Пять раз, когда Кроули приходил на Место один, и один раз, когда пришел вместе с Азирафелем (джен)

Бесцельно брести по дороге даже приятно. Солнце нежно греет спину. Цель, конечно, у него есть — ближайшее поселение, но стоит ли спешить, когда в твоем распоряжении все время мира? Орел, поймав поток воздуха, парит в бескрайней синеве. Горьковатый запах полыни томно плывет в знойном воздухе, наполненном песней цикад. Убрав выбившийся рыжий локон за ухо, путник в длинной темной одежде останавливается. Морщится, увидев запылившийся подол. Впрочем, один щелчок пальцев, и его одежда будет как новая. Когда они уже изобретут нормальную черную краску? Конечно, он может воссоздать для себя любой цвет, какой только может представить. А представляет он его себе очень хорошо — черноту пространства, ждущую света первой звезды. Но стоит ли привлекать к себе лишнее внимание из-за своих прихотей?

Завернув за холм, дорога петляет дальше, но внимание путника привлекает совершенно белый камень, стоящий несколько поодаль. К нему ведет тоненькая тропинка. Интересно, кто и зачем его сюда притащил? В том, что камень именно притащили, сомневаться не приходится — слишком уж он выбивается из окружающего пейзажа. Путник сворачивает на тропинку. Небольшой подъем, и его взору открываются дополнительные детали. Вокруг белого большого камня на земле выложен довольно ровный круг из маленьких, таких же белых камней. Кто-то явно хочет обозначить это место, но почему именно его? Именно здесь? Причудливый ход человеческой мысли он привык изучать на практике, поэтому заходит в круг и садится на белый валун.

Мир переворачивается.

Солнце продолжает все также приятно припекать, орел парит в небе, высматривая добычу, да и подол его платья — все в той же пыли. Все как обычно, кроме того, что зияющая пустота внутри, образовавшаяся после Падения, вновь заполнена. Он уже успел забыть, как это — все время чувствовать свою связь с Ней. Как будто Ее отсутствие было лишь временным сбоем в личной настройке, которую можно исправить, стоит лишь подключиться … к чему? Что бы это ни было, поток, внезапно обрушившийся на него, возвращает в Изначалье, где вместо боли утраты существует лишь цельность. Теперь у него есть связь со всем миром.

Крылья сами разворачиваются в реальности, не в силах сдержать свою страсть к свободе, но он не обращает на них никакого внимания. На глаза наворачиваются слезы. Он вдруг понимает, что может задать любой вопрос, и, если как следует настроится, сможет в общем потоке уловить ответ, но в кои-то веки он совершенно не готов задавать какие бы то ни было вопросы. Обнаружив себя стоящим на коленях, огромным усилием воли он встает и выходит из круга. Прекращение Присутствия оказывается столь ошеломительным, что стоит большого мужества не войти обратно. Убрав крылья, он решает, что назовет этот участок земли Местом.

Вопросы. Их слишком много, они копятся, сталкиваются, как еще не изобретенные бильярдные шары, собираются в причудливые конфигурации и рождают новые вопросы. Проблема в том, что он не помнит своего Падения. Не помнит, что послужило его причиной. Не помнит подробностей. Кажется, он задавал слишком много вопросов?

Еще не выходит из головы Место. Может ли он туда вернуться? Может ли он вспомнить? Пока человечество встает на ноги и начинает писать свою историю в анналах времени, Кроли, в конце концов, решает воссоздать свою.

Снова рыжие волосы треплет теплый ветер, а подол почти-черной одежды пачкается в пыли. Знакомый поворот. Вместо одного белого камня их теперь три. Впрочем, не важно. Кроли решительно направляется прямиком к камням, считая, что на сей раз обойдется без шока. Разумеется, он ошибается. Непроизвольно расправляются крылья, он падает на колени, не в силах до конца справиться со своими чувствами. С чувством полноты.

