вам эта информация ни к чему, господин Дач.

Как и ожидалось. Решаю не допытываться, пока не навлек на себя еще больше бед. Заместитель уходит, напоследок сообщив, что после выходных мне нужно прийти на кухню, где все остальное объяснят сами повара. Будет забавно, если попаду в подчинение к мальчишке.

Элис приносит сигареты. Какие-то спички, конечно, в них от никотина одно название, но выбирать не приходится, сейчас бы хоть что-то. Перед тем как попрощаться, решаю предпринять последнюю попытку.

— Элис, вы ведь много знаете об Отеле?

— Достаточно, — спокойно отвечает она.

— И о его персонале?

Элис чуть щурится, не подтверждая, но и не отрицая.

— Вы не знаете, кто жил в номере 207? — на всякий случай понижаю голос.

— Зачем вам?

Пожимаю плечами.

— Любопытство.

Элис какое-то время смотрит на меня, что-то обдумывая.

— Нет, но я могу это узнать, — наконец отвечает она. — За плату.

Эх, значит, цена спасения — всего пачка дамских сигарет.

— Сколько?

Элис вдруг улыбается.

— Оплатите химчистку.

Да, моя кровь на пальто… справедливо. Соглашаюсь; аванса от Отца хватило бы, чтобы купить новое. Мы договариваемся встретиться в холле завтра вечером.

Наконец выхожу на улицу и закуриваю. Буду пахнуть ментолом. Постояльцев сегодня немного, носильщики скучают по углам. Почему-то в мои смены так не бывает. Щурясь от дыма, раздумываю, стоит ли начать свой второй выходной с признания о пистолете или лучше подождать до вечера, на случай, если меня за это прибьют.

Но следующее утро начинается с боли. Ощущение, что меня пытались закатать в асфальт. Поход к окну требует титанических усилий, поэтому закуриваю прямо в кровати. Пепел сыпется на подушку, но решаю, что уберу как-нибудь потом. А можно ли в Отель заказывать доставку?..

Достаточно сил собираю только во второй половине дня, подгоняет голод. Пистолет беру с собой, все-таки не люблю, когда лишний груз на плечах. В семье меня учили с проблемами разбираться сразу, вот только я ввязывался в неприятности быстрее, чем успевал их разгребать. Кто-то однажды в шутку прозвал «Дач — череда неудач», но это не прижилось.

Когда двери лифта открываются, я вижу швейцара. Того усача, который встретил меня в первый день. Он лежит на полу фойе. И это несколько настораживает.

Дальше вижу трех человек в белых костюмах — из персонала Отеля, серьезные ребята, носят по лестницам пареньков, за которых потом дают чаевые, и сидят в мраморных комнатах. Один из них прижимает кого-то к стене, двое других орут с выставленными пистолетами. В ответ на ор раздаются хлопки, и я решаю, что лучше перестать их разглядывать и присесть за тележкой с чемоданами. Снова усмиряют буйного постояльца? Вот так, у всех на виду?

Пока раздумываю, замечаю, что усач на полу зашевелился. Не убит, значит. Пожалуй, его хриплый стон вполне можно принять за просьбу о помощи. Он лежит недалеко от лифта, должно хватить сил дотащить.

Последнее продолжаю повторять себе сквозь зубы, пока волоку швейцара по полу.

— Гос…подин Дач, — хрипит усатый, когда я чуть не падаю рядом с ним за ненадежным укрытием.

— Ага, всегда пожалуйста, — хриплю в ответ.

Вид у него, мягко говоря, бледноватый. На животе рубашка вся в крови.

— Что тут случилось? — решаю спросить, пока он еще может ответить.

Швейцар пытается сесть, но его лицо искажается. Он прижимает к животу руку и зажмуривается, часто глотая ртом воздух. Да, шансы так себе…

Что-то врезается в тележку с другой стороны, чемоданы с грохотом сыплются на нас. Не успеваю прийти в себя, как кто-то хватает за плечо и швыряет на пол. В подбородок упирается ствол пистолета. Половина лица закрыта маской, но и так могу сказать, что тип неприятный.

— Ты! Где Элис?!

Просыпается инстинкт. Хватаю пистолет за дуло и резко дергаю в сторону, тип стреляет рядом с ухом, отчего меня оглушает, а ладонь вспыхивает огнем. Но тело продолжает действовать: коленом в бок, скинуть с себя, подняться на ноги. Голова гудит от выстрела и адреналина. Замечаю краем глаза движение в свою сторону, выхватываю пистолет из-за пояса и направляю туда, палец сам отщелкивает предохранитель. Мы стреляем одновременно. Только после я понимаю, что передо мной белый костюм, и что он стрелял не в меня, а в типа у моих ног.

И проблема в том, что я стреляю метко. Особенно тогда, когда это не нужно.

Костюм сваливается на пол. Следующие несколько секунд слышу только звон в ушах и одну-единственную мысль: «Твою мать». После меня хватают оставшиеся отелевские чистильщики. Я не сопротивляюсь. Белый мрамор, голубые глаза… похоже, все-таки удастся поговорить с Вальсом.

На столе всего пять царапин. Все они со стороны того, кого судят. Кажется, столешницу специально полируют, чтобы она выглядела идеальной, но тут, видимо, не успели. Или оставили намеренно. Чтобы бросалось в глаза.

Еще здесь, похоже, толстые стены. Я не слышу, как Отец подходит к двери с той стороны. Слышу только как он ее открывает. Спустя двадцать минут неподвижного ожидания под немигающим взглядом масок. Часы громко тикают, я считал.

Отец подходит медленно. Я спиной чувствую его взгляд. Никто этого не говорил, но я уверен, что оборачиваться нельзя. Как в той легенде, где человек ослушался Бога и превратился в соляной столп…

Отец садится напротив. Сцепляет руки в замок. Я не могу посмотреть ему в глаза.

На столе всего пять царапин… это другая комната или та же?

— Господин Дач, — начинает старик, и от его голоса я вздрагиваю, — вы снова нарушаете правила.

Молчу. Что тут ответишь? «Простите»? Просто смешно…

— Почему вы застрелили работника отеля? — продолжает Отец. Без злости, без осуждения, но от этого чувство, что моя голова уже лежит на плахе, не исчезает.

— Я не хотел, — у меня дрожит голос? Так, нет, Дач, возьми себя в руки. Плечи хотя бы расправь. Тихо прочищаю горло. — Меня оглушили, я не понял, что это он. Думал, что нападают. Я защищался.

— Откуда у вас пистолет?

— Это… — сколько я могу рассказать? Сколько они уже знают? — Мой. Забрал из старой квартиры.

Отец улыбается. Как всегда, одними губами, и я чувствую, что к плахе подходит палач.

— Беда тех людей, которые привыкли говорить правду, господин Дач, в том, что они очень неумело врут.

— Я хотел отдать его Заместителю…

— Почему не отдали вчера?

— Забыл.

Отец медленно качает головой.

— Это не ваш пистолет, господин Дач. Так как же он к вам попал?

Бессознательно облизываю пересохшие губы. Ну хорошо… хорошо, об этом все равно уже должны ходить слухи.

— Вчера я был на одной встрече, после которой… подрался с людьми из Издательства и застрелил их.

— Это их пистолет?

Просто скажи «да», Дач. Это несложно.

— …нет.

Ты неисправим.

Отец молча ждет. Если я сегодня умру, не лучше ли тогда забрать пару тайн с собой? Хотя меня никто не просил их хранить… Хрипло вдыхаю.

— Это пистолет моего бывшего босса.

Отец кивает.

— Вчера вы привели в отель девушку. Вы знаете, кто она?

А знаю ли? Сегодня ведь приходили за ней?

— Элис. Я… она, кажется, собирает информацию. Ее преследует Издательство, поэтому она попросила меня проводить ее до Отеля. Больше я ничего не знаю.

— Вчера вы защищали ее?

— Да.

Отец вздыхает.

— Перед вашим первым выходным я предупреждал вас, что Отель не несет ответственности за то, что сотрудники делают за его стенами. Однако сегодня нам пришлось, господин Дач. Платить за ваши ошибки.

В горле встает ком. Палач заносит топор…

— Отель принимает всех, кто желает воспользоваться его услугами. Представителя любой семьи и любого сословия. Элис является нашим постояльцем, и мы не можем лишить ее этого права. Однако Отель никого не защищает, кроме себя. Мне важно, чтобы вы это поняли, господин Дач.

Медленно киваю, хотя не уверен, что понимаю.

