Маргоша - 4 (гет)

1. Редакция «М&Ж». Кабинет главного редактора. Полтора часа пролетает быстро, а до завершения статьи и конь не валялся. Марго ругает Гошу, придумавшего дурацкую тему номера:

— Блин, Гоша! Угораздило тебя озвучить такое название… Сам придумал, сам бы и писал!

Тот огрызается:

— У кого, что болит. Это тебе приспичило искать мужика на стороне, вот и обосновывай.

— Капец! Какого еще мужика?!

— Не знаю...Тебе видней.

Маргарита насуплено отворачивается:

— Найдешь тут как же… Наумыч со своими сроками задолбал уже… А между прочим послезавтра затмение!

Егоров не заставляет себя долго ждать. Его голова просовывается в приоткрытую дверь:

— Готово?

Маргарита ворчит со своего рабочего места:

— Борис Наумович, это все-таки творческий процесс! Мне нужно еще время.

Шеф с недовольным видом проходит к столу:

— Это что? Саботаж? Контрреволюция? Пятилетку решили сорвать? Я вас тут запру сейчас и не выпущу, пока номер готов не будет!

2. В холле Лазарев подходит к секретарской стойке и, нервно пощипывая бровь, интересуется у Людмилы:

— А скажи-ка Люсенька… Ты во сколько на работу пришла?

— Как всегда!

— Как всегда это во сколько?

Секретарша бодро чеканит:

— Без пятнадцати девять.

— Кто-то уже был на рабочих местах?

— Борис Наумович у себя в кабинете пил кофе вместе с Натальей Борисовной.

Константин Петрович, пожевав губу, подозрительно посматривает по сторонам:

— В мой кабинет заходили?

— При мне нет!

— Как появится Зимовский, пусть зайдет ко мне

3. В той запарке, что обуяла весь «М&Ж» при подготовке номера, Ребровым даже обедать приходиться по очереди — первой Марго отправляется в «Дедлайн». В ее отсутствие Гоша звонит Вере Михайловне:

— Ма… Это я, Гоша. Ну, Маша, то есть.

Когда спустя полчаса жена возвращается, Игорь встречает ее с растерянным видом:

— Слушай Марго, тут такое дело…

Работа важней, так что сторонние известия откладываются Маргаритой на потом:

— Подожди. Кажется, я нащупала ключевую идею для статьи и сейчас ее буду переделывать. Нам не нужно делать акцента на измене, которая разрушает любовь, нам нужно повернуть ситуацию на игру в измену, которая заставляет взглянуть со стороны на любимого человека и почувствовать, что же мы реально потеряем в обмен на минутные удовольствия.

Гоша подхватывает на лету:

— Кажется, я понял… Это будет совсем другой ракурс. Может быть, не просто игра, а целый квест?!

— Да!

Выложив, пока не забыла, свою мысль, Марго, успокоившись, возвращается к проблемам мужа:

— Ну, давай, вываливай, что у тебя стряслось.

— Я маме позвонил. Хотел о здоровье справиться… Ну и насчет Шульгина…

— Ну давай быстрей, мысль потеряю!

То, что Гоша сообщает, вызывает шок:

— В общем…. Он твой отец…

— В смысле? Какой мой отец? Подожди..., твой?

Оказывается Шульгин-старший прознал, что Маша Васильева его внебрачная дочь и теперь всеми фибрами души жаждет исправить свою несправедливость к ней:

— Ну, да… Но он уверен — твой и вряд ли мы его переубедим, даже если навалимся скопом… Ты же его знаешь…

Маргарита хватается за голову:

— Батюшки святы! Это ж теперь Гончарова у меня в мачехах ходить будет?

Гоша виновато опускает голову:

— Не знаю… В общем, в воскресенье мама нас зовет к себе в гости и там официально нам его представит.

— Зашибись! Ладно, это уже после затмения. Если все обойдется, то я и Зимовского готова усыновить!

5. Вечер, за окном темно. Антон стучится в дверь кабинета Лазарева, просовывает голову внутрь и, угодливо улыбаясь, просит разрешения зайти:

— Константин Петрович, вызывали?

— Заходи, садись. Вот полюбуйся!

Когда тот приближается, Лазарев подталкивает в сторону Зимовского пачку договоров:

— Инвесторы недовольны.

— Чем это?

— Нет индивидуальных номеров акций.

Антон обиженно оправдывается:

— Так ведь вы сами…

— Что я сам? Тебе дело поручили, а ты не справился. И еще… Часть акций у меня оставалась в сейфе и пропала… Есть ли какие-нибудь подозрения?

Глаза Антона начинают бегать по сторонам, и он пытается перевести стрелки на Марго и Гошу — они же не акционеры:

— Я думаю, Ребровы мутят. У всех же сотрудников будут акции объединенной компании, а у них нет.

