Бар "Торчащие соски" (джен)

Ты подходишь к обветшалому и замызганному бару на самой окраине города. Вокруг припаркована куча грузовиков и пыльных легковушек неизвестных возрастов и марок, как будто это самое популярное место на всей триста семьдесят седьмой трассе. Вывеска под линялой крышей подсвечивается и моргает, как двадцать пять лет назад в «От заката до рассвета». Название будто тоже оттуда — «Торчащие соски». Морщишься — максимум это «Древние обвислые сиськи».

Пинаешь рассохшуюся дверь, сквозь доски которой виден почти весь бар. Внутри он выглядит не лучше, чем снаружи, но предусмотрительно приглушённый до режима «а что, здесь вообще есть лампы?» свет слегка сглаживает впечатление.

О, а вместо пола, похоже, земля.

Устало проталкиваешься сквозь кучку мужиков к заветной стойке. Пахнет кислым пивом, потом и дешёвыми сигаретами. Улыбаешься — и правда, привет, девяносто пятый. Откуда-то из колонок ненавязчиво играет старый рок, и чуть громче гудят низкие голоса.

Пусть тебе и пришлось добираться пешком почти час, зато в этой дыре, в которой коротают ночи преимущественно дальнобойщики и, возможно, — ты тут ещё ни разу не была и не можешь сказать точно, — всякий сброд, твои шансы наткнуться на знакомых близятся к нулю. Навязчивая компания коллег — последнее, что тебе сейчас нужно.

Бармен с серым безэмоциональным лицом молча принимает заказ, и в следующее мгновение перед тобой стоит стакан. Виски дрянной и дешёвый, он обжигает горло и пищевод, но это даже хорошо. Бодрит. Месяц был откровенно дерьмовым: Ас заездил мозги так, что последние дни желание приложить ладони к ушам стало нестерпимым — казалось, из них вот-вот повалит пар. Впрочем, с ним всегда было тяжело, просто до сих пор ты ещё не доходила до точки кипения. За месяц ты даже ни разу не поела нормально — от дерьмовых перекусов уже откровенно тянет блевать, но заниматься едой самостоятельно нет никаких сил. И пусть ещё неделю назад ты на бурду, что здесь считают за алкоголь, и не посмотрела бы, сейчас второй стакан — всё такой же обжигающе мерзкий — приятно ослабляет тиски, в которые Ас зажал твою бедную голову.

После третьей стопки начинает болеть желудок. Обводишь скучающим взглядом потрёпанное меню за барменом, а потом тёмный зал. Еда на вид пресная и скучная, от неё снова подступает тошнота. Да и большей части заявленного, ты уверена, не дождёшься никогда.

В баре три женщины, и ты не уверена, что это не прихваченные где-нибудь на трассе проститутки. У тебя, наверное, есть шанс склеить какого-нибудь мудака, который попыхтит пару минут и уснёт пьяным сном, но зато будет шанс поесть нормально и выспаться наконец. Давно надо переехать, нахрен, из этой дыры, но Ас…

Хватит ли у тебя духа, чтобы справиться с гневом этого начальства? Ты крутишь в руках позабытый кем-то цент, раздумывая, как легко было бы доверить свою судьбу монетке и потом винить в последующих трудностях её, а не себя. Пока цент кружится на столешнице, ты поднимаешь взгляд. У противоположного края стойки ты впервые — что удивительно, ведь несколько минут назад ты уже просканировала взглядом весь бар, — замечаешь довольно симпатичного уставшего парня, сидящего, уставившись в телефон. Судя по косым взглядам бармена, свою кружку пива он цедит уже минут пятнадцать. Под его глазами залегли тени. Он выглядит, как тот, кто стремится уехать куда подальше. И ты думаешь, что, может…

— Привет, конфетка.

«Нет, не может», — про себя вздыхаешь ты.

На стойку перед тобой, прямо на готовую уже лечь монетку, опускается ладонь, а потом в поле зрения возникает и тип твоего возраста, но уже порядком потасканный жизнью. Стрижка ёжиком, двухдневная щетина с проблескивающей проседью и неприятно оценивающий взгляд маленьких невыразительных глаз. На конфетку сейчас ты похожа меньше всего — пыльные берцы, брюки цвета хаки с вытянутыми коленками и серая футболка. Твоё лицо непримечательно, а волосы не падают красивой светлой волной. Люди видят тебя и сразу забывают. Обычно тебя это устраивает.

Хотя среди этого контингента ты, наверное, и правда конфетка.

Ты кривишь рот в подобии улыбки, но как будто этого достаточно. Тип — после «конфетки» ты его в принципе не слушала, так что даже не знаешь, как его зовут — расплачивается за твою выпивку мятой двадцаткой, но прежде, чем он тянет тебя к выходу, ты успеваешь влить в себя четвёртый стакан, хотя и умудряешься ни разу не взглянуть на чёртов цент.

Голова приятно кружится, и ноги как будто ходят по облачку, а не по земляному полу. Но ходить по облачку сложно, и ноги то и дело заплетаются друг о друга. Тип по-джентльменски придерживает тебя за талию, что даже не неприятно. Вы выходите на улицу, воздух холодит разгорячённое после виски лицо и по-своему освежает после духоты бара. С каждым шагом алкоголь потихоньку выветривается из твоего организма — чёртов быстрый метаболизм. Рука типа уже не кажется джентльменской — она наглая и сильная. Ладонь лежит практически под грудью, а большой палец вообще то и дело на неё надавливает. Рот кривится в неприятной улыбке так, что видно его клыки. Ты хочешь возмутиться и вырваться, а потом вспоминаешь этот жуткий месяц и то, за чем вообще пришла в клятый бар… и покорно следуешь за типом.

Почему-то ты думала, что он дальнобойщик, но вы садитесь в старенький чёрный «Додж» и под его мерное гудение выезжаете на трассу. Ты не спрашиваешь, куда вы едете, тип свободной рукой поглаживает твоё бедро, дорога укачивает, а ты так мало спала…

Ты просыпаешься, наверное, минут через пять. Глубокий сон никогда не был твоей сильной стороной, а ухабистая почва, из-за которой ты то и дело стучишься головой о стекло, и подавно не способствует приятным сновидениям.

Ты резко открываешь глаза и ошарашенно озираешься. Сердце после спокойного умеренного ритма сразу берёт заполошный и стучит где-то у горла. В кровь поступает адреналин. Вы съезжаете с тёмной дороги, рука с твоего бедра перемещается на крышку бардачка. Взгляд типа больше не невыразительный — он решительный, безумный и жестокий. Ты краем глаза ловишь отблеск лезвия.

Что же, пары минут пыхтения, кажется, сегодня не будет.

Но вот поздний ужин никто не отменял.

* * *

В голове приятная пустота, а в желудке столь же приятная тяжесть. Ты бросаешь типа прямо в машине. Жаль, что приходится всё сжечь — «Додж» не виноват, что его владелец бился, как бешеный олень в гоне, и запачкал салон своей кровью. Хорошо, что у него есть запасная рубашка, ты без зазрения совести её присваиваешь. А пару пятен на штанах даже не видно. Ты стираешь чужую кровь с лица собственной футболкой и бросаешь её в огонь. Идти до бара минут двадцать.

Ты уверена, что монетка упала нужной стороной, а тот милый парень всё ещё сидит там и топит усталость в дрянном пиве.

Ты уверена, что теперь вам с ним точно по пути.

Впервые за последний месяц ты улыбаешься во все клыки.