— Я не стану наказывать вас за то, что вы защищали свою жизнь. Это одно из правил Отеля, и вы имеете на это право.

Сердце пропускает удар. Неужели это все-таки не конец?

— Более того, — продолжает Отец, — я позволю вам оставить оружие. Вы продолжите работать здесь. Однако ваши обязанности изменятся.

— Заместитель говорил, что я некоторое время буду на кухне…

— Это было вчера, — кивает старик. — Впрочем, его слова остаются в силе. Обязанности, о которых говорю я, этому не помешают.

Неуверенно поднимаю взгляд. В спокойных серых глазах читается приказ.

— Добейтесь доверия Элис, господин Дач.

Брови сами ползут на лоб.

— Что?

— У вас есть мое разрешение на посещение ее этажа, номера и на выход из Отеля в рабочие дни в ее присутствии. Выясните, кем были люди, напавшие сегодня. И кто такая Элис.

— А вы не знаете? — вопрос вырывается необдуманно.

— Людей? Нет. Они не относятся ни к одной из семей. Элис? Вам необходимо узнать о ней самостоятельно. Тогда мы сможем двинуться дальше.

— Дальше?

Отец не отвечает. Он встает из-за стола и подает знак маскам. Одна из них помогает встать мне.

— Сходите к врачу и перевяжите руку. Завтра приступайте к своим обязанностям. И будьте осторожнее, господин Дач. Вы очень близки к границе, которую не стоит переступать.

Дожидаюсь, когда Отец выйдет. Закрываю глаза, упираюсь рукой в стол и очень медленно выдыхаю. Маска молча указывает на дверь. Улыбаюсь ей, как лучшему другу.

— Слушай… а у вас нет сигарет?

Не отвечает, вторая подталкивает меня к порогу. Неразговорчивые… В коридоре приваливаюсь к стене и просто стою там следующие минут пять, не веря, что могу это делать.

Доверие Элис… кто она? И почему именно я? У кого-то есть план, я нужен ему для какой-то роли, о которой ничего не знаю. И мне это не нравится.

Но я хотя бы еще жив.

Меньше всего хочется куда-то выходить. В последнее время что ни шаг, то катастрофа. Но мы договорились с Элис, и выбора нет. Докуриваю ее последнюю сигарету, поправляю свежий бинт на ладони и выползаю к лифтам.

В холле уже не осталось никаких следов. Здесь все в полной мере отрабатывают свой хлеб, кроме, кажется, меня. На этот раз оживленно — дамы в платьях с открытыми спинами и старики, слишком низко ищущие их талии. Наверное, снимут целый этаж. Кто знает, что на самом деле они пришли сюда решать. Да и мне все равно. Мне бы присесть.

— Дач!

От неожиданности вздрагиваю, вскидываю голову. Ко мне спешит упитанный веселый гость. Я его узнаю. Давал первые чаевые.

— Дач! — повторяет постоялец, окидывая меня взглядом и по-отцовски качая головой. — Что с тобой случилось?

— Подрался, — растерянно бормочу в ответ.

Толстяк смеется и треплет по плечу, отчего невольно морщусь. Не хватало еще перед ним тут упасть.

— А ты все такой же бесхитростный, малыш, — со вздохом сетует он. — Я ведь предупреждал, что тяжело будет. Отнесешь чемодан? — постоялец убирает руку с плеча и указывает за спину.

— Прошу прощения, я сегодня не работаю.

— Ну да, ну да, — снова улыбается он. — Даже за чаевые?

Отрицательно качаю головой. За последние два дня набрал достаточно проблем, нужно передохнуть.

— Что ж, ничего не поделаешь. — Постоялец разворачивается обратно к очереди и кидает через плечо: — Не подводи тут, парень.

С подозрением провожаю его взглядом. Почему мне кажется, что повсюду плетутся интриги, в каждой из которых я как-то замешан, но мне об этом забыли сказать?

Занимаю свободное место ближе к лифтам, упираюсь головой в стенку, закрываю глаза и принимаюсь ждать. Гул, смех, катящиеся по полу колесики чемоданов и тележек… никаких выстрелов, никаких стонов. Иногда можно даже забыть, что это за место. Интересно, как там усач.

— Вы просто удивительный, — задумчиво протягивает Элис.

Открываю глаза. Она разглядывает новые синяки. Вымученно улыбаюсь.

— Спасибо. Врожденный талант. Вам удалось что-нибудь найти?

Элис кивает и протягивает сложенный в несколько раз листок из блокнота. Разворачиваю, заглядываю. Имя, семья, дата рождения… если только он не установил ее на сейф, информация абсолютно бесполезная. Для меня, по крайней мере. Даже не знаю, почему надеялся, что имя что-нибудь прояснит.

— И это все? — разочарование скрываю так же, как и остальные чувства. Никак.

— Все, что можно было доверить бумаге. — Элис наклоняется ближе. — Я смогу рассказать еще немного, если мы найдем место… поспокойнее.

Встречаюсь с ней взглядом. В нем настойчивый совет принять предложение. Задумываюсь.

— Поговорим в вашем номере?

Элис удивленно хмыкает.

— А вам можно?

— Отель не стоит на месте, — отвечаю туманно.

Она пожимает плечами и протягивает руку, чтобы помочь встать. По-геройски отказываюсь и поднимаюсь самостоятельно. Надеюсь, что с непроницаемым лицом.

— Я только за сигаретами схожу. Какой у вас номер?

Шикарный, конечно же. На третьем этаже. Две комнаты — мне бы было достаточно, чтобы заблудиться. Разделены аркой без двери. В дальней, судя по всему, кровать. Надеюсь, узнать наверняка не придется. Элис предлагает место на диване в гостиной, или кабинете, как посмотреть. Тону в мягкой обивке. Почему у Отца не такой? Лампы под потолком светят приглушенно, коричневые и оранжевые плафоны, какие-то узоры… За окном уже стемнело, на драпированных тяжелых шторах блики от искусственного камина. Он больше моего.

Элис откуда-то приносит тарелки с салатом и, вроде бы, рагу. Желудок сводит. Я ведь так толком и не поел. Умиление в ее глазах подсказывает, что все, как всегда, написано на лице.

— Я как раз собиралась ужинать. Угощайтесь.

Голод и манеры редко когда хорошо сочетаются, так что я просто благодарно ем, стараясь не уронить ничего себе на колени.

Как мало нужно для счастья.

Наевшись, откидываюсь на спинку дивана с довольно прикрытыми глазами. Руку холодит бокал белого вина — Элис настаивала. Журналисты и вина, есть между ними какая-то связь.

— Так кто это был? Мишель… француз?

Элис закидывает ногу на ногу в кресле напротив и вздыхает, во взгляде снова появляется профессиональная хватка.

— Насколько я знаю, родился он здесь. Принадлежал к Венере, но потерял свое место из-за какого-то внутреннего конфликта. После попал в Отель и проработал в нем четыре года, а потом… — Элис пожимает плечами, — исчез.

— Исчез?

Она многозначительно смотрит мне в глаза и подносит к губам бокал. Ясно… в отставку из Отеля не уходят.

— Как давно?

— За день до того, как они нашли вас.

Роняю голову назад и пялюсь на лампы. Как все быстро… живу в комнате мертвеца, который, возможно, еще даже не был похоронен, когда я пришел. От этой мысли по спине проходит холодок.

— Он чем-нибудь увлекался?

Элис негромко смеется, наклоняется, чтобы поставить опустевший бокал на стол.

— Вы задаете необычные вопросы.

Она ненадолго задумывается, потом качает головой.

— Пожалуй, все свое свободное время он проводил здесь же.

Этот тип мало того что из семьи наркоторговцев, так еще и скучный. Хотя не могу вспомнить, когда сам в последний раз думал о чем-то отвлеченном. Тяжело вздыхаю, допиваю вино.

— Элис, — подаюсь вперед и облокачиваюсь на свои колени, — почему бы нам не перейти на «ты»?

Она снова смеется и кокетливо смахивает со лба прядь волос. Невольно отвожу взгляд при мысли о Ви.

— Не поймите меня приватно, но, кхм… вроде как мы спасли друг другу жизнь.

— Ты милый, когда смущаешься, — с улыбкой произносит она, подперев подбородок рукой. — Понимаю, почему к тебе все так тянутся.

Дач, дыши. Ты здесь для работы.

— Уже слышала о нападении? — в срочном порядке перевожу тему.

Улыбка на лице Элис гаснет.

— Так значит, вот откуда бинт на руке.