— Что же я натворил? Пожалуйста, ответь мне…

Белые колонны, сладкий аромат цветов, причудливая игра света и тени. Он идет, пока не остается только свет. Голос, проникающий в самое сердце.

— Ты задаешь слишком много вопросов, сын мой.

Странно, но в голосе нет осуждения. Он не чувствует его. Лишь любовь. Бесконечная любовь и… эхо грусти.

В следующее мгновенье свет меркнет перед его глазами. Он приходит в себя на берегу серного озера. Что-то с ним не так, встать не получается. Постепенно приходит осознание: он теперь Змий. У него нет ног, чтобы встать, но такая форма ощущается правильной. В следующее мгновение приходит понимание, что форму можно изменить. Он прилагает усилие, и все-таки встает на ноги. Щелчком пальцев создает себе подобие одежды. Черной — так почему-то тоже кажется правильным. Что-то с его глазами, он стал гораздо лучше видеть в темноте. Вдалеке слышны голоса. Кажется, ничего больше не остается, кроме как пойти в их направлении. Он должен быть среди них. Он не знает, почему, но так представляется правильным. Теперь это его семья.

Он приходит в себя уже на закате дня. С трудом поднявшись на ноги, выходит за линию круга. Вопросы. Во всем виноваты вопросы. Плохо то, что они совершенно не собираются заканчиваться.

Когда воды потопа покрывают все обозримое пространство, и они с ангелом оказываются одни на вершине горы, вся боль и горечь выливается в единственный вопрос: «А детей-то за что?» Тех, кто даже не успел сделать свой выбор, если весь смысл был именно в нем? Разумеется, ответа нет, и, глядя на полные слез глаза Азирафеля, его трудно в этом винить.

Даже через десять лет он так и не может понять. Не может смириться. Снова стоя на вершине горы и глядя на то, как человечество обживает эти места заново, он вдруг понимает, что получить ответ сможет лишь в одном месте.

Снова на темную ткань налипает вездесущая пыль. И черный цвет — такой какой нужно, опять еще не изобрели. Но Кроули верит в человечество. А еще он верит, что снова сможет найти Место. И находит. Теперь там нет принесенного издалека белого камня. Но есть пирамидка, сложенная из местных, валяющихся здесь же обломков скал. Ландшафт немного изменился, но что-то подсказывает Кроули, что он пришел.

Он медленно и осторожно подходит к пирамидке. Бесполезно, он снова оказывается не готов. Крылья вырываются в реальность. Осев на землю и облокотившись на камни, он едва справляется со своими чувствами. Как в этом потоке сопричастности со всем найти конкретный ответ на конкретный вопрос? Может, сделать то, что он и так хорошо умеет — задать его?

Кроули сосредотачивается. Образ потопа… Почему?

Он уже не ощущает себя отдельной оккультной единицей. Он — един с Землей. Это в нем дышит раскаленным жаром ядро, поднимаются слои магмы, смещаются материки, океанические течения перемещают огромные массы мировых вод. Земля дышит. Земля живет. Земля чувствует человечество, расселяющееся на ее поверхности. С ним она обретает целостность. С ним начинает биться ее сердце.

Но вот проходит время и что-то идет не так. От многих людей поднимаются темные сгустки, и Кроули мгновенно понимает, что это эманации зла. Они множатся, собираются в своего рода тучи и препятствуют свободному дыханию планеты. Кроули прошибает холодный пот. Это его рук дело? Но нет, он тотчас же видит свой реальный вклад в дела мира. Но легче не становится, тучи тем временем густеют, и Кроули чувствует острую нехватку чего-то, что он бы определил, как возможность дышать. Странно, ему же это не требуется. Но сейчас он един с планетой. Тучи на эфирном плане оседают на физический, Земля очищается, и идет дождь. Бесконечный и беспросветный. Никто не выбирает, кто должен погибнуть. Никто не назначает жертв. Дети Земли сами рушат свой дом. Ответственность. Именно ей они должны научиться. Она… не вмешивается. Она позволяет им учиться на своих ошибках, как бы тяжелы они ни были.

