Линия (джен)

Мир изменчив. Погода, люди, страны, континенты — все меняется. Но есть две константы: жизнь и смерть. Они идут рядом, как две старых подруги, без одного нет осознания другого.

Тихие звуки аппарата ИВЛ, размеренный стук моторчика помпы, катетеры, шприцы, пропофол. Это моя работа, мой дом сегодня на двенадцать часов. Любимые кроксы на ногах, хирургичка и перчатки. Сегодня их трое в смене, но только у меня вторая смена.

И опять прислали новичка, у которого страх и восторг борются за главную партию в сегодняшней пьесе. Что же, пусть определяется быстрее, потому что роль надсмотрщика спокойствия не добавляет. Не волнуйся, малыш, победит тихая бронза.

Каждый раз одно и то же — победа остаётся за отчаянием. Отделение ОРИТ выжигает все, кроме него, настырности ему не занимать.

Грудная клетка в одном ритме двигается вверх и вниз, синусовый ритм — жирный бигль десяти лет, три реанимации за два дня. Страшное слово в графе диагноз — лимфома. Это мой пациент уже не первый день. У Моко было четыре курса химиотерапии, постоянные анализы, стоит центральный венозный катетер — периферия схлопнулась уже давно — нет результата. Грустно, просто грустно, ведь владельцы не тянули, обратились в клинику как только увидели шишечки в паху — Моко просыпался у нас в отделении после КТ, все норовил выйти из клетки, голодная диета — это для него не шутки.

Оксигенация пока на хорошем уровне, но это ненадолго. Дефибриллятор лежит на зарядке, лишь ожидая своего часа. Крайняя реанимация далась слишком тяжело, было откровенное желание качать лишь для вида, но потом чувство стыда не даёт спать ночами.

Сейчас самое утро, — клиника только открывается для клиентов, пересменка уже прошла, заведующая провела планерку — наше отделение единственное, которое получает наставления в своём отделении, а не в конференц зале. И да, тортики на день рождения мы тоже тихо хомячим рядом с ИВЛ.

К Моко тоже придут. Узнать, как он. И это самое сложное — сделать первый шаг навстречу к ним, нажать кнопку и открыть дверь на магните.

Они стоят рядом, совсем близко, мужчина молчит, спина неестественно ровная. И рядом она, теребит мягкого ежика в руках, его любимую игрушку — в глазах надежда и горе, и лишь я буду им судья.

Пора, пора отпустить. Вы боролись, вы сделали все, что могли. Он был любим и останется любимым в вашей памяти, но ему пора стать лишь воспоминанием, потому что того Моко больше нет, сейчас это уже оболочка, ваше согласие лишь иллюзия выбора.

Они просят лишь попрощаться, последний раз увидеть и погладить его белую шерстку и седую мордочку, коснуться хвоста, что раньше задорно бился об их ноги, почесать пузико и за ушком, положить рядом ежика, что хранит в себе запах дома.

Пора. Изолиния начала свой траурный марш.

В следующий раз я увижу их через пол года лишь мельком — они будут сидеть в кабинет вакцинации с милым толстолапым щенком лабрадора, который будет с интересом смотреть на аквариум с рыбками в холле и оглядываться на взрослых с бинтиками на лапах, весело стуча хвостом по его руке. И это новое маленькое существо на коленках отвлечёт их от воспоминаний о последнем дне здесь, ведь в его глазах сконцентрирована жизнь.