— Ты знаешь, кто это был?

Она качает головой. Ну, попробовать стоило.

— Это точно не Издательство, они бы не стали действовать так открыто, — рассуждает Элис. — А помимо них… это мог быть кто угодно.

— Может, кто-то из личной жизни? Твой… друг?

Она улыбается выбору слов.

— Вряд ли. Я замужем за работой.

Киваю. Очень спешно киваю.

— Что-то подобное уже было раньше?

— Ничего настолько серьезного. Меня пытаются заполучить многие, но обычно они ограничиваются угрозами. В конце концов, я нужна им живой.

— И все же ты перебралась сюда.

— Угроз стало слишком много, и ты сам видел, что Издательство наконец набралось решимости для действий посерьезней.

Мы ходим по кругу. Прикладываюсь к бокалу, забыв, что он пустой. Отставляю в сторону и провожу рукой по лицу. Нужно подумать.

— Я закурю?

Элис не возражает. Отхожу к окну, но номер все равно скоро наполняет едкий запах. Бесцельно разглядываю машины внизу. Элис, нападение, сейф… может, он с этим как-то связан. Хотя с чего. Код из шести цифр. Обнаружил, когда вводил наугад. Что он мог туда вбить… надо будет все-таки попробовать дату рождения, для начала. Мишель ведь был скучным парнем. Кстати, в имени шесть букв… хм, комбинация телефонных цифр с ними?..

Из раздумий выводит вкрадчивый вопрос.

— Ты останешься ночевать?

Давлюсь дымом. Элис смеется и подходит ближе. Она успела убрать со стола, когда?

— Не бойся, я не собираюсь тебя раздевать, — успокаивает Элис, заметив, как я дернулся. — Ты просто не двигаешься уже минут пятнадцать. Всего две затяжки сделал.

Бросаю взгляд на тлеющую сигарету. Становится как-то неловко.

— Извини, — быстро докуриваю. — Мне правда пора.

— Я не буду против, если останешься. Комнаты ведь две. Да и мне спокойней.

Усмехаюсь.

— Пока будут колотить меня, успеешь сбежать?

— Может быть, — беззлобно отвечает она.

Но гостеприимством решаю не злоупотреблять. Да и план по сближению сегодня перевыполнил. После благодарности за ужин и прощаний возвращаюсь в свою роскошную берлогу.

Следующий час посвящаю сейфу, который на уговоры не поддается. Начинаю задумываться, а в правильном ли направлении я вообще ищу. Может, его запер совсем не Мишель. Может, сейф уже был заперт изначально, до него. Может он вообще ненастоящий, элемент декора. Да и что в нем может лежать? Оружие? Порошок? Любовная переписка?

От переизбытка вопросов трещит голова, решаю отложить свои взломы до завтра. Вдруг озарит во сне?

Но ночь проходит без снов. До кухни добираюсь разбитым, настроение становится еще кислее, когда вижу широкую улыбку Баха. О нет…

Его поручения растягиваются из-за многочисленных «если тебе не сложно» и «пожалуйста, не мог бы ты». Но приходится терпеть. Выматываюсь уже к обеденному перерыву.

Бах невероятно гордо ставит передо мной тарелку с макаронами и тефтелями. Обзывает их сложными французскими словами, но это все еще макароны с тефтелями. Вкусные, тут спорить не буду.

— Ты вчера был внизу во время нападения, да? — взволнованно мешает мне есть Бах.

Мычу с набитым ртом.

— В тебя стреляли?

Показываю обожженную ладонь, паренек завороженно выдыхает.

— Надо же! Анархисты так просто взяли и вошли в Отель!

Перестаю жевать и впериваю в него взгляд.

— Фто?

— Ну… А-анархисты. Это же они вчера были?

Резко теряю интерес к еде, проглатываю половину тефтелины целиком и чуть не задыхаюсь, Бах спешно пододвигает стакан воды.

— Это организация? Ты знаешь, кто вчера напал?

— Да-а? — неуверенно протягивает Бах. — А ты нет?

— Даже Отец не знает.

— Ой… — лицо парнишки вспыхивает, он вдруг начинает суетиться, глаза бегают туда-сюда. — Т-ты уже доел, да? Я уберу.

Он хватается за тарелку, но я перехватываю его руку и не даю отойти. Жутковато улыбаюсь.

— А ну-ка расскажи мне все, что знаешь.

Бах принимается оправдываться, но я быстро это пресекаю. Терпение кончилось еще на его нерешительных поручениях. Паренек сдается.

— Это… ну… они хотят разрушить иерархию семей. Город без границ, чтобы все везде ходили и делали, что хотят. Они за то, чтобы все решалось только силой, а не словами.

Понятно, в названии, в общем-то, все уже сказано. Чувствую, что малой чего-то недоговаривает, но, когда пытаюсь копнуть глубже, он повторяет все то же самое другими словами.

— Зачем им Элис? — допытываюсь я.

— Не-не знаю. А кто это?

— Она не состоит в семье. Если они просто рушат систему, то зачем им конкретно она?

Бах беспомощно разводит руками. Ну что такое… Ладно, не буду упускать момент, раз уж у нас тут откровенности.

— У тебя в номере есть сейф?

Парнишка теряется от резкой смены темы, смотрит круглыми глазами. Приходится повторить вопрос.

— Ну да, — наконец выдает он.

— Открытый?

Бах кивает.

— Он уже был открытым?

— Конечно.

Черт, значит, я все-таки везунчик.

— И внутри ничего не лежало?

— Нет?

Недовольно бормочу, отпускаю малого. Засовываю в рот зубочистку и задумчиво пялюсь в никуда. Если подбирать шесть цифр наугад, мне же жизни не хватит.

— У тебя закрытый сейф? — осторожно спрашивает Бах.

— М-хм.

— Хочешь, я его открою? — в ответ на мой вопросительный взгляд он смущенно добавляет: — Направленный взрыв.

— Ты подрывник?

Бах кивает, а меня осеняет, за что его так прозвали.

— Спасибо конечно, но как я потом им пользоваться буду?

Паренек пожимает плечами. Вздыхаю.

— Давай это на крайний случай оставим. Лучше подскажи, какой может быть код. Я уже все испробовал, ума не приложу, что еще этот Мишель мог придумать…

— Мишель?

— Прошлый житель.

— А почему ты думаешь, что код связан с ним?

— Ну а с кем еще ему быть связанным?

— С тобой.

Вскидываю бровь.

— А это еще почему?

— Ну, ты ведь там сейчас живешь.

Бах явно хочет сказать что-то еще, но осекается, трет шею и решает наконец заняться мытьем посуды.

Остаток дня размышляю над тем, что может быть связано со мной. Вернувшись в номер, сразу же прилипаю к сейфу. Гениальная догадка с датой рождения конечно же оказывается неверной. Вторым кодом пробую день, когда пришел в Отель.

И это срабатывает.

От тихого щелчка чувствую трепет, как будто тайны мироздания разгадал. Нетерпеливо распахиваю дверцу. Внутри сиротливо лежит бумажка. Записка. «Молодец. 1301. 23 октября. Не опоздай. М.»

Отлично, больше цифр. Их-то мне и не хватало. Ладно, подумаем еще…

М — это, скорее всего, Мишель. Записка, судя по всему, действительно адресована мне. Еще подбадривает, зараза… Двадцать третье октября. Это через неделю. 1301… номер комнаты? Здесь? Тринадцатый этаж, куда не поднимается лифт. И на что я должен не опоздать? Мишель был пророком?

Или это кто-то из Отеля со мной играет?

Вопросов меньше не стало. Но зато теперь есть где хранить пистолет. Надо будет спросить у Элис про этаж, да и про этих анархистов тоже. Ну а до тех пор… остается только ждать.

— Анархисты… — протягивает Элис, покачивая ногой. — Может быть.

— Так ты о них знаешь?

— Да, но никогда раньше на меня они внимания не обращали.

— Ты их чем-то разозлила?

Элис поднимает глаза к потолку и задумчиво касается подбородка.

— Да нет… об анархистах редко говорят, они большую часть времени бездействуют. Известно немного. И их не воспринимают всерьез.

А стоило бы… может, ума им недостает — соваться сюда — но решимости хоть отбавляй. Такие не остановятся сразу. Хмуро откусываю яблоко.

— Они могут прийти снова. Или поймать тебя за пределами Отеля.

Элис улыбается. Яблоко вдруг начинает горчить.

— А знаешь, мы ведь это можем использовать. Пригласи меня куда-нибудь.