Кроули обнаруживает себя лежащим возле груды камней. Совершенно потрясенный, он с трудом поднимается на ноги и шагает прочь. В голове — новые вопросы. В чем смысл их с ангелом пребывания на Земле? Он видел их реальный вклад — капля в море. Но ему позволяют… Нет, не так. Она ему позволяет… быть здесь. Наблюдать. Он не готов разговаривать с Ней напрямую, хотя, наверное, мог бы. Он точно уверен, что там, в том Месте его бы услышали. Но он не готов. До сих пор. Лишь рой новых вопросов больно жалит вновь воспалившиеся раны души… если у демонов есть душа. Пыль оседает на темном подоле. И когда они в конце концов изобретут нормальный черный краситель?

1862 г., на следующий день после ссоры.

Черная трость стучит о камень. На черные стильные ботинки оседает дорожная пыль. Как всегда. Впрочем, нет, хотя бы цвет на этот раз — тот, что надо. На этом, однако, все хорошее заканчивается. На Месте стоит христианский храм. Кроули не был здесь очень, очень давно. Он хмурится, настроение портится окончательно, но, тем не менее, он с интересом смотрит на строение. Видно, что оно стоит не на голом месте. Раньше тут тоже стоял храм, принадлежащий какому-то богу. Возможно, ему не стоило оставлять это место без присмотра.

Интересно, что будет, если он попытается войти? Испепелит ли его церковная благодать? И, кстати, там наверняка есть святая вода.

Кроули сжимает губы и делает шаг вперед. Какая разница, если до него никому нет дела? Если он никому не нужен? Конечно, если с ним что-то случится, начальство хватится его рано или поздно, но теперь уже Кроули нет никакого дела до начальства.

Открыть дверь и сделать шаг — что может быть проще? Он входит в церковь, ожидая боли, но… ожидания не оправдываются. Как будто это и не храм вовсе, а все тот же круг, огороженный камнями. И все то же ошеломляющее чувство Присутствия. Он садится на скамью, с трудом удерживая свои крылья на другом плане бытия. Мыслей о святой воде нет, нет вообще ничего, кроме…

Река. Он — это река, ее часть, ее течение, ее капля. Рядом с ним другая его часть, и он ощущает целостность. Он течет — местами плавно, местами перекатываясь через небольшие пороги. Ему хорошо. Но вот впереди большой остров. Река разделяется на два рукава и он оказывается один. Кажется все, из чего состоит его вода — лишь тоска об утерянном. Теперь ему остается жить воспоминаниями. Ты не нужен мне. Не нужен. Вот ответ. Теперь удел его жизни — одиночество. Вода на вкус как горечь слез. Проходит, наверное, вечность, хотя он понимает, что это не так. Внезапно ландшафт меняется, остров заканчивается, и рукава снова объединяются в цельность единого потока. Разве можно разделить то, что изначально едино?

— С вами все в порядке? — заботливый мужской голос вырывает его из глубин то ли сна, то ли яви. Он по-прежнему сидит на скамейке в церкви. Над ним склонился местный священник. Знал бы он, с кем говорит…

— Спасибо, все хорошо, — бормочет Кроули и старается уйти как можно быстрее, совершенно не настроенный на задушевные разговоры.

При выходе из храма приходит мысль — сон. Вот в чем он нуждается. Столько, сколько ему будет нужно, чтобы переждать остров разлуки. Он слишком погружен с себя, чтобы заметить большое белое перо на полу.

Он стоит возле руин. Кажется, это свойство человеческой истории — сначала строить храмы, а потом разрушать их. А затем на их месте строить другие. Но ему все равно. Его руки немного дрожат, и не удивительно. Всего лишь несколько часов назад он этими самыми руками держал новорожденного Антихриста.