Константин Петрович задумчиво постукивает пальцами по столу:

— Не знаю… Я больше склоняюсь к Егоровым…

6. Рабочий день пролетает незаметно, да и следующий проходит в такой же беготне с компоновкой номера и отправкой его в типографию — к ночи народ уже буквально валится с ног. Все в эту ночь крепко спят, забыв о своих тревогах — Калугин с Алисой и мамой, Зимовский с Эльвирой, Наташа с Бориской, Аня с Геной, Валик с Галей, Люся с Колей, Света с Пашей, Вадим с Софьей, Егоров с бутылкой виски, Каролина Викторовна с семейной фотографией. Дремлет Фиона, думая о щенках, которые должны скоро появиться, дремлет в одиночестве Федор Шульгин, вспоминая то Настю, то молодую Веру и конечно спит Марго в обнимку с Гошей... Только Милана не может сомкнуть глаз — следующая ночь обещает страшную развязку. Она смотрит на взошедшую луну и шепчет:

— Мистическая… Таинственная…

7. Редакция «М&Ж». Утром в кабинете Лазарева раздается звонок из Испании от Гальяно:

— Костя! Лето на дворе, а ты все никак из спячки не выйдешь.

— Серхио…, э-э-э…, это ты о чем?

Испанский шеф торопит:

— Ты договора дооформил? С твоими темпами мы до Нового года проваландаемся.

Подлинные акции пропали, а собирать у народа фальшивые и вписывать липовые номера — мостить себе дорогу в тюрьму. Константин Петрович тянет время, выдумывая отговорки:

— Послушай… Тут возникли непредвиденные обстоятельства… Пока всех акционеров отловишь, пока то, да се…

Гальяно перебивает:

— В общем так…. Завтра я буду в Москве, мы с тобой сядем и плотно поработаем над твоими проблемами.

Звучит некомфортно и Лазарев, чувствуя угрозу, осторожно переспрашивает:

— Над моими проблемами?!

— Ну не над моими же!

8. На утренней летучке Наумыч светится от счастья — новый номер быстро распродается:

— Ну что, марксисты — ленинисты все идет отлично. В первые часы уже реализовано тридцать процентов выпуска!

Народ хлопает в ладоши и приветствует известие довольными возгласами:

— О-о-о!

— Все поработали отлично. Центральная статья просто сокрушительная, что не слово, то прямо в глаз. Наташенька, отдел моды превзошел сам себя! Ну а художественное оформление просто загляденье — вот что значит сплоченная работа профессионалов! Андрей, Паша, Света — персональная премия каждому!

Народ вновь аплодирует, но Наумыч поднимает руку, прекращая овации:

— Есть правда и грустная для всех нас новость. Командировка Андрея Николаевича заканчивается, и он в эти выходные возвращается домой, в свой «Триумф».

Зимовский хмыкает: «Проводим, проводим… Тем более, оставил твоей дочурке на память подарочек!». Наташа, сидевшая до сих пор с довольным видом, резко поворачивается к Андрею… Ее глаза наполняются тоской и начинают блестеть слезами.

Егоров заканчивает:

— Праздновать будем в ресторане. И победу, и проводы. Форма одежды парадная. Сегодня рабочий день в «М&Ж» сокращается на час и его окончание переносится на двадцать один ноль-ноль, ха-ха.

9. Константин Петрович снова и снова пытается дозвониться по заветному номеру, который ему дали по очень большому блату и за немалые деньги. Наконец на том конце снимают трубку.

— У аппарата.

— Здравствуйте, моя фамилия Лазарев. Вам наверно сообщили, что я буду звонить?

— Излагайте.

— У меня из сейфа пропали документы, крайне важные… Их нужно разыскать до завтра и сделать это требуется очень конфиденциально. У меня есть подозрения, кто это сделал, но полной уверенности нет.

Озвучив свою просьбу, Лазарев ждет решения, и оно есть, но заявленная цена за услугу шокирует:

— Лимон.

— А? Не понял… Рублей?

— Монгольских тугриков… Кажется, вы несерьезный клиент, хотя меня уверяли в обратном. Ладно, с вами свяжутся.

В ответ на попытку поторговаться, в трубке слышны короткие гудки.

10. Вернувшись в свой кабинет после оперативки, Марго дает волю эмоциям — вечернее ресторанное мероприятие никак не вписывается в планы Ребровых:

— Блин! Марксист недоделанный! Ну, какой еще ресторан?! Тут каждая минута на счету до затмения!

Гоша уныло вздыхает:

— Ну и что будем делать?

— А я знаю? Кстати, ты нашел с кем скоротать ночку?

— Марго?!

— Ну что ты мычишь? Звони Крыловой.

— А ты?

— А что мне остается? Буду охмурять Калугина на банкете…