Многозначительно указываю на следы прошлых геройств.

— Ты уверена, что мы это переживем?

— В прошлый раз у нас не было плана, — невозмутимо заявляет она и уходит за ноутбуком.

Ясно, за меня тут уже все решили. Лучшие умирают молодыми. Никогда себя к ним не причислял, и о судьбе такой не мечтал.

Элис предлагает варианты, которые я отвергаю за любую мелочь. Через полчаса голова закипает у нас обоих.

— Хорошо! — не выдерживает она. — Что предлагаешь ты?

— Никуда не идти.

— Тогда мы ничего и не узнаем.

— Ты же информатор!

— И поэтому сейчас я ищу способ достать информацию, — почти рычит она.

Вдруг Элис замолкает и шире раскрывает глаза. О нет, еще одна идея.

— Кто-нибудь из нападавших выжил?

Хмурюсь, пытаясь вспомнить.

— Не уверен… кажется, когда схватили меня, все остальные лежали на полу. Может быть, кто-то был только ранен.

— Они все еще могут быть здесь.

— И?..

— И мы можем их допросить.

Так, отлично. Она сходит с ума.

— Если они все еще здесь, то их наверняка уже допросил Отец, — невольно ежусь. — И нам они вряд ли что-то смогут сказать.

— Ты не хочешь покидать Отель, — продолжает давить Элис, — мы можем хотя бы проверить.

— Ты понимаешь, что будет, если нас поймают?

— Для любой победы нужно рисковать.

Непробиваемая. Откладываю яблоко в пепельницу, аппетита никакого. Вы очень близки к границе, которую не стоит переступать. С другой стороны, старик ведь сам велел мне узнать, кто это такие… Обреченно вздыхаю.

— Здесь много этажей, — безрадостно ищу причину отказаться.

— Если Отец заинтересован в анархистах лично, то они должны быть в одной из комнат на десятом. Это его личный этаж.

Ну да, коридор тюремных камер.

— С двенадцати до часа комендантский час, — нехотя развиваю идею, — в это время ни персонал, ни посетители не выходят из комнат. По крайней мере, часть персонала. Если повезет, нас некому будет замечать.

Элис кидает на меня странный взгляд.

— Ты знаешь, что происходит в этот час?

Настороженно качаю головой.

— Зачистка. — Элис ждет реакции, но ответить мне нечего, и она продолжает: — Если анархисты живы, или если мертвы, в час их уже, скорее всего, здесь не будет.

— Тогда их может не быть уже сейчас. Унесли сегодня.

— Возможно, — соглашается Элис. — Все зависит от того, насколько они выносливые. Человек может хранить секреты ночь. Как насчет двух?

Мрачно опускаю глаза в пол. Звуконепроницаемые стены, да? Царапины на столе…

— Тогда… мы можем пойти ночью?

Элис переводит взгляд на окно. Уже сумерки.

— Все темные дела творятся в ночи, — задумчиво протягивает она. — Я буду задавать вопросы. А ты, — Элис холодно улыбается, совсем как Отец, — убедишься, что мы получим ответы.

На этаж поднимаемся по лестнице. После ищем дверь без таблички. Только сейчас задумываюсь об очевидных вещах: что, если в номере окажутся маски, или если он попросту будет заперт? Вот и повод развести руками. Не получилось, как жаль.

Но Элис достает из кармана ключ.

Я отказываюсь сдвигаться с места без объяснений.

— У меня очень много связей, — шепчет она с улыбкой.

Этого недостаточно, но резкий звонок лифта значительно сокращает забастовку. Вместо этого начинаю подгонять, мы чуть не падаем, вваливаясь через порог. Дверь закрывается с тихим щелчком, прижимаюсь к ней ухом и напряженно замираю. Тишина, слышу только глухие удары собственного сердца. И на что надеялся? Взглядом впиваюсь в ручку. Сейчас она повернется, и прощай мир. Вот прямо сейчас. Сейчас…

Сердце останавливается от хриплого кашля за спиной. Нет, я точно скоро свихнусь вслед за всеми остальными.

— Мы не опоздали, — довольно констатирует Элис и проходит глубже в номер.

Приходится отлипнуть от двери, чтобы последовать за ней.

На стуле сидит — или, скорее, полулежит — человек с заплывшим синевой глазом. Его руки привязаны к спинке. На одном из выбритых висков красуется вызывающая надпись. В принципе, предписанному тут как раз и последовали. Распахнутая кожанка с одного плеча сползла, сидит наперекосяк, под ней мятая черная футболка. Из прорези на джинсах торчит разбитая коленка, в кеде не хватает шнурка. Интересно, это униформа анархистов или его личный стиль? С учетом допроса, выглядит он довольно чисто. Вряд ли методы Отеля щадящие, но насилием они не ограничиваются.

Элис занимает место Отца напротив бунтаря. Он довольно скалится и откровенно ее разглядывает, дотрагивается языком до уголка губ.

— Что, дедуля решил изменить подход? — парень ухмыляется. — Мне нравится.

Встаю у Элис за плечом, складываю руки на груди. Ухмылка анархиста немного блекнет, он окидывает меня оценивающим взглядом. С моим лицом редко получается быть приветливым, но вот устрашающим… даже стараться не надо.

— Я Элис.

Необычный способ начать задавать вопросы. Парень щурится, похоть во взгляде разбавляется презрением.

— Сучка. Думала, спрячешься здесь?

— От вас я не пряталась, — возражает Элис и подается вперед, внимание бунтаря на секунду переключается на глубокий вырез платья. — Почему бы нам не познакомиться?

— О-о-о, — тянет он, после чего шире разводит ноги и призывно дергает бровью, — это с удовольствием. Запрыгивай. Удобней будет тебя душить.

Элис игнорирует глумливые смешки, выражение ее лица не меняется. А у меня вот начинают чесаться кулаки.

— Давай начнем с имени.

— Твой ночной кошмар, крошка.

— Ты анархист, верно? Вы хотите меня убить? Почему?

— Убить! — хохочет бунтарь. — Ну да, убить-то проще, но для начала можно и развлечься. Ты так-то ничего, есть, че помять, — он пытается наклониться, но веревки мешают. — Как насчет ночки, м? Да можем хоть сейчас, ты только дружка своего погулять отправь.

Элис вздыхает, откидывается на спинку стула, смотрит на меня. Ясно, это просьба его поторопить. Приходится сдерживаться, чтобы ежесекундно не кидать взгляды на дверь.

Степенно обхожу стол, останавливаюсь впритык. Это обычно нервирует, когда личного пространства не дают, знаю по себе. Парень задирает голову.

— Че, дает она тебе, да? На побегушках?

Я человек простой. Меня провоцируют — я провоцируюсь. От удара бунтарь сваливается вместе со стулом и секунду лежит, выпучив глаза. Затем начинает дергаться и плеваться руганью без разбора. Не убедил. Краем глаза смотрю на Элис, она спокойно наблюдает. Страшная женщина.

Резким движением возвращаю стул на место, анархист успевает плюнуть кровью на ботинок. Зря он это. Хватаю за шею и начинаю сжимать. Может, не очень изобретательно, зато эффективно. Достаточно времени, чтобы подумать над своими решениями. Парень рычит, пинается, продолжает перебирать мою родословную, но только зря воздух тратит. Его лицо становится красным, на губах пузырится слюна, глаза налились кровью. Не знаю, когда научился смотреть на это равнодушно. Видимо, к некоторым вещам все-таки со временем привыкаешь.

Отпускаю, когда у бунтаря начинают закатываться глаза. Он судорожно и хрипло вдыхает, заходится кашлем, жадно глотает воздух. Не поймешь, насколько нужен, пока не потеряешь, да?

— Твое имя, — невозмутимо продолжает Элис, как будто разговор и не прерывался.

— Ебаные психи…

— Зачем вам я?

— Анекдоты травить! Ты думаешь, мы не знаем, кто ты? Шавка блядского Мишеля.

Так. Если Элис и удивлена, то хорошо это скрывает, а вот я пялюсь на анархиста в своей обычной манере. Он замечает и кривится в усмешке.

— А ты не в курсе, да? Она тебя использует. Да и всех вокруг! Играют, пока…

— Откуда ты знаешь о Мишеле? — не дает договорить Элис.

Анархист дергает головой.

— Скоро все о вас знать будут.

— Что значит использует? — это спрашиваю уже я. Практика показала, что если здесь хочешь получить какие-то ответы, то нельзя упускать момент.