Но все, что он хочет сейчас — заглянуть в Книгу Бытия. Хотя бы краешком глаза. Неужели это правда, и миру предстоит сгореть в огне войны между Небесами и Адом? Это и есть тот Великий План? Кроули не верит. Точнее, не хочет верить. Поэтому он здесь. Прислонившись к полуразрушенной колонне, он закрывает глаза.

Пожалуйста. Покажи мне.

Перед ним действительно возникает Книга. Она огромна, но он может ее листать, если захочет. Он протягивает руку. Открывает наугад. Листает страницы. В любое другое время он бы задержался на каждой, вспоминая причудливый узор истории человечества, но не сейчас. Еще лист. Вот рождение Антихриста, вот он видит себя, передающего Врага Рода Человеческого монашкам… Затаив дыхание, он переворачивает страницу и замирает, не смея дышать.

Живая пустота чистого листа полна ожидания. Еще один чистый лист. И еще. Он не может сосчитать, сколько их осталось до конца Книги.

Через год после несостоявшегося Армагеддона

Азирафель счастливо вздыхает. Он до сих пор еще не привык, что можно просто вот так радоваться приходу Кроули, не боясь начальства и не беспокоясь о жизни своего дорогого друга. Просто наслаждаться общением, свободой и ароматом свежесваренного кофе.

-Ну что, ангел, куда сегодня? В Ритц? — улыбается Кроули, заходя в подсобку и небрежным жестом кладя на столик столь любимые Азирафелем пирожные, — или, может, куда-нибудь уедем?

Азирафель расплывается в ответной улыбке. Он смотрит, как его друг растекается по дивану в своей излюбленной манере. Кроули теперь все чаще улыбается, хмурое и угрюмое выражение — редкий гость на его лице.

Вдруг ангелу приходит идея.

— Я бы хотел тебя попросить… Какое твое самое любимое место? Я имею в виду вообще на Земле? Я бы очень хотел, чтобы ты показал мне его.

Кроули сначала вскидывает бровь, а затем задумчиво смотрит куда-то в пространство.

— Знаешь, ангел, — через некоторое время произносит он, практически уже ложась на диван, — я не знаю… мне кажется, что самое любимое место на Земле находится прямо здесь. Так что можем просто остаться и продегустировать твои запасы вина. Я знаю, что у тебя еще что-то оставалось, — хитро прищуривается Змий.

В груди ангела разливается тепло, щеки розовеют.

-Ох, Кроули… Мне так приятно, но ты, кажется, слишком добр ко мне… — Азирафель продолжает краснеть и в волнении теребит свой жилет, — но может, все-таки ты подумаешь…

Кроули задумчиво смотрит на ангела.

— Хм, есть одно место… необычное место. Наверное, тебе интересно было бы побывать там. И если ты готов к небольшому чудесному путешествию…

-Конечно готов, мой дорогой!

* * *

Они стоят и смотрят на причудливую игру света и тени на остатках обрушившейся колонны — развалины храма под бездонным куполом небес. На их счастье, здесь больше никого нет.

Кроули вздыхает. Азирафель видит, что под напускным равнодушием скрывается сильное волнение.

— Ангел, возможно ты и не почувствуешь ничего, ты и так в благодати, но меня оно всегда… сбивает с ног, если так можно выразиться. Не удивляйся, — предупреждает Кроули и решительно шагает к бывшему храму.

Азирафель двигается следом. Едва войдя в зону действия Места, он замирает, забыв, как дышать. Да, четкое осознание Присутствия действительно ошеломляет, но не это сейчас главное… Его крылья сами собой проявляются в реальности, как и крылья Кроули. Вот в них-то и дело. За спиной его друга разворачиваются два абсолютно белоснежных крыла, причем сам Кроули, кажется, этого совершенно не осознает… Он стоит, словно в каком-то ступоре, и смотрит в небо.

Азирафель подходит и с благоговением проводит рукой по белоснежным перьям. Кроули вздрагивает и поворачивается.

— Ты видел свои крылья?

Кроули оглядывается и тут же меняется в лице.