— Дач…

— Хе-хе, что, интересно стало? — парень проводит языком по зубам и сплевывает на пол. — Ты, небось, думаешь, что здесь всем семьи рулят? Ха! Мы тоже так думали. Но они просто солдатики, которыми играет Мишель, — бунтарь переводит взгляд на Элис, — и тот мусор, который он себе набрал. Ничего, мы вас скоро всех приласкаем.

Взгляд Элис леденеет. В ней не остается ничего от той хрупкой девушки, которую я встретил несколько дней назад.

— Сколько вас? Кто вами руководит?

— Девчуля, мы анархисты, — самодовольно трясет спутанной шевелюрой парень. — Нахуя нам босс?

Снова чувствую на себе железный взгляд. Использует, да?.. Значит, Мишель не был никаким сотрудником. И она это знала. Они все устроили с самого начала. Отец замешан в этом? Сколько они спланировали? Мое появление здесь? Мою ссору с боссом? Война между Порядком и Издательством — к этому тоже приложил руку Мишель?

— Похоже, твой песик отказывается тяфкать, — посмеивается парень.

Элис встает и подходит ко мне, кладет руку на плечо, смотрит в глаза.

— Дач, я обещаю, что все тебе расскажу. Сможешь задать любые вопросы. Потом. — Пальцы сжимают плечо немного сильнее. — Но сейчас мне очень нужно получить ответы самой. Пожалуйста, помоги.

Верный, честный Дач, которым можно крутить как вздумается. Которого можно обманывать, подставлять и марать. Да? Безотказный.

Безотказный.

Я достаю из-за пояса пистолет. Ответы ведь нужны быстро?

Анархист сдается после второй пули. Что за расточительство, запасных патронов у меня нет. Оказалось, что они не знают, как выглядит этот Мишель и где находится. Но очень хотят его уничтожить, как и всех, кто с ним связан. Еще оказалось, что у анархистов действительно нет лидера, но есть тот, кто предоставляет информацию и повод собраться. И этот кто-то из Издательства.

А еще у анархистов бывают перебежчики. Один из которых сейчас работает на Отелевской кухне. Отлично разбирается во взрывчатке и отвратительно — в холодильниках.

И напоследок — Отелем тоже управляет Мишель. Об этом рассказывает уже Элис, когда я спрашиваю, что теперь делать с бунтарем. Вряд ли в нем не заметят две новые дырки.

— Застрели, — просто говорит она. — Днем его унесут.

И зачем была вся эта игра в шпионов? Все эти «вы должны узнать сами»?

Я отвожу взгляд, прежде чем нажать на спусковой крючок. К некоторым вещам привыкаешь. Не ко всем. И удовольствия они уж точно приносить не начинают.

Уходим с этажа снова прячась. Что за любовь к спектаклям.

В номере Элис первое время сидим в гробовой тишине. Сигарета тлеет между пальцев.

— Кто ты? На самом деле, — начинаю я.

Элис пододвигает пепельницу.

— Все как он сказал. Я подчиняюсь Мишелю. Держу его в курсе дел и распространяю по городу ту информацию, которую он велит.

— Отец тоже? Подчиняется ему.

— Да. Мы с ним единственные, кто знает Мишеля лично. И только мы знаем, сколько он держит в руках.

— А Заместитель?

Элис качает головой.

— Он подчиняется только Отцу. И остальные сотрудники тоже. О Мишеле они ничего не знают.

— Зачем была байка про сотрудника?

— Нужно было подтолкнуть тебя к ответу, но я не могла сказать прямо.

— К ответу?

— Код от сейфа.

Хмыкаю. Подсказка получилась так себе.

— Раз ты о нем знаешь… что должно случиться двадцать третьего октября?

Элис пожимает плечами.

— Не знаешь или не можешь сказать?

— Есть вещи, которые нельзя торопить, — как всегда загадочно отвечает она. Честное слово, начинает уже тошнить.

— Расскажи про тринадцатый этаж.

— Это мертвый этаж, — начало многообещающее. — Там не ловит сеть, в каждом номере две входных двери друг за другом, вторая железная. Из персонала на него не допускается никто, постояльцев провожает лично Отец. Узнать, что происходит за дверями, невозможно.

Замечательно. И мне, значит, нужно туда попасть.

— Зачем вам я? Зачем вы играете?

Элис качает головой. Ага, все расскажет, раскатал губу…

— Со мной что-нибудь сделают, если застанут на тринадцатом?

В ответ хитрый прищур. У Отца уже было достаточно поводов, чтобы от меня избавиться, но он каждый раз отпускал. Значит, у них на меня планы, и что-то они готовы прощать, до определенной границы. Только вот где она?

К себе возвращаюсь без настроения. Патрона осталось два. На руках новая кровь. Словом, все паршиво. Неприятно, когда используют. Еще неприятней, когда даже не скрывают.

Еще и Бах оказался бывшим анархистом. Он явно знает больше, чем рассказал. Может, получится вытянуть ответы из него? Заставлю пригласить в гости после смены. Интересно, придет ли к нему Элис. Интересно, стоит ли о ней предупреждать. Хотя ведь Мишель знает, кого берут в Отель, значит, людей проверяют?..

Что же он видит во мне?

Ждать окончания рабочего дня не приходится, возможность предоставляется раньше, в виде продуктового хранилища с герметично закрывающейся дверью. Приваливаюсь к ней спиной и жду, пока паренек отвлечется от мешков риса.

— Ну вот, этого хватит, — пыхтит Бах, таща таз к выходу.

Когда я не отхожу, он растерянно поднимает голову.

— Ты чего?

— Ба-ах, — начинаю протяжно, — дружище, я думал, мы с тобой доверяем друг другу.

Парнишка настороженно пятится.

— Ч-что-то случилось?

— Ага. Анархисты-то, оказывается, твои приятели, а ты ничего не рассказал, когда я спрашивал, — угрюмо качаю головой. — Нехорошо это.

Бах прижимает таз к животу и пытается что-то отыскать взглядом на полу.

— Признавайся, это ты их сюда позвал?

— Нет! — вскрикивает малой. — Как я… зачем?!

— Ну как, — прищуриваюсь, — прознал, что здесь человек Мишеля, и решил им рассказать.

Бах заливается краской. Кажется, у него сейчас сердце вывалится на связку лука.

— Значит, ты действительно знал. И лапшу мне на уши вешал.

— Я их не звал, — бормочет Бах. — Я больше не анархист.

— А кто теперь? Человек Мишеля?

Паренек не отвечает. Со вздохом беру с ближайшей полки упаковку печенья. Разговор, похоже, будет долгий, хоть перекушу.

— Давай, рассказывай. Что тебе велели насчет меня? Без обид, но иначе твою нездоровую привязанность объяснить не могу.

Бах загнанно смотрит на дверь. Нет, малыш, не в этот раз. Просто так не отпущу.

— Мне сказали тебе помочь… — мямлит он, встречается со мной взглядом и тут же опускает глаза, — если нужно будет.

— М-м. Зачем?

Бах пожимает плечами.

— Слушай, мы ведь здесь стоять долго можем.

— Я не знаю! — как-то отчаянно оправдывается он. — Просто… ты хороший. И ты нужен.

Вскидываю бровь.

— Это кто так сказал? Мишель?

— Отец.

— Нужен для чего?

Бах качает головой.

— Что ты знаешь о Мишеле и Элис?

— Об Элис ничего. А Мишель управляет городом…

— И все?

— Он выбирает глав семей. Не напрямую, но… обычно они выбираются здесь, — Бах кивает на стены вокруг.

Вспоминаю историю с Вальсом. Кстати.

— Анархистам помогает кто-то из Издательства. Ты говорил, что они ненавидят семьи.

— Общий враг, — отвечает паренек, уже смирившись с допросом. — Издательство хочет его разоблачить. Рассказать остальным, кто ими управляет.

— Ты видел Мишеля? Знаешь, как он выглядит?

Бах снова качает головой.

— Возможно, это сам Отец, — предполагает он.

Я бы не удивился. С его-то глазами.

— Ты знаешь что-нибудь про двадцать третье октября или номер 1301?

Конечно, ничего. Смахиваю крошки с груди.

— Почему из анархистов ушел?

Бах мнется.

— Меня просили сделать кое-что, из-за чего потом пострадало много людей, — обходит он подробности. Я не давлю.

Информации чуть, но больше, чем от всех остальных.

— Ладно, — отступаю с прохода, — спасибо хоть на этом.

Паренек медлит.

— Дач, ты только… не умирай.

От неожиданности вместе с печеньем прикусываю язык. Что?

— В смысле?

Бах делает робкий шаг к выходу, но задерживается.

— Отец как-то сказал… ты либо справишься, либо умрешь. Не умирай.

Малой вылетает на кухню, я тупо смотрю ему вслед. Отец ничего не говорит просто так. Как-то сама собой закрадывается мысль, что жить мне осталось всего три дня. Чего за них успеть? Еще и работая.

Трясу головой. Ладно, это не повод паниковать. Я просто… должен быть осторожен.

Дни тянутся болезненно монотонно. От мельтешения Баха и его детских попыток приободрить становится только хуже. К Элис больше не хожу, зачем? Она ничего не расскажет, а засыпать с мигренью надоело. Отец к себе не вызывает, хотя у него и не было повода. Кроме тела анархиста, разве что.

На закате слоняюсь по номеру, точно призрак, и прикидываю, в каком углу поселиться, когда действительно им стану. Сигарет снова остается слишком мало. Наверное, до старости я бы все равно не дожил, легкие бы отвалились раньше.

В дверь стучат за сорок минут до конца третьего дня. Знаю, потому что последнюю ночь решил посвятить пяленью на часы. Других развлечений здесь все равно немного. Смерть заскочила пораньше?

Раздавливаю бычок в переполненной пепельнице, для приличия натягиваю штаны и накидываю на голые плечи рубашку.

По ту сторону двери стоит Ви. Затянувшееся молчание она нарушает первой:

— Пусти.

Послушно делаю шаг к стене. Как только дверь закрывается, Ви продолжает, глядя мне в глаза:

— Босса казнят.

… так… что?

— На последней встрече один из его людей застрелил нового главу Издательства. Это открытая вражда и нарушение неприкосновенности на переговорах, — Ви не сводит с меня глаз. — Его судили, и теперь он здесь. — Когда я не отвечаю, она раздраженно хмурится и подходит вплотную. — Дач, ты слышишь? Твоего босса завтра убьют.

Наконец вспоминаю, как говорить.

— Прости… я думал, ты пришла убить меня.

— Что?

— Да так…

Тяжело выдыхаю, протискиваюсь мимо, сажусь на край кровати. Тру ледяными пальцами глаза. В этом потоке звуков было что-то важное. Босса казнят… здесь…

— Не может быть…

— На это нет времени, — Ви садится рядом, снимает фуражку и резко проводит рукой по волосам. — Если что-то можно сделать, то это нужно делать сейчас.

— Почему? В смысле… кто стрелял?

— Его новый протеже. — Ви нетерпеливо встает, принимается обходить комнату. — Господи, да даже ты бы не сделал такую глупость!

— Сколько у нас времени?

— Не знаю, — Ви снова садится. — Никто больше не сможет. Это Отель, он не пустит. Дач… только ты.

— Я теперь часть Отеля.

— И что, отвернешься? — в ее голосе злость. А в моем…

Это ведь придумали они. Да? Подставили босса. Дата в сейфе. Они знали заранее. Чтобы проверить меня? Они казнят его, чтобы проверить меня?

— Дач? — теперь в вопросе появилась неуверенность.

— Нет. Нет, я… — голова раскалывается, провожу руками по лицу, встаю, отхожу на другой конец комнаты. — Дай мне подумать.

— Подумать?! — Ви подлетает и хватает за локоть. — Дач, он же практически твой…

— Я знаю! — отвечаю слишком резко, Ви отшатывается. — Дай мне минуту.

В наступившей тишине перевожу дыхание. Нужно собраться. Расставить мысли по местам.

Я пойду за ним. Это очевидно. Вопрос как. Меня там встретят? Или оставят дверь открытой? Сколько мне дадут пройти? Чего они ждут? Что в их понимании «справиться»?

Да какое мне дело. Если Отель играет так, то я не хочу быть в этой игре. Уж точно не по их правилам. Я вытащу босса. Вот и все. Как-нибудь.

— У тебя пистолет с собой?

Ви смотрит в глаза, немного мешкает, потом медленно кивает. Наверное, сейчас я похож на сумасшедшего. Близко к правде, добралось и до меня.

— Мне нужен магазин.

Ви не задает вопросов. Отхожу к сейфу, достаю оружие, пробую перезарядить. Вроде подходит. Старый магазин убираю в карман.

— В Отеле есть запасной выход, — не узнаю собственный голос. Не помню, когда говорил так отстраненно. — Через кухню. Нужно взять кое у кого ключ.

— Дач, — Ви запинается, когда перевожу на нее взгляд. — Мне пойти с тобой?

Она знает ответ, поэтому спрашивает, а не утверждает.

— Нет. То, что ты сейчас здесь, уже достаточно плохо.

Ви хочет подойти, но не решается, бесцельно запускает руку в карман пиджака, снова достает, не знает, куда себя деть.

— Только ты, — извиняясь, тихо повторяет она. Потом вздыхает. — Я буду ждать в машине за Отелем. Я тебя не брошу.

Киваю. Почему-то появляется уверенность, что это наша последняя встреча. Мне больно за Ви. Но она любит и ненавидит босса так же, как я. Он многому ее научил. Она не могла не прийти.

— Я буду ждать, — добавляет Ви, собрав, наверное, всю уверенность, которая еще была.

Она подбирает с пола фуражку. Я делаю шаг, но Ви выставляет руку.

— Нет. Я буду ждать.

Она быстро уходит. Не давая права попрощаться.

Несколько секунд стою на месте, с каждой пистолет в руке кажется немного тяжелей. Одеваюсь словно во сне, в первое попавшееся.

Бах открывает дверь заспанным и взъерошенным. Я не трачу много слов. Что-то в моем тоне стирает его сонливость. Скоро получаю связку ключей.

— Возможно, не верну.

Бах немного бледнеет, но поджимает губы и мотает головой.

— Пусть будут у тебя сколько нужно. Я уже редко остаюсь допоздна.

— Спасибо.

Подняться решаю по лестнице. Боль отвлекает. По дороге, конечно, курю. Скоро здесь и так станет грязно, так почему бы не оставить побольше следов?

Тринадцатый этаж бордовый. Однотонная темная краска, которой добросовестно и равномерно покрыто все вокруг. Все равно что крупными буквами написать: здесь только кровь. От бархата, наверное, ее было бы сложнее отмывать.

1301 — первый номер на этаже. Его просто найти. Бросаю на пол бычок, прямо у порога. Элис неодобрительно цокает языком.

— Ты пришла меня ловить? — получилось бесцветно. Обвожу ее взглядом. В том же черном платье, что было в первый раз.

— Еще нет. — Она отходит от стены и протягивает два сцепленных проволокой ключа. — Ты ни разу не зашел. Я подумала, что без них будет тяжелей.

— Помогаешь?

Она пожимает плечами.

— Ты спас мне жизнь.

— Отель помогает только себе.

Элис улыбается.

— Да. И пока что ты его часть.

Забираю ключи. Интересно, что бы делал без них. Наверное, все равно пошел бы к ней. Железную дверь не выбить.

— У тебя есть около десяти минут, — произносит Элис вместо прощания.

Слушаю, как затихают ее шаги. Странно, но я никогда раньше не чувствовал себя настолько спокойным. Я знаю, что нужно сделать, а дальше… а дальше все будет не со мной.

На лице босса не прочитать ни одной эмоции. Он смотрит снизу вверх, сидя в отполированном дубовом кресле — единственном элементе декора, не считая такого же стола и фотографии расплавленного шоколада в полстены, под стеклом. Абсолютная безвкусица среди черных стен, пола и потолка. Он не связан и не избит. Он здесь добровольно.

— Не знал, что это будешь ты. — Босс поднимается, убирает руки в карманы брюк и закрывает глаза. — Сделай это быстро.

Руку жжет от внезапного желания его ударить. Со всей силы. До крови. И любой, кто встречал Дача, знает, что я не умею сдерживаться.

От удара босса ведет в сторону, он упирается рукой в край стола, другую прижимает к разбитой губе, в глазах искрой мелькает гнев. Эмоция. Пусть даже сразу растворяется в обычном высокомерии и безразличии, но я ее получил. Спокойствие осталось у двери, и чувствую, как режет глаза. Плевать. Я знаю, что нужно делать.

— Вы пойдете со мной.

Босс прищуривается. Вторая. Видимо, он поражен.

— Дач, это решаешь не ты.

Ха. Да. Я знаю. Но и не вы.