— Какого… — неразборчиво бормочет он, снимает свои очки, снова смотрит на крылья и затем с недоумением — на ангела.

Азирафель снова забывает, как дышать.

— Кроули… твои глаза! Они… изменились. С тобой что-то происходит! Ты чувствуешь что-нибудь?

Кроули бледнеет.

— Ничего я не чувствую, кроме того, что и всегда в этом месте…

— Давай успокоимся, — Азирафель берет Кроули за руку, садится на остатки стены и усаживает его рядом с собой.

Ангел очень нежно обхватывает ладонями лицо друга и заглядывает тому в глаза. Вертикальные зрачки исчезли, вместо них — обычные круглые, сама же радужка возле зрачка словно светится теплым желтоватым светом, а дальше становится глубокого зеленого оттенка, к краю — почти изумрудного. Он никогда не видел таких глаз у людей.

— Что же это? — шепчет ангел, не в силах отвести взгляд от совершенно нечеловеческих глаз Кроули, и словно в ответ на этот вопрос его озаряет странная догадка.

— Кроули, если ты настроишься, ты можешь понять, что с тобой происходит!

— Я не хочу! — тот отворачивается и, кажется, боится даже спросить, что у него с глазами.

— Однажды я пробовал понять, почему я пал, толку было немного.

— Ты можешь попробовать еще раз. Я здесь, с тобой.

Кроули опускает голову.

— Я не могу… я понял, что сам блокирую свои воспоминания, потому что на самом деле боюсь этих ответов. Я не помню, что я натворил. А вдруг это что-то настолько ужасное, что я больше не смогу спокойно жить с этим. И что с моими глазами?

Азирафель обнимает его сзади и прижимает к себе.

— Они по-своему прекрасны, Кроули. Скажи, а раньше, когда ты приходил сюда, твои крылья не были белыми?

— Я просто не обращал внимания.

— Я понимаю… Но вот что я хочу сказать тебе. Я думаю, тебе не стоит бояться. Ты можешь наконец узнать правду. Если хочешь, я могу разделить с тобой этот опыт.

— Ты оставишь меня, если узнаешь, — едва слышно шепчет преобразившийся демон.

— Чтобы там ни было, я всегда буду с тобой, мой дорогой. Я не оставлю тебя, мне больно слышать, что ты думаешь, будто это вообще возможно.

Кроули поворачивает голову и смотрит на Азирафеля. Ангелу всегда нравились золотые глаза друга, но этот взгляд прожигает буквально насквозь. Полные теплого сияния, такие глаза могли быть только у создателя звезд.

— Мне кажется, что когда ты приходишь сюда, ты возвращаешься к своей первоначальной сути, — шепчет ангел.

— Но почему? Как это вообще возможно?

— Ты знаешь, что можешь получить ответ.

Кроули тяжело вздыхает, кладет голову на плечо Азирафеля и прикрывает глаза.

— Хорошо, ангел. Наверное, стоит с этим покончить раз и навсегда, — с тоскливой обреченностью шепчет он.

Он идет через анфиладу колонн, увитых лианами с прекрасными цветами, аромат которых разливается в воздухе. Небесный свет мягко струится отовсюду одновременно.

Кажется, что это единственное место, куда еще не добралась тень войны. Он стряхивает со своих тонких пальцев остатки звездной пыли. Разве до звезд теперь, если идет война между братьями и сестрами? Он доходит до центра, представляющего собой круг, обрамленный колоннами. Мягкий свет заливает все вокруг.

— Рафаэль.

Голос в его голове. Вездесущий и вместе с тем такой родной.

— Ты нужен мне, Рафаэль.

— Я здесь.

-Ты видишь, между моими детьми междоусобица. Они разделились, но, похоже, всем вам придется пройти этот урок. И. Я вижу, что мое любимое творение — Земля окажется под угрозой. Людям тоже придется пройти много уроков, но это необходимо, чтобы они выросли. Я создала их по своему образу и подобию, а, значит, они должны вырасти в Творцов. Но путь долог… Из-за вашего разделения человечество окажется перед угрозой гибели. У меня к тебе просьба. Я не могу приказывать, могу только просить. Просить помочь защитить Землю, но для этого тебе придется пройти большие испытания и переродиться.