— Вы мне больше не указываете.

Хватаю босса за рубашку и к выходу тащу насильно. От толчка в бок на секунду темнеет в глазах, ткань выскальзывает из пальцев, но на ногах держусь. Вечно побоям не хватает времени, чтобы зажить.

— Ты не знаешь, что тогда будет с Новым порядком, — холодно бросает босс. — Если это все, то уходи.

Сжимаю зубы. Как быстро объяснить?

— Это не имеет значения, вы здесь из-за меня.

— Не все крутится вокруг тебя.

— Да блядь! — от бессилия шарахаю рукой по ближайшей стене. С трудом понижаю тон. — Просто послушайте меня, хорошо? Пожалуйста. Доверьтесь. Я все объясню потом.

Не знаю, достаточно ли в моих глазах отчаяния, но босс долго молчит. Открываю рот, чтобы попробовать снова, может, угрожать, но он отвечает раньше. Всего одним слово. «Хорошо».

Мы успеваем дойти до лестницы, и я позволяю себе немного надежды. Для того, чтобы снова ее потушить, оказывается достаточным открыть одну дверь.

Отец чуть отступает, чтобы не столкнуться со мной. Его холодная улыбка как удавка на шею.

— Господин Дач. Какой сюрприз.

Из-за спины Отца выглядывает мужчина с коротко подстриженной бородой. Волосы лоснятся от воска, очки в тонкой оправе, которые выглядят смешно на квадратной фигуре. Я думаю, он смог бы оторвать мне руку без особых усилий.

— Что это значит? — хмурится бородатый.

Делаю шаг назад, натыкаюсь спиной на босса.

— Ничего, просто носильщик доставлял багаж, — Отец вскользь смотрит поверх моего плеча. — Верно?

Чувствую, что босс собирается ответить, и знаю, что именно, поэтому выпрямляюсь и выпаливаю первым:

— Я не могу пустить вас на этаж.

— Вот как? — поднимает брови Отец. — Почему же?

— Что за цирк? — не выдерживает бородач. — Я думал, Отель держит слово. Вы обещали, что второй раз подобного не повторится, Отец.

— Верно. Должно быть, у господина Дача есть серьезные причины, чтобы мешать постояльцам пользоваться приобретенным у нас временем.

Ком в горле мешает говорить. Думай, Дач. Ты должен его спровоцировать.

— Сейчас производится дезинфекция номеров. Кто-то из постояльцев обнаружил под кроватью крысу, и…

— Достаточно, — бородатый довольно нагло отодвигает Отца и нависает надо мной. — Уйди с дороги.

— Простите, но вам придется прийти в другой раз.

У бородача дергается бровь.

— Ты не имеешь права мне это говорить. Знай свое место. Отойди.

— Мне жаль, но дальше вам нельзя.

Бородатый тянется к лацканам жилета. Не сомневаюсь, что у него хватит сил просто поднять меня и переставить. Отстраняюсь, ударяю его по руке. И от этого он наконец вспыхивает.

— Черт, да кем вы здесь себя возомнили?!

Бородач дергает за рукав с такой силой, что ткань трещит, а я теряю равновесие. В падении успеваю схватиться за его пиджак и всем весом тяну назад. Он делает шаг, но нога соскальзывает с края ступени, и мы кубарем летим вниз по пролету. Отец благоразумно отошел к стене немного раньше. Они с боссом молча наблюдают сверху.

Тяжелый локоть врезается в ухо, и от этого в голове начинает звенеть. От второго удара уворачиваюсь, забираюсь на бородатого сверху и наваливаюсь предплечьем на бычью шею. Но душить хилого анархиста и здорового Издателя — это две разные вещи. Он хватает меня за шкирку и сбрасывает, как котенка. Быстро поднимаюсь на ноги, как и он, ловлю прилетевший в живот кулак, но удар это смягчает несильно. Цепляюсь за бороду и дергаю вниз, бородатый ревет, вдавливает меня спиной в стену. Борьба не была честной с самого начала, бью коленом в пах, и когда Издатель сгибается, ударяю ладонями по ушам. Оглушения хватает, чтобы вырваться в сторону и выхватить пистолет. От щелчка предохранителя бородатый замирает.

— Ты сейчас отвернешься к стене и будешь стоять, пока мы не уйдем, — говорю как можно жестче. Надеюсь, что хотя бы разборчиво.

Издатель переводит взгляд с пистолета на мое лицо и обратно. Медленно выпрямляется. Заходится хриплым смехом.

— Это твой нейтралитет? — спрашивает он у Отца, указывая в мою сторону.

— Вы напали на работника Отеля, — спокойно отвечает старик. — Он вправе себя защищать.

Издатель щурится.

— Твое слово не стоит ничего.

Он резким движением запускает руку под пиджак. Кобура. Я стреляю первым, в локоть, его оружие выпадает, и вой раскатом отражается от стен. Взбешенный бородач идет на таран, второй раз стреляю в ногу, но этим делаю хуже. Он врезается в меня, третий выстрел уходит над плечом, в поясницу впивается резной край перилл, меня выгибает через них назад. Впиваюсь ногтями в пиджак Издателя, пистолет вжимаю в его висок, стреляю последний раз и чувствую, что теперь вниз падаем мы оба.

Тринадцатый этаж — это высоко. А если сверху обещает придавить туша в два раза тяжелее тебя, то это очень, очень больно. Хотя может быть я ничего почувствовать и не успею.

Но туша дергается, и меня вслед за ней тянет обратно. Падаю на колени, все еще сжимая плечо Издателя. Костяшки побелели. Пальцы свело. Он не двигается.

Рядом стоит босс. Медленно поднимаю голову и смотрю на него. Вытащил. Нет, я совсем не испугался.

По одному разжимаю пальцы, встаю. Боюсь услышать голос Отца. Делаю шаг к следующему пролету. Другой. Он не останавливает. Но я чувствую взгляд.

— Нужно идти, — почти шепотом, не знаю, кому из них.

Босс следует за мной.

Лестница. Коридор. Двери. Посуда. Коробки. Снова лестница. Внутренний двор. Нужно быстрее. Единственная мысль мечется в исстрадавшейся голове. Быстрее прочь.

Машина. Загораются фары. Слепят. Но это спасительный свет. На заднее сиденье. По привычке сначала открываю дверь боссу — от таких вещей сложно избавиться, особенно когда тело и мысли в разных местах.

Ви трогается сразу. Никто ничего не говорит. Тело медленно наливается свинцом.

Мы ушли. Мы ушли, мы ушли… получилось.

И что теперь?

— Я вывезу вас из города, — негромко произносит Ви, когда молчание начинает душить.

Босс тяжело вздыхает, откидывается на спинку сидения, расстегивает пуговицу на рубашке. Мелькающие фонари расчерчивают его лицо глубокими тенями.

— Ты обещал объяснить, — внимательный взгляд. Не властный. Только уставший. — Я жду.

Достаю из заднего кармана смятую пачку. Босс не отказывается. Ви тоже просит одну. Стоит опустить стекло, как в лицо ударяет ветер. Жмурюсь. Он гасит огонь зажигалки, приходится закрыться рукой и повернуться к боссу. Он наклоняется ближе, чтобы прикурить. Губа припухла.

— Простите, — бормочу. Откуда-то из глубины пробивается стыд.

Босс не отвечает, упирается затылком в подголовник и выпускает дым под крышу. Думаю, с чего начать. Рассказываю про Элис, Мишеля, Баха, сбиваюсь с темы на тему, но меня слушают молча.

— Часы, — говорит босс.

— Что?

Он указывает на свое запястье, продолжая наблюдать за дорожными огнями.

— Выброси их в окно.

Опускаю взгляд. Подарок Отца. Чтобы следить. Какой я идиот.

— Нам бы сменить направление, — безэмоционально замечает босс, когда хрупкий механизм разбивается об асфальт.

Ви только кивает. Она знает город достаточно хорошо, чтобы затеряться. Мне бы хотелось в это верить.

— Я не понимаю, чего они хотят от меня, — упираюсь лбом в сиденье впереди и закрываю глаза. — Я ничем не выдаюсь.

Босс усмехается. Даже поворачиваюсь, чтобы на это посмотреть.

— Ты себя недооцениваешь. И опять же, не все вертится вокруг тебя. Возможно, у Мишеля есть план, ты только одна из составляющих частей.

— Все равно, подставлять вас…

Босс качает головой.

— Это другая игра, они просто удобно пересеклись.

— Но Мишель знал, когда вы будете в Отеле. И тот, кто стрелял на ваших переговорах… он был не его человеком?

— Не думаю. Если Издательство пытается получить информацию о Мишеле, то ему невыгодно давать им земли. Больше территории — больше контактов. Я думаю, что это были сами Издатели. И что убийство было постановкой, — босс тихо фыркает. —Грязная игра. Мишель мог просто узнать об их плане. Или Элис. Они ведь за ней охотились?

— И вы были готовы умереть просто так?! — пропускаю последние слова мимо ушей, стыд за губу испаряется, хочется добавить еще.

Босс молча встречается взглядом с отражением Ви в зеркале заднего вида. Ну нет!

— Вы надеялись на меня?

— Прости, — Ви прячет взгляд.

Снова стукаюсь лбом о ее кресло. На обиды сил нет.

— Почему тогда спорили?

— Ты меня разозлил, — спокойно отвечает босс.

— Вы думали, что я пришел вас убить!

— Хотел пошутить.

— Отвратительно. У вас нет чувства юмора.

— Поэтому и не шучу.

Волна облегчения накатывает неожиданно, чуть не сползаю на коврик. Приваливаюсь плечом к двери. Хочется есть.

— Что дальше? — кажется, это беспокоит здесь только меня. — Получается, Мишель действительно хотел вас спасти. — На секунду замолкаю, мысли складываются в одну. — Для этого я и был нужен, да?

Босс пожимает плечами.

— Отель никому не помогает, — говорит он.

— Так я ведь теперь его часть.

— Ты бунтарь, — хмыкает босс. — Честный. Преданный. Наивный. Надежный. Можно быть уверенным, что в твоих руках все пойдет не так, как это представляют остальные.

— Значит, Отель не враг?

— Он нейтрален. Поэтому ты в него и не вписываешься.

— Но Мишель управляет городом. Разве это нейтралитет?

— Он предоставляет возможность, — возражает босс. — Остальное мы делаем сами.

По сжавшемуся желудку понимаю, что Ви сбросила скорость. Подаюсь вперед.

— Что случилось?

Она кивает на дорогу. Прищуриваюсь. У обочины стоит Заместитель. По спине пробегает колючий холодок. Он ведь всего лишь человек… да?

— Остановимся? — тихо спрашивает Ви.

Кидаю взгляд на босса. Он делает глубокую затяжку.

— Если бы они хотели тебя остановить, то сделали бы это там, — отвечает он на немой вопрос.

Наверное, это очередная очень плохая идея. Но после всего… не умру же я так?

— Господин Дач, — это обращение точно будет сниться в кошмарах. — Зря вы выбросили часы.

— Как вы нас нашли?

— Это маленький город, — я уверен, что Заместитель втайне наслаждается своей жуткостью. — Отец просил кое-что у вас забрать.

Он указывает на бордовый жилет. Непонимающе прослеживаю за взглядом.

— Одежду?

— К сожалению, за многочисленные нарушения правил Отеля мы вынуждены исключить вас из числа его сотрудников.

Переступаю с ноги на ногу.

— О…

— Вы также не можете быть приняты в это число вновь.

— Понятно.

— Но вы все еще вправе пользоваться услугами Отеля в общем порядке. На самом деле, за вами остается зарезервированной комната 1301. Но ключи от кухни прошу вернуть.

— Подождите, зарезервированной? Разве это не мертвый этаж?

— Посетители могут распоряжаться номерами по собственному усмотрению, до тех пор, пока это не предполагает прямой угрозы Отелю или его сотрудникам. Номер 1301 часто снимает один постоялец. Он просил не задерживать ключ слишком долго.

Постоялец… Мишель?..

— Еще он просил передать: «Чаевые ты отработал, малыш».

Смотрю на Заместителя круглыми глазами. Он все так же невозмутим.

— А… как его звали?

— Он сказал, что вы поймете правильно.

Ха. Вот так… Мишель трепал меня по плечу. Многие ли этим похвастаются?

Заместитель ненадолго останавливает взгляд на машине. Напрягаюсь. Мысленно пересчитываю патроны.

— Я тоже был верен своему боссу, — вдруг говорит он. Потом отрешенно смотрит на пустой рукав пиджака. — К сожалению, руки не хватило, чтобы его спасти. Вам повезло больше. — От таких откровений окончательно теряюсь, и Заместитель решает добить: — Вы ему нужны. Не дайте подобному повториться снова, господин Дач.

Захлопываю дверь и растерянно тру переносицу.

— Кажется, я теперь безработный.

— Да тебя ограбили, — с улыбкой отвечает Ви.

Бесстыдно рассматривает в зеркало разъехавшиеся бинты. Пришлось отдать форму. Спасибо хоть штаны оставили.

— Какое совпадение, — протягивает босс. — Мне как раз недостает пары людей.

— Прощаете?

Он проводит рукой по подбитой щеке, потом смеряет взглядом меня.

— Ты свое уже получил.

— Что будете делать?

Босс запрокидывает голову и закрывает глаза.

— Возьму отпуск.

— А Порядок?

— Территории мы уже потеряли, о репутации можно забыть, но я оставил надежных людей. Какое-то время они продержатся.

— Ви? — перевожу взгляд на нее.

Ви пожимает плечами, поправляет фуражку и мягко давит на газ.

— Для начала отвезу вас подальше, ну а завтра у меня смена. Не все здесь без работы.

Киваю. У нее своя жизнь. Достаю из кармана ключи и протягиваю боссу. Он приоткрывает один глаз.

— Что это?

— От номера, в котором вы были. Кажется, Мишель хочет встретиться… скорее всего, с вами.

— М, — босс что-то обдумывает, потом снова закрывает глаза. — Оставь пока у себя.

Ви высаживает нас у мотеля. Босс уходит регистрироваться, многозначительно закатывает глаза на мое обещание быстро его догнать. Сегодня столько эмоций, он прям сам не свой.

Облокачиваюсь на крышу и наклоняюсь, чтобы сказать что-нибудь не слишком сентиментальное. Чуть не падаю внутрь, когда Ви хватает за шею и дергает к себе. Козырек фуражки больно упирается в лоб.

Она боялась, что я не вернусь.

Закрываю глаза и прижимаюсь ближе.

Ви медленно отстраняется от губ, целует скулу и висок, утыкается носом в волосы. Долго стою так. Ее тихое дыхание над ухом почти не слышно за шумом мотора. На спине холодно оседает предрассветная роса.

— Останешься?

— Скоро смена…

Улыбаюсь.

— А когда-то было не так?

Ви легонько дергает за волосы на затылке.

— Дурак.

— Хочешь, я тебя на руках донесу?

— Ты себя-то не урони.

— Спорим?

Босс смотрит на нас как на детей. Номера он предусмотрительно снял два, просил только помнить, что стены между ними тонкие.

Не знаю, откуда силы, но ухитряюсь донести Ви до кровати. Спотыкаюсь всего раз, в самом конце.

— Герой! — нарекает она сквозь смех.

Делаю слабую попытку выдавить из себя что-то геройское, но получается только стон. Она треплет по голове, касается губами лопатки и прижимается к ней горячей щекой.

— Теперь мне нести тебя в душ? — с усмешкой произносит Ви, и от пробежавших вдоль позвоночника пальцев тело покрывается мурашками.

Неуклюже переворачиваюсь на бок, прижимаю ее к себе. Оставляю на шее влажный поцелуй. Она гладит по спине, старается не задеть синяки, но мне кажется, что они уже везде. И в целом все равно. Синяки заживут. И появятся снова. А я ведь никогда не говорил…

— Ви, я тебя люблю.

Руки на спине замирают. Поднимаю глаза. Она быстро срывает с себя фуражку и натягивает мне на нос, а потом прижимает лбом к груди.

— Дурак. — Ви крепко обнимает. Ее сердце слышу даже через форму. — Никогда не вздумай умирать.

Тихо смеюсь.

— Обещаю, что не раньше тебя.

Мы оба знаем, что на работу Ви опоздает, потому что вместе под одеялом будет слишком тепло. И что утром босс изворчится, потому что выспаться мы не дадим. И что вряд ли все, что случилось этой ночью, случилось в последний раз. В конце концов, боссу ведь нужно возвращать семью. А Отелю — не дать анархистам и Издателям залезть слишком далеко. Ну а мне вариться в этом котле, гадая, кто использует следующим.

Но все это будет потом. А сейчас, пока новый день не начался, можно, совсем немного, несколько часов, но все же можно отдохнуть.