— Что бы мне не пришлось перенести, если это необходимо, я готов.

— Мой верный Рафаэль… — в Голосе появились нотки непередаваемой нежности и в то же время грусти.

— Я буду один?

— Нет, вас будет двое, двое, составляющие одно. Вы будете хранить и защищать друг друга. Это будет нелегко, но твое сердце будет видеть правду… Но самое тяжелое, что предстоит тебе — отсутствие постоянной связи со Мной. Ты не будешь чувствовать моего присутствия, ты вообще должен будешь забыть этот разговор. Ты будешь считать себя падшим, но, к сожалению, это необходимо.

Рафаэль бледнеет, на зеленые глаза наворачиваются слезы.

— Не буду чувствовать твоего присутствия? Что ж, если это необходимо… Это будет… навсегда?

— Нет, сын мой. Не навсегда. Однажды ты вернешься, но для этого потребуется определенное мужество. Ты готов?

— Готов. Но кто будет этот, второй?

— Ты задаешь слишком много вопросов, сын мой.

В голосе лишь любовь. Бесконечная любовь и… эхо грусти.

В следующее мгновенье свет меркнет перед его глазами. Он приходит в себя на берегу серного озера. Что-то с ним не так, встать не получается. Постепенно приходит осознание — он теперь Змий. У него нет ног, чтобы встать, но такая форма ощущается правильной. В следующее мгновение приходит осознание, что форму можно изменить. Он прилагает усилие, и все-таки встает на ноги. Щелчком пальце создает себе подобие хитона. Черного — так почему-то тоже кажется правильным. Что-то с его глазами, он стал гораздо лучше видеть в темноте. Вдалеке слышны голоса. Кажется, ничего больше не остается, кроме как пойти в их направлении. Он должен быть среди них. Он не знает, почему, но так представляется правильным. Теперь это его семья.

Кроули открывает глаза, полные слез.

— Мой дорогой, мне было позволено все видеть… Прости меня, — срывающимся шепотом говорит Азирафель, — из меня был плохой друг. Вместо того, чтобы беречь тебя, я лишь пользовался твоей бесконечной добротой…

— Что ты несешь, ангел? — слезы на зеленых глазах мгновенно высыхают от праведного гнева, — ты был отличным хранителем, ты хранил самое главное — мое сердце. Без тебя я бы не выдержал, ты это понимаешь? Ну а я делал, что мог — хранил тебя самого. Да и то не уберег под конец, — глубокая складка прорезает лоб бывшего демона.

— Кто же я теперь, Азирафель? — шепчет Кроули, прижимаясь лбом к плечу ангела.

— Ты часть меня, Кроули, а я — часть тебя. Я больше никогда не оставлю тебя, мой дорогой. Что же касается твоего статуса, цвета глаз и крыльев — это твой выбор. Каким бы он ни был, я принимаю его. Самое главное сейчас, чтобы ты смог обрести целостность, собрать все части себя. Это то, что действительно важно. А что нам делать дальше… будущее покажет.

— Или можно будет прийти сюда снова и спросить у Нее.

Кроули улыбается и Азирафель вздыхает.

— Здесь прекрасное место, но, мне кажется, что это уже не обязательно. Что-то мне подсказывает, что, если ты захочешь спросить, тебе обязательно ответят и так…

* * *

Два ангела сидят на развалинах храма, и солнце нежно греет им спину. Орел, поймав поток воздуха, парит в бескрайней синеве. Горьковатый запах полыни томно плывет в знойном воздухе, наполненном песней цикад.

Кажется, что разрушение — неизбежная часть жизни, но течет время, и на месте руин всегда возникает новое. Ибо таково свойство человека, ведь он учится быть Творцом…